Поиск по автору:

ЗНАКИ

В первый год эмиграции я ходил совершенствовать свой английский в
Британское общество Нью-Йорка. Совершенно бесплатные (очень важно
тогда!) занятия проходили раз в неделю в роскошном особняке на 5-й авеню
напротив Центрального парка. Два добровольца-учителя разговаривали с
учениками один на один по часу каждый. Самым трудным было найти взаимно
интересную тему, чтобы продолжать ее из недели в неделю. В моих беседах
с Барри Гринфельдом, человеком очень пожилым и очень богатым, такой
темой стала биржа. Иногда он втолковывал мне азы торговли акциями,
иногда я просто тыкал в какую-нибудь компанию, а он как правило об этой
компании знал и давал подробный анализ шансов ее акций на повышение или
понижение. Воспользоваться его советами я не мог из-за полного
отсутствия денег, но было интересно. По крайней мере я выучил кучу
терминов, которые пригодились мне потом.

Я не сомневался, что Барри играет и сейчас, но он никогда не рассказывал
о своих удачах или неудачах. В конце концов я набрался нахальства и
спросил продолжает ли он использовать свои энциклопедические знания для
повышения своего же благосостояния, в смысле делает ли деньги на бирже.

- Все реже и реже, - ответил Барри.
- Почему?
- С годами я стал хуже угадывать знаки.
- А что такое знаки?
- Как бы это объяснить? - задумался мой собеседник, - существует
фундаментальная теорема, которую вкратце можно сформулировать так:
"Биржу невозможно обыгрывать долго". Для меня это означает, что научный
подход к рынку акций бесполезен и нужно искать какой-то другой. Иногда
окружающий мир дает мне подсказки, которые я и называю "знаками".
Увидеть и понять знаки трудно, но возможно. Впервые это получилось у
меня много лет назад и совершенно случайно.

Барри снова задумался и продолжил:
- После окончания колледжа я поселился в тихом и очень благополучном
городе Ньюарк в штате Нью-Джерси. Работал в Нью-Йорке в адвокатской
конторе. На работу ездил на пригородном поезде со станции на улице Брод.
Одним прохладным осенним утром я стоял на платформе, а несколько
железнодорожников рядом что-то громко обсуждали, то и дело показывая на
станционные башенные часы (можно посмотреть на
http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml). Я прислушался.
Оказалось, что с некоторых пор часы ведут себя странно. Каждый день они
немного спешат или немного отстают. Часовщик утверждает, что они
исправны, и, тем не менее, сегодня часы умудрились отстать на целых
полчаса.

В тот же день случилось и нечто более важное: обрушился рынок акций и
началась Великая депрессия. В американскую историю 28 октября 1929 года
вошло как "черный понедельник".

По пути домой я увидел и понял самый важный знак в своей жизни: вспомнил
о часах и каким-то образом увязал отставание часов с биржевой крахом.
Наблюдая в течение месяца, убедился, что если часы утром спешат, акции в
этот день идут вверх. Если отстают, акции идут вниз. Я где только мог
наодалживал денег и начал играть на бирже. Через год я уволился с
работы, купил квартиру с видом на часы и бинокль. Еще через пять лет я
стал очень богатым человеком. Женился на красивой девушке, воспитывал
детей, вместе с семьей много путешествовал. В 1943 я записался в армию,
провел 3 года в Европе и вернулся в 1946. Проверил часы. Они шли
совершенно точно, но меня это не огорчило так как нужды в деньгах я не
испытывал.

- А были еще знаки?
- Да, были, но поскромнее. Например, в самом начале сентября 1985 года
мне приснилась моя покойная мама. Она сказала: - Сынок, со своей шиксой
ты забыл все еврейские праздники. Скоро Рош Ха-Шана, еврейский Новый
год, не забудь купить яблоки и мед. – Я проснулся растроганный, вспомнил
как мама наливала немного меда в блюдечко и мы макали туда яблоки. Купил
и то и другое. А заодно приобрел акции Apple и Honeywell в соотношении
10:1. Через два года, в сентябре 1987, мама приснилась мне снова. Она
сказала: - Сынок, скоро Йом-Кипур, день искупления. В этот день умные
люди отказываются от своих обетов.- Я продал акции, а через неделю рынок
в очередной раз обрушился. На Apple я заработал 1400%, на Honeywell я
немного потерял, но без этого не бывает.

- А, интересно, какой был самый последний знак, если не секрет?
- Самый последний знак это Вы. На акциях, которые Вы предлагаете мне на
наших занятиях для анализа, я зарабатываю в среднем 4% в неделю.

Abrp722

Когда-то давно, в начале 80-х, мой родственник, скажем Д.И., и его
жена повезли детей на зимние каникулы в Москву, благо их московские
друзья сами куда-то уехали и оставили квартиру гостям. На второй день
Д.И. решил заказать билеты домой. Он сел на телефон, с четвертого или
пятого раза дозвонился и услышал записанный на пленку голос: “Вы
позвонили в бюро заказа железнодорожных билетов. В целях улучшения
обслуживания наше бюро перешло на автоматизированный прием заказов от
населения. Пожалуйста, кратко и точно ответьте на каждый вопрос после
слова “отвечайте””. После этого посыпался град вопросов: фамилия, имя,
телефон, район, улица, откуда, куда, номер поезда, тип вагона.... Д.И.
запнулся на шестом, а пленка уже безжалостно ушла вперед. Д.И. бросил
трубку. Дозвонился снова. Сбился на восьмом вопросе, но теперь трубку не
бросил, а дослушал до конца. Всего вопросов было около сорока, что не
оставляло никаких шансов на успех. Д.И. стало обидно. Во-первых, он
почувствовал себя провинциалом, неспособным сделать простую вещь, с
которой столичные жители как-то справляются. Во-вторых, ему очень не
хотелось убивать день на стояние в кассах. Будь это не Д.И., кассами
бы дело и закончилось. Но Д.И. воспринимает такие трудности, как вызов.

Д.И. подтаскивает к телефону тяжелый хозяйский магнитофон.
Дозванивается и записывает вопросы на пленку, даже не пытаясь отвечать.
Берет бумагу и карандаш. Манипулируя клавишами магнитофона, переносит
вопросы на бумагу. Письменно отвечает. Снова звонит и кратко и точно
зачитывает ответы на все вопросы. Бежит к жене похвастаться..

Через пять минут звонит телефон. Д.И. снимает трубку. Милый женский
голос говорит: “Добрый день. Вам звонят из бюро заказа железнодорожных
билетов. Поздравляем Вас. Мы испытываем новую автоматизированную систему
уже четвертый день, и Вы первый, кому удалось заказать билеты. А теперь,
пожалуйста, объясните, как Вы смогли это сделать?”

Abrp722

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БРЕЖНЕВА

Я не могу сказать, что у моего отца были странности. Наоборот, он был
человеком деловым, практичным, работал главным инженером проекта в
большом институте с длинным названием, строил тракторные заводы по всей
стране. Тем не менее время от времени он совершал поступки, которые
иначе чем странными не назовешь. Зачем он это делал? Не знаю. Пока отец
был жив мне не приходило в голову спросить, а теперь поздно. Может быть
ему не хватало адреналина. А может быть им двигало любопытство. Похоже
он не мог устоять перед искушением закинуть удочку в тихий омут и
увидеть что за черта он вытащит на этот раз. Ему, конечно, везло, что
черти попадались не очень злобные.

В то спокойное субботнее утро отец оторвал листок календаря и увидел,
что сегодня день рождения Брежнева. После завтрака он оделся потеплее
(на дворе стоял декабрь), пошел на почту и отправил по адресу - МОСКВА,
КРЕМЛЬ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС - телеграмму следующего
содержания: - ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ ДВТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ
ТЧК ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ И ДАЛЬНЕЙШЕЙ ПЛОДОТВОРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА БЛАГО
СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА ТЧК - Подписался полными именем и фамилией, Марк
Абрамович Быков, и заполнил адрес отправителя в самом низу бланка.
Телеграмму в конце-концов приняли, правда после того как начальник
отделения сверила паспортные данные.

Во вторник отца вызвал парторг института, человек по общему мнению
неподлый. Работали они вместе много лет и относились друг к другу
хорошо.
- Отправлял телеграмму?
- Отправлял, - подтвердил отец.
- Ты что с Брежневым знаком?
- Естественно нет. Был бы знаком, что бы я здесь делал?
- Ну, как дети малые, - возмутился парторг, - Леонид Ильич человек
занятой. Представь, что все отправили бы ему телеграммы. Он что их
прочитать сможет?
- Не отправили бы, - возразил отец, - не все относятся к Леониду Ильичу
правильно. Некоторые даже анекдоты рассказывают. А остальные пожалели бы
два рубля на телеграмму. А я не пожалел.
- Ладно, - не стал спорить парторг, - дело не в этом. Завтра утром
поедешь в райком. С тобой будет беседовать инструктор отдела идеологии.
Пропуск тебе заказан. - и добавил когда отец был уже в дверях, -
Пожалуйста не выноси сор из избы.

Инструктор райкома поначалу показался отцу человеком милым и
внимательным. Долго расспрашивал о здоровье, семье, квартирных условиях,
отношениях c начальством. Затем перешел к телеграмме и стал редкостным
занудой. Раз за разом, немного меняя формулировку вопросов, он пытался
выведать каким боком отец знаком с Брежневым. Похоже ему казалось, что
отец темнит. А когда разговор зашел в тупик, с той же дотошностью стал
вытягивать зачем было посылать телеграмму. Отец настаивал на изначальной
версии:
- Увидел в календаре, захотелось поздравить и поздравил. Что здесь
непонятного?
- Но с днем рождения обычно поздравляют родственников, друзей, людей
близких, - объяснял инструктор свои жизненные понятия.
- А Леонид Ильич и есть близкий человек. Я его вижу чаще чем моих
сестер. По телевизору, конечно, но разница небольшая. Когда я вижу
сестер, они тоже говорят, а я молчу.
Отцу показалось, что этот ответ очень не понравился. Тем не менее на
прощание инструктор предложил воспользоваться райкомовским буфетом и
попросил не выносить сор из избы, если дело пойдет наверх.

На работе отец появился уже после обеда с авоськой полной пакетов,
которые источали нездешние ароматы. Только уселся за свой стол – сразу
зазвонил отдельский телефон. Отец взял трубку и услышал командирский и в
то же время елейный голос начальника первого отдела:
- Марк Абрамович, зайди ко мне, тут один человек с тобой поговорить
хочет.
Отец зашел. Желающим поговорить оказался майор госбезопасности с
незапоминающимися именем и фамилией. Заглядывая в бумажку и делая
пометки, он скрупулезно прошелся по отцовской биографии. Потом положил
на стол чистый лист.
- Марк Абрамович, пожалуйста напишите когда и при каких обстоятельствах
Вы встречались с Брежневым.
- Я уже сегодня в райкоме вспоминал, но так и не вспомнил. Теперь,
боюсь, тоже не получится.
- Да Вы не нервничайте, - вполне миролюбиво сказал майор, - когда
вспомните, позвоните нам. А если не вспомните, тоже можете позвонить.
Услышите, что кто-то порочит Советскую власть или анекдоты нехорошие
рассказывает, - и позвоните.
- Ничего из этого не выйдет. Я не справлюсь.
- Как это не справитесь? Столько людей прекрасно справляются, а Вы не
справитесь!
- Дело в том, - попытался объяснить отец, - что на трезвую голову никто
такие разговоры не ведет, а я, если выпью, то на следующий день даже не
помню с кем пил, а о чем беседовали и подавно.

Отец говорил чистую правду. У него была необычная реакция на алкоголь.
После какой-то по счету рюмки он мгновенно и полностью отключался и
напрочь забывал все события прошедшего дня. Эта рюмка могла быть и
десятой и первой. Поэтому он старался не пить, а на случай, когда
отказаться было невозможно, разработал хитроумную систему подмены
спиртного неспиртным.

- Марк Абрамович, - в голосе майора появились суровые нотки, - Вы не
представляете сколько людей хотят помогать нам совершенно добровольно.
Не всем мы оказываем такое доверие как Вам. А Вы отказываетесь. Не
забывайте, что у вас первая форма допуска по секретности. Заберем – и Вы
просто не сможете выполнять свои служебные обязанности. Подумайте
хорошенько, одним словом.

Я до сих пор помню каким расстроенным пришел отец домой в тот вечер.
Повинился перед матерью. Не успела она начать его пилить, как зазвонил
телефон. Звонивший представился инструктором обкома партии и сказал, что
ждет отца завтра в десять утра не проходной. Я думаю, что родители в эту
ночь так и не смогли уснуть.

На следующее утро отец поехал в обком. На проходной его встретили и
передавали с рук на руки пока он не оказался в гигантском кабинете
первого секретаря. Первый поздоровался с отцом за руку и сразу перешел к
делу.
- Не будем терять время. Я уже знаю, что Вы никогда не встречались с
Леонидом Ильичом. Есть только маленькая нестыковка в том, что Леонид
Ильич не только встречался с Вами, но и прекрасно помнит Вас. Вот
послушайте.

Первый нажал на какую-то кнопку и отец услышал знакомый до боли голос
Брежнева:
- Кто прислал? Быков, Марк Абрамович говоришь? Есть такой, я его по
Кишиневу помню. Еврей с русской фамилией. Грамотный товарищ и беленькую
грамотно употребляет. Я его перепил, но с большим трудом, на грани можно
сказать. И как это? Киш мерин тухес? Смотри, не забыл!

Потом Первый взял со стола лист бумаги и продолжил:
- А вот справка, которую я получил из КГБ. Из нее следует, что в то
время, как Леонид Ильич был первым секретарем ЦК Молдавии, Вы были
главным инженером проекта Кишиневского тракторного завода и регулярно
ездили туда в командировки.

И тут отец вспомнил! Как с конвейера завода сошел первый трактор, как
приехали гости из ЦК. После митинга в заводской столовой был банкет, а
потом узким кругом поехали на какую-то большую дачу с парной и
бассейном. Отца, конечно, прихватили по ошибке, но в провинциальной
Молдавии, где тракторный был самым большим заводом, случалось всякое.
Вспомнил и симпатичного мужика с густыми широкими бровями, с которым они
трепались почти до утра, когда остальные сошли с дистанции. Вспомнил,
как выпили на брудершафт. В какой-то момент новый друг заподозрил, что
отец мухлюет и стал ему наливать сам. После пятой рюмки отец отключился.
Очнулся он только в гостинице, и последним, что помнил, был сходящий с
конвейера трактор.

Пораженный внезапным прозрением, отец немедленно поделился
воспоминаниями с Первым. Тот слушал с открытым ртом. Он же прервал
наступившую тишину:
- Есть мнение, что товарищ Брежнев может пригласить Вас в гости. Если
пригласит, с деталями Вас ознакомят позже. Хочу только предупредить, что
не стоит выносить сор из избы. - Первый вдруг задумался, - Марк
Абрамович, между прочим, что это за тухес такой? Может Вы знаете? Никак
разобраться не можем.
Отец незаметно вздохнул. Ненормативную лексику он не любил и пользовался
ею крайне редко.
- Тухес – по-еврейски жопа.
- Жопа!? - удивился Первый, - А при чем тогда к жопе мерин?
- Не “мерин”, а “мир ин”. Леонид Ильич попросил научить его еврейским
ругательствам. Больше всего ему понравилось “киш мир ин тухес”.
Переводится как “поцелуй меня в жопу”.
- А что, действительно хорошо звучит! Нужно запомнить. Может
пригодиться?! - Первый явно пришел в хорошее настроение и с
удовольствием повторил, - Киш мир ин тухес. Правильно?
- Отлично. У вас получается не хуже чем у Леонида Ильича, - отец снова
вздохнул.
- Марк Абрамович, а о чем еще кроме тухеса говорили, если не секрет?
- Если память меня не обманывает, о заводе, о прекрасных дамах, о том
что вокруг сплошной бардак...
- Да, бардака хватает... - согласился Первый и вроде даже хотел
продолжить, но спохватился, - Марк Абрамович, может быть Вам чем-то
нужно помочь?
- Наверное нужно. Меня вчера товарищ майор пообещал допуска лишить.
- Ну, это пусть Вас беспокоит меньше всего. Вы теперь номенклатура лично
Леонида Ильича. Без него Вас никто и никогда не тронет.

Распрощались. Секретарь вручила отцу два приглашения на обкомовскую
базу. Там за полцены отец купил себе финский костюм и голландские туфли,
а мама французскую шубу из искусственного меха. В Москву отца так и не
пригласили.

Abrp722 http://world.lib.ru/b/b_a/

ЗУБ

У моего знакомого, Фимы, магазин и три дома. Когда-то давно, еще в
Советском Союзе, жил Фима в Минске и работал зубным техником. Жил
относительно неплохо. Конечно, не так хорошо, как сейчас, но там никто
так не жил. Всего в жизни Фима добился сам. Его отец ушел из семьи,
когда мальчик был совсем маленьким. Ютились с мамой в коммуналке. С ними
жил еще и дед. Существовали на мамину бухгалтерскую зарплату и пенсию
деда, который всю жизнь проработал снабженцем, но так ничего и не
скопил. У матери забот хватало, и фактически воспитал Фиму дед. Преданы
были один другому до черезвычайности.

Однажды, когда деду было хорошо за восемьдесят, у него стали сильно
болеть зубы. Фима к тому времени уже жил отдельно, относительно зубов
деда был не в курсе и вообще считал, что в такие годы у всех съемные
протезы. Заглянул деду в рот и очень удивился, обнаружив там множество
крупных желтых зубов. Посадил деда в машину и отвез к себе в
поликлинику. После рентгена и осмотра подбили бабки – двадцать три
собственных зуба, но двенадцать из них перед протезированием нужно
удалить. Хирург сказал, что больше двух зубов в неделю удалять нельзя.
На том и порешили. Фима каждую неделю возил деда на удаление и пока шла
операция тихонько сидел в углу кабинета на всякий случай. На третью или
четвертую неделю хирург достал зеркало и указал деду на один из зубов.
- Сегодня, Яков Аронович, будем удалять только один зуб, вот этот. –
объяснил он, - это очень трудный зуб.
- Я знаю, это очень трудный зуб. – вдруг оживился дед и рассказал
историю, которую Фима никогда не слышал.

В 1941 году дед был в командировке в Москве. Вдруг жутко разболелись
зубы. Дед пошел к частнику. Частник сказал, что нужно удалить два зуба.
Один он удалит немедленно, а второй (тот самый) - очень трудный и его он
удалит завтра. Вырвал зуб и назначил время на завтра. А утром началась
война. Дед хотел бежать на вокзал, но зуб болел так, что все-таки
сначала поехал к врачу. Нашел закрытую дверь. Другого врача искать не
стал и помчался на вокзал. Чудом сел в минский поезд и уже дома узнал,
что утренний поезд, на который он собирался сесть, разбомбили немцы,
было много погибших. А зуб как-то перестал болеть и долго не напоминал о
себе.

В следующий раз этот зуб заболел в 1948 году, когда дед был в
командировке в Ашхабаде. Жуткая боль началась вечером и буквально
сверлила мозг. Дед решил разыскать дежурную аптеку, вышел из гостиницы и
побрел наугад. Очутился среди глинобитных заборов и понял, что
заблудился. Вдруг земля стала уходить у деда из-под ног – началось
Ашхабадское землетрясение. Большинство постояльцев гостиницы погибло.
Дед отделался несколькими синяками. А зуб снова перестал болеть.

После этого зуб беспокоил всего несколько раз и все по пустяковым
поводам. Как-то раз вдруг разболелся в ресторане, и дед так и не решился
даже попробовать очень аппетитную свиную отбивную, которую позволял себе
нечасто. Другой раз – когда ехал в командировку. В поезде попутчики
предложили записать пульку. Дед из-за боли отказался, а сотрудник
проигрался до трусов. Однажды зуб даже пошутил в свойственном ему
мрачноватом стиле. В начале шестидесятых на заводе, где работал дед,
вдруг исчез начальник отдела снабжения. На собрании ИТР парторг сообщил,
что он арестован по крупному валютному делу. В подробности парторг не
входил. После него выступил один из членов парткома, коммунист старой
закалки. Высказался в смысле, что и к остальным снабженцам присмотреться
не мешает. Якова Ароновича упомянул, сволочь, лично. По пути домой в
памяти у деда всплыли тридцатые годы, когда похожая история вылилась ему
в два года ссылки, да и то по большому везению. Дед распереживался.
Пришел домой, собрал «тюремный» чемодан, допил початую бутылку водки и
уснул, не раздеваясь. Ночью проснулся от дикой зубной боли. Посмотрел на
часы – было около четырех. Вдруг в дверь громко постучали. Дед надел
старый ватник, взял чемодан и пошел на выход. Оказалось приехали дикие
родственники из Новоград-Волынска. Телеграмму они дать не догадались, а
дверной звонок не заметили. Потом по зрелому размышлению дед решил, что
случай с отбивной тоже мог быть шуткой, хотя и с намеком.

История произвела на слушателей сильное впечатление. Задумались,
спросили болел ли зуб перед Чернобылем? Дед не помнил. Он был уже в том
возрасте, когда прошлое ближе настоящего. Хирург вздохнул, сказал, что
все-равно нужно удалять и вырвал. Зуб вышел на удивление легко. Фима
забрал зуб и позже распилил. Не обнаружил ничего особенного – зуб как
зуб. А через полгода дед умер. Присел после завтрака на диван отдохнуть.
Фимина мать пошла на кухню мыть посуду. Когда вернулась минут через
пятнадцать, дед сидел на диване в той же позе со спокойным и
умиротворенным лицом, но уже неживой.

После смерти деда Фима решил уезжать в Америку. Перед отъездом
распродавал все, что имел. Нажитое за многие годы превратилось в
несколько билетов до Нью-Йорка, тощую пачечку долларов и несколько
чемоданов с тряпьем и кастрюлями. Единственное настоящее достояние,
квартира, никак не продавалась. Покупатели испарялись один за другим, а
до отъезда оставались буквально дни. Фима свято верил, что все
оставшееся после отъезда точно пропадет, и занервничал. Вдруг маклер
привел человека. Прекрасно одетый, спокойный и уверенный в себе, он
буквально излучал надежность. Поговорили, нашли общих знакомых - все
достойные люди - и практически тут же ударили по рукам. А ночью Фиме
приснился дед. Лицо деда было искажено гримасой страдания, и он то и
дело тер щеку ладонью, как бы страдая от нестерпимой зубной боли. С утра
Фима стал срочно наводить справки о покупателе. Милый человек оказался
матерым квартирным аферистом. Фима мгновенно дал задний ход, а тут и
покупатель нашелся. С тех пор дед ему ни разу не снился.

Abrp722

И мне жидкий азот напомнил о далеком прошлом. В начале 80-х годов
прошлого века поехал я по патентным делам в Донецк, в институт по
горноспасательному делу (ВНИИГД). Он находился на главной улице города и
представлял собой целый комплекс многоэтажных корпусов с двумя
замкнутыми внутренними дворами. Сидим мы в кабинете, который выходит
окнами в один из этих дворов, и вдруг слышим душераздирающий скрежет
металла по асфальту. Смотрим в окно, а там институтский грузовичок
затягивает в центр двора железный поддон метра три в длину и в ширину и
глубиной с полметра. Спрашиваю зачем это чудо, и мне отвечают что
институт открыл тематику по тушению подземных пожаров жидким азотом.
Сейчас будет первый эксперимент, так сказать проба пера. Молодцы, думаю
я. Идея явно не лишена здравого смысла. Лучшего способа доставить
практически инертный газ к очагу пожара пожалуй и не придумаешь. И стоит
жидкий азот копейки.

А тем временем во двор завозят огромный танк с жидким азотом. Два
могучих детины в ватниках и рукавицах присоединяют к нему блестящий
шланг. Один занимает пост около вентиля, другой берет шланг наизготовку.
После танка появляется цистерна с бензином и в поддон наливают бензина
наверное пальца на три. Потом цистерна уезжает, а во двор выходит взвод
горноспасателей в боевом обмундировании с здоровенными огнетушителями
наперевес, техника безопасности так сказать, и располагается вокруг
поддона. Наконец на сцене появляется крупный мордастый руководящий
товарищ в отглаженной рубашке, галстуке и дубленке (зима!) –
зав.сектором пожаротушения. К этому времени все окна уже облеплены
сотрудниками и они наблюдают как по команде зав.сектором
боец-горноспасатель зажигает факел и бросает его в поддон. Когда
разгорелось по всей поверхности, начальник дал отмашку на азот. Тугая
серебряная струя жидкого азота в белой дымке устремилась в охваченный
пламенем поддон и...

Есть эксперименты результаты которых несложно объяснить потом, но трудно
предсказать, основываясь только на здравом смысле. Нужны знания и
желание думать. Этот эксперимент был именно таким. Бензин и азот имеют
близкие дипольные моменты. Поэтому жидкости смешались так же легко как
спирт смешивается с водой. Далее под воздействием высокой температуры
азот интенсивно испарялся из объема, становился легче окружающего
воздуха и увлекал за собой все остальное вверх. В результате примерно
через минуту из поддона начало подниматься облако горящей
азотно-бензиновой взвеси. Багрово-черное с белыми прожилками, оно было в
точности похоже на ядерный гриб из фильмов по гражданской обороне. Когда
гриб дорос до пятого этажа...

Я бы мог написать: "Произошел мощный взрыв". Но это было бы неправдой.
На самом деле ЕБАНУЛО и ЕБАНУЛО со страшной силой! ЕБАНУЛО так, что в
корпусах выбило практически все стекла. Стены, кабинеты, люди - все
покрылось густой черной копотью. Потом, как всегда бывает в таких
случаях, наступила тишина. Первым пришел в себя и вылез из-под стола
бывший фронтовик Абрам Борисович. Как он попал под стол не помнил никто,
включая его самого. Он отряхнулся, оказался самым чистым в комнате и с
удовлетворением произнес: - Ну все, этого идиота мы больше не увидим.
Уйдет на повышение.

Оказался прав.

Abrp722

Как-то так получилось, что большинство моих друзей родились в Советском Союзе, но постепенно разъехались по всему земному шару. Вот, например, Ануш. Родилась и окончила школу в Ереване, Поступила в Ленинградский университет и стала Аней. После окончания вышла замуж за англичанина и уехала на его родину. Теперь ее зовут Энн. Живет Энн в крохотном городке в графстве Глостершир, совсем рядом со знаменитым королевским лесом Дин. У нее хорошая квартира, хватает денег пусть не на роскошную, но абсолютно достойную жизнь, сын уже окончил колледж и живет отдельно. Казалось бы можно немного отдохнуть и расслабиться. Но... покой нам только снится. Несколько лет назад в Ереване умерла ее мама, и Энн забрала отца к себе. Ему уже тогда было под 90, и оставаться один он не мог. В далекой Англии отец, конечно, чувствует себя как рыба, которую вытащили из воды. Но страдания переносит стоически и старается не жаловаться. Читает армянские новости на интернете, смотрит по телевизору русские каналы. Даже в плохом настроении, ругает не Энн, а турок и азербайджанцев. Ходит плохо, но на природу выезжает с удовольствием. После каменистой Армении зеленая Англия кажется ему раем...

В этот день Энн рутинно отвезла отца на опушку леса подышать воздухом, усадила его на скамейку, и поехала забирать вещи из химчистки. Приезжает через полчаса – отца нет. Зашла в лес, покричала – отца нет. Что делать? Позвонила в полицию. В полиции сказали: - Не волнуйтесь, сейчас приедем.
Приехали. Походили по лесу, покричали – отца нет.
- Хорошо, - говорят, - мы сейчас вызовем кинолога, а Вы езжайте домой и привезите какую-нибудь его обувь, чтобы собака след взяла.
Когда Энн вернулась, кинолог уже была там. Оказалась молодой симпатичной леди, которую вы можете увидеть на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале. Пока собака изучала туфлю, у одного из полицейских зазвонил телефон. Закончив разговор, он поспешил обрадовать Энн:
- Нашелся, - говорит, - Ваш отец. Его какая-то дама привезла в местный дом престарелых. Увидела одинокого старика, решила, что он потерялся и привезла. А там видят, что чужой. Вот и позвонили в полицию.

Приехала Энн в дом престарелых. Отец сидел в столовой и с удовольствием пил английский чай с молоком. Энн так обрадовалась, увидев его невредимым, что даже расплакалась. Потом, конечно, стала вычитывать:
- Папа, как же ты сел в машину к незнакомой женщине?! Ты же видел, что это не я! Зрение-то у тебя хорошее. Как ты собирался с ней общаться?! Ты же даже адрес по-английски сказать не можешь! Папа, о чем ты думал???
Отец хитро посмотрел на Энн и сказал по-армянски:
- Ануш, деточка, о чем может думать мужчина, если женщина зовет его к себе в машину? Я надеялся на приключение.

ЧУДЕСА ТЕЛЕПАТИИ

После окончания школы я твердо решил покинуть родительский дом. Поехал
сдавать вступительные в МГУ. Не поступил. Причиной тому скорее всего
были не мои знания и даже не пятый пункт, а недостаток азарта и
настойчивости. С экзаменаторами не спорил, на апелляцию не пошел. МГУ
решил, что без меня можно обойтись, и пожалуй, не ошибся. Прямо из
Москвы я поехал в Харьков и стал студентом тамошнего университета. В
борьбе за место в общежитии тоже не проявил достаточно сноровки.
Пришлось поселиться у злобной старухи, которой меня порекомендовали
дальние родственники. Здесь мне как раз повезло. Старуха сдавала две
койки, но чужих она боялась и никак не могла подобрать второго
квартиранта. Я жил в отдельной комнате и платил совсем немного.

От непривычного одиночества страдал кошмарно. Единственной отдушиной
стал телефон. По вечерам шел пешком до переговорного пункта и оттуда
звонил, чаще всего родителям или старшему брату, Боре, в Питер. Тариф,
15 копеек за 30 или 40 секунд, крепко бил меня по карману при стипендии
в сорок три рубля с копейками. Нужно было что-то придумать. Записался в
научно-техническую библиотеку и нашел документацию на междугородний
автомат. Сплав теории, эксперимента и везения дал неожиданно простое
решение: в автомат опускаются две монеты, делается несколько легких
ударов ладонью по кнопке возврата. В результате монеты заклиниваются и
можно говорить сколько угодно. После окончания разговора полное нажатие
на ту же кнопку высвобождает монеты. Нужно ли удивляться, что я стал
звонить очень часто и говорить очень долго.

Частые звонки выявили неожиданный эффект. Если звонить на телефон, по
которому в это время уже говорят, то нередко беззвучно подключаешься к
разговору. Разговоры родственников и друзей оказались на удивление
скучными и вскоре я перестал их слушать. Но как-то раз жена брата с
невероятным энтузиазмом и в мельчайших подробностях описывала сестре
эпохальное событие - она коротко подстриглась. Я выслушал полностью и
решил подшутить. Позвонил на следующий день. Трубку взяла жена.
- Инна, - говорю - я сегодня видел очень яркий и совершенно реальный
сон. Мне приснилось, что ты коротко постриглась.
И рассказал все детали. На другом конце провода наступила длительная
тишина. Потом Инна стала ахать, потом рассказывала всем знакомым.
Телепатия тогда были в моде, и я стал живой демонстрацией ее
возможностей.

Через пару месяцев я подслушал, как брат рассказывает приятелю, какие
шкафы они заказали для кухни: цвет, размер, как будут висеть. Через день
позвонил и снова рассказал живой и яркий сон, теперь о новых шкафах на
кухне. Брат долго молчал. Было только слышно, как переключаются реле в
его голове.
- Этого еще нет, это только будет, - сказал он испуганым голосом. -
Приезжай, поможешь вешать.
Конечно, я приехал, конечно помог. Моя репутация мощного телепата
утвердилась в семье окончательно и бесповоротно.

В начале второго курса я познакомился с очень милой девушкой. Отношения
развились быстро и бурно. Только вот встречаться нам было негде. Пока
было тепло ездили на садово-огородный участок ее родителей за Павловым
Полем.
С наступлением холодов пользовались редкими моментами, когда моя хозяйка
отправлялась к какой-нибудь из подруг. Мы бродили по стылым харьковским
улицам, а мне так хотелось поехать с моей подружкой в Питер, повести ее
в Мариинку, а потом вернуться в дом, где мы были бы вдвоем. В самой
поездке ничего невозможного не было. Только вот в гостиницу нас бы не
пустили, а брат жил в однокомнатной квартире со строгих правил женой и
трехлетней дочкой. Ключи от этой квартиры у меня были, но что от них
толку, если хозяева никуда не собирались.

Однажды по «Радио Свобода» я услышал передачу об открытии в Москве
выставки художников-нонконформистов. «Вот бы, - думаю, - поехать».
Запомнил адрес и несколько имен. Ночью у меня появилась не самая умная
идея. Позвонил брату:
- Боря, - говорю, - мне приснился совершенно реальный сон. В этом сне ты
был на художественной выставке в Москве, на ВДНХ, в павильоне
«Пчеловодство». Ты держал в руках к себе лицом картину, а на ее заднике
я прочитал: «Анатолий Зверев, Миллион долларов»
- И что же этот сон означает? - спросил брат растерянно.
- Я думаю, он означает, что ты поедешь в Москву и купишь у художника
Анатолия Зверева картину, которая когда-нибудь будет стоить миллион
долларов.
- А что это за художник?
- Ничего не знаю, - искренне ответил я.
Мы распрощались. А когда я позвонил на следующий вечер, брат сказал:
- Мы с Инной решили съездить проветриться в Москву дня на три-четыре. Я
возьму больничный, Инна - отгулы. Сходим на Таганку. Заодно и на эту
твою выставку зайдем. Уезжаем завтра.

Мой брат - не мне чета. Любое дело он доводит до победного конца.
Поступил в ЛЭТИ. Закончил с красным дипломом. Распределился на
Электросилу и к двадцати восьми был уже замначальника цеха, подумывал о
вступлении в партию. Женился, купил кооперативную квартиру. Я даже
немного испугался за неведомого мне художника. Он не подозревал, какой
танк мчится ему навстречу.

А пока мне нужно было подумать о себе. В тот же вечер я продал зубному
технику Фиме подписки Шолом-Алехема и Фейхтвангера, которые он давно у
меня выпрашивал. Образовалась куча денег. Утром моя девушка купила
билеты на вечерний рейс через райком комсомола, где она работала
секретаршей. Вечером брат ехал в Москву поездом, а мы летели в Питер
самолетом. Короткий рывок на такси после посадки. В замке щелкнул ключ.
Двери рая распахнулись.

На следующий день, часам к двенадцати, мы вышли из дома и отправились
смотреть Питер. В это же время мой брат с женой в Москве стояли в
очереди на выставку. Простояв часа два на холодном февральском ветру,
они попали внутрь. Ошалело побродили среди очень странных картин.
Наконец нашли место, где был выставлен Анатолий Зверев. Брат посмотрел
на его картины. Увидел пятна красок, размазанные контуры, нечеткие
линии. Понял, что это красиво, попытался по привычке сформулировать и не
сумел. Там же был и сам художник. Он оказался заросшим и грязным,
похожим на бомжа. И пахло от него так же: застарелым перегаром и всем
остальным. Вокруг него подобострастно крутилась какие-то очень светские
поклонники. Художник откровенно и нагло юродствовал, злобно ерничал, не
делая различий. Публика все съедала не поморщившись. Похоже, им это
нравилось. Брат никак не мог сообразить как к этому человеку подъехать.
Уже слегка ошалевший все-таки подошел к художнику:
- Толя, мой брат видит вещие сны. Он увидел, что я купил у тебя картину,
которая будет стоить миллион долларов. Но саму картину он не видел,
только задник. Ты знаешь какая это картина. Продай мне ее.
- Поехали подумаем, - сказал Зверев после секундного раздумья, - а там
видно будет.
Инне Зверев очень не понравился, куда-либо ехать с ним она наотрез
отказалась и отправилась по магазинам. А брат с художником и еще
какие-то двое поехали в шашлычную напротив гостиницы «Советская». По
пути из метро Зверев заскочил в галантерейный магазин и вышел оттуда с
большим куском толстой сероватой оберточной бумаги.

В шашлычной было тепло и еще пусто. Компания заняла столик около стены.
Сделали заказ. Брат немного расслабился.
- Нужно сейчас, потом будет поздно. - пробормотал Зверев.
Он побежал на кухню и притащил три соусницы: коричневый ткемали, зеленый
ткемали из молодых слив и красный сацибели. Разложил лист на столе и
начал рисовать. Он обмакивал пальцы в соус и очень точными
профессиональными движениями наносил мазки на бумагу. Когда нужно было
очистить «кисть», просто облизывал пальцы. Распылял ртом. Иногда
промахивался, и тогда соус летел на зрителей. Словно заклинания
приговаривал какие-то бессмысленные стишки, в которых рифмовал «нашу
встречу» с «увековечу», «сацибели» с «охуели», а «ткемали» с «заебали».
Пошли в дело горчица, перец и соль. В результате этой магии через
полчаса из хаоса пятен материализовался портрет брата. Чтобы заметить
хорошую картину нужно разбираться в искусстве. Заметить шедевр может
каждый. Этот портрет был шедевром. Зверев положил портрет на деревяную
решетку вокруг батареи сушиться. Официант принес водку и закуски, потом
еще водки и горячие вкусные шашлыки. После этого происходило что-то еще,
но из памяти моего брата это «еще» стерлось навсегда.

Очнулся брат в совершенно незнакомом месте, которое при ближайшем
рассмотрении оказалось вытрезвителем. В итоге все обернулось не так
страшно. Пятнадцать суток ему не дали. Документы остались целы. Денег в
бумажнике хватило на оплату специальных услуг, и даже осталось еще
несколько рублей. На прощание милиционер отдал ему небольшой рулон,
обернутый в газету с аккуратно заправленными внутрь краями:
- Твой приятель, алкаш, просил чтобы ты не забыл. Ну, бывай.
Дверь вытрезвителя захлопнулась. В ближайшей столовой брат купил горячий
кофе и развернул рулон. Высохнув, портрет стал еще более красивым, на
обороте листа красовалась каллиграфически-изощренная подпись «А. Зверев
75г.», а под ней также изощренно был вырисован «1000000».

Пребывание в Москве было испорчено, но к моему счастью уехали они
обратно в Питер только в заранее назначенный день (характер!). Мы
благополучно разминулись. А дней через десять на Электросилу пришло
письмо о недостойном поведении имярек в столице. Было собрание, на
котором выяснилось, что блестящая карьера моего брата по душе далеко не
всем. Всплыл больничный. Боре влепили выговор и разжаловали в начальника
участка. Он обиделся и ушел. Устроился в пуско-наладочное управление.
Через два месяца понял, что там можно только спиться. В следующий мой
приезд показал мне израильский вызов с голубым логотипом. Меня он с
собой не позвал. Уезжая, я не удержался и попросил посмотреть на
картину. Боря протянул мне рулон:
- Забирай себе. Видеть его не могу.
В Харькове я снял с рулона московскую газету и осторожно развернул его.
Влажный питерский климат предохранил бумагу от пересыхания. Соусы не
выцвели и не заплесневели. Только горчица и соль немного осыпались.
Человек на картине мучительно всматривался в будущее. Таким своего брата
я не знал и никогда не видел. Я влюбился в портрет с первого взгляда.
Знакомый багетчик за «Железного короля» вставил его в подходящую раму
под стекло, и больше я с картиной не расставался.

Боря просидел в отказе три года. Я мало знаю об этих временах. Думаю,
что ему пришлось нелегко. Боря считал, что я косвенно виноват в крушении
его карьеры и не хотел меня видеть. А я испытывал жуткое чувство вины и
не хотел видеть Борю. Приехал на проводы, но поговорить нам не удалось.
Письма Боря не писал. Только иногда слал родителям посылки из Америки.
Написал в первый раз через года два, когда получил работу инженера в
маленькой, но процветающей компании. Купил дом. Один из совладельцев
компании ушел на пенсию. Боря заложил дом и выкупил его пай. Вскоре
купил второй дом. Постепенно вытащил в Америку всю семью.
Перед моим отъездом он позвонил:
- Привези зверевский портрет, если цел. Все-таки на нем - я, и подарен
мне...
Я привез. Теперь портрет висит в коннектикутском доме брата над камином.
Когда гости восхищаются им, Инна говорит:
- Этот портрет стоил нам три года жизни. А посмотрели бы вы на
художника..!

А поездку, с которой все началось, я почти никогда не вспоминаю, потому
что боюсь заиграть эту пластинку. Да и подробностей никаких не помню,
кроме острого чувства счастья, возможного только в девятнадцать лет.
Девушка тоже куда-то исчезла. Помню только, что у нее была небольшая
очень нежная грудь с разными сосками. Один сосок был гладкий, другой
какой-то шершавый.

Художник Анатолий Зверев умер в 1986 году. Мир праху его.

Abrp722

ПУШКИНСКИЙ КОТ

Ко дню рождения Пушкина (6 июня) решил привести в порядок свою
библиотеку. Начал перебирать старые бумаги, наткнулся на папку с
рисунками детишек наших друзей, которую со времени приезда в Америку ни
разу не открыл. Из нее выпала маленькая такая тетрадка, исписанная
четким почерком с карабкающимися вверх строчками. Как попала эта
тетрадка в папку понятия не имею. В памяти забрезжил наш отлет из
Шереметьева: утро после бессонной ночи, очередь на досмотр. Человек
средних лет впереди нас пытается объяснить таможеннику, что «никакая это
не рукопись, а личные заметки. » А таможенник кроет его инструкцией, что
«можно только в отпечатанном виде и с разрешением». Так эта тетрадка и
осталась на стойке, а потом, уж не знаю как, впрыгнула в папку. Эту
папку таможенник попросил раскрыть первой. Увидев детские рисунки,
хмыкнул и сказал волшебное «проходите». И вот теперь я держу тетрадку в
руках. Читать чужие заметки, конечно, нехорошо. Но замечаю слово
«Пушкин», повторенное несколько раз на первой же странице, и не могу
удержаться. Заранее приношу свои извинения автору, но он не оставил ни
имени, ни фамилии, ни даже телефона на полях. Итак...

5 января 199...

У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом;

Интересно, почему Пушкин посадил кота на цепь? Вроде Цявловский об этом
писал. Это, мол, в традициях русского лубка изображать кота забавником,
затейником и песенником. Кот играет, а остальное зверье танцует и поет.
Похоже на правду. Но при чем здесь цепь? Нужно покопаться.

26 февраля 199..
Да, о коте. Вдруг вспомнил, что Юрий Михайлович во время одного из своих
семинаров в Тарту заметил: «В романе “Евгений Онегин” Пушкин выразил
свой идеал женщины, наделив Татьяну такими взаимоисключающими
качествами, как страстность и чувство долга. В поэме «Руслан и Людмила»
Пушкин выразил свой идеал кота, посадив это милое животное на цепь, на
что у поэта могли быть свои особые причины». Может знал Ю. М. чего?

13 марта 199..
Провел целый день в ЦГАЛИ, работал с материалами В. В. Вересаева к
«Пушкин в жизни». Вдруг натыкаюсь на выдержку из дневника Дельвига:
«Заехал к Пушкину в Михайловское, нашел его у Арины Родионовны. Мерзкий
кот в который раз оросил мою туфлю зловонной жидкостью». Через час после
первой удачи вторая - нахожу вариант письма Пушкина Соболевскому:
«Безалаберный! Вчера, направляясь к Вульфам, навестил нянюшку мою, Арину
Родионовну. Известный тебе подлец Семен так обработал мои туфли, что все
гости принюхивались, но, к счастию, так и не догадалась об источнике
сильнейшего амбре. Более всех морщила свой очаровательный носик Анна
Петровна Керн, которую с помощью божьей я на днях выеб».

Теперь все понятно! У Арины Родионовны был кот Семен. Видно тот еще
кадр! Его-то Пушкин и посадил на цепь, чтобы на туфли не мочился.
Пушкинский Кот - это сенсация. Нужно срочно какую заметку написать,
застолбить кота.

14 мая 199..
28 апреля у Агеева была защита, гуляли на банкете. Познакомился там с
его тестем, полковником с Лубянки. Выяснилось, что рассекреченные в этом
году архивы КГБ включали в себя архивы III Отделения собственной Его
имп. величества канцелярии. Я получил пропуск в святая-святых и в первый
же день наткнулся на Пушкинского Кота. Дал заказ на копирование, но на
всякий случай и перепишу.

Из письма графа Бенкендорфа к царю:

Ваше Величество!

Нам была доставлена копия записки, посланной г-ном Соболевским графу
Федору Толстому: «Брат Федор! Всякий раз по возвращении из Михайловского
брат Пушкин положительно дурно пахнет. Как русские дворяне, люди чести
и, что немаловажно, друзья Пушкина, мы должны положить предел этому
гнусному животному не на словах (а их было сказано немало), а на деле».
Ваше Величество, крайне радикальный тон этой записки позволяет
предположить наличие заговора против кого-то из достойных граждан нашего
Отечества. Позволю себе напомнить, что граф Толстой описан г-ном
сочинителем А. Грибоедовым как:
Ночной разбойник, дуэлист.
В Камчатку сослан был,
Вернулся алеутом.
И крепко на руку нечист,
с чем трудно несогласиться. За господами Соболевским и Толстым
установлено круглосуточное наблюдение.

Из донесения агента К. графу Бенкендорфу:

Вчера г-да Соболевский и Толстой, переночевав в Пскове и находясь в
наилучшем расположении духа, отправились на почтовых в Михайловское
имение г-на Пушкина. Не заходя в господский дом, они проследовали к
домику крестьянки Арины Родионовны, поймали после превеликих усилий
кота, принадлежавшего вышеуказанной крестьянке, и посадили его в заранее
приготовленный мешок. Придушив кота, дабы причинял он менее шуму, они
отвезли его обратно на почтовую станцию. На станции смотритель за
небольшую мзду поместил кота в поклажу жида Мордко из местечка Лохвицы,
который сей момент выезжал со станции по направлению к своему дому. Г-да
же Соболевский и Толстой, хохоча и веселяся, отправились обратно в
Санкт-Петербург. При этом г-н Соболевский приговаривал: «Теперь уж
Наталья Николаевна причин отказывать Пушкину не имеет вовсе».

Представляя это донесение царю, граф Бенкендорф пишет: «Не будет ли
угодно Вашему Величеству вернуть кота законному владельцу? » Николай I
наложил высочайшую резолюцию: «Коту и жиду повелеваю отныне и впредь
проживать совместно».

13 ноября 199..
Я в Харькове. Выступал на семинаре в университете. Вечером коллеги
потащили на проводы семьи Лохвицких, которые уезжают в Америку.
Красавец-кот собирается в дорогу вместе с ними.
Разговорился с главой семьи, Марком. Он рассказал, что уже почти два
века в их семье всегда есть кот Семен, и имя это переходит от отца к
сыну:
- Мой пра-пра-прадед как-то повез партию мануфактуры из Лодзи в Псков, а
вернулся домой с котом в мешке, который подсунули ему на почтовой
станции. Прадед приютил кота и полюбил его. В следующей поездке
разговорился со станционным смотрителем. Тот признался, что кота
подложил он по просьбе двух важных господ, друзей поэта Пушкина. Кот,
скорее всего, тоже был Пушкина, потому что михайловские мужики спустя
некоторое время искали кота, но так и не нашли. А имя коту - Семен.
Прадед был поклонником великого поэта и полюбил кота еще больше. В семье
есть предание, что кот несколько раз убегал, а потом, к ужасу всех
евреев местечка, эскадрон конных жандармов привозил его назад, но я в
это не верю. Прадед завел от Семена котят и одного из них оставил,
назвав снова Семеном. Так оно и идет до сих пор. А теперь вот Пушкинский
Кот, можно сказать, национальное достояние, уезжает в Америку...
Подошел Семен и негромко мяукнул. Я спросил:
- А здесь Вы его пристроить не пробовали?
- На Украине сейчас о Пушкине лучше не заикаться, а в заповедник
«Михайловское» я написал. Но они ответили, что кот в бюджете не
предусмотрен. Предложили привезти и выпустить, может кто приютит. А как
его выпустить если он - домашний, и главное, мы его очень любим.
Семен снова мяукнул и потерся о ногу хозяина. Марк нервно повел носом и
пожаловался:
- Метить территорию больно горазд. Только и смотри, как бы туфли не
пометил.
Я принюхался, в доме действительно отчетливо пахло кошачей мочой. Пришел
в гостиницу - там пахнет тоже. Что, думаю, за черт? А это - мои туфли.
Полчаса отмывал «привет от Пушкина» мылом.

После проводов не спал целую ночь. Потомки Пушкина - за границей,
рукописи Пушкина - во Франции. Теперь Пушкинский Кот уезжает в Америку.
Неужели и мне собирать чемоданы?..

На этом оканчивается тетрадка, но не жизнь. Эмигрантский мир тесен. Я не
знаком с Марком Лохвицким, но мой сын дружил с его сыном. Они свели
кошку кого-то из компании с Семеном и через три месяца у нас в доме
появилась Елизавета Семеновна, Лиза, как я теперь знаю - Пушкинская
Кошка. Лохвицкие переехали в Калифорнию и сведений о них у меня нет. Но
думаю, что Семен еще жив, а по дому уже бегает юный Семен. Когда он,
свернувшись калачиком, спит, ему снится деревенская изба, снег и голые
кривые березы за мутным окном. В избу входит человек в бакенбардах, в
руке у него бутылка вина.

Abrp722

В первую свою командировку я поехал в Донецк. Было это в далеком 1983-ем
году. Командировка затянулась дольше, чем ожидалось, так что выходные
мне пришлось провести среди терриконов и заводских дымов. В воскресенье
утром, чтобы скоротать время, отправился я на книжный рынок. Рынок этот,
разумеется, был властями запрещен, но тем не менее найти его не
составило ни малейшего труда. Мне подсказали остановку троллейбуса, а
оттуда я просто пошел в лесопосадку вслед за группой людей с тяжелыми
сумками и портфелями. На полянке среди чахлых деревьев прямо на земле
были разложены книги, никогда не виданные на магазинных прилавках.
Озабоченные книголюбы покупали и продавали их по ценам, сравнимым с моей
недельной зарплатой. Людьми они оказались доброжелательными и приятными,
большими любителями поговорить о книгах и обо всем. Атмосферу
расслабленности и отдыха омрачало только ожидание милиции, которая, как
говорили, давно не появлялась и могла нагрянуть с облавой в любую
секунду.

Мое внимание привлек один из продавцов. Вид этого молодого человека
являл печальное зрелище, как сказал бы автор девятнадцатого века. Он
тянул ногу, туловище его было слегка перекошено, как впрочем, и лицо.
Все его тело сотрясала непрерывная дрожь, препятствующая нормальной
координации движений. Когда говорил, слегка заикался, гнусавил и сильно
растягивал гласные. Тем не менее глаза его были умными и живыми, книгами
он торговал хорошими, и книг этих было, ну, очень много. Среди местной
публики пользовался несомненным авторитетом. Все называли его Колей.
Цены у Коли были такими же непрямыми, как он сам. Например, на вопрос,
сколько стоит «Жизнь двенадцати цезарей», отвечал:
- П-по д-два-а с п-полти-и-иной за-а це-еза-аря...
А «Двадцать три ступеньки вниз» отдавал:
- П-по ру-ублю за-а с-сту-упеньку-у. П-по-осле-едняя б-бе-еспла-атно...
Колоритная личность, одним словом.

Никакие покупки в этом месте в мои планы не входили: не по карману.
Однако сделав несколько кругов, стал задумываться не купить ли мне «Три
мушкетера» для младшего брата моей девушки, пятиклассника. Брат должен
был оценить книгу, девушка - меня. Приценился у одного, другого,
третьего. Все просят одни и те же двадцать пять рублей и не уступают.
Дошел до Коли. Спрашиваю:
- Сколько «Три мушкетера»?
- П-по ш-ше-есть за-а к-ка-аждого-о-о....
Ну, думаю, повезло. Быстро лезу в карман, достаю две розовые десятки,
протягиваю Коле. Коля с нескрываемым пренебрежением отводит мою руку:
- Ты Д-дА-а-артаньяна-а за-абыл. Д-дА-а-артаньян идет за-а с-се-емь.
Д-дА-а-артаньяна-а д-де-еше-евле не-е отда-ам: г-га-аско-оне-ец.

Я задумался. Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся - это был один из
продавцов «Трех мушкетеров».
- Забирай за двадцать четыре, - сказал он.
Я задумался снова. А в это время на противоположной стороне поляны
появились Дон Кихот и Санчо Панса, одетые в милицейскую форму. Санчо
Панса зычным голосом крикнул:
- Всем оставаться на местах!
Дон Кихот оглушительно засвистел в свисток... Никогда в жизни я не
видел, чтобы выполнение приказа было этому приказу строго
противоположно. В течении двух секунд на поляне остались только
брошенные книги, человек пять таких же как я, незнакомых с правилами
игры, и разумеется, Коля. Остальные разбежались во все стороны.
Милиционеры подобрали пустую сумку и двинулись с ней по кругу, выбирая
из кучек брошенных книг по одной или две и бросая их в сумку. Как мне
показалось, брали они книги совершенно наугад. Дошли до нас с Колей. Мой
иногородний паспорт и отсутствие книг вроде убедили их оставить меня в
покое. Коля дал им какой-то листок бумаги. Я заглянул через плечо Санчо
Панса и прочитал примерно следующее:

На бланке городского психо-неврологического диспансера.
С П Р А В К А
Настоящая справка выдана больному Фамилия, Николаю Отчество. Больной
является инвалидом с детства. Помимо основного корпуса заболеваний
страдает маниакально-депрессивным психозом с шизофренической
компонентой. Больной воображает себя крупным книжным спекулянтом и
пытается продавать книги в неустановленных местах. Книги, находящиеся в
распоряжении больного, доступны в розничной продаже и никакой ценности
не имеют. Больной социально безвреден.
Справка выдана для предъявления представителям компетентных органов.

ЗаместительГлавного врача
Подпись
Печать

Милиционеры посмотрели на Колю с некоторым испугом, вернули ему справку,
завершили круг и с полной сумкой ушли в посадку, по-видимому, к
поджидавшей машине.

- Коля, -спросил я, - где ты взял эту справку? Я тоже хочу такую.
Коля хитро посмотрел на меня:
- Е-есть ту-ут оди-ин м-му-ужи-ик, п-пси-ихиа-атр. Я ему-у в-все-е за-а
п-по-ол це-ены отдаю-ю... Л-ла-адно, д-да-авай т-твою-ю д-два-адца-атку.
Все р-ра-авно с-се-его-одня б-ба-аза-ара не-е б-бу-удет. Т-то-олько-о
м-мо-олчок.

Я взял «Мушкетеров» и двинулся к остановке. Среди деревьев мелькали
осторожные фигуры книголюбов. Самые решительные уже приближались к
поляне.

Abrp722

26 ВОПРОСОВ

Согласно статистике, которая знает все, американцы меняют местожительство в среднем каждые шесть лет. Вот и мы однажды переехали из города Нью-Йорк в штат Нью-Джерси. Американские штаты – маленькие государства со своими законами, парламентом, бюджетом, полицией и даже правилами дорожного движения. Например, в Нью-Джерси разрешен правый поворот на красный свет после полной остановки, а в Нью-Йорке категорически запрещен. Поэтому закон требует от каждого нового жителя штата сдать теоретический экзамен по ПДД, обменять водительские права и, наконец, получить местные номера на машину. Отводится на это мероприятие один месяц. Я вспомнил о нем, когда от месяца остались три рабочих дня.

В перерыв залез в интернет и отыскал ближайший офис Отдела Автотранспорта. Он оказался в пяти минутах от моей работы и в этот день был открыт до восьми вечера. Ну, думаю, везет! И как всегда почти сглазил: к концу дня начался очередной аврал. Менеджер заказал всем пиццу и объявил, что будем стоять до победы. Мне удалось ускользнуть только под обещание подключиться вечером из дома. До офиса я добрался в 7:25, когда очередей уже не было, а посетителей все еще принимали. Заполнил бланк, заплатил деньги, нашел нужную стойку. Клерк за стойкой оказался улыбчивым, доброжелательным и разговорчивым, как большинство пожилых афроамериканцев.

- О, - сказал он, - я слышу у вас русский акцент! Я знаю русский акцент. У моего приятеля была русская подруга. Вы, наверное, предпочли бы сдавать на русском, все-таки это ваш родной язык, но сейчас такой опции нет. Раньше мы принимали экзамен на бумаге. Кроме английского, у нас были вопросники на испанском, русском и китайском. А с этого года перешли на компьютеры. Испанский уже есть, а русского, извиняюсь, пока нет. К экзамену готовы? Пользоваться компьютерной мышкой умеете? Отлично! Тогда следуйте за мной!

К экзамену я не только не готовился, но и не собирался готовиться. Более того, я напрочь забыл, как сдавал его шесть лет назад в Нью-Йорке, но это меня абсолютно не волновало. Водил машину уже давно, штрафы имел только за превышение скорости, о правом повороте знал, народ с экзаменом справляется. Ну, думаю, сдам и я.

Клерк усадил меня за компьютер и включил его. Рассказал, что я буду отвечать на 26 вопросов. На каждый вопрос есть 4 варианта ответа. Я должен выбрать правильный ответ по крайней мере на 20. Он нажал мышкой «Пуск» и удалился, оставив меня наедине с первым вопросом: «Какова максимально допустимая концентрация алкоголя в крови водителя?». Я не знал и остановился на самом маленьком числе. Не угадал. Ничего, думаю, у меня в запасе еще пять. Второй вопрос был таким: «Какова минимальная глубина протектора шины?» Почти одинаковые числа в долях дюйма не говорили мне ничего. Я снова не угадал...

Четыре последующих вопроса были такими же подлыми. Почему подлыми? Потому что на эти вопросы есть простые ответы, которые все знают и которыми все успешно пользуются в реальной жизни. Например, выпивать можно одну бутылку пива или один бокал вина или одну рюмку водки в час. Больше не стоит, чревато. Глубину протектора проверяют одноцентовой монетой так, как показано на фотографии на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале. Если голова Линкольна видна полностью, нужно покупать новые шины. Одним словом, на первые шесть вопросов я дал шесть неправильных ответов. Компьютер показал сообщение «Экзамен окончен». Я встал, развел руками и выразил все свои чувства коротким идиоматическим выражением «Ну ни <- - -> себе!». Разумеется, не вслух.

Выглядел я наверное очень смешно, потому что клерк просто расцвел белозубой улыбкой.
- Я вижу, у вас очень слабые знания, - сказал он, - и я хочу дать вам несколько советов. Во-первых, вам придется много и упорно работать, чтобы усвоить всю необходимую информацию. Но этого мало. Мне кажется, что у вас нет опыта сдачи американских экзаменов: вы не умеете анализировать вопросы и улавливать разницу в вариантах ответов. Когда я получил эту работу, у меня был месяц тренинга, а после этого - самый трудный в моей жизни экзамен. Перед экзаменом нас специально учили понимать вопросы и ответы. Я очень старался, я научился и я сдал! На когда вы хотите назначить ваш экзамен?
- Сегодня четверг. Давайте на завтра. Завтра не работаете? Давайте на понедельник.
- А вы успеете подготовиться? Мне кажется, что вам не хватит и двух недель!
- Успею! – сказал я, - буду очень стараться.
- Посмотрим, - усомнился клерк и вручил мне на прощание книжицу с циничным названием «Учебник водителя».

Почему циничным? Потому что значительная ее часть была посвящена административным и прочим материям, которые не имели никакого отношения к собственно управлению автотранспортом. И именно на эту часть был сделан упор в 166 так называемых общих вопросах, из которых, как было сказано, отбираются 26 экзаменационных. Чтобы не быть голословным, приведу типичный вопрос: «В течение какого времени вы должны сообщить о перемене имени?» Ну, думаю, попал! Эти 26 вопросов нужно где-то, кровь из носу, раздобыть.

Я напрягся и вспомнил, что у меня есть знакомый хозяин автошколы. Немедленно позвонил ему, обрисовал ситуацию. – Да, - успокоил меня Боря, - вопросы всегда одни и те же. Я тебе сейчас их сброшу на русском языке с правильными ответами. Да, одинаковые на всех языках, чтобы никто не обиделся. Прости, бегу. – Он положил трубку и моментально сбросил файл. Я так же моментально его открыл. Первым был вопрос об алкоголе, вторым - о протекторе. Пу Сунлин описывал состояние героя одного из рассказов так: «Сердце так и встрепенулось радостью… Словно сразу получил от государя все девять отличий». Нечто подобное испытал в этот момент и я.

К хорошему привыкаешь быстро. Я мгновенно забыл о 166 вопросах и сконцентрировался на том, как бы не учить 26. Ведь, если честно, времени у меня на это не было: сегодня и завтра нужно работать, в субботу учить ПДД нехорошо, не субботнее это дело, а в воскресенье, если не позвонят с работы, мы хотели съездить на океан. После рассмотрения нескольких возможностей было принято решение выучить только ответы, вернее, их номера. Не отладывая дело в долгий ящик, я записал 26 цифр в ряд и вскоре обнаружил, что они не случайны. Сегмент «1-2-4-3-1» повторялся пять раз, завершала ряд тройка. Ужинал я с сознанием хорошо выполненного долга, потом включил лэптоп и допоздна трудился без обычного в таких случаях отвращения.

В понедельник я вошел в офис первым, чтобы к девяти успеть на работу. Мой друг увидел меня, приветливо помахал рукой и позвал к своей стойке.
- Я понимаю, что вы убили на подготовку выходные, но я должен вас огорчить. Наш компьютер, который принимает экзамен на английском языке, поломался. Поэтому все, что я могу предложить вам сейчас, это сдавать на испанском.
Ну, думаю, дела... Но быстро вспомнил, что язык мне до лампочки, и тут же согласился:
- На испанском так на испанском,
- Вы знаете испанский? - удивился он.
На испанском я знал только два словa: «sí» - «да» и «mañana» - «завтра». Первое подходило к случаю больше, и я немедленно им воспользовался. Клерк повел меня к компьютеру, нажал знакомую уже кнопку и удалился, оставив меня наедине с первым вопросом. Я увидел в нем слово «alcohol» и сразу успокоился.

Через три минуты я ответил на последний вопрос, встал и направился в сторону клерка. Он заметил меня, заглянул в результат и очень сильно растерялся. Уж не знаю, что он говорил про себя. Наверное, нечто блеклое, вроде «Holy shit!», потому что точного эквивалента для «ну ни <- - -> себе!» в английском нет.
- Как же так? – произнес он вслух дрожащим голосом, - В четверг вы не знали абсолютно ничего, а сегодня ответили на все вопросы за три минуты, без единой ошибки да еще и на испанском. Я не могу поверить, что это возможно! И не говорите мне, что вы сверхчеловек, робот или инопланетянин. Я знаю, что их не бывает!

Чем я мог его утешить? Разве только уверить, что вдохновился его примером и очень старался. Так и поступил. Он поставил штамп на моем бланке. Я поблагодарил и пошел фотографироваться на новые права. Все время я чувствовал на своей спине его взгляд и помню это не самое приятное ощущение до сих пор.

Прочитал пару дней назад душераздирающее повествование Филимона Пупера о русской девушке, которая вышла замуж за араба-христианина и сразу вспомнил о моем однокласснике Толе. Эту историю я рассказываю с его разрешения.

В нашем классе Толя был чуть ли не самым способным, но науки его не интересовали. Гораздо больше его интересовали карты и он этого никогда не скрывал. Серьезно играть на деньги начал наверное с девятого класса. Поступать в институт Толя решил в Москве.
- Куда? – спросил я его.
- Туда, где маленький конкурс. В Москве самые клевые игроки, а все остальное меня не колышет.

Поступил в Лесотехнический институт и продолжал играть. Сессии сдавал, как он говорил, чтобы не выгнали из общежития. Денег по моим понятиям у него было немеряно. Сколько стоила его печатка с бриллиантом и сейчас не очень представляю. Однажды, когда я приехал в Москву, мы два дня гуляли с театром «Ромэн». За все платил Толя. С той далекой поры у меня осталось только одно наше с Толей фото. На http://abrp722.livejournal.com/ можете на него посмотреть. Он – крайний справа, я – крайний слева. На пятом курсе решил что диплом ему не помешает и закончил институт. В нагрузку к диплому получил распределение в леспромхоз в Красноярском крае. С распределением тогда было строго, Толя дрогнул и поехал. Оказался отличным инженером. Его там носили на руках и платили сколько могли, но Толя сбежал, отработав только год из трех положенных. Говорил, что вторую зиму он бы не пережил. Вернулся в Москву, снова занялся картами и вскоре снова попал на те же самые три года в тот же самый леспромхоз. Встретили его как родного, быстренько расконвоировали, и стал Толя делать ту же работу что и прежде, но забесплатно.

Когда вернулся, выразил желание как можно быстрее слинять за границу. Время было еще советское. С выездом было туго. Я посоветовал ему жениться на еврейке.
- Нет, - сказал Толя, - там где евреи, меня достанут. Мне нужно туда, где евреев нет. Ты на меня не обижайся. Чисто бизнес.
В конце-концов познакомился с христианином из Египта и женился на его сестре. Уехал в Каир, и лет двадцать я о нем ничего не слышал. Год назад случайно нашел его на Одноклассниках под другим именем, а потом и по скайпу поговорили.
- Играешь? – спрашиваю я.
- Я пробовал, но не получилось. Мусульманам играть в карты нельзя, в казино тебя быстро запоминают. Пришлось завязать. А жена пилит, говорит жить не на что. И то правда. Ну и вспомнил, что я инженер. Составил резюме, послал в несколько компаний. Никакой реакции. Жена говорит:
– Ты что-то неправильно делаешь, поговори с моим дядей, он у нас в семье самый умный.
Встретился я с дядей.
- Ты инженер? - говорит дядя, - а какой инженер?
- По лесозаготовкам.
- А что такое лесозаготовки?
- Сначала деревья валят, потом бревна складывают на лесосеке, потом сплавляют.
- А зачем инженером для этого быть? С такой работой два феллаха справятся.
- Дядя, говорю, в Сибири деревья другие. Это бревна по 40 метров длиной, больше метра в диаметре и их очень много. А кроме того нужно карты читать, временные дороги строить, монтировать оборудование и еще много чего.
Дядя долго думал, а потом сказал:
- Забудь лесозаготовки! Ты инженер по перемещению негабаритных грузов. У меня есть друзья. Что-нибудь придумаем.

Через две недели я начал работать инженером и работаю там до сих пор. Мне хорошо платят. И я буду там работать до пенсии. Эта работа не закончится никогда.
- Не надо, Толя, - говорю я, - у нас в Штатах есть выражение: “Nothing lasts forever”. – «Ничто не длится вечно». Таких работ не бывает.
- У вас не бывает, а у нас бывает, - с достоинством отвечает Толя, - Я работаю для министерства древностей и занимаюсь текущим ремонтом египетских пирамид.

Abrp722

ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО

В далекие времена, когда перестройка уже витала в воздухе, но еще не
началась, я часто ездил в командировки в Донецк по патентным делам.
Иногда меня селили в гостинице Донецкого научного центра. За громким
названием “гостиница” скрывался один этаж девятиэтажного общежития для
аспирантов и научных сотрудников – мрачной бетонной коробки с комнатами
вдоль длинных голых коридоров, выкрашенных унылой грязно-белой краской и
пахнущих хлоркой.

Тем не менее жить там мне нравилось. Здание стояло в нескольких
кварталах от центра города и на краю городского парка. Несколько раз мне
везло с комнатой - она выходила на парк. Тогда с моего балкона были
видны зелень, пруд, который местные называли ставком, колесо обозрения.
На заднике этой симпатичной декорации виднелись старые терриконы. Люди в
общежитии жили в большинстве вежливые и трезвые. Даже вахтерши, сущие
церберы в такого рода местах, здесь отличались приветливостью и
сравнительно мягким нравом.

В тот раз я попал в Донецк поздней осенью, когда зелени уже нет, на
голых ветках кое-где грязными тряпками висят сгнившие листья, а над
городом устойчиво висит вонючий смог, сочащийся липкой влагой. Книгу я
взял с собой скучную, фильмы в кинотеатрах шли все старые, к опере я был
тогда равнодушен и даже мое любимое развлечение в командировках –
бродить по улицам и рассматривать город – было совершенно недоступным.
На третий день я увидел объявление на двери лифта. Администрация
приглашала всех жильцов в Красный уголок для рассмотрения персонального
дела с. н. с. Колодяжного Б. А. Заняться было настолько нечем, что я
решил пойти, не ожидая впрочем чего-либо интересного. Ну, напился
человек, ну, накуролесил... С кем не бывает.

Как ни странно, но это мероприятие заинтересовало не только меня. К
началу в небольшую комнату набилось человек тридцать, некоторым даже не
хватило стульев. Что за Колодяжный такой, подумалось мне, уж не
диссидент ли? А тем временем на трибуну вышел бесцветный блондин в
аккуратном костюме, словом, из тех что всегда открывают собрание.
- Сегодня мы пришли сюда, - сказал он, - чтобы решить вопрос о
дальнейшем проживании старшего научного сотрудника Колодяжного Бориса
Андреевича в академическом общежитии. Будь он шахтером, разговор был бы
другой. Но если старший научный сотрудник, кандидат наук оскорбляет
товарища при исполнениии служебных обязанностей, тут нужно обратить
внимание. Поэтому мы пригласили представителей Донецкого научного центра
и научной общественности. А сейчас я передаю слово коменданту общежития
Василию Гавриловичу.

На сцену поднялся пожилой сухопарый человек с суровым, как бы высеченным
из гранита, лицом. На этом лице было совершенно ясно написано, что его
обладатель является подполковником или даже полковником в отставке и что
всю Великую Отечественную он прослужил в СМЕРШе. Свою речь он начал с
общей оценки положения на театре войны.
- Можно сказать, - заявил комендант, - что правила проживания нарушают
все жильцы поголовно. Приходят после 11 вечера, распивают спиртные
напитки, играют в карты, заводят животных, устанавливают нагревательные
приборы, пользуются электрочайниками и кипятильниками. Вчера я обходил
вверенное мне здание с тыла, так с девятого этажа на меня вылили воду из
чайника. Вылила женщина, а никаких женщин там не прописано. Особенно
нарушают кто отдельные комнаты занимают. Колодяжный, вот, тоже женщину
привел...

Он сделал паузу и перешел к главному пункту повестки дня:
- В прошлый вторник, в 8:15 вечера, звонит мне вахтер. Говорит
Колодяжный из 311-ой пришел с посторонней женщиной. Я, говорит,
попросила паспорт, а он так посмотрел, что я побоялась, что ударит.
Дура, говорю ей и сразу подскочил, я в соседнем доме живу. Поднялся,
стал стучать – не отвечают. Я своим ключом открывать стал – не
открывает. Замок, значит, поменяли. Тогда говорю: Открывай, Колодяжный,
милицию вызывать буду. А он меня матерно послал. Вот и получается:
привел Колодяжный постороннего человека, а у нас люди с допусками живут.
Это раз. Поменял замок, ограничил коменданту доступ. Это два. Послал
меня при исполнении. Это три. Я подал в Научный центр рапорт на
выселение. У меня все.
- Кто желает высказаться? – спросил бесцветный.
- Давайте послушаем самого Колодяжного, - предложил какой-то очень
спокойный человек из зала.

Я ожидал, что сейчас появится крепкий блондин с серыми глазами или
жгучий брюнет с пышными усами и горделивой осанкой. Но на сцену с трудом
вскарабкался немолодой человек с костылем и палочкой. Он буквально
волочил за собой неподатливые ноги в неуклюжей ортопедической обуви.
Представьте себе человека, которого частично парализовало еще в детстве
и вы поймете о чем речь.

- Посмотрите на меня, - начал он глуховатым голосом. - Мне 42 года, я
инвалид. Думаете мне легко познакомиться с женщиной?
- Нет, - прошлось по залу.
- Но я познакомился! - с удовлетворением констатировал оратор и
продолжил, - Думаете мне было легко уговорить женщину прийти в эту
казарму?
- Нет! - стройно подтвердил зал.
- Но она согласилась! Думаете мне было легко купить шоколадные конфеты
и бутылку шампанского после шести вечера?
- Нет! – отчеканил зал как один человек.
- Но я купил их в ресторане, отдал тридцать пять рублей! И вот когда мы
выпили шампанское и началось то, ради чего все затевалось, этот....
э-э... комендант начал ломиться в дверь.

Впалые щеки с. н. с. Колодяжного разрумянились, плечи расправились,
голос зазвучал звонко, костыль в его сильной руке казался
мечом-кладенцем былинного богатыря.
- Да, я послал коменданта на хуй, и я бы послал его еще раз! Неужели
кто-нибудь в этом зале поступил бы на моем месте по-другому?
- Нет! - взревел зал так, что задребезжали стекла и начали мигать
лампочки.

Когда эмоции поутихли, и не без стараний бесцветного наступила тишина,
поднялся тот же спокойный человек:
- Борис Андреевич, - обратился он к герою, - я на Вашем месте не стал бы
ругаться матом, это недостойно образованного человека и вообще нехорошо.
Я бы открыл дверь и дал бы Василию Гавриловичу чем-нибудь, например
бутылкой из-под шампанского, по голове. Потом бы, конечно, жалел.

Публика немного растерялась, затем раздались жидкие аплодисменты. Все
поднялись и пошли к выходу. Мужчины подходили к Колодяжному и жали ему
руку, женщины нарочито смущенно чмокали в небритые щеки. Я спросил у
симпатичной девушки с которой совершенно случайно оказался рядом:
- Кто этот спокойный человек?
Она с удивлением посмотрела на меня:
- Вы не знаете? Академик Суворов, математик. А я – его аспирантка.
- Нестандартный мужик. - сказал я первое что пришло в голову, но быстро
сообразил и продолжил, - Может Вы расскажете мне о нем поподробнее, а я
напишу очерк в свою газету?
Она подумала и вдруг предложила:
- Идемте ко мне, у меня хоть чай есть, краснодарский. Вы будете пить, а
я буду рассказывать.
Черт как всегда дернул меня за язык:
- А как же шампанское и конфеты?
- Не волнуйтесь, до шампанского и конфет дело сегодня, надеюсь, не
дойдет, - услышал я в ответ и понял, что разговор будет длинным.

Но это уже совсем другая история.

Abrp722
http://world.lib.ru/b/b_a/

ГРОМ ПОБЕДЫ

Я покинул родину 7-го ноября 1992 года. Этому дню предшествовали полгода
нервотрепки и бешеной активности, которая впоследствии оказалась
совершенно бессмысленной. Деньги, вырученные от продажи вещей и книг,
инфляция превращала в прах на следующий день. Переведенные и заверенные
нотариусом копии документов в Америке не понадобились хотя бы, потому
что вся аттестация к ним была на русском. Новенькие водительские права
так и остались новенькими по сей день. Тем не менее эта деятельность
заглушала тревогу перед грядущей неизвестностью. А неизвестность
начиналась сразу после посадки в поезд, потому что после отхода поезда
люди не писали как минимум год, а родственники уехавших как-то не
спешили делиться информацией.
В те годы улететь в США можно было только из Шереметьева, а добраться с
Украины до Москвы небогатые эмигранты могли только поездом из-за
большого багажа. Тут-то и начиналась первая неизвестность. Говорили, что
на Курском вокзале отъезжающих встречают заранее осведомленные бандиты,
которые не выпускают из вагона пока не отберут последние деньги.
Проскочить удается только тем, кто не засветился на вокзале при посадке.
Рассчитывать на защиту милиции никому не приходило в голову.
Действительно, как-то бессмысленно защищать людей, которые через
несколько часов будут уже в Америке. Это понимали все.
Выяснить правду мне помогло стечение обстоятельств. Мой двоюродный брат
Гарик отчаливал на две недели раньше меня и попросил проводить его до
Москвы. При посадке в поезд все очень старались не привлекать внимание к
факту, что некоторые пассажиры, возможно, едут не в двухдневную
командировку. Семья из шести человек, включая 86-летнюю бабушку, заняла
два купе. В третьем сложили двенадцать огромных одинаковых чемоданов.
Провожающих было не больше пятидесяти, некоторые из них сильно плакали.
Последняя любовь Гарика рыдала навзрыд в сторонке, но так чтобы законная
жена все-таки ее заметила. Поезд тронулся, а конспирация продолжалась.
Даже в купе говорили только о московских музеях и театрах. В Харькове
идиллию нарушил бабушкин младший брат, Д.И., который пришел на вокзал
попрощаться. Поддерживаемый молодой женой, он ворвался в засыпающий
вагон с диким криком: “В Нью-Йорке сразу позвоните Мане. Она живет в
Америке уже пятьдесят лет и всех знает! Передайте ей, что мы уже получили
разрешение в ОВИРе и скоро приедем.” Его угомонили, и поезд снова
тронулся. Гарик мрачно сказал: “Ну кто еще не знает, что я иду ебаться!?”
На Курский вокзал поезд прибыл утром. Около наших купе мгновенно
возникли два крепких мОлодца в зеленых адидасовских костюмах. Быстро и
доходчиво объяснили, что в Шереметьево доставляют только они, и что это
удовольствие будет стоить 300 долларов - астрономическая по тем временам
сумма. Гарик поторговался и сбил цену до двухсот пятидесяти. Отдал
деньги. Подошел третий зеленый. Ему сказали: “Заказ принят.” Он
удалился. Всего на платформе я насчитал их примерно десяток. Наши
зеленые отдали команду носильщикам, уже стоящим наготове. Быстро и
аккуратно все вещи были перегружены в большой удобный автобус. Бабушку
до автобуса можно сказать донесли на руках. До Шереметьева доехали без
приключений. Там вещи и бабушка с той же скоростью и аккуратностью были
доставлены прямо к регистрации. Нам вежливо пожелали “Счастливого пути”.
Это был первый опыт хорошего обслуживания в моей жизни. “Могут, когда
хотят”, подумал я, а еще подумал, что за хорошее обслуживание платить не
очень обидно, даже если очень дорого. На обратном пути в купе на верхней
полке у меня появилась ИДЕЯ.
Прошло две недели. Наш отъезд отличался от отъезда Гарика только мелкими
деталями. Скажем, все чемоданы были красные (других не достал), а тот же
бабушкин брат в Харькове кричал: “Мы уже продали квартиру! Если у вас
долларов меньше лимита, мы можем добавить тысячу прямо сейчас!” В
Москве в вагон сразу вошли двое зеленых и направились прямо к нашим
купе. Но там уже стоял третий зеленый. “Привет, братаны, - сказал третий
- Заказ принят”. Двое кивнули и удалились. А зеленый вышел из вагона и
начал командовать носильщиками. Этим зеленым был я. Костюм обошелся мне
в тридцать долларов. “Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс”
звучало в моей голове.
Как только последний красный чемодан оказался на перроне, к вагону
подошел милиционер. Властным движением руки он остановил носильщиков.
Мне он сказал: “Гражданин, пройдемте со мной.” Гром победы сменился
волной паники. Шагая рядом с милиционером, я вдруг вспомнил листовку из
тех, что русская православная церковь распостраняла в конце
девятнадцатого века и которая случайно попала ко мне в руки. Речь в этой
листовке шла о крестьянине, вышедшем зимой к стогу за сеном для скотины.
Уже около дома сильный порыв ветра вырвал у него все сено. Крестьянин
грязно выругал ветер и... онемел. “Несчастный - писала листовка - он
забыл кто посылает ветер и кто соизмеряет его силу”. Мне вдруг стало
ясно, почему на меня послан ветер, и в каких единицах измеряется его
сила. Я успокоился. Для милиционера я был всего лишь зеленым, который
еще не заплатил. В линейном отделении милиции после недолгого выяснения
и торга я отдал майору 220 долларов: ту же сумму, что отдал Гарик, минус
стоимость зеленого костюма. Майор достал из сейфа бутылку коньяка,
налил, мы выпили за счастливое приземление. Еще через пять минут
носильщики возобновили работу. Теперь ими командовали два милиционера.
Вещи носили в небольшой, но вполне удобный милицейский ПАЗик. Зато путь
в Шереметьево по праздничной Москве ПАЗику расчищала милицейская Волга с
мигалкой и сиреной. В Волге сидел я. Гром победы снова звучал в моей
голове, но тише.
А зеленый адидасовский костюм я больше ни разу не надел. Здесь в таких
не ходят.

Abrp722

Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота навеяло. Теперь он День защитника Отечества, но не суть важно.

Лет семь назад слышал я по русскому радио интервью с неким Лешей-Тарзаном, некогда владельцем знаменитого ночного клуба в Майами и вроде бы одним из боссов русской мафии во Флориде. Интервью он давал по телефону, если не ошибаюсь, из канадской тюрьмы, но опять же не суть важно. Сидел он за попытку продать советскую диверсионную подводную лодку класса «Пиранья» колумбийской наркомафии для доставки кокаина и героина в США. Работал Леша над этой операцией совместно с кубинцем Хуаном Альмейда. «Пиранья» приглянулась колумбийцам из-за маленьких размеров и отличной системы шлюзования водолазов. Лодка на самом деле впечатляет. На http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml вы можете на нее посмотреть.

- Когда Альмейда вышел на меня с предложением, я совершенно четко понимал что ничего из этого дела не получится, - рассказывал Леша-Тарзан, - Ну, как вы представляете себе вывести боевую подводную лодку из порта? Тем не менее, узнав о бюджете 150 миллионов долларов, решил что 5-10 миллионов я, еврейский парень, как-нибудь уведу при любом раскладе и согласился. Полетел в Россию. Там меня свели с очень большим адмиралом. Встретились мы с ним на кронштадтской базе ВМФ посмотреть товар, как говорится, живьем. Первый его вопрос я не забуду до конца жизни:
- Как будете покупать? С вооружением или без?

Abrp722

ТОЙФЛ

В десятом классе Юру и Таню посадили вместе на предпоследней парте в среднем ряду. Если бы этого не произошло, вполне возможно они бы продолжали не замечать друг друга. Юра пришел в этот класс три года назад, но так и не стал своим. Был зациклен на математике и вообще по общему мнению держался немного высокомерно. Таня была своя, но особого интереса у мальчиков не вызывала. Не подумайте что она была уродиной. Наоборот. Приятное круглое лицо, очаровательные ямочки на щеках, темные волосы, белые зубы, живые глаза. Но во-первых, она была слишком крупной, выше и крепче многих мальчиков в классе. Она говорила что кто-то в их роду был сибиряк. Во-вторых, однозначно была слишком серьезной. В-третьих, и это третье - самое главное, ее окружала аура неиспорченности и чистоты, которая юношей скорее отпугивает чем привлекает.

Приходилось ли вам сидеть за одной партой с крупной девушкой? Если да, вы наверняка знаете что это испытание не из легких. То и дело вас касаются то локоть, то плечо, а то и горячее бедро. В семнадцать лет такие прикосновения волнуют гораздо сильнее чем самое крутое порно в тридцать пять. Стоит ли удивляться что не прошло и недели как Юра в первый раз проводил Таню домой. Потом стал провожать каждый день, потом был приглашен посмотреть новый корейский телевизор с видиком и естественно приглашение принял. Родителей не было дома и наши герои долго и неумело целовались. С каждым следующим разом это несложое упражнение получалось у них все лучше и вскоре вполне логично завершилось понятно чем. В наш информационный век и Юра и Таня теоретически были готовы к этому событию. Теории вкупе с природным инстинктом, которым Б-г наградил каждого из нас, вполне хватило, чтобы не только не разочароваться друг в друге, но и продолжить столь увлекательные эксперименты с их молодыми телами.

Когда эффект новизны немного спал, появилось время для разговоров. Однажды, лежа на плече у Юры, Таня спросила:
- Куда ты будешь поступать? На мехмат?
- Никуда я не буду поступать, - подчеркнуто равнодушно ответил Юра и погладил Танину грудь.
- Я иногда не понимаю твои шутки ! Убери руку, тебе скоро уходить. Ты на самом деле не поступаешь?
- На самом. Меня никуда не примут. Наша семья уже два года в отказе.
- А что значит в отказе?
- Значит что мой дядя, брат моей мамы, давно живет в Америке. Лет двенадцать. Он зовет нас к себе, мы хотим уехать к нему, а нам не разрешают.
- А почему вам не разрешают?
- Моя мама долго работала зубным врачом в поликлинике военного училища. Ей сказали что она является носителем государственной тайны. Пожалуйста, никому в школе не рассказывай, а то у меня неприятности начнутся.
- Ну конечно, не буду. А как зубы могут быть государственной тайной?!... Ерунда какая-то, так не бывает. Зубами можно только кусаться. Вот так! - и показала как.

Разговор подолжился на следующий день на обратном пути из кино. Начала его Таня:
- Неужели из нашей страны уезжают навсегда? Это что всем можно?
- Я слышал что можно только евреям, - осторожно ответил Юра.
- А ты что еврей? Не может быть! У тебя фамилия украинская, Баршай. И мне девочки говорили что у евреев эти самые обрезаны, а у тебя нормальный.
- Ну, «бар» по-еврейски значит «сын», а «шай» значит «подарок». А этот самый не обрезан, потому что обрезание делают только верующие.
- Интересно! И сколько вы собираетесь ожидать пока разрешат?
- Никто не знает. Говорят что Горбачев будет отпускать. Тогда может быть и скоро.
- А что ты там будешь делать?
- Пойду учиться на Computer Science. Как это по-русски не знаю. Вроде программирования, но на другом уровне. Мне дядя сказал что меня с моими победами на олимпиадах примут куда угодно. Может быть даже в Гарвард.
- А ты сможешь? Там же все на английском...
- Дядя говорит что разговорный язык выучивается быстро. Самое трудное – сдать ТОЙФЛ. Это специальный тест на знание языка. Без него нельзя пойти в университет. Я к ТОЙФЛ с Еленой Павловной готовлюсь. Она уже подготовила несколько человек, которые я точно знаю сдали.
- Я тоже хочу учить английский и готовиться к ТОЙФЛ, - сказала Таня, - Когда ты идешь к этой Елене Павловне? Послезавтра? Я иду вместе с тобой.

Елена Павловна оказалась молодой рыжеватой женщиной, похожей на актрис вторых ролей в фильмах из жизни американской провинции. Она представилась, сказала что преподает в университете, быстро проверила Таню на вшивость, успела за это время множество раз улыбнуться и подвела итог:
- Ты, Таня, конечно, далеко позади Юры, но если будешь много работать, наверстаешь. Девочки вообще осваивают язык быстрее мальчиков. Можно попробовать.
- Елена Павловна, - сказала Таня, - я очень хочу с Вами заниматься, но боюсь что мои родители будут против. Они хотят чтобы я поступала на юридический и сейчас больше напирала на историю. Я и так в последнее время не очень, а тут еще и английский...
- Think positive! – сказала Елена Павловна и в очередной раз улыбнулась. – Попробуй с ними поговорить. Скажи что мальчик из твоего класса предложил тебе заниматься с ним потому что вдвоем дешевле. Про ТОЙФЛ не говори – и ты не объяснишь правильно и они не поймут. Еще помни что они твои родители и хотят тебе добра. А сейчас можешь посмотреть и послушать наш урок.

Когда после урока наши герои вышли на улицу в промозглую декабрьскую темень, Юра сходу спросил:
- Ты что на самом деле идешь на юридический? Туда же можно поступить только из армии, из милиции, из села или по большому блату. Слушай, кто твои родители?
- Мой папа служит в КГБ, он полковник. Мама – завуч в 12-й школе. Оба работают допоздна, а когда встречаются дома, каждый по привычке начинает командовать. Ничего хорошего из этого не получается. Поэтому они стараются бывать дома пореже. – Таня закусила губу, но быстро перестроилась, - Для нас с тобой это просто замечательно!

Слово «КГБ» в семье Юры всегда произносили тихо и с затаенным страхом. Поэтому в первую секунду ему захотелось просто убежать. Но тут он почувствовал теплую Танечкину ладонь в своей, вспомнил «Think positive» Елены Павловны и молча пошел провожать Таню. Было уже поздно, редкие прохожие словно призраки плыли в холодном тумане. Один из этих призраков, но покрупнее, нервно расхаживал около Таниного подъезда. – Это папа, - шепнула Таня и побежала.

- Кто это тебя провожал? – было первым вопросом Виталия Петровича, - потом он спросил, - Ты не замерзла?
- Нет, не замерзла. Мы были совсем недалеко. Это Юра Баршай из моего класса. Мы сидим за одной партой. Он предложил мне вдвоем заниматься английским с университетской преподавательницей, чтобы было дешевле. Я пошла с ним на урок познакомиться и посмотреть. Учительница мне очень понравилась и занятие тоже. Без английского сейчас никуда. Папа, ты не против?
- Как зовут преподавательницу? Понял. Дай мне денек-другой подумать.

На следующее утро Виталий Петрович, попросил своих ребят пробить по картотеке Юру и Елену Павловну. Сверх уже нам известного выяснилось что почти каждую неделю Юриной матери звонит человек с той же фамилией, что и ее девичья, и что родились они в одном городе. Одним словом, скорее всего ее брат. Предполагаемый брат, Грегори (Гриша) Бройдо, оказался математиком, работал на министерство обороны США и был одним из главных разработчиков сверхсекретной системы ЖПС, которая по разведданным была способна определить с высокой точностью местоположение любого объекта на земной поверхности независимо от скорости передвижения. С ним много раз пытались войти в контакт через бывших соучеников, друзей и девушек, но всегда безуспешно. Гриша славился нелюдимым характером. Никаких сестер в СССР за ним не числилось. Елене Павловне тоже звонили со всех концов света, но это были все ее бывшие ученики.

Виталий Петрович поразмыслил и решил идти к генералу. Благо они дружили еще с 1968 года, когда вместе участвовали в операции «Дунай» в Праге. Генерал внимательно выслушал Виталия Петровича и тоже попросил день на размышление. Вызвал на следующий день и сказал:
- Молодец, Виталий! Прошляпили наши сестру. Гриша ее в анкете не указал, а московские не проверили. Едут эти Баршаи вроде к тете в Израиль, а приедут к брату в США. До чего хитрожопый народ! Если бы не мы, все бы давно разбежались! Значит так. Оформляй Таню стажеркой, но сам понимаешь, ей об этом знать незачем. Пусть ходит на английский и не волынит. Без английского сейчас никуда. Платить будем мы.

Заниматься английским вдвоем оказалась невероятно увлекательно. Настолько увлекательно, что все остальное пришлось свести к минимуму, кроме секса разумеется. Зато секс и английский не просто сочетались, но и обогащали друг друга новыми яркими красками. Незатейливое английское "I'm coming" возбуждало Юру гораздо сильнее чем русское «Я кончаю». Однажды после нескольких "I'm coming" они уснули так крепко что проснулись около шести. Юра быстро натянул на себя одежду и выскочил из квартиры. На лестнице он столкнулся с здоровенным мужиком, несомненно Таниным отцом.

Виталий Петрович тоже столкнулся с каким-то мальчишкой. Короткий взгляд - и тренированная память мгновенно выдала фотографию из дела Юры Баршая. Будь Таня не его дочкой Виталий Петрович ровно через пять минут знал бы что делал этот сопляк в его квартире. Для этого существовали проверенные годами методы. Но для дочки они не годились. Откуда-то из глубины памяти всплыла презумция невиновности и необходимость понимать соответствие собственных выводов тому, что имеет место в действительности. Одним словом, получилось что в данном деле следствию нужно больше фактов. Нужны факты – будут факты, – подумал Виталий Петрович, - Для опытного оперативника это как два пальца обоссать. - Взял на работе жучок, поздно вечером установил его на лавочке напротив подъезда, где всегда сидели местные старухи, и в полдень следующего дня обосновался на детской площадке, которая была вне поля прямого зрения. Сел он так чтобы казаться пониже, а наушник спрятал под шапку. Включил. Старухи повели неспешный разговор о болезнях и соседях. Виталий Петрович почти задремал от их монотонных голосов, когда на горизонте появилась его Таня с тем самым мальчишкой и вошли в подъезд. За спиной у мальчишки болтался тощий рюкзак – однозначная примета разлагающего влияния Запада.
- Опять Танька своего хахаля повела. Почитай каждый день водит, - сказал голос в наушнике.
- Видно скоро в подоле принесет, - сказал другой голос.
- А может и не принесет. Евреи, они хитрые. От нашего уже давно бы залетела, - сказал третий голос.

Впервые в жизни у Виталия Петровича заныло сердце и стало трудно дышать. Он чувствовал себя преданым, униженным, обманутым. И кем? Собственной дочерью. Самым обидным было то что его, кадрового чекиста, уже черт знает как давно водил за нос какой-то сопливый еврей. Хотел было немедленно пойти домой и разобраться что к чему, но когда попытался встать, снова закололо в груди. Виталий Петрович испугался и так и остался сидеть на мартовском солнышке до тех пор пока из подъезда не появился Юра. В рюкзаке у него лежали два блина от штанги. Пару дней назад Юра нашел их недалеко от Таниного домы и оттащил к ней чтобы забрать позже. Под тяжестью блинов он согнулся в три погибели и еле переставлял ноги.
- Смотри как идет, - сказал голос в наушнике, - ровно как шахтер после смены.
- Так ты на девку посмотри, - сказал другой голос, - она ж как кобылица племенная и в самом соку.
- Заездит она парня, хоть и еврей - сказал третий голос, - и куда только его родители смотрят?!

Теперь сердце Виталия Петровича болело совешенно нестерпимо. Поэтому ему пришлось просидеть еще около получаса. За это время понял что дочка стала взрослой, и не появись Юра, появился бы кто-нибудь другой. Против природы не попрешь. Вспомнил как Юра выходил из подъезда, его согбенную фигуру, волочащиеся ноги и даже посочувствовал ему по-мужски. Так что эта беда - не беда. Настоящая беда что Танька спуталась с евреем и предателем Родины. - Пойдут слухи, полетят анонимки, ни к чему все это, - думал Виталий Петрович и решил что Юра должен исчезнуть и как можно скорее. Как? Очень просто – пусть уезжает в свою Америку. У Виталия Петровича сразу отпустило сердце. Он пошел домой, налил себе стакан коньяка, чего никогда не делал в будни, и проспал до утра.

На ближайшем совещании в райкоме он сел рядом с замначальника ОВИРА и проинформировал его что семье Баршай пора уезжать. Замначальника взял под козырек, а по пути на работу все думал сколько же Виталию Петровичу за это дали. Затребовал дело Баршаев, понял что брать с них нечего, решил что это сугубо по работе, успокоился, и зелеными чернилами наложил резолюцию: «Просьбу удовлетворить. К исполнению»..

Через два дня Юра влетел в класс за секунду до звонка с совершенно сумасшедшими глазами. Нацарапал записку и передал Тане. Таня прочитала:
- Нам дали разрешение, мы уезжаем. –
Таня написала в ответ:
- А я?

Если честно, Юра никогда не задумывался что будет после того как им дадут разрешение и отвечать Тане ему было нечего. Поэтому его аналитический ум начал решать поставленную задачу. Когда ответ был найден, прозвенел звонок на перемену. Таня вытащила Юру на улицу и снова задала тот же вопрос:
- А я?
- Если бы мы с тобой были мужем и женой, мне кажется тебя было бы можно вписать в кейс...
- Где же ты раньше был? – возмутилась Таня. После школы мы идем за паспортами и в три встречаемся у районного ЗАГСА. Не волнуйся, think positive! Знаешь где это?
Юра знал.

В ЗАГСЕ ближайшим возможным днем оказалось 13 мая, пятница. На него наши герои и назначили свое бракосочетание. Остановка теперь была за малым – сообщить радостную новость родителям. Подбросили монетку куда идти сначала. Получилось к Юриным. Юра позвонил и сообщил что приведет в гости одноклассницу. Мама послала папу за тортом и предупредила чтобы он молчал пока гостья не уйдет. Юра готовил речь и вроде все продумал, но когда вошли сразу выпалил:
- Это Таня. Мы женимся 13 мая. Танин папа работает в КГБ.
Сели пить чай.
- Танечка, что это у тебя за пятнышко на зубе? Пошли посмотрю, – сказала мама и увела Таню в другую комнату. Через полчаса они вернулись. Допили чай. Юра пошел провожать свою теперь уже невесту.
- КГБ с собой не повезу, - мрачно изрек папа.
- Повезешь, но не КГБ, а Таню, - возразила мама. Там такую девушку он не найдет, а уж жену тем более. Гриша уже сколько раз женат был?! И все неудачно. А эта нарожает тебе замечательных здоровых внуков.
- Откуда ты это взяла?
- Я видела ее зубы.

Прошло несколько дней и начались весенние каникулы. Таня уехала с классом на экскурсию в Полтавскую область. Спешить было некуда и Виталий Петрович шел со службы домой пешком. В стороне от дома ему бросилась в глаза чужая черная «Волга». - По мою душу, - почему-то подумал он, и оказалось не напрасно. На скамеечке около дома, где всегда сидели старухи, теперь сидел генерал.
- Садись, Виталий, - сказал генерал, - разговор есть.
Виталий Петрович сел.
- Уезжают, значит, Баршаи? Ты вроде должен быть в курсе дела... В курсе? Вот и хорошо. Твоя Таня за Юру Баршая замуж собралась. Уже знаешь? Еще нет? Значит я тебя первым поздравил. Москва Танино решение поддержала. Говорят свой человек в тылу врага никогда не лишний. Да не волнуйся ты, она же твоя дочка. Не пропадет. Иди наверх и собери какую-нибудь закуску. Твоя Антонина на подходе. Дай мне с ней поговорить. Сам ты не справишься.

Вернувшись домой с каникул, Таня набралась мужества и сообщила родителям о своих планах. Странно, но факт – они отнеслись к новости довольно спокойно. Мама, конечно, расплакалась:
- Танечка, зачем тебе уезжать? Что ты там забыла? У тебя здесь все есть и все будет.
- Мамочка, ну как я Юру одного отпущу. Посмотри какой он замечательный. Его там сразу какая нибудь миллионерша перехватит. Посмотри какая я дылда. Ну кому кроме Юры я нужна? Не волнуйся, я не пропаду. Я же ваша дочка, - и тоже расплакалась...
- Ладно, пусть приходит к нам. Посмотрим что за птица, - сказала мама.

Внушить Юре что с ее родителями нельзя спорить было трудно, но в итоге он пообещал. Познакомились. Сели за стол. Виталий Петрович опрокинул первую рюмку коньяка, потом вторую и немного расслабился.
- Где в Америке жить собираетесь?
- Сначала поедем в Нью-Йорк, а там еще не знаем.
- А чего же в Нью-Йорк? - проявил осведомленность Виталий Петрович, - Там же крысы по улицам бегают, в Центральном Парке ограбить могут в любое время дня и ночи, от реки воняет, смог, бездомные... Город желтого дьявола, одним словом.
Таня наступила Юре на ногу и он вспомнил что спорить нельзя. Поэтому с самым невинным видом задал вопрос:
- Вы наверное там были, Виталий Петрович?
- Да зачем мне там бывать? - почему-то обиделся будущий тесть, - Сейчас двадцатый век. Я газеты читаю, телевизор смотрю, кино. Там наши замечательные журналисты трудятся, держат нас в курсе дела. А я чего там не видел?
- А куда бы Вы посоветовали ехать?
Виталий Петрович задумался. В Техасе стреляют, в Майами сплошное блядство, в Чикаго мафия во главе с Аль Капоне. Вспомнился плакат хрущевских времен из серии «Догоним и перегоним Америку». Там тощая коровенка с серпом и молотом на боку бежала за здоровенной коровой с американским флагом. Подпись под плакатом гласила: «Держись корова из штата Айова». Чего хорошего в этой Айове Виталий Петрович понятия не имел. Поэтому он честно ответил:
- Не знаю, мне и здесь хорошо - и добавил, - ты, Юра, смотри Таню не обижай. Ты знаешь где я работаю, на Луне достану.
Таня с мамой в это время уже обсуждали платье для ЗАГСА, Юра думал только о том как хорошо бы было увести Таню в ее комнату. Последние слова Виталия Петровича прошли мимо его ушей, и вечер закончился мирно.

У многих девушек перед замужеством мозг сосредотачивается на предстояшей свадьбе и отключается от всего остального. То же произошло и с Таней с той только разницей что у нее для этого были веские причины. Со свадебной церемонией как таковой все было достаточно просто: фата, белое платье, белая «Чайка», белые розы... Но каким образом посадить за один стол отказников и чекистов не мог придумать никто. Ну как скажите офицеру КГБ чокаться с изменниками Родины? Коллеги не одобрят, не поймут и обязательно напишут телегу. А как отказнику чокаться с товарищем, который вчера приходил к тебе с обыском? А например, тосты? Каково, например, бойцу идеологического фронта поднять бокал за «следующий год в Иерусалиме»? А каково еврею-отказнику выпить за «границу на замке»? А музыка?.... Таня и обе мамы не спали ночами, но так и не смогли ничего придумать. Совсем расстроенная, Юрина мама позвонила своей тете в Днепропетровск предупредить что свадьбы скорее всего не будет.
- Деточка, - сказала тетя, - когда я была девочкой, у нас в Черткове на свадьбах, бармицвах и вообще на всех праздниках женщины и мужчины гуляли отдельно. Сидели за столами отдельно, танцевали отдельно, и всем было хорошо и весело. Если, например, свадьбу устраивали богатые люди, они снимали два зала – для женщин и для мужчин. Вы тоже можете так сделать. Снимите зал для наших гостей, снимите зал для тех, а жених и невеста будут переходить из одного зала в другой.
- Смотри, - подумала Юрина мама, - мы тут страдаем, а евреи все давным-давно придумали.
Ресторан с двумя уютными залами по разным концам длинного коридора нашелся уже на следующий день.

В день свадьбы на дверях одного из этих залов появилась красивая табличка с щитом и мечом. Чтобы никто ничего не перепутал. А за дверью шла свадьба по годами накатанному сценарию «Операция Выездная сессия». Назначили прокурора, заседателей. Генерал занял место судьи. Сначала судили молодых и приговорили к пожизненному сроку счастливой совместной жизни без права обжалования и досрочного освобождения. Потом уже судили всех присутствующих поочередно. Судья был снисходителен и приговаривал всех к огромному рогу в красивой оправе, который в незапамятные еще времена конфисковали у грузина-вора в законе. После того как рог обошел по кругу начали петь «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок» и «С чего начинается Родина» как бывало всегда, когда праздник удавался.

На другой двери был листок с крупной надписью от руки «ВОИР». За этой дверью гости почередно рассказывали об успехах своих родственников и друзей на всех континентах матушки-Земли и желали того же молодым. Потом танцевали «Хава Нагила» и «7:40». А сами молодые каждые полчаса переходили из зала в зал вместе с музыкантами. К полуночи музыканты прилично набрались и начали путать репертуар к крайнему недоумению гостей, которые в и в том и в другом залах мгновенно затихали и начинали тревожно оглядываться вокруг. Таню и Юру эта путаница очень веселила и почему-то из всей свадьбы запомнилась больше всего.

За следующий год молодые успели недолго пожить в Вене, довольно долго недалеко от Рима в Остии и наконец приехали в Нью-Йорк. Теплым майским днем Таня впервые очутилась на Бродвее недалеко от Уолл-стрит. Небо было голубым, в воздухе пахло жареным арахисом. Из небоскребов толпой валили люди и разбредались по многочисленным ресторанчикам. Мимо Тани проходили женщины в невероятно шикарных (как ей тогда казалось) деловых костюмах. Большинство из них были такими же крупными как она, а многие и покрупнее. -Мамочка, - подумала Таня, - я больше не дылда, я такая как все! Никогда и никуда я отсюда не уеду.

Сейчас Таня и Юра живут в Калифорнии. У них трое детишек. Юра пытается поднять свою IT- компанию, а Таня командует местным отделом кадров в компании с громким именем. Одним словом, обычная американская судьба. Иногда к ним приезжает Танина мама, иногда - Виталий Петрович. Он вышел в отставку и теперь директор внешнеторговой фирмы. На судьбу не жалуется. Елена Павловна продолжает готовить будущих студентов к тестам, но теперь из Новой Зеландии. На http://passatest.livejournal.com/ вы даже можете на нее посмотреть и познакомиться с ней.

Да, совсем забыл. ТОЙФЛ, с которого все началось, и Юра и Таня сдали с баллом выше 600 с первого раза.

Abrp722

САЛВАР-КАМИЗ

Марик Фарбер самый рыжий из моих приятелей. Его шевелюра похожа на солнце над Карибским морем в ясный день за пятнадцать минут до заката. Мы познакомились еще во время вступительных экзаменов в университет и с тех пор наши жизни шли параллельными курсами, но близкими друзьями мы так никогда и не стали. Может быть потому что в любом, пусть самом пустяковом, деле ему обязательно нужно быть первым и лучшим, а я соревноваться не люблю.

Однажды Марик заметил, что почти все его соперники и родственники уже находятся по ту сторону границы, и тоже решил перебираться. Выбрал для себя США как страну с самыми широкими возможностями по части конкуренции. Широко разрекламированные трудности эмиграции его не пугали за исключением английского языка. С языком была просто беда. В школе Марик учил французский, в университете – английский. Научную литературу читал естественно на английском. Помнил много терминов, но не знал как спросить где туалет. А если бы спросил, то никогда не понял бы ответ. Его жена Жанна учила в школе и институте английский, но за много лет неупотребления совершенно забыла. Нужно было принимать срочные меры, а именно найти хорошего частного преподавателя. Понятно, Марик был согласен только на лучшего и такого, который был бы и носителем языка. Но ни англичан, ни американцев, ни даже канадцев или австралийцев в нашем городе не было. Поэтому носителем языка в его версии оказалась энергичная немного за 30 дама по имени Марина, прожившая пять лет в Индии. Логика в таком выборе была: английский там, как известно, является одним из разговорных языков. Правда, если быть совсем точным, не английский, а индийский английский, что не совсем одно и то же. Но тогда Марик этого не знал.

После первого урока Марик поделился с Жанной своими сомнениями. Во-первых, ему не понравилось что весь урок изучали старые журналы “Сosmopolitan”, которые Марина привезла из Индии. Во-вторых, по мнению Марика ее произношение сильно отличалось от произношения ведущего его любимой радиопередачи «Час Джаза» Виллиса Конновера. Жанне больше всего не понравилось как Марина поглядывала на Марика. Говорить об этом она не стала, но полностью согласилась с мнением супруга. На второе занятие Марина пришла в индийском национальном наряде: очень широкие вверху и очень узкие внизу длинные брюки и свободная навыпуск блуза с невиданной отделкой. Все из умопомрачительного материала. На Жанну этот костюм или как выразилась Марина «салвар-камиз» произвел неизгладимое впечатление. Она потихоньку перерисовала в тетрадку фасон, а в перерыве утащила Марину в другую комнату чтобы ознакомиться с деталями. Во всем остальном второй урок не отличался от первого. Третьего урока не было.

В поисках нового учителя Марик двинулся по знакомым и в какой-то момент вышел на меня. Я познакомил его с Еленой Павловной. Тогда мы с женой занимались с ней уже почти два года. Марик все допытывался лучшая ли она, а я не знал. Сообщил сухие факты: преподает в университете, учит нас по американским учебникам и аудиокурсам, определенно понимает радиопередачи и песни. После полугода занятий я вполне прилично смог объяснить японцу свой стендовый доклад на конференции в Москве, а начинал с того же разговорного нуля что и он. Я бы мог добавить что по моим наблюдениям ее ученикам сопутствует удача в новой жизни, но Марик такие вещи не понимает. Поэтому я промолчал.

Елена Павловна не впечатлила Марика: слишком молодая, слишком несолидная. Правда, рыжая как и он сам. Марик подумал, что можно попробовать, и после первого же занятия решил что его все устраивает.

Через несколько месяцев Елена Павловна сказала:
- Я совершенно упустила что вам нужно работать над спеллингом. В английском спеллинг – важный аспект языка, по нему даже проводят национальные соревнования. Чтобы улучшить спеллинг я вам советую писать диктанты. Берите урок, который мы уже проходили, и диктуйте друг другу. Интересно кто из вас напишет лучше?

Марик занервничал. Он даже представить не мог что лучше напишет родная жена, но скорей всего так и должно было случиться. Недолго думая, Марик нашел подходящий текст и аккуратно его переписал на чистый лист в общей тетради, где вел записи. Тем же вечером предложил Жанне написать диктант и «случайно» открыл книгу на переписанной уже странице. Первой диктовала Жанна, а Марик писал. Когда закончили, Марик вырвал заранее подготовленный лист и отдал жене. После этого супруги поменялись ролями. Жанна тоже вырвала исписанный лист. Начали проверять. Жанна сделала двенадцать ошибок, Марик – одну. Жанна горько зарыдала.
- Какая я идиотка! – повторяла она снова и снова, - Я же учила этот проклятый английский девять лет, и через считанные месяцы ты пишешь лучше меня!
Сердце Марика дрогнуло и он повинился. Жанна жутко обиделась, но в конце концов Марик вымолил прощение.

Примерно через неделю написать диктант предложила Жанна.
- Только теперь страницу буду выбирать я, - сказала она.
- Жанночка, - ответил Марик, - как ни жаль, но мы попали в ловушку. Откуда я знаю что сегодня ты не переписала страницу заранее? Ни ты, ни я теперь страницу выбирать не можем потому что в этом выборе мы не доверяем друг другу. Выбирать должен кто-то третий.
Жанна в который раз подивилась как хорошо организованы тараканы в голове ее муженька и возмутилась:
- Какой еще третий? Может быть кошка?

Тут нужно сделать отступление и сказать что кошка для Жанны такая же привычная фигура речи, как для некоторых Пушкин. Когда другие говорят «Рассказывай это Пушкину!», Жанна говорит «Рассказывай это кошке!». Поэтому кошка не была для Марика неожиданностью.

- А почему бы и не кошка, - сказал он, - берем старое Мишкино домино с большими костями, раскладываем на полу, запускаем Муську. Подходит она сначала к четыре-два, пишем 42-ю страницу, или 24-ю.
Жанна кое-как согласилась, домино разложили, кошку запустили в комнату. Но ...
шесть-два Марик достал не из коробки, а из кармана и заранее потер кость кошачьей мятой. Поэтому Муська первым делом побежала к шесть-два. А Марик уже переписал и 62-ю страницу и 26-ю тоже. Снова слезы, снова сердце Марика дрогнуло, снова Жанна простила мужа, но работа над спеллингом между тем зашла в безнадежный тупик.

На следующем уроке Жанна не выдержала и пожаловалась Елене Павловне на коварство Марика.
- У меня студенты тоже пытались пользоваться «бомбами», но я нашла простой выход, - сказала Елена Павловна, – За день до экзамена они приносят мне стопку бумаги, я густо прокрашиваю торец каждый раз в новый цвет и на экзамене выдаю по несколько листов для подготовки. У вас бумагой может заведовать Жанна, а тексты выбирать Марк. Правильно?
Жанне идея понравилась и она перевела вопрос в практическую плоскость:
- Елена Павловна, а какой краской вы пользуетесь?
- Любой. У меня есть немного красок для ткани. Могу отсыпать и вам.
И немедленно отсыпала.

Следующий диктант написали по рецепту Елены Павловны, и его результат оказался сильным ударом по самолюбию Марика. Что делать он не знал, но и сдаваться не собирался. Решил что купит краски сейчас, а что делать придумает потом. К его удивлению ни в одном магазине обнаружить их не удалось.
- А что, красок для ткани нет? – спросил он на всякий случай у продавщицы в хозяйственном.
- А что, все остальное есть? – спросила продавщица у него и окинула взглядом абсолютно пустые полки.

Марик разозлился и решил что сделает краски собственными руками как уже три года делал вино. В конце концов, химик он или не химик? Покопался в институтской библиотеке и наткнулся на «Очерки по окраске тканей местными растениями в древней Руси» 1928 года издания. Взял домой, проштудировал и пришел к выводу что краски из растений в условиях глобального дефицита именно то что ему нужно. На дворе стоял 1991-й год. Оборудование в институте, где работал Марик, еще не растащили. После обеда в лабораториях было совершенно пусто. И он решил попробовать.

Вообще-то Марик занимался вибронными состояниями в координационных соединениях и в последний раз работал с выпаривательными чашками и колбами много лет назад в университете на лабораторных. Теперь пришлось многое вспомнить. Он сушил, толок, вымачивал, выщелачивал, фильтровал. Через полтора месяца пришел первый успех: получилась черная краска из дубовой коры. Сначала она упорно красила в грязно-темно-серый цвет, а теперь окрашенный кусок старой простыни, которую он утащил из дому для экспериментов, смотрелся как драгоценный бархат с картин старых мастеров. Потом был длительный застой, но вдруг вышла удивительно глубокая и сочная оранжевая. Другие цвета после оранжевого пошли хотя и с трудом, но легче.

Марик не узнавал себя. Он давно охладел к своей науке, а когда решил уезжать и понял что докторскую никогда не напишет, охладел совсем. А тут в нем проснулся энтузиазм, какого он не помнил и в молодые годы. Почему? По вечерам в пустом институте Марик часто думал над этим, но ответа не находил. Может дело было в свободе от начальства, отчетов, карьеры, рецензентов? Может быть потому что приготовление красок скорее не наука, а ремесло? Ремеслами Марик никогда не занимался и только теперь стал понимать чем они отличаются от науки. В науке нет тайн и любой результат должен быть воспроизводим. Ремесло – набор больших и малых секретов, а результат может быть, как и искусстве, абсолютно уникален. Поэтому хорощий студент может, например, как бы заново создать периодическую систему элементов, но никто пока что не повторил скрипки Страдивари.

Марик был так увлечен своей новой деятельностью, что частенько стал отвечать на вопросы невпопад. Убегал из дому с горящими глазами, а приходил поздно и усталый. И вообще был настолько явно счастлив, что жена заподозрила неладное.

В четверг вечером, когда Марик задержался на работе в третий раз за неделю, Жанна села на троллейбус и поехала к его институту. Больше всего она боялась что ее туда не пустят. Обычно Марик заказывал пропуск или звонил на проходную, но сейчас нужно было пробиваться самой. С одной этой мыслью в голове она даже не заметила как благополучно миновала по краю темную посадку между улицей и зданием и подошла к освещенным стеклянным дверям. Двери были закрыты. Жанна постучала. Из подсобки вышла вахтерша, сонно посмотрела на позднюю гостью, отодвинула засов и приоткрыла дверь. Вдруг глаза вахтерши округлились, а рот открылся как у вытащенной на берег рыбы. Жанна обернулась и увидела что с другого края посадки к проходной бежит высокий мужик в распахнутом длинном плаще, а под плащом ничего нет. Сердце у Жанны бешенно забилось. Она вдавила себя внутрь и закрыла засов. Вахтерша, не оборачиваясь, побежала в подсобку, Жанна за ней. Там вахтерша достала бутылку самогона, заткнутую пробкой из газеты, разрезала напополам соленый огурец и налила понемногу обеим. Выпили и только после этого заплакали.

- Уволюсь я отсюда, - жаловалась вахтерша, - сил моих нет. Вчера какой-то придурок с топором бегал, жену искал, а сегодня этот чебурашка... – и спросила, - Ты к кому?
- К Фарберу из 206-й комнаты.
- К рыжему что ли? Ты ему кто?
- Жена.
- Ну иди, - сказала вахтерша и снова налила, но на этот раз только себе.

Жанна поднялась по темной лестнице и пошла по длинному гулкому коридору вдоль закрытых дверей. Дошла до 206-й. Из комнаты через матовое стекло двери пробивался свет и доносились звуки вроде тех что женщина издает во время любви. Кровь ударила Жанне в голову, она рванула ручку... В лаборатории тихо рычала центрифуга, слегка парил темно синий раствор в колбе, на столе красовался ворох цветных лоскутов. Из Спидолы пела свой неповторимый скэт Элла Фицджералд. Ее Марик сидел в кресле и перебирал карточки с английскими словами. Больше никого в комнате не было.
- Ты не с топором? - поинтересовался Марик, глядя на возбужденную жену, - А то вчера здесь уже один бегал.
- Сегодня нет. А что ты здесь делаешь ночью? – поинтересовалась в свою очередь Жанна.
- Краски, - ответствовал Марик, - смотри какие красивые!
- Тогда зачем ты красишь тряпки? Давай покрасим что-нибудь хорошее!

В магазинах тогда не было ни хорошего ни плохого, и Жанна достала из шкафа семейную реликвию - отрез некрашенного тонкого шелка. Его подарил Жанниной бабушке какой-то местный пациент в 1944 году в Самарканде, где та работала в военном госпитале. Сначала попробовали на лосутках – краски на шелк ложились отлично! Воодушевленные успехом, покрасили «узелками» всю ткань и просто ахнули как здорово получилось. Глядя на эту красоту, Жанна стала думать что бы из нее сшить и никак не могла придумать: ни к одному из современных фасонов эта супер расцветка не подходила. В конце концов извлекла из глубин подсознания салвар-камиз и решила рискнуть. Отделку, конечно, взять было негде, хорошо хоть удалось достать цветные нитки. Но результат все равно оказался ошеломляющим. Все подруги немедленно захотели такие же, а Марик сказал что из этого можно сделать профессию. Однако вскоре пришел долгожданный вызов из посольства США. Начали собираться, распродавать вещи, почти каждый вечер с кем-нибудь прощались. И так до самого отъезда.

Никто не любит вспоминать первые пять лет эмиграции. Не будем трогать эту тему и мы. А по прошествии этих лет Фарберы жили в собственном доме в небольшом городке недалеко от Нью-Йорка. Сыновья учились в хорошей местной школе, Марик занимался поиском багов в компьютерных программах, Жанна работала на Манхеттене секретарем у дантиста. Небо над ними было голубым и казалось что таким оно будет вечно. Именно тогда и грянул гром – Марика уволили.

Те кто терял работу в США знают что первые две недели отсыпаешься и оформляешь пособие, потом, отдохнувший и полный энтузиазма, начинаешь искать новую. Но если работа не находится в течение полутора месяцев, нужно срочно искать себе занятие – иначе впадешь в черную меланхолию, которую американцы называют депрессией. Я, например, начал писать истории и постить их на anekdot.ru, но абсолютное большинство народа начинает ремонт или перестройку дома. Польза от этого двойная: и ты занят и дом повышается в цене. Марик домом заниматься не хотел. Поэтому вначале он делал вид что учит QTP, а потом по настоянию Жанны записался сдавать учительские экзамены и делал вид что к ним готовится.

А тем временем заканчивалась зима, и был на подходе самый веселый праздник в еврейском календаре – Пурим. В этот день евреи идут в синагогу в маскарадных костюмах, во время службы шумят трещотками, а после службы напиваются допьяна. Жаннин босс пригласил Фарберов на праздник в свою синагогу и подарил билеты. Деваться было некуда, и Жанна начала перебирать свой гардероб в поисках чего-либо подходящего. Единственной подходящей вещью в итоге оказался тот самый салвар-камиз, о котором она не вспоминала со дня приезда в США. По крайней мере он удовлетворял формальным требованиям: прикрывал локти и колени, не подчеркивал дразнящие выпуклости, был необычным, нарядным и праздничным.

В синагоге после чтения «Мегилы», когда народ приступил к танцам, еде и «лехаим», к Жанне подошла местная дама из тех что одеваются подчеркнуто скромно и подчеркнуто дорого. Она искренне похвалила Жаннин наряд и поинтересовалась где он куплен. Жанна сказала что сшила его сама и снова получила целый ворох комплиментов. Жанна растаяла и призналась что краски сам сделал ее муж. Дама с интересом посмотрела на Марика и заметила, что умей она делать такие краски, было бы у нее много миллионов. Подошел босс и представил стороны друг-другу. Дама оказалась сотрудницей секции «Мода и стиль» газеты «Нью-Йорк Таймс». В этот момент Марик понял что замечание насчет миллионов совсем не шутка, а будут они или их не будет зависит только от него.

На последние деньги он оборудовал самую что ни есть примитивную лабораторию в собственном гараже. Разыскал лабораторные журналы и похвалил себя что не поленился их привезти. Через два месяца разослал образцы своих 100% органических красок производителям 100% органических тканей. От пяти получил заказы. С помощью старшего сына составил бизнес-план и взял у банка заем на открытие малого бизнеса. Наодалживал сколько мог у знакомых. Заложить дом не удалось: в нем было слишком мало денег. Снял помещение, нанял рабочих. Через год расплатился со всеми долгами и расширил производство вдвое. Марику повезло: спрос на органику рос тогда экспоненциально. Но согласитесь, к своему везению он был готов.

С тех пор прошло немало лет. Марик перенес свою фабрику в Коста-Рику поближе к дешевым сырью и рабочей силе. Заодно построил большой дом на Карибском побережье и живет там большую часть года. Время от времени прилетает в Нью-Йорк, где у него тоже есть квартира. Иногда звонит мне. Тогда мы встречемся в нашем любимом ресторане в Чайна-тауне и едим утку по-пекински в рисовых блинчиках. Я знаю что Марик достанет свою кредитку первым (потому что должен быть первым во всем!) и заказываю хороший мозельский рислинг к утке и «Remy Martin Louis-XIII» в качестве финального аккорда. Судя по чаевым, счет Марика не напрягает.

Жанна большую часть года живет в нью-йоркской квартире и время от времени летает в Коста-Рику. Главное место в ее жизни делят фитнес и внуки.

Елена Павловна продолжает готовить своих учеников к максимально комфортному пересечению границ, потому что язык – самое ценное и самое легкое из того что можно взять с собой. Сейчас она это делает из Новой Зеландии и в основном по Скайпу.

Когда Марика спрашивают как случилось что он занялся красками, он говорит что его фамилия Фарбер переводится с идиш как «красильщик», а значит это ремесло у него в генах. Марик – молодец. Когда нужно, на любой вопрос он может дать точный короткий и совершенно понятный ответ. А я так не умею и скорее всего уже не научусь.

Abrp722

В молодые годы была у меня знакомая с очень большой грудью. Звали ее Ирина. Невысокая, стройная, с изящными руками и ногами – и вдруг две этакие дыни, килограмма по два каждая. Операций по уменьшению груди в СССР не делали, и она очень страдала от постоянного ношения непомерной тяжести. А еще узкие бретельки изделий советского швейпрома натирали ей плечи до крови. Поэтому в комплект к каждому новому бюстгальтеру Ирина обязательно приобретала рюкзак с прочными широкими простеганными лямками. Эти лямки она отрезала и заменяла ими бретельки.

Пришли лихие 90-е, из продажи исчезли и бюстгальтеры, и рюкзаки. Но, как оказалось, не совсем. И вот проходит Ирина мимо абсолютно пустой витрины магазина «Спорттовары» и видит через эту витрину несколько рюкзаков на пустой в остальном полке. Внутри магазина рюкзаков оказывается три, и Ирина решает брать все три, потому что завтра деньги снова подешевеют, а рюкзаков в продаже, судя по всему, не будет уже никогда.

Через несколько минут она стоит недалеко от выхода, упаковывает два рюкзака в третий и думает, что теперь было бы здорово наскочить на бюстгальтеры. В это время в магазин заходит молодой человек, видит пустую полку, где только что были рюкзаки, переводит взгляд на Ирину, извиняется за беспокойство и обращается к ней с такими словами:
- Девушка, пожалуйста продайте мне два рюкзака. Зачем вам три? Я заплачу сколько скажете.
Ирина, оценив молодого человека как симпатичного и вежливого, решает продолжить ни к чему не обязывающий разговор. Разумеется, с твердым намерением не дать себя в обиду.
- От рюкзаков мне на самом деле нужны только лямки. . Устроят вас без лямок - забирайте все три! Наверное, дома есть еще два, тоже без лямок. Но на деньги я не согласна: они обесцениваются каждый день. Если у вас есть что-нибудь на бартер, можем обменяться.
Молодой человек словам Ирины нисколько не удивляется (напомню, это были 90-е), а, наоборот, буквально расцветает:
- Просто удивительно, как идеально совпадают наши интересы! Именно лямки мне совершенно ни к чему. Мы уезжаем. На человека можно взять один чемодан и одну сумку. Чемоданы уже достали, а брезент для сумок найти не можем. Рюкзаки, конечно, та еще морока, но как-нибудь перекроим под размер. И ручки сообразим. А что вам нужно на обмен?
К этому времени Ирина уже думает совсем о другом и поэтому на автомате выдает то, чем была занята ее голова до разговора:
- Бюстгальтер 9-го размера!
Молодой человек слегка смущается, потом переводит взгляд с рюкзаков на пунцовую Ирину, вернее на часть ее фигуры между талией и шеей, внимательно рассматривает и, почти не запинаясь, говорит:
- Вы знаете, моей маме бюстгальтеры присылает из Филадельфии ее сестра, моя тетя. Они, как бы вам сказать, ну очень большие. Поехали к нам, что-нибудь придумаем.

Через три месяца вместе улетели в Америку.

Рассказал знакомый батюшка из Нью-Джерси. Поехал он за стеллажами в Икеа, что недалеко от аэропорта. Нужных стеллажей не нашел, зато увидел красивое деревянное распятие и купил. Разумеется, в коробке, как все в Икеа. Когда дома открыл коробку, нашел там крест, три гвоздя в полиэтиленовом мешочке и фигурку Христа с отверстиями под гвозди на ладонях и ступнях. Долго думал, что ему делать, но так и не решил. Вернулся в магазин и покупку сдал. На вопрос "почему?" ответил: "От греха подальше".

Был у меня родственник по фамилии Бык. Пусть земля будет ему пухом.
Родственник преподавал политэкономию в провинциальном пединституте.
Лекции его я никогда не слышал, а вот анекдоты он рассказывал
замечательно. Анекдот о пожаре в публичном доме (когда крики «Воды!
Воды! » перекрывает могучий бас: «А в пятнадцатый пожалуйста пивка! »)
впервые рассказал мне он, и лучшего исполнения я никогда не слышал. Вот
две истории о нем.

История первая. Однажды родственника вызвал завкафедрой и сказал, что
пора браться за кандидатскую. Родственник написал диссертацию по Рикардо
и отнес на рецензию оппоненту. Оппонент прочитал и сказал родственнику:
- Все у вас правильно, только новизны совсем нет.
- А откуда ей взяться? – согласился родственник, - Я же не Маркс и даже
не Энгельс.
Защита прошла на «ура».

История вторая. На кафедру пришла новая сотрудница. Первый день ее
выхода на работу совпал с поездкой в колхоз. Завкафедрой знакомил ее с
коллективом прямо в поле. Чопорная дама стародевического вида
протягивала каждому сухую холодную ладошку и называла свою фамилию.
Дошла очередь и до родственника.
- Коровкина, - представилась новая сорудница.
- А я Бык, - представился родственник.
И мгновенно получил звонкую пощечину.

Abrp722

Эту историю время от времени вспоминают в нашей семье. Случилась она в
большом украинском городе, когда наш родственник Л.М. был еще Леней.
Леня был спокойным, уравновешенным мальчиком. В 132-й школе, где он
учился, его любили и учителя и ученики. Он ходил в кружок
художественного чтения при городском Дворце пионеров. Читал стихи
звонким голосом. В 1952 году он перешел в пятый класс, и его ввели в
состав концертной бригады Дворца пионеров. Эта бригада выступала перед
участниками мероприятий районного и городского уровней. До смерти
Сталина оставалось полгода.

Лениным номером было стихотворение Сергея Михалкова “Граница”
(http://www.litera.ru/stixiya/authors/mixalkov/v-gluxuyu-noch.html).
Начинается оно так:

В глухую ночь,
В холодный мрак
Посланцем белых банд
Переходил границу враг -
Шпион и диверсант.

По ходу стихотворения десять школьников обнаруживают этого врага и сдают
его карающим органам. Последняя строфа была установочной:

Есть в пограничной полосе
Неписаный закон:
Мы знаем все, мы знаем всех -
Кто я, кто ты, кто он.

Ее Леня читал с некими театральными эффектами. Говоря “кто я”, - он
указывал на себя. Говоря “кто ты”, - он указывал на одного из танцоров в
вышитых рубашках, которые к этому моменту уже стояли за ним. Говоря “кто
он”, - Леня указывал на произвольного человека в зале. Публика
одобрительно хлопала.

Однажды во время концерта в госпитале для инвалидов войны Леня, на “кто
он”, указал на пожилого человека в белом халате. Просто его он знал на
самом деле. Это был доктор Гольдштейн из соседнего дома. На внимание
зала доктор Гольдштейн прореагировал своеобразно - негромко вскрикнул и
умер, как говорила моя бабушка, от разрыва сердца. Власть на смерть
доктора прореагировала тоже своеобразно - Леню в торжественной
обстановке наградили почетной грамотой МГБ “За бдительность”.
Указывание, таким образом, было одобрено свыше и стало сакральным актом.
Через несколько месяцев на районной партконференции Леня указал на
второго секретаря Горкома Партии. Руководителя концертной бригады
забрали в тот же день, директора Дворца пионеров сняли через неделю, а
через две - второй секретарь Горкома был уличен в родстве с кем-то из
украинских националистов, и его фамилия исчезла из местных новостей.
Леню наградили второй почетной грамотой МГБ “За бдительность”. Среди
окружающих Леня стал объектом суеверного страха, его осторожно избегали.
Родители стали думать о переезде в другой город.

Тем временем бригада без руководителя прекратила свое существование,
Сталин умер, вдова доктора Гольдштейна вышла замуж, Леня вырос и стал
Л.М., видным инженером-электриком. Его роковой дар ничем себя не
проявляет. Правда, Л.М. никогда ни на кого не указывает, но окружающие
этого не знают.

Обе грамоты я видел своими глазами.

Abrp722

Мой дальний родственник, скажем Д.И., - человек очень деятельный и
предприимчивый. Приехав в США в весьма преклонном возрасте, он тем не
менее быстро вписался в эмигрантскую жизнь. Одно из местных
русскоязычных изданий опубликовало очерк о его жизненном пути. В
частности, там было сказано, что Д.И. прошел от Сталинграда до Берлина в
кирзовых сапогах и что эти сапоги он хранит до сих пор. Удивительно, но
оказалось, что русскоязычные издания читают не только русские. Вскоре
Д.И. позвонили из Вашингтона, ДиСи. Звонящий (на вполне приличном русском
языке) представился сотрудником Национального Мемориала Второй Мировой
Войны и сказал, что Мемориал заинтересован получить его сапоги для своей
коллекции и готов достойно заплатить за эту реликвию. Д.И. поблагодарил
за предложение, но попросил время подумать, так как сапоги ему дороги и
ему нужно привыкнуть к мысли о расставании с ними.
- Надеюсь, вы их не ремонтировали,- забеспокоился сотрудник
- В последний раз в Варшаве, в 1944 году, -успокоил его Д.И.
Распрощались. Д.И. взял телефон и пообещал перезвонить.

Даже не положив трубку, а только нажав на рычаг, Д.И. уже звонил сыну,
который остался в большом украинском городе. Имел место быть следующий
диалог:
Д.И. - Юра, есть интересное деловое предложение. Можешь ли ты
прислать кирзовые сапоги?
Сын (в восторге от перспективы торговли с Америкой): - О чем речь!
Тысяча для начала устроит?
Д. И. - Пришли, пожалуйста, три пары и как можно более старые.
Сын. - Ты, отец, в своем Нью-Йорке уже совсем с ума сошел!
И в сердцах бросил трубку.....

Обсуждая эту историю с Д.И., я спросил: “А почему вы попросили три
пары?”
- Ты ничего не понимаешь, - ответил он, - Ты что думаешь, что в Америке
только один музей?

Abrp722

Не уверен, что получится, но попытаюсь рассказать. В конце-концов
английский сейчас знают практически все.

Есть у меня приятель, Миша, обладатель могучего аналитического ума. Одна
из ведущих американских компаний этот ум заметила и выманила Мишу из
приятного во всех отношениях Израиля в США. Работает Миша в Компании над
глобальными задачами и на далекую перспективу. Звучит помпезно, но так
оно и есть.

Выражение «Наши недостатки являются продолжением наших достоинств» - это
о Мише. Он свято верит своим умозаключениям и испытывает острую
неприязнь к объектам, которые не поддаются формализации и последующему
анализу. Нелогичный английский язык в списке этих объектов занимает
почетное место. Миша, скрепя сердце, пользуется им для работы, а что
касается повседневных разговоров с местной публикой – Миша их избегает.
Ему хватает нескольких русскоязычных приятелей. Поэтому на работе слывет
человеком замкнутым.

Мишин босс – наоборот человек крайне общительный. К тому же Джон всегда
чем-то увлекается и готов обсуждать свои увлечения с любым слушателем.
Последнее его хобби - Bird Watching, то есть наблюдение за птицами.
Весной и ранним летом толпы этих наблюдателей, вооруженных огромными
биноклями и камерами, заполоняют собой национальные парки, не пропуская
вниманием ни одну, даже самую серую, пичугу. Особенно интересуются
деталями репродуктивного процесса. Вслед за Джоном еще нескольких
сотрудников заразились этим увлечением и в день рождения принесли Джону
в подарок целую связку надутых гелием воздушных шариков. На одном из них
красовалась надпись “Happy Birthday”, а на остальных были изображены
редкие птицы. Отпущенные на свободу, шарики дружно взлетели к потолку
офиса и залипли на нем. А Джон в тот же день уехал в командировку.
Оставшись в одиночестве, Миша с удовольствием наблюдал за этими шарами.
Поочередно они теряли гелий, становились как бы невесомыми и хаотично
летали по офису под воздействием воздушной струи из кондиционера. Через
две недели только два шарика оставались на потолке: один - с “Happy
Birthday”, а другой - с фазаном.

В этот день, пообедав в кафетерии, Миша вышел на крыльцо выкурить трубку
на теплом весеннем солнышке. Там оказалось довольно много народа.
Некоторые индусы, как и Миша, курили, остальные просто грелись и
трепались. Миша, не прислушиваясь к тарабарскому разговору, думал о
приятных и интересных вещах – пытался описать процесс диффузии гелия из
шариков и оценить средний диаметр поры в материале, из которого они
сделаны. В это время со стороны парковки появился Джон. Настроение у
Миши было хорошее, боссу он был рад, и ему захотелось сказать Джону
что-нибудь приятное и забавное, например о шариках. Но как называется
воздушный шарик по-английски? Правильное слово “balloon” Миша не знал,
слово “sphere” ему не понравилось из-за абстрактной геометричности. Миша
остановился на слове “ball”, представив себе мяч с тонкой покрышкой.
Когда Джон приблизился, фраза была готова, и Миша произнес ее громко и
раздельно:
- Hi John. Welcome back. I have very good news for you. Your balls are
still hanging.
Что в переводе с американского английского означает:
- Привет, Джон. С приездом. У меня для тебя есть хорошая новость. Твои
яйца все еще висят.
Чтобы подчеркнуть важность сообщения Миша налег на окончание фразы, и
для американского уха она прозвучала вопросительно. Джон, конечно, очень
удивился и переспросил:
- Excuse me I didn’t get your question.
- Извини, я не понял вопрос.
Миша решил, что босс интересуется деталями и приготовился их сообщить.
Но как по-английски «фазан»? Он был почти уверен, что это - тот же
фазан, но на горьком опыте знал: если слово произнесено неправильно,
местные его не понимают. Поскольку фазан принадлежит к отряду куриных,
Миша решил заменить фазана петухом. С петухом тоже оказалось непросто.
Слово “rooster” ассоциировалось с жареным петухом, слово “chicken”
соответствовало цыпленку. Миша напрягся. Вспомнил, что коктейль означает
«петушиный хвост» и состоит из “cock” и “tail”. Провозгласил:
- I already told. Your balls are still hanging. One with Happy Birthday
and the second with a cock.
- Я уже сказал. Твои яйца все еще висят. Одно - с днем рождения, а
другое - с х@ем.
– Бедный Джон, ты бы видел его глаза! - вспоминал потом Миша.
Окружающая публика немного отодвинулась, чтобы не мешать интимной
беседе, но осталась достаточно близко, чтобы не упустить ни одного
слова. Джон оценил ситуацию и быстренько утащил Мишу в офис.

Закончилось все благополучно. Миша уже второй семестр учит американский
сленг в местном университете. Разумеется за счет Компании. На занятия
ходит с крайней неохотой, но вспоминает глаза Джона и идет.

Abrp722

Если вам пришлось побывать на Пенсильванском вокзале в Филадельфии, то
почти наверняка вы обратили внимание на здоровенного симпатичного
полицейского с такой же крупной и добродушной на вид овчаркой. Они даже
чем-то похожи: он в темно серой форме с короткими рукавами, у собаки
почти черная шерсть, светлая на лапах. Оба с достоинством носят
полицейские значки: он - на груди, собака - на ошейнике. Мне бы и в
голову не пришло, что их корни уходят в Советский Союз!

Новый 1938 год прославленный следопыт Пограничных войск Никита Карацупа
встречал в Кремле. В Москву он приехал со своей овчаркой, прославленным
Ингусом, но на прием в Кремль пошел, конечно, без него. Далеко заполночь
к столу, за которым сидел Никита, подошел сам Сталин, налил ему фужер
водки и чокнулся своим бокалом Кинзмараули. Никита не растерялся,
произнес здравицу в честь вождя и красиво выпил фужер до дна. – Молодец!
– сказал Сталин и пригубил свое вино. Ладным офицером заинтересовался
посол США в СССР Уильям Буллит. Спросил, кто такой. Ему объяснили, что
это знаменитый пограничник, который со своей овчаркой задержал уже
больше трехсот нарушителей границы. Посол, заядлый собачник, захотел
посмотреть на собаку. Увидев Ингуса, он пришел в восторг и попросил
щенка, которого и получил через несколько месяцев. Щенок вырос в очень
энергичную совершенно недомашнюю собаку, и хозяин передал его в
полицейский питомник своего родного города, Филадельфии. Теперь потомки
Ингуса верой и правдой служат в филадельфийской полиции. Об их
происхождении помнят и называют karasup на американский лад.

Как это случается со многими незаурядными людьми, у полковника Карацупы
был внебрачный ребенок, дочь Нина. В конце шестидесятых годов прошлого
века она работала лаборантом в одном из московских академических
институтов. Однажды там испортился дорогой американский спектрометр.
Чинить его приехал представитель фирмы. Из-за отсутствия необходимых
деталей ему пришлось задержаться. Через неделю он сделал Нине
предложение и сразу после возвращения вызвал ее к себе. Уехать из СССР в
то время было непросто. Невеста пошла к отцу. Это был первый и последний
случай, когда Никита Федорович лично помогал нарушителю пересечь
государственную границу. Нина благополучно добралась до Филадельфии и
родила там сына Брайана. С самого детства мальчик бредил собаками, видно
пошел в деда. Пограничником Брайан не стал, но стал полицейским,
охраняет вокзал. Он прилично говорит по-русски, горд своей родословной и
родословной своей собаки, философски удивляется малости нашего мира. Еще
больше его удивляет, что дед сумел выпить залпом фужер водки...

На фотографии вы видите американского полицейского с собакой. Мне бы и в
голову не пришло, что их корни уходят в Советский Союз!

КАК Я БЫЛ МЕДИУМОМ

Все наверное помнят всплеск интереса к оккультизму в конце прошлого
века. Не обошла стороной эта мода и моих знакомых. Куда бы я ни попал на
посиделки, вечер неизменно заканчивался спиритическим сеансом. Техника
была простой и выверенной до мелочей. На донышко тонкого фарфорового
блюдца приклеивалась черная стрелка. На листе ватмана вычерчивалась
большая окружность с буквами и малая с цифрами и словами "да" и "нет" по
периметру. Зажигались свечи, выключался электрический свет. Круг
помещался в центр стола, вокруг которого рассаживались присутствующие.
Медиум нагревал блюдечко на свече изнутри и громким шепотом вызывал
заранее намеченного духа. В принципе годился любой дух, который еще не
обрел покой. Поэтому наилучшим кандидатом считался злодей, отягощенный
многими грехами. Самым популярным был почему-то дух Наполеона Бонапарта.
Я до сих пор не понимаю как он умудрялся успевать на столько вызовов.
Итак, медиум вызывал духа, а тот возвещал о своем появлении каким-нибудь
знаком. Например, в серванте сама по себе начинала звенеть посуда. Тогда
медиум накрывал духа блюдечком в центре круга, человек пять нежно и
плавно опускали на блюдечко пальцы, а остальные неподвижно держали руки
на столе. Потом духу задавались вопросы, а блюдце двигалось по кругу и
стрелкой указывало на буквы и цифры, отвечая тем самым на вопросы.
Иногда ответы действительно имели смысл. Объяснения этому феномену не
находилось, чем и поддерживался общий интерес к странному с моей точки
зрения занятию.

Скептицизм – скептицизмом, но однажды накануне старого Нового года я
ясно осознал, что единственное развлечение, которое я могу предложить
гостям - это спиритический сеанс с собственной персоной в роли медиума.
Больше всего меня беспокоило что в магазине не окажется свечей. Но они
там были! Вычерчивание круга заняло у меня около часа. Получилось
красиво. С блюдечком было легче всего. Расписанное иероглифами и
гейшами, оно украшало стену в моей комнате с незапамятных времен.

Когда все вроде было готово, в душу мою закралось беспокойство. Хорошо,
если дух явится, а если нет? Так и буду стоять как дурак с вымытой шеей?
- Есть дух, нет духа, - сказал я себе, - но знак быть должен, а там
посмотрим. Сказать легко, а сделать трудно. Как заставить, например,
форточку хлопнуть в нужный момент? Я не знал. В углу на подстилке
завозился мой миттельшнауцер Фидель. Подай собака голос, уже было бы
неплохо, подумал я и вдруг понял, что это я могу. Фидель всегда гавкал
когда мама лечила меня от простуды медвежьим жиром. Достал из
холодильника баночку, намазал фитиль одной из свечей. Фидель залаял.
Накапал на фитиль стеарин. Фидель замолчал. Я почувствовал себя немного
увереннее.

Сели за стол часов в одиннадцать. После нескольких рюмок заговорили о
святочных гаданиях. Кто-то вспомнил пушкинскую Татьяну. Потом разговор
перешел на самого Пушкина и его дон-жуанский список.
– Да что там, - говорю я, - Пушкин. Вот был у него друг, Федор Толстой,
по прозвищу Американец. Прославился как выдающийся авантюрист, шулер и
дуэлянт. Укокошил на дуэлях как-никак 11 человек. Так он в кругосветном
путешествии купил себе обезьяну, жил с ней как с женой, а потом убил и
съел... А не вызвать ли нам его дух, господа?
Предложение было принято на "ура".

Проводили старый и встретили новый год. Освободили стол, поставили
свечи, расположили круг. Я зажег медвежью свечу, стал греть на ней
блюдце и негромко сказал:
- Дух графа Федора Ивановича Толстого, не угодно ли Вам составить нам
компанию?
Две или три секунды прошли в тишине. Вдруг бешено залаял Фидель а затем,
повизгивая, вжался в угол.
- Я читала, - послышался дрожащий голос одной из девиц, - что собаки
могут видеть привидения.
- Умница! – одобрил я ее мысленно.
Блюдце легло в центр стола и пальцы самых смелых сомкнулись на его
ободке.

Первый вопрос был ритуальным и по традиции право на него принадлежало
медиуму.
- Федор Иванович Толстой, Вы здесь?
Блюдце осталось неподвижным, не проявив ни малейшего намерения не то что
перемещаться, а даже подрагивать. Есть дух, нет духа, - снова сказал я
себе, - но бегать ты будешь! И легонько подтолкнул блюдце стрелкой к
"да". Как ни странно, но блюдце охотно побежало, повинуясь самым легким
командам моих пальцев, и так же послушно остановилось в требуемой точке.

Вторым вопросом был год рождения графа. Я применил тот же прием и
нарисовал 1782-й. Точного года, разумеется, никто не знал, а этот был
недалеко от 1799, пушкинского, и выглядел правдоподобно. Народ посуровел
и начал общаться с духом на полном серьезе. А я почувствовал себя
рыбаком, у которого взяла наживку крупная рыба. Крючок большой и
проглочен глубоко, леска прочная, поводок стальной. Осталось только
терпеливо и без рывков водить рыбу пока она не устанет. По мне это и
есть лучшая часть рыбалки.

У меня до сих пор хранится запись вопросов и ответов, которую вела одна
из гостей. Я приведу некоторые из них. Удивительно какие странные вещи
спрашивают умные и образованные люди, если их застать врасплох. И не
судите строго мои дурацкие ответы.
Вопрос ( Задал И. Сейчас живет в Нью Джерси, раввин): Как относился
Пушкин к евреям?
Ответ: ЖИДОВОК ЛЮБИЛ
Вопрос: А Bы?
Ответ: ПЕ#ДЫ ОДИНАКОВЫЕ
Вопрос (Задала Л. Сейчас живет в Нью-Йорке, экскурсовод): Что по вашему
лучше всего в России?
Ответ: ПРОСТОР
Вопрос: А хуже всего?
Ответ: ЖАНДАРМЫ
Вопрос (Задал В. Сейчас живет в Германии, профессор): Федор Иванович,
каковы физические характеристики вашего мира?
Ответ: ХУ#ВЫЕ БРАТ АД
Вопрос (Задал С. Сейчас живет в Донецке, строительный подрядчик, если я
правильно понимаю): Какие номера выиграют в следующем тираже Спортлото?
Ответ: 23424410237
Вопрос (Задала И. Очень красивая девушка): Федор Иванович, если Вы
здесь, почему мы Вас не видим?
Ответ: ХАХАХА
Вопрос (Задал М. Недавно умер в Израиле): Граф, может быть мы можем Вам
чем-нибудь помочь?
Ответ: ПОМЯНИТЕ ХОРОШО

В самом конце две девицы спросили когда они выйдут замуж. Я лихо
изобразил даты между годом и двумя – время достаточное чтобы забыть
предсказание и не такое уж удаленное чтобы огорчить. А между тем одна за
другой стали догорать свечи и вдруг перестало повиноваться блюдечко...
Мы помянули Федора Ивановича и, я бы сказал, помянули хорошо. Приняв "на
посошок", гости стали расходиться, а у меня зверски разболелась голова.

Я бы давно забыл эту историю, если бы не два обстоятельства, которые
упорно не поддаются какому бы то ни было рациональному объяснению.
Во-первых, С. действительно выиграл "Волгу". Мне рассказывали, что он
ездит на ней до сих пор. Во-вторых, обе девицы вышли замуж точно в
назначенные мною дни. Я был на обеих свадьбах.

Abrp722
http://world.lib.ru/b/b_a/

MYSTERY SHOPPING

Прохладным осенним днем 2007 года мой приятель Валера сидел в приемной комнате автосалона Порше на углу 11-й Авеню и Вест 51-й Стрит в Манхэттене и наслаждался крепким горячим кофе. В Старбаксе такой кофе стоил бы 4 доллара – роскошь, которую он позволить себе не мог. Шел десятый месяц, как Валера потерял работу, и к настоящему моменту он был основательно на мели. Жалких остатков личного суверенного фонда еще хватало, чтобы платить за квартиру и электричество, но со всем остальным был полный швах.

Что же он делал в автосалоне Порше, - спросите вы? И я вам отвечу: - Зарабатывал деньги. Как? А очень просто. В Соединенных Штатах есть множество компаний, которые организуют mystery shopping или секретные покупки, чтобы собирать информацию о различных продуктах и проверять качество обслуживания. Начать работать для такой компании не составляет никакого труда: создаешь счет на их вебсайте и получаешь доступ к списку работ на сегодня. Выбираешь задание, которое тебе нравится, запоминаешь сценарий, выполняешь задание, посылаешь отчет. Через две - три недели получаешь деньги. Задания бывают всякие. Например, пойти в зал для фитнеса, провести там пару часов, а потом ответить на вопросы о приветливости и профессиональности персонала. Деньги за входной билет вернут согласно квитанции, ну и заплатят долларов 20-25 за труды. Немного, конечно, но и фитнес не работа. Занимаются mystery shopping как правило домохозяйки, у которых много свободного времени. И скорее для развлечения, чем для денег.

Валера занимался секретными покупками, чтобы экономить на еде. С утра выхватывал хорошие заявки на рестораны и, таким образом, бесплатно обедал или ужинал. Первое время он пытался брать и другие поручения, но после посещения парикмахерской в Гринич Виллидж зарекся. Тем не менее как выражаются американцы, никогда не говори никогда. В последний месяц Валере на глаза все время лезла заявка на автосалон Порше. По непонятной причине ее никто не брал, несмотря на внушительное вознаграждение в 200 долларов. Валера вчитался в требования, и ему стало понятно почему. Вроде бы все просто: явиться в автосалон, сказать, что хочешь купить базовую модель Порше Бокстер и сделать пробную поездку. Загвоздка была в требованиях к исполнителю. Заявка прямо указывала, что он должен соответствовать: жить в престижном районе, быть одетым в брендовую одежду, иметь на руке дорогие часы и вообще производить впечатление богатого человека. С наиболее трудной позицией (место проживания) у Валеры все было хорошо. После развода он задешево снимал у знакомого супера* крохотную студию в Верхнем Ист-Сайде, в двух шагах от Центрального парка. «Будь что будет» - решил наш герой и подписался на Порше.

Перейдя таким образом Рубикон, Валера осмотрел свежим взглядом свой гардероб и, не найдя ничего подходящего, решил купить все новое на кредитную карту, а потом сдать обратно. Ну и проделать тот же трюк с часами. Оставалось разобраться где именно одевается богатый и солидный народ. Покопался в интернете и выяснил, что президент Буш делает это у Брукс Бразерс. Туда и пошел. У входа его мгновенно подхватили два консультанта и промурыжили почти полдня. Из магазина Валера вышел с большим пакетом и чеком почти на две с половиной тысячи долларов. После этого идти в магазин Ролекса ему расхотелось, и он ограничился качественной подделкой всего за 120 долларов. Дома побрился, причесался, надел обновки, посмотрел в зеркало, полюбовался часами и... впервые с тех пор, как потерял работу, почувствовал уважение к себе.

Итак, стильный и даже где-то шикарный Валера сидел в глубоком кожаном кресле приемной автосалона Порше и наслаждался кофе. Немного поодаль в таком же кресле сидел безукоризненно элегантный пожилой японец и ковырялся в айфоне. Свой старенький телефон Валера достать не решился, а потому смотрел на левую из двух картин на противоположной стене и думал о том, что копировать современное искусство проще, нежели классическое. Разумеется, если имеешь дело с профанами. Тем временем айфон японцу, видимо, надоел. Он перевел взгляд на нашего героя, получил ответную формальную улыбку, и извинившись, заговорил:
- Принято считать, что на абстрактных картинах каждый видит свое. Вы все время смотрите на эту картину. Что вы на ней видите?
- А что здесь видеть? – удивился Валера, - Это паршивая копия картины Пауля Клее. Колорит искажен до неузнаваемости. Оригинал висит в цюрихском Кунстхаусе, называется «Uberschach». Значит, шахматы и изображены. И вообще это не абстракция, а экспрессионизм.
Несколько ошарашенный японец показал на вторую картину:
- А на этой?
- Это тоже Клее, «Пожар при полной луне». И тоже плохая копия. А подлинник, если я не ошибаюсь, - в эссенском музее Фолкванг.
- Господи, откуда вы это знаете?
- Интересуюсь искусством, - коротко ответил Валера.

Это была правда, но не вся правда. Вообще-то в прошлой жизни Валера был искусствоведом. Родился в Харькове. Там же до армии учился в художественном училище. После армии поступил в Ленинградский институт культуры, окончил его и по распределению уехал в Нижний Новгород, который тогда был Горьким. Работал в музее, учился в заочной аспирантуре. Все вроде было хорошо, но наступили 90-е. Волна эмиграции подхватила Валеру и выбросила на берег в Нью-Йорке. Первое время он не мог даже представить, что расстанется с искусством, но скоро понял, что без имени и связей ему не пробиться даже в смотрители музея. Тогда ему стало все равно, и он, как большинство знакомых, пошел на курсы программистов. Спросил у двоюродного брата, какой язык самый легкий. Брат сказал, что COBOL. Валера выучил COBOL и к большому собственному удивлению получил работу на третьем интервью. Появились деньги, но за них приходилось платить изнуряющей работой. Еще несколько лет он тешил себя иллюзией, что произойдет чудо, и он снова будет заниматься русским авангардом. Но чуда не произошло. Поэтому он безжалостно затолкал живопись куда-то в глубину сознания, чтобы не беспокоила. Даже перестал ходить на выставки...

Итак, Валера почти допил кофе, а в это время в проеме появился консультант и позвал японца. Японец жестом попросил его обождать, подошел к Валере, протянул руку, представился Джимом Накамура и пригласил нашего героя на ланч в «Бекко», итальянский ресторан неподалеку. Валера тоже представился и принял приглашение. Договорились на час дня, обменялись бизнес карточками. У мистера Накамуры на карточке было написано «Инвестор», у Валеры – «Эксперт в живописи». Эта карточка завалялась у него с той поры, когда он еще не потерял надежду работать по специальности.

Еще через пять минут появился другой консультант и пригласил Валеру. Он говорил с немецким акцентом и был по-немецки четок и деловит. Снял копию с водительских прав, сделал экскурсию по выставочному залу, принес ключи и дал Валере погонять на новеньком Бокстере по 11-й Авеню и боковым улицам. За полтора часа, которые пролетели как одна минута наш герой впервые в жизни понял, что машина – это не только от точки А к точке Б, а еще много чего. В результате, когда, согласно сценарию, сказал консультанту, что не может принять решение прямо сейчас, неизвестно кто был разочарован больше. К «Бекко» он шагал, как влюбленный после первого свидания: счастливо улыбался и разве что не пел.

В ресторане Валеру неприятно удивил сильный шум, но на втором этаже было гораздо тише. Японец уже ждал его за угловым столиком. После нескольких слов о погоде и прочих незначительных вещах мистер Накамура предельно вежливо перешел к делу:
- Я хотел бы поинтересоваться, если вы не возражаете, какого рода экспертизу вы предлагаете Вашим клиентам.
«Блин, - подумал про себя Валера, - ну не могу же я ему сказать, что пишу коды на COBOLе. Точно же подумает, что я над ним издеваюсь.» После этого рот нашего героя открылся и как бы сам собой уверенно произнес:
- Знаете ли, в Нью-Йорке и вокруг около миллиона русских. Среди них есть довольно состоятельные люди, которые интересуются русской живописью XX-го века. Я стараюсь помочь им сделать правильный выбор. Разумеется, с учетом соотношения цена – качество.
- Судя по всему, ваши русские неплохо вам платят.
- Не жалуюсь, - почти не соврал Валера, потому что жаловаться ему действительно было не на что.
- Знаете ли, - заговорил мистер Накамура после короткой паузы, - мы совершенно незнакомы, и все-таки я хочу рискнуть и попросить вас помочь мне в довольно щепетильном деле. Вы знаете, что такое mystery shopping?
Валера чуть не подавился своим карпаччо, но кое-как справился и киванием головой подтвердил, что, да, знает.
А японец продолжал:
- Я тоже некоторым образом вкладываю деньги в искусство и недавно заинтересовался русским авангардом. Как мне подсказали компетентные друзья, цены на него в Нью-Йорке все еще сравнительно низкие. Другие знакомые подсказали мне русскую галерею в СоХо, где, по их словам, можно приобретать интересные картины по разумной цене. Я там был, но окончательного мнения так и не составил. Поэтому я прошу вас сегодня же посетить эту галерею и поделиться со мной вашими наблюдениями. Почему именно вас? Потому что я никогда не видел вас на аукционах и могу предположить, что вы – лицо незаинтересованное. Конечно, я гарантирую справедливую оплату вашего труда, но ее размер я сейчас сообщить не могу. Она зависит от ряда обстоятельств. Рискнете?
- Рискну!
Новоиспеченные партнеры скрепили договор рукопожатием. Валера получил адрес галереи и приглашение на ужин в «Сасабунэ»** для подведения итогов.

Найти галерею оказалось легко. В ее витрине был установлен здоровенный экран, на котором сменялись самые известные картины, фотографии и плакаты художников русского авангарда. На двери висела табличка: «Только по предварительной записи». Рядом с табличкой наш герой заметил кнопку звонка и позвонил. Через минуту занавеска на двери сдвинулась, и Валера увидел постаревшее лицо своего сокурсника Игоря Хребтова.

На курсе, наверное, не было ни одного человека, который бы любил Игоря. Во-первых, он был заносчив, во-вторых, никогда не отдавал долги, в том числе карточные, а в-третьих, у него водились деньги и, по общему мнению, деньги нечистые. Источник денег был ясен: Игорь продавал иностранцам старые иконы. А вот происхождение икон было темным. Некоторые говорили, что он грабит деревенские церкви, другие – что на него работают несколько художников-иконописцев, специалистов по фальшаку. Никто, однако, не исключал, что он занимается и тем и другим. После выпуска Игорь получил распределение в Москву, и с тех пор Валера ничего о нем не слышал и никогда не вспоминал. Вспомнил, правда, один раз уже в Нью-Йорке, когда увидел магазин с русскими иконами недалеко от 5-й Авеню. А вспомнив, немедленно понял, что торговать Игорь мог только в плотной спайке с КГБ. И сразу стали понятны и терпимость деканата к его бесконечным прогулам, и хорошие оценки при нулевых знаниях, и распределение в Москву...

Постаревшее лицо Игоря Хребтова скрылось за занавеской, зато открылось дверь.
- Заходи! - пригласил Игорь, - Какими судьбами?
И снова, во второй раз за день, рот Валеры открылся и сам собой заговорил:
- Я тут у дантиста на Грин Стрит был. Заодно решил по СоХо пройтись. Увидел в витрине знакомые картинки, захотелось посмотреть на оригиналы.
Игорь улыбнулся ровно настолько, чтобы показать, что шутку он понял и что шутка ему не очень понравилась. А потом повел гостя через большое, похожее на склад помещение. Картины там присутствовали, но большинство из них были прислонены к темной стене и только некоторые стояли на подставках. Валера попытался их рассмотреть, переходя от одной к другой, но уже через несколько минут его попытка была пресечена:
- Ничего ты здесь не увидишь. Здесь у меня копии и недорогие полотна. А топовые вещи хранятся в специальном сейфе. Я их выставляю только во время аукционов. Пошли ко мне в офис.

В офисе стали вспоминать однокурсников, но разговор получился безрадостный: кто-то спился, кто-то умер, в олигархи тоже не выскочил никто. Перешли на актуальные темы.
- Ты каждый день в таком прикиде ходишь? – спросил Игорь.
- Конечно, нет! – засмеялся Валера, - Я работу ищу. Завтра у меня интервью в Чейзе***. Поэтому вчера я купил новый костюм. Сегодня в нем хожу, чтобы выглядел хоть немного ношенным. А послезавтра сдам, пока не стал слишком старым.
- А чем ты конкретно занимаешься?
- Программирую на COBOLе. А ты как сюда попал?
- От скуки. Работал в Министерстве культуры. В один прекрасный день стало обидно, что пять лет учился на искусствоведа, а занимаюсь перекладыванием бумажек. А тут такой тренд сверху пошел: продвигать русскую культуру за рубежом. Ну я через знакомых ребят нашел спонсора и открыл галерею. Уже пятый год в бизнесе.
- Нравится?
- Еще бы! Живу в центре мировой культуры, знакомлюсь с интересными людьми со всего света, путешествую и, что очень важно для меня, делаю полезную для России работу. Между прочим, если хочешь, у меня и для тебя есть работа. С ксивой ЮНЕСКО будешь ездить по небольшим городам на постсоветском пространстве, заходить в местные музеи, смотреть запасники. Если найдешь что-то интересное, дашь знать нам. Выкуп, вывоз – это уже наша работа, а тебе – 10% от финальной продажи. Подходит?
«Ах ты, гнида, – подумал про себя Валера, - в наводчики меня сватает патриот сраный. Залупу тебе на воротник!» А вслух сказал:
- Спасибо! Подумаю после интервью. Как тебя найти я теперь знаю.
Распрощались. Уже на улице наш герой вспомнил, что Игорь не предложил даже воду, но не почувствовал ни удивления, ни огорчения. Впереди был ужин в «Сасабунэ», и нужно было успеть принять душ и переодеться.

В ресторан Валера приехал первым, получил от метрдотеля меню и привыкал к ценам пока не приехал мистер Накамура и не сказал волшебное слово «омакасе»****. Сразу принесли графинчик с холодным саке и крохотные стопочки. Мистер Накамура налил своему гостю, гость налил хозяину, сказали «кампай»*****, пригубили. В ожидании еды обсудили Валерины успехи.
- Вас туда пустили? – поинтересовался мистер Накамура.
- Конечно.
- Почему конечно?
- Потому что мистер Хребтов мой однокурсник, мы вместе учились в течение 5 лет.
- Вы не шутите?
Вместо ответа Валера достал предусмотрительно захваченную дома фотографию и протянул мистеру Накамура. На снимке, сделанном скорее всего во время летней практики, группа студентов стояла на парадной лестнице «Эрмитажа». Мистер Накамура внимательно посмотрел на Валеру, нашел его на фотографии, затем показал на Игоря и продолжил:
- И что же вы можете сказать о мистере Хребтове?
- Все, что вы купите у него, будет или подделкой или краденым.
- Предположим. А картины он вам показывал?
- Скорее старался, чтобы я их не видел. Все что я успел заметить – два отличных полотна туркестанского авангарда: Подковыров и Карахан. Скорее всего подлинники и очень может быть, что из какого-то провинциального музея в Узбекистане. А Филонов почти наверняка подделка. Похоже, что сфотографировали его картину из тех, что в запасниках больших музеев, и по фотографии сделали неплохую в общем-то копию.
- А цены вы с ним обсуждали?
- Нет, не обсуждали. Не станет он со мной обсуждать цены. Он же прекрасно понимает, что меня ему не облапошить...
А тем временем принесли такие суши, что продолжать деловую беседу было бы просто кощунством и она сама собой прекратилась.

По пути домой Валера вновь и вновь перебирал детали прошедшего дня. Он никак не мог поверить, что все эти чудеса произошли с ним; и страстно желал, чтобы они продолжились, и смертельно боялся, что завтра вновь наступят серые будни. Дома вспомнил, что сегодня же нужно отослать отчет по автоцентру Порше, но так и не смог заставить себя работать. Плюнул на отчет и лег спать, но заснул только к двум.

Разбудил его зуммер домофона. Звонил швейцар, сказал, что к нему нарочный. Валера спустился вниз. Нарочный, молодой парень в велосипедном шлеме, вручил ему пакет и уехал. Валера поднялся к себе, посмотрел на часы - было уже около десяти. Открыл пакет. Там оказалась довольно толстая пачка 100-долларовых купюр. Начал считать и бросил после трех тысяч, а в пачке еще оставалось по крайней мере вдвое больше. «Вот так номер шоб я помер» - подумал Валера и одной рукой включил чайник, а другой телевизор. В телевизоре канал ЭйБиСи показывал выпуск последнх нью-йоркских новостей. Вдруг на экране появилось лицо Игоря, вслед заговорила симпатичная диктор:
- Сегодня утром известный русский арт-дилер Игорь Хребтов найден мертвым в своей квартире на Парк-Авеню. Следов насильственной смерти не обнаружено, однако на голове арт-дилера был полиэтиленовый мешок, туго обвязанный галстуком вокруг шеи. Полиция выясняет обстоятельства смерти. Основная версия - самоубийство.

Еврейская мудрость гласит: «В первую очередь человек думает о себе, затем – о своих близких, а после этого – обо всех остальных.» Валера не был исключением. Он заварил кофе, отхлебнул и предался печальным размышлениям на тему зацепят ли при расследовании его и даже есть ли у него алиби. Ясности в этих вопросах не было, что не радовало. Размышления прервал телефон. Звонила рекрутер. Спросила нашел ли он работу и сообщила, что есть контракт в Сити****** на 42 доллара в час. Продолжительность – полгода с перспективой продления, сверхурочные – 50% сверху. Одним словом, все как в прошлый раз. Выходить на работу завтра, интервью сегодня в час дня. Не встретив бурного энтузиазма на другом конце провода, стала извиняться, что не могла позвонить раньше, и добавила: «Да не волнуйтесь, они вас помнят. Интервью будет чисто формальным.» Дождавшись короткого «Спасибо, понял», пожелала удачи и положила трубку.

Уже не зная, радоваться ему или печалиться, наш герой включил компьютер, чтобы распечатать свежую копию резюме, и тут же зацепился взглядом за пакет с деньгами, о котором совершенно забыл. Хотел его спрятать в ящик стола, как вдруг заметил маленькую записку. Развернул. Прочитал короткий текст: - Спасибо! Жду вас в час дня у «Бекко».

Будь у Валеры больше времени, он бы наверняка уподобился буриданову ослу, который умер от голода, выбирая между двумя одинаково зелеными лужайками. Но у нашего героя не было времени даже на то, чтобы бросить монетку, Он уже закрыл дверь квартиры, но, куда поедет, все еще не знал. И только в тесном лифте, пока тот скользил вниз, вдруг вспомнил обитый серой тканью кубикл 2 на 2 метра, вечно недовольного менеджера, бесконечные унылые совещания и его чуть не стошнило. Вышел из подъезда, остановил такси, плюхнулся на заднее сидение и сказал одно слово: «Бекко».

...
Все места в Нью-Йорке, которые упомянуты в этой истории, являются совершенно реальными, как, впрочем, и сама история. Фотографии этих мест можно посмотеть на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале.

...
*Домоуправ, также выполняет мелкие ремонты
**Один из лучших японских ресторанов Манхэттена
***Чейз Манхэттен Банк - крупный нью-йоркский банк
****Заказ на усмотрение повара
*****Универсальный японский тост. Означает «пьем до дна».
******Ситибанк - крупный нью-йоркский банк

Вчера родственник рассказал по Скайпу. Они с женой две недели пробыли в Харьковской области на элитной базі відпочинку. Это теперь дом отдыха так называется. На четвертый или пятый день администрация объявила, что завтрак официантки обслуживать не будут, а будет шведский стол. Если кто-нибудь не знает, что это такое, можно посмотреть на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале.

Новинку опробовала первая смена. Все что смогли, сьели, а что не смогли унесли с собой. Вторая смена осталась голодной. Был скандал. Вечером администрация объявила, что завтра вторая смена пойдет первой, и предупредила, что на дверях будут стоять сотрудники и не будут выпускать с едой. Вторая смена в долгу не осталась. Все что смогли сьели, а что не смогли передали в окна тем, кто уже вышел без еды. Бывшая первая смена осталась голодной. Был скандал. Вечером администрация объявила, что шведский стол отменяется.

Сегодня, 13 сентября, с заходом солнца наступает еврейский 5776 год. По этому поводу мне вспомнилась история, которая произошла лет 30 назад. Был у меня друг, и его день рождения в том далеком году совпал с еврейским Новым годом. Я был в командировке, лично поздравить не мог и решил послать телеграмму. Почему телеграмму? Потому что имейлов тогда не было, письма могли идти как угодно долго, а телеграммы, если отправить пораньше, в течение дня все-таки доходили.

На почту я пришел к открытию. Написал на бланке (без знаков препинания и предлогов, чтобы не платить лишние деньги): «Дорогой Миша Поздравляем днем рождения Желаем всех благ Целуем» и думаю, как же поздравить с Новым годом? Традиционная формула на иврите такая: «Шана това у-метука!» - «Хорошего и сладкого года!», но именно это писать было нельзя, время было такое. Напишешь на иврите – шифровка. Напишешь на русском – почему в сентябре поздравляешь с Новым годом? В любом случае практически обеспечен вызов в КГБ. Поздравление в этом случае живо обернется подрывной сионистской деятельностью, а там и до измены Родине недалеко. Скорее всего, не посадят, но неприятности будут точно. Поэтому я не стал продолжать текст, а подписался: «Шанина Товина Уметукова Быкояров». Быкояров – это я. Почта телеграмму приняла без вопросов.

Что было вечером, Миша вкратце описал так: «Прихожу я с работы домой. День рождения, Новый год, гости - на подходе, шампанское и водка - в холодильнике, а моя Аидка мрачнее тучи. Протягивает мне телеграмму и говорит:
- Читай! Тебя с днем рождения поздравили! Ну хорошо, Быкоярова я знаю, а кто эти три бляди?!»

Всем, кто празднует и не празднует: Шана това у-метука! и открытка на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале.

Операция "Обрезание"

Отпуск 1991 года не был лучшим в моей жизни. Во-первых, он пришелся на
начало мая. Во-вторых, от купания в холодной воде у меня заболели почки,
и прямо с ялтинского пляжа я угодил в урологическое отделение
Симферопольской областной больницы. Представьте себе энергичного
молодого человека в палате на шесть коек и площадью 20 квадратных
метров. Мои глаза видели даже то, что меня совершенно не касалось.

Как-то утром моему товарищу по несчастью на койке справа делали
очередную процедуру. Я вроде смотрел на симпатичную медсестру и вдруг
понял, что средних лет сосед, представившийся Леонидом Марковичем,
обрезан. Тот перехватил мой взгляд, и когда сестра ушла, спросил:
- Что, никогда обрезанных не видел?
- Нет, видел, - ответил я, – мой дед, например, был обрезан. Ну, а отец
уже нет.
- Понимаю, - сказал Леонид Маркович, - меня бы тоже не обрезали, если
бы не большая международная политика. Я само-собой ничего не помню, но
знаю от отца. У него цепкая память профессионального военного.

Когда дело доходит до семейных историй и рассказчик не ограничен
временем, он начинает издалека. Леонид Маркович не был исключением из
этого правила. Его повествование прерывалось процедурами и едой, уходило
далеко в сторону и возвращалось обратно по сложной кривой. Я попытаюсь
воспроизвести все, что мне удалось запомнить, без совсем уже излишних
подробностей и отступлений.

- Мои родители познакомились в конце Второй мировой войны. Отец лечился
после ранения в дивизионном госпитале, а мама работала там врачем. Лет
им было примерно по тридцать. Знаю, что до войны оба имели другие семьи,
но детей не было. Довоенные связи они, не знаю почему, поддерживать не
хотели. Поэтому отец с удовольствием принял назначение военпредом на
станкостроительный завод в город Бердичев, где у них не было даже
знакомых. Вообще-то Бердичев всегда считался еврейским центром, но мои
родители были евреями только по паспорту и об этой стороне бердичевской
жизни не очень задумывались, тем более что после войны евреев там почти
не осталось. Они дружили с несколькими офицерскими семьями, которые
точно были нееврейскими. Устраивали вечеринки, ходили в кино, любили
танцевать, праздновали вместе советские праздники. Они даже имена себе
изменили. Отец называл себя Марком Львовичем, мама - Фаиной Саввичной.

Я родился в январе 1948 года. Вечером, на пятый день после моего
рождения, отец был дома и планировал как завтра утром он заберет маму и
меня из роддома. Вдруг в дверь позвонили. Отец пошел открывать без
всякого энтузиазма: друзья и бутылки ему уже порядочно надоели. Но за
дверью оказались два совершенно незнакомых товарища, которые, не
спрашивая разрешения, прошли по длинному коридору офицерского общежития
прямо в комнату. Там один из незнакомцев, одетый в шинель без знаков
различия, показал отцу удостоверение начальника Бердичевского горотдела
МГБ, взял стул и расположился в стороне поближе к двери. Другой, в
богатом ратиновом пальто с меховым воротником и отлично сшитом костюме,
представился Владимиром Михайловичем, попросил отца сесть к столу, сам
сел напротив и начал разговор:
- Марк Львович, прежде всего хочу поздравить вас с рожднием сына и
пожелать вырастить его достойным гражданином СССР!
Владимир Михайлович встал, крепко пожал отцу руку и после
соответствующей паузы перешел к делу.
- Марк Львович, вы и ваша жена - боевые офицеры, коммунисты. Мы знаем,
что вам можно доверять, и что болтать лишнее вы не станете тоже. Поэтому
мы обращаемся к вам за помощью. Международный империализм в лице
американского капитализма планирует создать на Ближнем Востоке
независимое еврейское государство Израиль. По их замыслу Израиль должен
стать долговременным инструментом американского влияния в этом регионе.
Советский Союз не может стоять и не стоит в стороне от этих событий.
Партия и правительство решили, что правильной тактикой на данный момент
является политика сотрудничества. Американское правительство тоже
нуждается в нашей поддержке и хочет сотрудничать. Но влиятельные
еврейские лоббисты в американском конгрессе пытаются создать обстановку
недоверия. Главными их обвинениями являются антисемитизм и отсутствие
религиозной свободы в СССР. Сейчас в нашей стране находится с визитом
полуофициальная делегация американских евреев. Посещения московской
синагоги и беседы с раввином им показалось недостаточно. Через три дня
они приезжают в Бердичев. Хотят посетить чью-то могилу и присутствовать
на церемонии обрезания еврейского мальчика. Мы решили доверить эту
операцию вашей семье.

Отцу даже не пришло в голову отказываться, он сразу понял, что это не
тот случай. Тем не менее попытался выразить сомнение в осуществимости
плана и обратил внимание на неблагоприятные обстоятельства:
- Но в Бердичеве нет ни синагоги ни моэла.
Владимир Михайлович успокоил его:
- Синагога найдется, а моэл приедет, пусть даже издалека.
- А он согласится?
- Он уже согласился. Моэл сказал, что давно соскучился по Бердичеву и
будет счастлив обрезать еще одного еврейского мальчика. Попросил только,
чтобы мальчик действительно был еврейским. Я дал слово. Выполнение этого
обещания зависит и от вас, Марк Львович.
- Какие будут распоряжения? – по-военному спросил отец.
- Прямо сейчас никаких. Завтра заберете жену из роддома, а в четверг,
ровно в 11:30 я на серой "Победе" буду ожидать вас около дома. Попросите
вашу жену одеть длинное платье с рукавами и шляпку. Сами оденьте
парадную форму и не снимайте фуражку ни при каких обстоятельствах. Между
прочим, вы умеете читать на древнееврейском?
- Умею, меня научил дед.
- А на идиш говорите?
- Говорю, и жена тоже.
- Ну, совсем замечательно! До четверга!
Нежданные гости пожали отцу руку и ушли.

В четверг, ровно в 11:30 принаряженные родители вынесли меня из дому.
Машина уже стояла около подъезда. Отец усадил нас с мамой на заднее
сидение, сам сел рядом с водителем. Тот поздоровался и только по голосу
отец смог узнать Владимира Михайловича. Его бритое вчера лицо скрывала
большая клочковатая борода, на голове была широкополая черная шляпа, а
из-под расстегнутого пальто виднелись черный костюм и белая рубашка. В
последний раз отец встречал так одетых людей много лет назад в местечке,
где гостил у своего деда, моего прадеда.
- Смотри, у них там даже гримеры есть, – подумал он.

Ехали недолго, остановились у районного Дома культуры, куда родители
часто ходили в кино. Но теперь вход украшала не пятиконечная, а
шестиконечная звезда. Вошли внутрь. Зал был тем же, но со сцены исчез
киноэкран, который, как оказалось, закрывал дверку с занавеской. Отец
вспомнил, что за этой дверкой должны храниться свитки Торы. Со стен
убрали лозунги и плакаты. За ними обнаружились цветочные орнаменты в тон
лепке на потолке. У входа появился столик с кипой книг на
древнееврейском. Отец даже удивился собственной недогадливости: хорошо
знакомое здание наверняка было когда-то синагогой.

Между рядами кресел медленно прохаживался человек. Первым, что
привлекало внимание были его неправдоподобная худоба и неправдоподобный
свет, льющийся из выцветших глаз. Одет он был в ту же черную униформу,
которая висела на нем, как на вешалке. Человек подошел к родителям и
заговорил с ними на идиш:
- Какое еврейское имя вашей матери? – спросил он отца.
- Рахиль.
- А вашей?
- Малка, - ответила мать.
- Какие ваши еврейские имена?
- Мордехай.
- Сара-Фаня.
- Вы понимаете смысл обрезания?
- Понимаю, - ответил отец, - заключение союза с Б-гом.
- Как вы хотите назвать сына?
- Лейба.
- Почему, если не секрет?
- В честь моего отца, - сказал отец.
- Его нет в живых?
- Они с мамой погибли во время бомбежки, когда бежали из Минска.
Человек закрыл глаза руками, помолчал и продолжил:
- Меня зовут реб Меир. Я буду делать обрезание вашему сыну. Не
волнуйтесь, я делал это очень много раз и ни разу не отрезал ничего
лишнего. Потом реб Меир взял меня на руки, посмотрел и добавил:
- У этого мальчика необычная судьба. Когда-нибудь он будет жить в доме
солнца.
Отец запомнил эту фразу, но что она означает никто не сумел обьяснить до
сих пор.

Тем временем дверь синагоги открылась. Вошли примерно десять мужчин в
таких же черных костюмах. Отец с интересом смотрел на американцев,
здоровых, упитанных, очень уверенных в себе. А те рассматривали
советских единоверцев с некоторым недоумением. Ни худоба, ни офицерская
форма похоже не связывались в их представлении с привычным образом
еврея. Отцу показалось, что один из гостей узнал реб Меира и что тот
узнал тоже и дал знак молчать, но произошло это так быстро, что вполне
могло и показаться. Приступили к молитве. Командовал парадом Владимир
Михайлович. Кроме этого он виртуозно держался между реб Меиром и
заокеанскими гостями, не давая им поговорить. Службу он вел легко,
непринужденно и по-видимому без ошибок. Только раз американец попытался
его поправить, но Владимир Михайлович мгновенно сказал ему на смеси
древнееврейского и идиш что-то такое, что тот долго смеялся, цокал
языком и одобрительно качал головой.

После молитвы меня обрезали. Потом принесли несколько бутылок водки и
фаршированную рыбу. Родителей поздравляли. Американцы спрашивали почему
не присутствуют родственники. Папа и мама, не особо кривя душой,
отвечали, что все погибли. Американцы подарили отцу зеленые доллары,
которые он видел впервые в жизни, пожали руку и уехали.

Владимир Михайлович подвез родителей к дому. После нескольких рюмок в
синагоге отец расхрабрился:
- Разрешите вопрос?
- Разрешаю.
- Откуда вы все это знаете?
- В подробностях рассказывать долго, - задумался Владимир Михайлович, -
а вкратце я рос сиротой. Воспитывал меня дед, знаменитый полтавский
раввин. Мечтал, чтобы и я стал раввином. В шестнадцать лет я сдал
раввинский экзамен. А через несколько месяцев деда убили во время
погрома петлюровцы полковника Болбочана. Я был молодой, горячий,
поклялся отомстить, ушел в Красную Армию. Думал, что скоро вернусь в
Полтаву. И никогда не вернулся... Что-нибудь еще?
- Владимир Михайлович, пришлите пожалуйста справку, что не мы с мужем
затеяли всю эту историю, – попросила мама.
- Обязательно пришлю. Да, чуть не забыл, валюту нужно сдать.
Отец отдал доллары, машина уехала, меня понесли кормить.

Примерно через месяц отцу позвонили и попросили зайти в горотдел МГБ.
Там ему вручили Справку. На бланке Главного управления МГБ СССР было
напечатано: "Настоящая выдана Марку Львовичу и Фаине Саввичне Левиным в
том, что их сын Леонид подвергся обрезанию в ходе спецоперации по защите
государственных интересов Советского Союза". Внизу красовалась подпись
генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова.
. . . . . . . . . . .

- Ну и как, пригодилась эта справка? – поинтересовался я.
- Да, один раз пригодилась. – оживился Леонид Маркович, - Когда я
закончил Харьковский политехнический институт, меня загребли на два года
в армию. Попал я в Забайкальский военный округ. Конечно, служить
офицером не то, что солдатом, но удовольствия все равно мало. Больше
всех меня допекал политрук, капитан Синельников. Начнем с того, что я
оказался первым евреем, которого он увидел собственными глазами.
Во-вторых, как только я побывал в бане, ему доложили, что я обрезан.
В-третьих, он читал газеты, смотрел телевизор и верил всему, что
печатают и показывют. Верил потому, что был пьян, а пьян он был всегда.
Однажды, тоже спьяну, капитан решил, что я израильский шпион. Эта мысль
маниакально застряла в его голове. Может быть, на трезвую голову он бы
успокоился, но трезвым он никогда не был. Каждый раз, встретив меня,
этот мудак совершенно серьезно спрашивал нечто вроде:
- А бабы в Израиле хорошие?
Я вспомнал бравого солдата Швейка и не менее серьезно отвечал:
- Бабы везде хорошие!

Моим шуточкам пришел конец после очередных стрельб. Стреляли мы из
автомата. Снайпер из меня никакой, а в этот раз даже в мишень не попал.
Вместо этого срезал подставку, которая держала мишень. Капитан счел это
особой удалью и на разборе стрельб громогласно заявил:
- Да, Моссад умеет кадры готовить, - и выразительно посмотрел в мою
сторону.
Вечером он отправил донесение в особый отдел округа. Об этом мне доложил
связист Сережа Коломиец, которому я помогал готовиться к вступительным
по физике и математике. Мне просто повезло, что ночью я сумел
дозвониться отцу.

На следующее утро за мной приехали два особиста, отвезли в Читу и
посадили на офицерскую гауптвахту до выяснения обстоятельств. Отец,
тогда уже подполковник, прилетел в Читу и пробился к начальнику особого
отдела. Когда тот развернул справку и увидел подпись Судоплатова, он
встал и читал уже стоя. Прочитав, негромко пробурчал себе под нос:
- Серьезный мужик был. Дело делал. Зря его посадили..

Меня в тот же день меня приписали к особому отделу. Там я и дослужил,
ничем особенно не занимаясь. От скуки стал часто ходить в городскую
библиотеку и в результате женился на библиотекарше. Появились дети.
Теперь они почти взрослые и хотят уезжать в Израиль.
- А вы?
- Я не против, но меня не отпускают родители. Они так и остались
боевыми офицерами и коммунистами. Ну ничего, как-то все уладится. Поеду
к младшему брату. Он уже там. Живет в Бейт-Шемеше.

Я тогда тоже собирался уезжать в Израиль, зубрил иврит днем и ночью.
Ивритские слова Бейт-Шемеш сразу перевелись в моем мозгу как "дом
солнца". Предсказание реб Меира стало для меня ясным, и я уверенно
сказал Леониду Марковичу:
- Обязательно уедете!

С тех пор прошло много лет. Я иногда вспоминаю эту историю и обещаю себе
выяснить хоть что-нибудь о реб Меире. Но каждый раз наваливаются
повседневные заботы, и я откладываю реб Меира на будущее, которое,
надеюсь, однажды наступит.

Abrp722
http://world.lib.ru/b/b_a/

ОСОБЕННОСТИ ТУРИЗМА В США

Когда в присутствии моего приятеля Миши Америку называют страной
свободы, он морщится, как от зубной боли, и уточняет: - Страна законов -
да, страна свободы – ни в коем случае. Что же это за свобода, если
нельзя ловить рыбу в реке, если нельзя поставить палатку в лесу, если на
пляже можно купаться только под наблюдением спасателей?!

Всю сознательную жизнь Миша занимался тем что сейчас называется
экстримом. Покорял алтайские вершины, сплавлялся по рекам Кольского
полуострова, проехал на велосипеде в одиночку от Иерусалима до Табы
через пустыню Негев. Когда Миша очутился в Америке, от больших подвигов
пришлось отказаться из-за хронической нехватки времени, но провести
выходные на природе вдалеке от людских глаз само собой хотелось и даже
очень. Вскоре Миша понял, что на северо-востоке США, где он обосновался,
эта задача неразрешима хотя бы из-за того что ничьей земли здесь просто
нет. Любой кусочек природы, как оказалось, имеет конкретного владельца,
а в лучшем случае является заповедником, куда разрешается приехать
только в дневное время и побродить по тропинкам, любуясь любителями
шашлыков и пива, выехавшими на пикник. Однажды Миша не выдержал. В одном
из заповедников поставил машину на самой дальней стоянке и разбил
палатку на ночь в самом, как ему казалось, глухом месте. Был оштрафован
на крупную сумму и за машину и за палатку. Больше подобных попыток не
предпринимал.

Конечно, совсем на месте Миша не сидел. Я думаю, что он объехал все
заповедники в радиусе 300 миль. Места там оказались действительно
роскошными, но останавливаться всегда приходилось на так называемых
кемпграундах, где место для палатки нужно бронировать за месяц, покупать
дрова и даже сжигать строго ограниченное число поленьев. Такое общение с
природой утоляло тоску по воле, как утоляет жажду морская вода. Только
в Йеллоустоуне Мише показалось, что его мечта может сбыться хотя бы на
одну ночь. Желающих ночевать на стоянке в лесу среди туристов не
нашлось. Миша с таким же одержимым приятелем поставили одинокую палатку,
устроились, прочитали предупреждение, что держать еду открытой опасно,
но особого значения ему не придали. Когда стемнело, развели костерок,
закипятили чай, налили по первой, развернули еду. И тут из леса, видимо
на запах колбасы, появился здоровенный медведь и направился к костру.
Срочно спрятали еду, как могли подняли шум. Медведь ушел. Снова
развернули еду, подняли стопари. Медведь не заставил себя ждать, но
отпугнуть его во второй раз оказалось труднее. Полезли в палатку
трезвыми, злыми и голодными. Миша с тоской вспомнил о Сибири, где
медведи были, но свое место знали так же как и остальные обитатели тех
мест.

Время обладает удивительной способностью разрешать любые проблемы. В
конце концов нашлось чудесное лесное озеро. Разумеется, озеро это в
заповеднике, но неподалеку от Аппалачинской тропы, и туристы иногда
останавливаются в этом месте на отдых. Так что палатка и костер там
особого внимания не привлекают. В пятницу вечером прямо с работы Миша
приезжает в соседний городок, паркует машину на тихой улице,
пересаживается на велосипед и едет примерно шесть миль. Перетаскивает
велосипед и рюкзак через небольшую каменистую ложбинку, ставит палатку.
После зтого купается, ловит рыбу и радуется жизни до воскресного вечера.
Костер после наступления темноты Миша не разжигает, справедливо опасаясь
патрульного вертолета. Но без костра обойтись легко. Еще с советских
времен у Миши есть крохотный примус, изготовленный из космических
сплавов на номерном заводе. Пламени этого примуса почти не видно, но
литр воды на нем закипает минуты за две.

Начало очередных выходных не очень отличалось от многих предыдущих. Ко
времени, когда окончательно стемнело, Миша уже сварил уху из хорошего
окуня и пары ершей, решил дать ей настояться и задремал. Ну кому бы
пришло в голову, что с этой недели заповедник присоединился к
спутниковой системе раннего обнаружения лесных пожаров.
Сверхчувствительный детектор инфракрасного излучения на спутнике
обнаружил мишин примус, бортовой компьютер вычислил координаты и послал
сигнал тревоги на пульт рейнджера. Тот пару раз кликнул мышкой и
убедился, что плановых туристов в этом месте нет. Передал сообщение
вертолетчикам. Пилот поднял машину в воздух, подлетел к озеру и взял в
свое “ведро” больше кубометра воды. Потом завис над точкой с указанными
координатами, посветил фарой, увидел сомкнутые кроны деревьев и на
всякий случай опорожнил все ведро. Мишу вместе с примусом, велосипедом и
прочим барахлом снесло вниз по косогору в прибрежные кусты. Он отделался
царапинами и синяками, а вот палатку пришлось покупать новую.

Когда я спросил сильно ли он испугался, Миша мечтательно улыбнулся и
сказал:
- Не поверишь, но не очень. Просто когда я дремал, мне приснилось, что
мы спускаемся по реке Кутсайоки и подходим к порогу “Горка”. Теперь
задним числом понимаю, что шум вертолета во сне принял за рев порога.
Потом я очутился в быстрой воде, и подумал, что меня выбросило с
катамарана. Немного удивился, что на мне нет спасжилета, и решил, что
вчера сильно перебрали. После этого пугаться было поздно.

По просьбе Миши озеро здесь не названо, но на
http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml можно посмотреть на фото.

Abrp722

В советское еще время был у меня знакомый по имени Женя, который сильно выпадал из тогдашнего стандарта. Поэтому у него были всякие прозвища, из которых я запомнил три: Дед, Йог и Коллега. Был он тогда относительно молодым человеком, но носил большую окладистую полуседую бороду вроде как у Толстого. И вообще напоминал Льва Николаевича крепким сложением, носом картошкой и густыми нависшими бровями. Еще он обладал даром, характерным по большей части для очень старых людей, разговаривать со всеми на равных, никого не обижая и не давая в обиду себя. Видимо, из-за комбинации этих качеств и прилепилась к нему кличка «Дед».

Был у нас с Женей общий интерес - восточная философия. Но я дальше сухой теории не продвинулся, а Женя практиковал тибетскую йогу внутреннего Огня или туммо. Внешне это выражалось в том, что круглый год ходил в старых подвернутых джинсах «Wrangler», футболке или легкой полотняной куртке и никогда не носил обувь. Бывало, идешь зимой по городу и видишь: стоит погруженный в себя Женя в очереди за пирожками с капустой, а вокруг его розовых ступней медленно тает снег. Очередь обычно замечала это отклонение от нормы, когда за ним становились человека три, и неизменно приходила в волнение. Люди молча толкали друг-друга и показывали на Женины ноги пальцем. Народ попроще впадал в ступор, не веря своим глазам. Особо впечатлительные дамы не выдерживали и уходили, не в силах смотреть на такое самоистязание. Серьезные мужчины предлагали вызвать милицию. И обязательно в очереди находился грамотей, который громко и со значением произносил слово «Йог!». В тот же момент все успокаивались и начинали обсуждать, что могут и чего не могут индийские йоги. А Женя уже удалялся, меланхолично жуя пирожок. Поэтому горожанам он был известен именно под кличкой «Йог». От тех далеких лет у меня сохранилось одно единственное черно-белое Женино фото. Вы можете его увидеть на http://abrp722.livejournal.com/ в моем ЖЖ.

Сам я тогда работал патентоведом в академическом институте, где даже во времена сухого закона казенный спирт лился, если не рекой, то вполне полноводным ручьем. Но патентоведов, как легко догадаться, на этот праздник никто не приглашал. Поэтому в случае острой необходимости я плелся через грязный захламленный двор в опытное производство на участок, где делают жидкий гелий. Спирт там водился всегда, а начальник участка по имени Толя и по кличке «Барин» был моим приятелем. В очередной такой визит открываю дверь и вижу Женю. Ну, думаю, нашего полку прибыло! Спрашиваю:
- Давно ты здесь?
- По мне, так давно, почти месяц.
- Слушай, - говорю, - я «Дхаммападу» в «Доме книги» выменял. Если интересно, приходи в новый корпус на второй этаж, спроси, где патентоведы. Дам посмотреть!
И шагаю прямиком в Толин «кабинет», из окошка которого он в данный момент наблюдает за порядком на участке.

Толя открывает сейф, наливает в мою чекушку элитный ректификат и интересуется:
- А откуда ты Коллегу знаешь?
- Женю? По книгам. А почему Коллега? Он Дед или Йог, ну, может быть, Борода.
- Помнишь, - начинает Толя, и его глаза вдруг становятся грустными, - недели две назад был здесь вице-президент Академии наук. Директор, как положено, водил его по институту. Моча им в голову ударила зайти на мой участок. Сан Саныч открывает дверь, пропускает гостя вперед, сзади топчется свита. А прямо напротив двери, в обшарпанном продавленном кресле сидит босой Женя и дымит беломориной. Ну, академики немного опешили, остановились. А Женя их ободрил: «Да не робейте, - говорит, - заходите, коллеги!».

Дисклеймер: этот текст не является попыткой принизить историческую роль России во Второй мировой войне.

Начиная с 1941 г., все больше британских летчиков оказывались невольными гостями Третьего рейха. Корона искала пути помочь им бежать из плена ...

Нужны были подробные карты, которые могли бы помочь бежавшим военнопленным не только ориентироваться на местности, но и найти «безопасные дома», где их ожидали кров и пища. К сожалению, карты на бумаге имеют существенные недостатки: они шуршат, когда их открывают и складывают, они быстро изнашиваются, и если они намокают, то вообще никуда не годятся. Кто-то из госслужащих предложил печатать карты на шелке: шёлк прочен, его можно скрутить в крошечные свертки, разворачивать сколько угодно раз, и он не шумит. В то время в Великобритании был только один производитель, который обладал соответствующей задаче технологией шелкографии - Джон Уоддингтон.

Когда правительство попросило о помощи, фирма была более чем счастлива помочь своей стране, пусть и на невидимом фронте. По чистому совпадению, фирма Уоддингтона также имела права на выпуск в Великобритании новой популярной американской настольной игры «Монополия». По международному праву одной из категорий разрешенных предметов для отправки военнопленным были игры и предметы для развлечения. Тогда группа сотрудников Уоддингтона, давших подписку о неразглашении секретных сведений, начала массово выпускать спасательные карты, относящиеся к разным регионам Германии и Италии, где находились лагеря союзников-военнопленных. Эти специальные карты были скручены в такие крошечные свертки, что они вмещались в игральные кости. Сотрудники Уоддингтона уже сами добавили к «Монополиям» игровой жетон, содержащий магнитный компас, металлическую пилку из двух частей, которую было легко собрать, и большие суммы подлинной немецкой, итальянской и французской валюты, скрытой в кучах “денег” для игры. В итоге «Монополия» помогла спастись примерно десяти тысячам пленных. История была рассекречена лишь в 2007 г. Фирма и живые к тому времени работники получили давно заслуженные награды.

Перевод с английского.

ПОЧТОВАЯ МАРКА, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО В КАТАЛОГЕ

В моем детстве альбом с почтовыми марками был чуть ли не в каждом доме. Времена эти канули в лету, и сейчас среди знакомых есть только один филателист. Зато какой! Если Тартаковского из «Одесских рассказов» Исаака Бабеля называли «полтора жида», то Эдика смело можно назвать «полтора филателиста».

Рассказывать о нем можно долго, но я ограничусь только одним фактом из его непростой жизни. Он отказался уехать в Германию с женой и детьми, потому что «русские и советские марки там никому не нужны». С тех пор так и живет один за массивными стальными дверьми своей донецкой квартиры. Общаемся мы с ним по Скайпу несколько раз в году. Я звоню проверить жив он или нет. А он звонит, когда что-нибудь нужно.

Последний раз позвонил неделю назад. Попросил срочно прислать тысячу долларов. Сказал, что через три месяца вернет две с половиной.
- Зачем они тебе, – спрашиваю я, - откупиться от шакалов?
- Нет, - говорит, - есть возможность взять два листа брежневских марок 69 года. Сколько они стоят на самом деле никому не известно, но тысячу – железно. Один лист я оставлю себе, другой продам в Москве за пять, и мы их разделим пополам.
- Семь с половиной тысяч тебе и полторы мне – это пополам? И притом деньгами рискую я.
- Ладно, пусть тебе будет две. И притом жизнью рискую я. Это мне через блокпосты ехать.
Через пять минут мы сошлись на двух с половиной и, покончив с земным, перешли к возвышенному:
- Что за брежневская марка? Никогда о такой не слышал.
- Так и не мог слышать. Этой марки даже в каталогах нет.
- Такого не бывает.
- Бывает. Слушай сюда! Леонид Ильич дважды в год обязательно встречался с фронтовыми друзьями. Не для картинки в телевизоре, а для себя. Как-то раз один из друзей пожаловался, что написал письмо по адресу: «Москва, Кремль, Л. И. Брежневу лично», а ответ не пришел. Брежнев поручил секретарю разобраться. На следующий день секретарь доложил, что среди тысяч писем на имя Генерального секретаря одно могло затеряться. Поэтому для частной переписки у Леонида Ильича будет специальный адрес, состоящий только из почтового индекса и номера ящика. Вроде как у оборонного завода. Никаких фамилий, никаких имен. О новом адресе оповестят всех лиц из списка друзей. Обратный адрес Леонида Ильича тоже будет выглядеть не так заметно. Брежневу мысль понравилась и он ее даже развил: попросил отпечатать почтовую марку с его портретом, чтобы сразу было понятно от кого письмо.

- А почему тогда не готовый конверт с маркой?
- Понятия не имею. Наверное забыл, что есть и такие... Так вот, марку отпечатали тиражом не то 500, не то 1000 экземпляров. С тех пор Леонид Ильич на каждое личное письмо с удовольствием наклеивал «свою» марку, запечатывал и передавал секретарю. Обычной почтой это письмо, конечно, не шло. Адресату его доставлял кгэбэшник и передавал на открытие и прочтение. После прочтения изымал под подписку о неразглашении, запечатывал в спецпакет и отсылал в архив. Там эти письма и лежат по сей день... вместе с марками. Крутые филателисты о них знают, но ни у кого их нет.

- Ну а эти откуда выплыли?
- Эти два блока по 10 марок взял офицер, который командовал уборкой брежневского кабинета после его смерти. Он думал, что это обычные марки и взял для сына. Сыну они не понравились, и он поменялся ими с одноклассником. Летом одноклассника отправили в Мариуполь к деду – филателисту, Собранные за год марки он повез с собой. Дед был невеликий коллекционер, но как любой грек, имел хороший нюх и развитое чувство опасности. Короче говоря, марки, которых не оказалось в каталоге, он у внука забрал и рассказал о находке только нескольким друзьям. Я знаю эту историю от одного из них, земля ему пухом. Этой весной дед умер, ему было почти сто. Наследники за всю коллекцию хотят тысячу долларов. Остальное там – скорее всего мусор, но это случай, когда торговаться не стоит.

- А как ты поймешь, что они не фальшивые?
- Бумага, печать, клей, зубцовка. Марка – продукт технологии, все должно соответствовать времени и месту. В этом я эксперт. Еще по рассказам это красочный виньеточный портрет. На фотке, которую мне прислали, все именно так.
- Можешь скинуть мне фотку?
- Запросто, - сказал Эдик и скинул.

Через два дня раздумий я был почти готов рискнуть своими кровными. Как бы то ни было, лишние деньги еще никому не помешали. Дело было за малым: что-то в изображении меня смущало, но что именно я понять не мог. На третий день я проснулся среди ночи, открыл статью Вики «Награды Брежнева» и прочитал, что «Серп и Молот» он получил в 1961 году, первую «Золотую Звезду» - в 1966, а вторую – аж через десять лет в 1976. Так, сказал я себе, третьей звезды на марке 1969 года быть не может, кто-то кому-то впаривает фуфло, мое дело сторона. Легким движением сбросил с плеч тяжкий груз сомнений и мгновенно уснул.

Раньше, когда при мне говорили, что советское образование было лучшим в мире, я начинал спорить. Теперь я буду молчать. Не стану же я рассказывать, что одно только знание биографии Брежнева, полученное не только бесплатно, но и в значительной мере принудительно, может сэкономить тысячу полновесных американских долларов. Все равно никто не поверит.

P.S. Господа филателисты! Специально для вас я выложил изображение «марки» на https://abrp722.livejournal.com/ в моем Живом Журнале. Можете зайти туда, можете просто нажать на «Источник». Вдруг и вам предложат «брежневскую-69».

Моя трехцветная кошка Лиза родилась в Америке, но она нетипичная
американская кошка. Местная публика стерилизует кошек и котов, стрижет
или даже удаляет у них когти и никогда не выпускает из дому. Но моя жена
считает, что всякая тварь должна придерживаться пути, определенного ей
Господом. Поэтому наша кошка гуляет сама по себе и следует всем своим
инстинктам. С инстинктом охоты у Лизы все в порядке. Каждое утро мы
находим на крыльце несколько мышей, а иногда птицу или крольчонка. С
инстинктом размножения у Лизы проблемы. В радиусе полутора миль вокруг
дома не оказалось ни одного нормального кота, и наша девушка ужасно
страдает во время своих «периодов».

Однажды Лиза подхватила где-то блох. Блохи буквально кишели в ее густой
шерсти. Блохи поселились в синтетическом ковре, которым покрыты полы в
доме и пребольно кусали за ноги. Нужно было что-то делать. Местная
публика в таком случае везет кошку к ветеринару. Ветеринар осматривает
кошку, взвешивает ее, отлавливает несколько блох для отправки в
лабораторию, восхищается кошкой и выписывает счет на восемьдесят
долларов. Через несколько дней лаборатория присылает результат. Тогда
нужно снова заехать к ветеринару, получить инструкции и здесь же купить
лекарство еще за двадцать долларов. Счет из лаборатории приходит
отдельно.

Моя жена не повезла Лизу к ветеринару. Она обзвонила подруг. Одна из них
посоветовала верное средство: окунуть кошку в скипидар. Я купил скипидар
за пять долларов и тазик за три. Утром мы вышли во двор и вдвоем окунули
кошку в скипидар. Лиза стала громко жалобно кричать и кататься по траве.
В течение трех часов у нее вылезла вся шерсть. Приходилось ли вам видеть
голую кошку? Мне только раз, и я не испытываю желания повторить этот
опыт. Лиза оказалась невероятно худой с выпирающими везде очень тонкими
костями. Тонкая, как бумага, сухая кожа омерзительного серого цвета
повторяла еще более мрачными оттенками все узоры ее шерсти. Морда
выражала недоумение, глаза - страх и страдание. Короче, Лиза выглядела
ужаснее любого узника нацистских концлагерей. Жена расплакалась, я -
почти. Тем не менее как только стемнело Лиза отряхнулась и как всегда
отправилась на прогулку. Через два с половиной месяца принесла котят. Я
полез в Интернет и выяснил, что беременность у кошек длится 65 дней.
Снимаю шляпу и преклоняю голову перед неизвестным отцом этих котят.
Помню мне попалась книга «Животные - герои». Увидь автор голую Лизу,
этот кот занял бы в книге почетное место.

Подруга моей жены, которая никак не могла выйти замуж, усмотрела в этой
истории намек свыше и постриглась наголо. Через девять месяцев родила
здорового мальчика.

Abrp722

ПОБЕГ

В молодости был у меня знакомый по имени Алексей, по фамилии Слезов. Он однозначно принадлежал к «поколению дворников и сторожей», но никогда не работал ни тем, ни другим. Алексей вообще никогда и нигде не работал. Он учился. Находил профессиональные курсы, где платили стипендию, электросварщиков, например, или операторов ЧПУ, учился полгода, но на работу не выходил, а начинал искать следующие курсы. В перерывах он ездил в Москву или Питер и там занимался делом своей жизни – поэзией и поэтами Серебряного века. Знакомился со стариками и старухами, которые когда-то лично знали кумиров, записывал их воспоминания. Иногда ему везло, и он находил письма или даже рукописи этих кумиров. Дружил не только с такими же, как он, фанатами, но и с известными литературоведами. Удостоился быть представленным Анне Андреевне Ахматовой и несколько раз побывал у нее в гостях (данным фактом очень гордился и никогда не упускал случая упомянуть о нем в разговоре). Так что без преувеличения можно сказать, что Алексей всей душой болел за русское культурное наследие и делал все что мог, чтобы его сохранить. Одна беда: Советская власть почему-то считала это занятие принципиально вредным. В результате у Алексея возникали неприятности административного и идеологического характера, от которых его отмазывал дядя. Дядя был большой шишкой, если я не ошибаюсь, замминистра угольной промышленности. Отмазывать Алексея никакого удовольствия ему не доставляло. Более того, замминистра был совершенно согласен с Советской властью в оценке деятельности его племянника, но и зла ему тоже не желал.

Пораскинув мозгами, дядя нашел, как ему казалось, оптимальное решение: отправить Алексея на остров Шпицберген рубить уголек. – Убежать оттуда можно только на самолете, все, что нужно человеку, там есть, платят более чем хорошо, а остальное устроится, - подумал он и сделал Алексею предложение, от которого тому не удалось отказаться.

Вообще-то Шпицберген не остров, а целый архипелаг. Формально он принадлежит Норвегии, но пользоваться его природными ресурсами может любая страна. Во второй половине прошлого века единственной такой страной был Советский Союз. Добыча угля велась на двух шахтах. Одна располагалась в поселке Пирамида, а другая – в Баренцбурге. Алексей попал в Баренцбург, который в то далекое время являл собой порообраз светлого коммунистического завтра. Начнем с того, что там было много бесплатной еды и не было очередей. Своя теплица, свои свино-, птице- и молочная фермы, своя пивоварня – и все это за полярным кругом в зоне вечной мерзлоты, где нет растений выше 10 см.! Ударно поработав, шахтер шел в столовую, где вкусная свежеприготовленная пища ждала его в любое время суток. Позаботилась Родина и о досуге горняков, предоставив широкие возможности для культурного отдыха: кино, спортивный зал, библиотека, кружок норвежского языка. Такой пережиток прошлого как деньги там еще существовал, но это были не советские деньги, а денежные знаки треста Арктикуголь. На рубли их обменивали только в Москве, но платили в таком количестве, что за два года работы можно было собрать на совершенно недоступный для большинства населения СССР автомобиль. Ну и, как должно быть при коммунизме, в Баренцбурге имело место отделение КГБ, в котором трудились три товарища чекиста. Угнездились они в здании советского консульства, все их знали и называли «три пингвина» за белые рубашки и одинаковые черные пальто. На http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале вы даже можете увидеть эту троицу на фотографии, которая попала ко мне по чистой случайности.

При всем при том Баренцбург не был раем. Полярная ночь и полярная зима и так могут вогнать в тоску кого угодно, а при норме выдачи спиртного - бутылка водки на человека в месяц - шахтеру недолго и с ума сойти. Особенно донецкому шахтеру, который привык выпивать эту бутылку после каждой смены.

Но вернемся к Алексею. Он благополучно прибыл к месту назначения, поселился в общежитии, получил бутылку водки, которая полагалась каждому новоприбывшему, и сразу записался в кружок норвежского языка. Через неделю ПГР Слезов вышел в свою первую смену. Отдадим Алексею должное: он проработал на глубине 500 метров целых полтора месяца. По истечении этого срока, проснувшись однажды после смены, увидел солнце совсем низко над горизонтом. Вдруг понял, что скоро наступит полярная ночь, и впал в панику. В голову полезли мысли о веревке и мыле, но в конце концов он пришел в себя и, чтобы развеяться, отправился в порт. Там стояло норвежское туристическое судно. Через час оно отходило в норвежский же Лонгиербюен, расположенный в каких-то 40 километрах. По слухам, там были настоящий бар и длинноногая барменша. Дальнейшее происходило без всякого определенного плана и вопреки здравому смыслу. Алексей сбегал за двумя заначенными бутылками водки, отнес их в теплицу, обменял на букет свежих гвоздик (розы выращивали только к 8 марта, а гвоздики – круглый год для возложения к памятнику Ленину), хорошо упаковал его в несколько слоев бумаги, вернулся в порт и смешался с толпой туристов. Вскоре Баренцбург растаял в морской дымке.

В Лонгиербюен пришли после полудня. Это был почти такой же неказистый поселок, как Баренцбург, но на одном из строений красовалась вывеска “BAR”. В баре было пусто, тепло и пахло хорошим табаком. На полках стояли бутылки с незнакомыми яркими этикетками, сверкало чистое стекло. Подобный бар наш герой видел только однажды - в московской гостинице «Пекин». Алексей сел за стойку, протянул симпатичой белобрысой барменше пакет и сказал:
- Это тебе.
Ничего более сложного на норвежском он выразить не мог, да и необходимости в общем-то не было. Барменша развернула пакет, понюхала цветы, посмотрела на Алексея ошалевшими глазами и спросила:
- Что тебе налить?
- Виски, пожалуйста, - попросил Алексей после недолгого раздумья. Виски он никогда не пробовал, но знал о нем из книг. Ему было интересно.
Барменша взяла стакан с толстым дном, бросила туда несколько кусочков льда, налила из бутылки пальца на три золотисто-янтарной жидкости, поставила стакан на стойку перед гостем. Потом подошла к какому-то ящику, нажала на кнопку. Боб Дилан запел о том, что времена меняются, и нужно плыть, чтобы не утонуть.

Едва Алексей успел сделать первый глоток, как где-то вблизи застрекотал вертолет. Он обернулся и минуты три отстраненно наблюдал, как вертолет приземлился на площадку, как из него выскочили «три пингвина» и побежали к бару. Потом он сказал барменше:
- Это за мной. Пожалуйста, спрячь меня!
Девушка открыла дверцу под стойкой. Алексей перекрестился и нырнул в проем. Девушка закрыла дверцу, открыла дверь за своей спиной и убрала со стойки недопитый виски. В баре снова стало пусто. Через минуту чекисты ворвались в бар. Осмотрелись, выругались по-русски и побежали назад: к их вертолету уже приближался автомобиль норвежской полиции.

Для знакомых с материка исчезновение Алексея прошло почти незамеченным. Ну, завербовался человек на Шпицберген. Ну, не появился через два года. Всякое бывает. Я бы тоже ничего не знал, не встреть я в Москве его сестру. Она-то и ввела меня в курс дела, само собой, под большим секретом. Я спросил, как у Алексея дела. Она ответила, что он преподает русскую литературу в одном из шведских колледжей. Было это много лет назад, и сейчас он, если жив, скорей всего на пенсии. Хочется думать, что все у него хорошо. А мне, когда вспоминаю об Алексее, вот что приходит на ум: после Второй мировой войны из СССР убежало довольно много людей. Большинство остались на Западе, поехав в командировку, на соревнования или на гастроли. Единицы переплыли Черное море из Батуми в Турцию. Единицы перешли через леса в Финляндию. И только один Алексей сбежал через стойку бара. Его следовало бы внести в Книгу рекордов Гинесса.

ОПЕРАЦИЯ “РУССКИЙ ПОТОК”

Поехал я в круиз на Аляску. Здорово, конечно, хотя и немного странно.
Август, а холодно. В свинцового цвета океане плавают льдины, киты и
тюлени. Последний день выдался таким холодным и дождливым что после
ланча даже не хотелось выходить наружу. Посему устроился я в удобнейшем
кресле на обзорной палубе.. Тепло, сухо, одним словом, благодать...
Рядом со мной расположился мистер с книгой. Но не читает, а смотрит в
окно на однообразные северные пейзажи вроде тех что на
http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml и думает о чем-то своем.
Подошел стюард, ненавязчиво поинтересовался не желают ли сэры
чего-нибудь из бара. Мы оба словно сговорившись заказали «водка
мартини», оба услышали знакомый неистребимый акцент и заговорили
по-русски.

Эмигрантский разговор всегда рано или поздно выходит на “откуда и
когда”. Мой новый знакомый, Борис, покинул Москву лет на десять раньше
меня, и еще восемь до этого успел побыть в отказе, в смысле что ему не
разрешали уехать.
- Не слабо, - говорю, - восемь лет в отказе. Как это Вас угораздило?
Борис задумался и вдруг предложил:
- Могу и рассказать, если хотите. До ужина далеко, на палубе сыро и
холодно, жена на занятиях по йоге. Только давайте сразу закажем еще по
мартини. Я плачу.

В детстве, - начал Борис, - я был можно сказать вундеркиндом. С первого
и по последний класс учеба не стоила мне ни малейших усилий. Ходить на
уроки было, конечно, скучно, но я ходил. Как говорили родители, это была
моя работа. А вообще запоем читал, особенно о путешествиях. В младших
классах увлекался шахматами, в старших – картами. Закончил школу с
серебряной медалью. Приехал в Москву из провинции и без репетиторов и
блата поступил в лучший в стране институт. Зачем? До сих пор не очень
понимаю. Скорее всего из юношеского тщеславия.

Здесь впервые в жизни мне пришлось поупираться. Физика и математика,
конечно, без проблем, а вот английский... Два года зубарил днями и
ночами. Но ничего, впоследствии очень пригодилось. Третий курс ушел на
КВН. Почти весь четвертый провел на переднем крае науки у опального
Воронеля в Б-гом забытой Менделеевке и окончательно понял что физика это
не мое. В итоге специализировался в теории управления на первой в СССР
кафедре по этому профилю.

В тот год весь выпуск нашей кафедры распределили ни много ни мало в ЦК
КПСС. Веяние тогда было такое – внедрение современных методов
управления. Мне досталась должность инструктора в отделе, который
курировал какой-то из оборонных секторов. Начальник отдела сказал что
нужно получить первую форму допуска и вступить в партию. Пообещал
ускорить процесс. Через две недели на общем собрании меня утвердили
кандидатом в КПСС. Тем временем пришел допуск и я расписался что буду
свято хранить государственную тайну. Следующим этапом был совет
ветеранов в райкоме.
- Соглашайся со всем что они будут говорить, старайся не выглядеть
умным, ни в коем случае не шути, - напутствовал меня начальник отдела.

Ветеранов можно было принять за постаревшую тройку НКВД, если бы их не
было четверо. Дальше пошел странный КВН, где вопросы задавала только
одна команда. Сначала - приветствие по анкете. На разминке у меня
спросили столицу республики Конго, членов группы “Освобождение труда” и
генерального секретаря компартии Франции. Затем перешли к домашнему
заданию. Слово взял самый мордастый ветеран:
- Я тут запросил бывших коллег. На семинаре по философии вы, молодой
человек, позволили себе заявить что выдающийся ученый, - он заглянул в
бумажку, - Альберт Эйнштейн – еврей. Вы понимаете что это льет воду на
сионистскую мельницу? - Напутствие вылетело у меня из головы. Да,
говорю, Эйнштейн – еврей. Это медицинский факт. Сионист - это еврей
который хочет жить в Израиле. Это определение. Никакой логической связи
между этими двумя высказываниями нет.
Ветеран побагровел и тяжело дыша выдал правильный ответ:
- Если связи нет, не созрел ты, молокосос, для Партии.
Одним словом, до конкурса капитанов дело не дошло, меня завернули.
Начальник отдела попытался вмешаться, но пускать в ход тяжелую
артиллерию ради меня ему видимо не хотелось. Пришлось уволиться по
собственному желанию и начать искать другую работу.

Работы в общем были, однако пришлось вспомнить что еврей не только
Эйнштейн, но и я сам. Ну, не то чтобы я об этом забыл, просто в Физтехе
перестал об этом думать. А тут никуда не берут. Фамилия у меня
обрусевшая, имя отчество нехарактерные. Прихожу в отдел кадров, все
вроде хорошо. Потом кадры смотрят в паспорт, потом просят принести
отдельную справку о московской прописке. Когда приношу, говорят что
ставку забрали. Я уже был женат. Жена на сносях, живем у тещи с тестем,
а домой не приношу ни копейки. Тесть у меня работал тогда таксистом. Был
он человеком простым, но толковым и практичным. Однажды вечером посадил
меня за стол, открыл бутылку водки и сказал:
- А уезжайте вы с Галкой в твой Израиль. Ничего у тебя здесь не
получится. Ты в этой жизни не сечешь. А там все наверное вроде тебя, не
пропадешь.
- А за себя не боитесь, Яков Андреевич?
- А чего мне бояться? Я баранку кручу.

На том мы и порешили. Поехал я в Черновцы к двоюродному дядьке, сын
которого несколько лет назад уехал в Израиль. Заказал вызов, получил
вызов, собрал документы и пошел в ОВИР. И здесь всплыла моя первая форма
допуска. Это неважно что я ею ни разу не воспользовался. Главное что она
была и истекала через десять лет после подачи документов. Ловушка
захлопнулась...

Не помню уже кто, но вечное ему спасибо, посоветовал заняться
контрольными для заочников. Хотя первое время пришлось здорово побегать.
Но я был молодой, институтов в Москве много, скорость у меня была
фантастической и цена разумной. Начал с контрольных по физике и
математике, а вскоре уже брал курсовые и дипломы по любой науке. Горное
дело, география, теплотехника – только плати. Через два года написал
первую диссертацию, кандидатскую, для директора металлургического
завода. Еще через год - первую докторскую для начальника главка
министерства угольной промышленности. Деньги полились рекой. Тесть
разменял свою двухкомнатную на двухкомнатную для себя и трехкомнатную
для нас в тихом центре. Поужинать в дорогом ресторане, слетать на пару
дней в Крым – запросто. Купил на тестя машину. С дачей заводиться смысла
не имело. А что еще? Те приятели, которые умудрились уехать, шастали по
всему миру, ходили на бродвейские мьюзиклы и в итальянские музеи, меняли
работы, а я клепал рубли, которые не знал куда девать.

Примерно на шестой год моего отказа, когда я вечером выходил из
шахматного клуба, ко мне подошел солидный дядька, представился Виталием
Сергеевичем, завел разговор и вроде невзначай поинтересовлся:
- Мне рассказывали что Вы можете написать докторскую по любой науке. Это
правда?
- Ну, не написать, конечно. Могу помочь оформить.
- Оформить так оформить, - согласился мой новый знакомый, - А с военными
науками справитесь?
Ну, думаю, какие-нибудь ракеты, траектории.
- Наверное справлюсь, - говорю, а какая собственно специальность?
- Государственная безопасность. Тема – на Ваше усмотрение. Вы
специализировались в управлении и информационных технологиях, вот и
предложите что-нибудь по этому профилю. Через неделю встретимся здесь
же. А к этому времени Вы подготовите название темы пообщее, резюме
поконкретнее и коротенький план. Все желательно не более чем на двух
страницах. О внедрении не думайте, главное чтобы выглядело
диссертабельно. Постарайтесь чтобы заказчику понравилось, если в Израиль
ехать не передумали. Другой такой возможности у Вас не будет.

Легче всего сформулировать задачу в двух случаях: если знаешь о вопросе
все или если не знаешь ничего. Но во втором случае запросто можно
изобрести велосипед. О госбезопасности я не знал и не мог знать ничего,
так что оставалось надеяться на везение. Задачу я придумал в тот же
вечер быстро и легко (верный признак удачи), когда ехал домой по ночной
слегка запорошенной снегом Москве. Наверное Вы знаете как передается
информация по интернету. Файл разбивается на так называемые пакеты,
каждый из которых содержит по маленькому кусочку информации и сам по
себе особого смысла не имеет. Затем каждый пакет идет по сети к адресу
независимым от остальных пакетов оптимальным путем. В месте назначения
они вновь собираются в файл. Представьте себе, что вы хотите письменно
объсниться девушке в любви. Следуя изложенной выше технологии, вы берете
3 листа бумаги, на одном пишете “Я”, на другом – “тебя”, на третьем –
“люблю”. Вкладываете каждый лист в отдельный конверт, на каждом конверте
ставите номер и отсылаете их по почте. Девушка получает три письма
(может даже быть первым третье, а последним первое), раскладывает их
согласно номерам, открывает, читает. Информация адресатом получена.
Можно на всякий случай сходить в аптеку за кондомами...

Стойте, о чем мы говорили? Да, о диссертации. Тогда у меня в голове
гвоздем торчала эмиграция. На нее проецировалась любая новая тема.
Госбезопасность не стала исключением. Друзья мне писали что почти ко
всем новым эмигрантам из СССР приходят люди из разведки или из чего там
еще и задают самые разные вопросы. Наверное, решил я, ответы вводятся в
компьютер, анализируются, сличаются соответствующей программой и в
конце-концов создается более или менее правдоподобная картина сразу по
многим интересующим вопросам. И я подумал что точно таким образом можно
доставлять и дезинформацию. Делить ее на пакеты и отправлять эти пакеты
с эмигрантами. Для полного правдоподобия носители ни в коем случае не
должны осознавать важность своего кусочка. Тогда дезинформация,
собранная в единое целое из ничего не значащих отрывков, которые еще и
пришли каждый своим путем, будет восприниматься противником с высокой
степенью доверия. И чем больше людей будет эмигрировать тем шире и
надежнее эта система будет работать. Так сформулировалась искомая тема:
“Управление глобальными информационными потоками”.

Через неделю я отдал две отпечатанные страницы Виталию Сергеевичу, а еще
через неделю он поздним вечером позвонил мне домой:
- Поздравляю, тема одобрена. Завтра утром Вы приступаете к работе.
Приезжайте к 10 утра на Лубянку, идите прямо к главному входу. Вас там
встретят.
На следующий день вскоре после десяти я уже сидел за столом напротив
Виталия Сергеевича и рассматривал свои новые документы, которые только
что вручил мне хозяин кабинета: паспорт с моими именем-отчеством и
похожей фамилией, удостоверение капитана КГБ, пропуск с множеством
закорючек, партийный билет. Комплект дополнял ключ от двухкомнатной
квартиры на Юго-Западе.
- Я советую Вам большую часть свободного времени проводить именно в этой
квартире, - напутствовал меня мой новый начальник, - Скажете жене что
пишете диссертацию для директора Тульского оружейного завода, будете там
жить и по мере возможности приезжать на выходные. А сейчас я покажу Ваш
кабинет. В коридоре не крутитесь. Все бумаги храните в сейфе, ничего не
вносите и ничего не выносите. Расписание у Вас свободное. Для
сотрудников Вы нелегал между заданиями. Никто ни о чем Вас не будет
спрашивать. Отчет о проделанной работе будете представлять раз в месяц.
И последнее, в нашей организации проекты принято называть операциями.
Вашей операции присвоено имя “Русский поток”, а Вы утверждены ее
координатором.
В кабинете кроме письменного стола, телефона и сейфа меня ожидал
наверное первый в СССР Commodore PET с принтером – лучшая игрушка,
которую я когда-либо получал до тех пор.

Я знаю о чем Вы сейчас думаете, - Борис приложился к своему бокалу, -
Думаете что я согласился работать на ГБ и тем самым продал душу дьяволу.
Поверьте, я долго терзался этим вопросом. Во-первых, я твердо верил что
эти ребята никогда не доведут до ума ничего из придуманного мной. У них
мозги другие. Насчет ломать им равных нет, а строить почему-то не
получается. Во-вторых, Вы не знаете что значит сидеть в отказе, когда у
вас растут двое детей. И наконец, мне было уже за тридцать, а я еще не
встретил задачу, которую мне было бы интересно решать. Это была первая,
- Борис снова приложился к бокалу, - И наверное последняя.

Начались трудовые будни. Мне пришлось работать сразу над множеством
параллельных задач самого разного плана. Не стану утомлять Вас сложными
и расскажу какую-нибудь простенькую. Как, скажем, заставить эмигранта
запомнить на первый взгляд случайную и несущественную информацию, в
нашей терминологии - привязать пакет к носителю? Среди прочих я
предложил метод эмоционального стресса. Параллельные исследования на
нескольких кафедрах психологии установили что этот - самый эффективный.
Вызывает, например, начальник шахтостроительного управления одного из
своих инженеров, потенциального эмигранта, и сообщает ему, что в
Казахстане, недалеко от Арыкбалыка обнаружили молибден. Собираются
строить рудник. Громадная зарплата, подъемные. Не хочет ли он поехать?
Человек, конечно, переживает, со всеми советуется. Потом ничего не
случается, но спроси его об Арыкбалыке, он сразу скажет что там
собираются строить шахту. А другой потенциальный эмигрант, симпатичная
бухгалтер бальзаковского возраста, едет из командировки и оказывается в
одном купе с обаятельным офицером дорожно-строительного батальона. Тот
жалуется что их переводят из Рязани в какой-то богом забытый Арыкбалык в
Казахстане. Достает бутылку шампанского за которой следует незабываемая
ночь. Эксперимент показал что с вероятностью 86 процентов дама
запоминает Арыкбалык на 3 года. Теперь дайте потенциальным эмигрантам
уехать и отправьте в Арыкбалык пару бульдозеров, которые заметят со
спутника. Противник не будет иметь ни малейшего сомнения что там строят
или будут строить пусковые шахты.

С использованием компьютерных технологий обходится эта дезинформация
совсем недорого, но противника, если тот заглатывает наживку,
провоцирует на колоссальных затраты. Да и без расчетов понятно что
выпускать евреев дешевле чем строить ракеты, шахты и атомные подводные
лодки. Вы спрашиваете как определить потенциального эмигранта? По
паспорту и прописке. Я в свои расчеты закладывал что в ближайшие десять
лет из СССР уедут 80 процентов евреев, половинок, четвертушек и их мужья
и жены.

Что там говорить, интересных проблем была пропасть: минимальный размер
пакета, хранение и запросы в базах данных, дублирование, избыточность
итп итд. И не забывайте какой это был год и какие были компьютеры. Ну,
еще заставить работать ленивый техперсонал ВЦ. Вкалывал я по 14-15 часов
в сутки, а потом добирался к себе на Юго-Запад, засыпал и продолжал
работать во сне. Иногда на выходные приезжал домой поиграть с дочками.
На Лубянке, когда поступало указание, ходил на торжественные и партийные
собрания. Два раза в месяц получал приличную зарплату и чеки
Внешпосылторга, которые немного скрашивали недовольство жены. Так
продолжалось больше года. А потом все куски соединились в единую
конструкцию, которую спокойно можно было пускать в дело и уж точно
выставлять на защиту. Я написал статьи, которые относились к отдельным
интересным аспектам общей задачи, честно вставил туда всех кого
привлекал к сотрудничеству: психологов, математиков, статистиков,
медиков, кроме разумеется самого себя. Передал их Виталию Сергеевичу.
Дальнейшая судьба этих статей мне неизвестна. Скорее всего они были
опубликованы в каком-нибудь сверхсекретном ведомственном сборнике и
канули в вечность.

Диссертацию и автореферат я написал играючи. Потом подготовил
выступление на предзащите, которая как мне было сказано прошла успешно.
Делать мне стало нечего и появилось время поразмышлять над своей
судьбой. От безделья началась бессонница. В одну из бессонных ночей я
осознал что очень скоро меня должны убрать. Не отпускать же меня в самом
деле на запад. Я видел слишком много лиц и слышал слишком много фамилий.
Пасти меня здесь до скончания века бессмысленно, накладно и вообще кто я
такой чтобы меня пасти. Пределом своей жизни я положил день когда
поступят отзывы от оппонентов и я понадоблюсь для ответов на вопросы.
Решил поэкспериментировть и неделю вообще не появлялся на работе.
Реакции не последовало, и я понял что не ошибаюсь. Бежать было некуда и
бессмысленно – в заложниках оставались дети.

А тем временем приблизилась Олимпиада. Политбюро похоже решило
избавиться от неудобных евреев. Старые отказники начали потихоньку
уезжать. Но “секретных” все равно не отпускали. Что уже говорить обо
мне?! От нечего делать решил вспомнить добрые старые времена и на
праздник Симхат-Тора к вечеру поехал к синагоге на Архипова. Народу была
тьма. Молодежь плясала буквально под колесами автомобилей. Милиция
ходила с матюгальниками и призывала всех расходиться, но никто на эти
призывы не реагировал. В танцах я не силен. Поэтому пристроился повыше
на склоне и начал осматриваться вокруг. Неподалеку от меня не таясь
стоял человек с чем-то вроде здоровенной телефонной трубки и непрерывно
в нее бубнил. По его команде двое в штатском выхватывали из пляшущей
толпы то одного то другого и вели в большой автобус с табличкой
“Интурист”. Особенно здорово плясала тоненькая девушка с копной черных
волос. Помните “Портрет Иды Рубинштейн” Серова? Очень похожа. Когда
повели и ее, я подошел к человеку, показал корочки и сказал:
- Девочка нужна мне.
Тот посветил фонариком, сличил фотографию.
- Сейчас сделаем, капитан. Отойди в сторону и обожди, видишь сколько
работы. – и он снова забубнил в трубку.
Вскоре двое в штатском подошли ко мне и повели в автобус. В автобусе
было почти темно, люди, которые только что весело танцевали, выглядели
испуганными и растерянными. Меня усадили в хвост вместе с девушкой.
Посмотрели друг на друга. Молчим. Вдруг рядом со мной открывается задняя
дверь, я выскальзываю в нее и вытаскиваю за собой девушку. Не
оглядываясь и прижавшись друг к другу, уходим, Появляется свободное
такси. Машем руками. Такси останавливается. Поехали! Через пятнадцать
минут мы сидели в холодной стекляшке, я уговаривал ее выпить вина чтобы
согреться, а она все спрашивала меня почему открылась дверь. И не
перестала спрашивать об этом до самого утра.

Через два самых счастливых месяца в моей жизни я стоял в Шереметьево и
смотрел как моя любовь скрывается в в черной дыре таможни откуда никто и
никогда не возвращался. Что говорить, вы и сами наверное знаете как это
бывало. Недавно нашел ее на “Одноклассниках”. Живет в Хьюстоне,
узнаваема, выглядит благополучно, но похоже больше не пляшет. Думал:
написать не написать? Так и не написал. А тогда я прямо в аэропорту
безобразно напился, с кем-то поскандалил, попал в милицию. Спасло
всемогущее удостоверение. Вместо вытрезвителя меня отправили домой, на
Юго-Запад разумеется. Проснулся я с тяжелым похмельем и вдруг вспомнил
что добрых два года не видел мать и отца. Рванул во Внуково и через три
часа входил в родительскую квартиру.
- Боря, - сказала мама, Галя уже четвертый день не может тебя найти.
Завтра ты должен быть в ОВИРе.

На следующее утро я сидел в кабинете зам. начальника ОВИРа, которым
оказался Петр Николаевич, улыбчивый украинец средних лет.
- На машине? – написал он на бумажке.
Я кивнул головой.
- Угол справа от входа и ждите, - снова написал он, а вслух сказал, - К
сожалению, ничем порадовать Вас не могу, - и открыл дверь.
Через пять минут он плюхнулся на переднее сидение рядом со мной:
- Поехали в шашлычную на Тульской, разговор есть.

Приехали. Я заказал водку, шашлыки и все остальное. Выпили, закусили,
обсудили шансы киевского Динамо в чемпионате страны. Понимал он в этом
деле здорово, но и я понимал неплохо. Перешли на ты.
- Слушай, Боря, - сказал зам. начальника ОВИРа, - такое дело. Ты
занимаешь большую трехкомнатную квартиру в центре, а мои тесть с тещей
живут в однушке в Чертаново. Ты собираешься уезжать, а они собираются
оставаться. Меняйся с ними квартирами, и я обещаю что через месяц ты
будешь в своем Израиле.
Мне рисковать было нечем.
- Договорились, - говорю, - только не месяц, а две недели и ты, Петя,
поможешь с билетами.
- Нет проблем, я хотел дать тебе время собраться.

Когда через две недели мы миновали шереметьевский КПП и оторвались от
земли, мне впервые пришло в голову что Б-г есть и только он мог посадить
нас в этот самолет. Поблагодарил как умел. Прилетели в Вену. Там сразу
отделили тех кто в Израиль. Но мне Израиль не годился – слишком много
наших. Из ХИАСовского меню выбрал Южную Африку – далеко и нет
дипломатических отношений с СССР. Там мы и прожили первые пять лет. Я
сразу стал программировать все за что платили деньги. Вскоре облюбовал
себе SAP. Вы наверное знаете этот корпоративный софт на все случаи
жизни. Открыл собственную компанию, я – президент, жена – бухгалтер.
Беру только интересные для себя проекты в разных странах мира. Совмещаю,
так сказать, приятное с полезным, и на меня еще стоит очередь. Девочки
выросли, живут в Нью-Йорке, а мы вот бродяжничаем. Мог бы уже и не
работать, но никак не решим где осесть. Что говорить, life is good.

Защитился ли мой заказчик? Хороший вопрос. Точного ответа не знаю, но
информация к размышлению есть. Ехал я однажды из Киото в Токио. Смотрю
на киотском вокзале стоит наш человек, держит над собой двумя руками
лист бумаги, а на нем написано “Помогите”. Дело было уже после развала
Союза, я подошел. Лев Осипович оказался известным московским химиком из
того еще поколения, которое говорило только на русском. Приехал на
конференцию в Токио, решил посмотреть на Киото, потерял своего
провожатого, сначала растерялся, но как видите, нашел выход.

Сели в поезд и проговорили все четыре часа. Оказался он большим знатоком
московского академического мира. Я не удержался и спросил слышал ли он о
защитах по специальности “госбезопасность”. Мой новый знакомый немного
задумался, а потом вспомнил как в Доме ученых ему рассказывали о неком
гэбэшном генерале, который представил блестящую докторскую, что-то об
информационных потоках. - На него наверное целый институт работал. Перед
самой защитой соискатель неизвестно отчего занервничал и повысил
секретность работы до такой степени, что большинство членов совета не
смогли присутствовать на заседании. Трест, как говорится, лопнул
изнутри, защита не состоялась... - Лев Осипович довольно захихикал.

Мне же этот сценарий показался излишне анекдотичным. Мог, конечно, мой
клиент занервничать, когда я исчез, но не настолько. Скорее всего кто-то
еще повыше решил что под мою идею можно получить финансирование и
протолкнул ее на самый верх. Там в то время давали деньги даже на
поворот сибирских рек. Вполне могли дать и на это. Тогда секретность
автоматически повысилась до упора, а генерала само-собой тоже не
обидели. Могли, скажем, присудить степень без защиты, по совокупности, и
включить в руководство проектом.

Давайте думать дальше. В 1983 американцы вбросили свою дезинформацию -
программу “Звездных войн”. Советский Союз поверил, дрогнул и стал искать
симметричный ответ при катастрофическом отсутствии ресурсов. В данной
ситуации мой “Русский поток” было совершенно логичным выбором. Пара лет,
я думаю, ушла на привязывание пакетов. На завершающем этапе, как и
планировалось, началась массовая еврейская эмиграция. Мне иногда кажется
что они заставили уехать даже тех кто не собирался или не хотел. Что из
этого получилось мы, конечно, не узнаем никогда, но похоже наши чекисты
в очередной раз продемонстрировали что горячее сердце и не очень чистые
руки не могут заменить голову на плечах. В сухом остатке выиграли
советские евреи, которые, говоря высоким стилем, вышли из рабства и
обрели свободу... А свобода это такая замечательная штука, что за нее
просто необходимо выпить. Лехаим!

Борис допил свой мартини, поднялся, предлжил встретиться за ужином, но
больше так и не появился. А на следующее утро мы уже улетали домой.

Abrp722

ШИББОЛЕТ

И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: «позвольте мне переправиться», то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему «скажи: шибболет», а он говорил: «сибболет», и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи… (Суд. 12:5-6).

Недавно слетал на недельку по делам на Восточное побережье. Заодно заехал в гости к бывшим соседям, которых не видел уже десять лет. Запарковался у дома, вышел из машины, сделал первый вдох и сразу узнал полузабытый вкус воздуха маленького нью-джерсийского городка, где дома стоят слишком далеко, чтобы их обитатели мешали друг другу, и достаточно близко, чтобы был стимул поддерживать добрососедские отношения. Навстречу мне с громким лаем выбежала черная красавица-доберманша.
- Жучка! Down! Quiet! – строго прикрикнула хозяйка.
Собака немедленно улеглась и замолчала. А я, конечно, спросил:
- Как же так Жучка? Такое благородное животное заслуживает имя Анубис, скажем, или Бастет.
- Я знаю, но есть нюансы. Помнишь, когда мы уезжали из Бруклина, у нас был ротвейлер Макс. Добрейшая собака, мухи не обидит. Через неделю весь квартал знал его и его кличку. Когда я выводила его на прогулку, из соседних домов с криками «Макс! Макс!» выбегали дети в надежде его погладить. Услышав свое имя с разных сторон и от чужих людей, собака теряла голову и начинала лаять. Дети пугались. Одним словом, дружба не получилась. Семь лет назад Макса не стало, и я взяла эту девочку…
- Я понял. Но почему Жучка?
- Очень просто. Ни один местный не может произнести слово «Жучка» так, чтобы собака его поняла.

Дисклеймер: этот текст не является попыткой принизить историческую роль России во Второй мировой войне.

В декабре 1944 года мастер-сержант армии США Родди Эдмондс был отправлен в расположение 106-й пехотной дивизии в Европе. Большую часть его подразделения составляла необстрелянная молодежь призыва этого же года. А 16 декабря немцы начали Арденнскую операцию - последнюю попытку остановить союзников на Западном фронте и высвободить силы для Восточного. Первый и самый тяжелый удар приняла на себя именно 106-я дивизия. 19 декабря Родди Эдмондс очутился в плену.

На Рождество Эдмондс прибыл в лагерь для военнопленных Шталаг IX-B, расположенный недалеко от Франкфурта-на-Майне. В нем размещались примерно 25,000 заключенных. Тридцать дней спустя его и других унтер-офицеров перевели в Шталаг IX-A в Саксонии вместе с 1275 солдатами. В этой группе Родди оказался самым высоким по званию и, соответственно, принял на себя командирские обязанности.

В первый же день по лагерному громкоговорителю несколько раз объявили, что на следующее утро из бараков должны выйти только евреи. Было понятно, что их отделят и отправят в лагеря смерти, так как на этом этапе войны нацистское руководство Германии постановило, что план «окончательного решения еврейского вопроса» распространяется и на еврейских военнопленных из союзных армий.
- Мы, - сказал христианин Эдмондс своим людям, - этого допустить не можем. По Женевской конвенции сообщаются только имя, звание и личный номер. Поэтому мы выйдем все.

На следующее утро все 1275 солдат стояли перед своими бараками. Комендант лагеря в ярости закричал:
- Вы все не можете быть евреями!!!
- Нет, мы все евреи, - возразил ему Эдмондс

Сегодня невозможно сказать, сколько солдат действительно были евреями. По воспоминаниям нескольких еще живых свидетелей их было не более 200. Но в строю стояли все 1275, и комендант предпринял еще одну попытку:
- Я приказываю, чтобы ваши евреи вышли вперед, - рявкнул он на мастер-сержанта.
- Согласно Женевской конвенции, - спокойно сказал Родди, - вам положено знать только имена, звания и личные номера заключенных. Остальное не касается ни вас, ни меня.
Комендант вытащил пистолет и приставил его к голове Эдмондса:
- Вы сделаете, чтобы ваши евреи вышли вперёд, или я пристрелю вас на месте.
И снова услышал твердый и спокойный ответ:
- Если вы выстрелите, вам придется убить нас всех и очень скоро ответить за военные преступления после того, как мы выиграем эту войну».
Комендант покраснел, побелел, сунул пистолет в кобуру и ушел.

Об этой истории сам герой никогда не рассказывал. Ее восстановил его сын. В 2015 году Родди Эдмондс был признан «Праведником народов мира», одним из 26 513 почитаемых неевреев, которые спасали евреев во время Холокоста. В этом ряду он стал первым американским солдатом.

Перевод с английского.

Была у меня подружка, скажем Лена. Все женщины в ее семье были яркими,
красивыми, совсем неглупыми, но над ними тяготел какой-то злой рок. Лена
закончила школу с золотой медалью, университет. Тем не менее в двадцать
три года разошлась уже во второй раз. В Ленину сестру, студентку
мединститута, влюбился пожилой женатый профессор, она в него. Оказалась
в центре длительного скандала. Их мама осталась вдовой после того как
папа, летчик-испытатель, разбился совсем молодым. Вырастила девочек
одна. Еще у Лены была тетя, мамина сестра, с двумя незамужними дочками.
Тоже невезучая. Ее муж однажды уехал в командировку и никогда больше не
появился.

Само-собой у таких продвинутых дам были очень серьезные запросы по части
одежды, украшений и развлечений, но вот средств на удовлетворение этих
запросов не хватало. Единственнм исключением в семье была бабушка. Не в
смысле запросов, а в смысле, что у нее всегда был один и тот же горячо
любимый и любящий муж, дедушка Натан. Именно на него и рассчитывали наши
дамы, как на единственного в семье мужчину. Дедушка Натан был уважаемым
человеком, заведовал райпищеторгом. Знал всех и все знали его. Поэтому
надежды всей семьи он вполне оправдывал. Жили хорошо.

Ничто не длится вечно. Натан то ли взял не у того, то ли дал не тому, а
в итоге сел на два года. Отсидел полтора, вышел и устроился работать
экспедитором на мясокомбинат. Развозил колбасу. Стали жить еще лучше.
Однако снова попался. Теперь светило не два года, а больше: рецедив. На
суде, когда ему предоставили слово, сказал: «Гражданин судья и граждане
народные заседатели, у меня на шее семь блядей».

Не прошло и года, а уже был дома.

Abrp722

АБСОЛЮТНО КОШЕРНАЯ ЖАРЕНАЯ СЕЛЕДКА (СВЯТОЧНАЯ ИСТОРИЯ)

Давно собирался рассказать эту историю, но никак не доходили руки. Вдруг
понял что она имеет непосредственное отношение и к Новому году и к
Рождеству и что рассказывать ее нужно именно сегодня.

Привели меня в Тель Авиве на день рождения к бывшему однокурснику.
Выяснилось что живет однокурсник в красивом зеленом квартале с красивыми
домами, как мне сказали, в стиле «бидермайер». Посмотрите на фото на
http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml и поправьте, если я
перепутал. Не виделись мы наверное лет двадцать. Похлопали друг-друга по
плечу, поудивлялись про себя разительным переменам. Тем временем
подходит к нам щуплый невысокого роста человек. Именинник спрашивает:
- Колю Люлько помнишь? Я посмотрел – действительно Коля - и сразу
вспомнил.

Поступать в Харьковский университет Коля приехал из совсем уж глухой
провинции, может быть из крохотного городка на Сумщине, а может быть и
из села. Поступил, поселился в общежитии. С учебой у него не было
никаких проблем. Но ни с общежитейскими ни с местными не сошелся. Хоть и
по-разному, но и те и другие были для него, серьезного мужика,
раздолбаями. Зато задружил со студентами из Вьетнама, которые жили в том
же общежитии. На занятиях, в библиотеке и на улице вьетнамцы всегда
держались группой. И Коля с ними. Он и внешне не очень выделялся – такой
же маленький и субтильный. Когда он стал нахваливать жареную селедку,
публика поняла что дело зашло далеко, но насколько далеко не догадывался
наверное никто.

Был у вьетнамских товарищей замечательный обычай. Раз в неделю они
устраивали собрание и помимо всего прочего поочередно рассказывали о
своих нехороших поступках за прошедший период. На одном из таких
собраний юная вьетнамка повинилась что она не только влюбилась в Колю,
но и уступила его домогательствам. Рассказала откровенно и без дальних
околичностей как учил молодежь Дядюшка Хо. Подробности оказались такими
же незамысловатыми как и окружающая жизнь. Все произошло во время
новогоднего вечера, в пустой аудитории, на широком подоконнике. На
вопрос почему она туда пошла, девушка обьяснила что хотели полюбоваться
на заснеженную площадь Дзержинского с тринадцатого этажа. Площадь
действительно оказалась очень красивой. А остальное случилось как бы
само-собой.

Вьетнамку немедленно выслали на родину. Колю немедленно исторгли из
вьетнамской общины. Но только этим дело не ограничилось. Всякий раз,
когда Коля попадал в поле зрения вьетнамцев, они останавливались, дружно
протягивали в сторону змея-искусителя указующие персты и громко
скандировали: «Как не стыдно! Как не стыдно!». Потом Коля исчез. От
кого-то я слышал, что он перевелся в Днепропетровский университет.

Поэтому, пожав Колину руку, я только и смог спросить:
- Ну как ты? Осознал вину? Не стыдно?
Коля как был так и остался серьезным мужиком. Он даже не улыбнулся. Он
неодобрительно посмотрел на меня и сказал:
- Мне нечего стесняться, Я на ней женат. – и позвал, – Линь, подойди
пожалуйста к нам!
Подошла худенькая изящная интеллигентная вьетнамка. Коля представил нас
друг-другу. Обменялись какими-то дежурными фразами. Я с трудом дождался
пока мы остались вдвоем и спросил:
- Ты не шутишь?
- Да какие там шутки. Это вам было весело, а на меня насело КГБ. Шили
раскол социалистического лагеря. Грозили сроком и хотели чтобы я стучал.
Я поехал домой к матери, а она говорит: - Мой отец, а твой дед как
многие старые большевики был женат на еврейке. Поэтому я еврейка, и ты
еврей. Уезжай-ка ты в Израиль, здесь тебе теперь покоя не дадут. Изведут
как деда извели. - Я уехал. Послали меня изучать иврит в ульпан при
кибуце Кфар Гелади на севере Израиля. Приехал я туда, как сейчас помню,
вечером 6 января. Иду ужинать. Вокруг все чужое и все чужие. Захожу в
столовую и вижу Линь. Ну, разве не чудо!?. Ее история оказалась чем-то
похожей на мою. Когда-то ее дед странствовал по миру вместе со своим
лучшим другом Нгуеном, который впоследствии стал больше известен как
товарищ Хо Ши Мин. В Америке дед умудрился жениться на еврейке,
разумеется ярой коммунистке, и увез ее во Вьетнам. Нарожала она ему кучу
вьетнамских евреев, а те нарожали внуков и среди них Линь. После
скандального возвращения Линь собралась вся видная вьетнамская семья и
стала решать что делать. Сначала думали отправить на перевоспитание в
деревню. А бабушка сказала: - Давайте отправим ее к моей сестре в
Израиль. Климат там кошмарный, кругом враги. Пусть узнает почем фунт
лиха. – Ну, она не точно так сказала, но в смысле. Ты понимаешь. Вот так
мы и встретились, а через месяц поженились. Теперь у нас трое детей.
- Большие?
- Младшая еще в армии служит, а старший уже хасидский раввин. Он
прилично знает вьетнамский, поэтому его послали в Хошимин возвращать к
истокам местных евреев. Он старается не жаловаться, но евреев там не
густо. Кроме родственников можно сказать вообще нет. А он, когда уезжал,
был зеленый, наивный. Помню прилетел он туда в пятницу утром, после
наступления субботы вышел в город и на следующий вечер позвонил нам в
полном восторге: - Работы, говорит, непочатый край. Во всех окнах горят
свечи, а в городе ни одной синагоги. Ну не мог он представить что в
городе могут отключать электричество! Вот так и живем, - заключил Коля,
- пошли лучше выпьем. Здесь это называется «делать лехаим», но суть от
этого не меняется.

И мы выпили и повторили. Потом Коля пригласил меня на «лучшую в Тель
Авиве абсолютно кошерную жареную селедку». А мне пришлось отказаться
потому что рано утром я улетал. Но в следующий приезд я этим
приглашением обязательно воспользуюсь.

Abrp722

Рассказал человек, который 17 лет просидел в сталинских лагерях по политической статье.
Когда в 1953 его освободили, блатные сделали ему прощальный подарок - финку. Он им говорит:
- Ребята, спасибо, но зачем мне нож? Вы же меня знаете, я с ножом не хожу.
А они ему:
- Все правильно. Ты сейчас на Колыме живешь, зачем тебе нож? А завтра ты в Москву уезжаешь, там без ножа шагу ступить нельзя.

Не мое. Прочитал на http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml и
переменил свое отношение к Зурабу Церетели. Плевать, что от его шедевров
с души воротит. Зато без них наша Москва давно бы превратилась в
сплошной гей-парад. Глядишь, Зурабу самому когда-нибудь памятник
поставят за оборону Москвы как героям-панфиловцам. А пляж на фотке
хорош, сам бы не отказался там побывать.

Общеизвестно, что люди нетрадиционной сексуальной ориентации острее
других ощущают, так сказать, культурный нерв эпохи. Неслучайно геи -
лучшие антрепренеры, модельеры, парикмахеры. Из милых русскому сердцу
имен можно назвать Сергея Дягилева. Сергей Павлович среди прочего
организовал "Русские сезоны" в Париже, ставшие одним из поворотных
пунктов в культуре 20-го века.

Публика со вкусом, геи терпеть не могут безвкусицу. А куда от нее деться
в нашем несовершенном мире? Правильно, жить поближе друг к другу.
Поэтому американские геи находят незаметные, но обладающие особым
очарованием места и постепенно переселяются туда. За примерами ходить
недалеко: Гринич Вилледж в Нью Йорке, район Кастро в Сан Франциско, Нью
Хоуп в Пенсильвании.

Этот муниципальный пляж в городке Рай недалеко от Нью Йорка начал
стремительно "голубеть" в начале девяностых годов прошлого века. Не
прошло и пары лет, как число пляжников в крохотных плавках вместо
привычных и солидных trunks начало смущать местную публику, воспитанную
в пуританских традициях. К тому же лето, солнце и океан располагают к
свободному естественному поведению. А жителям городка вид обнимающихся
мужиков казался, наоборот, неестественным и еще дурным примером для
подрастающего поколения. Местные ходить на пляж перестали и его
собрались просто закрыть. Избиратели приготовились отправить в отставку
весь горсовет. В мэрии началась паника.

Положение спас молодой и энергичный член городского совета, сын
эмигрантов
из Советского Союза, психолог по образованию. Он выступил с проектом
музея советской парковой скульптуры. За гроши купил в Абхазии экспонаты,
которые чудом сохранились в санаториях министерства обороны, морем
отправил их в Рай. По сторонам тенистой аллеи, ведущей к пляжу,
появились гипсовые девушка с веслом, пограничник с собакой, дедушка
Ленин и прочие шедевры. Все были выкрашены, как и положено, сверкающей
белой краской.

Местным жителям скульптуры не то чтобы понравились, но и сильного
раздражения не вызвали. Пришельцы же из Нью Йорка почувствовали примерно
то же, что почувствовали бы евреи или мусульмане, обнаружив в храме
свинью. Некоторые смотрели себе под ноги, некоторые пытались пройти по
аллее с закрытыми глазами, но большинство разворачивались и шли к
парковке. Их не утешил даже пухленький пионер-горнист, который тоже
оказался здесь по наивности устроителей. К концу сезона на пляже были
только местные жители.

На следующее лето скульптуры переместили поглубже в парк. Они целы до
сих пор и всегда готовы выйти на защиту традиционных американских
ценностей.

Вчера была история о дружбе кошки и собаки. А моя история - о любви. Так вот у моей подруги тоже была кошка и была собака, а вернее кобелек. Оба беспородные и примерно одинакового размера. Когда у кошки были критические дни, она настойчиво приставала к собаке и в конце концов разводила собаку на секс. В общем всем от этого было хорошо, и не было никаких котят. Но подруга почему-то считала эти отношения противоественными, и когда кто-нибудь говорил: "Живут как кошка с собакой" всегда смущенно улыбалась и краснела.

Побывали у меня в гостях старые друзья – супружеская пара биологов из
Японии. Прилетели они собственно на конференцию в Вашингтон и на пару
дней заскочили ко мне. Среди аляскинских фото увидели лосося, идущего на
нерест (на http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml вы можете
посмотреть тоже), и в один голос воскликнули: - Так это же точно как у
нас в Приморье! – И начались воспоминания… Трехметровые снега зимой,
рыбалка летом, вмерзшие в лед пеленгасты, тигрица с тигрятами, которая
на дальнем поле вытащила тракториста из кабины и перед тем как съесть
аккуратно сняла промасленную робу, и много еще чего. За бутылкой
хорошего виски воспоминания могут длиться практически бесконечно.

Поехали они в Приморье после окончания университета по распределению.
Поселились в заповеднике в избушке за много километров от ближайшей
деревни. Длинными зимними вечерами других развлечений кроме писания
статей и диссертаций не было. Вот и появились на свет один за другим два
мальчика, которые не то что города не видели, а и в селе были несколько
раз в жизни. Когда старшему Вадиму исполнилось шесть и на следющий год
нужно было идти в школу, его решили отправить к дедушке в Москву.
Времена тогда были простые. Ребенка поручили экипажу, а в аэропорту его
встретил дедушка. За один день мальчишка получил больше впечатлений чем
за всю предыдущую жизнь. Он буквально обалдел от самолета, от таксиста,
который виртуозно юлил в плотном потоке машин, от людских толп, от
громадных домов, от витрин и потоков электрического света.

Интеллигентный дедушка тоже обалдел от того что внук оказался
совершенным дикарем и решил немедленно приобщать его к культуре. На
следущий день они пошли в Концертный Зал имени П. И. Чайковского. В тот
вечер легендарный Святослав Рихтер играл сонату си-минор Листа. Помимо
несомненных художественных достоинств эта соната знаменита тем что
исполнитель должен очень интенсивно работать педалями. Места у наших
героев были в партере, но такие что маленький Вадим видел только ноги
пианиста и ножки рояля с блестящими колесиками. Когда в игре маэстро
наступила пауза, в абсолютной тишине раздался звонкий голос юного
таежника: - Этот дядя больше жмет на тормоз и меньше на газ. Его в
таксисты никогда не возьмут!

В академическом институте, где я работал патентоведом, кроме академиков были и вполне себе простые рабочие. С одним из них, столяром дядей Колей по прозвищу Танкист, я как-то сидел за одним столиком во время обеда в нашей институтской столовой. На дворе был горбачевский полусухой закон и разговор шел понятно о чем.
- Академик Баранов, - рассказывал дядя Коля, - новую мебель купил, попросил меня собрать. Я собрал. Хозяин расплатился как положено, а потом спрашивает:
- Николай Сидорович, Вам что налить? Французский коньяк, шведскую водку «Абсолют», или спирт?
Я думал, думал, а потом говорю:
- Эх, наливайте спирт!

Меня выбор дяди Коли, честно говоря, озадачил. Спирта в институте было много. Столяром дядя Коля был хорошим и ему, конечно, перепадало. А вот французский коньяк и «Абсолют» были нектаром и амброзией, напитками богов. Обыкновенные люди вроде меня и дяди Коли их никогда даже не нюхали. Будь я на месте дяди Коли, на спирте бы я не остановился точно.

Пока я думал удобно ли спросить дядю Колю о мотивах его выбора, он доел, вежливо попрощался и удалился. А я поплелся в свой кабинет. Там меня уже ожидал Валентин Моисеевич, доктор наук, профессор. Он зашел посмотреть результаты информационного поиска по своей заявке. Когда с поиском было закончено, разговор перешел понятно на что. Я пересказал свою беседу с дядей Колей. Поделился своими сомнениями. Валентин Моисеевич даже не улыбнулся. Он поправил и без того аккуратные усы и сказал менторским тоном:
- Молодой человек, это элементарно. Гегемон мыслит градусами. Коньяк и водка – 40 градусов, спирт – 96. Вот и все! – потом подумал и добавил, - А Баранов такой гусь, что во второй раз не нальет!

Abrp722

МАЦА. У верующих евреев: пасхальные пресные тонкие коржи из пшеничной
муки. Ожегов. Толковый словарь русского языка.

Эта история произошла весной 1974 года, ровно тридцать лет назад, в
большом украинском городе. Три молодых еврея, жившие в этом городе,
находились тогда в глухом отказе. В то далекое время «находиться в
отказе» означало, что вы хотите уехать насовсем, например, в Израиль, а
Советская Власть вам этого не только не разрешает, но и не дает вам
нормально жить в отместку непонятно за что. Изгнанные со всех мест
работы, друзья искали любые способы заработка для поддержания своего
бренного существования. Никто не помнит у кого из них возникла мысль
печь мацу для праздника Песах - праздника освобождения еврейского народа
из египетского рабства. В Советском Союзе он назывался еврейской Пасхой
и должен был начаться примерно через месяц. Идея была рискованной: маца
однозначно имела репутацию идеологически-вредной и поэтому от нее
рекомендовалось держаться подальше. Тем не менее эта идея, однажды
родившись, быстро и совершенно естественно претворилась в жизнь.
Настоящая печь была у одного из них дома, в большом частном доме на
Москалевке. Бывший сотрудник другого помог купить недорогую муку в
совхозе в обход всяких формальностей. Рецепт дала чья-то бабушка, и этот
рецепт оказался очень правильным. Маца получалась замечательная: тонкая,
твердая, круглая и в то же время не совсем совершенной формы, слегка
пригоревшая. Что касается вкуса, то мой пожилой родственник Д.И.
говорит, что ел такую только в детстве, а потом в Соединенных Штатах
после того, как появились деньги на мацу ручной выпечки.

Говоря современным языком, рынок мацы в том далеком году был просто
великолепным. Тонкий ручеек официально разрешенной мацы, который дотекал
в город из Московской хоральной синагоги не мог, конечно, удовлетворить
аппетиты евреев, разогретые второй подряд победоносной войной и
возможностью вырваться из коммунистического рая. Да и качество было
совершенно несравнимым. Синие печати на московской элитной маце,
изготовленной под наблюдением раввина Шаевича, бледнели от зависти и
становились голубыми, как весеннее небо. Свежевыпеченную мацу доставляли
прямо на дом к заказчикам в чемоданах. Гонцы сновали по городу буквально
круглые сутки. Если заказчика не было дома, потерявшие страх посыльные
оставляли чемодан у ничего не подозревавших соседей. Д.И. тогда жил на
одной лестничной площадке с парторгом оборонного завода. У него и
оставил мацу посыльный, нажав кнопку звонка в квартире Д.И. несколько
раз и не дождавшись ответа. Вечером любезный сосед лично занес опасный
чемодан. Так и осталось неизвестным, заглянул он в него, или нет.

Идиллия продолжалась почти месяц. Карающая рука правопорядка настигла
нашу троицу всего за день до наступления Песаха. Поздно вечером старший
лейтенант КГБ доставил их вместе с последними двумя чемоданами и одной
наволочкой мацы в райотдел милиции и оставил в камерe предварительного
заключения, КПЗ, до утра. Только здесь ребята поняли, что попали в
нешуточный переплет. Незаконное изготовление и продажа продуктов
питания, незаконная торговля предметами религиозного культа, сионистская
пропаганда, спекуляция в особо крупных масштабах - все это могло
потянуть лет на пять. И тогда прощай мечта о солнечном Израиле,
здравствуй, хмурое сибирское небо.

Ранним утром старший лейтенант снова появился в райотделе. Отодвинув в
сторону дежурного офицера, взял инициативу на себя.
- Будем составлять протокол, - сказал он, - Начнем с акта изъятия.
Несите сюда чемоданы.
Когда чемоданы открыли, они оказались пустыми, наволочка - тоже.
- Где вещественные доказательства? - грозно спросил старший лейтенант
КГБ.
- Товарищ старший лейтенант, - ответил старшина, - когда Вы привезли их,
то ничего не сказали за чемоданы. Мы эти коржи попробовали, стали их
есть и к утру доели. Воны як семечки.
- Кто это «мы»?
- Я, сержант Петренко и рядовой Лаврик, - ответил старшина, - Еще
патруль пару раз заходыв, тоже помогли маленько.
Старший лейтенант очень удивился и тихо выругался сквозь зубы. Потом
задумался и повидимому рассудил, что дойди дело до суда, отсутствие
вещдоков может сильно не понравиться судье. Тогда дело развалится. Если
дело развалится, то его производство в капитаны может задержаться.
Доставать другую мацу - целая морока, а в милиции он все-таки не хозяин…
Поэтому старший лейтенант злобно сказал:
- Гоните их к чертовой матери, а с вами будем разбираться, - и уехал.

Вечером молодые люди праздновали Песах. Может быть впервые в жизни они
обращались к Б-гу и благодарили Его за избавление из плена искренне и
горячо, как и полагается в этот праздник. Ритуал в частности
предписывает выпить за вечер не менее четырех бокалов вина. Эту заповедь
наша троица знали твердо. Более того они были уверены, что ее
перевыполнение может компенсировать недовыполнение остальных.

На городских отказников событие произвело глубокое впечатление. В первую
ночь Песаха еврей, соблюдающий Закон, должен съесть не менее трех целых
коржей мацы. Если вы не пробовали, поверьте - это нелегко. Непреложный
факт, что милиционеры съели два чемодана и наволочку мацы, настойчиво
требовал объяснения. Мнения разошлись. Самые циничные говорили, что
милиционеры спрятали мацу, чтобы дома скормить поросятам. Самые
экзальтированные выдвинули версию чуда, которое еврейский Б-г совершил в
помощь своему народу в лице наших друзей, а орудием избрал милиционеров.
И только дядя одного из героев, известный в городе адвокат, знал, что
через час после задержания он уже обсуждал с заместителем начальника
райотдела как выручить племянника. Посетовал, что дело курирует Комитет
и это создает известные трудности. Потом нерешительно сказал, что было
бы хорошо, если бы эту мацу съели, но там два чемодана и наволочка,
вроде многовато. Заместитель прореагировал мгновенно:
- Спорю на ящик водки, что съедят до последней крошки, - сказал он и
добавил, - Мог бы поспорить на коньяк, но коньяк не пью.
Дядя поспорил и, как вы уже знаете, проиграл.

Эту историю я рассказываю со слов Д.И.. Сам он услышал ее от
упомянутого выше адвоката, с которым был в самых приятельских
отношениях. Поэтому за абсолютную точность всех деталей, к сожалению,
ручаться не могу, в чем и приношу свои глубокие извинения. Всех, кто
празднует Песах, с наступающим!

Abrp722

В далекие времена, когда я работал патентоведом в академическом институте, было у меня несколько знакомых математиков. Не по работе, конечно, а по книжному рынку. Встречаю как-то одного из них, молодого, горячего аспиранта. Спрашиваю, как дела.
- Спасибо, - говорит, - нормально. Неделю был в Москве на всесоюзной конференции. Ты даже не представляешь, как это интересно! Не пропустил ни одного заседания. А наш Денис вообще произвел настоящую сенсацию. Когда он закончил выступление, народ аплодировал ему чуть ли не стоя. После него вышла академик такая-то. Сказала, что снимает доклад, потому что ей неудобно представлять результат, который является только частным случаем результата Дениса Николаевича.

Через пару дней встречаю самого Дениса. Спрашиваю, как дела.
- Спасибо, - говорит, - нормально. На конференцию съездил. Ты знаешь, - глаза у него загораются, - в первый же день я снял чудную девочку! Молоденькую, симпатичную! Вся конференция, разумеется, побоку. Только на свой доклад и сходил.

Так получилось, что на моих американских работах я долго не задерживался. И только на одну компанию проработал целых шесть с половиной лет. Много рассказывать о себе в Штатах не принято, но за долгие годы когда-нибудь узнаёшь, что один из твоих коллег – заядлый яхтсмен, другой - один из лучших игроков в покер в штате Нью-Джерси, третий – морской пехотинец и так далее. Так вот, этот третий был у нас Information Security Officer. Как точно перевести я не знаю, но по сути он отвечал за то, чтобы секреты нашей компании не попали в неправильные руки. Звали его Брайен и был он, можно сказать, образцом американской мужественности: 190 см ростом, с могучими плечами, квадратной челюстью и ослепительной улыбкой. До сих пор не понимаю как Голливуд прошел мимо него.

Однажды накануне Рождества компания расщедрилась на шикарный корпоратив с открытым баром, т.е. пей сколько хочешь. Пьяных не было, но веселые были. За одним из столов начали бороться на руках, ристрестлинг по-местному. Вскоре за столом появился Брайен и стал вышибать всех в среднем за 3 секунды. Понятно, что интерес к борьбе вскоре почти угас. И тут за стол сел Юра.

С Юрой мы работали в одном отделе. Я бы не сказал, что он сильно выделялся из толпы: лет где-то за сорок, среднего роста, хорошего сложения, но никак не качок. На http://abrp722.livejournal.com/ вы и сами можете посмотреть на него. Из особых примет я бы назвал чувство юмора. Когда мы встречались около кофейной машины, я всегда с удовольствием трепался с ним о том о сем, само-собой по-русски.

Итак, за стол сел Юра. Нет, первый раунд он не выиграл, но продержался около минуты, а второй выиграл. Третьего раунда не было: у Брайена устала рука.
Я подошел к Юре:
- Слушай, - спрашиваю, - кто ты такой?
- Я в ВДВ служил, - говорит Юра, - Там кое-чему научился и сейчас со спортом дружу.
- А как ты попал в ВДВ? Ты же человек мирный.
- Это я сейчас мирный, а когда был молодой, так бил первым без особых раздумий. Получилась из этого пара приводов в милицию. Когда забирали в армию, военком посмотрел в мое дело, потом на меня и записал в ВДВ.
- От дедовщины, - интересуюсь, - страдал?
- Да какая у нас дедовщина!? Был один чудик, который вообразил себя прыщом на заднице. Как-то стал переукладывать парашют, смотрит – все стропы перерезаны. Ну и все, успокоился.
- А евреев сильно гнобили? – продолжаю я
- Абсолютно нет. Ко всем одинаково относились. Правда, один раз к нам приезжал командир дивизии, генерал Лебедь. Помнишь такого?
- Да, помню. Ну и что?
- Идет он вдоль строя и все ему представляются. И я представляюсь: «Рядовой Вайсерман». Он посмотрел на меня и удивленно так: «А ты, Вайсерман, что здесь делаешь?» Отвечаю: «Служу Советскому Союзу, товарищ генерал». Задумался Лебедь. «Нет, - говорит, - что-то здесь неправильно. «Служу Советскому Союзу» это когда в армии награждают. А у нас устав свой и я тебя не награждал. Но видно придется». Дал знак адьютанту, тот вручил мне часы! Я крикнул: «Слава ВДВ»!
- Покажи, – говорю, - часы!
Юра показывает швейцарскую «Омегу».
- Ни фига себе подарочек! - невольно присвистнул я.
- Да нет! – засмеялся Юра, - Эти я здесь купил, а те через три дня остановились и я их выбросил.
- А день ВДВ празднуешь?
- Праздную, если не забываю.
- А как?
- Надеваю дембельскую фуражку и залезаю в свой бассейн!

Abrp722

Рассказала попутчица.

Двенадцать лет назад я каждый вечер выгуливала моего тогда десятимесячного лабрадора. Само собой были знакомы со всеми окрестными собаками. Особенно мой Пайпер сдружился со симпатичной рыжей таксой. Едва завидев подружку, он начинал вилять хвостом с удвоенной частотой и натягивал поводок так, что невозможно было удержать. Потом собаки, старательно обнюхавшись, до упаду играли в догонялки и отнималки. Идиллия, одним словом.

Однажды я заметила, что, подбежав к таксе, моя собака ложится на землю. Поделилась этим наблюдением с хозяином, очень крупным во всех измерениях мужчиной лет тридцати, который был больше меня настолько, насколько лабрадор больше таксы:
- Пайпер, - говорю, - определенно поумнел. Он чувствует, что вырос, и ложится на землю, чтобы быть с подружкой одного роста. Похоже, сообразил, что так ей комфортнее с ним играть.
- Наверное, мне придётся перенимать его опыт, - как-то грустно отвечает мужчина, - у меня те же самые проблемы.
И вдруг становится передо мной на колени прямо на мокрую траву.

Через год мы поженились. Пайпера уже нет, а у таксы вся морда седая.

Бонус: фотография собак при нажатии на «Источник»

На Большом острове Гавайского архипелага имеет место быть Национальный парк вулканов. Если вас интересует мое мнение, это не самое приятное место на земле, особенно там, где поближе к кальдере Килауэ́а, самого активного действующего вулкана в мире. Последнее извержение Килауэ́а началось в 1983 году и продолжается до сих пор. На многие километры вокруг вулкана не растет ничего кроме жухлой травы, там и здесь из земли вырываются облачка сернистого газа. Ну и сам вулкан непрерывно дымит и извергает лаву. Представляете как там дышится? Нет не представляете. В последний раз я подобным образом задыхался в Донецке в 1982 году, когда в городе неделю не было ветра, но в Донецке было легче.

Конечно, во всех путеводителях написано, что дышать там нужно осторожно, а на дороге к смотровой площадке, откуда вулкан виден особенно хорошо, стоит знак "За этой чертой качество воздуха может быть опасным для вашего здоровья". Какой вред в таком месте можт быть от сигареты? Я думаю никакого. Но... закон в Америке есть закон и этот закон от 2009 запрещает курить в национальных парках кроме как в специально отведенных местах. Есть такое место и около этой смотровой площадки. Не верите? Посмотрите на фото на http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml и вы увидите дымящийся вулкан слева, специальный контейнер с водой для окурков справа и никаких курильщиков. Не хочется курить в этом месте.

Когда мы собрались уезжать, одинокий курильщик все же появился. Вокруг глаз у него были черные ободки как у шахтера со стажем. Я подошел:
- Отец, ты не из Донецка?
Мужик сильно удивился, но ответил:
- Не, я с Макеевки.
- А сюда как попал?
- Доча привезла. Она у меня за американца замуж вышла. Они сейчас в Гонолулу живут на соседнем острове, а сюда отдохнуть приехали и меня привезли.
- Нравится в Америке?
- Ни хера не нравится. Внуки меня не понимают и я их не понимаю. Зять больше чем на палец не наливает. Воздухом ихним дышать не могу: кашляю, голова все время болит. Курево помогает, но по восемь долларов за пачку сильно не раскуришься. Не поверишь, за последние полтора месяца здесь в первый раз нормально отдышался, так они завтра уезжают.

Мужик затянулся в последий раз, бросил окурок на землю и медленно побрел к типично американской компании с бесчисленными чадами.

Abrp722

БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ

В далекие советские времена, когда я работал патентоведом в академическом институте, время от времени мне приходилось ездить в командировки. В общем, эти небольшие путешествия за государственный счет мне нравились: новые места, новые люди. Но в ту харьковскую командировку, о которой я пишу сейчас, мне ехать совершенно не хотелось. Во-первых, на дворе стоял бесснежный холодный февраль. Во-вторых, друзья, у которых я обычно останавливался, уехали в Израиль. Это означало, что мне предстоят поиски гостиницы – занятие, от которого я не ожидал ничего хорошего. Действительность совпала с моими предчувствиями. По прибытии в Харьков, после судорожных метаний в застывшем от мороза городе, лучшим из возможного оказалась койка в трехместном номере обшарпанной «Красной звезды» на улице Свердлова. Покончив с оформлением, я на минуту заскочил в свое новое жилище, чтобы оставить вещи. Дело шло к полудню, комната была уже убрана, но по тяжелому запаху, в котором без труда угадывались нотки скисшего табачного дыма, перегара и дешевых духов, картина вчерашнего вечера вырисовывалась достаточно отчетливо. Я бросил свой чемодан и побежал по делам в надежде успеть до перерыва.

Хотеть, конечно, не вредно, но когда мне оформили пропуск, перерыв уже заканчивался. Я наскоро поздоровался с коллегами и двинул в столовую. Там оставалось всего несколько человек. Я расплатился за мутный суп якобы на курином бульоне, якобы говяжьи биточки с макаронами и компот из якобы сухофруктов. Теперь нужно было выбрать стол. За одним из столов в одиночестве сидела девушка. Не красавица, но зато сверх всякого ожидания с осмысленным выражением лица.
- Была не была, - подумал я, - не торчать же вечером в гостинице! - и направился к ее столу.
Через пять минут я знал, что ее зовут Олей, через десять, что она молодой специалист и работает здесь по распределению. К концу обеда мы договорились пойти вечером в кино.

В 6:45 я ожидал Олю в вестибюле кинотеатра «1-й Комсомольский» на Сумской. В вестибюле были те же -20С, что и на улице, а в кассе не было ни одного билета на семичасовой сеанс. Я забеспокоился:
Вот, - думаю, - придет девушка, увидит, что кина не будет, повернется и уйдет.
К счастью, я ошибся. Если Оля и огорчилась, что у нее такой нерасторопный кавалер, то ничем этого не показала. Более того, она взяла инициативу на себя:
- На улице мы точно не выдержим. Пошли в Украинскую драму! Это через дорогу, там тепло и там неплохие постановки.
Ее слова оказались абсолютной правдой. В театре было тепло сразу за массивной дверью.
- Покупай самые дешевые в партере, - скомандовала Оля, - все равно в зале пусто, и мы сядем впереди.
Я купил. На входе нам вручили каждому по программке. Из моей я узнал, что сегодня дают «Богдана Хмельницкого», пьесу Александра Корнейчука в 4-х действиях. Еще в программку был вложен листок. В нем сообщалось о замене исполнителя главной роли. Фамилии актеров были разными, но звание одинаковым: Народный артист.
- Правильно, - сказала Оля, - Хмельницкого может играть только Народный, как Ленина.
Мы вошли в зал и тихо пробрались в четвертый ряд. Я осмотрелся. Первые два ряда были почти заполнены, потом шли несколько практически пустых. Остальные - заняты людьми в форме и погонах, скорее всего курсантами и преподавателями какого-то военного училища. Я с тоской подумал, что спектакль должен быть очень патриотическим. Иначе зачем бы их всех сюда пригнали?!

Занавес был уже поднят. Разворачивалось первое действие. В нем чередовались сцены из тогдашней жизни польской шляхты и Запорожской сечи. Ляхи танцевали полонез и замышляли новые козни против Украины. В Сечи собирали против них воинство и тоже танцевали, только совсем не полонез, а гопак; ну и, само собой, имели место шаровары, чубы, бандуры и шутки, на которые не реагировали даже курсанты. Актеры играли не хуже и не лучше, чем обычно играют в провинциальных театрах. В режиссуре тоже не замечалось особого блеска. Из серой обыденности выпадал только Богдан Хмельницкий. Мы привыкли представлять себе Хмельницкого крепким мужчиной во цвете лет. Это, так сказать, - общее место. Актеру, который его играл, было точно за 75. Его появление на сцене можно было объяснить только дефицитом Народных артистов в городе. Он выглядел не очень здоровым, медленно двигался, говорил не очень внятно и не всегда впопад, неуклюже манипулировал булавой и вызывал у зрителей скорее сострадание, чем улыбку.

Обычно такого рода зрелища вызывают у меня острое желание как можно быстрее покинуть зал. Но в этот раз контраст между теплотой и уютом внутри театра и чужим холодным городом снаружи был таким явным, что я просто перестал смотреть на сцену, а вместо этого закрыл глаза и погрузился в нирвану. Из этого блаженного состояния меня вывела Оля. Дернула за рукав и попросила не храпеть. Я перестал. И сразу почувствовал себя отдохнувшим и свежим. А после бокала вина в антракте мне стало так хорошо, что в начале второго действия я словно бы невзначай погладил Олину коленку. Она не возмутилась, а просто убрала мою руку. Отсутствие явного сопротивления вдохновило меня на новые попытки... Поэтому второй акт совершенно выпал из моей памяти, за исключением финальной сцены.

В гетманском шатре Хмельницкий излагает сыну план предстоящей битвы с поляками. За кулисами слышится неясный глухой шум, который зрители должны истолковать как приближение польской конницы.
- Що це, синку? – настораживается Богдан
Не дожидаясь ответа, произносит:
- Зараз дізнаємося! - и собирается приложить ухо к земле...

Когда в последний раз вы прикладывали ухо к земле? Наверное, в детстве или юности, когда эта операция выполняется инстинктивно и не занимает больше секунды. Но когда тебе за сорок, как ни крути, предварительно нужно стать в коленно-локтевую позу. Именно так и поступил Хмельницкий. Он стал в вышеупомянутую позу и, выпятив зад, начал опускать голову...

Не напрасно говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Приложить ухо к земле ему не удалось, но от натуги он громко выпустил желудочные газы. Затем, как старый конь, который борозды не портит, недрогнувшим голосом подал свою реплику:
- Чуєш, синку?
- Чую, батько, чую, - давясь смеха, подал ответную реплику сын, сдобрив ее щедрой долей сарказма.

После этого он мог только молчать, потому что теперь настала очередь зала. Уже дали занавес, а смех не утихал, снова и снова накатывая волнами. Это был единственный случай массовой истерии, который мне пришлось наблюдать воочию. Я тоже поддался гипнозу обезумевшей толпы: катался между рядами, плакал, икал. Наверное, мог бы и задохнуться, если бы Оля не влепила мне увесистую пощечину. Я перестал смеяться и посмотрел на нее. Трудно поверить, но на Олином лице не было даже тени улыбки.
- Вот так царевна Несмеяна! - поразился я и нетвердой походкой стал пробираться к выходу, а потом и к буфету. Оля шла за мной.

В буфете уже стояла приличная очередь из таких же, как я, желающих снять стресс.
- Ну хіба ж не дурні!? – возмущался интеллигентного вида товарищ впереди меня, - Витягли стару людину з ліжка і не здогадалися налити йому добру чарку! Це гірше, ніж злочин: це помилка!
Себе он заказал «добру чарку» коньяка граммов на 150. Я взял два бокала вина и выпил оба, потому что Оля от своего отказалась. Прозвучал звонок, мы вернулись в зал. В третьем действии публика не отрывала глаз от сцены в надежде на повторение чуда, но ничего интересного так и не случилось. Наоборот, Хмельницкий явно оживился и почти не выделялся из труппы. Похоже, он все-таки получил свою «добру чарку», и она помогла.

Изюминкой последнего действия оказалась булава, которую гетман Войска Запорожского, бессмысленно вертел в руках весь спектакль. Она наконец «выстрелила». Этой булавой Хмельницкий лично прикончил изменника. Удар оказался неожиданно звонким, как если бы голова или булава были пустыми внутри. В зале раздались редкие смешки, но не более. До прикладывания уха к земле этот эпизод явно не дотягивал. Интересно, что в архиве театра сохранились фотографии этой жуткой по сути сцены убийства. Одну из них мне прислали харьковские друзья. Пусть это не именно тот спектакль, но все же... Если интересно, можете посмотреть на нее на http://abrp722.livejournal.com в моем ЖЖ.

После спектакля я проводил Олю до дома, благо, она жила всего в нескольких кварталах. Стали прощаться.
- Ты не думай, - сказала Оля, - у меня есть чувство юмора и я умею смеяться. Просто Народный артист – мой дедушка. Я его очень люблю!
Она поднялась на цыпочки, чмокнула меня в щеку и исчезла в подъезде.