Поиск по автору:

Об опасностях, которые в себе таит слепое доверие Гугл-переводчику :)))
На Олимпиаде в Токио приключился курьёз. Японцы, болевшие за итальянскую сборную по волейболу, после того, как итальянки одержали победу над Турцией, повесили на стену вот такой плакат: «Приветствуем вашу победу над индюком. Молодцы чемпионы!»
Видимо, переводили на итальянский с английского, и, естественно, там было написано Turkey.

На прощании в Доме кино Панкратов-Чёрный сказал о Меньшове:
«Он так любил народ! И страдал за него! Страдал!» И могло показаться – дежурная фраза, пафос по случаю. Но…
Панкратов-Чёрный вспомнил, как однажды Меньшов целый день таскал его по Астрахани, городу своего детства, с гордостью и страстью показывал родные места, рассказывал о кремле, старинных закоулках, в бар зашли, где к пиву особенную рыбку подают. А спустя пару лет (дело было на шукшинском фестивале в Сростках) уже Панкратов-Чёрный предложил показать Меньшову свою малую родину. «Далеко?» «Да нет, не очень, километров 500» «А что, поехали!».
Сели они в машину и рванули в деревню Конёво Алтайского края. Дальше – прямая речь:
"И вот пока мой сводный брат Коля и его супруга Зоя накрывали на стол, я повёл Володю показать родную деревню, а это одна, собственно, улочка домов тридцать-сорок. Крыши, крытые дёрном, земляными пластами, трава на крышах растёт... Идём, значит, я веду экскурсию:
– Вот видишь развалившийся сруб? Это клуб, в нём даже маленькая библиотечка была.
– А чего ж не восстановят?
– Так ведь кино не показывают, да и ходить уже некому, остались одни старики, молодёжь разбежалась, работы нет, жить здесь не на что... А вот видишь яма и несколько брёвен от фундамента? Это моя школа, я тут до пятого класса учился.
– Что-то больно маленькая какая-то…
– Ну, а что, в избе – комната для двух учительниц, комната для первого и второго класса, комната для третьего и четвертого… А здесь был магазин, из райцентра раз в месяц сахар и конфетки привозили… Ну, вот больше показывать нечего, вся моя деревня…
Вернулись к брату в его пятистеночек, стол накрыт – грузди наши алтайские, огурчики, помидорчики, самогонка, хлебный квас – всё домашнее. Брат весёлый, радуется, что меня увидел, да ещё и познакомился с таким великим артистом и режиссёром, Владимиром Меньшовым. Выпиваем, закусываем, хозяева улыбаются…
А Володя такой серьёзный-серьёзный сидит, мрачный, смотрит Коле за спину, а там на стене коврик – олень воду пьёт и лебеди плавают – а к коврику приколоты ордена и медали. Володя спрашивает:
– Отцовские медали, Коля?
– Да нет, почему… Мои. Вот орден за посевную в таком-то году, а это медаль за уборочную в таком-то… Ценили нас, ценили – работали-то мы с утра до ночи…
И вдруг Володя заплакал.
Мы опешили – что такое?
А он плачет и говорит, всхлипывая: «Ордена, медали… и ты так живёшь?..»
– А что, – Коля засуетился, – Хорошо живу, огород, всё своё, видишь, какой стол… Ну, а денег не платят, так их и тратить не на что…Перебьёмся!
А Володя плакал и плакал, вы не представляете… Как Шукшин в «Калине красной» на холмике – «да ведь это же мать моя»… Вот так и Володя рыдал, рыдал, обнял Кольку по-братски, говорит: «Да как же так! Сволочи! На мерседесах ездят, а всё равно Россией недовольны!..»
Это было так пронзительно… Мы его еле его успокоили … А потом, когда ехали обратно, он вдруг говорит – строго так, горько: «Сашка! Снимать кино надо – о любви! Потому что русскому народу любовь не-об-хо-ди-ма! Иначе озлобится!"
***
Не идёт у меня из головы эта история о плачущем Меньшове. Плачущем, как Шукшин. Правда, Шукшин плакал в кино, а это в жизни.

В Тбилиси есть одна интересная традиция, о которой не знает практически никто из туристов. Да и местные жители, предпочитающие такси и свой руль, вряд ли о ней в курсе. Связана она с тбилисским метро.
Поначалу я не обращал особого внимания на парнишек, трущихся у турникетов. Мало ли, кого-нибудь ждут, или норовят проскочить бесплатно когда контролерша отвернется. Потом стал замечать, что выходящие из метро люди иногда дают им свои карточки, чтобы те прошли за их счет. Странная форма милостыни, подумал я, да и практически забыл об этом.
Вспомнил, когда недавно ехал с моим грузинским другом. Мы поднимались по эскалатору наверх в вестибюль "Руставели". У турникетов как раз маячил такой юноша, с извиняющимся лицом. Мой друг, ничего не говоря и даже не поведя бровью, протянул ему карточку. Парень пискнул ей об турникет, вернул другу и побежал вниз к поездам. Я же решил уточнить.
- А вот скажи, друг мой Гио, это ты ему сейчас подарил поездку за 50 тетри?
- Нет, - усмехнулся Гио в ответ. - Я пропустил его совершенно бесплатно.
- Понятно, бесплатно для него, но ведь ты же за него сейчас заплатил?
- Бесплатно в том смысле, что и мне это тоже ничего не стоило.
- Это как же так?
И тут мой друг Гио поведал такую историю. Традиция эта называется "гивардцахли". Давным-давно на Военно-Грузинской дороге, в наиболее опасных ее местах, стояли сторожевые посты. Они взимали плату с проезжающих, тратя средства на расчистку осыпей, уборку снега, охрану от бандитов.
Но не у всех были деньги на оплату дороги, а ехать иногда было жизненно необходимо. Тогда появилось негласное правило: если ты мог заплатить не только за себя, но и за замерзавшего на обочине бедолагу, то на сторожевом посту брали плату только с тебя. А с тобой его пропускали бесплатно. Гивардцахли. Понимаешь?
Я кивнул, запоминая слово. Владимир Иванович Даль послюнявил карандаш и записал "замолаживает, скоро совсем замолозит".
- И вот, когда вводили карточную систему оплаты метро взамен устаревших жетонов, вспомнили этот обычай. И решили сохранить в память о наших предках. - Продолжил Гио. - Ты входишь, прикладываешь карту с турникета, и за 50 тетри ты можешь ездить полтора часа сколько угодно раз. Получается, что на любой станции ты можешь выйти и тут же сразу войти обратно, и это бесплатно.
- То есть войти могу не я, а кто угодно?
- Точно. В системе это не учитывается. Ты выходишь, прикладываешь карту снова на вход, и пропускаешь бесплатно любого, кто не может заплатить за свою поездку.
- Гивардцахли.
- Да. Делать добро очень легко, когда оно тебе ничего не стоит.
©️ Гоша Димитрюк

История снимка, который обошел весь мир

На этом снимке самая известная в то время актриса мира Джина Лоллобриджида влюблённо смотрит на самого знаменитого тогда мужчину мира, Юрия Гагарина.
В июле 1961 года этот блистательный снимок обошёл весь мир. По самым приблизительным подсчётам его тогда опубликовали почти 600 мировых газет и журналов.
В столице с 9 по 23 июля проходил 2-й Московский международный кинофестиваль.
"Я был тогда мальчишкой, 22 года, внештатником Агентства Печати «Новости», еще учился в МГУ. Я не мог облажаться. Я слишком любил фотографию и хотел снимать, – рассказывает Борис Кауфман, знаменитый московский фоторепортёр. - Нам очень поздно об этой встрече сообщили. Я примчался в Министерство культуры: в комнату не войти, плотный ряд спин, никто не хотел пропускать фотографа. От входа начинается длинный стол. Там, у дальнего конца стола, и общаются Гагарин и Лоллобриджида. От отчаяния, что не сниму нужный кадр, я нырнул под стол и пополз на четвереньках вперёд: чьи-то ноги меня пинали, чьи-то спокойно отодвигались.
В конце стола упёрся в женские ноги, думаю, что делать? Наверное, я засопел от напряжения. Скатерть приподнялась и на меня уставилась министр культуры СССР Екатерина Фурцева. Увидев меня, она опешила: «Что ты тут делаешь, мальчик?» Но в положение вошла. В итоге я один работал на такой выгодной точке.
Юрий Гагарин, услышав несколько щелчков, перестал крутить головой и стал немного разворачиваться в мою сторону, а когда мероприятие закончилось, спросил: «Я-то тебе хоть попал в кадр?» «Попал!» – заорал я под хохот Фурцевой и ее чиновников.
О чем говорили на этом собрании, Борис Кауфман не помнит. Это и неудивительно: фотограф, как обычно, был занят только тем, чтобы «поймать» нужный кадр. В тот день он «ловил» взгляд Джины, которая смотрела на Гагарина как зачарованная.
Много лет спустя выяснилось, что собрание в Минкульте прошло по инициативе кинодивы. Когда Джина в 1961-м прилетела в Москву, ее первым делом спросили, с кем бы она хотела встретиться. «Они явно ожидали, что я назову фамилию Хрущева, но мне до его персоны не было никакого дела, – вспоминала актриса. – Я попросила Екатерину Фурцеву познакомить меня с Гагариным. Она это устроила. В его улыбку и озорной взгляд хоть немножко, но были влюблены тогда все женщины планеты. И я не стала исключением. Когда мы гуляли по ночной Москве, Юра подарил мне свою фотографию, на обороте которой написал: «Я видел много звезд на небе. Но такой, как ты, нет».
В одном из интервью Лоллобриджида призналась, что до сих пор хранит это фото и покрывает его поцелуями. Актерское кокетство?
Тот фестиваль 1961 года стал, возможно, первым настоящим светским событием в советской стране. Полет Гагарина почти превратил здешний железный занавес в занавес театральный – приятный и загадочно манящий.

Очаровательная история от оперной певицы Марии Остроуховой...
"Как-то поехали мы в Словению, а оттуда решили на денёк сгонять в Венецию. Всё бы ничего, но в первые же три часа нас обокрали. Из сумки вытащили всё: кредитки, наличные и паспорта. Паспорта с ВИЗАМИ, и самое страшное - английской визой, по которой я через три дня должна была улетать в Лондон, чтобы спеть спектакль "Коронацию Поппеи" Монтеверди. Одну из главных ролей. Страхующую певицу экономные англичане не удосужились раздобыть.
У меня случился нервный срыв. Мы тут же позвонили в консульство (ближайшее было в Милане) – но лето, лето! Консул в отпуске.
Приплелись мы в интернациональную полицию на Piazza San Marco. Но это же интернациональная полиция в Италии! Там не говорили по-английски... А я в ту пору не говорила по-итальянски. Что делать? Мой кипящий от жары и адреналина мозг выдаёт оригинальное решение: попробовать объясниться с карабинерами фразами из опер (благо я всегда дословно переводила тексты партий).
Начала я со смеси "Коронации Поппеи" и глюковского Орфея:
– Son disprezzata e sconsolata! Io manco, io moro... (Я всеми отринута и безутешна! Я теряю сознание, я умираю.)
Полицаи и рады были бы разоржаться мне в лицо, но, видя мою зарёванную физию и общее истерическое состояние, усадили на стул и дали воды.
Дальше надо было как-то обрисовать суть проблемы. Я решила продолжить идти по "Орфею и Эвридике" – тем более, что в моем представлении, слова "Эвридика" и "паспорт" были вполне взаимозаменяемыми.
– Che faro senza mio passaporte? Dove andro senza mio passaporte? (Что я буду делать без паспорта? Куда я пойду без паспорта?)
Это подействовало. Полицейские заактивничали. Стали показывать мне фото различных воров и щипачей, пока я не увидела даму в хиджабе, которая врезалась в меня со всей дури на мосту.
– Ecco la donna maledetta! Vorrei smembrarla! (Вот эта проклятая женщина! Я хочу расчленить её!)
Оправившись от шока, полицейские дали нам справку, по которой нас должны были бесплатно довезти до места нашего выезда (Триеста), дали с собой воды и сухой паёк и пообещали держать нас в курсе. Всю дорогу до вокзала я молилась духу сеньора Монтеверди, чья опера рисковала остаться без примы.
Уже у вокзала – звонок. Взволнованный полицейский просил вернуться в участок. Когда мы дотащились, все полицейские выстроились у входа со счастливыми рожами, потрясая нашими паспортами. Оказывается, воровка выбросила их вместе с кредитками в мужском туалете на San Marco, где они и были найдены мальчиком из Бангладеша, принёсшим их в полицию.
Умирая от внезапно свалившегося на нас счастья, я вскричала:
– Signore cavalliero! Vi benedico per la vostra bonta e gentilezza! (Синьор рыцарь, благословляю вас за вашу доброту и ласку!)
Офигевший полицейский сказал мне на прощание:
–- Signora, la sua lingua e molto elegante! (Сеньора, у вас очень элегантный итальянский!)"

Ровно 64 года назад, в 1957 году, врач, который решил не патентовать свою вакцину, чтобы все фармацевтические компании могли ее производить и предлагать всем детям мира.
Альберт Брюс Сабин родился в Белостоке в 1906 году.
Еврейский медик и вирусолог, известный тем, что обнаружил вакцину от полиомиелита, отказался от патентных денег, разрешив распространяться на всех, включая малоимущих.
Между 1959-1961 миллионами детей из восточных стран, Азии и Европы были привиты: вакцина от полиомиелита подавила эпидемию.
Полиомиелит унес с лица земли целые поколения.
Его вакцина, введенная в сахарном кубике, изменила историю человечества.
Он заявил: «Многие настаивали на том, чтобы я запатентовал вакцину, но я не хотел. Это мой подарок всем детям мира ».- и это было его желание.
В годы холодной войны Сабин бесплатно пожертвовал свои вирусные штаммы советскому ученому Михаилу Чумакову, чтобы разрешить разработку его вакцины также в Советском Союзе.
Он продолжал жить на зарплату , отнюдь не захватывающую, как профессор университета, но с сердцем, переполненным удовлетворением за то, что он сделал так много добра всему человечеству.

Рабинович долгие годы ходил в свою бакалейную лавку и обратно домой мимо публичного дома. Очень ему хотелось туда зайти и хоть раз в жизни попробовать такое, но всегда был страх перед неподъёмными ценами заведения. И вдруг после долгого воздержания, идя утром на работу он увидел на дверях объявление (видно дела там шли не ахти), которое гласило , что за повторное посещение можно заплатить только половину. Он недолго думая постучал в дверь и на вопрос «Кто там?», ответил так тихонько:
- Это снова я, Рабинович...

В детстве Олег Табаков жил с бабушкой на окраине Саратова. Недалеко был лагерь немецких военнопленных. В 1944 году в нескольких городах прошли прогоны немецких военнопленных по улицам. Шла репетиция такого прогона и в Саратове. Немцев построили, прогнали к замёрзшей Волге. Там они помёрзли с часик, и потом их погнали обратно в бараки. «И моя бабушка, - говорит Табаков, - почему-то сжалилась над ними. Это странно, потому что у неё к этому времени один сын пропал без вести на войне с немцами, другой сын вернулся с нее калекой. А она, увидев, как они мёрзнут, отрезала им от своего пайково-карточного хлебушка половину и говорит: «Олежек, отнеси!»…
Мне было так страшно – я боялся наших конвоиров, я боялся овчарок, я боялся этих немцев… Но я пошёл и отнёс им этот хлеб и – бегом назад. И я убеждён, что Господь за этот хлеб меня отблагодарил: в 1992 году, когда гайдаровские реформы довели до голода, было впору закрывать театр. И вдруг, в самую трудную минуту, звонок из Ленинградского морского порта: «Вам пришёл контейнер с гуманитарной помощью из Германии». Оказывается, какие-то театры в Германии решили собрать помощь театру Олега Табакова. Несколько раз в году они присылали эти контейнеры, и это помогло выжить артистам, не закрыть театр… Я убеждён, что так вот та горбушка мне вернулась от Бога..."
Из воспоминаний Иннокентия Смоктуновского

Одесса!
- Фима, шо там упало на кухне?
- Софочка, успокойся, это не бунт, это случайно...

- Послушайте, Шнеерзон, когда я смотрю на вас, мне кажется, шо ваша мама не хотела, а папа не старался!

- Что это? - спросил Иванушка Дурачок.
- Пирог с яблоками, - ответила Баба Яга.
- Но ты же ешь людей!
- Ну, не с чаем же.

...Утёсов рассказывал, что однажды, когда он был председателем выпускной комиссии в ГИТИСе, Алла Пугачева (она была из этого выпуска) подошла с фотографом к Утёсову и попросила разрешения сняться с ним на память.
Леонид Осипович с удовольствием согласился. И тут же вспомнил историю, как однажды балалаечнику Трояновскому удалось сфотографироваться со Львом Николаевичем Толстым.
Балалаечник был человек предприимчивый, он сделал с этой фотографии клише и выпустил афишу, на которой был изображен вместе с великим писателем. Его антрепренер как-то предложил концерт балалаечника какому-то хозяйственнику и показал афишу.
Тот внимательно посмотрел и сказал: «Ну, этот с балалайкой будет играть, а что будет делать этот старик с бородой?» Антрепренер обиженно ответил: «Этот старик с бородой, если услышит ваши слова, в гробу перевернется». — «Понятно, — сказал хозяйственник, — это акробат. Не надо».
— Так вот, Аллочка, — закончил Леонид Осипович, — при вашей популярности, я боюсь, будут спрашивать: «А что это за старик рядом с вами?»

— Специалисты утверждают, что зарплата у населения растет.
— А население говорит, что нет.
— Но ведь они же не специалисты...