Поиск по автору:

Отступ сначала. Лирический.
Вы любите манго? Я - да. Особенно когда два раза и через дефис. Хорошая
группа. Вот только у них недопетость какая-то. Аквалангисты, Крановщики,
что – больше нет никого? Ан есть. Трубоукладчики. Не только они,
конечно, но и они есть. И песни достойны не менее. Некоторые думают, что
трубоукладчик - это трактор такой, кран-трубоукладчик то есть. Я тоже
так думал. Пока мне книжку не подарили: "Справочник молодого
трубоукладчика" называется, 54 года издания. Ну и на фига трактору
справочник, спрашивается?
Приступ теперь. Литературный.
Возникла как-то у двоих трубоукладчиков надобность из строительного
городка в ближайшую (10 км.) деревню попасть. Ночью. То ли за самогоном,
то ли к теткам знакомым - они сами уже не помнят, да и неважно это. Но
надобность была. Острая прямо скажем надобность. А из транспорта под
рукой только кран-трубоукладчик оказался – KOMATSU 355 (большой в
смысле). Завели они его тихо, пока начальство дрыхло, и поехали. Один за
рычаги дергает, другой просто в кабине примостился. Ехали долго, 355-й
это вам не Lamborghini какое-нибудь, ну и задремали оба. Пока спали,
успели провод ВЛ-10 (10 кВ) стрелой зацепить. Порвали. От чего и
пробудились неожиданно. Один, который за рычагами был, на подметки своих
сапог смотрит, и не поймет никак – отдельные они от сапог стали и
дымятся еще. И не зря дымятся-то, гвоздики медные, которыми их к сапогам
прибивали, расплавились совсем. Про гвозди-то, правда, потом выяснили –
утром уже. Другой, который, просто в кабине сидел, тоже ничего понять не
мог. Он из кабины на гусеницу вылез и видит, что на капоте провод
какой-то лежит и дальше ехать мешает. Он его ногой и откинул. Недалеко.
Самого-то его дальше отбросило. Электричество - оно посильней
трубоукладчика дерется. Встал он, отряхнулся и опять в непонятках:
"Петь", - спрашивает он друга, - "А ты не видел, какая сволочь мне по
голове палкой врезала? ". Молчит Петя – только на сапоги смотрит. Минут
пятнадцать смотрел – переживал, наверное, за сапоги-то. Когда переживать
кончил, дошло до него, что провод порвали. "Знаешь", - говорит он:
"Коля, у меня, надобность в деревню ехать отпала, чего-то. А у тебя? ".
Коле тоже сразу в городок захотелось. Ну ее деревню эту. Вместе с
надобностью. Вернулись. Кран-трубоукладчик на место поставили, и спать
легли незаметно. До утра спали. В отличие от прораба, которого
энергетики еще ночью с кровати подняли. Поблагодарить видимо хотели, но
матерились сильно почему-то.
А вы говорите аквалангисты. Трубоукладчики-то они покруче будут. Жалко,
что песни про них нет.

Это было новоселье нашего с Лехой общего друга. Праздник давно уже
подошел к своей завершающей стадии и все гости выпили на посошок раз
восемь. Только Юрий Александрович, удобно пристроив зад на одной из
привезенных им с собой табуреток, трепался с гостеприимным хозяином,
выливая в себя рюмку за рюмкой. Его жена - Ольга, грустно придерживала
ногой стопку таких же, но уже "свинченных" табуреток и была в плохом
настроении. Мало того, что ей по жребию выпал "руль" их с Юркой общей
машины и весь праздник прошел мимо, так еще и по всему было видно, что
домой она повезет совершенно никчемное тело. Видя такую грусть
симпатичной тетки Леха не мог не спросить:
- Оль, может чем помочь?
- Чем же ты поможешь, Леха, - Ольга окинула оценивающим взглядом Лехину
могучую фигуру, - его ж теперь никакой силой из-за стола не вытащишь.
а мне еще табуретку свинчивать.
- Нет проблем, - Леха, толком не разобрал зачем, кого и куда
вытаскивать, но слово табуретка расслышал отчетливо. Он подошел к Юрке и
одним движением выдернул из под него табурет.
Юрий Александрович, не ожидая ни от кого такой подлости, только что
открыл рот, поднеся к нему рюмку холодной водки, и уж зажмурил было
глаза в предвкушении удовольствия от заедания водочки маринованным
конишончиком, как из под него вылетел табурет.
Видимо Юрке помогло его предвкушаемое состояние нирваны. Он не упал,
нет. Но и в воздухе не повис, - до состояния левитации еще не хватало
пары рюмок. Он обкатил спиной ковер, как обкатывает бумагу пресс-папье с
промокашкой, или кресло качалка. Рюмку Юрка в падении не выпустил. Он ее
выпил в рот, не пролив ни капли. Наверное, он бы и закусить успел, но
падать было невысоко. Все зааплодировали, а Юрий Александрович к радости
жены засобирался домой.
Вечером следующего дня я встретил Леху на улице. Передвигался он
странным мелким шагом, руками не размахивал совсем, держал спину
неестественно прямо, а на морде имел кислую кислую мину и много царапин.
На мои вопросы он вдруг ответил, что теперь совершенно уверен, что
Колька именно его сын.
- У тя чо сомнения были!? - я офигел от таких слов до невозможности:
достаточно одного взгляда на эту семейку, чтоб понять, что Колька Лёхин
сын, а Танька - дочь, то есть жена (у Лехи рост 198, а Танька
дотягивается до метр семьдесят только, подпрыгивая на каблуках, когда
семенит за мужем).
- Нет, не было у меня никаких сомнений, - мрачно ответил Леха, - зато
доказательства теперь есть. Менделя и наследственные признаки помнишь?
Я кивнул.
- А помнишь, как я из-под Саныча табуретку выдернул?
Я опять кивнул.
- Вчера вечером стою я на табуретке и белье за окно вешаю. Танька
попросила. Она не дотягивается. Вот этот юный мендель, этот Колька
табуретку из-под меня возьми и выдерни. Я в окно вылетел. В куст спиной
и мордой одновременно. Жасмин, епт. Пахнет. Так что Колька у меня весь в
папу. В меня, то есть Леха нахмурился и спросил: Чего ржешь-то? Больно
ведь. И сам счастливо засмеялся. Кольке на тот момент исполнилось пять
лет, и, к счастью, они жили на первом этаже.

Зашел, понимаете ли, чая купить на Али. А там отзыв на чай из Белоруссии. Чай понятно китайский, отзыв из Белоруссии. Коротенький с фотографиями.

"Чай реально вкусный, думаю ароматизированный. Присутствует вкус карамели, чтоли... Пью с удовольствием. Пользуясь случаем хочу передать привет своей бывшей жене. Инка, ИДИ НА ХУЙ!"

Чуть ниже фотографии зимних пейзажей и мужика в капюшоне.

Зима, солнце, сижу пью вкусный чай. С удовольствием. И пишу письмо китайцам. Да пошла она, пользуясь случаем.

В совершенно погожий, летний день 1987 года шел я с группой товарищей по Краснохолмскому мосту от Таганки к Павелецкому вокзалу. И заметил внизу, в мутно текущих водах Москвы-реки, колышимый небольшим волнением пучок волос. Присмотрелись. Под волосами оказалась голова, прикрепленная шеей к туловищу.

- Утопленник, - подумали мы и решили сообщить куда следует. Первым встречным "куда следует" оказался старшина-гаишник, стоящий посередь Садового кольца. Попытавшись подманить старшину жестами и не достигнув успеха, мы, вопреки всем правилам, перебежали Садовое, подошли к гаишнику и сказали, что в Москве-реке человек плавает, в смысле - утонул.

- Ну и пусть плавает, - ответил старшина, - вот если бы его машиной сбило - то да, а так – нет, ГАИ здесь совершенно ни причем, в милицию звоните. И не нарушайте правила дорожного движения, а то оштрафую.

- Эх, старшина, старшина... перешла Таганку, - вспомнили мы слова старой песни и заспешили к ближайшему таксофону на углу блинной, снова нарушив правила дорожного движения.

Растолкав очередь словами "нам в милицию позвонить срочно", мы набрали 02. Без двушки, естественно.

- Здравствуйте,- ответил усталый мужской голос, - что случилось?

- Утопленник, дрейфует по Москве реке, от Краснохолмского моста вниз по течению.

- Точно вниз? - переспросил голос.

- Ага, - подтвердили мы, - прям так сверху вниз и дрейфует. Не умеет, видать, по-другому.

- Фамилия, имя, отчество, год рождения и адрес места жительства?! - поинтересовался голос.

- А фиг его знает, - удивились мы, а заодно и вся очередь к телефону, - мы с ним не знакомы ведь.

- Не валяйте дурака, - сказали нам, - ваши ФИО и адрес, а утопленника мы потом расспросим.

Минут пятнадцать мы диктовали наши реквизиты, а голос, видимо, записывал. Закончив он произнес:

- Все в порядке, соединяю с отделением.

И соединил.

- Здравствуйте - ответил в отделении другой, не менее уставший мужской голос, - что случилось?

- Утопленник, дрейфует по Москве реке, от Краснохолмского моста вниз по течению.

- Фамилия, имя, отчество, год рождения и адрес места жительства?! - поинтересовался голос.

Разговор повторился под робкие аплодисменты очереди, уже увеличившейся раза в три.

- Все в порядке, - наконец сказали в отделении, записав все наши координаты, - соединяем с патрульным экипажем. И соединили. Разговор повторился снова.

Доложившись патрульному экипажу, мы раскланялись перед небольшой, но уже плотной толпой у телефонов-автоматов и ушли по своим делам, с чувством выполненного гражданского долга напеваю ту самую песенку о старшине милиции, полюбившим гражданку. Ту, что не по правилам перешла Таганку. «Эх, старшина, старшина... перешла Таганку» (это такой припев исполняемый хором).

А утонувший в это время совершенно спокойно плыл, плыл и плыл в сторону Коломны. В Оку, Волгу и Каспийское море. И тут нам пора вспомнить еще одну песню. Тоже веселую:

Слышу кругом: "Он покойников славит!"
Нет, я в обиде на нашу судьбу:
Всех нас когда-нибудь ктой-то задавит,
За исключением тех, кто в гробу.

Были сборы недолги,
От Кубани до Волги
Мы коней поднимали в поход.

Сколько в жизни было интересного, а детям рассказать нечего...

Сборы были недолгими. Чуть больше месяца – и ты лейтенант запаса. Дело
обещало быть недолгим и веселым.
Вот только, запланированные студентами (курсантами) на основе опыта
старших товарищей развлечения, как-то: подкидывание УчЯДГ (учебная
ядовито-дымная граната) в палатку со спящими офицерами; извещающие конец
перекура броски взрывпакетов во вкопанную в курилке и наполовину
заполненную окурками бочку с водой; стрельба в карауле по не
отозвавшимся на уставное "стойстрелятьбуду" козам; ночные заплывы через
небольшую, но глубокую старицу Волги в соседнее женское общежитие; поиск
утерянного штык-ножа в выгребной яме сортира; подмена ремня майора
Л-ина, сшитого из двух обычных, на такой же, но сшитый из пяти;
извлечение из сортира упомянутого майора Л-ина, проломившего подпиленные
доски своим весом и т. п. были пресечены вводной лекцией зав. каф.
полковника К-ва еще на Ярославском вокзале.
"Каким, оказывается, наивным людям Родина собиралась доверить почетное
звание офицера запаса"©.
Руководство вооруженных сил, в лице офицеров кафедры, имело свои виды на
наше времяпровождение: занятия в соответствии с учебным планом. И все. А
вот за выше перечисленные, невинные забавы нам были обещаны "кары
небесные": наряды, "губа" и продление сборов в виде двухгодичной службы.

Нельзя, конечно сказать, что нас испугало такое напутствие – как
показала практика советского (российского) солдата запугать трудно.
Просто развлечение образовалось само собой на первой же неделе.
Дизентерия. Она прокралась в наш "учебно-партизанский" батальон войск
РХБЗ незамеченной на фоне всеобщей диареи, вызванной сменой привычного
рациона и рыбными консервами 57 года выпуска.
Первые 20 человек были приняты городской больничкой. От дальнейшего
приема "пострадавших" больница отказалась ввиду своей малоразмерности.
Но армия есть армия. Решения принимаются быстро, а исполняются еще
быстрее. На территории лагеря в течении суток были развернуто и обнесено
колючкой несколько больших палаток – и "госпиталь" готов. Осталось
только вкопать столбик с надписью "карантин". На следующие сутки,
офицерским составом, на основе медицинских знаний, было принято решение
об организации для "обделавшихся" военнослужащих отдельного туалета. Ну,
это еще проще – яма, несколько крепких досок поперек и никаких проблем,
главное соблюсти необходимые расстояния – от лагеря в сторону окраины
города 250 метров и столько же от города в сторону лагеря.
Решено было и что делать с еще здоровым личным составом. Обеззараживать.
Территория, палатки, обмундирование и частично сам личный состав были
обильно опрысканы суспензией ДТСГК (куда там хлорной извести). Всем
выданы основные солдатские наборы - "кружкаложкакотелок". Установлен
порядок приема пищи: зайти в столовую и установить на столе, выданный
набор, для орошения упомянутой суспензией; выйти из столовой; закатать
рукава; вымыть руки; окунуть руки по локоть в раствор ДТСГК; с открытым
ртом, держа руки "на весу", подойти к двери столовой и получить в него
(рот) от установленного там прапорщика 8 таблеток с интересным названием
"бактериофаГ"; показать прапору язык (в доказательство, что таблетки
проглочены); зайти в столовую; выплеснуть из котелка и кружки остатки
хлорки; получить свою порцию и быстро есть, чтобы не стошнило; выйти из
столовой, загрузить "кружкуложкукотелок" в камеру АГВ-3
(автодегазационная станция); получить набор обратно и идти продолжать
занятия. С едой покончено. Но в уставе написано, что военнослужащих мало
кормить – их надо еще изредка мыть. Городская баня для нас закрылась по
причине, обозначенной ее директором: "Нах.. , мне нужны эти засранцы".
Химические войска и эту проблему решили. В чистом поле, на расстояние
500 метров от окраины города, разворачивается пункт "дегазации" в
составе пяти АРС-12, трех ДДА-53 (дезинфекционно-душевая автомашина),
двух АГВ-3 – полевой душ в работе. И триста голых мужиков сверкают
отмытыми задницами на радость местного населения. В какой машине не
помню, есть еще складывающаяся гармошкой, узкая (около метра) и длинная
(метров пять) палатка для тепловой дегазации-дезинфекции "химиков"
пароаммиачной смесью. В мирное время в палатку через брезентовый рукав
от АГВ-3 подается водяной пар – вот вам неплохая баня.
Вот только, заехавший, посмотреть, на помывку личного состава батальона,
местный дивизионный полковник пенял, нашим офицерам, что вверенный им
коллектив курсантов, слишком громко матерится: - "Тоже мне,
интеллигенция, бл...". Зря он полез в эту баню, ой зря. Паропровод был
демонтирован, смазан изнутри небольшим количеством солидола и установлен
на место. Любой извозчик позавидовал бы, глубине знаний
"отсолидоленного" и переливающегося всеми цветами радуги и оттенками
мата полковника.
Вы не подумайте, что наш батальон только тем и занимался, что болел, ел
и мылся. Занятия по превращению студентов в офицеров шли своим чередом.
Обещание, данное зав. кафедрой, уложить два года службы в один месяц
выполнялось по мере его, далеко не слабых, сил.
И последнее. Военный человек отличается от штатского тем, что поет. Поет
хором и в местах совершенно для этого не предназначенных. Пользуясь,
случаем хотел спросить. Не кажется ли господам офицерам, что "пять
нарядов" слишком жесткое наказание за песню на вечерней поверке: "Какая
нах.. вера в человека, какая нах.. может быть любовь..."? Даже в советское
время.
P.S. А ремень майору Л-ину мы подменили.

Охота - это когда охота, а не охота - так и не охота вовсе, я говорил уже. А если охотники тебя окружают? Деваться-то некуда. Спасите-помогите, - пробовали кричать мы с приятелем в пустоту, - окружают! Но кольцо замкнулось - охотником стал даже зам по финансам.

- Ароныч, - вопрошали мы после покупки им ружья и охотничьего билета, - ну какой из тебя охотник? Ты ж лисицу только обсчитать можешь, как вчера налогового инспектора.

- Охота и не ебет, - заявлял Ароныч, - и чтоб никаких налоговых, фининспекторов и банков со служащими. Пусть идут на хуй, а я на охоту. У меня все друзья охотники. Кроме вас сволочей.

- Ароныч, - уговаривали мы его, - брось это дело. Тебе вот выпить предложи вечером, так ты полчаса календарь листать будешь и на 18:48 в четверг на следующей неделе согласишься. Где ты видел, что барсуки по календарю с часами на охотника выбегали?..

Но Ароныч стал охотником и баста. На первой же охоте, куда он с друзьями по даче на своем коллекционном Москвиче 412 рванул не подстрелили никого. Но возвращаясь обратно случайно задавили зайца автомобилем. Несчастный сам под колеса кинулся и сразу насмерть. Ну, они этого суицидального кролика подняли и домой принесли как добычу.

- А чего он такой плоский? - спросила жена.

- Прикладами добивали, - заявил было Ароныч, но тут же раскололся, - машиной загнали. Жене Ароныч никогда не врал. Про зайцев.

Это, так сказать, присказка. Сказка впереди.

- Утка? Вы знаете, что любит утка осенью в охотниках? - спрашивал егерь, Акрамыч, прохаживаясь перед нашим неровным строем.

- Не-а, - сказал я, тщетно пытаясь представить себе трезвую утку, любящую охотника в осенние заморозки при минус десяти градусах Цельсия.

- Утка, любит, чтоб охотник был одет хорошо и натурально. Натурально, а не во всякую искусственную хрень, - палец егеря явно намекал на мое "японское охотничье снаряжение", взятое взаймы у приятеля, - иди переоденься, я тебе лётный комбез достал с курткой. На натуральной овчине. И унты волчьи.

Я переоделся.

- От теперь вся утка наша, - одобрил прикид Акрамыч, - поплыли. Правильная одежда на охоте - первое дело. Остальное не главное.

- Куда, блядь, поплыли? - спросили все кроме меня хором, - а главное на чем? Вот на этом дюралевом чудовище? Впятером?

- И что ружья тоже брать будем? - задал я интересующий меня вопрос.

- Успокойтесь, это нормальная казанка. Очень устойчивая. На шестьсот килограмм рассчитана, а я похудел, - сто пятьдесят килограммов похудевшего егеря попытались распределиться по его немалому росту, не смогли и опять сосредоточились в районе талии, - садитесь и не вякайте. Мы на охоту, потому что.

Поплыли. Речка-то небольшая. Но быстрая. Я б сказал еще что холодная, но и так кругом минус десять, а в воде теплее. Но что хорошо, так это одежда - все в одинаковых лётных штанах с куртками на овчине. И унты у всех волчьи. Эскадрилья на вылете, блядь.

Потому что одежда при охоте на утку - первое дело, остальное - не главное. Хотя ружья тоже ничего. Пять штук. То есть даже у меня одно.

Акрамыч рулит, мы все его на носу уравновешиваем. Плывем, только водяная пыль столбом.

- Слышь, рулевой, - Васька все еще опасается, - ты только резко не шевелись, а то корыто опрокинешь…

- Ась? - Акрамыч, делая вид, что не слышит, закладывает нехилый вираж, - вот так не делать? - он пытается резко встать, как будто шутит. Казанка переворачивается, - блядь такая, - это уже из воды.

Все вроде плывут. И я. Но трудно. Комбинезон намокает, унты для плавания не приспособленные какие-то и в руках какая-то хрень тяжелая. Приподнял, посмотрел. Ружья. Три штуки. Откуда они у меня? Нафиг они мне? Ружья ж на охоте не главное.

- Если вы утонете, - вспомнилось мне народное и я выпустил из рук первое ружье, - и ко дну прилипнете, - пошло вниз второе, - то сначала будет трудно, а потом привыкнете - третье утопло вместе с унтами.

Куртку снимать было тяжелее всего. Зато сразу плыть легче. По течению, к берегу, чтоб силы не тратить. Догреб. Об корочку ледяную около берега поцарапался немного, а так нормально. Только мокро и любопытно. Жив кто, нет? Отнесло километра на два. Сразу пару матерящихся голов видно было. А потом потерялись как-то.

Иду в общем босым, но в штанах, сначала против течения немного, потом в обратную сторону. Я похоже первый выбрался, остальных дальше снесло. Потом на бег перешел, холодно потому что. Пробовали босиком по замерзшей грязи с травой босиком бегать? И не пробуйте, не надо.

И вот бегу, пыхчу и вижу. Мысок такой в речку вдается с поворотом. На мыску лодка наша, люди мокрые вокруг лодки кругом суетятся, и даже Акрамыч уже костер разводит хрен знает из чего, но дыму много. Поздоровались.

Через полчаса всем потеплело. И костер, и спиртом растерлись. Овчина только сохнет медленно. Штаны-то у всех на овчине ведь. Летные.

- Уважаемый Де Монсоро, - спросил я Акрамыча, - вот ты уток всех знаешь…

- Как ты меня назвал? - возмутился Акрамыч, и я было подумал, что он от утопления забыл про Дюма, - я что по-твоему такая же сволочь?

- Не, Акрамыч, ты по-моему, такой же граф и главный ловчий. И не мог бы у знакомых уток узнать, им только полетные на овчине нравятся? Может в следующий раз мы что-нибудь военно-морское купим? В нем небось легче плавается.

- Что-то мне подсказывает, - возникает из дымного марева Васька, - что в военно-морском лучше ходится. А плавается - как раз в летном.

- Ну вас нахуй, ерники, - прерывает нас Акрамыч, - сейчас машина придет с сухой одеждой и обувью. Я позвонил. У меня телефон был в непромокаемом кармане. У меня вообще все карманы непромокаемые. Потому что правильная одежда на охоте - первое дело, а остальное не главное. Сейчас на утку пойдем! И мы пошли на утку.

Как-то в часы жаркого майского заката рыбачка Софья в итальянском купальнике занималась рыбной ловлей, чуть войдя в воды не широкой, но шустрой уральской реки.

Не знаете, кстати, почему все рыбачки в интернете ловят рыбу в купальниках задом то к рыбе, то к зрителю? Я тоже не знаю, кого они там ловят, просто смотреть приятно и все.

И не только мне приятно смотреть, поэтому с другого берега реки за этой рыбной ловлей совсем немного подсматривали строители, отмечавшие шашлыками и футболом безвременную кончину барана.

Засмотревшись на поплавок и строителей, рыбачка оступилась, ее подхватило быстрым течением и понесло вниз, в сторону далекого Каспийского моря. Плавать рыбачка совершенно не умела, несмотря на итальянский купальник.

Событие заметил один из строителей с бараном. То ли из человеколюбия, то ли из-за итальянского купальника, то ли из природной придурковатости, строитель сначала пытался догнать уносимую рекой рыбачку по высокому берегу, потом настиг и кинулся воду, чуть окончательно не утопив рыболовную барышню, схватил ее, и погреб бы к берегу, если бы было чем.

Девушки и так создания скользкие, мокрые девушки выскальзывают даже если их держать руками и ногами, а рыболовные купальники совершенно не позволяют за них ухватиться из-за своей миниатюрной непрочности.

В реке возникла недолгая борьба «кто кого сильнее схватит, чтоб обоим не утопнуть», на счастье девица прочно ухватила строителя за шею сзади, и они устремились к берегу как Европа с быком. Стремиться было недолго, метров через триста их обоих зацепило за корягу лежащего поперек реки старого дерева.

С дерева парочку вытаскивало уже человек десять. Всё потому, что купальники для женской рыбной ловли надо делать на манер одежд Миллы Йовович в Пятом элементе, из прочных материалов со специальными лямками для удержание рыбачек в нужном положении. Чтобы потом не предъявлялись претензии: «вы мне итальянский лифчик потеряли, не буду из воды вылезать пока мне новый не принесут».

На беду спасителя вместо лифчика в среду добровольных помощников затесался идиот из внештатных корреспондентов одного очень периодического республиканского издания. Он это все сфотографировал, а поскольку издание было пуританского толка, то при печати мало того что черным прямоугольником закрыли рыбачке грудь, так и всем мужикам так же прикрыли плавки.

Фотография вышла мало сказать двусмысленной. Голая испуганная рыбачка Соня, которую обнимает аналогично одетый хмурый придурок, а вокруг известно чему радуется десяток раздетых мужиков.

Жена строителя до сих пор не верит во всякие спасательные операции, а уверена, что этот фетишист ее лифчик прикарманил.

Ох уже эти женщины, на плавках-то ни одного кармана не было.

Этот деревенский ёж, кроме как сонливостью и флегматичностью, отличался семейностью и преступными наклонностями. И хотя избавление меня с газоном от нашествия кротов, произошло, как пить дать, не без его участия, я все-таки расскажу. Потому что в деревне других ёжиков и сейчас есть, но тот был особенный и главный предводитель стада.

У соседей кошек тогда штук пять. Если с котятами - то и все десять, может быть даже десять с половиной, потому что в деревнях количество кошек только приблизительно считают, а точность не нужна никому.

Соседи у меня были старенькие. Но каждую неделю летом ездили в город, покупали мешок кошачьего корма на развод и "длякошачьих" сосисок в качестве деликатесов.

Кроме кошек у соседа пчелы, из-за чего весь участок, а участок у него большой, уходящий в лесок с родником и речушкой, засеян медоносами, летом в пояс цветущими. С краю, конечно, траву подкашивают, чтоб ходить можно было.

Так вот, когда кошкам дают сосиски, ежики выходят из этой в пояс травы, фыркая топают к кошачьим мискам, кошки, кто взрослее, шарахаются и с тоской смотрят, как каждый еж одну сосиску на месте сожрет, а вторую в зубы возьмет и в свою берлогу тащит. Главный ёж аж две берет и у него эскорт из трех тоскливых кошек. Кошки размером чуть больше ежа, их много, но прогнать грабителя у них не получается. Нет, они исправно делают вид, что пытаются его напугать. Шипят и мявкают. Еж фыркает и тащит, не обращая на них никакого внимания.

Они его до травяных дебрей проводят, но в траву не идут, а только смотрят, как в месте с ежом исчезает надежда на сосиску.

Ёж и на меня никакого внимания не обращал, когда возвращался, обеспечив семью едой. Ложился возле штабеля тротуарной плитки и дрых. Подойдешь, топнешь – ноль эмоций. Нос ему ботинком почесать, то клубком не свернется, а просто чихнет, отползет неохотно на половину метра и опять спит, отдыхая от преступлений.

Я думаю, что Шестаков своего ежа с него писал: «На утреннего ежа без розовых очков смотреть страшно. Уж лучше два дня задарма ухом гвозди вколачивать, чем похмельного ежа мрачного нечаянно в шкафу встретить. А так-то всегда и бывает. За сухариком малосольным к буфету потянешься либо сдуру галстуки посчитать в комоде - а там еж похмельный стоит, пятки вместе, носки врозь, глаза горят, и в одном, прижмуренном, - твоя смерть, а в другом, подбитом, - тещина. Такой еж твои килограммы считать не будет, сантиметров до потолка не убоится, такой еж тебя за бороду возьмет и только одно спросит:
- Где?»

Немолодой напомнил.

Во времена победившей гласности, неоконченной перестройки и небыстрого
ускорения, обрадовавшись свободе смаковать всякие гадости и бандитизм,
журналюги до того запугали непривычных к такому освещению событий, и еще
советских людей, что им самим стало страшно. Как будто до "гласности" не
грабили и не убивали и после прекратили разом.
Именно тогда, захватив шампанского и прочих калорийных вкусностей,
стоически отвергаемых женским полом в "мирное время", мы с Мишкой
забежали поздравить нечуждый нам коллектив ближайшей парикмахерской с
восьмым марта. Изрядно "поздравленный" к моменту нашего появления
коллектив перестал быть трудовым, клиентов не обслуживал – о чем и
вывесил на двери табличку "санитарный час", забыв об окончании рабочего
времени. Но нас как "своих" пустили.
- Что-то, Миша, Вы "заросли" не по-детски, - сказала, пошатнувшись, одна
из мастериц ножниц по прозвищу Людок, - пойдем в зал постригу пока
трезвая.
- Угу, трезвая, - Мишка посмотрел на скопище разномастных пустых
бутылок, - Люд, может завтра, а?
- А завтра, Миша, только хуже будет, похмельный мастер – враг клиента, -
Людок умела настоять на своем.
И настояла. И, как немного погодя выяснилось, зря. Во время
"подбривания" Мишкиной шеи Людка качнуло, и она легко оперлась на эту
шею лезвием опасной бритвы и своим немаленьким весом. Мишка потом
говорил, что сразу "парикмахерский" анекдот вспомнил: "руку я не у Вас
потерял, а на войне еще". Страшного-то вроде ничего – порез неглубокий,
всякие квасцы с перекисями в любой парикмахерской есть, только костюм с
рубашкой кровью залило сильно.
Чтобы не пугать своим окровавленным видом жену и детей, очень поздно
вечером, Миша решил зайти к родителям и переодеться. Его мама,
напуганная телевизионным криминалом, увидев залитую кровью пиджак и
рубашку, прислонившись к стене, взволновано спросила:
- Миша, на тебя напали в подъезде?
- Да нет, мам, это я подстричься зашел, - успокоил Мишка, вспомнил
Людку, шоркающую бритвой по ремню, и неожиданно сказал, - хорошо хоть
сегодня стригся, завтра было бы хуже.

Нет, я долетел все-таки. Мне всегда в самолетах не везет. Вот уже
сколько лет и сколько раз летаю (после того как сороковой "экватор"
намотал считать бросил), а не везет как будто в первый раз в руках
держу. Эту гребаную самолетную упаковку сливок. Сколько раз хотел в кофе
добавить – так все мимо. В смысле мимо кофе – так-то не мимо конечно,
то на меня, то на соседей, еще на иллюминатор с потолком иногда попадет.
Чего я только с этой банкой не делал. Даже зубочисткой протыкать
пробовал – все равно брызгается сволочь. Причем мое невезение на других
распространяется. Как не расскажешь кому в полете – мол, беда: сколько
лет летаю, а ни разу в самолете сливок из упаковки не пил. Так нет
проблем, говорят, сейчас откроем – зараз. Щаззз. И у них все мимо.
Проклятие, какое, что ли. Если с кем знакомым лечу, они тоже, когда
рядом со мной сидят, чай пьют, и сливки не трогают – боятся. Так, что я
пять лет назад и от мысли отказался почти в самолете сливок из банки
этой попробовать.
Я не виноват. Она сама предложила. Стюардесса то есть. Толи делать ей
нечего было, толи просто пожалела старого дурака, тоску, вселенскую, в
моем взоре, направленном на сливки, углядев.
- Давайте помогу, - говорит.
- Кызым, может не дано, может Вам трудно, может дела у Вас, какие, так
Вы и идите, - я честно ее отговаривал, ну, не рассказывать же ей эту
байку с самого начала. Все одно не поверит. Ее и на свете еще не было,
когда я первые сливки на себя пролил.
- Нет, - говорит, - мне нетрудно совсем, мы всегда пассажирам помогать
должны.
Прям пионерка с тимуровкой из детства нарисовалась. Баночку со сливками
цапнула и за язычок дернула. Ну, я-то салфеткой прикрылся - знаю же, чем
кончится. В глаз попала. Не мне – соседу. И самое подлое, этот сосед ей
пять минут до этого выговаривал, что и рыба у него холодная и вино не
того года и вилки пластмассовые тупые. Скандальный мужичонка.
Я у стюардессы быстренько баночку из рук вытянул, мужик-то все одно
глаза еще не протер после попадания, и говорю соседу:
- простите меня криворукого, так получилось.
А он хоть и не видит еще ни шиша- глаза трет, но опять в скандал:
это, - говорит, - и не от Вас вовсе брызнуло, а от девки проклятой
прилетело. Пусть извиняется.
- нет, - объясняю, - ни причем здесь девушка, это я постарался. Вы
просто не заметили.
И историю свою грустную ему рассказываю. Тут даже он проникся. Давай,
говорит, я Вам свою упаковку в кофе вылью. Ну как тут откажешь, может
этот скандалист первый раз в жизни на доброе дело решился. Спасибо
большое, лейте, пожалуйста, только можно я в туалет пока выйду, - это я
схитрил, чтоб подальше отойти. А сам из-за шторки подсматривал.
Получилось у него. Вот так и кончилось многолетнее невезение. И с
мужиком разговорились, нормальным оказался и перед стюардессой при
выходе извинился. Причем здесь "мимозы" спрашивается.

Когда мобильные телефоны были большими, а разрешение их экрана считалось строками, а не в пикселях…

Так получилось, что по службе мне было положено таскать с собой сотовый. Причем не какой-нибудь "сименс в кожаном чехольчике", их тогда не делали, а Nokia 720 стандарта NMT-450. Три килограмма телефона имели крутящуюся антеннку и трубку на витом проводе, как у стационарного аппарата.

Таскал я его в подаренном коллегами полуметаллическом кейсе с двумя особенностями: открывался специальной картой и имел возможность быть пристегнутым к руке.

Вот с таким наборчиком я занял место у окна пустой электрички, отправляющейся с Ярославского вокзала. Достав из чемодана книжку ждал отправления. Напротив меня пристроилась миловидная интеллигентная старушка, чем-то напоминающая Шапокляк из книжки Успенского. Старушка показалась мне знакомой. Оставшиеся четыре места были заняты компанией широкоплечих молодых парней со спортивными сумками и повадками самбистов-кмсников.

Поезд благополучно тронулся. Так бы и доехал бы без приключений, если бы на Лосинке у меня в чемодане не зазвонило.
- Как же я тебя выключить забыл, паразита, - чертыхнулся я про себя, - и сделал вид, что источник звонка мне неизвестен: Сижу, никого не трогаю, что за звук не знаю и вообще меня дома нет. Головой повертел в поисках и даже под лавку заглянул: чей-то там звонит такое?

А звонок не унимается. Чемодан металлический, звук у телефона и так громкий, а он еще в пустом металлическом ящике подпрыгивает. Звонит и звонит. На весь вагон. Все оглядываются. Тут один из самбистов меня локтем в бок тырк:

- Мужик у тя там чо будильник? Ты его выключи. У меня дома так же звенит, надоело аж зубы сводит.

Смотрю и действительно сводит. Уж так желваки на роже играют. Причем не только у него. У всех, видать, дома будильники.

- Ладно, - говорю, - сейчас выключу. Ты не поверишь: самого достал, сил нет.

Вынул из кармана карточку, в замок чемодана сунул, крышку приоткрыл. Звон еще громче стал. Я трубку на витом проводе вытащил, и к уху:
- Горбачёв? Миш, ты позже перезвони, я тебя плохо слышу. И выключил.

Бабулька напротив оживилась.

Вы, - говорит, - молодой человек в Перловке не выходите? Я молчу. А она тихим голосом продолжает: ничего страшного, нервное напряжение, много работы. Со всяким может случится. Мы сейчас вместе выйдем, ко мне на работу зайдем я вас осмотрю, мы вас вылечим и вы дальше поедете. Вот ребятки нам помогут если чего, - заканчивает старушенция, и самбистам подмигивает.

Тут я ее узнал. Не Шапокляк она вовсе, а главврач психдиспансера в Перловке. Я у нее недавно справку подписывал, что на учете не состою. В смысле, не состоял. А если эти самбисты помогут старушенции меня туда доставить, то уже как бы и состою. Это старушка с сотовыми телефонами обращаться не умеет, она их не видела. А с психами всяко разно умеет. И наверняка видела, как психи по игрушечному аппарату с Горбачевым разговаривают. Она же не знает, что телефон настоящий, а моего приятеля Михаила Сергеевича все горбачёвым зовут, понятно почему. Самбисты тоже не знают.

Поезд уже от Лоси отъезжает. Похоже через пару минут меня выводить будут: Перловка следующая. Делать нефига. Точнее наоборот: надо что-то делать.
Достал из чемодана целиком телефон, антенну вверх повернул, включил и заорал:

- Граждане! Только у нас в вагоне! Только сейчас! Демонстрация главного чуда уходящего века: сотового телефона "Нокия". Вот вы, девушка, позвонить не хотите?!, - протянул трубку главврачу, - нет? А вы молодые люди? - я потыкал трубкой в сторону самбистов и те немного отодвинулись.

- Не, хотите, как хотите, - закончил я монолог и начал пробираться к тамбуру, - Что нет желающих? Тогда я пошел.

Поезд остановился на платформе Перловская и я вышел. Мне вообще-то на следующей выходить: в Тайнинке. Но от Перловки тоже минут пятнадцать до дома идти. Да и кто знает, чем бы дело кончилось, если вовремя не слинять.

Однажды друг мой Колька за Вьетнам пострадал. За СРВ. Хотя тогда еще СРВ называлась ДРВ, но это Кольке страдать не помешало.

Мы с Николаем еще в школу не ходили, но писать и читать умели запросто, во всяком случае, оба. И любопытные еще с тягой к познанию устройства окружающего мира в общем и батареек в частности.

Батарейку, большую, квадратную, мы с Колькой разобрали прям на паркете. Паркеты тогда мастикой было принято натирать вместо покрытия лаком. Раз в неделю, или чаще. Специальными электрическими полотерами, а то и просто ногами со щетками.

А эта черная гадость из батареек (теперь-то я ее состав досконально знаю, а тогда мы ее просто поджигать пробовали в смеси с марганцовкой, чтоб оставшееся электричество выделилось) размазалась по рукам, ногам и лицу, а так же по покрытому мастикой паркету метра на полтора вокруг места эксперимента, включая подстилку из политической газеты «Правда».

Задумавшись над составом субстанции, Колька пальчиком по паркету буквы выводил какие-то. А я чего, я к себе этажом выше мыться пошел, потому что опыт закончился, а грязным убираться – только сильнее пачкаться. В это время Колькина мама на обед пришла, на что мы и не рассчитывали совсем. Она пришла, а там Колька. Посредине комнаты и черного пятна сидит. И надпись полукругом, красивыми печатными буквами: Руки прочь от ДРВ!!! С тремя восклицательными знаками. Вообще-то в газете с одним было, а два Колька от себя присобачил.

Кто такой ДРВ, Николай не знал, просто чем-то чувствовал, что «руки прочь» будет иметь к нему непосредственное отношение в скором времени. Колька, конечно, огреб мокрой тряпкой и был наказан стоянием в углу. Для равновесия мной украсили противоположный угол.

Потом уже мы узнали, что ДРВ - Демократическая Республика Вьетнам, а "руки прочь" к теть Нине не относится, потому что она Колькина мама, а не американский империалист. Демократия же, как известно, еще никого до добра не доводила.

Я не знаю более кротких созданий, соревнующихся в тонкости нарезания лапши и мелкости рубки салатов, чем татарские женщины.

- Альфия! - позвал как-то один знакомый татарин свою татарскую женщину, когда мы сидели за столом, - принеси-ка нам стремянку.

- Теперь залезь на нее, - продолжил он, - и посмотри чего на столе не хватает. Тебе видно, что ты забыла принеси соль? Неси.

Утром Марат оправдывал небольшой фигнал неожиданно открывшейся дверью холодильника.

Или вот моя знакомая адвокат по уголовным делам, девушка исключительной миниатюрности и кротости татарского нрава... Её вообще одно время маленьким привидением называли. Потому что как-то поздним вечером на трассе выпросила у водителя посидеть за рулем большого черного Шевроле Тахо. Вдавила педаль в пол и умчалась в даль. Мы попрыгали по машинам, любопытно же, и двинули следом.

Километров через пять нашли в кювете жигулёнок с целым, но очень испуганным автовладельцем. Он не мог оторвать руки от руля, пришлось помочь.

Мужик привидение увидел. Мчится, говорил, навстречу Тахо. В салоне мертвенно бледный свет, за рулём никого и музыка тревожная. Мы сначала подумали, что насчёт музыки ему показалось, но потом вспомнили, что наш адвокат Бетховена любит и врубает его очень сильно, потому что глуховата малость, а слуховой аппарат носить стесняется. Ей бывший муж в ухо дал.

Так вот это доброе привидение, когда разводилась с мужем, а он тоже адвокат. В суде избила его Уголовным Кодексом. Кодекс был с комментариями и размером с большой энциклопедический словарь. Закончив избиение, она уронила на бывшего шкаф с прочей юридической литературой. На радость тоже недавно разведённой судье.

Сейчас привидение снова замужем. Они счастливы, но нет да нет ругаются. А когда адвокат предлагает развестись «по хорошему» муж вынужденно идёте на уступки.

В прошлую пятницу с двумя сотрудниками нашего предприятия произошел несчастный случай, чуть было не переросший в трагедию.

Полгода назад в командировке сотрудники начали выяснять чей соус острее. И наконец-то один другому притащил пузырь противной расцветки с надписью Pure evil. На пробу.

Есть, слава богу, не стали, прочли в интернете про 13 миллионов сковиллей и заосторожничали. Сковилль - это единица жгучести для соусов, определяемая органолептически. У чистого капсаицина 16 млн. Шкала кончается еще дальше, миллионах на тридцати, и построивших ее конец органолептиков мне искренне жаль.
Очень давно я занимался экстракцией растительного сырья сжиженным углекислым газом. Способ позволял получить сорок килограмм капсаицина из тонны перца. Так вот с этим веществом, обеспечивающим перцу жгучесть, надо обращаться тщательней, чем с химическим оружием.

Так что соус есть боязно, но хотя б понюхать хочется. Открыли крышку. Окунули краешек самой тонкой скрепки, что нашли. Понюхали. Завернули в бумажку скрепку, бумажку упрятали в два пакета и в урну выкинули.
Все вроде хорошо, но один все-таки руки испачкал и грязными руками нос почесал. И рванул в туалет глаза промывать. Полчаса мыл. Я ему потом ещё свои глазные капли отдал и вроде все нормально обошлось.
Второй же из компании чуть погодя просто вышел.

На работе же. Раз вышел, значит по делу. Или курить. Через полчаса вышедший звонит: шеф, можно я домой поеду срочно? Очень надо. Кстати, скажите всем, что я два куриных бедра из морозилки взял. Не знаю чьи.

Езжай раз надо. В понедельник отработаешь. С бедрами странно, конечно. Мне много лет, я давно понял, что неадекватное поведение некоторых индивидуумов чаще всего объясняется вполне адекватными причинами. И у человека, держащего в холодильнике на работе бедра курицы, есть для этого основания. Как и у того, кто эти бедра взял.

А в понедельник оказалось, что сотрудник не по делам выходил, а в туалет.

И то ли у него тоже руки грязные были, то ли дверная ручка в туалете соусом испачкалась… Но в результате он зашел дальше раковины, а детали курицы уже потом использовал для охлаждения переперченных мест. И представить больно, как это все осуществлялось на практике.

- Самое главное, было дверные ручки санитайзером протереть, - сказал пострадавший в понедельник, - чтоб теория пяти рукопожатий не сработала. Так ведь эти сковиллы черт знает до кого добраться могут.

Не так давно решил заняться ремонтом сантехники в «снятой» мной квартире
в Уфе. Дом старый, все сразу предусмотреть и купить не смог, поэтому
три дня подряд, вечером, после работы, заходил в ближайший строительный
супермаркет. В первый же день мне запомнился один из покупателей,
интеллигентного вида мужичок с очень грустной физиономией (чем
собственно и запомнился). В первый день он очень серьезно выбирал
арматуру для сливного унитазного бачка, методично и долго расспрашивая
продавца. На второй день я заметил его у другого стеллажа, где он с той
же методичностью выбирал уже клей для «санфаянса». На третий день я
увидел его у выхода из магазина – в его машину грузили новый унитаз.
Физиономия у него была уже не грустная, а просто трагическая. Как бы
ему через неделю новую квартиру покупать не пришлось.

Прокладкам, комментаторам и паукам, встреченным на ан.ру.

Молодежь, ведь она какая? – увидят прокладки и водку и ну фильтровать, а
потом еще и истории рассказывать. И наплевать им на опыт старших
товарищей – на своих ошибках учатся и умнеют. И правильно. Прогресс –
штука тонкая, его ведь только молодежь вперед двигает, на стариков не
оглядываясь. Пусть старики назад смотрят, а у молодых все еще спереди.
Где было не скажу и с кем было не скажу – военная тайна. Скажу только,
что и я то не предполагал, а Гайдар тем более, что из
Мальчишей-Кибальчишей оборонки страна наша изрядных буржуинов
понаделает. Но тайна она тайна и есть ее все равно беречь надо и буржуин
ты или Кибальчиш – молчи себе в тряпочку. И еще добавлю, все изложенное
ниже - правда.
В заводской гостинице города N жили два доктора наук. Конечно, там еще
много народу жило – объект важный был. Уж очень всем хотелось
американцам очередной кукиш показать. Начавшаяся тогда очередная и
очень антиалкогольная компания быстро смела с прилавков города
спиртосодержащую продукцию, оставив на весь город и 200 тысяч жителей
два магазина с огромными очередями. Работали на объекте "сутками" (сутки
на объекте, часов восемь отдых и опять сутки). А чем принято на Руси
усталость снимать? Правильно, водкой. А ее родимой нет. Зато спирт есть.
Много. Чистый ГОСТ 5962-67 (по-моему). Только вот оттенок у него
красноватый – сволочь какая-то тару плохо мыла. Всем наплевать, а
докторам нашим нет. На то они и профессоры.
О прокладках с адсорбирующим слоем, через которые молодежь ныне водку
фильтрует, в то время не то, что мужики-профессоры, но и женщины
советские не знали. А вот, что в коробке фильтрующего противогаза есть
активированный уголь, знали все. На то, что коробка была желтого цвета
(стандартных зеленых на объекте по определенным причинам не держали)
доктора наук внимание, конечно, обратили, но жажда и детская тяга к
экспериментам взяли свое. Один держал коробку над добытой у дежурной по
этажу глубокой тарелкой, другой, стараясь не уронить ни капли
драгоценной жидкости, лил. В коробку влезло около литра.
- Слушай, не течет – сказал один профессор, задумчиво глядя в
пространство между тарелкой и коробкой.
- Хрен с ним, что не течет, она же греется, скотина, держать больно –
вырвалось у другого.
- Да брось ты ее на фиг, бог с ним со спиртом-то.
Коробка опустилась на тарелку, к запаху спирта в комнате добавился
аромат горячей краски. Друзья задумались и махнули по стаканчику
оставшегося продукта. Один ушел курить – второй сел рисовать схему того,
как, по его мнению, устроена коробка фильтрующего противогаза.
- Ну что, Зелинский, закончил? - спросил вернувшийся с перекура, весело
помахивая отнятым у кого-то консервным ножом. – Сейчас проверим твои
изыскания – теория без практики ноль.
Каша из активированного угля и размокшей бумаги лезла из вскрытой
коробки как из волшебного горшочка. Она заполнила тарелку и тонким слоем
распределилась по столу, полу и лицам экспериментаторов.
- Чего делать будем? – спросил новый Зелинский, пытаясь ложкой запихнуть
компоненты обратно в тару. – Засмеют ведь.
- Наливай давай, спать пора – подъем в шесть, а уже четыре – прозвучало
в ответ.
Тяпнув по маленькой и дав клятву никому и никогда не рассказывать о
случившимся, друзья улеглись.
Никто бы и не узнал. Если бы утром один из них с лицом, похожим на лицо
разведчика перед заброской в тыл врага (и расцветкой и выражением), не
попросил горничную прибрать номер.
Теперь серьезно. Доктора наук, профессоры (один из них
член-корреспондент АН СССР) настоящие. Участников истории в настоящее
время нет в живых. Светлая им память.

У Оси в бане украли трусы. Слава богу не все, а только одну пару. Тогда в баню было принято со сменой белья ходить, так вот грязные свистнули, а чистые в узелке так и остались.

Ося – это прозвище, заработанное молдавским розовым портвейном, решившим рассказывать Валеркиным голосом стихи прям в помывочной. «На головах царей божественная пена - Куда плывете вы? Когда бы не Елена…»

- Это твой стих был? - спросили чтеца, прерывая декламацию.
- Нет, Осипа Эмильевича, - необдуманно ляпнул Валерка, – Мандельштама стихи. «Что Троя вам одна, аxейские мужи»?
- Ося?
- Ну, я вообще-то больше Бродского люблю, Йосифа - попытался исправиться любитель поэзии, подталкиваемый дрянным напитком.
- Йося? Киса и Йося были здесь…
- Киса и Ося были в оригинале, - снова вылезло начитанное вино, и Валерка стал Осей бесповоротно.

Так вот у Оси, студента третьего курса, украли грязные трусы в сельской бане в период осенних картофелеуборочных работ.

- Ося, ты уверен, что их украли? Чистые трусы в бане украсть – это мы еще понимаем, но грязные-то зачем?

- Салаги! - отвечал Осип, с высоты своих двадцати четырех лет и двух академок, - если грязные трусы выстирать, они станут чистыми. А чистое нательное белье – очень нужная вещь. Украли, украли и украли, а такого прощать нельзя. Надо у них тоже что-то украсть. Например, гуся.

- Почему именно гуся? Они у тебя трусы, а мы у них гуся? Он же живой и крякает. Твои трусы могли крякать?

- Начнем с того, - тоном злобного преподавателя общей химической технологии заявил Ося, - что крякают утки а гуси гогочут, причем гогочут они в кустах у сарая, где мы сегодня картошку грузили. Мы придем и убьём их всех, как тореадоры в опере убили Кармен, - одним ударом. Потом закопаем, сверху разведем костер, потом раскопаем и съедим, отрубая куски шпагами и запивая благородным бургундским.

- Ося! Гуся можно и украсть, Ося, - Ванька был краток, - только без жестокостей. Ты же не хочешь, чтоб с твоими трусами сделали тоже самое, что ты собираешься сотворить с птицей? Нет? Тогда домываемся, надеваем на дело чистое, берем инструмент и идем красть птицу.

Инструментом кражи оказались мешок и топор. Большой топор вместо шпаги. Очень большой топор. Я не знаю, как называются плотницкие топоры такого размера, но Французы из чего-то похожего делают гильотины. Мешок тоже был о-го-го каким мешком. В такой мешок у хозяйственной Солохи кроме угля вполне влезет какой-нибудь сельский голова, дьяк и черт.

Вооружившись инструментом, семеро мстителей села в засаду караулить мирную птицу, гогочущую в кустах. Говорят, что гуси спасли древний Рим с древними римлянами от древних галлов. То ли нынче гусь пошел не тот, то ли галлы стали тише, но… гусиный вожак был подло отделен от стаи и похищен. Крякнуть в пользу Рима, он не успел.

Речной закат пылал, окрашивая багрянцем молодой месяц и редкие перистые облака. На песчаном берегу, поросшим редким осинником, в кругу мрачных похитителей горел костер. В кружках пенилось благородное бургундское. Вместо семерых шпаг наличествовал один топор, около которого тихо шевелился мешок с жертвой.

- Не надо было эту гадость по два двадцать ноль восемь, брать, оно ж пенится как пиво со стиральным порошком.
- Тогда будем считать, что это сидр, а не бургундское! Все равно больше ничего нет, мы в этой деревне даже портвейн весь выпили, только в пятницу завезут. Сидр с гусем – это нормально? Что нам говорит этикет?
- Этикет, Ося, говорит, что гуся надо убить, ощипать, выпотрошить и приготовить, завернув в капустные листья и закопав в горячие угли. У нас есть топор. Есть гусь, капустные листья, угли тоже сейчас будут. Мсти. В смысле убей гуся, Ося.

Заинтересовавшаяся неторопливой беседой птица выбралась из мешка и уставилась на бандитов.

- Убей? – удивился Ося, - не, убить я его вряд ли смогу. Топор слишком тупой и тяжелый. Могу ощипать, - закончил Мандельштам и для убедительности выдернул из гусиного хвоста перо.

Возмущенная птица тут же клюнула Ваньку в неосторожно подставленный зад.

- Ой, - сказал Ванька, - убью скотину!
- Гуся? – с надеждой спросил Ося.
- Причем тут гусь? – Ванька поднял топор лезвием вверх, вырвал у Оси волос и бросил его на лезвие, - вот видишь, нормальный топор, острый.

- Я придумал, - быстро сказала жертва бельевого маньяка, - мы найдем подходящий пень, двое возьмут гуся за ноги, один за клюв, третий топором…
- Ты?
- Не, я же сказал, только ощипать могу, - Ося ловко выдернул еще одно перо из гусиного хвоста. Ванькина задница пострадала еще раз.

- Блядь такая, - возмутился Ванька, - да посадите вы в мешок эту сволочь, а я пока поэта убью. В лезвии топора кровью отразилось алое пламя костра.
- Точно блядь такая, - поддержал Ваньку Леха, - пока вы тут тореодорите , эта скотина у меня весь сидр из кружки вылакала.
- И у меня! И у меня. Алкоголик бессовестный, - вступили в разговор остальные бандиты.

- Может освободим? – неожиданно предложил Ося, немного отойдя в сторону - наш же человек, и вино пьет и компанейский, Ваньку вон в жопу клюнул.
- Сейчас я тебя клюну, - пообещал Ванька помахивая топором, - еще как клюну. Но сначала птицу отпустим.
Семеро Паниковских двинулись к реке. Среди них пошатываясь ковылял пьяный гусь. Дойдя до воды птица гоготнула и уплыла в темноту.

- Эх, правильно я сделал, что тушенки с собой взял, - Ванька повернулся спиной к реке, - пойдем месть обмоем, пока костер не потух. А ты, мститель, бери топор, дуй за дровами. Завтра в бане украдешь себе трусы.

Когда-то под новый год в Москве еще была улица Чернышевского, которая шла от площади Цезаря Кунникова к улице Богдана Хмельницкого. В общем-то она сейчас Покровкой называется и от Земляного вала к Маросейке идет. А тогда - Чернышевского. И на ней был бар, называемый в народе "Что делать?". Именно с вопросительным знаком, хотя оригинальное название вопросом не было. Ну кто бы стал в баре такие вопросы задавать?

И вот в этом баре мы с Сашкой изрядно накушались коньяка. Не допьяну, нет. Но потеряли ощущение времени, и выйдя из бара, обнаружили, что метро уже закрыто, троллейбусы не ходят, а в такси не то чтобы не содют, но денег на двоих до дома явно не хватит. Мне в Мытищи, ему в район нынешнего Газпрома. Можно пешком, но дойдем как раз в тоже самое время, что и доедем, когда метро откроют.

И мы пошли в сторону Кремля. Не потому что никогда его не видели, а просто там метро рядом. Кстати, если вы в Москве спросите про метро, то многие могут вам не показать куда идти. Поэтому вы всегда про Кремль спрашивайте. Кремль тут знают все и обязательно вас туда пошлют. А метро там по пути само отыщется, как по волшебству.

А мы прошли всю Маросейку. И пришли к ЦК ВЛКСМ, где оба пару раз бывали по делам.

Зима. Два уже трезвых и замерзших человека у ЦК Комсомола. Их водила молодость в варианте застоя. Холодно. И мы решили погреться в каком-нибудь подъезде. Нашли там за ЦК жилой дом, с офигенной широты парадной лестницей и такими же там подоконниками. С огромными и теплыми батареями парового отопления под ними. Сели и греемся. Тихо так. Но видимо недостаточно тихо, Потому что вышла из квартиры древняя просто буржуазно-дореволюционная какая-то старушка и стала кричать, что мы сволочи и справляем тут малую нужду.

- Побойтесь бога, мадам, - сказал Сашка, - вовсе мы тут не "нассали", мы ж интеллигентные люди, мы в ЦК Комсомола приема ждем, замерзли и зашли немного погреться.

- Насрали, значит, - убито резюмировала антисоветская старушенция и удалилась в свою квартиру шаркающей кавалерийской походкой вдовствующей королевы-матери.

Мы еще немного погрелись и пошли, к Площади Ногина. Метро уже открывалось.

Когда Большой театр собирались открывать после длительного и скрупулёзного ремонта к большой строительной победе решили прибавить большую театральную. Премьеру. Как строитель пропустить я такого не мог и поперся.

Премьерная опера называлась Руслан и Людмила, музыка сами знаете чья, по мотивам сами знаете кого. По-моему она до сих пор так называется. Про актерско-оперный состав я распространяться не буду, кому интересно, посмотрят где-нибудь еще. Скажу только, что пели замечательно, а насчет обещанной Образцовой - надули. И я понимаю почему.

Мне, когда говорили о новом прочтении и "пропении" старого сюжета, я не то чтобы мимо ушей пропустил, но не напрягся даже. Голоса отличные, музыка гениальная, сюжет... А еще Большой театр ведь. В общем не напрягся я зря.

Хотя начало не предвещало. Отъехал занавес. Замечательная штука, кстати, вся в двуглавых орлах с подписями Россия, чтоб не перепутали. Отъехав, занавес открыл синевато-красный русский терем в псевдомосковском стиле эпохи Ивана Васильевича. По сцене были расставлены столы, за столами сидели девицы в кокошниках и мужики в одеждах польской шляхты и Ивана-дурака из кино про Морозко. Пили, ели, закусывали.

Шла свадьба Руслана и Людмилы. Пропев отказы Фарлану с Ратмиром, Людмила с папиного одобрения хотела было уж за Руслана, но тут все начали водить хороводы вокруг столов и притащили маленького мужика в карикатурной чалме с бородой на весь хоровод. Черномор, - подумал я, - что-то рановато. Не успели допеть как бы, а уже женщин воруют. Но ошибся.

Потому что вслед за карикатурой на Черномора выкатилась и забегала по сцене карикатурная голова, карикатурный Финн и карикатурная старушенция типа Наина. И толстый бородатый викинг в рогатом шлеме с кухонным топориком для разделки мяса, которого я не опознал. Викинг поймал голову и отвесил ей пару фофанов. Всем повеселело. Но Людмилу все-таки украла какая-то сволочь. Не скажу какая, потому что того куска сцены, где крали я не видел.

Спохватившись и погоревав, Светозар пообещал бадью портвейна, полцарства, жениться и снарядил погоню на конкурсной основе из трех конкурсантов. Тут все как бы кончилось и сцену загородили. Но не занавесом а экраном. На экране показали мужика, жутко похожего на покойного Джобса в длинном плаще и черных джинсах, и женщину, жутко похожую на колдунью Наину после химической завивки. Они смотрели друг на друга и разговаривали. Молча. Но с титрами. Тиры были видны только из партера, поэтому все-таки молча. О том, что на экране разговаривают Финн и Наина, зритель должен был догадаться самостоятельно. Дураков не было, догадались все.

Открывшаяся после экрана декорация напоминала давешнюю ресторацию, но во время уборки. Всего лишь перевернутые стулья на неперевернутых столах, хотя в новом прочтении могли и наоборот. Пели "та самая Наина" и Фарлан. Пели Финн и Руслан. Причем Финн пел с финским акцентом, а Руслан пел в куртке типа Аляска и штанах-хаки с карманами. Наина и Фарлан так же оказались стилизованы под модников ранних девяностых. Зачем Наина таскала за собой шкуры убитых песцов я так и не понял, зато по совершенно недвусмысленным жестам Фарлана, танцующего на столе стриптиз вместе со своим голым торсом, все поняли, что именно и как именно он сделает с Людмилой если найдет.

Долго ли коротко сказывалась сказка. Опять сменили декорации и Руслан пришел к Голове. На словах "о поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями" зрителям открылся горный пейзаж камуфлированного цвета. По пейзажу были рассеяны мертвые кости в виде трупов в советско-натовской военной форме. Половина зала тут же вспомнила "По танку вдарила болванка" и "Четыре трупа возле танка". Правда, трупов было больше чем четыре, а танков не было вовсе.

Руслан в неизменной Аляске испугался и с необыкновенной ловкостью пятясь задом вперед залез на самую высокую точку декорации (под потолок) и забился в угол. Откуда запел. Пел красиво. За что ему кричали браво, хлопали и ждали голову. Не зря.

Голова появилась на скинутой сверху тряпочке типа экран. Лысая, наголо проекционная голова (хотя некоторые обозвали ее неканонической еще вчера) поведала Руслану куда и зачем ему ийтить. И пропала вместе с экраном. Начался антракт.

Я хочу сказать, что буфет по-прежнему на седьмом этаже, там офигенно дорогой коньяк, средней паршивости кофе, но зато шоколадки "Вдохновение", как и в детстве там есть.

После антракта началось соблазнение Руслана с Ратмиром. В декорациях беленького борделя на диком западе типа салун. Внизу общий зал, а наверху, во втором свету, балюстрада с номерами и женщинами легкого поведения, то есть с хазарскими девами прекрасной наружности. Назначение помещения сценически подтверждалось поведением и полуголым видом этих самых хазарских дев на любой вкус.

Главой борделя выступила Наина. О чем много пели и бегали по лестнице туда-сюда непонятно зачем. В перерывах между беготней, Руслана с Ратмиром соблазняли долго, умеючи (где они столько профессионально настроенных хазарских дев нашли при общем дефиците, мне интересно) и даже принесли им домашние шлепанцны. Пели замечательно, но вмешался Финн и уберег Руслана от непоправимого. Тут все кончилось и начался второй антракт.

После антракта началась сцена соблазнения Людмилы Черномором в одноименном замке чисто белого цвета. Соблазняли ее пением, что для оперы нормально и цирком из поваров и горничных. Повара делали игрушечную пиццу, жонглировали ингредиентами и сковородками. Людмила не соблазнялась. Поэтому как по волшебству поднялся проем в декорации и открылся магазин женского белья и обуви, отослав всех на годы вперед к чертовщине и разоблачениям. Людмила не соблазнялась. Открылся другой проем побольше. В поеме обозначилась стеклянная клетка. В клетке стоял столб, загримированный под сосну. Под столбом торчали зелененькие кустики, а из столба торчал сук. На суку сидел настоящий попугай. Под попугаем целовались в засос. Людмила смотрела и не соблазнялась.

Я смотрел на попугая, попугай смотрел на меня. В это время вокруг стеклянной клетки, по сцене большого театра бегали голые и полуголые тетки и девушки. Людмила почему-то не соблазнялась, хотя тоже нарезала кружок вокруг столба для пробы.

Черномору это не понравилось и на сцену выпустили лысого, татуированного культуриста типа молодого Шварценеггера.

Поиграв мышцами, культурист оказался массажистом, завалил Людмилу на кровать, начал с икроножных мышц и стал подниматься все выше и выше. Обслуга замка пела, Людмила массировалась и отвергала, а массажист делал свое дело.

Кончилось тем, что Людмила пошла танцевать с массажистом, но тут приперся Руслан в своей неизменной аляске, штанах и с ножиком типа меч-кладенец. Посомневавшись он вызвал белого Черномора на бой и выиграл. Повара и обслуга замка делали ставки. Пока побеждался Черномор, Людмила заснула, была украдена Фарланом и увлечена обратно в княжий терем на свадьбу.

Квелая Людмила с расплывшимся макияжем и съехавшим на затылок кокошником спала сидя за столом, а Фарлан пытался на ней жениться. В зале на полном серьезе и громко уже была поднята тема "передоза", как пришел Руслан одел Людмиле колечко и все хорошо кончилось.

Прошу прощения за такое длинное либретто. Мой незамысловатый взгляд может, да и не только может, а и отличается от взгляда режиссера-постановщика и художника по костюмам в одном лице. Не, я люблю новшества, но не в таком количестве сразу. Мне бы постепенно как-нибудь и понемногу. Зал разделился приблизительно пополам: кто кричал позор, кто кричал браво. Кто аплодировал, кто свистел. Правда никто не свистел артистам и дирижеру. Но четвертая часть зрителей ушла еще до второго антракта.

У меня не осталось однозначного мнения от оперы. Но я считаю, что надо сходить и посмотреть самому это, по крайней мере, очень интересно и запомнится. Я такого не видел никогда, хотя в 1984 году смотрел в тбилисском театре мимики и жеста "Малую землю" по книге дорого Леонида Ильича Брежнева. А поют-то как, черти. Как поют...

«Если бы в следующее утро Степе Лиходееву сказали бы так: "Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!" - Степа ответил бы томным, чуть слышным голосом: "Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану".

Однажды девятого марта мой знакомый проснулся в состоянии того самого Степы Лиходеева перед встречей с Воландом в нехорошей квартире. Проснулся и кашлянул, несмотря на головную боль. В ответ закашлялось все окружающее пространство. Тут уже наш Степа открыл со страху глаза, но ничего подозрительного не заметил. Разве что рядом не было жены. Вчера еще была, а сегодня уже не было.

- Катя, - позвал Степан, прикрыв в изнеможении глаза - ты где?

- Катя, Катя, где, Катя, ты, - заговорило пространство, - где Катя, Катя, где ты.

Степа открыл глаза и пространство затихло. Степа встал и шаркая ногами отправился на кухню. Там он достал из холодильника маринованных рыжиков, молочных сосисок и графин с водкой. Сосиски отправились в микроволновку, немного водки тягучей струйкой перекочевало в мигом запотевший лафитник, а грибы – в симпатичную салатницу. Звякнул таймер. Степа отрезал кусочек исходящей паром сосиски, подцепил вилкой пахучий рыжик и выпил. Через пятьдесят секунд ему стало немного легче и он взялся за телефон.

- Катя? Ты где Катя? У мамы? А почему? Не можешь находиться в этом цирке? Я тоже не могу. Но я здесь, а ты у мамы. Ты не знаешь откуда взялись голоса? Я с тобой спорил? Не может быть, я никогда не спорю с любимой женщиной. Все-таки спорил? А зачем?

- Отстаивал права хомяков? Так откуда они взялись? Их же штук сто. Всего два ящика? То есть ты полностью уверена, что это я заказал две упаковки, чтобы тебе доказать? А что доказать? Подожди немного я сейчас, - Степа налил и выпил вторую, из головы медленно утекал вязкий туман, хотя полная ясность еще не наступила.

- Так о чем мы спорили? – опрос сбежавшей жены продолжался, - мы не спорили, а я пытался тебе доказать? Вот я же говорил, что никогда не спорю с женщинами. Спорю? А о чем? О хомяках? Нет это-то очевидно, что о хомяках. А конкретно? Нет, подожди секунду, - Степа выпил третью рюмку.

- То есть я, - продолжил он разговор, - реально доказывал тебе, что «хомяк три в одном» из рекламного объявления – это живой, беременный хомяк, а не передразнивающая речь игрушка? А почему два ящика? Ах, из разных мест, чтоб добиться повторяемости? Тогда надо было три ящика. Третий привезут утром? Кать, ты не могла бы приехать, а то мне плохо. Они же со мной из-за двери сейчас разговаривают. Хором. Выключить можно? А может в мусоропровод? О соседях я не подумал. Несчастный дворник? Нет, Улукбек, пожалуй обрадуется.

- Ты возвращайся, Кать, а?

Добрые у нас люди, особенно женщины. Бабушки добрые и остальные тоже несмотря ни на что добрые, а душа у них прекрасная и неиспорченная. Вот вошел я как-то в автобус вечером. А там две знакомые друг другу дамы насущные вопросы общественной жизни обсуждают. То ли с дня рожденья чьего-то возвращаются, то ли на корпоративе каком задержались. Там офисный центр рядом оттуда похоже едут.

- Нет, - говорит та что постарше и лет шестидесяти, - я против химической кастрации. У него ж все причиндалы останутся, вдруг еще чего-нибудь вытворит. Надо их просто расстреливать и все.

- Ну что вы Софья Павловна, - отвечает ей другая, что помоложе и лет тридцати пяти, - расстреливать не гуманно. А вдруг он ни в чем не виноват? Я бы их на самом деле кастрировала. Без всякой химии и без всякого остатка, прям под корень. И руки бы еще отрезала.

- А руки-то зачем? - удивляется Софья Павловна, - они что еще и руками могут?

- Конечно, могут! - таким уверенным тоном заявляет блондинистая Мариночка, что никаких сомнений в знании ей предмета не остается даже у меня, - еще как могут. - И добавляет после секундного раздумья. - Поэтому я бы им еще бы и ноги отрезала, пусть так живут.

- Что и ногами могут?! - дама постарше прикрывает рот ладошкой от ужаса, - тогда и ноги надо кастрировать, точно. А может расстрелять все-таки? Их же кормить придется с ложечки и ухаживать, кто ж этим заниматься будет?

- Найдется кому! - чувствуется, что Мариночка вошла в раж, - И язык еще вырезать обязательно. А ухаживать за ними простых насильников заставить. пусть тоже мучаются.

- И язык??! - покраснела Софья Павловна, - Как им только не совестно.

Что там им не совестно я так и не узнал. Автобус доехал до конечной я вышел, а женщины еще разговаривали.

Странное дело эта реклама. Чуть ли не каждое второе пиво в рекламе сварено из натурального и отборного солода. И правильно: лишний раз подчеркнуть натуральность и отборность сырья никогда не помешает. А мыло? Мыло тоже ведь требует такого же подхода. Мне кажется, что если бы на этикетке мыла и по телевизору было бы сказано: сварено из натуральных и отборных судей, в смысле, тружеников свистка и красных карточек, это бы значительно улучшило спрос.

А не говорят и не пишут. Если жалко судей, можно немного смягчить тезис. Такой слоган приходит на ум: "Мыло "Коллина" - все микробы "вне игры". И мелким шрифтом, что не из всего Коллины сварили, а типа из волос только. Чтоб не обманывать покупателей.

Ну ладно. Мыло - мылом, Коллина – Коллиной, а однажды вот чего случилось. Тем летом Лëхе сильно не везло. От этого невезения он в судьи и загремел. В арбитры, то есть футбольные. Самая ненужная должность на поле, когда трое на трое навылет играют. Площадка маленькая, там игрокам места не хватает, а тут еще судья мешается.

Но делать-то нечего: мы когда с Лëхой химические опыты проводили, у нас колба взорвалась с результатами нитрации. От колбы никакого вреда: осколками меня по физиономии царапнуло и все, а Лëха от взрыва прятался, поскользнулся и руку сломал. Так это еще ничего. Он со свежим гипсом решил коньки померить. Летом ни с того, ни с сего. Сидел дома на галошнице и, надевая коньки, тянул за задник ботинка целой рукой изо всех сил. Рука сорвалась. Конек в шкафу дырку пытался сделать, а Лëхин затылок в стенке. Панель оказалась крепкой, а у Лëхи оказалось сотрясение. Куда такому в футбол играть на асфальте? Судьей только. Не выгонишь больного совсем ведь. Больные от этого только хуже болеют.

Вместо этого нового судьи пришлось Юрку к нам в тройку брать. Играл он хоть и хуже Лëшки, зато удар убойной силы имел. С правой. Между нами, но ему неоднократно предлагали тряпочку на правую ногу повязывать, как у ненашенского футболиста из Кассилевского Вратаря Республики. Убью, мол, мячиком, если попаду. По крайней мере Юрка так рассказывал.

Играем, значит. Лëха бегает, свистит по-взрослому, гипсом своим машет и головой с сотрясенным мозгом вертит, чтоб нарушения не пропустить. И ладно бы нам подсуживал, так он, гад, честный и вредный. У нас тут атака вышла: Юрка выбегает на ударную позиции в двух метрах от ворот, я ему навешиваю, мячик летит, Юрка с разбегу замахивается, Лëха свистит. Офсайд типа. Зря он свистнул. Не то что бы над ухом, но свисток громкий.

Юрка по воротам своим смертельным ударом не попал. Он прямо Лëшке в лоб мячиком засветил. Как медный колокол блямкнул будто бы. И звонко, и с «трещинкой». Мячик черте куда отскочил, а судья как стоял, так на пол и осыпался.

Лежит судья, в небо как бы смотрит, только глаза закрыты и признаков жизни не подает, кроме того что дышит. Вокруг него все столпились. Где ж поорать про отойдите, дайте ему воздуха, как не в толпе у недвижного тела.

Юрка тут еще свою вину чувствует, поперек всех лезет судью в чувство приводить. Майкой над ним помахать и еще чего-нибудь сделать, типа пнуть незаметно. Тут Лëха один глаз открывает, глаз мутный, а Лëха громко и отчетливо говорит:

- Судью на мыло, блять. – И опять глаз закрыл, типа прощается.

- Раз матом ругается, - говорит один из соперников, - значит живой. Только ему теперь красная карточка положена и удаление по договору «матом не ругаться». Все равно с головой у него «нетого»: судью на мыло, говорит, а сам судья и есть.

- Я судья? - спрашивает Лëха с пола, сам вторым глазом смотрит, и совсем у него глаз не мутный, а с понятием уже, - раз я судья, - то вам пеналь за пререкания.

- Видишь, - говорю, - Юрка, давно надо было судье-то мячиком по голове врезать, чтоб у него мозги на место встали, а то все офсайд, да офсайд не в нашу пользу.

- Я вам сейчас врежу мячиком, - Лëха опять с пола разговаривает, привык уже лежа, - и так чуть свисток не проглотил от неожиданности. Батин настоящий футбольный свисток без спроса взял. Чего бы я ему потом сказал? Жди пока выйдет, да?

- Не, а чего особо ждать? – опять наши соперники голос подали, - как выходить будет можно по свисту понять…

Чего там они дальше хотел сказать, мы так и не узнали. Судейский гипс – штука твердая. Но техническое поражение нам все-таки засчитали.

Так, что ну их нафиг судей этих. Или на мыло. То есть на «мыльные» этикетки.

Год змеи.

Утром тридцать первого декабря в небольшой труппе бродячего цирка на сцене произошла трагедия. Цирковой удав Петя нечаянно сожрал циркового кролика Роджера. Цирк запросто мог купить нового кролика, только кролик сейчас не имел никакого значения, а удав был центром представления. Цирк зарабатывал новогодними корпоративами, нещадно эксплуатируя весь свой китайский гороскоп вместе с кроликом и удавом. Драконом была игуана Даша. Информация совершенно лишняя, но почему-то всем любопытно.

Между тем наступал год змеи, до года кролика было далеко, кролика вообще котом можно заменить, никто не заметит, а вот удав Петя, главный герой новогоднего представления, мирно дрых, переваривая Роджера. Удавы всегда так делают, им от этого хорошо и совершенно наплевать, что корпоратив без змеи накрывается медным тазом вместе с надеждами на хороший заработок.

Такого допускать нельзя и художественный руководитель труппы, клоун, режиссер, жонглер-эквилибрист, дрессировщик удава Пети и большой засранец по мнению всего женского коллектива, Роджер Петрович, звонит в ближайший серпентарий - выпрашивает хоть завалящую кобру, потому что неядовитых всех уже разобрали.

Кобру ему не дают, у них вообще остался только гамадриад с характером хуже медузы-горгоны. Горгона на губернаторском корпоративе не требовалась, там хватало губернаторши. Ситуация складывалась хуже некуда и сложилась бы, если бы Петровича не осенило: Света!

- Света, мать твою, - заорал Петрович, - Светка! Ползи сюда, змея, я все придумал. Любая бухгалтерша – та еще гадюка в плане мудрости.

Сценарий переписывал художественный руководитель, испытав немало трудностей, потому что удав Петя в отличие от бухгалтера Светы говорить не умел. Светкину же болтливость следовало максимально использовать.

Вся остальная труппа занималась костюмом змеи. Лучше всего подходил чешуйчатый латекс из секс-шопа, но предновогодним вечером все шопы уже закрылись на каникулы. За основу приняли костюм черной кошки, отрезали хвост, повыдергали усы и принялись спорить бывают ли змеи ушастыми.

Спорили самые умные, остальные клеили и пришивали на черный кошачий бархат блестящие змеиные чешуйки. Костюм был на модели, Светка повизгивала от иголок и прижимала уши, чтоб их не отчекрыжили ретивые костюмеры.

Получилось очень сексуально. Символ года смахивал то ли на гадюку, то ли на русалку… Нет, на гадюку все-таки больше, - решил Роджер Петрович. Скрывая ядовитость, Светке нарисовали желтые пятнышки шестиконечной формы на затылке, превратив гадюку в симпатичного ужика или русалку иудейского вероисповедания.

Раньше удав Петя просто висел на ветке дерева, похожего на яблоню, и молчал. По новому сценарию змея сидела на том же суку, вела представление и комментировала происходящее.

Настал час икс, занавес главного городского дворца культуры открылся. На суку яблони было яблоко и сидела черная змея, похожестью на русалку опровергавшая библейские сюжеты.

- Здравствуйте, дорогие дамы и господа, с наступающим Новым годом! Парад-алле! – громко прошипела Светка и, изогнувшись всем телом, приветствовала выходящих на арену артистов.

Сделала она это зря. Ветка яблони, рассчитанная на легкого удава, а не на среднего бухгалтера, треснула, и ужик грохнулся на сцену. Сгруппироваться у русалки получилось, но сверху на нее упала яблоня. Пытаясь выползти из-под дерева Светка зашипела уже по-настоящему:

- Вытащите меня отсюда! - и добавила несколько свистящих междометий, которые в общем-то приняты в обществе при встрече со змеей или русалкой.

- Тащите змею немедленно! – скомандовал губернатор из первого ряда, - мы подколодных змей не заказывали! – тут руководящее лицо зачем-то посмотрело на супругу в поиске одобрения.

Представление надо было спасать, Роджер Петрович взял инициативу на себя, выдернул Светку из-под дерева, пообещал ей премию и они по-цирковому легко убежали за кулисы, держась за руки.

- Петрович, - сказала Светка за кулисами, забыв снять микрофон, - переводи меня обратно в воздушные гимнастки! С такими премиальными пусть лучше на меня два дерева свалятся, чем налоговик с проверкой.

Услышав такое зал сочувственно вздохнул, а глава губернской налоговой отчего-то застеснялся.

Граждане змеи! Укрепляйте яблони перед соблазнением! То есть представлением.

Странные люди окружают меня, странные, но добрые и хорошие. Это я на метро редко езжу, а то бы они еще плотнее окружали. Лет шесть тому назад в начале зимы попросили в магазин сгонять "за желтой лампой против насекомых". И я на метро пошел, потому что гололед страшный и снег. Я иду, снег идет, рота красноармейцев… Нет, рота не идет, красноармейцев давно нет уже. Но снег сильнейший.

Ступеньки открытого входа в метро чистить не успевают. Отчего это не ступеньки уже, а горка. И по этой горке молодые люди в зелененьких жилетах ловко скатывают неловких пассажиров. Четверо промоутеров какого-то кандидата в депутаты, три мальчика и девочка, подхватывают какую-нибудь бабушку под руки и весело, но аккуратно скатываются вместе с ней по лестнице. И бегом за следующим дедушкой, или опять бабушкой.

Я еще подумал, надо бы за этого человека подпись поставить. И поставил. Хотя меня они скатывать не стали. Я сам еще хоть куда скачусь.

Вот в Первом Новоподмосковном переулке, например. В магазине. Мало, что переулку название человек с большими странностями придумал, там еще и странный магазин есть со странными товарами, это там меня попросили лампочку от комаров купить. Магазин странных вещей.

Магазин в подвале, а в подвал лестница очень крутая с высокими ступеньками. Я когда к лестнице подошел, там рядом мужик стоял, с продавщицей из другого магазина трепался. А когда я уже спустился и дверь открывал, мужик меня догнал. С диким грохотом и матом на заднице по ступенькам съехал. Бум-бум-бум-гррр-тресь. Тресь - это об дверь с колокольчиком. Звяк, и снес бы меня нафиг, коли я немного в сторону не подвинулся. Мало ли - торопится человек.

А человек в магазин влетел на попе. Поднялся, огляделся мутными глазами, - извинился, что не туда попал, и обратно вверх по лестнице заторопился. Ничего не купил и не спросил ничего.

- Дааа, - протянул продавец, - странные люди заскакивают, я б на его месте хоть что-то да взял бы. Чтоб не так обидно было задницей ступеньки считать. А то запросто так получается.

- Странный, вы, - ответил ему один из посетителей, - почему просто так-то? Катается человек, отдыхает. Зачем ему ваши товары, когда лестница бесплатная. Вы б ее, кстати, почистили. А то когда падают покупатели, падают и продажи.

- Так вы специалист? – заинтересовался продавец, - не хотите у нас поработать?

Они углубились в тонкости трудового договора и не заметили как из магазина без лампочки от комаров сбежал последний покупатель.

Пару лет назад в Перми шел белый и совершенно пушистый снег. В ресторанчике, где я ужинал черными пельменями, к столику подошла молодая красивая пермячка с очаровательной девчушкой лет пяти, обе в белобрысых кудряшках, и спросила:

- Здравствуйте, вы меня не узнаете?

За десять секунд я вспомнил все свои пермские грехи конца восьмидесятых (которых и не было практически никогда, я про грехи), подумал, что на кого-то похожи обе, подумал, как быстро растут дети и внуки, раз пять обрадовался и покаялся. Видимо все это отражалось на небритой физиономии, потому что девушка спросила еще раз:

- Не узнаете, нет? Так вы не Радик Карлович?

- Не-а, - замотал я головой, - извините. Тут уж точно нет.

Они удалились, грациозно подпрыгивая, а я ел чоорные пельмени со щукой, судаком, креветками и чувствовал себя полным, полным Радиком Карловичем.

Лошадь, кошки и корова. Сказка.

Как-то в субботу, я купил чая, молока и сушек и поехал на дачу. С тех пор, как мне стало лет гораздо больше, чем было раньше, я так каждую неделю делаю. Каждую, каждую, можете не сомневаться. А с очередного своего дня рождения даже прогуливать перестал и езжу туда без всяких пропусков, как трамвай по правительственному маршруту.

Иначе мне нельзя, у меня теперь на даче лошадь живет в сарае. Она, кстати, сарай конюшней называет и на сарай обижается, так что вы меня не выдавайте, если спросит. Спросит? Спросит, спросит, она такая.

Никогда не думал, что всякие народные домыслы с поверьями в реальности сбыться могут. Когда говорили, что как только человеку четвертую подкову на счастье подарят, так у него сразу лошадь должна завестись. Или конь. Я вообще, с детства был уверен, если человек руки перед едой моет, зубы утром и вечером чистит и душ пару раз в день принимает, то у него даже мелочь какая завестись не может не то что лошадь. А она взяла и пришла вслед за четвертой подковой. И живет. Вместе с кошками в сара… в конюшне то есть. Кошки лошадиное сено от мышей охраняют, а лошадь им чай с молоком готовит на примусе. Чай с молоком я привожу, а на сено лошадь сама себе зарабатывает. Я ей газонокосилку брать разрешаю и тележку. Косилкой она соседям газоны за траву косит, а с тележкой извозом занимается по мелочи. Так и живут.

До дачи я хорошо доехал, долго только. Пешком, на метро, на электричке, на автобусе потом опять пешком. Две сушки съел по дороге. Проголодался потому что. Но чай с молоком целы, все. Подхожу к калитке, а там разорение какое-то. Сирень мою кто-то обглодал, дубок маленький сломал, березку из земли вывернул вместе с колышком, к которому привязана, чтоб от ветра не сломалась. А прям перед калиткой коровья лепешка лежит.

Я-то человек почти деревенский, хотя и из города приехал. А для тех, кто совсем городским жителем является, поясню. Коровьи лепешки несколько отличаются от лепешек, допустим, узбекских. Прежде всего тем, что узбеки свои лепешки пекут и едят, а коровы – нет. Они ими, прямо скажем, совсем наоборот с лепешками поступают. Поступают где ни попадя и прям перед моей калиткой в частности.

Меня, правда, не столько лепешка возмутила, лепешка-то в конце концов – удобрение. Меня поломанные деревья расстроили. Жалко деревья. Сам сажал, поливал, воспитывал практически. Как мог. А их поломали. И кусты еще перед забором тиранил кто-то. Совсем возмутительное дело, потому что там ягоды вкусные в кустах.

Пока я расстраивался и возмущался сзади на дороге белая «Волга» остановилась.

Здравия желаю! – это сосед не выходя из машины здоровается по-военному. Он и есть военный, в отставке только. Зато целый генерал-лейтенант сразу.

- Ты, - это он меня расстроенного и возмущенного строго спрашивает, - корову мою не видел? Пропала корова. Все обыскал, нигде нету. А следы прям к тебе на участок ведут.

- Так вот кто у меня тут разор и беспорядок навел, значит, - я когда расстроенный построже любого генерала буду, - твоя корова? Сирень обглодала, дуб сломала, березку с корнем выворотила, кусты переломанные все, а в калитку мне теперь прыжком входить надо, чтоб не вляпаться в это вот самое. Твоя корова, говоришь, наследила?

- Не, моя корова животное приличное, к дисциплине на ать-два приученное, - генерал сразу на попятную, - не могла она такого натворить, это я в следах ошибся наверное. А это другая корова безобразничала.

Генерал-то на попятную - это понятно: какому генералу охота за коровьи проделки ответственность отвечать. Никакому.

Только никакой другой коровы у нас в деревне нету. Одна она, генеральская. Рыжая с белыми пятнами. И на участке у меня тихо подозрительно. Ни лошадь не ходит, ни кошки не показываются. Кошки-то вообще меня возле калитки встречают. У них на молоко нюх. Лошадь тоже вежливая. Навстречу выходит и первой здоровается. Я все же какой-никакой, а хозяин. Тем более с сушками приезжаю. Солеными.

Ну я к сараю сразу, к конюшне то есть. Постучал, дверь открыл. Не так все. Сразу чувствуется.

- Здравствуйте, - говорю, - наше вам с кисточкой, чаем, молоком и сушками.

- Мы вас не ждали, а вы приперлися, - это самая старшая кошка мяукнула. Она деревенская у нас полностью. С уличным воспитанием. За словом в карман никогда не лазит. Нет у нее карманов потому что. Зато слов всяких навалом. Есть среди них и приличные, но, в основном, вот такие вот все. Так-то она добрая, мурлыкать даже умеет, но и нагрубить у нее не задержится.

- Как-то ты неожиданно приехал, - лошадь мне навстречу вышла все-таки, - не ждали мы тебя так рано.

- Не ждали? – удивляюсь я, притворно так, а сам слышу, что в сарае за кучей сена пыхтит кто-то. Отдувается и чавкает еще, - Ага. Три года в одно и то же время приезжаю, чего меня ждать-то. Не нужно меня ждать все равно приеду. Вы, кстати, корову тут поблизости не видели? У соседа корова пропала, а следы к нам во двор ведут.

- Не видели мы никакой коровы, рыжей с белыми пятнами и в ошейнике, - это младшие кошки хором почти, - мы молоко все время в магазине покупаем, или ты привозишь, а коров мы только на картинках в энциклопедии Брема видели.

Любая кошка соврет недорого возьмет, это все знают, но наши все границы уже перешли. В углу пыхтят, чавкают, из-за сена один рог высовывается, а они только на картинках видели. В энциклопедии Брема еще. Интересно, правда, откуда они про Жизнь животных знают. Но это мы потом выясним, а сначала с текущей коровой разберемся.

- Ладно, - говорит лошадь, - такое все равно не спрячешь. Выходи знакомиться будем.

Это она к корове обращается. Мне-то выходить неоткуда, я и так посредине сара… то есть конюшни стою. С кошками разговариваю.

- Здравия желаю, товарищ хозяин, - выходит корова из-за сена, - старшина первых коровьих статей, Муха, представляюсь по поводу прибытия к новому месту стойла.

Нифига себе заявочки, думаю. А тут лошадь еще:

- Действительно. Мы тут подумали и решили. Пусть с нами живет. Совсем ее генерал замуштровал, сам видишь, как разговаривает. Жалко ее, сил нет.

- Иди отдохни, а мы потрещим пока, - это лошадь уже к корове обращается.

- Слушаюсь! – корова развернулась кругом, по-военному щелкнув копытами, и пошла себе обратно за сено, начав движение с обоих левых ног, как в армии положено.

- Так что мы решили, - продолжала лошадь, а кошки кивали ушастыми головами, - пусть с нами живет и все тут. Корова – животное нежное, к ней с лаской надо, а не по уставу строевой службы шагистикой заниматься. А ее вон и назвали в честь гранатомета и петь на вечерней поверке заставляют и «отбиваться» пока спичка горит.

- Вы-то решили, - говорю, - только получается, что вы корову у генерала свистнули, а отвечать я буду. Генерал, на меня ведь в милицию жаловаться пойдет. На вас-то бесполезно жаловаться. Скажешь, что лошадь с кошками корову со двора свели, так никто никаких мер принимать не будет, а вот если сосед корову украл, то его сразу за воротник и в кутузку потащат.

- Разрешите обратиться, - раздалось из-за сена, - генералу за меня надо денег предложить, он много не возьмет потому что я строевым шагом ходить сбиваюсь и лево с правом путаю. Генерал меня на гауптвахту за это хотел сдать. Вот я и ушла. Равняйсь, смирно, - ни к селу ни к городу добавила корова и замолчала.

- Вот видишь, - продолжала обрабатывать меня лошадь, - на гауптвахту. Это он ей сказал, что на гауптвахту, - лошадь перешла на шепот, - на мясо он ее хотел сдать, честное слово. Так что, как хочешь, - иди к генералу договаривайся.

- Договаривайся, договаривайся, - а я пока примус раскочегарю, поддержала лошадь старшая кошка, будем чай пить с молоком. Нам теперь парное молоко два раза в день выдают. Не чета твоему городскому из холодильника.

- А сирень, а березу? А кусты кто покорежил? Про препятствие возле калитки я не спрашиваю, с препятствием мне и так все ясно.

- Извините, разрешите обратиться, - все еще из-за сена подает голос корова, - но пока я стучала в калитку случилась маленькая неприятность. У вас звонка нету, пока домычишься, чтоб открыли, всякое может случиться. И сирень я нечаянно попробовала, она у вас невкусная. Больше не буду, слушаюсь, так точно.

- Кусты мы отремонтируем, препятствие уберем, - заявляет лошадь, - пока ты с генералом переговоры будешь вести, мы даже березу новую посадим, а препятствие как удобрение используем. Ты иди.

- Иди, иди, - поддерживают лошадь младшие кошки, - тебе ж сплошная выгода выходит: теперь молоко из города возить не нужно, будешь теперь в город молоко возить.

Против такой логики не попрешь ведь. Корова мне и самому нравилась. Она газон очень хорошо стрижет. Почище всякой газонокосилки. И бензина не требует с электричеством. Последний аргумент у меня остался.

- А как же, - спрашиваю я лошадь, - конь? Мне ведь через месяц опять четвертую подкову на счастье подарить должны. Ты же сама говорила, что теперь конь может появиться. А жить он где будет, если мы корову к себе возьмем? Сарай же не резиновый.

- Лучше корова в сарае, чем конь у тебя в квартире, - философски заметила лошадь, - да и будет ли он еще, конь этот? А корова вот она. С ней прям сейчас дружить можно.

И пошел я к генералу. Договариваться насчет коровы. А то получается, что все у меня добрые: лошадь добрая, кошки добрые. Только один я злой и сомневающийся. Не, не выйдет. Коровой больше, коровой меньше – уже без разницы ведь, когда лошадь есть.

Пошел к генералу договариваться. И договорился.

Теперь, когда еду на дачу, я молоко из города не везу. Только чай с сушками. Сушек, правда, в два раза больше приходится покупать, но это не главное. Главное, что меня на даче немного больше ждут, чем раньше. И молоко парное теперь. Со «здравия желаю», правда, но это тоже не главное.

Во дворе нашей школы был бюст, но не совсем. Не совсем бюст, то есть. По документам - бюст, а на самом деле только по колено маленький еще Владимир Ильич под тяжестью кудрявой головы с мыслями о революции в гранитный постамент ушел. Недовдавило его до бюста. Но штакетничек деревянный низенький, газончик с кустиками, туями и лиственницами. Цветочки с клумбой. Березку плакучую, какой-то ландшафтный дизайнер советского толка воткнул вполне к месту. Красиво.

Прям на школу Владимир Ильич бронзовыми глазами и смотрел. Наблюдал за выполнением того, что на постаменте лесенкой: "Учиться, учиться и учиться..." Он к нам передом, а школьники на школьной линейке к нему задом, потому что лицом к директору и прочему руководству. Школьнику-то могли и простить такое невежество, а директору - вряд ли. Хотя и школьникам...

Один из моих одноклассников в самом первом классе из-за этого бюста удлиненной модели из одноклассников моих пропал. В лесную школу для альтернативно одаренных, как сейчас говорят. Как только в октябрята приняли, так и пропал.

Потому что обрадовался очень и событию, и звездочке с маленькой копией бюста. А обрадовавшись, он вооружился почти настоящей саблей из прутика, а вместо лошади выбрал памятник Владимиру Ильичу. И поскакал, сжимая коленками бронзовую шею, и изображая Чапаевского конника. Совершенно не задумываясь, чья это шея, и зачем она из туловища торчит. Об этом другие задумались.

В старших классах он обратно перевелся из той самой школы. Достаточно известный в банковской сфере человек сейчас. С немалым авторитетом. И никто не знает ведь, что в этот авторитет он начал въезжать на горбе маленького и бронзового Владимира Ильича Ульянова.

Поколенного бюста нет уже давно, а подножие еще в прошлом году стояло. Ой. Ошибся, кажется. Некоторые филологи считают, что у бюстов подножия не бывает по определению. Пьедесталы только с постаментами. А вы как думаете?

Вы любите шахматы? Я - нет. В чем почти согласен с тараканом, знакомым Михал Михалычу Жванецкому. "Шахмат я просто боюсь", - говорил этот интеллигент до мозга хитиновых ног: "потому что там обязательно унижают одного из двоих. Ему доказывают, что он слабее, и просят не раздражаться. Видимо, это прекрасно, но не для меня".

Так вот я их не боюсь, но это не для меня. Хотя сами фигурки – отличная мишень, если из пневматики стрелять, жалко, что быстро кончаются. Но и это не беда потому что вместо шахмат можно ложку приспособить. Ложка лучше шахмат. Ручку на какой-нибудь горизонтальной попереченке загнуть и все. Попадаешь в ложку, а она крутится. Весело.

По-другому в шахматы я не люблю. Это же вообще не спорт, а азартная игра. Спорт от азартной игры чем отличается? Нет, не деньгами. В спорте тоже заработать можно. Азартная игра от спорта отличается беспардонностью и повсеместностью. Вот сидите вы в скверике, читаете интереснейшую книжку. Или Бетховена, допустим, слушаете со Стравинским. Или даже полонез Огинского насвистываете, как записной радиослушатель музыкального характера, подманивая чужую собаку. А в это время к вам подкрадывается типчик в беретке, помятом плащике и с доской под мышкой. Нет, он не дилер, нет.

- В шахматишки перекинуться не желаете? - это прервав ваше наслаждение полонезом, допустим, Огинского, спрашивает.

Вы видели, чтоб бегуны на марафонские дистанции так себя вели? В скверике подкрадывались с предложением наперегонки сорок километров побегать?

Или вот регби. У меня водитель был, в команде мастеров играл и за сборную страны. Так вот, если он ко мне в парке с предложением мячик покидать подошел, я со всеми своими спортивными навыками жутко бы расстроился, что в парки с крупнокалиберными пулеметами не пускают.

А шахматистам все можно. Хотя бывает очень удачный симбиоз. Шахматиста с носорогом. Приятель мой Лёха, например. Носорог - это его прозвище. С детства. За габариты и характер. Мы с ним лет десять в одной секции карате макивары околачивали. Так вот ему однажды на тренировке хорошая плюха прилетела в голову. Случайно. Когда пять на пять спарринг и не такое бывает даже с очень крупными людьми.

Так вот Лёха как очнулся сразу и сказал. Хочу в шахматы научиться. И научился. Прям на следующий день. Взял доску, плащик на бицепсы еще натянул, шляпу на звериную свою морду надвинул и в сквер пошел, где шахматисты собираются. С ним долго никто играть не хотел почему-то. Хотя он честно признавался, играю, мол, слабо очень. Он стеснялся и сжимал в ладони шахматную доску. Доска стонала, и от нее крошки сыпались со щепками.

Потом все-таки кого-то упросил сыграть. И выиграл. Потом еще одного поймал и тоже выиграл. Поперло ему, короче. Он там за два дня у всех выиграл. И стал регулярно туда ходить. Выигрывать. Но через неделю в ничью сыграл. И больше не ходил. Эти, говорит, шахматисты вчера этого привели. Этого, говорит, самого. И называет фамилию известнейшего... Не шахматиста, нет. Штангиста. В самом тяжелом весе. Чемпиона мира даже и Европы. Он, говорит, у меня нечестно выиграл, они ему каждый ход подсказывали, вот. Обиделся, главное, как ребенок. И больше в шахматы ни-ни принципиально. Гадость, говорит, а не игра. Вот шашки - это да, шашками в "щелчки" играть можно. Или в Чапаева.

Со щелчками - это он горячится. У него от щелчка шашки сразу трескаются и уже как шрапнель летят. Так что он одной шашкой половину войска соперника сносит. Кто ж с ним после этого играть-то будет?

Субботний приезд на дачу был ознаменован личной, можно сказать, трагедией у соседа Лешки. Лешка - это сын Риты и брат Витьки. Можно сказать, трагедия, а можно сказать - комедия. Эти вещи иногда так близки, что и не отличить. В общем, Лешка развелся и отпраздновал развод приобретением кремового жыпа под маркой Nissan Pathfinder.

Отпраздновав уже приобретение жыпа, Лешка решил поговорить с бывшей о жизни и поперся к ее дому, а это первый городской дом в трехстах метрах от нашей деревни. Бывшая разговаривать с Лешкой не стала, мотивировав тем, что "мама не разрешает с тобой обормотом разговаривать". Обормот скрутил номера с ее автомобиля, чтоб никуда не ездила зараза, и ушел домой спать. Ночью ему спалось хорошо, а его бывшая, вышла на тропу войны, встретила там свою сестру, подобралась к Лешкиному жыпу и расфигачила кирпичами все стекла в машине кроме заднего. Если бы это был анекдот, а кремовый жып - удочками, то жить бы ей оставалось несколько часов. Но жизнь смешнее анекдота, в жизни может еще и помирятся.

Кирпичи девки принесли с собой. Потому что в нашей деревне неприспособленных под дело кирпичей отродясь не бывало. А за кражу кирпича в чухальник запросто, все об этом знают, и мыслей нет чужие древенские кирпичи не по делу трогать. Так что стекла били городскими кирпичами. Лешка не проснулся. И хорошо, потому что мог бы и убить, а труп нам нафиг не надо. Там более, два. Проснулась Ритка, сказала девкам пару теплых слов из окна. Девки послали Ритку "на".

И побежали, потому что проснулся Витька и побежал за ними. Не догнал, а Ритка вызвала полицию для предотвращения противоправных действий.

Полиция приехала в субботу днем. Милиция, говорят, приезжала быстрее, но это не точно. Разомлевший от жары участковый, привлёкши в понятые матушку мою и соседку Веронику Павловну, стал писать протокол осмотра места происшествия. Вокруг участкового ходила Ритка и матерно требовала занесть в протокол ейные оскорбления:

- Я тебе сказала, чтоб написал, а ты чего, гад такой, не пишешь?
Участковый вытирал шею платком и вяло сопротивлялся: чо я вам тут напишу-то?
- Так и пиши: "пошла нахуй, блядищша".
- Так и писать?
- Так и пиши, пусть все знают!

Сия запись была скреплена подписями понятых. Понятые (одной восемьдесят, другой - восемьдесят четыре), всесторонне обсудив ситуацию, пришли к выводу, что может еще и помирятся. Эти понятые... Они редко ошибаются ведь.

Больше всех расстроилась Ритка. До такой степени, что презентовала понятым по ящику огурцов с помидорами: берите пожалуйста, все равно пропадут, их солить надо, а у меня руки опустились, я теперь три дня в печали буду. Печаль ее светла.

А люди у нас в деревне хорошие, кто б что не говорил.

Навеяно историей Грязнова про «Золотые ложечки Епифана» https://www.anekdot.ru/id/975010/ Написано правда лет за десять до того для журнала научной фантастики, но там не опубликовано, так как основано на вполне реальных событиях.

Давным-давно и даже в СССР, наверное при Сталине, жил мужчина и даже еще подросток, или юноша. Середнячок как все. Ничем не выделяющийся тихий человек. Никакой. На таких незаметных мужиках обычно земля держится потом, когда вырастут. Образование у пацана, как у всех - начальное, на чугунном заводе на среднем счету: ни плохой, ни хороший - средний.

Он влюбиться хотел, а тут бац - статья в газете. Так мол и так: ударник, передовик, стахановец без отрыва от производства в университет учиться на большого технического ученого поступил, за что честь ему и почитание от народа. А Фамилия и даже отчество того самого среднего и никакого. И даже домашний адрес, хотя обычно в газетах не указывают. Он два раза прочел, все сомневался, что о нем написано. А на утро его в профком вызвали. Там человек в кожанке ему все объяснил. Объяснил, что наши газеты никогда не ошибаются, а если ошибаются, то смотри пункт первый, а редактора и всех журналистов в расход обязательно. А у него выхода нет, раз написано: ударник, передовик, стахановец без отрыва от производства в университет учиться поступил, значит неделя сроку и даже специально проверять не будем, потому что ведем постоянное наблюдение неотрывно.

Кранты, в общем мужику. Но он же средний и темный, он даже не понял, что кранты. Из профкома вышел, в цех пришел чего-то в станке покрутил и выполнил три нормы за смену. Даже наблюдатели чуть с ума не сошли от удивления.

Дома у соседа пару книжек из его библиотеки выпросил и прочел сразу запоем. Он бы и всю библиотеку прочел, только сосед другие три книжки на раскурку пустил по глупости. А наш середняк через неделю уже в университете учился пять лет.

Учился незаметно. Средне учился. Средне окончил и на среднюю работу устроился. Тихо так, незаметно. Жениться планировал, а тут бац - статья в газете. Так мол и так: молодой гениальный ученый, комсомолец, стахановец открытие сделал, за что ему Сталинская премия выдана, он ее получил, на бульдозер истратил и на этом бульдозере с другими комсомольцами уехал Комсомольск-на-Амуре строить. А Фамилия и даже отчество того самого среднего и никакого. Домашнего адреса на этот раз не было. Место работы только, но даже номер комнаты несмотря на секретность.

Он два раза прочел, все сомневался, что о нем написано. На утро его в профком вызвали. Там человек в кожанке ему опять все объяснил. Так он из профкома вышел, в лабораторию пришел чего-то там из двух мензурок смешал, покрутил и так взорвалось, что даже наблюдатели опять удивились. А от шума и дыма все столько удовольствия получили, что Сталинскую премию прям завтра на бульдозерный завод перевели. Ну, а от комсомольцев отбоя не было с ним ехать город строить, других, кстати, никто и не спрашивал.

Как с пароходов сошли, он опять потерялся. Так в бригадирах и проработал до конца стройки. Ни хорошо, ни плохо - средне. Незаметный. Он и воевать ушел незаметно и воевал незаметно без геройства. Два ордена дали незаметно как-то. Война уж давно кончилась. Он третьего ребенка планировал ждать, а тут бац - статья в газете. Так мол и так: немолодой бульдозерист, ударник и коммунист был назначен секретарем райкома партии, и за два дня так настроил работу, что производительность труда выросла вместе с кукурузой в пять раз, а сам собрал народ и добровольцем на целину. А Фамилия и даже отчество того самого среднего и никакого. Ни домашнего адреса, ни места работы. Зато фотография. Он два раза прочел, все сомневался, что о нем написано, фотографию даже на просвет смотрел. А на утро его в профком вызвали. Там человек в кожанке ему ничего объяснять не стал. Посмотрел только строго. А чего объяснять, если и так все понятно? Да и старый он был очень этот человек в кожанке. Очень старый, даже говорить не мог.

Утром этот никчемный человек не стал заводить бульдозер, зашел в свой новый кабинет, ручку-самописку подкрутил и написал за два часа два приказа. Все одурели от тех приказов, кроме наблюдателей, но и наблюдатели опять удивились.

Целину, когда поднимали, нового директора совхоза никто не замечал. А чего его замечать если он середняк и ничем не выделяется. Серость обыкновенная. Совхоз работает, ничем от других не отличается: ни урожайностью, ни лозунгами. Просто работает по-тихому и все. Наш мужик уже на пенсию планировал, а тут бац - статья в газете. Даже не статья - некролог. Так мол и так: умер директор совхоза, ударник, бывший коммунист перестроивший свою работу в первых рядах перестройки, орденоносец, лауреат Сталинской премии за секретное открытие. И фотография и домашний адрес и место работы. Все сходится не увернешься. Но мужик все равно два раза прочел. Все думал, что не о нем.

А на утро его в профком вызвали. Только он не пошел. И умирать не стал, потому что может и нормально жизнь по чужой газетной статье провести, но умирать как-то неправильно. До сих пор живет, и никто не знает где. Потому что он такой средний и незаметный, что даже наблюдатели не удивились, когда потеряли. Но он точно живет и статьи в газетах про него иногда попадаются, никто просто не знает какие.

Прочитал в интернете про канадского клошара, который всем примелькался, жил ровно как все, ходил как все с магазинной тележкой, в которую вещи складывал. Потом бомж умер, а в коляске у него миллион долларов нашли. Прочитал и тут же вспомнил, что в Питере давным-давно слышал совершенно похожую историю, тоже про бомжа, но про отечественного.

Ходил отечественный бомжик с магазинной тележкой по Питеру (ну не по Москве же, в конце концов ему ходить), всеми любимый и оттого никем почти не гоняемый. Кроме строгого, но справедливого участкового полицейского. Полицейский его гонял из общественных мест и пытался в приемник-распределитель распределить. А всё потому, что как полицейское начальство не приедет работу участкового проверять, или просто так водки в гастрономе взять, как им этот бомж поперек дороги улицу перебегает. Неприятная такая ситуация.

Большой полицейский начальник захотел как-то бомжика пнуть, поскользнулся, упал испачкался и палец указательный сломал в решетке ливневой канализации. И над ним остальные полицейские начальники уничижительно посмеялись. Сдуру, говорят, и палец сломать можно, хи-хи. А тот на работу вышел, прям загипсованным пальцем участкового по телефону вызвал и приказал бомжа извести и тем самым пальцем еще пригрозил страшным образом.

Участковый было взялся бомжа гонять, но поскольку был человеком неравнодушным и даже ветераном войны в Афганистане (отмороженным на всю голову), гонять, гонял, но без энтузиазма, а с жалостью, то есть недалеко. И даже сосисками подкармливал.

То есть он его отравить хотел, потому что сосиски у него в холодильнике долго лежали, но потом одумался и сам съел половину.

А у полицейского еще жена была парализована и деньги нужны на операцию. Но зарплата маленькая, на работе ссуду обещали, но только если он этого бомжа прогонит.

Такая дилемма у полицейского. Прям как у милиционера, только хуже. И вот он решил все-таки бомжа застрелить. Приходит с пистолетом и говорит:

- Руки вверх, нафиг, стой стрелять буду.

- Не стреляй меня добрый молодец, то есть полицейский, - отвечает бомж, - я тебе пригожусь.

- Нет, не пригодишься, - заявляет полицейский и целится уже, - я такими предосудительными вещами с бомжами ни-ни, не занимаюсь. И вообще я не такой, меня только начальство немного и все.

И пока он про начальство рассказывал, бомж убежал вместе с тележкой. Полицейский расстроился, что теперь без ссуды и сам застрелиться решил. Дома. И пошел домой.

Приходит, а там возле квартиры коляска стоит и бомжик рядом валяется мертвый. А на коляске записка: прости меня Вова, я твой брат Максимка, нас в детстве разлучили. тебя милиционеры украли, а меня банкир усыновил. Но я тебя всю жизнь искал, нашел и теперь могу умереть спокойно. Целую, Максик. П.С. В тележке мильён долларов на мелкие расходы. П.П.С У нас с тобой на интимном месте родинки одинаковые (ты проверь, если не веришь).

Тут полицейский обрадовался, что брата нашел и расстроился, что тот умер. Мильён долларов взял, жену вылечил, купил себе звание генерал-майора полиции и стал гнобить своего бывшего начальника насчет другого бомжика на районе.

А вот родинки он так и не сверил. Зачем, спрашивается, это надо-то? И так все понятно.

Так что попу - гармонь, козе - баян, попадье - хрящик, а вам всем – историю, которая со мной не происходила, но я ее где-то в Питере слышал.