Самые смешные истории за месяц!

Приходит интеллигентная женщина в Бакалейную лавку и спрашивает:
- А у вас есть в продаже молотый лавровый лист?
- Вы что-то путаете, мадам! - отвечает бакалейщик.
Молотов - это не лист. Это - министр!
Министр иностранных дел в Сталинские времена.
А Лавров - это министр иностранных дел в настоящее время.
Лавровый министр не продаётся!

МАМА ШАХМАТНОЙ ИГРЫ.

Все началось с пространственно-временной аномалии в тихом кафе в Санкт-Петербурге. Эмануил Ласкер, только что вышедший из 1895 года, где он доминировал над миром своей психологической игрой и сигарой, огляделся в поисках достойного партнера.
Его взгляд остановился на человеке с лицом, словно высеченным из камня, который яростно бормотал что-то про «проклятые дебюты» и «КГБ» себе под нос. Это был Виктор Корчной, "Виктор Грозный", из конца 20-го века, чья энергия могла бы питать небольшой город.
«Партию, сэр?» — галантно предложил Ласкер, приглаживая усы.
«Партию? Я их играю до завтрака по три штуки! Садись, покажи, на что способен твой 19-й век», — прорычал Корчной, за доли секунды расставляя фигуры.
Игра началась.
Ласкер начал философски, с испанской партии, тщательно обдумывая каждый ход с прищуром психолога, пытаясь понять душу противника. Он рассчитывал на длительную, изматывающую борьбу, где его оппонент сломается под психологическим давлением.
Корчной же играл так, словно его преследовал невидимый дракон. Он бил фигуры с такой силой, что пешки подпрыгивали. Его блиц-темп сводил с ума.
«Что вы так торопитесь, дорогой друг? Шахматы — это искусство, а не гонки на дилижансах!» — возмутился Ласкер, пытаясь успокоить пульс.
«Искусство? Это война, Эмануил, война! У меня здесь цейтнот на клеточном уровне!» — парировал Корчной, жертвуя слона за позиционное преимущество, которое Ласкер счел бы чистой воды авантюрой.
В середине игры Корчной, проведя невероятную комбинацию, пожертвовал ферзя. Ласкер, гений эндшпиля и материального преимущества, не мог поверить своим глазам.
«Это... это же чистейшее безумие! У вас не хватает целой ладьи и ферзя! Как вы собираетесь выигрывать?»
Корчной лишь усмехнулся своей фирменной, немного жуткой усмешкой и сделал ход конем, объявив мат в три хода.
Ласкер был ошеломлен. Его вековая мудрость и понимание позиционной игры разбились о дикую, неистовую энергию советской шахматной школы.
«Ваш стиль... он нелогичен, он анархичен!» — прошептал Ласкер.
«Мой стиль — это победа любой ценой, старина. А теперь извините, мне пора. Каспаров сам себя не обыграет», — ответил Корчной, исчезая так же внезапно, как и появился, оставив Ласкера сидеть в одиночестве с шахматной доской и глубоким экзистенциальным кризисом по поводу будущего шахмат.
С тех пор в кафе ходят слухи о призраке 19-го века, который иногда бормочет: «Психология... она больше не работает», глядя на пустую доску.

***
Иногда, посетители кафе играют на ней в шашки, в поддавки. А, поближе, к ночи, не брезгуют пощелкать и в Чапая, на щелбаны. Поговаривают, что некоторым из посетителей посчастливилось вставить пару щелбанов по лбу самого Эмануила Ласкера. Который, вдруг стал называть шашки «матерью шахматной игры», а когда пропускал один-два стаканчика бренди, то и очень «достойной матерью».

Вчера в кафе, при выборе нами веганских блюд, официант заметил, что он сам - всеядный и ни в чём себя не ограничивает, чем вначале вверг меня в ступор, а потом ответ родился сам собой: когда ты, после прочтения исследований Колина Кэмпбелла, Галины Шаталовой, Герберта Шелтона, Поля Брэга, Арнольда Эрета и др., находишься на том уровне осознания, что животная пища - это отрава, медленно убивающая организм изнутри, отравляя его токсинами, то просто перестаешь воспринимать её, как пригодную к употреблению еду. И у тебя нет физических ограничений т.к. поесть мяса становится равносильно принятию цианида, глотку бензина, употреблению гексана или вдыханию паров ртути. Вы же себя в этом не ограничиваете каждый день, вот и мы - веганы не живём в мире ограничений, мы живём в мире разделения еды на пригодную для нашего организма и яды.

Говорю жене:-сегодня я не забыл выключить свет в туалете.И это благодаря твоим напоминаниям.Как мне отблагодарить тебя?
Она смотрит на меня игриво и говорит:-наконец-то
А потом начинает громко хохотать...я врубаюсь ...и тоже ржу.Ну а потом...все получилось

Что нужно сказать Русскому человеку, чтобы он немедленно бросился это делать?
Русский, не делай этого!

История №1564000
САПОГИ - СКОРОХОДЫ

Ну простите, не устоял:

Чтобы совершить Екатерининский переворот, братья Орловы купили 35 000 вёдер водки....

Евреи на заслуги не скупясь, сказали, что евреи, на руку намотав пейсы отбивались от других евреев, которые распускали пейсы. Камерреру привет. Смешнее обсуждений после Сионских мудрецов не читал. Сайт про юмор. Более короткой и ясной прозы здесь было и есть. Но тут пархатый. Раствори 0,01 % в ведре воды и выплесни. Уже смешно. Но прочитал комментарии, стало страшно. Технически то я помесь литовца с казаком и коренным славянином. Отождествляю себя с русским. Но, братцы, палку гните, гните, да не перегибайте.

Бремя Благонравия или Эшафот Изящности

Чрезвычайно пространная хроника леди Аделаиды Шеппард,

в которой доказывается, что вкус — это не просто прихоть, а форма насилия, замаскированная под элегантность, и что женщины, уверенные в своей правоте, способны разрушить даже самое гармоничное общество, не пролив ни капли крови, но утопив всех в море нравоучений

Глава I

В которой автор, подобно дотошному садовнику, слишком долго копается в почве описаний погоды, порядка и женщин, убежденных, что между ними существует неразрывная, почти мистическая связь, и где каждая капля дождя — это урок в сдержанности

В тихом уголке Англии, известном как Сент-Мерингейт-он-Марше, даже природа вела себя с безупречным этикетом. Дождь здесь не лил потоками, как в каком-нибудь вульгарном тропическом раю, а падал с достоинством леди, спускающейся по лестнице на бал: каждая капля — точна, предсказуема и ни на йоту не выходит за рамки приличий. Солнце же сияло с такой умеренностью, что могло бы служить образцом для молодых девиц, обучаемых искусству скромности. В этом идиллическом порядке, где скандалы планировались за неделю вперед, а эмоции выражались строго по расписанию — от полудня до пяти вечера, — существовала одна досадная трещина, именуемая леди Аделаидой Шеппард. Эта дама обладала вкусом столь безупречным, что он граничил с тиранией: ее суждения о цвете обоев могли сломать карьеру декоратора, а мнение о фасоне платья — отправить модистку в отставку. Женщины, подобные ей, не просто живут — они реформируют мир, начиная с собственной гостиной, и убеждены, что хаос — это всего лишь отсутствие их руководства.

Глава II

О вдовстве как о высшей форме свободы, доступной добродетельной женщине, и о том, как потеря мужа может стать дебютом в обществе, где черное — не цвет траура, а манифест элегантности

Смерть сэра Элджернона Шеппарда не явилась трагедией для его супруги; напротив, это было нечто вроде триумфального выхода на сцену. Сэр Элджернон, при жизни отличавшийся главным достоинством — умением соглашаться со всем, что говорила жена, — ушел из жизни тихо, не оставив после себя ни долгов, ни скандалов, лишь аккуратный счет в банке и коллекцию трубок, которые леди Аделаида немедленно сдала в музей как пример мужской фривольности. Освобожденная от бремени супружеской рутины, она расцвела, подобно розе, которую наконец-то избавили от сорняков. Черное платье она носила не из скорби — о нет! — а из принципа: траур должен быть стильным, гармонировать с мебелью в стиле чиппендейл и служить напоминанием окружающим, что даже горе может быть облагорожено хорошим вкусом. «Вдова», — любила повторять она за чаем, — «это не жертва, а архитектор собственной судьбы. Она обязана подавать пример, особенно тем бедным созданиям, которые еще не осознали, насколько их жизнь нуждается в строгой редактуре». И в этом монологе, растянутом на полчаса, сквозила некая ирония: свобода Аделаиды была свободой от всего, кроме ее собственных правил.

Глава III

Небольшой, но утомительный трактат о женщинах, которые знают, как надо, и почему их раздражает не столько беспорядок, сколько его нежелание подчиняться их видению идеала, с примерами из жизни и размышлениями, способными утомить даже самого терпеливого читателя

Женщины вроде леди Аделаиды — это стражи гармонии в мире, полном несовершенств. Они не терпят хаоса не потому, что он уродлив (хотя, разумеется, он уродлив), а потому, что он упрям и не поддается классификации. Их раздражает не грязь на ковре, а тот факт, что грязь не понимает, насколько лучше было бы ей не существовать вовсе. Такая женщина никогда не скажет просто: «Мне это не нравится» — о, это было бы слишком вульгарно, слишком субъективно! Нет, она объявит: «Это неправильно, это противоречит основам приличия, это оскорбление для всякого, кто обладает вкусом». Она не осуждает — она диагностирует, как врач, выписывающий рецепт на ампутацию всего лишнего. И если мир не соответствует ее ожиданиям — тем хуже для мира; он просто еще не дорос до ее уровня. В трактатах, которые Аделаида любила читать вслух гостям (а гости, бедняги, вынуждены были слушать, зевая украдкой), подчеркивалось: женщина — это не просто существо, а инструмент цивилизации. Она шлифует мужчин, как ювелир — алмазы, и если алмаз упрямится, то его место в помойке. Но вот парадокс: в своем стремлении к совершенству такие дамы часто забывают, что совершенство скучно, как идеально выглаженный воротничок, и что жизнь без изъянов — это не жизнь, а экспонат в музее.

Глава IV

Сесилия, или Порок юности как педагогическая проблема, где молодая девица предстает не как надежда общества, а как потенциальная катастрофа, требующая немедленного вмешательства

Сесилия, племянница леди Аделаиды, была молода — а значит, по определению подозрительна. Ее смех вспыхивал без всякой видимой причины, как фейерверк на тихом пикнике; слезы лились не для того, чтобы кого-то поучить, а просто так, из каприза; а мечты ее были столь хаотичны, что не поддавались даже приблизительной каталогизации. Леди Аделаида взирала на нее с той смесью тревоги и энтузиазма, с какой филантроп смотрит на трущобы: ужасно, грязно, но сколько простора для реформ! «Из тебя выйдет прекрасная женщина, моя дорогая», — говаривала она, поправляя локон Сесилии с видом хирурга, готового к операции. — «Если, разумеется, мы вовремя избавимся от всего лишнего: от этих глупых фантазий, от этой склонности к импровизации, от этой… о боже, от этой улыбки, которая выглядит слишком искренней!» Сесилия, бедняжка, пыталась спорить, но каждый ее аргумент встречался контраргументом в виде цитаты из какого-нибудь трактата о женском долге. «Юность — это болезнь», — учила Аделаида. — «И лекарство от нее — дисциплина. Без нее девушка рискует стать… интересной, а это, поверь, худшее, что может случиться с женщиной в приличном обществе».

Глава V

Мистер Торнтон и эстетика молчания, в которой мужчина предстает как редкий экспонат, не нуждающийся в улучшениях, но все равно подвергающийся им, потому что женщина не может устоять перед потенциалом

Мистер Торнтон был тем редким мужчиной, который не нуждался в объяснениях — ни своих, ни чужих. Он молчал не из робости или глупости, а из глубокого убеждения, что большинство слов — это всего лишь шум, производимый мыслями, не успевшими как следует созреть. Его хобби — коллекционирование насекомых — казалось леди Аделаиде верхом нравственной недоразвитости: «Слишком много внимания к форме, слишком мало — к содержанию! Эти бабочки, эти жуки — они просто существуют, без всякой морали!» И все же в мистере Торнтоне она усмотрела потенциал: тихий, как библиотека, и упорядоченный, как ее собственный гардероб. «Где есть потенциал», — рассуждала она, — «там допустимо вмешательство. Мужчина без женского руководства — как сад без садовника: красив, но заросший сорняками». Торнтон, однако, имел свои секреты: его молчание было щитом, за которым скрывалась ирония, острая, как игла бабочки. Он наблюдал за Аделаидой с легкой усмешкой, но не вмешивался — пока.

Глава VI

О любви как административной процедуре, где чувства предстают не как стихия, а как бюрократическая формальность, подлежащая строгому контролю и оптимизации

Любовь, по убеждению леди Аделаиды, была не слепой страстью, а вопросом правильной организации обстоятельств. «Если все расставить по полочкам», — учила она Сесилию, — «чувства возникнут сами собой, как плесень в сыром подвале: неизбежно, но контролируемо». Девушку наставляли смотреть на мужчин с интересом, но без излишеств; говорить с умом, но без той опасной искренности, которая может пробудить в них иллюзию равенства; быть привлекательной, но не вызывающей — иначе мужчина подумает, будто женщина существует для собственного удовольствия, а не для улучшения его характера. «Любовь — это договор», — объясняла Аделаида. — «С четкими пунктами: он предоставляет стабильность, она — вкус. Любое отклонение — это нарушение контракта». Сесилия слушала, кивала, но в глубине души зрела бунт: что, если любовь — не процедура, а хаос? Что, если плесень полезет не туда?

Глава VII

Званый ужин, на котором добродетель теряет самообладание, и где предложение руки и сердца превращается в фарс, достойный комедии ошибок

Званый ужин в доме леди Аделаиды был шедевром: стол накрыт с геометрической точностью, разговоры велись на темы, одобренные этикетом, а вино лилось ровно столько, чтобы не размыть границы приличий. Когда мистер Торнтон, под нажимом обстоятельств (и Аделаиды), сделал предложение Сесилии, хозяйка разразилась речью — длинной, красивой, без единой паузы, как симфония, написанная для одного инструмента. «Женщина — это материал», — провозгласила она. — «Мужчина — архитектор. Я лишь предлагаю вам готовый чертеж: идеальный союз, где каждый шаг предопределен вкусом и моралью». Торнтон улыбнулся — впервые за вечер, и улыбка эта была острее бритвы. «Леди Аделаида», — ответил он тихо, но внятно, — «вы путаете архитектуру с тюрьмой. А любовь — с тюремным уставом. Что, если материал взбунтуется и решит строить сам?» Гости замерли, вилки повисли в воздухе; добродетель, казалось, вот-вот потеряет равновесие.

Глава VIII

Маленький жест, который разрушил большую систему, или как одна мысль может опрокинуть империю нравоучений

Сесилия не упала в обморок — это было бы слишком предсказуемо, слишком по-женски в понимании Аделаиды. Нет, она сделала нечто куда более скандальное: она подумала самостоятельно. «Я хочу жить плохо», — объявила она, глядя в глаза Торнтону. — «Плохо, но красиво. Без чертежей, без улучшений, без этой вечной корректуры!» Это был не просто вызов мужчине — это был мятеж против всей системы, где женщины виделись не творцами, а объектами реформ. Аделаида побледнела: ее мир, такой упорядоченный, треснул, как фарфоровая чашка под слишком горячим чаем. «Это… это неприлично!» — воскликнула она. Но Сесилия уже уходила, унося с собой семена хаоса.

Глава IX

Интермедия: Размышления о женском упрямстве, где автор позволяет себе отступление, чтобы пофилософствовать о том, почему дамы, подобные Аделаиде, не меняются, даже когда мир вокруг рушится, и как это приводит к комичным, но утомительным последствиям

Женщины вроде леди Аделаиды — упрямы, как английская погода: они меняют курс только для того, чтобы вернуться к исходному. Их упрямство — не слабость, а оружие: оно позволяет игнорировать реальность, пока реальность не сдастся. В этой интермедии, дорогой читатель (если вы еще не уснули от моих пространных описаний), позвольте заметить: женский пол высмеивается не за отсутствие ума, а за избыток уверенности в нем. Они строят замки из правил, но забывают о дверях — и в итоге запирают себя внутри. Аделаида, пережив скандал, не сделала выводов; она просто удвоила усилия, убежденная, что мир ошибается, а не она.

Глава X

Кульминация, в которой все нити сплетаются в узел, достойный фарса Уайльда, и где высмеивается не только женская добродетель, но и мужская пассивность

Торнтон и Сесилия сбежали — не в Шотландию, как в глупых романах, а в тихий коттедж, где хаос царил без оглядки на вкус. Аделаида, оставшаяся одна, превратила свой дом в музей правильности: каждая комната — экспонат, каждый предмет — урок. Гости приходили редко — не из страха, а из скуки. «Быть безупречной», — шептала она зеркалу, — «значит быть вечной». Но вечность оказалась одинокой: ее вкус, такой острый, отпугивал всех, как слишком сильный парфюм.

Эпилог

В котором все становится идеально — и потому бессмысленно, оставляя читателя в состоянии усталости, но с легкой улыбкой от осознания, что женская тирания вкуса — это всего лишь комедия, разыгранная жизнью

Леди Аделаида дожила до старости в своем идеальном мире, где даже пыль падала по правилам. Город отучился ее слушать; Сесилия жила «плохо, но красиво», рождая детей без чертежей. А мораль? О, мораль проста: женщины, знающие «как надо», — это благословение, пока не станут проклятием. И если существует наказание за избыточную добродетель, то это оно: быть безупречной — и никому не нужной.

Протренировавшись ещё две недели, преимущественно внутри корабля, на вестибулярный аппарат и мышечную выносливость постепенно начали выходить наружу и посадили первые растения, которым уже довелось дать рассаду внутри корабля.

На остров решили пойти вдвоём, тем более что костюмов второй степени защиты явно хватало.

-Думаю можем пойти на тот остров, -сказал брат и после небольших сомнений добавил, - я без оружия, а ты можешь взять два револьвера, ну и гранаты , если они есть …
Он попытался засмеяться, но пришлось уклоняться от манипуляторов робота погрузчика, так что вышло не очень смешно.
-Ну и дурак,-молвила сестра, - без оружия только дебилы по лесу шастают.

Вышли без сопровождения роботов, до берега шли спокойно, на остров решили перелететь на реактивных ранцах, но после взлёта ранец сестры снизил мощность, брат аккуратно подхватил её и приземлил на точке с которой они и стартовали.
-Ну что вернёмся?
-Да уж. Я согласна.

И они вернулись. На ремонт ранца и его обкатку явно уйдёт ещё не один день.
Но что поделать. Жизнь не может быть идеальной.

Ну, то что наша по прежнему любимая группа Boney M. являлась подделкой от начала и до конца не является секретом ни для кого.
Больше половины их песен являются перепевками других исполнителей.
Но то, что я обнаружил недавно выходит за рамки даже самой Boney M.
Вы не поверите, но оказывается их песня The Carnival Is Over является
повтором произведения 1967 года группы The Seekers!
Нет, ну вы видели такое?!
Если не видели, то вот вам обе ссылки:
https://www.youtube.com/watch?v=HaRJugFSB7s
https://youtu.be/z4ZipKdI1sY