Поиск по автору:

Про нюансы импортозамещения

Торгую я у себя в Тюмени спецодеждой и брал в одной крупной столичной фирме рабочую обувь - сапоги, ботинки.
После февраля, когда им зарубили поставки комплектующих из Европы, цены у них поднялись чуть ли не вдвое.
Позвонили они мне в марте, объявили это, дескать, такие дела, полиуретан же из Германии возим, клёпки из Италии, а сейчас с этим сложности, пойми.
Понимаю, говорю, но пока брать ничего не буду, посижу.
В апреле сам замдиректора звонит, спрашивает, чего, мол, не берёшь ничего?
А вы, отвечаю, сами подумайте, у вас сейчас ботинки для работяг стоят как для меня армани, подожду лучше.
Видимо, не один я им так втолковывал, потому что уже к маю они сориентировались и притащили контейнер с полиуретаном и фурнитурой с Турции.
В итоге, цена на обувь у них получилась даже дешевле чем была зимой, при ровно том же качестве.
Опять замдиректора на меня вышел, а теперь будешь покупать?
Почему нет, отвечаю, мы люди алчные, кто даст дешевле, там и возьмём.
В общем, договорились, снова работаем.
Но самое интересное, что их руководство туда уже два раза за лето сгоняло и кучу всего ещё нашла по работе перспективного. А генеральный вообще от Стамбула в восторге, в Европе ему везде скучно было, а здесь сильно нравится.
Это вообще я к чему? А просто вся штука была в том, что людям тупо нравилось на халяву гонять по миланам и франкфуртам, ездить туда на закуп, на выставки, на встречи с партнёрами, ну и попутно отдыхать там себе по полной.
А теперь, вот так, потихоньку и импортозамещаются. Понятно, что шило на мыло пока, но нюансы забавные.

Приведу одну историю в какой-то мере демонстрирующую, как нас порой представляют другие нации. Рассказана она мне была моей знакомой преподавательницей французского языка.

Будучи в конце девяностых на стажировке в Гренобле, она вместе с другими преподавателями попала на так называемый "русский" вечер, который, видимо в знак особого расположения, хозяева устроили для наших стажеров в красивом старинном здании.

Сами французы пришли на праздник семьями, с детьми, основательно к этому событию подготовившись. Они поставили кассету с русскими народными песнями, сварили большую кастрюлю борща и притащили пару нольседьмых пузырей "Смирнофф". Водку без промедления налили всем присутствующим в высокие винные фужеры. В том числе и собственным детям, которые были в основном детсадовского возраста. И вот праздник начался. С кличем "Na zdorovie!" все дружно подняли бокалы, чокнулись и выпили. Зрелище, как потом мне описывала знакомая, было довольно жуткое. Малолетние французы покорно, словно горькую микстуру, по очереди принимали на грудь граммов по пятьдесят водяры, запивали ее фантой, после чего, практически мгновенно косея, тут же заваливались спать по разным углам особняка.

Прежде такого ужаса она никогда не видела. Пока разгоряченные Кадышевой взрослые, навернув борща, весело отплясывали в зале что-то вроде чардаша, их бухущие чада валялись по всем диванам и просто под столами, откуда их спустя пару часов начали растаскивать по своим ренушкам родители.

Некоторых детей стошнило, пара бедняг успела описаться, но никого из родителей происшедшее с детьми никоим образом не смущало - ведь они же были на "русском" вечере! Очевидно, они всерьез полагали, что мы у себя дома так с детства и бухаем.

Знакомый когда переехал в «элитку», рассказывал.
В первую же неделю в дверь вечером колотится соседка - помогите, там муж бомжа не может из подъезда выгнать!
Смотрит, внизу на площадке мужик в пиджаке зонтиком отбивается от какого-то небритого толстяка в майке и трениках.
Знакомый, боксёр с бригадным прошлым в анамнезе, мигом в ситуации разобрался. Подлетает к бомжу и сходу ему двоечку - ба-бам как со стойки!
Тот рухнул под истошный визг соседки:
— Аааа! Вы что совсем дурак?! Аааа!
Мужик в пиджаке тоже обалдел и просипев «благодарю, братан», побежал вниз по лестнице. Соседка по полной сирену врубила, стоит, голосит уже ультразвуком.
Евпатий-коловратий! Оказалось, что знакомый укондёхал своего соседа снизу, а настоящий бомжик утёк! Правда, на воротах его всё же повязали охранники и вызвали ментов. А после долго оправдывались, что пропустили, просто он реально стильный такой с виду.
В общем, перед соседом знакомому до сих пор неудобно, тот ходит, косится.
А чего тут, казалось бы, обижаться, стал элитой - соответствуй.

Подошёл в ТЦ к киоску свежевыжатых соков. Продавец, чернобровый брюнет с беджиком «Салимджон» сидит, скучает.
Я тоже присел, выбираю сок себе.
- Слышь, - говорю, - Джон, а что за сок такой из сельдерея, народ вообще пьёт его?
- Пьёт, брат, хорошо пьёт, его часто берут, и мужчины и женщины…
- А на вкус как, тебе самому нравится?
- Я не пил, брат, зачем херню всякую пить…

У тёщи на даче свой пунктик, ей постоянно надо куда-то землю перебрасывать.
Выкопать где-нибудь ведро и в другое место его перетащить.
Выкапывать и перетаскивать, по её понятиям, должен мужчина.
То есть я.
Конечно, я пытаюсь отвертеться, но тогда она начинает ходить рядом и по привычке бывшего преподавателя вещать и просвещать, успевая презентовать встречные растения.
Между прочим, говорит она, это совсем не петрушка, хоть и похоже. Это та самая цикута с ядом в корневище, которой ещё Нерон всех травил. Сократ, как тебе известно, от неё умер хотя, возможно, и от болиголова, вот смотри, он у нас тоже растёт, беленький такой.
А вот эти сиреневые цветочки, видишь, как маленькие туфельки, это венерин башмачок, Тамерлану враги натёрли тюбетейку их соком и всё - полное онемение и гибель.
У нас тут вообще как в саду Медичи, чего только нет. Вот, к примеру, щавель, а избыток щавелевой кислоты также может запросто привести к смерти. То же самое с ревенем - стебли есть можно, но упаси тебя господь попробовать листья, сразу тошнота, рвота, боль в животе.
Даже ландыши, что весной цветут у нас под забором, даже они очень ядовиты, причём и листья и ягодки, а с виду ведь такая красота, такая красота...
Да, хватит, не выдерживаю я, перетаскаю я вам землю, сказал же!
Не дай вам бог, граждане, такие выходные, не дай бог.

Сижу вечером дома, думаю как обычно про цивилизацию, как дзынь - сосед Серёга пожаловал. С поражающей своей новизной просьбой - одолжить пятёру до получки. Но ещё удивительней было его лицо, которым он походил на заслуженного китайского пчеловода. Поскольку оно было щедро украшено огромными свежими синяками, под которыми с трудом угадывались знакомые антропоморфные черты.
Это чего это ты, спрашиваю, на массаж лица сходил что ли?
Да, нет, вздохнул он, это мы с женой карту активировали.
Оказалось, его супруга заполнила в сети какую-то анкету вследствие чего им по почте пришла кредитная карта банка "Тинькофф". Серёге эти свои действия она объяснила просто - пусть, мол, лежит на чёрный день... ты не волнуйся, голубь...
Но чёрный день как назло не наступал, а доступность денег видимо не давала ей покоя и спустя какое-то время она начала потихоньку зудеть. Дескать, чего мы сидим как мыши в валенке, когда столько всего можно купить... в кои-то веки чешуёй блеснём… а отдавать же потом можно... взяли-положили, все так делают...
Серёга сперва сопротивлялся, но капля, как известно, камень долбит. В итоге, взяв карту, они выдвинулись в торговый центр, где и занялись активным шопингом. Дело пошло и вскоре больше половины всей суммы растаяло как жёлтая сосулька за щекой любопытного ребёнка. Остаток сняли наличкой, отпраздновали обновки дома бутылочкой вина, и довольная супруга предложила продолжить вечер в местном кафе с живой музыкой. Куда они, нарядившись и отправились с видом людей, прилетевших на Ибицу на собственном самолете.
В кафе Серёга уже не мелочился, сходу заказав шашлыков, шампанского и кактусной самогонки. Что называется, понесли ботинки Митю.
И всё бы оно ничего, Серёга с женой вполне себе культурно отдыхали, танцуя и выпивая, но тут прямо возле них из-за разницы во взглядах сошлись двое лохозавров с соседних столиков. И после краткого спора один из них схватил стул и с размаху заехал им в табло оппоненту. Затем посмотрел на сдуру полезшего их разнимать Серёгу и недолго думая врезал стулом и ему. Вероятно, это была его "коронка".
Здесь стройность Серёгиного изложения к сожалению нарушилась, так как дальнейшее он помнил плохо. Получив стулом в скворечник, он лежал уже совершенно неподвижно, не считая того, что наша планета всё-таки вертится.
Наутро, после этого их волшебного, исполненного дивных утех вечера, в телефоне у супруги пикнула смс-ка с новой, беспощадной суммой долга по карте. Оторопев, она набрала горячую линию и милоголосая девочка посоветовала ей внимательней изучить договор особо вчитываясь в мелкий шрифт, где чётко прописана минимальная процентная ставка, а также пункт, что за снятие наличных взымается почти половина их стоимости. Поэтому, наскоро собрав все авуары, долг по карте они закрыли, но деньги при этом, увы, кончились.
Вот так, закончил Серёга свой печальный рассказ, я и пострадал, хоть и не виноват.
Я лишь хмыкнул и, не удержавшись, спросил - а кто ж тогда по-твоему виноват?
Думаю, сейчас скажет жена (всё ж из-за баб, разумеется), ну или тот быдляк из кафешки. Но Серёга задумался и выдержав паузу, которой позавидовали бы многие актёры, неуверенно спросил:
— Тиньков?

Сходили с дочей в Макдональдс.
Она теперь c ним рядом живёт, снимает квартиру в центре.
Месяц уже одна существует. Похудела, волосы из изумрудного приобрели умеренно-красный оттенок крабовой палочки. Набила ещё одно тату.
Показала - вздохнул.
Перед переездом, прочитав книжку какого-то японского профессора, она активно продвигала идеи отказа от чрезмерного потребления.
Возможно минималистские настроения ещё оказывали на неё влияние, но общая концепция мироустройства несколько поменялась.
Потому как за месяц был чётко определён самый главный планетарный враг - капитализм.
Пока мы завтракали она успела четыре раза упомянуть о его тлетворном влиянии.
— А что делать, — говорю, — продул дедушка Ленин дедушке Соросу. Теперь кругом, дочюля, капитализм, а здесь в Маке вообще его логово.
Дочюля потрогала кольцо в носу и загадочно ответила:
— Ты просто не видишь альтернативы…
— Я-то как раз одну видел, — снова вздохнул я, — то ещё было зрелище.
— Тем не менее, надо бороться, — убеждённо ответила она, — не сдаваться же.
Какое-то время мы молча пили акционный капучино.
— Знаешь, что, доча — сказал я, — мы будем бороться вместе. Я начну свою фирму изнутри разваливать, а ты давай шатай мировой капитал снаружи!
Дочка прищурилась и подозрительно посмотрела мне в глаза.
— Ты серьёзно?
— Конечно. Жалко, что тут в Маке предоплата, а так бы свалили не заплатив.
Оглянулась по сторонам и задумалась. Видимо идея ей понравилась.
Я тоже невольно задумался.
Какой-то всё же странный, эзотерический для меня парадокс.
Мы в нашем пионерском детстве собирали металлолом и стояли с бидончиками в очередях, пидорасили ковры и отмораживали уши на дворовом корте, лазили по деревьям и мерили лужи, квасили агдам в подъезде и таскали из библиотеки толстенные книжки.
Они смотрят диснеевские сериалы и ездят по антальям, знакомятся в соцсетях и живут практически в двух мирах, спят со смартфонами и сидят в модных кофейнях, защищают синих китов и светло-синих людей, толерантят, волонтёрят, веганят, вейпят, etc, etc…
Всё, надо признать, неимоверно поменялось, но враг, мать его, остался прежним - капитализм.

Вышел сегодня прогулять собаку, веду её на поводке, она же у нас довольно крупная - мать овчарка, отец подлец, как говорится.
За забором свернули к кустам, я её отпускаю, там обычно никого.
Она бежит, принюхивается, потом вдруг ускорилась, залаяла.
Думаю, кошку что ли заметила.
Смотрю, за кустами стоит тётка и держит на руках крошечного дрожащего йорка в жилетке.
Ой, блин, неудобно получилось, кричу ей скорее:
— Да вы не бойтесь, она у нас не кусается!
На что тётка смерила меня строгим взглядом и сурово отчеканила:
— Зато наш кусается!
Никогда никого нельзя недооценивать.
Берегите себя.

Американская трагедия

В девяностые годы, подростком, будучи в США по программе обмена студентами, одна наша тюменская девушка спёрла в супермаркете помаду. Да, да, именно спёрла, а вы думали женщины только трусы на жопе носят? Они, на самом деле, чем только не занимаются. Да и понять её, в принципе, можно, выскочила деваха из совка, да сходу в буржуйское изобилие, вот башню-то и снесло.
Ну, поймали дуру, полицию вызвали. У нас, если кража мелкая, и размер ущерба не превышает тыщи, полиция просто не приезжает и дело, как правило, ограничивается возвратом краденого.
Мериканские же мусора приехали, провели с ней унизительную воспитательную беседу, акт составили. Не, ну а как? Это ж вам не в бассейне втихаря нассать, это ж преступление, шоплифтинг, все дела. Присудили ей тогда какой-то мелкий штраф, который она со страху так и не заплатила, благополучно покинув вскоре Новый свет и постаравшись забыть о случившемся, как о страшном сне.

Она-то об этом забыла, а дядя Сэм нет. Через двадцать лет, когда она была уже почтенной женою почтенного человека, её супругу предложили достаточно выгодный рабочий контракт в США, по условиям которого семья должна была ехать вместе с ним. И вот всё уже на мази, всё порешали, все бумаги оформили, как хуяк – ей отказ в визе. Ему на три года, а ей болт.
Ну, что делать, всякое бывает, виза же, по сути, лотерея. Они заново все документы собрали, все перепроверили, снова в Екатеринбург в консульство съездили, всё подали.
The same picture, не дают и всё. И причину отказа не объясняют, да и не обязаны. Она сама, понятное дело, догадывается почему, но молчит, шифруется, боится мужу признаться. Потому как невыносимо стыдно ей за содеянное. С того случая она больше и не воровала никогда, но как мужу-то рассказать? Супруг, кстати, как человек благородный, думает уже от контракта отказываться, хрен с ними, с деньгами, не бросать же ради них любимую супругу.
Потом решил он на всякий случай у знакомой в турфирме проконсультироваться и та и поинтересовалась, мол, не была ли супруга твоя, Богом тебе данная, ранее в Штатах, да и не наследила ли она там по беспределу?
Он, естественно, это отрицает, но жену всё же вечером спрашивает. И вот он наступает долгожданный момент истины – не выдержав нестерпимых мук совести, супруга, с присущей женщинам грацией используя слёзы, слюни и сопли, наконец-то признается мужу в том позорном пятне на её биографии. Муженёк от услышанного офигивает, награждает ее разными непарламентскими эпитетами, но, в итоге, прощает, а что теперь делать-то? Ну, ведь не негру же она там дала, просто помаду отработала.
Он опять идёт к знакомой и та, через друзей в США, пробивает его половинку на сайте, где висят штрафы. Висят, кстати говоря, пожизненно и независимо от их величины.
И вот на этом, к счастью, и кончились их мучения, заплатили те амеры за неё эти копейки, собрали наши документы заново, подали, и получила и она визу на три года.
Всё, пиzдец…. сказал отец, и дети покидали ложки. Хэппи энд.
А мораль? А мораль проста – не воруйте, коль не умеете и в бассейне не ссыте, суки.
© robertyumen

Сидишь так в кафе на бизнес-ланче (среди бизнесменов, естественно), обедаешь. В голове как обычно суматоха, платежи, налоги, прочие хлопоты.
А рядом женщина предбальзаковского возраста по телефону разговаривает. С подругой, по всей видимости. И с такой обидой говорит:

— Подумаешь, баланс не сходится… У меня, вон, джинсы, что весной с Греции привезла, не сходятся!

И сразу легче на душе становится и даже как-то неловко. Чего, собственно говоря, вообще переживать? Ну, есть, конечно, какие-то рабочие моменты, но всё решится же...

А вот рядом настоящая древнегреческая трагедия...

Практически всем приезжим нравится Неаполь, ведь он, наверное, самый-самый итальянистый. Всё вокруг волшебно и аутентично, колоритные кафе, голосистые местные музыканты, старые дома с вывешенным бельём, потрясающий вид на залив и вулкан Везувий, куда многие едут на экскурсию.
БОльшую часть его склона проезжаешь на автобусе и километр-полтора надо идти пешком по каменистой тропе. Там, у входа, где продают билеты, под деревом сидит дедок, на вид ему лет девяносто, а то и все сто, сидит у прилавка где выставлено вино с надписью "Vesuvio", какая-то сувенирная мелочёвка из лавы и в том числе копии старых открыток с видами вулкана.
На них к вершине бегут жёлтые трамвайчики, с сидящими в них праздно одетыми туристами в котелках, с тростями и зонтиками. Маленький мальчик в форменной красной шапочке открывает дверь вагончика дамам в пышных платьях и шляпах с перьями, видимо двадцатые или тридцатые годы прошлого века.
Дед что-то объяснял тыкая пальцем в открытки, я улыбался не понимая и тут торговавший рядом парень по-английски объяснил, что дед это тоже своего рода местная достопримечательность. Поскольку это именно он и запечатлён на старой открытке мальчиком, открывающим двери вагонов. За всю жизнь он никуда не ездил дальше Неаполя, зато не пропустил ни дня на этом месте, где раньше и была площадка фуникулёра.
Наверное, это была самая известная в мире канатная дорога, благодаря знаменитой песенке "Фуникули фуникуля", впоследствии перепетой всеми мировыми тенорами. Фуникулёр многократно разрушался очередными подземными толчками, обновлялся и строился заново. В пятидесятых годах была предпринята последняя попытка его реанимации в виде нового кресельного подъёмника, что просуществовал до землетрясения начала восьмидесятых.
И вот теперь его тоже нет. А есть дед со своим вином и старые открытки с мальчиком в красной шапочке, что прожил всю жизнь тут на склоне Везувия. Вырос, женился, нарожал детей, гнал вино и мастерил поделки, что в солнце, дождь и ветер ходил на вулкан продавать туристам.
Где-то шли войны, бушевали революции и всевозможные кризисы, распадались и создавались государства, человечество летело в космос, изобретало битлз, спид, интернет и общество потребления, училось пересаживать сердце, клонировать овец и спекулировать биткоинами.
А он всё сидел, сидел тут, под своим деревом, продавал вино, дышал здешним воздухом, из-за которого, как говорят, местная пицца и имеет такой особенный вкус, вечером катил тележку обратно в свою деревню по тропе мимо цветов и небольших сосен, утром приходил снова и так каждый день, каждый день..
Вполне счастливый человек, на мой взгляд.
Не выходил из комнаты.)

Неправильный еврей

Первым, с кем я познакомился, когда мы с женою купили себе здесь дачу, был Марк Петрович, наш пожилой сосед напротив. Фамилия его была Кац и внешность, для такой характерной фамилии, он имел тоже типично еврейскую, за исключением того, что был неестественно смугл и чёрен лицом. Он где-то работал сутки через трое, а всё остальное время обычно стоял в своих воротах, беседуя с проходившими мимо дачниками. В конце улицы был коттедж нашего председателя, к которому всегда подтягивался местный народ, так что собеседников у него было предостаточно. В случае же долгого их отсутствия Кац осторожно подходил к нашему забору и вежливо начинал обсуждать со мной самые разнообразные вопросы.
Разговаривать с ним мне нравилось, так как было сразу заметно, что человек он интеллигентный и неплохо образованный. На любую тему он изъяснялся красноречиво, часто находил похожие исторические примеры, приводил цитаты из классиков и легко вворачивал какие-то иностранные словечки.
Поэтому позже, когда я узнал, что трудится он всю жизнь простым кочегаром в котельной на местной валяльной фабрике, я был несколько удивлён. Впервые я видел еврея-кочегара, да ещё такого эрудированного. Мне всегда казалось, что они выбирают себе совершенно другие профессии.
И вот как-то вечером, когда мы с ним сидели и чаёвничали в моей беседке, я не выдержал и спросил, почему он выбрал такое довольно нетрадиционное для их нации ремесло.

- Для нации…– печально вздохнул Кац в ответ – вы знаете, ведь я же, на самом деле и не Марк совсем, а Марко, есть такое цыганское имя.
- В смысле – удивился я – вы цыган что ли?
Он помотал головой и подлил себе чаю.
- Видите ли, Николай – сказал он, отпив глоток и чуть помолчав – моя национальность - мечта фашиста: отец у меня цыган, а мать еврейка. Такой вот, несколько небанальный марьяж. Браком такие отношения заканчиваются исключительно редко, но мама была влюблена…– он вздохнул и начал рассказывать.
Так я узнал, что его отец был гитаристом в гастролировавшем цыганском театре. Подарив отпрыску жизнь и чернявую внешность, он вскоре скрылся со своим театром в неизвестном направлении и воспитывал Марка уже, русский отчим, Пётр Андреевич, с кем позже сошлась его мать. К приёмному сыну отчим относился хорошо, хотя тут же окрестил и всячески пытался воспитывать в рабочих традициях, часто беря с собою на местную валяльную фабрику, где сам он работал техником.
Его же мать, Белла Давидовна, напротив, постаралась дать сыну хорошее домашнее образование и даже заставила поступить в университет, откуда его, впрочем, отчислили с четвёртого курса. Отчим этому отчислению даже обрадовался и вскоре устроил его к себе на фабрику, где Кац до сих пор и трудился.

Видимо, в результате такого особенного антропологического смешения и разнополярного воспитания Кац и жил в системе парадоксов. Обычно он был всегда учтивый и любезный, но лишь стоило ему выпить, как поведение его кардинально менялось.
Первый раз, когда я, приехав вечером с работы, столкнулся с такой его особенностью, я весьма удивился. Марк Петрович стоял, пьяно облокотившись на свои ворота и держа в руке початую бутылку «Журавлей».
- О, Колян! А я тебя жду…. выпить вот не с кем… попрятались все от меня, мыши…
Пришлось пригласить его в беседку и принести закуску и пару стаканов.
- Мне чуть-чуть… а что за праздник у вас сегодня?
- Праздник? Да просто гуляю, чё…. дали, вот, аванец, могу себе позволить…. вчера угля на две смены накубатурил – он достал из кармана пачку «Золотой Явы».
- Так вы курите, что ли Марк Петрович?
- А хули нет-то.. когда выпью… имею право – он прикурил сигарету, затянулся и разлил нам водки.
- Ну, давай, Колёк, за уголёк. И давай на ты, хрена ли ты мне вечно выкаешь-то?
Самое интересное, что когда я на следующий вечер обратился к нему на ты, он вздрогнул и, виновато потоптавшись какое-то время у своих ворот, снова подошёл ко мне.
- Вы, уж простите меня, Николай – я понимаю, соседи.… Но давайте всё же на Вы…. А то как-то совсем уж неинтеллигентно получается.

Со временем я стал замечать, что все эти его перевоплощения имеют определённую закономерность. Как правило, выпив первую рюмку, Кац быстро хмелел и приходил ко мне жаловаться на общую несправедливость окружающего нас мира.
- Вы заметили, Николай? – тихо, но возмущенно шептал он мне через забор - председатель наш добермана своего говядиной кормит, сам вчера видел! Какая низость! А как дорогу щебнем подсыпать, так с нас по триста рублей собирали и где тот щебень? Где, простите? Нет, надо точно уезжать из этой страны, вот, честное слово, подкоплю ещё денег и точно решусь.
Поворчав так ещё немного, он возвращался к себе, выпивал вторую рюмку, и вскоре снова появлялся у меня. К этому времени выражение цыганской удали и бесшабашности оживляло его лицо, положительно отличая его от еврея.
- Скучно мы живём, Коля – сходу заявлял он мне – так и проживём с тобой, каждый на своей стороне улицы…. А мир-то он, на самом деле, знаешь какой огромный?
Потом он снова отправлялся к себе и, видимо, отдавая дань памяти папе-музыканту, брал в руки гитару. После чего некоторое время с его стороны доносились какие-то томные романсы, время от времени переходящие в задорные и плясовые цыганские мелодии.
А чуть позже, после употребления им ещё одной порции спиртного, на смену им приходила его любимая «Раскинулось море широко».
- Проститься с товарищем утром пришли, матросы, друзья кочегара – выводил он трагическим голосом, начиная неожиданно чётко выговаривать букву «р».

Собственно говоря, это и был знак к началу последней трансформации, потому как вскоре Кац уже появлялся у моего забора с какой-нибудь газетой в руках. К тому времени он был уже полностью русским.
- Ты, бля, видал, Колян, что эти еврюги опять надумали? – тыкал он в газету пальцем - Чемодан, свой, суки, луивитошный на Красной площади поставили, прям напротив Василия Блаженного, как только совести хватило?!
- А вам то что с того чемодана – не понял я – это ж просто реклама.
- Дда как! – он даже поперхнулся – так чемодан этот ихний копия храма царя Соломона ерусалимского!! В точности повторяет все его пропорции!! Нет, ну это беспредел какой-то!!
- Ну, храм, ну и что? По мне, так пусть хоть в чемодане молятся.
- А я тебе вот, что скажу – отчеканивал он в ответ - это мы с тобой в церковь молиться ходим... А у них в синагогах планёрки!! Соберутся и думают, как русскому человеку навредить…. православному… – он оглядывался и, за неимением чего-то более подходящего, крестился на флюгер председателя.

Все остальные соседи к таким его превращениям, по всей видимости, давно привыкли, переставая с ним общаться уже на цыганской стадии, поэтому весь остаток вечера он проводил возле нашего участка, кляня козни масонов-олигархов, прочую мировую закулису и вновь появляясь наутро милым и интеллигентным человеком.
До самой осени я наблюдал такие его превращения, приходившиеся, как я понял, на дни выдачи аванса и получки. Потом наша дача кончилась и до весны туда мы больше не ездили. Зимой я время от времени вспоминал его, размышляя о том, что, на самом деле, больше влияет на формирование человека? Национальность, среда, воспитание? Сложно было сказать....

К сожалению, самого Каца, с той осени, я больше не видел. Когда на майские мы впервые приехали к себе на дачу, то на его участке уже копалась пара пожилых пенсионеров.
Позже председатель мне рассказывал, что Марк Петрович хотел переехать на пенсию в израильскую Хайфу, для чего давно копил деньги, пряча их в старых валенках на антресолях. И как-то поздней осенью, когда похолодало, и по дачам шныряли полуодетые цыганские ребятишки, он, находясь, по всей видимости, в цыганском обличье, сжалился и вручил самому старшему из них те самые старые валенки, напрочь забыв о хранившихся в них накоплениях на своё запланированное еврейское будущее.
Обнаружив с утра пропажу, он не выдержал, запил в чёрную, потом уволился с фабрики и, продав дачу, уехал из нашего города. И где он сейчас живёт и чем занимается никому уже неизвестно.
© robertyumen

Было самое начало девяностых, когда мы, с моим товарищем Эдиком, решили открыть свою фирму. Я тогда ещё учился в институте, но уже пару лет «крутился» в коммерции, перепродавая в институте кроссовки, джинсы, диски, кассеты и прочую мелочёвку. Эта деятельность приносила мне довольно приличные деньги, и я уже начал понемногу откладывать на покупку своей машины.
Эдик учился на год старше, подрабатывая на товарной бирже брокером. Время было такое, что срастались самые невероятные сделки, и он тоже неплохо там зарабатывал. И вот когда у нас появились более-менее серьёзные средства, мы решили скинуться и заняться оптовой торговлей. Зарегистрировали ТОО, заказали печать и арендовали у Олега, знакомого Эдика замдиректора базы, половину пустого склада. Чем торговать мы ещё точно не решили, начав потихоньку продавать всё то, что пользовалось тогда спросом: пепси-колу, баночное пиво, сигареты, цветные презервативы, растворимые соки, жевательную резинку, сушеные бананы, шоколадки, конфеты и прочие тогдашние деликатесы, некоторые из которых уже и не вспомнишь. Товар мы подвозили на «восьмёрке» Эдика, закупая его по появившимся повсюду «оптовкам», день через день пропускали учёбу, но дело мало-помалу двигалось.

В тот день Эдик приехал на склад в радостном настроении, сообщив, что познакомился на бирже с одним солидным бизнесменом, предложившим ему прибыльное дело. Есть товар, который можно перепродать с большой выгодой, но нужны немалые деньги. Толком они ещё ничего не обсуждали, но до обеда он должен к нам подъехать на разговор.
Примерно через полчаса к нашему складу подъехал новенький блестящий «ягуар» бежевого цвета с белыми кожаными сиденьями. Открылась дверь и из машины выбрался плотненький, небольшого роста, смуглый мужчина в дорогом костюме, лет пятидесяти, бодрый, улыбчивый, с весёлыми, живыми глазами.
- Петрович, - по-простому представился он, пожав нам руки, и доброжелательно окинув нас взглядом.
Мы хотели поговорить с ним на складе, но Петрович отказался.
- Прошу, - он жестом пригласил нас садиться, - серьёзные разговоры надо вести в хорошем месте…
По дороге он нам рассказал, что автомобиль ему привезли из США, где он специально заказывал салон в белой коже. В Москве тогда подобных авто было немного и мы с удовольствием обсудили все её «фишки».
Поехали мы тогда в центр и, припарковавшись, пошли в ресторан при гостинице «Метрополь».
- Покушать, ребята? - Навстречу к нам, улыбаясь как стюардесса, выплыла корпулентная женщина с высокой, похожей на огнетушитель причёской, - у нас очень дорого, - быстро обведя нас глазами, сделала она ударение на слове очень.
- Ничего страшного! - бодро ответил ей сзади Петрович, увидев которого она тут же переменилась и, ещё шире расплывшись в улыбке, повела нас к столу, в углу зала.
Я впервые был в таком заведении и с интересом оглядывался по сторонам. На небольшой эстраде музыканты играли тихую приятную музыку. Зал был почти полон, за столиками сидели хорошо одетые люди, многие из которых наверняка были иностранцами. Рядом, за соседним столом, пили вино две эффектных молодых блондинки, что, едва скользнув по нам с Эдиком глазами, начали внимательно рассматривать Петровича, доброжелательно ему улыбаясь.

Заказав себе еду и выпивку, мы начали обсуждать «дело». Суть сделки была такова - у его знакомого полковника на военных складах хранилось около пятидесяти тонн сахара, это почти две фуры. Сахар этот достался ему после вывода наших войск из ГДР, где он служил интендантом. Можно брать понемногу, цена на него и так ниже рыночной, но если купить всё сразу и за наличные, то Петровичу, под его слово, отдадут его почти вдвое дешевле. Сам он предоплату не просит, мы выгружаем сахар к себе и только после этого полный расчёт. Можно рубли, можно валюту, без разницы. Никакого обмана и всем выгодно, думайте...
- Ну, что? – спросил меня Эдик, когда Петрович отошёл позвонить, - как тебе?
- Да, чёрт его знает, - я помедлил, - вроде деловой мужик… он то, что с этого имеет?
- Говорит, у них там свои расчёты, нам что? Товар-то вперёд…
Честно говоря, Петрович мне понравился. Все его манеры и поведение выдавало в нём человека искушённого. На левой руке у него было два толстых золотых кольца, а самое главное, у него с собою был радиотелефон, который тогда могли себе позволить только немногие. Всё это вызывало невольное почтение, но всё же сумма сделки была для нас просто астрономическая…
Вернувшийся Петрович заметил наши колебания:
- Всё нормально будет, ребята. Я ведь тоже когда-то начинал по-крупному работать, теперь вот сами видите. Риска-то для вас никакого. Сахар провернёте, там уже серьёзные деньги будут, я вам ещё пару дел подкину.
Музыканты в углу заиграли песню Синатры, и мы выпили за знакомство. Алкоголь начал действовать быстро, и я непроизвольно стал посматривать на соседний столик.
Заметив мой взгляд, Петрович усмехнулся и продолжил:
- Понравились? Эти недешёвые…. валютные, их недавно товарищ мой с собой в Дагомыс брал. За три дня ни разу из номера не вышли - он ухмыльнулся, но сразу посерьезнел:
- Всё, будет, парни, всё будет, вы, главное, меня держитесь. И тачки будут и хаты и девки. Девки, ведь, они что любят - чтоб зелень в карманах шуршала. А там с ними хоть куда, хоть в Сочи, хоть в Париж! С деньгами вы на народных артистках спать будете! Дольче вита! Как у Феллини!

Я всё это хотел. Мне было двадцать три года, я оканчивал институт, что называется, выходил во взрослую жизнь. Возможно, кто-то в таком возрасте мечтает о чём-то другом, более масштабном и благородном, не спорю. Встретить настоящую любовь, создать крепкую семью, помогать людям, ловить малышей у ржаного поля. Да что угодно!
Но я прекрасно помню, что у меня тогда других мыслей тупо не было. Я хотел себе такой же «ягуар», хотел поехать с двумя шлюхами в Дагомыс, хотел путешествовать по миру, хотел так же уверенно заходить в рестораны, чтоб передо мной стелились все официанты. Я словно очутился в какой-то чудесной стране, где всё было по-другому и, открыв для себя этот волшебный мир, мне захотелось в нём остаться. Мне казалось, вот она - настоящая жизнь. А почему нет? Чем я хуже других? Заработал же я за два года почти двадцать тысяч долларов, когда у моих родителей зарплата была не больше ста.

После ресторана, где Петрович расплатился за счет, оставив щедрые чаевые, мы снова сели в его «ягуар» и поехали на окраину города, на «военрезерв», как он сказал, окончательно договариваться о товаре. Там нас уже ждал полковник в форме, которого Петрович увёл в сторону и какое-то время тихо с ним шептался, кивая на нас головой. Вернувшись, он весело нам подмигнул и сказал с довольным видом:
- Хороший мужик, мы с ним столько уже провернули. Короче, всё нормально, парни. Не вредные вы, видимо...
Ещё раз обговорив, что машины с товаром, придут с утра, и только после этого мы отдадим деньги, мы ударили по рукам и Петрович довёз нас до нашего склада.
Остаток дня мы считали наши финансы и обзванивали знакомых, одалживая под проценты марки и доллары. Часть денег мы заняли, под остальные Эдик запродал свою «восьмёрку», и требуемая сумма набралась. Весь вечер мы просидели на телефоне, предлагая сахар ОРСам и просто различным фирмам. В то время все посредничали, хватаясь всем подряд, и уже к вечеру Эдик нашёл какого-то знакомого коммерсанта, что сходу пообещал забрать по нашей цене пять тонн сахара уже завтра. Петрович не обманул, деньги и в самом деле потекли к нам в руки.

Сахар, на следующий день, мы выгрузили быстро. Олег дал своих грузчиков с автокаром и вскоре весь наш склад был заставлен поддонами с ровно наваленными на них мешками. Пересчитав их количество, мы проверили все имеющиеся на сахар документы и сертификаты и сели с Петровичем за стол считать деньги. Это не заняло много времени. Петрович просто пролистнул одну из пачек, сложил деньги в свой портфель, закрыл его и окинул нас взглядом.
- А вообще, вы подумайте, - он поднялся из-за стола, - мне просто деньги нужны, а по уму я бы и не продавал пока. Вчера в министерстве был, знающие люди шепнули, вот-вот на водку цена прыгнет. Начнёт тогда народишко самогон гнать, вы свой сахар вдвое дороже двинете.
Я посмотрел на Эдика, и он махнул рукой, мол, разберёмся.
- Ладно, парни, - Петрович улыбнулся и, снова открыв портфель, вытащил из него стопочку банкнот, положив их на стол перед нами, - это вам скидка, на имидж. Оденьтесь, обуйтесь, сами ж знаете, по одёжке встречают…

Где-то час подъехали первые покупатели, толстенький мужичок с бегающим взглядом и с ним здоровяк в кожаной куртке, которого тот называл Серым. С мужичком мы договорились, что половину товара он заберёт сразу, остальное завтра, и он быстро с нами рассчитался. Серый всё это время молчал, глядя на нас холодно и равнодушно, лишь пару раз процедив что-то тому на ухо, когда он достал деньги. И хоть брать с собою охрану из бандитов на сделки тогда считалось абсолютно нормальным, но всё равно было как-то не по себе. К счастью, прошло всё нормально, и вскоре их машина уже встала на погрузку.

После обеда мы с Эдиком поехали на Ленинский, в магазин «М1», что только тогда открылся в Москве и считался в то время весьма элитным местом. Всю «скидку» Эдик, по совету Петровича, предложил потратить на наш имидж. Я не возражал и, спустя примерно два часа, из магазина мы вышли совсем другими людьми, облачившись в костюмы от «Диора», модные рубашки с запонками и лакированные итальянские туфли.
- Как у Феллини, - довольно прокомментировал наш новый вид Эдик и в приподнятом настроении мы отправились на работу.
Там нас уже ждали всё тот же утренний покупатель. Только теперь с ним, помимо Серого, было ещё несколько типов в спортивных костюмах. Мужичок так и остался стоять снаружи, а нас с Эдиком быстро затолкнули на склад.

- Где бабки, твари? Где? - Серый схватил Эдика за ворот его новой рубашки и дёрнул так, что посыпались пуговицы. На попытку вырваться Эдик тут же получил сильный удар в грудь и, охнув, согнулся от боли пополам.
Нас усадили на стулья и, приказав не шевелиться, быстро обшарили. Вытащив у меня пакет с деньгами, Серый заглянул в него и засунул себе за пазуху.
- Это же беспредел, - прохрипел Эдик, - мы же договорились, так не делается…
- А так делается? - Серый быстрым движением достал из кармана нож и, подойдя к лежащей на поддоне груде сахара, с размаху полоснул по ближайшему мешку. Сахар щедро хлынул вниз белым водопадом и он, подставив под него руку, набрал с пол-ладони и сунул Эдику под нос.
- Это что? Вы кого кинуть хотели?
Сахар и вправду выглядел немного странно, крупинки были разной величины и грязно-сероватого оттенка.
Эдик взял, понюхал, потом лизнул и, вытаращив на меня глаза, удивлённо произнёс:
- Соль вроде… - он бросил себе в рот уже целую щепотку, пожевал и ошарашено повторил. - Соль!
- Лохи тупые! - Серый обернулся к своим, - их, по ходу, самих кинули!
Те весело хохотнули. Серый отряхнул руки:
- Ладно, сами встряли, сами гребите, он кивнул остальным браткам на выход. - А будем нужны - найдёте, мы вам за половинку с любого бабло вытащим.

После того, как они ушли Эдик вскочил и с размаху пнул по стулу:
- Ну, мрази конченые, хана им теперь! Они ещё не знают, с кем связались! - Он бросился к телефону и принялся звонить Петровичу, яростно накручивая диск.
- Алло, алло! Странно... – озадаченно проговорил он через минуту, – гудков нет…
Я тем временем выборочно проверил несколько поддонов с сахаром. Точнее с тем, что мы считали сахаром. Все мешки были абсолютно одинаковые, на каждом стояла печать Карачаево-Черкесского сахарного завода, номер ГОСТа и вес - 50кг. Всё было правильно, но только в каждом из них была эта соль. Почти две фуры соли. Сахара же не было совсем. Ни одного атома.
Подошедший Олег осмотрел соль и уверенно прокомментировал:
- Это техническая, мы в котельную себе такую берём иногда. Только у вас она старая уже, видать, списанная. Её кроме дорожников никто не купит, да и то зимой.
Мы с Эдиком обречённо посмотрели друг на друга.
- Ладно, - махнул рукой Олег - пусть лежит у нас пока, может, и скинете кому.

Что самое интересное: мы и тогда ни хрена не поняли. Думали - просто случайность! Вот, сейчас найдём Петровича, и он всё быстро прояснит, позвонит на военрезерв и вся эта дурацкая ситуация наконец-то разрешится.
Почему-то полное осознание случившегося пришло ко мне ещё позже, уже после того, как мы снова съездили на военные склады, где вышедший к нам полковник лишь удивлённо качал головой. Петрович, по его словам, вообще ничего у них не покупал, а просто интересовался, можно ли поставлять продукты для столовой.
Несолоно хлебавши, мы отправились назад и вот тогда, продираясь сквозь людские джунгли метро, я вдруг отчётливо понял, что мы действительно потеряли все свои деньги. И ещё чужие, которые тоже придётся отдавать.
Эдик шёл рядом и всё продолжал рассказывать, как жестоко он расправится с Петровичем, когда найдёт. Про то, что убежать от него невозможно и Петрович просто подписал себе смертный приговор. Про то, что он, Эдик, знает каких-то людей, которые могут убить любого человека, ткнув ему в сердце вязальной спицей.

И когда, мы остановились у мраморной колонны в ожидании поезда, я вдруг не выдержал и расплакался как ребёнок. Контролировать это я не мог, хотя мимо шло множество людей, которые всё это видели.
- Ты чего? – Эдик даже замолчал и сочувственно обнял меня одной рукой за плечи, - ты чего, расстроился что ли? Да плюнь ты на эти деньги! Да мы с тобою ещё столько заработаем! Вот увидишь! Мне, вот, вчера баксы возить с Узбекистана предложили. Дело верняк, а доходность как у наркобаронов!
Он говорил что-то ещё, но я уже не слышал. Слёзы катились по моим щекам, чётко одна за другой, словно срабатывал какой-то беззвучный таймер. Мечты об автомобиле с белой кожей, о дорогих ресторанах, о поездках за границу с прекрасными обольстительными женщинами, с которыми можно по три дня не выходить из номера, в одночасье рухнули, превратив нас в тех, кем мы были на самом деле. Мелкими неудачниками, потратившими два года жизни на то, чтобы заработать деньги, украденные каким-то проходимцем. Прохожие вокруг косились на нас с удивлением. Наверное, мы выглядели нелепо посередине станции в своих модных костюмах, но мне было уже всё равно.

Соль мы продали с наступлением холодов, продали за копейки, чтобы начать отдавать занятое и рассчитаться за аренду склада, которую Олег нам и так снизил вдвое. Петровича мы так и не нашли. Ни через знакомых в милиции, ни через каких-то влиятельных тогда людей. Автомобиль был взят в прокате на поддельный паспорт, телефона зарегистрирован на какого-то бомжа, документы на сахар оказались фальшивкой. А обратиться за помощью к бандитам мы просто не рискнули, да и правильно, скорее всего, сделали. Полностью со всеми долгами разобрались только через полтора года. Ещё повезло, что курс тогда сильно не рос, так потихоньку и закрыли.

С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Я доучился в институте, потом женился, получил второе высшее, теперь, вот, директорствую в небольшой фирме и всё у меня хорошо. О чём сейчас мечтаю, даже сложно сказать, вектор как-то больше на дочку сместился, дай Бог, чтоб у неё всё ровно было. Из тех юношеских мечтаний осталась только тяга к путешествиям, езжу часто и с удовольствием.
Недавно, вот, был на Мальте, днём бродил по средневековому городу, ездил по экскурсиям, а вечерами сидел с планшетом в самом углу тихой набережной, на зелёной скамейке с ножками в виде веток. После Москвы там неплохо, тишина, море и покой, лишь изредка нарушаемый шустрыми ящерками, снующими по парапету из золотистого известняка. Пару раз приходил старик лет за семьдесят, бывший наш соотечественник, вздыхал, жаловался на болезни, на одиночество. Вспоминал детей, что к нему не ездят, вытирая навернувшиеся слёзы рукой с двумя толстыми золотыми кольцами. Расспрашивал о Москве, где он давно уже не был, всё повторяя, что мечтает поехать туда осенью, которой здесь, на Мальте, просто никогда нет.
Что ж, не дай, Господь, того, к чему мы сможем притерпеться - гласит старая поговорка. Иногда я с ней согласен, иногда нет.

© robertyumen

рождественское)

Все женщины в нашей галактике делятся на три категории. Первые это те, кто уже побывал на женских тренингах. Ко второй категории принадлежат те, кто не пойдёт туда ни за что на свете. И, наконец, третьи - это женщины которых на подобные тренинги приводит какая-нибудь нелепая случайность.
Именно подобная случайность и произошла с Верой. Если бы она не угощала коллег чаем с тортом, не опоздала бы на их вечернюю развозку. Не пошла бы тогда на автобусную остановку и, проходя мимо кофейни на углу, не увидела, как из подъехавшего красного автомобиля выходит высокая брюнетка с длинными, красиво распущенными волосами.
"Было бы у меня такое авто, — подумала Вера, — я бы тоже всегда ходила зимой без шапки, даже в мороз".
Она посторонилась и уже почти прошла мимо, как вдруг сзади раздался странно знакомый голос:
— Вера... Верка! Шуба!
Услышав своё полузабытое школьное прозвище, Вера вздрогнула и оглянулась.
Брюнетка улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы.
— Ну, привет, Шубина!
— Куропаткина... — ахнула Вера, — Тань, ты что ли?
— Я, — каким-то образом она умудрилась улыбнуться ещё шире, — только я теперь Метельская, от третьего мужа фамилия осталась... Татьяна Метельская, женский коуч, может, слышала?
Вера лишь неуверенно развела руками.
— Вот и траться на рекламу, — Татьяна весело подмигнула и по-свойски взяла её под руку, — пошли!
И уже через минуту, не успев ничего возразить, Вера сидела за столиком, рассказывая про свою жизнь и работу.
Видимо Татьяна была здесь совсем своя, потому что официант не спрашивая тут же принёс им по чашке кофе и пару коктейлей с длинными цветными трубочками.
Татьяна же, не обращая на него внимания, громко и энергично тараторила:
— Да, ты что, прямо так по специальности и трудишься? Молодец! Замужем?
— Была... — вздохнула Вера и поставила чашку с кофе обратно на стол.
— Не продолжай, — взмахом ладони прервала её Татьяна, — это всё в прошлом, как на картине у Васильева, ты мне лучше скажи - ты замуж снова хочешь?
Вера пожала плечами и нерешительно кивнула. Если честно, замуж она хотела. А ещё в декрет.
— Выйдешь! — строго пообещала Татьяна и достав из сумочки аккуратный розовый квадратик, протянула Вере. — Вот, тут рабочий и сотовый, звони, у меня как раз начало в этот четверг в семь. Денег не надо, понравится – заплатишь минималку…
На визитке изящной золотой вязью было выведено: Татьяна Метельская, а ниже крупно - "Искусство быть Женщиной".

А может и не было никакой случайности. Ведь ещё утром Вера проснулась с чувством, что нужно что-то менять. Собственно говоря, с этим самым чувством она и засыпала. Но проснувшись на год старше Вера сразу ощутила, как оно усилилось.
Итак, ей уже тридцать пять лет. Тридцать пять. Этот факт был неоспорим и безжалостен, как весы в кабинете у диетолога. Тридцать пять лет это как ни крути важная жизненная планка. Даже в объявлениях о приёме на работу часто так и пишут - до тридцати пяти.
В активе у Веры была собственная квартира, неплохая работа в крупной тюменской компании и редкие пятничные посиделки с подругами.
В анамнезе оставался скандальный развод с неверным мужем, пара каких-то нелепых случайных связей, не закончившиеся ничем серьёзным и походы на чай к маме по воскресеньям.
Впереди пока ждало одинокое будущее во всей его тревожной неопределённости.
В принципе, терять было нечего и Вера решилась.

Семинар проходил в здании бывшего комбината бытовых услуг, превращённого в офисный центр. Миловидная девушка, встречающая всех на входе, отправляла всех на третий этаж, где в небольшом зале сидели женщины самого разного возраста. Вера быстро окинула всех глазами - знакомых вроде не было.
Видимо все чувствовали себя неловко и сидели молча. Царила такая тишина, что было слышно, как мывшая в коридоре уборщица негромко проворчала:
— Опять натоптали шалашовки...
Все замерли, сделав вид, что ничего не слышали и тут в зал зашла Татьяна.
Выглядела так же эффектно, словно только вышла из парикмахерской. Увидев Веру, она чуть заметно ей подмигнула и широко улыбнувшись произнесла обращаясь уже ко всем:
— Здравствуйте, мои милые, нежные, красивые, очаровательные девочки! Всех вас с наступающим Новым Годом, праздником надежды и веры в лучшее!
Все дружно похлопали.
— Все мы с вами, — продолжила Татьяна, — женщины. Наше предназначение быть родником живой воды, к которому мужчина возвращается снова и снова, чтобы наполняться силами. Наша программа направлена на раскрытие истинной женской природы и на гармонизацию внутреннего и внешнего пространства...
Вера слушала, осторожно оглядываясь по сторонам. К её удивлению, вокруг неё сидели в основном симпатичные, модно одетые женщины.
— Один мой хороший знакомый, из тех, кто видел меня без макияжа, ну, вы понимаете, как-то сознался мне, что мужчина, это, по сути, скоропорт, как фермерское молоко. Он просто ждёт, когда его схватят и выпьют. Да, да, именно выпьют!
Все несмело рассмеялись и Татьяна, одобрительно оглядев зал, пошла между рядами.
— Вот вы, к примеру, — обратилась она к Вериной соседке в толстых очках и длинном вязанном свитере, — скажите нам, только честно, вы готовы с кулаками биться за своё счастье? Или вы думаете всё придёт само собой?
— Я как-то думала само собой, — призналась та и покраснела.
— Цель сейчас у вас стоит жизнь обустроить, а не принцев ждать, — отрезала Татьяна и переведя взгляд на Веру уточнила, — верно? По взгляду было понятно, что у неё самой цели априори ясные и никаких комментариев не требующие. Впрочем, если говорить честно, то возразить Вере особо было нечего и она согласно кивнула.

Занятие закончилось спустя полтора часа.
— Итак, — Татьяна подняла вверх палец, привлекая внимание, — задание на выходные! Пригласить в гости мужчину! Хотя бы просто на обед! Любого! Муж на час, нет, не подойдёт, не запрещается кого-либо из соседей, ещё лучше с кем-то завтра познакомиться.
По залу прошёл лёгкий шум, который Татьяна остановила решительным жестом:
— Понимаете, дорогие мои, нужно начать готовить территорию. Порядок навести, тряпки убрать, меню пересмотреть. Можно что-нибудь всем подходящее, борщ, например, или спагетти. Кстати, в спагетти из твердых сортов пшеницы есть витамин B, необходимый женскому организму. Ну, всё, мои дорогие, до следующего вторника!

В последние годы климат в Тюмени стал заметно мягче и декабрьские холода постояли всего несколько дней. Утром, обнаружив между балконными стеклами ожившую божью коровку, Вера обрадовалась, значит совсем потеплело. Она не любила морозы на Новый Год.
А к вечеру, когда она уже вернулась с работы, вдруг повалил снег. Вера даже засмотрелась в окно, снег всё шёл, не утихая, большими хлопьями, словно в какой-то злой и холодной сказке.
Кого ей пригласить на обед она так и не придумала. В институте у них был айтишник Николай, что время от времени чинил ей компьютер и они иногда ходили вместе обедать. Наверное, она ему нравилась, но пригласить его к себе было как-то неудобно. Задание на выходные стало казаться ей несколько дурацким. Поразмыслив, она решила для начала всё же купить спагетти.
Выйдя из дома она столкнулась с Мишкой Рыбиным, её соседом со второго этажа, что курил у подъезда. Мишка молча кивнул и отвернулся. Отсидев пару лет по молодости и помотавшись по свету, он так и не устроился в жизни, перебиваясь какими-то случайными заработками. На крайний случай, подумалось Вере, можно позвать и Мишку. В сущности, он был безобидный бездельник.
Когда, купив большую пачку спагетти и упаковку помидоров черри она вернулась из "Пятёрочки", возле Мишки уже стояли двое молодых людей в чёрных пуховиках и с одинаковыми книгами в руках. На обложках книг виднелся большой золотой крест. Очевидно, это были какие-то сектанты или проповедники.
— Вообще-то, свидетелем быть в падлу. — объяснял им Мишка, — Это не по понятиям, это значит, ты как в суде, кого-то обличаешь или сдаёшь. Так что лучше говорить очевидец. Так по понятиям, поняли, зяблики?
Молодые люди не прекращая улыбаться дружно закивали.
Тут Рыбин заметил, что она стоит рядом.
— Тебе чего, Верка?
— Ничего, — сказала она и зашла в подъезд.

Проснувшись в субботу поздним утром она сразу подошла к окну. За ночь деревья подросли круглыми снежными шапками, а стоявшие внизу машины превратились в покатые белые холмики. На дворе снова была зима.
Она опустила взгляд. Божья коровка лежала на своём месте, но уже не шевелилась.
Почему-то Вера почувствовала себя обманутой.
— Да, ну тебя! — сказала она божьей коровке, целиком задёрнув штору и ушла на кухню.
Когда спагетти были почти готовы, она обнаружила, что забыла вчера купить хлеб. Решив быстро сбегать в магазин, она оделась и захватив в коридоре мусор, вышла из квартиры.

Двор, снова став белым, был совершенно пуст несмотря на выходные. Только в углу у помойных баков ковырялся одинокий бомж, в короткой куртке-пуховике с капюшоном, что носили лет десять назад. Её бывший называл такие «полупердяйки». Пуховик был ярко-полосатый и казалось, что в углу копошится гигантский цветной жук.
Вера, скрипя снегом под ногами, подошла поближе. Бомж оглянулся и, заметив её, смущённо замер, держа в руке банку с какими-то объедками.
«Надо же, не старый совсем, не грязный и даже вполне себе симпатичный... — машинально отметила Вера, — Может, просто опустился человек, всякое же бывает».
Она опустила мусор в контейнер и не удержавшись, снова оглянулась на бомжа.
Тот стоял молча и терпеливо смотрел на неё, видимо ожидая, когда она уйдёт.
Вере почему-то вспомнилась их овчарка Дора, что так же терпеливо караулила, пока из её чашки насытится нахальный кот Сенька, и только потом подходила к еде сама. Дору она подобрала совсем маленьким щенком, совсем случайно в тот день оказавшись в районе Дома Обороны. И привезла домой на ещё ходившем тогда "двенадцатом" троллейбусе, только через пару месяцев осознав, что у них растёт самая настоящая овчарка.
При их разводе она уехала жить за город, в новую семью, а Сеньку пришлось перевезти к маме, когда Вера летом поехала на курсы переподготовки в Екатеринбург. У мамы Сенька растолстел, обнаглел и ехать обратно к Вере наотрез отказался. А вскоре в Тюмени отменили и троллейбусы.
В магазине она купила ветчины и длинный хрустящий багет. Уже подходя к дому вспомнила про сыр, но решила, обойтись и так. Дома вроде был какой-то старый кусочек, но натереть в спагетти можно и старый.
Во дворе было по-прежнему пусто, лишь бомжик так же тихонько возился у мусорки. Увидев Веру, он снова перестал рыться в отходах и даже осторожно мотнул ей головой, закрыв свою банку и неловко сунув её в карман.
Вера невольно кивнула в ответ и уже прошла мимо несколько шагов, как вдруг неожиданно для самой себя остановилась и развернулась:
— Мужчина, вы спа... вы макароны будете?
Бомж удивлённо посмотрел на Веру, потом чуть подумал и нерешительно кивнул.

«Ну, вот, что ты делаешь? — начала ругать себя Вера, заходя в подъезд и поднимаясь по лестнице, — а если он заразу тебе притащит или вообще нападёт? Может ему просто в тарелке вынести?»
Она искоса оглянулась.
Бомж послушно шёл сзади и попыток нападения пока не предпринимал.
— Да чего это я? — ей стало немножко стыдно, — не собака же, человек...
В прихожей гость снял свой короткий пуховик, тщательно сложил на стоявший у входа пуфик и, оглянувшись, вежливо спросил:
— Скажите, а где руки помыть?
Выйдя из ванной, он внимательно огляделся вокруг, потом так же изучающе посмотрел Вере в глаза, слегка нагнулся и представился:
— Павел...
— Вера, — она махнула рукой в сторону кухни, — проходите...

На кухне бомж Павел аккуратно уселся на табурет, положив руки на колени. Вера невольно тайком принюхалась - помойкой от него, к счастью, не пахло. И, вообще, встреть она его в другом месте, никогда бы и не подумала, что перед ней какой-то бродяга. Она снова украдкой на него взглянула - ну, щетина, да... ну, свитер немодный... ну, сам, конечно, мешковатый и неухоженный, но всё равно не скажешь, что бомжует. Может погорелец?
Нарезав ветчины и хлеб, Вера наложила гостю полную тарелку спагетти с помидорами, сама пока решив обойтись чаем.
«Странно даже, — продолжала размышлять она, глядя как он вполне культурно орудует вилкой, — вроде не алкаш... руки сам вымыл...».
Павел, заметив её взгляд, замер и отложил вилку.
— Ешьте, ешьте, я сейчас ещё сыр поищу, — Вера открыла холодильник, — боюсь только он старый...
— Спасибо большое, и так уже вкусно, — Павел снова принялся за еду.

Сыр и вправду нашёлся в холодильнике, завёрнутый в какой-то древний бумажный пакет. Из тех, что зачем-то хранишь в углу нижней полки и никак не выкинешь. Поколебавшись Вера достала его оттуда на стол, но, развернув, тут же пожалела.
Сыр был не просто старый. Он был уже твёрдый как камень и к тому же весь заплесневел. Просто полностью весь. Скорее всего, тот, на который она думала, она всё же выкинула раньше, а этот огрызок давным-давно сунула передать матери для Сеньки и забыла.
При виде плесени Вера смутилась, а гость напротив оживился и, отломав от сыра небольшой уголок, стал с интересом его разглядывать. Потом повернулся к Вере.
— Скажите, у вас давно этот сыр?
Вера слегка покраснела и почему-то рассердившись на себя за это, ответила строго:
— Не помню, но, если не устраивает, другого нет.
Павел не обиделся, он вообще, казалось, забыл, что он у неё дома. Отодвинув от себя тарелку, он вертел перед глазами зелёный кусочек, приговаривая:
— Хорошо, хорошо, очень интересно...
«Видимо, привык к такому», — подумала Вера и пожала плечами:
— Можете весь забрать...
— Нет, достаточно, — он оторвал полоску бумажного пакета, завернул свой ломтик и тут же торопливо поднялся, — Мне пора, спасибо.
Возле двери он достал из кармана пуховика банку, бережно положил туда бумажный комок с сыром и ничуть не смущаясь взглянул на неё:
— Вера, вы меня простите, но мне срочно нужно идти.
— Конечно, — Вера неопределённо кивнула, подумав, что он скорее всего, не погорелец, а просто с прибабахом.

Назавтра, вернувшись домой от мамы, Вера обнаружила в дверной щели аккуратно свёрнутый листок бумаги. Зайдя к себе, она развернула записку и прочла несколько строк, написанных крупным размашистым почерком.
«Вера, пришлось уехать. Спасибо ещё раз за угощение. Буду после НГ. Павел»
Она перечитала ещё раз и, невольно подойдя к окну, осмотрела двор. В углу никого не было. Тогда она ненадолго задумалась, потом набрала Татьяну и, извинившись, сказала, что больше не придёт.

Когда-то, в более тучные года, Тюмень к новогодним праздникам наряжали лучше. По разнарядке властей фасады и дворы были повсеместно освещены цветными фонарями и гирляндами. Затем Собянина перевели в златоглавую и при следующих губернаторах город стал выглядеть несколько скромнее.
Но всё же традиция была положена и многие активные жильцы вместе с управляющими компаниями сами украшали свои дворы.
Соседний двор, где проходила Вера возвращаясь с работы, как раз и был таким - с развешенной на деревьях цветной мишурой и мигающими над подъездами гирляндами. Проходя там по тротуару, всему в следах от новогодних петард и фейерверков, Вера снова увидела знакомый полосатый пуховик.
Павел сидел, опустив голову на скамейке у крайнего подъезда и казалось дремал. Чуть поколебавшись она подошла поближе, и он, видимо услышав шаги, обернулся. Вера вздрогнула – из-под капюшона на неё смотрел какой-то старый дед, с глубокими морщинами на лице. Смотрел, правда, довольно приветливо.
— Извините, — она растерянно замотала головой, — тут мужчина ходил… в такой же куртке…
Не договорив, она быстро повернулась и зашагала дальше.
— Так это... так, поди, Пашка наш брал, — догнал её в спину голос старика, — у него теперь своего-то зимнего толком нету... он же щас в этом живёт, как его, всё забываю... в Милане, во!
— В Милане… — Вера остановилась. — кто, Павел?
— Ага, — довольно подтвердил дед, — сыр он там ихний спасает. Он же у нас учёный, кандидат по биологии!
Последние слова он произнёс громче и оглянулся по сторонам, словно жалея, что больше никто его не слышит.
Вера определённо ничего не понимала.
— А сюда он только лекции читать приезжает, — продолжал дед, явно радуясь возможности поговорить. — В наш университет.
Всё про плесень эту... и дома уж весь балкон банками своими заставил. А выбрасывать не даёт… а чего ему передать-то? Он же приедет скоро…

Дома Вера подошла к спящей божьей коровке, легонько постучала ей ногтем по стеклу и улыбнулась.

(С)robertyumen

Самые оригинальные поздравления практически с любыми праздниками я слышал на службе от нашего командира части майора Батурина по прозвищу Дядя.
Происходило это всегда по одной схеме:
Дядя приходит на праздничное построение и энергично начинает:
— Товарищи военные, поздравляю с днём.. не посрамим.. надёжный отпор.. уверенным маршем...
Потом он ненадолго задумывается и уже нахмурившись продолжает:
— Но есть ещё и недостатки, вчера боец с третьего взвода был замечен в лесу со сковородкой, а это значит, что опять втихаря жарим грибы! Забыли как прошлое лето обсирались? Всю роту просрали!
Дядя окидывает всех грозным взглядом, затем вспоминает про праздник и начинает бубнить снова:
— Но в целом.. костяк есть... комсомольская работа ведётся... на рубежах Родины... сила и мощь...
Долго он так не выдерживает и опять словно переключается:
— Ещё бы не пили, да брагу в огнетушителях не ставили... Думаете, не знаю, как в пятницу в гараже нажрались? Дежурный зашёл, а они пьянее водки! Позор! Сволочи! Пропили роту!
Спустив пар, он пытался продолжить свою праздничную речь и какое-то время собирается с мыслями, но потом не выдерживает и машет рукой:
— И хрен вам, а не увольнения, скажите спасибо первому взводу. Двоих фельдшер в среду в город возил. Это они у нас так в увал сходили! У обоих триппер! Нет, чтоб в кино! В кафе! Так нет, им надо со шлюхами на помойке валяться! Тьфу! А потом этими руками хлеб брать будут! Позорище! Проебали роту!
Дядя возмущённо жестикулирует, потом немного успокаивается и сурово нас оглядывая добавляет:
— На кросс бы вас всех, лодырей, да ладно, праздник сегодня, в общем, поздравляю, товарищи бойцы, успехов в боевой и политической...

В общем, с праздником всех)

Этот забавный случай приключился в конце девяностых. Мы тогда с товарищем держали пару магазинчиков, где продавали лакокраску и различные строительно-хозяйственные мелочи. За товаром мы тогда гоняли в Екатеринбург, на Высоцкого, где грузились товаром на оптовом строительном рынке и везли к себе в Тюмень. Обратно ехали уже не торопясь и, чтоб не тратить время даром, успевали сортировать и паковать какие-то мелкие вещи. Брали с собой разные пакетики, контейнера и потихоньку их тарили.
И вот едем мы так обратно, уже две третьих дороги прошли, как тормозят нас мусора на посту в Талице. То, да сё, сержант такой-то, проверка документов. А я сижу и крестики для плитки, ну, знаете, такие беленькие, чтоб швы ровно получались, по маленьким пакетикам раскладываю. Крестики в таких пластинах идут по 200 штук, а мы их ломали, фасовали и по 50 штук со стопроцентной наценкой продавали. Марсианские технологии, короче, все дела.
И вот, значит, видит мент у меня на коленях эти самые пакетики. Как я сейчас понимаю, впервые в жизни он тогда такие и увидел. Тут же сразу в лице меняется, за кобуру хватается и нам орёт:
- Так, быстро из машины, руки на капот, суки, не шевелиться!!!
Мы выскакиваем как ошпаренные, ничего ещё не понимаем, чего он так развопился-то. К нему ещё двое подбегают, тоже с пушками, тоже кричат, чтоб не дёргались. Добегают до нас, руки заламывают и наручники одевают. Меня к себе в будку ведут, а Лёху один к дверке нашей «девятки» приковывает и с ним остаётся.
В будку заводят, один обыскивает, потом на стул усаживает, а сержант в это время по рации с кем-то созванивается, дескать, всё, давайте сюда срочно, взяли мы этих уродов.
А я сижу, туплю, вообще не понимаю нихрена, ехали себе мирно, а тут вдруг бабам, по полной приняли, да ещё и вызывают к нам кого-то. Трындец, попадалово.
Тут подлетает «бобик» без номеров, выскакивают два чела в штатском, один к нашей машине, а второй, что в плаще кожаном, как капитан Жеглов, к нам в будку. Дверь закрывает и сходу корки мне в глаза тычет, мол, кто сам, как звать, откуда, куда, сколько товара с собой везём.
Я вообще уже в прострации, ну, товар, конечно, с оптовки, но накладные у нас с собой, мы всегда с собой на дорогу выводили, хоть и левые, но пойди, докажи ещё. Можно, конечно из машины всё вытряхнуть и пересчитать, так это час точно с нашей мелочёвкой возиться, надо оно им?
На две точки свои везём, говорю, как обычно, а что случилось-то?
А он мне – адреса, говори, быстро, только думай, парень, думай, щас судьба твоя решается, сдашь всех вперёд кореша, себе на часть вторую переделаешь, по ней четыре получишь, через два года уже по УДО сможешь выскочить, так что давай думай, шансов у тебя один на миллион!!
Сказать, что я тогда был в шоке, это значит, ничего не сказать, бред какой-то, уже нервы просто не выдерживали.
Да вы чего, кричу, с ума что ли все посходили!? С каких куёв четыре года-то! За что, бля!?
За сбыт, отвечает и за распространение наркотических веществ, нам на вас с ОБНОНа утром ещё ориентировка пришла, весь день вас, козлов, по всей трассе пасём.
Здесь, к счастью, до меня доходить стало, что эти долбо@бы наши крестики строительные за дурь приняли. Но не успел я рот открыть, как дверь тут распахивается, появляется второй, что на «бобике» приехал и Жеглову этому – поехали отсюда!
Тот - как так, поехали? да он, Сергеич, тёплый уже у меня, щас сольёт всех.
А тот – погнали, говорю, ошибка вышла!!
И ментам на меня кивает – отпускайте, мол, человека… кто, кстати, их задержал-то?
Сержант – я, мол, а что такое?
Да, ничего, улыбается тот, ты, поди, ремонт в ванной давно не делал?
Смотрю, тут уже сержант тупить начал.
Дык у меня, отвечает, и ванной-то нету, мы в баню к матери ходим...
Короче говоря, выхожу я, Лёха уже в машине сидит, лыбится, давай, кричит, наркодилер поганый, падай скорее в машину, пока эти дурни деревенские ещё чего не наковыряли!!
Так весь остаток пути до дома и проржали, хотя, если честно, то перетрухнули мы тогда с Лёхой, как говорится, под самую метёлку…
© robertyumen

Знакомая вчера рассказывала, строитель по профессии. Лет ..цать назад работала она в одной тюменской фирме, что строила дом в посёлке Мужи, это на ямальском севере. Комфортный, современный по тем временам дом с евроремонтом и пластиковыми окнами. Тогда это была полная диковинка.
Окна заказывали в Тюмени, где тоже была только пара фирм, кто их производил. И может не хватило опыта, но в проекте допустили ошибку - перепутали в окнах длину с высотою. Сперва как раз моя знакомая и перепутала, а следом эти оконщики недосмотрели и окна получились поперёк проёма. А если ставить их по проёму, то открываться они будут соответственно только налево и вверх.
Заметили это, когда все комплектующие до винтика уже сдали на паром. Последний паром. То есть больше в Мужи до "зимника" уже ничего привезти было нельзя, дороги-то туда нет.
И тут такой цирк с огнями - окна получились наоборот.
А дом-то уже почти достроен, и сроки поджимают, и жильцы новые ждут, причём большей частью местное поселковое начальство.
Короче говоря, воткнули все эти поперечные окна, деваться-то некуда. Приготовились к самому худшему, к скандалам при приёмке, к замене на будущий год, к новым диким затратам и т.п..
Но самое интересное, что, к их удивлению, при сдаче дома никаких чрезвычайных проблем не возникло. Принимающие лишь восхищённо пооткрывали невиданные окна как позволяла их нынешняя геометрия и дружно подписали все необходимые акты.
Заехавшие новосёлы, также вероятно подумав, что эти новые экзотические окна так и должны стоять с горизонтальными рамами, открываясь как-то по-особенному, никаких претензий при заселении тоже не предъявили.
Чем люди проще, тем приятнее.

Загуляли раз мужики знакомые на даче.
Надо иногда, совсем не пить это башку надо иметь железную.
Сперва врезали по иностранной самогонке, пшеничной и кактусовой, потом перешли на отечественную.
Короче, пили, ели, пили, всё выпили и ещё осталось, но тут закуска кончилась, не рассчитали. И пельмени все окучили и консервы, и на огороде всё, кроме лука подъели, фрукты были, так одни апельсины остались, да и то надоели.
Смотрят, на соседней даче грядка с недокопанной картошкой, куста три ещё осталось.
Хотели выкопать, но хозяин забуксовал, мол, соседка бабка хорошая, с женой дружит, рассаду нам даёт.
Посовещавшись, решили применить метод горизонтального бурения, сделали лопатой "прокол" сбоку, вытащили клубни и обратно всё землёй присыпали.
Ну, типа, неурожай.
Картошку пожарили с луком и застолье продолжилось.
Выпили ещё и тут хозяина совесть всё-таки заела, некрасиво как-то с соседкой вышло, бабка-то хорошая...
Пошли, взяли лопату, снова грядку сбоку прокололи.
И под все кусты напихали апельсины.

В 90-е, когда я работал замом в сети магазинов стройматериалов, мой директор любил посещать различные модные в то время обучающие семинары. На тему корпоративной культуры, мотивации, рождения команды, мы все от уборщицы до директора одна большая семья и т.п.
И наслушавшись подобной хохломы, начал устраивать общие собрания коллектива с посиделками и чаепитием, которыми, надо сказать, оставался чрезвычайно доволен.
Видишь, радовался он наутро, работает мотивация! Вон как меня вчера народ благодарил, а грузчики даже два раза подходили, спрашивали, когда плитка придёт. А как сказал, что уже растаможили и к среде будет, так прям обрадовались, а один даже отпуск отложил, чтоб на разгрузку попасть!
Тогда у нас был контракт с Португалией на поставку керамической плитки. Приходила она ж/д контейнером, "двадцаткой", плотно заставленной поддонами в два этажа. Причём разгружать приходилось вручную, никаких электрокаров ещё естественно не было.
Но когда привозили контейнер, то на магазине оставался один грузчик, остальная бригада тут же без разговоров уезжала на склад.
Что характерно, к разгрузке каких-то других тяжёлых товаров типа линолеума, интереса ими не проявлялось, напротив все норовили в такой день поехать с машиной на доставку товара или просто куда-нибудь слинять.
Причина такой избирательной мотивации прояснилась примерно на пятом контейнере. Обнаружилось, что наши партнёры-португальцы ставили в конце его, за поддонами с плиткой, два ящика с портвейном "Порто". Поэтому, дружно разгрузив контейнер, наши работяги каждый раз устраивали себе нехилую вечеринку с бесплатным заграничным пойлом и прочими сопутствующими радостями.
Разумеется, когда контракт с португальцами закончился, то весь трудовой пыл грузчиков тоже мгновенно улетучился. А с ним и устраиваемые директором, совместные корпоративные чаепития.

О пользе новых технологий

Косточкин был счастливо женат уже три года, и всё это время его семейная жизнь была понятна, комфортна и предсказуема. И именно такой, скорее всего, она бы оставалась и далее, если бы не одно но. Это но звалось Зинаидой Павловной и было родной матерью его супруги Татьяны. Тут надо сказать, что до тех пор, пока Зинаида Павловна жила в частном доме в пригородном посёлке, никаких особых проблем с ней Косточкин не испытывал. Обычно они с супругой заезжали в гости к тёще по выходным и помогали по хозяйству, ведь женщина она была, схоронив двух своих мужей, одинокая и уже довольно таки пожилая.

И вот однажды, непонятно почему ей вдруг что-то взбрыкнулось, и она, объявив, что жить в своём доме ей надоело, скороспешно сдала свою половину дома вместе с землёй каким-то армянам-строителям, а на вырученные деньги сняла однушку в соседнем с Косточкиными доме. Причём квартиру она умудрилась найти тоже на четвёртом этаже, так что её кухня выходила аккурат на их собственные окна.
Вот с того самого дня и началось у Косточкина ощущение незримого присутствия тёщи в квартире. Дело в том, что практически всё своё свободное время Зинаида Павловна проводила на кухне, обозревая двор, дочкину квартиру и контролируя всё, что у них происходило.
– Танька! – раздавался вечером телефонный звонок – у тебя, что свет-то в коридоре уже час как горит? И почему ты цветы сегодня не полила?
Так продолжалось целый месяц и хотя супруга Косточкина, ввиду привычной инфантильной привязанности дочери к своей матери, старалась не обращать на это внимания, его самого эта ситуация начала потихоньку нервировать. На все его намёки найти её матери себе какое-нибудь другое невредное хобби, жена лишь просила относиться к этому с юмором и переждать какое-то время, пока мама сама не успокоится. Косточкин выдержал ещё пару недель, пока вдруг случайно не заехал днём домой с работы, и не заметил, как тёща с со своей кухни наблюдает за их квартирой в невесть откуда взявшийся у неё бинокль.

Надо было что-то срочно с этим делать и тем же вечером, потеряв терпение, Косточкин вывалил эту свою проблему Андрюхе, своему соседу по гаражу, спросив его мнение, стоит ли сразу идти ругаться или лучше всё же сперва попробовать поговорить с тёщей по душам.
Андрюха был настроен пессимистично.
– Бесполезно… – сразу махнул он рукой – если, говоришь, она уже двоих на грядку уложила, значит, тварь редкостная, такую монстриху только валить надо, и никак иначе…. – он прикурил сигарету и затянулся - у меня в первом браке такая же коляска с тёщей была. Всё лезла и лезла под кожу, пока я пня ей не выписал. Жена тогда на дыбы, а я послал их обеих, собрал паспорт, права, альбом свой дембельский и вперёд к новой жизни. Сейчас второй раз в браке, тьфу, тьфу, всё в порядке, тёщу свою нынешнюю вообще не балую, для неё каждый визит к нам – праздник. Так что мой тебе совет - накидайся и дай ей шороху….
Домой Косточкин, так и не приняв никакого решения, вернулся поздно и, невольно задернув занавески на кухне, сел ужинать. Супруга уже поела и просто смотрела в кухне телевизор, где шла программа новостей. На его предложение серьёзно поговорить она сказалась больной и вскоре ушла укладываться спать, пообещав обсудить всё завтра. Подумав, что может и лучше поговорить на свежую голову, он тоже засобирался в спальню и уже поднял пульт, чтобы выключить телевизор, как вдруг передумал и с интересом досмотрел сюжет про внуковских хулиганов, что слепили лазером самолеты при посадке.

Назавтра на работе он прямо с утра набрал в поисковике «лазерная указка купить». К его удивлению продажей указок занималось множество фирм и несколько крупных интернет-магазинов, что, даже не требуя предоплату, обещали гарантию и быструю доставку. Он, не раздумывая, набрал первый же попавшийся номер.
- Добрый день – прозвучал в трубке приятный девичий голос – слушаю вас.
- Мне бы указку купить – осторожно сказал Косточкин – лазерную, знаете…
- Указку, понятно – ответила девушка - а вам для чего?
- В смысле? – он слегка испугался – а какая разница?
- Да никакой, просто все берут для разных целей. Есть совсем простые, детям с домашними питомцами играть, а есть посильнее, для преподавателей, если аудитория темная, к примеру.… они помощней….
- Мне для преподавателя – торопливо подтвердил он - помощнее. Но, чтоб всё же не убить никого ненароком…
- Да, не волнуйтесь – успокоила его девушка – в ней всего пять милливатт всего…. Но мощная указка у нас тоже есть, только луч у нее зеленый, директор наш от такой прикуривает даже….
- Нет, нет, мне обычную – заверил Косточкин – обычную красную.
– Очень хорошо – пропела она – давайте тогда заказ оформим, как, говорите, ваша фамилия и куда доставить?
- Гарин – чуть помедлив, ответил Косточкин – пишите, Гарин…. а заказ я завтра сам заберу, вы адрес скажите….

Тем же вечером, после работы, Косточкин заехал за своим заказом и вскоре уже распечатывал коробочку с покупкой у себя в машине. Указка приятно легла в руку, оказавшись, к его удивлению, совсем небольшой и походила на ручку стального цвета с кнопкой посередине. То, что надо, подумал он, и засунул её в сумку для ключей. Придя домой, он пронёс сумочку с указкой в дальнюю комнату, переоделся и, достав из сумки указку, подошёл к окну, на котором тихо жужжала большая чёрная муха. Косточкин осторожно нажал на кнопку и наставил лазер мухе куда-то в голову. Муха, немного ещё пожужжала, потом внезапно замерла и свалилась на подоконник, дёргая лапками.
Косточкин приоткрыл окно, щелчком скинул муху и, скользнув для пробы красным лазером по стене тёщиного дома, выключил указку, приготовившись ждать. Прошло примерно минут десять и пока ничего не происходило.
- Ты идёшь? – вдруг раздался голос жены, что уже звала его ужинать.
В этот момент на кухне у тёщи зажёгся тусклый свет ночника, и тут же у окна показалась голова Зинаиды Павловны с прижатым к глазам биноклем.
- На тебе, сука…. – тихонько сказал Косточкин и, снова нажав кнопку, направил красный луч точно в поблескивающие стёклышки. Спустя несколько секунд, с удовлетворением отметив, как тёща отшатнулась вглубь кухни, он спрятал указку обратно в сумку и громко крикнул супруге:
– Конечно, Тань, иду уже….

Зинаиды Павловны не было слышно пару дней. Появилась она лишь к выходным, изрядно напугав дочь черной зловещей повязкой через левый глаз, которую объяснила случившимся некстати коньюктивитом. Оставшийся правый глаз при этом с подозрением косился на зятя, которому новый образ тещи здорово напоминал надменного одноглазого адмирала Нельсона, прибывшего с визитом на борт флагманского корабля адмирала Ушакова в одноимённом фильме.
Косточкин же, не показывая виду, в ответ на косые тёщины взгляды, лишь сочувственно улыбался и даже дружелюбно посоветовал Зинаиде Павловне быть осторожнее, чтоб в следующий раз в глаз не надуло чем-то более серьёзным, такое, как он слышал, иногда случается.
Недоверчиво выслушав зятя и коротко переговорив с дочкой, тёща как-то споро засобиралась к себе, и вскоре Косточкин мог наблюдать, как она завешивает своё кухонное окно какой-то портьерой из плотной тёмной ткани, после чего дома она находится, или нет, он мог догадаться лишь по узкой полоске света, пробивающейся сквозь шторы на кухне.
Количество визитов к дочке с зятем она с того дня тоже резко сократила, а вскоре, заявив, что окончательно разочаровалась в городской жизни, выгнала своих армян-арендаторов и вернулась жить в свой дом в пригороде.

С той поры всё у Косточкиных пошло по-прежнему, как оно и было раньше. Они с супругой теперь снова также заезжают к тёще по выходным, и Косточкин с невозмутимым лицом, как и прежде, старается помочь ей по хозяйству. А почему нет? Такая, отдельно живущая, Зинаида Павловна ему сейчас вполне даже и нравится. Ведь, как известно, любовь к тёще измеряется расстоянием и чем километраж больше, тем оно и лучше для семейного счастья.
© robertyumen

Сорри за длинную историю)

Так уж случилось, что наша дочка заговорила по-французски. Сама она была в этом не виновата. Виноваты были мы, как родители, и соседка Людмила Андреевна, к которой с восьми лет мы водили дочку на уроки. До пенсии Людмила Андреевна работала учителем французского языка и этим занятиям была очень даже рада. Хоть и давала она их совершенно бесплатно.
- Что вы, что вы! – засмеялась она, когда я в первый раз попытался вручить ей деньги - это я вам должна доплачивать. Я ж теперь только бездельничаю, а с Дашенькой я чувствую себя хоть кому-то полезным. Полезным ископаемым.
Людмила Андреевна была женщиной интеллигентной и с юмором.
В квартире у неё царила очень уютная атмосфера, вкусно пахло травами, пирогами и книгами, которых было целых три шкафа. На стенах висели репродукции с видами Парижа, а вся мебель была накрыта вышитыми салфетками. Мне самому очень нравилось у неё бывать, пить чай с шиповником, листать старые французские комиксы и журналы и слушать, как она разбирает с дочкой очередной трудный глагол.
Сегодня вечером, когда я как обычно подошёл к концу урока, Даша успела уснуть на диване и Людмила Андреевна, попросив её не будить, усадила меня за стол. Мы пили чай и смотрели телевизор, где как раз началась передача посвящённая годовщине Сержа Генсбура, прославленного французского барда, актёра и режиссёра, мастера эпатажа и провокации, как рассказывала о нём ведущая в стильном полосатом шарфике. Показали парижское кладбище Монпарнас, где преданные фанаты до сих пор ежедневно оставляют на надгробии своего кумира цветы, записки и различные сувениры - сигареты, рисунки, игрушки.
Мне, кстати сказать, он тоже нравится, в машине даже есть диск с его песнями. Я хотел об этом сказать Людмиле Андреевне и тут заметил, что она как-то странно и пристально, не отрываясь, смотрит на фото Генсбура, рядом с его именной табличкой. Взгляд её был каким-то чересчур напряжённым, словно на снимке ей почудилось что-то неестественное. Более того, по её лицу текли слёзы, которые она незаметно смахивала платком. Не зная, как на это реагировать я промолчал и поспешил отвести глаза в сторону.

Сам Генсбур, продолжала тем временем ведущая, несмотря на незавидную внешность, имел большой успех у самых красивых женщин своего времени. У него даже был страстный роман со знаменитой актрисой Брижит Бардо, любовь к которой он сохранил до конца своих дней.
К тому времени Людмила Андреевна успокоилась и, взглянув на меня, сказала:
- Простите…. это личное…, - она снова замолчала.
Я тоже молчал, уставившись в экран. Пауза затянулась.
- Не думаю, что он любил её…. эту Бардо, – задумчиво, словно продолжая какой-то прерванный разговор, произнесла, наконец, Людмила Андреевна, – он считал её жадной куклой…. так он мне говорил, по крайней мере….
Я не очень-то понял эту её фразу и, подумав, что у каждого пожилого человека есть свои странности, лишь кивнул ей в ответ, прикидывая про себя, что нам с дочкой пора бы уходить.
По всей видимости, всё это отразилось на моём лице, потому что Людмила Андреевна неожиданно расхохоталась.
- Я вас понимаю, молодой человек, – сказала она, вдоволь насмеявшись, - наверное, всё это странно слышать. Она снова улыбнулась:
- Думаете, я спятила, да?
Я, смутившись того, что она прочла мои мысли, энергично замотал головой и начал что-то бормотать в ответ.
- Он и вправду мне так про неё говорил, – прервала она меня и уже серьёзно посмотрела мне в глаза, – и было это, страшно подумать, аж…. тридцать пять лет назад...
Я промолчал, снова не зная, что сказать.
- А хотите, расскажу, как это было? – вдруг спросила она меня, – только, сразу предупреждаю, это довольно длинная история….
Она вопросительно посмотрела на меня, и я на мгновение задумался. Торопиться мне было некуда, дочка ещё вовсю спала, и, пожав плечами, я снова кивнул.

- А ведь и вправду тридцать пять лет прошло, – покачала головой Людмила Андреевна, – даже не верится…. годы так ускорились в последнее время…. Я ведь никогда про это не рассказывала – поначалу, наверное, и нельзя было, потом как-то позабылось. Даже не знаю чего я…. впрочем, слушайте - она вздохнула и начала рассказывать:
- Тогда, в восьмидесятом, когда я впервые оказалась за границей, мне было уже тридцать лет. Это сейчас ваша Даша в свои десять лет объездила кучу стран, а в те времена ездили очень мало. Побывать за границей вообще считалось удачей, а уж в Париже тем более. Я, как учитель французского, всегда об этом мечтала и, как только представилась возможность, приобрела недельную путёвку в «Интуристе». Путёвка, надо сказать, ничего не решала, нужно было пройти ещё ряд комиссий: в школе, в профкоме, в райкоме – несколько инстанций надо было пройти, чтобы выехать. А после них было ещё окончательное утверждение у руководителя группы. Фамилия его была Степанов и он, по слухам, был из органов. Такой серьёзный дядька, всегда в костюме с галстуком. Он выдал нам специальные брошюры с ответами на вопросы, которые могли задать французы и лично всех инструктировал. В помощь ему избрали старосту, завотделом нашего райкома, что должен был следить за тем, чтобы мы не разбредались по сторонам, и ходили группой даже в свободное время вечером.
Людмила Андреевна привстала и, снова поставив чайник, продолжила:

- И вот Москва, Шереметьево, трёхчасовой перелёт и… Париж! – она мечтательно покачала головой - вокруг свет, простор, воздух, удивительная архитектура, так не похожая на наши советские города. Пристань всех моих любимых французских писателей - Флобера, Бальзака, Золя, Мопассана – я ведь была девушкой с романтическим настроем, – Людмила Андреевна как-то по-молодому взглянула на меня и задорно улыбнулась.
- Поселили нас тогда в дешёвой третьесортной гостинице у Восточного вокзала, на рю Фобур Сен-Дени, в крохотных номерах по два человека. Вместе со мной жила женщина-депутат из Самары, которая очень боялась потеряться и постоянно твердила, что нам надо быть осторожней, ведь мы всё-таки в капстране. Потеряться, кстати говоря, было достаточно сложно, поскольку нас всюду водили группой, даже в ресторан или в универмаг «Тати», где я купила себе, просто немыслимо модную тогда, джинсовую мини-юбку. Кроме того, помимо экскурсий каждый день тогда у нас был расписан буквально по часам. То мы посещали стену погибших коммунаров, то квартиру-музей Ленина, то встречались с французскими студентами, симпатизирующими СССР, в то время всё это было обязательно для советских туристов, боже, какая дурь была! – она грустно покачала головой:

- Неделя пролетела быстро, и вот уже настал наш последний парижский день, когда мы поехали к могиле неизвестного солдата под Триумфальной Аркой. Оттуда мы всей группой отправились по Елисейским полям, заглядывая по пути в многочисленные роскошные витрины дорогих магазинов. Так мы дошли до кабаре «Лидо», где над входом висела вывеска в виде танцовщицы в перьях, увидев которую Степанов со старостой многозначительно переглянулись и объявили свободное время с обязательной вечерней перекличкой в гостинице в девять вечера. Все с радостью разбежались по магазинам, а я решила прогуляться дальше до сада Тюильри. Во-первых, это было недалеко, а во-вторых, во всех моих любимых французских романах героини только то и делали, что гуляли по Тюильри – снова рассмеялась Людмила Андреевна и, отпив чаю, поинтересовалась – не надоела я вам?
- Нет, что вы, – запротестовал я, – очень интересно…
- Ну, хорошо…. Помню, тогда было ощущение некой невероятности происходящего – продолжила она - я гуляю одна в Париже. Сама ещё достаточно молодая и симпатичная, в модной юбке, вышагиваю по площадям, по набережным Сены, глазею на людей вокруг, слушаю уличных музыкантов, прохожу мимо уютных ресторанчиков, из которых слышен запах кофе и круассанов. Был конец октября, но погода стояла летняя, хотя деревья уже пожелтели…
Она подлила мне чаю и придвинула вазочку с вареньем:
- После сада я сориентировалась по карте и пошла в сторону Оперы, в знаменитый универмаг «Галери Лафайет», покупать себе духи. В то время в Советском Союзе не было женщины, которая не мечтала бы о французских духах. Вы знаете, вся та поездка прошла под знаком удивления, но когда я увидела целый этаж косметики, я просто не могла поверить своим глазам! Поражённая, я пошла прогуляться между квадратами отделов, наполненных самыми различными соблазнами. В каждом из них стояли кресла, где сидели женщины всех возрастов, которых расчёсывали и красили улыбчивые продавщицы. Это всё было так необычно! Наверное, прошёл час, прежде чем я, на свои невеликие тогда деньги смогла выбрать что-то для себя и уже собиралась уходить, как вдруг симпатичная хозяйка одного из таких отделов приветливо помахала мне рукой, приглашая войти.
– Это бесплатно, - пропела она и спустя секунду я сидела перед большим зеркалом, а продавщица накладывала мне тени и подводила глаза. Тона она выбрала красные и чёрные, и буквально через четверть часа вид у меня был вполне себе муленружевский.
- Манифик! – сказала продавщица и удовлетворённо оглядела меня с головы до ног. Я же, взглянув на себя в зеркало, даже слегка оробела. Такой я себя ещё никогда не видела. Из зеркала на меня смотрела какая-то роковая красотка со стрелками на глазах, что делали взгляд глубоким и загадочным. Поблагодарив свою мастерицу, я полюбовалась на прощание витражным куполом и вышла наружу. К тому времени на улице начало смеркаться и со всех сторон уже вспыхивали разноцветным неоном витрины и вывески. Решив возвращаться в свой отель, я прошла по бульвару направо, и оказалась возле арки Сен-Дени, где и сбилась с пути, повернув вместо улицы Фобур Сен-Дени, ведущую к Восточному вокзалу и нашему отелю, направо, на улицу Сен-Дени.
Людмила Андреевна на мгновение замолчала и глубоко вздохнула. Было заметно, что она волнуется.
- Не успела я пройти по ней пару кварталов, как моё внимание привлекли небольшие группки легко, не по погоде одетых женщин, что стали попадаться на пути. Из медленно проезжавших мимо машин, с ними переговаривались сидевшие там мужчины. Увы, про то, что на Сен-Дени собираются парижские жрицы любви я, естественно, не знала. И лишь когда встречный, приличный с виду пожилой мужчина, окинув меня взглядом, смущённо отвёл от глаза, я с ужасом поняла, кто все эти полураздетые женщины. Поняла она также, что и саму меня, по всей видимости, все также принимают за их напарницу.
Вероятно, причиной был мой новый роковой макияж, что вкупе с новой же мини-юбкой придавал мне довольно пикантный вид. Осознав этот нелестный для себя факт, я остановилась под фонарём, чтобы свериться с картой и поскорее выбраться из этого жуткого места. Но едва я успела её вытащить, как из стайки стоявших неподалёку женщин отделилась одна в блестящем белом парике и подошла ко мне.
- Ты с кем? - зло спросила она, глядя на меня исподлобья, - это наше место.…
Не зная, что ей ответить, я промолчала.
- Камаль! – не дождавшись ответа, хрипло крикнула она и тут же в стоявшем неподалёку автомобиле открылась дверца, и оттуда показался какой-то темнокожий здоровяк арабской внешности. Подойдя к нам, он сходу грубо прижал меня к стене дома и устрашающе на меня замахнулся. Я в ужасе оцепенела. Та женщина тоже стояла рядом и что-то сердито мне выговаривала, но от страха я уже совершенно ничего не понимала. Всё происходящее казалось мне чем-то нереальным, словно это было не со мной.
Араб, схватив меня за плечи, силой завёл меня в ближайший узенький переулок, и я уже попрощалась с жизнью, как вдруг откуда-то сбоку возник силуэт мужчины, который тронул верзилу за плечо:
– Мсье?
При свете фонарей он показался мне едва ли не страшнее того араба. Лет пятидесяти, в морщинах, небритый, со спутанными волосами, одетый в черный костюм с мятой рубашкой. Наверное, это был какой-то местный бомж, клошар, как их тут называют.
Верзила же в ответ лишь слегка на него покосился и, что-то угрожающе процедив ему сквозь зубы, снова на меня замахнулся. Я уже попрощалась с жизнью, как вдруг бомж, перехватил его за локоть и дёрнул, развернув лицом к себе. Араб взглянул на него с некоторым любопытством и недобро ухмыльнувшись, сунул руку в карман куртки.
И тогда этот, в костюме, внезапно толкнул араба в грудь. От неожиданности тот покачнулся и, запнувшись о бордюр, завалился прямо на грязный тротуар. Женщина в парике взвизгнула и отскочила в сторону, а бомж схватил меня за руку и потащил из переулка. Сзади доносились какие-то крики, но за нами никто не погнался. Лишь спустя несколько минут, очутившись перед аркой на оживлённом и просторном бульваре, я смогла, наконец, более-менее спокойно вздохнуть, почувствовав себя в безопасности. Нужно было что-то сказать, но мы оба, как-то враз смутившись, продолжали молчать, отвернувшись друг от друга.
В воздухе повисла нелепая пауза и я, чтобы француз не принял меня за куртизанку, принялась объяснять, что оказалась тут совершенно случайно, шла в отель и просто перепутала поворот, – я махнула рукою в сторону своей гостиницы, - и что я очень, очень ему благодарна.
И тут он, казалось, внимательно меня слушавший, прервал меня вопросом:
- Скажите? Скажите, откуда вы приехали? – и вдруг по-русски, - Из России?
Это было очень странно слышать. И русскую речь в Париже, и вообще само слово Россия. Это сейчас все уже привыкли, а тогда чаще даже говорили РСФСР. Слово Россия казалось каким-то дореволюционным. Может это и есть одна из тех провокаций, о которых нам твердили Степанов со старостой? – пронеслось в голове. Но зачем? Кому я нужна?
- Да, – подтвердила я, чуть поколебавшись, – из Советского Союза…. А почему вы спрашиваете?
- Вы говорите как моя мать, с тем же акцентом, – он взволнованно взял меня за руку, - вы, знаете, мои родители, они из России и я сам немного русский.
Я не очень поняла эту его фразу, но промолчала, не зная, что на это ответить. К тому же, меня всё еще трясло после пережитых волнений.
- Могу я вас пригласить на кофе? – тем временем предложил он, - не волнуйтесь, это не здесь, мы можно пойти в любое пристойное место в Париже.
Я судорожно соображала, что мне делать. Отправиться куда-то вдвоём с иностранцем в то время было чем-то немыслимым. Оставаться одной я тоже уже боялась. А он всё продолжал меня уговаривать, хоть я и пыталась объяснить, что это невозможно, завтра я улетаю. Но он настаивал, что встреча со мной, это для него, как привет с далёкой родины. Спросил, как меня зовут и когда я ответила, что Людой, точнее Люсей (так меня тогда все называли), обрадовался, сказав, что его, на самом деле, зовут почти также – Люсьеном и что это обязательно нужно отметить. Он называл мне какие-то места, куда мы можем пойти и которые я, разумеется, не знала, а я лишь отрицательно качала головой и твердила, что мне обязательно, обязательно нужно вернуться в отель….
Людмила Андреевна вздохнула и смущённо улыбнулась.
- В общем, не знаю как, но в итоге я согласилась…. Понимаете, что-то в нём было, несмотря на откровенно некрасивую внешность, какое-то обаяние, какой-то мужской шарм, если так можно выразиться.
Мы сели в такси, стоявшее у тротуара, и спустя четверть часа оказались у площади Согласия у ресторана «Максим», наверняка вы про него слышали. Сама я прежде читала о нём у Ремарка и, по правде сказать, очень смущалась. Мне казалось, я не очень подходяще одета для такого солидного места. Позже, в каких-то фильмах и передачах о знаменитостях, я не раз видела этот шикарный зал с огромными зеркалами и роскошным винтажным потолком. С восьмидесятых там совсем ничего не изменилось.
Мой спутник заказал ликёр, но от него я отказалась, попросив взять мне только кофе. От ужина я тоже отказалась, хотя, на самом деле, с утра почти ничего не ела. Хорошо ещё, что к кофе официанты принесли пару пирожных. Зал был почти полон. Мы сидели в углу, а рядом с нами сидела группа азиатских туристов с кинокамерами, что снимали всё подряд, и, помню, я очень боялась попасть к ним в кадр. Это почему-то казалось мне чем-то пошлым.
Люсьен же ни на кого не обращал внимания и всё время пил. Когда он выпил свой ликёр, ему принесли второй. Потом третий и он снова пил, пил и курил какие-то жутко вонючие сигареты, одну за другой. И болтал, иногда вставляя русские слова. Речь его становилась всё более бессвязной, как будто он разговаривал сам с собой.
Да, он пьёт, пьёт и ходит к проституткам. Его друг, писатель Сименон научил его искать в них вдохновение. Кстати, самые невзрачные из них, обычно, самые лучшие собеседники. Да, у него было много женщин, многие из которых очень красивы и знамениты как Брижит Бардо, но все они либо лживы, либо корыстны. И только в шлюхах он видит тот свет искренности и правды, которого нет у других женщин. А в них он разбирается хорошо, у него их было очень много. Даже слишком много для одного мужчины. Из-за этого он и разошёлся с женой, а ведь они прожили больше десяти лет и у них две дочери. Уже месяц, как она ушла, а он всё один, хотя многие хотели бы быть с ним из-за его имени. Он, между прочим, довольно знаменит….
- Но… - не выдержав, перебил я её – но, неужели вы совсем его не узнали?
- Как? – Людмила Андреевна встала и прошлась по кухне – какой-то Люсьен, видели бы вы его…. небритый, немытый, уши торчат, мешки под глазами…. Настоящий бродяга! Я просто не понимала, почему его вообще пустили в такое приличное заведение. У него ведь даже носков на ногах не было, просто белые ботинки как у клоуна. Честно говоря, мне в тот момент казалось, что он бредит. И про Сименона и про Бардо, которую он назвал жадная кукла, пупэ гулю, сказал он тогда. И про Катрин Денёв, с которой он, якобы, недавно снялся в каком-то фильме. И ещё про многих известных тогда людей, давая некоторым из них довольно нелестные характеристики.
Дочка заворочалась на диване и Людмила Андреевна сходила её проверить. Вернувшись, она снова присела к столу и возобновила рассказ.
- До сих пор не понимаю, почему я не ушла от него сразу. Мы просидели там почти до закрытия, он был уже заметно пьян, даже всплакнул. Видимо, каким-то образом мне стало его жалко. Он не казался слабым, нет, не испугался же он того ужасного сутенёра, но в нём чувствовалась какая-то боль, боль и неустроенность в жизни. Возможно, он просто сильно переживал из-за ухода жены. Помните её, она ещё пела с ним дуэтом? С такой смешной фамилией, Биркин, по-моему…. Я недавно слышала по радио, что сейчас она рекламирует какие-то безумно дорогие сумки, названные в её честь….
Она покачала головой и вздохнула - думаю, он был очень смелый, талантливый, может быть удачливый и в то же время – по-своему несчастный человек.
- В конце концов, - продолжила она - я всё же настояла на том, что мне пора ехать в отель, и он велел официанту заказать нам такси. А когда мы сели, вдруг попросил водителя показать мне Париж. Своей соотечественнице, как он выразился. Тот с готовностью согласился, и ещё почти час мы ездили по ночному Парижу. Мимо домов с выставленными у подъездов велосипедами и пустыми бутылками из-под вина, мимо застывших каруселей на площадях и табачных лавок с красной сигарой над входом. Улицы были уже пустынны, и только дворники подметали листву и мусор. Люсьен рассказывал мне про Париж, город который, по его словам, он обожает и редко покидает. Помню, ещё он говорил, что хочет побывать в СССР, в Москве и на Украине. Но он был уже совсем пьяным, и я с большим трудом уговорила его отвезти меня в отель, убедив, что мне нужно собрать вещи в дорогу.
К отелю мы подъехали уже ближе к полуночи. Он хотел выйти меня проводить, но я отговорилась тем, что это может мне очень навредить.
Она помешала свой остывший чай ложечкой и пожала плечами:
- А что…. тогда я так и думала. И свой адрес я ему тоже не написала, хотя он просил. Почему? Сейчас, наверно, это звучит глупо, но тогда мы всего боялись.
И я, сказать честно, думала, что в отеле из-за моего отсутствия уже царит переполох, но там, к счастью, было тихо. Никто не встретил меня на входе. Портье, даже не взглянув на мой паспорт, выдал ключ и молча отвернулся.
Помню ещё совершенно дикие от страха глаза самарской депутатши, которую я полуголую застала в нашем номере с напрочь пьяным Степановым. После его ухода она пыталась что-то мне объяснить, но, не слушая её, я рухнула на свою кровать и мгновенно уснула. Очевидно, это была какая-то реакция на пережитое….
Людмила Андреевна помолчала, потом грустно улыбнулась мне и произнесла:
- Вот и вся моя история…. вы знаете, сейчас мне тоже иногда кажется довольно странным, как можно было не узнать его тогда. Ведь он был довольно известен в Советском Союзе, на уроках французского я сама ставила ученикам его старые пластинки. Но вот как-то так, не сопоставилось, хотя, надо сказать, что ощущение какого-то странного дежа вю у меня было всегда.
Уже только в конце девяностых, спустя несколько лет после его смерти, я смотрела передачу про великих французских шансонье, и когда дошла очередь до Сержа Генсбура, вдруг с удивлением осознала, что он, и тот мой сумасшедший пьяный спаситель, это один и тот же человек. И что его настоящее имя действительно было Люсьен, и он на самом деле был дружен со всеми этими знаменитостями, про которых он мне рассказывал.
Она снова замолчала, сдерживая волнение. Молчал и я, находясь под впечатлением от услышанного. В этот момент на кухню, проснувшись, зашла сонная дочка и, простившись с Людмилой Андреевной, мы с ней спустились во двор, решив вместе поставить машину в гараж. Когда мы сели в нашу «ренушку», я невольно поставил диск с песнями Генсбура и вскоре дочка, убаюканная музыкой, снова заснула на заднем сиденье.
На улице слегка моросил дождь, и я ехал не торопясь, философски размышляя, как же причудливо могут переплетаться судьбы совершенно разных людей. И о том, что люди, у ног которых лежит весь мир, умудряются оставаться в чём-то обездоленными. Странно, но в этот миг на меня почему-то накатило ощущение уюта и какого-то своего, пусть небольшого, но счастья. Сзади чуть слышно сопела дочка, на лобовом стекле пощёлкивали «дворники», шины шуршали по мокрому асфальту, а из динамиков слышался тоненький голосок юной Джейн Биркин:
- Тю ваа.. тю ва э тю.. вьен..

© robertyumen

Мою собаку зовут Текила и иногда меня спрашивают что за странная кличка для собаки.
Её настоящее, данное родителями имя, отвечаю я, мы никогда не узнаем. Впрочем, как и причины, что некогда побудили крохотного щенка намертво прилепиться на улице к моей супруге.
Супруге просто ничего не оставалось, как подобрать и принести домой, а там уже в щенка вцепилась дочка и его участь была решена.
При выборе имени встал естественный вопрос - мальчик или девочка?
Осмотр первичных половых признаков ничего не выявил. Диморфизм практически отсутствовал.
Заехали с щенком к однокласснику, он у нас врач и кандидат наук.
Тот тоже уткнулся носом в область бикини, что-то там высмотрел, потыкал пальцем и торжественно, словно объявляя о свершившемся чуде, резюмировал:
- Мальчик!
Замечательно, обрадовался я, теперь нас двое. А то полный матриархат - жена, дочка, кошка, тёща. И я в низшем звене этой пищевой цепочки.
Назвать щенка я решил Манхэттен, показалось вроде удобно - ко мне, Манхэттен, лежать, Манхэттен, иди нахер, Манхэттен..
Манхэттеном он побыл ровно неделю. Ровно до того момента, как я отнёс его на прививки в клинику.
В ветеринарке дежурили две докторши, обе молодые, но злющие и похожие на сестёр Золушки.
— Держите её, — строго приказала мне первая сестра и достала шприц.
— Почему её? — удивился я.
— У вас сука, — кратко пояснила она.
— Сама ты сука, — подумал я и уклончиво произнёс:
— Отнюдь..
— Вам же говорят, — отрезала вторая сестра, — ну, что за люди!
Выйдя с клиники мы с щенком присели на скамейку, где я, поразмыслив, предложил ему разойтись и порознь искать счастия.
Бывший Манхэттен дошёл до края лавочки, потом развернулся, допрыгал обратно и, заглянув мне в глаза, улёгся рядом.
Ну, что за люди, вздохнул я и набрал товарища:
— Ты чему там шесть лет учился? Инь от яня отличить не можешь! А ещё вечный отличник, ельцинский, блин, стипендиат, кандидат наук!
Тот тоже искренне удивился:
— Да ты что! Значит, девочка? Прямо как в мексиканском сериале... ты, кстати, заезжай, мне больные текилу подарили.
Текила, задумался я, Текила...

В уже далёкую сейчас перестройку приезжала к нам в город делегация парижских транспортников. Были в то время такие поездки по обмену опытом. В числе всего прочего французы посетили наше автобусное предприятие и меня привлекли ими заниматься.
Гости осмотрели наш автопарк, прошлись по разным цехам, а после было собрание, где наш директор делал доклад, приводил какие-то наши нормы, показатели и т.д.
Парижане слушали внимательно, активно обсуждали все цифры, а особенно их заинтересовал процент оплаты билетов нашими гражданами. У них, как выяснилось, это серьёзная проблема, многие французы просто не платят за проезд. Кто-то из-за отсутствия средств, молодёжь в качестве развлечения, люди постарше в знак протеста против государства и так далее.
Что только они не пытались делать - ставили специальные турникеты, заставляли платить при входе, разрабатывали различные проездные, увеличивали штрафы и штат контролёров, проводили лотереи по номерам билетов – ничего особо не помогало.
Наш директор объяснил, что за собираемость денег у нас отвечают кондукторы, на что французы попросились посмотреть на их работу. В итоге, меня с одним из гостей и переводчиком, весёлым молодым парнем, послали проехаться по одному из наших маршрутов.
На выезде как раз стоял «пятнадцатый», куда мы втроём залезли, и наш автобус вырулил на линию. На первой же остановке нас ожидала огромная толпа пассажиров. Была осень, когда большую часть автобусов забирали на сельхозработы, и немногие оставшиеся народ брал отчаянным штурмом.
Когда подошла наша «пятнашка», то вся эта толпа кинулась к дверям автобуса. Все толкались, спеша занять сидячие места и с нами никто не церемонился. Нас закрутил людской поток и вскоре, не успев опомниться, мы уже стояли плотно прижатые друг к другу, так, что трудно было дышать. Буквально за какую-то минуту автобус был забит под завязку. Француз с интересом смотрел на происходящее и что-то тихонько щебетал.
- Чего говорит? – поинтересовался я у переводчика.
- Взятие Бастилии поминает – улыбнулся тот.
И тут, словно от небольшого землетрясения, по автобусу прошла волна – от водителя в переднюю дверь вошла кондукторша Нинка - рослая и тучная тётка, метра два в обхвате и весом примерно с центнер. Она молча протиснулась на своё место, согнав оттуда какого-то пенсионера, мрачно оглядела битком набитый автобус и громко заявила хриплым голосом:

- Значит, так…. или сейчас все передаём на проезд, или я пойду по салону…

Прозвучало это весьма угрожающе, а по сути, это был просто ультиматум. Представив себе эту сцену, больше похожую на массовую пытку, народ разом, как по команде, полез за деньгами, дружно передавая их вперёд. Видя такую небывалую людскую гармонию, наш француз удивлённо округлил глаза и начал что-то выспрашивать у переводчика. Видимо, интересовался, что именно сказала Нинка.
Переводчик что-то пробулькал французу в ответ, потом подмигнул мне и прошептал:
- Сказал ему, кто не оплатит проезд, того на «конечной» она сдаст в КГБ.
Француз посмотрел на нас заметно посерьезневшим взглядом, потом быстро достал из кармана бумажник и, опасливо покосившись на Нинку, робко спросил у переводчика:
- Комбьен?

© robertyumen

Вы только не подумайте, что я против всего хорошего.
Но, вот, к примеру, у меня во дворе детский садик (Тюмень). И как в арку из дома выйдешь ещё один. А в другую сторону, через Червишевский тракт, две школы. Прямо дорогу перейти можно только по пешеходному знаку, к светофору надо либо к "Пышме" идти, либо ещё дальше в другую сторону. Вот и прутся все школьники и родители с малышами прямо через "червяк".
И только какие-то ангельские силы уберегают их от несущихся машин.
Лет десять назад мне это надоело и я сел писать письма властям, мол, поставьте, суки, нам светофор или хотя бы лежачий полицейский.
Первый ответ прилетел от нележачих полицейских - дескать на воротник вам гражданин, федеральная трасса, никак нельзя по метражу и т.п. Сходил померил ногами, врут, естественно.
Написал в администрацию города и района, получил отписки из пяти строк, с отказом об устройстве на перекрёстке светофора или искусственных неровностей. Это якобы вывела совместная выездная комиссия департамента по строительству и управления автомобильных дорог.
Написал губеру, написал президенту.
Связался с нашим депутатом, вместе с ним по его запросам получили ещё несколько отписок и он сам уже загорелся, звонит мне - не ссы, я их всё равно добью, пишем дальше.
Короче говоря, тянулась эта бодяга без малого пару лет.
И, вот, как-то смотрю в окно, приехала техника, бурят, столбы ставят. Ура!
Сейчас все уже давно и забыли, что там не было светофора.
И всё это я делал в свободное время сидя на заднице у компьютера, иногда отвлекаясь на просмотр тевтонского порно.
Не потратил ни рубля своих денег, только личное время.
Я молодец, но сейчас не об этом.
Что хочется сказать.
Я не против, когда взрослые люди отважными гарибальдийцами митингуют за лучшую жизнь, наших толстожопых чинарей шевелить нужно обязательно.
Но, по-моему, лучшая жизнь в чём-то из таких удобных светофоров и складывается.
И я не верю, что она само собой улучшится после смерти кащея. И во власть вместо нынешнего жулья придут какие-то новые люди.
Не придут, никакие пони к вам по радуге не спустятся, не врите себе.
Можно купить двести ренушек и открыть таксопарк, но двести нормальных водил враз вы не найдёте. И здесь так же.
Будет та же Марь Иванна, только в другом чепчике.
Сейчас возможностей говорить с государством много как никогда - общественные палаты, публичные слушания, общественные организации, приёмные депутатов, соцсети, отделы по работе с обращениями граждан, сайты всех служб и т.д. И никуда не нужно ходить, всем можно писать по электронке и они по закону обязаны отвечать.
Или сидеть и ругать власти, что травят колодцы и купают в молоке больных детей. И беспрерывно ныть о драконе, укравшем лучшую долюшку.
Хотя, тоже вариант.

Вчера в сети обсуждали Хаматову. Ругали, хвалили, а одна девушка с чёрной траурной аватаркой написала, что вроде как та уже возвращается, и славтегосподи, потому что без неё благотворительность в России умерла.
Ну, хаматовский фонд дело безусловно благородное, никто не спорит. Кой-чего конечно в этих фондах кому-то к рукам прилипает, но главное, что дело делается.
И я вообще не о ней, уехала, её право. Никто не осиротел без уехавших, что бы они о себе не думали. А вернутся, тоже их дело.
Я лишь немножко о благотворительности. Точнее о том, как всё сейчас людьми странно воспринимается.
Вот, к примеру, я. Малый бизнес (спецодежда, хозтовары).
Денег свободных перманентно нет. Чуть заработал - сунул в товар, так всё в торговле устроено.
А все просят. Детдома, центры социальной помощи, некоммерческие организации и т.д.. На больных детей, на погорельцев, на престарелых, на какие-то благотворительные акции.
Звонят, шлют письма, фото сирых и убогих, недостроенных жилищ - в справочниках же забиты все наши адреса и телефоны.
А денег, увы, нет. Но есть какой-то неликвид, что-то списанное, непрофильное, неходовое и т.д.
Вот и раздаёшь время от времени. У мыла, к примеру, срок вышел - отвёз в "Надежду", за долги товаром забрал, там какие-то трикошки были детские - отдал знакомому спорторганизатору, бомжики себе обжорку строили - спецухи им насобирал, они, кстати, всё принимают с удовольствием, любые разнопарки обуви, любые размеры одежды, люди без претензий.
Церковь тоже приезжает и себе что-то покупают и всё, что им дашь берут, они малоимущим семьям помогают, детям алкоголиков и т.п.
Тётка с детского дома ездит раз в несколько месяцев, так у неё вся "Нива" обычно забита, просрочкой всякой продуктовой, книгами, игрушками, тюлью какой-то и т.п.
То есть все понемногу помогают, и в каждом, я так понимаю, городе то же самое, по всей стране. Без всякого шума, рекламы и пафоса, на добровольческой основе. Кто чем может тем и греет. Вы только представьте себе масштабы этой движухи.
Но вот уехало лицо фонда, который нехило так сосёт у государства и у людей всё - благотворительность в стране умерла навеки.
Интернет, надо отдать должное, сумел таки воспитать детоподобное поколение для которого всё всегда в одно действие.

ДМБ

- Гутен абэн!
- Макс, ты что ли?
- Здорово, Серёга, как сам?
- Как бампер от Ниссан.. У тебя что новенького? Мигранты вас там не прут ещё?
- Да нет, мы их тут и не видим, Берлин ведь и раньше такой разноцветный был, так ничего не поменялось особо…. а вот в маленьких городах, там да, там, говорят, жопа. Слышь, Серый, такое дело, можешь у себя цены на бэхи пробить. На новые или в автохаусах, но чтобы года два, не старше….
- Это авторынках что ли? Могу, чего нет-то. А тебе зачем?
- Да хочу пару машин в Германию пригнать с России или с Украины. Курс-то упал сейчас, я гешефт прикинул – две штуки ойров с каждой можно наварить в лёгкую.. У тебя, кстати, хохла есть телефон? Брякни ему тоже, спроси про цены.
- Ладно.
- Ну, всё, гут, не тяни только, может, скоро и свидимся.
- Сделаем, отзвонюсь.

- Алло, Назар, ты?
- Ну…. а хто це?
- Да, я это Серёга, у тебя сало в ушах что ли?
- А може ты не Серёга, а може ты российский огэнт…. ну-ка, скажи Крим чий?
- Да иди ты в жопу!
- Тю, Серёга… здоровеньки! Ты как?
- Да, ничего, живём, хлеб жуём, без масла уже, правда.. У вас чё?
- Та тоже крутимся потихоньку, будь оно неладно.
- Тут фриц звонил, просил цены на бэхи ему скинуть, ты можешь у себя глянуть? На нулёвые или свежие, он хочет в Берлин обратно машины гонять.
- Ось же немчура проклята, вично що-небудь придумае… добре… а може тебе еврюгу нашого запытать?
С Казахстану, вроде, тоже иномарки везуть.. Вин там зараз при грошах, ресторан мае корейський…
- Какой, какой ресторан? Корейский?
- Так жинка ж его кореянка, не знав?
- Ни фига себе…. Ему мало того, что он сам еврей? Ладно, наберу его, а ты звони, как чего узнаешь…

- Шалом, обрезанец!
- Сергей, ты что ли! Здравствуй, дорогой, здравствуй, рад слышать, ну, рассказывай, как жизнь у тебя..
- Да всяко, работаю потихоньку, дочка, вот, замуж вышла. Хохол говорит, ты вроде там тоже как подженился.
- Ой, не говори, угораздило в прошлом году, но ничего живём пока душа в душу, ресторанчик с ней небольшой открыли, вот и тренируемся… Доходов, правда, слёзы, работаем пока с рубля на гривенник, так тяжело, ты не представляешь! Супруга же у меня кореянка местная, так спасу с ними нет, с Северной Кореи приезжают – плати, с Южной – плати…
- Да не ной ты, не надо мне денег, Макс тут звонил, хочет иномарки в Берлин гонять, сейчас им вроде так выгодно. Ты там помониторь на новые БМВ цены местные, может у вас подешевле в салонах или на рынках посмотри свежие.
- Конечно, конечно, всё сделаю, без проблем, на рынках, правда,у нас японки больше, но съезжу, гляну на выходных обязательно….
- Лады, звякни, если чего узнаешь...
- Даже не сомневайся…

Со дня демобилизации рядовых Вернера, Губина, Бондаренко и Шмуловича прошло всего двадцать семь лет.

© robertyumen

Прошлой осенью занесло нас с супругой в Охрид. Кто не знает, это потрясающе красивый и трагически недооценённый туристами городок на берегу одноимённого озера в Македонии. Мы тогда быстро нашли там жильё, поселились и отправились ужинать.
Добрые люди подсказали нам ресторан на берегу, где за неприлично малые деньги заезжие путешественники обычно пожирают здешних форелей-эндемиков.
Пока шли чуть заплутали и начали пытать у местных дорогу. А народ там, надо сказать, простой как ситцевое платье, никто особо по-английски и не понимает.
Тут смотрим, идёт один очень прилично одетый дедок, подошли к нему.
Он начинает объяснять, потом спрашивает - откуда вы? чего тут делаете?
— Из России, — говорим, — просто так, на пару дней приехали.
Дед разулыбался и дальше продолжает уже по-русски, причём излагает медленно, но вполне правильно. Оказалось, он местный, но работает где-то в немецкой фирме в Голландии. А русский язык учил лет пятьдесят тому назад, ещё в детстве. И после тоже учил, тогда русский в Югославии популярный был.
В общем, приятно так пообщались, всё узнали, поблагодарили, и тут он напоследок осведомляется:
— А вы сами откуда из России? Москва? Петербург? Владивосток?
— Нет, — отвечаем, — из Тюмени мы, это уже Сибирь.
— Сибирь? — переспрашивает он, внимательно нас оглядывает и радостно восклицает:
— Чукчи?!
С тех пор мы ещё и чукчи, помимо всего прочего.
(С)robertyumen

Есть у меня знакомый художник, по имени Вова. Знаю его уже давно, ещё с тех времён когда он пионерские лагеря разрисовывал, потом кафе всяческие, да видеосалоны, а сейчас у него свой салон, художественный, который он держит больше для души, поскольку сам живёт больше за счёт индивидуальных заказов - больших семейных портретов, что заказывают ему наши местные нувориши. Таких клиентов сам он в шутку называет «мои герои», поскольку выходят они у него очень помпезные, в золотых, как правило, тонах, солидных рамах и похожи на портреты в Эрмитаже, в галерее героев войны 1812 года. Одна такая картина рисуется несколько месяцев и стоимость её начинается где-то от полумиллиона. Но заказчики у него люди весьма состоятельные и постоянно подкидывают ему новые заказы, про один из которых и пойдёт речь.
В общем, вышла на него одна здешняя небедная семейка, что хотела запечатлеть свои лики подобным образом. Сперва договорились о групповом портрете на широкой внутренней лестнице их трёхэтажного особняка. Плановая композиция была следующей - сзади стоял сам отец семейства с его хамоватой супругой, что и была главным организатором этого действа, а впереди две их дочки, здорово, по словам Вовы, смахивающие на сестёр Золушки – такие же нахалки и выскочки. Кроме того, был ещё пятый член семьи – диковатый полуметровый попугай редкой породы жако, которому по такому случаю сшили настоящий пиджак и он носился в нём по всему их огромному дому как угорелый.
Смирно стоять целый час и позировать он упорно не хотел, впрочем, как и сам глава семьи, который выдержал всего лишь один день работы натурщиком, а в следующий Вовин приезд вдрызг разругался со своей женой и вышел позвонить, вернувшись минут через десять уже абсолютно пьяным и счастливым человеком.
Надо сказать, что Вова, сам любитель употребить, к этой его метаморфозе отнёсся с пониманием, но и продолжать рисовать дальше стало уже совсем затруднительно. Тем более, что, судя по словам супруги хозяина, это было его стандартное предзапойное состояние. Над идеей престижного семейного портрета отчётливо нависла угроза исчезновения и Вова, немного подумав, предложил заказчикам следующий вариант – он нарисует их семью по фотографиям, на фоне природы или, к примеру, их особняка, для чего они предоставят ему свои, наиболее выигрышные, на их взгляд, снимки. На том и договорились.
Сказано - сделано. На следующий же день они переслали ему свои лучшие фотографии, по которым можно было отследить жизнь их семьи. Сделаны они были, в основном, на отдыхе в Тоскане, Провансе и прочих подобных местах, которые, по их мнению, придавали им некую дополнительную изысканность. На них они катались на яхте, играли в гольф, пили вино в каких-то фешенебельных ресторанах, занимаясь, собственно, всем тем, чем и занимаются в законном отпуске наши обеспеченные люди.
Получив фотографии Вова тут же приступил к работе, которую всё же закончил несколько позже оговоренного срока по весьма уважительной и банальной причине – теперь он сам, в свою очередь, ушёл в загул, заставив заказчиков прождать лишний месяц. На все их звонки они лишь слышали односложный вздох Вовиной жены: - Пирует пока…
Тем не менее, работа всё ж таки была закончена и заказчики наконец-то пожаловали всей семьёй к Вове в мастерскую принимать работу. И вскоре они уже дружно стояли перед своим готовым портретом как по команде открыв рты от изумления.
Представшая их нетерпеливым взорам картина была не лишена, мягко говоря, своеобразия. Выполнена она была в рустикальном стиле, сильно напоминая иллюстрации русского художника Ивана Билибина к сказке Петра Ершова «Конёк-Горбунок».
Их роскошный особняк на ней преобразился в деревянную избу с соломенной крышей и кривой трубой на которой восседал их попугай жако, что, благодаря кисти художника превратился в здоровенного петуха с красным задиристым гребнем.
Рядом с избой, прямо у крыльца, довольно улыбаясь и глядя в небо, мирно лежал на спине сам отец семейства, крепко сжимая в руке початую бутыль самогонки.
Его супруга в посконном платье, босая, конопатая и простоволосая сидя на корточках энергично дёргала за соски тощую и пёструю коровёнку с большими, грустными и мечтательными глазами.
Обе их дочки предстали плотными и краснощёкими деревенским девахами с пышными кустодиевскими формами. Их дорогие и модные брендовые одеяния, купленные во флагманских миланских и парижских бутиках, обратились в цветастые кокошники и сарафаны, в которых они дружно сыпали в старое корыто отруби, предназначенные дюжине носившихся по двору грязных, но весёлых поросят.
Возмущению заказчиков не было предела. По их мнению художник самовольно исказил планируемый замысел, нарочно выставив их всех какими-то селянами и колхозниками. Всё это они сердито довели до сведения Вовы, заявив, что такую дурацкую картину покупать у него они точно не будут.
Всё это, впрочем, не произвело на него ровно никакого впечатления. Выслушав все эти их гневные и раздражённые претензии Вова лишь пьяно и добродушно улыбнулся и произнёс сакраментальную фразу, вызвавшую новую волну негодования:
- А я вас такими вижу…
Угроза отказа от покупки картины его тоже особо не испугала. В ответ на все обвинения он сообщил, что художник он вольный и в таком случае вынужден будет продать своё творение уже не как их семейный портрет, а просто как сельский пейзаж, какому-нибудь случайному покупателю
Перспектива попасть в таком неприглядном виде на стену к какому-либо городскому поклоннику Вовиной живописи их слегка отрезвила и, после краткого семейного совета, глава семейства матерясь отсчитал Вове всю требуемую сумму, после чего, забрав свою картину и яростно хлопнув напоследок дверью, всё недовольное семейство покинуло мастерскую.
И какова дальнейшая творческая судьба этого полотна мне уже, увы, неизвестно.

© robertyumen

Работаю логистом в крупной торговой компании. И по долгу службы часто звоню в крупную федеральную транспортную компанию, что возит нам товары. Сейчас у них есть свой круглосуточный колл-центр, где можно узнать обо всех отправках в наш адрес.
Работают там одинаковые девочки-зомби, что в ответ на ваш вопрос монотонными голосами твердят заученные фразы, сообщая о прибывших или отправленных вам грузах. Старательно соблюдая весь ритуал порученной им коммуникации, они, в конце разговора обязательно выпытывают кто принял информацию. В принципе, ответить им не сложно, но на работе всегда запары и к тому же моя фамилия несколько трудна для восприятия, часто приходится повторять по буквам. Такая уж досталась, что тут поделаешь.
Поэтому, чтобы никого не грузить, я обычно говорю что-то вроде иванов-петров-сидоров и кладу трубку. А тут недавно звонил по грузам, в пол-уха слушая радио, и в ответ на вопрос, кто принял информацию, я как-то машинально ответил: Валерий Меладзе.

- Ме-ла-дзе – по слогам отчеканила девушка и, добавив - спасибо, что обратились в нашу компанию – повесила трубку.
Мне это показалось забавным, и вечером инфу по грузам у них уже принял Леонид Агутин. Ещё одно спасибо.
С обеда доставками для нашего предприятия занимался весь цвет отечественного шоу-бизнеса во главе с Басковым и Киркоровым. Прокатило.

На следующий день, я решил несколько поднять уровень фирмы, и по грузам уже звонили музыканты посерьёзнее, такие как Тухманов, Дунаевский и Спиваков с Гергиевым. А под вечер даже Стравинский с Рахманиновым.

Но тщетно. « Спасибо, что обратились в нашу компанию» - это было всё, что мне удавалось выбить
Назавтра сменить музыкантов на работу вышли вышли писатели-классики. Увы, ни Фёдор Михайлович, ни Лев Николаевич никаких эмоций у девушек-операторов не вызвали, как и звонившие им вечером академики: Капица, Иоффе и даже Ломоносов.
Потом я начал им звонить от имени известных путешественников.
Кру-зен-штерн – старательно записывали они - Сен-ке-вич, Ко-ню-хов.

Затем, пообедав, я решил загрузить наших чиновников: Сечина, Грефа, Дворковича и до кучи Толика Сердюкова. Девушки менялись, но всё было то же самое: спасибо.

Весь остаток недели в нашу транспортную звонили знаменитые полководцы и хоккеисты, изобретатели и художники, революционеры и космонавты.
Всё было бесполезно.

Короче говоря, к концу недели, задействовав напоследок Андрея Болконского, Пьера Безухова и Полиграфа Полиграфовича Шарикова, я бесславно сдался, вновь перейдя на Иванова с Сидоровым.
Они победили….

Сходил вчера в спортзал на треню, пообщался с молодёжами.
Собираются в субботу толпой пойти куда-то поесть и кальян покурить.
Парни, говорю, а чего с девками-то не ходите? Куда не зайдёшь - одни женские компании по десять человек сидят.
Понимаешь, отвечают они, тут же дело такое, больше математическое.
И выкладывают мне свои нехитрые, но, увы, реальные расчёты:
Посидеть с барышней в ресторане - средний чек 1200 -1500р, плюс такси, ещё 300.
Вот тебе на двоих как минимум три тысячи, а то и все три с половой.
Это при условии, что избранница твоя дама воспитанная и поедать будет в рамках приличий, ведь некоторые жрут как винни пухи. А многие ещё и выпить не дуры.
В любом случае налопается-то она точно, а вот падёт после иль не падёт - это событие носит в математике название условной вероятности. То есть, не факт.
Но даже в случае её сытой благосклонности расходы на койко-место (от1000 руб. любая почасовая гостишка) никто тебе не отменял. Как и покупку запчастей в аптеке.
Итого, на выходе получается тупо пятёра.
А пятёру жалко.
Я прям застыл от таких горьких слов. И не стыдно, говорю, крохоборничать на амурных делах?
Риски, ответствовали они, слишком высокие, а гарантий соития никаких.
Поразившись такому явному цинизму, я спросил – неужели вы, подонки этакие, хотите за вашу несчастную пятёрку сразу получить полное удовлетворение?
Хотим, радостно закивали головами циничные подонки, конечно хотим!
Но разве, возмущённо поинтересовался я, разве невозможность физического контакта с предметом страсти не наполняет ваши сердца нежной лирикой и неистребимым романтизмом?
Неа, замотали они головами, абсолютно. Скорее наоборот, тоска по потраченным средствам будет разрушать наши жизни и позитивное восприятие мира в целом.
Но как же тогда быть с физиологией? - задал я последний вопрос.
А с этим как раз нет проблем, уверили они, есть городская секс-индустрия с огромным выбором завербованных по окрестным сёлам сонечек мармеладовых. Берут они две-три тыщи в зависимости от дополнительных опций.
Потом есть ещё салоны секс-массажа, где Виолетты и Изабеллы Кулаковы снимут стресс от полутора тысяч за сеанс. А получасовой экспресс-вариант вообще тысяча.
Всё ж тут понятно, ты сам посчитай.
Я посчитал. Действительно, всё было чётко и ясно, как в тетрадке отличницы.
Тыща в пять раз меньше пятёры, с математикой не поспоришь.
© robertyumen

Некоторые пары не отмечают фарфоровую свадьбу, а зря. Всё таки двадцать лет срок внушительный и лишний повод вернуть отношениям былое тепло и романтичность не помешает.
Вот и Нина всю последнюю неделю размышляла как они с мужем отметят это событие. Традиционное чаепитие с родственниками казалось ей скучным и банальным, хотелось приготовить своему Вите сюрприз поинтересней.
К пятнице она его наконец-то придумала. И сразу же приступила к его осуществлению, Нина не любила что-либо откладывать в долгий ящик. Для начала она решила сменить образ и перекраситься. Её парикмахерша, быстро уяснив задачу, предложила ей попробовать новомодную краску с более выраженным осветляющим и омолаживающим эффектом. Результат получился необычным и довольно дерзким, но назад пути не было и Нина, тряхнув свежевыкрашенными кудрями, отправилась в свой любимый торговый центр. Под такую причёску нужно было купить что-нибудь не менее смелое.
Потратив пару часов на просмотр и примерку, Нина зашла в недавно открывшуюся "Фамилию" и там, среди других дам, старательно делающих вид, что попали сюда случайно, обнаружила то что нужно - модный жакет без воротника весь расшитый пайетками. Узор смотрелся несколько ярким и аляповатым, но и хотелось чего-то нового и Нина, прикинув про себя что можно будет с обновкой скомбинировать и надеть, понесла её на кассу.
Дома она договорилась с сыном чтобы он поел и заночевал у бабушки, потом набрала "Кволити", самый приличный из известных ей городских отелей и заказала там номер для новобрачных и столик у окна в их ресторане. После чего принялась собираться сама, начав с выбора красивого нижнего белья.
И спустя пару часов Нина, элегантная как парижская камелия, уже открывала дверь своему мужу.
Равным образом к их свадебному юбилею тот, конечно, не готовился, купив по дороге домой лишь торт с букетом. Но, увидев супругу в новом обличье, Витя сразу понял, что букетом он тут не отделается. Слава Богу пронеслось у него в голове, что хоть не забыл про дату.
— Это тебе, — протянул он торт супруге, — сегодня вроде как чай надо пить... из фарфора...
— А у нас сегодня другая программа, — загадочно улыбнулась ему Нина, — мы сейчас с тобой в ресторан идём... до утра...
И она указала ему на приготовленную свежевыглаженную рубашку, — иди переоденься.
Надо сказать, что Нинина идея полностью себя оправдала. Вечер в ресторане получился просто великолепным с хорошим вином после вкусного ужина. А незнакомая обстановка в номере, шампанское в серебряном ведёрке, большая кровать с балдахином и прочая романтическая атмосфера как-то всё обострили и ночь тоже прошла замечательно.

Но, как вероятно уже догадались мои немногочисленные читатели, это был ещё не конец истории.
В понедельник под вечер Нине позвонила Маринка, её близкая подруга с которой они учились в институте. Обменявшись дежурными вопросами, они договорились встретиться после работы в кофейне за углом, Маринке нужно было срочно что-то обсудить.
В кофейню Нина немного опоздала и когда, наконец, зашла внутрь Маринка уже сидела за столиком, на котором стоял глиняный чайник с двумя чашечками.
Обнявшись и расцеловавшись, они налили себе чаю и Нина, отпив глоток, вопросительно посмотрела на подругу.
— Не знаю можно ли тебе говорить... — Маринка произнесла это таким тоном, что Нина сразу поняла - её подругу просто разрывает от желания сообщить ей какую то новость.
— Да давай уже, не выделывайся.
— В общем так, — Маринка некоторое время собиралась с мыслями, потом набрала в грудь воздуха и решительно произнесла, — Витьку твоего с бабой в ресторане спалили, Юлька Уткина их в пятницу в "Кволити" видела!
Нина даже вздрогнула и, чуть не поперхнувшись чаем, не нашла ничего лучшего как спросить:
— А чего тогда сама не позвонила?
— Да боится она, только, мол, хуже всем сделаю, а сама виноватой останусь. А я решила - скажу, у меня ведь почти так же было! Вспомни как мой врал, когда поймала, а тоже Пьеро верного из себя строил, тьфу!
— Ну и какая она, расскажи, — еле сдерживаясь чтобы не улыбнуться попросила Нина.
План у неё был простой - после того как Маринка опишет "эту", она усмехнётся, эффектно снимет шапочку и скажет - да всё нормально, подруга моя дорогая, это была я!
— Поближе Юлька её рассмотреть не успела, — охотно докладывала Маринка, — та спиной сидела, но и издалека было всё ясно. Шустрая вульгарная бабёнка, такие доступные всегда мужикам нравятся.
— Может он по работе с кем... — Нина слегка нахмурилась, хотя абсурдность обстановки по-прежнему её забавляла.
Маринка вздохнула и трагически сдвинула брови:
— Они с ресторана не вниз пошли к выходу, а наверх, где у них номера гостиничные... Юлька говорит, была бы ещё модель какая, молодая да длинноногая, она б ещё поняла, но эта-то... пожилуха обесцвеченная... и сама ростом с пепельницу и с виду деревня деревней - вроде как в ресторан пошла, а нарядилась как на чайник.
После слов о чайнике Нина поняла, что её первоначальный план придётся, по всей видимости, отменить. Чуть подумав, она натянула поглубже шапочку и опустила голову размышляя как ей теперь поступить. Ситуация на глазах складывалась сложная как курильский вопрос.
Маринка, несмотря на известные с библейских времён нюансы женской дружбы, плохой подругой всё же не была и, по-своему истолковав Нинину реакцию, принялась активно её утешать:
— Ты это, Нинка! — она даже привстала со стула, — ты сразу-то не комплексуй, у тебя же образование, у тебя фигура, у вас же Антошка! Просто гульнуть решил, подлец, к Фрейду не ходи! Это ж у них так, возрастное, как до виагры доживут так всё себе чего-то доказывают... и не важно с кем, даже с тем пугалом.
Нина поёжилась и промолчала.
Маринка же продолжала:
— Ты, главное, сразу его за хобот бери, а то уйдёт гад в несознанку, мой, помню, как начнёт дуру гнать... а глаза честные как у батюшки, а я ему...
Нина, не выдержав, поспешно кивнула:
— Хорошо, Марин, спасибо тебе, я разберусь.
Поболтав ещё немного на другие темы, они разошлись, Нина несколько озадаченная, а Маринка заметно довольная, и тем что помогла лучшей подруге, и вообще тем, что сама во всём этом поучаствовала.

Ночью Нина долго не могла уснуть и всё ворочалась вспоминая свой дурацкий разговор с Маринкой. Потом легонько толкнула мужа, — Витя... Вить!
— Да, — сонно ответил тот, — сплю уже.
— А тебе тоже модели нравятся? — она снова тронула его за плечо, — молодые, длинноногие...
— Вообще не нравятся — зевнул супруг и отвернулся от неё на бок, — ходят как пауки по подиуму, смотреть страшно... спи давай...
Нина ещё немного полежала пробуя заснуть, затем глубоко вздохнула и:
— Тебя Юлька Уткина в субботу в ресторане видела! — неожиданно для самой себя выпалила она мужу в спину, — с какой-то пожилой шлюхой!
Витя замер, потом развернулся к ней, глядя на Нину ничего не понимающими глазами:
— Какая ещё Уткина? Чё совсем уже? Мы ж с тобой туда ходили!
— Ходили... — кивнула Нина и внезапно осознав весь жестокий мелодраматизм ситуации заплакала, — и эта... это была я...
Супруг с минуту обдумывал услышанное, затем громко хрюкнул от смеха и прихватив подушку сполз по кровати на пол. После чего, забыв про сон, Витя ещё добрых пять минут катался по полу уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить сына.
Наконец, вдоволь просмеявшись, он поднял голову и посмотрел на супругу.
Нина с несчастным видом сидела на кровати и обхватив колени тихонько всхлипывала.
— Дура ты фарфоровая, — Витя сел рядом и обнял её за плечи, — нахер кто мне нужен-то?
Он перевалился на свою сторону кровати, улёгся там поудобнее и ухмыльнулся:
— У нас в детстве белый пудель королевский жил, любил спереди с батей на нашей "шестёре" ездить, так матери раз сразу двое позвонили, что отец какую-то блондинку по району катает, — Витя снова хохотнул и уткнулся в подушку.
Это было уже по-настоящему смешно, так, что Нина не выдержала и тоже засмеялась.

Морали не будет, но новый жакет Нина тогда себе выплакала.

- Папа – заявила вчера дочка, досмотрев очередной мульт – всё-таки жаль, что времена рыцарей прошли. Как же это было красиво – средневековые замки, прекрасные дамы, турниры, дуэли.… Вот ты когда-нибудь участвовал в настоящей дуэли ради прекрасной дамы?
- Нет – говорю - доча, не приходилось.
А потом задумался и вдруг вспомнил, дак, участвовал же... и ради прекрасной дамы…. и даже с прекрасной дамой…

Было это в Венгрии в начале девяностых, когда я вернулся со службы в армии и мне, двадцатилетнему, родители купили в Интуристе путёвку в Венгрию, куда в конце лета я отправился туда на поезде вместе с остальной группой. Сперва тогда мы пожили в Будапеште, где дружно потратили разрешённую тогда сумму в валюте, потом недельку отдохнули на озере Балатон, а уже перед самым отъездом нас повезли на экскурсию в настоящий средневековый замок, где нас ждал фуршет с дегустацией венгерского вина.
Вина было сортов шесть, и наливали его грамм по пятьдесят, не больше. Но так как, за время поездки я сдружился с одним мужиком-язвенником, то его порции тоже доставались мне. Кроме того, он был со своим сыном лет пятнадцати, которому ввиду малолетства пить было не положено, и я, войдя во вкус, выдул и его долю тоже, сдуру заглотив, меньше чем за час почти литр этого микса. Практически сразу меня тогда торкнуло, но пока мы сидели в замке я вроде как ещё держался.
После фуршета все прямо с бокалами вышли во двор, где на земле был нарисован большой желтый круг, а в круге уже ходил, позванивая стальными доспехами, витязь с мечом и в чёрном зловещем шлеме на голове. Как объяснила всем наша гидша, сейчас состоится рыцарский турнир – бой на мечах, в котором может принять участие любой желающий, тем более, что один из рыцарей уже есть. Объявила она и приз - танец с Прекрасной Дамой. За Прекрасную Даму была очень даже ничегошная кудрявая мадъярочка, смешливая и кареглазая. Она сидела сбоку на высоком резном деревянном троне в пышно-кружевном голубом платье, из-под которого выглядывал кроссовок с шильдиком «Адидас». Дама эта мне сразу понравилась и я, залпом допив последний стакан, храбро вызвался поучаствовать в этом благородном рыцарском поединке. Мне тут же выдали железные доспехи и деревянный меч, который, выкрашенный тёмной краской металлического цвета, смотрелся совсем как подлинный. В общем, спустя минут десять я, облаченный в блестящие латы и шлем с огромным высоким плюмажем, выглядел вполне себе настоящим средневековым рыцарем.

Прекрасная Дама, с интересом взглянув на моё по-фрейдистски нескромное оперение, кивнула мне вполне благосклонно и многообещающе, и привстала с трона, приветствуя нас, обоих претендентов на её сердце, поднятым вверх медным кубком с вином.… В ответ я не растерялся и тоже вскинул в победном жесте правую руку с мечом, отчего кожаный ремешок под подбородком как-то сразу ослабел, и узкая смотровая щель на шлеме с пером сбилась к носу. Обзор из неё при этом сразу сократился до минимума, но поправить ремешок рукой, одетой в железную перчатку, было уже никак невозможно. Стараясь не обращать на это внимания, я, ухватив покрепче рукоять меча, снова угрожающе поднял его вверх, и, услышав сигнал трубы, по-брусиловски стремительно бросился на своего неприятеля, размахивая над головой своим, хоть и деревянным, но всё же довольно увесистым оружием. Но когда я, вскричав победное ура, вбежал в нарисованный на земле боевой круг, проклятый ремешок тут же съехал окончательно, мгновенно лишив меня хоть какой-либо малейшей ориентации в этом, увы, несправедливом мире.
Потому как практически в тот же миг я получил сверху мощный удар плашмя мечом по шлему, после чего, как говорят спортивные комментаторы, бой принял односторонний характер, и я с размаху грохнулся на землю, практически полностью потеряв разом и всё свое оперение, и возможность осуществления каких-то честолюбивых планов с кареглазой венгеркой. Пластом лёжа на земле, я сквозь какую-то пелену перед глазами в щель наблюдал, как, под аплодисменты зрителей, моя мадьярочка сняла с победителя чёрный шлем и из-под него появилась точно такая же кудрявая и симпатичная женская головка. Причём абсолютно точно такая же. Ксерокопия.

Уже потом в автобусе, куда меня под руки привели язвенник с сыном, гидша, под дружный и безжалостный ржач, нам рассказала, что эти девчонки-близняшки, оказывается, какие-то даже местные чемпионки по фехтованию, а сейчас просто устроились на лето в замок подзаработать.
Вот так вот тогда несколько безрадостно и завершилась моя единственная, но всё же настоящая рыцарская дуэль…

© robertyumen

Поменять??

Кто как пережил недавний массовый психоз из-за обвала рубля?
Когда те, кто пожирнее, бросились в банки скупать валюту (страха иудейского ради), а те что попроще, в отчаянии понеслись сметать айфоны и телевизоры в сетевые магазины. Ну вы сами всё видели.
Так вот, расскажу как у меня было:

Значит, прихожу я в тот день домой, моя меня встречает, а глаза у самой как два блюдца. Видно, что уже с подружками всю эту хрень обсудила, телека насмотрелась и сама уже в каком-то трансе находится.

- Мол, давай, дуй обратно в гараж за машиной, время нельзя терять, срочно в М-Видео едем!!
- Нахрена, интересуюсь я, нам в М-Видео-то?
- Да, как нахрена!!! Ты, что не понимаешь, что рубли надо срочно скидывать, завтра всё в два-три раза подорожает!! Мы как потом жить-то будем??!!
- В смысле, отвечаю, как жить? Как жили так и будем, чего у нас нету-то?
Она мне:
- Да, много чего нету!! Ленкин вон плазму по старой цене выхватил, она посчитала - семьдесят тысяч сэкономил!! Давай хотя бы машинку стиральную поменяем!!! Вечно у нас всё не по-людски получается!!!
- Чего, спрашиваю, её менять-то, вот же вроде стоит.. Симменс...
Она аж взвизгнула:
- Как чего!? Она ж у нас совсем старая, ей пятнадцать лет уже, нам на свадьбу ещё дарили!!! Забыл что ли или издеваешься!!!??

Тут уж я не выдержал.
Слышь, говорю, дорогая, так и ты у меня уже не новенькая, может тогда и тебя заодно.... как ту конягу на переправе?
- Чего заодно? - не поняла она.
- Так поменять тоже заодно, отвечаю, ты ж вроде тоже получается не новенькая, как никак пятнадцать лет уже прошло..

Ну всё, греческая трагедия. Жена в слезах убежала в спальню горевать, а я за компьютер уселся.
Проходит минут пятнадцать, смотрю, реветь вроде перестала, на кухню пошла. Но видно, что дуется ещё сама как на последнем месяце.
А я сижу себе пасьянс раскладываю.
Минут двадцать ещё проходит, гляжу, нарисовалась и давай сзади лезть, обниматься.
- Пойдём, мурлыкает, ужинать, я картошки нажарила...
- Так пошли, отвечаю, конечно, но картошка-то хоть у нас новая?? Этого года, не прошлогодняя? А то тоже как-то не по-людски получается...
Смотрю - улыбается.
- Ну, хватит, говорит, прости, сама не знаю, чего на меня нашло.. ладно, проживём... люблю тебя...
Вот так тот день для меня и закончился. Ну и слава Богу.
© robertyumen

Не моё, но тюменское

1964 год. Я еду в аэропорт ранним утром на такси. На ул. Республики, где-то за филармонией (от центра), таксист притормозил, остановился и положил на обочину возле тротуара пустую бутылку.
— Зачем? — спросил я.
— Здешнему дворнику, он инвалид, мы всегда так делаем.
И я вспомнил, что видел на этом участке человека с метлой - он был без обеих ног, передвигался на низенькой деревянной платформе на подшипниках, отталкиваясь деревянными брусочками.
Очень тронуло отношение таксистов. "Уважение в любой форме есть уважение," - подумал я.

Гудбай, Дубай

Идея поехать в Эмираты принадлежала нам с Серёгой. Когда в начале лета мы синхронно сдали детей в лагеря отдыха, выяснилось, что ничто не мешает и нам себе устроить неделю отпуска. Жёны, для которых слова Дубай и шопинг были практически синонимами, идею охотно поддержали и вскоре уже названивали знакомой турагенше насчёт путёвок. Кому пришла в голову мысль позвать с собою Витьку Семёнова, нашего одногруппника, сейчас и не вспомнить. Серёга говорит, что мне и это вполне себе возможно. Скорее всего, мне просто хотелось вытащить Витьку из депрессии, в которой он находился с тех пор, как его супруга сбежала от него со своим тренером по тантрической йоге куда-то на Тибет. Там, судя по её редким звонкам моей супруге, они с тренером уже практически достигли состояния идеальных духовных отношений, и возвращаться обратно к Витьке ей совершенно не хотелось.
Витька, который, как это часто бывает, узнал о коварстве жены последним, очень страдал, и даже пытался заполучить супругу обратно, посылая ей сперва гневные, потом примирительные, а после даже униженно-умоляющие смс-ки с просьбой о возвращении. Увы, ничего из этого не вышло и в ответ от неё приходили миролюбивые послания, о том, что его одиночество это всего лишь иллюзия, болезнь духа, от которой он сможет легко исцелиться, сразу как только сам займётся йогой и постигнет абсолютное Бытие.
Так впятером мы, наверное, и поехали, если бы Семёнов за неделю до поездки не познакомился в каком-то кафе с Катькой и не пригласил её ехать вместе с ним.

Узнав, что Витька помимо себя ещё оплачивает путёвку какой-то едва знакомой молодухе, обе наши супруги ожидаемо насторожились.
– Ничего себе нравы – тем же вечером вызвонилась нам Серёгина Анька – пожрали вместе и в койку. Он хоть понимает, что она, скорее всего, профура?
Их дружные подозрения укрепились в первый же вечер в отеле, когда за ужином мы стали вспоминать нашу давнюю поездку на машинах в Анапу, заспорили с Серёгой насчёт маршрута, и тут неожиданно выяснилось, что Катька в свои двадцать три года отлично знает все повороты, съезды и обходные направления практически по всей этой трассе. Наши супруги, слушая беседу, тут же начали многозначительно переглядываться и к концу ужина обе уже смотрели на новую Витькину пассию, как на радиоактивную. А Анька даже, улучшив момент, когда Витька с Катькой вместе пошли за добавкой, вполголоса посоветовала всем оставшимся держаться от этой девицы подальше хотя бы, как она выразилась, с эпидемиологической точки зрения.

На второй день они поцапались с ней на «арабском» вечере, когда Катька, заявив им, что как они давно уже никто не танцует, принялась во всеоружии своей молодости так высоко задирать свои длинные ноги, что вскоре вокруг нее уже стояло плотное кольцо из молодых греков, что тоже отдыхали в нашем отеле.
Апогеем ссоры стал наш совместный поход по магазинам Дубай-молла, где она сперва прилюдно отговорила мою супругу покупать себе яркий нейлоновый плащ, сказав ей, что «ваше поколение такое не носит», а Аньке порекомендовала идти скорей в магазин очков, где над входом висел большой плакат, сулящий каждой покупательнице скидку, равную в процентах её возрасту. В отель обе наши супруги возвращались злющие и обиженные, хором заявив, что больше «с этой» в город они точно не выйдут.
Ситуация быстро накалялась и нам, во избежание дальнейших обострений, пришлось даже серьезно переговорить с женами, взяв с них обещание не портить никому отпуск. После чего Катьку они, по возможности, всячески игнорировали, старательно отворачиваясь от нее при встрече словно танцоры танго. Витька же, казалось, ничего этого вообще не замечал, находясь в состоянии какой-то блаженной эйфории, позже всех появляясь на завтраке и поглядывая на Катьку с довольной улыбкой. Скорее всего, она ему действительно нравилась.

В последний день перед отъездом, когда мы всей компанией лежа на шезлонгах, загорали и глядели на море, где Катька весело играла в волейбол с компанией греков, Анька не выдержала:
– Семёнооов – с жалостью протянула она – ты, что дальше-то с ней делать собираешься? Витька поднял голову и вопросительно на неё уставился. - Ну что ты смотришь на меня как индеец на лошадь? Я говорю, домой приедете, и куда ты её денешь? Женишься что ли?
- Женюсь – решительно кивнул Витька – вот пошлю своей Брахмапутре развод и женюсь.
- И дальше чего? О чём ты с ней говорить-то будешь? Она ж стерильна… вчера вон в ресторане паэлью с Пауло Коэльо спутала….
Витька в ответ весело рассмеялся.
- Ну, и бог с ним с этим Коэльо, зато мне с ней хорошо…
- Она – как по команде подключилась к разговору моя супруга – она сейчас меня спрашивала, правда ли, что эти парни греки. Я ей говорю – почему нет, а она, оказывается, думала, что греки много-много веков назад жили, а теперь их уже и нет...
Витька снова лишь довольно рассмеялся. На него, ввиду легкости его собственного нрава все эти женские колкости особо не действовали и каждое новое едкое высказывание он встречал все тем же миролюбивым и благодушным смехом. Наверное, он и вправду собрался снова жениться.
- Ой, смотри, Семенов – вздохнула Анька – смотри…. возраст ведь никуда не денешь, ты ж ее в полтора раза старше…. Это сейчас гоголем ходишь, а потом будешь в доминошки во дворе играть, а она по мужикам бегать….
– Да, ладно тебе завидовать – беззлобно отшутился Витька – она не такая….

Наш последний вечер в Дубае мы решили отпраздновать в индийском ресторане, который посоветовал нам казах Мурад, что работал в нашем отеле на рецепции.
Ресторан оказался довольно большим, с живописным восточным интерьером с красными люстрами-фонарями и столами в виде спящих на боку слонов, вокруг которых нас рассадили на мягкие бархатные подушки.
Обслуживали нас там сразу двое официантов – пожилой мужчина в фартуке и смуглый молоденький паренёк, почти мальчик, что очень старался нам угодить и просто летал, исполняя любые наши просьбы.
И обслуживание и сама гоанская кухня всем понравились и хоть счет оказался выше среднего, мы, решив напоследок не жадничать, его даже округлили, положив на стол несколько купюр по сто дирхамов.
Когда, допив кофе, мы направились к выходу, то у дверей нас неожиданно догнал старший официант и на ломаном английском попросил рассчитаться. Пришлось объяснить, что деньги мы оставили на столе, причем с чаевыми, на что он сказал, что, да, он видел как деньги лежали на столе, но сейчас их там нет. На шум вышел хозяин заведения, высокий толстый индиец в длинном белом сюртуке и, спросив в чем дело, послал его за вторым официантом.
Молодой тут же прибежал и, поняв о чем идет речь, недоумённо вытаращил чёрные глаза-маслины, что-то быстро-быстро залопотав хозяину. Тот, выслушав его, повернулся к нам и вежливо спросил, заплатили ли мы деньги.
Мы в голос подтвердили, да, конечно, четыреста дирхамов, положили на стол, прямо на ухо слона. Тогда он снова развернулся к молодому работнику, бросил ему что-то тихое и гневное и вдруг резко, со всего размаху ударил его кулаком по шее. Паренек рухнул как подкошенный, а хозяин, что-то злобно выкрикивая, наступил ему ногой на голову и начал что есть силы давить всем своим весом.
У паренька носом пошла кровь, но он даже не сопротивлялся и лишь плача повторял какую-то одну фразу отпираясь, по всей видимости, от кражи.
Мы все в ужасе подбежали к хозяину, упрашивая его прекратить и предлагая снова заплатить за ужин. Тот, наконец, успокоился, сошел с рыдающего официанта, почтительно нам поклонился и, не взяв никаких денег, проводил нас до выхода, к которому, когда мы выходили из ресторана, уже подъезжала бело-зеленая полицейская машина.
Эта безобразная сцена совершенно испортила впечатление от хорошего ужина, но по дороге в отель все сошлись во мнении, что со стороны официанта было глупо так воровать.
- Соблазн слишком велик - прокомментировал нам случившееся Мурад - на эти деньги у него дома вся семья может больше месяца прожить, вот и не удержался…. Теперь все, гудбай, Дубай – его завтра же депортируют, тут с этим строго….

Наутро нас забрали из отеля и вскоре мы уже пили кофе, глядя как к похожим на щупальца гигантского осьминога рукавам аэропорта беспрерывно подъезжают все новые и новые самолеты. Взяв на кассе пароль, мы залезли в планшеты, а женщины, не тратя времени даром, начали собираться в дьюти-фри, дружно подсчитывая оставшуюся у них валюту. Катька тоже достала из кошелька несколько красных бумажек, увидев которые Витька задумался и вдруг спросил её каким-то чужим и тихим голосом:
– Кать…. а это что за деньги? У тебя ж не было по сто….
- Да…. просто деньги – та слегка смутилась и, неловко хихикнув, быстро сунула их обратно – какая разница-то?
Все как-то враз напряженно замолчали.
– Вчерашние – безжалостно догадалась Анька – как ума-то хватило?
- Да, ладно вам – снова натянуто рассмеялась Катька – зато ужин прохалявили…. Вить, ты чего?
Витька молча встал и, ничего не ответив, пошёл куда-то вдоль стоек регистрации, оставив её сидеть с нами с недоуменно-виноватым видом.
Так же молча он сидел и в самолете, уставившись в предложенную нам всем инструкцию по безопасности. Притихшая Катька, робко поглядывая на него, сидела рядом, изредка кидая растерянно-вопросительные взгляды на наших жён, что смотрели на неё уже с каким-то, как мне показалось, странным сочувствием.
За иллюминатором проплывали рваные серые облака, сквозь которые внизу виднелись какие-то заснеженные горные хребты. Может это и был загадочный Тибет, где на одной из вершин в позе лотоса сидела со своим тренером Витькина бывшая и, остановив сердце и дыхание, погружалась прямо в нирвану.
На всякий случай я помахал им рукой.

© robertyumen

Ранние девяностые, если вдуматься, были жутким временем. Начавшиеся невыплаты зарплаты, реальный страх голода, криминал, спирт "Рояль" в ларьках, тупые кокшеновские комедии, пьяный и обосанный президент в Кремле, комиссионки на каждом углу и далее по списку. Люди ходили покупать шмотки на проходящий китайский поезд, а причиной увольнения в трудовых книжках писали - ликвидация учредителей. Я тогда закончил второй курс тюменского индустриального и, удачно отмазавшись липовой справкой от романтической геологической практики, принял волевое для себя решение не растрачиваться впустую на отдых, а устроиться куда-нибудь подзаработать.

В сущности, выбор работы для студента был тогда невелик. Можно было, к примеру, устроиться сторожить садик или стройку. Преимуществом такой работы было то, что можно было водить по ночам в сторожку знакомых барышень и даже, при наличии состоятельных друзей, брать у них на ночь видак с кассетой увлекательного тевтонского порно. Но я в те дни как раз переживал очередную грандиозную любовную драму и решил на некоторое время подвязать с женщинами с целью осмысливания причин происходящего. Не то, чтобы я хвастаюсь, но девки тогда меня обламывали с редким постоянством. И вдобавок у работы сторожем был ещё один нюанс - при всех потенциальных возможностях она имела серьёзный недостаток - платили мало, всего полтинник в месяц.
Был ещё вариант подстричься покороче и сдаться в какую-нибудь бригаду, кои создавали тогда все кому не лень. Почти все мои товарищи, с кем после армии ходили на бокс, уже торчали в оных. И даже уже успели наполучать в общее пользование старые праворукие шушлайки, на которых важно носились по городу, как совы над просекой. Но саму мысль о том, что придётся лупить кого-либо за то, что у него есть деньги, а у тебя нет, я как-то всегда находил несколько абсурдной, поэтому этот вариант тоже не рассматривал.
*

В конце концов, я решил тупо пойти грузчиком. Они, судя по объявлениям, требовались везде, и зарплата у них была значительно выше, чем у тех же сторожей.
Первое место, куда я устроился, был наш хладокомбинат. Там я проработал, чтобы не соврать, ровно один день. В бухгалтерии на меня завели первую в моей жизни трудовую книжку, где была прописана моя должность - «работник склада». Сам склад, куда меня отправили, располагался в ангаре за толстой железной дверью с табличкой «ЗАКРЫВАЙ ДВЕРИ, БЕРЕГИ ХОЛОД!». Повсюду в нём стояли большие промышленные холодильники. За одним из таких в углу, трое остальных работников склада стоя пили по очереди что-то из мутной стеклянной баночки, запивая это водой из стоявшего на перевёрнутом ящике чайника. Моему появлению никто из них не удивился. Мне лишь сунули старую фуфайку, а вслед за ней и баночку со словами:

- Пей. - Я принюхался. Пахло больницей.
- А закусить есть? - робко поинтересовался я.

Подавший мне банку привстал и, отломив со стенки холодильника кусок намёрзшего там снега, протянул мне, повторив:

- Пей. Ща коров привезут.

Не знаю почему, но я выпил. С трудом, конечно, ибо до этого дня спирт я ни разу в своей жизни не пробовал. Его могучее действие я ощутил практически мгновенно и, видимо, оно и помогло мне выжить в следующие два часа, когда мы крючьями выгружали целую машину коров, точнее их обледенелые туши, которые затем наваливали на заднюю дверь склада, одни на другие до самого потолка. Адский труд. Когда мы к обеду закончили, и пошли к себе в угол пить чай с пряниками, то сил не было даже держать чашку в руках.

После краткого чаепития по кругу была вновь пущена баночка со спиртом, от которой мне даже не пришлось отказываться, потому что к тому времени я уже пьяно дремал, привалившись спиной к холодильнику. Вероятно, меня решили пожалеть и больше не будили, и почти до конца рабочего дня я там и проспал. Проснувшись, я обнаружил, что во сне я завалился набок и лежу возле ящика на своём фофане. Голова моя при этом оказалась зажатой между чайником и холодильником. Всё тело ужасно затекло и кроме этого жутко болели уши. Зажав их руками, я пешком доковылял до второй городской больницы, где по вечерам подрабатывал медбратом одноклассник, учившийся в «меде». На моё счастье была его смена, и он тут же провёл меня к дежурному врачу. Вынесенный мне диагноз удивил всё приёмное отделение.

Как выяснилось при обследовании, одно ухо я умудрился об холодильник обморозить, а на втором, что было рядом с чайником получить ожог первой степени. Доктора, смазали мне уши разными мазями и замотали голову бинтом, взяв с меня честное слово, что в конце недели я появлюсь у них на осмотре, чтобы они могли показать мои чудо-уши студентам мединститута. Случай-то, как они сказали, совершенно уникальный. Я даже немного загордился собою тогда. Правда, когда я причапал домой и смотревшая очередную серию «Просто Марии» мать увидела меня во всей красе, то чувство гордости несколько ослабло. Подумав, что меня избили бандиты-рэкетиры, сирену она тогда врубила нешуточную. Хорошо ещё, что отец был в командировке. Кое-как её успокоив, я прошёл к себе в комнату, отказавшись от ужина.
*

Уши у меня болели ещё несколько дней. Кожа на них начала облазить, отваливаясь целыми кусками, которые с удовольствием пожирал наш домашний кот Кузя, впоследствии по причине безжалостной кастрации перекрещенный в Изю. После того, как уши зажили окончательно, я решил снова поискать работу. Хладокомбинат я уже не рассматривал, поняв, что второй рабочий день мне там не выдержать. На второй день поисков я устроился грузчиком на почтовый участок тюменского железнодорожного вокзала, где честно отработал две недели. Там, слава богу, во время работы не пили, да и люди были постарше и посолидней. Молодой был вообще я один, все остальные годились мне в отцы, называли меня «студент» и с работой особо не напрягали.

Основной моей обязанностью было вслушивание в процесс перекидывания из рук в руки посылок во время разгрузки, с целью обнаружения характерного «булька». Услышав желанный звук, я тихонько присвистывал, и обозначенная посылка укладывалась в особую кучу возле задней стены склада сплошь подрытую воровскими норами. Под вечер такие посылки дербанились в дальнем углу склада, спиртное утаскивалось с той стороны и употреблялось в кустах подальше от вокзальной площади. Алкоголь был в дефиците, и поэтому вероятность получения посылок с возможной выпивкой на нашем участке устойчиво стремилась к нулю.

Зарплату на участке выдавали дважды в месяц, что меня тогда, по всей вероятности, и сгубило. Получив на руки сумму адекватную трём моим месячным стипендиям, я на радостях внял доводам коллег по работе о безусловной святости пролетарских традиций, вместе с ними отправившись проставляться за первую зарплату в нашу привокзальную пельмешку. Вроде как бы выпить по кружке пивка. Там я купил всем по пиву и по беляшу. Сперва хотел взять на закуску появившиеся тогда в продаже чипсы, но бригадир, с сомнением повертевший в руках шуршащий пакетик, веско произнёс:

- Не у каждого коммуниста от картошки хуй стоит.

Проникнувшись, я и взял всем беляшей. А после пива, послушавшись мудрых советов, о том, что понижение градуса издревле считается в рабочей среде дурновкусием, я заказал водку, затем под водку пельмени и снова водку. Потом, помню, все дружно стали стрелять у меня мелкие деньги. На все мои опасения, что денег мне уже просто может не хватить рассчитаться, я слышал:

- Да не ссы, студент, завтра скинемся, обратно всё получишь!

После этих благородных, но, как выяснилось впоследствии, совершённо лишённых жизненной почвы заявлений, я, раздав практически весь аванс, захмелел окончательно и вскоре, пропустив всех друзей моих медлительный уход, уже безмятежно дремал за своим столом. Очнулся я уже за полночь, совершенно один, с головою гудевшей как мигалка и полным отсутствием денег в карманах. Вокруг меня, словно герои Эллады, дружно дрыхли вокзальные бомжики. Кое-как добравшись пешком до дома, я, не раздеваясь, рухнул в постель.

На следующий день меня еле-еле подняла мать. С трудом разлепил глаза, я обнаружил, что уже половина одиннадцатого. Спать мне хотелось как собаке Павлова. В ушах шумело так, словно кто-то приложил к ним две огромные морские раковины. Из-за двери доносился разговор родителей:

- Да что с ним творится? - сердито вопрошал у матери вернувшийся утром с командировки отец.
- Может, просто устал? - пыталась та как-то сгладить ситуацию.
- Да какой там устал? К нему же в комнату зайти невозможно, выхлоп стоит как на спиртзаводе. Ладно, вечером с ним поговорю.

На работе я появился только к полудню. На участке все ходили с похмелья злые и зелёные как инопланетяне. В ответ на мои робкие вопросы о деньгах, вчерашние кореша морщась отворачивались и, в конце концов, послали к бригадиру, который суровым рэпом мне объяснил, что никто меня на верёвке туда не водил и соответственно никто никому не должен. А ежели я лично решил угостить товарищей по работе (за что мне, конечно, спасибо), то и должен делать это от души, а не вести себя впоследствии с сослуживцами как кошерная интеллигенция. Тут такое не приветствуется. И вообще работать надо, никто здесь за меня пахать не нанимался.

Использование в бригадировой речи такого стилистического приема как бессоюзие придавало ей особую стремительную выразительность, и, несмотря на жуткую головную боль, до меня мало-помалу дошло, что все мои полумесячные заработанные деньги я, увы, безвозвратно проканал как Буратино курточку. Молча начав работать, я стал обдумывать сложившееся положение, и вскоре, вместе с осознанием факта банального кидалова, ко мне пришло и чувство обиды на коварство вчерашних собутыльников. План мести созрел быстро и к концу трудодня моими стараниями были отобраны и заныканы «на вынос» четыре тяжеленные посылки. В трёх из них по квитанции шли учебники в школу МВД, а в четвёртой ехала кукла, умеющая отчётливо и жалобно говорить «ма-ма» каждый раз, когда посылку переворачивали.

Подготовив, сей злодейский акт возмездия, и, отказавшись от опохмела, я поспешил после работы домой, решив больше на участке не появляться, явственно понимая, что после последней моей выборки деловые отношения с коллегами запросто имеют все шансы перейти в романтические.
*

Третьим моим местом работы, куда меня устроила мать, стала коммерческая фирма «ПЭКо». Устроила через соседку снизу, чей родственник работал там охранником в круглосуточном ларьке, что тогда покрыли весь город, как бык Европу.

- Что мне там делать-то надо? - спросил я мать вечером.
- Будешь там пока на подхвате, лучше уж в ларьке, чем по вокзалам спиваться.

До этого с бизнесом в своей жизни я никогда не сталкивался и вообще, честно говоря, только недавно и узнал, что само слово бизнес пишется через Б.

Моя новая должность называлась помощник руководителя. Появилась она не так давно, но уже начала пользоваться популярностью у нарождающегося бизнесменского корпуса. В принципе, и сама наша фирма возникла недавно. Дядя моего директора, отмутив в свою практически личную собственность несколько энергопредприятий, для проводки каких-то своих тарифов учредил нашу фирму-прокладку, где директором поставил своего племянника. Его он выдернул с какой-то государевой конторы, предоставил ему офис, выделил жильё и подъёмные. Ставить на хозяйство кого-то не из родственников тогда считалось не комильфо. Да и наёмных управленцев, коих сейчас как говна за баней, в начале девяностых просто не было.

Мой директор, получив свои первые в жизни крупные деньжищи, последовательно выполнил весь, свойственный тому времени, алгоритм действий. А именно - приобрёл в «комке» рыжую кожаную куртку-косуху, напечатал себе первые чёрно-белые визитули и купил старый 123-й Mercedes. Мерседес был зелёновато-серый, с задним приводом и дизельным двигателем. Его, некогда блестящая краска, с годами потускнела, приобретя тот бутылочный оттенок, который в старину называли цветом «влюблённой жабы». Нормально мотор заводился только с утра, в нагретом же состоянии капризничал. Тем не менее, шефу его автомобиль очень нравился, он ласково называл его «мой пепелац» и лично периодически выходил вниз протереть ему зеркала. Вот благодаря этому крокодайлу меня и приняли на работу.

Совершив в уме нехитрые арифметические действия, директор вычислил, что взяв меня в штат, он даже сэкономит на времени и на соляре. От меня же требовалось выполнять мелкие поручения, помогать грузить в ларьке товары при подвозе, толкать мерина в случае явного его незавода, либо сидеть внутри при работающем двигателе, пока директор будет выходить из него «делать бизнес».

Ларёк наш находился прямо под окнами нашего офиса. Покупка его была первой коммерческой инициативой моего директора. Что, в принципе, неудивительно, тогда все их ставили. Но с ларьком ему, можно сказать, повезло. Во-первых, стоял он недалеко от центра, а во-вторых, в отличие от тогдашних уличных уродцев, обычно изготовленных из приваренных к швеллеру листов железа, нашей фирме от, не так давно сдохнувшей «выездной торговли», достался профессиональный торговый павильон, настоящий маленький магазинчик.

Сам офис располагался в недавно переделанном под кабинеты бывшем заводском актовом зале с оставшимся соответствующим антуражем. Мне все эти высокие лепные потолки, полированный паркет и огромные хрустальные люстры сильно напоминали загс, куда я весь прошлый курс по переменке таскал своих одногруппниц подавать фальшивые свадебные заявления для получения талонов на заветную отоварку в «брачке». Популярное было тогда среди студентов занятие. Но, в общем-то, со стороны всё у нас в офисе выглядело достаточно солидно. Возле входной двери гордо красовалась табличка «Первая Энергетическая Компания».

Состоял офис из двух кабинетов, причём первый был проходной. В нём под большим цветным постером «Эллен и ребята» сидела нанятая чуть раньше меня секретарша Марина, смазливая лохиня с глупыми газельими глазами, беспрерывно жующая с открытым ртом появившуюся недавно забугорную жвачку «Love is…». Что происходило вокруг неё она особо не понимала, да и не старалась понять. В первый же свой рабочий день я ей задвинул, что, насколько мне известно, наша фирма учреждена для торговли чебурашками, которых шефу будут поставлять из белорусских лесов, где, собственно говоря, чебурашки и водятся. А под вечер случайно услышал, как она на полном серьёзе излагает эту версию какой-то своей подруге по телефону. Телефон стоял перед ней - новенький «Панасоник», по которому она обычно отвечала заученную фразу:

- Нет его, вышел «Мерседес» проверить... А кому перезвонить-то?

Директора она боготворила и при его появлении заметно краснела. Но, в принципе, существо она было безобидное, и всё своё свободное время я торчал возле её стола. Тем более, что там я, по крайней мере, не мёрз.
Во втором же кабинете, где располагался сам директор, всегда стоял ощутимый морозец. Причиной тому было стоявшее в левом углу кабинета невиданное по тем временам чудо - кондиционер. После покупки, думая, что именно так он и должен работать, директор установил его на самое последнее деление, где была нарисована голубая снежинка. Спорить с шефом было особо некому, поэтому в его кабинете холодно было как в вытрезвителе. В правом углу стояла кадка с другой входившей в обиход новинкой - вечнозелёным деревом из искусственной зелени, которое упорно поливала приходившая по вечерам уборщица. Один раз я даже видел, как она, цепко ухватившись, втихаря вырвала пару листочков на рассаду, спрятав их в тряпочку.

Посреди комнаты находился стол, на котором стояла другое заграничное диво - бэушный PC 286 с треснувшим снизу монитором, который шеф включал, когда садился играть на нём в тетрис. Сбоку от стола с компьютером стоял шкаф для документов, за стеклянными дверцами которого заманчиво посверкивали яркими этикетками диковинные разноцветные ликёры «Кюрасао». Время от времени, когда директору надоедало играть на компьютере, он вставал и по очереди вытаскивал бутылки из шкафа, задумчиво рассматривая сквозь них видневшийся в окне кусочек улицы. После чего уровень его деловой активности даже несколько повышался, и директор начинал звонить «по делам». Хотя, дел-то, надо сказать, как раз и не было и, затарив с утра ларёк, добрую часть рабочего дня мой начальник мучался вечным вопросом передовой русской интеллигенции - Чё делать?

Делать ему, в основном, было тупо нечего. Помимо ларька и дядиных тарифов вся деятельность фирмы сводилась к каким-то случайным сделкам, случайные товары покупались у таких же начинающих предпринимателей и продавались случайным людям. Всё это гордо именовалось посреднической деятельностью. В ходу тогда было построение цепочки от владельца товара до конечного покупателя. Там могли находиться совершенно разные фирмы и люди, но бывало, что всё каким-то волшебным образом срасталось, и в конце каждый мог получить свою малую дольку. Вот и наша контора участвовала тогда во множестве таких, по большей части беспонтовых операций и даже умудрялась иногда чего-нибудь продавать.

Схема работы была простая: по рекламе находился потенциальный покупатель, которому нужна была некая продукция, за которую он может рассчитаться каким-либо своим товаром, который в свою очередь пользуется спросом у какого-нибудь третьего или четвёртого лица, часто размещавшего своё объявление в той же самой газете. Оставалось только свести нужных продавцов и покупателей. Самое интересное, что некоторые сделки всё же прокатывали, причём с нашей нехилой наценкой. Но чаще всего посредническая цепочка трагически разрывалась, оставив большинству горе-участников лишь фантомную боль по упущенной выгоде, которую они, как правило, уже успевали посчитать, а некоторые и потратить.
*

Ларёк же работал как часы и, как мне теперь кажется, он один и приносил реальную прибыль. С утра мы с оптовых баз подвозили в него всё то фуфло, которое тогда пользовалось спросом: пепси, пиво багбир, сигареты (магна, бонд и мидвест), цветные презервативы, растворимые соки зуко и юпи, жвачки турбо, коробки с пакетиками сушённых бананов, шоколадки топик, конфеты мамба и прочие деликатесы, некоторые из которых уже и не вспомнишь. Алкоголь потяжелее завозили даже два раза в день: ликёры, водку маккормик и распутин. Наверняка всё это было левое-прелевое, но кому тогда могло прийти в голову, что когда-нибудь товары будут проверять на предмет контрафакта?

Самое замечательное, что, на мой взгляд, было в ларьке это наша продавщица Танька. Продавщицей была она одна, лишь по воскресеньям подменяясь дочкой бухгалтерши. Работать в ларьке ей, по-моему, нравилось. Зарплату ей платили небольшую, но она неплохо добирала на ночных продажах, ведь ларёк был открыт до часу ночи. До этого Танька трудилась на нашем моторном заводе, где она собирала корзины сцепления для «москвичей».

- Я с корзинкой - говорила она - прошла Крым, Рым, Берлин и Токио. Как Красная Шапочка.

Лет ей было немногим за тридцать. Довольно привлекательная для своего возраста разведёнка, хотя уже с некоторой долей осенней усталости в глазах. Меня она всегда поражала перлами, которые с невозмутимым видом без труда выдавала на любое происходившее событие или реагировала на просьбу покупателей. Вот только некоторые из них, которые я сейчас могу припомнить:

- Двери закрывайте - жёны изменять будут!
- Вы зажигалку или покупайте или на место ложьте. Я не Прометей всем огня бесплатно давать!
- Ты почему мимо урны бросил?! Вот из-за таких рождаемость и падает, никто попасть не может!
- Как я вам, молодые люди, икру в вобле нащупаю?! Я вам что - гинеколог?

Вторым нашим работником в ларьке был, навсегда победивший анорексию, охранник Володя. Патологический, по сути, бездельник, как и большинство своих собратьев по профессии. Девяносто процентов своего рабочего времени Володя неторопливо натирал специальной бархоткой свой перстень-печатку, похожую сбоку на лёгкую шахматную фигуру. Тогда, кстати, работать в охране было даже, в какой-то мере, престижно. Это сейчас у нас полстраны охранники, в каждом городе поутру одна картина - толпа мужчин в камуфляже домой с узелками бредёт с дежурства, половина с похмелья.

Видно было, что Танька ему нравилась, он всячески её опекал и очень стремился завоевать её расположение, часто встревая в ссоры с покупателями, приключающиеся по причине её острого языка. Танька же периодически его обламывала.

- Какой целоваться, Володя? - смеялась она - от этого ж только пломбы вылетают.

Володя приглядывал за директорским мерсом, что стоял сбоку от ларька, днём - чтобы не спёрли антенну, а по вечерам, когда становился заметным мигающий красным цветом маячок сигнализации, следил чтобы не пинали по дверям и колёсам. Сигналки тогда только появились, и пнуть по машине, чтоб она заорала на разные голоса, многие прохожие считали удачной мыслью.
Ещё одним охранником в нашем ларьке числился какой-то тайный индивидуум, которого велел оформить туда дядя директора. Ну, вы понимаете, куда ж без них было…
*

Всю первую свою трудовую неделю я проездил с директором на его пепелаце. Первый день на заднем сиденье, а потом, когда директор осознал, что при такой езде он сам больше похож на моего водителя, и рядом. Начиная со второй недели, он уже периодически сажал за руль меня. Я бы лицемерил, если бы утверждал, что такое занятие меня не радовало. Пару раз мне даже удалось засветить из мерса свою физиономию знакомым, что весьма укрепило мой статус «на районе». Кроме этого мы отвозили бухгалтерше печать, накладнушки, счета и прочие важные для бизнеса документы. Вся эта движуха была, по сути, беспонтовая и сейчас всю эту деятельность легко заменили бы факс с электронкой, но тогда всё это казалось абсолютно естественным.

Как правило, пару раз в неделю Директор обычно надумывал посексовать и тогда мы катили к его полюбовнице. Он, как и большинство рано женившихся мужчин, земную жизнь пройдя наполовину, успел ко второй половине обзавестись настоящей своею любовью. Его femme fatale была средних лет красавицей модильянистого типа, с зелёными, как у беды, глазами. Выглядела она, надо отдать ей должное, очень даже ничегошно. Когда мы заезжали за ней, и я пересаживался назад, то переднее седушку приходилось даже отодвигать, чтобы влезали её длинные, в розовых лосинах ноги. Городская секс-индустрия по сравнению с нынешними временами была на зачаточном уровне, поиски спонсора считались тогда в обществе определённой нормой, и такие старлетки пользовались тогда довольно устойчивым спросом у появляющегося предпринимательского класса. Позже с появлением интернета и индивидуалок спрос на услуги подобных дам резко снизился.

Домашнего телефона у неё не было (о сотовых тогда даже не слышали) и для того, чтобы их рандеву состоялось, мы вначале подъезжали к магазину стройтоваров, куда я заходил высмотреть её мужа, лысого и унылого типа, работавшего там продавцом. Удостоверившись, что нужный объект на месте, мы шумахерили к пансионату директорской крали, заскочив по дороге в свой ларёк, где шеф обычно выписывал на себя вафли «Кукуруку», ликёр «Амаретто», сигареты «Магна» и пачку презервативов, (а иногда, исходя из каких-то собственных своих соображений, он брал две), после чего мы летели к его фаворитке. Условившись со мной, вернуться часа через два-два с половиной, он поднимался наверх, а я оставался в мерсе. Несмотря на все свои грандиозные планы, возвращался он уже максимум через часик, и мы уже не торопясь, тащились в офис. В «бункер», как говорил директор.

В случае же когда лысого на месте не было, мы разворачивались обратно, либо ехали на озеро Андреевское мыть машину. Доступ к воде тогда был свободный и мы, искупавшись, до блеска натирали директорский мерс кусками поролона. Толкать после наш унитаз по песку одному было невозможно, и я обычно просил помочь кого-нибудь ещё, внося в сонную жизнь пляжа определённое разнообразие.

Иногда, домчав до города, мы не ехали сразу в офис, а специально ехали прокатиться по нашей главной городской артерии - улице Республики. Это кажется сказкой, но машин тогда было мало и можно было гонять днём по городу из конца в конец как духу божьему над водою. Тем более что тогда на дорогах народ от иномарок просто шугался в разные стороны. Сейчас, когда любая девочка на ренушке готова без проблем протаранить подвернувшуюся ей на пути «каешку», в это верится с трудом, но так и было.

Езда вообще, надо сказать, была достаточно комфортна. Теперешняя ситуация, при которой кто на дороге пропустит тот кунак, а кто подрезал - кровник, создалась лишь с введением автокредитования, когда на дороги выехал легион соплижуев на кредитных застрахованных авто… Ну, вы помните…

Время от времени мой начальник вывозил свою даму сердца прогуляться, правда, выбор мест для отдыха тогда был довольно ограниченным, это сейчас в Тюмени кафушек как в Париже. А в те времена какие-либо светские мероприятия почти не проводились (вероятнее всего по причине полного отсутствия светского общества) и все развлечения сводились к походу в один из трёх-четырёх тюменских ресторанов, бывшими тогда центрами городской цивилизации.

В зале представители многочисленных блаткомитетов, соседничали с деловыми, челноками и этническими авторитетами. Среди тогдашнего тюменского бомонда считалось естественным ходить в рестораны в спортивных костюмах и сдвигать столики с понравившимися соседками, а главным показателем, демонстрирующим особую утонченность во вкусе, был вопрос к принёсшему заказ официанту:

- Слыышь, а ты сам-то будешь это хавать?!! - и рефреном - Нет, ты скажи – ты сам-то будешь это хавать?!!

Дамы у всех были примерно одинаковые: прокуренные красавицы-потаскухи с химзавивкой, вульгарным макияжем (Матисс отдыхает) и пошлыми манерами, которые тогда, впрочем, были в порядке вещей. Некоторые из наиболее изысканных и продвинутых девиц дружно тестировали появившиеся тогда светящиеся клипсы, что, по общему мнению, придавало им вполне загадочный и мулинружевский вид.
Представления людей о прекрасном всегда обусловлены особенностями их общественного бытия, поэтому сей нарисованный эстетический идеал на тот момент полностью соответствовал общепринятым канонам.

Наверное, учитывая всё это, директор туда обычно не совался, предпочитая тихариться с возлюбленной в кафешке «Белая сова», что открылась тогда на выезде из города.
Договорившись с ней заранее, мы забирали её на углу в двух кварталах от её дома, где она ждала нас у «хлебного», нервно прохаживаясь там как Фанни Каплан по заводу Михельсона.

Сейчас «Сову» уже перестроили, а тогда её внешний вид был довольно эклектичен, и сама постройка походила на дом, где прятали Бен Ладена. Интерьер тоже соответствовал. Стены, оклеенные обоями под шелк, украшали дешёвые картинки в позолочённых рамках. Зал разделялся на кабинки с арками из крашеной и покрытой лаком фанеры.
Музон играл тоже клёвый: «Комбинация», «Технология», «Мираж» и тому подобное. Но сервис был на высоте - всё вкусно и быстро и я всегда наедался там на халву, как щенок на помойке. Тогдашние повара ещё не научились делать порции гомеопатическими, присвоив им мудрённые иностранные имена, как это сейчас повсеместно принято. В каждой кабинке на столе лежала книга жалоб и предложений, и наша зеленоглазая дама всегда писала туда отзывы, которые я потом с удовольствием перечитывал: - Сидели у вас в cаве. Ели люляки баб. Очень понравилось.

Посетив «Сову» мы, если позволяла погода, обычно сворачивали на озеро искупаться. Назад в город, толкнув мерс, за руль садился я, а мой директор с полюбовницей садились ворковать на задние сиденья. Через некоторое время, судя по доносившемуся оттуда директорскому хрюканью, там начинало происходить нечто глубоко интимное. Везти их я старался медленно и только через час подвозил к тому же «хлебному», где, напоследок красиво поцеловав шефа с неистовой компрессией русской драматической актрисы, его пассия выходила из машины и дальше до своего пансионата шла уже пешком, высоко вскидывая колени и на ходу поправляя свои живописно растрепанные волосы.

- В бункер - вздыхал директор.
*
Тот день я запомнил хорошо, что, неудивительно учитывая высокую динамику произошедших в течение его причинно-следственных событий, в результате которых мне довелось первый раз в жизни побывать в соседнем с нами Екатеринбурге..

- Ой, там такое! Гудит как улей родной завод - закатила глаза Танька, когда я с утра появился на работе, - Иди скорее, тебя шеф уже спрашивал.

Гудело всё как раз из-за Таньки. Как выяснилось, прошлой ночью наш Володя, не разобравшись, отлупил у ларька двух молодых людей, покупавших у Таньки три бутылки водки Diamond. Отлупил, неправильно истолковав их фразу:

- Дайманда, три флакона.

Обычно все называли эту водку "Димон".

Пострадавшие умники на беду оказались какими-то мажорами и, пообещав Володе, что его сексуальная жизнь вскоре разнообразится, скрылись в ночи на папиной «девятке», с визгом переключая скорости и оставив после себя лишь черный дымящийся след на асфальте…
Видно сразу же и попёрли жаловаться папикам.
По хорошему, в такой ситуации, на месте родителей нужно было выдать сынкам пару подзатыльников по жёсткому диску, чтоб не шарились по ночам за водкой и делу конец. Но один из отцов, видимо, так не считал и с утра подключил к этому делу свою «страховую компанию».

Поэтому, то утро в нашей фирме и началось с разборок. Володе от греха велели втаптывать домой, что он и сделал, слившись с несвойственным ему проворством. Когда я поднялся в офис, то помимо нашей секретарши обнаружил там сидевшего на стуле у двери директорского кабинета незнакомого парня спортивного вида, на которого испуганная Марина таращилась, словно девственница на вич-инфицированного насильника. За дверями у шефа что-то гневно бурчала подъехавшая мажорская крыша.
В ответ им также гнусаво бубнили присланные директорским дядей «наши». Маринка подслушивала этот диалог, затаив дыхание. По-видимому, переживала за директора. Спортсмены свалили где-то минут через десять. Спустя ещё минут пять выглянул запаренный директор и позвал меня к себе.

- Падай в капсулу - он протянул мне ключи от машины - надо на вокзале одного человека встретить. Он со Свердловска через час на поезде приезжает. Зовут его Григорий Иванович, стой на площади, он сам к тебе подойдёт. Встретишь, привози сюда. Вот тебе на горючку, заправься.

На вокзал я успел вовремя и даже успел заправиться и прокатиться мимо находившегося сбоку от вокзала почтового участка, по пути посигналив бывшим коллегам. Они как раз тусовались там в курилке и, увидев меня за рулём мерседеса, дружно вылупили глаза от удивления. Тогда появиться на мерсе было просто бомбой, это сейчас никого никакой машиной не удивишь. Довольный произведённым эффектом я подрулил на площадь и вскоре ко мне подошёл здоровенный мужик в годах, в костюме и с портфелем.
- Иваныч - протянул он руку. Рука была тоже огромная, ручища я б лучше сказал. Когда мы подъехали к офису, то нас на улице уже ждали директор с дядей. Меня они отправили помогать Таньке, а сами повели гостя в офис.

На обед я повёз их всех вместе в «Сову», где шеф с дядей на пару всячески облизывали гостя. По оказываемым ему знакам внимания было заметно, что он был для них очень важен, дядя даже заказал для «гостя с Урала» песню. Как я понял Иваныч приехал к нам утверждать те самые тарифы, ради которых и открывалась наша фирма. Пили они коньяк «Три бочки», причём Иваныч несмотря на возраст пил больше всех, но не пьянел, что, впрочем, было немудрено учитывая его медвежью конституцию.

Проторчали мы там часа три. Сперва они обсуждали дела, но понемногу, как это обычно бывает за столом, разговор дошёл и до женщин, а точнее до падших женщин, которые тогда только появились по тюменским баням и саунам. Ныне, когда в любой бане имеются собственные штатные куртизанки, а в каждом населённом пункте есть своя объездная, где пасутся «сосущие в терновнике», в это верится с трудом, но, тем не менее, раньше их не было. Наш гость, как выяснилось, ещё не имел опыта общения с профессиональными жрицами любви, но как бы был не против даже на старости лет получить оный, а заодно и подписать те самые заветные тарифы.

Поэтому когда мы вернулись в офис, то директор велел Марине подыскать сауну или баню подходящую ему для отдыха с гостем такого высокого уровня. Сами же они проследовали в кабинет директора, где продолжили поить гостя с Урала коньяком.
Получив такое ЦУ от директора, наша секретарша Марина начала обзванивать сауны, всем своим видом выказывая неодобрение планируемому бесчинству. Лицо у неё при этом было такое, будто её саму глотать заставили. В результате непродолжительных поисков она заарендила сауну на заводе сантехзаготовок, презентовавшую себя как «элитную».

Примерно через полчаса деловая часть встречи, по всей видимости, завершилась, и кабинет шефа покинул его довольный дядя, подмигнув напоследок сердитой Маринке. Ещё минут через пятнадцать вышли шеф с Иванычем и все вместе мы спустились к нашему ларьку, где, взяв упаковку баночного пива, двинули в сауну.

- Надо же - увидев Иваныча, сказала Танька - такой большой и без гармошки.
*

На скамейке возле дверей сантехзаготовок, в позе врубелевского демона, сидел на корточках охранник в камуфляже. Увидев наш мерс, он вскочил и привёл администраторшу, пышную тётку с претензией на элегантность, вышедшую к нам с дежурной улыбкой:

- Отдохнуть к нам? В элитную? Сейчас Виталик подойдёт, всё организует, проходите за мной.

Идти нам пришлось мимо бара, где за стойкой скучала одинокая миловидная деваха и мимо двух других, по всей видимости, «неэлитных» саун, одна из которых была совсем рядом с нашей. В её открытую дверь было видно стол, за которым расположилось несколько накачанных типков криминального вида. Стараясь на них не глядеть, мы подошли к нашей двери, ключ от которой нам вручила администраторша.
В том, что наша сауна была элитной, не было никаких сомнений. Об её элитарности говорило всё - плакаты Ван Дамма и Саманты Фокс на стенах в двух комнатах отдыха, мягкая мебель, музыкальный центр и видеодвойка Фунай, мигавшая в углу красным глазом недобитого терминатора.

На стол мы поставили привезённый с собою Туборг, а в музыкальный центр, чтобы не злить быков за стенкой, воткнули кассету Шуфутинского. Судя по их грозным рожам, в дыню они могли дать из самых общих соображений.
Сама парилка была в отдельном помещении, где был небольшой, обложенный кафелем бассейн и стояло несколько мягких кушеток с простынями на них. Видимо там обычно и происходило всё то, что Мопассан возвышенно называл в своих, довольно смелых на тот момент произведениях, неземной страстью.

Подошедший вскоре Виталик оказался тощим и пронырливым шнырём с бегающими глазами. Волосы у него были длинные, а в левом ухе была серьга в виде пацифистского значка. Вероятно, он был каким-то неформалом.

- Нам гостя нужно уважить - кивнул ему шеф на Иваныча.
- А какие гостю нравятся? - деловито осведомился тот.
- Давай блондинку вези…. получше - буркнул ему Иваныч, недоверчиво глядя на его серёжку, которую он явно принял за признак латентного гомосексуализма.
- Ну, одна блондинка ещё не секс, ещё не секс - фальшиво протянул Виталик, сделав ударение на слове «одна».

Иваныч на миг задумался, взглянул на часы и, решив, по всей видимости, осуществить все свои тайные эротические грёзы, заказал Виталику двоих, поинтересовавшись у него при этом:

- Что, прям бери и делай что хошь? -
- Что хочешь, только не бросай их в терновые кустики - отшутился Виталик и исчез.
*

Мы сели пить пиво и где-то уже через четверть часа на пороге, «дыша духами и туманами», возникли ведомые Виталиком профессионалки. Появились они довольно эффектно, используя весь набор стандартных сексуальных раздражителей - кудри, чулки, каблуки и т.п. Надо сказать, это были первые увиденные мною продажные женщины, и впечатления от них были самые позитивные. Вначале ведь все считали, что проститутки должны быть по определению красивущими как в тех западных фильмах, где мы все их до этого видели. Такие туда и шли. Сейчас, когда в сауну привозят стадо набранных по соседним деревням носорогов, об этом уже никто не вспоминает.

Виталик, получив деньги, дематериализовался, пообещав заглянуть через часик. Иваныч с привезёнными им девицами проследовал в парилку, закрыв за собой дверь, а мы с директором снова плюхнулись в кресла допивать пиво.
Но не успели мы с ним докурить сигареты, как из сауны донёсся возмущённый вопль:

- Вы кого привезли?! Кого привезли?! - Иваныч выбежал к нам босиком, замотанный в простыню, словно римский патриций. На левом плече у него была татуировка в виде русалки в армейской пилотке. Суть его претензий сводилась к следующей фразе:

- ЛЫСЫХ привезли!!!

Редко когда потом я слышал равный по силе эмоционального воздействия крик. Иваныч определённо был не в курсе изменившихся тенденций в intim hair.

- Давай нормальных, нах… мне эти больные! - возмущался он.

Директор резво вскочил и начал его успокаивать, обещая сейчас же позвать нашего волосатого сутенёра и потребовать у него не менее волосатых работниц. Вероятно, дальнейшие события и развивались бы по такому сценарию, если бы не случившееся в следующие секунды происшествие, остановившее все пламенные сентенции и вообще повлёкшее за собой полное изменение амурных планов «гостя с Урала».

А произошло следующее - высказав своё негодование, Иваныч развернулся и направился к бассейну, по пути размахнувшись, чтобы пнуть по стоявшей на полу пустой пивной банке. По банке он, к несчастью для себя, промазал, но зато поскользнулся и, выдав весьма сложный набор телодвижений, обрушился на пол, умудрившись при этом приземлиться на свою же собственную ногу. Нога при падении явственно хрустнула, после чего Иваныч выпучил глаза, широко открыл рот и заорал как Джельсамино.

Мы с директором даже слова сказать не успели, как всё это случилось. Нога его начала опухать прямо на глазах, стремительно достигая в колене размеров футбольного мяча. Иваныч ревел как трубадур. Ситуация быстро выходила из-под контроля и директор решил взять её в свои руки.
Первым делом он пнул по двери в парилке и велел выглянувшим на крик девкам исчезнуть. Шлюх тут же унесло как Элли с Тотошкой. Иваныч перестав на мгновенье вопить, проводил юных прелестниц взглядом полным боли и инфернальной тоски.
Затем, после кратких размышлений директор надумал положить Иваныча на кушетку и таким образом вынести его наружу. С большим трудом напялив на него костюм, мы погрузили мы его на кушетку, еле-еле вытащив её за дверь. Весил он точно не меньше пианино.

В соседней сауне братки лупили нашего Виталика. Тот плакал и обещал им «субботники». Совсем не бить сутенёра в то время было, по меньшей мере, моветоном. А тут им ещё такой колоритный подвернулся….

Увидев Иваныча они на минутку бросили Виталика и выглянули за дверь.

- А чё ногами-то вперёд тащите? Смотри, дядь, зажмуришься, примета плохая, - они дружно хохотнули.

Но потом, войдя в положение, даже послали двоих помоложе, чтоб те помогли нам дотащить Иваныча до выхода. Дальше мы, кое-как загрузив его в наш пепелац, двинули в старую ещё травматологию на Ленина. Иваныч поутих, но периодически издавал продолжительные стонущие звуки, напоминающие тирольские напевы. К счастью доехали мы быстро. В регистратуре сидели две смешливые, похожие на ангелов, медсестры. Мы рассказали им о происшедшем с нашим командировочным несчастном случае, и они сразу же отправили нас на рентген.

- Мать - земля моя родная - присвистнул дежурный врач, взглянув на снимок из рентгенкабинета - гипс-то на лимите. Перелом у тебя, батя.

Гипсовал он ногу минут сорок, насвистывая при этом что-то мажорное. Потом доктор выдал Иванычу пару таблеток и прописал полный покой. Загипсованная во всю длину нога Иваныча стала походить на знаменитую Пизанскую башню. Самое ужасное было то, что штанина на эту ногу уже никак не налазила, и с минуту с ней промучившись, нам пришлось заткнуть её ему за пояс. Вид при этом у Иваныча получился, мягко говоря, нетривиальный. Директор хотел отвезти его на ночь в какую-нибудь гостиницу, но Иваныч отказался.

- Давай домой, - махнул он рукой, - погостил уже…
Когда мы вели его мимо регистратуры, то стоявшие за стойкой весёлые врачихи высунулись и, улыбаясь, посоветовали ему в следующий раз быть осторожнее в командировках.

- Тьфу, бляди, - выйдя за дверь, сплюнул Иваныч.
*

К вокзалу мы подъехали уже в полной темноте. Купив Иванычу в кассе практически последний купейный билет на ближайший поезд до Свердловска, мы за полтинник доштырились с носильщиком, который, погрузив гостя с Урала на свою тележку, довёз его до самого перрона. Там было безлюдно. Лишь местами фланировали личности замаскированные под праздношатающихся дам разного возраста. Тоном человека продающего уворованный с приисков килограмм плутония они шепотом предлагали водку и различные продуктовые дефициты. Опасались они, по-видимому, пары серых мусоров-побирушек, что, словно связанные тюремными браслетами, вместе бродили по перрону. Увидев нашу процессию, они подошли поближе. У одного из них из сапога торчала видеокассета, а второй держал в руке целлофановый пакет с жареными карасями.

Они даже обрадовались хоть какому-то развлечению и довели нас до места предполагаемой остановки нашего вагона, идя впереди нашей тележки.
Поезд мы ждали минут двадцать. Директор ушёл покупать у тёток коньяку в дорогу. Иваныч молча сидел на своём портфеле, белея в темноте загипсованной ногой и мрачно смотрел на великое таинство межполового общения, что демонстрировали ему двое собак-любовников обосновавшиеся рядом на рельсах.

Когда подошёл наш поезд, то директор о чём-то переговорил с блондинистой проводницей и подозвал меня к себе.

- Ты давай всё-таки, не в службу, а в дружбу, с Григорием Ивановичем скатайся. Мало ли что… Я позвоню, там встретят, а ты первой же лошадью обратно...

По моему мнению, которое, впрочем, никого не интересовало, ехать мне с ним не имело особого смысла, но и отказаться было неудобно. Особенно после слов о дружбе.
*

В купе, куда мы с директором завели Иваныча уже сидели двое. Бабулька в жёлтой футболке с надписью «Мы остановим гепатит В!», читавшая вслух книжку-сонник, и её внук лет четырёх-пяти от роду, весь в пятнах от ветрянки. Мы соорудили Иванычу что-то типа ложа из матрасов и подушек, и он уселся в него как в кресло. Сам я залез наверх. Директор выдал мне денег и бутылку коньяку для Иваныча, распрощался с ним и откланялся, а мы поехали.
Бабуся, в общих чертах расспросив нас о случившемся, перешла в соннике на слово «баня».

Положение обострялось наличием в купе её внука. Не знаю, что творилось в его маленькой измазанной зелёнкой голове, но, увидев замотанную бинтом ногу Иваныча, он схватил бабулю за руку и громко прошептал:

- Бабушка, это что - МУМИЯ?

И вот почти целый час, этот гадёныш, не переставая, продолжал хныкать:

- Бабушка, это мумия, баба, пожалуйста, убей мумию, бабушка, ну, пожалуйста - канючил он, покуда не отрубился.

Бабуля, видимо привыкшая к его нытью, особо не грелась и продолжала изучать сонник, зачитывая Иванычу самые интересные, с её точки зрения, места. Уютно стучали колеса, позвякивала ложечка в стакане, а она монотонно бормотала:

- Парилка во сне означает, что Вас ждёт нехорошая компания. А если Вы поскользнулись в бане, будьте готовы к некрасивому поступку со стороны домочадцев. А вот сон о парении в новой бане снится завистливым людям, - бабуля сама начала потихоньку заплетаться и, наконец, тоже заснула.

Иваныч с интересом прослушавший всю эту информацию, отхлебнул коньяку и поднял голову на меня.

- Не берёт, спирту бы…. Он достал докторские таблетки и запил их очередным глотком коньяка - Ты когда-нибудь спирт пил?
- Один раз - вспомнил я хладокомбинат - ожог с обморожением получил.
Иваныч впервые за всё время взглянул на меня с уважением.
- А так чтоб чёртики приходили пил? - он помолчал и добавил - а я пил.
Мне стало интересно, и я спросил:
- Ну и что, к вам приходили?
- Черти нет - он помолчал, - Валерка приходил.
- Какой Валерка? - не понял я.
- Валерка из «Неуловимых мстителей» приходил, в очках, - Иваныч гнал уже конкретно.

- Обостряга - подумал я и решил больше ситуацию не провоцировать и молчать как в плену у фашистов.
К счастью Иваныч, приговорив больше половины бутылки, вскоре погрузился в сон, держа перед собой коньяк, словно философ, любующийся цветком лотоса, и я вздохнул с облегчением.

Вот так мы и доехали. Ранним утром прибыли в Екатеринбург, где по приезду к нам в вагон зашли двое встречающих Иваныча молодых людей, и все вместе мы благополучно выгрузили его из вагона.

- Ну, - Иваныч, прощаясь, крепко сжал мне руку, - давай. С блондинками, смотри, осторожней, они несчастье приносят.
*

Город я тогда толком и не посмотрел, после всего вчерашнего зихера и наполовину бессонной ночи сам я уже был как усталая подлодка. Побродил вблизи вокзала, посмотрел в видеосалоне очередной гнусавый боевик и отправился в кассу покупать билет домой. На обратном пути я успел выспаться и заработать из-за сквозняка насморк. В Тюмени я был после обеда и, хотя директор разрешил мне не выходить, отправился на работу, решив оттянуть реакцию родителей на моё появление.

У ларька курила ничуть не удивившаяся моему появлению Танька.

- А Володи так и нет, сгинул как тень отца Гамлета, одна тряпочка и осталась, - грустно улыбнулась мне она, - посидишь смену со мной сегодня? - я кивнул и пошёл доложиться директору…

Проработал я в «ПЭКо» ещё полтора месяца и уволился уже к сентябрю, когда началась учёба в институте.
*

Вот так, собственно говоря, и протекал тот бестолковый водевиль с моим первым трудовым опытом, весь состоявший из нелепых случайностей, в которых, как известно, обычно и реализует себя некая скрытая закономерность

Впереди меня ждал диплом, безработица, мой первый собственный бизнес, первый автомобиль, первые деньги, потраченные на поездки в столицу, покупку дебильных диоровских костюмов, посещение различных злачных мест и прочие «фальшивые бриллианты», как все эти вещи называл Чехов. Само собой разумеется, все эти чудеса планомерно переросли в проблемы, разборы, подставу друзьями и потерю всего заработанного. В общем, всё как у людей, такое в ту некуртуазную пору было сплошь и рядом. Хотя кому-то, безусловно, повезло больше, некоторые тогда даже на английский футбольный клуб успели заработать.

А потом бурные девяностые закончились. Как хрен с бугра откуда-то возник один, никому не известный подполковник, неплохо знавший устройство гитлеровской Германии с её землями и гаулейтерами. Расставил вместо них своих ворюг-губернаторов и начались крысиные двухтысячные. С их кумовством, наглаженными банковскими чмошниками, семинарами по даче откатов, наседающими мигрантами, ежедневными голливудскими авариями на наших дорогах и прочей другой хренью, которую все вы не хуже меня знаете.

Хотя, безусловно, не всё так плохо. Всё, как полагается, идёт своим чередом, я женился, отучился за речкой, объехал полмира, директорствую, дочка растёт как доллар, жизнь продолжается, я б сказал европейски. По выходным мы всей семьёй ездим, как на работу, в какой-нибудь большущий торгово-развлекательный центр. Берем на первом этаже продукты, катим тележку к машине и сгружаем их в багажник.

После чего, на блестящем эскалаторе поднимаемся на второй этаж, где супруга с дочкой, разбив местность на квадраты, с неослабевающим энтузиазмом прочёсывают местные бутики. Я в это время сижу в какой-нибудь сетевой жрачке, пью беспонтовое безалкогольное пиво и листаю городские глянцевые журналы-поминальники, где надоевший всей Тюмени десяток-другой бизнесменов-эксгибиционистов в сотый раз даёт интервью, рассказывая о своих коттеджах, своих детях-индиго, своих часах, авто и собачках. С видом умудрённого сомелье они разглагольствуют, какое вино они предпочитают пить в это время года, и учат подрастающую офисную биомассу как правильно делать бизнес. Это всё очень интересно.

Затем мы обычно подымаемся на четвертый и идём в кино. Если там нет ничего интересного, то едем домой, ставим машину в забитый двор, поднимаемся к себе, кормим псину, кошку и смотрим телевизор с его бесконечными увеселительными передачами и нынешним биологическим разнообразием ботоксных звёзд. Вечером я беру поводок и выгуливаю собаку. Возвращаюсь домой и жена меня спрашивает:

- Ну, как?
- Нормально - рапортую я - две лужи и куча...

Всё не так плохо. Вот только немножко грустно, словно в старом заброшенном парке аттракционов осенью. Но совсем немножко.

А может это просто тупо возрастное. Конечно, девяностые вспоминаются неоднозначно. Время было такое, во многом жёсткое, не серебряный век. И судеб изломанных хватало и прочих задвигов. Но ведь на то время, по сути, и пришлась молодость. Ностальгия, знаете ли, подлая девица. Несмотря на все заплёты, нет, нет, да вспоминаются времена студенчества. Когда в голове не было никаких траблов, детей, жён, любовниц и можно было идти по городу без забот, девчонкам незнакомым на балконе помахать, а через полчаса, все печенюшки у них сожрать и в койку…

О чём, на самом деле, этот мой рассказик я даже и сам уже не понимаю. Догадываюсь только, что пора с ним закругляться, хорош уж вас мучить. Скажу, буквально, ещё пару слов об участниках тех событий:

Мой бывший директор трудится помощником местного областного депутата, коим, естественно, является его дядя. Облысел. Мерседесу не изменил, ездит на «Гелике». Мы бибикаем друг другу на дороге.

Володю встретил недавно, работает начальником службы безопасности большого офисного центра. Весит уже за центнер, узнал его по печатке. Танька живёт с ним, у них сын-студент, они не расписаны.

Маринка неожиданно нашлась через «одноклассников» - вышла замуж за управляющего омским банком, родила ему двух дочек. Муж старше её на двадцать четыре года. Живут в Черногории.

Года три назад в Паттайе, в баре наткнулся на Виталика. Меня он не вспомнил, просто по пьяни разговорились. Он, как я понял, успел тогда понаделать долгов и свалил из России. Работает замдиректора фабрики по выпуску канцелярии. Жена тайка, дети тайцы. Джип «Чирок», свой дом.

С Иванычем я больше не встречался. Где-то уже в конце девяностых, смотря по телеку концерт, посвященный дню энергетика, увидал его сидящим рядом с непотопляемым рыжим основателем олигархического капитализма в России, в ту пору председателем «РАО ЕЭС». Иваныч поседел, но выглядел всё так же бодро и представительно, словно старый опытный гладиатор.

Ну, вот вроде и всех вспомнил. Жизнь словно мудрая учительница потихоньку расставляет нам всем свои отметки.

Спасибо, кто дочитал.
Всем удачи.

Чтоб не носили передачи.)

© robertyumen

Помню ещё в 90-е слышал про двух уфимских старушек, что на пару нищенствовали в подземном переходе у центрального рынка, башкирку и русскую. Первая всегда одевалась как настоящая мусульманка, в длинном платье, тапочках, татарском платке с цветами. Вторая же выглядела типичной русской бабушкой, в вязаной кофточке, с шалью на плечах и т.п.
Сидели они всегда рядышком, поставив перед собой блюдца под подаяние и была у них такая фишка – до обеда они сами клали на блюдце к русской бабуле несколько скомканных рублей и трёшек, а на блюдце к башкирской бабушке лишь пару жалких медяков. Время было тогда дурное, рушился Союз, отделились прибалты, повылазила куча патриотов-шовинистов и повсеместно начали расцветать националистические настроения, на которых у бабушек всё и было построено.
Татары и башкиры, видя, как предвзято обижена подаянием бабушка-мусульманка, спешили восстановить справедливость и активно накидывали ей милостыню, которую та тут же убирала, оставляя только всё те же несколько монеток.
После обеда бабульки менялись блюдцами и теперь раскошеливались уже русские, заметив перед своей старушкой лишь жалкие подачки, в отличие от щедрых подаяний, что лежали перед её компаньонкой.
Обе старушенции зарабатывали очень хорошо. Одна тогда на эти деньги отстроила себе роскошную дачу, а вторая по слухам выкупила внуку кооперативную квартиру.
Ну, и ладно, дай Бог здоровья, как говорится, если живы ещё..
А к чему я, собственно говоря, это вспомнил? Да просто обзор мне тут в «Форбсе» попался, про олигархов, естественно. Наших сравнивали и украинских. И, знаете ли, никакой разницы, всё у них ровно, все богатеют. Что Ахметов с Пинчуком и Коломойским, что Усманов с Вексельбергами-Ротенбергами, всё только в горку у них прёт, у каждого денжищ на три жизни уже.
Не то чтобы я против патриотизма, ничего плохого в любви к своей стране я не вижу. Но вот как-то всё чаще мне эта ситуация с украинским кризисом тех старушек напоминать начинает.
© robertyumen

Лет так …цать назад, когда я был ещё довольно юным и неопытным хулиганом, мои родители укатили искать нефть в далёкий Алжир, оставив меня на все каникулы жить вдвоём с бабкой.

Стояло лето, жара, все разъехались по лагерям, делать во дворе особо было нечего и я, подравшись за гаражами со своим корешом Витькой Пузырёвым, откровенно скучал. И видимо это вынужденное ничегонеделанье и привело к тому, что неожиданно для себя я впервые в жизни влюбился. Естественно, что, как это и бывает в таком возрасте, влюбился я пылко и беспощадно. Просто рухнул в любовь, как говорят англичане.

Объект моей страсти звали Анита и жила она в соседнем со мною подъезде. Не знаю, почему раньше я её совсем не замечал, теперь же её облик стал для меня поистине захватывающим. Всё в ней я находил необыкновенным – и её имя, и внешность, и ямочки на её щеках и необычную манеру одеваться во всё чёрное, из-за чего моя бабка называла её «сатана». Наверное, она косила под какую-то неформалку типа готтов, я не знаю. Мне она казалась похожей на какую-то мультяшку из клипов Глюкозы, что тогда крутили по телеку. Она и в самом деле на неё очень походила – такая же стильная и независимая. И даже собака у неё была той же породы – доберманша по кличке Нора.
Доберманов, кстати сказать, я почему-то никогда не любил. Возможно потому, что в детстве у меня была книжка про Буратино, где эти мерзкие твари представали в роли злобных полицейских и делали различные пакости правильным куклам.

Тем не менее, надо было как-то знакомиться. Какие-либо амурные отношения были тогда для меня обратною стороною Луны, и просто так подойти и заговорить я как-то не решился. Осознав, что без мудрого совета мне не обойтись, я пошёл мириться к Витьке, голова у которого, надо признать, работала здорово. К счастью, Пузырь уже не обижался и с энтузиазмом взялся мне помочь, как он выразился, «уложить лялю».
Первым делом он авторитетно мне пояснил, что ямочки на Анитиных щёчках это не что иное, как последствия жёсткого секса её родителей в период беременности. Звучало это весьма логично и убедительно и сразу выдало в Витьке человека искушённого.

Затем он разработал дьявольский и беспроигрышный план «нашей случайной встречи». Согласно ему, мне нужно было дождаться, когда она будет возвращаться с прогулки с собакой, добежать раньше её до лифта, попридержать его дверь и….
Что делать потом, Пузырь почему-то придумать не мог, как не старался:
- Не ссы, - сказал он мне после некоторых размышлений – всё равно лучше места нету, интимная зона любого человека начинается с расстояния в один метр. А в лифте вы по любому ещё ближе будете, сама ещё липнуть начнёт, вот увидишь. Я так сто раз уже знакомился.
Выглядело всё это заманчиво, и я, решив, что дальше буду действовать просто по обстоятельствам, начал готовиться.

И вот тем же вечером, причесавшись, наодеколонившись и нарядившись в лучшие одежды, я уже караулил свою пассию. Ждать мне пришлось недолго и вскоре, заметив её силуэт в глубине двора, я нырнул в её подъезд, метнулся к лифту и, вставив ногу между его дверок, принялся ждать её появления. Расчёт мой оказался верен и, примерно через минуту, дверь в подъезд скрипя отворилась. Я выждал ещё немножко и заскочил в лифт, приняв, по возможности, непринуждённый и мужественный вид.

Ждать мне пришлось недолго. Буквально спустя мгновенье у двери раздалось какое-то пыхтенье, и в лифт с разбегу заскочила Нора, Анитина доберманша. Стремительно оббежав пару раз вокруг меня, она остановилась сзади, чуть отдышалась и совершенно спокойно и деловито вцепилась зубами мне в задницу. Всё это произошло за какие-то секунды.
Не успел я взвыть от боли, как где-то рядом раздался звонкий Анитин возглас.
- Нора, ко мне! а ну пешком, лентяйка! – Нора выскочила из лифта, откуда-то сверху послышался энергичный топот молодых ног и вскоре всё стихло.

В больнице, куда доковыляли мы с Витькой, мне определили укушение правой ягодичной мышцы, безжалостно смазали мои раны йодом, назначили компрессы и курс лечения из дюжины уколов, за неделю истыкав в сито уцелевшее левое полупопие.
- Не жопа, а сыр швейцарский – нетолерантно приговаривала моя бабка, накладывая мне вечерами компрессы на мягкое место – и чего на тебя, махновца, всё валится-то? Вот, погоди, вернётся отец, всё ему выложу.

Самое обидное во всей этой истории было то, что вскоре, так и не познав всю силу и глубину моего к ней чувства, как и бездну моих страданий, Анита вместе с родителями внезапно переехала жить в другой район и больше её я, увы, не видел.

Такая вот она и была у меня – первая любовь. Наверняка у многих из вас она была куда как более распрекрасней, но тут, как говорится, дело такое, кому как повезёт. И к тому же, как правильно заметил классик, без горечи наша жизнь была бы совершенно непереносима…

Наверное, самый дешёвый шопинг был у меня в начале девяностых в итальянском Римини. Отдыхали мы там вдвоём с товарищем и денег у нас, вчерашних студентов, было немного. Хватало как-то на экскурсии и на пиво, но хотелось, честно говоря, и прибарахлиться. Наш гид Франко посоветовал не шариться по центральным магазинам, а уходить вглубь от первой линии, где, по его словам, всё было намного дешевле.
Туда мы с Лёхой и отправились, разменяв в банке наши доллары на местные тогда ещё лиры.
Улицы что вели от моря были, конечно, уже не такие парадные. Все тротуары заполнены какими-то африканскими вещевыми лавками, где по принципу - кто глубже копается, тот круче всех одевается рылись немногочисленные покупатели. Но потом нам всё же повезло и мы набрели на один вполне приличный с виду магазинчик. Зашли внутрь, где рядами была развешена одежда с пришпиленными ценами, прикинули их и обалдели. Франко не обманул, цены действительно были значительно ниже, причём в несколько раз!
Мы дружно бросились выбирать себе вещи и вскоре я уже нашёл себе подходящие джинсы, а Лёха модный замшевый пиджак.
Вдруг откуда-то сбоку, из какой-то шумной подсобки вышел толстый продавец и увидев, как Лёха примеряет пиджак, почему-то завопил и кинувшись к нему принялся грубо сдирать с него обновку. После чего, не переставая кричать, подбежал ко мне и вырвал у меня из рук джинсы.
Выслушав его столь эмоциональный монолог, подтвердивший наше с Лёхой полное незнание итальянского, мы решили, что он сомневается в нашей платёжеспособности и, достав новенькие лиры, дружно предъявили ему, знаками показывая, что всё это мы хотим купить.
Это его, впрочем, никак не охладило и он, продолжая орать как Джельсамино, довольно нагло вытолкал нас из магазина.
Решив, что нарвались на дебила, мы плюнули и отправились дальше, но уже по другой улице.
А вечером, на ужине в отеле, когда мы пожаловались на этого идиота нашему Франко, выяснилось, что "Лавандерия" это, увы, не магазин, а сеть местных прачечных-химчисток. За кого тогда нас принял её хозяин можно было только догадываться, но Франко до самого нашего отъезда при виде нас с Лёхой ржал как конь на конопляном поле.

© robertyumen

Про Нотр-Дам история, уж пардоньте. Дело было во время учёбы во Франции. Купила тогда одна наша одногруппница себе колготки. А они возьми ей и не подойди. Поменять на другие сама она как-то стеснялась и попросила нас сходить вместе в торговый центр.
Возглавил делегацию другой наш однокашник Юра, бывший военный, довольно бойко говоривший по-французски. Но, так как учил он его на службе в Алжире, его французский был, что называется, "арабский". Безо всякого там прононса, со своими фонетическими особенностями, чёткой раскатистой буквой р и т.п. Местные иногда его просто не понимали.
Тем не менее, он решительно взял ситуацию в свои руки и по прибытии в магазин прошагал к первой же кассе, где скучал невысокий толстый французик:
— Камрад, — сходу заявил ему Юра, — эдэ ну, камрад. (помоги нам, товарищ)
Толстячок немножко опешил от камрада, (вряд ли он был французским коммунистом) но, чуть помедлив, кивнул и тогда Юра выдал следующую фразу:
— Нотр дам а аште дэ коллян. Иль фо шанжэ, камрад!
Кассир офигел ещё больше. Видимо раньше его никогда не просили поменять колготки божьей матери. (По-французски Notre-Dame (Богоматерь) и notre dame (наша дама) звучат одинаково).
Французик огляделся по сторонам, посмотрел на Юру, затем неловко хихикнул и осторожно поинтересовался:
— Нотр дам? Дэ Пари?
На что Юра помотал головой и показал на нашу одногруппницу:
— Вуаля!
Колготки ей поменяли, не спросив чека. Правда кассир так и не перестал давиться смехом, даже когда мы уже уходили. Юру, впрочем, это никак не смутило и не помешало крепко пожать ему на прощание руку.

© robertyumen

Я вот парней на Матисах всегда на дороге пропускаю. Ну, так уж у них случилось, чего уж теперь.… А если за рулём девушка, да ещё панель вся в игрушках, так вообще сразу по тормозам, ну её, от греха подальше. Явно там цыпа какая-нибудь накрашенная сидит, въедет в тебя сдуру и стой с ней, с безголовой, полдня разбирайся. Тут на днях ехал по объездной и возле моста остановился – «бобкэт» снег на ЗИЛок грузил, а объехать нельзя было, слева насыпь на мост уже начиналась. А передо мной как раз Матис такой стоял, красненький, всё стекло заднее в сердечках. Стоим, ждём, потом смотрю, пополз этот красненький слева по насыпи. Причём и ЗИЛок-то уже отъезжать начал, но, как говорится, ума нет – свой не вложишь. В итоге, он почти прополз уже, да законы физики помешали, набок завалился и заглох. Я даже среагировать не успел, если честно. И тут дверь сверху у него открывается и вылезает девушка. Девушка как девушка, плотненькая такая, в пуховике сама, в шапочке, довольно миловидная, кстати. Мы с этим мужиком с «бобкэта» выскакиваем – девушка, вы как сама-то? А она только рукой и махнула, нормально, мол. Ну, вылезла она, обошла свой матисик, потом присела, руками ухватилась и… брык - на колёса его поставила!! И всё это так деловито и буднично, словно каждый день она его так переворачивает. Мы только рот и открыли от удивления. А она рукавичкой дверь свою от снега отряхнула, села за руль – дрынь и газу, только сердечки и мелькнули.
Вот те и «слабый» пол, в который раз убеждаюсь, что понять этот биологический вид абсолютно невозможно.
С праздником их!)

Рассказывал один консультант (не иностранный). Пригласили их на один из наших алюминиевых заводов решать следующую проблему:
Почти каждый большой праздник (Новый Год, 23-е, финал кубка по футболу, etc.) кто-то из работников кидал в механизм плавильной печи небольшой металлический шарик. Там что-то, естественно, ломалось и печь останавливали со страшными убытками. Содержимое в печи коксовалось, нужно было чистить формы и запускать печь заново. И хорошо, если там была просто сталь, а не какой-нибудь сплав по заказу авиационной промышленности, который стоит во много дороже золота и платины. Иной раз из-за этого завод терял миллионы долларов.
Не спасал ни жёсткий контроль, ни самые современные камеры слежения, всё было тщетно. Тогда и пригласили их консалтинговую компанию. Специалисты приехали, несколько месяцев внимательно изучали ситуацию и вынесли следующий любопытный вердикт:
- Уволить к херам собачьим несколько сотен рабочих и нанять на их место китайцев.
Что, собственно, и было сделано. Проблема исчезла.

Понравился мне в спортзале один молодой человек. Спортивный такой, высокий, симпатичный. А познакомиться как-то всё не получалось, не было удобной возможности. Ну, что делать, надо самой ситуацию форсировать, счастье-то оно должно быть с кулаками…. И вот вчера специально дождалась его в спортбаре после тренировки, дай думаю, вид сделаю, что сама без машины. Соку себе взяла, позу приняла поизысканнее, сижу, жду…
Час почти просидела, смотрю - идёт.
- Ой, молодой человек – говорю – вы меня не выручите? Такси что-то долго не едет….
Ну и глазками сама, естессно, хлоп-хлоп…. завлекаю, вроде как....
Он - а куда Вам?
Я – да рядом тут, на Береговой, за мостом….
Сейчас, думаю, к нему в машину сядем, познакомимся, а там скажу, что чего-нибудь забыла и обратно вернусь.
- Ну, хорошо – отвечает – пойдемте…. хоть мне и не туда немножко….

И мы пошли. Прошли мимо девочек на рецепции, мимо охранника на выходе, затем мимо автостоянки, где среди прочих машин мирно стояла моя «ренушка», и так же пешком направились дальше в сторону моста.
Причём мой спутник оказался настолько скор на ногу, что я еле поспевала за ним на своих каблуках. В общем, не успела я опомниться, как мы с ним уже шагали по мосту.
Почему я не остановилась, я сама не понимаю. Видимо, просто было уже как-то неудобно, вроде как сама напросилась. К тому же он практически сразу же воткнул себе в уши наушники и, лишь изредка на меня оглядываясь, шёл молча, а мне оставалось только семенить сзади.
В итоге, минут через пятнадцать-двадцать мы с ним перешли, наконец, мост, спустились под него и оказались возле какого-то обшарпанного общежития, где я остановилась, потому что дальше идти уже просто побоялась, там начинался частный сектор, и вообще была сплошная темень, даже фонари не горели.
Мой попутчик, по-своему истолковав мою остановку, подвел меня к дверям и, вынув из уха один наушник, спросил:
- Вам сюда?
Я кивнула и выдавила – Спасибо.
- Обращайтесь – любезно улыбнулся он в ответ, вновь воткнул в ухо наушник и, развернувшись, пошел обратно к мосту, всё так же споро отмеряя шаги своими длинными ногами.

Ситуация была, мягко говоря, несколько глупая. Я зачем-то бросила свою машину, перешла мост и теперь стояла у какой-то жуткой общаги, из окон которой мне уже приветливо махали несколько мигрантов. Простояв так в глупом оцепенении ещё пару минут, я вздохнула и поплелась обратно, стараясь не обращать внимания на приветственные гудки проезжавших автомобилей и размышляя о том, что если бы в нашем городе учредили клуб профессиональных дур, то меня бы точно выбрали в нём председателем.
© robertyumen

В субботу не успел я выспаться, как дзынь – сосед Мишка нарисовался, хрен сотрёшь, помоги, мол, диван на дачу отвезти надо, я уже со стоянки еду.
- А чего – говорю – так рано-то? Давай попозже….
- Да, там – отвечает – во дворе диван добрый кто-то выкинул, вот батя и достаёт меня, чтоб на дачу его увезти, а ему ж тяжести нельзя…
Батёк у него любит это дело. Где какую хрень увидит – всё подбирает, да на дачу тащит, Мишка с ним уже и не спорит. Как мать у него померла, он батю к себе перевёз, вот тот и тренируется, то дверь железную где-то нароет, то деревяшки какие. Оно самому Мишке и не надо вроде, человек он не бедный, «крузак» у него и так далее, дак что тут поделаешь, любит он батю, хоть и чудит тот.
А мне куда деваться, дружки мы с Михой, да и дача у него недалеко от города.
- Ладно – говорю я ему – сейчас я.
Ну, спускаюсь я во двор, там уже батя его на диване сидит, ногами болтает, караулит, значит, чтоб никто не опередил. Тут Мишка подъехал, сидушки разложил и мы с ним диван этот ему в «крузер» и загрузили. Вошёл тот чётко, как папа в маму, Мишка мужик не вредный.
Двинули мы на дачу, а батискаф его домой попылил, весь собой довольный такой.
Выгрузили мы там диван, сами обратно припёрли, домой заезжаем, смотрим суета во дворе какая-то. Сосед с четвёртого этажа по двору с женой бегают и орут оба так, что жабры видно.
- Что случилось-то? – у него спрашиваем - чего ты носишься-то как сова над просекой?
- Да, диван с женой задумали прохлопать, еле-еле вдвоём вытащили. А пока за хлопалкой ходили, какие-то мудаки его в наглую и спёрли.
Дю Солей! Во, мы дали! Я на Мишку, чего, мол, делать будем? Смотрю, размышляет Мишка чего-то, потом вздохнул.
- Слушай – говорит соседу – ты уж прости, моя вина, я покурить вышел, а тут цыгане тут на «газели» проезжали… они ещё спрашивают, ничей, мол? – я им и разрешил забрать. Знал бы, что твой…. Короче, давай я тебе новый куплю…
Тот, гляжу, тоже задумался, потом рукой махнул – да ладно, я ж вроде тоже сам виноват…. Ну, раз такой оверкиль вышел, давай уж тогда в пополаме!
На том и порешили и по домам разошлись.
Ну, что тут скажешь, любит Мишка батю. Чего уж тут поделаешь..
© robertyumen

Открыли как-то два моих товарища круглосуточный алкомаркет. Еще тогда можно было ночью продавать. Продажи пошли, но как-то вяло. Днём вообще народу мало, вся активность к вечеру начиналась. В ночные часы народ тоже подтягивался, но уже больше те, кому не хватило. Выхлоп совсем небольшой получался. Думали уже перевести магазин на работу до полуночи, чтоб хоть продавцам ночные не платить, как вдруг пришла им в голову одна мысль. Были у них две девки знакомые, стриптизёрки, Танька и Наташка. Работали они в ночном клубе сутки через трое, то есть пара ночей у них свободными оставались. И вот дотрещались они с ними ставить их в ночные смены. Ну, не в бикини, конечно, но тоже при параде, в мини-юбках, там, на каблуках, с макияжем, с причёсками.
Эффект оказался более чем замечательным. Клиентов вроде больше не стало, но резко выросли продажи дорогого элитного алкоголя. Те немногие мужики, что в майках и трениках появлялись ночью взять бутылочку водки, при виде красавиц-продавщиц втягивали животы, как могли приводили себя в порядок и небрежным тоном заказывали себе виски, джин или коньяк, которые те им старательно рекомендовали. Так продолжалось до осени, пока Танька с Наташкой не рванули зарабатывать себе на шубы в столицу. Торговые представители фирмы, что поставляла моим товарищам дорогую выпивку, потом им рассказывали, что за лето их точка перелопатила почти такое же количество элитного алкоголя, что и самый большой ресторанный холдинг нашего города. Такой вот был удачный петтинг-маркетинг.
© robertyumen

Ошибка программиста

Вчера только на склад к себе приехал, как бухгалтерия наша звонит. Программка у них заглючила, а те, кто нас по гарантии обслуживает, только завтра прийти пообещали. Что делать, конец квартала, набираю Володю, знакомого компьютерщика, давай дуй к нам, выручай, дескать. Не вопрос – отвечает - сейчас буду.
А через час приезжаю в контору, смотрю, главбухша с замшей почему-то не у себя, как обычно, а в коридоре. Ходят по нему из конца в конец, словно два БТРа ездят. Видно, что злющие обе и недовольные, а меня увидели, так вообще в голос возмущаться начали.
Вы где – спрашивают – этого нахала очкастого нашли? С нами так никто ещё так по-хамски не разговаривал!
Иду к ним в бухгалтерию, Володя сидит, что-то там мониторит, но вид имеет несколько растерянный..
- Чего – спрашиваю – ты тёток-то наших обижаешь, что ты им такое сказал, что они на меня как овчарки бросаются?
- Да ничего я им не сказал – отвечает - захожу, здороваюсь, говорю, что от вас, а они обе перед компом сидят, что-то там сами исправить пытаются. Я сзади подошёл, посмотрел, что они у себя в программе и говорю:
- Так.... выйдите отсюда….
А дальше я и сказать-то ничего не успел, как они переглянулись, насупились, встали вдруг обе и за дверь вышли…. я вот уже минут пятнадцать как один тут сижу…

— Возьмите змеюшу... на подарок... — уныло говорит мне миниатюрная продавщица из «КБ», протягивая новогодний набор с торчащей мягкой игрушкой-змейкой.
— Мне некому, увы... — отказываюсь я и она печально поблёскивает скобками:
— Директор наш понабрал, а они остались... и мы без премии…
— Да не продашь ты... — шепчет ей полненькая продавщица со второй кассы, — чудес не бывает, фея что ли к нам зайдёт...
Обе дружно в унисон вздыхают, становясь похожими на мышат из "Кота Леопольда", маленького и толстенького.
Полненькая мрачно смотрит на вход и вдруг лицо её оживляется:
— Вот этому, этому пихни!
Сквозь стеклянную дверь видно подъехавший чёрный «БМВ» из которого не торопясь выбирается респектабельного вида мужчина и направляется в магазин. В длинном чёрном пуховике с развевающимися внизу полами он напоминает какого-то дементора.
И он и его машина выглядят многообещающе, хотя и несколько трагически.
— Возьмите змеюшу, мужчина, — заискивающе улыбается ему маленькая, — деткам вашим...
— Без надобности, — сухо отвечает тот и, выбрав армянский коньяк, выходит, так же солидно садится в свою «бэху» и уезжает.
На её место тут же паркуется старенькая «Нива» и продавщицы снова тоскливо вздыхают, отворачиваясь.
Из «Нивы» вываливается мужик в фуфайке, костюме с белой рубашкой и в валенках. Видно, что он в хорошем настроении и этот стилистический разрыв его нисколько не смущает.
— Здорово, периферия! — радостно вопит он на входе, пробегает во второй зал и притаскивает на кассу пару упаковок пива.
Маленькая пробивает ему чек, на всякий случай начиная ныть:
— Мужчина...
— Чего тебе, конфета? — бодро интересуется тот.
— Купите змеюшу, — привычно предлагает она, показывая злополучный набор, триста пятьдесят рублей всего, а там и конструктор и пластилин и...
— А давай! — неожиданно азартно соглашается покупатель, — мужикам щас в гаражах раздам, пускай дома тренируются! Сколько пить-то можно, брови уже тлеют! Давай пять! Есть пять?
Продавщицы торопливо раскладывают ему товар по пакетам и он, забрав покупки, быстрым шагом направляется к выходу.
— Спасибо вам, мужчина, заходите к нам почаще! — благодарно кричит ему вслед маленькая, — А вас как хоть зовут-то?
— Василий, как кота! — весело отзывается тот и выбегает наружу.
Маленькая продавщица торжествующе смотрит на подругу победно сияя скобками:
— Чудеса бывают! — убеждённо констатирует она, — вот фея и зашла.
— Фей! — поправляет её полненькая и вдруг догадывается, — Котофей!
Обе довольно смеются.

Каждое воскресенье Вовка обычно сидел на подоконнике и ждал папу. Смысла в этом особого не было, потому что папа приходил раз в две или даже три недели, хотя и жил где-то неподалеку. Просто у папы была новая семья и он жил сейчас с ней. Вовка это понимал, но все равно ждал.
Мама у Вовки жила еще дальше, «на облаке», как говорила бабушка. С этого облака мама, по ее словам, каждый день смотрела на Вовку, знала все, что он делает, и он старался вести себя хорошо.
Папа же последнее время заходил все реже и даже уже не отзванивался бабушке, предупредить ее, что не сможет прийти.
Когда началась зима, Вовка перестал залазить на подоконник, потому что заболел и теперь целыми днями лежал в постели, смотря мультфильмы, что включала ему бабушка. Мультфильмов было немного, и вскоре Вовка уже знал их все наизусть. Его любимый был про смелый красный вертолётик, что вместе с весёлыми тучками дружно носился по ярко-голубому небу. Если бы у меня был такой, думал Вовка, я бы мог сам запустить его в небо, поближе к маме. Может тогда она со своего облака увидит мой вертолётик и захочет вернуться жить к ним обратно.
Бабушка очень боялась, что у Вовки будет та же болезнь, что и у мамы и накупила ему много лекарств, которые, как она говорила, стоят кучу денег. Она даже продала старинные часы и картину, что висели у нее в комнате, потом из квартиры исчезло лакированное мамино пианино, но денег все равно не хватало.
Из-за денег она и позвонила папе, чего раньше сама никогда не делала. Вовка тогда не спал и слышал, как бабушка сердито говорила папе про деньги.
- У тебя совесть есть, что мне твои алименты… ты знаешь, сколько лекарства стоят? – она старалась говорить тихо - твой сын же болеет.
Когда она положила трубку и раздраженно вышла на кухню, Вовка осторожно встал, взял в руки телефон и, решившись, нажал на кнопку повтора, как это иногда делала бабушка.
- Алло – раздался в трубке звучный женский голос – чего молчите-то?
- Мне папу.. – набравшись храбрости, сказал Вовка.
Женщина помолчала, потом вздохнула и крикнула кому-то:
- Иди…. там твой довесок, по-моему….
- Да – прозвучал в телефоне папин голос – кто это?
- Это я, папа – сказал Вовка….
- Вовка…. – папа чуть замялся - ты понимаешь, Вовка, я все по командировкам, по командировкам, но я зайду, точно зайду.
- Папа…. – прошептал Вовка – не надо лекарства, купи мне лучше вертолётик… красный…
- Куплю – облегчённо выдохнул папа – вот куплю и зайду, подарю тебе обязательно….
В комнату зашла бабушка, и Вовка спешно положил трубку на место. Заметив это, бабушка ничего не сказала и лишь покачала головой.
Всю зиму он прождал обещанный подарок, но папа все не шел и не шел. Вовка очень расстраивался, что мама все никак еще не видит его вертолётик, но на папу он не обижался, наверное, тот был в командировке.

Он проболел всю зиму, поправившись только к весне, и лишь в апреле бабушка взяла его с собой прогуляться в парк возле их дома. И там, когда они шли по аллее, окруженной уже зеленеющими деревьями, Вовка вдруг увидел папу, что шёл им навстречу.
Рядом с папой шла высокая, красивая женщина с тонкими, но какими-то злыми чертами лица. Она вела за руку кудрявого упитанного мальчика, одетого в новенькую голубую куртку с вышитым красным якорем, наверное, Вовкиного ровесника, который держал в руках большой ярко-красный, игрушечный вертолёт.
- Папа! – кинулся Вовка, но бабушка удержала его за руку.
- О, Вовка… - остановился папа, и глаза его тревожно забегали – ты как, выздоровел? А я все зайти к тебе хочу, да вот как-то не получается….
Шедшая с ним рядом женщина потянула его за рукав и папа начал говорить быстро:
- Ты, это… ты давай, держись, брат, я зайду…. зайду обязательно….
Женщина с мальчиком двинулись дальше и папа, махнув Вовке рукой, тоже прошел мимо, неловко отвернувшись от них с бабушкой.
Всё это время, бабушка, молчала, гордо поджав губы и только, когда они были уже довольно далеко, коротко и возмущенно бросила – Сволочь!!
А Вовка не возмущался, он совсем не обижался на папу. Он шёл рядом, лишь изредка оглядывался назад, и недоумённо распахнув глаза, удивлённо повторял время от времени:
– Бабушка, у него вертолётик, слышишь…. вертолётик, бабушка….

© robertyumen

Работает у нас в фирме один чел, один из наших учредителей. Мужичок не бедный, к своим 65 годам вполне обеспеченный. И вот только всё его тревожило, что не болит у него нихера. Вроде как по возрасту полагается, а у него не болит. И надумал он по этому случаю обследоваться. А мы как раз в Мюнхен собирались в командировку. Вот под это дело и его с собою взяли. Мюнхен, как известно, докторами славится. Есть у нас партнёры в Германии, они и помогли определить его в одну клинику на осмотр. Клиника дорогущая и знаменитая, кто там только не лечился - и Боно из U2 и Хосни Мубарак и ещё куча народу известного.

Мы по делам гоняли, а этот наш чел на обследование пошёл. Так вот там хоть клиника хоть и дорогая, но как он потом выразился – «неправильная». Не нашли у него там ничего, даже самого маленького недуга не обнаружили. Здоров, говорят. Взяли за два дня полторы сотни евров и назад отправили. Тот расстроился даже.

Но не сдался. И по прилёту домой двинул к нашим врачам. Заново обследоваться.
Ну, наши его как родного встретили, анализов всевозможных назначили, несколько дней по кабинетам гоняли и в итоге выдают:

- Да, счастье – сообщают ему – великое, что Вы к нам вовремя обратились, да через недельку бы Вас к нам уже на «скорой» бы привезли, да Вам срочно нужно несколько лечебных курсов пройти, дело-то серьёзное, нельзя медлить! Будем теперь с последствиями всех Ваших болезней бороться, раз так затянули и т.д. и т.п…

Короче, ходит он к ним теперь как на работу, за неделю слил им больше восьмидесяти тысяч деревянных, препаратов разных понакупил, от чего-то там в питании отказался, но довольный теперь – аж светится.

Вот это – говорит – правильные доктора, не то, что гансы эти беспонтовые.

И вот пойди и разбери теперь, где же тут была врачебная ошибка – у нас или в Германии?? Но, скорее всего, немцы не досмотрели, как пить дать.

А нашим врачам сейчас мучиться, исправлять за этими сволочами....

Горе от бабла.

Захожу я вчера к соседям, смотрю что-то не то. А, впрочем, давайте по порядку...

Есть у меня знакомая семейная пара. Соседи мои. Он что-то там по бизнесу мутит, своя у него небольшая фирма, а она английский преподаёт. Семья как семья, ничего, на первый взгляд, необычного. Вот с ними и произошла эта история, что, кстати сказать, ещё не закончилась.

Сам Андрюха человек по жизни спокойный. Такой, простодушный здоровяк, не особо разговорчивый, но добрый как олимпийский мишка. И, как это часто бывает в семейной жизни, дополняет его супруга Ирина, что напротив, характер имеет крайне деятельный и мочегонный. Сама она девушка довольно пышная, с теми формами, что почитались бы идеально красивыми в эпоху Возрождения. При этом особа она довольно романтичная, что и любит это при случае продемонстрировать, стараясь выражаться мечтательно и утонченно.

Андрюха же красивых слов говорить не умеет, но супругу, тем не менее, любит беззаветно, не забывая про какие-то их семейные праздники или дни рождения. С деньгами у него всё ровно и обычно с подарком жене он особо не заморачивается, кладёт какую-то сумму в конверт, да заезжает в ларёк за цветами, появляясь дома с букетом, что ему в ларьке продавщицы и присоветуют. Пару раз, искренне полагая, что цветы все одинаковые, он даже привозил Ирине гладиолусы.

И на этот её день рождения он явно проделал бы все те же действия, не совпади он по времени с его важной деловой командировкой. Перенести её было никак нельзя, и Андрюха решил лететь. Но, так как на этот день рожденья выпал небольшой Иркин юбилей, то он и решил, что дарить в этот раз нужно нечто более существенное, чем обычно.
Поэтому, улетая, озадачил пару подчинённых-женщин в офисе, подобрать в ювелирке какой-либо подарок, купить цветы, открытку и передать его Ирине.
Сказано – сделано. Сослуживицы, расспросив Андрюху о том, какая она из себя его супруга, начали готовить подарок, а он с лёгким сердцем отбыл в командировку.

Надо сказать, что озадаченные им офисные тётки подошли к делу выбора подарка довольно серьёзно.
Первым делом, они сразу на целый день заняли служебную машину. На ней они объехали все, на их взгляд, приличные «золотые» магазины, приобретя для жены шефа недешёвый, но достойный подарок – комплект из розового золота в который входили серёжки, подвеска и колечко с бриллиантами.

Затем, у знакомого флориста они заказали эксклюзивный букет из белых лилий, перевязанных тонкой серебряной цепочкой, в который и поместили купленную коробочку с украшениями. Всю эту красоту они отправили курьером к Ирине, сопроводив изящной hand-made открыткой с самыми искренними пожеланиями.

Дальше дело обстояло следующим образом. Получив всё это в свой день рождения, Ирина потеряла дар речи. Такие изысканные подарки в своей жизни она ещё никогда не получала. Украшения волшебным образом подошли к её голубым глазам, от букета пахло сладко и томно, а открытка…. Наверное, главное это всё же была открытка, в которой безупречным каллиграфическим почерком было начертаны прекрасные слова, превозносящие все её многочисленные достоинства, сопровождаемые не менее чудесными пожеланиями счастья, любви и вечной молодости. Подписи внизу не было.
Не было её по той причине, что Андрюхины сослуживицы просто не сочли нужным её поставить.

Ирина была женщиной нормальной и сразу поняла, что подарок этот не от её Андрея. Ни полученные украшения, ни роскошный букет с ним никак не сопоставлялись. Как и текст на открытке. Последние сомнения отпали, когда на её обороте она прочла краткое поздравление на английском. Ясно, что Андрюха, знавший по-английски только «хенде хох», в этом точно не участвовал.
Немного поразмыслив, Ирина пришла к неизбежному и неожиданно приятному выводу, что дело здесь не обошлось, без какого-либо её тайного поклонника, явно пронзённого стрелой амура.

Надо заметить, что сама мысль о каком-то тайном воздыхателе большинству женщин очень даже нравится. Ведь такой поклонник, как правило, человек возвышенный и воспитанный. То есть он не из тех, кто пристаёт в наглую на улице или хватает за рёбра в офисе. Он, главным образом, где-то сидит один, страдает по своей избраннице и любит её страстно и безответно как Арлекин Коломбину. Согласитесь, что выглядит всё это весьма и весьма романтично. Тайный поклонник это вам не халва по рубль двадцать.

Перебрав в уме всех своих вероятностных обожателей и ни на ком из них так, окончательно не остановившись, Ирина на всякий случай убрала подарки подальше, решив выждать паузу и посмотреть, что из этого выйдет. Супругу она, от греха, решила пока ничего не говорить.

Тем временем дома появился Андрюха. Прилетел он в состоянии озабоченной весёлости, естественной для человека сделавшего такой дорогой подарок и ждущего какой-то благодарности. На лице же супруги, он, к своему удивлению, почему-то не обнаружил выражения безмерного счастья.
Скорее напротив. Ирка ходила туманная как Альбион и никакого спасибо, по всей видимости, говорить ему не собиралась.
Андрюха задумался. Думал он так пару дней, пока Ирка, по-прежнему загадочная как Атлантида, не решила выпросить у него ту обычную сумму, что он всегда ей давал на день рожденья.

К этому моменту до Андрюхи, наконец, что-то стало доходить, и он справедливо поинтересовался у своей половины, не треснет ли она ещё от денег, после того, как получила в подарок далеко не дешёвые бриллианты.
Тут, конечно, Ирка допустила ошибку. Был момент, когда она ещё могла обратить всё это в шутку, бросившись мужу на шею и списав всё на какой-нибудь дурацкий розыгрыш со своей стороны и тогда, возможно, всё бы обошлось.
Но, увы, как девушка пассионарная, она не удержалась и ляпнула роковую для себя фразу: - Так, это ты подарил!!!??? – получив логичный Андрюхин ответ: А кто, бл@дь??!!

После этого момента истины ситуация достигла точки кипения, быстро выйдя из-под контроля участников.

Андрюху закономерно обуял демон ревности, и он, заведясь как трактор, устроил жене допрос, зачем она приняла такой дорогой подарок неизвестно от кого и, собственно, что это вообще такое происходит!?
Супруга отвечала что-то невнятное и разошедшийся Андрюха, поражённый таким её коварным, по его мнению, поведением в самую печень, не удержавшись, отвесил любимой несильный, но увесистый подзатыльник расколов этим их семейную жизнь на до и после.

В этот момент я у них на шум и нарисовался. Смотрю что-то не то, не квартира, а дом скорби.

Ирка во всеоружии женского страдания залегла на диване, тихонько, словно капельница, проливая слезы.
Андрюха сидит на кухне, пьёт вискарь, время от времени поминая всех женщин в широком фольклорно-биологическом контексте.

Выпили с ним, спрашивает, что делать. Мириться? Разводиться? А я знаю? И что тут вообще скажешь? Вроде и ситуация карикатурная, а посоветовать нечего....
© robertyumen