ЗДРАВСТВУЙ, СТАРОСТЬ - Я ТВОЯ!!!!
В январе к Антоновне пришел климакс. Поначалу никаких особых проблем это событие не принесло. Не было пресловутых приливов и отливов, потливости, учащенного сердцебиения, головных болей. Просто прекратились месячные и все: здравствуй, старость, я твоя!
К врачу Антоновна не пошла, и так много читала и знала, что к чему. Да и подруги о себе часто рассказывали, делились ощущениями. Тебе, говорили, Антоновна, крупно повезло. Это же надо, так легко климакс переносишь!
Как сглазили подруги. Стали вскоре происходить с Антоновной странные вещи. Понимала она, что это гормональные изменения в организме, которые бесследно не проходят. Отсюда, наверное, и беспричинная смена настроения, и головокружение, и слабость.
Все труднее стало Антоновне наклоняться к внучке Лизоньке, аппетит пропал, спина болеть стала как-то по-новому. По утрам часто отекало лицо, а по вечерам — ноги. Какое-то время на свои недомогания Антоновна особого внимания не обращала. Первыми забили тревогу невестки: какая вы, мама, квелая стали, бледная. Сходите к врачу, сделайте УЗИ, не тяните, с такими делами не шутят!
Антоновна молчала. Сомнения, что с ней что-то неладно, и так уже давно поселились в ее душе. А тут еще стала сильно болеть грудь, ну просто огнем горит, не дотронуться. Низ живота тянет, спать не дает. Часто бессонными ночами под мерное похрапывание мужа, лежала Антоновна на спине, уставившись в потолок, и тихо плакала, думая о будущем и вспоминая прошлое.
Ну как же не хотелось ей умирать! Ведь только пятьдесят два еще, до пенсии даже не дотянула. С мужем дачу начали подыскивать, решили на природе побольше побыть. Сыновья такие замечательные, на хороших работах. Невестки уважительные, не дерзят, помогают седину закрашивать, советуют, что из одежды купить, чтоб полноту скрыть.
Внучка единственная, Лизонька, просто золотая девочка, не нарадоваться. Фигурным катанием занимается, в первый класс осенью пойдет. Рисует хорошо, уже вязать умеет – бабушка научила.
Как же быстро жизнь пролетела! Кажется Антоновне, что и не жила еще совсем. Вот младшего сына только что женила, еще детей от него не дождалась, а тут болезнь, будь она неладна!
Утирала Антоновна горячие слезы краем пододеяльника, а они текли и текли по ее щекам. По утрам под глазами образовывались синие круги, лицо потемнело, осунулось.
Кое-как пережила Антоновна весну и лето, а к осени совсем ей плохо стало. Одышка, боль в спине страшная почти не отпускает, живот болит нестерпимо. Решилась, наконец, Антоновна записаться на прием к врачу и рассказать о своих страданиях мужу.
В женскую консультацию Антоновну сопровождала почти вся семья. Муж, Андрей Ильич со старшим сыном остался в машине, а обе невестки ожидали ее в коридоре.
С трудом взобравшись на смотровое кресло и краснея от неловкости, Антоновна отвечала на вопросы докторши: когда прекратились месячные, когда почувствовала недомогание, когда в последний раз обследовалась. Отвечала Антоновна долго, успела даже замерзнуть на кресле, пока докторша заполняла карточку, мыла руки, натягивала резиновые перчатки.
— Онкодиспансер? – кричала та в трубку. – Это из пятой. У меня тяжелая больная, нужна срочная консультация. Срочная! Да, да… Видимо, последняя стадия. Я матки не нахожу. Пятьдесят два… Первичное обращение. Да, не говорите… Как в лесу живут. Учишь их, учишь, информация на каждом столбе, а лишний раз к врачу сходить у них времени нет. Да, да, хорошо, отправляю.
Закончив разговор, докторша перешла к столу и стала оформлять какие-то бумаги.
— Вы сюда одна приехали, женщина?
— Нет, с мужем, с детьми, на машине мы, — тихо ответила Антоновна онемевшими губами. Только сейчас почувствовала она сильнейшую боль во всем теле. От этой боли перехватывало дыхание, отнимались ноги, хотелось кричать. Антоновна прислонилась к дверному косяку и заплакала. Акушерка выскочила в коридор и крикнула:
— Кто здесь с Пашковой? Зайдите!
Невестки вскочили и заторопились в кабинет. Увидев свекровь, все поняли сразу. Антоновна плакала и корчилась от боли, словно издалека доносились до нее обрывки указаний докторши: немедленно, срочно, первая больница, онкология, второй этаж, дежурный врач ждет… Вот направление, вот карточка… Очень поздно, сожалею… Почему тянули, ведь образованные люди…
В машине ехали молча. Андрей Ильич не стесняясь шмыгал носом, время от времени утирая слезы тыльной стороной ладони. Сын напряженно всматривался на дорогу, до боли в пальцах сжимая в руках руль.
На заднем сидении невестки с двух сторон поддерживали свекровь, которую покидали уже последние силы. Антоновна стонала, а когда боль становилась совсем нестерпимой, кричала в голос, вызывая тем самым у Андрея Ильича новые приступы рыданий.
Иногда боль на несколько мгновений утихала, и тогда Антоновна успевала увидеть проплывающие за окнами машины пожелтевшие кроны деревьев. Прощаясь с ними, Антоновна мысленно прощалась и с детьми, и с мужем, и с внучкой Лизонькой. Уж не придется ее больше побаловать вкусными пирожками. А кто теперь поведет ее в первый класс, кто встретит родимую после уроков? Кто обнимет ее крепко-крепко, поцелует, восхитится ее первыми успехами.
В диспансере долго ждать не пришлось. Антоновну приняли сразу. Семья в ужасе, не смея присесть, кучкой стояла у окна. Андрей Ильич уже не плакал, а как-то потерянно и беспомощно смотрел в одну точку. Невестки комкали в руках платочки, сын молча раскачивался всем телом из стороны в сторону.
В кабинете, куда отвели Антоновну, видимо, происходило что-то страшное. Сначала оттуда выскочила медсестра с пунцовым лицом и бросилась в конец коридора. Потом быстрым шагом в кабинет зашел пожилой врач в хирургическом халате и в бахилах. Затем почти бегом туда же заскочило еще несколько докторов.
Когда в конце коридора раздался грохот, семья машинально, как по команде, повернула головы к источнику шума:
пунцовая медсестра с двумя санитарами быстро везли дребезжащую каталку для перевозки лежачих больных. Как только каталка скрылась за широкой дверью кабинета, семья поняла, что это конец. Андрей Ильич обхватил голову руками и застонал, невестки бросились искать в сумочках сердечные капли, у сына на щеке предательски задергался нерв.
Внезапно дверь кабинета снова распахнулась. Каталку с Антоновной, покрытой белой простыней, толкало одновременно человек шесть-семь. Все возбужденные, красные, с капельками пота на лбах. Бледное лицо Антоновны было открыто. Ужас застыл в ее опухших глазах. Оттолкнув невесток, Андрей Ильич бросился к жене. Пожилой врач преградил ему дорогу.
— Я муж, муж, — кричал Андрей Ильич в след удаляющейся каталке. — Дайте хоть проститься. Любонька, милая моя, как же так, мы же хотели в один день…
— Дохотелись уже, — медсестра закрывала на задвижку широкую дверь кабинета. – Не мешайте, дедушка, и не кричите. Рожает она. Головка вот-вот появится.
В родильном зале было две роженицы: Антоновна и еще одна, совсем молоденькая, наверно, студентка. Обе кричали одновременно и так же одновременно, как по приказу, успокаивались между схватками. Вокруг каждой суетились акушерки и врачи. Пожилой профессор спокойно и вальяжно ходил от одного стола к другому и давал указания.
— И за что страдаем? – спросил профессор у рожениц во время очередного затишья.
— За водку проклятую, она во всем виновата, зараза, — простонала студентка.
— Ну, а ты, мать? — обратился профессор к Антоновне и похлопал ее по оголенной толстой ляжке.
Антоновна помолчала немного, подумала, а потом тихо, ибо сил уже не было совсем, прошептала:
— Да за любовь, наверное. За что ж еще? Вот день рождения мой так с мужем отметили. Пятьдесят второй годок. Побаловались немножко…
— Не слабо, нужно сказать, побаловались, — усмехнулся профессор. — Так неужели, и правда, не замечала ничего или хитришь?
— Да что вы, доктор! Если б я знала, если б только подумать могла. Стыд-то какой! Ведь я уже бабушка давно. И толстая такая с самого детства, меня-то из-за фигуры по имени с двадцати лет никто не звал, только по отчеству. Уверена была, что у меня климакс и онкология в придачу. Вот и в консультации матки не нашли, сказали, что рассосалась, рак, последняя стадия.
— Срак у тебя, а не рак, — профессор раздраженно махнул рукой. – Все мы живые люди, и, к сожалению, врачебные ошибки еще иногда имеют место быть. Но хватит разговаривать. Тужься, мать, давай, тужься. Твоя ошибка хочет увидеть свет!
Акушерка вышла из родильного зала довольная и исполненная важности. Будет что подружкам рассказать –- не каждый день в наше время бабушки рожают.
— Пашкова Любовь Антоновна. Есть родные?
— Есть, — хором ответила семья, делая шаг вперед.
— Поздравляю, — с откровенным любопытством разглядывая мужскую часть семьи, сказала акушерка. — А кто отец-то будет?
— Я, — хрипло, не веря еще всему происходящему, прошептал Андрей Ильич.
— Он, – одновременно ответили невестки, указывая на свекра.
– Обалдеть, — не удержалась от эмоций акушерка и добавила уже с явным уважением. — Мальчик у вас. Три пятьсот. Рост пятьдесят один сантиметр. Накрывайте поляну, папаша. Еще бы часик и неизвестно, что было бы… К самым родам поспели. Вот чудеса так чудеса. Зачем только в онкологию везли, не понимаю?
Автор: Ольга Клионская
8 апреля
Лучшие истории прошлых лет в этот день
Новые истории - основной выпуск
Мы – семья евреев. Лучше всего философию нашего народа понял мой старший брат. Он очень экономный. Просто скряга. А еще он очень красивый, и за ним всегда увивались девушки из института. Но он всех отшивал.
Недавно в магазине на кассе встали в очередь, потому что какая-то девушка считала на калькуляторе, правильно ли ей взвесили картошку. Нашла ошибку и закатила скандал.
Когда вышли из магазина он побежал к ней знакомиться.
Любовь с первой копейки ))
Недавно в магазине на кассе встали в очередь, потому что какая-то девушка считала на калькуляторе, правильно ли ей взвесили картошку. Нашла ошибку и закатила скандал.
Когда вышли из магазина он побежал к ней знакомиться.
Любовь с первой копейки ))
Заехал тут на выходных в русский магазинчик. Смотрю, стерилизованные супы в банках стеклянных производства одной евространы, этикетка на русском языке:"Борщ украинский. Содержимое банки разбавить водой в соотношении 1:1 и довести до кипения." И наклейка с переводом на английский:"Борщ украинский. Содержимое банки разбавить водой в соотношении 1:1,5 и довести до кипения." Я хозяина спрашиваю:"Это что, опечатка?" Oн засмеялся и говорит: "Ты знаешь, меня самого удивило, я поставщикам написал, мол, у вас тут ошибка, так исправьте, пока жалобами не засыпали. А они в ответ: "Спасибо, мол, за сообщение, рекомендуемое нами разбавление учитывает отзывы потребителей и различается в зависимости от страны. Pусские любят борщик погуще, американцы предпочитают пожиже, а недавно мы сделали пробную поставку в Китай, так там вообще 1:2 разбавлять надо, им так вкусней." Что они там в Китае во вкусе борща понимают... Так что ты разбавляй, как по-русски написано."
Я был очень близок со своим дедом и думал, что я знал о нём почти всё, но оказалось, это не так. После недавнего разговора с матерью и её двоюродным братом я выявил одну страницу его биографии, которой и делюсь с Вами. Мне кажется, что эта история интересна. Предупреждаю, будет очень длинно.
Все описываемые имена, места, и события подлинные.
"Памятник"
Эпиграф 1: "Делай, что должно, и будь, что будет" (Рыцарский девиз)
Эпиграф 2: "Если не я за себя, то кто за меня? А если я только за себя, то кто я? И если не сейчас, то когда?" (Гилель)
Эпиграф 3: "На чём проверяются люди, если Войны уже нет?" (В.С. Высоцкий)
Есть в Гомельщине недалеко от Рогачёва крупное село, Журавичи. Сейчас там проживает человек девятьсот, а когда-то, ещё до Войны там было почти две с половиной тысячи жителей. Из них процентов 60 - белорусы, с четверть - евреи, а остальные - русские, латыши, литовцы, поляки, и чехи. И цыгане - хоть и в селе не жили, но заходили табором нередко.
Место было живое, торговое. Мельницы, круподёрки, сукновальни, лавки, и, конечно, разные мастерские: портняжные, сапожные, кожевенные, стекольные, даже часовщик был. Так уж издревле повелось, белорусы и русские больше крестьянствовали, латыши и литовцы - молочные хозяйства вели, а поляки и евреи ремесленничали. Мой прадед, например, кузню держал. И прапрадед мой кузнецом был, и прапрапра тоже, а далее я не ведаю.
Кузнецы, народ смекалистый, свои кузни ставили на дорогах у самой окраины села, в отличие от других мастеров, что селились в центре, поближе к торговой площади. Смысл в этом был большой - крестьяне с хуторов, деревень, и фольварков в село направляются, так по пути, перед въездом, коней перекуют. Возвращаются, снова мимо проедут, прикупят треноги, кочерги, да ухваты, ведь таскать их по селу смысла нет.
Но главное - серпы, основной хлеб сельского кузнеца. Лишь кажется, что это вещь простая. Ан нет, хороший серп - работа штучная, сложная, больших денег стоит. Он должен быть и хватким, и острым, и заточку долго держать. Хороший крестьянин первый попавшийся серп никогда не возьмёт. Нет уж, он пойдёт к "своему" кузнецу, в качестве чьей работы уверен. И даже там он с десяток-два серпов пересмотрит и перещупает, пока не выберет.
Всю позднюю осень и зиму кузнец в работе, с утра до поздней ночи, к весне готовится. У крестьян весной часто денег не было, подрастратили за долгую зиму, так они серпы на зерно, на льняную ткань, или ещё на что-либо меняли. К примеру, в начале двадцатых, мой прадед раз за серп наган с тремя патронами заполучил. А коли крестьянин знакомый и надёжный, то и в долг товар отдавали, такое тоже бывало.
Прадед мой сына своего (моего деда) тоже в кузнецы прочил, да не срослось. Не захотел тот ремесло в руки брать, уехал в Ленинград в 1939-м, в институт поступать. Летом 40-го вернулся на пару месяцев, а осенью 1940-го был призван в РККА, 18-летним парнишкой. Ушёл он из родного села на долгие годы, к расстройству прадеда, так и не став кузнецом.
Впрочем, время дед мой зря не терял, следующие пяток лет было, чем заняться. Мотало его по всей стране, Ленинград, Кавказ, Крым, и снова Кавказ, Смоленск, Польша, Пруссия, Маньчжурия, Корея, Уссурийск. Больших чинов не нажил, с 41-го по 45-ый - взводный. Тот самый Ванька-взводный, что днюет и ночует с солдатами. Тот самый, что матерясь взвод в атаку поднимает. Тот самый, что на своём пузе на минное поле ползёт, ведь меньше взвода не пошлют. Тот самый, что на своих двоих километры меряет, ведь невелика шишка лейтенант, ему виллис не по ранжиру.
Попал дед в 1-ую ШИСБр (Штурмовая Инженерно-Сапёрная Бригада). Штурмовики - народ лихой, там слабаков не держат. Где жарко, туда их и посылают. И долго штурмовики не живут, средние потери 25-30% за задание. То, что дед там 2.5 года протянул (с перерывом на ранение) - везение, конечно. Не знаю если он в ШИСБр сильно геройствовал, но по наградным листам свои награды заработал честно. Даже на орден Суворова его представляли, что для лейтенанта-взводного случай наиредчайший. "Спины не гнул, прямым ходил. И в ус не дул, и жил как жил. И голове своей руками помогал."
Лишь в самом конце, уже на Японской, фартануло, назначили командиром ОЛПП (Отдельного Легкого Переправочного Парка). Своя печать, своё хозяйство, подчинение комбригу, то бишь по должности это как комбат. А вот звание не дали, как был вечный лейтенант, так и остался, хотя замполит у него старлей, а зампотех капитан. И такое бывало. Да и чёрт с ним, со званием, не звёздочки же на погонах главное. Выжил, хоть и штопаный, уже ладно.
Пролетело 6 лет, уже лето 1946-го. Первый отпуск за много лет. Куда ехать? Вопрос даже не стоит. Велика страна, но места нет милей, чем родные Журавичи. От Уссурийска до Гомельщины хоть не близкий свет, но летел как на крыльях. Только ехал домой уже совсем другой человек. Наивный мальчишка давно исчез, а появился матёрый мужик. Небольшого роста, но быстрый как ртуть и опасный как сжатая пружина. Так внешне вроде ничего особого, но вот взгляд говорил о многом без слов.
Ещё в 44-м, когда освобождали Белоруссию, удалось побывать в родном селе пару часов, так что он видел - отчий дом уцелел. Отписался родителям, что в эвакуации были - "немцев мы прогнали навсегда, хата на месте, можете возвращаться." Знал, что его родители и сёстры ждут, и всё же, что-то на душе было не так, а что - и сам понять не мог.
Вернулся в родной дом в конце августа 1946-го, душа пела. Мать и сёстры от радости сами не свои, отец обнял, долго отпускать не хотел, хоть на сантименты был скуп. Подарки раздал, отобедал, чем Господь благословил и пошёл хозяйство осматривать. Село разорено, голодновато, но ничего, прорвёмся, ведь дома и стены помогают.
А работы невпроворот. Отец помаленьку опять кузню развернул, по договору с колхозом стал работать и чуток частным образом. На селе без кузнеца никак, он всей округе нужен. А молотобойца где взять? Подкосила Война, здоровых мужиков мало осталось, все нарасхват. Отцу далеко за 50, в одиночку в кузне очень тяжело. Да и мелких дел вагон и маленькая тележка: ограду починить, стены подлатать, дров наколоть, деревья окопать, и т.д. Пацаном был, так хозяйственных дел чурался, одно шкодство, да гульки на уме, за что был отцом не раз порот. А тут руки, привыкшие за полдюжину лет к автомату и сапёрной лопатке, сами тянулись к инструментам. Целый день готов был работать без устали.
Всё славно, одно лишь плохо. Домой вернулся, слабину дал, и ночью начали одолевать сны. Редко хорошие, чаще тяжёлые. Снилось рытьё окопов и марш-бросок от Выборга до Ленинграда, дабы вырваться из сжимающегося кольца блокады. Снилась раскалённая Военно-Грузинская дорога и неутолимая жажда. Снился освобождённый лагерь смерти у города Прохладный и кучи обуви. Очень большие кучи. Снилась атака на высоту 244.3 у деревни Матвеевщина и оторванная напрочь голова Хорунженко, что бежал рядом. Снилась проклятая высота 199.0 у села Старая Трухиня, осветительные ракеты, свист мин, мокрая от крови гимнастёрка, и вздутые жилы на висках у ординарца Макарова, что шептал прямо в ухо - "не боись, командир, я тебя не брошу." Снились обмороженные чёрно-лиловые ноги с лопнувшей кожей ординарца Мешалкина. Снился орущий от боли ординарец Космачёв, что стоял рядом, когда его подстрелил снайпер. Снился ординарец Юхт, что грёб рядом на понтоне, срывая кожу с ладоней на коварном озере Ханко. Снился вечно улыбающийся ротный Оккерт, с дыркой во лбу. Снился разорванный в клочья ротный Марков, который оступился, показывая дорогу танку-тральщику. Снился лучший друг Танюшин, командир разведвзвода, что погиб в 45-м, возвращаясь с задания.
Снились горящие лодки у переправы через реку Нарев. Снились расстрелянные власовцы в белорусском лесочке, просящие о пощаде. Снился разбомблённый госпиталь у переправы через реку Муданьцзян. Снились три стакана с водкой до краёв, на донышке которых лежали ордена, и крики друзей-взводных "пей до дна".
Иногда снился он, самый жуткий из всех снов. Горящий пароход "Ейск" у мыса Хрони, усыпанный трупами заснеженный берег, немецкие пулемёты смотрящие в упор, и расстрельная шеренга мимо которой медленно едет эсэсовец на лошади и на хорошем русском орёт "коммунисты, командиры, и евреи - три шага вперёд."
И тогда он просыпался от собственного крика. И каждый раз рядом сидела мама. Она целовала ему шевелюру, на щёку капало что-то тёплое, и слышался шёпот "майн зунеле, майн тайер кинд" (мой сыночек, мой дорогой ребёнок).
- Ну что ты, мама. Я что, маленький? - смущённо отстранял он её. - Иди спать.
- Иду, иду, я так...
Она уходила вглубь дома и слышалось как она шептала те же самые слова субботнего благословения детям, что она говорила ему в той, прошлой, почти забытой довоенной жизни.
- Да осветит Его лицо тебя и помилует тебя. Да обратит Г-сподь лицо Своё к тебе и даст тебе мир.
А он потом ещё долго крутился в кровати. Ныло плохо зажившее плечо, зудел шрам на ноге, и саднила рука. Он шёл на улицу и слушал ночь. Потом шёл обратно, с трудом засыпал, и просыпался с первым лучом солнца, под шум цикад.
Днём он работал без устали, но ближе к вечеру шёл гулять по селу. Хотелось повидать друзей и одноклассников, учителей, и просто знакомых.
Многих увидеть не довелось. Из 20 пацанов-одноклассников, к 1946-му осталось трое. Включая его самого. А вот знакомых повстречал немало. Хоть часть домов была порушена или сожжена, и некоторые до сих пор стояли пустыми, жизнь возрождалась. Возвращались люди из армии, эвакуации, и германского рабства. Это было приятно видеть, и на сердце становилось легче.
Но вот одно тяготило, уж очень мало было слышно разговоров на идиш. До войны, на нём говорило большинство жителей села. Все евреи и многие белорусы, русские, поляки, и литовцы свободно говорили на этом языке, а тут как корова языком слизнула. Из более 600 аидов, что жили в Журавичах до войны, к лету 1946-го осталось не более сотни - те, кто вернулись из эвакуации. То же место, то же название, но вот село стало совсем другим, исчез привычный колорит.
Умом-то он понимал происходящее. Что творили немцы, за 4 года на фронте, повидал немало. А вот душа требовала ответа, хотелось знать, что же творилось в родном селе. Но вот удивительное дело, все знакомые, которых он встречал, бродя по селу, напрочь не хотели ничего говорить.
Они радостно встречали его, здоровались, улыбались, сердечно жали руку, даже обнимали. Многие расспрашивали о здоровье, о местах, куда заносила судьба, о полученных наградах, о службе, но вот о себе делились крайне скупо. Как только заходил разговор о событиях недавно минувших, все замыкались и пытались перевести разговор на другую тему. А ежели он продолжал интересоваться, то вдруг вспоминали про неотложные дела, что надо сделать прямо сейчас, вежливо прощались, и неискренне предлагали зайти в другой раз.
После долгих расспросов лишь одно удалось выяснить точно, сын Коршуновых при немцах служил полицаем. Коршуновы были соседи моих прадеда и прабабушки. Отец, мать и трое сыновей. С младшим, Витькой, что был лишь на год моложе, они дружили. Вместе раков ловили, рыбалили, грибы собирали, бегали аж в Довск поглазеть на самого маршала Ворошилова, да и что греха таить, нередко шкодничали - в колхозный сад лазили яблоки воровать. В 44-м, когда удалось на пару часов заглянуть в родное село, мельком он старого Коршунова видал, но поговорить не удалось. Ныне же дом стоял заколоченный.
Раз вечерком он зашёл в сельский клуб, где нередко бывали танцы под граммофон. Там он и повстречал свою бывшую одноклассницу, что стала моей бабушкой. Она тоже вернулась в село после 7-ми лет разлуки. Окончив мединститут, она работала хирургом во фронтовом госпитале. К 46-му раненых осталось в госпитале немного, и она поехала в отпуск. Её тоже, как и его, тянуло к родному дому.
От встречи до предложения три дня. От предложения до свадьбы шесть. Отпуск - он короткий, надо жить сейчас, ведь завтра может и не быть. Он то об этом хорошо знал. Днём работал и готовился к свадьбе, а вечерами встречались. За пару дней до свадьбы и произошло это.
В ту ночь он спал хорошо, тяжких снов не было. Вдруг неожиданно проснулся, кожей ощутив опасность. Сапёрская чуйка - это не хухры-мухры. Не будь её, давно бы сгинул где-нибудь на Кавказе, под Спас-Деменском, в Польше, или Пруссии. Рука сама нащупала парабеллум (какой же офицер вернётся с фронта без трофейного пистолета), обойма мягко встала в рукоятку, тихо лязгнул передёрнутый затвор, и он бесшумно вскочил с кровати.
Не подвела чуйка, буквально через минуту в дверь раздался тихий стук. Сёстры спали, а вот родители тут же вскочили. Мать зажгла керосиновую лампу. Он отошёл чуть в сторонку и отодвинул щеколоду. Дверь распахнулась, в дом зашёл человек, и дед, взглянув на него, аж отпрянул - это был Коршунов, тот самый.
Тот, увидев смотрящее на него дуло, тут же поднял руки.
- Вот и довелось свидеться. Эка ты товарища встречаешь, - сказал он.
- Ты зачем пришёл? - спросил мой прадед.
- Дядь Юдка, я с миром. Вы же меня всю жизнь, почитай с пелёнок, знаете. Можно я присяду?
- Садись. - разрешил прадед. Дед отошёл в сторону, но пистолет не убрал.
- Здрасте, тётя Бейла. - поприветствовал он мою прабабушку. - Рад, что ты выжил, - обратился он к моему деду, - братки мои, оба в Красной Армии сгинули. Дядь Юдка, просьба к Вам имеется. Продайте нашу хату.
- Что? - удивился прадед.
- Мать померла, братьев больше нету, мы с батькой к родне подались. Он болеет. Сюда возвращаться боязно, а денег нет. Продайте, хучь за сколько. И себе возьмите часть за труды. Вот все документы.
- Ты, говорят, у немцев служил? В полицаи подался? - пристально глянул на него дед
- Было дело. - хмуро признал он. - Только, бабушку твою я не трогал. Я что, Дину-Злату не знаю, сколько раз она нас дерунами со сметаной кормила. Это её соседи убили, хоть кого спроси.
- А сестру мою, Мате-Риве? А мужа её и детей? А Файвеля? Тоже не трогал? - тихо спросла прабабушка.
- Я ни в кого не стрелял, мамой клянусь, лишь отвозил туда, на телеге. Я же человек подневольный, мне приказали. Думаете я один такой? Ванька Шкабера, к примеру, тоже в полиции служил.
- Он? - вскипел дед
- Да не только он, батька его, дядя Коля, тоже. Всех перечислять устанешь.
- Сейчас ты мне всё расскажешь, как на духу, - свирепо приказал дед и поднял пистолет.
- Ты что, ты что. Не надо. - взмолился Коршунов. И поведал вещи страшные и немыслимые.
В начале июля 41-го был занят Рогачёв (это городок километров 40 от Журавичей), потом через пару недель его освободили. Примерно месяц было тревожно, но спокойно, хоть и власти, можно сказать, не было. Но в августе пришли немцы и начался ад. Как будто страшный вирус напал на людей, и слетели носимые десятилетиями маски. Казалось, кто-то повернул невидимый кран и стало МОЖНО.
Начали с цыган. По правде, на селе их никогда не жаловали. Бабы гадали и тряпки меняли, мужики коней лечили.. Если что-то плохо лежало, запросто могли украсть. Теперь же охотились за ними, как за зверьми, по всей округе. Спрятаться особо было негде, на севере Гомельской области больших лесов или болот нету. Многих уничтожали на месте. Кое-кого привозили в Журавичи, держали в амбаре и расстреляли чуть позже.
Дальше настало время евреев. В Журавичах, как и в многих других деревнях и сёлах Гомельщины, сначала гетто было открытым. Можно было сравнительно свободно передвигаться, но бежать было некуда. В лучшем случае, друзья, знакомые, и соседи равнодушно смотрели на происходящее. А в худшем, превратились в монстров. О помощи даже речь не шла.
Коршунов рассказал, что соседи моей прапрабабушки решили поживиться. Те самые соседи, которых она знала почти 60 лет, с тех пор как вышла замуж и зажила своим домом. Люди, с которыми, казалось бы, жили душа в душу, и при трёх царях, и в страшные годы Гражданской войны и позже, при большевиках. Когда она вышла из дома по делам, среди бела дня они начали выносить её нехитрый скарб. Цена ему копейка в базарный день, но вернувшись и увидев непотребство, конечно, она возмутилась. Её и зарубили на собственном дворе. И подобных случаев было немало.
В полицаи подались многие, особенно те, кто помоложе. Им обещали еду, деньги и барахлишко. Они-то, в основном, и ловили людей по окрестным деревням и хуторам. Осенью всех пойманных и местных согнали в один конец села, а чуть позже вывезли за село, в Больничный лес. Метров за двести от дороги, на опушке, был небольшой овражек, там и свершилось кровавое дело. Немцам даже возиться особо не пришлось, местных добровольцев хватало.
Коршунов закончил свой рассказ. Дед был хмур, уж слишком много знакомых имён Коршунов упомянул. И убитых и убийц.
- Так чего ты к нам пришёл? Чего к своим дружкам за помощью не подался? - спросил прадед.
- Дядя Юдка, так они же сволочи, меня Советам сдадут на раз-два. А если не сдадут, за дом все деньги заберут себе, а то я их не знаю. А вы человек честный. Помогите, мне не к кому податься.
Прадед не успел ответить, вмешался мой дед.
- Убирайся. У меня так и играет всё шлёпнуть тебя прямо сейчас. Но в память о братьях твоих, что честно сражались, и о былой дружбе, дам тебе уйти. На глаза мне больше не попадайся, а то будет худо. Пшёл вон.
- Эх. Не мы такие, жизнь такая, - понуро ответил Коршунов и исчез в ночи.
(К рассказу это почти не относится, но, чтобы поставить точку, расскажу. Коршунов пошёл к знакомым с той же просьбой. Они его и выдали. Был суд. За службу в полиции и прочие грехи он получил десятку плюс три по рогам. Дом конфисковали. Весь срок он не отсидел, по амнистии вышел раньше. В конце 50-х он вернулся в село и стал работать трактористом в колхозе.)
- Что мне с этим делать? - спросил мой дед у отца. - Как вспомню бабушку, Галю, Эдика, и всех остальных, сердце горит. Я должен что-то предпринять.
- Ты должен жить. Жить и помнить о них. Это и будет наша победа. С мерзавцами власть посчитается, на то она и власть. А у тебя свадьба на носу.
После женитьбы дед уехал обратно служить в далёкий Уссурийск и в родное село вернулся лишь через несколько лет, всё недосуг было. В 47-м пытался в академию поступить, в 48-м бабушка была беременна, в 49-м моя мать только родилась, так что попал он обратно в Журавичи лишь в 50-м.
Ожило село, людьми пополнилось. Почти все отстроились. Послевоенной голодухи уже не было (впрочем, в Белоруссии всегда бульба с огорода спасала). Жизнь пошла своим чередом. Как и прежде пацаны купались в реке, девчонки вязали венки из одуванчиков, ходил по утрам пастух, собирая коров на выпас, и по субботам в клубе крутили кино. Только вот когда собирали ландыши, грибы, и землянику, на окраину Больничного леса старались не заходить.
"Вроде всё как всегда, снова небо, опять голубое. Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...", но вот на душе у деда было как то муторно. Нет, конечное дело, навестить село, сестёр, которые к тому времени уже повыходили замуж, посмотреть на племяшей и внучку родителям показать было очень приятно и радостно. Только казалось, про страшные дела, что творились совсем недавно, все или позабыли или упорно делают вид, что не хотят вспоминать.
А так отпуск проходил очень хорошо. Отдыхал, помогал по хозяйству родителям, и с удовольствием нянчился с племянниками и моей мамой, ведь служба в Советской Армии далеко не сахар, времени на игры с ребёнком бывало не хватало. Всё замечательно, если бы не сны. Теперь, помимо всего прочего, ночами снилась бабушка, двое дядьёв, двое тётушек, и 5 двоюродных. Казалось, они старались ему что-то сказать, что-то важное, а он всё силился понять их слова.
В один день осенила мысль, и он отправился в сельсовет. Там работало немало знакомых, в том числе бывший квартирант родителей, Цулыгин, который когда-то, в 1941-м, и убедил моих прадеда и прабабушку эвакуироваться. Сам он, во время Войны был в партизанском отряде.
- Я тут подумал, - смущаясь сказал дед. - Ты же знаешь, сколько в нашем селе аидов и цыган убили. Давай памятник поставим. Чтобы помнили.
- Идея неплохая, - ответил ему Цулыгин. - Сейчас, правда, самая горячая пора. Осенью, когда всё подутихнет, обмозгуем, сделаем всё по-людски.
В 51-м семейство снова поехало в отпуск в Журавичи. Отпуск, можно сказать, проходил так же как и в прошлый раз. И снова дед пришёл в сельсовет.
- Как там насчёт памятника? - поинтересовался он.
- Видишь ли, - убедившись что их никто не слышит, пряча взгляд, ответил Цулыгин, - Момент сейчас не совсем правильный. Вся страна ведёт борьбу с агентами Джойнта. Ты пойми, памятник сейчас как бы ни к месту.
- А когда будет к месту?
- Посмотрим. - уклонился от прямого ответа он. - Ты это. Как его. С такими разговорами, особо ни к кому не подходи. Я то всё понимаю, но с другими будь поосторожнее. Сейчас время такое, сложное.
Время и впрямь стало сложное. В пылу борьбы с безродными космополитами, в армии начали копать личные дела, в итоге дедова пятая графа оказалась не совсем та, и его турнули из СА, так и не дав дослужить всего два года до пенсии. В 1953-м семья вернулась в Белоруссию, правда поехали не в Журавичи, а в другое место.
Надо было строить новую жизнь, погоны остались в прошлом. Работа, садик, магазин, школа, вторая дочка. Обыкновенная жизнь обыкновенного человека, с самыми обыкновенными заботами. Но вот сны, они продолжали беспокоить, когда чаще, когда реже, но вот уходить не желали.
В родное село стали ездить почти каждое лето. И каждый раз терзала мысль о том, что сотни людей погибли страшной смертью, а о них не то что не говорят, даже таблички нету. У деда крепко засела мысль, надо чтобы всё-таки памятник поставили, ведь времена, кажется, поменялись.
И он начал ходить с просьбами и писать письма. В райком, в обком, в сельсовет, в местную газету, и т.д. Регулярно и постоянно. Нет, он, конечно, не был подвижником. Естественно, он не посвящал всю жизнь и силы одной цели. Работа школьного учителя, далеко не легка, и если подходить к делу с душой, то требует немало времени. Да и повседневные семейные заботы никто не отменял. И всё же, когда была возможность и время, писал письмо за письмом в разные инстанции и изредка ходил на приёмы к важным и не важным чинушам.
Возможно, будь он крупным учёным, артистом, музыкантом, певцом, или ещё кем-либо, то его бы услышали. Но он был скромный учитель математики, а голоса простых людей редко доходит то ушей власть имущих. Проходил год за годом, письма не находили ответа, приёмы не давали пользы, и даже в тех же Журавичах о событиях 1941-го почти забыли. Кто постарше, многие умерли, разъехались, или просто, не желали прошлое ворошить. А для многих кто помладше, дела лет давно минувших особого интереса не представляли.
Хотя, безусловно, о Войне помнили, не смотря на то, что День Победы был обыкновенный рабочий день. Иногда проводились митинги, говорились правильные речи, но о никаких парадах с бряцаньем оружия и разгоном облаков даже речи не шло. Бывали и съезды ветеранов, дед и сам несколько раз ездил в Смоленск на такие.
На государственном уровне слагались поэмы о героизме советских солдат, ставились монументы, и снимались кино. Чем больше проходило времени, тем больше становилось героев, а вот о погибших за то что у них была неправильная национальность, практически никто и не вспоминал. Фильмы дед смотрел, книги читал, на встречи ездил и... продолжал просить о памятнике в родном селе. Когда он навещал Журавичи летом, некоторые даже хихикали ему вслед (в глаза опасались - задевать напрямую ШИСБровца, хотя и бывшего, было небезопасно). Наверное, его последний бой - бой за памятник - уже нужен был ему самому, ведь в его глазах это было правильно.
Правду говорят, чудеса редко, но случаются. В 1965-м памятник всё-таки поставили. Может к юбилею Победы, может просто время пришло, может кто-то важный разнарядку сверху дал, кто теперь скажет. Ясное дело, это не было нечто огромное и величественное. Унылый серый бетонный обелиск метра 2.5 высотой и несколько уклончивой надписью "Советским Гражданам, расстрелянным немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной Войны" Это было не совсем то, о чём мечтал дед, без имён, без описания событий, без речей, но главное всё же сбылось. Теперь было нечто, что будет стоять как память для живых о тех, кого нет, и вечный укор тем, кто творил зло. Будет место, куда можно принести букет цветов или положить камешек.
Конечно, я не могу утверждать, что памятник появился именно благодаря его усилиям, но мне хочется верить, что и его толика трудов в этом была. Я видел этот мемориал лет 30 назад, когда был младшеклассником. Не знаю почему, но он мне ярко запомнился. С тех пор, во время разных поездок я побывал в нескольких белорусских деревнях, и нигде подобных памятников не видел. Надеюсь, что они есть. Может, я просто в неправильные деревни заезжал.
Удивительное дело, но после того как обелиск поставили, плохие сны стали сниться деду намного реже, а вскоре почти ушли. В 2015-м в Журавичах поставили новый памятник. Красивый, из красного мрамора, с белыми буквами, со всеми грамотными словами. Хороший памятник. Наверное совпадение, но в том же году деда снова начали одолевать сны, которые он не видел почти 50 лет. Сны, это штука сложная, как их понять???
Вот собственно и всё. Закончу рассказ знаменитым изречением, автора которого я не знаю. Дед никогда не говорил эту фразу, но мне кажется, он ею жил.
"Не бойся врагов - в худшем случае они лишь могут тебя убить. Не бойся друзей - в худшем случае они лишь могут тебя предать. Но бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательства и убийства."
Все описываемые имена, места, и события подлинные.
"Памятник"
Эпиграф 1: "Делай, что должно, и будь, что будет" (Рыцарский девиз)
Эпиграф 2: "Если не я за себя, то кто за меня? А если я только за себя, то кто я? И если не сейчас, то когда?" (Гилель)
Эпиграф 3: "На чём проверяются люди, если Войны уже нет?" (В.С. Высоцкий)
Есть в Гомельщине недалеко от Рогачёва крупное село, Журавичи. Сейчас там проживает человек девятьсот, а когда-то, ещё до Войны там было почти две с половиной тысячи жителей. Из них процентов 60 - белорусы, с четверть - евреи, а остальные - русские, латыши, литовцы, поляки, и чехи. И цыгане - хоть и в селе не жили, но заходили табором нередко.
Место было живое, торговое. Мельницы, круподёрки, сукновальни, лавки, и, конечно, разные мастерские: портняжные, сапожные, кожевенные, стекольные, даже часовщик был. Так уж издревле повелось, белорусы и русские больше крестьянствовали, латыши и литовцы - молочные хозяйства вели, а поляки и евреи ремесленничали. Мой прадед, например, кузню держал. И прапрадед мой кузнецом был, и прапрапра тоже, а далее я не ведаю.
Кузнецы, народ смекалистый, свои кузни ставили на дорогах у самой окраины села, в отличие от других мастеров, что селились в центре, поближе к торговой площади. Смысл в этом был большой - крестьяне с хуторов, деревень, и фольварков в село направляются, так по пути, перед въездом, коней перекуют. Возвращаются, снова мимо проедут, прикупят треноги, кочерги, да ухваты, ведь таскать их по селу смысла нет.
Но главное - серпы, основной хлеб сельского кузнеца. Лишь кажется, что это вещь простая. Ан нет, хороший серп - работа штучная, сложная, больших денег стоит. Он должен быть и хватким, и острым, и заточку долго держать. Хороший крестьянин первый попавшийся серп никогда не возьмёт. Нет уж, он пойдёт к "своему" кузнецу, в качестве чьей работы уверен. И даже там он с десяток-два серпов пересмотрит и перещупает, пока не выберет.
Всю позднюю осень и зиму кузнец в работе, с утра до поздней ночи, к весне готовится. У крестьян весной часто денег не было, подрастратили за долгую зиму, так они серпы на зерно, на льняную ткань, или ещё на что-либо меняли. К примеру, в начале двадцатых, мой прадед раз за серп наган с тремя патронами заполучил. А коли крестьянин знакомый и надёжный, то и в долг товар отдавали, такое тоже бывало.
Прадед мой сына своего (моего деда) тоже в кузнецы прочил, да не срослось. Не захотел тот ремесло в руки брать, уехал в Ленинград в 1939-м, в институт поступать. Летом 40-го вернулся на пару месяцев, а осенью 1940-го был призван в РККА, 18-летним парнишкой. Ушёл он из родного села на долгие годы, к расстройству прадеда, так и не став кузнецом.
Впрочем, время дед мой зря не терял, следующие пяток лет было, чем заняться. Мотало его по всей стране, Ленинград, Кавказ, Крым, и снова Кавказ, Смоленск, Польша, Пруссия, Маньчжурия, Корея, Уссурийск. Больших чинов не нажил, с 41-го по 45-ый - взводный. Тот самый Ванька-взводный, что днюет и ночует с солдатами. Тот самый, что матерясь взвод в атаку поднимает. Тот самый, что на своём пузе на минное поле ползёт, ведь меньше взвода не пошлют. Тот самый, что на своих двоих километры меряет, ведь невелика шишка лейтенант, ему виллис не по ранжиру.
Попал дед в 1-ую ШИСБр (Штурмовая Инженерно-Сапёрная Бригада). Штурмовики - народ лихой, там слабаков не держат. Где жарко, туда их и посылают. И долго штурмовики не живут, средние потери 25-30% за задание. То, что дед там 2.5 года протянул (с перерывом на ранение) - везение, конечно. Не знаю если он в ШИСБр сильно геройствовал, но по наградным листам свои награды заработал честно. Даже на орден Суворова его представляли, что для лейтенанта-взводного случай наиредчайший. "Спины не гнул, прямым ходил. И в ус не дул, и жил как жил. И голове своей руками помогал."
Лишь в самом конце, уже на Японской, фартануло, назначили командиром ОЛПП (Отдельного Легкого Переправочного Парка). Своя печать, своё хозяйство, подчинение комбригу, то бишь по должности это как комбат. А вот звание не дали, как был вечный лейтенант, так и остался, хотя замполит у него старлей, а зампотех капитан. И такое бывало. Да и чёрт с ним, со званием, не звёздочки же на погонах главное. Выжил, хоть и штопаный, уже ладно.
Пролетело 6 лет, уже лето 1946-го. Первый отпуск за много лет. Куда ехать? Вопрос даже не стоит. Велика страна, но места нет милей, чем родные Журавичи. От Уссурийска до Гомельщины хоть не близкий свет, но летел как на крыльях. Только ехал домой уже совсем другой человек. Наивный мальчишка давно исчез, а появился матёрый мужик. Небольшого роста, но быстрый как ртуть и опасный как сжатая пружина. Так внешне вроде ничего особого, но вот взгляд говорил о многом без слов.
Ещё в 44-м, когда освобождали Белоруссию, удалось побывать в родном селе пару часов, так что он видел - отчий дом уцелел. Отписался родителям, что в эвакуации были - "немцев мы прогнали навсегда, хата на месте, можете возвращаться." Знал, что его родители и сёстры ждут, и всё же, что-то на душе было не так, а что - и сам понять не мог.
Вернулся в родной дом в конце августа 1946-го, душа пела. Мать и сёстры от радости сами не свои, отец обнял, долго отпускать не хотел, хоть на сантименты был скуп. Подарки раздал, отобедал, чем Господь благословил и пошёл хозяйство осматривать. Село разорено, голодновато, но ничего, прорвёмся, ведь дома и стены помогают.
А работы невпроворот. Отец помаленьку опять кузню развернул, по договору с колхозом стал работать и чуток частным образом. На селе без кузнеца никак, он всей округе нужен. А молотобойца где взять? Подкосила Война, здоровых мужиков мало осталось, все нарасхват. Отцу далеко за 50, в одиночку в кузне очень тяжело. Да и мелких дел вагон и маленькая тележка: ограду починить, стены подлатать, дров наколоть, деревья окопать, и т.д. Пацаном был, так хозяйственных дел чурался, одно шкодство, да гульки на уме, за что был отцом не раз порот. А тут руки, привыкшие за полдюжину лет к автомату и сапёрной лопатке, сами тянулись к инструментам. Целый день готов был работать без устали.
Всё славно, одно лишь плохо. Домой вернулся, слабину дал, и ночью начали одолевать сны. Редко хорошие, чаще тяжёлые. Снилось рытьё окопов и марш-бросок от Выборга до Ленинграда, дабы вырваться из сжимающегося кольца блокады. Снилась раскалённая Военно-Грузинская дорога и неутолимая жажда. Снился освобождённый лагерь смерти у города Прохладный и кучи обуви. Очень большие кучи. Снилась атака на высоту 244.3 у деревни Матвеевщина и оторванная напрочь голова Хорунженко, что бежал рядом. Снилась проклятая высота 199.0 у села Старая Трухиня, осветительные ракеты, свист мин, мокрая от крови гимнастёрка, и вздутые жилы на висках у ординарца Макарова, что шептал прямо в ухо - "не боись, командир, я тебя не брошу." Снились обмороженные чёрно-лиловые ноги с лопнувшей кожей ординарца Мешалкина. Снился орущий от боли ординарец Космачёв, что стоял рядом, когда его подстрелил снайпер. Снился ординарец Юхт, что грёб рядом на понтоне, срывая кожу с ладоней на коварном озере Ханко. Снился вечно улыбающийся ротный Оккерт, с дыркой во лбу. Снился разорванный в клочья ротный Марков, который оступился, показывая дорогу танку-тральщику. Снился лучший друг Танюшин, командир разведвзвода, что погиб в 45-м, возвращаясь с задания.
Снились горящие лодки у переправы через реку Нарев. Снились расстрелянные власовцы в белорусском лесочке, просящие о пощаде. Снился разбомблённый госпиталь у переправы через реку Муданьцзян. Снились три стакана с водкой до краёв, на донышке которых лежали ордена, и крики друзей-взводных "пей до дна".
Иногда снился он, самый жуткий из всех снов. Горящий пароход "Ейск" у мыса Хрони, усыпанный трупами заснеженный берег, немецкие пулемёты смотрящие в упор, и расстрельная шеренга мимо которой медленно едет эсэсовец на лошади и на хорошем русском орёт "коммунисты, командиры, и евреи - три шага вперёд."
И тогда он просыпался от собственного крика. И каждый раз рядом сидела мама. Она целовала ему шевелюру, на щёку капало что-то тёплое, и слышался шёпот "майн зунеле, майн тайер кинд" (мой сыночек, мой дорогой ребёнок).
- Ну что ты, мама. Я что, маленький? - смущённо отстранял он её. - Иди спать.
- Иду, иду, я так...
Она уходила вглубь дома и слышалось как она шептала те же самые слова субботнего благословения детям, что она говорила ему в той, прошлой, почти забытой довоенной жизни.
- Да осветит Его лицо тебя и помилует тебя. Да обратит Г-сподь лицо Своё к тебе и даст тебе мир.
А он потом ещё долго крутился в кровати. Ныло плохо зажившее плечо, зудел шрам на ноге, и саднила рука. Он шёл на улицу и слушал ночь. Потом шёл обратно, с трудом засыпал, и просыпался с первым лучом солнца, под шум цикад.
Днём он работал без устали, но ближе к вечеру шёл гулять по селу. Хотелось повидать друзей и одноклассников, учителей, и просто знакомых.
Многих увидеть не довелось. Из 20 пацанов-одноклассников, к 1946-му осталось трое. Включая его самого. А вот знакомых повстречал немало. Хоть часть домов была порушена или сожжена, и некоторые до сих пор стояли пустыми, жизнь возрождалась. Возвращались люди из армии, эвакуации, и германского рабства. Это было приятно видеть, и на сердце становилось легче.
Но вот одно тяготило, уж очень мало было слышно разговоров на идиш. До войны, на нём говорило большинство жителей села. Все евреи и многие белорусы, русские, поляки, и литовцы свободно говорили на этом языке, а тут как корова языком слизнула. Из более 600 аидов, что жили в Журавичах до войны, к лету 1946-го осталось не более сотни - те, кто вернулись из эвакуации. То же место, то же название, но вот село стало совсем другим, исчез привычный колорит.
Умом-то он понимал происходящее. Что творили немцы, за 4 года на фронте, повидал немало. А вот душа требовала ответа, хотелось знать, что же творилось в родном селе. Но вот удивительное дело, все знакомые, которых он встречал, бродя по селу, напрочь не хотели ничего говорить.
Они радостно встречали его, здоровались, улыбались, сердечно жали руку, даже обнимали. Многие расспрашивали о здоровье, о местах, куда заносила судьба, о полученных наградах, о службе, но вот о себе делились крайне скупо. Как только заходил разговор о событиях недавно минувших, все замыкались и пытались перевести разговор на другую тему. А ежели он продолжал интересоваться, то вдруг вспоминали про неотложные дела, что надо сделать прямо сейчас, вежливо прощались, и неискренне предлагали зайти в другой раз.
После долгих расспросов лишь одно удалось выяснить точно, сын Коршуновых при немцах служил полицаем. Коршуновы были соседи моих прадеда и прабабушки. Отец, мать и трое сыновей. С младшим, Витькой, что был лишь на год моложе, они дружили. Вместе раков ловили, рыбалили, грибы собирали, бегали аж в Довск поглазеть на самого маршала Ворошилова, да и что греха таить, нередко шкодничали - в колхозный сад лазили яблоки воровать. В 44-м, когда удалось на пару часов заглянуть в родное село, мельком он старого Коршунова видал, но поговорить не удалось. Ныне же дом стоял заколоченный.
Раз вечерком он зашёл в сельский клуб, где нередко бывали танцы под граммофон. Там он и повстречал свою бывшую одноклассницу, что стала моей бабушкой. Она тоже вернулась в село после 7-ми лет разлуки. Окончив мединститут, она работала хирургом во фронтовом госпитале. К 46-му раненых осталось в госпитале немного, и она поехала в отпуск. Её тоже, как и его, тянуло к родному дому.
От встречи до предложения три дня. От предложения до свадьбы шесть. Отпуск - он короткий, надо жить сейчас, ведь завтра может и не быть. Он то об этом хорошо знал. Днём работал и готовился к свадьбе, а вечерами встречались. За пару дней до свадьбы и произошло это.
В ту ночь он спал хорошо, тяжких снов не было. Вдруг неожиданно проснулся, кожей ощутив опасность. Сапёрская чуйка - это не хухры-мухры. Не будь её, давно бы сгинул где-нибудь на Кавказе, под Спас-Деменском, в Польше, или Пруссии. Рука сама нащупала парабеллум (какой же офицер вернётся с фронта без трофейного пистолета), обойма мягко встала в рукоятку, тихо лязгнул передёрнутый затвор, и он бесшумно вскочил с кровати.
Не подвела чуйка, буквально через минуту в дверь раздался тихий стук. Сёстры спали, а вот родители тут же вскочили. Мать зажгла керосиновую лампу. Он отошёл чуть в сторонку и отодвинул щеколоду. Дверь распахнулась, в дом зашёл человек, и дед, взглянув на него, аж отпрянул - это был Коршунов, тот самый.
Тот, увидев смотрящее на него дуло, тут же поднял руки.
- Вот и довелось свидеться. Эка ты товарища встречаешь, - сказал он.
- Ты зачем пришёл? - спросил мой прадед.
- Дядь Юдка, я с миром. Вы же меня всю жизнь, почитай с пелёнок, знаете. Можно я присяду?
- Садись. - разрешил прадед. Дед отошёл в сторону, но пистолет не убрал.
- Здрасте, тётя Бейла. - поприветствовал он мою прабабушку. - Рад, что ты выжил, - обратился он к моему деду, - братки мои, оба в Красной Армии сгинули. Дядь Юдка, просьба к Вам имеется. Продайте нашу хату.
- Что? - удивился прадед.
- Мать померла, братьев больше нету, мы с батькой к родне подались. Он болеет. Сюда возвращаться боязно, а денег нет. Продайте, хучь за сколько. И себе возьмите часть за труды. Вот все документы.
- Ты, говорят, у немцев служил? В полицаи подался? - пристально глянул на него дед
- Было дело. - хмуро признал он. - Только, бабушку твою я не трогал. Я что, Дину-Злату не знаю, сколько раз она нас дерунами со сметаной кормила. Это её соседи убили, хоть кого спроси.
- А сестру мою, Мате-Риве? А мужа её и детей? А Файвеля? Тоже не трогал? - тихо спросла прабабушка.
- Я ни в кого не стрелял, мамой клянусь, лишь отвозил туда, на телеге. Я же человек подневольный, мне приказали. Думаете я один такой? Ванька Шкабера, к примеру, тоже в полиции служил.
- Он? - вскипел дед
- Да не только он, батька его, дядя Коля, тоже. Всех перечислять устанешь.
- Сейчас ты мне всё расскажешь, как на духу, - свирепо приказал дед и поднял пистолет.
- Ты что, ты что. Не надо. - взмолился Коршунов. И поведал вещи страшные и немыслимые.
В начале июля 41-го был занят Рогачёв (это городок километров 40 от Журавичей), потом через пару недель его освободили. Примерно месяц было тревожно, но спокойно, хоть и власти, можно сказать, не было. Но в августе пришли немцы и начался ад. Как будто страшный вирус напал на людей, и слетели носимые десятилетиями маски. Казалось, кто-то повернул невидимый кран и стало МОЖНО.
Начали с цыган. По правде, на селе их никогда не жаловали. Бабы гадали и тряпки меняли, мужики коней лечили.. Если что-то плохо лежало, запросто могли украсть. Теперь же охотились за ними, как за зверьми, по всей округе. Спрятаться особо было негде, на севере Гомельской области больших лесов или болот нету. Многих уничтожали на месте. Кое-кого привозили в Журавичи, держали в амбаре и расстреляли чуть позже.
Дальше настало время евреев. В Журавичах, как и в многих других деревнях и сёлах Гомельщины, сначала гетто было открытым. Можно было сравнительно свободно передвигаться, но бежать было некуда. В лучшем случае, друзья, знакомые, и соседи равнодушно смотрели на происходящее. А в худшем, превратились в монстров. О помощи даже речь не шла.
Коршунов рассказал, что соседи моей прапрабабушки решили поживиться. Те самые соседи, которых она знала почти 60 лет, с тех пор как вышла замуж и зажила своим домом. Люди, с которыми, казалось бы, жили душа в душу, и при трёх царях, и в страшные годы Гражданской войны и позже, при большевиках. Когда она вышла из дома по делам, среди бела дня они начали выносить её нехитрый скарб. Цена ему копейка в базарный день, но вернувшись и увидев непотребство, конечно, она возмутилась. Её и зарубили на собственном дворе. И подобных случаев было немало.
В полицаи подались многие, особенно те, кто помоложе. Им обещали еду, деньги и барахлишко. Они-то, в основном, и ловили людей по окрестным деревням и хуторам. Осенью всех пойманных и местных согнали в один конец села, а чуть позже вывезли за село, в Больничный лес. Метров за двести от дороги, на опушке, был небольшой овражек, там и свершилось кровавое дело. Немцам даже возиться особо не пришлось, местных добровольцев хватало.
Коршунов закончил свой рассказ. Дед был хмур, уж слишком много знакомых имён Коршунов упомянул. И убитых и убийц.
- Так чего ты к нам пришёл? Чего к своим дружкам за помощью не подался? - спросил прадед.
- Дядя Юдка, так они же сволочи, меня Советам сдадут на раз-два. А если не сдадут, за дом все деньги заберут себе, а то я их не знаю. А вы человек честный. Помогите, мне не к кому податься.
Прадед не успел ответить, вмешался мой дед.
- Убирайся. У меня так и играет всё шлёпнуть тебя прямо сейчас. Но в память о братьях твоих, что честно сражались, и о былой дружбе, дам тебе уйти. На глаза мне больше не попадайся, а то будет худо. Пшёл вон.
- Эх. Не мы такие, жизнь такая, - понуро ответил Коршунов и исчез в ночи.
(К рассказу это почти не относится, но, чтобы поставить точку, расскажу. Коршунов пошёл к знакомым с той же просьбой. Они его и выдали. Был суд. За службу в полиции и прочие грехи он получил десятку плюс три по рогам. Дом конфисковали. Весь срок он не отсидел, по амнистии вышел раньше. В конце 50-х он вернулся в село и стал работать трактористом в колхозе.)
- Что мне с этим делать? - спросил мой дед у отца. - Как вспомню бабушку, Галю, Эдика, и всех остальных, сердце горит. Я должен что-то предпринять.
- Ты должен жить. Жить и помнить о них. Это и будет наша победа. С мерзавцами власть посчитается, на то она и власть. А у тебя свадьба на носу.
После женитьбы дед уехал обратно служить в далёкий Уссурийск и в родное село вернулся лишь через несколько лет, всё недосуг было. В 47-м пытался в академию поступить, в 48-м бабушка была беременна, в 49-м моя мать только родилась, так что попал он обратно в Журавичи лишь в 50-м.
Ожило село, людьми пополнилось. Почти все отстроились. Послевоенной голодухи уже не было (впрочем, в Белоруссии всегда бульба с огорода спасала). Жизнь пошла своим чередом. Как и прежде пацаны купались в реке, девчонки вязали венки из одуванчиков, ходил по утрам пастух, собирая коров на выпас, и по субботам в клубе крутили кино. Только вот когда собирали ландыши, грибы, и землянику, на окраину Больничного леса старались не заходить.
"Вроде всё как всегда, снова небо, опять голубое. Тот же лес, тот же воздух, и та же вода...", но вот на душе у деда было как то муторно. Нет, конечное дело, навестить село, сестёр, которые к тому времени уже повыходили замуж, посмотреть на племяшей и внучку родителям показать было очень приятно и радостно. Только казалось, про страшные дела, что творились совсем недавно, все или позабыли или упорно делают вид, что не хотят вспоминать.
А так отпуск проходил очень хорошо. Отдыхал, помогал по хозяйству родителям, и с удовольствием нянчился с племянниками и моей мамой, ведь служба в Советской Армии далеко не сахар, времени на игры с ребёнком бывало не хватало. Всё замечательно, если бы не сны. Теперь, помимо всего прочего, ночами снилась бабушка, двое дядьёв, двое тётушек, и 5 двоюродных. Казалось, они старались ему что-то сказать, что-то важное, а он всё силился понять их слова.
В один день осенила мысль, и он отправился в сельсовет. Там работало немало знакомых, в том числе бывший квартирант родителей, Цулыгин, который когда-то, в 1941-м, и убедил моих прадеда и прабабушку эвакуироваться. Сам он, во время Войны был в партизанском отряде.
- Я тут подумал, - смущаясь сказал дед. - Ты же знаешь, сколько в нашем селе аидов и цыган убили. Давай памятник поставим. Чтобы помнили.
- Идея неплохая, - ответил ему Цулыгин. - Сейчас, правда, самая горячая пора. Осенью, когда всё подутихнет, обмозгуем, сделаем всё по-людски.
В 51-м семейство снова поехало в отпуск в Журавичи. Отпуск, можно сказать, проходил так же как и в прошлый раз. И снова дед пришёл в сельсовет.
- Как там насчёт памятника? - поинтересовался он.
- Видишь ли, - убедившись что их никто не слышит, пряча взгляд, ответил Цулыгин, - Момент сейчас не совсем правильный. Вся страна ведёт борьбу с агентами Джойнта. Ты пойми, памятник сейчас как бы ни к месту.
- А когда будет к месту?
- Посмотрим. - уклонился от прямого ответа он. - Ты это. Как его. С такими разговорами, особо ни к кому не подходи. Я то всё понимаю, но с другими будь поосторожнее. Сейчас время такое, сложное.
Время и впрямь стало сложное. В пылу борьбы с безродными космополитами, в армии начали копать личные дела, в итоге дедова пятая графа оказалась не совсем та, и его турнули из СА, так и не дав дослужить всего два года до пенсии. В 1953-м семья вернулась в Белоруссию, правда поехали не в Журавичи, а в другое место.
Надо было строить новую жизнь, погоны остались в прошлом. Работа, садик, магазин, школа, вторая дочка. Обыкновенная жизнь обыкновенного человека, с самыми обыкновенными заботами. Но вот сны, они продолжали беспокоить, когда чаще, когда реже, но вот уходить не желали.
В родное село стали ездить почти каждое лето. И каждый раз терзала мысль о том, что сотни людей погибли страшной смертью, а о них не то что не говорят, даже таблички нету. У деда крепко засела мысль, надо чтобы всё-таки памятник поставили, ведь времена, кажется, поменялись.
И он начал ходить с просьбами и писать письма. В райком, в обком, в сельсовет, в местную газету, и т.д. Регулярно и постоянно. Нет, он, конечно, не был подвижником. Естественно, он не посвящал всю жизнь и силы одной цели. Работа школьного учителя, далеко не легка, и если подходить к делу с душой, то требует немало времени. Да и повседневные семейные заботы никто не отменял. И всё же, когда была возможность и время, писал письмо за письмом в разные инстанции и изредка ходил на приёмы к важным и не важным чинушам.
Возможно, будь он крупным учёным, артистом, музыкантом, певцом, или ещё кем-либо, то его бы услышали. Но он был скромный учитель математики, а голоса простых людей редко доходит то ушей власть имущих. Проходил год за годом, письма не находили ответа, приёмы не давали пользы, и даже в тех же Журавичах о событиях 1941-го почти забыли. Кто постарше, многие умерли, разъехались, или просто, не желали прошлое ворошить. А для многих кто помладше, дела лет давно минувших особого интереса не представляли.
Хотя, безусловно, о Войне помнили, не смотря на то, что День Победы был обыкновенный рабочий день. Иногда проводились митинги, говорились правильные речи, но о никаких парадах с бряцаньем оружия и разгоном облаков даже речи не шло. Бывали и съезды ветеранов, дед и сам несколько раз ездил в Смоленск на такие.
На государственном уровне слагались поэмы о героизме советских солдат, ставились монументы, и снимались кино. Чем больше проходило времени, тем больше становилось героев, а вот о погибших за то что у них была неправильная национальность, практически никто и не вспоминал. Фильмы дед смотрел, книги читал, на встречи ездил и... продолжал просить о памятнике в родном селе. Когда он навещал Журавичи летом, некоторые даже хихикали ему вслед (в глаза опасались - задевать напрямую ШИСБровца, хотя и бывшего, было небезопасно). Наверное, его последний бой - бой за памятник - уже нужен был ему самому, ведь в его глазах это было правильно.
Правду говорят, чудеса редко, но случаются. В 1965-м памятник всё-таки поставили. Может к юбилею Победы, может просто время пришло, может кто-то важный разнарядку сверху дал, кто теперь скажет. Ясное дело, это не было нечто огромное и величественное. Унылый серый бетонный обелиск метра 2.5 высотой и несколько уклончивой надписью "Советским Гражданам, расстрелянным немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной Войны" Это было не совсем то, о чём мечтал дед, без имён, без описания событий, без речей, но главное всё же сбылось. Теперь было нечто, что будет стоять как память для живых о тех, кого нет, и вечный укор тем, кто творил зло. Будет место, куда можно принести букет цветов или положить камешек.
Конечно, я не могу утверждать, что памятник появился именно благодаря его усилиям, но мне хочется верить, что и его толика трудов в этом была. Я видел этот мемориал лет 30 назад, когда был младшеклассником. Не знаю почему, но он мне ярко запомнился. С тех пор, во время разных поездок я побывал в нескольких белорусских деревнях, и нигде подобных памятников не видел. Надеюсь, что они есть. Может, я просто в неправильные деревни заезжал.
Удивительное дело, но после того как обелиск поставили, плохие сны стали сниться деду намного реже, а вскоре почти ушли. В 2015-м в Журавичах поставили новый памятник. Красивый, из красного мрамора, с белыми буквами, со всеми грамотными словами. Хороший памятник. Наверное совпадение, но в том же году деда снова начали одолевать сны, которые он не видел почти 50 лет. Сны, это штука сложная, как их понять???
Вот собственно и всё. Закончу рассказ знаменитым изречением, автора которого я не знаю. Дед никогда не говорил эту фразу, но мне кажется, он ею жил.
"Не бойся врагов - в худшем случае они лишь могут тебя убить. Не бойся друзей - в худшем случае они лишь могут тебя предать. Но бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательства и убийства."
10
Пригрело. На площадке возле супермаркета из огромной кучи снега натаяла таких же огромных размеров лужа. На берегу лужи стоял стильно одетый мужчина лет трёх-четырёх, в красных резиновых сапожках, капитанской фуражке, и зачарованно жмурился от солнечных бликов на воде. За мужчиной в красных сапожках внимательно наблюдала молодая женщина. Она стояла неподалёку и разговаривала по телефону. У цветочной палатки курила продавщица. Возле служебного входа в супермаркет грузчик неправославной наружности занимался пустой тарой. За цветочной палаткой приткнулся экипаж ГАИ, высматривая нарушителей. Так же на месте присутствовали: старушка с собачкой на поводке, две школьницы, мамаша с коляской, и гражданин неопределённого рода занятий в кепке и с пакетом. Больше ничего примечательного в пределах видимости не наблюдалось.
Лужа искрилась в лучах апрельского солнца, притягивала, и манила. Мужчина в красных сапогах ещё какое-то время зачарованно постоял, потом оглянулся на маму, поднял левую ногу, и сделал шаг. Лужа расступилась и одобрительно хлюпнула.
- Саша, не смей! - крикнула мама, и добавила в трубку, - Извините, это я не вам!
Мужчина по имени Саша какое-то время задумчиво постоял одной ногой в луже, снова внимательно посмотрел через плечо на маму, и сделал второй шаг.
- Саша, я кому сказала! - в голосе мамы появились стальные нотки. - Выйди немедленно!
Саша сосредоточенно смотрел вперёд. Теперь они с лужей составляли единое целое, берег остался далеко позади, впереди простиралась бесконечная водная гладь.
- Я тебе сейчас по попе надаю!!! - крикнула мама, убрала телефон, и решительно направилась в сторону лужи.
Мальчик принял единственно верное в этой ситуации решение. Он сделал шаг, ещё шаг, ещё, и наконец оказался строго посредине лужи. То есть в полной безопасности и недосягаемости для мамы в белых кроссовках. Та споткнулась о край лужи, и с берега крикнула:
- Саша, я последний раз повторяю - выходи немедленно!
Голос её уже не предвещал ничего хорошего. Саша меж тем что-то внимательно рассматривал на дне водоёма у своих ног, и на голос никак не реагировал.
- Ты слышишь меня?! Я всё отцу расскажу!!! - озвучила мама первую угрозу.
Саша в ответ достал из кармана оранжевое яйцо от киндер-сюрприза, и пустил его в плавание. Яйцо покачивалось на волнах и плыть никуда не хотело. Ему было и так хорошо.
К этому времени за аттракционом "как достать Сашу из лужи" наблюдали с той или иной долей интереса все присутствующие. Два гаишника, грузчик из магазина, гражданин в кепке, продавщица из цветочной палатки, мамаша с коляской, и старушка с собачкой. Мама тем временем ходила по берегу и громко озвучивала предполагаемые санкции.
- Ты у меня мороженое не получишь!
- Гулять больше не пойдешь!
- К бабушке на выходные не поедешь!
Было ещё что-то про хомяка, лего, мультики, день рожденья, всего и не упомнишь.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот санкционный монолог, если б его внезапно не прервал гражданин в кепке.
- Помедленнее пожалуйста! - вдруг крикнул он. - Я записываю!
На что продавщица цветочной палатки неприлично громко хрюкнула, грузчик уронил картонную коробку и засмеялся, а мама повернулась к гражданину в кепке и строго сказала:
- Не стыдно?! Взрослый человек! Лучше бы ребёнка из лужи достали!
- Да как же я его достану? - ответил гражданин. - Я плавать не умею!
Мама махнула на него рукой, и принялась ходить по берегу, раздумывая что бы ещё предпринять. Меж тем Саша всё это время внимательно изучал навигационные качества оранжевого яйца, не обращая никакого внимания на происходящее за пределами лужи. И тут маме на глаза на свою беду попался капитан ГАИ, который стоял оперевшись на капот служебной машины, тоже с улыбкой за всем этим наблюдая.
- Саша! - крикнула мама, - Если ты сейчас же не выйдешь, я попрошу дядю милиционера, и он тебя арестует!
После этого она обернулась к капитану, и громким официальным тоном заявила:
- Товарищ милиционер! - сказала она. - Арестуйте пожалуйста вон того непослушного мальчика!
Все присутствующие посмотрели на капитана.
- Девушка! - ответил капитан, слегка смутившись таким вниманием. - Вы меня извините, но мы же не морской патруль. Мы обычная дорожная полиция. Сухопутная. А вам нужен патрульный катер.
Судя по реакции окружающих, слова капитана получили однозначную поддержку. Это совсем вывело маму из себя. Она топнула ногой, и решила прибегнуть к последнему, радикальному средству.
- Ну всё! - крикнула она. - Я ухожу! Саша, ты слышишь?! Я пошла домой!!!
После чего развернулась, и демонстративно зашагала прочь от лужи.
Внезапно мальчик оторвал свой взгляд от оранжевого яйца, посмотрел ей вслед, и крикнул:
- Мама!
- Что? - обернулась та.
- Купишь мороженое? - крикнул мальчик.
Все с надеждой посмотрели на маму. Было видно, как ей трудно побороть себя, но она всё таки справилась, и крикнула в ответ:
- Хорошо!
Мальчик поднял из воды яйцо, и сделал шаг навстречу.
- Обещаешь? - крикнул он.
- Обещаю!!!
Мальчик сделал ещё шаг.
- И папе ничего не расскажешь?
- Не расскажу. - обреченно ответила мама.
Каждый следующий шаг приносил маленькому вымогателю очередную победу. Расстояния как раз хватило на то, чтобы отыграть обратно все санкции. Публика, поняв что представление окончено, потеряла к нему всякий интерес. Гаишники занялись очередным нарушителем, цветочница вернулась в свою палатку, собачка утащила старушку, и только мужчина в кепке, сложив руки за спиной, продолжал наблюдать за происходящим.
До суши оставалось каких-то пара шагов, когда мальчик остановился, посмотрел на маму, которая ждала его присев на корточки, на берегу, и спросил:
- Ты меня любишь?
- Конечно люблю! - сказала мама.
Мальчик сделал ещё шаг, и задал последний вопрос.
- А женишься на мне, когда я вырасту?
- Нет! - сказала мама.
Потом громко и весело рассмеялась, протянула руки, и выдернула мальчика из лужи.
- Нет! - повторила она, поправляя на нём курточку. - Потому что я уже замужем за твоим папой!
Мальчик философски вздохнул, и сказал:
- Ну хорошо. Тогда мороженое!
- С ума сошел?! - сказала мама. - Какое мороженое? Побежали скорей домой, у тебя же наверняка ноги все мокрые!
Не обращая никакого внимания на возражения ребёнка она крепко взяла его за руку, и потащила с площадки. Внезапно сирена на полицейской машине ожила, и рявкнула так, что все вздрогнули. А потом из её динамиков на всю площадь раздался строгий и властный голос:
- ДЕВУШКА, ВЫ ОБЕЩАЛИ!!! МЫ ТУТ ВСЕ СВИДЕТЕЛИ!!!
Лужа искрилась в лучах апрельского солнца, притягивала, и манила. Мужчина в красных сапогах ещё какое-то время зачарованно постоял, потом оглянулся на маму, поднял левую ногу, и сделал шаг. Лужа расступилась и одобрительно хлюпнула.
- Саша, не смей! - крикнула мама, и добавила в трубку, - Извините, это я не вам!
Мужчина по имени Саша какое-то время задумчиво постоял одной ногой в луже, снова внимательно посмотрел через плечо на маму, и сделал второй шаг.
- Саша, я кому сказала! - в голосе мамы появились стальные нотки. - Выйди немедленно!
Саша сосредоточенно смотрел вперёд. Теперь они с лужей составляли единое целое, берег остался далеко позади, впереди простиралась бесконечная водная гладь.
- Я тебе сейчас по попе надаю!!! - крикнула мама, убрала телефон, и решительно направилась в сторону лужи.
Мальчик принял единственно верное в этой ситуации решение. Он сделал шаг, ещё шаг, ещё, и наконец оказался строго посредине лужи. То есть в полной безопасности и недосягаемости для мамы в белых кроссовках. Та споткнулась о край лужи, и с берега крикнула:
- Саша, я последний раз повторяю - выходи немедленно!
Голос её уже не предвещал ничего хорошего. Саша меж тем что-то внимательно рассматривал на дне водоёма у своих ног, и на голос никак не реагировал.
- Ты слышишь меня?! Я всё отцу расскажу!!! - озвучила мама первую угрозу.
Саша в ответ достал из кармана оранжевое яйцо от киндер-сюрприза, и пустил его в плавание. Яйцо покачивалось на волнах и плыть никуда не хотело. Ему было и так хорошо.
К этому времени за аттракционом "как достать Сашу из лужи" наблюдали с той или иной долей интереса все присутствующие. Два гаишника, грузчик из магазина, гражданин в кепке, продавщица из цветочной палатки, мамаша с коляской, и старушка с собачкой. Мама тем временем ходила по берегу и громко озвучивала предполагаемые санкции.
- Ты у меня мороженое не получишь!
- Гулять больше не пойдешь!
- К бабушке на выходные не поедешь!
Было ещё что-то про хомяка, лего, мультики, день рожденья, всего и не упомнишь.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот санкционный монолог, если б его внезапно не прервал гражданин в кепке.
- Помедленнее пожалуйста! - вдруг крикнул он. - Я записываю!
На что продавщица цветочной палатки неприлично громко хрюкнула, грузчик уронил картонную коробку и засмеялся, а мама повернулась к гражданину в кепке и строго сказала:
- Не стыдно?! Взрослый человек! Лучше бы ребёнка из лужи достали!
- Да как же я его достану? - ответил гражданин. - Я плавать не умею!
Мама махнула на него рукой, и принялась ходить по берегу, раздумывая что бы ещё предпринять. Меж тем Саша всё это время внимательно изучал навигационные качества оранжевого яйца, не обращая никакого внимания на происходящее за пределами лужи. И тут маме на глаза на свою беду попался капитан ГАИ, который стоял оперевшись на капот служебной машины, тоже с улыбкой за всем этим наблюдая.
- Саша! - крикнула мама, - Если ты сейчас же не выйдешь, я попрошу дядю милиционера, и он тебя арестует!
После этого она обернулась к капитану, и громким официальным тоном заявила:
- Товарищ милиционер! - сказала она. - Арестуйте пожалуйста вон того непослушного мальчика!
Все присутствующие посмотрели на капитана.
- Девушка! - ответил капитан, слегка смутившись таким вниманием. - Вы меня извините, но мы же не морской патруль. Мы обычная дорожная полиция. Сухопутная. А вам нужен патрульный катер.
Судя по реакции окружающих, слова капитана получили однозначную поддержку. Это совсем вывело маму из себя. Она топнула ногой, и решила прибегнуть к последнему, радикальному средству.
- Ну всё! - крикнула она. - Я ухожу! Саша, ты слышишь?! Я пошла домой!!!
После чего развернулась, и демонстративно зашагала прочь от лужи.
Внезапно мальчик оторвал свой взгляд от оранжевого яйца, посмотрел ей вслед, и крикнул:
- Мама!
- Что? - обернулась та.
- Купишь мороженое? - крикнул мальчик.
Все с надеждой посмотрели на маму. Было видно, как ей трудно побороть себя, но она всё таки справилась, и крикнула в ответ:
- Хорошо!
Мальчик поднял из воды яйцо, и сделал шаг навстречу.
- Обещаешь? - крикнул он.
- Обещаю!!!
Мальчик сделал ещё шаг.
- И папе ничего не расскажешь?
- Не расскажу. - обреченно ответила мама.
Каждый следующий шаг приносил маленькому вымогателю очередную победу. Расстояния как раз хватило на то, чтобы отыграть обратно все санкции. Публика, поняв что представление окончено, потеряла к нему всякий интерес. Гаишники занялись очередным нарушителем, цветочница вернулась в свою палатку, собачка утащила старушку, и только мужчина в кепке, сложив руки за спиной, продолжал наблюдать за происходящим.
До суши оставалось каких-то пара шагов, когда мальчик остановился, посмотрел на маму, которая ждала его присев на корточки, на берегу, и спросил:
- Ты меня любишь?
- Конечно люблю! - сказала мама.
Мальчик сделал ещё шаг, и задал последний вопрос.
- А женишься на мне, когда я вырасту?
- Нет! - сказала мама.
Потом громко и весело рассмеялась, протянула руки, и выдернула мальчика из лужи.
- Нет! - повторила она, поправляя на нём курточку. - Потому что я уже замужем за твоим папой!
Мальчик философски вздохнул, и сказал:
- Ну хорошо. Тогда мороженое!
- С ума сошел?! - сказала мама. - Какое мороженое? Побежали скорей домой, у тебя же наверняка ноги все мокрые!
Не обращая никакого внимания на возражения ребёнка она крепко взяла его за руку, и потащила с площадки. Внезапно сирена на полицейской машине ожила, и рявкнула так, что все вздрогнули. А потом из её динамиков на всю площадь раздался строгий и властный голос:
- ДЕВУШКА, ВЫ ОБЕЩАЛИ!!! МЫ ТУТ ВСЕ СВИДЕТЕЛИ!!!
О профессиональных суевериях.
Суеверий множество, быть суеверным в природе человека.
И если в одной стране чёрный кот или женщина с пустыми вёдрами считаются плохими приметами, то в другой раскрыть зонтик внутри дома — хуже чем насвистывать в помещении...
Несть им числа, короче говоря, тема громадная и неподъемная.
Речь, однако, пойдёт о профессиональных суевериях...
Они делятся на общие и личные.
Среди общих можно начать с нежелания признать дежурство лёгким до его окончания, говорить вслух— « в приёмном покое всё спокойно», прощаясь с коллегами употреблять слова» до скорой встречи», мифологическая вера в зависимость поступлений в больницу от фазы луны, парность диагнозов и так далее.
А вот личные ...
Они могут быть довольно странными, даже причудливыми.
Но их возникновения имеют под собой реальные события, частично объясняющие персональные фобии и идиосинкразии.
Могу поделиться несколькими, коли интересно.
Терпеть не могу, когда меня хвалят до начала работы, боюсь сглазить, на «доктор, мы наслышаны о вас, вас так хвалят» — хмуро обрываю со словами: всё это слухи, по большей частью враньё.
И никаких хай файвинг или ликований до полного успешного окончания работы, слишком много ошибок случаются в последние 5 минут полёта и приземления( наркоз очень похож на полёт)
Более того, мои коллеги и больные уведомлены о «правиле 200 метров доктора Ашнина»: мы начинаем праздновать хорошую работу только по выписке больного, когда его семья его увозит домой, не менее 200 метров от госпиталя.
Это суеверие возникло, когда выписавшийся больной отъехал от госпиталя метров на 150, вдруг машина резко развернулась и на всех парах подлетела к приёмному покою — осложнение, пациенту резко поплохело.
Однако самое сильное и странное суеверие, очень личное — запрет на употребление няшных слов о моих педиатрических пациентах, особенно слово “cute”, миленький.По правде говоря, это слово просто вне закона, опытные медсёстры учат молодых никогда-никогда не употреблять его в моём присутствии, правило гласит: они няшные только при выписке, никаких восторгов и захваливания до этого момента.
По правде говоря, эта странность граничит с фобией...
Что же вызвало такой нелепый и сильный заскок у матёрого врача?
История эта случилась почти четверть века назад, когда я, старший резидент в тренировочной программе по анестезиологии получил не совсем обычного пациента — мальчика 2-3 лет с вирусным разрастанием в горле, мешающим ему дышать и даже плакал он неслышно, сипло.
Это был самый хорошенький пациент, маленький ангел с прекрасными голубыми глазами и длинными вьющимися льняными волосами.
Суровые медсёстры операционной не могли наахаться и тетешкали его, передавая с рук на руки, чирикая слово “ cute” много раз.
Я же готовился к очень сложному наркозу, педиатрическая оториноларингология может быть очень опасной, иногда — смертельно опасной.
Так и случилось, немедленно по вводу в наркоз мышцы ребёнка расслабились, в том числе и мышцы гортани, разрастание сдвинулось и закупорило вход в трахею. Поступление кислорода стало невозможным.
Я быстро понял надвигающуюся катастрофу: ничего из моего арсенала мер успеха не принесло, содержание кислорода в крови начало падать, инструктор по анестезиологии повторил весь комплекс, полагаясь на свою матерую сноровку — ничего.
Катастрофа приближалась со скоростью самолёта в финальном пике, содержания кислорода упала до критического уровня, ребёнок посинел и его сердце стало замедляться, мы приближались к ситуации невозвратимого поражения мозга и сердца.
Всё спас профессор оториноларингологии — отодвинув всех в сторону, он схватил спасительный инструмент и протаранил разрастание, возобновив подачу кислорода.
Затем они произвели трахеотомию, вставили трубочку, я вывел ребёнка из наркоза и, к своему ужасу, увидел признаки поражения мозга, вызванные недостатком кислорода. Я немедленно приписал всю вину себе, перевёл его в реанимацию и побежал искать педиатрического невропатолога-интенсевиста.
Пришёл мужик, заканчивающий свой 11 год тренировок, редкой силы уникальный специалист, посмотрел его и пришёл к заключению: необратимых повреждений нет, наблюдаем.
Так я и провёл следующие двое суток, помогая ухаживать за ребёнком, меня гнали домой, я не находил в себе сил покинуть моего маленького ангелочка, его мама выходила и заходила, обходы за обходами, госпиталь учебный, каждая специальность обходит своей командой, раз за разом его историю докладывают сухим медицинским жаргоном.
Должно быть, меня сильно контузило ужасом и виной, жалостью к моему пациенту, почти погибшему у меня на глазах.
Наконец, невропатолог решил меня услать домой, назначив ему повторное исследование электрической активности — всё в норме.
Обняв меня за плечи, он вывел меня из реанимации и передал моим инструкторам с рекомендацией дать мне пару дней отдыха.
И меня, контуженного страхом, отправили домой.
Пришёл домой, лёд в груди — дышать мешает, мозги в тумане и отупение, никаких эмоций, опустошённость.
Надо что-то делать, я даже заснуть не могу.
Вынул водку из морозильника, налил полстакана, выпил.
Отпустило, в груди потеплело, самого же затрясло и я расплакался...
Ребёнок выписался домой, я вернулся к своим обязанностям, по иронии судьбы я ещё дважды давал ему наркоз, мама меня знала по имени, ребёнок узнавал, правда, без особой радости, опять ты с твоей вонючей гадостью...
Всё зажило и у него и у меня.
Всё, за исключением одной странности: каждый раз, услышав треклятое слово “cute” шерсть поднималась дыбом и я мысленно переносился в то ужасное утро.
Медсёстры меня берегут, понимающе относясь к моему суеверию.
Кому-то я рассказал об этом случае, что ли, не помню уже.
Вот такая история, надеюсь, вы не осудите меня за мои человеческие слабости, просто я уверен — если у вас нет пока профессиональных суеверий, то со временем они появятся.
Суеверий множество, быть суеверным в природе человека.
И если в одной стране чёрный кот или женщина с пустыми вёдрами считаются плохими приметами, то в другой раскрыть зонтик внутри дома — хуже чем насвистывать в помещении...
Несть им числа, короче говоря, тема громадная и неподъемная.
Речь, однако, пойдёт о профессиональных суевериях...
Они делятся на общие и личные.
Среди общих можно начать с нежелания признать дежурство лёгким до его окончания, говорить вслух— « в приёмном покое всё спокойно», прощаясь с коллегами употреблять слова» до скорой встречи», мифологическая вера в зависимость поступлений в больницу от фазы луны, парность диагнозов и так далее.
А вот личные ...
Они могут быть довольно странными, даже причудливыми.
Но их возникновения имеют под собой реальные события, частично объясняющие персональные фобии и идиосинкразии.
Могу поделиться несколькими, коли интересно.
Терпеть не могу, когда меня хвалят до начала работы, боюсь сглазить, на «доктор, мы наслышаны о вас, вас так хвалят» — хмуро обрываю со словами: всё это слухи, по большей частью враньё.
И никаких хай файвинг или ликований до полного успешного окончания работы, слишком много ошибок случаются в последние 5 минут полёта и приземления( наркоз очень похож на полёт)
Более того, мои коллеги и больные уведомлены о «правиле 200 метров доктора Ашнина»: мы начинаем праздновать хорошую работу только по выписке больного, когда его семья его увозит домой, не менее 200 метров от госпиталя.
Это суеверие возникло, когда выписавшийся больной отъехал от госпиталя метров на 150, вдруг машина резко развернулась и на всех парах подлетела к приёмному покою — осложнение, пациенту резко поплохело.
Однако самое сильное и странное суеверие, очень личное — запрет на употребление няшных слов о моих педиатрических пациентах, особенно слово “cute”, миленький.По правде говоря, это слово просто вне закона, опытные медсёстры учат молодых никогда-никогда не употреблять его в моём присутствии, правило гласит: они няшные только при выписке, никаких восторгов и захваливания до этого момента.
По правде говоря, эта странность граничит с фобией...
Что же вызвало такой нелепый и сильный заскок у матёрого врача?
История эта случилась почти четверть века назад, когда я, старший резидент в тренировочной программе по анестезиологии получил не совсем обычного пациента — мальчика 2-3 лет с вирусным разрастанием в горле, мешающим ему дышать и даже плакал он неслышно, сипло.
Это был самый хорошенький пациент, маленький ангел с прекрасными голубыми глазами и длинными вьющимися льняными волосами.
Суровые медсёстры операционной не могли наахаться и тетешкали его, передавая с рук на руки, чирикая слово “ cute” много раз.
Я же готовился к очень сложному наркозу, педиатрическая оториноларингология может быть очень опасной, иногда — смертельно опасной.
Так и случилось, немедленно по вводу в наркоз мышцы ребёнка расслабились, в том числе и мышцы гортани, разрастание сдвинулось и закупорило вход в трахею. Поступление кислорода стало невозможным.
Я быстро понял надвигающуюся катастрофу: ничего из моего арсенала мер успеха не принесло, содержание кислорода в крови начало падать, инструктор по анестезиологии повторил весь комплекс, полагаясь на свою матерую сноровку — ничего.
Катастрофа приближалась со скоростью самолёта в финальном пике, содержания кислорода упала до критического уровня, ребёнок посинел и его сердце стало замедляться, мы приближались к ситуации невозвратимого поражения мозга и сердца.
Всё спас профессор оториноларингологии — отодвинув всех в сторону, он схватил спасительный инструмент и протаранил разрастание, возобновив подачу кислорода.
Затем они произвели трахеотомию, вставили трубочку, я вывел ребёнка из наркоза и, к своему ужасу, увидел признаки поражения мозга, вызванные недостатком кислорода. Я немедленно приписал всю вину себе, перевёл его в реанимацию и побежал искать педиатрического невропатолога-интенсевиста.
Пришёл мужик, заканчивающий свой 11 год тренировок, редкой силы уникальный специалист, посмотрел его и пришёл к заключению: необратимых повреждений нет, наблюдаем.
Так я и провёл следующие двое суток, помогая ухаживать за ребёнком, меня гнали домой, я не находил в себе сил покинуть моего маленького ангелочка, его мама выходила и заходила, обходы за обходами, госпиталь учебный, каждая специальность обходит своей командой, раз за разом его историю докладывают сухим медицинским жаргоном.
Должно быть, меня сильно контузило ужасом и виной, жалостью к моему пациенту, почти погибшему у меня на глазах.
Наконец, невропатолог решил меня услать домой, назначив ему повторное исследование электрической активности — всё в норме.
Обняв меня за плечи, он вывел меня из реанимации и передал моим инструкторам с рекомендацией дать мне пару дней отдыха.
И меня, контуженного страхом, отправили домой.
Пришёл домой, лёд в груди — дышать мешает, мозги в тумане и отупение, никаких эмоций, опустошённость.
Надо что-то делать, я даже заснуть не могу.
Вынул водку из морозильника, налил полстакана, выпил.
Отпустило, в груди потеплело, самого же затрясло и я расплакался...
Ребёнок выписался домой, я вернулся к своим обязанностям, по иронии судьбы я ещё дважды давал ему наркоз, мама меня знала по имени, ребёнок узнавал, правда, без особой радости, опять ты с твоей вонючей гадостью...
Всё зажило и у него и у меня.
Всё, за исключением одной странности: каждый раз, услышав треклятое слово “cute” шерсть поднималась дыбом и я мысленно переносился в то ужасное утро.
Медсёстры меня берегут, понимающе относясь к моему суеверию.
Кому-то я рассказал об этом случае, что ли, не помню уже.
Вот такая история, надеюсь, вы не осудите меня за мои человеческие слабости, просто я уверен — если у вас нет пока профессиональных суеверий, то со временем они появятся.
Ехал недавно в маршрутке. На одной из остановок зашли две бабульки. Одна из них спросила у водителя: "Вы едете в четвёртую гор.больницу?" Водитель дал отрицательный ответ. "Как это, не едете!? Вчера этот номер ехал в больничный городок!" - возмутилась бабулька. Водитель не стал спорить, возмущаться, что четвёртый номер никогда не ехал к четвёртой гор.больнице, сказал вежливо, но безапелляционно: "Вчера было вчера, а с сегодняшнего дня в четвёртую больницу едет маршрутка номер шесть. Выходите и ждите". Бабульки послушно вышли, ругая непостоянство властей. Среди пассажиров воцарилось ехидное веселье. Кто-то восторженно отпустил в адрес водителя: "Дипломат!"
Супруга поставила одному одиннадцатикласснику двойку за контрольную. Классная руководительница привела этого балбеса пересдавать.
Далее диалог супруги и ученика:
- Ну что, теперь выучил пищевые цепочки? Разобрался?
- Угу
- И чем питается дятел?
- Деревом.
- ???
- Ну... он долбит же дерево. И ест его.
- Ест. Дерево. Допустим. А еще что? Ну вот продолбил он кору дерева, а под ним...
- Сок! Он еще сок пьет!
Пересдача, дубль два.
А вы говорите ГМО, псевдодиагностика... Дятел жрет дерево и запивает соком!
Далее диалог супруги и ученика:
- Ну что, теперь выучил пищевые цепочки? Разобрался?
- Угу
- И чем питается дятел?
- Деревом.
- ???
- Ну... он долбит же дерево. И ест его.
- Ест. Дерево. Допустим. А еще что? Ну вот продолбил он кору дерева, а под ним...
- Сок! Он еще сок пьет!
Пересдача, дубль два.
А вы говорите ГМО, псевдодиагностика... Дятел жрет дерево и запивает соком!
Работал я как-то администратором в супермаркете, и продавались у нас в огромных количествах дешёвые развесные пельмени. Все обсуждали, из чего их делают. Самый занимательный казус с ними...
Приходит как-то очередная возмущённая бабуля и заявляет, что ей в "наших" пельменях кошачий зуб попался, и предъявляет тонкую и острую косточку.
Дружно пытаемся её разубедить, чтобы шум не поднимала на весь магазин. Типа: "Да это просто осколок говяжьей кости" и т.п.
А она никак не унимается: "Это кошачий зуб!".
Когда все наши доводы закончились, вспомнили, что один из наших продавцов на ветеринара когда-то учился, уж он-то точно скажет.
А Юра просто мимо шёл и вообще был не в курсе начала разговора.
И вот мы его спрашиваем:
- А что, Юра, это правда кошачий зуб?
И, соответственно, передаём ему эту злополучную косточку.
Он внимательно её рассматривает (профессия, блин) и заявляет:
- Нет... Пожалуй, больше на крысиный похоже...
Приходит как-то очередная возмущённая бабуля и заявляет, что ей в "наших" пельменях кошачий зуб попался, и предъявляет тонкую и острую косточку.
Дружно пытаемся её разубедить, чтобы шум не поднимала на весь магазин. Типа: "Да это просто осколок говяжьей кости" и т.п.
А она никак не унимается: "Это кошачий зуб!".
Когда все наши доводы закончились, вспомнили, что один из наших продавцов на ветеринара когда-то учился, уж он-то точно скажет.
А Юра просто мимо шёл и вообще был не в курсе начала разговора.
И вот мы его спрашиваем:
- А что, Юра, это правда кошачий зуб?
И, соответственно, передаём ему эту злополучную косточку.
Он внимательно её рассматривает (профессия, блин) и заявляет:
- Нет... Пожалуй, больше на крысиный похоже...
Рассказала знакомая. Ехала она в электричке, читала книгу. На одной из остановок вошла компания рабочих и стала приставать к ней с дурацкими вопросами: "Девушка, что читаете? Зачем читаете?" и т.д. Она никак не реагировала, тогда один из них подошёл к ней вплотную, достал деревянный фаллос, расписанный под хохлому, сунул ей под нос и сказал: "Хочешь попробовать?" На что она спокойно ответила: "Я тебе сочувствую. Такой молодой,а уже с протезом." В вагоне начался гомерический хохот, парень покраснел, пулей вылетел в тамбур и больше из него не выходил до конца пути. После чего рабочие прониклись к ней уважением и больше не приставали, а даже наоборот - охраняли. На её вопросы: "А где ваш болезненный?" Весело отвечали: "А хрен его знает.."
Мой приятель, назовем его Сергеем, зашел как-то в предбанник родного банка, снять с банкомата малую денежку. Получил чек и обратил внимание на любопытную сумму остатка на счете: первая цифра (которую он мне не назвал), три нуля и номер Серегиной машины. Не стыдная сумма, хотя догадываюсь, что у него это не единственный счет.
Полюбовавшись на цифирку, Сергей бросил чек в урну и вышел. Пока курил у выхода, увидел через стекло, что в урне роется какой-то юноша вполне приличного вида, не бомж. Подумал было, что паренек случайно выкинул нужный чек, но потом заметил, что он пару чеков уже положил в карман, но продолжает рыться. Сергей, как человек креативный и любитель логических загадок, задумался, какую пользу можно извлечь из использованного чужого чека, но ничего не придумал.
Через неделю, давно забыв об этом случае, Серега увидел, что дочь-студентка моет шею под большое декольте, проще говоря – собирается куда-то при полном параде. На прямой вопрос, куда намылилась, дочь ответила:
- В ресторан с Вадиком.
- Что за Вадик, почему не знаю?
- Да я сама с ним на днях познакомилась. Представляешь, подошел прямо на улице.
- Гони в шею. Очередная голытьба бесштанная. Они по твоей одежде видят, что у тебя богатые родители, вот и липнут как мухи на мед.
- Нет, Вадик не такой. У него у самого полно денег.
- Откуда знаешь? Он тебе сам наплел? Верь больше. Или айфон у него золотой? Так небось в кредит куплен.
- Нет, пап, он не хвастался. Он вообще очень скромный. Но посмотри, на чем он мне свой телефон записал!
Сергей перевернул бумажку с телефоном и увидел чек из банкомата с весьма солидной суммой остатка. С очень знакомой суммой, заканчивающейся на номер Серегиной машины.
- Так-так, - протянул он. – Видали мы таких Вадиков. Худой, лохматый, похож на артиста этого, как его? Корч, Борч? Который Холмса играл.
- Бенедикт Камбербэтч? Правда похож. Па, откуда ты знаешь?
- Элементарно, Ватсон. Я тебе больше скажу. Денег у твоего Холмса нет ни шиша, зато соображалки даже больше, чем нужно. Жулик, каких поискать. Ладно, сходи, присмотрись, что за Вадик. Нам креативные люди в семье нужны.
Полюбовавшись на цифирку, Сергей бросил чек в урну и вышел. Пока курил у выхода, увидел через стекло, что в урне роется какой-то юноша вполне приличного вида, не бомж. Подумал было, что паренек случайно выкинул нужный чек, но потом заметил, что он пару чеков уже положил в карман, но продолжает рыться. Сергей, как человек креативный и любитель логических загадок, задумался, какую пользу можно извлечь из использованного чужого чека, но ничего не придумал.
Через неделю, давно забыв об этом случае, Серега увидел, что дочь-студентка моет шею под большое декольте, проще говоря – собирается куда-то при полном параде. На прямой вопрос, куда намылилась, дочь ответила:
- В ресторан с Вадиком.
- Что за Вадик, почему не знаю?
- Да я сама с ним на днях познакомилась. Представляешь, подошел прямо на улице.
- Гони в шею. Очередная голытьба бесштанная. Они по твоей одежде видят, что у тебя богатые родители, вот и липнут как мухи на мед.
- Нет, Вадик не такой. У него у самого полно денег.
- Откуда знаешь? Он тебе сам наплел? Верь больше. Или айфон у него золотой? Так небось в кредит куплен.
- Нет, пап, он не хвастался. Он вообще очень скромный. Но посмотри, на чем он мне свой телефон записал!
Сергей перевернул бумажку с телефоном и увидел чек из банкомата с весьма солидной суммой остатка. С очень знакомой суммой, заканчивающейся на номер Серегиной машины.
- Так-так, - протянул он. – Видали мы таких Вадиков. Худой, лохматый, похож на артиста этого, как его? Корч, Борч? Который Холмса играл.
- Бенедикт Камбербэтч? Правда похож. Па, откуда ты знаешь?
- Элементарно, Ватсон. Я тебе больше скажу. Денег у твоего Холмса нет ни шиша, зато соображалки даже больше, чем нужно. Жулик, каких поискать. Ладно, сходи, присмотрись, что за Вадик. Нам креативные люди в семье нужны.
Жена с детьми уехала на выходные, решил отдохнуть в одиночестве, попить пивка. Потом чегой-то захотелось посмотреть порнушку. Ну раз захотелось – включил.
Через какое-то время, поймал себя на том, что не смотрю на извивающуюся со стонами группу тел, а с большим интересом разглядываю монументальный камин на заднем плане.
Так тихо и незаметно подкралась старость…
Через какое-то время, поймал себя на том, что не смотрю на извивающуюся со стонами группу тел, а с большим интересом разглядываю монументальный камин на заднем плане.
Так тихо и незаметно подкралась старость…
13
СЕКРЕТНЫЙ ЛЕТЧИК
В выходные поехал с семьей за МКАД в гигантский магазин. Пробегали два
часа и на одном из караванных путей наткнулись на большую толпу. Я
вклинился и вижу: в центре событий стоит шикарная брюнетка на шпильках в
коротенькой юбочке и с пультом управления в длинных красных ногтях, а
вокруг нее летает огромный вертолетище. Диаметр винта под метр и
лампочками перемигивается.
Рядом красовался рекламный стенд, мол не будьте дураками, там-то и там,
покупайте наши вертолеты...
Вроде бы красивых девушек на свете немало, людей умеющих виртуозно
управлять моделями вертолетов, еще больше, но когда два в одном – это
реально бьет по мозгам, заставляя остановиться и разинув рот, любоваться
как ребенку.
Что красавица только не вытворяла, даже на головы маленьким детям сажала
вертолет, он вроде бы еще в воздухе, но в тоже время уже стоит на
детской головке, к неописуемому восторгу самой «вертолетной площадки» и
ее родителей. Я бы не рискнул, одно неточное движение и вертолет может
превратится в блендер для мясного салата...
Девушку выспрашивали о технических параметрах, и о том легко ли научиться
так виртуозно управлять, та охотно отвечала, что мол несложно, при этом
вертолет нарезал пируэты высоко над нашими головами.
Мы с удовольствием проторчали не менее получаса, наблюдая за нереальным
авиашоу красавицы, вдруг сзади кто-то нагловато меня отодвинул острым
локотком, но тут же с тревогой в голосе извинился... Поворачиваюсь и
вижу худенького прыщавого юношу лет двадцати. Парень абсолютно потный,
хоть выжимай, он не сводил напряженного взгляда с вертолета, мимикой
помогая полету, а его руки нервно шарили в открытой сумке висевшей у
него на шее.
Каких только профессий не бывает на свете, но я и предположить не мог,
что существует должность – секретный летчик...
В выходные поехал с семьей за МКАД в гигантский магазин. Пробегали два
часа и на одном из караванных путей наткнулись на большую толпу. Я
вклинился и вижу: в центре событий стоит шикарная брюнетка на шпильках в
коротенькой юбочке и с пультом управления в длинных красных ногтях, а
вокруг нее летает огромный вертолетище. Диаметр винта под метр и
лампочками перемигивается.
Рядом красовался рекламный стенд, мол не будьте дураками, там-то и там,
покупайте наши вертолеты...
Вроде бы красивых девушек на свете немало, людей умеющих виртуозно
управлять моделями вертолетов, еще больше, но когда два в одном – это
реально бьет по мозгам, заставляя остановиться и разинув рот, любоваться
как ребенку.
Что красавица только не вытворяла, даже на головы маленьким детям сажала
вертолет, он вроде бы еще в воздухе, но в тоже время уже стоит на
детской головке, к неописуемому восторгу самой «вертолетной площадки» и
ее родителей. Я бы не рискнул, одно неточное движение и вертолет может
превратится в блендер для мясного салата...
Девушку выспрашивали о технических параметрах, и о том легко ли научиться
так виртуозно управлять, та охотно отвечала, что мол несложно, при этом
вертолет нарезал пируэты высоко над нашими головами.
Мы с удовольствием проторчали не менее получаса, наблюдая за нереальным
авиашоу красавицы, вдруг сзади кто-то нагловато меня отодвинул острым
локотком, но тут же с тревогой в голосе извинился... Поворачиваюсь и
вижу худенького прыщавого юношу лет двадцати. Парень абсолютно потный,
хоть выжимай, он не сводил напряженного взгляда с вертолета, мимикой
помогая полету, а его руки нервно шарили в открытой сумке висевшей у
него на шее.
Каких только профессий не бывает на свете, но я и предположить не мог,
что существует должность – секретный летчик...
Преамбула.
Я думаю многие смотрели фильм "Брат-2" с покойным ныне Сергеем Бодровым
в главной роли. Есть там такой эпизод, когда брат Данилы Багрова (Виктор
Сухоруков) расправляется с украинской мафией. Он расстреливает
украинского верзилу с бандитской мордой и говорит фразу:
- Вы мне суки ещё за Крым ответите!..
А вот и собственно говоря, история: Фильм конечно прикольный, но он не
для детей. Однажды я остался дома с младшим братом которому пять лет, а
так как смотреть его дебильные мультики по "Jetix" мне не хотелось я дал
ему задание: построить домик из конструктора, а сам включил телевизор и
начал смотреть "брат-2". Мой братик краем глаза наверное смотрел фильм,
но тогда я был уверен, что он занят своим конструктором. Показывают
эпизод, где брат Данилы внимательно рассматривает бэйджик на груди
верзилы, а потом спрашивает:
- Бандеровец?
В это время подходит Андрюша и спрашивает меня:
- А что это за дядька?
Ну я автоматически отвечаю ему:
- Украинец.
Братик замолчал, я дальше смотрю кино, а он отходит в сторону. Я
досмотрел фильм до конца, потом приехала мама и "приняла пост", а я
как-бы "пост сдал" и ушел по своим делам. Если бы я знал тогда, что
братик Андрюша не собирал "лего", а почти целый час стоял за моим
диваном и с интересом смотрел фильм... Это я узнал позже. В один
прекрасный день приехала к нам в гости тётка из города Черновцы (Украина).
Батя наш очень её недолюбливал - чересчур тётка увлекалась "народными
докторами" и целителями-шарлотанами, вечно привозила "заряженные"
брошюрки и капала нам на мозги. И вот начался скандал за обедом - батя
пришел домой, начал обедать, а тётушка села напротив и стала читать ему
лекцию о паразитах и о нездоровой еде. Слово за слово, батя сорвался и
начал орать на тётку, кричал все матюки какие знал. Мама его успокоила,
он бросил недоеденную миску с борщом в рукомойню и ушел курить и в это
время на кухне появился мой брательник с игрушечным пистолетом в руках.
Он подошел к тётке и направил на неё "ствол", в обойме которого были
пистоны. Выстрелил в нашу любимую тётку три раза, а потом громко
крикнул:
- Вы мне суки ещё за Крым ответите...
Выражение лиц мамы и тётки описать невозможно! Я потом пиздюлей получил
и мой "брат-2" тоже.
P.S Уважаемые украинцы! Без обид:-)
Я думаю многие смотрели фильм "Брат-2" с покойным ныне Сергеем Бодровым
в главной роли. Есть там такой эпизод, когда брат Данилы Багрова (Виктор
Сухоруков) расправляется с украинской мафией. Он расстреливает
украинского верзилу с бандитской мордой и говорит фразу:
- Вы мне суки ещё за Крым ответите!..
А вот и собственно говоря, история: Фильм конечно прикольный, но он не
для детей. Однажды я остался дома с младшим братом которому пять лет, а
так как смотреть его дебильные мультики по "Jetix" мне не хотелось я дал
ему задание: построить домик из конструктора, а сам включил телевизор и
начал смотреть "брат-2". Мой братик краем глаза наверное смотрел фильм,
но тогда я был уверен, что он занят своим конструктором. Показывают
эпизод, где брат Данилы внимательно рассматривает бэйджик на груди
верзилы, а потом спрашивает:
- Бандеровец?
В это время подходит Андрюша и спрашивает меня:
- А что это за дядька?
Ну я автоматически отвечаю ему:
- Украинец.
Братик замолчал, я дальше смотрю кино, а он отходит в сторону. Я
досмотрел фильм до конца, потом приехала мама и "приняла пост", а я
как-бы "пост сдал" и ушел по своим делам. Если бы я знал тогда, что
братик Андрюша не собирал "лего", а почти целый час стоял за моим
диваном и с интересом смотрел фильм... Это я узнал позже. В один
прекрасный день приехала к нам в гости тётка из города Черновцы (Украина).
Батя наш очень её недолюбливал - чересчур тётка увлекалась "народными
докторами" и целителями-шарлотанами, вечно привозила "заряженные"
брошюрки и капала нам на мозги. И вот начался скандал за обедом - батя
пришел домой, начал обедать, а тётушка села напротив и стала читать ему
лекцию о паразитах и о нездоровой еде. Слово за слово, батя сорвался и
начал орать на тётку, кричал все матюки какие знал. Мама его успокоила,
он бросил недоеденную миску с борщом в рукомойню и ушел курить и в это
время на кухне появился мой брательник с игрушечным пистолетом в руках.
Он подошел к тётке и направил на неё "ствол", в обойме которого были
пистоны. Выстрелил в нашу любимую тётку три раза, а потом громко
крикнул:
- Вы мне суки ещё за Крым ответите...
Выражение лиц мамы и тётки описать невозможно! Я потом пиздюлей получил
и мой "брат-2" тоже.
P.S Уважаемые украинцы! Без обид:-)
4
Джип тяжелой тушей проломился сквозь кусты и, проехав пару метров, замер
на поляне, окруженной тропической растительностью. Стекла на дверях
машины медленно опустились, и салон захлестнуло теплым влажным воздухом
с запахом экзотических растений и щебетом птиц.
Три пары глаз с любопытством уставились на могучие лианы, обвивающие
стволы деревьев и буйную зелень, которая, казалось, занимала все
окружающее пространство.
- А ты: «Не доедем, не доедем!» - широко улыбнулся Андрюха с
водительского места и покосился на хозяина машины, сидящего рядом
с ним, - Пессимист, блин!
- Ага, с тобой не только пессимистом, с тобой импотентом станешь, -
буркнул Сергей, которого изрядно достала езда по лесу за последние
полчаса, - с твоим вождением, я себе, по-моему, все, что можно отбил об
сиденье! Варвар!
- Эй, мужики, хорош зубы скалить, - вмешался третий пассажир машины, -
наливать пора! Мы сюда отдыхать приехали или куда?
- Шо-та ты, Генчик, хватку теряешь, - немедленно отозвался водитель, - я
уже две минуты как не за рулем и все еще трезв! У тебя там сзади все
запасы, почему не нолито?!
Трое друзей встретились около недели назад в Нью-Йорке, после почти
годичной разлуки. Андрей с Генкой приехали навестить Сергея,
находящегося в Городе Большого Яблока по делам фирмы практически
безвылазно. Тот взял отпуск, и они решили махнуть во Флориду. Из
ненастья Нью-Йорка конца марта, в тридцать градусов жары в окрестностях
Орландо.
Проехав около тысячи миль, они остановились, в небольшом домике в
пригороде и сразу начали планировать отдых. Неугомонный Андрюха сразу
нагуглил озеро неподалеку, и компания, затарившись, по-американской
традиции, вкусной и здоровой пищей (коньяк, водка, виски, пиво) и
прихватив с собой палатку, выдвинулась к озеру.
Свернув с шоссе на проселочную дорогу, джип радостно запрыгал по кочкам,
по пути, невзначай, переехав табличку с надписью:
"Danger! Private Property! No Trespassing!" (Опасность! Частная
Собственность! Проезда нет!)
- Андрюха, а ты уверен, что это то озеро? , - поинтересовался Генка,
кивая в сторону поблескивающей водной глади, - что-то мы вроде
несколько долго ехали?
- А какая нафиг разница? - простодушно удивился Андрей, - озеро, оно и
в Африке озеро. Покупаться там, рыбку половить, - и он насвистывая
двинулся к воде.
- Ты куда, водоплавающее? - окрикнул Геннадий удалявшегося Андрея, -
успеешь еще! Вспомни юную пионерию! Палатка, костер, а потом все
остальное! - хохотнул он.
- Ага, а еще портвейн "три семерки", - хмыкнул тот, возвращаясь, - а
потом все остальное.
Минут пятнадцать все молча суетились, предвкушая скорый отдых душ и тел.
Результатом этих усилий явились небольшой костер, легкая красно-белая
палатка, раскошно выглядевшая на фоне буйной зелени и труп курицы,
подготовленный к торжественному зажариванию.
Очередной раз, совершенно случайно, повернувшись к озеру, Андрей вдруг
изменился в лице и заорал: - Пацаны! В машину! Все! Бегом! - и первый
рванул к джипу.
Все дверцы автомобиля захлопнулись практически одновременно.
- Ты это чего,- начал было Генка, но осекся и закончил уже шепотом,-
Крокодил!
Бледная троица рассматривала, как довольно крупный, метров трех в длину,
аллигатор, не торопясь, зигзагообразными движениями подполз к костру,
чуть повернув массивную голову набок, открыл светло-розовую пасть и в
два движения челюстей, с хрустом, сожрал курицу. Потом также, не
торопясь, повернулся и пополз в сторону машины.
Со стороны озера показалось еще пяток таких же, а за их спинами на берег
выбирались все новые и новые кошмарные создания. Через несколько минут
вся поляна оказалась покрыта темно-коричневыми, блестящими от воды
телами. Ситуация усугублялась тем, что все происходило в мертвой тишине
(аллигаторы, как выяснилось, не рычат).
- Мама дорогая, - потрясенно выдохнул Генка, - сколько же их здесь?!
Тут над головой у них что-то грохнудо и все животные споро поспешили к
озеру, а по берегу забегали люди в темно-синей форме.
В полицейском участке было людно. Да что там - он просто гудел как улей.
Дверь в комнату, где сидели три страдальца, поминутно открывалась,
заглядывали лица: черные, белые, желтые - и, что характерно, удалялись,
смеясь.
Геннадий внимательно прислушивался к разговору, который вели четверо
людей в дальнем углу комнаты. Двое полицейских и двое рейнджеров парка
"Gator Land" ("Земля Аллигаторов"), куда они случайно попали, обсуждали
их дальнейшую судьбу.
Один из рейнджеров - стройная голубоглазая блондинка с ямочками на
щеках, давила на незаконное проникновение в частную собственность,
полицейские же упирали на факт того, что водитель грузовика, привезший
еду аллигаторам и открывший ворота за две минуты до того как джип с
друзьями через эти ворота проехал, по инструкции должен был эти самые
ворота закрыть сразу, как бы при этом ему ни хотелось в туалет.
- Ты посмотри, какая девчонка!- вдруг брякнул пришедший в себя Сергей, -
Спорим, моя будет? - и, не замечая вдруг повисшей тишины, продолжил, -
И крокодила ихнего я, гадом буду, съем!
Щеки блондинки полыхнули алым. Она медленно повернулась, обожгла троицу
взглядом громадных голубых глазищ и отчеканила на чистейшем русском
языке:
- Прежде чем говорить, надо думать! Понаехали тут. Мало того, что языка
не знают, так еще и аллигаторов с крокодилами путают!
Сережка зарделся.
Пару дней спустя Сергей, ведущий на этот раз машину, решительно подрулил
к магазину, торгующему оружием.
- Слышь, - он покосился на Генку, - а как по-английски будет звучать
фраза: "А что, отец, гарпуны на аллигаторов у тебя есть?"
Еще через день Геннадий, проводив взглядом джип, отъезжающий от дома,
поднял трубку телефона, набрал номер и сказал: "Лена, вы знаете, это тот
самый Гена. Да. Сергей, судя по всему, купил ружье и направляется к
вашему озеру".
Сергей ехал по дороге, ведущей к озеру, в глубоких сумерках, освещая
себе путь только с помощью подфарников. Метрах в десяти от закрытых, на
этот раз ворот, он остановился, погасил подфарники и выскользнул в
сгустившуюся уже тьму. Постоял несколько секунд, стараясь успокоить
грохочущее сердце и сделал шаг. Другой. Внезапно вспыхнувший и
ослепивший его свет явился для него неожиданностью, несмотря на то, что
он к чему-то подобному и готовился.
- Стоять! Руки за голову! На вас направлено оружие! Вы арестованы
рейнджерами! - крикнул звонкий женский голос.
Сергей послушно заложил руки за голову и отвернулся от бьющего в лицо
света в сторону своей машины.
Здоровенный негр со зверским выражением лица, держа в правой руке
пистолет, левой открыл заднюю дверь Серегиного джипа и... застыл. Из
салона автомобиля донеслись явственно различимые звуки "Свадебного
марша" Мендельсона. Затем, расплываясь в широченной улыбке, он запихал
пистолет в кобуру и, повернувшись, поманил пальцем кого-то из-за спины
Сергея. К машине подошла Лена и с любопытством заглянула внутрь. На
спинке сиденья был прикреплен плакат с изображением разбитого сердца,
пронзенного стрелой, и надписью: "Леночка! Простите меня, пожалуйста!"
На сиденьи лежал громадный букет красных роз с пришпиленой к нему парой
билетов на престижнейшее ночное шоу в Орландо. Из угла салона, на все
это, невозмутимо взирал небольшой, в половину человеческого роста,
плюшевый, зеленый крокодил, сжимающий в передних лапах игрушечное ружье.
Свадьбу сыграли через полгода. Одним из блюд на свадьбе были
приготовленные в соусе барбекю ребрышки аллигаторов.
на поляне, окруженной тропической растительностью. Стекла на дверях
машины медленно опустились, и салон захлестнуло теплым влажным воздухом
с запахом экзотических растений и щебетом птиц.
Три пары глаз с любопытством уставились на могучие лианы, обвивающие
стволы деревьев и буйную зелень, которая, казалось, занимала все
окружающее пространство.
- А ты: «Не доедем, не доедем!» - широко улыбнулся Андрюха с
водительского места и покосился на хозяина машины, сидящего рядом
с ним, - Пессимист, блин!
- Ага, с тобой не только пессимистом, с тобой импотентом станешь, -
буркнул Сергей, которого изрядно достала езда по лесу за последние
полчаса, - с твоим вождением, я себе, по-моему, все, что можно отбил об
сиденье! Варвар!
- Эй, мужики, хорош зубы скалить, - вмешался третий пассажир машины, -
наливать пора! Мы сюда отдыхать приехали или куда?
- Шо-та ты, Генчик, хватку теряешь, - немедленно отозвался водитель, - я
уже две минуты как не за рулем и все еще трезв! У тебя там сзади все
запасы, почему не нолито?!
Трое друзей встретились около недели назад в Нью-Йорке, после почти
годичной разлуки. Андрей с Генкой приехали навестить Сергея,
находящегося в Городе Большого Яблока по делам фирмы практически
безвылазно. Тот взял отпуск, и они решили махнуть во Флориду. Из
ненастья Нью-Йорка конца марта, в тридцать градусов жары в окрестностях
Орландо.
Проехав около тысячи миль, они остановились, в небольшом домике в
пригороде и сразу начали планировать отдых. Неугомонный Андрюха сразу
нагуглил озеро неподалеку, и компания, затарившись, по-американской
традиции, вкусной и здоровой пищей (коньяк, водка, виски, пиво) и
прихватив с собой палатку, выдвинулась к озеру.
Свернув с шоссе на проселочную дорогу, джип радостно запрыгал по кочкам,
по пути, невзначай, переехав табличку с надписью:
"Danger! Private Property! No Trespassing!" (Опасность! Частная
Собственность! Проезда нет!)
- Андрюха, а ты уверен, что это то озеро? , - поинтересовался Генка,
кивая в сторону поблескивающей водной глади, - что-то мы вроде
несколько долго ехали?
- А какая нафиг разница? - простодушно удивился Андрей, - озеро, оно и
в Африке озеро. Покупаться там, рыбку половить, - и он насвистывая
двинулся к воде.
- Ты куда, водоплавающее? - окрикнул Геннадий удалявшегося Андрея, -
успеешь еще! Вспомни юную пионерию! Палатка, костер, а потом все
остальное! - хохотнул он.
- Ага, а еще портвейн "три семерки", - хмыкнул тот, возвращаясь, - а
потом все остальное.
Минут пятнадцать все молча суетились, предвкушая скорый отдых душ и тел.
Результатом этих усилий явились небольшой костер, легкая красно-белая
палатка, раскошно выглядевшая на фоне буйной зелени и труп курицы,
подготовленный к торжественному зажариванию.
Очередной раз, совершенно случайно, повернувшись к озеру, Андрей вдруг
изменился в лице и заорал: - Пацаны! В машину! Все! Бегом! - и первый
рванул к джипу.
Все дверцы автомобиля захлопнулись практически одновременно.
- Ты это чего,- начал было Генка, но осекся и закончил уже шепотом,-
Крокодил!
Бледная троица рассматривала, как довольно крупный, метров трех в длину,
аллигатор, не торопясь, зигзагообразными движениями подполз к костру,
чуть повернув массивную голову набок, открыл светло-розовую пасть и в
два движения челюстей, с хрустом, сожрал курицу. Потом также, не
торопясь, повернулся и пополз в сторону машины.
Со стороны озера показалось еще пяток таких же, а за их спинами на берег
выбирались все новые и новые кошмарные создания. Через несколько минут
вся поляна оказалась покрыта темно-коричневыми, блестящими от воды
телами. Ситуация усугублялась тем, что все происходило в мертвой тишине
(аллигаторы, как выяснилось, не рычат).
- Мама дорогая, - потрясенно выдохнул Генка, - сколько же их здесь?!
Тут над головой у них что-то грохнудо и все животные споро поспешили к
озеру, а по берегу забегали люди в темно-синей форме.
В полицейском участке было людно. Да что там - он просто гудел как улей.
Дверь в комнату, где сидели три страдальца, поминутно открывалась,
заглядывали лица: черные, белые, желтые - и, что характерно, удалялись,
смеясь.
Геннадий внимательно прислушивался к разговору, который вели четверо
людей в дальнем углу комнаты. Двое полицейских и двое рейнджеров парка
"Gator Land" ("Земля Аллигаторов"), куда они случайно попали, обсуждали
их дальнейшую судьбу.
Один из рейнджеров - стройная голубоглазая блондинка с ямочками на
щеках, давила на незаконное проникновение в частную собственность,
полицейские же упирали на факт того, что водитель грузовика, привезший
еду аллигаторам и открывший ворота за две минуты до того как джип с
друзьями через эти ворота проехал, по инструкции должен был эти самые
ворота закрыть сразу, как бы при этом ему ни хотелось в туалет.
- Ты посмотри, какая девчонка!- вдруг брякнул пришедший в себя Сергей, -
Спорим, моя будет? - и, не замечая вдруг повисшей тишины, продолжил, -
И крокодила ихнего я, гадом буду, съем!
Щеки блондинки полыхнули алым. Она медленно повернулась, обожгла троицу
взглядом громадных голубых глазищ и отчеканила на чистейшем русском
языке:
- Прежде чем говорить, надо думать! Понаехали тут. Мало того, что языка
не знают, так еще и аллигаторов с крокодилами путают!
Сережка зарделся.
Пару дней спустя Сергей, ведущий на этот раз машину, решительно подрулил
к магазину, торгующему оружием.
- Слышь, - он покосился на Генку, - а как по-английски будет звучать
фраза: "А что, отец, гарпуны на аллигаторов у тебя есть?"
Еще через день Геннадий, проводив взглядом джип, отъезжающий от дома,
поднял трубку телефона, набрал номер и сказал: "Лена, вы знаете, это тот
самый Гена. Да. Сергей, судя по всему, купил ружье и направляется к
вашему озеру".
Сергей ехал по дороге, ведущей к озеру, в глубоких сумерках, освещая
себе путь только с помощью подфарников. Метрах в десяти от закрытых, на
этот раз ворот, он остановился, погасил подфарники и выскользнул в
сгустившуюся уже тьму. Постоял несколько секунд, стараясь успокоить
грохочущее сердце и сделал шаг. Другой. Внезапно вспыхнувший и
ослепивший его свет явился для него неожиданностью, несмотря на то, что
он к чему-то подобному и готовился.
- Стоять! Руки за голову! На вас направлено оружие! Вы арестованы
рейнджерами! - крикнул звонкий женский голос.
Сергей послушно заложил руки за голову и отвернулся от бьющего в лицо
света в сторону своей машины.
Здоровенный негр со зверским выражением лица, держа в правой руке
пистолет, левой открыл заднюю дверь Серегиного джипа и... застыл. Из
салона автомобиля донеслись явственно различимые звуки "Свадебного
марша" Мендельсона. Затем, расплываясь в широченной улыбке, он запихал
пистолет в кобуру и, повернувшись, поманил пальцем кого-то из-за спины
Сергея. К машине подошла Лена и с любопытством заглянула внутрь. На
спинке сиденья был прикреплен плакат с изображением разбитого сердца,
пронзенного стрелой, и надписью: "Леночка! Простите меня, пожалуйста!"
На сиденьи лежал громадный букет красных роз с пришпиленой к нему парой
билетов на престижнейшее ночное шоу в Орландо. Из угла салона, на все
это, невозмутимо взирал небольшой, в половину человеческого роста,
плюшевый, зеленый крокодил, сжимающий в передних лапах игрушечное ружье.
Свадьбу сыграли через полгода. Одним из блюд на свадьбе были
приготовленные в соусе барбекю ребрышки аллигаторов.
16
большая советская коммуналка. две свояченицы - Аида Яковлевна и Марья
Петровна.
- Манечка, ну скажите мне, как в интеллигентной еврейской семье мог
вырасти мальчик с такими жидовскими замашками?!
ЧК
Петровна.
- Манечка, ну скажите мне, как в интеллигентной еврейской семье мог
вырасти мальчик с такими жидовскими замашками?!
ЧК
5
Протоиерей отец Михаил (Ардов) рассказывает, что когда-то к Шостаковичу
пришел молодой композитор и попросил его послушать несколько опусов.
Мастер согласился. Молодой композитор сел за рояль и сыграл свои
произведения, а потом спросил мнение мэтра. "Ну что ж, - сказал тот, -
все лучше, чем водку-то пить..."
пришел молодой композитор и попросил его послушать несколько опусов.
Мастер согласился. Молодой композитор сел за рояль и сыграл свои
произведения, а потом спросил мнение мэтра. "Ну что ж, - сказал тот, -
все лучше, чем водку-то пить..."
Навеяло про говенных собак.
Отец в хозяйстве всегда 3х-4х собак держал. Одна на лося, другая
"верховая", по соболям, глухарям, белке. И была у него "утятница" с
экзотическим именем "Пальма". По цвету, рыжая, паленая. Я не оговорился,
у собаки добытчицы- имя, у дворняги- кличка. Пальма отличалась
неимоверным трудолюбием - это плюс и ох@ительной безшабашностью- это
минус. C добытой из озера уткой в зубах, стремглав улепетывала в тайгу.
Только после 2х-3х слопаных уток она начинала подчиняться командам, и
охотиться дальше. И был у нее огромный "бзик"- Любила нырять. Ну просто
наутилус какой то. 2 метра воды- для нее не глубина. Любила гоняться и
нырять за утками подранками, соберет 3-4 потом к берегу плывет.
Вот собственно история. Идем с папаней по берегу, вдруг Пальма бросается
в озеро и опустив, точнее сказать засунув голову в воду начинает
бороздить кругами и что то высматривать в глубине. Мы присаживаемся на
бережек и наблюдаем. Тут Пальма ставит хвост свечкой, дрыгает ногами и
ныряет. Что то долго ее нету, уже воздушные пузыри все полопались...
блин, где же она? Ну вот показалась. Глаза удивленные- по 5 копеек.
В зубах что то коричневое с хвостом. Виновато подошла, не отряхиваясь
осторожно поставила добычу и медленно открывает пасть. В ее язык
всепившись огромными зубами стоит оху@вший бобренок. Маленький в шоке,
челюсти разжать не может, испугаными глазами моргает. Типа "чо это со
мной? " Папаня с издевкой спрашивает "Ну, и кто из вас кого поймал? "
Затащили обратно в озеро, почуяв воду бобренок с радостью удрал.
Отец в хозяйстве всегда 3х-4х собак держал. Одна на лося, другая
"верховая", по соболям, глухарям, белке. И была у него "утятница" с
экзотическим именем "Пальма". По цвету, рыжая, паленая. Я не оговорился,
у собаки добытчицы- имя, у дворняги- кличка. Пальма отличалась
неимоверным трудолюбием - это плюс и ох@ительной безшабашностью- это
минус. C добытой из озера уткой в зубах, стремглав улепетывала в тайгу.
Только после 2х-3х слопаных уток она начинала подчиняться командам, и
охотиться дальше. И был у нее огромный "бзик"- Любила нырять. Ну просто
наутилус какой то. 2 метра воды- для нее не глубина. Любила гоняться и
нырять за утками подранками, соберет 3-4 потом к берегу плывет.
Вот собственно история. Идем с папаней по берегу, вдруг Пальма бросается
в озеро и опустив, точнее сказать засунув голову в воду начинает
бороздить кругами и что то высматривать в глубине. Мы присаживаемся на
бережек и наблюдаем. Тут Пальма ставит хвост свечкой, дрыгает ногами и
ныряет. Что то долго ее нету, уже воздушные пузыри все полопались...
блин, где же она? Ну вот показалась. Глаза удивленные- по 5 копеек.
В зубах что то коричневое с хвостом. Виновато подошла, не отряхиваясь
осторожно поставила добычу и медленно открывает пасть. В ее язык
всепившись огромными зубами стоит оху@вший бобренок. Маленький в шоке,
челюсти разжать не может, испугаными глазами моргает. Типа "чо это со
мной? " Папаня с издевкой спрашивает "Ну, и кто из вас кого поймал? "
Затащили обратно в озеро, почуяв воду бобренок с радостью удрал.
Организация осуществляла строительство котельной хозяйственным способом.
В при ведении бухгалтерского учета строительство "не значилось". Была
получена оперативная информация о готовящейся выездной налоговой
проверке. Понятно, что котельную надо ставить на учет...
Запись в бухгалтерских регистрах:
Дебет 01 Кредит 91
"В результате инвентаризации обнаружена котельная"
В при ведении бухгалтерского учета строительство "не значилось". Была
получена оперативная информация о готовящейся выездной налоговой
проверке. Понятно, что котельную надо ставить на учет...
Запись в бухгалтерских регистрах:
Дебет 01 Кредит 91
"В результате инвентаризации обнаружена котельная"
История старая (периода талонов на водку), но тут к слову пришлось на
форуме, так что решил выложить и сюда...
Поехали мы как-то на скалы под Приозерск. Место дивное - речка (Вуокса,
один из рукавов), лес чистый сосново-еловый, черника... Ну и лбы
гранитные, на которых вот уже лет наверное 30 (за больше не поручусь)
тренируются скалолазы, альпинисты, горные туристы, спелеологи и прочие
любители попить водки на природе под благим предлогом.
В компании у нас было двое геологов, только что вернувшихся с Алтая.
Среди привезенных редкостей выделялась БУТЫЛЬ литров на 5 со странной
мутно-зеленоватой жидкостью, оказавшейся настойкой золотого корня (он же
радиола розовая, штука вроде жень-шеня) на крепчайшем алтайском
самогоне. Оную настойку полагалось употреблять для укрепления организма
вообще и потенции в частности по столовой ложке в день.
Водки было с собой взято достаточно, но как всегда в первый же вечер не
хватило. Бежать же, а равно посылать гонца было натурально некуда - до
Приозерска километров 6 будет, да и там магазины закрыты, да и без
талонов кто ж продаст. В соседней деревушке самогон может быть и гнали,
но нам источник был неведом. И вот, в нетрезвую голову одного из
геологов пришла безумная мысль номер один: настойка-то на самогоне,
градусов на 50 уж точно, если не все 60... В общем, бутыль приговорили к
утру. Завалились было спать - а не тут-то было. Сна ни в одном глазу и,
простите, эрекция каменная. Штаны не надеть... Что-то надо делать. В
процессе спора и держания за голову родилась гениальная мысль номер 2 -
надо выкупаться... Спуститься к реке с верхнего яруса можно было многими
путями, главным образом в обход гранитного лба. Но тут родилась
гениальная мысль номер 3 - чего далеко ходить - веревки основной
навалом, снаряга под рукой - надо просто дюльфернуться - одна минута - и
ты в реке.
А теперь кульминация. Раннее-раннее утро. Тихий лазоревый рассвет над
рекой. На песочке у реки под скалой группа девчушек-байдарочниц,
заночевавшая накануне, просыпается и начинает готовить немудрящий
походный завтрак. И тут на них сверху падает основная веревка, а затем
по ней с матом и гиканьем начинают спускаться пьяные полуголые мужики с
членами наперевес...
форуме, так что решил выложить и сюда...
Поехали мы как-то на скалы под Приозерск. Место дивное - речка (Вуокса,
один из рукавов), лес чистый сосново-еловый, черника... Ну и лбы
гранитные, на которых вот уже лет наверное 30 (за больше не поручусь)
тренируются скалолазы, альпинисты, горные туристы, спелеологи и прочие
любители попить водки на природе под благим предлогом.
В компании у нас было двое геологов, только что вернувшихся с Алтая.
Среди привезенных редкостей выделялась БУТЫЛЬ литров на 5 со странной
мутно-зеленоватой жидкостью, оказавшейся настойкой золотого корня (он же
радиола розовая, штука вроде жень-шеня) на крепчайшем алтайском
самогоне. Оную настойку полагалось употреблять для укрепления организма
вообще и потенции в частности по столовой ложке в день.
Водки было с собой взято достаточно, но как всегда в первый же вечер не
хватило. Бежать же, а равно посылать гонца было натурально некуда - до
Приозерска километров 6 будет, да и там магазины закрыты, да и без
талонов кто ж продаст. В соседней деревушке самогон может быть и гнали,
но нам источник был неведом. И вот, в нетрезвую голову одного из
геологов пришла безумная мысль номер один: настойка-то на самогоне,
градусов на 50 уж точно, если не все 60... В общем, бутыль приговорили к
утру. Завалились было спать - а не тут-то было. Сна ни в одном глазу и,
простите, эрекция каменная. Штаны не надеть... Что-то надо делать. В
процессе спора и держания за голову родилась гениальная мысль номер 2 -
надо выкупаться... Спуститься к реке с верхнего яруса можно было многими
путями, главным образом в обход гранитного лба. Но тут родилась
гениальная мысль номер 3 - чего далеко ходить - веревки основной
навалом, снаряга под рукой - надо просто дюльфернуться - одна минута - и
ты в реке.
А теперь кульминация. Раннее-раннее утро. Тихий лазоревый рассвет над
рекой. На песочке у реки под скалой группа девчушек-байдарочниц,
заночевавшая накануне, просыпается и начинает готовить немудрящий
походный завтрак. И тут на них сверху падает основная веревка, а затем
по ней с матом и гиканьем начинают спускаться пьяные полуголые мужики с
членами наперевес...
Легенда о летающем бульдозере.
"Давно это было...". Так начинает рассказ мой знакомый, привычно
затягиваясь сигаретой. И сквозь табачный дым я вижу, как в его глазах
появляется озорной огонек, который обычно предшествует любой интересной
истории или рассказу. Один из них он вам и поведает:
Наступила осень, парашютные сборы закончились, и в душе летчик
Николаич даже был этому рад: уж очень он в последнее время стал
уставать от многочисленных взлетов и посадок, которые ему приходилось
делать с этими "свободнопадающими". И теперь, когда ему предстоял
спокойный длительный перелет на другой аэродром с молодым пилотом Павлом,
настроение его приподнялось: наконец-то ему предстоит настоящее
путешествие вместо наворачивания кругов над полем.
Погодка уже стала по-осеннему мерзенькой, поползли темные холодные тучи,
и в солнцезащитных очках, которые привычно одевал Николаич, надобности
не было. Покрутив в руках уже ненужную вещицу, он сунул их в карман и
стал привычно готовить двигатель к пуску. Хлопая черными масляными
тучками, маленький Ан стал греться, и уже спустя несколько минут биплан
поплыл в воздухе вместе с двумя летчиками на борту.
Дабы порадоваться спокойно-ползущим внизу земным просторам, Николаич не
стал лезть за тучи, а пошел нижним краем. Настроение было лирическое, и
Николаич, несмотря на инструкции запрещающие курить на борту, с
удовольствием затянулся сигареткой, дав "порулить" подрастающему
поколению пилотов - Павлу.
Обстановка стала настолько умиротворенной, что Николаич не сразу понял,
что именно его отвлекло от столь приятных воспоминаний, в которые он
погрузился, но натренированное боковое зрение старого летного волка не
могло подвести: что-то было не так. Николаич стал неторопливо, метр за
метром осматривать горизонт:
- БЛ@я! Командир, ты чего?! - вскрикнул молодой пилот Павел, возвращая
педали в нормальное состояние. Командир Николаич в это время очень
смахивал на дауна, кругло-стеклянные глаза уставились куда-то вбок, рот
открылся, и сигарета вот-вот упадет на пол. Решив узнать, в чем дело,
Павел стал смотреть в ту же сторону, что и командир и ...увидел
бульдозер: ДА, ДА, это был именно ОН.
Идя параллельным курсом вдоль нижней кромки облаков, бульдозер марки
"Катерпиллер" уверенно набирал высоту и вот уже в последний раз, блеснув
ковшом, скрылся в осенних тучах...
- Что ЭТО было?.. - тупо произнес Николаич, напоминая главного героя
"Особенностей национальной охоты".
- Э-эээ... Бульдозер, - хрипло и вполголоса произнес второй пилот Павел.
Командир нажал пальцем на "связь":
- У нас тут... Эээээ-ээ... ну... бульдоз... - Тут командир осекся,
понимая, что сотворил какую-то глупость. Дальше летели молча. Проходить
внеочередную медкомиссию им не хотелось.
На самом деле. В кабине Ми-6 было светло и весело. Сам вертолет уже
почти преодолел слой облачности, и теперь кабину заливал приятный
солнечный свет. Весь экипаж был, как говорится, "в духе", и поэтому
царила атмосфера юмора и задора.
Штурман:
- Командир, там параллельным аннушка работает, осторожнее, облачность...
- Вижу на радаре... Полезем выше... - неторопливо ответил командир.
Плавно набирая высоту, мощный винтокрыл нес под собой на тросах бульдозер
марки "Катерпиллар":
P.S. Заранее извиняюсь за возможные неточности в марках тракторов и
именах описываемых людей.
Автор: Алексей Грищенко
Опубликовано на www.skydiver.com.ua
"Давно это было...". Так начинает рассказ мой знакомый, привычно
затягиваясь сигаретой. И сквозь табачный дым я вижу, как в его глазах
появляется озорной огонек, который обычно предшествует любой интересной
истории или рассказу. Один из них он вам и поведает:
Наступила осень, парашютные сборы закончились, и в душе летчик
Николаич даже был этому рад: уж очень он в последнее время стал
уставать от многочисленных взлетов и посадок, которые ему приходилось
делать с этими "свободнопадающими". И теперь, когда ему предстоял
спокойный длительный перелет на другой аэродром с молодым пилотом Павлом,
настроение его приподнялось: наконец-то ему предстоит настоящее
путешествие вместо наворачивания кругов над полем.
Погодка уже стала по-осеннему мерзенькой, поползли темные холодные тучи,
и в солнцезащитных очках, которые привычно одевал Николаич, надобности
не было. Покрутив в руках уже ненужную вещицу, он сунул их в карман и
стал привычно готовить двигатель к пуску. Хлопая черными масляными
тучками, маленький Ан стал греться, и уже спустя несколько минут биплан
поплыл в воздухе вместе с двумя летчиками на борту.
Дабы порадоваться спокойно-ползущим внизу земным просторам, Николаич не
стал лезть за тучи, а пошел нижним краем. Настроение было лирическое, и
Николаич, несмотря на инструкции запрещающие курить на борту, с
удовольствием затянулся сигареткой, дав "порулить" подрастающему
поколению пилотов - Павлу.
Обстановка стала настолько умиротворенной, что Николаич не сразу понял,
что именно его отвлекло от столь приятных воспоминаний, в которые он
погрузился, но натренированное боковое зрение старого летного волка не
могло подвести: что-то было не так. Николаич стал неторопливо, метр за
метром осматривать горизонт:
- БЛ@я! Командир, ты чего?! - вскрикнул молодой пилот Павел, возвращая
педали в нормальное состояние. Командир Николаич в это время очень
смахивал на дауна, кругло-стеклянные глаза уставились куда-то вбок, рот
открылся, и сигарета вот-вот упадет на пол. Решив узнать, в чем дело,
Павел стал смотреть в ту же сторону, что и командир и ...увидел
бульдозер: ДА, ДА, это был именно ОН.
Идя параллельным курсом вдоль нижней кромки облаков, бульдозер марки
"Катерпиллер" уверенно набирал высоту и вот уже в последний раз, блеснув
ковшом, скрылся в осенних тучах...
- Что ЭТО было?.. - тупо произнес Николаич, напоминая главного героя
"Особенностей национальной охоты".
- Э-эээ... Бульдозер, - хрипло и вполголоса произнес второй пилот Павел.
Командир нажал пальцем на "связь":
- У нас тут... Эээээ-ээ... ну... бульдоз... - Тут командир осекся,
понимая, что сотворил какую-то глупость. Дальше летели молча. Проходить
внеочередную медкомиссию им не хотелось.
На самом деле. В кабине Ми-6 было светло и весело. Сам вертолет уже
почти преодолел слой облачности, и теперь кабину заливал приятный
солнечный свет. Весь экипаж был, как говорится, "в духе", и поэтому
царила атмосфера юмора и задора.
Штурман:
- Командир, там параллельным аннушка работает, осторожнее, облачность...
- Вижу на радаре... Полезем выше... - неторопливо ответил командир.
Плавно набирая высоту, мощный винтокрыл нес под собой на тросах бульдозер
марки "Катерпиллар":
P.S. Заранее извиняюсь за возможные неточности в марках тракторов и
именах описываемых людей.
Автор: Алексей Грищенко
Опубликовано на www.skydiver.com.ua
6
Возвращаюсь как-то с ночной смены. Приятная усталость, предвкушение
сытного завтрака под радостное мурлыкание телевизионщиков, пытающихся с
экрана заставить людей идти на работу с приподнятым настроением, делают
мой путь домой приятным, несмотря на то, что автобус - далеко не
"Мерседес", а пассажиры - далеко не улыбчивые телеведущие. Сижу у окна -
созерцаю. Рядом женщина, взгляд озабоченный - сразу видать: дел не в
проворот. А так ничего: симпатичная. "Ну да ладно, - решаю, - "выходить
пора". И что-то вспомнилось мне, как на уроках этики (Оксфорд - блин)
нас учили занимать места в театре.
Для тех, кто прогуливал, сообщаю, что проходить по ряду с уже занявшими
свои места зрителями нужно непременно с обращенным к ним лицом. Тут же
механически применяю эти выуженные из подкорочки знания. Поворачиваюсь к
своей попутчице и начинаю ломиться к выходу. Отменная реакция водителя
автобуса спасла жизнь облезлому коту и навсегда, как мне кажется,
отучила меня демонстрировать хорошие манеры в общественном транспорте. В
строгом соответствии с физическими законами, сформулированными товарищем
Ньютоном, мое натруженное тело резко качнулось сперва по направлению
движения транспортного средства, а затем в направлении прямо
противоположном. Схватиться за поручень, как настойчиво рекомендовала
надпись, аккуратно сделанная на окне автобуса, я не успел и поэтому
мозжечок, отвечающий за координацию движений, заставил меня согнуть ногу
в колене, которым во время падения я непроизвольно нанес удар гражданке
в область бедра. Такого мощного крика я не слышал даже у Витаса.
Остальные пассажиры, судя по всему, тоже, поскольку автобус стоял на
месте минут пять, на протяжении которых все, включая и меня, пытались
выяснить степень тяжести нанесенного увечья. Закончилось разбирательство
тем, что я сошел на своей остановке с уже притихшей гражданкой на руках,
заверив пассажиров, что потерпевшей будет оказана медицинская помощь в
ближайшие минуты. Слава богу, лифт работал, ибо пеший поход на седьмой
этаж с женщиной на руках был бы первым и последним подвигом в моей
жизни. Поскольку лет десять назад мне довелось прослушать курс о
доврачебной медпомощи, то я счел возможным сделать предварительный
осмотр самостоятельно. Все еще находящаяся в состоянии шока женщина не
возражала. Травму я квалифицировал как легкий ушиб тканей бедра, дал
пострадавшей холодный компресс в виде отмороженного окорочка,
выращенного на далеком американском континенте (мой будущий обед) и
предложил вызвать такси к подъезду. Предложение было принято и я
отправился в спальню совершать телефонный звонок. И в это время то ли за
паспортом, то ли за какой-то справкой в квартиру вошла отпросившаяся с
работы жена. Она рассматривала женщину в закатанной юбке с окорочком в
руке, когда я вышел из спальни.
Самое смешное, что она до сих пор не верит моему рассказу. :-)
Garry
сытного завтрака под радостное мурлыкание телевизионщиков, пытающихся с
экрана заставить людей идти на работу с приподнятым настроением, делают
мой путь домой приятным, несмотря на то, что автобус - далеко не
"Мерседес", а пассажиры - далеко не улыбчивые телеведущие. Сижу у окна -
созерцаю. Рядом женщина, взгляд озабоченный - сразу видать: дел не в
проворот. А так ничего: симпатичная. "Ну да ладно, - решаю, - "выходить
пора". И что-то вспомнилось мне, как на уроках этики (Оксфорд - блин)
нас учили занимать места в театре.
Для тех, кто прогуливал, сообщаю, что проходить по ряду с уже занявшими
свои места зрителями нужно непременно с обращенным к ним лицом. Тут же
механически применяю эти выуженные из подкорочки знания. Поворачиваюсь к
своей попутчице и начинаю ломиться к выходу. Отменная реакция водителя
автобуса спасла жизнь облезлому коту и навсегда, как мне кажется,
отучила меня демонстрировать хорошие манеры в общественном транспорте. В
строгом соответствии с физическими законами, сформулированными товарищем
Ньютоном, мое натруженное тело резко качнулось сперва по направлению
движения транспортного средства, а затем в направлении прямо
противоположном. Схватиться за поручень, как настойчиво рекомендовала
надпись, аккуратно сделанная на окне автобуса, я не успел и поэтому
мозжечок, отвечающий за координацию движений, заставил меня согнуть ногу
в колене, которым во время падения я непроизвольно нанес удар гражданке
в область бедра. Такого мощного крика я не слышал даже у Витаса.
Остальные пассажиры, судя по всему, тоже, поскольку автобус стоял на
месте минут пять, на протяжении которых все, включая и меня, пытались
выяснить степень тяжести нанесенного увечья. Закончилось разбирательство
тем, что я сошел на своей остановке с уже притихшей гражданкой на руках,
заверив пассажиров, что потерпевшей будет оказана медицинская помощь в
ближайшие минуты. Слава богу, лифт работал, ибо пеший поход на седьмой
этаж с женщиной на руках был бы первым и последним подвигом в моей
жизни. Поскольку лет десять назад мне довелось прослушать курс о
доврачебной медпомощи, то я счел возможным сделать предварительный
осмотр самостоятельно. Все еще находящаяся в состоянии шока женщина не
возражала. Травму я квалифицировал как легкий ушиб тканей бедра, дал
пострадавшей холодный компресс в виде отмороженного окорочка,
выращенного на далеком американском континенте (мой будущий обед) и
предложил вызвать такси к подъезду. Предложение было принято и я
отправился в спальню совершать телефонный звонок. И в это время то ли за
паспортом, то ли за какой-то справкой в квартиру вошла отпросившаяся с
работы жена. Она рассматривала женщину в закатанной юбке с окорочком в
руке, когда я вышел из спальни.
Самое смешное, что она до сих пор не верит моему рассказу. :-)
Garry
Это случилось в начале 90-х годов. Коли помните, в это время цены летели
намного быстрее, чем зарплаты и, тем более, стипендии. Я тогда была
вечно голодной студенткой, в голове у которой крутился один и тот же
вопрос: к кому бы пойти в гости пожрать? И вот однажды ко мне в общагу
заваливается мой приятель (к которым у нас были только чисто дружеские
отношения) и приглашает пойти с ним на день рождения к его другу: мол,
там все мужики будут со своими девушками, одному идти неудобно, а ты же
знаешь, моя баба бросила меня неделю назад, выручи. Я с радостью
согласилась, тем более, что мне был обещан хороший стол. Весь вечер я
усиленно играла роль скромной девушки моего приятеля (он уломал не
выдавать тайны о том, что на самом деле у нас никакого романа нет).
Жратва действительно была что надо: я уплетала за обе щеки, нахваливая
кулинарные изыски хозяйки. Компания оказалась очень веселая, и за
разговорами, едой и выпивкой я не заметила, как наступила полночь. К
слову сказать, я жила в очень строгой общаге, где в 23.00 закрывалась
входная дверь и никакие мольбы не могли разжалобить вахтершу и уговорить
ее открыть эту чертову дверь. А посему, когда все разошлись, именинник с
женой постелили нам с приятелем свое супружеское ложе, а сами улеглись
спать на полу. С выпитых напитков я тут же отрубилась. Просыпаюсь от
того, что мой упившийся в зюзю приятель усиленно ко мне лезет. Я
отталкиваю его с шепотом: "Ты что, с ума сошел?!". Но он ничего не
соображает и продолжает домогаться. Боясь разбудить соседей, я тихо
стараюсь отбиться. В итоге, устав с ним бороться, я со всей силы
саданула его по яйцам. Он, естественно, от боли схватился за причинное
место и, так же пытаясь особо не шуметь, сдавленно застонал. В этот
момент с пола раздался зловещий шепот хозяйки дома: "Вот видишь, ребята
там уже вовсю трахаются, а у тебя, как всегда, по пьяни не стоит!"
Я закусила зубами подушку, чтобы не разоржаться во весь голос, и еще
долго пыталась сдержать смех.
намного быстрее, чем зарплаты и, тем более, стипендии. Я тогда была
вечно голодной студенткой, в голове у которой крутился один и тот же
вопрос: к кому бы пойти в гости пожрать? И вот однажды ко мне в общагу
заваливается мой приятель (к которым у нас были только чисто дружеские
отношения) и приглашает пойти с ним на день рождения к его другу: мол,
там все мужики будут со своими девушками, одному идти неудобно, а ты же
знаешь, моя баба бросила меня неделю назад, выручи. Я с радостью
согласилась, тем более, что мне был обещан хороший стол. Весь вечер я
усиленно играла роль скромной девушки моего приятеля (он уломал не
выдавать тайны о том, что на самом деле у нас никакого романа нет).
Жратва действительно была что надо: я уплетала за обе щеки, нахваливая
кулинарные изыски хозяйки. Компания оказалась очень веселая, и за
разговорами, едой и выпивкой я не заметила, как наступила полночь. К
слову сказать, я жила в очень строгой общаге, где в 23.00 закрывалась
входная дверь и никакие мольбы не могли разжалобить вахтершу и уговорить
ее открыть эту чертову дверь. А посему, когда все разошлись, именинник с
женой постелили нам с приятелем свое супружеское ложе, а сами улеглись
спать на полу. С выпитых напитков я тут же отрубилась. Просыпаюсь от
того, что мой упившийся в зюзю приятель усиленно ко мне лезет. Я
отталкиваю его с шепотом: "Ты что, с ума сошел?!". Но он ничего не
соображает и продолжает домогаться. Боясь разбудить соседей, я тихо
стараюсь отбиться. В итоге, устав с ним бороться, я со всей силы
саданула его по яйцам. Он, естественно, от боли схватился за причинное
место и, так же пытаясь особо не шуметь, сдавленно застонал. В этот
момент с пола раздался зловещий шепот хозяйки дома: "Вот видишь, ребята
там уже вовсю трахаются, а у тебя, как всегда, по пьяни не стоит!"
Я закусила зубами подушку, чтобы не разоржаться во весь голос, и еще
долго пыталась сдержать смех.
5
История эта произошла в городе N в году 97-м. Одна моя знакомая
гипер-легкого поведения подошла ко мне с проблемой венерического
заболевания, которое она не лечила месяца эдак четыре, и попросила
подсобить деньгами на лекарства, а то, типа, терпеть больше не может.
Я пообещал ей подкинуть кой-чего из финансов, но только через дня
два-три. Надо сказать, что подружка та промышляла клофелином.
Внедряясь в разного рода тусовки, она, казалось бы, уже такая доступная
и готовая переспать с любым пожелавшим ее, подливала в спиртное
несколько капель клофелина, тем самым, сваливая с ног любого кобеля.
После чего из дома выносилось все, вплоть до разбитого телефонного
аппарата. Хотя во внерабочее» время, она все же практически никогда
и ни с кем не отказывалась потрахаться, что было известно всем.
И вот в предчувствии долгого двухдневного ожидания денег на лекарства,
она предложила мне следующий вариант: пока она больна гонореей,
она трахнется со всеми мужиками, на которых я ей укажу, т.е. моими
неприятелями, которые сделали мне когда-то какую-нибудь заподлянку.
Способ жестокий, но очень поучительный. И я сразу же назвал ей троих
человек, которых ей предстояло наградить трипаком. Человек она, что
называется, «в лоб», и буквально следующим вечером она уже договорилась
встретиться со всеми тремя (они были друзья «не разлей вода»)
и заняться групповухой. Отказаться от такого они не могли и быстренько,
сняв маленькую квартирку на одни сутки, уединились с ней на всю ночь.
Самое смешное, что позвонила она мне на следующий день из местного РОВД
и попросила забрать ее, так как она попала к следователю, который был
лучшим другом моего отца. Как потом выяснилось, она просто спиздила
у одного из ребят электронную записную книжку и они ее, естественно,
тут же сдали в ментуру. Я сказал, что заеду за ней через 2-3 часа
и чтоб она не волновалась, т.к. это не первый раз, когда я отмазывал
людей, попавших в вышеуказанный РОВД. И теперь представьте ситуацию.
Приезжаю я в отделение, захожу в кабинет к своему следователю,
здороваюсь. Он мне так радостно машет и приглашает сесть. Я ему в двух
словах пытаюсь объяснить ситуацию, намекая, что если он отпустит
ту самую подругу, то я в долгу не останусь. На что он мне отвечает
(дословно):
- А! Ты говоришь про эту блядь? (машет рукой, что бы я подошел
поближе). Тут твой папик заходил и мы ее пердолили целый час.
Сейчас ее оперы ебут в седьмом кабинете. Когда закончат - забирай.
Ктати, Андрюха! Девка-то хоть чистоплотная?..
ЗАНАВЕС............
гипер-легкого поведения подошла ко мне с проблемой венерического
заболевания, которое она не лечила месяца эдак четыре, и попросила
подсобить деньгами на лекарства, а то, типа, терпеть больше не может.
Я пообещал ей подкинуть кой-чего из финансов, но только через дня
два-три. Надо сказать, что подружка та промышляла клофелином.
Внедряясь в разного рода тусовки, она, казалось бы, уже такая доступная
и готовая переспать с любым пожелавшим ее, подливала в спиртное
несколько капель клофелина, тем самым, сваливая с ног любого кобеля.
После чего из дома выносилось все, вплоть до разбитого телефонного
аппарата. Хотя во внерабочее» время, она все же практически никогда
и ни с кем не отказывалась потрахаться, что было известно всем.
И вот в предчувствии долгого двухдневного ожидания денег на лекарства,
она предложила мне следующий вариант: пока она больна гонореей,
она трахнется со всеми мужиками, на которых я ей укажу, т.е. моими
неприятелями, которые сделали мне когда-то какую-нибудь заподлянку.
Способ жестокий, но очень поучительный. И я сразу же назвал ей троих
человек, которых ей предстояло наградить трипаком. Человек она, что
называется, «в лоб», и буквально следующим вечером она уже договорилась
встретиться со всеми тремя (они были друзья «не разлей вода»)
и заняться групповухой. Отказаться от такого они не могли и быстренько,
сняв маленькую квартирку на одни сутки, уединились с ней на всю ночь.
Самое смешное, что позвонила она мне на следующий день из местного РОВД
и попросила забрать ее, так как она попала к следователю, который был
лучшим другом моего отца. Как потом выяснилось, она просто спиздила
у одного из ребят электронную записную книжку и они ее, естественно,
тут же сдали в ментуру. Я сказал, что заеду за ней через 2-3 часа
и чтоб она не волновалась, т.к. это не первый раз, когда я отмазывал
людей, попавших в вышеуказанный РОВД. И теперь представьте ситуацию.
Приезжаю я в отделение, захожу в кабинет к своему следователю,
здороваюсь. Он мне так радостно машет и приглашает сесть. Я ему в двух
словах пытаюсь объяснить ситуацию, намекая, что если он отпустит
ту самую подругу, то я в долгу не останусь. На что он мне отвечает
(дословно):
- А! Ты говоришь про эту блядь? (машет рукой, что бы я подошел
поближе). Тут твой папик заходил и мы ее пердолили целый час.
Сейчас ее оперы ебут в седьмом кабинете. Когда закончат - забирай.
Ктати, Андрюха! Девка-то хоть чистоплотная?..
ЗАНАВЕС............
Объявление на станции метро "Петровско-Разумовская":
"В случае обнаружения ПОТУСТОРОННИХ ПРЕДМЕТОВ немедленно собщить
дежурному по станции".
"В случае обнаружения ПОТУСТОРОННИХ ПРЕДМЕТОВ немедленно собщить
дежурному по станции".
Историю рассказал один мой приятель, клянется что правда...
В общем, один наш с ним общий знакомый после хорошей попойки в
общаге ГЗ МГУ возвращался домой в 9 утра. Состояние - соответствующее.
Протрезветь еще не успел, спать охота, ну и т.д. А ехать ему надо было
на станцию "Алексеевская", на метро.
Стоит он в вагоне, кое-как держится на ногах, вокруг - давка, все на
работу едут, его со всех сторон толкают. И вот его в очередной раз
со словами "вы не выходите?" толкают, он куда-то пятится, пытаясь
не упасть, и чувствует что сел. Немного обалдев (нашлось место в
такую давку!) сидит, почти спит.
И слышит - "Станция Рижская! Осторжно, двери закрываются, следующая
станция Алексеевская!"
"О!" - думает "выходить скоро..." Сидит, полуспит.
Вдруг опять "Станция Рижская! Осторожно... след. станция Алексеевская!"
"Ой!" - думает "Что-то глючит меня... Ну да ладно..."
Сидит дальше, все еще спит. Тут ОПЯТЬ! "Рижская!, след. Алексеевская!"
"Что ЗА????"
Он потихоньку открывает глаза... И съезжает на пол...
Оказывается, его вытолкнули на Рижской, он осел на скамейку на станции,
и сидел, слушал проходящие поезда...
домой он попал только в 11 утра.
В общем, один наш с ним общий знакомый после хорошей попойки в
общаге ГЗ МГУ возвращался домой в 9 утра. Состояние - соответствующее.
Протрезветь еще не успел, спать охота, ну и т.д. А ехать ему надо было
на станцию "Алексеевская", на метро.
Стоит он в вагоне, кое-как держится на ногах, вокруг - давка, все на
работу едут, его со всех сторон толкают. И вот его в очередной раз
со словами "вы не выходите?" толкают, он куда-то пятится, пытаясь
не упасть, и чувствует что сел. Немного обалдев (нашлось место в
такую давку!) сидит, почти спит.
И слышит - "Станция Рижская! Осторжно, двери закрываются, следующая
станция Алексеевская!"
"О!" - думает "выходить скоро..." Сидит, полуспит.
Вдруг опять "Станция Рижская! Осторожно... след. станция Алексеевская!"
"Ой!" - думает "Что-то глючит меня... Ну да ладно..."
Сидит дальше, все еще спит. Тут ОПЯТЬ! "Рижская!, след. Алексеевская!"
"Что ЗА????"
Он потихоньку открывает глаза... И съезжает на пол...
Оказывается, его вытолкнули на Рижской, он осел на скамейку на станции,
и сидел, слушал проходящие поезда...
домой он попал только в 11 утра.
Лучшая история за 22.10:
Семь октав.
Моя учительница музыки, Инесса Александровна, была удивительной женщиной. Насмешливые искорки в глазах, целый рюкзак шуток-прибауток, взрывная смесь терпения и горячности – она вошла в мою жизнь, словно опрокинув цветные краски. Меня, шестилетнего пацана, отец привел в класс, эффектно бросил пару шуток, дал рекомендации относительно любимых произведений и умчал на работу. А я замер на пороге… Ее темные, шелковые волосы до плеч, яркая помада, пунцовые ногти, туфли на высоченной шпильке, золотые часики на руке с ажурной крышечкой сразили меня наповал… В моем убогом дворе не было таких женщин. Моя мама никогда не пользовалась косметикой, дома не было ни кремов, ни духов, ни помад, ни маникюрного лака. И мне захотелось читать дальше →
Моя учительница музыки, Инесса Александровна, была удивительной женщиной. Насмешливые искорки в глазах, целый рюкзак шуток-прибауток, взрывная смесь терпения и горячности – она вошла в мою жизнь, словно опрокинув цветные краски. Меня, шестилетнего пацана, отец привел в класс, эффектно бросил пару шуток, дал рекомендации относительно любимых произведений и умчал на работу. А я замер на пороге… Ее темные, шелковые волосы до плеч, яркая помада, пунцовые ногти, туфли на высоченной шпильке, золотые часики на руке с ажурной крышечкой сразили меня наповал… В моем убогом дворе не было таких женщин. Моя мама никогда не пользовалась косметикой, дома не было ни кремов, ни духов, ни помад, ни маникюрного лака. И мне захотелось читать дальше →