Поиск по автору:

Бригаду Малахова в тресте признали лучшей. На отчетном собрании в ДК Строителей всю бригаду попросили подняться на сцену и сесть в президиуме. Мужиков под общие аплодисменты усадили за стол с левого края. Стол был приставным и без традиционного графина на нем несколько диссонировал. К удивлению всех, самый молодой из приглашенных, Петька Десятков, встал и неожиданно вышел, несмотря на "страшное" цыканье бригадира.

На трибуне парторг треста выкрикивал куда-то в очень важный вверх о досрочном выполнении плана. Через десять минут его сменила толстая бригадирша маляров Резник. Резничиха стала читать речь по бумаге, местами путаясь, оглядываясь на сидящее позади начальство и повторяя слова.

Про малаховцев все давно забыли. В это время из-за кулис с почти полным трехлитровым графином и двумя стаканами вернулся Петька. Теперь, со "снаряженным" столом сцена выглядела официально и даже как-то архитектурно законченно.

Малярша добила последние мысли из последнего листка. Сидевший с самого края президиума Петька плеснул стакан и, несколько дергая кадыком, выпил. Сидевший рядом плотник Стефан Ильич как-то заерзал, косо посмотрел на соседа и через неполную минуту кряхтя налил и себе.

К этому времени на трибуне куда-то несла ахинею наряженная дама из горисполкома. Народ откровенно зевал. Единственным визуальным развлечением зала был быстро пустеющий графин. Несколько мужиков уже догадались в чем дело.

Пара стаканов совершила полный круг по левому столу и вернулась к Петьке с Ильичом. Ильич выглядел умиротворенно и налил себе только половину. Молодой коллега последовал примеру более опытного товарища. Теперь каждое действие с краю президиума сопровождалось нараставшими аплодисментами большого зала. Горисполкомовская дама под шум млела и все больше разгорячалась и распалялась, внося в действо дополнительные радужки.

Окончание графина совпало с бурным и счастливым окончанием у посланной сверху фифы и вызвало овацию под крики бис и браво. Бюст Ленина, ласково щурясь, взирал на происходящее.

Это был уже 1989 год, поэтому никаких идеологических наказаний, при всей тогдашней скотской антиалкогольной истерии, не последовало.

Почти десять лет назад разыгралась при мне готовая миниатюра.

Холл старенькой, сталинской постройки ещё, двухэтажной городской больнички. Всюду бедность, и лепнина на потолке. Навестить больного приехала его родня, четыре человека: жена, дочь с мужем и пузатый громкогласый и требовательный крепыш-внук.
Сам больной - крепкий, но в послеоперационном состоянии и чуть оплывший от возраста, дед лет семидесяти. Перебирает в пакете принесённые супругой вещи. Супруга - его ровесница. Но если обычно старухи крепче своих мужей, то здесь обратный случай. Когда-то вострая и живая, с любопытствующим носиком, бойкими руками и острым язычком, теперь она лишь неудачно, но с прежним натиском старается быть ранешней - боевой и командной. А головушка и тело, увы, подводят. Их полушутливая перебранка - бодрящейся бабки и озорного некогда старика - вызывает улыбки в небольшом холле и заставляет чуть-чуть краснеть остальных взрослых членов семьи. Старуха покрикивает на своего спутника жизни и объясняет, как ему надо лечиться. А тот, с непередаваемой, стяжённой за долгие совместные годы жизни душевной теплотой, пользуясь более ясным умом, по мелочи подкалывает многолетнюю vis-а-vis.
Внезапно дед, шебурша в принесённом имуществе, не обнаруживает чего-то важного: может, сменного белья, может, ещё чего. Деланно сурово глядя на спутницу жизни, он говорит:
- Что, командирша, просьба-то где?
- Ой!.. - Отвечает дребезжащий, но волевой голос. - Стара стала. Прости. Головушка-то не работает.
В глазах больного вдруг мелькают озорные искорки, и язвительный голосок супруга объявляет:
- От-та! Мол, как восьмой десяток, так и поглупела! Да ты ж всегда такая была. Сколько тебя помню - дурилка несусветная.
- Что?!
Несмотря на немного наигранную хилость, бабке такого два раза повторять не надо.
- Ты ж!.. Уж... Ожил, что ли? - и старая колко смотрит во внешне непричастное лицо оппонента. - На-ко ж! Оправился!
- Нет, ну вот ты сама посуди, - продолжает рискованную игру дед, - ну разве кто умная за меня за такого замуж пойдёт?
- Нет. - Отрезает бабка. Её женская сущность этими словами удовлетворена полностью. - Нужен ты кому такой. Стирай за тобой.
- Во-от... А я что говорю? Когда я ошибался-то?
И дед состраивает умилённо-умудрённую рожу.
До старой доходит. Она начинает возмущённо хватать ртом воздух, но слов - а это самое тяжёлое для женщины - у неё не находится.

Мне смешно. Я выхожу из маленького холла на морозный утренний воздух. В глазах почему-то щиплет. Наверное это ветер. Господи! Сотвори нас всех любящими.

СА. Ранний вечер. Казарма готовится вилкой и всей душой исследовать последние за день продукты питания. Из Канцелярии высовывается лицо дежурного прапорщика и межзубо командует дневальному:
- Строй роту в столовую.
Дневальный, полутораметровый узбечёнок начала второго года службы надувается портяночными, ваксовыми и прочими парами и восклицает:
- Рота!..
И замолкает.
Рота удивлённо поворачивает головы.
Узбечёнок полутораметрово надувается второй раз и воодушевлённо втыкает в потолок:
- Рота!!
Рота не менее воодушевлённо втыкает глаза в дневального.
Узбечёнок вбирает в себя всю сгущённую окружающую атмосферу и наконец-то выдаёт для замершего зала:
- Рота-а-а! Третий завтрак становись!

Под солдатский смех сержант уводит конферансье на заслуженные аплодисменты.

-- Это вам маловерным святые как персонажи исторические или как из книжки какой. А мы с пророком Илиёй чуть не четверть века дружим. -- Разговорился после службы святому за трапезой знакомый пожилой священник.

Сказать, что мы удивились, было бы неправильно. Первая мысль лично у меня была, что батюшка малость не в себе. Судя по лицам участников разговора, моё мнение некоторые разделили точно. Батюшка с улыбкой посмотрел на наше плохо прикрытое недоумение и продолжил:

-- Ещё в начале службы моей дали мне приход сельский. Ну как "приход"? Жилья нет, прихожан две тётушки с соседней деревни, и огромный полуразрушенный царских времён ещё храм сорокаметровой высоты.

Батюшка ненадолго замолчал, видимо нахлынули воспоминания.

-- Машины в семье тогда не было, а хочешь не хочешь, добирайся и служи. Сказать по правде, не только машины, а и просто с деньгами тогда никак у меня было. Выкручивался так: на общественном транспорте доезжал до выезда из города, а дальше "на перекладных". В добавок ко всему, год тот был в наших краях крайне дождливым. Так что каждые утро и вечер прибавлял я к молитвенному правилу две краткие молитовки: святителю Николаю Чудотворцу и Илие-пророку. И знаете, не было ни одного случая за все мои путешествия, чтобы опоздал или намок. Иной раз несколько машин поменяешь попутных -- а вовремя. И подготовиться к службе успеваешь. Или было, на пяти авто однажды туда добирался. Пока в машине едешь -- дождь, выходишь следующую ловить -- сухо. И до того я, друзья мои, через месяцок примерно расхрабрился, что, не поверите, зонт с собой брать перестал. Но вера она на то и вера, чтобы верным быть Богу истинному и на стороны не таращиться. Однажды в городе проходил я мимо книжного подвальчика. А я ведь книгочей, да и зрение тогда не чета нынешнему было. Зашёл в него. Тогда, после советской власти, много чего на литературных полках появилось нового. Увидал я книгу славянских вед. И грех любопытства одолел. Открыл и давай всяких, прости Господи, перунов со сварогами разглядывать. Минут двадцать листал, дурень. Вышел из книжного, отошёл метров на двадцать, и тут на меня такой ливень августовский вылился, что на всю жизнь запомнил. И ведь, главное, остановка метрах в ста пятидесяти, а пока добежал -- весь подрясник как из речки вынули.

Усвоил я тогда в прок науку пророка. Иду, смеюсь. Домой зашёл, дома гости верующие. Рассказал, вместе посмеялись. Так что, когда предложило начальство в городе строиться, во имя Илии строить и решил. Но, как говорится, человек предполагает одно, а выходит всяко. Руководство поменялось, и стройка замерла. До сих пор, кстати, только фундамент часовни на том месте, и многие не только из светских противятся. Но раз пообещал -- надо делать. Через несколько лет накопилась у меня вполне приличная свободная сумма. С начальством не очень отношения были... А что такого? И у батюшек не всё в жизни гладко... В общем, договорились мы с приятелем, благочинным он был в одной не сильно далёкой епархии, храм пророку у него построить. С меня средства, с него труды. И построили. Потому как дОлжно человеку верным быть! Подогнал я в тот год отпуск к открытию и поехал. А по службе той вещь интереснейшая с нами случилась: положил Господь в тот день по освящению Илиинского храма на сердца наши ликование. Это когда лишь небесное на сердце. Светлое и сияющее. По исполнению обета Божьего даётся такое. Это, брат ты мой, ни с чем не перепутаешь. Я тогда крепко запомнил это чувство. Тоже, вишь, опыт.

Батюшка отпил подостывшего крепкого чаю из большой настоятельской кружки и продолжил.

-- Жизнь моя материально к тому времени наладилась, от дождя бегать нужды не стало. Какое-то время ещё читал молитовку, а потом, грешен, перестал постепенно. Однако ж к святому чувство не потерял. В этом же году сам готовил службу на сегодня на его день. И -- поленился! На утрене два канона положено, а я один сократил. Мол, приход наш нынешний маленький, ничего такого.

Вечером отслужили, а утром рано, перед сегодняшней Литургией, матушка в окно смотрит и говорит:

-- Чего это ты люк в машине не закрыл?

А на Илию же, сами знаете, всегда дождь. В общем, опять "умыл" меня святой. Еду в храм, заднее мое мокрое всё, а на душе радостно, смеюсь: напомнил пророк о себе и по-дружески поправил. Спасибо ему -- разумнее буду.

Если бы Шекспир жил в наши дни, он бы сказал: "Весь мир - цирк, и все мы
в нём - клоуны".

Захожу в магазин. Жена попросила купить крем для ног. Спрашиваю
продавщицу:
- У вас есть крем для ног?
Она отвечает (продавец нерусская):
- Есть только черный, коричневого нет.
У меня ступор как же ей объяснить??
Спрашиваю:
- Крем для голых ног есть???
В ответ она долго думала и вывалила целую кучу кремов для ног!

Из историй дореволюционной России.

Уральское (сибирское?) село. Казаки, в общем. Свой быт, свой уклад, свои нормы и порядки. Русско-Японская прошла, до Мировой ещё годы.
В село приезжают и живут трое инородцев-черкесов. Первое время тихо. Потом у одного из местных пропадает строевой конь. А он у казака быть обязан. Однако, свидетелей никаких.
К приезжим подходят и предупреждают. Они "мамой клэнус" в громкий отказ.
Через некоторое время пропадает ещё конь. Свидетелей нет также. Приезжих предупреждают второй раз. Впрочем, с тем же успехом.
После пропажи третьего коня местные собираются с оружием и реально начинают охоту на горцев. Первого убивают на улице у дома, второго на площади. Третий забегает в магазин, и его достают уже там.
Тела топят в местном болотце.
Приехавший следственный чин пишет: "Трое приезжих пошли на болото за уткой и по ошибке перестреляли друг друга".

Тогда у нас было меньше всех в мире полицейских чинов всякого вида на душу. Сейчас больше всех. Без веры, совести и возможности саморегуляции ещё больше станет.

Что такое однополая семья в России? -- мама, бабушка и сын балбес.

Из старенького, пятнадцатилетней давности.
------------------------------------------

Фёдор Андреевич был человек честный. До принципиальности. С самого детства не бравший чужого. Даже видя валяющуюся на улице монету, никогда её не подбирал. Чему и детей своих учил, говоря:
– Не ваше – не трогайте. Ваше вас само найдёт.
Работал герой наш заведующим детским садиком №8 в весьма захолустном райцентре. Садик был относительно новый, но за годы катастройки пришедший в сильно ветхое состояние. Хорошим моментом в работе являлась лишь соседская, прихватизированная доморощенным буржуем Степаном, Межрайонная типография, с некоторых пор единственное градообразующее предприятие. В ней из-за постоянных демократических выборов и перевыборов печаталось немало белютней, программ, одноразовых спецвыпусков непонятных печатных изданий, листовок с фотографиями и без. Плюс районная газета. Плюс ещё чего иногда. А Степан был лет двадцать пять назад воспитанником Фёдора Андреевича. Поэтому в дошкольном учреждении то крыша старым шифером ремонтировалась, то пара банок бартерной краски появлялась, то ещё мелочь какая перепадала. Пусть б/у, но у других и того тогда не имелось.
И вот однажды Степан сам, безо всякой просьбы со стороны заведующего, возник у последнего в кабинете.
– Здрассьте, Фёдор Андреич! Я на разговор.
– Проходи, садись, - ответил зав, - как дела на буржуйском фронте? Чай будешь?
– Буду. – Ответил гость, затем принял надколотую в двух местах чашку, отпил и добавил, – Я тут придумал, как садику всегда безбедно жить.
У пожилого зава лицо мгновенно приобрело вид столь удивлённый, что Степан даже поперхнулся дешёвым «Нури».
– Я… ыых… кхе… кхе-кхе… свободно могу тут говорить?
– Да-да… – Почему-то несколько пискляво ответил заведующий.
– У меня идёт новое оборудование. Б/у. Из-за границы.
– Ну и?
– Это полный цикл многих современных полиграфических возможностей…
– Та-ак… – сразу прерывая рекламную речь гостя, вставил слово Фёдор Андреевич.
– В некоторых процессах участвует серебро. И его можно доставать по окончании работ специальной установкой. Я её уже заказал. И подумал: мы, если честно, и так неплохо живём. Давайте я в Ваш садик эту машину со всеми нашими отходами пожертвую. Вы её у себя установите, и всё ваше.
– Да у нас негде! Психологу отдельную комнату выделить не можем.
Степан несколько удивлённо вытаращился на собеседника.
– Фёдор Андреич! У меня места тоже мало. Фотовывод чуть не боком в июле установили. Вам же в том году газ в Ваш дом протянули? Горячая вода с ванной же есть теперь? Поставьте установочку у себя в баньке и развлекайтесь. Я вот другому бы никогда не доверил, но Вы человек порядочный, знаю, не украдёте. Только тихо, а то не дай Бог соседи проведают.
Разговор длился ещё минут пятнадцать. Потом Степан ушёл.

Примерно через полгода в довольно просторной баньке Феодора Андреевича появилась не шибко великая установка. Жене Фёдор объяснил, что это приработок, для типографии жидкость техническую фильтровать. Супруга особо не возражала: всё в дом копейка.
Первое серебро получилось уже на второй день. Вечер, вернее. Пожилой заведующий глядел подслеповатыми глазами на кучку внезапно привалившего счастья и… плакал. В его душе великим теплом разливалась любовь к хорошему человеку Степану.
Дней через сорок металла было уже… Этот момент мы опустим, дабы не вводить в грех хилую духом часть читателей. Фёдор Андреевич положил получившийся продукт в сумку и поехал в областной центр стричь купоны. Хоть и страшно было внутри, но в мечтах радостно витали новые двери, пластиковые окна и доски на пол. Ну и так ещё, по мелочи разное. Особое почётное место в некрупных мечтах занимал конёк, тот самый, как в детстве, качающийся.
– Непременно в старшую группу купить надо, – сладко соображал наш герой, – и горку сколотить. Интересно, а почём серебро сейчас? Не продешевить бы.
Но внезапно страшная мысль кольнула сердце:
– А вдруг нельзя?! Драгметалл ведь! – И тут мгновенно пришло решение.
Когда автобус выпустил всех из своего чрева на областном автовокзале, Фёдор Андреевич радостным и твёрдым шагом направился в областное УВД и честно объяснил суть вопроса совершенно остолбеневшему дежурному.

Исходя из исключительных обстоятельств дела и крайне положительных характеристик, суд признал откровения перед дежурным как явку с повинной и за незаконные переработку, хранение и транспортировку драгоценных металлов дал условно.
Степан отделался административным штрафом за самовольную утилизацию.

Всё-таки хорошо быть честным человеком.

Бандеровцы, сдавайтесь в НАТО! Вас напоют, покормят, помоют, выведут блох и глистов и снова подыщут хорошего немецкого хозяина.

Трубочка... Вот закуришь её, первую затяжечку сделаешь, дымок пустишь и смотришь, как он по небу разлетается. Кто трубку не курил, тот сладости сей забавы не чувствует. Сигарета что? - вкус бумажный. Нюхнёшь, аж воняет кислым. Эту колбасу как ни сласти, а всё едино доброго не чувствуется полностью.

Достанешь, бывало, кисет; разомнёшь его мал-мала по привычке... От тоже интересно, - чего б его мять? А табак в руках понять хочется, какой он. Иной чужой щупешь, и осознание - не тот. Вот ещё его на понюшку не взял, ещё его дурного и рыжего не видел, а чувство есть. Покуришь, конечно, из вежливости; поблагодаришь хозяина, где и похвалишь зелье... А то и верно, не бывает травы сей из одних изъянов: у одного - крепость, у иного - скус приятный, а какой и "богатый" есть, полнотой дыма берёт.

Однако ж моего табака лучше нет. Он мягкий, крепкий, душистый и, как дед говаривал, "ровный". Дымишь его, а приятность не меняется. Я даже пробовал несколько раз, набивал люльку доверху, так, что под конец и держать её трудно от жару, ан нет - вкус тот же. Это, между прочим, для табака большая ценность. Мне недавно с Мурманска знакомый четыре сорта привёз в подарок. Кисеты плёночные, клееные такие, яркие.

- Попробуй, - говорит, - Саня, чего приличные люди курют.

Попробовал. Ничего не скажу, табак справный. Позабавило только, что ихние буржуины в него добавляют всякое. Оно, грешным делом, по-началу нравится, но приедается быстро. Да и баловство это, сливу с вишней в трубку совать.

Не про то говорю, начал своё хвалить, а стал чужое ругать. Чужое пусть по чужим ходит, оно мне без надобности. Вечера у нас какие, а! Ти-ихие... С вечерка часов семи ветерок последний вздохнёт, ещё разок-другой вздохнёт и успокоится. Слышно, как комариха комара за бутылку ругает. А потом всё равно целует.

Мальчишки в это время из реки вылазеют и на край села гурьбой, стадо встречать. Там уже бабки да тётки собрались, пастуха костерят, что медленно ведёт. А рано пастух придёт, так ругают, что не допас. Им всё равно за что балаболиться. Пока всё стадо не разберут будут кости мыть. Ну да Бог с ними. А я в это время как раз привычку иму на лавочке у ворот сесть, кисет, как говорил, помять малёхо, трубочку продуть, прочистить соломинкою и неспеша, "расстановочно" до половинки её набить. Да-а... И это только в фильмах нервные курют - спички ломают. Как так? Не понимаю. Тут же, почитай, половина удовольствия в "процессе"! Вот пока пальцем табак уминаешь, так весь день прожитый перед тобой проходит... или проплывает. Тут уж кому как по душе. И дойку утреннюю вспомнишь, и как сено ворошил, и как с соседом с покоса ехали. Лошадь вспомнишь карюю свою, мохноногую, как она от слепней хвостом машет. Запах белого хлеба из пекарни вспомнишь, да как с термоса похлёбку в обед наливал. Хороший термос, китайский, со сталинских времён ещё живой, в цветах розовых такой. Да на солнце поглядишь, что к закату клонится. И подумаешь, что вот баба сейчас дойку вечернюю окончит, и можно баньку топить, пыль дневную с себя споласкивать.

И здесь и закуришь... Глубоко так затянешься. Здесь на первый дым и смотри.

А ты "сигаре-еты"...

*****************

Автор уже давно не курит.

Выходила тётя Мила
На высокий на балкон.
Под балконом нежно выл он:
серенадный баритон.
Тихо тренькала гитара,
нежно брякала струна,
по чуть-чуть пустела тара
раньше вермутом полна.
Где-то лаяли собаки,
где-то фыркали коты;
ах! видали б забияки
силу данной красоты,
как вперёд склонилась Мила,
как из платья бюст полез,
и как хрустнули стропила,
ощутимши Милин вес.

То не песня-серенада,
то не баритоний ор,
то в больничку Скорой надо
через красный светофор,
потому как пала Мила,
упоительно дрожа,
круглым центнером нехилым
со второго этажа
на своёва менестреля
под нежнейший до диез
неожиданно, не целя,
чтобы, сволочь, не исчез.

Не моё. Нашёл на просторах Интернета.

***

— Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
— Угу, — ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
— А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
— У окошка,- раздраженно ответил охранник.
— Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
— Там.

Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
— Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
— Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.

Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
— С вас 345 гривен и 55 копеек,- сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.

— И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше,- дед внимательно смотрел на охранника.

Охранник повернулся к деду:
— Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
— Аааа,- протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.

— Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? – раздраженно спросил охранник.
— Тебе по пунктам или можно все сразу? – спокойно ответил дед.
— Не понял? – охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
— Ладно, дед, иди, — сказал он через секунду и опять уставился в монитор.

— Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
— Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
— Да ты чего, да я щас!

— Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал.
Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу,- спокойно ответил дед.
— Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно?
Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.

На лбу охранника проступили капельки пота.
— Дед, ты это серьезно?
— Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.

— Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай.
Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут.
Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке,- сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.

Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.

Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
— Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!

В холле банка наступила абсолютная тишина.

— Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! — медленно произнес посетитель. В холле находилось человек десять клиентов.
Две мамаши с детьми примерно лет пяти.
Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста.
Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.

— Жми, жми, дочка, пусть собираются, —спокойно сказал дед.
— А теперь, все выйдите в холл,- сказал посетитель.

— Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? —миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.

— А ну, цыц, понимаешь тут,- серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
— Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, – не унималась миловидная старушка.
— Старик, ты чего, в своем уме? — сказал один из парней.
— Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду. Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю.

И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.

— А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите. Люди расселись на стулья в холле.
— Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты.
А ну, мальцы, не плакать, —дед весело подмигнул детям.

Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
— Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? – тихо спросила молодая кассир банка.
— А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
— Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, – спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.

— Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, — тихо
ответил посетитель.
— Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? – спросил мальчуган. Заложники заулыбались.
— А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, — весело ответил дед.

- Ну, что там ? — Тревожное срабатывание.
— Так, кто у нас в том районе? –диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
— Ага, нашел.
— 145 Приём.
— Слушаю 145.
— Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
— Понял, выезжаем. Экипаж включив сирену помчался на вызов.
— База, ответьте 145.
— База слушает.
— Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
— И это все?
— Да, база, это все.
— Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
— Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
— Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?

- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда,- дед присел на стул.

— Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? — спросила старушка.

— Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, — спокойно ответил дед.

— Тьху ты… Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.

— Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, —дед подмигнул малышам. Кассир подошла к телефону и все рассказала. — Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? — спросил мужчина в темной рубашке.

— А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
— Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
— Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.

Раздался телефонный звонок.
— Эка они быстро работают, — дед посмотрел на часы.
— Мне взять трубку? — спросила кассир.
— Нет, доча, теперь это только меня касается.

Посетитель снял телефонную трубку:
— Добрый день.
— И тебе не хворать, — ответил посетитель.
— Звание?
— Что звание?
— Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
— Майор, — послышалось на том конце провода.
— Так и порешим, — ответил дед.
— Как я могу к вам обращаться? —спросил майор.
— Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, — спокойно ответил дед.

Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.
— И так, я бы хотел ….
— Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
— Ну, я не совсем понял что именно, —растерянно произнес майор.
— Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.

Повисла неловкая пауза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
— Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт.
Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника.
Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, — дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.

— Я правильно понимаю? – спросил дед.
— В принципе, да, — ответил майор.
— Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу. Майор молчал.
— Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
— Так точно, товарищ полковник, —ответил майор

— Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей.
Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно.

Теперь требования, — дед задумался,
— ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, — дед засмеялся.
— Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, — сказал дед и положил трубку

— Это что за херня? — майор держал в руках разорванный конверт,
— бля, это что,шутка? Майор набрал телефон банка.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
— Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно?
Никаких шуток там нет. Все, что там написано — все на полном серьезе.

И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.

— Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю,-миловидная старушка шептала кассиру, — да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил.
Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала.
Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком.
Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла.
А когда вернулись... ограбили их квартиру.

У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды.
А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли.
А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу.

Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли.
А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…

Зазвонил телефон. — Разрешите обратиться, товарищ полковник?
— Разрешаю, говори, майор.
— Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
— Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.
— Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
— И я слово даю, выйду без оружия.
— Удачи тебе, отец,- майор повесил трубку. В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.

— Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, — сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову.
Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.

— Ну, здравствуйте, мои родные,-прошептал дед, — и слезы, одна за другой покатились по щекам.
— Как же долго я вас искал,- он бережно гладил награды.

Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
— Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш. Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.
— Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.

— Лёнь, удачи тебе,- сказал миловидная старушка.
— Да, удачи вам, — повторили все присутствующие.
— Деда, смотри, чтобы тебя не убили, —сказал второй малыш.

Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал: — Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня.
Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью — днем Победы.

Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.

Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана?
Его награды, ведь каждая награда — это история, которую надо хранить в сердце и оберегать.
Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.

Дед развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.
— Чо- та сердце шалит, волнуюсь сильно.
— Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть: — Давай, отец, соберись.

Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
— Стой, отец, я с тобой пойду,- тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
— Нет, это не твои сто метров.
— Мои, отец, еще как мои, я афганец.

Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке.
И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня
«День победы» в исполнении Льва Лещенко.

Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров.

Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45…

Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
— Дед, держись, ты воин, ты должен! Дед шептал 67, 68, 69, 70...

Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал….96, 97, 98…
он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
— Сто метров… я смог.

На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец...

***

Хотелось бы выбрать теги ЧЕСТЬ, СОВЕСТЬ и МУЖЕСТВО, но по правилам сайта вынужден выбрать Украина, война и демократия.

"Не моё. Нашёл на просторах Интернета.

***

— Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?
— Угу, — ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.
— А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.
— У окошка,- раздраженно ответил охранник.
— Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.
Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.
— Там.

Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти.
Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:
— Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.
— Ты не серчай, сынок, я же думал что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.

Дед медленно пошел к ближайшему окошку.
— С вас 345 гривен и 55 копеек,- сказала кассир.
Дед достал видавший виды кошелек, долго в нем копался и после выложил купюры.
Кассир отдала деду чек.

— И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашел лучше,- дед внимательно смотрел на охранника.

Охранник повернулся к деду:
— Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.
— Аааа,- протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.

— Отец, вот скажи мне, тебе чего еще надо? – раздраженно спросил охранник.
— Тебе по пунктам или можно все сразу? – спокойно ответил дед.
— Не понял? – охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.
— Ладно, дед, иди, — сказал он через секунду и опять уставился в монитор.

— Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.
— Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.
— Да ты чего, да я щас!

— Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал.
Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу,- спокойно ответил дед.
— Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно?
Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.

На лбу охранника проступили капельки пота.
— Дед, ты это серьезно?
— Нет, конечно нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришел.

— Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай.
Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут.
Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке,- сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.

Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи.

Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:
— Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!

В холле банка наступила абсолютная тишина.

— Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! — медленно произнес посетитель. В холле находилось человек десять клиентов.
Две мамаши с детьми примерно лет пяти.
Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста.
Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка.
Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.

— Жми, жми, дочка, пусть собираются, —спокойно сказал дед.
— А теперь, все выйдите в холл,- сказал посетитель.

— Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? —миловидная старушка явна была знакома с грабителем.
Все посетители и работники вышли в холл.

— А ну, цыц, понимаешь тут,- серьезно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.
— Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, – не унималась миловидная старушка.
— Старик, ты чего, в своем уме? — сказал один из парней.
— Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – спросил мужчина в темной рубашке.
Двое мужчин медленно двинулись к деду. Еще секунда и они вплотную подойдут к грабителю.

И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.

— А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро все закончится, сядьте на стулья и просто посидите. Люди расселись на стулья в холле.
— Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты.
А ну, мальцы, не плакать, —дед весело подмигнул детям.

Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.
— Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платежке, вас же узнают за две минуты? – тихо спросила молодая кассир банка.
— А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.
— Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, – спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.

— Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, — тихо
ответил посетитель.
— Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? – спросил мальчуган. Заложники заулыбались.
— А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, — весело ответил дед.

- Ну, что там ? — Тревожное срабатывание.
— Так, кто у нас в том районе? –диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.
— Ага, нашел.
— 145 Приём.
— Слушаю 145.
— Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.
— Понял, выезжаем. Экипаж включив сирену помчался на вызов.
— База, ответьте 145.
— База слушает.
— Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.
— И это все?
— Да, база, это все.
— Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.
— Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.
— Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чо ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?

- Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда,- дед присел на стул.

— Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? — спросила старушка.

— Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, — спокойно ответил дед.

— Тьху ты… Раздался звонок телефона на столе в кассе.
Кассир вопросительно посмотрела на деда.

— Да, да, иди, дочка, ответь и скажи все как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, —дед подмигнул малышам. Кассир подошла к телефону и все рассказала. — Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, все окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? — спросил мужчина в темной рубашке.

— А я, сынок, скрываться- то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.
— Чудишь ты дед, ладно, дело твое.
— Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.
Охранник положил на стол связку ключей.

Раздался телефонный звонок.
— Эка они быстро работают, — дед посмотрел на часы.
— Мне взять трубку? — спросила кассир.
— Нет, доча, теперь это только меня касается.

Посетитель снял телефонную трубку:
— Добрый день.
— И тебе не хворать, — ответил посетитель.
— Звание?
— Что звание?
— Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?
— Майор, — послышалось на том конце провода.
— Так и порешим, — ответил дед.
— Как я могу к вам обращаться? —спросил майор.
— Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, — спокойно ответил дед.

Майор Серебряков провел с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.
— И так, я бы хотел ….
— Э нет, майор, так дело не пойдет, ты видимо меня не слушаешь, я же четко сказал по уставу и по званию.
— Ну, я не совсем понял что именно, —растерянно произнес майор.
— Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.

Повисла неловкая пауза.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?
— Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт.
Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника.
Если ты сделаешь все, как я попрошу, тебя ждет блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, — дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.

— Я правильно понимаю? – спросил дед.
— В принципе, да, — ответил майор.
— Вот, ты уже делаешь все не так, как я прошу. Майор молчал.
— Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?
— Так точно, товарищ полковник, —ответил майор

— Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей.
Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно.

Теперь требования, — дед задумался,
— ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, — дед засмеялся.
— Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдете. В конверте все мои требования, — сказал дед и положил трубку

— Это что за херня? — майор держал в руках разорванный конверт,
— бля, это что,шутка? Майор набрал телефон банка.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться?
— Разрешаю.
— Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?
— Майор, не в моем положении шутить, ведь правильно?
Никаких шуток там нет. Все, что там написано — все на полном серьезе.

И главное, все сделай в точности как я написал. Лично проследи, чтобы все было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.

— Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю,-миловидная старушка шептала кассиру, — да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошел, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил.
Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала.
Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком.
Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, все вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла.
А когда вернулись... ограбили их квартиру.

У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмешь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды.
А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти все подчистую вынесли.
А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, еще одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу.

Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя еще с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли.
А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…

Зазвонил телефон. — Разрешите обратиться, товарищ полковник?
— Разрешаю, говори, майор.
— Все сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.
— Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.
— Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.
— И я слово даю, выйду без оружия.
— Удачи тебе, отец,- майор повесил трубку. В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съемочные группы работают непосредственно с места событий.

— Мил человек, там, на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, — сказал дед, глядя на мужчину в темной рубашке.
Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову.
Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.

— Ну, здравствуйте, мои родные,-прошептал дед, — и слезы, одна за другой покатились по щекам.
— Как же долго я вас искал,- он бережно гладил награды.

Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.
— Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, — удивленно сказал малыш. Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.
— Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.

— Лёнь, удачи тебе,- сказал миловидная старушка.
— Да, удачи вам, — повторили все присутствующие.
— Деда, смотри, чтобы тебя не убили, —сказал второй малыш.

Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал: — Меня нельзя убить, потому что меня уже убили.
Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали ее на свой лад.
Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня.
Ветеран, он же одним днем живет, одной мыслью — днем Победы.

Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили.

Меня убили, когда по Крещатику прошло факельное шествие фашиствующей молодежи.
Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана?
Его награды, ведь каждая награда — это история, которую надо хранить в сердце и оберегать.
Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.

Дед развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в темной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.
— Чо- та сердце шалит, волнуюсь сильно.
— Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.
Мужчина держал деда под локоть: — Давай, отец, соберись.

Это наверное самые важные сто метров в твоей жизни.
Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.
— Стой, отец, я с тобой пойду,- тихо сказал мужчина в темной рубашке.
Дед обернулся.
— Нет, это не твои сто метров.
— Мои, отец, еще как мои, я афганец.

Дверь, ведущая в банк открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вел мужчина в темной рубашке.
И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня
«День победы» в исполнении Льва Лещенко.

Полковник смотрел гордо вперед, по его щекам катились слезы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда еще в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров.

Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45…

Дед все тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.
— Дед, держись, ты воин, ты должен! Дед шептал 67, 68, 69, 70...

Шаги становились все медленнее и медленнее.
Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой.
Дед улыбался и шептал….96, 97, 98…
он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:
— Сто метров… я смог.

На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец...

***

Хотелось бы выбрать тэги ЧЕСТЬ, СОВЕСТЬ, МУЖЕСТВО. Но по правилам сайта предложено Украина, война и демократия.
Я принимаю правила "

-- Алло, это СБУ?
-- Да, что Вы хотели?
-- Мой сосед говорит по-русски!
-- А Вы, почему говорите по-русски?
-- А Вы, почему спрашиваете по-русски?
-- ...
-- Слава Украине!
-- Героям слава!

На привокзальной площади.
-- Бабушка! Ваши пирожки раньше мяукали или гавкали?
Бабушка (сипло):
-- Задавали этот вопрос.

О ЛЮБВИ

Как-то вечером русалка
Подмигнула лешаку.
Ей-то что -- совсем не жалко.
А лешак к утру "ку-ку".
Говорит: "Хочу жениться,
Разберусь, чего куды.
Если что -- сойдет напиться,
Всё ж скотинка из воды".

И русалка-то не против!
-- Он мышцой не водянист,
Он любого окоротит,
Мой лесной антагонист.
Ну а то, что по природе
Мы несхожие слегка,
Так такое нынче в моде
И не судится пока.

Тут у всей подобной силы
Разделение пошло.
Молодежь гогочет: "Мило!"
Старики ворчат: "Пошл0'".
Змей Горыныч исплевался
На два первых третьим ртом,
Головами разругался
И одну срубил хвостом.

Три кикиморы к обеду
Возбудили женсовет:
-- Щас титястая приедет,
И мужьёв простынет след.
Ведь она не имат сраму,
У неё наружу грудь!
Кстати, грудь не входит в раму,
Не какая чуть-нибудь.

Сам Кащей глазел из замка
За подзорную трубу,
Что, мол, там за куртизанка,
Не уляжешься в гробу.
Увидал, так аж иголка
Засвербила во яйце,
Даже стало шибко колко
На иголкином конце.

Царь Морской прислал указы
Запрещающие брак.
Обещал наслать заразу,
Гигиену, свет и мрак.
Но, принявши валерьянки,
Ипохондрию словил,
Закатил под случай пьянку
И к ночи благословил.

И была, конечно, свадьба.
А потом великий пир.
Подарили им усадьбу,
Речку, лес а-ля ампир.
Вот всегда бы так: готично,
Чинно, тихо, без затей,
С фотопредками в приличном...

Вы бы видели детей.

Жил мужик в Европе. В Голландии, допустим. Решил жениться. Женился. Год, два, три... Детей нет. Стали с женой ходить по врачам, детей-то хочется. Денег убили -- уймищу. Толку ноль. Вдруг из турпоездки по России приезжает сосед и рассказывает, что в России, в глухой Сибири где-то под Красноярском живёт монах, и дана ему от Бога благодать: о рождении детей просить в силе большой. Собрался чел голландский с женой своей и поехали к нему. Приезжают к монаху, заходят и рассказывают о своей беде. Посмотрел на них монах и говорит:
-- Да вы офонарели, мужики!

Украина стала Европой. Законы переняла, нравы, повадки... Гуляет во дворе маленький Гриня. Ему с окна:
- Гриня, иди домой, галушки сварились!
- Иду, мамочка!
- Я не мамочка, я папочка!!
- Да чёрт вас разберёт.

Мужик звонит по телефону.
Парень: Ало!
Мужик: Ало! Здравствуйте! Это посольство Голландии?
Парень: Голландским бывает сыр и Х..Й, а это посольство Нидерландов!

В Беларуси на уроках труда ученики делают всякие стульчики да табуретки, а в России - булавы.

А.Лукашенко вчера на своём избирательном участке после голосования, которое как всегда очень уверенно совершил младший сын Николай, сообщил присутствующим журналистам, что «готов к растерзанию», а ещё добавил:
- Беларусь никогда не будет площадкой атаки на любое государство, в том числе — на Украину. А вот российских баз нам никаких не надо! И что решают в этом случае российские самолеты на наших аэродромах? 24 штуки — полк… Мелочь.

Отец Григорий священнического стажу имел к тому времени лет восемь. Кроме стажа были у Григория должность вечно второго священника в миллионном городе, зарплата в 6300 рублей и скверные отношения с правящим архиереем. Собственно, из-за последнего фактора и были два предыдущих. Третий священник храма на вопрос о своём заработке Григорию старался не отвечать. Четвёртый ещё зелёный был, его и спрашивать не стоило. Диакон же отца Григория не любил. А у отца настоятеля интересоваться этикет не велел.

Ещё у нашего героя имелись детей трое и сердитая в меру супруга; а так как зарплата была маленькая, то мера супружнина была большая.

Супружницы, они, брат, такие. Положено им.

Говоря выверенным языком статистики, уровень прожиточный официально-минимальный в миллионном граде обитания равнялся на весьма среднего состава семью отца Григория в ту пору 17320 целковых. То есть как ни крути, а девять тысяч с гаком даже до нищеты не хватало. Одиннадцать то есть.

К чему это я говорю? Только лишь к мере супружниной, потому как с неё, с меры, всё и началось. Не давала мера эта бабе жития на земле грешной. Вот не давала, хоть что говори. И такая у женщины сей мера большая была, что после зарплаты десятого числа – всегда десятого, заметьте! без опозданий! – четырнадцатого она, баба вредная, уже думала где деньги взять. И не просто думала, а неоднократно с единоутробными желанными чадами еёными и отца Григория к матери своей уходила. До появления признаков денежных знаков в доме положенного венчанием проживания.

Патриархом же в ту славную пору был святейший Алексий Второй.

Нам это, впрочем, пока без разницы. Не по сюжету ещё.

Батюшка с отцом настоятелем своим не раз по поводу кормления семьи вопрос подымал. Но тут ведь какое дело: архиерей, будучи в курсе происходящего, на каком-то обеде сказал при отце настоятеле, как он, архиерей, рад, что отец Григорий нашёл своё место. И отец настоятель правильно понял, что Григория никуда не деть, а зарплата у него, Григория, по месту. А не понял бы, так и настоятелем бы не был. Это все понимают.

За что Григория так начальство любило? Не знаю. Но догадка имеется: он ведь вопрос про, так сказать, довольствие настоятелю более-менее регулярно задавал задушевный? Регулярно. Радость этот вопрос отцу настоятелю приносил? Ну само-собой, что не приносил. Так, сдаётся мне, что и у архиерея батюшка неудобное спрашивать себе позволял. А после этого, брат ты мой, всегда положено за 6300 служить, а хотя бы 11020 к ним не рассматривать.

Но это догадка только. За точность не в ответе я. Но догадка серьёзная.

Тут повторить надо, что патриархом в сию славную пору был святейший Алексий Второй. И наметил патриарх повторную поездку в тот великий миллионный город, где батюшка наш службу худо-бедно правил.

По случаю приезда зело знатного гостя, хотя маршрут и был согласован загодя, всем сотрудникам всех храмов города от достославнейших отцов настоятелей до сторожей церковных косноязычных было велено при полном параде ожидать по своим приходам. Отцам настоятелям с крестом напрестольным* на разносах выдающейся работы с салфеточкой, остальным просто чистыми. Впрочем, люди кумекающие, и так сообразили. В ожидании таком, кстати, выгоды есть: детально сложности понимающие, ввиду привязанности к месту, вопросов задать не смогут, радость пребывания не омрачат. Ибо в первый приезд были вопросы, чего греха таить. Ну и плюс шпионы вражеские запутаться в маршруте могут, глупые шпионы которые.

Вот и в храме отца Григория по повеленному чину и ранжиру ожидали все. Хоть и не заедет святейший, а надо. А на всякий случай, уж на совсем всякий, из марсианских хроник практически, девку-хористку поголосистее за ворота выставили: «ЕДУТ!!!» орать коль чего.

И приспичило ж в тот час какому-то тридесятой гильдии предпринимателю приехать в храм и просить лесопилку за три квартала освятить! Да ещё джип свой окаянный чёрный румяный намытый поперёк ворот остановить!

Тут надо сказать, что на освящение на румяных чёрных джипах обычно отцы настоятели уезжают. И румяные чёрные джипы обычно почему-то именно отцов настоятелей увозят. Но тут такой случай, что отец настоятель никак не мог. Но и отказать нежелательно: вдруг потом джип намытый архиерею епархиальному нажалуется, что священники, мол, были, а никто не поехал. И придумал отец настоятель ну очень гениальный ход: велел поехать отцу Григорию. И треба отслужена, и вопросов, случись чего, не будет неудобных. А отец Григорий и рад: чего если и случись – его, грешного, рядом не было. И матушке будет что отдать.

И уехал отец Григорий аж за три квартала.

А в храме стоят, ждут. Звонят. По телефонам. Переживают.

А отец Григорий служит. А как отслужил через часок, так ему тридесятой гильдии предприниматель пятьсот рублей и время собраться дал, на машинку свою посадил и обратно повёз.

А через пять минут девка-хористка голосистая, у ворот караулить поставленная, видит, причём своими глазами видит, что движется к храму джип чёрный намытый румяный. А в джипе, в облачении уставного цвету, некто с крестом на чреве сидит. Ну и «ЕДУТ!!!» своё положенное заорала во всю глотку. Здесь отец настоятель с напрестольным крестом на разносе выдающейся работы из храму со всей братией высыпает, и улыбаются все.

И отец Григорий из джипа выходит.

И понял ведь мужик.

Взял в десную руцу** крест с пуза и благословил улыбающихся.

Всех и перекосило.

Троих только не перекосило: сторожа одного косноязычного, чтицу смиренную да четвёртого священника. Но тот ещё зелёный был, крест наперёд человека видел.

Да вот алтарника старшего не перекосило ещё: он умный, в лице вообще не переменился.

Но Григорий делегацию – за встречу – вслух с двумя полупоклонами поясными поблагодарил. И в алтарь пошёл настоятельский требный чемоданчик на место ставить.

А через полгода примерно, после очередного разговора с настоятелем о мере супружниной, был отец Григорий третий раз почислен за штат. А потом деревню выпросил.

Зато, как говорится, за приличного человека приняли.
–––––––––––––––––––––
* Крест, который находится в алтаре на Престоле.
** ...в правую руку...

-- В регионе масочный режим.

Каждый день нам приходят такие СМС. Учитывая количество сим-карт, подобных СМС за месяц по стране рассылается никак не меньше миллиардов трёх. Неплохой заработок кому-то. Но это в сегодняшней теме -- дело десятое. Разговор пойдёт о масках. Точнее, о последствии их ношения.

Когда только объявили т.н. пандемию...

Специально отвлекусь от основной темы. Ибо, как известно, "дьявол кроется в деталях". Греческое слово ;;;;;;;; (пандемия) переводится как "весь народ". Но народ в эллинистической культуре может называться ещё и "охлос", например, или "плебс". Или тот же "лаос". Не углубляясь во все тонкости, просто скажу, что "демос" и "демон" слова однокоренные. Т.е. дословно пандемия -- всебесие. Или все черти вместе. Или около того. По мере необходимости, так сказать. Но смысл тот же.

Итак, как только объявили именно пандемию, я навострил уши. Почему? Один из моих видов деятельности связан с исторически определённым набором жреческих знаний. Сразу оговорюсь, никаких чернокнижия, сектантства или эзотерики. Лишь довольно обычные управленческие&знательные моменты и плюсом немного любопытства. Почему бы не рассмотреть первую главу Библии (Торы) как главу о свете или выяснить, почему у секты хабадников не во всех переводах упоминается дерево ситтим. Как говорится, мелочь, а приятно.

Но сегодня лишь масочная тема.

Итак. Объявили их обязательное ношение. Достаточно быстро демос, плебс и прочий охлос просёк, что размер короновируса таков, что защищаться от него маской всё равно, что спасаться от тараканов решёткой Зимнего Дворца. Попутно выяснилось, что некая Всемирная Организация Здравоохранения здоровым маски носить запрещает по простой причине того, что во всю харю (пардон за мой французский) образуется парник для всяких вирусов. Тёплый и влажный. Идеальный. Что приведёт к лёгочным заболеваниям.

Смотрим статистику короновируса -- типично примерно везде. Смотрим статистику лёгочных -- резчайший всплеск после первых трёх месяцев этого года. Т.е. сперва уменьшение роста (действительно больным на лица маски надели), затем резкий рост (маски надели всем кому могли, парники начали выдавать урожай).

На моём предприятии лёгочными болезнями переболели ВСЕ масконосители. ВСЕ. Слава Богу, обошлось без смертей. Из неносящих переболел лишь один -- у человека хронический бронхит.

Совершенно недавно по телевизору увидел, что на Урале какой-то священник подвергся травле за то, что запретил на своём приходе (или монастыре?.. сейчас не вспомню) носить эти намордники. Результат -- ни одного заболевшего и гнев начальства и прессы вплоть до англоязычной ВВС.

Не удовлетворившись этим, я несколько раз посмотрел выступления нашего Президента. Типа, уж он-то знает! Так вот, наш светоч ни разу тряпочкой ни прикрылся в телевизоре за последние месяц-два. Более того, не поленился я и поехал постоять в областной столице у местного городского ФСБ. И -- диво дивное! -- с повязкой -- ни одного.

Я не могу у себя запретить работать без этой ритуальной тряпки -- придут и накажут финансово. Поэтому сотрудники обязаны держать её при себе. Как и я. Но носить мы её (пока) перестали.

А на десерт -- песенка. Мелодия на усмотрение благодарного читателя.

Не видно из-под маски ни... лица.
Открытое отныне будет вкратце.
А ну-ка натяни на морду цак
и слушай эцилоппа в пепелаце.

Пацакам не положено кацэ.
...и на ПэЖэй им не обрушить шаттлы...
Эцих готов. Лишь пляска на крыльце
среди сухой пустыни за два чатла.

Без счёта луца больше не купить.
Правительству здесь даже не живётся.
Осталось уксус в Красном-Белом пить
и цапу ожидать на дне колодца.

"КОГДА ПОНЯТНО"

Разговор в отделе здавоохранения уездного городка. Зам мэра, главврачи больниц местного и областного подчинения. Перед ними священник говорит о необходимости духовного окормления больных.

На лицах слушающих выражение изумлённо-неразберёшькакое. Сыпятся вопросы на тему "а поймут?" Вижу, священник давно уже знает, что идеологическим потомкам Дарвина и обезьяны о Боге говорить дело пустое. Ответ батюшки, который убеждает всех и всем ясен. После ответа выпадаю в осадок. Ответ - в точку на 100 баллов.

- Из многолетнего опыта общения с главврачами я утвердился в том, что никак не осознают необходимость этого главврачи с фамилиями на -ий и -евич.

Смех.

Решение принято положительное.

Знаю, что будут ругаться, но должна же быть и сказка в жизни.

КУРИНАЯ СКАЗКА.

В давние досказочные времена, такие стародавние, что даже сказок тогда не было ещё, в Тридевятом царстве, во столичном городе, в терему не терему, но в доме ладном с батюшкой и матушкой жила девица одна. Красивая! Глазищи у неё – небо синее. Распахнёт – лететь хочется. Но вот вечно с ней то одно, то другое несуразное происходило, как, например, эта история, которая всего-то с выеденного яйца началась.

Как-то девица завтрак на стол накрывала. Кашу по тарелкам положила, хлеб нарезала, огурцы с погреба достала, нацедила квасу, а посредине стола миску с варёными яйцами поставила. Причём все яйца обычные, а три хитрых: одно выеденное, другое деревянное, а третье сырое. Деревянное сделано – прямо не отличишь, так хорошо выточено да выкрашено, что пока о стол пяток раз не стукнешь и не догадаешься. А с выеденным ещё проще: оно, пока сырое, с двух сторон иголочкой прокалывается и выпивается. Ну а про сырое яйцо и объяснять не надо. И положила яйца в миску так: все как обычно, а хитрые с папенькиной стороны. С краю пустое, потом деревянное, а потом сырое. Шутейница, понимаешь.

Вот все откушать сели, батюшка с тарелки яйцо берёт, а оно – хрусть! – и в руке скорлупа одна. А супруга у отца удивляется:

– Что это такое с нашими курами? Отродясь такого не было.

Хозяин другое яйцо взял, осмотрел, вроде хорошее, об стол – стук – ничего. Посильнее – стук! – опять ничего. Он третий раз, аж покраснел весь, – как даст!!! – а само собой снова ничего. А девица ему подсказывает:

– Возьмите третье яйцо, папенька. Что-то это тоже какое-то неправильное.

Вот егоза!

Отец с тарелки третье берёт, уже по привычности его об стол ка-ак шмякнет! Ну и ясно дело в желтке весь. Дочка с мамкой глаза потупили, а самих смех разбирает. Вот понимают, что нельзя, а удержаться не могут. А батька рассердился и спрашивает:

– Кто на стол накрывал?

Девица видит, что отец осерчал, а что уже? Сама виновата.

– Я, – отвечает.

– Раз ты, так иди весь день у курятника сиди. Вспоминай, какие яйца у кур быть должны. К ужину чтоб вспомнила.

Что тут попишешь? Отец завсегда главный в доме. Поклонилась да пошла. К курятнику подходит и слышит, там куры промеж собой разговаривают. Пеструшка, это у них курица шебутная самая, чуть не вострей петуха, с верхнего насеста всему птичьему населению вещает. А те клювы поразевали и слушают.

– Мне тут сорока одна говорила, что в ненашенской книге «О вкусных и здоровых курах» написано, что в городе Париже, на птичьем рынке ихняя пернатая живность по новой моде ходит!

Все остальные сразу: «Как-кудак? Это по какой такой новой моде?» – всё им первое дело: как там птице в Загранице. Другого интересу нет. А Пеструшка видит, что в центре внимания, и давай перья пушить. С начёсами.

– Вы, клуши, тут в глуши, в провинции живёте, ничего о приличной жизни не знаете! А на Парижском птичьем рынке такие, как мы, с выщипанными бровями ходят. И бантик сбоку.

Тут куры, даже те, кто цыплятами заняты были, и то прислушались. А Пеструшка и дальше:

– Да что там брови! Надо, и гребешок покрасят. Хошь те в белый, хошь те в зелёный цвет. А выщипать могут не только брови! Могут так выщипать и зарисовать, как у нас ещё и через сто лет не смогут. Хочешь, под страуса; хочешь, под канарейку; хочешь, под попугая или под пингвина. А хочешь, даже под пуделя! А самый последний писк моды – полностью ощипывают и красной краской обливают.

Тут все куры сразу: «Ах!..», – а Пеструшка несёт, не остановишь.

– Да, – говорит, – полностью ощипывают. В специальных салонах. Кулинарии называются. В них ещё в гриль-солярии загорать можно.

Петух курятницкий здесь плюнул в сердцах и пошёл к соседскому петуху в гости. Чтоб не слышать. Ну про него ещё отдельный разговор будет, а Пеструха продолжает:

– Это хорошо, что Петька наш вышел. Хочу сказать, что в Париже курям от петухов свободу объявили.

Тут у всего курятника совсем ум за разум зашёл. Которые куры ещё стояли – все на гузку шлёпнулись. А эта непутёвая чешет и чешет:

– Там у них нет теперь закона, чтоб с одним петухом жить. Если характерами не сошлись, можешь в другой курятник идти. А можно вообще петуха выгнать, а потом какую фуфырчату птицу надо, таку и приглашать.

В это время из старого лукошка Хохлатка возьми да спроси: «А цыплята как?».

А Пеструшка в ответ: «А что цыплята? Ну одного, максимум двоих. А в свободное время можно по кулинариям походить. А с яиц на лицо маски молодильные хорошо получаются. Ими потом умные люди торгуют и большую деньгу имеют, между прочим.»

А Хохлатка снова: «А петухи?».

– А петухи у них глупые. С куриной модой согласные. С клушами не спорят.
Несураза до этих слов за дверью слушала, а как дослушала, так в курятник заходит и говорит:

– А давайте я вас по этой последней моде обустрою. И пощиплю и разукрашу. Петух вечером вернётся, а вы все такие неожиданные!

Куры чуть не винтом. Одна Хохлатка не согласилась.

– Не желаю, – говорит, – а то будет у меня под старость лет всего один или два цыплёнка, да ещё так же воспитанные, как парижские куры, мне тогда и червяка подать некому будет.

И отказалась.

К этому времени Петька, петух ихний, на соседний двор явился, в курятник зашёл и петуха соседского, Гришку, спрашивает. Ну куры соседские ему отвечают, что нету, мол, Гришки, в огород пошёл. Скоро будет. Петька, дабы время скоротать, жалиться начал на моду парижскую несусветную. От чистого сердца. В это время Гришка в свой курятник вернулся, видит, Петька раскукарекался, ну и рассердился маленько. Оно и верно. Надо кукарекать – себе в курятник иди. А Петька тоже раздосадован был, ну и не сдержался. В общем, подрались они. А когда подрались, случайно Гришкиного хозяина заначку спрятанную крылом задели. С вишневой наливкой. Наливка упала и о грабли – цок! Вся вишня по полу. Петухи попритихли и решили миром всё закончить. Под вишенку. И такой у них интересный разговор получился! Особливо, когда Петька у Гришки под левым глазом синяк увидал.

– Это что ж, – говорит Петька, – неужто я тебе?

– Нет, это мне посредством младшей хозяйской дочери.

– За что?! – поразился Петька.

– А ты что? Ничего не знаешь?

– Чего?

– Да ты, брат, совсем деревня, – Гришка ему, – давай расскажу.

– Давай, – говорит Петька.

– Дочку младшую хозяина нашего помнишь?

– Это косматая которая? Вас ещё с огорода гоняет всё время?

– Да. Мы эту косматую, что гоняет нас, за это Космогонией прозвали. Космогония эта раньше как? Заберёшься в огород, она, если увидит, у пугала рукава из карманов вытащит, пугалом потрясёт, ну, знамо дело, страшно, убегаешь. Или, в крайнем случае, прутиком выгонит. А тут месяц назад цыгане проезжали и за грош отдали ей настоящего куриного бога.

– Кого?! – Петька чуть вишенкой не поперхнулся.

– Бога, говорю. Куриного.

– А какой он?

– Ну какой, каменный такой, обычный, галечка с дырочкой. На верёвочке. С какого-то Чёрного моря. Она камушек этот в огороде на пугало повешала и теперь, если мы туда забираемся, за верёвочку этот камушек хвать вместо вички! Ох, и быстро мы теперь с грядок вылетаем! Злой бог куриный. Я вот не увернулся – и…

И тут Гришка горестно вздохнул, скосил глаз с фингалом и склевал сразу пару вишенок.

Помолчали. Затем Гришка опять вздохнул и сказал:

– Скорей бы уж суп.

– Какой суп? – почему-то насторожился Петька.

– А ты что, и этого не знаешь?! Ну да откуда тебе. Это мне наша куриная Космогония поведала. Тоже рассказать?

– Ага… – чувствуя, что немножко ошалевает от сегодняшнего дня, кудахнул Петька.

– Ну слушай. В конце жизни у каждого петуха наступает суп. А после супа – послесупие. А в послесупии петух, ежели за своим курятником как полагается смотрел, то попадает на планету Меркурий. Где полной мерой курам всё, чего пожелают.

– А какой этот Меркурий из себя?

– У-уу! Вся планета – сплошной огород. А червяков!.. И никто не гоняет. И навсегда.

– Так ведь скучно одному на планете-то?

– Да какой там скучно! Там тебя курии ждут!

– Кто?!!

– Курии! Это такие куры, которые могут быть на любую птицу похожи, хоть на жену индюка нашего. Оч-чень внушительная птичка. Ух! Валькурия!

– Э, погоди! Так там за эту вечность знаешь сколько цыплят появилось? Ступить некуда.

– Что ты! Курии не несутся. Особенность у них такая. Петушиная.

– Слушай, так ведь скучно вечно с одними куриями! С ума от тоски сойдёшь. Даже подраться не с кем.

– А-а! Тут особенность одна есть. Ежели петух курятник свой особо ревниво отстаивал и закончил супом, то может на Меркурий до сорока петухов с собой захватить.

– Ух ты! Ну тогда ладно.

Слово за слово, вишенка за вишенкой, и засиделся Петька у Гришки за полночь. Захмелел изрядно. Как до родного курятника дошел, не помнит. В курятнике родном за порог запнулся и свалился кубарем без памяти. Носом на Луну. Большую такую. А курам ощипанным ночью холодно стало. Перьев-то нету! Которые самые ощипанные, в красный цвет крашенные, самые первые под крылья ему и полезли. И другие, сколько могли, тоже. И пригрелись. И уснули. А ночью Петя возьми и проснись. На небе Луна как незнамо что светит. Где-то в ночи собака завыла, аж мурашки по коже. Петя голову направо повернул, а там!.. Сердце ёкнуло. Он зажмурился да голову скорей налево. Глаза открывает, а тут!!! Ну, думает, всё. Послесупие наступило. Балаган ужасов, часть вторая: «Первомай в кулинарии». А тут ещё одна курица зелёную голову в синих перьях к нему поворачивает и, не открывая глаз, сквозь сон шепчет:

– Петенька, ты ведь всегда с нами будешь? – и улыбнулась. Не открывая глаз также.

Петька бедный от ужаса вглубь курятника бросился, а там! Какая птица под ёжика, какая под пыжика – все размалёваны.

– Всё, – подумал петух. – С ума сошёл. Или точно Меркурий. Вот она, полная мера.

И взмолился Петя куриному богу:

– Бог ты мой куриный! Ежели я утром в родном курятнике очутюсь, то обещаю до конца дней своих никогда не драться, кукарекать только по часам и на кур не глядеть. Тем более в журналах французской кулинарии.

Сказал и в обморок грохнулся.

Утром очнулся – глаза косые, лапки трясутся, языком в рот попасть не может, и клюв почему-то не закрывается. А на кур даже смотреть боится. Как косыми глазами посмотрит, снова в обморок падает. Через голову.

Так месяца три-четыре прошло. Весной батька у девицы и спохватился. Это что ж ты! Через три недели Пасха, а от курей яиц нету. Разобрался батька. Правда, куриц отмывать пришлось – все как попугаи раскрашены. Аж петух от них шарахается. Курицы за ним гоняются, уже и не кудахчут, курлычут только, а он от них. Гребешок белый дыбом. А в глазах ужас. Какие ж яйца-то к Пасхе, когда петух седым стал. В суп класть страшно.

Почитай, ещё месяца три минуло, пока петух в себя пришёл. А всё почему? Потому что на ночь глядя надо не вишенку клюкать невесть где, а дома спать. И неча по чужим курятникам шлындать. Тогда и тебе в курятник всякие с фантазиями заявляться не будут.

ГДЕ БЕРЕМЕННЫЕ БАБЫ?

Эпиграф из брежневских времён.

-- Почему водка такая доступная?
-- Чтобы народец не протрезвел и не спросил, где царь-батюшка.

********

Последние две недели задумался я над одной темой: ГДЕ БЕРЕМЕННЫЕ БАБЫ? Баб как таковых б0льшая часть народа. Детородного возраста из них примерно половина. То есть для четверти населения перманентно ходить с пузом есть норма. Где эта норма? И вообще, это -- норма? Или чтобы забеременеть надо "квартира, машина, дача, счёт, кипр, хургада, тайланд, институт, карьера, должность, планы, подумать, пожить, шуба, колечки, цепочки, телевизор, ноуфрост, айфон, интерн..."?

За три недели при постоянных поездках по далям, весям и куличикам обнаружил лишь двух. Две, Карл! Не, я не спорю, может быть, у кого-то и незаметно было, потому как всего лишь через 15 минут после известного процесса. Ну хорошо, отставим (отложим?) в сторону ещё половину. Но это тоже не меньше, чем каждый десятый из живущих зде и ныне. Я согласен и это вдвое уменьшить. Но тогда всё равно пять из ста хоть как должны остаться. Пусть даже ТРИ. Но где эти "ТРИ"? Или и этих тереть, пардон за парафраз, некому?

Предварительный вывод такой: чтобы бабы беременные были, нужны две вещи:
1) бабы должны быть женственными, а не хабалками,
2) мужики должны быть во всех смыслах с яйцами.

Читатель! Твоя баба в детородном возрасте? Может, протрезвеем от совковщины?

Навеяло вчерашней историей про скалолаза.
Знавал я тоже одного скалолаза-домового. История такая: полез он как-то в общагу к скалолазке заветной своей. За скалоласками, видимо. Иначе ж зачем лезть-то? Только на финишном пятом этаже милая одуванчик бабушка-вахтёрша окно нескалоласково захлопнула перед стадальческим лицом, мол неча тут, не положено через окна поздно вечером, домой ластуй, ихтиандр воздушный. Скалолаз до третьего вниз доластовал, а потом решил сократить спуск. По времени. И сократил. А фигли там по короткой-то: полметра, не больше. Несколько десятков раз. От этого сокращения немножко сильно увеличились пятки. В ширину. И запястья. И затылок. Потому что сплющился, наверное.
Я потом видал его скалоласку. Она к нему в больницу приходила. Ругаться.
Вот зачем лез, спрашивается?