Поиск по автору:

Универсам имени Ленина.

В застойные времена, когда гормон юного полового задора вовсю забурлил в
теле моего друга Фила, случилось с ним немедленно великое по меркам того
возраста несчастье: Его в очередной раз предала первая и еще не совсем
как следует познанная подружка.
Событие это расстроило моего друга настолько, что он долго не находил
себе места и даже подумывал красиво покончить жизнь самоубийством,
застрелившись из охотничьего ружья своего отца под окнами бывшей
возлюбленной. К счастью, нам удалось переубедить его; ведь лучше красиво
отомстить, чем завалиться в красивой театральной позе раз и навсегда, не
имея даже возможности насладится лицезрением общего горя, ну, и, если уж
совсем бы повезло - слезами и раскаянием изменницы.
Было решено явить миру правду, увековечив факт предательства посредством
начертанной высоко на стене почти достроенного универсама надписи,
долженствующей лаконично гласить "Лен***ва блядь".
Филу очень понравился этот вариант и уже на следующий после принятия
решения день, мы забрались на крышу новостройки, прихватив с собой два
на половину заполненных ведра где-то позаимствованной Филом коричневой
краски. Фил склонялся сначала к мысли раздобыть ярко-красную краску, но
мы убедили его, что лучше подойдет все-таки коричневая. Ведь подтекст
словно бы начертанной дерьмом надписи несомненно должен был усилить
психологический эффект послания.
По прибытии на место, мы надежно обвязали Фила веревкой, и вручив ему
пол-ведра принесенной краски и кисть, приспустили его до нужной высоты.
Его не было видно сверху; мы стояли подальше от края, но я представил
себе, как он висит, раскорячившись над пропастью с кистью и ведром,
рискуя, сорвавшись вниз свернуть себе шею.
По замыслу мы должны были, следуя командам Фила, медленно перемещаться
вдоль края крыши и следить, чтобы не перетерлась веревка. Каждый был при
деле. Время пошло.
К сожалению мы сразу привлекли к себе внимание немногочисленных
прохожих. Люди смотрели на нас, явно догадываясь о наших намерениях
исписать стену какой-то крамолой. Дело следовало провернуть поскорей, о
чем мы, собственно, и договаривались с самого начала, но то ли медлил
Фил, то ли остановилось время, но все как-то затормозилось и пошло не
так.
Не знаю через минуту, или через десять, заметил я вдруг подбегающего к
стройке по серому апрельскому снегу маленького, суетливого и нервного
нашего участкового Салькаева. Мое сердце замерло и я едва не выпустил
веревку; она заскользила было из рук (теперь Салькаева разглядели все
трое страхующих), а потом мы не сговариваясь принялись тащить Фила
наверх. Прерванный на пол-деле, он громко запротестовал, но потом,
извещенный о форс-мажоре, затих и предстал перед нами обалдевший,
выпачканный в краске, без ведра и с малярной кистью.
Бежать было некуда; путь, по которому мы попали на крышу наверняка был
отрезан участковым; прыгать вниз было равносильно коллективному
самоубийству, что, возможно подходило Филу, но никак не улыбалось нам.
Совсем недолго Фил стоял, словно отрешившись от происходящего, как вдруг
лицо его осветилось всполохами гениального прозрения. Он подхватил
второе ведро и громко распорядился водворить его на прежнюю позицию.
- Я напишу ЛЕНИН!!! - Вещие его слова до сих пор гремят в моих ушах
спасительным набатом.
Когда Салькаев выскочил на крышу, его слегка раскосому взору предстали
три фигуры-памятника, монолитно гармонирующие с панорамой стройки и
являющие собой несколько сюрреалистического вида монумент
перетягивателей каната. Никто никуда не бежал, никто не обратил на
участкового ни малейшего внимания.
- Что здесь происходит? - Взвизгнул Салькаев, одним прыжком оказавшись
около нас.
- Ленин! - Просто ответил стоящий позади меня наш приятель Вадик.
- Какой ЛЕНИН? - Вид Салькаева напоминал загнанную в угол клетки и
готовую атаковать ворону.
- Еще на полшага, - донесся из за края пропасти спокойный голос Фила.
Ни слова не говоря мы сдвинулись в сторону, из-за чего Салькаев оказался
вынужденным отступить немного назад.
Обведя нас ошалевшим взглядом, он бросился к краю крыши, замер и тихо
произнес:
- Нимедленна наверх!
Он помог нам вытянуть Фила, из рук которого я принял благоговейно ведро
и мы встали друг против друга.
- Что тут происходит? - На Салькаева было страшно смотреть.
- Скоро день рождения Владимира Ильича Ленина, - торжественно объявил
Фил, - а в нашем районе нигде нет никаких памятников Владимиру Ильичу
Ленину...
- Ему бы сейчас исполнилось 113 лет! - Добавил я, и тут же, как эхо
раздался голос Ромы:
- Вы - коммунист, товарищ участковый? Вам должно быть понятно.
- В нашем районе даже флагов вывешивается мало, - с грустью заметил
Вадик.
- И ни одного портрета Владимира Ильича Ленина, даже просто кумача с его
именем. - Добавил Фил и поведал Салькаеву, как четверо уставших от серой
обыденности спального района друзей, решили украсить среду обитания
образчиками любви и преданности тому, благодаря которому все начало быть
и существовать не только в данном районе, но и на всей одной шестой
части суши.
Сказать, что Салькаев ох@ел, все равно что ничего не сказать. Перед ним
стояли четверо реинкарнировавших молодогвардейцев, преисполненных
чувства тихой горечи и скорби вследствие недостоточности почитания в
народных массах любимого вождя; четверо с совершенно ненормальными,
отрешенными взглядами, направленными в светлые дали торжества коммунизма
и уже заметившими его первые зарницы на горизонзе.
- Так, пошли, - Салькаев удрученно нахмурился, понурил голову и двинулся
к спуску.
- Надо закончить, так оставлять нельзя, не готово! - Запротестовал Фил.
- Всем за мной, - повторил Салькаев.
Пока мы спускались, Фил постоянно повторял, что надпись не готова и
требовал немедленного возвращения. Когда же она предстала нашему взору
это стало ясно всем:
Под самой крышей универсама, вся в каких-то говняных подтеках
распростерлась надпись "ЛЕНИН Х"
- Я хотел написать ЛЕНИН ЖИВ! - Мрачно заметил Фил. - Вы не позволили
мне. Теперь видите, что так оставлять нельзя? Мы пошли... Не
задерживайте нас, или вам хочется, чтобы осталось, как есть?
Салькаев только простонал что-то обреченно на своем родном языке. Он
замкнул наше шествие на крышу, став при этом как-то еще меньше ростом и
совсем уже понурив голову.
Он помогал нам спускать Фила на веревке, стоя при этом в цепочке первым
и не произнес более ни слова.
В какой-то момент я представил себе, что мой товарищ Фил выводит в
данный момент вожделенное "Лен***ва блядь", а прохожие наблюдают при
этом не только нас, но и самоотверженно помогающего нам участкового и
затрясся в приступе неодолимого, беззвучного смеха. К счастью, стоящий
спиной маленький Салькаев ничего не заметил.
Потом мы снова сошли вниз и некоторое время лицезрели продукт
коллективного творения:
Он красовался, словно материализовавшийся и высранный на стену крик
всенародного отчаяния и скорби по поводу состоявшегося таки ленинского
бессмертия.
- Откуда же вы краску-то такую хуевую взяли? - Простонал Салькаев, не
сводя с надписи полного муки взгляда.
- Из гаража, - нашелся тут же Рома, - мы с отцом ею времянку красить
будем.
А потом было долгое сидение в опорном пункте участкового, писание
объяснительных и разьяснительных. Дело начаинало принимать неприятный
оборот. Салькаев отпустил нас вечером домой; потянулись дни тревожных
ожиданий. Фила вызывали в "Большой Дом", как называлась в нашем городе
резиденция КГБ. Мы ожидали самого худшего и были готовы стоять на своем
до конца, но, к счастью, все обошлось; Фила внимательно выслушали,
вежливо допросили, строго предупредили и повелели передать друзьям не
заниматься более идеологической самодеятельностью, а, в случае
возникновения неодолимой потребности - обращаться в органы за советом.
Надпись наша радовала глаз соотечественников еще где-то с год, а потом
исчезла за полосой синей краски, протянувшейся по верху фасада
увековешившей некогда имя Ленина стены.

Есть в Питере институт, в нем кафедра физики, а на кафедре
доцент по фамилии Боровой. Есть ли теперь не знаю, но то,
что был - вне всяких сомнений.
Мутноглазый и раздражительный с бодуна, тихий и задумчивый в моменты
нечастых рюмочных реинкарнаций. Таким он запомнился студентам.

В зачетные недели Боровой являл себя миру задумчивым и тихим.
Порою даже до полного умиротворения.
А способствовали тому все те же студенты.
В оправдание Борового надо сказать, что время было очень нелегкое;
водка по талонам, в магазинах сухое в очередь, а тут, можно сказать,
само шло в руки.

Жизнь катилась своим чередом от тяжелых будней бодунных семестров
к благословенным праздникам сессий, пока не вмешался один лаборант.
То ли пошутить хотел, то ли насолить Боровому, но пустил он слух,
будто Боровой завязал со спиртным, собирается жениться и берет
теперь не водкой, а разными безделушками в подарок невесте.
Слух в один день облетел круги недостойных, но алчущих зачета.

На попытку первого из них одарить его палочкой польской губной помады
мучимый бодуном физик отреагировал недоуменно и с презрением.
В другой раз, опознав в подношении лак для ногтей,
Боровой изумился еще более, разгневался и выгнал студента из
тесной кафедральной комнатушки, где свершались обычно
зачетные священнодействия.

Капроновые колготки привели Борового в настоящую ярость, к слову,
очень сильно усугубившую бодун.
Последовавшие за ними тени для век, еще одна пара колготок, увлажняющий
крем для лица, дурацкая вазочка из крашеного стекла и,
как завершающий аккорд, набор бигудей окончательно доканали Борового.
Он прекратил практиковать в каморке и восседал теперь
в аудитории лютый и неприступный.
Зачет по физике первратился в камень преткновения.
Даже для тех немногих, кто по праву считал себя достойным.

Стреляный еще в первом семестре Костыль с усмешкой выслушивал истории
о зверствах новоиспеченного трезвенника-жениха.
Улучив момент, он ввалился в каморку и бойко объявил о намерении
сдать зачет не сходя с этого самого места.
Не предвкушающий ничего хорошего Боровой зловеще блеснул мутным глазом,
придвинул лист бумаги и предложил изобразить не сходя с этого самого
места схему какой-то мудренейшей электрической цепи.
Костыль не медля склонился над столом, поводил ручкой и победоносно
предъявил листок.
- Это еще что такое? - Взревел Боровой, уставившись в странную надпись.
- C2H5OH. Формула такая.
Лицо Борового отяжелело и потемнело от обиды.
- Формула спирта. - Невозмутимо продолжал Костыль. - А если вот так...
Он коротко черкнул и снова придвинул листок Боровому.
- ... если C2H5OH плюс H2O, то на выходе имеем обычную водку.
Правда H2O я не принес. И еще спирт очень хорошо проводит
электричество.
Боровой оживился и не без тревоги проследил за манипуляцией скользнувшей
в сумку костылевой руки. Из сумки обнадеживающе и знакомо звякнуло.
- Самому без надобности, - честно соврал Костыль, - а на кафедре
пригодится. Чистый, медицинский. Контакты какие-нибудь протирать.
Боровой осмотрелся словно бы в поисках контактов и кивнул.
- Предмет вы знаете. Да и контакты протереть пора. Окислились.
- Это потому что медь. Она тоже очень хорошо проводит электричество.

Через минуту Боровой уже заходил за стеллажик, с целью немедленно
заняться протиранием контактов, а счастливый Костыль тихо прикрывал за
собой старую кафедральную дверь.
И все вошло в накатанное русло. Вот только зачет по химии дался
Костылю много труднее. И не потому, что Костыль забыл формулу спирта.
Просто доцент попался непрактикующий.

Захотелось мне как-то песочного пирога и решил я не просить об этом
жену, а зделать его сам. Узнал у жены рецепт и принялся за дело.
Но отличие нас мужиков от женщин в том, что творческий мы народ и
простое следование какому-либо рецепту не способствует нашему
вдохновению. Не спроста ведь в тех же ресторанах работают шеф-повара, а
не шеф-поварихи; вдохновение в этом процессе нужно.
Вот и я сразу же решил отклониться от рутины и добавить в песочное тесто
меду. С медом ведь должно быть вкусней, вопрос только, а сколько его
класть? Сначала я замесил его примерно со стакан, но потом подумал, что
не стоит мелочиться и вбухал еще с
полтора стакана. Мда... Следующей блестящей кулинарной новацией
стала сгущенка; ведь она должна свариться при высокой температуре
и придать пирогу неповторимый карамельный привкус! Опять же сколько? Да
столько же, сколько и меда, а то ведь чего доброго мед перебьет вкус
сгущенки и поедающие пирог не поймут, есть ли
она там вообще. Так в тесто последовали две банки сгущенки.
Пришлось добавить побольше муки, чтобы добиться нужной густоты.
Тесто получилось очень плотным и тяжелым, оно липло к рукам и
напоминало круто замешанную эпоксидную шпатлевку; внутренний голос
говорил мне, что я на правильном пути. Дальше тесто следовало слегка
заморозить с тем, чтобы его можно было натереть на терке. После
заморозки сходство со шпатлевкой усилилось в том
смысле, что шпатлевка так сказать "схватилась": Я слегка подустал, пока
натирал нижний слой; отдохнул, пока обмазывал вареньем и уже в конец
задолбался, натирая верхний слой.
Запихивая противень в духовку, я отметил про себя, что пирог
получился преизрядно тяжелым (в весовом отношении) и порадовался
этому обстоятельству: Ведь его тогда на дольше хватит; а то ведь
обычно как: Сегодня есть пирог, а завтра уже съели.
Эх, знал бы я, что этого пирога хватит так надолго...
Короче, когда пирог испекся, дал я ему остыть, а потом дал добро
своей семье; мол ешьте. От взрезки пирога я отказался, мол дело
мастера - сделать, а резать может каждый. С отрезанием вышла загвоздка:
Пирог таки приобрел некоторые качества эпоксидной
шпатлевки и отвердел настолько, что наш дежурный кухонный нож
его не взял. Пришлось мне, дабы не ударить лицом в грязь, самому
взяться за дело и, вооружившись увесистым тесаком, я довольно легко
отрезал каждому по куску. Куски эти с нехорошим кирпичным
звуком брякались по тарелкам, вызывая вопросительные взгляды домочадцев.

Пирог оказался очень вкусным, если бы не проблема с его поеданием; с
непривычки я ободрал себе десна об его монолитную
твердь. Жена и сын после нескольких попыток отказались калечиться
и только допытывались как мне вообще удалось такое. Одна только
трехлетняя дочька не расставалась со своим кусочком и терпеливо
мусолила и обсасывала его края.
В итоге основными поедателями пирога так и остались мы с дочкой.
С каждым днем пирог все более каменел, невзирая на то, что находился в
полиэтиленовом пакете; очевидно его твердость была
вызвана не нехваткой влаги, а химическим составом.
Подруги моей жены, часто посещающие наш дом очень хвалили мой
пирог, хоть и не ели его (к чести их надо отметить, что они честно
пытались). Я предлагал гостям алтернативный и на мой
взгляд довольно приемлимый способ внедрения: Рассасывать маленькими
кусосками как леденец, которые я со своей стороны брался наколоть.
Некоторые соглашались и сидели потом с оттопыренной щекой в ожидании,
когда пирог рассосется.
А потом настало время прощаться с останками пирога; я погреб их
в мусорном ведре, куда он рухнул, издав на прощание звук падающего
утюга. Память о нем осталась в нашей семье надолго.

Сексотерапевты

Немецкие врачи практикуют нередко в маленьких особнячках,
а у кого дела похуже - снимают небольшие помещения, соседствуя
при этом с кем ни попадя.
Чаще всего такого рода соседство вполне нейтрально, но порой...
впрочем, судите сами:

Соседями по этажу одного немецкого сексотерапевта оказались с
некоторых пор трое приятелей, партнеров по бизнесу русского
происхождения.
Нечастые удачные сделки отмечались ими с несвойственными западному
зашоренному уму широтой и размахом прямо в офисе.
Праздновали по нехитрой схеме:
Сначала пили, потом, если оставались силы - звали женщин,
а если не оставалось - продолжали пить.

В тот памятный день начали в обеденное время.
Силы были, поэтому несколько позже из офиса стали доноситься
характерные стоны и вскрикивания, столь явственно слышимые пришедшими
на прием к сексопатологу пациентами, что те поначалу обалдели,
но потом, подумав, что рядом могут проводиться сеансы терапии,
слегка поуспокоились.

В это время сексотерапевт принимал блеклого вида девушку,
страдающую от нехватки мужского внимания и отсутствия в этой связи
оргазмов.
Научив пациентку правильно принимать медикаменты, врач попросил ее
заглянуть в соседний кабинет, чтобы оговорить с медсестрой время
очередного визита.

Следующий пациент, стареющий юноша, мучимый полным отсутствием
женского внимания и, как следствие, неполноценностью оргазма,
последовал на прием, а девушка, движимая верным предчувствием,
двинулась к заветной двери.

Страдающий неправильным оргазмом юноша был вскорости снабжен
необходимыми рецептами и, проинструктированный по части приема
антидепрессантов, отпущен до следующего раза.
Ведомый правильным предчувствием, он тоже двинулся к заветной двери.

Вскорости к звукам оргии примешались арии ритмичных шлепков по голому
телу, подвывания в духе "Дас ист фантастиш" и грозное рычание медведя,
страдающего запором после спячки.
Ожидающие приема опять забеспокоились.

В конце рабочего дня, несказанно удивленный сексотерапевт принимал
бурные благодарности сразу от четырех весьма нетрезвых пациентов и
в полном замешательстве косился на притихшую вдруг дверь соседей.
Еще пару часов назад блеклая, а теперь раскрасневшаяся девушка
лучилась томным взглядом, а безнадежный хмурый пациент, вдруг
преобразившись, дышал нестерпимым перегаром и тряс руку, восхищаясь
методикой лечения и профессионализмом ассистентов.
Двое других, мужчина и женщина средних лет, преданно кивали
сексотерапевту и жались друг к другу в пьяном пошатывании.

Внезапно дверь бизнесменов распахнулась, на пороге возник
расхристанного вида человек и, обведя столпившихся тяжелым пьяным
взглядом, прорычал на неплохом немецком:
- Людям ебаться надо, а не аспирин глотать! Поставь у себя софу
и кассируй клиентуру, или в долю нас бери, Пилюлькин!
Дверь захлопнулась и наступила тишина.

Какие выводы сделал сексотерапевт и испытал ли чувство профессиональной
гордости за себя и "коллег" - неизвестно никому.
Известно только, что пациенты удалились преисполненные счастья и больше
на прием не приходили.
Вот так, запросто, не по вине конкурентов, а за здорово живешь,
можно потерять постоянную клиентуру и лишиться стабильного источника
дохода.
А вы говорите - рыночная экономика.

Михаил Левин

Игры на раздевание

Азарт - страшная вещь. Сужу по собственному опыту; пал я его жертвой
вкупе со школьными товарищами в десятом классе.
Мы тогда играли в карты. Не на что попало, а в основном на марки,
монеты, да многое другое, нередко являющееся предметами
"семейной гордости".

Игры протекали страстно, с эпизодическими мордобоями и непременной
установкой будильника, дабы безоговорочно оборвать игру
по его звонку: Ведь тот, кому не повезло, стремился отыграться во что бы
то ни стало, а так - звонок, партия прервана,
карты на стол, каждый забирает из банка свое и "до потом".

Большой помехой в деле были наши родители и, в попытках представить
происходящее поневинней, мы изголялись как могли:
Кукарекания, кудахтания, блеяния и мычания принадлежали в числе прочего
к излюбленнейшим дезинформационным мерам,
но это плохо помогало; тучи над нашими головами сгущались, родители
что-то замышляли, ведь в домах постоянно пропадали
собственные и появлялись чужие вещи.
И тогда мы придумали отчаянный, немедленно же примененный на практике
способ.

Во время очередной игры дома у Гоги, до нас донесся звук открываемой
входной двери.
Все четверо, как по команде, мы попрятали в сумки стоящее на кону и
быстро разделись кто по пояс, а кто и до трусов
(никакой личной инициативы, все решил брошенный загодя жребий).
Заслышав приближающиеся шаги, мы бросились одеваться, как если бы были
застигнуты врасплох и, как и было задуманно,
предстали перед глазами Гогиной мамы в наинелепейшем виде.
Особенно "получилось" у Гоги, пританцовывающем на одной ноге, в попытке
попасть другою в штанину.

Вид полуголой четверки с раскрасневшимися (от азарта, но мама ведь
подумала иначе) харями заставил гогину маму побледнеть,
замерев у входa в комнату и тихо, не сказав ни слова, притворить за
собою дверь.
Маму было жалко, но нам показалось, что на этот раз мы добились своего.

Однако события обернулись неожиданным зигзагом:

Для начала у всех нас вдруг поисчезали комплекты игральных карт;
пришлось покупать по новой и прятать.

Затем сами собою стали появляться в домах книги и вырезки из журналов о
пагубности гомосексуализма,
при этом бесследно исчезли безобидные на первый взгляд статуэтки Петра
Ильича Чайковского и знаменитого античного Дискобола,
пластинка Queen, настенный плакат-календарь, изображающий разрывающего
пасть льву Самсона, томик по сексопатологии
и даже пластмассовый писающий мальчик с двери туалета.

Кроме того одному из нас родители дали вдруг добро на покупку мотоцикла
и даже поучавствовали в приобретении
(лучше, чтобы сын навернулся на мотоцикле, чем стал педерастом).
Другой же, подготавливаемый прежде к поступлению в "мореходку", оказался
под прессингом собственного дедушки,
высокопоставленного флотского офицера в отставке, принявшегося вдруг
агитировать внука забыть морскую романтику
и поступить в "нормальный" институт.
Самым потрясающим были клятвенные заверения морского волка отмазать
внука от армии в случае провала на
вступительных экзаменах.

Но самое главное - в наших домах вдруг сами собою стали образовываться
девушки;
все как одна - дочери подружек наших матерей.
Особенно врезалось в память случившееся с Гогой.
Первый Гогин вариант был отвергнут им по-кавказски темпераментно:
"Чем с таким крокодилом - уж лучше с одноклассником!".
Но вторая кандидатша оказалась настолько бронебойной, что Гога в первый
же день потерял голову и даже наш общий
приятель Фил разлюбил на время Лен***ву.

Это была, безусловно, ЖЕНЩИНА! Одни только помышления о НЕЙ задрали на
порядок частоту ночных поллюций в кругу
"перевоспитуемых малолетних педерастов".
Гога стал неотъемлимым гостем на всех наших сборищах, потому как повсюду
появлялся теперь только с НЕЙ.
Наши подружки и одноклассницы кривили рты в ее присутствии, всем видом
демонстрируя торжество красоты душевной над физической..

Что и говорить, сам факт ее присутствия на одном из последних картежных
игрищ выбил нас из колеи настолько,
что мы ходили и отбивались чем ни попадя, забывали очередность и даже не
завели непременного будильника.

Родители наши радовались несказанно, ведь программа полового воспитания
приносила долгожданные плоды.
Впрочем не одна программа.
Гогина знакомая тоже решила поучавствовать в плодоношении, ошеломив его
в один из дней известием о надвигавшемся отцовстве.
Гогина мама, узнав об этом, побледнела и осела на пол не дойдя до
табуретки.
Отец же, одобрительно и грозно сверкнув черными, как грузинская ночь
глазами, молвил только:
- Маладэц! Нэ пэдэрас! Жэнис!

Собственно и все.
Гогина свадьба праздновалась с нехарактерным для Питера размахом:
Несколько сотен гостей включая бесчисленную родню, гульбище чуть не до
утра в ресторане "Невский",
разливы вина, коньяка и водки, кавалькада такси до домов и гостинниц,
невиданное море цветов.

Гога был первым из нас. Он женился, едва поступив в институт. И исчез
для нас навсегда, зажив новой, правильной жизнью,
в которой не осталось уже места для азартных игр, раздолбаев-приятелей и
многого другого,
что заставляет улыбнуться даже по прошествии многих лет.

Михаил Левин

Разговор, услышаный в мюнхенском автобусе.

- Я тут позавчера, когда от тебя возвращался, вообще обалдел:
Турчанка твоя, что со второго этажа с балкона орала по-своему,
с соседкой, что напротив перекрикивалась.
Другая турчанка белье во дворе на сушилках развешивает.
Во дворе три мамашки с колясками по-нашему щебечут.
Вьетнамцев штук пять на балконе мясо на гриле жарит,
по-своему что-то мяукают.
Детвора то ли албанская, то ли турецкая мяч гоняет.
И только один немец на балконе сидит.
Грустный такой, одинокий. Сидит и молчит. Даже жалко стало.
А тут мне еще как раз Серый на мобильный позвонил, спрашивает
какую я водку на пятницу купил; такой же взять хочет.
Я с ним, ясное дело, по-русски.
Так этот немец как меня до кучи услышал - окончательно скис.
- Немец... А с какого этажа?
- Да с того же, где турчанка твоя, балконы рядом.
- А-а-а. Так это не немец. Поляк он. Яшеком зовут.
Нормальный мужик, кстати, пару раз его от бодуна спасал.
По-русски здорово говорит. Он с бодуна всегда грустный
на балконе сидит, выветривается.
- Вот оно что... Так он, выходит, понял, о чем я.
А я еще говорил громко, орал почти, слышимость неважная была.
А он с бодуна... Нехорошо получилось.
А я как чувствовал, даже жаль было стало.
Как немца жаль.

Моральные ценности

Были времена, когда слово "порнуха" вызвало бы удивленный взгляд
собеседника, а к сфере познавательно-наглядных пособий на эту тему
относились, разьве что, черно-белые сомнительного качества фотографии,
распространямые подпольно в кругу половозреющих приятелей; жалкие,
двуцветные перепечатки никем не виденных воочию
порнографическо-журнальных оригиналов.

Эти веселые картинки были и у моего школьного приятеля Гоши.
Все бы хорошо, да факт их хранения, ввиду возможной реакции родителей в
случае обнаружения, являлся довольно нервозным мероприятием и, как-то
раз, повладев недолго своим сокровищем, Гоша не выдержал и договорился
об оптовой продаже всей коллекции.

В момент перемещения горячего материала из ящика стола в карман висящего
в корридоре пальто, Гоша едва не попался с поличным, но успел в
последний момент с ловкостью вора-карманника пробежать пальцами по
подкладке, найти вожделенный карман и одним движением спрятать в нем
худенькую пачку.
Акция удалась за одним небольшим исключением - на следующий день карман
гошиного пальто оказался предательски-пуст...

... Вечером Гоша и его отец отравились в Апраксин Двор покупать у
тамошних спекулянтов двухкассетный магнитофон Шарп; акция по тем
временам настолько серъезная, что сопровождать их двинулась целая
процессия в лице взрослого приятеля-соседа и группы гошиных школьных
товарищей. Шутка ли, эта пластмассовая херовина, нагло кичащаяся якобы
четырехсотватными динамиками и частотой по верхам до двадцати тысяч
герц, стоила по тем временам шесть-семь инженерских зарплат.

Подойдя к условленному месту, гошин отец о чем-то пошушукавшись с
надменного вида спекулянтом, повел нас в скверик напротив. Вскорости
подтянулся и знакомый спекулянт с большой спортивной сумкой через плечо.

Посмотрели, повключали, послушали, повосхищались, поцокали языками, все
это не доставая магнитофона из сумки. Наступил момент расплаты.

Гошин отец, придав лицу столь официальный вид, словно находился при
выполнении отвественнейшего государственного задания, принялся доставатъ
деньги из разных карманов. Спекулянт, вежливо отвернувшись в сторону,
наблюдал прохожих.

Внезапно в монотонных движениях гошиного родителя наступил какой-то сбой
и он замер, словно истукан, уперевшись ошалелым взглядом во что-то,
находящееся в его руках.
Я заметил, что лица стоящих рядом снова изобразили выражение
вдохновленного восхищения, причем даже большего, чем в момент любования
двухкарманным монстром.
Я приблизился и вытянул шею:
Да, было отчего раскрыть варежку по-новой - в центре внимания оказалась
фотография, запечатлевшая двух агрессивного вида молодых людей
одновременно и энергично употребляющих естесственным образом застывшую в
немом крике экстаза сильно немолодую уже партнершу.
Гошин папа по лошадиному шумно выдохнул и, перевернув снимок обратной
стороной, словно ожидая прочесть на нем дарственную надпись, перешел к
следующей карточке.
Кольцо вокруг него сдвинулось плотней.

- Не мое! - Папин возглас прозвучал настолько не к месту, что на него не
обратили ни малейшего внимания, только приятель-сосед с видом эксперта
властно потянув пачку, принялся неспеша перелистывать снимки.
- Как это ко мне попало???!!! - Снова подал голос гошин родитель.
- Это не для детей. - Многозначительно молвил приятель-сосед. - Нужно
выбросить, а лучше сжечь. Сожгу дома.
- Подожди! Не так! Дай подумать... Давай я сожгу, или в милицию отнесу!
- Заволновался папа гоши. - Чего тебе возиться, а мне еще разобраться
надо.
- У тебя сын... Зачем? Я дома... сам...
- А мне выяснить нужно...
- Возьму, - встрял вдруг спекулянт. - Сколько тут снимков?
Сосед неохотно пересчитал:
- Восемнадцать.
- За треху, - спекулянт с откровенной ухмылкой наблюдал за гошиным
отцом.
- Дык... отпечатки бы надо снять... ведь... не знаю, как попало...
подсудное дело...
Спекулянт выжидающе помолчав, веско добавил:
- Если все равно выбрасывать собираетесь, так уж лучше капусты срубить.

Сосед помрачнел, а гошин родителеь с некоторой обреченностью пожал
плечами:
- Берите. Берите за треху, если так хотите, хотя я бы лучше сжег. А
сначала разобрался...
- Итого восемьсот девяноста семь. Сэкономили! - Во рту у спекулянта
весело блеснуло золотом.

Сделка состоялась. Магнитофон упаковали в рюкзак, но почему-то медлили
уходить. Все смотрели вслед удаляющемуся продавцу. Кто-то из взрослых
вздохнул.
- Надо было за пять продавать, - тоскливо заметил один из подростков.
- Вообще продавать не надо было! - Взвился сосед, но тут же, сбавив тон,
поправился, - Сжечь надо было, говорил же, или на помойку выбросить, я
как раз рядом живу.
- Надо было разобраться... - Гошин отец понуро двинулся из сквера и мы,
испытывая странную досаду, потащились за ним.
- Живут же, блядь, на Западе, - буркнул мне в спину приятель-сосед и на
меня потянуло дымком закуренного им Беломора.

Михаил Левин

Два мира - два ШапирА

В приснопамятную студенческую бытность сподобило нас сколотить
институтскую рок-группу (не к ночи упоминать имя ее).
Качество институтской аппаратуры было в меру неважным;
посвистывающие и подхрипывающие колонки,
малохольная, выламывающаяся, что расхлябаный циркуль стойка для
микрофона,
мигающая на один глаз в нервическом тике светомузыка,
да потрескивающий потенциометрами микшерный пульт с расшатанными
разъемами.

Репетиции проходили по субботам с трех дня до поздней ночи.
Мы были предоставлены сами себе, играли что хотели и расходились
по домам усталые, счастливые, неся в оглушенном сердце ритмы и переливы
фальшевато отыгранных мелодий.

На нашу беду, в институте с, вообще-то, ярко выраженным
машиностроительным уклоном, образовалась группа не по делу инициативных,
жаждущих духовного, студентов.
Замаявшись от сильно и не очень легированных сталей, а также от
перспективы связать себя на всю жизнь с холодной обработкой металлов
резанием, их потянуло в творчество; им приспичило создать театр.
Идея эта не имела к нам прямого отношения лишь на первый взгляд.

Начинаясь с вешалки и далее в буфет, всякий театр заканчивается
подмостками.
В нашем случае именно теми подмостками, коими мы нераздельно владели до
сей поры по субботам.
Театр взгромоздился на сцене всей тяжестью картонных реквизитов,
замаячил тенями суетливых, мечущихся актеров, и уполовинил время наших
репетиций.

Театр нам не нравился:
По сцене носилась Дульсинея в глубоковатом декольте.
В его распахнутостях выдавалась огромных размеров накладная
резиново-параллоновая грудь, сильно смахивающая из-за отсутствия на ней
сосков на выросшую в неправильном месте задницу.
Нервный Дон-Кихот с деревянным копьем дружил и колобродил с прыщавым
Санчо-Пансой и неизвестного происхождения грустным рабочим в танкистком
шлеме.
Этот рабочий, по замыслу, должен был быть безнадежно влюбленным в некую
Зинку-студентку на высокой подошве и с косичками.
Странную эту компанию колоритно дополняли юноша,
превращающийся с помощью ваты в Старика-Черномора, развеселый и,
похоже, действительно пьяный десантник с патриотично-красными ушами,
моложавая плоская буфетчица, а также несколько артистов вторых ролей,
лишенных театральных костюмов и права голоса.

Театралы всегда приходили в семь, на пол-часа ранее условленного
времени.
Они выволакивали картонное барахло из нашей общей подсобки, шлялись,
задевая провода по сцене, демонстративно игнорировали наши возмущенные
возгласы, отсвечивали туловищами и мешали жить.

Начало военным действиям положил наш ударник, умело разрисовавший с
помощью шариковой ручки бутаффорскую грудь Дульсинеи волосами. Кроме
того он дополнил ее бюст зорко глазеющим в складке ягодичных грудей
анусом. Нательное сооружение Дульсинеи окончательно и бесповоротно
приобрело вид увесистой и бесстыжей жопы.
Мы слышали, как вскрикнула Дульсинея, увидев поруганную грудь в первый
раз, как загудели возмущенно театральные гласы, как заливисто хохотнул и
тут же заткнулся под неободрительными шиками поддатый красноухий
десантник.

Началась война:
Проколотый басовый динамик, надрезанная мембрана на бас-бочке ударной
установки, вконец раскуроченная, лишенная некоторых винтов микрофонная
стойка, безнадежно заваливающаяся теперь
при попытке ее установки...
Зияющий, неправдободобно широкий анус на груди, точнее теперь уже на
заднице у Дульсинеи, неприличное слово, написанное на бутаффорской
кирпичной стене (закрашенное артистами при помощи
акварельных красок), прибитые к полу гвоздями сапоги-скороходы
Дон-Кихота...
Что и говорить: Мы искренне ненавидели театр, а театр искренне ненавидел
нас, вкупе со всей прочей рок-музыкой.

Но репетиции продолжались..
Когда у нас не клеилось с новой вещью, мы отвлекались и пародировали
наспех какую-нибудь из общеизвестных песен.
В день генеральной репитиции, прогнав репертуар несколько раз, мы, решив
под конец расслабиться, исполнили песенку из Бременских Музыкантов.
Песенка предварилась коротким вступительным словом в честь нашего
идеологического руководителя и цензора; худой, как смерть от впитаных по
самые кости продуктов идеологического распада, женщине.

Бывшие тут же театралы, изменив привычке, собрались у сцены и внимали
взглядами верных фанатов.
Это было странно, но мы приободрились.
Нас попросили исполнить на бис. Мы исполнили. Зашлепали жидкие
апплодисменты.
Нас попросили повторить вступительное слово и спеть еще раз.
Вдохновленные успехом, мы опять согласились.

План следующего вечера был расписан и утвержден загодя:
Театральная премьера, наше выступление и, в заключение, дискотека,
проводимая одним из театралов.

Ухищрения Дульсинеи по перекройке и технике ношения платья не смогли все
же скрыть от публики ни сверлящего, пронизительного анусова взгляда, ни
потертого и оттого еще более натурально
выглядещего волосяного покрова на груди.
Всякое ее нервозное движение способствовало раскрытию новых перспектив.

В зале с самого начала воцарилась нездоровая атмосфера; в первом же
действии раздался неестестванный, истерический смешок задающего тон
неизвестного заводилы, вызвавший тут же всплеск смехов, посмешек и
хихиканий.
Дульсинея побледнела, растерялась, оробела и стрельнув двусмысленным
взглядом из грудей, оправила платье.

Мы сидели в первом ряду и мстительно ухмылялись.
У конкурентов все шло наперекосяк.
Потеющий от конфуза Дон-Кихот в какой-то момент зацепился копьем за
платье Дульсинеи и оттянул его настолько, что целиком выставил накладные
прелести на всеобщее обозрение.
Зал зааплодировал, взвыл и заулюлюкал. Кто-то корчился, кто-то тихо
подвывал, поколачивая себя кулаком по коленям, кто-то тихо трясся в
беззвучном смехе.

С этого момента артисты, как бы решив разделится на партии стыдливых
здоровяков и полумертвой нежити, окрасились лицами в багрово-красный и
бледно-зеленый.
Я поймал на себе лучистый взгляд нашего ударника и мы кивнули друг
другу; нас переполняло чувство гордости; спектакль словно бы стал нашим
творением.

В разгар нескладного действа, вконец потерявшийся, багровый Дон Кихот
неподвижно и молча встал, опустив копье, перед Дульсинеей.
Забыв роль, он упирался мутным взором в грудь возлюбленной; он словно
решал - овладевать ею сейчас, или все же вообще оставить это дело,
принимая во внимание наличие у возлюбленной столь серъезного физического
уродства.
Дульсинея не двигалась, прикрывалась рукой и запахивала вырез платья.
Она не сводила полного отчаяния взгляда с умолкнувшего партнера.
Губы ее шевелились, подсказывали ему нужные слова. Но он не смотрел на
губы.
Зал замер. Театральная труппа медленно, как стадо баранов сбилась к
рыцарю печального образа.

- Дульсинея! - Пустив на первом слоге петуха, гаркнул вдруг Дон-Кихот.
Зал отозвался сдавленным смехом.
- Толик, все хорошо! - Пискнула Дульсинея и зажала ладонью рот.
- Как твои дела? - Дон Кихот, загипнотизированно таращился на
дульсинееву грудь. Он покачивался, словно в трансе.
- Кончай! - Встрял десантник. - Заканчивай! Там не так!
- Уйдите от меня! - Дульсинея брызнула слезами и бросилась бегом со
сцены.

Группа артистов, сбившись в кучу, потолпилась на сцене в молчании, пока
грустный рабочий в танкистком шлеме, решив осмелеть, не объявил:
- Пока все.. - И тут же поправившись, спешно добавил, - Мы не успели
дальше..

Зал взорвался апплодисментами и хохотом.. премьера с грохотом
состоялась, пусть только и в масштабах студенческой столовой.

Мы были счастливы; нам казалось, что после случившегося театру не бывать
и мы снова станем безраздельными хозяевами сцены.
Настала наша очередь. Отгрохотав репертуар, мы замерли в свете одинокого
красного прожектора почившей от руки театралов светомузыки.
Затихали последние ноты, зашипели на холостом ходу колонки, мы
чувствовали себя победителями.
Попрощавшись, мы сходили со сцены.

- А сейчас предлагаем Вашему вниманию песню, посвященную нашей любимой,
всеми нами недо.. недолюбимой.. Пацаны, ее любил кто-нибудь, вообще?
Нет? Я тоже нет. А может надо было? Точно, давай ее вы.. полюбим. Юра,
ты будешь? Или давай ты спереди, я сзади.. Короче эта песня
посвящается...

Это было посвящение музыкальной руководительнице, той, от которой
зависело наше все, идиотская пародия на песню из Бременских музыкантов,
исполненная на генеральной репетиции. Голос Лени, нашего вокала,
разливался из колонок. А потом грянула песня:

Ты неправильно ширяешься, дурочка
Посмотри, как исхудала фигурочка
Хочешь я с тобой вдвоем заторчу?
Ни-че-го я не хо-чу.

Нам не сразу удалось собраться с мыслями. То, что нас записали было
ясно. Зал нехорошо затих;
в нем находилось и несколько преподавателей, не было по счастью той,
которой было адресовано
посвящение. Я был словно оглушен и никак не мог взять в толк, где
спрятан магнитофон.

Состояние у тебя истерическое
Скушай, детка, колесо наркотическое
Выбирай любое - все оплачу
Ни-че-го я не хо-чу

Магнотофон находился в подсобке. Дверь в нее закрыта изнутри. Из под
двери тянулся провод к
пульту. Я бросился на пустующую сцену.
Третий куплет был много хуже.
...
...
Хочешь я тебе рукой подро

Я выдернул шнур. Наступила тишина. А потом зал вновь взорвался свистом,
ревом и улюлюканием..
Позже, все присутствующие, за исключением преподавателей,
как один называли этот вечер лучшим за все годы....

В этой войне победил театр. И остался. А проиграли мы. И ушли.
Но ведь говорят "что ни делается - все к лучшему".
На новой точке нас уже не тревожили ни жутковатые бюсты Дульсинеи, ни
блудливые,
выдирающие провода, артистические ноги, ни прочая торопливая суета
нарождающихся дарований.
И правильно; каждому есть место под солнцем.
Всем под одним солнцем. Но не всем на одном месте..
Во всяком случае, если этим местом является сцена. Да и не только сцена.

Михаил Левин

Ехал я как-то в автобусе, пассажиров было трое: я, пожилой краснолицый
мужик и грузная пожилая дама с серебристо-синей старомодной прической.
При одном взгляде на эту даму было ясно, что она скорее всего
учительница, причем такая, что класс вздрагивает при ее появлении.
Ну и если она имела зятя, то его можно было пожалеть.
В автобус на очередной остановке вошла девушка, сразу наполнив все
пространство запахом парфюма и села позади мужика.
Практически сразу мужик захрипел, лицо его приняло страшный багровый
окрас и он повернулся боком что-то явно пытаясь нам сказать.
Девушка вскочила с места и склонилась над мужиком с тем, чтобы выяснить
что с ним и как ему можно помочь. Мужик, однако, отмахивался от девушки,
словно поставил себе целью умереть, а девушка ему в этом мешала.
При этом, страшно хрипя, он все время повторял одну и ту же фразу,
но ее было не разобрать по причине этих самых хрипов.
Я крикнул водителю, чтобы он остановил автобус, что с одним из
пассажиров плохо и надо что-то делать (автобус, впрочем продолжил ехать
дальше) и тогда в действие вступила грузная дама.
Не пошевелившись корпусом, а только слегка повернув к девушке свою
массивную голову, она выдала вот что:
- Девушка, вам что не понятно, что у него аллергия на вашу косметику?
Ведь он же вам русским языком твердит "Идите на хуй"!
Отойдите же от него, наконец и дайте ему дышать!
Девушка сразу отшатнулась от потерпервшего и нетвердой походкой
отправилась в самый конец автобуса. Автобус наконец остановился
и открыл двери. Ощутимо потянуло свежим воздухом и мужик, покачивая
головой и обведя автобус налившимися кровью глазами изрек:
- Чуть не сдох! - Потом, остановившись на девушке взглядом
словно по инерции добавил, - Идите на хуй!
- Да я же и так ушла! - Дрогнувшим голосом крикнула девушка с последнего
сидения.
Тогда случилось последнее: Грузная дама повернулась всем своим корпусом
и уставившись на девушку ненавидящим взглядом рявкнула:
- Да идите же вы на хуй, наконец!
Девушка пулей выскочила из автобуса и, убедившись, что все устаканилось
водитель тронулся. Мужик прошелся по обнаглевшей в наше время молодежи,
а грузная дама добавила, что во время Ее ПРЕПОДАВАНИЯ В ШКОЛЕ (!!!)
вообще все было не так и она решала вопросы кардинально...
Мой Бог! Куда уж еще кардинальнее? Пожалуй только расстрел...

С одним моим знакомым по кличке Кузя произошла довольно забавная
история, о которой он поведал только много лет спустя.

Неподалеку от его дачи в Парголово, что в ленинградской области
образовалась некая псевдо-религиозная община. Собирались себе люди,
молились коллективно, доводили себя до экзальтации, тряслись, лепетали
тарабарщину, называя сие "говорением на иных языцах". Ничего
особеннного, словом, мало ли таких на свете.

Но был нюанс. Нюанс, запавший Кузе в самое сердце.
Поговаривали знающие люди, что по-достижении откровенческого пика
местный владыка объявлял о наступлении сакраментальной фазы собрания:
- А теперь, братья и сестры, любите друг друга, как нам заповедовано
было.

И начинали собравшиеся друг друга любить как заповедано-то, собственно,
и не было, но очень зажигательно с другой стороны; просто шли себе
братья на сестер и любили их. А потом трапезничали и расходились по
домам.

Решил Кузя во что бы то ни стало хоть разок побывать на том собрании.
Решение пришло само, после того, как он приметил бредущих на моление
нескольких весьма хорошеньких сестер.

Кузю встретили весьма настороженно и сразу направили к главе общины,
изможденному ношей тяжелых богослужений человеку средних лет с тяжелым,
проницательным взглядом. Кузя пришел с готовой легендой и отвечал на
вопросы без запинки:
Пришел к вам, потому что верую, а в церковь не хожу. Узнал, что рядом
община настоящих христиан. И так далее в том же духе.

- Жена, подруга есть, или один?
- Один, никого нету.
- Крышу шифером перекрыть сможешь?
- Смогу. С батей в прошлом году как раз дом перекрывали.

До собрания Кузю не допустили, зато дали шифер, лестницу, гвозди и
помошника. Крыть попросили в немолельное время, чтобы не мешал возней и
стуком. Кузя взялся за дело и за неделю перекрыл всю крышу.

- Ну так что, можно теперь на собрание? - спрашивал Кузя с надеждой
вглядываясь в уставшие пророческие глаза предводителя.
- Тебе нельзя одному, сестру бы себе нашел. Тогда и приходите вместе. У
нас и так братьев больше, чем сестер. Трудно им стало хозяйничать, не
успевают, народу много.
- Я ж вам крышу перекрыл... как же "нельзя"? - растерялся Кузя.
- Не нельзя, можно, только ты с сестрой приходи. А что трудился, за то
тебе воздасться и в этой жизни и в следующей. Мы за тебя молиться будем.

Кузю расстроился настолько сильно, что хотел уже было сказать "Да идите
вы знаете куда со своими < молитвами > ", но воздержался под
проницательным взглядом пророка и тихо побрел домой.

В скорости Кузя нашел себе "сестру". Однако не отправился с ней на
моление, как предлагал святейший. И правильно поступил; зачем ему было
идти на то моление, если сестра и так под боком.

Михаил Левин

История эта произошла когда мы учились в восьмом классе,
а толчком ей послужила тема НЛО, всплывшая неожидано и
в мнгновение ока охватившая практически все возрастные группы.
Рассказчики, помню, ссылались на загадочный номер газеты Труд,
с напечатанной в нем якобы статьей о летающих тарелках
нагло бороздящих отечественное небо.

Информация распространялась исключительно из первых рук; даже если
распространитель в жизни не держал в руках газеты Труд, только если
за исключением моментов комкания ее для использования по прямому
назначению. Но тема НЛО овладела умами.

Как-то, болтая в очередной раз со своими однокласниками Козловским и
Гогой об инопланетянах, мы пришли к мысли, что встреча с ними возможна
не только в небе, но и на земле. Раз летают - значит интересуются,
а раз интересуются - то наверняка спустились с небес на землю
и бродят среди нас под видом прохожих.

В качестве возможной кандидатуры я предложил Бородищину;
нашу одноклассницу и кандидатку в медалистки.
Аргументов хватало: совершенно невозможная внешность,
наклон почерка влево, а не вправо, безукоризненная успеваемость
и отсутствие подружек.

У меня уже был план и я, стремясь развить эту тему, поведал приятелям,
будто видел ее фотографирующей посредством собственного глаза,
выехавшего из глазницы на добрый сантиметр.

Спустя некоторое время я показал Козловскому и Гоге схему
коротковолнового приемника, перерисованную мною из журнала
Техника Молодежи. Схема красиво вписывалась в контур женского
тела на уровне нижней части живота.
- Это часть системы питания и аварийного включения/выключения, - Пояснял
я им. - Там выключатель. Если на него нажать - Бородищина выключится.

На убеждения Козловского отключить Бородищину ушла неделя.
Гога отказался сразу, хоть и прислушивался к моим доводам в
пользу дела: Отключивший Бородищину немедленно превращался
в народного героя, спасшего Землю от вторжения инопланетян.

Временем для операции мы избрали большую перемену.
Тщедушный Козловский бродил, разогреваясь, поблизости от Бородищиной,
стоящей у сбитых в кучу справа от входа в класс девчачьих портфелей и
читающей учебник.
К слову, одна из так и неразрешенных мною загадок:
Наши портфели всегда располагалисъ вдоль стены, гуськом друг за другом,
тогда как портфели девочек группировались, сбившисъ в кучу, на манер
овечьей отары.

Внезапно Козловский блеснул глазами и героически исказившись лицом,
приблизился к Бородищино нервным, но достаточно твердым шагом.
Еще мнгновение и его рука властно и уверенно метнулась Бородищиной
под юбку.
Шлепнулся на пол выпавший из рук Бородищиной учебник, взметнулась
длань, звонко бахнула пощечина, полетели первые клочья козловских волос.
Козловский игнорируя боль, продолжал самоотверженно работать рукой.
Бородищина истово рвала Козловкого, шарившего в поисках выключателя...

Я не мог потом смотреть в бешеные глаза Козловского, не мог без смеха
лицезреть отпечатавшуюся на его щеке бордовую пятерню.
Я еще не знал, как оправдаться и предоставил дело экспромту.
На самом деле я просто не верил до конца, что он решится и пойдет на
такое.

- Моя вина.. - Скорбно признал я, когда мы стояли после уроков на
школьном крыльце, - Сегодня такой день. Ты ее отключил, но у нее
полные аккумуляторы и она сразу переключилась на внутренний контур
питания.
- Но я не почувствовал там никакого выключателя! - Негодовал Козловксий.

- А что ты хотел почувствовать? Выключатель от настольной лампы? -
Парировал я.

Я признал свой чудовищный просчет и напомнил, что теперь отступать
некуда. Oставалось или выключать Бородищину, или погибнуть - мы себя
раскрыли.

Козловский категорически отказывался осушествлять вторую попытку в
одиночку.
Он настаивал, что теперь мы обязаны действовать вместе.
Я кое как отвертелся, сославшись на ревность со стороны
подружки-одноклассницы.
И тут нам помог случай; неожиданно согласился Гога.
Ему очень хотелось стать героем. К тому же он был комсоргом класса
и позиционировал себя принципиальным и ответственным общественником.

Вторая попытка проводилась ровно через неделю и также на большой
перемене.
Заранее одуревший от предстоящего Козловский принялся снова бродить взад
и вперед у возвышающейся как и в тот раз возле кучи портфелей Бородищиной.
Она стояла, подняв к глазам учебник, но не читала, а пристально следила
за Козловским.
Гога должен был подстраховать Козловского, в случае, если бы тому по
какой либо причине не удалось добраться до выключателя.

Замерев на пол-шага, Козловский резко повернулся, в один прыжок оказался
рядом с Бородищиной и цепко хватанул шальной ладонью за потаенное место
скрывающее заветный выключатель..
Снова звонко шлепнула оплеуха. Полыхающий глазами и глухой к боли
Козловский наседал.
Они повалились на портфели.
Кое как сдерживая себя, я сделал знак Гоге.
Тот нехотя отлепился от стены и, по-комсомольски устало склонив голову к
плечику, приблизился к извивающимся на портфелях Козловскому с Бородищиной.
Приблизившись, он немного постоял в нерешительности. Затем ответственно
и собранно встал на четвереньки. Постоял недолго, похожий в этот момент
на пришедшего на случку грустного осла, и тихо прилег рядом под хохот
и возгласы собравшейся уже полукольцом толпы.
Гога отвернулся от Козловского с Бородищиной, держа при этом голову на
весу, протянул руку и вслепую забрался трусливой ладошкой в Бородищинское
лоно.
Дальше я плохо помню. У меня просто не было сил наблюдать.

На уроке я сидел, на поворачивая головы к находящемуся справа через ряд
светящемуся бордовым ухом истерзанному Козловскому.
Гога не пострадал. Он сидел неподвижно, обреченно понурившись.
Похоже ему тяжело давалось осознание факта крушения надежд.
Впереди нас гордо и непобедимо восседала робот-Бородищина.

После всего случившегося трудно было какое-то время сохранять серъезное
выражение лица, встречаясь взглядами со спасителями человечества.
Оба обиделись и не разговаривали со мной, но потом все наладилось.

А тема НЛО как-то сразу подрастеряла в популярности и понемногу сошла на
нет.
Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Михаил Левин

Много лет назад учился я в одном довольно задрипанном ленинградском
институте, называемом ВТУЗ (высшее техническое учебное заведение).
По поводу "учился" должен сразу оговориться, что не учился, а уклонялся
от армии, в коей служить не хотел, так как играл на гитаре, носил
длинные волосы, обожал рок и т.д.
В институте я появлялся только на зачетной неделе с целью любыми
правдами и неправдами сдать зачеты. К этому времени я уже был, как
правило, представлен к отчислению, что еще более нагнетало стресс.
Был я конечно такой не один на нашем факультете. Пусть не все мне
подобные играли на гитарах, или тащились от рока, но раздолбаи были
отъявленные и в институте появлялись не чаще моего, что и явилось
предпосылкой для этой истории.
Я и мои, так сказать, коллеги, преподователей своих ни в лицо, ни
по фамилии конечно не знали и заполняли сей пробел уже когда жаренный
петух исклевывал наши ленивые задницы.
Мда, вообщем нужно было сдавать зачет по ТКМ (по-моему технология
конструкционных материалов) и известно мне было, что преподователя
нашего зовут Бени Андерсен. Согласен, что для России имя слегка
экзотическое, но какое мое, пардон, дело кого и
как зовут, особенно если этот кто-то - преподаватель, от которого
зависит моя дальнейшая судьба. В общем, поперлись мы (я и еще двое мне
подобных) на кафедру ТКМ и, встав перед дверью, принялись изучать график
дежурства преподователей во время зачетной недели. Странным образом
никакого Б. Андерсена в списке преподавателей не значилось...
Повернулся ко мне один из моих спутников Миша Теселкин (уникальный
человек, который заикался так, что это даже помогало
ему иногда на экзаменах, когда нетерпеливый преподаватель ставил
ему вожделенный "удовл." так и не дождавшись услышать что-либо
вразумительное) и издал приблизительно следующее:
- Ака, (слово-паразит, нужное Теселке для разгона) Миш-миш-миш (это я)!
Ака уть, ака уть, ака уть а какого х... (мат получался
у Теселки всегда без сбоя) этого муд... ака бэ, ака бэ, ака бэ,
ага Бэни Андерсена нет на кафедре?
Я и сам растерялся, ведь в самом деле, что это такое: Зачетная
неделя, а преподавателя нет... Как руководитель группы (это там,
где я играл на гитаре) я взял ситуацию в свои руки и властно постучал в
кафедральную дверь. Голос за дверью сказал "Войдите"
и я вошел. За столом восседал достаточно молодой преподаватель
немного смахивающий внешне на гитариста и певца из в те времена
популярной группы АВВА. Придав голосу твердости я обратился к нему:
- Здравствуйте, прошу прощения, не могли бы вы сказать, как могло
случиться такое, что нашего преподавателя нет в списке преподавателей,
дежурящих по кафедре?
Преподаватель, слегка удивившись, поинтересовался кто конкретно
является нашим преподавателем, на что я ответил, что нашим
преподавателем является Бени Андерсен. В глазах препода что-то
мелькнуло, но я не придал тогда этому значения.
- А из какой вы группы? - поинтересовался он.
- Я из группы 2502, - ответил я.
- А ваша фамилия?
- Моя фамилия Левин.
Сказав "Угу" он уставился в стол и в комнате повисла нехорошая
пауза. Нарушил ее он.
- Ну что же, раз вашим преподавателем является Бени Андерсен, то
и сдавать зачет вы будете Бени Андерсену. Желаю вам удачи, Левин.
- Так в этом-то и весь вопрос, - мудро парировал я, - как же я ему сдам
зачет, если я не знаю, когда он будет на кафедре?
- А вы ищите, - ответствовал он, - я уверен, что вы его обязательно
найдете. Вы только ищите и он обязательно найдется.
Я вышел в коридор, неся на лице ненужную улыбку.
- Ака оть, ну-у-у-у-у-у-у что там у нас? - спросил Теселка.
- Да хрен его знает, вообще ничего не понятно, - ответил я и
пересказал суть нашего разговора.
Третий мой товарищ, называемый Вова Налимов побагровел от праведного
гнева и не менее властно, чем я постучал в дверь кафедры. Затем я
услышал его полную возмущения речь.
- Прошу прощения, а в чем, собственно, дело? С каких это пор студенты
должны розыскивать собственного преподавателя, особенно
в зачетную неделю, когда он обязан и так дежурить на кафедре?
Вся наша группа не может сдать зачет, а времени осталось неделя.
Неразборчиво донесся вопрос преподавателя и громкий ответ Вовы
Налимова:
- Бени Андерсен.
Преподователь, спросив Вову, как его зовут, довольно зычно прорычал, что
Вова, как и Левин, будет сдавать зачет Бени Андерсену и только ему, даже
если для этого им придеться искать его до второго пришествия и просит его
(Вову) закрыть дверь с той стороны, пока он (препод) не выставил его
(Вову) сам за ту сторону двери и не закрыл за ним ее (дверь) навсегда;
что немало напуганный Вова и исполнил, представ перед нами немало
обескураженный. Надо сказать, что к этому моменту некая догадка
шевельнулась в моем мозгу, но вмешался Теселка: Он, надо сказать,
терпеть не мог несправедливость, о чем сам посетовал мне как-то
по-пьяни, аргументируя свою ненависть к несправедливости тем, что
она несправедлива.
Так вот Теселка:
- Ака эс, Ака эс, Ака эс, ака эс какого х-я мы должны ака те-е-е, ака
те-е-е, ака те-е-ерпеть эти из, ну эти из, эти издевательства ну этого
пи-и-и, ну этого пи... са?
И он пошел выяснять отношения с "ну этим пи..."
Вошел он, кстати, даже не постучав и сразу перешел в нападение:
- Но это (разговаривая с начальством Теселка почему-то предпочитал
начинать фразу с "Но это", вместо дежурного "Ака"; не знаю какие уж там
процессы происходили в его теселочьей голове, но было это так), но это
ты-ы-ы (когда Тесел злился, он обращался к собеседнику на ты), но это
ну-у-у, ну это ты зря ака ох, ака ох... (пауза)... пизда (к этому
крепкому выражению Теселка прибегал, когда оказывался в речевом тупике;
препод молчал).... Но-о-о этот Бэн, ака этот Бэн, ака этот Бэн,
Бэн Андерсен, ака не прав!
- Вы кто? - спросил потрясенный препод.
- Но это у-у-у, но это у-у-у, скажем у-у-у не важно. Ака твой Бэн, ага
твой Бэн, ну-у-у Бэн все равно не прав! Аминь, ага аминь, ака аминь а
меня зовут все равно ака Те-е-е ака те-е-е, ну ака Теселкин.
Я слушал этот кошмар и все сильнее ощущал, что ТКМ я не сдам никогда;
впрочем как и Налимов с Теселкиным. Перевозбудившийся Тесел вышел из
кабинета, хлопнув дверью и выдав не с первой, конечно, попытки "У-у-ух,
как я его!" Зачет мы (я и Налимов) в итоге все-таки кое как сдали 31-го
декабря и никому иному, как Бени Андерсену: им оказался тот самый
препод с кафедры. Звали его, конечно, не Бени, а как-то иначе;
оказывается, что Бени Андерсеном звали музыканта из АВВА за сходство с
которым и был наш препод прозван. Тесел сдал зачет много позднее, но все
равно вылетел из института, как несдавший что-то там...

Шоферская байка.

Один, в прекрасном настроении я ехал на дачу навестить и снабдить
продовольствием семью.
Дорога выдалась спокойная; машин было мало, никаких тебе двойных обгонов
и прочих адреналиновых впрысков.
Моя трешка (дело было в начале 90-х) замыкала коротенькую, состоящую из
трех (включая мою), процессию машин.
Всех троих устраивала скорость, никто не рвался в лидеры и ощущалась
даже в сердце взаимная водительская симпатия,
выражаемая в корректно выдерживаемой дистанции, заблаговременными
миганиями поворотника при редких обгонах и прочими проявлениями
культурного стиля езды. Одним словом - идиллия.

Но все идиллии рано, или поздно нарушаются, и, как правило, чем идиллия
идилличней, тем ее нарушение грубее.
Навстречу нам, двигаясь согласно правил дорожного движения по обочине
нашей стороны дороги, следовала молодая девушка типа пешеход.

К моменту, когда расстояние между ней и головной машиной нашего
идиллического союза составляло где-то 40-50 метров, она неожиданно
задрала обеими руками подол своего свободного летнего платья, выставив
на обозрение дружественных по отношению друг к другу водителей весьма
пикантные прелести, самая пикантная часть которых не была прикрыта
ничем, кроме естественного волосяного покрова.

В одно мнгновение взор мой обрел острейшую сфокусированность орлиного, я
впился им именно в самую пикантную часть тела девушки-пешехода, отмечая
периферийным зрением загоревшиеся тормозные огни на следующей впереди
меня восьмерке и нажал на тормоза.
Потом машину затрясло, несколько раз подкинуло, мимо понеслись полосы
некошенного разнотравья, машину в последний раз дернуло, мотор заглох и
все остановилось.

Секунд с десять я сидел неподвижно и переосмысливал случившееся.
Мы стояли недалеко от шоссе в том же порядке, в каком следовали по нему
всего какую-то минуту назад, а вокруг нас звенели остервеневшие от
похоти кузнечики.
Из стоящей первой четверки показался ошарашенный грузный, усатый
водитель, выпрыгнул из восьмерки моложавый, поджарый военный, а уж
потом, следуя очередности, открыл дверь я.
Ни одна из машин по счастью не пострадала. Мы принялись искать глазами
на дороге виновницу, но она уже успела скрыться за кудрявой, прилегающей
к шоссе, рощей.

- Догнать эту стерву и отодрать, как сидорову кóзу! - Гаркнул
усатый.
Мы с военным в недоумении уставились на него: Отодрать? То есть
"доставить удовольствие" за причиненный стресс?
- Ремнем по голой сраке выдрать, чтобы сесть потом, сучара не могла! -
Поправился усатый с надеждой глядя то на военного, то на меня.
Мы с военным солидарно кивнули и прыгнули в машины, усатый поспешил
последовать нашему примеру.

Суетясь, я завел мотор, газанул, вывернул руль и немедленно сел в мягком
грунте на задний мост. Я очень надежно сел на задний мост. Впрочем не я
один.
Мы снова повылазили из машин. Увязли все трое, с тем только разлчичием,
что военный зарылся передними колесами, а мы с усатым задними.
Потолкали друг друга по очереди, с тоской посмотрели на шоссе. Еще раз
потолкали, хотя, в принципе, можно было и не толкать.
Догонять провокаторшу пешим ходом поленились, хотя шансы еще были.
Застряли в поле часа на три, матерясь и голосуя на обочине, пока,
нервные, отчаявшиеся и вконец измучанные солнцепеком не остановили
трактор.
Выволакивались по одному и разъезжались тоже по одному, махнув в досаде
рукой на прощание.

Я ехал и думал. Вот если бы женщины почаще поступали так. То есть,
кокетничали и провоцировали бы не к месту, то глядишь и выработался бы у
нашего брата особый рефлекс: Нам, к примеру, голую ляжку в капроне
показывают, а мы с кулаками кидаемся.
Забавно бы было. Едешь эдак в метро. Напротив дама, "случайно"
демонстрирующая ногу. А с сидения напротив вскакивают мужики и орут
"Пшла вон, сука, не видишь - едем!".
Впрочем, до такого не дойдет. Природный инстинкт все равно сильнее. И
слава Богу.

Михаил Левин

Белый лебедь. Быль. Прикол.

Дело было в один из теплых летних выходных 1995 года. Я с женой и
четырехлетним сыном отправились прогуляться в город. Одним из
мероприятий оказалось катание на неком аттракционе, который представлял
из себя двух металлических лебедей из толстого металла, по размеру и
аэродинамике напоминающих истребитель второй мировой войны. Эти лебеди
вращались по кругу, поднимаясь при этом вверх приблизительно
метров на 10-12. Мы сели в этого лебедя вдвоем с сыном и предались
вращению с одновременным поднятием. В какой-то момент я заметил на себе
снизу пристальные взгляды прохожих. Я понял, что их внимание
привлек мужик, катающийся на лебеде. Я попросил сына сесть поглубже,
чтобы его не было видно снизу. Взглядов стало больше. Украдкой, я
наблюдал за наблюдаюшими и видел, что кое-кто из них остановился. Когда
мы стали опускаться мой сын попал в поле зрение наблюдающих и они
разочарованно разошлись. В голове созрел план: В обмен на мороженое мой
сын согласился подождать меня внизу с мамой. А я купил билет и сел один.
Увидев, что в ожидающем взлета лебеде сидит одинокий угрюмый мужик
некоторые из прохожих сразу остановились. А потом включился мотор и мы
(я и лебеди) тронулись. На меня украдкой показывали пальцем и что-то
говорили. Я свешивался слегка за борт, словно летчик биплана,
высматривая в дали что-то одному мне ведомое. Я летел. Когда мы
спускались зевак собралось уже много, им нетерпелось увидеть, точно ли я
один. И они убедились в этом. Последним актом стала Фраза моей жены (мы
договорились об этом заранее):
- Ну что, стоило устраивать мне такой скандал из-за одного лебедя?
- Послушай, мы же договаривались еще утром, - ответил я, - сыну
мороженое, а мне лебедь!
Прикол удался, зеваки были в прострации. А мы втроем отправились дальше.

В перестроечные годы задумал я с двумя своими прителями
открыть свой бизнес типа "Ларек для торговли".
Идею эту мы, правда не реaлизовали, но не в этом суть.
А нужен был нам для нашего ларька металл, много металла,
так как ларек мы хотели большой. С металлом была проблема;
то есть он в стране был, но либо слишком дорогой,
либо слишком тонкий, и. т. д.
Я дал обявление в газету, что хочу купить листовой металл
и мне вскорости позвонил некий мужик, желающий его продать.
Цена была какая-то мифически доступная!
Металл правда по словам мужика был хоть и листовой,
но с небольщим углублением, наподобии ванночки,
но неглубокой, а длина и щирина подходили.
Я представил себе Ларек с не совсем плоскими стенками,
но посоветовашись с коллегами, решил все же съездить посмотреть.
Тащиться пришлось на другой конец Питера, но цена привлекала.
Я приехал на огромный пустырь, где меня на автобусной
остановке дожидался продавец и повел по пустырю в даль,
где белело и серело нечто достаточно громоздкое, сваленное
по кучам. Приблизившись и приглядевшись я с тревогой увидел
что это сильно напоминает бывшие в употреблении обыкновенные ванны.
- Это и есть металл? - С тревогой спросил я показывая в даль.
- Металла много! - ответил продавец, - Пойдемте туда, там я для вас
уже отложил получьше, вам ведь для ларька надо.
Мы подошли к лежащей обособленно куче ванн, все в ржавых подтеках
и со сколовшейся эмалью.
- Эти железные, - пояснил продавец, - вам ведь их сваривать надо,
чугунные конечно тоже можно, но эти будет лучьше.
- Ларек из ванн? - словно находясь во сне переспросил я, - Вы
в своем уме? Это и есть ваш металл?
- А что, я же вам сказал, что металл с углублением.
- Да, но не с таким же, вы же сказали углубнение совсем небольшое!
- А оно разьве большое?
Я стоял и не верил, что происходящее действительно реальностъ.
- Но какого черта вы не сказали мне, что это просто ванны?
Я бы тогда и ехать не стал, на кой черт мне ванны?
- Вот именно, - подхватил он, - а так вы здесь и может быть
решите купить. Металл-то хороший, еще сто лет простоит и отдаю
за бесценок. Ну что, будем выбиратъ? Где ржавое - можно закрасить...
Давайте поторгуемся, я уступлю еще... Варить-то лучьше будет по углам,
просто хорошенько прихватить электродом, а сплошной шов и не нужен...
Он все пытался меня убедить. Мне захотелось уложить его самого в ванну,
закрыть другой ванной на манер саркофага и к чертовой матери заварить
его сплошным швом раз и навсегда! Думаю, при таких обстоятельствах суд
мог бы меня и оправдать. Но сварочного аппарата, равно как и сварщика
поблизости не было и пришлось переться домой не солоно хлебавши...
Отойдя недалеко я, полный негодования, повернился и спросил:
- А дверь тоже из ванной?
- Какую дверь? - не понял он.
- Ну, дверь, вход в ларек тоже из ванной?
- А почему бы и нет? - Спросил он и развел еще, помню, руками.
Мда... В самом деле, а почему бы и нет?
- Повезло вам, что я добрый, другой бы на моем месте похоронил вас
под вашими ваннами.
Я развернулся и пошел.
- А что, приежают люди, смотрят, - вяло бросил он мне в спину.
Правда сказать, что покупают его язык не повернулся.

Посвящается незабвенному однокласснику Пóляку Николаю:

В волосатые застойные годы учился в моем классе Коля Поляк.
Учился он хорошо, хоть и редко появлялся в школе в виду долгих
и частых болезней. Он не любил выходить из дома, так как не понимал
окружающий его полный опасностей мир, а если и выходил, то опять же
либо в школу, либо с родителями на оперу Кармен, отрывки из которой
он знал наизусть, либо опять же с родителями в планетарий, или какой-
либо музей. Телевизора у него дома не было, потому как с его папой при
просмотре телепередач случались "чудовищные головные боли". Коля
собирал телескопы, скручивая трубы из ватмана и криво сажая на
конторский клей некие линзы. В магазин и прочее Колю не посылали, не
желая подвергать сына опасности (матъ его не работала и все делала по
дому сама).
Но однажы, классе в восьмом, Коле пришлось рискнуть и пойти в магазин,
поскольку мама заболела. Колю снабдили деньгами и, подробно
проиструнктировав, выпустили в мир. При подходе к магазину дорогу Коле
преградило некое молодое существо, напоминающее юного Промакашку и
сказало следующее:
- Стоять, чувак, ты из какого района?
Сразу осознав, что становится участником некого важного жизненного
ритуала, Коля инстинктивно принял решение не провоцировать молодого
варвара и подробно рассказал ему где он живет.
- Я тебя раньше не видел, - подвел черту юный варвар.
Желая все обяснить, Коля ввел варвара в курс по теории вероятности и
легко сведя такие факторы, как численность народа и улиц в нашем
микрорайоне, а также приняв во внимание текучесть времени, вывел, что
это нормально, наоборот было бы странно, если бы их пути пересекались в
прошлом.
- Дай двадцать копеек.
Коля слышал, что с этой фразы начинается основная часть ритуала и
поспешно обяснил, что охотно дал бы и больше, но послан мамой в магазин
с двумя рублями и двадцатью копейками, подробно описав, что ему нужно
купить. Также он уверил варвара, что охотно отдаст варвару сдачу,
исчисляемую приблизительно 14 копейками, а может и больше, если в
магазине чего-то там не окажется.
Варвар обернулся и громко крикнул:
- Пипа!
Потрясенный этим магическим возгласом, Коля увидел, что к нему несутся
аж целых четыре Пипы. Они физически несильно помяли Колю, оказав на него
тем не менее сильнейшее психологическое воздействие. Коля отдал все
деньги и бросился бежать. Оглянувшись, нет ли преследования, Коля
увидел, что за ним никто не гонится, а наоборот, сбившись в кучу все
пятеро пересчитывают деньги.
После этого страшного события Коля в миру бывал крайне редко.
......
Много лет спустя, Коля шел по улице (в своем районе) и был остановлен
снова (уже, конечно, другими, но по тому же поводу). Не задумываясь
отдав что-то около трех рублей, он стоял в ожидании реакции сильных мира
сего. Сильным этого мира поступок Коли очень понравился и они не только
не стали его физически унижать, но снизошли до следующей фразы:
- Молодец, чувак, правильно мыслишь. Квакнуть не хочешь?
(На всякий случай: "Квакнуть" - это выпить)
Знаете что сделал Коля? Он смотрел на них преданными глазами и выдал:
- Ква!
... Его опять поколотили...
Коля, я знаю, что ты сейчас где-то в Америке. Если ты читаешь эти
строки напиши свои координаты в "Oбсудить", я с тобой свяжусь, может
когда-нибудь увидимся и квакнем вместе ;-)

Веселая Карусель

Если уж на такие темы, как летние перепихоны на временно освободившихся
от домочадцев квартирах говорить, то я Вам честно скажу, был у меня
случай, когда из такого вот рандеву очень презабавная вещь получилась.
Вообще, если совсем честно, то забавно было не так уж, чтоб и очень.
А если положа руку на сердце, то такая хренотень получилась, что и
рассказывать кто другой постыдился бы.

А все из-за моего знакомого Норкина, который будучи чуть ли ни с
рождения пропахнувшим манной кашей женатым тюфяком, всегда ощущал в себе
потребность наверстать упущенное в молодости и всегда же попадал впросак
(не дамам даже).

А в тот раз, воспользовавшись случаем, решили мы с ним осуществить
классический журфикс на его временно освободившейся жилплощади.
Я, как холостой и имеющий связи, отвечал за поставку ресурсов не имеющих
отношения к продовольствию, а Норкин, наоборот - за фуражи и плацдарм.

Я-то, по-совести, тоже хорош; вместо чтоб организовать дело с двумя
беспроблемными девчонками, договорился как дурак со своей новой
знакомой, которую и не знал еще толком, слышал только,
что она на пару с ее лучшей (также приглашенной нами) подружкой была
ярой неприемницей супружеских измени, вообще, хранительницей разных
очагов.

Разумеется, учитывая столь тревожные обстоятельства, в задачу Норкина
входила ко всему прочему очистка театра боевых действий от
компрометирующих вещдоков типа детских игрушек, колясок, распашенок и
прочей вопиющей аттрибутики.

Кто там из нас с Норкиным кого недопонял, договариваясь о самом главном
- времени встречи, так и не прояснилось впоследствии, но когда мы
приперлись к нему в гости, Норкин наводил еще последние штрихи.
Предстал он перед нами поэтому в достаточно затрапезном виде, хлопающий
в удивлении глазами и держащий под мышкой огромного рыжего со шкоднейшей
рожей кота, плюшевую тушу коего безуспешно тут же принялся прятать
за своим слегка тщедушным тельцем.

Не дав ему раскрыть рта, я познакомил всех между собой, услужливо
завертелся, защебетал вокруг посетительниц и мимоходом пояснил, что этот
странный кот подарен коллегами Норкина по случаю его же дня рождения
и используется теперь по прямому назначению для пускания на него
норкинских слюней во время ночного сна.
Разрядив атмосферу, я привел нестройную группу в гостинную, где, удобно
расположив дам вместе с обслюнявленным котом на диване, отправил Норкина
продолжать хлопотать по хозяйству, а сам решил сразу же произвести
блицкриг, используя наличествующий в доме Норкина видик, являющийся в те
времена, к слову, аттрибутом очень неслабого уровня жизни.

Схватив первую попавшуюся кассету я сбегал к Норкину на кухню и
поинтересовался содержимым.
- Терминатор, - мнгновенно отреагировал Норкин и захлопотал дальше.
- Терминатор, девчонки, - радостно объявил я, впихивая кассету и включая
телевизор.

Я сел уже было на диван поближе к своей подруге, как телевизор обрушил
вдруг на нас музыку из детского мультисериала "Веселая Карусель", и
зажегся через пару секунд к моему ужасу соответствующим музыке
видеорядом, включающим в себя неприличествуюших обстановке вертящихся
петушков, лошадок и прочего убивающего на корню нашу великолепную затею,
компрамата.
Подскочив, как ужаленный, я схватил пульт и спешно остановил роковую
запись.

- Там не Терминатор! - Объявил я появившемуся на зов музыки из кухни
Норкину, замечая при этом с подступающей к сердцу тревогой
неестественно напрягшиеся спины дам.

Красный как рак Норкин взблеял что-то, перетасовывая кассеты, а я,
разряжая снова обстановку, зажурчал о каком-то
несуществующем норкинском племяннике, регулярно приезжающем к дяде с
целью просмотра веселой карусели.

Подойдя к музыкальному центру, я нажал на плэй; в доме требовалась
музыка и как можно срочнее! И она грянула. И как! Как холодный душ
обрушилась на меня и на вконец обалдевшего от несрастух багрово горящего
щеками Норкина разнузданное

.... э-э-эх играй, наяривай!
Пой частушки бабка-ежка!
По-о-о-й не разговарива-а-ай!

Я видел, как многозначительно переглянулись между собой наши гостьи и
прочел в их глазах однозначный приговор.
Не веря в реальность скорости свершившегося облома и в тоске пожирая
глазами капроновые колени уходящей от меня навсегда подруги, я чуть не
застонал. Очень, признаться меня от такого осознания закручинило.
Но то ли уж такой задорной была песня, то ли сказалась моя натура, но я,
решив, что терять нечего, хлопнул в ладоши, подскочил бодряком, да так
на слабые такты руками, да плечами в ритм песенке то и засинкопировал.

Королевны аж глаза вытаращили, даже не моргали, решили, видно, что вот,
сбрендил их приятель.
- А кто у кота нос погрыз? - Дурным незнакомым басом выдала вдруг
норкинская пассия, даже близко не попадая пальцем в сторону игрушечного
носа.
- Он! - Мой палец неумолимо уперся в готового закричать от осознания
непоправимости Норкина - А что, девчонки, в тему музон, нас с Норкиным
под него так корчит, когда вдвоем! Давайте вместе танцевать?

Костя из багрового сразу белым даже стал, глаза, что плошки, некуда уже
и растаращивать.
- Да брось, - говорю ему,- хорош девчонкам мозги компостировать, давай,
вправду, потанцуем!
Все в шоке, Норкин то мычит, то блеет, а меня несет.
- Можно вас пригласить? - Это я своей даме.

Она только отчаянно так головкой помотала, а потом как подломится от
меня с дивана и подруга вслед за ней.
Бегут в прихожую, в туфли ногами попасть не могут.
А я, уж если понесло, так и не остановишь:
- Может хоть в прятки поиграем?
Они уже к дверям, а я за ними вдогонку:
- Мультики бы досмотрели, да пошли!
Они на лестнице; психуют, спешат, боятся наверное, что я их в догонку
плюшевым котом нахлобучу.
Убежали. А мы остались со все еще блеющим Норкиным одни.
- Что, Норкин, - говорю, - весело ты их на своей веселой карусели
прокатил? Теперь пошли вдвоем водку пить.
А что делать - пошли. Не пропадать же хорошему продукту...

Михаил Левин

Если Москва не верит слезам, Нью-Йорк - в бесплатную любовь, то Киев не
верит, что за газ надо платить.

Автолюбительское

Знакомый мой купил недавно подержаную BMW и пригласил обмыть покупку.
Пришли, сели за стол, обмываем, все чин чинарем; салаты, закуска,
спиртное из крепких и не очень.

Но вот какая хрень приключилась:
С самого начала стал меня преследовать очень странный привкус совсем
несъедобного свойства. То ли масла машинного, то ли резины.
Сижу и понять не могу - то ли у меня со вкусовым восприятием нарушения,
то ли и впрямь не так что-то. Подмывало поинтересоваться, так, вроде,
неловко.
Не станешь же задавать вопросы навроде "Извиняюсь, а вы, случайно,
не заправляли салаты машинным маслом, или мне просто так кажется?".
Но где-то на пятой-шестой рюмке все же не выдержал и спросил.

- Ну так ведь машину обмываем, вот и привкус машинный! - Подмигнул
приятель.
Как-то он сразу нашелся, что ответить, насторожило даже..
Да и хорошенькое дело, это что же, если квартиру обмывать, так
кирпичной крошкой на зубах скрипеть?

Дальше хуже - икаться начало.
И как икнешь - духан в носоглотке стоит, будто ветоши промасленной
зажевал.

Рюмке на пятнадцатой вышли на очередной перекур и взяли хозяина в
оборот:
- Колись, автолюбитель, что у тебя с едой не так!

Затянулся он поглубже, глазки потупил и раскололся:
- Видите, мужики, какая история... Поехал закупаться, сумки в багажник
поставил. А домой вернулся - сумки все в масле машинном.
Я как раз в движок чутка масла добавлял до уровня, а крышку на таре
неплотно закрыл. Опрокинулось оно и вылилось.
Главное не видно, сукно же. Пропиталось, как губка, заманался
потом чистить. Вы не волнуйтесь, овощи я с мылом помыл и протер
как следует. Не было времени по-новой закупаться, а так бы конечно.

Осмыслили мы это дело, икнули и замолчали.
- Вы, главное, ребята, моей не рассказывайте. Убьет на хрен.
Мы обещали не рассказывать.
- Ты, главное, старик, когда в следующий раз жратву бензином
приправлять надумаешь - сразу предупреждай, мы курить воздержимся.
Он обещал предупредить.
- Масло хорошее было, чистое. - Заметил приятель, - Castrol. Long Live,
по двадцать евро за литр.

Мы слегка воодушевились. Всегда приятно сознавать, что имеешь дело
с продуктом высокого качества.
- А все же ты добро на говно извел, не находишь? - Поинтересовался я.
- Теперь уж поздно. - Вздохнул он.

Весь оставшийся вечер мы чувствовали себя очень по-автолюбительски.

Правда от первого до последнего слова.
А кто не верит - тому не видать астрального щастия.

----------------------------------------

Юрий Лонго был продвинутым бодхисатвой, гурой астральных гур,
человекодухом, земной ипостасью многороукого солнцеподобного Шивы
и просто честным человекобогом.
Он не любил материальных благ, но вынужден был идти навстречу
любящим его адептам, неохотно принимая от них денежные подношения
с проданных квартир и ставших ненужными по мере посвящения в тайны
его учения предметов меркантильного обихода.

Зная о легкомысленной тяге учеников ко всему загадочному и чудесному,
он иногда баловал их хождением по воде и воскрешением умерших.
На самом деле он старался не искушать высшие сферы бытия и чудотворил
понарожку; вместо умерших он клал в гроб своих добрых знакомых по
бизнесу, заранее оговорив с ними в какой момент его священодействия они
начнут постепенно воскрешаться, а при хождении по воде использовал
притопленные мостки.

Фома Мудилкин, один из приближенных его святейшества, алчущий чудес
и ищущий истины в аурах, как-то раз разглядел кроткий трюк учителя и
восскорбел сердцем.
- Зачем он нас обманывает и ходит по доскам, словно ему трудно
пройти по воде? - Обратился он к застывшим в тихом почитании
собравшимся. - Давайте в следующий раз подпилим мостки и ему
ничего не останется, как вернуться по воде до берега.

В день совершения очередного чуда вернейшие из вернейших
подпилили доски и сосредоточились чакрами.
Лонго вышел из подкатившего к месту поклонения Каддилака,
снял недорогие по меркам ненужного ему состояния туфли и,
возведя очи долу, двинулся по воде.

Он удалился уже на целых четыре метра от берега и собирался повернуть
обратно, как раздался треск, из под воды взвилась доска и его нога
предательски махнула в воздухе, как если бы он отбивал назад
невидимую футбольную подачу.
- Й-й-й-й-й-об тыть! - Взревел учитель и обрушился в воду всей массой
своего астрального тела, - Ебать! Тяните меня, я плавать не умею!
- Учитель, ты не плыви, ты иди, - кричали ученики с берега, не
двинувшись при этом с места, - Давай, как учил, ногами, ногами.
- Бляди, пиздец вам, тяните! - слова премешались с бульканьем и,
словно астральный поплавок, то выдергиваясь, то снова пропадая в
воде, магистр оккультного ордена духовно помахал руками, пустил круги
и скрылся под водой самым магическим образом.

- Сейчас вылезет, - шептались на берегу.
- А то! Ему два раза плюнуть!
- Он и через час может вылезти, ему не нужен кислород, он эфиром
Космического Разума дышит!

Вечерело. Учитель все не появлялся.
- Все ясно; он решил умереть и воскреснуть на седьмой день. Подождем...

Одухотворенные явленым чудесным образом актом поругания смерти,
ученики разошлись ночевать по подвалам и парковским скамейкам.

Через неделю на поверхности (ставшего по причине погружения в него
астрального тела мистическим) озера появился синюшный раздутый труп
учителя. Огромный неуклюжий водолаз выволок его за ногу на берег
и к телу, подобно ангелу смерти двинулся брезгливый судмедэксперт.

- Воскреснет... - говорили одни.
- Ни фига, он решил слиться с божественным Аум! - возражали другие.
- А как же мы? Или, может, он все же вернется в виде
Будды-в-добре-пришедшего?
- Может вернется, а может и астральный хуй забить..
- Пока суть да дело, может к Виссариону двинем? Очень уж
астрально-хуево без учителя!
- Жаль, все квартиры проданы.. Негоже к Виссариону-то с пустыми руками..
- Поймет... На то и Бог, чтобы понять и простить..

И собрание, всколыхнувшись спинами, одобрительно загудело
и двинулось на поклон к Виссариону.

Михаил Левин

Особенности национальной вендетты.

Прохожий, смело пропускай сие длинное и печальное повествование,
уходящее своими корнями в далекое застойное прошлое. В нем ты не найдешь
ничего, кроме скорби, страдания и ужасов затяжной войны. На всякий
случай пропускай и следующую за ним историю (если не случится данной
истории стоять в конце списка), потому как от подобного соседства
случается и хорошим историям захиревать и приходить в негодность.

Летом 1967 года был построен в Ленинграде некий дом; одна из многих
пятиэтажек-брежневок, коими остается утыкана до сих пор наша планета.
В одну из квартир этого дома въехала семья Фелькиных, в составе
муж/женa/сын. Этажом выше над Фелькиными поселились Васильевы, тоже
втроем, но только с дочерью. Сам по себе такой расклад не сулит ничего
плохого, но то ли по раздолбайству строителей, то ли по роковой
случайности, только вот граница, отделявшая владения Фелькиных от
владений Васильевых (для Васильевых - пол, для Фелькиных - потолок)
имела серъезный качественный изьян: Отстутствовала звукоизоляция; ни то
щебень, ни то шлак - строители знают о чем речь.
Поначалу добрососедские отношения между Васильевыми и Фелькиными
ухудшались на глазах и, уже через пару месяцев они перестали здороваться
друг с другом; в квартире Фелькиных были слышны решительно все звуки,
коими Васильевы обозначали свое существование. Войлочные тапки
Васильева-отца грохотали при ходьбе не хуже кирзовых сапог на плацу,
куклы Васильевой-дочери, падая на пол, брякались как гири, а экскременты
всего васильевого семейства, весело несущиеся транзитом в
канализационной трубе по суверенной територрии фелькинского туалетного
помещения, стучали и бились так, что казалось вот-вот вырвутся наружу и
явят собой памятник торжества Васильевых над Фелькиными.
Телевизор и транзисторный приемник Фелькиных, включаемые на полную
громкость в ущерб самим себе, наносили заметные повреждения во вражеском
стане; особенно водружаемый на шкаф и тем самым выдвигаемый
непосредственно на линию фронта приемник. К сожалению, орудие это вскоре
замолчало, навернувшись со шкафа во время наведения на цель и придя в
полную негодность. Некоторое время слышен был еще бубнеж телевизора, но
вскоре вынужденно замолчал и он, так как являл собой оружие массового
поражения, от коего страдали и прочие соседи.
Пора бы уже сказать, что в нормальной жизни, как Васильевы, так и
Фелькины были людьми отзывчивыми и добрыми. Наблюдая их в обычной
мирской суете, никто бы и не догадался, что люди, столь замечательные,
могут оказаться в состоянии причинить вред ближнему. Но, как известно, в
миру совсем не то что на войне.
Известно также, что война является для развитых стран толчком
технического прогресса и подстегивает научные умы к изобретению новых
видов вооружений и развитию технологий. Тетя Люся Фелькина изобрела
приспособление, действие которого, не сильно тревожа прочих соседей,
наносило весьма серъезный ущерб противной стороне. Простое, как и все
гениальное приспособление являло собой хитроумно изогнутую металлическую
трубку, посредством которой, слегка высунувшись в открытое окно, тетя
Люся Фелькина наловчилась наносить удары по карнизам кухни и маленькой
комнаты васильевой штаб-квартиры. Эффект превзошел самые смелые
ожидания: Когда ты живешь на пятом этаже и слышишь как кто-то грохочет
по твоему карнизу... нет, это требует привычки. Васильевы по первости
малодушно спрятались в большой комнате, где был балкон и отсутствовал
карниз. А потом вся семья переобулась в домашние тапки на жесткой
подошве. Что же, им, конечно, было легче. Не приходилось даже
втягиваться в гонку вооружений и прибегать к высоким технологиям, а
просто ходи себе по квартире, да ступай потяжелей.
Тетя Люся придумала также, в числе прочего, стучать палками по потолку,
для чего в квартире был сначала сделан ремонт, поскольку по сдаче в
эксплуатацию потолки были покрыты водоэмульсионкой, скалывающейся уже
при первых ударах. Теперь же потолки белели стойкой, что и зубами не
отодрать краской. Однако сей метод имел недостаток: Чтобы достичь
желаемого звукового эффекта, требовалось ударить в потолок со
значительной силой, отчего быстро уставала рука.
И тогда был открыт новый, совершеннейший вид оружия: Стиральная доска.
Та самая из незапамятных времен; великолепное, ни чета сегодняшим
приспособление с ребристой железной поверхностью (для стирки белья, если
не случилось кому-то застать те светлые времена). Намертво прикрепленная
к потолку стиральная доска явила себя образчиком гения военной инженерии
и вошла в историю как непревзойденное по эффективности оружие.
Достаточно было улучить момент, когда кто-то из Васильевых оказывался в
зоне действия доски, как тетя Люся легким движением проводила по ней
арматурным прутом. У Васильевых, что называется, загорелась земля под
ногами. Тетя Люся купила с первой же получки целое множество таких досок
и потребовала от мужа водворения их на потолок, равномерно распределив
их по всему театру военных действий. Ее муж обреченно вздохнул, водворил
и позорно бежал с поля боя к какой-то другой женщине, предоставив тете
Люсе и сыну сражаться в одиночку.
Потеря эта была пережита достаточно легко, вследствие увлечения ведением
боевых действий. Теперь, куда бы ни ступала васильевская нога, как прямо
из под тапка раздавалось исполненное торжества и оптимизма вездесущее
тарахтение фелькинского музыкального инструмента. Вздрагивая чуть ли не
при каждом шаге, Васильевы перемещались по собственному дому словно
некие вероломные захватчики по територии противника. Страсти накалялись;
Васильевы придумали катать что-то по полу.
Вмешалась общественность. Но ни милиция, ни управдом, ни собрание членов
кооператива, ни прочие адвокаты-посредники не могли унять пожара войны.
Уговоры переехать решительно и с негодованием отвергались обеими
сторонами; переезд означал капитуляцию, бегство и отказ от войны, но,
что хуже всего - триумф противоположной стороны.
Потянулись тяжелые военные годы. Горела, обитая дермантином, дверь
Фелькиных, удивительным образом оказалось разбитым посредством камня
окно на кухне у Васильевых (5-ый этаж), на васильевской двери одним
прекрасным утром появилась великолепно выведенная масляной краской
свастика. Обе стороны обзавелись железными почтовыми ящиками. Васильевы
завели собаку и играли с ней в квартире в мяч. К кому-то из них
приезжала даже по ложному вызову "Специальная" (не так-то просто
организовать ложный вызов сей службы) и, не обнаружив нуждающегося в
транспортировке умершего, отбыла ни с чем. В местном отделении милиции
вешали трубку, услышав голоса одной из сторон. Был даже суд, когда
отслуживший уже армию Фелькин-сын от души поколотил Васильева-отца,
отделавшись при этом штрафом и небольшим условным сроком.
А потом умерла тетя Люся, женился и обзавелся наследником/продолжателем
дела Фелькин-сын, вышла замуж и родила наследника/продолжателя дела
Васильева-дочь, у обоих растут, ненавидя друг друга сыновья; стиральные
доски покрыты давно уже белой эмалевой краской дабы не портить вида
квартиры и употребляются женой Фелькина-сына по назначению. Сорок лет
ведется уже эта благородная и священная война, причиной для которой стал
какой-то сраный шлак.

Михаил Левин

Хороший дом, хорошая машина, хороший счет в банке...
Что еще надо, чтобы встретить налогового инспектора?

Навещал я не так давно в Стокгольме своего некогда закадычного приятеля;
живет он там лет 15 уже. Очень, надо сказать, неплохо ему там живется, а
особенно оттого, что находится буквально в двух шагах от его дома
русский магазин. Вот такое совпадение: Тут тебе русский человек живет,
а рядом, чуть в сторонке, русский магазин. У магазина того очень
подходящее название кстати: "Деликатесы", но написано, конечно,
по-шведски.
Приятель мой во что бы то ни стало решил показать мне эту
достопримечательность, во-первых, чтобы купить в нем воблы, а во-вторых
потому что культурному человеку все равно больше смотреть в Стокгольме
не на что. Шведы вообще, в отличие от нас очень некультурная нация.
Подходя к магазину увидели мы, что стоит перед входом в него этакая
шведка, очень ухоженная, породистая и маститая, сразу видно, что не
турчанка и не негритянка какая-нибудь, а именно шведка. И читает
написанную по-шведски вывеску. Постояла, заинтересовалась и в магазин
заходит. Потом почти сразу выходит, внимательно смотрит на вывеску,
направо-налево, нет ли других дверей рядом и туда ли она попала,
убеждается, что туда и снова в магазин. Видимо ее удивило, что вот с
одной стороны, то бишь снаружи написано "Деликатесы", а внутри какое-то
царство соленых огурцов, пельменей, водки (русской, конечно),
а самое главное - воблы. Впрочем что такое вобла она вряд ли знала, уж
больно была она чистопородная, такие никогда не видели и не ели воблы.
Зашли мы в магазин и сразу к прилавку. А вобла там прямо за стеклом
лежит, наваленная тремя горками. И вот стоим мы и выбираем какая
получше, а продавщица нам ее одну за другой достает, а шведка стоит и
наблюдает за всем этим действом с неподдельным интересом, улыбаясь
вежливо и заинтересованно. Видно, что ей очень любопытно стало зачем это
покупаем мы мумии рыб и что это вообще такое? На еду не очень похоже;
может какие-нибудь экзотические сувениры? Тоже вряд ли; кто же продает
сувениры в магазине деликатесов? И так она все ближе подходит,
улыбается, а сама на воблу смотрит. Расплатились мы, но уходить не
спешим, теперь нам любопытно как и что будет эта шведка покупать
и купит ли вообще? А она вежливо обращается к продавщице, мол что там у
вас такое находится? Продавщица, наша русская, отвечает ей на слабеньком
шведском, что это вобла, рыба такая специальная. Шведка кивает и
продолжает интересоваться, для чего эта рыба? Продавщица ей как положено
"с назиданием" обясняет, что для поедания эта рыба предназначена. Что же
еще с рыбой делают? Oчень с пивом вкусно, вот и два мужчины стоят,
нарадоваться своей покупке не могут (ну, это все конечно на плохом
шведском, но смысл все равно понятен). А шведка кивает так головой
продавщице, что все замечательно мол, только как эту рыбку поедают-то?
Очень просто поедают, руками, как же ее еще, не вилкой же?
Раздражать начала продавщицу эта непонятливая шведка своими вопросами.
А шведка эдак даже головкой своей помотала, что не понимает, мол, но
понять очень хочет. Оно и понятно: Ясно ведь ей, что нельзя эту воблу
есть в том виде, в каком она продается: С вывороченными глазами, всю в
чешуе, да еще и наверняка твердой, как дерево. Надоела нашей продавщице
вся эта шведская канитель и изобразила она перед шведкой замечательную
пантомиму: Поднесла пустую руку с воображаемой воблой ко рту и начала
челюстями двигать, показывает как воблу едят. Очень хорошая была
пантомима. А шведка с застывшей фальшивой улыбкой наблюдает за
продавщицей, запоминает как правильно принимать в пищу сей деликатес.
Потом кивнула, сделала вид, что поняла и сдалась: Купила мумию маленькой
плотвички и получила ее в целлофановом пакетике. Употребила она ее
впоследствии или нет, и если да, то как - сие не знаю. Так за один заход
в магазин совметила эта шведка сразу несколько полезных мероприятий: И
достопримечательность посмотрела, и бесплатную пантомиму, и покупку
полезную сделала.
А нас она, между прочим, очень зря не спросила по поводу воблы; мы бы
научили; расстелили бы вместе газетку, показали как чистить, да еще и
своей воблой поделились бы.

Михаил Левин

- Василий Иванович, а ты за кого? За Путина, аль за Медведева?
- А Ленин за кого...?

Когда при профиците бюджета 1 триллион 442,72 миллиарда рублей, инфляция
составила 10% - это означает, что Кухарки наконец-то дорвались до
власти.
Михаил Левин (с) 2007

Скажи ка, дядя, ведь недаром
страна под нефтяным угаром
Володе отдана?
Ведь кризис был, дефолты были,
о них еще не позабыли
недаром славим всей Россией
Володю ПутинА?

Да, были встряски в наше время
Чубайс, Мавроди - было племя
мы многим им должны.
Тебе, племяш, скажу как другу,
во все века, в любом недуге
Москву всегда спасало чудо
в масштабах всей страны.

Наполеон тому примером;
пришел, померялся он хером,
увидел, победил.
А подойдя к стенам столицы
курнул россейской он елдицы
когда увидел, как дымится
весь бородинский тыл.

И двинул армию изгоем,
земли не чуя под собою
в обратный долгий путь.
И пало той зимой в сугробах
поболе, чем во всех походах
французов этих на дорогах.
Такая вышла чудь.

Пример другой, уже с фашистом;
пронесся духом он нечистым
аж до московских стен.
Боец жестокий, смелый, ловкий,
а тут мороз, что стыло в легких,
а у него экипировки
на зиму нет совсем.

И как в депешах ни кричали,
чтоб рождество в Москве встречали -
к чертям померз блитцкриг.
И до весны околевали,
а мы, хоть армию просрали,
ушанку, ватник одевали,
дружину новую собрали
и вышел немцу фиг.

А вот про чудо из последних:
Сказал Борис, что есть наследник,
а сам он занемог.
В те времена мечтать боялись,
чтобы нули не удлинялись,
на тех купюрах, что менялись
по паре раз за год.

Наш внешний долг бюджета больше,
Казалось, что не сдюжим дольше,
конец стране пришел.
Но тут цена на нефть скакнула
и как ракета потянула
и от Москвы до Барнаула
забыли про дефолт.

Случилось так, скажу без лести,
Что в нужном времени и месте
случился сгоряча
кто на гребне волне валютной
сегодня правит челн наш утлый
и может спать спокойно, будто
всегда горит свеча.

И все же дядя странно вроде,
что как царем у нас Володя,
так в чудесах страна.
Ведь были Бори и Сережи,
Алеши, Пети, Миши тоже
и по характеру похожи,
а чуда - ни хрена.

Одноклеточные - это не микроорганизмы, это образ жизни

asrf

Женщину сколько не корми, все равно укусить норовит.

Чем бы Олигарх не тешился, лишь бы в президенты не лез.

С козлами жить - по волчьи выть.

Правда не в том что говорят, правда в том, что ее не хотят слышать.

asrf

Аленушка братцу Иванушке: "Иванушка, не ешь сало - хохленочком
станешь..."

Когда у Желудка закончилась диарея от Натса, он не поверил, что Мозг
умный.

asrf

Я тоже, как телевизор думал, что у нас в стране все хорошо... Пока не
женился...

asrf

Мысль - продукт жинедеятельности ума.

Сегодня мне надо:
1. Сводить бывшую тещу в планетарий
2. Отмазатся от двух любовниц
3. Объявить войну Англии
4. Стать Президентом России
5. Перейти во второй класс в школе
6. Закончить душевный цикл
7. Признать независимость Гваделупы
8. Постирать единственные носки
9. Дочитать Тибетскую книгу Мертвых
10. Купить Челси

М. Левин (с)

Эх... Без женщин плохо, а с ними еще хуже...

Деньги без мозгов - это бумага, мозги без денег - это жопа.

Редиска - не хороший человек.
Мегера - не хорошая женщина.

Каждая девушка заслуживает любви Кин-Конга, а каждый Кин-Конг имеет
право самых надоедливых съесть.

Сколько веревочки не вейся, а концы все равно в воду.

- Мишаааа... Мишаааа... Мишааа...
- Ты чего кричишь? Тебя уже все общежитие хочет...
= А мне... Не жалкоооооо...

ЗАЯВЛЕНИЕ
Просим Вас умных разведчиков к нам не присылать.
Заведующий клубом

Еще немного, поддамся искушению дьявола и поверю телевизору...

asrf

Эра милосердия 2000-2020: "управляемая демократия" > "диктатура закона"
> "суверенная демократия" > "законный рэкет" > "управляемая зона" >
"демократический расстрел" > "суверенный дурдом"... (можно менять
местами)
М. Левин

РЕКЛАМАЦИЯ
В связи с неисправностью Камня (производство Англия), прошу заменить на
аналогичный Камень производства Франции, Германии или Израиля.
Иван 007

Если хотите узнать у вашей девушки какая она будет жена = познакомьтесь
с ее мамой.

asrf

"... жизнь на бабу променял..." Уж очень хотелось бы из песни слова
выкинуть...