Рассказчик: Гарик О
текст удалён
текст удалён
текст удалён
текст удалён
Маябрь! Москвичка, торжествуя,
Из шкафа шубку достаёт
И шепчет, — блять! Какого хуя?!..
И сквозь пургу к метро бредёт. ©
Из шкафа шубку достаёт
И шепчет, — блять! Какого хуя?!..
И сквозь пургу к метро бредёт. ©
07.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
У причала
— Ну ты даёшь… Чем ты думал?
— Головой. А ты?
— Послушай, Антон, ты не представляешь, насколько полезной для тебя могла быть эта работа! Идеальные условия для исследований, любое оборудование по первому писку, евгеника! Там такие деньги!… Ты даже во сне не увидишь.
— А я успею их истратить?
— О чём ты говоришь! Да я… Каких усилий мне стоило заставить их поверить в тебя!
— Представляю, отчего же. А почему ты вдруг решил, что я могу на это пойти?… совсем плохо меня изучил?… Или может я давал для этого повод?
— Ну, я думал…
— Не надо, ты не думал, ты предположил, а дальше заработало богатое воображение: деньги, «Вольво»…
— А почему бы и нет? Один раз живём… Тебе не хочется что-то изменить в своей жизни?
— Хочется. Но кто дал тебе право решать за меня, в каком направлении я хочу этих перемен! Я хотя бы намёком давал понять, что на такое способен?
— Человеческие мотивы меняются, тебе не мешает об этом помнить.
— Эрни, недавно я стал православным. Как ты думаешь, почему?
— Да какой ты православный… Новоначальный без году неделя.
— Твоя правда. Но я им стану. И работать буду в этом направлении. Другого не хочу и не буду. Запомни это раз и навсегда.
— Ты меня огорчил, честное слово. Ты понимаешь ведь, что наши взгляды очень многое меняют.
— Я понял это, как только увидел твоего коллегу.
— Да… какой он коллега.
— Верно. Он же не в книжном магазине работает… Ладно, Эрни, мне пора. Надо попрощаться с Турчаниновыми… Не звони. Не хочу вспоминать ни бокс, ни боевое самбо. Ты меня понял?
— Куда уж понятней.
— Баю–баюшки–баю-у, не ложися на краю… придёт серенький волчо-ок, тебя схватит за бочок… И утащит во лесо-ок, под ракитовый кусток… Виталик, звонят!… Ты кого-нибудь ждёшь?
— Валь, ты чего!
— Ну открой же, я Нюшку укладываю.
— Сейчас…
— Кто там?… Ира?!… Что с тобой!
— Витали-ик… помогите…
— Кто это сделал?
— Это не моя… его… помогите… пожалуйста… прошу Вас…
— Что?!… О, Господи… Антон… Ира, двадцать секунд…
— Виталий, кто там?
— Валя, быстро с Нюхой в комнату, и не выходи, пока не позову.
— Что случилось?
— Не сейчас. Поняла?… Я спрашиваю, — ты меня поняла?
— Да.
— Вот. Всё. Сидите тут… я скоро…
— Ира, держи… тихонько… Боже мой, кто же его так…
— Не знаю…
— Где ты его нашла?
— Во дворе.
— А ты что там делала?
— Я… шла за ним…
— Откуда?
— От самого дома.
— С Пестеля?
— Да.
— Дура… хотя нет, правильно сделала… Как ты его дотащила?
— Два часа…
— Тащила два часа?!… Тебе нужно было «Скорую» вызывать!… Кура безголовая… Да ты знаешь, сколько крови он потерял по твоей дурости!
— Ой, Виталик, прости… я испугалась… я не знала, что делать… прости-и…
— Не вой, уже всё сделано… Господи, от куртки одни лохмотья… Давай сюда… снимай… так… неглубокие… что же его вырубило… Ох, твари… чтоб вас… Ира, подай полотенце… не это, другое… да намочи ты его, прости Господи… Умойся сама…
— Виталий, он не умрёт?
— Не знаю… надеюсь… Жди здесь и договаривайся с ним.
— О чём?
— Чтоб не умер, дура.
— Валя, ключи от машины.
— Ты куда?
— У Антона неприятности.
— Что-нибудь серьёзное?
— Да… почти.
— До утра не терпит?
— Валя, у меня мало времени. Ключи.
— …Ты кто такой?
— А ты кто такой?
— Я первый спросил.
— Виталик… Виталий.
— Чьих будешь, Виталик?
— Заболотные мы.
— Это я и так знаю. Сам заболотный.
— Шутишь, дядька. Ты Антон Маркус. А мы Заболотные.
— Вот оно как!… Красивая фамилия.
— Фамилия как фамилия. Мне больше нравится твоя.
— Чем же моя фамилия так тебе по нраву пришлась!
— Да про тебя весь Невский район знает!
— Ну-ка поподробней, пожалуйста…
— А чего там поподробней… Как ты семерых бандитов обезоружил, а потом всех в милицию сдал, а тебя за это наградили и попросили Родине послужить. Ну, там, бандитов ловить, шпионов разных… потом вражескую подлодку захватил… один… кажется… Чего ты ржёшь как Нюрка–чокнутая!
— …Сейчас… Конфет хочешь?
— Если карамельки — грызи сам. У меня зуб болит.
— Шоколадные.
— Не откажусь, не гордый… А себе почему не оставил?
— Не люблю шоколадные конфеты… не люблю шоколадные конфеты…
— …Не вой, я сказал, детей мне разбудишь… Блин, какой же ты тяжёлый… Давай, Ирочка, помогай… надо за него бороться…
— Прости, Тошенька…
— Хватит. Слезами горю не поможешь… От самого дома, говоришь?
— Да.
— А почему сразу к нему не подошла?
— Я поздно его заметила… А потом увидела, что из арки… человек… за ним…
— Не такая ты и дура… Подожди, я подстелю что-нибудь… Осторожно… Ира, пристройся как-нибудь рядом, чтоб не упал. Ясно?
— Не упадёт, я не позволю.
— …Устроилась?
— Мы поедем?
— Ира, последний вопрос… Я должен сказать Антону, кто его ко мне дотащил?
— Нет. Пусть живёт. Мне этого достаточно.
— …Эх, тебя бы да вместо Маринки… Ну что за жизнь… всё не так… всё крест-накрест… Ну, Тоха, последнюю конфету отрабатываю. Самую вкусную…
— Держись, Тошенька, держись… Ты меня слышишь, Красная Книга?… Только не вымирай, умоляю!… Тебя и так мало осталось… не вымирай…
— Мама?… Как я рад тебя видеть!
— Сынок…
— Мам, всё хорошо.
— Знаю, поэтому и радуюсь.
— Как ты?
— Что я! Последние годочки до пенсии дорабатываю.
— Нашла о чём вспоминать.
— Ты-то как?
— Уже хожу. Сегодня собираюсь вокруг озера прогуляться.
— Один ходишь-то?
— С Мариной. Иногда Полинку берём.
— Ты поосторожней, сына, гололедица уже.
— Не волнуйся, ты же знаешь, какой я осторожный… Чем девчонки заняты?
— Марина на кухне хлопочет, Полина ждёт своей очереди.
— Ма, проследи, чтоб оделась тепло.
— Прослежу.
— На прогулки одеваем легко, а на балконе не побегаешь.
— Что-нибудь ещё?
— Попроси Марину сделать стакан глинтвейна, я ещё с полчаса тут посижу.
— Пойду я, повяжу что-нибудь.
— Не можешь без работы, ма.
— Никто не может, сынок.
— Запускай Морковку.
— Иди сюда, моя сладкая… Сильная, сильная… Ну, рассказывай.
— Витька опять меня за хвост дёргал. Дурак.
— Полюшко, все мальчишки такие.
— Не все. Только он.
— Не может быть! Как же его в садик пустили!
— Больше никто не дёргает.
— Полина, скажу по секрету, — я сам дёргал.
— Тош, ты меня обманываешь.
— Честное слово… Тебе нравится Витька?
— Мне не нравится, что он ко мне пристаёт.
— А ты сделай так, чтоб не приставал.
— Я ему говорила–говорила…
— Нет, моя радость, с мальчишками разговоры не помогут.
— А как!
— Ты подойди к нему, дай свой хвостик, и попроси подёргать.
— Больно же будет, Тош!
— Не будет, поверь. Хоть у мамы спроси. Уж я-то мальчишек знаю как никто.
Конец книги второй
Продолжение следует...
У причала
— Ну ты даёшь… Чем ты думал?
— Головой. А ты?
— Послушай, Антон, ты не представляешь, насколько полезной для тебя могла быть эта работа! Идеальные условия для исследований, любое оборудование по первому писку, евгеника! Там такие деньги!… Ты даже во сне не увидишь.
— А я успею их истратить?
— О чём ты говоришь! Да я… Каких усилий мне стоило заставить их поверить в тебя!
— Представляю, отчего же. А почему ты вдруг решил, что я могу на это пойти?… совсем плохо меня изучил?… Или может я давал для этого повод?
— Ну, я думал…
— Не надо, ты не думал, ты предположил, а дальше заработало богатое воображение: деньги, «Вольво»…
— А почему бы и нет? Один раз живём… Тебе не хочется что-то изменить в своей жизни?
— Хочется. Но кто дал тебе право решать за меня, в каком направлении я хочу этих перемен! Я хотя бы намёком давал понять, что на такое способен?
— Человеческие мотивы меняются, тебе не мешает об этом помнить.
— Эрни, недавно я стал православным. Как ты думаешь, почему?
— Да какой ты православный… Новоначальный без году неделя.
— Твоя правда. Но я им стану. И работать буду в этом направлении. Другого не хочу и не буду. Запомни это раз и навсегда.
— Ты меня огорчил, честное слово. Ты понимаешь ведь, что наши взгляды очень многое меняют.
— Я понял это, как только увидел твоего коллегу.
— Да… какой он коллега.
— Верно. Он же не в книжном магазине работает… Ладно, Эрни, мне пора. Надо попрощаться с Турчаниновыми… Не звони. Не хочу вспоминать ни бокс, ни боевое самбо. Ты меня понял?
— Куда уж понятней.
— Баю–баюшки–баю-у, не ложися на краю… придёт серенький волчо-ок, тебя схватит за бочок… И утащит во лесо-ок, под ракитовый кусток… Виталик, звонят!… Ты кого-нибудь ждёшь?
— Валь, ты чего!
— Ну открой же, я Нюшку укладываю.
— Сейчас…
— Кто там?… Ира?!… Что с тобой!
— Витали-ик… помогите…
— Кто это сделал?
— Это не моя… его… помогите… пожалуйста… прошу Вас…
— Что?!… О, Господи… Антон… Ира, двадцать секунд…
— Виталий, кто там?
— Валя, быстро с Нюхой в комнату, и не выходи, пока не позову.
— Что случилось?
— Не сейчас. Поняла?… Я спрашиваю, — ты меня поняла?
— Да.
— Вот. Всё. Сидите тут… я скоро…
— Ира, держи… тихонько… Боже мой, кто же его так…
— Не знаю…
— Где ты его нашла?
— Во дворе.
— А ты что там делала?
— Я… шла за ним…
— Откуда?
— От самого дома.
— С Пестеля?
— Да.
— Дура… хотя нет, правильно сделала… Как ты его дотащила?
— Два часа…
— Тащила два часа?!… Тебе нужно было «Скорую» вызывать!… Кура безголовая… Да ты знаешь, сколько крови он потерял по твоей дурости!
— Ой, Виталик, прости… я испугалась… я не знала, что делать… прости-и…
— Не вой, уже всё сделано… Господи, от куртки одни лохмотья… Давай сюда… снимай… так… неглубокие… что же его вырубило… Ох, твари… чтоб вас… Ира, подай полотенце… не это, другое… да намочи ты его, прости Господи… Умойся сама…
— Виталий, он не умрёт?
— Не знаю… надеюсь… Жди здесь и договаривайся с ним.
— О чём?
— Чтоб не умер, дура.
— Валя, ключи от машины.
— Ты куда?
— У Антона неприятности.
— Что-нибудь серьёзное?
— Да… почти.
— До утра не терпит?
— Валя, у меня мало времени. Ключи.
— …Ты кто такой?
— А ты кто такой?
— Я первый спросил.
— Виталик… Виталий.
— Чьих будешь, Виталик?
— Заболотные мы.
— Это я и так знаю. Сам заболотный.
— Шутишь, дядька. Ты Антон Маркус. А мы Заболотные.
— Вот оно как!… Красивая фамилия.
— Фамилия как фамилия. Мне больше нравится твоя.
— Чем же моя фамилия так тебе по нраву пришлась!
— Да про тебя весь Невский район знает!
— Ну-ка поподробней, пожалуйста…
— А чего там поподробней… Как ты семерых бандитов обезоружил, а потом всех в милицию сдал, а тебя за это наградили и попросили Родине послужить. Ну, там, бандитов ловить, шпионов разных… потом вражескую подлодку захватил… один… кажется… Чего ты ржёшь как Нюрка–чокнутая!
— …Сейчас… Конфет хочешь?
— Если карамельки — грызи сам. У меня зуб болит.
— Шоколадные.
— Не откажусь, не гордый… А себе почему не оставил?
— Не люблю шоколадные конфеты… не люблю шоколадные конфеты…
— …Не вой, я сказал, детей мне разбудишь… Блин, какой же ты тяжёлый… Давай, Ирочка, помогай… надо за него бороться…
— Прости, Тошенька…
— Хватит. Слезами горю не поможешь… От самого дома, говоришь?
— Да.
— А почему сразу к нему не подошла?
— Я поздно его заметила… А потом увидела, что из арки… человек… за ним…
— Не такая ты и дура… Подожди, я подстелю что-нибудь… Осторожно… Ира, пристройся как-нибудь рядом, чтоб не упал. Ясно?
— Не упадёт, я не позволю.
— …Устроилась?
— Мы поедем?
— Ира, последний вопрос… Я должен сказать Антону, кто его ко мне дотащил?
— Нет. Пусть живёт. Мне этого достаточно.
— …Эх, тебя бы да вместо Маринки… Ну что за жизнь… всё не так… всё крест-накрест… Ну, Тоха, последнюю конфету отрабатываю. Самую вкусную…
— Держись, Тошенька, держись… Ты меня слышишь, Красная Книга?… Только не вымирай, умоляю!… Тебя и так мало осталось… не вымирай…
— Мама?… Как я рад тебя видеть!
— Сынок…
— Мам, всё хорошо.
— Знаю, поэтому и радуюсь.
— Как ты?
— Что я! Последние годочки до пенсии дорабатываю.
— Нашла о чём вспоминать.
— Ты-то как?
— Уже хожу. Сегодня собираюсь вокруг озера прогуляться.
— Один ходишь-то?
— С Мариной. Иногда Полинку берём.
— Ты поосторожней, сына, гололедица уже.
— Не волнуйся, ты же знаешь, какой я осторожный… Чем девчонки заняты?
— Марина на кухне хлопочет, Полина ждёт своей очереди.
— Ма, проследи, чтоб оделась тепло.
— Прослежу.
— На прогулки одеваем легко, а на балконе не побегаешь.
— Что-нибудь ещё?
— Попроси Марину сделать стакан глинтвейна, я ещё с полчаса тут посижу.
— Пойду я, повяжу что-нибудь.
— Не можешь без работы, ма.
— Никто не может, сынок.
— Запускай Морковку.
— Иди сюда, моя сладкая… Сильная, сильная… Ну, рассказывай.
— Витька опять меня за хвост дёргал. Дурак.
— Полюшко, все мальчишки такие.
— Не все. Только он.
— Не может быть! Как же его в садик пустили!
— Больше никто не дёргает.
— Полина, скажу по секрету, — я сам дёргал.
— Тош, ты меня обманываешь.
— Честное слово… Тебе нравится Витька?
— Мне не нравится, что он ко мне пристаёт.
— А ты сделай так, чтоб не приставал.
— Я ему говорила–говорила…
— Нет, моя радость, с мальчишками разговоры не помогут.
— А как!
— Ты подойди к нему, дай свой хвостик, и попроси подёргать.
— Больно же будет, Тош!
— Не будет, поверь. Хоть у мамы спроси. Уж я-то мальчишек знаю как никто.
Конец книги второй
Продолжение следует...
10.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
03.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Средний вперёд
— Как успехи?
— Переменные.
— Пожар?… наводнение?
— Скорей небольшое землетрясение.
— Опять?… Да когда же вы угомонитесь наконец!
— Одному Богу известно.
— Или ты ничего?…
— Сказал.
— А что она?
— Вернёмся к разговору после Рождества.
— Ну, Антон!… Вот прёт тебе с женщинами! Нет, не судьба тебе, видно, при таком раскладе умереть в семейном кругу.
— Типун тебе на язык.
— Почему так долго?
— Говорит, что пока не готова.
— К чему не готова, блин! Вы четвёртый год вместе! Ждать ещё четыре?!… С головой твоя Марина не дружит. Ты намекни, что, мол, стоит слово сказать, и Настя с радостью тебя примет обратно.
— Ты дурак или прикидываешься?
— Для пользы дела и соврать…
— Даже думать забудь. У нас и так это больная тема.
— Ах, вот оно что!… Она тебе просто не верит.
— Примерно…
— Я не понимаю, — а чем она думала три года! Или что изменилось, а я не в курсе?
— С виду ничего… Как кошка пробежала.
— Ладно тебе, кошка. Тигра пробежала.
— Оставим пока.
— Ну хоть «нет» не сказала?
— После Рождества… Я ещё про венчание заговорил… Может не надо было, а?
— C ума сойти, — Бешеный у меня совета спрашивает. Чего ты с утра съел?
— Как ты меня назвал?!…
— Бешеный. Ты что, не знал?
— Что не знал!
— Да тебя за глаза так уже лет десять называют.
— Кто?
— И у нас, и в группе.
— Раньше сказать не мог?
— Я думал…
— Думал!… думал… Как дам в бубен, чтоб не думал!
— Тох, ну извини. В голову не могло прийти, честное комсомольское.
— Где ты ловок на язык, а где… А-а… пропадать — так с музыкой.
— К Эрни поедем?
— А что, — мысль! Сколько времени?
— Он выходной. Только звякну на всякий пожарный, — мало ли…
— Подожди… притормози у канала.
— Что ты там…
— Зайду в «Грюндиг» , коньяка хлапну для разгона.
— Извращенец… Шампанское только не пей, прошу.
— Не мохай , большой уже.
— Да уж, первый раз что ли.
— О-о!… Кто к нам!… Я же говорил, — не пройдёт и года… Проходите, мы вас ждём.
— Кто это мы!
— Сюрприз… Зира, Антон приехал!
— Зира?!… Мы не договаривались!
— Не договаривались?… Она пришла, сказала, что будет тебя дожидаться. Я и не сомневался нисколько.
— …Здравствуй, Антон. Серхат сказал, что ты крестился. Правда?
— Да, на следующий день.
— Поздравляю… Это тебе в подарок от нас… Тебе и твоей жене.
— Зира, ну это уже переходит все границы.
— Возьми, возьми. Ты не можешь отказать женщине, особенно такой как я.
— Эрни!… Ну что мне делать, подскажи!
— А рожу тебе вареньем не намазать?
— …Эрни, оставьте нас на несколько минут, для дела.
— Виталик, за мной!
— Рассказывай.
— Что, Тошик?
— Всё.
— Всё?… Хм… Серхат бы возражал.
— Ну не в этом смысле.
— Я пошутила.
— Странная ты женщина… Невосточная какая-то.
— Фергана не аул… Училась в столице, муж ленинградец.
— Как ты узнала, что мы приедем?
— А как ты узнал, что у нас будет дочка?
— Дочка?… будет?!… Вот это да… Я рад за вас! Муж твой ещё не плакал от счастья?
— Тошик… никому не говори. Серхат пока не знает.
— Зачем же так!
— Знаю, знаю… Пусть немного помучается.
— Ай хитра девка!… Что ты улыбаешься!
— Я восточная женщина.
— Почему мне сказала?
— А разве ты удивился?
— Кажется… не уверен… Зира, я хочу убедиться, что всё хорошо.
— Хорошо, поверь.
— О нет! В таких вещах словам доверять опасно.
— Что я должна сделать?
— Вспомнить.
— Его?
— Да, как в прошлый раз.
— Попробую…
— Да уж сделай милость, — попробуй.
— Сейчас…
— Что ты улыбаешься?
— Смешной… и глупый… Нет! Какая же он всё-таки дрянь!
— И всё?
— Я свободна.
— Слаба Богу.
— Тошик, кто такая София?
— Она… умерла…
— Ты плакал?… из-за неё, правда?
— Да…
— Прости… я…
— Я пережил. Видишь — живу, улыбаюсь, надеюсь скоро жениться. Она хорошая женщина, очень хорошая. У нас есть дочка.
— Ваша?
— Её… маленькое чудо…
— Я рада за тебя… Тошик, напиши на листочке слова, которыми ты называл свою Софию. Я хочу, чтобы моя дочь их слышала от меня и от своего отца.
— Да… пожалуй… уже пора… Вот, возьми.
— Спасибо… И ещё… Наш дом — твой дом. Когда будет совсем плохо, — вспомни нас, тебе не о чем будет жалеть… Наклонись… я хочу тебя поцеловать как сестра… Какой ты большой… Прощай.
— Прощай, Зира.
— А где Зира?
— Ушла.
— Странная женщина… Даже не заглянула.
— Что с вами, синяками…
— Ну, ты как, — присоединишься, трезвенник?
— Легко и непринуждённо.
— Мы в общем-то не настаиваем.
— …Тоха, ты меня уважаешь?
— Когда ты успел, гадёныш!
— Дурное дело нехитрое.
— Эрни… Ну как тебе не ай–ай–ай!…
— Сейчас и тебя уроем… Ладно, Вит, не притворяйся, всё равно надолго не хватит… Антон, присядь на разговор.
— На тему?
— У меня есть знакомый, старый знакомый, работает хирургом в «Неотложке». Зовут Алексей, Алексей Турчанинов.
— Будем продавать мои способности?
— Поможем хорошему человеку… Лёшка живёт в родительской квартире на Пестеля. С ним старшая сестра и её дочка шестнадцати лет.
— Зачем ты всё это рассказываешь?
— Нам придётся туда ехать.
— Сам не может?
— Он по квартире-то еле–еле на костылях.
— Что с ним?
— Возвращался домой, поскользнулся на ступеньках и спиной прокатился до самого низа.
— Эрни, он хирург, знакомых в медицине больше, чем у меня волос на голове.
— Посмотри хотя бы.
— Только ничего не обещай.
— Это моё дело.
— Всё. Я умываю руки.
— Поступим таким образом… Выпей вина и отправляйся к семье. Завтра буду тебя ждать между пятью и семью часами. Расклад устраивает?
— Надо прикинуть… Нормально… Как будем добираться?
— От «Техноложки» на любом троллейбусе кроме семнадцатого и девятнадцатого до Пестеля, а там пешком меньше пяти минут.
— А-а, знаю… Не стану засиживаться… Виталик, а ну быренько мне налил… Полный, я сказал!… Вот так-то… Ваше здоровье!… Виталий, на минутку… семейный вопрос.
— Виталик, что такое покаяние? Объясни популярно.
— Ты на исповеди был?
— Да.
— Что батюшке рассказывал?
— Проще сказать, чего не рассказывал. У него, наверно, уши опухли.
— И про лечение?
— Конечно!
— А про синдром Кашпировского?
— Сказал, что от лукавого. Бесы, мол, любят людей обманывать, друг друга изгонять.
— Я понял… Ушёл один, а вернулись всемером… От меня-то что нужно?
— Что с этим покаянием делать!
— Понимаешь… исповедь это не покаяние. Исповедь акт, — вот ты взял и рассказал. А покаяние процесс.
— Это как?
— Слушай, ты Фромма изучал! Перемена способа действия.
— Больно умный ты стал. Способ!… действия!
— Ты спросил — я ответил.
— Ну и как мне быть?
— Тебе решать.
— Если по-батюшкиному…
— По-православному!
— Хорошо, только не цепляйся за слова… Я и Алексею помогать не должен?
— Строго — без благословения ты можешь только доктора ему найти, хорошего доктора.
— Так Зире доктора и помогли!
— Ну не знаю, Тох!… тут я пас… Отношения с Церковью вещь личная. Моё мнение хотя бы понятно?
— Да. Либо я рискую своей задницей, либо бросаю Лёшкину задницу на произвол судьбы.
— Точняк!… Не парься, утро вечера мудренее, — завтра всё решишь.
— Зачем дожидаться, — уже решил.
— Что?
— Завтра на Пестеля… Алексей хирург. Скольким людям он помог и ещё поможет! А сейчас он просто тюфяк на палочках. Надо исправлять.
— Эрни разговор передать?
— Ни в коем случае! Это мои проблемы, незачем человека впутывать.
— А не он ли!…
— Неважно. Моё решение, и точка. Обсуждению не подлежит.
— Хорошо… Значит, мы про семью?
— Да. Про меня и про тебя.
— Счастливо, Тоха, до встречи… Подожди, что Зира тебе подарила?
— Я ещё сам не знаю.
— Дай глянуть, ну дай–дай, не щемись!… Нифига себе!… На сколько персон?
— Кажется на шесть.
— Красота… Сколько же он может стоить!…
— Виталик, охолонись, тебе бы всё на бабосики перевести.
— А что, нельзя?
— Приезжайте к нам, вместе будем кофе трескать с коньячком.
— Замётано… Ну всё, отваливай, пока мы с Эрни не передумали.
— Не дождётесь.
— Эрни!… Как я рада!
— Здравствуй, Свет. Как твои?…
— Дела или родственники?
— Начнём с дел.
— Дела как сажа бела, на чаевых.
— Уходить не надумала?
— Да брось ты! Всю жизнь официанткой проработала, а ты говоришь, — уходить. На пенсию что ли?
— А остальные?
— Ирка у одноклассницы уроки делает. Или у одноклассника.
— Растёт.
— Мне бы такую красоту в её годы — я бы родила лет на десять раньше.
— Ты как-то уж самокритично. Твоя ж дочь.
— Не моя, а папина. Вся в него.
— Приезжал?
— Пишет, зовёт в Голландию.
— Чего дожидаешься?
— Ирка, амфибия–переросток… Без неё я ему как рыбке зонтик… Папаша… До пятнадцати лет не нужна была, а тут, видишь ли, отцовские чувства взыграли… Капиталист проклятый.
— Не кипятись, образуется… А брат?
— Лежит. Да сейчас и сами увидите.
— …Эрни, мне повернуться спиной, чтобы меня, наконец, заметили?
— Не извиняюсь… Свет, это Антон, я про него рассказывал.
— Ах вот ты какой!… Ну проходи, интересный мужчина.
— Света, у него семья.
— Что Света! Так, разведка боем… Тапочки… Проводи гостя, я сейчас… Лёш, ребята пришли!
— Странная эта Света.
— Придётся потерпеть.
— За какие грехи…
— Был бы человек, а грехи найдутся… Привет, Лёш. Как ты?
— Падайте, где сможете… Лежу, как видишь.
— Улучшения есть?
— Конечно есть! Только маленькие, я их не ощущаю.
— Видишь, Антон, какая у нас медицина, — сама себе помочь не в состоянии.
— …Антон, тот самый?…
— Наверно. Мама говорит, что тот.
— Ты меня понял.
— Понял… Я в твоём состоянии не нашёл бы сил для шуток.
— Свет!… Ну скоро ты?
— Сейчас, сейчас… пять минуточек.
— Как в ресторане, — хрен чего дождёшься.
— …Алексей, что в анамнезе?
— Ишь ты, грамотный!… Два межпозвоночных диска. Уже не в анамнезе, а в минусе.
— …Лёш, ты не говорил.
— Ну сказал бы! Прочитал бы ты мне заклинание из энциклопедии, и я тут же побежал бы по бабам!
— …Мужчины, двигайтесь к столу.
— …Светлана, мне нужно сполоснуть руки. Я хочу начать прямо сейчас.
— Может, сначала чай?
— Я вижу. Нельзя упускать такую возможность.
— Пойдём, провожу.
— Эрни, он без дураков?
— Пока что да. А чего ты волнуешься! Тебе всё равно нечего терять.
— Резонно… Ну, посмотрим, может действительно без дураков.
— Так, Алексей… На живот… руки по швам… Слушай внимательно… я буду останавливать руку над травмированным диском, а ты мне будешь об этом говорить.
— Мне не видно. Как я узнаю?
— Надеюсь, что узнаешь… Готов?
— Нет ещё, пока жив.
— Весёлые вы ребята…
— …Ух ты!…
— Что?
— Как током шибануло!
— Поехали дальше…
— …Во! Опять!… Что ты там делаешь?
— Потерпи, я быстро…
— Быстро означает хорошо? Что-то новенькое.
— Сегодня быстро означает, что уже достаточно.
— На бок повернуться можно?
— Поворачивайся.
— А ничего, как будто полегчало. Или самовнушение.
— Сейчас бесполезно об этом говорить. Всё равно ещё к вам приезжать… Эрни, ты чая нальёшь, наконец, или здесь самообслуживание?
— Свет, налей Антону в чай бальзама, а то буянить начнёт.
— Я лучше Ирку вызвоню, — быстро обломает.
— …Ребёнок?… меня?! Ты наверно шутишь, Светлана.
— А ты дождись.
— …Ой, Антон, ты бы меня сначала спросил.
— Я что-то не то ляпнул?
— Или бежим, пока не пришла, или надевай бронежилет.
— Я попал…
— Лёша, ну и где этот ваш хвалёный экстрасенс?
— Ира, я мог что-нибудь сделать? Ты же видишь — не получилось.
— Твоё здоровье, Лёшенька, меня сейчас не колышет ну совершенно.
— Вот так всегда… Спроси у матери. Она ходячая.
— Мам?… что молчишь!… Я тебя спрашиваю, — оглохла что ли?
— Что ты себе позволяешь!
— Я тебя, кажется, просила, мамулечка. Ты не забыла?
— Взрослые люди. Встали и пошли.
— Мама, вот когда тебе кто нужен, ты ковриком распластаешься, а из лапок не выпустишь!
— Ирка, прекрати сейчас же!
— …А как для единственной дочери, так нате вам, — распишитесь в получении.
— Ира, ему тридцать шесть, у него семья.
— Ладно… ладно… Вы оба… вы меня хорошо слышите? Я вам это ещё припомню, так и знайте… Я пошла.
— Одиннадцатый час! Куда ты собралась?!
— К Юльке, готовиться к завтрашней контрольной.
— А губнушка зачем?
— У меня губы потрескались, мамулечка. Наверно много на ветру целовалась.
— Я позвоню Юле.
— У них после одиннадцати отключается телефон. Так что звони, мамуля, не зазвонись… А ты, Лёшенька, не улыбайся, не улыбайся. Поулыбаешься у меня, когда маман будет на работе. Я тебе обещаю. Ты меня знаешь… Чао, дорогие мои… родственнички.
Продолжение следует…
Средний вперёд
— Как успехи?
— Переменные.
— Пожар?… наводнение?
— Скорей небольшое землетрясение.
— Опять?… Да когда же вы угомонитесь наконец!
— Одному Богу известно.
— Или ты ничего?…
— Сказал.
— А что она?
— Вернёмся к разговору после Рождества.
— Ну, Антон!… Вот прёт тебе с женщинами! Нет, не судьба тебе, видно, при таком раскладе умереть в семейном кругу.
— Типун тебе на язык.
— Почему так долго?
— Говорит, что пока не готова.
— К чему не готова, блин! Вы четвёртый год вместе! Ждать ещё четыре?!… С головой твоя Марина не дружит. Ты намекни, что, мол, стоит слово сказать, и Настя с радостью тебя примет обратно.
— Ты дурак или прикидываешься?
— Для пользы дела и соврать…
— Даже думать забудь. У нас и так это больная тема.
— Ах, вот оно что!… Она тебе просто не верит.
— Примерно…
— Я не понимаю, — а чем она думала три года! Или что изменилось, а я не в курсе?
— С виду ничего… Как кошка пробежала.
— Ладно тебе, кошка. Тигра пробежала.
— Оставим пока.
— Ну хоть «нет» не сказала?
— После Рождества… Я ещё про венчание заговорил… Может не надо было, а?
— C ума сойти, — Бешеный у меня совета спрашивает. Чего ты с утра съел?
— Как ты меня назвал?!…
— Бешеный. Ты что, не знал?
— Что не знал!
— Да тебя за глаза так уже лет десять называют.
— Кто?
— И у нас, и в группе.
— Раньше сказать не мог?
— Я думал…
— Думал!… думал… Как дам в бубен, чтоб не думал!
— Тох, ну извини. В голову не могло прийти, честное комсомольское.
— Где ты ловок на язык, а где… А-а… пропадать — так с музыкой.
— К Эрни поедем?
— А что, — мысль! Сколько времени?
— Он выходной. Только звякну на всякий пожарный, — мало ли…
— Подожди… притормози у канала.
— Что ты там…
— Зайду в «Грюндиг» , коньяка хлапну для разгона.
— Извращенец… Шампанское только не пей, прошу.
— Не мохай , большой уже.
— Да уж, первый раз что ли.
— О-о!… Кто к нам!… Я же говорил, — не пройдёт и года… Проходите, мы вас ждём.
— Кто это мы!
— Сюрприз… Зира, Антон приехал!
— Зира?!… Мы не договаривались!
— Не договаривались?… Она пришла, сказала, что будет тебя дожидаться. Я и не сомневался нисколько.
— …Здравствуй, Антон. Серхат сказал, что ты крестился. Правда?
— Да, на следующий день.
— Поздравляю… Это тебе в подарок от нас… Тебе и твоей жене.
— Зира, ну это уже переходит все границы.
— Возьми, возьми. Ты не можешь отказать женщине, особенно такой как я.
— Эрни!… Ну что мне делать, подскажи!
— А рожу тебе вареньем не намазать?
— …Эрни, оставьте нас на несколько минут, для дела.
— Виталик, за мной!
— Рассказывай.
— Что, Тошик?
— Всё.
— Всё?… Хм… Серхат бы возражал.
— Ну не в этом смысле.
— Я пошутила.
— Странная ты женщина… Невосточная какая-то.
— Фергана не аул… Училась в столице, муж ленинградец.
— Как ты узнала, что мы приедем?
— А как ты узнал, что у нас будет дочка?
— Дочка?… будет?!… Вот это да… Я рад за вас! Муж твой ещё не плакал от счастья?
— Тошик… никому не говори. Серхат пока не знает.
— Зачем же так!
— Знаю, знаю… Пусть немного помучается.
— Ай хитра девка!… Что ты улыбаешься!
— Я восточная женщина.
— Почему мне сказала?
— А разве ты удивился?
— Кажется… не уверен… Зира, я хочу убедиться, что всё хорошо.
— Хорошо, поверь.
— О нет! В таких вещах словам доверять опасно.
— Что я должна сделать?
— Вспомнить.
— Его?
— Да, как в прошлый раз.
— Попробую…
— Да уж сделай милость, — попробуй.
— Сейчас…
— Что ты улыбаешься?
— Смешной… и глупый… Нет! Какая же он всё-таки дрянь!
— И всё?
— Я свободна.
— Слаба Богу.
— Тошик, кто такая София?
— Она… умерла…
— Ты плакал?… из-за неё, правда?
— Да…
— Прости… я…
— Я пережил. Видишь — живу, улыбаюсь, надеюсь скоро жениться. Она хорошая женщина, очень хорошая. У нас есть дочка.
— Ваша?
— Её… маленькое чудо…
— Я рада за тебя… Тошик, напиши на листочке слова, которыми ты называл свою Софию. Я хочу, чтобы моя дочь их слышала от меня и от своего отца.
— Да… пожалуй… уже пора… Вот, возьми.
— Спасибо… И ещё… Наш дом — твой дом. Когда будет совсем плохо, — вспомни нас, тебе не о чем будет жалеть… Наклонись… я хочу тебя поцеловать как сестра… Какой ты большой… Прощай.
— Прощай, Зира.
— А где Зира?
— Ушла.
— Странная женщина… Даже не заглянула.
— Что с вами, синяками…
— Ну, ты как, — присоединишься, трезвенник?
— Легко и непринуждённо.
— Мы в общем-то не настаиваем.
— …Тоха, ты меня уважаешь?
— Когда ты успел, гадёныш!
— Дурное дело нехитрое.
— Эрни… Ну как тебе не ай–ай–ай!…
— Сейчас и тебя уроем… Ладно, Вит, не притворяйся, всё равно надолго не хватит… Антон, присядь на разговор.
— На тему?
— У меня есть знакомый, старый знакомый, работает хирургом в «Неотложке». Зовут Алексей, Алексей Турчанинов.
— Будем продавать мои способности?
— Поможем хорошему человеку… Лёшка живёт в родительской квартире на Пестеля. С ним старшая сестра и её дочка шестнадцати лет.
— Зачем ты всё это рассказываешь?
— Нам придётся туда ехать.
— Сам не может?
— Он по квартире-то еле–еле на костылях.
— Что с ним?
— Возвращался домой, поскользнулся на ступеньках и спиной прокатился до самого низа.
— Эрни, он хирург, знакомых в медицине больше, чем у меня волос на голове.
— Посмотри хотя бы.
— Только ничего не обещай.
— Это моё дело.
— Всё. Я умываю руки.
— Поступим таким образом… Выпей вина и отправляйся к семье. Завтра буду тебя ждать между пятью и семью часами. Расклад устраивает?
— Надо прикинуть… Нормально… Как будем добираться?
— От «Техноложки» на любом троллейбусе кроме семнадцатого и девятнадцатого до Пестеля, а там пешком меньше пяти минут.
— А-а, знаю… Не стану засиживаться… Виталик, а ну быренько мне налил… Полный, я сказал!… Вот так-то… Ваше здоровье!… Виталий, на минутку… семейный вопрос.
— Виталик, что такое покаяние? Объясни популярно.
— Ты на исповеди был?
— Да.
— Что батюшке рассказывал?
— Проще сказать, чего не рассказывал. У него, наверно, уши опухли.
— И про лечение?
— Конечно!
— А про синдром Кашпировского?
— Сказал, что от лукавого. Бесы, мол, любят людей обманывать, друг друга изгонять.
— Я понял… Ушёл один, а вернулись всемером… От меня-то что нужно?
— Что с этим покаянием делать!
— Понимаешь… исповедь это не покаяние. Исповедь акт, — вот ты взял и рассказал. А покаяние процесс.
— Это как?
— Слушай, ты Фромма изучал! Перемена способа действия.
— Больно умный ты стал. Способ!… действия!
— Ты спросил — я ответил.
— Ну и как мне быть?
— Тебе решать.
— Если по-батюшкиному…
— По-православному!
— Хорошо, только не цепляйся за слова… Я и Алексею помогать не должен?
— Строго — без благословения ты можешь только доктора ему найти, хорошего доктора.
— Так Зире доктора и помогли!
— Ну не знаю, Тох!… тут я пас… Отношения с Церковью вещь личная. Моё мнение хотя бы понятно?
— Да. Либо я рискую своей задницей, либо бросаю Лёшкину задницу на произвол судьбы.
— Точняк!… Не парься, утро вечера мудренее, — завтра всё решишь.
— Зачем дожидаться, — уже решил.
— Что?
— Завтра на Пестеля… Алексей хирург. Скольким людям он помог и ещё поможет! А сейчас он просто тюфяк на палочках. Надо исправлять.
— Эрни разговор передать?
— Ни в коем случае! Это мои проблемы, незачем человека впутывать.
— А не он ли!…
— Неважно. Моё решение, и точка. Обсуждению не подлежит.
— Хорошо… Значит, мы про семью?
— Да. Про меня и про тебя.
— Счастливо, Тоха, до встречи… Подожди, что Зира тебе подарила?
— Я ещё сам не знаю.
— Дай глянуть, ну дай–дай, не щемись!… Нифига себе!… На сколько персон?
— Кажется на шесть.
— Красота… Сколько же он может стоить!…
— Виталик, охолонись, тебе бы всё на бабосики перевести.
— А что, нельзя?
— Приезжайте к нам, вместе будем кофе трескать с коньячком.
— Замётано… Ну всё, отваливай, пока мы с Эрни не передумали.
— Не дождётесь.
— Эрни!… Как я рада!
— Здравствуй, Свет. Как твои?…
— Дела или родственники?
— Начнём с дел.
— Дела как сажа бела, на чаевых.
— Уходить не надумала?
— Да брось ты! Всю жизнь официанткой проработала, а ты говоришь, — уходить. На пенсию что ли?
— А остальные?
— Ирка у одноклассницы уроки делает. Или у одноклассника.
— Растёт.
— Мне бы такую красоту в её годы — я бы родила лет на десять раньше.
— Ты как-то уж самокритично. Твоя ж дочь.
— Не моя, а папина. Вся в него.
— Приезжал?
— Пишет, зовёт в Голландию.
— Чего дожидаешься?
— Ирка, амфибия–переросток… Без неё я ему как рыбке зонтик… Папаша… До пятнадцати лет не нужна была, а тут, видишь ли, отцовские чувства взыграли… Капиталист проклятый.
— Не кипятись, образуется… А брат?
— Лежит. Да сейчас и сами увидите.
— …Эрни, мне повернуться спиной, чтобы меня, наконец, заметили?
— Не извиняюсь… Свет, это Антон, я про него рассказывал.
— Ах вот ты какой!… Ну проходи, интересный мужчина.
— Света, у него семья.
— Что Света! Так, разведка боем… Тапочки… Проводи гостя, я сейчас… Лёш, ребята пришли!
— Странная эта Света.
— Придётся потерпеть.
— За какие грехи…
— Был бы человек, а грехи найдутся… Привет, Лёш. Как ты?
— Падайте, где сможете… Лежу, как видишь.
— Улучшения есть?
— Конечно есть! Только маленькие, я их не ощущаю.
— Видишь, Антон, какая у нас медицина, — сама себе помочь не в состоянии.
— …Антон, тот самый?…
— Наверно. Мама говорит, что тот.
— Ты меня понял.
— Понял… Я в твоём состоянии не нашёл бы сил для шуток.
— Свет!… Ну скоро ты?
— Сейчас, сейчас… пять минуточек.
— Как в ресторане, — хрен чего дождёшься.
— …Алексей, что в анамнезе?
— Ишь ты, грамотный!… Два межпозвоночных диска. Уже не в анамнезе, а в минусе.
— …Лёш, ты не говорил.
— Ну сказал бы! Прочитал бы ты мне заклинание из энциклопедии, и я тут же побежал бы по бабам!
— …Мужчины, двигайтесь к столу.
— …Светлана, мне нужно сполоснуть руки. Я хочу начать прямо сейчас.
— Может, сначала чай?
— Я вижу. Нельзя упускать такую возможность.
— Пойдём, провожу.
— Эрни, он без дураков?
— Пока что да. А чего ты волнуешься! Тебе всё равно нечего терять.
— Резонно… Ну, посмотрим, может действительно без дураков.
— Так, Алексей… На живот… руки по швам… Слушай внимательно… я буду останавливать руку над травмированным диском, а ты мне будешь об этом говорить.
— Мне не видно. Как я узнаю?
— Надеюсь, что узнаешь… Готов?
— Нет ещё, пока жив.
— Весёлые вы ребята…
— …Ух ты!…
— Что?
— Как током шибануло!
— Поехали дальше…
— …Во! Опять!… Что ты там делаешь?
— Потерпи, я быстро…
— Быстро означает хорошо? Что-то новенькое.
— Сегодня быстро означает, что уже достаточно.
— На бок повернуться можно?
— Поворачивайся.
— А ничего, как будто полегчало. Или самовнушение.
— Сейчас бесполезно об этом говорить. Всё равно ещё к вам приезжать… Эрни, ты чая нальёшь, наконец, или здесь самообслуживание?
— Свет, налей Антону в чай бальзама, а то буянить начнёт.
— Я лучше Ирку вызвоню, — быстро обломает.
— …Ребёнок?… меня?! Ты наверно шутишь, Светлана.
— А ты дождись.
— …Ой, Антон, ты бы меня сначала спросил.
— Я что-то не то ляпнул?
— Или бежим, пока не пришла, или надевай бронежилет.
— Я попал…
— Лёша, ну и где этот ваш хвалёный экстрасенс?
— Ира, я мог что-нибудь сделать? Ты же видишь — не получилось.
— Твоё здоровье, Лёшенька, меня сейчас не колышет ну совершенно.
— Вот так всегда… Спроси у матери. Она ходячая.
— Мам?… что молчишь!… Я тебя спрашиваю, — оглохла что ли?
— Что ты себе позволяешь!
— Я тебя, кажется, просила, мамулечка. Ты не забыла?
— Взрослые люди. Встали и пошли.
— Мама, вот когда тебе кто нужен, ты ковриком распластаешься, а из лапок не выпустишь!
— Ирка, прекрати сейчас же!
— …А как для единственной дочери, так нате вам, — распишитесь в получении.
— Ира, ему тридцать шесть, у него семья.
— Ладно… ладно… Вы оба… вы меня хорошо слышите? Я вам это ещё припомню, так и знайте… Я пошла.
— Одиннадцатый час! Куда ты собралась?!
— К Юльке, готовиться к завтрашней контрольной.
— А губнушка зачем?
— У меня губы потрескались, мамулечка. Наверно много на ветру целовалась.
— Я позвоню Юле.
— У них после одиннадцати отключается телефон. Так что звони, мамуля, не зазвонись… А ты, Лёшенька, не улыбайся, не улыбайся. Поулыбаешься у меня, когда маман будет на работе. Я тебе обещаю. Ты меня знаешь… Чао, дорогие мои… родственнички.
Продолжение следует…
13.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
9 июня 95г.
— …Марин, положи ещё… Спасибо.
— Полина! Не вертись.
— …Да ладно тебе, ничего не уронила.
— Когда уронит, — поздно будет.
— Уронит — подберёт.
— Какой-то ты сегодня… покладистый.
— Выспался.
— И всё?… Какие планы на сегодня?
— До вечера занят. Появлюсь часов в девять.
— Что так поздно?
— С утра Машка с мамашкой, деньги принесут; потом на Невский, — у Стаса заболел продавец, просил подменить.
— Мог бы и сам постоять, не велик барин. А тебе там париться и выхлопами дышать.
— Надо человеку помочь.
— Он хоть раз помогал?
— Я не просил.
— Так попроси!
— …Кофе будешь?
— Я сама.
— Ну, сама так сама.
— …Мам, можно я с Антошей схожу?
— Зачем?
— Порисовать.
— Антон!…
— Я купил ей краски.
— Я же просила!
— Что ты шумишь… У ребёнка каникулы.
— Я вам устрою каникулы…
— Ну, всё, я побежал. Спасибо… Полин, в другой раз порисуем, извини. Сегодня сильно занят. Действительно занят.
— Здравствуйте.
— Вы к кому?
— Владимир Саныч у себя?
— Фамилия.
— Вы боитесь, что я его украду?
— Назовите Вашу фамилию и цель посещения.
— Девушка, а хотите, — я превращу Вас в жабу, и до конца дней своих Вы будете жить в отдельном террариуме на Скворцова–Степанова!
— Понятно… Он Вас ждёт?
— На месте?
— По коридору первая дверь направо.
— Жаль…
— Так Вы к Анисимову или?…
— Жаль, что не налево… Не смотрите Вы на меня так, я женат.
— Больно надо…
— Вы по какому делу?
— Владимир Александрович, не узнаёшь?
— Минуточку… Антон?… Антон Георгиевич?!. Ты!…
— Так. Хорошенькое начало… Ну, кто тут ещё из вашей мафии окопался?
— Почему сразу — мафия! Мы серьёзная организация.
— Вы всегда были серьёзными. Даже слишком… Кто из общих знакомых?
— Ольга Владимировна…
— Помню, помню… Кривчонка нет, случайно?
— Он отказался. Занятой человек, у них проект в Ауровиле.
— А-а… Я, значит, не занятой.
— Ты нигде не высовываешься. Нам трудов стоило тебя найти.
— А стоило ли?
— Стоило… Антон, у меня к тебе деловое предложение.
— Как всегда весьма заманчивое.
— Антон, ты же знаешь, — я всегда к тебе хорошо относился.
— Я помню. Это ведь не ты Прохорова с его шестёрками на меня навёл. Они меня сами на Пушкинскую заманили… Вадим Борисович тоже с вами кормится?
— Антон, пойми правильно. Мы хотели как лучше.
— Для кого?… для меня?
— Ты был совершенно непредсказуем. И в некотором роде представлял опасность…
— Володя, ты сам-то веришь в то, что говоришь? Я занимался своим делом. Ни в чьи блудни не вмешивался. Помогал людям. Я полгода был между жизнью и смертью!
— Но ведь выжил! Стал сильней, мудрости прибавилось. Нам такие люди нужны.
— Сколько вас тут — двадцать?… пятьдесят?… сто пятьдесят?
— Присядь… Выпьешь что-нибудь?
— В твоей компании? За дурака не держи. Это не моя территория.
— А где твоя?
— Теперь везде, где я. Питер всегда. Кроме вашего ОВИРа.
— Как ты сказал?… ОВИР?
— А как вас ещё называть! Общество Возрождения Инквизиции России.
— Мы называемся без «России».
— А тебе не приходило в голову, почему без неё?
— Это не важно.
— Потому что в России, Володя, никогда инквизиции не было. Вас не было, и инквизиции не было. И не будет.
— Оставим демагогию. Давай по-мужски, — приходи и работай с нами.
— Когда вы были Ассоциацией, ты мне работу не предлагал. Что изменилось?
— Мы изменились. Самое главное — ты изменился.
— Это точно. Иначе и разговора бы не было. Разгромил бы ваш колумбарий да убрался восвояси.
— Ну, не надо всё возводить в превосходную степень!
— …Неплохо вы обустроились.
— В целом — да, грех жаловаться. Какой вид из окна!
— Оценил… Как тебе удаётся так ловко свои делишки улаживать!
— Я и твои могу уладить. Причём, без особого напряжения.
— Например?…
— Как у тебя с жильём?
— Что это меняет…
— Что ты скажешь, если я предложу тебе четырёхкомнатную квартиру за полцены?
— Мне и за такие деньги не купить.
— Вторая половина в рассрочку.
— Ты старше меня на семь лет, а рассуждаешь как пацан из подворотни. Денег нет, и в этой жизни не будет!
— За год–полтора сможешь расплатиться.
— Каким же образом!
— За этим пригласили.
— Становится интересно.
— Вот видишь. Можем ведь найти общий язык!
— Я для вашей тусовки бесполезный человек. Лечением не занимаюсь, и не буду. Я слишком хорошо знаю, где оно заканчивается.
— Не всё так плохо, Антон, не всё. Но кое-что…
— Именно?…
— Ты не хуже меня знаешь, что у нас творится! Вот скажи, — чем закончились твои выступления в прессе?… Пригласили, объяснили, что не ко времени, а лишний шум никому не нужен. Им шумиха нужна. А это, извините, Антон Георгиевич, далеко не одно и то же.
— Меня это уже не касается.
— Ты ли это? Тебе всегда и до всего было дело. Что случилось?
— У меня семья. Я должен их оберегать. В том числе и от вас. А ещё я чуть не умер. Ты не забыл?
— Оставь, прошу тебя. В своём роде это был тактический просчёт… Нельзя же до конца жизни зло держать на весь белый свет!
— Не на весь… Так что вам от меня нужно?
— У тебя дар. Я тогда ещё заметил, когда ты появился в Апраксином переулке. Помнишь?
— И как вы с Прохоровым смотрели на меня сверху вниз.
— Ну… Прохоров нам и посоветовал с тобой связаться.
— Надо же как! Это ж сколько зверья в лесах передохло!
— Всё течёт… И мы не молодеем.
— Кто ещё?
— Ирма Андреевна. Помнишь такую?
— Ещё бы. Вечнозелёная…
— Это как?
— Вот так. Думает, что будет жить всегда.
— Куда делась твоя коммуникабельность!… человеколюбие!…
— Володя, я не мальчик. К тому же за одного битого двух небитых дают.
— Опять за старое… Ну как тебе объяснить, что ты нужен! Нам нужен, людям!
— Огласи весь список, пожалуйста.
— Список?… тебе нужен список?! Вот… смотри… Это перечень контор, агенств, компаний, занимающихся магией. Половина из них, в лучшем случае, — шарлатаны и вымогатели. Мало?… Хорошо, вот ещё один. Это гипнологи. Заняты отъёмом денег у населения.
— И это правильно. Есть люди, готовые отдать свои деньги. Значит, будут желающие их взять. Капитализм!
— Антон, не ёрничай. Тебе лучше многих известно, что такое зависимость от гипнолога.
— Давай их пристрелим.
— Придёт время, и это будет… Ещё не всё. Самое вкусное на десерт.
— У тебя тут вода есть?
— Да. Посуда в шкафу… Десерт у нас совсем несъедобный… Синдром Кашпировского. Термин знакомый?
— Кажется, я придумал в восемьдесят девятом.
— Ну?… тебе мало?
— Мало.
— Антон, сколько человек в Питере могут гарантировано компенсировать этот синдром?
— Не знаю.
— Зато я знаю.
— Пусть идут в церковь.
— А если человек неверующий? Ты же знаешь, что происходит.
— Меня на всех не хватит. А у тебя в роду десять поколений священников.
— Здорово! Поэтому ты решил вообще отказаться от помощи людям?
— Я не отказываю тем, кто ко мне приходит.
— Это капля в море. Пойми, мы занимаемся не только палками в колёса, на нас лежит ответственность за пропаганду здорового образа духовной жизни!
— Сколько патетики! Заслушаться можно. А компашка заодно и денег заработает. Не так?
— Давай ещё раз… От тебя ничего не требуется.
— …И за красивые глаза ты покупаешь мне квартиру. Володя, глянь… Я похож на дебила?
— Нам нужны люди. Не просто эсперы с улицы, а специалисты с даром как у тебя.
— Ай, как хорошо… Полину я вам не отдам, новых детей делать не собираюсь. Да если бы сделал! Пока родятся, вырастут. А там, глядишь, и вы перемрёте.
— Мы комплектуем группу, из которой выбираешь всех восприимчивых к обучению.
— Обучению чему?
— Тому, что есть в тебе. Иначе нам не разгрести никогда.
— Кто тебе сказал, что вы сможете это разгрести! Или ты придумал сам–сотоварищи?
— Но ведь пытаться-то нужно!
— Как ты заговорил! Сколько же ты получаешь за своё рвение, если не секрет?
— Секрет…
— Ладно, я пошёл. А ты смотри, не лопни от усердия.
— Антон, подожди… Сколько к тебе приходит? Один человек в месяц? И что дальше? Ты ведь даже не можешь отследить, что с ними потом происходит! Как они живут потом, без тебя!…
— Ну, и здоров же ты! Кто тебя этому научил?… спонсоры?
— Смотри, мы набираем группу, причём, не просто набираем, а отбираем лучших. Хочешь — с твоей помощью. Или под твоим руководством. Как пожелаешь.
— У меня были ученики. Ты гарантируешь, что они не пойдут по их стопам?
— Стопроцентной гарантии никто дать не может.
— Ты больной. И очень жадный. Представь, что десять антонов разбредутся по своим интересам. Да у нас и так психушки переполнены!
— А ты?… ты гарантируешь, что твоя пациентка выйдет из больницы?
— Ты о чём?
— О супружнице опера с Литейного.
— Какая же ты скотина, Анисимов. Меня блевать тянет от всей вашей компании.
— Ты на себя посмотри, мессия недоделанный! Кому бы ты нужен был, если бы на тебя пальцем не показали!
— Ну, здорово! А душевно мы с тобой поговорили, Саныч. Правда?
— Прости… Не сдержался.
— Не сдержался? Правильное слово. Держал ведь, таил. Впрочем, ты всегда был таким.
— Антон, прошу… Подготовь пару–тройку, а дальше мы уж сами управимся.
— Нет, не управитесь. Ваши деньги вас и сожрут.
— Ты совершаешь ошибку.
— Я совершил её, когда припёрся в Ассоциацию Прикладной Парапсихологии. Эх… уж лучше бы ты был шарлатаном… Передавай привет своим прилипалам.
Продолжение следует...
9 июня 95г.
— …Марин, положи ещё… Спасибо.
— Полина! Не вертись.
— …Да ладно тебе, ничего не уронила.
— Когда уронит, — поздно будет.
— Уронит — подберёт.
— Какой-то ты сегодня… покладистый.
— Выспался.
— И всё?… Какие планы на сегодня?
— До вечера занят. Появлюсь часов в девять.
— Что так поздно?
— С утра Машка с мамашкой, деньги принесут; потом на Невский, — у Стаса заболел продавец, просил подменить.
— Мог бы и сам постоять, не велик барин. А тебе там париться и выхлопами дышать.
— Надо человеку помочь.
— Он хоть раз помогал?
— Я не просил.
— Так попроси!
— …Кофе будешь?
— Я сама.
— Ну, сама так сама.
— …Мам, можно я с Антошей схожу?
— Зачем?
— Порисовать.
— Антон!…
— Я купил ей краски.
— Я же просила!
— Что ты шумишь… У ребёнка каникулы.
— Я вам устрою каникулы…
— Ну, всё, я побежал. Спасибо… Полин, в другой раз порисуем, извини. Сегодня сильно занят. Действительно занят.
— Здравствуйте.
— Вы к кому?
— Владимир Саныч у себя?
— Фамилия.
— Вы боитесь, что я его украду?
— Назовите Вашу фамилию и цель посещения.
— Девушка, а хотите, — я превращу Вас в жабу, и до конца дней своих Вы будете жить в отдельном террариуме на Скворцова–Степанова!
— Понятно… Он Вас ждёт?
— На месте?
— По коридору первая дверь направо.
— Жаль…
— Так Вы к Анисимову или?…
— Жаль, что не налево… Не смотрите Вы на меня так, я женат.
— Больно надо…
— Вы по какому делу?
— Владимир Александрович, не узнаёшь?
— Минуточку… Антон?… Антон Георгиевич?!. Ты!…
— Так. Хорошенькое начало… Ну, кто тут ещё из вашей мафии окопался?
— Почему сразу — мафия! Мы серьёзная организация.
— Вы всегда были серьёзными. Даже слишком… Кто из общих знакомых?
— Ольга Владимировна…
— Помню, помню… Кривчонка нет, случайно?
— Он отказался. Занятой человек, у них проект в Ауровиле.
— А-а… Я, значит, не занятой.
— Ты нигде не высовываешься. Нам трудов стоило тебя найти.
— А стоило ли?
— Стоило… Антон, у меня к тебе деловое предложение.
— Как всегда весьма заманчивое.
— Антон, ты же знаешь, — я всегда к тебе хорошо относился.
— Я помню. Это ведь не ты Прохорова с его шестёрками на меня навёл. Они меня сами на Пушкинскую заманили… Вадим Борисович тоже с вами кормится?
— Антон, пойми правильно. Мы хотели как лучше.
— Для кого?… для меня?
— Ты был совершенно непредсказуем. И в некотором роде представлял опасность…
— Володя, ты сам-то веришь в то, что говоришь? Я занимался своим делом. Ни в чьи блудни не вмешивался. Помогал людям. Я полгода был между жизнью и смертью!
— Но ведь выжил! Стал сильней, мудрости прибавилось. Нам такие люди нужны.
— Сколько вас тут — двадцать?… пятьдесят?… сто пятьдесят?
— Присядь… Выпьешь что-нибудь?
— В твоей компании? За дурака не держи. Это не моя территория.
— А где твоя?
— Теперь везде, где я. Питер всегда. Кроме вашего ОВИРа.
— Как ты сказал?… ОВИР?
— А как вас ещё называть! Общество Возрождения Инквизиции России.
— Мы называемся без «России».
— А тебе не приходило в голову, почему без неё?
— Это не важно.
— Потому что в России, Володя, никогда инквизиции не было. Вас не было, и инквизиции не было. И не будет.
— Оставим демагогию. Давай по-мужски, — приходи и работай с нами.
— Когда вы были Ассоциацией, ты мне работу не предлагал. Что изменилось?
— Мы изменились. Самое главное — ты изменился.
— Это точно. Иначе и разговора бы не было. Разгромил бы ваш колумбарий да убрался восвояси.
— Ну, не надо всё возводить в превосходную степень!
— …Неплохо вы обустроились.
— В целом — да, грех жаловаться. Какой вид из окна!
— Оценил… Как тебе удаётся так ловко свои делишки улаживать!
— Я и твои могу уладить. Причём, без особого напряжения.
— Например?…
— Как у тебя с жильём?
— Что это меняет…
— Что ты скажешь, если я предложу тебе четырёхкомнатную квартиру за полцены?
— Мне и за такие деньги не купить.
— Вторая половина в рассрочку.
— Ты старше меня на семь лет, а рассуждаешь как пацан из подворотни. Денег нет, и в этой жизни не будет!
— За год–полтора сможешь расплатиться.
— Каким же образом!
— За этим пригласили.
— Становится интересно.
— Вот видишь. Можем ведь найти общий язык!
— Я для вашей тусовки бесполезный человек. Лечением не занимаюсь, и не буду. Я слишком хорошо знаю, где оно заканчивается.
— Не всё так плохо, Антон, не всё. Но кое-что…
— Именно?…
— Ты не хуже меня знаешь, что у нас творится! Вот скажи, — чем закончились твои выступления в прессе?… Пригласили, объяснили, что не ко времени, а лишний шум никому не нужен. Им шумиха нужна. А это, извините, Антон Георгиевич, далеко не одно и то же.
— Меня это уже не касается.
— Ты ли это? Тебе всегда и до всего было дело. Что случилось?
— У меня семья. Я должен их оберегать. В том числе и от вас. А ещё я чуть не умер. Ты не забыл?
— Оставь, прошу тебя. В своём роде это был тактический просчёт… Нельзя же до конца жизни зло держать на весь белый свет!
— Не на весь… Так что вам от меня нужно?
— У тебя дар. Я тогда ещё заметил, когда ты появился в Апраксином переулке. Помнишь?
— И как вы с Прохоровым смотрели на меня сверху вниз.
— Ну… Прохоров нам и посоветовал с тобой связаться.
— Надо же как! Это ж сколько зверья в лесах передохло!
— Всё течёт… И мы не молодеем.
— Кто ещё?
— Ирма Андреевна. Помнишь такую?
— Ещё бы. Вечнозелёная…
— Это как?
— Вот так. Думает, что будет жить всегда.
— Куда делась твоя коммуникабельность!… человеколюбие!…
— Володя, я не мальчик. К тому же за одного битого двух небитых дают.
— Опять за старое… Ну как тебе объяснить, что ты нужен! Нам нужен, людям!
— Огласи весь список, пожалуйста.
— Список?… тебе нужен список?! Вот… смотри… Это перечень контор, агенств, компаний, занимающихся магией. Половина из них, в лучшем случае, — шарлатаны и вымогатели. Мало?… Хорошо, вот ещё один. Это гипнологи. Заняты отъёмом денег у населения.
— И это правильно. Есть люди, готовые отдать свои деньги. Значит, будут желающие их взять. Капитализм!
— Антон, не ёрничай. Тебе лучше многих известно, что такое зависимость от гипнолога.
— Давай их пристрелим.
— Придёт время, и это будет… Ещё не всё. Самое вкусное на десерт.
— У тебя тут вода есть?
— Да. Посуда в шкафу… Десерт у нас совсем несъедобный… Синдром Кашпировского. Термин знакомый?
— Кажется, я придумал в восемьдесят девятом.
— Ну?… тебе мало?
— Мало.
— Антон, сколько человек в Питере могут гарантировано компенсировать этот синдром?
— Не знаю.
— Зато я знаю.
— Пусть идут в церковь.
— А если человек неверующий? Ты же знаешь, что происходит.
— Меня на всех не хватит. А у тебя в роду десять поколений священников.
— Здорово! Поэтому ты решил вообще отказаться от помощи людям?
— Я не отказываю тем, кто ко мне приходит.
— Это капля в море. Пойми, мы занимаемся не только палками в колёса, на нас лежит ответственность за пропаганду здорового образа духовной жизни!
— Сколько патетики! Заслушаться можно. А компашка заодно и денег заработает. Не так?
— Давай ещё раз… От тебя ничего не требуется.
— …И за красивые глаза ты покупаешь мне квартиру. Володя, глянь… Я похож на дебила?
— Нам нужны люди. Не просто эсперы с улицы, а специалисты с даром как у тебя.
— Ай, как хорошо… Полину я вам не отдам, новых детей делать не собираюсь. Да если бы сделал! Пока родятся, вырастут. А там, глядишь, и вы перемрёте.
— Мы комплектуем группу, из которой выбираешь всех восприимчивых к обучению.
— Обучению чему?
— Тому, что есть в тебе. Иначе нам не разгрести никогда.
— Кто тебе сказал, что вы сможете это разгрести! Или ты придумал сам–сотоварищи?
— Но ведь пытаться-то нужно!
— Как ты заговорил! Сколько же ты получаешь за своё рвение, если не секрет?
— Секрет…
— Ладно, я пошёл. А ты смотри, не лопни от усердия.
— Антон, подожди… Сколько к тебе приходит? Один человек в месяц? И что дальше? Ты ведь даже не можешь отследить, что с ними потом происходит! Как они живут потом, без тебя!…
— Ну, и здоров же ты! Кто тебя этому научил?… спонсоры?
— Смотри, мы набираем группу, причём, не просто набираем, а отбираем лучших. Хочешь — с твоей помощью. Или под твоим руководством. Как пожелаешь.
— У меня были ученики. Ты гарантируешь, что они не пойдут по их стопам?
— Стопроцентной гарантии никто дать не может.
— Ты больной. И очень жадный. Представь, что десять антонов разбредутся по своим интересам. Да у нас и так психушки переполнены!
— А ты?… ты гарантируешь, что твоя пациентка выйдет из больницы?
— Ты о чём?
— О супружнице опера с Литейного.
— Какая же ты скотина, Анисимов. Меня блевать тянет от всей вашей компании.
— Ты на себя посмотри, мессия недоделанный! Кому бы ты нужен был, если бы на тебя пальцем не показали!
— Ну, здорово! А душевно мы с тобой поговорили, Саныч. Правда?
— Прости… Не сдержался.
— Не сдержался? Правильное слово. Держал ведь, таил. Впрочем, ты всегда был таким.
— Антон, прошу… Подготовь пару–тройку, а дальше мы уж сами управимся.
— Нет, не управитесь. Ваши деньги вас и сожрут.
— Ты совершаешь ошибку.
— Я совершил её, когда припёрся в Ассоциацию Прикладной Парапсихологии. Эх… уж лучше бы ты был шарлатаном… Передавай привет своим прилипалам.
Продолжение следует...
03.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава восьмая
— Заходи, Саш. Чего смурной?
— Да жена как с цепи сорвалась.
— Довёл бедную женщину.
— Или она меня… Как собакин, огурцы доел, или осталось?
— Пока не жалуется… Располагайся, я сейчас.
— Антон Георгиевич, могу признаться в двух вещах.
— Я не батюшка на исповеди, можешь не признаваться.
— Надо, накопилось.
— Ну, режь правду–матку.
— Впервые за много лет я озадачен.
— Это пройдёт. То есть, я хотел сказать, что это неплохо.
— Умом понимаю. Мне так кажется. А вышел из вашей квартиры — всё, полный аут.
— Саш, этот самый аут свойственен всем людям, которые продолжают делать ставку на ментальность. А на самом деле мы сентиментальны. Проследи этимологию.
— По-русски — просто ущербны.
— Истинно так! Вот почему мы нуждаемся в проявлениях Духа Святаго, в Его дарах. «Умом Россию не понять». Не так ли?
— Трюизм.
— И тем не менее, Саш… Россия — оплот православия. Вот и сложи составляющие. Ты ведь россиянин, русский человек.
— Вынужден согласиться.
— Валяй свои вопросы.
— Возвышение мотивации — как?… Методы?… способы?… приёмы?… ритуалы?
— Хм… У тебя коробка–автомат?
— Это для чайников. Я пятнадцать лет за рулём, езжу много. Работа.
— Вспоминай, как ты учился разгоняться–тормозить, переключать передачи. Вспоминай.
— Как все.
— Вот за это тебя жена и ругает… Как все… А здесь передо мною сидит Ефимов Александр Александрович. Как быть?
— Не помню.
— Ну, чем я тебе помогу! В церковь не ходишь, да и за столом помолиться тебе затруднительно… Ладно, я не умею водить машину. Учи.
— …Вот акселератор, это тормоз… Для того, чтобы… Стоп!… Я совершаю определённые действия для того чтобы… совершилось другое действие. Потом приучаю себя это действие совершать, не задумываясь о промежуточных.
— Действие ради действия?
— Нет, ради следующего действия… Уф-ф… как всё сложно…
— Э, друже, ты ещё не потел. Вывод будет или опять по тормозам?… Думай, Сашка, думай.
— Не могу.
— Хорошо, дам подсказку. Не поможет — выгоню, и без родителей не приходи… Есть некое начальное действие, с которого всё начинается. Далее появляется новый сюжет — действие второе. Центр тяжести всё ещё на первом. Давим акселератор — «что делаем», чтобы стронуться с места — «для чего». Понятно?
— Пока — да…
— Перенос центра тяжести на второе действие. Разгоняемся — «что делаем» — для вливания в поток — «для чего». Возникает вопрос — что с акселератором? А он стал вопросом «как». То же самое можно проделать с движением в потоке, с торможением. Вопросы?
— Получается, что при движении к цели все наши «что» превращаются в «как». Но главное, что все «для чего» становятся «что делаем», Я прав или я прав?
— Остаётся только определиться с выбором цели. Свободу Воли, знаешь ли, не отменяли. Во всяком случае, я про это не слышал… Доволен?
— А ведь я знал! Я всегда это знал!
— Не сомневаюсь. Душа по определению христианка. И это знание в тебе от самого крещения. Дай тебя обниму. Не зря я приучал собака помидоры с огурцами есть.
— Антон Георгиевич!…
— Всем спасибо, все свободны. Сегодня вы были просто великолепны.
— Тихо себя вели?
— Наоборот! Вопросы-вопросы-вопросы… Я ведь не методист, — знаю, что нужно делать, а объяснить с ходу не получается. И вот тут на помощь приходите вы. Ещё раз спасибо. Встретимся через неделю.
— Антон, я хочу пригласить вас на чашку чая. Если ваш телохранитель не возражает, конечно.
— А что? На часах четыре пятьдесят. Противопоказаний не вижу… Виталий, я позвоню. Девок от меня поцелуй… Марина, наши действия?…
— Я, в общем, готова.
— Мариночка, мне нужно заскочить к однокурснице, давно не виделись. Нам часика поговорить с ней хватит, и сразу к тебе. Это пристойно?
— Вполне, только у меня сложный адрес. С виду простой, но непривычно расположены дома, и можно перепутать лестницу, — точечный дом.
— А ты могла бы меня встретить у входа, скажем… через два с половиной часа?
— Могу, конечно!
— Тогда встречай, я побежал… Ребята, всем счастливо проснуться в понедельник!…
— Девушка, девушка, можно с вами поговорить?
— У меня дома маленький ребёнок.
— Нас дети не интересуют, даже если это Ваш ребёнок.
— Молодые люди, у меня нет никакого желания с вами знакомиться, тем более разговаривать.
— А давай мы тебя простимулируем! Как тебе такое предложение?
— Мы уже на «ты»?
— Что тут такого! Ты одна, мы одни…
— Вас двое, и я не одна.
— Ну, это, так сказать, гипотетически.
— Как вы слова-то выговаривать такие научились.
— Я много чему научился. Могу и тебя поучить.
— Вот только не надо ничему меня учить. Всё, что мне нужно, я знаю без вас.
— Да ты что! А это мы сейчас проверим.
— Ребята, прикурить не найдётся?
— Сейчас… организуем… ой… блин…
— Мужик, ты чё!… а-а…
— Кто за добавкой — в очередь.
— Мужик!…
— А теперь ноги в руки, и чтоб я больше вас не видел. И не дай Бог, если пожалуется кто-нибудь… А ну брысь, я сказал!…
— Марина, ты в порядке?
— Теперь — да… Антон, как вовремя…
— Через два с половиной часа, как договаривались. А ты, между прочим, могла бы задержаться. Мужчине полагается ждать. Повторить?
— Я… запомнила…
— Господи!… Да тебя трясёт всю!… Бегом в дом!… Нет, женщина, я сказал бегом!
— Не могу…
— Мне на руках тебя нести что ли!
— А можно?…
— Теперь, кажется, да…
— Тихо, Полинка спит…
— Сколько ей?
— Два годика.
— Как ты решилась…
— Да вот решилась. Девять месяцев ей было, когда папу по-слала.
— Навещает?
— Зачем ему, утешился быстро. Я у него была вторая, сейчас он с четвёртой. А сколько их ещё будет — одному Богу извест-но.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Да уж, забрела я, дальше некуда… Садись за стол, сейчас ужин соображу.
— Марин, я не голоден…
— Не голоден, как же… Зато я голодна. И лучше бы мне по-есть.
— Сколько времени?… Без десяти семь!… Ох… как хорошо…
— Антоша, ты торопишься?
— Марин, у меня сегодня в городе много встреч. Вся первая половина дня по расписанию.
— Сейчас приготовлю…
— Два бутерброда и крепкий сладкий кофе.
— Мне всё равно завтракать.
— А мне на все сборы тридцать минут. Электричка полвосьмого.
— Тогда быстро встаём… Что такое?…
— Боюсь на поезд опоздать.
— Я тебе не позволю, а то сама на работу не успею.
— Спасибо, я побежал… Да, чуть не забыл… У тебя есть комплект ключей?
— …Вот. А зачем?
— Чтобы не передумала… Во сколько освобождаешься?
— Малый педсовет… В полчетвёртого.
— Когда идёшь за Полинкой?
— К шести, минут за пятнадцать.
— В пять–полшестого буду, пойдём вместе. И купи, пожалуйста, зубную щётку. Мне просто будет некогда, честное слово.
— Ты где пропадал! Я уже собирался по моргам обзваниваться.
— В Сестрорецке.
— Вот и попался, наконец… Вот это мстя…
— Что ж ты так её не любишь, ведь сестра тебе родная.
— Не знаю… Всё ей даром — она всё промотала. Даже ты даром достался! Ума хватило только, чтоб сыновей родить. И отца они с мамкой в гроб загоняют. Чего ещё хотят! Что б я их возненавидел?
— Виталик, только не нервничай. Нервные клетки восстанавливаются с большим трудом.
— Что-что?… восстанавливаются?!
— Когда человек любит. Доказано современной наукой.
— Значит, ты любишь. Давно?
— И счастлив.
— Тоха!… Вмажем?
— Да что у тебя за манера! Поехали, люди ждут. А нам ещё на книжный рынок… Блин…
— Вот–вот. Домой заходить будешь?
— Только не сегодня. Сегодня я знакомлюсь с её дочкой… Полина… Какое имя!…
— Тоха, когда нервные клетки из ушей полезут, поделись. А то у меня недобор.
— Что случилось!
— Да шучу я, шучу!…
— У нас мало времени. Вперёд.
Продолжение следует…
Глава восьмая
— Заходи, Саш. Чего смурной?
— Да жена как с цепи сорвалась.
— Довёл бедную женщину.
— Или она меня… Как собакин, огурцы доел, или осталось?
— Пока не жалуется… Располагайся, я сейчас.
— Антон Георгиевич, могу признаться в двух вещах.
— Я не батюшка на исповеди, можешь не признаваться.
— Надо, накопилось.
— Ну, режь правду–матку.
— Впервые за много лет я озадачен.
— Это пройдёт. То есть, я хотел сказать, что это неплохо.
— Умом понимаю. Мне так кажется. А вышел из вашей квартиры — всё, полный аут.
— Саш, этот самый аут свойственен всем людям, которые продолжают делать ставку на ментальность. А на самом деле мы сентиментальны. Проследи этимологию.
— По-русски — просто ущербны.
— Истинно так! Вот почему мы нуждаемся в проявлениях Духа Святаго, в Его дарах. «Умом Россию не понять». Не так ли?
— Трюизм.
— И тем не менее, Саш… Россия — оплот православия. Вот и сложи составляющие. Ты ведь россиянин, русский человек.
— Вынужден согласиться.
— Валяй свои вопросы.
— Возвышение мотивации — как?… Методы?… способы?… приёмы?… ритуалы?
— Хм… У тебя коробка–автомат?
— Это для чайников. Я пятнадцать лет за рулём, езжу много. Работа.
— Вспоминай, как ты учился разгоняться–тормозить, переключать передачи. Вспоминай.
— Как все.
— Вот за это тебя жена и ругает… Как все… А здесь передо мною сидит Ефимов Александр Александрович. Как быть?
— Не помню.
— Ну, чем я тебе помогу! В церковь не ходишь, да и за столом помолиться тебе затруднительно… Ладно, я не умею водить машину. Учи.
— …Вот акселератор, это тормоз… Для того, чтобы… Стоп!… Я совершаю определённые действия для того чтобы… совершилось другое действие. Потом приучаю себя это действие совершать, не задумываясь о промежуточных.
— Действие ради действия?
— Нет, ради следующего действия… Уф-ф… как всё сложно…
— Э, друже, ты ещё не потел. Вывод будет или опять по тормозам?… Думай, Сашка, думай.
— Не могу.
— Хорошо, дам подсказку. Не поможет — выгоню, и без родителей не приходи… Есть некое начальное действие, с которого всё начинается. Далее появляется новый сюжет — действие второе. Центр тяжести всё ещё на первом. Давим акселератор — «что делаем», чтобы стронуться с места — «для чего». Понятно?
— Пока — да…
— Перенос центра тяжести на второе действие. Разгоняемся — «что делаем» — для вливания в поток — «для чего». Возникает вопрос — что с акселератором? А он стал вопросом «как». То же самое можно проделать с движением в потоке, с торможением. Вопросы?
— Получается, что при движении к цели все наши «что» превращаются в «как». Но главное, что все «для чего» становятся «что делаем», Я прав или я прав?
— Остаётся только определиться с выбором цели. Свободу Воли, знаешь ли, не отменяли. Во всяком случае, я про это не слышал… Доволен?
— А ведь я знал! Я всегда это знал!
— Не сомневаюсь. Душа по определению христианка. И это знание в тебе от самого крещения. Дай тебя обниму. Не зря я приучал собака помидоры с огурцами есть.
— Антон Георгиевич!…
— Всем спасибо, все свободны. Сегодня вы были просто великолепны.
— Тихо себя вели?
— Наоборот! Вопросы-вопросы-вопросы… Я ведь не методист, — знаю, что нужно делать, а объяснить с ходу не получается. И вот тут на помощь приходите вы. Ещё раз спасибо. Встретимся через неделю.
— Антон, я хочу пригласить вас на чашку чая. Если ваш телохранитель не возражает, конечно.
— А что? На часах четыре пятьдесят. Противопоказаний не вижу… Виталий, я позвоню. Девок от меня поцелуй… Марина, наши действия?…
— Я, в общем, готова.
— Мариночка, мне нужно заскочить к однокурснице, давно не виделись. Нам часика поговорить с ней хватит, и сразу к тебе. Это пристойно?
— Вполне, только у меня сложный адрес. С виду простой, но непривычно расположены дома, и можно перепутать лестницу, — точечный дом.
— А ты могла бы меня встретить у входа, скажем… через два с половиной часа?
— Могу, конечно!
— Тогда встречай, я побежал… Ребята, всем счастливо проснуться в понедельник!…
— Девушка, девушка, можно с вами поговорить?
— У меня дома маленький ребёнок.
— Нас дети не интересуют, даже если это Ваш ребёнок.
— Молодые люди, у меня нет никакого желания с вами знакомиться, тем более разговаривать.
— А давай мы тебя простимулируем! Как тебе такое предложение?
— Мы уже на «ты»?
— Что тут такого! Ты одна, мы одни…
— Вас двое, и я не одна.
— Ну, это, так сказать, гипотетически.
— Как вы слова-то выговаривать такие научились.
— Я много чему научился. Могу и тебя поучить.
— Вот только не надо ничему меня учить. Всё, что мне нужно, я знаю без вас.
— Да ты что! А это мы сейчас проверим.
— Ребята, прикурить не найдётся?
— Сейчас… организуем… ой… блин…
— Мужик, ты чё!… а-а…
— Кто за добавкой — в очередь.
— Мужик!…
— А теперь ноги в руки, и чтоб я больше вас не видел. И не дай Бог, если пожалуется кто-нибудь… А ну брысь, я сказал!…
— Марина, ты в порядке?
— Теперь — да… Антон, как вовремя…
— Через два с половиной часа, как договаривались. А ты, между прочим, могла бы задержаться. Мужчине полагается ждать. Повторить?
— Я… запомнила…
— Господи!… Да тебя трясёт всю!… Бегом в дом!… Нет, женщина, я сказал бегом!
— Не могу…
— Мне на руках тебя нести что ли!
— А можно?…
— Теперь, кажется, да…
— Тихо, Полинка спит…
— Сколько ей?
— Два годика.
— Как ты решилась…
— Да вот решилась. Девять месяцев ей было, когда папу по-слала.
— Навещает?
— Зачем ему, утешился быстро. Я у него была вторая, сейчас он с четвёртой. А сколько их ещё будет — одному Богу извест-но.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Да уж, забрела я, дальше некуда… Садись за стол, сейчас ужин соображу.
— Марин, я не голоден…
— Не голоден, как же… Зато я голодна. И лучше бы мне по-есть.
— Сколько времени?… Без десяти семь!… Ох… как хорошо…
— Антоша, ты торопишься?
— Марин, у меня сегодня в городе много встреч. Вся первая половина дня по расписанию.
— Сейчас приготовлю…
— Два бутерброда и крепкий сладкий кофе.
— Мне всё равно завтракать.
— А мне на все сборы тридцать минут. Электричка полвосьмого.
— Тогда быстро встаём… Что такое?…
— Боюсь на поезд опоздать.
— Я тебе не позволю, а то сама на работу не успею.
— Спасибо, я побежал… Да, чуть не забыл… У тебя есть комплект ключей?
— …Вот. А зачем?
— Чтобы не передумала… Во сколько освобождаешься?
— Малый педсовет… В полчетвёртого.
— Когда идёшь за Полинкой?
— К шести, минут за пятнадцать.
— В пять–полшестого буду, пойдём вместе. И купи, пожалуйста, зубную щётку. Мне просто будет некогда, честное слово.
— Ты где пропадал! Я уже собирался по моргам обзваниваться.
— В Сестрорецке.
— Вот и попался, наконец… Вот это мстя…
— Что ж ты так её не любишь, ведь сестра тебе родная.
— Не знаю… Всё ей даром — она всё промотала. Даже ты даром достался! Ума хватило только, чтоб сыновей родить. И отца они с мамкой в гроб загоняют. Чего ещё хотят! Что б я их возненавидел?
— Виталик, только не нервничай. Нервные клетки восстанавливаются с большим трудом.
— Что-что?… восстанавливаются?!
— Когда человек любит. Доказано современной наукой.
— Значит, ты любишь. Давно?
— И счастлив.
— Тоха!… Вмажем?
— Да что у тебя за манера! Поехали, люди ждут. А нам ещё на книжный рынок… Блин…
— Вот–вот. Домой заходить будешь?
— Только не сегодня. Сегодня я знакомлюсь с её дочкой… Полина… Какое имя!…
— Тоха, когда нервные клетки из ушей полезут, поделись. А то у меня недобор.
— Что случилось!
— Да шучу я, шучу!…
— У нас мало времени. Вперёд.
Продолжение следует…
29.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Роза ветров
— Как ты делаешь миниатюры?
— Голубая глина, — сначала общий набросок, в процессе высыхания — резьба. Потом отливка в гипсе, тонировочка и лак.
— А тонировка?…
— На гипсе просто, — гигроскопичен, тона ложатся мягко… В этом году освоил новую технологию… Понимаешь, у глины после обжига цвет черепка, — мне не нравится. С белой глиной ещё не работал. Поэтому приходится делать гипсовые копии. А я этот материал не люблю. Душа не лежит… Знакомая привезла из Польши изобретение для маленьких скульпторов, — лепится как пластилин, готовую форму кладёшь в кипящую воду — готово! Лёгкие по весу, твёрдые, белый глянец. Приятно в руках держать. Но с тонировкой намучался, — ничего не держится. Да и дорогое удовольствие. Пришлось отказаться.
— А скульптурный пластилин?
— Он используется только для изготовления восковок с последующей отливкой. Я пока не при делах, — бронзу не заказывают.
— Вот сейчас посмотришь, как человек работает с этим пластилином. Заметь, — не скульптор, а психотерапевт.
— Ещё один «кашпировский»?
— Не спеши с выводами. Сначала посмотри.
— Ваши впечатления?…
— Неправильно делает.
— Что?!… Он помогает людям!
— Эрни, хирурги тоже людям помогают.
— Здесь настоящая психотерапия.
— Понимаешь, начинает с нуля — у пациента на глазах.
— А как же! Это ведь в реальном времени!
— Как бы попроще… Происходит нечто вроде рождения заново.
— Вот-вот!
— Что вот-вот! Он же не доводил человека до этого нулевого состояния! Как он может гарантировать, что тот идёт за ним следом?
— Может, нам просто не показали.
— А мне откуда знать? Или он шарлатан, или старательно скрывает самое основное.
— Что?
— Нулевой цикл, вот что.
— Хм… Это всё?
— Как же, всё… Два раза… Второе возражение, впрочем, не только к нему, а ко всем психотехникам, в основе которых опыт переживания родовой травмы заново… Никто не задаётся вопросом, — а действительно ли этот опыт приносит пользу, а не вред душе? Действительно ли родовая травма является основой наших психологических проблем? Говорят о психологии, а про Психею, душу, молчат. А это не только ментально-витальные процессы и тонкий слой подсознания. Это ещё и тело, впитывающее весь наш жизненный опыт.
— Тело?… откуда ты знаешь?!
— Чувствую.
— …Пять минут…
— …Ну Тоха, ты даёшь!… Глотни холодненького.
— Надо разбавить, что-то повело.
— …Вот, держи.
— Кастанеда … Кто такой?
— Ничего говорить не буду. Прочти. Сколько времени тебе надо?… Понимаешь, перепечатка не моя, надо будет вернуть.
— Две недели дашь?
— Сколько скажешь, — лишь бы вернул.
— У меня книги не теряются.
— Ну что, с армянином покончено?
— Пока нет.
— Что ещё!
— Я знаю правильный способ.
— Виталий, тебе спасибо.
— За что?
— Я заполучил того, кто мне нужен.
— …Денег дашь?… Шутка!
— Заработаешь. Клиентурой обеспечу.
— Делать больше нечего.
— Мне говорили, — ты занимаешься целительством.
— Кто говорил?
— Все говорят.
— Весь список, пожалуйста.
— В Доме Книги есть офис тридцать семь.
— Только один?
— Там заседает Общество Возрождения Инквизиции.
— Господи, нам только этого ещё не хватало!…
— Трудно спорить.
— И что мне теперь, — на дно?
— Не волнуйся, слава Богу — всё пока на уровне болтологии.
— Как они меня нашли!
— Через АПП .
— Опять Прохоров… В каждой бочке затычке.
— А что ты хотел! Делят рынок.
— Торгаши, блин…
— Тобой интересовались.
— В каком виде?
— В обычном. Пациенты от тебя в восторге.
— Кроме раковых.
— Не твоё. Вот если бы тебе освоить «треугольник Иванова»…
— Посмотреть один раз. Никак не могу попасть к нему на выступление.
— С одного раза?… скопируешь?!…
— Даже не сомневаюсь.
— Виталий, ты слышал?
— Слышал, слышал…
— Вот об этом мы с тобой и поговорим… Кстати, что там с правильным способом?
— Проще пареной репы. Я использую проекцию верней части лица на нижнюю. Дисгармонию уловить не сложно, — только надо знать, — куда смотришь и что ищешь. На следующем этапе делю фасад по вертикали и устраняю нарушение симметрии. Но без фотографии сделать труднее.
— Подожди… Поэтому твои миниатюры с такими вытянутыми подбородками!
— Заметил… Наверно.
— Вот! Я понял, почему ты напомнил мне Лембрука ! Тот же эффект.
— Скажешь тоже… У него всё пространство растянуто.
— Я не сказал, что ты повторяешь или подражаешь ему. Напомнил! Вот правильное слово.
— Пусть будет так.
— Тогда… переходим к нашим баранам. К барану. Синдром Кашпировского. Знакомый термин?
— А то! Сам, поди, придумал.
— Я хочу поговорить о твоей придумке. Не возражаешь?
— Чего уж там… возражать. Никуда ведь он пока не делся.
— Сначала мне стало любопытно, потом я подумал, что он шарлатан. Потом понял, что, к сожалению, не шарлатан.
— Почему?
— Эрни, ты видел, что делается в зале? Это… Это же сущности, бесовщина! Так людей не лечат.
— А последствия! Ты знаешь, что происходит после его сеансов?
— И знать не хочу.
— Поздно, брат, ты в упряжке.
— В каком смысле?
— После сеансов количество вызовов «неотложки» по сердечно–сосудистым увеличивается в два–три раза. Смертность, соответственно, тоже.
— Геноцид какой-то…
— А зачем, спрашивается, я тебя с Витом сюда притащил! Это катастрофа. Не говоря уже о тех, кто выстоял, будучи восприимчивым к его воздействию… Твои у телевизора сидели?
— Маринка. Мелкую я спецом на прогулку вытаскивал.
— Что думаешь?
— Не знаю. Я ей обязан… А за Полинку глотку порву любому.
— Сможешь?
— Я?… Опыт есть.
— Прости нас Господи… Как думаешь, — мы можем… ты можешь разработать методы компенсации?
— Могу. Но полностью нейтрализовать не получится.
— Почему?
— Все приходят добровольно. Выходит, что люди сами как-то должны… Не знаю… На начальном этапе поддержку обеспечить можно, а потом я в минусе.
— Можно?
— А что там мудрёного! Метод прост как валенок.
— Ты сможешь его воспроизвести?!…
— Конечно. Я тоже сидел у этого проклятого ящика…
— Ну Антон… Я тебе «Дар Орла» насовсем подарю.
— Да брось ты, это любой сможет. Его принцип основан на стыке двух течений энергии в районе анахаты . Одно сверху, другое снизу. Образующийся потенциал из чакры отправляется в зал. Остальное за него делает публика. Их много, — получается резонансное зеркало. Чем больше отдают — тем больше получают.
— А если… Если один на один?
— Надо подумать… Недавно опробовал один метод. Машинка работает. Главное, — полное согласие бедолаги.
— Таких полно. Скоро будет меньше.
— Что, уже появились коллеги?
— Уже начали умирать.
— Господи… помилуй…
— Антон, как ты копируешь методы воздействия?
— Понятия не имею.
— И всё же… Что с тобой происходит?
— Либо я гений, либо тупые методы. Скорее второе.
— Почему же, в таком случае, их не копируют другие! Чего им не хватает?
— Откуда мне знать! Я вижу, и всё на этом… Бред какой-то… Всё на виду… Недавно был в театре… Режиссёр меня спросил, — а это не липа?
— Что не липа?
— Я… принёс свидетельство… «…Маркус Антон Георгиевич, является действительным членом Академии Прикладной Парапсихологии, владеет авторской методикой коррекции биополя человека и группового психотерапевтического воздействия».
— И что?
— У него болен отец… Даже диагностировать ничего не надо было. Я только на ладошку посадил, — а там метастазы от поджелудочной по всему телу… светящиеся нити… Страшно стало… Жить ему месяца два, не больше.
— А ты?
— Что я!… Сказал правду.
— Я про другое. Это же рак!
— Да брось ты. Я в контакт не входил.
— Как это!
— Не входил, и всё тут! Это иначе происходит. Я не могу объяснить.
— Ладно, отложим на потом… Антон, я хочу с вами поехать.
— Вот выдумал. Мы туда и обратно… Хочешь, — заедем к тебе.
— По рукам!
— Заодно и винца попьём. Понравился мне твой волшебный напиток.
— Учти, — будешь должен.
— Эрни, будем живы — не пожалеешь.
— Вит, вот ты скажи, — зачем мы?…
— То есть!
— Ну мы, мужчины.
— Идиот.
— Я знаю… А всё-таки… Живем, живём, а нас кидают. То жизнь, то женщины.
— Вальке всыплю.
— Про тебя с Валентиной речи нет… Мы как расходный материал.
— Тьфу на тебя, Тох, давай спать, время уже…
— Не могу, не спится… Пыжимся, из кожи вон лезем, а заправляют всем женщины. Это правильно или справедливо?
— Откуда я знаю, я спать хочу.
— Дурень ты, Вит, и уши у тебя холодные.
— Сам дурак. Ты дашь мне спать?
— Не дам… Я Маринку люблю… Честное слово. Она меня жизни научила… после Сони… Я так ей благодарен… И Полинка… Полюшко… Господи! Неужели мне такое счастье снова!
— Тоха, у меня три бабы в доме! Вот мне счастье! И ты спать не даёшь.
— Вит, а ты счастлив?
— Ещё бы!… Ну дай поспать, Антон, имей совесть! Лезешь тут со своим счастьем! Нам же завтра в поле!
— Ладно, спи, Виталик, я ещё подумаю.
— Вслух?!…
— Про себя… И про тебя тоже.
Продолжение следует…
Роза ветров
— Как ты делаешь миниатюры?
— Голубая глина, — сначала общий набросок, в процессе высыхания — резьба. Потом отливка в гипсе, тонировочка и лак.
— А тонировка?…
— На гипсе просто, — гигроскопичен, тона ложатся мягко… В этом году освоил новую технологию… Понимаешь, у глины после обжига цвет черепка, — мне не нравится. С белой глиной ещё не работал. Поэтому приходится делать гипсовые копии. А я этот материал не люблю. Душа не лежит… Знакомая привезла из Польши изобретение для маленьких скульпторов, — лепится как пластилин, готовую форму кладёшь в кипящую воду — готово! Лёгкие по весу, твёрдые, белый глянец. Приятно в руках держать. Но с тонировкой намучался, — ничего не держится. Да и дорогое удовольствие. Пришлось отказаться.
— А скульптурный пластилин?
— Он используется только для изготовления восковок с последующей отливкой. Я пока не при делах, — бронзу не заказывают.
— Вот сейчас посмотришь, как человек работает с этим пластилином. Заметь, — не скульптор, а психотерапевт.
— Ещё один «кашпировский»?
— Не спеши с выводами. Сначала посмотри.
— Ваши впечатления?…
— Неправильно делает.
— Что?!… Он помогает людям!
— Эрни, хирурги тоже людям помогают.
— Здесь настоящая психотерапия.
— Понимаешь, начинает с нуля — у пациента на глазах.
— А как же! Это ведь в реальном времени!
— Как бы попроще… Происходит нечто вроде рождения заново.
— Вот-вот!
— Что вот-вот! Он же не доводил человека до этого нулевого состояния! Как он может гарантировать, что тот идёт за ним следом?
— Может, нам просто не показали.
— А мне откуда знать? Или он шарлатан, или старательно скрывает самое основное.
— Что?
— Нулевой цикл, вот что.
— Хм… Это всё?
— Как же, всё… Два раза… Второе возражение, впрочем, не только к нему, а ко всем психотехникам, в основе которых опыт переживания родовой травмы заново… Никто не задаётся вопросом, — а действительно ли этот опыт приносит пользу, а не вред душе? Действительно ли родовая травма является основой наших психологических проблем? Говорят о психологии, а про Психею, душу, молчат. А это не только ментально-витальные процессы и тонкий слой подсознания. Это ещё и тело, впитывающее весь наш жизненный опыт.
— Тело?… откуда ты знаешь?!
— Чувствую.
— …Пять минут…
— …Ну Тоха, ты даёшь!… Глотни холодненького.
— Надо разбавить, что-то повело.
— …Вот, держи.
— Кастанеда … Кто такой?
— Ничего говорить не буду. Прочти. Сколько времени тебе надо?… Понимаешь, перепечатка не моя, надо будет вернуть.
— Две недели дашь?
— Сколько скажешь, — лишь бы вернул.
— У меня книги не теряются.
— Ну что, с армянином покончено?
— Пока нет.
— Что ещё!
— Я знаю правильный способ.
— Виталий, тебе спасибо.
— За что?
— Я заполучил того, кто мне нужен.
— …Денег дашь?… Шутка!
— Заработаешь. Клиентурой обеспечу.
— Делать больше нечего.
— Мне говорили, — ты занимаешься целительством.
— Кто говорил?
— Все говорят.
— Весь список, пожалуйста.
— В Доме Книги есть офис тридцать семь.
— Только один?
— Там заседает Общество Возрождения Инквизиции.
— Господи, нам только этого ещё не хватало!…
— Трудно спорить.
— И что мне теперь, — на дно?
— Не волнуйся, слава Богу — всё пока на уровне болтологии.
— Как они меня нашли!
— Через АПП .
— Опять Прохоров… В каждой бочке затычке.
— А что ты хотел! Делят рынок.
— Торгаши, блин…
— Тобой интересовались.
— В каком виде?
— В обычном. Пациенты от тебя в восторге.
— Кроме раковых.
— Не твоё. Вот если бы тебе освоить «треугольник Иванова»…
— Посмотреть один раз. Никак не могу попасть к нему на выступление.
— С одного раза?… скопируешь?!…
— Даже не сомневаюсь.
— Виталий, ты слышал?
— Слышал, слышал…
— Вот об этом мы с тобой и поговорим… Кстати, что там с правильным способом?
— Проще пареной репы. Я использую проекцию верней части лица на нижнюю. Дисгармонию уловить не сложно, — только надо знать, — куда смотришь и что ищешь. На следующем этапе делю фасад по вертикали и устраняю нарушение симметрии. Но без фотографии сделать труднее.
— Подожди… Поэтому твои миниатюры с такими вытянутыми подбородками!
— Заметил… Наверно.
— Вот! Я понял, почему ты напомнил мне Лембрука ! Тот же эффект.
— Скажешь тоже… У него всё пространство растянуто.
— Я не сказал, что ты повторяешь или подражаешь ему. Напомнил! Вот правильное слово.
— Пусть будет так.
— Тогда… переходим к нашим баранам. К барану. Синдром Кашпировского. Знакомый термин?
— А то! Сам, поди, придумал.
— Я хочу поговорить о твоей придумке. Не возражаешь?
— Чего уж там… возражать. Никуда ведь он пока не делся.
— Сначала мне стало любопытно, потом я подумал, что он шарлатан. Потом понял, что, к сожалению, не шарлатан.
— Почему?
— Эрни, ты видел, что делается в зале? Это… Это же сущности, бесовщина! Так людей не лечат.
— А последствия! Ты знаешь, что происходит после его сеансов?
— И знать не хочу.
— Поздно, брат, ты в упряжке.
— В каком смысле?
— После сеансов количество вызовов «неотложки» по сердечно–сосудистым увеличивается в два–три раза. Смертность, соответственно, тоже.
— Геноцид какой-то…
— А зачем, спрашивается, я тебя с Витом сюда притащил! Это катастрофа. Не говоря уже о тех, кто выстоял, будучи восприимчивым к его воздействию… Твои у телевизора сидели?
— Маринка. Мелкую я спецом на прогулку вытаскивал.
— Что думаешь?
— Не знаю. Я ей обязан… А за Полинку глотку порву любому.
— Сможешь?
— Я?… Опыт есть.
— Прости нас Господи… Как думаешь, — мы можем… ты можешь разработать методы компенсации?
— Могу. Но полностью нейтрализовать не получится.
— Почему?
— Все приходят добровольно. Выходит, что люди сами как-то должны… Не знаю… На начальном этапе поддержку обеспечить можно, а потом я в минусе.
— Можно?
— А что там мудрёного! Метод прост как валенок.
— Ты сможешь его воспроизвести?!…
— Конечно. Я тоже сидел у этого проклятого ящика…
— Ну Антон… Я тебе «Дар Орла» насовсем подарю.
— Да брось ты, это любой сможет. Его принцип основан на стыке двух течений энергии в районе анахаты . Одно сверху, другое снизу. Образующийся потенциал из чакры отправляется в зал. Остальное за него делает публика. Их много, — получается резонансное зеркало. Чем больше отдают — тем больше получают.
— А если… Если один на один?
— Надо подумать… Недавно опробовал один метод. Машинка работает. Главное, — полное согласие бедолаги.
— Таких полно. Скоро будет меньше.
— Что, уже появились коллеги?
— Уже начали умирать.
— Господи… помилуй…
— Антон, как ты копируешь методы воздействия?
— Понятия не имею.
— И всё же… Что с тобой происходит?
— Либо я гений, либо тупые методы. Скорее второе.
— Почему же, в таком случае, их не копируют другие! Чего им не хватает?
— Откуда мне знать! Я вижу, и всё на этом… Бред какой-то… Всё на виду… Недавно был в театре… Режиссёр меня спросил, — а это не липа?
— Что не липа?
— Я… принёс свидетельство… «…Маркус Антон Георгиевич, является действительным членом Академии Прикладной Парапсихологии, владеет авторской методикой коррекции биополя человека и группового психотерапевтического воздействия».
— И что?
— У него болен отец… Даже диагностировать ничего не надо было. Я только на ладошку посадил, — а там метастазы от поджелудочной по всему телу… светящиеся нити… Страшно стало… Жить ему месяца два, не больше.
— А ты?
— Что я!… Сказал правду.
— Я про другое. Это же рак!
— Да брось ты. Я в контакт не входил.
— Как это!
— Не входил, и всё тут! Это иначе происходит. Я не могу объяснить.
— Ладно, отложим на потом… Антон, я хочу с вами поехать.
— Вот выдумал. Мы туда и обратно… Хочешь, — заедем к тебе.
— По рукам!
— Заодно и винца попьём. Понравился мне твой волшебный напиток.
— Учти, — будешь должен.
— Эрни, будем живы — не пожалеешь.
— Вит, вот ты скажи, — зачем мы?…
— То есть!
— Ну мы, мужчины.
— Идиот.
— Я знаю… А всё-таки… Живем, живём, а нас кидают. То жизнь, то женщины.
— Вальке всыплю.
— Про тебя с Валентиной речи нет… Мы как расходный материал.
— Тьфу на тебя, Тох, давай спать, время уже…
— Не могу, не спится… Пыжимся, из кожи вон лезем, а заправляют всем женщины. Это правильно или справедливо?
— Откуда я знаю, я спать хочу.
— Дурень ты, Вит, и уши у тебя холодные.
— Сам дурак. Ты дашь мне спать?
— Не дам… Я Маринку люблю… Честное слово. Она меня жизни научила… после Сони… Я так ей благодарен… И Полинка… Полюшко… Господи! Неужели мне такое счастье снова!
— Тоха, у меня три бабы в доме! Вот мне счастье! И ты спать не даёшь.
— Вит, а ты счастлив?
— Ещё бы!… Ну дай поспать, Антон, имей совесть! Лезешь тут со своим счастьем! Нам же завтра в поле!
— Ладно, спи, Виталик, я ещё подумаю.
— Вслух?!…
— Про себя… И про тебя тоже.
Продолжение следует…
25.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Обратный отсчёт
— Ну что, Маратик, вздрогнули?
— Как скажешь, майор.
— Не называй меня так.
— Тогда Амба.
— И здесь Амир постарался…
— Может себе позволить.
— С какой стати?
— Я многим ему обязан.
— В Чирчике есть люди, которые ему не должны?
— Я ничего не должен, — если ты об этом.
— А что?
— Это неинтересно.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Хороший возраст. Правда я в двадцать пять… Ладно, проехали… Машина Амира?
— Исполкомовская.
— Понятно. Что охраняем, то и имеем.
— Норма жизни.
— Что-то лицо мне твоё кажется знакомым.
— Возможно, знал моего брата.
— Как зовут?
— Равиль.
— Нет, не знаю.
— В городе называют Татарином.
— Ах вот в чём дело!…
— Амба… разрешишь?… Так вот… Я совсем не брат.
— Заметно.
— Иронизируешь?
— Нет. Что произошло?
— Происходило… Хулиганка… потом воровство… потом зона.
— А ты как соскочил?
— Ушёл в армию…
— Так взял и ушёл?
— Не брали по зрению… Извини, сейчас перестроюсь… С местными врачами договорился, в Ташкенте было ещё проще.
— Однако!…
— Зато попал в полк к командиру. Он из меня человека сделал.
— Какое дело полковнику до рядового!
— Сержанта… после учебки… Что ж ты, баран ферганский, вытворяешь!… Уроды… понакупали прав, а ездить не научились…
— …Значит, тебе повезло…
— Примерно так… Ты правда с ним служил?
— Всё время. Он меня за собой как ягнёнка таскал.
— А говоришь, — повезло. Это тебе повезло.
— Может быть… Сразу обратно?
— У меня в Ангрене дела. Наши дела.
— Какие ваши?
— Наши, Амба, наши.
— Амир припахал?
— Командир предложил — я согласился. Скучно.
— От скуки?!…
— Не только. Я не знаю что там, но то, что услышал… В общем, — я с вами… Не бойся, майор, не подведу. Амир скажет.
— Ты ещё не называешь его Амир–ака?
— Иногда хочется… Побьёт. У него рука тяжёлая. Все знают.
— Когда обратно?
— Когда надо будет — тогда и обратно.
— А если заночуем?
— Как скажешь, майор, я на службе.
— Я подремлю.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— От дороги отвлекаться не буду.
— Амиркина школа…
— Проходи, сынок. Рад видеть… Марат, к обеду всё приготовлено, осталось только с огнём повозиться.
— Всё сделаю, Керим–ка!
— …Нда-а… весь в отца. Пойдём, выпьем чая да поговорим. У тебя вопросов много, а ответы от Лейлы ты не получил.
— Она добрая…
— Я знаю… У неё были хорошие родители.
— Сколько семей было у моего отца, хорошего человека?
— Не горячись. Ты многого не знаешь.
— Поверю Вам, но хочется фактов. Или хотя бы версий.
— Это я предоставлю в большом количестве.
— Марат у Вас вместо денщика?
— Денщик, самый настоящий. Или адъютант. Как тебе больше нравится.
— За заслуги перед отечеством?
— Может быть и так… Голоден?
— Как сказать…
— Маратик, принеси нам баклажаны с орехами и курагу!
— …Керим–ака!… Ну это уж слишком…
— В любой службе, сынок, есть хорошее свойство. Человек служит не за страх, а за совесть. А вот если совести нет, то и службы нет, есть прислуга и каторжный труд.
— Вы были начальником моего отца. Ведь так?
— И другом, сынок, тоже.
— Работали в органах?
— Да… Твой отец пришёл лейтенантом. Я тогда руководил отделом.
— То, что мы видели за перевалом — вы этим руководили?
— Да.
— Мой отец был к этому причастен?
— И твоя мать, и мать Лейлы. Мы все работали там.
— Так что же там такое!
— Генетическая лаборатория.
— Но ведь это люди! Наши люди!…
— Знаешь, сынок, тебе легко судить. Сейчас середина восьмидесятых, в стране происходит непонятно что. А тогда всё казалось предельно ясным. И мы были в погонах.
— И моя мама?… что она там делала?
— Твоя мама страдала бесплодием.
— Ну, здравствуйте! А кто же меня родил?
— Правильный вопрос.
— А правильный ответ?
— Лейла тебе родная сестра.
— Это я знаю. Так что с мамой?
— У вас одна мать.
— Та-ак… Лейла знает?
— Пока нет. Думаю, что ей лучше не знать.
— Выходит, что Герда тоже моя сестра?
— Да. Но у вас с Гердой разные отцы. В шестьдесят пятом ваша мама вышла замуж, а через год родилась Герда.
— Послушайте, Керим–ака, может, хватит меня сказками кормить, а? За несколько дней со мной столько произошло — уму непостижимо!
— Сядь… Не нужно на меня голос повышать… Была имитация беременности, и жена твоего отца получила сына. А Любови сообщили, что её ребёнок умер. Правду она узнала спустя несколько лет.
— …Никогда не мог найти с ним общего языка.
— Сколько тебе лет?
— Скоро тридцать два.
— Совсем ещё молодой… Я в тридцать два стал генералом.
— Вы?…
— Если бы ты остался в армии, закончил Академию, то неизвестно, что с тобой было бы сейчас. Амир о тебе очень хорошо отзывался.
— Вы давно знакомы?
— С того дня, как он принёс тебя в мой дом.
— Слава Богу, хоть здесь понятно!
— А что тебе непонятно?
— Ну, например… эта «Экспедиция»… Она давно там?
— Очень давно, около пятидесяти лет. Её построили до войны. Кроме основного бункера, который вы видели, есть вспомогательные точки. Но они не самостоятельны кроме функции наблюдения за периметром.
— Они нас и засекли.
— Скорей всего.
— Кто же нас встречал на этой стороне хребта?
— Твоё предположение было верным. Это так называемый внешний периметр, — помимо внутреннего и среднего. Тогда они не смогли просчитать вашу сумасбродность. Переход по хребту до сих пор считался невозможным.
— Однако Амир по нему проходил!
— Верно. Но это была секретная операция, о переходе никому не было известно.
— Повезло…
— Я тебе говорил — судьба.
— …Я не могу себе простить, что позволил Соне здесь остаться.
— Не будем об этом. Я понимаю, — ты не можешь смириться, что её потерял. Но тебе придётся это сделать. Не забыть, но смириться. Как смирился твой отец.
— А ему кто мешал! Не уезжал бы, и жили бы долго и счастливо.
— Экий ты умный! Не зря тебя Амирка приметил. А теперь выслушай меня… Твой отец был человеком подневольным, таким же как я. Руководство не означает власть. У него был выбор: остаться с твоей матерью или воспитывать тебя. Он принёс в жертву свою любовь, чтобы не расставаться… не расстаться с тобой до самой смерти.
— Красивая версия. А насколько она близка к правде?
— Что ты заладил… правда да правда… Нет никакой правды. Есть события и наше к ним отношение. Всё!
— Сын с отцом, дочка с мамой… Странно всё как-то.
— Не забывай, какие это были годы… Давайте, поедим, а потом я тебе кое-что покажу.
— Хочу сразу сказать, — задача трудная, невероятно трудная. Даже если вернётся только один, — можно сказать, что она выполнена.
— Один, это кто?
— Вы мне оба дороги, — твоя мама была мне как дочь… У тебя в Питере связи.
— Питер далеко.
— Не в том дело, что далеко отсюда, а в том, что близко к Москве. И просто портовый город.
— Не вижу связи.
— …Вот. Это документы, которые собирали твои родители долгие годы. Собирали, рискуя собственной жизнью. А может и жизнью своих детей. Они должны попасть в надёжные руки, если вы не остановите это здесь и сейчас.
— Если не остановим, — значит уже некому.
— Кто-то должен вернуться. Лучше, чтобы ты… Марат, не обижайся, но от Антона в этом деле будет больше пользы.
— Керим–ака, Вы меня знаете.
— Спасибо, Марат… Теперь пройдёмся по узловым точкам.
— Ничего, что мы без Амира?
— Он в курсе всего, и даже больше. Мы не сидели сложа руки.
— Мне, собственно, тогда и знать не надо.
— Руководить операцией будешь ты. Амир отвечает за всё остальное. Но решения принимать тебе.
— С какой такой стати!
— У него нет стратегического мышления. Хотя в оперативной обстановке он лучший.
— У меня, значит, оно есть!
— Поэтому я показываю, — что для вас придумал… Узнаёшь?
— Ещё бы!… У меня даже идея возникла одна… Видите ущелье?
— Я его не только на карте видел.
— Мы могли бы уйти по нему. Оно наверняка не рассматривается в качестве варианта отхода.
— По нему вы никуда не уйдёте. По сложности это хуже Чаткала. Но самое плохое будет потом. Пути назад отрезаны, а вперёд вы не дойдёте. Просто умрёте от голода и жажды.
— Мы могли бы сделать это в два этапа.
— Так, продолжай…
— Первый — провиант в ущелье на максимально возможное расстояние. Второй — завершающий.
— Не пойдёт. Я могу предположить, что вас даже искать не будут. Обнаружат следы отхода и взорвут скалы.
— Что Вы предлагаете?
— Два этапа, — начал ты правильно. Обрати внимание на эту ниточку в полутора километрах от ущелья.
— Что это?
— Это ваш шанс. И ещё какой.
— Но нам нет смысла идти этим путём, — лишних полтора–два дневных перехода, плюс ещё сутки.
— Нет, сынок, туда вы пойдёте старой дорогой, а обратно здесь, где никто ждать не будет. У вас будет фора больше часа. За это время вы просто растворитесь в скалах, если не наследите как в прошлый раз.
— Пять километров, в полном снаряжении, со станками… Откуда фора?
— Пойдёте налегке. И не пойдёте, а поедете. Машину в ущелье, и через десять минут уходите с дороги. Понял?
— Машина!… Как же я сразу не догадался! Осталось только рассчитать время.
— Вот и рассчитаете.
Продолжение следует…
Обратный отсчёт
— Ну что, Маратик, вздрогнули?
— Как скажешь, майор.
— Не называй меня так.
— Тогда Амба.
— И здесь Амир постарался…
— Может себе позволить.
— С какой стати?
— Я многим ему обязан.
— В Чирчике есть люди, которые ему не должны?
— Я ничего не должен, — если ты об этом.
— А что?
— Это неинтересно.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Хороший возраст. Правда я в двадцать пять… Ладно, проехали… Машина Амира?
— Исполкомовская.
— Понятно. Что охраняем, то и имеем.
— Норма жизни.
— Что-то лицо мне твоё кажется знакомым.
— Возможно, знал моего брата.
— Как зовут?
— Равиль.
— Нет, не знаю.
— В городе называют Татарином.
— Ах вот в чём дело!…
— Амба… разрешишь?… Так вот… Я совсем не брат.
— Заметно.
— Иронизируешь?
— Нет. Что произошло?
— Происходило… Хулиганка… потом воровство… потом зона.
— А ты как соскочил?
— Ушёл в армию…
— Так взял и ушёл?
— Не брали по зрению… Извини, сейчас перестроюсь… С местными врачами договорился, в Ташкенте было ещё проще.
— Однако!…
— Зато попал в полк к командиру. Он из меня человека сделал.
— Какое дело полковнику до рядового!
— Сержанта… после учебки… Что ж ты, баран ферганский, вытворяешь!… Уроды… понакупали прав, а ездить не научились…
— …Значит, тебе повезло…
— Примерно так… Ты правда с ним служил?
— Всё время. Он меня за собой как ягнёнка таскал.
— А говоришь, — повезло. Это тебе повезло.
— Может быть… Сразу обратно?
— У меня в Ангрене дела. Наши дела.
— Какие ваши?
— Наши, Амба, наши.
— Амир припахал?
— Командир предложил — я согласился. Скучно.
— От скуки?!…
— Не только. Я не знаю что там, но то, что услышал… В общем, — я с вами… Не бойся, майор, не подведу. Амир скажет.
— Ты ещё не называешь его Амир–ака?
— Иногда хочется… Побьёт. У него рука тяжёлая. Все знают.
— Когда обратно?
— Когда надо будет — тогда и обратно.
— А если заночуем?
— Как скажешь, майор, я на службе.
— Я подремлю.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— От дороги отвлекаться не буду.
— Амиркина школа…
— Проходи, сынок. Рад видеть… Марат, к обеду всё приготовлено, осталось только с огнём повозиться.
— Всё сделаю, Керим–ка!
— …Нда-а… весь в отца. Пойдём, выпьем чая да поговорим. У тебя вопросов много, а ответы от Лейлы ты не получил.
— Она добрая…
— Я знаю… У неё были хорошие родители.
— Сколько семей было у моего отца, хорошего человека?
— Не горячись. Ты многого не знаешь.
— Поверю Вам, но хочется фактов. Или хотя бы версий.
— Это я предоставлю в большом количестве.
— Марат у Вас вместо денщика?
— Денщик, самый настоящий. Или адъютант. Как тебе больше нравится.
— За заслуги перед отечеством?
— Может быть и так… Голоден?
— Как сказать…
— Маратик, принеси нам баклажаны с орехами и курагу!
— …Керим–ака!… Ну это уж слишком…
— В любой службе, сынок, есть хорошее свойство. Человек служит не за страх, а за совесть. А вот если совести нет, то и службы нет, есть прислуга и каторжный труд.
— Вы были начальником моего отца. Ведь так?
— И другом, сынок, тоже.
— Работали в органах?
— Да… Твой отец пришёл лейтенантом. Я тогда руководил отделом.
— То, что мы видели за перевалом — вы этим руководили?
— Да.
— Мой отец был к этому причастен?
— И твоя мать, и мать Лейлы. Мы все работали там.
— Так что же там такое!
— Генетическая лаборатория.
— Но ведь это люди! Наши люди!…
— Знаешь, сынок, тебе легко судить. Сейчас середина восьмидесятых, в стране происходит непонятно что. А тогда всё казалось предельно ясным. И мы были в погонах.
— И моя мама?… что она там делала?
— Твоя мама страдала бесплодием.
— Ну, здравствуйте! А кто же меня родил?
— Правильный вопрос.
— А правильный ответ?
— Лейла тебе родная сестра.
— Это я знаю. Так что с мамой?
— У вас одна мать.
— Та-ак… Лейла знает?
— Пока нет. Думаю, что ей лучше не знать.
— Выходит, что Герда тоже моя сестра?
— Да. Но у вас с Гердой разные отцы. В шестьдесят пятом ваша мама вышла замуж, а через год родилась Герда.
— Послушайте, Керим–ака, может, хватит меня сказками кормить, а? За несколько дней со мной столько произошло — уму непостижимо!
— Сядь… Не нужно на меня голос повышать… Была имитация беременности, и жена твоего отца получила сына. А Любови сообщили, что её ребёнок умер. Правду она узнала спустя несколько лет.
— …Никогда не мог найти с ним общего языка.
— Сколько тебе лет?
— Скоро тридцать два.
— Совсем ещё молодой… Я в тридцать два стал генералом.
— Вы?…
— Если бы ты остался в армии, закончил Академию, то неизвестно, что с тобой было бы сейчас. Амир о тебе очень хорошо отзывался.
— Вы давно знакомы?
— С того дня, как он принёс тебя в мой дом.
— Слава Богу, хоть здесь понятно!
— А что тебе непонятно?
— Ну, например… эта «Экспедиция»… Она давно там?
— Очень давно, около пятидесяти лет. Её построили до войны. Кроме основного бункера, который вы видели, есть вспомогательные точки. Но они не самостоятельны кроме функции наблюдения за периметром.
— Они нас и засекли.
— Скорей всего.
— Кто же нас встречал на этой стороне хребта?
— Твоё предположение было верным. Это так называемый внешний периметр, — помимо внутреннего и среднего. Тогда они не смогли просчитать вашу сумасбродность. Переход по хребту до сих пор считался невозможным.
— Однако Амир по нему проходил!
— Верно. Но это была секретная операция, о переходе никому не было известно.
— Повезло…
— Я тебе говорил — судьба.
— …Я не могу себе простить, что позволил Соне здесь остаться.
— Не будем об этом. Я понимаю, — ты не можешь смириться, что её потерял. Но тебе придётся это сделать. Не забыть, но смириться. Как смирился твой отец.
— А ему кто мешал! Не уезжал бы, и жили бы долго и счастливо.
— Экий ты умный! Не зря тебя Амирка приметил. А теперь выслушай меня… Твой отец был человеком подневольным, таким же как я. Руководство не означает власть. У него был выбор: остаться с твоей матерью или воспитывать тебя. Он принёс в жертву свою любовь, чтобы не расставаться… не расстаться с тобой до самой смерти.
— Красивая версия. А насколько она близка к правде?
— Что ты заладил… правда да правда… Нет никакой правды. Есть события и наше к ним отношение. Всё!
— Сын с отцом, дочка с мамой… Странно всё как-то.
— Не забывай, какие это были годы… Давайте, поедим, а потом я тебе кое-что покажу.
— Хочу сразу сказать, — задача трудная, невероятно трудная. Даже если вернётся только один, — можно сказать, что она выполнена.
— Один, это кто?
— Вы мне оба дороги, — твоя мама была мне как дочь… У тебя в Питере связи.
— Питер далеко.
— Не в том дело, что далеко отсюда, а в том, что близко к Москве. И просто портовый город.
— Не вижу связи.
— …Вот. Это документы, которые собирали твои родители долгие годы. Собирали, рискуя собственной жизнью. А может и жизнью своих детей. Они должны попасть в надёжные руки, если вы не остановите это здесь и сейчас.
— Если не остановим, — значит уже некому.
— Кто-то должен вернуться. Лучше, чтобы ты… Марат, не обижайся, но от Антона в этом деле будет больше пользы.
— Керим–ака, Вы меня знаете.
— Спасибо, Марат… Теперь пройдёмся по узловым точкам.
— Ничего, что мы без Амира?
— Он в курсе всего, и даже больше. Мы не сидели сложа руки.
— Мне, собственно, тогда и знать не надо.
— Руководить операцией будешь ты. Амир отвечает за всё остальное. Но решения принимать тебе.
— С какой такой стати!
— У него нет стратегического мышления. Хотя в оперативной обстановке он лучший.
— У меня, значит, оно есть!
— Поэтому я показываю, — что для вас придумал… Узнаёшь?
— Ещё бы!… У меня даже идея возникла одна… Видите ущелье?
— Я его не только на карте видел.
— Мы могли бы уйти по нему. Оно наверняка не рассматривается в качестве варианта отхода.
— По нему вы никуда не уйдёте. По сложности это хуже Чаткала. Но самое плохое будет потом. Пути назад отрезаны, а вперёд вы не дойдёте. Просто умрёте от голода и жажды.
— Мы могли бы сделать это в два этапа.
— Так, продолжай…
— Первый — провиант в ущелье на максимально возможное расстояние. Второй — завершающий.
— Не пойдёт. Я могу предположить, что вас даже искать не будут. Обнаружат следы отхода и взорвут скалы.
— Что Вы предлагаете?
— Два этапа, — начал ты правильно. Обрати внимание на эту ниточку в полутора километрах от ущелья.
— Что это?
— Это ваш шанс. И ещё какой.
— Но нам нет смысла идти этим путём, — лишних полтора–два дневных перехода, плюс ещё сутки.
— Нет, сынок, туда вы пойдёте старой дорогой, а обратно здесь, где никто ждать не будет. У вас будет фора больше часа. За это время вы просто растворитесь в скалах, если не наследите как в прошлый раз.
— Пять километров, в полном снаряжении, со станками… Откуда фора?
— Пойдёте налегке. И не пойдёте, а поедете. Машину в ущелье, и через десять минут уходите с дороги. Понял?
— Машина!… Как же я сразу не догадался! Осталось только рассчитать время.
— Вот и рассчитаете.
Продолжение следует…
17.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Книга четвёртая. Ивушка плакучая, ива
Светлой памяти монахини Иоанны
Часть I. Серый клоун
Аукаем в пустыне как в бору,
а ветер за три метра прочь уносит
те крохи, что дрожащий голос просит.
Задумал кто-то глупую игру.
(Татьяна Кулагина “Погоня“)
Со святыми упокой
— …Господь наш Иисус Христос Божественною Своею благодатию, даром же и властию, данною святым Его учеником и апостолом, во еже вязати и решити грехи человеков, рек им: приимите Духа Святаго, ихже отпустите грехи, отпустятся им; ихже удержите, удержатся; и елика аще свяжете и разрешите на земли, будут связана и разрешена и на небеси. От онех же и на ны другдругоприимательно пришедшею, да сотворит чрез мене смиреннаго прощенно и сие по духу чадо Алевтине от всех, елика яко человек согреши Богу словом, или делом, или мыслию, и всеми своими чувствы, волею или неволею, ведением или неведением. Аще же под клятвою или отлучением архиерейским или иерейским бысть, или аще клятву отца своего или матере своея наведе на ся, или своему проклятию подпаде, или клятву преступи, или иными некиими грехи яко человек связася; но о всех сих сердцем сокрушенным покаяся, и от тех всех вины и юзы да разрешит ея; елика же за немощь естества забвению предаде, и та вся да простит ея, человеколюбия ради Своего, молитвами Пресвятыя и Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, святых славных и всехвальных апостол, и всех святых. Аминь…
— Валя, поезжайте, нечего вам на кладбище делать… Женя, ты с мамой?
— Пап, я на кафедру, и сразу домой.
— Подойди к Тоше.
— Хорошо… Тань, пойдём.
— …Видя меня лежащея безгласной и бездыханной, восплачьте обо мне, все братия и сродники, и знакомые. Вчерашний день я беседовала с вами, и внезапно настиг меня страшный час смерти; но приидите, все любящие меня, и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами или о чем-либо не собеседую; к Судии отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех: непрестанно о мне молитесь ко Христу Богу, да не буду низведена по грехам моим в место мучений, но да вселюсь туда, где сияет Свет жизни…
— Примите соболезнования… от всей семьи.
— Спасибо вам, — за помощь и участие… Ещё раз спасибо.
— Антон Георгиевич…
— Спасибо… спасибо… Виталий…
— Осталось недолго… Степан, командуй.
— В лучшем виде, Иваныч, не суетись.
— …Со духи праведных скончавшихся, душу рабы Твоея, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче…
— Тоха, поедем к нам, поешь по-человечески.
— Думаешь, — стоит?
— Давай, давай, не ерепенься.
— Выпить есть?
— Ну… поищем.
— Поискать могу и сам.
— Вот и ладненько… А то одичал с докторами да аптеками.
— Поехали… Надо в лавку заскочить за табаком.
— Деньги есть?
— Где-то были.
— На Большой?
— У меня скидки.
— Валя, Валюша-а!… Мы приехали. Покорми, мать, изголодались.
— Проходите, всё готово, на стол соберу… Тань, помоги.
— Да, мам, руки сполосну.
— …Водку достань из холодильника.
— Мама!… Нельзя же Тоше!…
— Оставим сегодня у нас, ничего не случится. Пусть размякнет.
— Вот Енюшки на вас нет… Устроила бы вам размягчение.
— Мала матери указывать.
— А я чё?… Так… сказала.
— Помалкивай уж, говорунья.
— Мам, я тебя люблю.
— Ух, Патрикеевна… Пойдём, заждались, поди, мужчины наши.
— Женя, ты что ли?
— А кого ещё ждёте!
— Где тебя носит!
— Мам, с Игорем гуляли.
— А до дверей хотя бы не проводить было?
— Стоит.
— Где?
— Под окнами.
— Позови в дом.
— Щас, мам…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Здравствуй, Игорёк. Почему не зашёл?
— Неудобно было…
— А Еньку по тёмным улицам водить?
— …Мам, по тёмным не ходим.
— Тебя спросила?… Что молчишь!
— …Погуляли немного.
— Есть хотите?
— Кофе выпью.
— Не разувайся… мужики наследили… потом подотру… Жень, достань пирожные.
— …Да я ненадолго…
— Игорь, в субботу придёшь?
— Сегодня среда… Жень, у нас ничего на субботу?
— Мама, что ты опять придумала!
— Надо отцу помочь.
— Вот пусть папа сам и просит.
— Угомонились они, спят.
— Снова?
— Женька!…
— Двадцать два года Женька… Много выпил?
— Так… пригубил. Ему завтра за руль.
— Я не про папу.
— С отцом.
— Ох, мамулечка, смотрите у меня. Если Тоша опять в штопор уйдёт, я вам организую дискотеку.
— Ладно, успокойся. Тихо посидели, Алевтину Сергеевну помянули… Вот бы ещё вы с нами…
— Мама… не могу я на него смотреть…
— Успокойся… Игорь, как?…
— Холодный кипяток есть?
— В кувшине.
— Спасибо, не обратил внимания… Во сколько подъехать?
— Часиков в десять можешь?
— Хорошо.
— Нюшку с собой не прихватите случайно.
— …Я пригляжу, мам, чтоб Нюхи рядом не оказалось.
— Дочь, что такое!…
— А я не видела, как глазищами зыркает! Зыркнет ещё — кудряшки-то распрямлю.
— Прекрати сейчас же. Глупости говоришь.
— …Ну, пойду я… Жень, проводи… До свидания, Валентина Васильевна.
— До свидания, Игорь.
…Избранный Ходатаю и Первосвященниче, о спасении мира грешнаго душу Свою положивый, нам власть чадами Божиими быти и обитатели в невечернем дни Царствия Твоего, даруй прощение и вечную радость усопшему. О немже с мольбою взываем Ти: Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твоея… Алевтину…
Продолжение следует…
Книга четвёртая. Ивушка плакучая, ива
Светлой памяти монахини Иоанны
Часть I. Серый клоун
Аукаем в пустыне как в бору,
а ветер за три метра прочь уносит
те крохи, что дрожащий голос просит.
Задумал кто-то глупую игру.
(Татьяна Кулагина “Погоня“)
Со святыми упокой
— …Господь наш Иисус Христос Божественною Своею благодатию, даром же и властию, данною святым Его учеником и апостолом, во еже вязати и решити грехи человеков, рек им: приимите Духа Святаго, ихже отпустите грехи, отпустятся им; ихже удержите, удержатся; и елика аще свяжете и разрешите на земли, будут связана и разрешена и на небеси. От онех же и на ны другдругоприимательно пришедшею, да сотворит чрез мене смиреннаго прощенно и сие по духу чадо Алевтине от всех, елика яко человек согреши Богу словом, или делом, или мыслию, и всеми своими чувствы, волею или неволею, ведением или неведением. Аще же под клятвою или отлучением архиерейским или иерейским бысть, или аще клятву отца своего или матере своея наведе на ся, или своему проклятию подпаде, или клятву преступи, или иными некиими грехи яко человек связася; но о всех сих сердцем сокрушенным покаяся, и от тех всех вины и юзы да разрешит ея; елика же за немощь естества забвению предаде, и та вся да простит ея, человеколюбия ради Своего, молитвами Пресвятыя и Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, святых славных и всехвальных апостол, и всех святых. Аминь…
— Валя, поезжайте, нечего вам на кладбище делать… Женя, ты с мамой?
— Пап, я на кафедру, и сразу домой.
— Подойди к Тоше.
— Хорошо… Тань, пойдём.
— …Видя меня лежащея безгласной и бездыханной, восплачьте обо мне, все братия и сродники, и знакомые. Вчерашний день я беседовала с вами, и внезапно настиг меня страшный час смерти; но приидите, все любящие меня, и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами или о чем-либо не собеседую; к Судии отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех: непрестанно о мне молитесь ко Христу Богу, да не буду низведена по грехам моим в место мучений, но да вселюсь туда, где сияет Свет жизни…
— Примите соболезнования… от всей семьи.
— Спасибо вам, — за помощь и участие… Ещё раз спасибо.
— Антон Георгиевич…
— Спасибо… спасибо… Виталий…
— Осталось недолго… Степан, командуй.
— В лучшем виде, Иваныч, не суетись.
— …Со духи праведных скончавшихся, душу рабы Твоея, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче…
— Тоха, поедем к нам, поешь по-человечески.
— Думаешь, — стоит?
— Давай, давай, не ерепенься.
— Выпить есть?
— Ну… поищем.
— Поискать могу и сам.
— Вот и ладненько… А то одичал с докторами да аптеками.
— Поехали… Надо в лавку заскочить за табаком.
— Деньги есть?
— Где-то были.
— На Большой?
— У меня скидки.
— Валя, Валюша-а!… Мы приехали. Покорми, мать, изголодались.
— Проходите, всё готово, на стол соберу… Тань, помоги.
— Да, мам, руки сполосну.
— …Водку достань из холодильника.
— Мама!… Нельзя же Тоше!…
— Оставим сегодня у нас, ничего не случится. Пусть размякнет.
— Вот Енюшки на вас нет… Устроила бы вам размягчение.
— Мала матери указывать.
— А я чё?… Так… сказала.
— Помалкивай уж, говорунья.
— Мам, я тебя люблю.
— Ух, Патрикеевна… Пойдём, заждались, поди, мужчины наши.
— Женя, ты что ли?
— А кого ещё ждёте!
— Где тебя носит!
— Мам, с Игорем гуляли.
— А до дверей хотя бы не проводить было?
— Стоит.
— Где?
— Под окнами.
— Позови в дом.
— Щас, мам…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Здравствуй, Игорёк. Почему не зашёл?
— Неудобно было…
— А Еньку по тёмным улицам водить?
— …Мам, по тёмным не ходим.
— Тебя спросила?… Что молчишь!
— …Погуляли немного.
— Есть хотите?
— Кофе выпью.
— Не разувайся… мужики наследили… потом подотру… Жень, достань пирожные.
— …Да я ненадолго…
— Игорь, в субботу придёшь?
— Сегодня среда… Жень, у нас ничего на субботу?
— Мама, что ты опять придумала!
— Надо отцу помочь.
— Вот пусть папа сам и просит.
— Угомонились они, спят.
— Снова?
— Женька!…
— Двадцать два года Женька… Много выпил?
— Так… пригубил. Ему завтра за руль.
— Я не про папу.
— С отцом.
— Ох, мамулечка, смотрите у меня. Если Тоша опять в штопор уйдёт, я вам организую дискотеку.
— Ладно, успокойся. Тихо посидели, Алевтину Сергеевну помянули… Вот бы ещё вы с нами…
— Мама… не могу я на него смотреть…
— Успокойся… Игорь, как?…
— Холодный кипяток есть?
— В кувшине.
— Спасибо, не обратил внимания… Во сколько подъехать?
— Часиков в десять можешь?
— Хорошо.
— Нюшку с собой не прихватите случайно.
— …Я пригляжу, мам, чтоб Нюхи рядом не оказалось.
— Дочь, что такое!…
— А я не видела, как глазищами зыркает! Зыркнет ещё — кудряшки-то распрямлю.
— Прекрати сейчас же. Глупости говоришь.
— …Ну, пойду я… Жень, проводи… До свидания, Валентина Васильевна.
— До свидания, Игорь.
…Избранный Ходатаю и Первосвященниче, о спасении мира грешнаго душу Свою положивый, нам власть чадами Божиими быти и обитатели в невечернем дни Царствия Твоего, даруй прощение и вечную радость усопшему. О немже с мольбою взываем Ти: Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твоея… Алевтину…
Продолжение следует…
19.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ночь-полночь, воскресный день
— Женьчик, может подремлешь?
— А проснётся?
— Я посижу.
— Толку с тебя, Игорёня… Он меня только слушает.
— У нас нормальные отношения, ты знаешь.
— Не в таком состоянии.
— Сколько будет спать?
— Часа три–четыре.
— Попьём чаю?
— Помоги встать… спасибо…
— Жека, часто с ним?…
— Половину своей жизни его спасаю.
— С одиннадцати лет?!…
— С тех пор, как с Мариной развёлся… Ненавижу её… Лживая тварь… Её дочка… моя сверстница… хорошая была девочка… мы дружили… так жаль… так жаль…
— Слабоват твой Антон.
— Что ты про него знаешь, Игорь!
— Жень, я не хотел обидеть.
— Договоришься у меня, — потопаешь через весь Питер.
— Не потопаю.
— Потопаешь–потопаешь, как миленький потопаешь!
— Ничего не слышу… непотопаю–непотопаю–непотопаю…
— Прекрати… Прекрати, я сказала!
— А попросить?
— Обними меня…
— …Давно с отцом дружат?
— Он был женат на его родной сестре.
— Виталий Иванович?
— Ну ты тормоз… Антон, конечно!
— Жень, мне-то откуда знать!… Подожди, Марина тебе тётя?
— Как ты меня достал своими вопросами, Никитин, кто бы знал… Марина была второй женой… или третьей… С нашим Тошенькой не заскучаешь.
— Понятно… А тётя?
— Меня ещё на свете не было… Где-то двоюродные братья…
— Ночь открытий… Надо отметить это дело.
— Я тебе так отмечу! Мало нам одного Антона.
— Жень, ну кто он тебе?… Ты даже про братьев ничего не говорила. Семейная тайна?
— Мама рассказывала… Они тогда с папой поженились, а у Тоши с тёткой всё рушилось. Папа встал на сторону Тоши, тётка выставила его за дверь. С тех пор они больше не виделись… Было несколько раз, да и то мимоходом, пока бабушка с дедом были живы.
— А братья?
— Им не интересно, взрослые мужики, а мне… Хотелось бы брата, хоть одного. А родители напартачили, — Нюшеньку мне народили. Вот как после этого жить!
— Жень, ты чего… серьёзно что ли?
— Знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты такой же тупой как Тоша.
— Ну… ты…
— И такой же умный, добрый, сильный и красивый.
— Жень, ты выйдешь за меня?…
— Енька… Ень, соглашайся! Мужика надо тёпленьким брать.
— Ой, проснулось, ясно солнышко!… Водочки налить?
— Налей.
— Я тебе налью, гад такой! Ты что вытворяешь опять!
— …Женя…
— Игорь!… Сядь и помалкивай! И только сунься — получишь так, что слово «водка» потеряешь в лексиконе. Понял?!…
— …Ень, ты чего взъелась!
— Где ты был, помнишь?
— Нет.
— Дурак старый. Ты почему папу не жалеешь?
— Подожди–подожди… Они в Новгороде.
— Спасибочки, дорогой ты наш, просветил!… Знаешь, что ему будет за то, что они тебя с собой не взяли, знаешь?… Я ему обещала тюнинг — я ему такой тюнинг устрою!
— Ень, полста нальёшь?…
— Игорь, водка в холодильнике.
— Женя!…
— «Белочку» знаешь?… От чего бывает, тоже знаешь?… Ну что за мужик пошёл!… У кого мама доктор, у меня?… Бегом к холодильнику, я сказала!… Тошенька, ну что ж ты, родненький…
— Ень, прости… прости…
— Мы же тебя любим… мама, Нюша, я…
— Папу забыла.
— Папочку завтра буду ошкуривать, как приедут… Держи… огурец… Ладно, не строй из себя школьницу… Верю.
— …Спасибо.
— Отпускает?… Скажи, у тебя кто-то есть?
— В каком смысле!
— Игорь, я на кухню, а ты ему растолкуй про смысл, только быстро.
— Жень, ты в своём уме?
— Хорошо!… Спросим иначе. Кому колготки покупал?
— К-какие колготки?!…
— Вот такие!… Реймс, сорок ден. Не узнаёшь?
— Где ты их взяла?…
— В твоём кармане, Тошенька!
— Ничего не помню… Какой сегодня день, пятница?
— Приехали… Воскресенье уже.
— Ень, ты визитку не видела?
— Эту?
— Да.
— Что это?
— Предлагают работу.
— В пивном баре?
— Нет.
— Слава Те Господи, что не в баре!… Господи помилуй… Господи помилуй…
— Не юродствуй.
— Тебе, значит можно!.
— Еня…
— Ещё?
— Пока не надо.
— Где колготки украл, признавайся!… Попроси — своими бы поделилась.
— Не помню.
— Так… Тош, пока не трясёт — быстро в ванную и в постель. Потом что-нибудь придумаем… Игорь, что стоишь как жених на девичнике? Помогай, раз пришёл.
— Виталий, не опаздывайте.
— Всё под контролем, мать, ты меня знаешь.
— Я вас обоих знаю двадцать три года.
— Не волнуйся, послезавтра утром дома как штык.
— Антон, а ты что скажешь?
— Поцелуй девок за меня.
— Ух, так и дала б тебе… Всё, выметайтесь, у меня дел невпроворот.
— Пока, Валюш, не скучай.
Продолжение следует…
Ночь-полночь, воскресный день
— Женьчик, может подремлешь?
— А проснётся?
— Я посижу.
— Толку с тебя, Игорёня… Он меня только слушает.
— У нас нормальные отношения, ты знаешь.
— Не в таком состоянии.
— Сколько будет спать?
— Часа три–четыре.
— Попьём чаю?
— Помоги встать… спасибо…
— Жека, часто с ним?…
— Половину своей жизни его спасаю.
— С одиннадцати лет?!…
— С тех пор, как с Мариной развёлся… Ненавижу её… Лживая тварь… Её дочка… моя сверстница… хорошая была девочка… мы дружили… так жаль… так жаль…
— Слабоват твой Антон.
— Что ты про него знаешь, Игорь!
— Жень, я не хотел обидеть.
— Договоришься у меня, — потопаешь через весь Питер.
— Не потопаю.
— Потопаешь–потопаешь, как миленький потопаешь!
— Ничего не слышу… непотопаю–непотопаю–непотопаю…
— Прекрати… Прекрати, я сказала!
— А попросить?
— Обними меня…
— …Давно с отцом дружат?
— Он был женат на его родной сестре.
— Виталий Иванович?
— Ну ты тормоз… Антон, конечно!
— Жень, мне-то откуда знать!… Подожди, Марина тебе тётя?
— Как ты меня достал своими вопросами, Никитин, кто бы знал… Марина была второй женой… или третьей… С нашим Тошенькой не заскучаешь.
— Понятно… А тётя?
— Меня ещё на свете не было… Где-то двоюродные братья…
— Ночь открытий… Надо отметить это дело.
— Я тебе так отмечу! Мало нам одного Антона.
— Жень, ну кто он тебе?… Ты даже про братьев ничего не говорила. Семейная тайна?
— Мама рассказывала… Они тогда с папой поженились, а у Тоши с тёткой всё рушилось. Папа встал на сторону Тоши, тётка выставила его за дверь. С тех пор они больше не виделись… Было несколько раз, да и то мимоходом, пока бабушка с дедом были живы.
— А братья?
— Им не интересно, взрослые мужики, а мне… Хотелось бы брата, хоть одного. А родители напартачили, — Нюшеньку мне народили. Вот как после этого жить!
— Жень, ты чего… серьёзно что ли?
— Знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты такой же тупой как Тоша.
— Ну… ты…
— И такой же умный, добрый, сильный и красивый.
— Жень, ты выйдешь за меня?…
— Енька… Ень, соглашайся! Мужика надо тёпленьким брать.
— Ой, проснулось, ясно солнышко!… Водочки налить?
— Налей.
— Я тебе налью, гад такой! Ты что вытворяешь опять!
— …Женя…
— Игорь!… Сядь и помалкивай! И только сунься — получишь так, что слово «водка» потеряешь в лексиконе. Понял?!…
— …Ень, ты чего взъелась!
— Где ты был, помнишь?
— Нет.
— Дурак старый. Ты почему папу не жалеешь?
— Подожди–подожди… Они в Новгороде.
— Спасибочки, дорогой ты наш, просветил!… Знаешь, что ему будет за то, что они тебя с собой не взяли, знаешь?… Я ему обещала тюнинг — я ему такой тюнинг устрою!
— Ень, полста нальёшь?…
— Игорь, водка в холодильнике.
— Женя!…
— «Белочку» знаешь?… От чего бывает, тоже знаешь?… Ну что за мужик пошёл!… У кого мама доктор, у меня?… Бегом к холодильнику, я сказала!… Тошенька, ну что ж ты, родненький…
— Ень, прости… прости…
— Мы же тебя любим… мама, Нюша, я…
— Папу забыла.
— Папочку завтра буду ошкуривать, как приедут… Держи… огурец… Ладно, не строй из себя школьницу… Верю.
— …Спасибо.
— Отпускает?… Скажи, у тебя кто-то есть?
— В каком смысле!
— Игорь, я на кухню, а ты ему растолкуй про смысл, только быстро.
— Жень, ты в своём уме?
— Хорошо!… Спросим иначе. Кому колготки покупал?
— К-какие колготки?!…
— Вот такие!… Реймс, сорок ден. Не узнаёшь?
— Где ты их взяла?…
— В твоём кармане, Тошенька!
— Ничего не помню… Какой сегодня день, пятница?
— Приехали… Воскресенье уже.
— Ень, ты визитку не видела?
— Эту?
— Да.
— Что это?
— Предлагают работу.
— В пивном баре?
— Нет.
— Слава Те Господи, что не в баре!… Господи помилуй… Господи помилуй…
— Не юродствуй.
— Тебе, значит можно!.
— Еня…
— Ещё?
— Пока не надо.
— Где колготки украл, признавайся!… Попроси — своими бы поделилась.
— Не помню.
— Так… Тош, пока не трясёт — быстро в ванную и в постель. Потом что-нибудь придумаем… Игорь, что стоишь как жених на девичнике? Помогай, раз пришёл.
— Виталий, не опаздывайте.
— Всё под контролем, мать, ты меня знаешь.
— Я вас обоих знаю двадцать три года.
— Не волнуйся, послезавтра утром дома как штык.
— Антон, а ты что скажешь?
— Поцелуй девок за меня.
— Ух, так и дала б тебе… Всё, выметайтесь, у меня дел невпроворот.
— Пока, Валюш, не скучай.
Продолжение следует…
23.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Зелёное сукно
— Голоден?
— Почти.
— Точнее?
— Не возражаю.
— Только попытайся… Мясо?… рыбу?…
— Или — или.
— По каким соображениям?
— Привычка. Почти.
— Если работаешь… почти…
— С работой не мешаю.
— …Говядину будешь?
— Лучше свинину.
— Хорошо… Салат?… Не сиди как болван, взял и выбрал.
— …Что такое «Цезарь»?
— Тебе понравится… Первое будешь?
— Не сегодня.
— То есть почти… Понятно… Вино?… водку?
— Граппу, если есть.
— Какую? Их четыре марки.
— Я в ней не разбираюсь.
— Есть «Реми Мартен»…
— Обойдусь виноградной.
— Как знаешь… На этом пока остановимся… Ты заказываешь. Побудь три с половиной минуты джентльменом.
— …Два «Котолетта ди маяле»… два «Цезаря»…
— …Нет, один «Цезарь» и один «Пинцимонио».
— Как скажешь… «Итальянский завтрак».
— …Хлеб?
— Да, пожалуй.
— Что будете пить?
— Сто пятьдесят граппы…
— Традицьонале?
— Остановимся на ней… и… «Брунелло ди… Монтальчино»…
— …Двести пятьдесят.
— …Сколько времени готовится свинина?
— До тридцати минут…
— Если не уложитесь в двадцать, — принесите ещё сто граппы и вина.
— Хорошо… Спасибо за заказ.
— Вам спасибо за ваше спасибо.
— Надо же… обходительный. Не противно быть таким вежливым?
— Мамино воспитание.
— Маменькин сыночек, значит?… Ах, да!… почти!
— Мне было пятнадцать, когда умер отец.
— Скажи, Антон, ты азартный человек?
— Вряд ли.
— А ты пробовал играть?
— В армии поигрывали в картишки, пульку расписывали.
— Значит, азартный. А в казино не приходилось?
— Ни разу, и никогда не буду.
— Почему?
— Я знаю, где всё это заканчивается.
— Где же, по-твоему, всё заканчивается?
— Лет шесть назад консультировал одного еврея на реконструкции кафе, угол Загородного и Разъезжей. У него было семь точек, дача, машина, жена. На момент начала работ осталось только это кафе. Всё спустил в казино.
— И жену?!…
— Ушла сама… Не хотел бы оказаться на его месте.
— У тебя есть семь кафе?
— Нет, конечно.
— Попробовать хочешь?
— Только не это!… Наши напитки… Спасибо.
— За что выпьем?
— Не вижу повода.
— Это вино пьют в особо торжественных случаях… Послевкусие сохраняется очень долго… За наше сотрудничество.
— Не слишком громко?
— Мне кажется, что нет.
— Спасибо… Действительно спасибо.
— Только за это?
— Знаешь… Видишь пять пальцев?… Столько людей в последние годы относились ко мне по-человечески. Может я и не заслуживал большего, но их было пять… Теперь четверо…
— Не будем о грустном. Я поняла… почти…
— …Запьянела я что-то… Да и ты хорош, голубчик.
— Кто за руль?
— Андрей пригонит завтра, не привыкать.
— Поймаю такси.
— Не надо. Проводишь меня.
— До дома?
— Мелким шагом через пятнадцать минут будем на месте.
— Куда идти?
— До угла Фрунзе, там налево, и дома… почти… А ты заразный, Антон.
— Наверно.
— Нет, надо говорить — почти.
— Это можно считать первым рабочим днём?
— Это была производственная практика… Понравилась?
— Врать не буду.
— Мне врать не надо.
— …и не умею.
— Не врёшь?… Да, поди проверь сейчас… Или не врёшь… почти?
— Пусть так будет.
— Покладистый какой… Дай руку, пока не упала.
— Мне сорок один год… Сколько тебе?… пятьдесят три?…
— Да, скоро будет.
— …Ещё раз налево… Во-он то парадное… Пойдём.
— Неудобно…
— У меня комната для гостей, так что никаких неудобств не обещаю. И не спорь. Сколько времени?… А в бильярд с тобой так и не поиграла… Возьми ключи, я не смогу открыть…
— Кофе будешь?… Настоящая «Арабика».
— Покрепче, если можно.
— …У нас был маленький уютный домик на берегу Дуная… Нови-Сад… Недалеко от Белграда.
— Ты из Югославии?
— …Приехала в Союз семнадцатилетней девчонкой, поступила в Текстильный… потом перестройка… потом перестрелка…
— А чем занималась в это время?
— Ездила вместе с русскими «челноками», торговала всем, чем можно… потом… чем нельзя…
— Секрет?
— Коммерческая тайна.
— Не женское дело.
— Теперь знаю… Бог наказал.
— Если веришь — Бог простит.
— У меня не может быть детей… Здоровье хорошее, а детей нет… и не будет.
— Жаль.
— …Пей свой кофе… Шоколад… конфеты…
— …Хорошо варишь.
— Ни одной женщине не нравится мой кофе.
— Тебе самой нравится?
— Под настроение. Или в хорошей компании.
— А сейчас?
— Хорошая компания… и хорошее настроение… почти… Ну и зараза же ты, Антон!… Пойдём, покажу комнату, квартиру посмотришь заодно.
— Здесь будешь спать… остальное там…
— …Чьи портреты?
— Мама… папа… Это брат. Ему было двадцать пять.
— Где он?
— Семь лет назад взял автомат, больше я о нём ничего не слышала.
— А родители?
— Американская ракета… они были дома…
— …Красивые лица…
— Я и сама красивая.
— Ничего…
— Ничего означает ничего, пустое место! Ты комплименты женщинам когда-нибудь говоришь?
— Комп… что?…
— С тобой всё ясно… Грубиян.
— Таким уродился.
— …Это мой муж… Познакомились, когда мне было двадцать, а ему сорок один… как мне сейчас… как я его любила… и люблю… Он хорошим был, добрым, отзывчивым… Некоторые считали его хмурым и бесчувственным, потому что редко улыбался… Вы с ним чем-то похожи.
— Не напрягай, пожалуйста… Чисто… опрятно… но неуютно как-то…
— Я здесь только ночами, и то не всегда… Так! На сегодня производственная практика закончена. В душ и спать, завтра будет насыщенный день… Я с бумагами поработаю.
— С бумагами?
— А что ты думал, дорогой! Я бизнес–вумен. У меня в компании почти полсотни сотрудников. Посчитай, — сколько я должна отдавать каждый месяц на одну зарплату.
— Нет, я в душ.
— Спокойной ночи. В семь тридцать подъём.
— Спокойной ночи…
— Привет, Андрей.
— Доброе утро… Антон, приветствую.
— Здравствуй.
— …Дуст, как я выгляжу?
— На миллион.
— Рублей?!…
— Долларов, конечно… Надо было позвонить.
— Твоя Наденька и так на меня косится, думает, что соблазняю.
— А разве не соблазняешь?
— Как можно, Дуст! Я женщина скромная, скорбящая, можно сказать, вдова… Ещё раз такое услышу!
— Да, босс!… Больше никогда!
— Ну и дурак… Хотела тебе зарплату поднять. Всё, Дустик, подъём откладывается… Ты хочешь подхалтурить на моей машинке?
— С чего ты взяла!
— Так поехали! Надо деньги зарабатывать.
— Все?!…
— А ты как думал!
— Мы с тобой, босс!
Продолжение следует…
Зелёное сукно
— Голоден?
— Почти.
— Точнее?
— Не возражаю.
— Только попытайся… Мясо?… рыбу?…
— Или — или.
— По каким соображениям?
— Привычка. Почти.
— Если работаешь… почти…
— С работой не мешаю.
— …Говядину будешь?
— Лучше свинину.
— Хорошо… Салат?… Не сиди как болван, взял и выбрал.
— …Что такое «Цезарь»?
— Тебе понравится… Первое будешь?
— Не сегодня.
— То есть почти… Понятно… Вино?… водку?
— Граппу, если есть.
— Какую? Их четыре марки.
— Я в ней не разбираюсь.
— Есть «Реми Мартен»…
— Обойдусь виноградной.
— Как знаешь… На этом пока остановимся… Ты заказываешь. Побудь три с половиной минуты джентльменом.
— …Два «Котолетта ди маяле»… два «Цезаря»…
— …Нет, один «Цезарь» и один «Пинцимонио».
— Как скажешь… «Итальянский завтрак».
— …Хлеб?
— Да, пожалуй.
— Что будете пить?
— Сто пятьдесят граппы…
— Традицьонале?
— Остановимся на ней… и… «Брунелло ди… Монтальчино»…
— …Двести пятьдесят.
— …Сколько времени готовится свинина?
— До тридцати минут…
— Если не уложитесь в двадцать, — принесите ещё сто граппы и вина.
— Хорошо… Спасибо за заказ.
— Вам спасибо за ваше спасибо.
— Надо же… обходительный. Не противно быть таким вежливым?
— Мамино воспитание.
— Маменькин сыночек, значит?… Ах, да!… почти!
— Мне было пятнадцать, когда умер отец.
— Скажи, Антон, ты азартный человек?
— Вряд ли.
— А ты пробовал играть?
— В армии поигрывали в картишки, пульку расписывали.
— Значит, азартный. А в казино не приходилось?
— Ни разу, и никогда не буду.
— Почему?
— Я знаю, где всё это заканчивается.
— Где же, по-твоему, всё заканчивается?
— Лет шесть назад консультировал одного еврея на реконструкции кафе, угол Загородного и Разъезжей. У него было семь точек, дача, машина, жена. На момент начала работ осталось только это кафе. Всё спустил в казино.
— И жену?!…
— Ушла сама… Не хотел бы оказаться на его месте.
— У тебя есть семь кафе?
— Нет, конечно.
— Попробовать хочешь?
— Только не это!… Наши напитки… Спасибо.
— За что выпьем?
— Не вижу повода.
— Это вино пьют в особо торжественных случаях… Послевкусие сохраняется очень долго… За наше сотрудничество.
— Не слишком громко?
— Мне кажется, что нет.
— Спасибо… Действительно спасибо.
— Только за это?
— Знаешь… Видишь пять пальцев?… Столько людей в последние годы относились ко мне по-человечески. Может я и не заслуживал большего, но их было пять… Теперь четверо…
— Не будем о грустном. Я поняла… почти…
— …Запьянела я что-то… Да и ты хорош, голубчик.
— Кто за руль?
— Андрей пригонит завтра, не привыкать.
— Поймаю такси.
— Не надо. Проводишь меня.
— До дома?
— Мелким шагом через пятнадцать минут будем на месте.
— Куда идти?
— До угла Фрунзе, там налево, и дома… почти… А ты заразный, Антон.
— Наверно.
— Нет, надо говорить — почти.
— Это можно считать первым рабочим днём?
— Это была производственная практика… Понравилась?
— Врать не буду.
— Мне врать не надо.
— …и не умею.
— Не врёшь?… Да, поди проверь сейчас… Или не врёшь… почти?
— Пусть так будет.
— Покладистый какой… Дай руку, пока не упала.
— Мне сорок один год… Сколько тебе?… пятьдесят три?…
— Да, скоро будет.
— …Ещё раз налево… Во-он то парадное… Пойдём.
— Неудобно…
— У меня комната для гостей, так что никаких неудобств не обещаю. И не спорь. Сколько времени?… А в бильярд с тобой так и не поиграла… Возьми ключи, я не смогу открыть…
— Кофе будешь?… Настоящая «Арабика».
— Покрепче, если можно.
— …У нас был маленький уютный домик на берегу Дуная… Нови-Сад… Недалеко от Белграда.
— Ты из Югославии?
— …Приехала в Союз семнадцатилетней девчонкой, поступила в Текстильный… потом перестройка… потом перестрелка…
— А чем занималась в это время?
— Ездила вместе с русскими «челноками», торговала всем, чем можно… потом… чем нельзя…
— Секрет?
— Коммерческая тайна.
— Не женское дело.
— Теперь знаю… Бог наказал.
— Если веришь — Бог простит.
— У меня не может быть детей… Здоровье хорошее, а детей нет… и не будет.
— Жаль.
— …Пей свой кофе… Шоколад… конфеты…
— …Хорошо варишь.
— Ни одной женщине не нравится мой кофе.
— Тебе самой нравится?
— Под настроение. Или в хорошей компании.
— А сейчас?
— Хорошая компания… и хорошее настроение… почти… Ну и зараза же ты, Антон!… Пойдём, покажу комнату, квартиру посмотришь заодно.
— Здесь будешь спать… остальное там…
— …Чьи портреты?
— Мама… папа… Это брат. Ему было двадцать пять.
— Где он?
— Семь лет назад взял автомат, больше я о нём ничего не слышала.
— А родители?
— Американская ракета… они были дома…
— …Красивые лица…
— Я и сама красивая.
— Ничего…
— Ничего означает ничего, пустое место! Ты комплименты женщинам когда-нибудь говоришь?
— Комп… что?…
— С тобой всё ясно… Грубиян.
— Таким уродился.
— …Это мой муж… Познакомились, когда мне было двадцать, а ему сорок один… как мне сейчас… как я его любила… и люблю… Он хорошим был, добрым, отзывчивым… Некоторые считали его хмурым и бесчувственным, потому что редко улыбался… Вы с ним чем-то похожи.
— Не напрягай, пожалуйста… Чисто… опрятно… но неуютно как-то…
— Я здесь только ночами, и то не всегда… Так! На сегодня производственная практика закончена. В душ и спать, завтра будет насыщенный день… Я с бумагами поработаю.
— С бумагами?
— А что ты думал, дорогой! Я бизнес–вумен. У меня в компании почти полсотни сотрудников. Посчитай, — сколько я должна отдавать каждый месяц на одну зарплату.
— Нет, я в душ.
— Спокойной ночи. В семь тридцать подъём.
— Спокойной ночи…
— Привет, Андрей.
— Доброе утро… Антон, приветствую.
— Здравствуй.
— …Дуст, как я выгляжу?
— На миллион.
— Рублей?!…
— Долларов, конечно… Надо было позвонить.
— Твоя Наденька и так на меня косится, думает, что соблазняю.
— А разве не соблазняешь?
— Как можно, Дуст! Я женщина скромная, скорбящая, можно сказать, вдова… Ещё раз такое услышу!
— Да, босс!… Больше никогда!
— Ну и дурак… Хотела тебе зарплату поднять. Всё, Дустик, подъём откладывается… Ты хочешь подхалтурить на моей машинке?
— С чего ты взяла!
— Так поехали! Надо деньги зарабатывать.
— Все?!…
— А ты как думал!
— Мы с тобой, босс!
Продолжение следует…
04.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Раз бурун, два бурун
— Марин, за мной Виталий скоро заедет. Ты как, в город собираешься?
— Тоша, езжайте без меня. Я хочу Полину сводить в «Дубки», Тамара Дмитриевна какой-то праздник организовала… Тебя сегодня ждать?
— Если успею на последнюю электричку. Виталий не сможет привезти, — завтра утром едут в Новгород…
— Только позвони, чтобы не волновалась.
— Поцелуй на дорожку.
— Если хочешь…
— Я всегда хочу… Пока. Я пошёл.
— Вит, что-то пасмурный ты сегодня.
— …Зеленогорскую пациентку помнишь?
— Конечно. И мужа её, старого коммуниста.
— Умер Петро.
— Да ты что!…
— Вот тебе и что.
— Говорил же, уговаривал, просил почти… Дурак.
— Вот так… Ты точно не лечил?
— Какое там лечил! Да при моём появлении он только что под диван не прятался!
— Ясно… Эрни интересовался.
— Ему-то что за дело!
— Ну… свой интерес блюдёт. Ему плохая репутация ни к чему.
— Постой–постой… При чём здесь репутация!
— Давно хотел сказать… Ты сильно не обольщайся насчёт Эрни. При всех его положительных качествах он остаётся коммерсантом.
— Почему тогда не берёт свою долю?
— Он снимает сливки с побочных эффектов. В том числе и с репутации.
— Спасибо, что предупредил.
— Не напрягайся, — тебя не подставит, будь уверен. Но если однажды не поднимет трубку, — значит у него изменились перспективы. Понял?
— А ты поумнел за последние семнадцать лет.
— Твоими усилиями тоже… И вера помогает.
— Как это она может помочь!
— Отбрасываешь мелочи, мусор, остаётся самое главное… Да что я тебе рассказываю! Ты делаешь то же самое, и лучше меня, только не привык рассуждать на эту тему.
— Ну да, ну да… не моя тема… Куда сейчас?
— Сразу на Пестеля.
— К Эрни заезжать не будем?
— Он уже там, с Алексеем режутся в нарды.
— В нарды?!… Я тоже хочу!
— Вот и наиграетесь досыта.
— А ты?
— Посижу немного да поеду. Завтра в дорогу ни свет, ни заря.
— Как вы с дочками решились!
— Охота пуще неволи. Ничего страшного, дорога не дальняя.
— Привезите их обратно целёхонькими. Проверю.
— Это дело. А то Валюшка губки бантиком, — обиделся, наверно, наш Тоша. Да чем же мы его обидели… Аж противно, блин. Культ личности в отдельно взятой семье… Ещё и лыбится, гад… Камазники совсем страх потеряли! В центре города!… Что за бардак… Антон, ты чего!… Тоха…
— …Всё нормально, задумался что-то.
— …Так… что тут у нас с парковочкой?… Есть такая парковочка… Тпру-у, приехали!… Поползли на второй этаж.
— Здравствуй, Алексей… Лёша, где костыли!…
— Да как-то без надобности, обхожусь тростью… Проходите.
— Тоха, он точно лежал?
— Нет, конечно, мне приснилось.
— Ничего не понимаю…
— Я тоже.
— …В общем, вижу, как Антон Георгиевич проводит рукой вдоль спины, а позвонки вслед за ладошкой рояльными клавишами — вверх–вниз, вверх–вниз. Очки протёр — нет, всё точно, — вверх–вниз, вверх–вниз… Антон, Вит, проходите, только вас дожидаемся.
— Мне сказали, — тут нардами развлекаются.
— Наигрались уже. Да и убегать скоро.
— Куда в такую рань собрался!
— Должны привезти десять комплектов двухтомника Михаила Чехова, издание восемьдесят шестого года. Отдают по номиналу.
— Большая редкость?
— Раритет уже, можно сказать. Тираж был двадцать пять тысяч на весь Союз. Представляешь? Как они зависли — совершенно непонятно.
— Извините, не поздоровался.
— …Антон, это Ира, дочь Светланы.
— Очень приятно… А где Света?
— Работает. Раньше часа не появится.
— Я бы от такого режима с ума сошёл.
— Так и спит до двенадцати, а то и до двух… Коньяк будешь?
— В честь какого торжества?
— Мама Света подогнала. Достаточно?
— По нынешним временам вполне.
— Ир, организуй Антону фужер, а Виталию чашку.
— Хорошо.
— Нормальный ребёнок, чего вы так…
— На неё как найдёт… Виталий, ты надолго?
— …Лёш, уже пора… Виталик, подбросишь?
— О чём речь, конечно! Полчашки глотну и поедем.
— …Лёш, я слышал кусочек разговора. Это он шутил или серьёзно?
— Антон, я встретил вас у двери. Тебе мало?
— Не могу поверить…
— Зато Эрни реабилитировался в моих глазах на двести процентов.
— Вот как!
— …Антон, потом объясню.
— Спасибо, Ир… Лёш, сиди, я сам… Предлагаю выпить за Алексея. Пусть идёт на поправку семимильными шагами, потом вприпрыжку, а потом бегом.
— Отличный тост!…
— …Вспомнил одну байку про Фаину Раневскую… Не помню преамбулы… Пригласили её по какому-то случаю в незнамо какой дом, и решили разыграть. Не то, чтобы разыграть… Была бутылка из-под дорогого французского коньяка. В неё налили армянский, — не дешёвку там какую-то, а хороший. Но армянский. И бутылочку аккуратненько закатали. Чуть ли не с сургучом… При Раневской открыли, разлили, Георгиевна пригубила и говорит: — Какая изумительная подделка!
— Вот тётка была! Циник, матершинница! А всё равно её любили!
— Режиссёры не любили. Непонятно почему.
— Сама себе режиссёр, поэтому и не любили.
— Эрни, давай ещё по малюсенькой.
— Можно, и мы пойдём…
— …Лёш, я провожу.
— С замком разберёшься?
— В крайнем случае, позову Иру. Всё-таки резво так начинать не стоит.
— Не стоит — так не стоит, доктору видней… Что я говорю, — сам себе не верю! На работе расскажу — решат, что и головой ушибся.
— Не рассказывай.
— Придётся… До свидания, ребята, спасибо, что зашли.
— Счастливо, Лёш, поправляйся.
— Ещё раз спасибо.
— Эрни, я сегодня заночую у тебя.
— Без вопросов. Только имей в виду — мне к восьми утра надо быть во Всеволожске. Так что завтрак будешь готовить сам.
— А ключи?
— Занесёшь соседям напротив, — им не привыкать.
— Договорились…
— Да… чуть не забыл… Заходила Зира, просила передать это тебе.
— Лейкопластырь?!… А мне-то он зачем!
— Не знаю. Сказала, что ей больше не нужен. И что ты поймёшь.
— Так и сказала?
— Может не дословно.
— Спасибо, друг. Приятно слышать… Надо же как… не ожидал.
— Что ещё?
— Нет, всё нормально… Виталик, когда возвращаетесь?
— В воскресенье вечером будем дома. Приезжайте с Мариной. Валя просила.
— Посмотрим… Ну, до встречи.
— Антон, Вы долго будете здесь?
— Не знаю. Час, может полтора.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Ничего.
— …Ну где вы там?
— Сейчас, Лёш!… Идите, ну идите же…
— С замком управился?
— Пришлось Иру просить.
— Понятно. Ира у нас большой специалист по замкам. Если запереть — любой вскроет, лишь бы смыться из дома.
— Вот тебе и девочка!… Спину покажешь?
— …Лёша, я к Юле. Сегодня не приду.
— Что матери сказать?
— Что-нибудь придумаешь.
— Деньги есть?
— Лёша, я не на гулянку, я к Юле.
— Не заводись.
— Я пошла.
— Странные у вас отношения… Не моё дело, конечно.
— Ничего… Мне на живот?
— …Лёш, здорово, что ты костыли в углу поставил. Но поберегись, прошу, шутки здесь неуместны.
— Знаю… Сегодня не стреляет. Покалывает слегка.
— Ремиссия… Приготовься морально, — может быть обострение. Органика позиции так просто не сдаёт.
— Ты хирургу рассказываешь?
— В самом деле… Всё, можешь одеваться.
— …Эрни говорил, — ты хорошо играешь в нарды?
— Семь с половиной минут партия. С хорошим партнёром.
— Ничего себе, блиц!… Сыгранём?
— Полчаса могу себе позволить.
— А давай до двух очков! Куда тебе торопиться!
— А-а… давай… Зарики хорошие, не убитые.
— Не успели убиться… Бросаем?… Стоп! Куш как играем?
— В начале с головы две, остальные как обычно, удваиваются.
— У нас придурки на работе дикий Марс гоняют.
— Знаю такой. Полный беспредел. Точно для придурков, которые не научились получать удовольствие… от игры… Ты первый.
— Эх, говаривал Ноздрёв, давненько я не брал в руки шашек.
— Знаем, знаем, как вы не умеете играть в шашки, — отвечал Чичиков.
— Антон…
— Ира?… Что ты здесь делаешь!
— Дожидаюсь Вас.
— Ты сказала Алексею, что будешь у подруги!
— А-а, это для мамы.
— А если позвонит?
— Кто, мама? Больно ей надо.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Проводите… во-он туда…
— Куда туда!
— До Фонтанки.
— А потом?
— Потом… потом можно налево.
— Дома беспокоиться не будут?… Кажется не будут… Ну, пойдём.
— Можно, я возьму Вас под руку?
— Бери, теплее будет.
— Спасибо.
— Да не за что.
— …Меня все дёргают, пинают, как бессловесное животное.
— Тут я бессилен. Это твоя семья.
— Я знаю… А Вы правда здесь учились?
— Да, прямо за этим углом.
— Здорово… Я ходила в Мухинское на выставки… Интересно… Все такие разные, а никто друг перед другом нос не задирает.
— Есть такое… Конкуренция начинается после окончания. Тут уж палец никому в рот не клади.
— Как везде, одно и то же. Почему люди не могут жить так, чтобы другим пальцы не откусывать?
— По глупости, по жадности… Кусают ведь по-разному.
— Как это, по-разному!
— Вот к примеру… Человек нашёл хорошую денежную работу. На самом деле он думает, что она хорошая, а работа только денежная.
— Интересно, как это?
— Моя работа не очень денежная, но и не очень плохая. Я часто бываю с семьёй, мы вместе гуляем, иногда смотрим телевизор. Когда выбираемся в город, то и в музеи ходим. Хорошая работа, когда человек больше проводит времени со своими близкими. И, соответственно, наоборот.
— У мамы плохая работа… Только мне уже всё равно. Пусть хоть живёт на своей работе.
— Почему ты так говоришь!
— …Я… Неважно… Вам приходилось кусать?
— В каком смысле?
— Ну, пальцы. Не по-настоящему, а как Вы сказали!
— Да.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не соврали.
— О, это мне легко!
— А сейчас соврали.
— А вот и нет!
— А вот и дат!
— Будем спорить?
— Поспорим!
— Почему ты решила, что я вру?
— Все врут. Вы же не святой.
— О святости нам лучше не заикаться.
— Вот, сами признались.
— Ира, я не вру без надобности.
— А по надобности, значит, врёте?
— Я стараюсь не попадать в ситуации, в которых… или после придётся врать.
— Ну, а если попали!
— Некорректный вопрос.
— Почему?
— Я не давал повода уличать меня во вранье.
— Может и так. А представьте!…
— Любой святой, пока он жив, может пасть, потерять свою святость. Способов не счесть. Но он этого не допустит, потому что у него опыт борьбы с соблазнами, которого у нас с тобой нет.
— Значит и у Вас нет опыта борьбы с враньём.
— Этот опыт есть.
— Вы не врёте?… Что Вы улыбаетесь!
— А ты?
— Не знаю… Вы такой большой и тёплый… то есть… я хотела сказать добрый.
— Да не добрый я, чадо мое, я просто не злой… Хотя накуролесил в жизни…
— Убивали?
— Я был солдатом.
— Долго?
— Почти десять лет… целую вечность.
— А как это?
— Что?
— Убивать.
— Ира, ещё парочка таких вопросов, и я сдам тебя твоим близким родственникам.
— Кто Вам сказал, что они близкие родственники!
— У тебя есть мама…
— Они не близкие. Просто родственники. И радоваться тут нечему.
— За что же ты их так…
— Это моё дело…
Продолжение следует…
Раз бурун, два бурун
— Марин, за мной Виталий скоро заедет. Ты как, в город собираешься?
— Тоша, езжайте без меня. Я хочу Полину сводить в «Дубки», Тамара Дмитриевна какой-то праздник организовала… Тебя сегодня ждать?
— Если успею на последнюю электричку. Виталий не сможет привезти, — завтра утром едут в Новгород…
— Только позвони, чтобы не волновалась.
— Поцелуй на дорожку.
— Если хочешь…
— Я всегда хочу… Пока. Я пошёл.
— Вит, что-то пасмурный ты сегодня.
— …Зеленогорскую пациентку помнишь?
— Конечно. И мужа её, старого коммуниста.
— Умер Петро.
— Да ты что!…
— Вот тебе и что.
— Говорил же, уговаривал, просил почти… Дурак.
— Вот так… Ты точно не лечил?
— Какое там лечил! Да при моём появлении он только что под диван не прятался!
— Ясно… Эрни интересовался.
— Ему-то что за дело!
— Ну… свой интерес блюдёт. Ему плохая репутация ни к чему.
— Постой–постой… При чём здесь репутация!
— Давно хотел сказать… Ты сильно не обольщайся насчёт Эрни. При всех его положительных качествах он остаётся коммерсантом.
— Почему тогда не берёт свою долю?
— Он снимает сливки с побочных эффектов. В том числе и с репутации.
— Спасибо, что предупредил.
— Не напрягайся, — тебя не подставит, будь уверен. Но если однажды не поднимет трубку, — значит у него изменились перспективы. Понял?
— А ты поумнел за последние семнадцать лет.
— Твоими усилиями тоже… И вера помогает.
— Как это она может помочь!
— Отбрасываешь мелочи, мусор, остаётся самое главное… Да что я тебе рассказываю! Ты делаешь то же самое, и лучше меня, только не привык рассуждать на эту тему.
— Ну да, ну да… не моя тема… Куда сейчас?
— Сразу на Пестеля.
— К Эрни заезжать не будем?
— Он уже там, с Алексеем режутся в нарды.
— В нарды?!… Я тоже хочу!
— Вот и наиграетесь досыта.
— А ты?
— Посижу немного да поеду. Завтра в дорогу ни свет, ни заря.
— Как вы с дочками решились!
— Охота пуще неволи. Ничего страшного, дорога не дальняя.
— Привезите их обратно целёхонькими. Проверю.
— Это дело. А то Валюшка губки бантиком, — обиделся, наверно, наш Тоша. Да чем же мы его обидели… Аж противно, блин. Культ личности в отдельно взятой семье… Ещё и лыбится, гад… Камазники совсем страх потеряли! В центре города!… Что за бардак… Антон, ты чего!… Тоха…
— …Всё нормально, задумался что-то.
— …Так… что тут у нас с парковочкой?… Есть такая парковочка… Тпру-у, приехали!… Поползли на второй этаж.
— Здравствуй, Алексей… Лёша, где костыли!…
— Да как-то без надобности, обхожусь тростью… Проходите.
— Тоха, он точно лежал?
— Нет, конечно, мне приснилось.
— Ничего не понимаю…
— Я тоже.
— …В общем, вижу, как Антон Георгиевич проводит рукой вдоль спины, а позвонки вслед за ладошкой рояльными клавишами — вверх–вниз, вверх–вниз. Очки протёр — нет, всё точно, — вверх–вниз, вверх–вниз… Антон, Вит, проходите, только вас дожидаемся.
— Мне сказали, — тут нардами развлекаются.
— Наигрались уже. Да и убегать скоро.
— Куда в такую рань собрался!
— Должны привезти десять комплектов двухтомника Михаила Чехова, издание восемьдесят шестого года. Отдают по номиналу.
— Большая редкость?
— Раритет уже, можно сказать. Тираж был двадцать пять тысяч на весь Союз. Представляешь? Как они зависли — совершенно непонятно.
— Извините, не поздоровался.
— …Антон, это Ира, дочь Светланы.
— Очень приятно… А где Света?
— Работает. Раньше часа не появится.
— Я бы от такого режима с ума сошёл.
— Так и спит до двенадцати, а то и до двух… Коньяк будешь?
— В честь какого торжества?
— Мама Света подогнала. Достаточно?
— По нынешним временам вполне.
— Ир, организуй Антону фужер, а Виталию чашку.
— Хорошо.
— Нормальный ребёнок, чего вы так…
— На неё как найдёт… Виталий, ты надолго?
— …Лёш, уже пора… Виталик, подбросишь?
— О чём речь, конечно! Полчашки глотну и поедем.
— …Лёш, я слышал кусочек разговора. Это он шутил или серьёзно?
— Антон, я встретил вас у двери. Тебе мало?
— Не могу поверить…
— Зато Эрни реабилитировался в моих глазах на двести процентов.
— Вот как!
— …Антон, потом объясню.
— Спасибо, Ир… Лёш, сиди, я сам… Предлагаю выпить за Алексея. Пусть идёт на поправку семимильными шагами, потом вприпрыжку, а потом бегом.
— Отличный тост!…
— …Вспомнил одну байку про Фаину Раневскую… Не помню преамбулы… Пригласили её по какому-то случаю в незнамо какой дом, и решили разыграть. Не то, чтобы разыграть… Была бутылка из-под дорогого французского коньяка. В неё налили армянский, — не дешёвку там какую-то, а хороший. Но армянский. И бутылочку аккуратненько закатали. Чуть ли не с сургучом… При Раневской открыли, разлили, Георгиевна пригубила и говорит: — Какая изумительная подделка!
— Вот тётка была! Циник, матершинница! А всё равно её любили!
— Режиссёры не любили. Непонятно почему.
— Сама себе режиссёр, поэтому и не любили.
— Эрни, давай ещё по малюсенькой.
— Можно, и мы пойдём…
— …Лёш, я провожу.
— С замком разберёшься?
— В крайнем случае, позову Иру. Всё-таки резво так начинать не стоит.
— Не стоит — так не стоит, доктору видней… Что я говорю, — сам себе не верю! На работе расскажу — решат, что и головой ушибся.
— Не рассказывай.
— Придётся… До свидания, ребята, спасибо, что зашли.
— Счастливо, Лёш, поправляйся.
— Ещё раз спасибо.
— Эрни, я сегодня заночую у тебя.
— Без вопросов. Только имей в виду — мне к восьми утра надо быть во Всеволожске. Так что завтрак будешь готовить сам.
— А ключи?
— Занесёшь соседям напротив, — им не привыкать.
— Договорились…
— Да… чуть не забыл… Заходила Зира, просила передать это тебе.
— Лейкопластырь?!… А мне-то он зачем!
— Не знаю. Сказала, что ей больше не нужен. И что ты поймёшь.
— Так и сказала?
— Может не дословно.
— Спасибо, друг. Приятно слышать… Надо же как… не ожидал.
— Что ещё?
— Нет, всё нормально… Виталик, когда возвращаетесь?
— В воскресенье вечером будем дома. Приезжайте с Мариной. Валя просила.
— Посмотрим… Ну, до встречи.
— Антон, Вы долго будете здесь?
— Не знаю. Час, может полтора.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Ничего.
— …Ну где вы там?
— Сейчас, Лёш!… Идите, ну идите же…
— С замком управился?
— Пришлось Иру просить.
— Понятно. Ира у нас большой специалист по замкам. Если запереть — любой вскроет, лишь бы смыться из дома.
— Вот тебе и девочка!… Спину покажешь?
— …Лёша, я к Юле. Сегодня не приду.
— Что матери сказать?
— Что-нибудь придумаешь.
— Деньги есть?
— Лёша, я не на гулянку, я к Юле.
— Не заводись.
— Я пошла.
— Странные у вас отношения… Не моё дело, конечно.
— Ничего… Мне на живот?
— …Лёш, здорово, что ты костыли в углу поставил. Но поберегись, прошу, шутки здесь неуместны.
— Знаю… Сегодня не стреляет. Покалывает слегка.
— Ремиссия… Приготовься морально, — может быть обострение. Органика позиции так просто не сдаёт.
— Ты хирургу рассказываешь?
— В самом деле… Всё, можешь одеваться.
— …Эрни говорил, — ты хорошо играешь в нарды?
— Семь с половиной минут партия. С хорошим партнёром.
— Ничего себе, блиц!… Сыгранём?
— Полчаса могу себе позволить.
— А давай до двух очков! Куда тебе торопиться!
— А-а… давай… Зарики хорошие, не убитые.
— Не успели убиться… Бросаем?… Стоп! Куш как играем?
— В начале с головы две, остальные как обычно, удваиваются.
— У нас придурки на работе дикий Марс гоняют.
— Знаю такой. Полный беспредел. Точно для придурков, которые не научились получать удовольствие… от игры… Ты первый.
— Эх, говаривал Ноздрёв, давненько я не брал в руки шашек.
— Знаем, знаем, как вы не умеете играть в шашки, — отвечал Чичиков.
— Антон…
— Ира?… Что ты здесь делаешь!
— Дожидаюсь Вас.
— Ты сказала Алексею, что будешь у подруги!
— А-а, это для мамы.
— А если позвонит?
— Кто, мама? Больно ей надо.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Проводите… во-он туда…
— Куда туда!
— До Фонтанки.
— А потом?
— Потом… потом можно налево.
— Дома беспокоиться не будут?… Кажется не будут… Ну, пойдём.
— Можно, я возьму Вас под руку?
— Бери, теплее будет.
— Спасибо.
— Да не за что.
— …Меня все дёргают, пинают, как бессловесное животное.
— Тут я бессилен. Это твоя семья.
— Я знаю… А Вы правда здесь учились?
— Да, прямо за этим углом.
— Здорово… Я ходила в Мухинское на выставки… Интересно… Все такие разные, а никто друг перед другом нос не задирает.
— Есть такое… Конкуренция начинается после окончания. Тут уж палец никому в рот не клади.
— Как везде, одно и то же. Почему люди не могут жить так, чтобы другим пальцы не откусывать?
— По глупости, по жадности… Кусают ведь по-разному.
— Как это, по-разному!
— Вот к примеру… Человек нашёл хорошую денежную работу. На самом деле он думает, что она хорошая, а работа только денежная.
— Интересно, как это?
— Моя работа не очень денежная, но и не очень плохая. Я часто бываю с семьёй, мы вместе гуляем, иногда смотрим телевизор. Когда выбираемся в город, то и в музеи ходим. Хорошая работа, когда человек больше проводит времени со своими близкими. И, соответственно, наоборот.
— У мамы плохая работа… Только мне уже всё равно. Пусть хоть живёт на своей работе.
— Почему ты так говоришь!
— …Я… Неважно… Вам приходилось кусать?
— В каком смысле?
— Ну, пальцы. Не по-настоящему, а как Вы сказали!
— Да.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не соврали.
— О, это мне легко!
— А сейчас соврали.
— А вот и нет!
— А вот и дат!
— Будем спорить?
— Поспорим!
— Почему ты решила, что я вру?
— Все врут. Вы же не святой.
— О святости нам лучше не заикаться.
— Вот, сами признались.
— Ира, я не вру без надобности.
— А по надобности, значит, врёте?
— Я стараюсь не попадать в ситуации, в которых… или после придётся врать.
— Ну, а если попали!
— Некорректный вопрос.
— Почему?
— Я не давал повода уличать меня во вранье.
— Может и так. А представьте!…
— Любой святой, пока он жив, может пасть, потерять свою святость. Способов не счесть. Но он этого не допустит, потому что у него опыт борьбы с соблазнами, которого у нас с тобой нет.
— Значит и у Вас нет опыта борьбы с враньём.
— Этот опыт есть.
— Вы не врёте?… Что Вы улыбаетесь!
— А ты?
— Не знаю… Вы такой большой и тёплый… то есть… я хотела сказать добрый.
— Да не добрый я, чадо мое, я просто не злой… Хотя накуролесил в жизни…
— Убивали?
— Я был солдатом.
— Долго?
— Почти десять лет… целую вечность.
— А как это?
— Что?
— Убивать.
— Ира, ещё парочка таких вопросов, и я сдам тебя твоим близким родственникам.
— Кто Вам сказал, что они близкие родственники!
— У тебя есть мама…
— Они не близкие. Просто родственники. И радоваться тут нечему.
— За что же ты их так…
— Это моё дело…
Продолжение следует…
30.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
8 июля
— Разрешите, тащ генерал?
— Ты зачем сюда притащился! Я что тебе приказал?
— Не приказали, а сказали, тащ генерал. Я в отпуске. Сами же выгоняли.
— Какая к чёрту разница! Русских слов уже не понимаешь?
— Oui, mon général, je ne comprends pas.
— Когда ты повзрослеешь…
— Так мне выйти и снова зайти?
— Сядь… Доложись.
— Познакомился с его матерью, моложавая вдова лет сорокавосьми–пятидесяти… Есть младший брат его бывшей… Вот, собственно, и всё.
— А документы?
— А документы в Москве.
— Где?... Почему я их не вижу?.. А я хочу их видеть. Зачем я тебя туда посылал!
— Тащ генерал, документы в Москве с конца июня.
— Что?... У кого?
— У Евдокимова Александра Фомича.
— У капитана Евдокимова?!... Ничего не понимаю…
— Сейчас поймёте…
— …Это Будрин… подготовьте приказ об отзыве майора Ставроцкого из отпуска в связи с оперативной необходимостью… Нет, Забродин здесь ни при чём, это моё личное распоряжение… Ну давай, рассказывай… Евдокимов опять в больнице.
— Позвоночник?
— Если бы… В Кащенко.
— Хорошие дела… Как его в школу взяли с таким диагнозом…
— Мужиков не хватает, берут кого попало… Ну что, майор, опять с женщиной общаться.
— Ну тащ генерал… ну сколько можно…
— Сколько нужно, Герман.
— Тошнит уже от чужих баб.
У генерала взлетели брови.
— Давно?
— Да ладно вам… ну честное слово… Пошлите молодого кого-нибудь, пусть практикуется… на кошках.
— Вопросы есть?
— Какие тут… блин…
— Кого в помощь?
— Никого, дело-то деликатное, один пойду.
— Давай, Герман, сделаешь и на рыбалку.
— Последний вопрос, тащ генерал… А… а давно Евдокимов лечится?
— С прошлого года.
— Нет, я имел ввиду, — когда сейчас прилёг?
— Не знаю. А тебе зачем?
— Ну в самом деле…
— …Пал Петрович, это генерал Будрин… Слуш, Паш, ты не знаешь, случаем, когда наш бывший сотрудник Евдокимов лёг в больницу?... точно?... Спасибо, Паш, не болей… Тринадцатого июня, почти сразу после окончания учебного года.
— Отлично!
— От чего отлично?
— От всего, тащ генерал!
— Чего ты развеселился?
— Так ведь нет у Евдокимова никаких документов!
— Как нет!... А ты что мне тут говорил?
— Простите, Юрь Василич, неточно выразился… Документы у жены Евдокимова, Маркус мог передать их только ей… À la pêche aux moules, moules, moules… Je n'veux plus y aller maman…
— Где ты этой дряни нахватался…
— Тащ генерал, это детская песенка, мне мама её пела когда-то. Перевести?
— Кыш отсюда, переводчик хренов, и без бумаг не возвращайся.
— Есть, тащ генерал! Не возвращаться!
9 июля
— Тащ генерал?...
— Заходи. Ну?...
— Пока вот… ничего.
— Та-ак… Майор, если ты пришёл сюда… с целью меня разозлить… то ты всё сделал правильно.
— Тащ генерал… Бумаги в деревне.
— В какой деревне, почему в деревне… Сколько можно меня завтраками кормить!...
— Галина Аркадьевна… ну, Евдокимова увезла их в дом родителей, под Калинином.
— Час от часу не легче… За каким хреном!...
— Маркус просил их спрятать.
— Хм… логично… Когда поедешь?
— Не раньше вечера пятницы, а лучше в субботу с утра.
— Почему не сегодня или хотя бы завтра?
— Евдокимова фельдшер в доме престарелых, два выходных. Не хочу привлекать внимание.
— Когда ж это всё закончится… Выпьешь со мной?
— Тащ генерал…
— Ну не могу я пить один!... Понимаешь?... никаких нервов же не хватает.
— Тащ генерал… Юрь Василич… поехали в Королёв, а?... С отцом познакомлю, на рыбалку смотаемся… Что вам стоит?... На три дня, даже на два можно… две ночёвки. Полноценный выходной.
— Среди недели?
— Давайте, я вам больничный сделаю, по блату.
— Ты так пошутил?
— Нет. У меня отец заведующий хирургическим отделением.
— Хочешь мне что-нибудь отчекрыжить, да?
— Ну зачем вы… что-нибудь пролечить… Как вам идея?
— А-а… поехали… когда ещё такой случай представится…
— …Алло, пап?… это я… Слушай, пап, тут такое дело…
— Герра, ты обещал!
— Опять?... Ну что я тебе обещал!
— Пестик подержать.
— …Герман, обещал?
— Было дело…
— Ничего, поправимо… Держи, Паша. Настоящий генеральский.
— Ух ты… а патроны можно?
— Паш, ты в кого стрелять собрался?
— Ни в кого, дядь Юра, просто…
— Запомни, брат, патроны нужны чтобы стрелять, «просто» они не нужны. Запомнил?
— Запомнил…
— Не кисни, настреляешься ещё, какие твои годы… Майор, у тебя мелкашка есть?
— У отца карабин.
— Жестковат…
— В принципе, двадцадка где-то завалялась. Если патроны есть, — можно по бутылкам пострелять. Подождите, щас узнаю… Нет, всё дома, и патронов давно нет, отец говорит, редко бывают в продаже.
— …Ну вот, опя-ать…
— Пашкет, не зуди.
— …Паш, даю честное генеральское слово! Найду патроны для ружья, и мы настреляемся до… До чего мы достреляемся?
— Не знаю, дядь Юр. А до чего вы достреливались, когда были маленький?
— О, Паша, это отдельная история.
— Расскажите, дядь Юр.
— А за удочками кто будет следить?
— Пусть Герра следит, ему всё равно делать нечего.
— …Ну Пашкет, ну ты даёшь… Ладно, послежу… всё равно больше делать нечего…
13 июля
— Товарищ генерал, может останетесь? Ну зачем вам тащиться в такую даль…
— Станешь генералом, поймёшь.
— Вряд ли…
— Вряд ли поймёшь?
— Завтра на блюдечке с золотой каёмочкой…
— Сам хочу эти проклятые бумаги взять… Сам… Понимаешь? Я ведь не генералом родился. Или думаешь, оперативник умер, всё?...
— Не думал… Юрь Василич, время, машина ждёт.
— Едем.
— …Спасибо, Галина Аркадьевна, вы нам очень помогли. Ещё раз, — огромное вам спасибо.
— Ну что вы так… Хоть бы чаю попили… мне даже неудобно как-то…
— Не переживайте, всё хорошо. Главное, берегите себя и Александра Фомича.
— Да куда уж там беречь… Доктора говорят, — теперь уж навсегда.
— Ну, доктора говорят одно, а жизнь, бывало, и другое.
— Может вам пирожков на дорожку?... Мама испекла…
— А вот от маминых пирожков отказываться грешно… Спасибо… да куда ж вы столько…
— Ничего, ехать-то вам далековато.
— Может, и вы с нами?
— Нет, я уж с мамой побуду, спасибо.
— Ну, тогда до свидания. Александру Фомичу поклон передавайте…
— Ну и сука ты, майор… какой талант пропадает… тебе бы в больших театрах представления давать…
— Тащ генерал, так ведь дело-то серьёзное… хвосты рубить надо сразу.
— Ну вот где ты этому научился, а?... Я не учил, Паша не учил… В школе тоже не учили.
— Учили, Юрь Василич… мама научила.
— Мама?!...
— Преподавала французский… с погружением…
— Ах вот оно как…
— Вот так, Юрь Василич… Поэтому генералом… не бывать мне генералом.
— Неужто разочаровался?
— Нет, Юрь Василич, что вы!... Просто вижу… всё вижу… куда катимся… в пропасть…
— Оригинально… А себя где видишь?
— Нигде. Я себя там вообще не вижу…
Окончание следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
8 июля
— Разрешите, тащ генерал?
— Ты зачем сюда притащился! Я что тебе приказал?
— Не приказали, а сказали, тащ генерал. Я в отпуске. Сами же выгоняли.
— Какая к чёрту разница! Русских слов уже не понимаешь?
— Oui, mon général, je ne comprends pas.
— Когда ты повзрослеешь…
— Так мне выйти и снова зайти?
— Сядь… Доложись.
— Познакомился с его матерью, моложавая вдова лет сорокавосьми–пятидесяти… Есть младший брат его бывшей… Вот, собственно, и всё.
— А документы?
— А документы в Москве.
— Где?... Почему я их не вижу?.. А я хочу их видеть. Зачем я тебя туда посылал!
— Тащ генерал, документы в Москве с конца июня.
— Что?... У кого?
— У Евдокимова Александра Фомича.
— У капитана Евдокимова?!... Ничего не понимаю…
— Сейчас поймёте…
— …Это Будрин… подготовьте приказ об отзыве майора Ставроцкого из отпуска в связи с оперативной необходимостью… Нет, Забродин здесь ни при чём, это моё личное распоряжение… Ну давай, рассказывай… Евдокимов опять в больнице.
— Позвоночник?
— Если бы… В Кащенко.
— Хорошие дела… Как его в школу взяли с таким диагнозом…
— Мужиков не хватает, берут кого попало… Ну что, майор, опять с женщиной общаться.
— Ну тащ генерал… ну сколько можно…
— Сколько нужно, Герман.
— Тошнит уже от чужих баб.
У генерала взлетели брови.
— Давно?
— Да ладно вам… ну честное слово… Пошлите молодого кого-нибудь, пусть практикуется… на кошках.
— Вопросы есть?
— Какие тут… блин…
— Кого в помощь?
— Никого, дело-то деликатное, один пойду.
— Давай, Герман, сделаешь и на рыбалку.
— Последний вопрос, тащ генерал… А… а давно Евдокимов лечится?
— С прошлого года.
— Нет, я имел ввиду, — когда сейчас прилёг?
— Не знаю. А тебе зачем?
— Ну в самом деле…
— …Пал Петрович, это генерал Будрин… Слуш, Паш, ты не знаешь, случаем, когда наш бывший сотрудник Евдокимов лёг в больницу?... точно?... Спасибо, Паш, не болей… Тринадцатого июня, почти сразу после окончания учебного года.
— Отлично!
— От чего отлично?
— От всего, тащ генерал!
— Чего ты развеселился?
— Так ведь нет у Евдокимова никаких документов!
— Как нет!... А ты что мне тут говорил?
— Простите, Юрь Василич, неточно выразился… Документы у жены Евдокимова, Маркус мог передать их только ей… À la pêche aux moules, moules, moules… Je n'veux plus y aller maman…
— Где ты этой дряни нахватался…
— Тащ генерал, это детская песенка, мне мама её пела когда-то. Перевести?
— Кыш отсюда, переводчик хренов, и без бумаг не возвращайся.
— Есть, тащ генерал! Не возвращаться!
9 июля
— Тащ генерал?...
— Заходи. Ну?...
— Пока вот… ничего.
— Та-ак… Майор, если ты пришёл сюда… с целью меня разозлить… то ты всё сделал правильно.
— Тащ генерал… Бумаги в деревне.
— В какой деревне, почему в деревне… Сколько можно меня завтраками кормить!...
— Галина Аркадьевна… ну, Евдокимова увезла их в дом родителей, под Калинином.
— Час от часу не легче… За каким хреном!...
— Маркус просил их спрятать.
— Хм… логично… Когда поедешь?
— Не раньше вечера пятницы, а лучше в субботу с утра.
— Почему не сегодня или хотя бы завтра?
— Евдокимова фельдшер в доме престарелых, два выходных. Не хочу привлекать внимание.
— Когда ж это всё закончится… Выпьешь со мной?
— Тащ генерал…
— Ну не могу я пить один!... Понимаешь?... никаких нервов же не хватает.
— Тащ генерал… Юрь Василич… поехали в Королёв, а?... С отцом познакомлю, на рыбалку смотаемся… Что вам стоит?... На три дня, даже на два можно… две ночёвки. Полноценный выходной.
— Среди недели?
— Давайте, я вам больничный сделаю, по блату.
— Ты так пошутил?
— Нет. У меня отец заведующий хирургическим отделением.
— Хочешь мне что-нибудь отчекрыжить, да?
— Ну зачем вы… что-нибудь пролечить… Как вам идея?
— А-а… поехали… когда ещё такой случай представится…
— …Алло, пап?… это я… Слушай, пап, тут такое дело…
— Герра, ты обещал!
— Опять?... Ну что я тебе обещал!
— Пестик подержать.
— …Герман, обещал?
— Было дело…
— Ничего, поправимо… Держи, Паша. Настоящий генеральский.
— Ух ты… а патроны можно?
— Паш, ты в кого стрелять собрался?
— Ни в кого, дядь Юра, просто…
— Запомни, брат, патроны нужны чтобы стрелять, «просто» они не нужны. Запомнил?
— Запомнил…
— Не кисни, настреляешься ещё, какие твои годы… Майор, у тебя мелкашка есть?
— У отца карабин.
— Жестковат…
— В принципе, двадцадка где-то завалялась. Если патроны есть, — можно по бутылкам пострелять. Подождите, щас узнаю… Нет, всё дома, и патронов давно нет, отец говорит, редко бывают в продаже.
— …Ну вот, опя-ать…
— Пашкет, не зуди.
— …Паш, даю честное генеральское слово! Найду патроны для ружья, и мы настреляемся до… До чего мы достреляемся?
— Не знаю, дядь Юр. А до чего вы достреливались, когда были маленький?
— О, Паша, это отдельная история.
— Расскажите, дядь Юр.
— А за удочками кто будет следить?
— Пусть Герра следит, ему всё равно делать нечего.
— …Ну Пашкет, ну ты даёшь… Ладно, послежу… всё равно больше делать нечего…
13 июля
— Товарищ генерал, может останетесь? Ну зачем вам тащиться в такую даль…
— Станешь генералом, поймёшь.
— Вряд ли…
— Вряд ли поймёшь?
— Завтра на блюдечке с золотой каёмочкой…
— Сам хочу эти проклятые бумаги взять… Сам… Понимаешь? Я ведь не генералом родился. Или думаешь, оперативник умер, всё?...
— Не думал… Юрь Василич, время, машина ждёт.
— Едем.
— …Спасибо, Галина Аркадьевна, вы нам очень помогли. Ещё раз, — огромное вам спасибо.
— Ну что вы так… Хоть бы чаю попили… мне даже неудобно как-то…
— Не переживайте, всё хорошо. Главное, берегите себя и Александра Фомича.
— Да куда уж там беречь… Доктора говорят, — теперь уж навсегда.
— Ну, доктора говорят одно, а жизнь, бывало, и другое.
— Может вам пирожков на дорожку?... Мама испекла…
— А вот от маминых пирожков отказываться грешно… Спасибо… да куда ж вы столько…
— Ничего, ехать-то вам далековато.
— Может, и вы с нами?
— Нет, я уж с мамой побуду, спасибо.
— Ну, тогда до свидания. Александру Фомичу поклон передавайте…
— Ну и сука ты, майор… какой талант пропадает… тебе бы в больших театрах представления давать…
— Тащ генерал, так ведь дело-то серьёзное… хвосты рубить надо сразу.
— Ну вот где ты этому научился, а?... Я не учил, Паша не учил… В школе тоже не учили.
— Учили, Юрь Василич… мама научила.
— Мама?!...
— Преподавала французский… с погружением…
— Ах вот оно как…
— Вот так, Юрь Василич… Поэтому генералом… не бывать мне генералом.
— Неужто разочаровался?
— Нет, Юрь Василич, что вы!... Просто вижу… всё вижу… куда катимся… в пропасть…
— Оригинально… А себя где видишь?
— Нигде. Я себя там вообще не вижу…
Окончание следует…
06.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Поворот все вдруг
— Так, пятилеток в середину, Нюшку на руки.
— Валь, ну что вы будете мотаться в такую даль!
— Ничего, пусть покатаются.
— Смотри, тебе видней…
— Виталий, ты скоро?
— Пару минут потерпите, масло проверю…
— Марина, приезжайте почаще. У нас круг общения маленький, и вы про нас забываете.
— Валя, редко в город выбираемся, Полина ещё маленькая.
— Ничего себе, маленькая! Это Танюшка наша маленькая, а в Новгороде уже побывала… Виталик фотографий наделал уйму, распечатать только вот не успел.
— Может лучше вы к нам?… Вам что — сели и приехали… Виталик водит хорошо.
— Десять лет за рулём… Видела бы ты его первую машину! Как она не разваливалась на ходу — одному Богу известно.
— В какой церкви Нюшу крестили?
— На подворье Валаамского монастыря.
— Там и окормляетесь?
— Я бы с радостью, да ездить далековато. Женя нормально переносит, а Таню на руках таскать туда да обратно — тяжело всё-таки.
— А Виталий?
— Он не всегда свободен. То работа, то с Антоном какие-то дела… Вот так и мотаемся без своего прихода.
— Устроится. Дочка подрастёт, — проще будет.
— Подрастёт, куда же ей деваться… Ну что ты, маленькая… тиш–тиш–тиш… спи, моя хорошая, мама рядом… Вы не думали?…
— Пока нет… Посмотрим.
— А что смотреть! Пока молодые… Ты не поверишь, сколько проблем с Женей решилось само собой с рождением Танюши! Я даже не ожидала. Правда говорят, что если бы погодками были, то повозиться бы пришлось.
— Это верно… У нас в школе много таких.
— Кто вам мешает! Только вы сами. Смотри, — какая помощница у тебя выросла, шестой год уже!
— …Полина, потерпи, сейчас Виталий заведёт, и поедем домой.
— …Ну что, дамы, не притомились?
— Поехали уж… Антон, выбивай свою трубку!
— Ну, друзья мои, настала пора прощаться. Надеюсь, вам было не только интересно, но и полезно, полезно для души. Думаю, что всё происходит так, как должно. Согласитесь, — подустали мы друг от друга. Вроде бы и не чужие уже, но и не близкие.
— Антон, а где Вы получили мастерскую?
— В старом фонде на Фурманова. Маленькая, но мне хватит, я не монументалист. Там даже укромное место есть для печатной машинки. На машинку, правда, я ещё не заработал. Но это вопрос времени.
— Думаете совмещать?
— …Полезное с приятным.
— Что для Вас полезное и приятное?
— Ты знаешь, Илья, я себе такой вопрос задавал. Получается, что и то, и другое. Начиналось всё по-разному… Скульптурой вполне осознанно я начал заниматься с десяти… двадцать шесть лет назад. До этого было просто удовольствие от процесса. А писанина изначально была своего рода отдушиной, этакая палочка–выручалочка. Потом втянулся, стал выстраивать… вырабатывать свой стиль.
— Уже выработали?
— Нет, конечно! Думаю, если суждено сделать что-то значительное в этой области, то идти придётся через смену стилей, степень погружения в автобиографию… Возвышение мотиваций.
— В литературе тоже?
— А что вы думали, друзья мои! Это часть нашей жизни. Напоследок хочу открыть вам секрет… Не шелестите, не стоит… Секрет в том, что никакого секрета нет. Я однажды цитировал, — цель оправдывает средства! Какова цель — таковы средства. Помнится, было множество попыток принизить, опошлить смысл этого выражения. Но при этом забывался основной принцип определения средств. Не то чтобы забывался, а ненавязчиво затушёвывался. И весь праведный гнев обрушивался на средства, дискредитируя тем самым идею мотивации как движущей силы душевной и духовной эволюции. Не в понимании Шри Ауробиндо, но эволюции отдельно взятой личности за короткий промежуток времени, называемый жизнью… Не мудрёно?
— Сказали бы такое два года назад, — мы бы уже спали.
— Вот видите!… А ведь я рос вместе с вами. Крестился недавно. Год назад мне подумать было об этом странно… У моего близкого родственника родилась дочурка, вторая. У нас договор: сколько времени я провожу с его детьми — столько времени он возит меня по моим делам.
— Пора Вам свою машину приобретать.
— Да как-то не получается. То нет денег, то денег нет. Да и дочки его мне по душе… На этом прекратим официальные дозволенные речи. А теперь — пить чай, кофе. И не вздумайте оставить на столе хоть маленький кусочек торта.
— Поехали.
— Тоха, что ему надо?
— Хм… интересно…
— Что?
— Тон твоего вопроса. Первый раз такой слышу по отношению к Эрнандо.
— У меня странное предчувствие…
— Странное?… или всё-таки другое?
— Что-то происходит… непонятное.
— Новый сюжет?
— Вот–вот! В самую точку… Тебя дожидаться?
— Не надо. Погуляю, зайду к Турчаниновым. Когда ещё увижу! Да и увижу ли.
— Как Ира, не в курсе?
— Мама с дядей хотели её наказать, нашли комнату в коммунальной квартире. Эрни вмешался, — будет жить на Петроградке в отдельной. Надеюсь, — не пропадёт девчонка, голова есть… надеюсь.
— Куда, в Голландию?
— Обломилась им Голландия. Светлана без дочери там не нужна, тем более с братом… Дворянские корни из России на западном рынке не котируются… В Германию.
— А там что, — родственники?
— Никого там нет, уезжают туристами с пустыми чемоданами… Бегут… из страны.
— Крысы.
— Не надо, Виталик, у нас разные поводы для недовольства. Они решили радикально… Социальная хирургия.
— В Лёшкином стиле.
— Я тоже так думаю. Хотя сначала подозревал Светлану… Виталий, если Ира обратится за помощью — не отказывай, пожалуйста, ради меня.
— Прикипел?
— Я уж и не знаю… Раздвоение личности… хочется быть в трёх местах одновременно.
— Какое третье?
— Рядом с Соней… Иногда появляется почти неуловимое чувство, что я действительно там, с ней… Смотрю оттуда на самого себя и киваю, — живи, мол, дальше, но и нас не забывай…
— Тоха, давай сменим тему… Что-то аж мороз по коже.
— Настроение какое-то… похоронное… кто-то умирает, кто-то уезжает. И мы с ними уезжаем и умираем.
— Тоха, прошу!…
— …Высади на канале, пройдусь пешком.
— Когда появишься?
— Позвоню… если повезёт.
— Ни пуха.
— Антон Георгиевич! Рад тебя видеть, проходи. По коньячку?
— Вино закончилось?
— Антон… Сейчас ко мне придёт человек из очень влиятельной организации. Нужный нам человек. Очень хочет познакомиться.
— И только?
— Возможно, у него есть к тебе предложение.
— Какого рода?
— Среднего. Шучу!… Не знаю. Это будет между вами.
— Познакомимся, чего ж не познакомиться.
— Прими в качестве пожелания, — для меня очень важен положительный результат вашей беседы.
— В наёмные убийцы не пойду.
— Да ну тебя с твоими шуточками… Никто тебе такое предлагать не станет. Думаешь, у них может быть недобор? Никогда в такое не поверю.
— Да уж… Когда он появится?
— С минуты на минуту.
— Лимон есть?
— Красная смородина.
— Оригинально.
— Проверял — лучше, чем с лимоном.
— Наливай.
— Геннадий Юрьевич, здравствуйте, проходите… Уже здесь… Как Вы сказали… Что Вы, можно без церемоний… В комнате… Схожу в магазин, пополню запасы… Да, конечно…
— Здравствуйте… Геннадий Юрьевич.
— Антон.
— По отчеству?
— Пусть буду Георгиевич.
— Шутить изволите?
— Мне бы у Вас поучиться.
— То есть?
— Вы же знаете моё отчество, так что не будем устраивать театр.
— Достойное заявление, вполне в Вашем стиле.
— Вы пришли ко мне, правила диктую я. Это, надеюсь, понятно?
— Я пришёл к Эрнандо Всеволодовичу.
— Я могу привести его обратно, вы мило побеседуете, а я поеду по своим делам.
— К Турчаниновым.
— А говорили, что Эрни не стукач.
— Вы слишком претенциозно всё воспринимаете.
— Что поделать! Я не сторонник объективного подхода к личности.
— Я тоже. Поэтому пришёл я, а не кто-нибудь другой.
— В каком Вы звании?
— Разве это важно?
— Любопытствую я.
— Майор.
— Ну-с, майор Геннадий… Юрьевич, я Вас слушаю.
— Я бы и сам с удовольствием послушал.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой. Владимир в горнице высокой с дружиной пировал своей». Продолжать?
— Как пошло. Не Ваш стиль.
— Вы первый человек оттуда, с которым я встречаюсь в жизни. Растерялся!
— Давайте к делу.
— Вот это по-нашему! Вы чем будете закусывать, — красной смородиной или по-старому, занюхивать рукавом? Только без пафоса, пожалуйста. Не люблю я этого.
— С некоторых пор мы стали испытать своего рода потребность в специалистах Вашего направления.
— Майор!…
— Геннадий Юрьевич.
— Как скажете… Зачем же так! Не копеечное, вроде, мероприятие, а начинаете с вранья. Нехорошо.
— Что Вы имеете в виду?
— Якова Блюмкина.
— Ну, это было давно.
— Вы хотите сказать, что с тех пор вы ничего не предпринимали в этом направлении?
— В целом, — да, Вы правы. Но это совсем другое подразделение, со своими задачами и довольно-таки узким перечнем… э-э… услуг.
— Ищите своих блюмкиных, я-то вам каким боком!
— Нам нужны разные, не только такие как он.
— Хорошо, попробуем иначе… У меня нет ничего, что я мог бы вам предложить.
— Или не хотите?
— Поймите меня правильно, — у меня работа, семья, увлечения. Вы в этом списке до сегодняшнего дня не значились.
— Возможно. Бывает, что список заканчивается неким пунктом со значением Икс.
— Есть такой. Но это не по Вашей части.
— Как знать… Вы хороший имитатор. Лучший из тех, кого я встречал в своей жизни.
— Спасибо, приятно слышать, честное слово.
— В этом качестве Вы можете принести огромную пользу.
— Товарищ майор, Вы настолько уверенно себя чувствуете? Я ведь имитатор, как Вы изволили выразиться.
— Неужто угрожаете!
— Вы меня неправильно поняли… Или я неточно выразился… Пользу кому?… людям? Приношу, сколько могу. Государству?… а если власть поменяется? Что будет со мной, с моей семьёй! Вы обо мне позаботитесь?…
— Почему бы и нет?
— Вот, майор, опять неверный посыл. Кто Вас направил?… «и нет…» На нет и суда нет.
— Вы отказываетесь обсуждать наше предложение?
— Я его ещё не слышал… Остаётесь только Вы… Скажите, майор, с вами можно быть партнёром?
— Конечно!
— Я с Вас трещу! Сами-то себе верите? Я, например, не верю. И ни один здравомыслящий человек не поверит.
— Потому что Вы не представляете масштабов и перспектив, которые могут перед Вами открыться. Да выполнение одного серьёзного задания решит все ваши финансовые проблемы! Купите «Вольво» последней модели…
— Ну, Эрни, ну молодец!… Браво!
— У нас много источников. Если бы мы основывались только на его информации, то меня бы здесь могло и не быть.
— Вы сказали про «открывающиеся перспективы». Кто их открывает?… опять вы? А если правая нога вашего начальства вздумает их закрыть вместе со мной?
— Всё в Ваших руках.
— Ой ли?… Нет, и ещё раз нет.
— Опрометчиво с Вашей стороны.
— Я устал. И от Вас тоже… Скажу честно, — приди Вы ко мне четыре года назад, я бы и пяти минут не думал. А сейчас — увольте.
— Уволить не трудно. Принимают не каждого. Вам оказывается честь и доверие, а Вы пренебрегаете.
— Про честь не надо. Да и про доверие тоже. Если я Эрнандо уже доверять не смогу, то вам не смогу по определению. Ищите себе блюмкиных, горных, руцких. Кашпировского вы себе уже нашли. Что вам ещё! Весь мир хотите?… а он вас?…
— Жаль, что разговор не получился, искренне жаль.
— Не переигрывайте. Наверняка у вас в рукаве полная колода таких как я. Не стоит близко всё принимать. Да Вы и не можете, Вам по службе не полагается.
— Значит всё-таки нет?
— Без вариантов. Вне вашей конторы — всегда к Вашим услугам. В структуре — никогда… Как Вы вообще могли подумать, что я пойду на поводу!
— Были сведения. Ваши поездки в Среднюю Азию…
— Там была другая жизнь. Считайте, что Вам она приснилась. И я был совершенно другим человеком, постарайтесь это понять.
— Я понимаю… Что ж, приятно было познакомиться. Прощайте.
— Прощайте, майор.
Продолжение следует...
Поворот все вдруг
— Так, пятилеток в середину, Нюшку на руки.
— Валь, ну что вы будете мотаться в такую даль!
— Ничего, пусть покатаются.
— Смотри, тебе видней…
— Виталий, ты скоро?
— Пару минут потерпите, масло проверю…
— Марина, приезжайте почаще. У нас круг общения маленький, и вы про нас забываете.
— Валя, редко в город выбираемся, Полина ещё маленькая.
— Ничего себе, маленькая! Это Танюшка наша маленькая, а в Новгороде уже побывала… Виталик фотографий наделал уйму, распечатать только вот не успел.
— Может лучше вы к нам?… Вам что — сели и приехали… Виталик водит хорошо.
— Десять лет за рулём… Видела бы ты его первую машину! Как она не разваливалась на ходу — одному Богу известно.
— В какой церкви Нюшу крестили?
— На подворье Валаамского монастыря.
— Там и окормляетесь?
— Я бы с радостью, да ездить далековато. Женя нормально переносит, а Таню на руках таскать туда да обратно — тяжело всё-таки.
— А Виталий?
— Он не всегда свободен. То работа, то с Антоном какие-то дела… Вот так и мотаемся без своего прихода.
— Устроится. Дочка подрастёт, — проще будет.
— Подрастёт, куда же ей деваться… Ну что ты, маленькая… тиш–тиш–тиш… спи, моя хорошая, мама рядом… Вы не думали?…
— Пока нет… Посмотрим.
— А что смотреть! Пока молодые… Ты не поверишь, сколько проблем с Женей решилось само собой с рождением Танюши! Я даже не ожидала. Правда говорят, что если бы погодками были, то повозиться бы пришлось.
— Это верно… У нас в школе много таких.
— Кто вам мешает! Только вы сами. Смотри, — какая помощница у тебя выросла, шестой год уже!
— …Полина, потерпи, сейчас Виталий заведёт, и поедем домой.
— …Ну что, дамы, не притомились?
— Поехали уж… Антон, выбивай свою трубку!
— Ну, друзья мои, настала пора прощаться. Надеюсь, вам было не только интересно, но и полезно, полезно для души. Думаю, что всё происходит так, как должно. Согласитесь, — подустали мы друг от друга. Вроде бы и не чужие уже, но и не близкие.
— Антон, а где Вы получили мастерскую?
— В старом фонде на Фурманова. Маленькая, но мне хватит, я не монументалист. Там даже укромное место есть для печатной машинки. На машинку, правда, я ещё не заработал. Но это вопрос времени.
— Думаете совмещать?
— …Полезное с приятным.
— Что для Вас полезное и приятное?
— Ты знаешь, Илья, я себе такой вопрос задавал. Получается, что и то, и другое. Начиналось всё по-разному… Скульптурой вполне осознанно я начал заниматься с десяти… двадцать шесть лет назад. До этого было просто удовольствие от процесса. А писанина изначально была своего рода отдушиной, этакая палочка–выручалочка. Потом втянулся, стал выстраивать… вырабатывать свой стиль.
— Уже выработали?
— Нет, конечно! Думаю, если суждено сделать что-то значительное в этой области, то идти придётся через смену стилей, степень погружения в автобиографию… Возвышение мотиваций.
— В литературе тоже?
— А что вы думали, друзья мои! Это часть нашей жизни. Напоследок хочу открыть вам секрет… Не шелестите, не стоит… Секрет в том, что никакого секрета нет. Я однажды цитировал, — цель оправдывает средства! Какова цель — таковы средства. Помнится, было множество попыток принизить, опошлить смысл этого выражения. Но при этом забывался основной принцип определения средств. Не то чтобы забывался, а ненавязчиво затушёвывался. И весь праведный гнев обрушивался на средства, дискредитируя тем самым идею мотивации как движущей силы душевной и духовной эволюции. Не в понимании Шри Ауробиндо, но эволюции отдельно взятой личности за короткий промежуток времени, называемый жизнью… Не мудрёно?
— Сказали бы такое два года назад, — мы бы уже спали.
— Вот видите!… А ведь я рос вместе с вами. Крестился недавно. Год назад мне подумать было об этом странно… У моего близкого родственника родилась дочурка, вторая. У нас договор: сколько времени я провожу с его детьми — столько времени он возит меня по моим делам.
— Пора Вам свою машину приобретать.
— Да как-то не получается. То нет денег, то денег нет. Да и дочки его мне по душе… На этом прекратим официальные дозволенные речи. А теперь — пить чай, кофе. И не вздумайте оставить на столе хоть маленький кусочек торта.
— Поехали.
— Тоха, что ему надо?
— Хм… интересно…
— Что?
— Тон твоего вопроса. Первый раз такой слышу по отношению к Эрнандо.
— У меня странное предчувствие…
— Странное?… или всё-таки другое?
— Что-то происходит… непонятное.
— Новый сюжет?
— Вот–вот! В самую точку… Тебя дожидаться?
— Не надо. Погуляю, зайду к Турчаниновым. Когда ещё увижу! Да и увижу ли.
— Как Ира, не в курсе?
— Мама с дядей хотели её наказать, нашли комнату в коммунальной квартире. Эрни вмешался, — будет жить на Петроградке в отдельной. Надеюсь, — не пропадёт девчонка, голова есть… надеюсь.
— Куда, в Голландию?
— Обломилась им Голландия. Светлана без дочери там не нужна, тем более с братом… Дворянские корни из России на западном рынке не котируются… В Германию.
— А там что, — родственники?
— Никого там нет, уезжают туристами с пустыми чемоданами… Бегут… из страны.
— Крысы.
— Не надо, Виталик, у нас разные поводы для недовольства. Они решили радикально… Социальная хирургия.
— В Лёшкином стиле.
— Я тоже так думаю. Хотя сначала подозревал Светлану… Виталий, если Ира обратится за помощью — не отказывай, пожалуйста, ради меня.
— Прикипел?
— Я уж и не знаю… Раздвоение личности… хочется быть в трёх местах одновременно.
— Какое третье?
— Рядом с Соней… Иногда появляется почти неуловимое чувство, что я действительно там, с ней… Смотрю оттуда на самого себя и киваю, — живи, мол, дальше, но и нас не забывай…
— Тоха, давай сменим тему… Что-то аж мороз по коже.
— Настроение какое-то… похоронное… кто-то умирает, кто-то уезжает. И мы с ними уезжаем и умираем.
— Тоха, прошу!…
— …Высади на канале, пройдусь пешком.
— Когда появишься?
— Позвоню… если повезёт.
— Ни пуха.
— Антон Георгиевич! Рад тебя видеть, проходи. По коньячку?
— Вино закончилось?
— Антон… Сейчас ко мне придёт человек из очень влиятельной организации. Нужный нам человек. Очень хочет познакомиться.
— И только?
— Возможно, у него есть к тебе предложение.
— Какого рода?
— Среднего. Шучу!… Не знаю. Это будет между вами.
— Познакомимся, чего ж не познакомиться.
— Прими в качестве пожелания, — для меня очень важен положительный результат вашей беседы.
— В наёмные убийцы не пойду.
— Да ну тебя с твоими шуточками… Никто тебе такое предлагать не станет. Думаешь, у них может быть недобор? Никогда в такое не поверю.
— Да уж… Когда он появится?
— С минуты на минуту.
— Лимон есть?
— Красная смородина.
— Оригинально.
— Проверял — лучше, чем с лимоном.
— Наливай.
— Геннадий Юрьевич, здравствуйте, проходите… Уже здесь… Как Вы сказали… Что Вы, можно без церемоний… В комнате… Схожу в магазин, пополню запасы… Да, конечно…
— Здравствуйте… Геннадий Юрьевич.
— Антон.
— По отчеству?
— Пусть буду Георгиевич.
— Шутить изволите?
— Мне бы у Вас поучиться.
— То есть?
— Вы же знаете моё отчество, так что не будем устраивать театр.
— Достойное заявление, вполне в Вашем стиле.
— Вы пришли ко мне, правила диктую я. Это, надеюсь, понятно?
— Я пришёл к Эрнандо Всеволодовичу.
— Я могу привести его обратно, вы мило побеседуете, а я поеду по своим делам.
— К Турчаниновым.
— А говорили, что Эрни не стукач.
— Вы слишком претенциозно всё воспринимаете.
— Что поделать! Я не сторонник объективного подхода к личности.
— Я тоже. Поэтому пришёл я, а не кто-нибудь другой.
— В каком Вы звании?
— Разве это важно?
— Любопытствую я.
— Майор.
— Ну-с, майор Геннадий… Юрьевич, я Вас слушаю.
— Я бы и сам с удовольствием послушал.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой. Владимир в горнице высокой с дружиной пировал своей». Продолжать?
— Как пошло. Не Ваш стиль.
— Вы первый человек оттуда, с которым я встречаюсь в жизни. Растерялся!
— Давайте к делу.
— Вот это по-нашему! Вы чем будете закусывать, — красной смородиной или по-старому, занюхивать рукавом? Только без пафоса, пожалуйста. Не люблю я этого.
— С некоторых пор мы стали испытать своего рода потребность в специалистах Вашего направления.
— Майор!…
— Геннадий Юрьевич.
— Как скажете… Зачем же так! Не копеечное, вроде, мероприятие, а начинаете с вранья. Нехорошо.
— Что Вы имеете в виду?
— Якова Блюмкина.
— Ну, это было давно.
— Вы хотите сказать, что с тех пор вы ничего не предпринимали в этом направлении?
— В целом, — да, Вы правы. Но это совсем другое подразделение, со своими задачами и довольно-таки узким перечнем… э-э… услуг.
— Ищите своих блюмкиных, я-то вам каким боком!
— Нам нужны разные, не только такие как он.
— Хорошо, попробуем иначе… У меня нет ничего, что я мог бы вам предложить.
— Или не хотите?
— Поймите меня правильно, — у меня работа, семья, увлечения. Вы в этом списке до сегодняшнего дня не значились.
— Возможно. Бывает, что список заканчивается неким пунктом со значением Икс.
— Есть такой. Но это не по Вашей части.
— Как знать… Вы хороший имитатор. Лучший из тех, кого я встречал в своей жизни.
— Спасибо, приятно слышать, честное слово.
— В этом качестве Вы можете принести огромную пользу.
— Товарищ майор, Вы настолько уверенно себя чувствуете? Я ведь имитатор, как Вы изволили выразиться.
— Неужто угрожаете!
— Вы меня неправильно поняли… Или я неточно выразился… Пользу кому?… людям? Приношу, сколько могу. Государству?… а если власть поменяется? Что будет со мной, с моей семьёй! Вы обо мне позаботитесь?…
— Почему бы и нет?
— Вот, майор, опять неверный посыл. Кто Вас направил?… «и нет…» На нет и суда нет.
— Вы отказываетесь обсуждать наше предложение?
— Я его ещё не слышал… Остаётесь только Вы… Скажите, майор, с вами можно быть партнёром?
— Конечно!
— Я с Вас трещу! Сами-то себе верите? Я, например, не верю. И ни один здравомыслящий человек не поверит.
— Потому что Вы не представляете масштабов и перспектив, которые могут перед Вами открыться. Да выполнение одного серьёзного задания решит все ваши финансовые проблемы! Купите «Вольво» последней модели…
— Ну, Эрни, ну молодец!… Браво!
— У нас много источников. Если бы мы основывались только на его информации, то меня бы здесь могло и не быть.
— Вы сказали про «открывающиеся перспективы». Кто их открывает?… опять вы? А если правая нога вашего начальства вздумает их закрыть вместе со мной?
— Всё в Ваших руках.
— Ой ли?… Нет, и ещё раз нет.
— Опрометчиво с Вашей стороны.
— Я устал. И от Вас тоже… Скажу честно, — приди Вы ко мне четыре года назад, я бы и пяти минут не думал. А сейчас — увольте.
— Уволить не трудно. Принимают не каждого. Вам оказывается честь и доверие, а Вы пренебрегаете.
— Про честь не надо. Да и про доверие тоже. Если я Эрнандо уже доверять не смогу, то вам не смогу по определению. Ищите себе блюмкиных, горных, руцких. Кашпировского вы себе уже нашли. Что вам ещё! Весь мир хотите?… а он вас?…
— Жаль, что разговор не получился, искренне жаль.
— Не переигрывайте. Наверняка у вас в рукаве полная колода таких как я. Не стоит близко всё принимать. Да Вы и не можете, Вам по службе не полагается.
— Значит всё-таки нет?
— Без вариантов. Вне вашей конторы — всегда к Вашим услугам. В структуре — никогда… Как Вы вообще могли подумать, что я пойду на поводу!
— Были сведения. Ваши поездки в Среднюю Азию…
— Там была другая жизнь. Считайте, что Вам она приснилась. И я был совершенно другим человеком, постарайтесь это понять.
— Я понимаю… Что ж, приятно было познакомиться. Прощайте.
— Прощайте, майор.
Продолжение следует...
26.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Рассветный полдень
— Всем встать! Поприветствуем командира.
— Амир…
— …Кто не знает, — Антон, он же северянин, он же Амба. Повторить?
— Два раза.
— Отлично… А теперь, Антон, слушай и запоминай… Боба и Марата не представляю, — вы уже знакомы. Снайпер и второй номер… Василий, Вася Саушкин.
— Я Амба? Да рядом с ним я дворняжкой выгляжу!
— Ничего, мы ему прозвище соответствующее подберём… Казимир Войцеховский, подрывник. Зовём на татарский манер, — Казим… И — звезда нашего кордебалета — Мишель Виджасингх. Поставщик, отчасти спонсор, а так же подрывник.
— У меня на языке вертится вопрос. Даже не один… Где ты их насобирал?
— Казим украинец, Мишель приехал из Индии, Пондишери.
— Фамилия мне понятна, а вот имя…
— …Штат Пондишери — бывшая французская колония.
— А как здесь появился!
— О, это очень длинная история. Я учился в Ленинграде.
— Вот нелёгкая сюда занесла…
— В отличие от тебя, командир, я здесь по долгу службы. Скажи спасибо человеку, с которым ты разговаривал два дня назад.
— Опять Керим–ака…
— Очень мудрый человек. И очень хитрый, если ты меня понимаешь. Почти как Змей.
— Кто?!…
— Полковник.
— Амир, я тебя поздравляю.
— …Иди ты…
— Мишель, значит, ты спонсор. Что это за слово?
— Контрабанда… Когда посмотришь, что доставил — поймёшь.
— Хорошо… Амир, когда смотрины?
— Хоть сейчас. Завтра во второй половине дня выдвигаемся в сторону Ангрена на двух машинах. В этот раз никаких автобусов.
— Где возьмём вторую?
— Вторую поведёт Владислав, муж Лейлы. Я не стал его сегодня дёргать, — он с нами не пойдёт.
— Хорошо… Вам известно, по какому принципу собиралась команда?
— Антон, все знают. У Мишеля двое детей.
— …Дочка Миллисент и сын Чандра.
— Какого хрена!…
— Командир, я на службе. Моё начальство заинтересовано в этой операции. Учимся, так сказать, где можем.
— Дурдом… Где снаряжение?
— На исполкомовском складе.
— Ну Амир… ты даёшь…
— Спокойно, в него кроме меня и Марата доступа никому нет. Оттуда будем загружаться.
— Дело ваше— Василь, возьми ключи и дуйте с Казимом ко мне. В машине всем не уместиться.
— Считай, что мы там.
— Поехали?…
— Самое основное, без чего наша экскурсия не будет иметь смысла, — Си-4 , тридцать килограммов.
— Ничего себе…
— Дальше… радиоуправляемые взрыватели. Не американские конечно, но вполне надёжные. Мы провели выборочную проверку… Теперь смотри… Компактные рюкзаки с поясным креплением как у станков. Вместимость — пять кг Си-4 и сухой паёк на сутки.
— К чему это излишество?
— От станков избавимся за пару километров до последней стоянки. Дальше налегке.
— Умно… Меня интересуют стволы.
— …Мишель, покажи.
— ВСС «Винторез». Последняя советская разработка. Этой винтовки даже на вооружении ещё нет. Оцените… Коллиматорный и ночной прицелы, с пятиста метров пробивает двухмиллиметровую сталь. Без снаряжения меньше трёх килограммов. Магазины по двадцать патронов, заряжаются прямо из обоймы.
— Это как!
— Смотри… Аналогов в мире нет… Идём дальше… Пистолет Стечкина… Основное преимущество — в магазине те же двадцать патронов. Надеюсь, — не пригодятся. Но должны быть у каждого.
— Мне с пистолетом на амбразуры! Ты что, смеёшься?
— Командир, у меня дети. Иди сюда… Так называемый «Вал». Из той же серии, что и ВСС, но более практичный в ближнем бою. Ну и конечно без снайперских наворотов. Прицельность, соответственно, ниже. Но вам она не нужна. Зато в отличие от винтовки стреляет очередями. Глушитель как у «Винтореза».
— Какая скорость у «Винтореза»?
— Неплохая, я бы даже сказал, — хорошая. Меньше секунды.
— Как ты всё добыл!
— Керим–ака. Я помог со средствами. Американские доллары даже у вас двери открывают.
— Жму руку.
— Спасибо, командир. Я говорил, — у меня дети.
— Мишель, как будем уходить, если станки бросаем?
— Думал, ты забыл… Вот это просто шедевр! Я всегда буду восхищаться русской смекалкой… и русскими женщинами… Складной станок, разработка Амира и Василия. Объём шестьдесят, полезный литров сорок. Нам больше не надо. Рамы изготовлены там же в Туле, совершенно бесплатно. Шили здесь.
— У меня просто нет слов.
— Есть ещё один сюрприз, по питанию. Надеюсь, останешься доволен. В этот раз никакой картошки и тушёнки–сгущёнки.
— Всё. Ты меня убил.
— Для себя стараюсь, командир.
— Не знаю, как тебя и благодарить.
— Приведи нас обратно живыми.
— Слава, Слав, побереги себя.
— …Сестра, не волнуйся, — переночует и на свежую голову домой.
— Тоша, дай тебя поцеловать на прощанье.
— Я вернусь, обещаю. Я ещё дочку вашу не видел. Привет Любаньке от дядьки передавай… Всё, Лейла, мы в пути.
— Антон, когда за вами?
— Две недели твои. Приедешь раньше, — тоже неплохо, нам ждать не придётся.
— Приеду.
— Лейла будет волноваться.
— За меня-то? Я в поле не иду. Со стариком шиш–беш погоняем.
— Если не любишь проигрывать — лучше не садись.
— Мне нравится сам процесс.
— Поиграем?
— С удовольствием. Наберём винища — и вперёд, часа на три–четыре.
— Ага. Пока не упадём.
— Точно. Ох и влетит нам от жены.
— Пусть влетает, я согласен. Помню, как-то Соня… Извини…
— Я понимаю.
— Влад, давай лучше помолчим, потому что нихрена ты не понимаешь. И лучше бы тебе никогда этого не понять.
— Прости…
— Знакомая переправа…
— Туда на двоих, обратно на одной.
— Не думал, что так тяжко будет это видеть.
— Почему?
— Я… сюда провожала Соня, отсюда ждала Соня… Я с каждым шагом произносил её имя… Господи… сколько же ещё… Амир, мне некуда возвращаться. И незачем. Не хочу. Что будет — то будет.
— Есть куда, Амба. Я не хотел говорить до выхода в горы. Мы нашли водителя.
— Когда?!
— В тот же день.
— Почему?!…
— Чтоб у тебя был стимул.
— Где он сейчас, в милиции?
— До милиции дело доводить не будем. Решим сами.
— А если не вернёмся?
— Тогда закончит Дамир.
— Спасибо, брат. Я никогда этого не забуду.
— Брат, говоришь? Пусть буду брат.
— И даже не поспоришь?
— А лень мне что-то… Орлы, две минуты на сборы!
— Участок с виду простой. Десять градусов, тягун, троп никаких. Люди там отродясь не ходили. Ни кустов, ни воды. Сложность четыре–пять. Потом относительно легче. Небольшие перепады. Туда идём — не оглядываемся. На обратном пути, то есть второй раз, — придётся включить обзор триста шестьдесят градусов. Местность открытая, спрятаться негде. В общем-то, если нас обнаружат, то прятаться будет уже бесполезно. Два часа такого удовольствия, не меньше.
— Амир, если всё пойдёт по плану, — здесь искать будут в последнюю очередь. К этому времени уже будем на подходе к долине.
— …А если не по плану?
— По-любому прорываться. Тут уже придётся полагаться только на удачу.
— …Сложный участок от плато до шоссе, примерно половина пути. По карте не понять. Предполагаемая сложность два, не меньше.
— Заши-ибись.
— У нас будет фора. Мы пройдём два раза, туда и обратно. Примечайте всё, что может оказаться полезным.
— И бесполезным тоже. Всяко быват.
— Верно… Задача ясна?… Тогда вперёд. Следующий привал через два часа.
— С возвращением, сынки!
— Спасибо, Керим–ака.
— Как вы?
— Лучше бывает только в кино.
— …Антон, что с глазами?
— Не знаю, пыль, наверно.
— Пыль, говоришь? Вы не в пустыне были… Марат, галазолин командиру, быстро!… Сейчас закапаем, пройдёт… Это солнце… Марат, поезжай в Ангрен. Нужны солнцезащитные очки… Так нельзя.
— …Да знаю я, Керим–ака. Думал, — обойдётся.
— Эх, молодёжь, совсем головой не думаете.
— Не рассчитали маленько. Я виноват.
— Зятю твоему надо выговор сделать. Уж ему-то непростительно.
— Нельзя всего предусмотреть.
— Вы обязаны. Понял?
— Понял… Спасибо.
— Иди в сад, будем ужинать.
— Итак, ребята, слушайте внимательно. Это последняя дневная стоянка. Значит, никаких инструкций и обсуждений больше не будет. Всё, что скажу, вы уже слышали. Но, повторяю, больше никаких разговоров, — только команды и сигналы… Машина выходит ровно через час после прибытия. Прошу учесть психологический момент: после закрытия створов охрана расслабляется. В это время производим закладку. На всё полчаса, не больше.
— Командир, в запасе будет ещё минут пятнадцать до исходной.
— Не будет. У них тоже часы есть. Эти минуты нам будут нужны для выхода на позиции. Перед выездом машины караул начинает смотреть во все глаза. Следовательно, никакой движухи быть не должно. Понятно?
— Да, командир.
— Если закладка пройдёт тихо, ты, Боб, выходишь сюда. Угол градусов пятнадцать. Больше нельзя, — уменьшится возможность для второго выстрела. Марат и Казим по обе стороны дороги дальше на сто пятьдесят. Если у Роберта не получится, — машину придётся гасить любым способом… Мишель, на тебе фейерверк.
— Не подведу.
— После въезда машины поставь на снаряжение час пятнадцать. Это их отвлечёт. Тогда у нас появится дополнительная фора. Правда, лучше на неё не рассчитывать. Хотя я бы купился на раз–два. Опять же… начнут гореть спальники, — могут догадаться.
— Пусть догадываются. Когда шарахнет, им не до них будет.
— В СБ не дураки служат.
— Если в прошлом году вас прошляпили, то и сейчас уйдём.
— …Командир, вы Чаткал по верху прошли?
— Было дело.
— Детям расскажу.
— Если до пенсии доживёшь. Понял?
— Да уж…
— Ну братцы, с Богом…
Продолжение следует…
Рассветный полдень
— Всем встать! Поприветствуем командира.
— Амир…
— …Кто не знает, — Антон, он же северянин, он же Амба. Повторить?
— Два раза.
— Отлично… А теперь, Антон, слушай и запоминай… Боба и Марата не представляю, — вы уже знакомы. Снайпер и второй номер… Василий, Вася Саушкин.
— Я Амба? Да рядом с ним я дворняжкой выгляжу!
— Ничего, мы ему прозвище соответствующее подберём… Казимир Войцеховский, подрывник. Зовём на татарский манер, — Казим… И — звезда нашего кордебалета — Мишель Виджасингх. Поставщик, отчасти спонсор, а так же подрывник.
— У меня на языке вертится вопрос. Даже не один… Где ты их насобирал?
— Казим украинец, Мишель приехал из Индии, Пондишери.
— Фамилия мне понятна, а вот имя…
— …Штат Пондишери — бывшая французская колония.
— А как здесь появился!
— О, это очень длинная история. Я учился в Ленинграде.
— Вот нелёгкая сюда занесла…
— В отличие от тебя, командир, я здесь по долгу службы. Скажи спасибо человеку, с которым ты разговаривал два дня назад.
— Опять Керим–ака…
— Очень мудрый человек. И очень хитрый, если ты меня понимаешь. Почти как Змей.
— Кто?!…
— Полковник.
— Амир, я тебя поздравляю.
— …Иди ты…
— Мишель, значит, ты спонсор. Что это за слово?
— Контрабанда… Когда посмотришь, что доставил — поймёшь.
— Хорошо… Амир, когда смотрины?
— Хоть сейчас. Завтра во второй половине дня выдвигаемся в сторону Ангрена на двух машинах. В этот раз никаких автобусов.
— Где возьмём вторую?
— Вторую поведёт Владислав, муж Лейлы. Я не стал его сегодня дёргать, — он с нами не пойдёт.
— Хорошо… Вам известно, по какому принципу собиралась команда?
— Антон, все знают. У Мишеля двое детей.
— …Дочка Миллисент и сын Чандра.
— Какого хрена!…
— Командир, я на службе. Моё начальство заинтересовано в этой операции. Учимся, так сказать, где можем.
— Дурдом… Где снаряжение?
— На исполкомовском складе.
— Ну Амир… ты даёшь…
— Спокойно, в него кроме меня и Марата доступа никому нет. Оттуда будем загружаться.
— Дело ваше— Василь, возьми ключи и дуйте с Казимом ко мне. В машине всем не уместиться.
— Считай, что мы там.
— Поехали?…
— Самое основное, без чего наша экскурсия не будет иметь смысла, — Си-4 , тридцать килограммов.
— Ничего себе…
— Дальше… радиоуправляемые взрыватели. Не американские конечно, но вполне надёжные. Мы провели выборочную проверку… Теперь смотри… Компактные рюкзаки с поясным креплением как у станков. Вместимость — пять кг Си-4 и сухой паёк на сутки.
— К чему это излишество?
— От станков избавимся за пару километров до последней стоянки. Дальше налегке.
— Умно… Меня интересуют стволы.
— …Мишель, покажи.
— ВСС «Винторез». Последняя советская разработка. Этой винтовки даже на вооружении ещё нет. Оцените… Коллиматорный и ночной прицелы, с пятиста метров пробивает двухмиллиметровую сталь. Без снаряжения меньше трёх килограммов. Магазины по двадцать патронов, заряжаются прямо из обоймы.
— Это как!
— Смотри… Аналогов в мире нет… Идём дальше… Пистолет Стечкина… Основное преимущество — в магазине те же двадцать патронов. Надеюсь, — не пригодятся. Но должны быть у каждого.
— Мне с пистолетом на амбразуры! Ты что, смеёшься?
— Командир, у меня дети. Иди сюда… Так называемый «Вал». Из той же серии, что и ВСС, но более практичный в ближнем бою. Ну и конечно без снайперских наворотов. Прицельность, соответственно, ниже. Но вам она не нужна. Зато в отличие от винтовки стреляет очередями. Глушитель как у «Винтореза».
— Какая скорость у «Винтореза»?
— Неплохая, я бы даже сказал, — хорошая. Меньше секунды.
— Как ты всё добыл!
— Керим–ака. Я помог со средствами. Американские доллары даже у вас двери открывают.
— Жму руку.
— Спасибо, командир. Я говорил, — у меня дети.
— Мишель, как будем уходить, если станки бросаем?
— Думал, ты забыл… Вот это просто шедевр! Я всегда буду восхищаться русской смекалкой… и русскими женщинами… Складной станок, разработка Амира и Василия. Объём шестьдесят, полезный литров сорок. Нам больше не надо. Рамы изготовлены там же в Туле, совершенно бесплатно. Шили здесь.
— У меня просто нет слов.
— Есть ещё один сюрприз, по питанию. Надеюсь, останешься доволен. В этот раз никакой картошки и тушёнки–сгущёнки.
— Всё. Ты меня убил.
— Для себя стараюсь, командир.
— Не знаю, как тебя и благодарить.
— Приведи нас обратно живыми.
— Слава, Слав, побереги себя.
— …Сестра, не волнуйся, — переночует и на свежую голову домой.
— Тоша, дай тебя поцеловать на прощанье.
— Я вернусь, обещаю. Я ещё дочку вашу не видел. Привет Любаньке от дядьки передавай… Всё, Лейла, мы в пути.
— Антон, когда за вами?
— Две недели твои. Приедешь раньше, — тоже неплохо, нам ждать не придётся.
— Приеду.
— Лейла будет волноваться.
— За меня-то? Я в поле не иду. Со стариком шиш–беш погоняем.
— Если не любишь проигрывать — лучше не садись.
— Мне нравится сам процесс.
— Поиграем?
— С удовольствием. Наберём винища — и вперёд, часа на три–четыре.
— Ага. Пока не упадём.
— Точно. Ох и влетит нам от жены.
— Пусть влетает, я согласен. Помню, как-то Соня… Извини…
— Я понимаю.
— Влад, давай лучше помолчим, потому что нихрена ты не понимаешь. И лучше бы тебе никогда этого не понять.
— Прости…
— Знакомая переправа…
— Туда на двоих, обратно на одной.
— Не думал, что так тяжко будет это видеть.
— Почему?
— Я… сюда провожала Соня, отсюда ждала Соня… Я с каждым шагом произносил её имя… Господи… сколько же ещё… Амир, мне некуда возвращаться. И незачем. Не хочу. Что будет — то будет.
— Есть куда, Амба. Я не хотел говорить до выхода в горы. Мы нашли водителя.
— Когда?!
— В тот же день.
— Почему?!…
— Чтоб у тебя был стимул.
— Где он сейчас, в милиции?
— До милиции дело доводить не будем. Решим сами.
— А если не вернёмся?
— Тогда закончит Дамир.
— Спасибо, брат. Я никогда этого не забуду.
— Брат, говоришь? Пусть буду брат.
— И даже не поспоришь?
— А лень мне что-то… Орлы, две минуты на сборы!
— Участок с виду простой. Десять градусов, тягун, троп никаких. Люди там отродясь не ходили. Ни кустов, ни воды. Сложность четыре–пять. Потом относительно легче. Небольшие перепады. Туда идём — не оглядываемся. На обратном пути, то есть второй раз, — придётся включить обзор триста шестьдесят градусов. Местность открытая, спрятаться негде. В общем-то, если нас обнаружат, то прятаться будет уже бесполезно. Два часа такого удовольствия, не меньше.
— Амир, если всё пойдёт по плану, — здесь искать будут в последнюю очередь. К этому времени уже будем на подходе к долине.
— …А если не по плану?
— По-любому прорываться. Тут уже придётся полагаться только на удачу.
— …Сложный участок от плато до шоссе, примерно половина пути. По карте не понять. Предполагаемая сложность два, не меньше.
— Заши-ибись.
— У нас будет фора. Мы пройдём два раза, туда и обратно. Примечайте всё, что может оказаться полезным.
— И бесполезным тоже. Всяко быват.
— Верно… Задача ясна?… Тогда вперёд. Следующий привал через два часа.
— С возвращением, сынки!
— Спасибо, Керим–ака.
— Как вы?
— Лучше бывает только в кино.
— …Антон, что с глазами?
— Не знаю, пыль, наверно.
— Пыль, говоришь? Вы не в пустыне были… Марат, галазолин командиру, быстро!… Сейчас закапаем, пройдёт… Это солнце… Марат, поезжай в Ангрен. Нужны солнцезащитные очки… Так нельзя.
— …Да знаю я, Керим–ака. Думал, — обойдётся.
— Эх, молодёжь, совсем головой не думаете.
— Не рассчитали маленько. Я виноват.
— Зятю твоему надо выговор сделать. Уж ему-то непростительно.
— Нельзя всего предусмотреть.
— Вы обязаны. Понял?
— Понял… Спасибо.
— Иди в сад, будем ужинать.
— Итак, ребята, слушайте внимательно. Это последняя дневная стоянка. Значит, никаких инструкций и обсуждений больше не будет. Всё, что скажу, вы уже слышали. Но, повторяю, больше никаких разговоров, — только команды и сигналы… Машина выходит ровно через час после прибытия. Прошу учесть психологический момент: после закрытия створов охрана расслабляется. В это время производим закладку. На всё полчаса, не больше.
— Командир, в запасе будет ещё минут пятнадцать до исходной.
— Не будет. У них тоже часы есть. Эти минуты нам будут нужны для выхода на позиции. Перед выездом машины караул начинает смотреть во все глаза. Следовательно, никакой движухи быть не должно. Понятно?
— Да, командир.
— Если закладка пройдёт тихо, ты, Боб, выходишь сюда. Угол градусов пятнадцать. Больше нельзя, — уменьшится возможность для второго выстрела. Марат и Казим по обе стороны дороги дальше на сто пятьдесят. Если у Роберта не получится, — машину придётся гасить любым способом… Мишель, на тебе фейерверк.
— Не подведу.
— После въезда машины поставь на снаряжение час пятнадцать. Это их отвлечёт. Тогда у нас появится дополнительная фора. Правда, лучше на неё не рассчитывать. Хотя я бы купился на раз–два. Опять же… начнут гореть спальники, — могут догадаться.
— Пусть догадываются. Когда шарахнет, им не до них будет.
— В СБ не дураки служат.
— Если в прошлом году вас прошляпили, то и сейчас уйдём.
— …Командир, вы Чаткал по верху прошли?
— Было дело.
— Детям расскажу.
— Если до пенсии доживёшь. Понял?
— Да уж…
— Ну братцы, с Богом…
Продолжение следует…
29.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава третья
— В расстановке приоритетов важно наличие цели. Потом выбираем соответствующие ей средства. Которые — опять же, до определённого уровня — сами по себе являются целью.
— Антон Георгиевич, вы меня, ненароком, не путаете?
— Нет, Сан Саныч, путаницы никакой. Вот к примеру… э-э… У тебя дача есть?
— Нету.
— За грибами, на рыбалку ездишь?
— При наличии свободного времени.
— Каким способом?
— Колёса есть. Ведро с гайками, пока служит.
— Теперь представь себе какого-нибудь безлошадного. Машину купить — цель, права купить, в смысле получить — цель. Когда всё пройдено, — они всего лишь средства.
— Ясненько–понятненько… А не бывает так, что человек выбрал цель, достойную — кроме шуток, потом раз! — а это средство!
— Бывает–бывает, ещё как бывает. И чтоб не плутать с фонарём да при ясном свете, надо книжки читать правильные, а не только те, что нравятся.
— Посоветуйте что-нибудь на бедность души моей… и образования.
— Всяких нахалюг видел, сам нахалом был… Но что б вот так!… Чему на журфаке учат?…
— Увы нам, Антон Георгиевич, этому тоже.
— Не юли, не тётка в тёмной комнате. Знаешь ведь, к кому пришёл.
— Вопрос религии снова ребром, и никуда от этого не деться.
— Благословен Господь, если даже ты соглашаешься!… Ну, чего мне в рот смотришь — начинай.
— Я записываю.
— Религиозность свою развивать начинай, Александр!
— Как?!…
— Опять двадцать пять… Да за какие грехи на мою голову это наказание свалилось!… Как узнал — так и начинай.
— Что узнал?!… Вы меня пугаете уже, чесслово.
— Про религиозность, вот что, дурья твоя башка… Господи помилуй…
— Так кто же про неё не знает!
— Ты не погорячился, случаем, Ляксандра?… Все… Как же!… размечтался… Я вот только после сорока узнал. Значит, у тебя фора передо мной лет пять, не меньше. Усёк, Санёк?… О!… Глазки замерли, пошёл мыслительный процесс. А что ты думал! Так всю жизнь на журналистской корочке и подъедаться? Э-э, друг сердечный, не угадал. Потому что тут оказался я.
— Это что же, — прилип я, выходит?
— Ум наличествует, приятно глазу. На каком основании вывод сей сделан?
— Так вроде как… если я знаю, то мне нельзя как будто не знаю.
— Ты тут подумай ещё самую малость, а я поставлю чайку да гляну, чего там собак кошачий сын под сурдинку задумал. Повадился, паразит, лаврушку моего обдирать. А мне за лаврушку обидно, мне его из Греции в подарок привезли… Тьфу на меня, совсем башка прохудилась! Я ж тебе книжку при-готовил в качестве примера для плагиата. «Моя жизнь во Хри-сте» называется.
— …Когда был маленький, рос совершенно домашним ребёнком. Даже в детский сад не ходил. Мама не работала, болела сильно, всегда был под присмотром.
— Тош, что-то не понимаю. Она вылечилась, да?
— Долгая история… И вот представляешь, Лён, у отца выпадает отпуск на середину июня, и мы всей семьёй отправляемся на его родину, ещё бабушка его была жива! Представляешь?… Восемьдесят четыре года!
— Здорово… А я бабушек своих не видела, только по фотографиям. Все в войну…
— Там у меня… со мной произошло нечто странное…
— А вот и не удивил. Ты сам у меня странный.
— Подожди, сейчас расскажу.
— Тош, зябко что-то. Обнял бы, что ли. Чурбан бесчувственный.
— Ле-на, не сердись, моя радость.
— Антон!… Не отвлекайся на всякую ерунду. Рассказывай.
— Отец с мужиками отправился на рыбалку. Меня с собой прихватили. Рыбы, конечно, не наловили, — так, кошаков подразнить, зато водочки попили. Расположились на берегу речки, удобно так, всем хорошо.
— Ты тоже пил?! Так и знала!… Шучу.
— …Я напросился покупаться, — речка мелкая, берега по-логие. А там омут. Я туда бульк — и нет меня.
— Ты что, утопленник?… Мама дорогая…
— Не пугайся, живой. Доказательства нужны?
— Не сейчас, позже.
— И вдруг я над водой! Причём высоко так. Хорошо видно, как дядьки местными деликатесами отца потчуют. Хочу им крикнуть, что пора дорогую рыбку из омута вынимать, — а они не слышат.
— Подожди, на самом деле?
— Правда. Как во сне бывает… Потом мужики как подскочили и давай меня искать. И сразу почти бросились шарить по дну. А потом я очнулся на берегу.
— Чтобы я без тебя делала…
— Такая вот история… Ещё помню, как отец сказал, что если бы не нашли, то ему лучше уж самому в этом омуте утопиться. Иначе Таська его прибьёт до смерти.
— Какая Таська?
— Моя мама.
— Антон, ты со мной так не шути. Ты точно Антон?
— Точней не бывает.
— А Таська… Тася?… твоя мама?!…
— Первая папина жена.
— Выходит, что Тася тебя Алевтине Сергеевне с рук на руки передала…
— Выходит, что так.
— Всегда знала, что в тебе больше, чем я вижу… Проводи, поздно уже. Мама будет волноваться.
— Моя тоже… Пойдём.
— Антон!… Антон!… Алевтина Сергеевна!… Антон!… Да проснись же!… Анто-он…
— Лена, что стряслось! Мама?!…
— Алевтиночка Сергевна, Тош дома?
— Дома. Проходи, доченька. Сейчас позову… Антон, Лена пришла!…
— Лена?… Что случилось?
— Юра… Юрочка на-аш… Нет больше Юрочки…
— Как нет! Я же… Постой, он с родителями…
— Лодка перевернулась, а Юра плавать не умел… до сих пор ищут… Антон… Тоша… Что с тобой… Тош, посмотри на меня… Тошенька, миленький… Скажи хоть что-нибудь!… Ну, пожалуйста!…
— …Лена, присядь, выпей водички. Он мужик, отойдёт… Молочка хочешь?
— Нет, спасибо.
— Мама знает, что ты у нас?
— Она меня к вам послала, как только нам позвонили.
— …Мама… Лена… Я пойду в комнату. Мне надо побыть одному.
— Тоша…
— …Лена, оставь, так будет лучше. Пойдём-ка, невестушко, во дворе на скамеечке… сядем рядком, да поговорим ладком.
— Как учёба после двух месяцев?
— Тяжеловато.
— Потому что самый младший?
— Есть маленько. Но там все разные. И после армии есть. Дело в другом…
— Может в другой?
— Ну что тебя на глупости тянет! Разозлить хочешь?
— Пошутить уже нельзя.
— Знаешь, один знакомый как-то сказал, — как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
— Ну прости-и…
— Зря ты отказалась поступать. Мне было бы легче.
— А может и не зря. Вот если поженимся… два выпускника Мухинского — это хорошо или слишком?
— Если?… ты засомневалась?
— Ну, мало ли … Вдруг какая-нибудь живописица…
— Алёна, прекрати.
— А что-нибудь ещё?
— С рисунком как в школе были проблемы — так никуда и не подевались. Постоянно нарываюсь на неприятности. Только бы к сессии выйти без хвостов.
— Так плохо?
— Лён, другой уровень требований. И отношения… В школе мы были под контролем, а здесь полная самостоятельность. Хочешь учиться — учись. Не хочешь — не учись. Но экзамены никто не отменяет. Вот так.
— Ой… Тош… что там происходит…
— Да компания веселится.
— Тоша, по-моему, это не веселье. Она явно с ними не знакома.
— Что ты предлагаешь?
— Я?… что я могу предложить! Это ты у меня боксёр.
— Жди здесь и никуда не уходи.
— Так… Руки, значит, распускаем… Надо же! Всего шестнадцать, а как он их разукрасил! Боксёр?… Я тебя спрашиваю, щенок, боксёр что ли?!
— Занимался немного.
— Нихрена себе, немного! Челюсть рассыпалась — это по-твоему немного?
— Простой удар, апперкот называется. Могу показать.
— Я сейчас такой апперкот покажу, что из тебя антрекот получится. Понял, молокосос?
— Понял.
— Чего полез?
— Гуляли с одноклассницей, увидели, что двое пьяных пристают к девушке. Решил вступиться.
— А девушка тебя просила вступаться?
— Они нас не видели. Мы шли по теневой стороне.
— Крались что ли?
— Просто гуляли. Она живёт неподалеку, на Шевченко.
— Кто живёт, девушка?
— Моя одноклассница.
— …Василич, зайди на минутку, дело есть.
— Что там у тебя… Не видишь, — занят я.
— Вижу я, чем занят… Документы внимательно смотрел?
— Ну, смотрел. А что?
— Спрашиваю ещё раз. Повторить?
— Чего рычишь… Ну, Маркус, Антон… Георгиевич… Иван, думаешь, — это Жоркин сын?
— А чего думать! На парня глянь — вылитый отец.
— Вот ситуёвина… что делать будем?
— Не знаю… Нам его по протоколу сдали, потерпевшие в больнице, оба. Парню светит срок. И не дай Бог, если один из этих уродов останется инвалидом. Да по минималке даже — от года! Это судимость, клеймо на всю жизнь и прощай учёба.
— Иван, Иван, не гони, не успеваю… Что предлагаешь?
— Я предлагаю… Нет, приказываю, чтоб через тридцать… пятнадцать минут Аля была здесь. Будем решать, пока дело далеко не зашло. Это моя «земля», что-нибудь придумаем.
Продолжение следует…
Глава третья
— В расстановке приоритетов важно наличие цели. Потом выбираем соответствующие ей средства. Которые — опять же, до определённого уровня — сами по себе являются целью.
— Антон Георгиевич, вы меня, ненароком, не путаете?
— Нет, Сан Саныч, путаницы никакой. Вот к примеру… э-э… У тебя дача есть?
— Нету.
— За грибами, на рыбалку ездишь?
— При наличии свободного времени.
— Каким способом?
— Колёса есть. Ведро с гайками, пока служит.
— Теперь представь себе какого-нибудь безлошадного. Машину купить — цель, права купить, в смысле получить — цель. Когда всё пройдено, — они всего лишь средства.
— Ясненько–понятненько… А не бывает так, что человек выбрал цель, достойную — кроме шуток, потом раз! — а это средство!
— Бывает–бывает, ещё как бывает. И чтоб не плутать с фонарём да при ясном свете, надо книжки читать правильные, а не только те, что нравятся.
— Посоветуйте что-нибудь на бедность души моей… и образования.
— Всяких нахалюг видел, сам нахалом был… Но что б вот так!… Чему на журфаке учат?…
— Увы нам, Антон Георгиевич, этому тоже.
— Не юли, не тётка в тёмной комнате. Знаешь ведь, к кому пришёл.
— Вопрос религии снова ребром, и никуда от этого не деться.
— Благословен Господь, если даже ты соглашаешься!… Ну, чего мне в рот смотришь — начинай.
— Я записываю.
— Религиозность свою развивать начинай, Александр!
— Как?!…
— Опять двадцать пять… Да за какие грехи на мою голову это наказание свалилось!… Как узнал — так и начинай.
— Что узнал?!… Вы меня пугаете уже, чесслово.
— Про религиозность, вот что, дурья твоя башка… Господи помилуй…
— Так кто же про неё не знает!
— Ты не погорячился, случаем, Ляксандра?… Все… Как же!… размечтался… Я вот только после сорока узнал. Значит, у тебя фора передо мной лет пять, не меньше. Усёк, Санёк?… О!… Глазки замерли, пошёл мыслительный процесс. А что ты думал! Так всю жизнь на журналистской корочке и подъедаться? Э-э, друг сердечный, не угадал. Потому что тут оказался я.
— Это что же, — прилип я, выходит?
— Ум наличествует, приятно глазу. На каком основании вывод сей сделан?
— Так вроде как… если я знаю, то мне нельзя как будто не знаю.
— Ты тут подумай ещё самую малость, а я поставлю чайку да гляну, чего там собак кошачий сын под сурдинку задумал. Повадился, паразит, лаврушку моего обдирать. А мне за лаврушку обидно, мне его из Греции в подарок привезли… Тьфу на меня, совсем башка прохудилась! Я ж тебе книжку при-готовил в качестве примера для плагиата. «Моя жизнь во Хри-сте» называется.
— …Когда был маленький, рос совершенно домашним ребёнком. Даже в детский сад не ходил. Мама не работала, болела сильно, всегда был под присмотром.
— Тош, что-то не понимаю. Она вылечилась, да?
— Долгая история… И вот представляешь, Лён, у отца выпадает отпуск на середину июня, и мы всей семьёй отправляемся на его родину, ещё бабушка его была жива! Представляешь?… Восемьдесят четыре года!
— Здорово… А я бабушек своих не видела, только по фотографиям. Все в войну…
— Там у меня… со мной произошло нечто странное…
— А вот и не удивил. Ты сам у меня странный.
— Подожди, сейчас расскажу.
— Тош, зябко что-то. Обнял бы, что ли. Чурбан бесчувственный.
— Ле-на, не сердись, моя радость.
— Антон!… Не отвлекайся на всякую ерунду. Рассказывай.
— Отец с мужиками отправился на рыбалку. Меня с собой прихватили. Рыбы, конечно, не наловили, — так, кошаков подразнить, зато водочки попили. Расположились на берегу речки, удобно так, всем хорошо.
— Ты тоже пил?! Так и знала!… Шучу.
— …Я напросился покупаться, — речка мелкая, берега по-логие. А там омут. Я туда бульк — и нет меня.
— Ты что, утопленник?… Мама дорогая…
— Не пугайся, живой. Доказательства нужны?
— Не сейчас, позже.
— И вдруг я над водой! Причём высоко так. Хорошо видно, как дядьки местными деликатесами отца потчуют. Хочу им крикнуть, что пора дорогую рыбку из омута вынимать, — а они не слышат.
— Подожди, на самом деле?
— Правда. Как во сне бывает… Потом мужики как подскочили и давай меня искать. И сразу почти бросились шарить по дну. А потом я очнулся на берегу.
— Чтобы я без тебя делала…
— Такая вот история… Ещё помню, как отец сказал, что если бы не нашли, то ему лучше уж самому в этом омуте утопиться. Иначе Таська его прибьёт до смерти.
— Какая Таська?
— Моя мама.
— Антон, ты со мной так не шути. Ты точно Антон?
— Точней не бывает.
— А Таська… Тася?… твоя мама?!…
— Первая папина жена.
— Выходит, что Тася тебя Алевтине Сергеевне с рук на руки передала…
— Выходит, что так.
— Всегда знала, что в тебе больше, чем я вижу… Проводи, поздно уже. Мама будет волноваться.
— Моя тоже… Пойдём.
— Антон!… Антон!… Алевтина Сергеевна!… Антон!… Да проснись же!… Анто-он…
— Лена, что стряслось! Мама?!…
— Алевтиночка Сергевна, Тош дома?
— Дома. Проходи, доченька. Сейчас позову… Антон, Лена пришла!…
— Лена?… Что случилось?
— Юра… Юрочка на-аш… Нет больше Юрочки…
— Как нет! Я же… Постой, он с родителями…
— Лодка перевернулась, а Юра плавать не умел… до сих пор ищут… Антон… Тоша… Что с тобой… Тош, посмотри на меня… Тошенька, миленький… Скажи хоть что-нибудь!… Ну, пожалуйста!…
— …Лена, присядь, выпей водички. Он мужик, отойдёт… Молочка хочешь?
— Нет, спасибо.
— Мама знает, что ты у нас?
— Она меня к вам послала, как только нам позвонили.
— …Мама… Лена… Я пойду в комнату. Мне надо побыть одному.
— Тоша…
— …Лена, оставь, так будет лучше. Пойдём-ка, невестушко, во дворе на скамеечке… сядем рядком, да поговорим ладком.
— Как учёба после двух месяцев?
— Тяжеловато.
— Потому что самый младший?
— Есть маленько. Но там все разные. И после армии есть. Дело в другом…
— Может в другой?
— Ну что тебя на глупости тянет! Разозлить хочешь?
— Пошутить уже нельзя.
— Знаешь, один знакомый как-то сказал, — как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
— Ну прости-и…
— Зря ты отказалась поступать. Мне было бы легче.
— А может и не зря. Вот если поженимся… два выпускника Мухинского — это хорошо или слишком?
— Если?… ты засомневалась?
— Ну, мало ли … Вдруг какая-нибудь живописица…
— Алёна, прекрати.
— А что-нибудь ещё?
— С рисунком как в школе были проблемы — так никуда и не подевались. Постоянно нарываюсь на неприятности. Только бы к сессии выйти без хвостов.
— Так плохо?
— Лён, другой уровень требований. И отношения… В школе мы были под контролем, а здесь полная самостоятельность. Хочешь учиться — учись. Не хочешь — не учись. Но экзамены никто не отменяет. Вот так.
— Ой… Тош… что там происходит…
— Да компания веселится.
— Тоша, по-моему, это не веселье. Она явно с ними не знакома.
— Что ты предлагаешь?
— Я?… что я могу предложить! Это ты у меня боксёр.
— Жди здесь и никуда не уходи.
— Так… Руки, значит, распускаем… Надо же! Всего шестнадцать, а как он их разукрасил! Боксёр?… Я тебя спрашиваю, щенок, боксёр что ли?!
— Занимался немного.
— Нихрена себе, немного! Челюсть рассыпалась — это по-твоему немного?
— Простой удар, апперкот называется. Могу показать.
— Я сейчас такой апперкот покажу, что из тебя антрекот получится. Понял, молокосос?
— Понял.
— Чего полез?
— Гуляли с одноклассницей, увидели, что двое пьяных пристают к девушке. Решил вступиться.
— А девушка тебя просила вступаться?
— Они нас не видели. Мы шли по теневой стороне.
— Крались что ли?
— Просто гуляли. Она живёт неподалеку, на Шевченко.
— Кто живёт, девушка?
— Моя одноклассница.
— …Василич, зайди на минутку, дело есть.
— Что там у тебя… Не видишь, — занят я.
— Вижу я, чем занят… Документы внимательно смотрел?
— Ну, смотрел. А что?
— Спрашиваю ещё раз. Повторить?
— Чего рычишь… Ну, Маркус, Антон… Георгиевич… Иван, думаешь, — это Жоркин сын?
— А чего думать! На парня глянь — вылитый отец.
— Вот ситуёвина… что делать будем?
— Не знаю… Нам его по протоколу сдали, потерпевшие в больнице, оба. Парню светит срок. И не дай Бог, если один из этих уродов останется инвалидом. Да по минималке даже — от года! Это судимость, клеймо на всю жизнь и прощай учёба.
— Иван, Иван, не гони, не успеваю… Что предлагаешь?
— Я предлагаю… Нет, приказываю, чтоб через тридцать… пятнадцать минут Аля была здесь. Будем решать, пока дело далеко не зашло. Это моя «земля», что-нибудь придумаем.
Продолжение следует…
21.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 7
— …Майор?
— Так точно, тащ полковник.
— Встречаемся в кофейне на углу. Помнишь?
— Так точно, на углу.
— Сколько тебе надо времени?
— Я в Королёве, если вы забыли…
— Значит, два… два с половиной часа… Приедешь раньше — жди. Есть новые ориентировки.
— Выезжаю.
— Герра, ты куда?
— Служба, Пашкет.
— Когда пестик дашь подержать?
— Вечером приеду, поговорим… Ты маме про рыбалку говорил?
— Да говорил…
— Что-то невесёлый ты, брат. Что не так?
— Да ну вас нафик с этой рыбалкой, говорит, весь дом рыбой провоняли.
— Хм… странно… Ладно, решим. Всё, Пашкет, давай пять, я уехал.
— Герра, ты приедешь?
— Не зуди, сказал приеду, — значит, приеду.
— Ну, здравствуй, майор.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— На, держи.
— Что там?
— Немогутной стал, что ли?
— …Маловато будет.
— Зато от души.
— Кто это?
— Генерал Умаров, фото двадцатилетней давности, больше по нему ничего.
— Так, а это что такое…
— Сюрприз. Служил наш Кучкаров, ещё как служил.
— Ещё один спецназовец?
— Три года срочной, три сверхсрочной. Итого на выходе плюс один офицер.
— Что за бардак у нас творится?... Нормальную ориентировку дать не могут.
— Чем богаты, Герман. Хорошо хоть вот это и сегодня, а не через две недели или три месяца.
— По группе изменений не предвидится?
— Вас ни много, ни мало. Вас — в самый раз, Гера. Из вас четверых у тебя опыта меньше всех.
— Ну да, звёзды с неба не хватаю.
— Да при чём тут звёзды… Ты не на войну собрался, задачи другие. Держи ситуацию под контролем, и всё будет хорошо.
— Вашими бы устами, тащ полковник, да спирт пить.
— Не хами старшим.
— Извините, тащ полковник.
— Забыли… Вопросы есть?
— Так точно, нет.
— Да прекрати ты уже, надоел… Вылет в три утра, примерно в одиннадцать тридцать местного должны быть в Ташкенте. Там встретят.
— Мы до выезда увидимся?
— В понедельник вечером. Получите последние инструкции и контакты, как я говорил… Как Стас?
— После дежурства, перед этим был операционный день.
— Скажи, завтра ему… нет, послезавтра позвоню.
— До свидания, Пал Петрович.
— Да прощались уже.
— Поторопились, наверно.
— Может, оно и к лучшему.
— Пашкет, почему не спишь? Девять часов уже скоро!
— Не хочу что-то…
— Через не хочу. Завтра вставать в четыре утра.
— На рыбалку?... А мама?...
— И маму возьмём, и папу возьмём. Спи давай, а то передумаю.
— Герра, а ты надолго уезжаешь?
— Ну всё, Пашкет, ты меня достал.
— Прости, Герра, я больше не буду.
— Всё, спи, пойду с мамой договариваться.
— С прибытием, товарищи офицеры. Прошу по машинам. Багаж привезут сразу по получении примерно через час.
— Нет, багаж поедет с нами.
— Не доверяешь, майор?
— Не люблю расставаться с любимыми вещами.
— Как скажешь… Ребята, покурите, у нас минут сорок в запасе.
— …Кто-то говорил про час. Я не ослышался.
— Ну извини, извини. Работа.
«Господи ты Боже мой… если у них все кадры такие… помощники…»
-Р8-
— Вот и вышли на тропу войны.
— Типун те на язык, Вова, лучше под ноги смотри.
— Ты тоже метки ищи.
— Да куда денутся с этой тропы… Наверх пути нет, только вперёд.
— О, что нашёл… А где остальные?
— Кто?
— Буквы.
— Где?
— Да вот, Лёха накарябал.
— …Хорошо постарался. Какие буквы ищешь?
— Ну вот же буква ха, остальных нету.
— Окстись, Вова, это крест. Везде тебе буквы мерещатся…
— Пошутить нельзя.
— Дурак ты, Вова, и шутки у тебя дурацкие.
— Чё такой серьёзный сегодня?
— Думаю…
— А-а… я думал, ногу натёр…
Я присел на валун и расхохотался.
— Не смеши, Князь, береги мои силы.
— Наконец-то… Перекур?
— Доставай свой «Лигерос».
— Плохо не будет?
— Не жадничай… Пятнадцать минут посидим.
— Я лучше прилягу… «Притомилась-притомилась, притоми-илась я…» Ах, как хорошо… А ничего в горах. Да, Герыч?... Не то, что в вашем Эрмитаже, присесть негде, не то что полежать.
— Помолчал бы пять минут, а?
— Говорил пятнадцать…
— Ты сможешь молчать пятнадцать минут?
— Да легко.
— Засекаю время.
— Князь…
— Что?
— Тихо… кто-то идёт.
— Леший крадётся… Старлей, мы тебя слышим!
— …Щас… отдышусь…
— Зачем вернулся?
— А всё.
— Что всё?
— Туристы затихарились, дальше хода нет.
— Пётр?
— Барбоса контролировать пытается. Как бы не подвёл нас друг человека.
— В смысле?
— Носится туда-сюда, как будто вечный двигатель в заднице.
— Привёл бы сюда.
— Не идёт, гад. Может его того, а?...
— Далеко отсюда?
— Петька-то? Да не… метров двести… пятьдесят, наверно.
— А эти?
— Ещё примерно столько, может, чуть больше… Да, больше. В прямой видимости нет.
— Так, Лёша, попей водички и дуй за братом. Есть идея.
— На часах семнадцать тридцать, в запасе у нас… меньше трёх часов. Туристы застряли. Почему?
— Выдвигался я… Немного! Сидят как вкопанные.
— Ну, что думаешь, Пётр?
— Дальше не пойдут.
— Значит, пришли… Куда пришли? Там же нихрена нет!
— Выходит, есть.
— Петь, барбос, значит, к тебе прилип?
— Что-то вроде того.
— Вроде Володи… Князь?...
— Не убивать же его… Пусть уходит.
— Старлей, мысль понял?
— Понял, тащ майор. Разрешите выполнять?
— В Той-Тепе сделаешь пересадку, сообщишь отчиму.
— А вы?
— Старлей, сейчас это сильно не твоя задача. Вперёд.
— Есть вперёд, тащ майор.
Не нравилась мне эта идея, но хоть что-то…
— Капитан, готов?... Старлей, замыкающий.
— Тащ майор, может мне впереди? Я полегче, быстрей…
— Лёша, мне… нам быстрей не надо, до брода и на тот берег.
— Ох, боюсь я…
— Лёш, на сколько метров тропу видишь?
— Ну… метров на пятнадцать-двадцать.
— Вот именно. Они тоже. Думаешь, будут по другому берегу шарить?...
— А вдруг они завтра дальше?
— Вот завтра и посмотрим, что будет, дальше или ближе.
Князев протянул бинокль.
— Герыч, глянь, какой обзор… Любо-дорого посмотреть.
— Не ожидал. Идея-то хорошая оказалась… Что-что?... Жамерли оба…
— Они?
— Не шпешат.
— Выходит, вожвращаютша. Пойдём жа ними?
— А шмышл, Вова!... Убедимша, что уходят, и вперёд. Шибко любопытштвую я, от чего они так быштро швалили. А пока шпать.
— Жрать охота…
— Княж, не умрёшь, на вот, мяшча пожуй.
— Пирожков бы тёщиных…
— Да шиди уже…
— Проспали! Проспали, сука!... Ну как же так… Уволю нахер всех!
— Командир, не ори, и так тошно.
— Старлей, времени нет, сухпай в дорогу и за ними.
— Понял.
— А мы дальше… Ждите нас в Ташкенте… Капитан, за Родину, на мины!
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 7
— …Майор?
— Так точно, тащ полковник.
— Встречаемся в кофейне на углу. Помнишь?
— Так точно, на углу.
— Сколько тебе надо времени?
— Я в Королёве, если вы забыли…
— Значит, два… два с половиной часа… Приедешь раньше — жди. Есть новые ориентировки.
— Выезжаю.
— Герра, ты куда?
— Служба, Пашкет.
— Когда пестик дашь подержать?
— Вечером приеду, поговорим… Ты маме про рыбалку говорил?
— Да говорил…
— Что-то невесёлый ты, брат. Что не так?
— Да ну вас нафик с этой рыбалкой, говорит, весь дом рыбой провоняли.
— Хм… странно… Ладно, решим. Всё, Пашкет, давай пять, я уехал.
— Герра, ты приедешь?
— Не зуди, сказал приеду, — значит, приеду.
— Ну, здравствуй, майор.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— На, держи.
— Что там?
— Немогутной стал, что ли?
— …Маловато будет.
— Зато от души.
— Кто это?
— Генерал Умаров, фото двадцатилетней давности, больше по нему ничего.
— Так, а это что такое…
— Сюрприз. Служил наш Кучкаров, ещё как служил.
— Ещё один спецназовец?
— Три года срочной, три сверхсрочной. Итого на выходе плюс один офицер.
— Что за бардак у нас творится?... Нормальную ориентировку дать не могут.
— Чем богаты, Герман. Хорошо хоть вот это и сегодня, а не через две недели или три месяца.
— По группе изменений не предвидится?
— Вас ни много, ни мало. Вас — в самый раз, Гера. Из вас четверых у тебя опыта меньше всех.
— Ну да, звёзды с неба не хватаю.
— Да при чём тут звёзды… Ты не на войну собрался, задачи другие. Держи ситуацию под контролем, и всё будет хорошо.
— Вашими бы устами, тащ полковник, да спирт пить.
— Не хами старшим.
— Извините, тащ полковник.
— Забыли… Вопросы есть?
— Так точно, нет.
— Да прекрати ты уже, надоел… Вылет в три утра, примерно в одиннадцать тридцать местного должны быть в Ташкенте. Там встретят.
— Мы до выезда увидимся?
— В понедельник вечером. Получите последние инструкции и контакты, как я говорил… Как Стас?
— После дежурства, перед этим был операционный день.
— Скажи, завтра ему… нет, послезавтра позвоню.
— До свидания, Пал Петрович.
— Да прощались уже.
— Поторопились, наверно.
— Может, оно и к лучшему.
— Пашкет, почему не спишь? Девять часов уже скоро!
— Не хочу что-то…
— Через не хочу. Завтра вставать в четыре утра.
— На рыбалку?... А мама?...
— И маму возьмём, и папу возьмём. Спи давай, а то передумаю.
— Герра, а ты надолго уезжаешь?
— Ну всё, Пашкет, ты меня достал.
— Прости, Герра, я больше не буду.
— Всё, спи, пойду с мамой договариваться.
— С прибытием, товарищи офицеры. Прошу по машинам. Багаж привезут сразу по получении примерно через час.
— Нет, багаж поедет с нами.
— Не доверяешь, майор?
— Не люблю расставаться с любимыми вещами.
— Как скажешь… Ребята, покурите, у нас минут сорок в запасе.
— …Кто-то говорил про час. Я не ослышался.
— Ну извини, извини. Работа.
«Господи ты Боже мой… если у них все кадры такие… помощники…»
-Р8-
— Вот и вышли на тропу войны.
— Типун те на язык, Вова, лучше под ноги смотри.
— Ты тоже метки ищи.
— Да куда денутся с этой тропы… Наверх пути нет, только вперёд.
— О, что нашёл… А где остальные?
— Кто?
— Буквы.
— Где?
— Да вот, Лёха накарябал.
— …Хорошо постарался. Какие буквы ищешь?
— Ну вот же буква ха, остальных нету.
— Окстись, Вова, это крест. Везде тебе буквы мерещатся…
— Пошутить нельзя.
— Дурак ты, Вова, и шутки у тебя дурацкие.
— Чё такой серьёзный сегодня?
— Думаю…
— А-а… я думал, ногу натёр…
Я присел на валун и расхохотался.
— Не смеши, Князь, береги мои силы.
— Наконец-то… Перекур?
— Доставай свой «Лигерос».
— Плохо не будет?
— Не жадничай… Пятнадцать минут посидим.
— Я лучше прилягу… «Притомилась-притомилась, притоми-илась я…» Ах, как хорошо… А ничего в горах. Да, Герыч?... Не то, что в вашем Эрмитаже, присесть негде, не то что полежать.
— Помолчал бы пять минут, а?
— Говорил пятнадцать…
— Ты сможешь молчать пятнадцать минут?
— Да легко.
— Засекаю время.
— Князь…
— Что?
— Тихо… кто-то идёт.
— Леший крадётся… Старлей, мы тебя слышим!
— …Щас… отдышусь…
— Зачем вернулся?
— А всё.
— Что всё?
— Туристы затихарились, дальше хода нет.
— Пётр?
— Барбоса контролировать пытается. Как бы не подвёл нас друг человека.
— В смысле?
— Носится туда-сюда, как будто вечный двигатель в заднице.
— Привёл бы сюда.
— Не идёт, гад. Может его того, а?...
— Далеко отсюда?
— Петька-то? Да не… метров двести… пятьдесят, наверно.
— А эти?
— Ещё примерно столько, может, чуть больше… Да, больше. В прямой видимости нет.
— Так, Лёша, попей водички и дуй за братом. Есть идея.
— На часах семнадцать тридцать, в запасе у нас… меньше трёх часов. Туристы застряли. Почему?
— Выдвигался я… Немного! Сидят как вкопанные.
— Ну, что думаешь, Пётр?
— Дальше не пойдут.
— Значит, пришли… Куда пришли? Там же нихрена нет!
— Выходит, есть.
— Петь, барбос, значит, к тебе прилип?
— Что-то вроде того.
— Вроде Володи… Князь?...
— Не убивать же его… Пусть уходит.
— Старлей, мысль понял?
— Понял, тащ майор. Разрешите выполнять?
— В Той-Тепе сделаешь пересадку, сообщишь отчиму.
— А вы?
— Старлей, сейчас это сильно не твоя задача. Вперёд.
— Есть вперёд, тащ майор.
Не нравилась мне эта идея, но хоть что-то…
— Капитан, готов?... Старлей, замыкающий.
— Тащ майор, может мне впереди? Я полегче, быстрей…
— Лёша, мне… нам быстрей не надо, до брода и на тот берег.
— Ох, боюсь я…
— Лёш, на сколько метров тропу видишь?
— Ну… метров на пятнадцать-двадцать.
— Вот именно. Они тоже. Думаешь, будут по другому берегу шарить?...
— А вдруг они завтра дальше?
— Вот завтра и посмотрим, что будет, дальше или ближе.
Князев протянул бинокль.
— Герыч, глянь, какой обзор… Любо-дорого посмотреть.
— Не ожидал. Идея-то хорошая оказалась… Что-что?... Жамерли оба…
— Они?
— Не шпешат.
— Выходит, вожвращаютша. Пойдём жа ними?
— А шмышл, Вова!... Убедимша, что уходят, и вперёд. Шибко любопытштвую я, от чего они так быштро швалили. А пока шпать.
— Жрать охота…
— Княж, не умрёшь, на вот, мяшча пожуй.
— Пирожков бы тёщиных…
— Да шиди уже…
— Проспали! Проспали, сука!... Ну как же так… Уволю нахер всех!
— Командир, не ори, и так тошно.
— Старлей, времени нет, сухпай в дорогу и за ними.
— Понял.
— А мы дальше… Ждите нас в Ташкенте… Капитан, за Родину, на мины!
Продолжение следует…
15.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Пропущена одна глава.
Она вся на эмоциях, малоинформативная.
9 августа 95г.
— Здравствуйте, Максим. Проходите.
— Здравствуйте. Антон дома? Я был в мастерской…
— Антон в больнице.
— Как в больнице!
— Да Вы проходите, я сейчас на стол собираю. Пообедаете с нами?… Полина, Максим пришёл.
— Я, в общем-то, ненадолго…
— Не люблю уговаривать…
— Хорошо…
— Вам Антон ничего не рассказывал?
— Мы немного с ним успели пообщаться. Так… зашёл к нему по пути.
— Мы разводимся.
— Зачем же так…
— Меня не устраивает такая семейная жизнь. И его тоже. Так что вот…
— Не делайте этого.
— Всё, что ни делается, всё к лучшему.
— Поверьте на слово, — будет по-другому, а лучше не будет. Глупость это…
— Салат?…
— Да… Немного… Спасибо.
— …Полинчик, сходи за чайничком, пожалуйста.
— Мам, тебе же удобнее.
— Дочь, делай, что я сказала.
— Позволь хотя бы кусок проглотить.
— Глотай быстрее, мы ждём.
— Был бы Антон, сказал бы, — кто ждёт, а кто дожидается.
— Не хами матери! Я не Антон, спускать на тормозах не буду.
— Да уж…
— …Зря Вы так, Марин, она ребёнок ещё…
— Ничего, пусть привыкает. Слишком расповадилась… с Антоном. Всё, лафа закончилась.
— Плохо.
— Не принимайте близко к сердцу, к тому шло. Вот и пришло.
— Когда приняли решение?
— Две недели назад.
— Из-за этого Антон попал в больницу?
— Максим, не переживайте Вы за него, он в этой жизни устроится. Девушки молодые вокруг так и вертятся.
— Что-то я не видел девок-то.
— Ещё увидите… Ученица какая-то мифическая…
— Марина, побойтесь Бога! Ей шестнадцать лет!
— Или мама её — всё равно.
— Там, кажется, и папа присутствует.
— Ой, как будто Антона это может остановить! Он меня-то, можно сказать, от мужа увёл!
— Как это!… Ничего себе… Вот так прямо и увёл?
— Да, почти… Мы с Полиной уехали от него, она маленькая была… А потом появился Антон.
— На следующий день?
— На следующий год.
— Марина, или я ничего не понимаю, или всё-таки Антон никого не уводил.
— Ну, почти увёл. Да какая разница! Антона здесь нет, и не будем о нём.
— Что с ним?
— Не знаю… То есть… Он, видимо, глиной руки переохладил… У него бывало… Позвонил из мастерской, попросил привезти какой-нибудь мази… от ломоты… А когда я приехала, у него ломота была и в руках, и в ногах… мази не помогали… боли стали очень сильными…
— Когда это было!
— …А потом сердце схватило… Он, Вы знаете, на сердце слабый.
— Он говорил, что очень Вас любит. Вас и Вашу дочь.
— Ну, что такой как Антон может знать о любви!
— Теперь я уверен, — Антон знает… Где он?
— В кардиологии на Пархоменко, в институте.
— А подробней?
— Четыреста шестая.
— Там найду… Что за институт?
— По Энгельса за Светлановской площадью налево. То ли первый, то ли второй поворот… Ой, что я такое говорю! Направо, конечно направо!
— Вы мне так и не сказали, когда он туда попал.
— Неделю назад.
— …Мам, ну, какая неделя! Уже вторая пошла. Четырнадцатого будет две недели!
— Не повышай на меня голос, мала ещё… Да, верно… У меня… дни перепутались.
— Вы хотите сказать, что это было тридцать первого июля?!
— Получается, что так.
— …Да, мам, тридцать первого. Я в «Зазеркалье» собиралась, а ты не пустила. И к Антоше меня с собой не взяла. Ты никуда меня не пускаешь!
— Об этом, дорогая моя, поговорим после… Так что?…
— Спасибо за угощение… Марина, проводите меня…
— …Вы заходите, если что. У нас редко гости бывают. Так что будем рады.
— Я понимаю… Вот…
— Что это!…
— Вера умерла…
— Когда…
— Да… Тридцать первого…
— Господи помилуй… я не знала…
— Никто не знал… кроме Антона… Теперь мы с дочей вдвоём остались… Это Вам, Марина, от Веры.
— От Веры?
— Серёжки, золотые. Она хотела, чтобы я передал их Вам. Вы знаете, она золото не носила… кроме этих серёжек…
— Может, лучше дочке? Всё-таки память о матери.
— Нет. Это было её последнее желание. Я не могу… простите… возьмите… я пойду…
— Максим, приходите, наш дом всегда для Вас открыт.
— Марина, Вы прекрасно понимаете, что я больше не приду.
— Из-за Антона?
— Нет. Просто не приду… Поцелуйте от меня Полину.
— …Да нормально, Том. А у тебя?… Собираюсь… Скоро ж пост Успенский. Не забыла?… Надо батюшкам подарки приготовить. И тебе кое-то припасла… Секрет, секрет, потом узнаешь… Ну, что ты!… Сделать другому подарок — сделать себе… Ты на лекцию по экзегетике пойдёшь?… А что?… Тома, это не его дело. Пусть зарабатывает деньги и ублажает жену. Ты рожать от него ещё не надумала?… И не надо пока. Мужья приходят и уходят, а мы остаёмся… Ой, не спрашивай. У него своя жизнь, у нас своя. Это его выбор… Ничего, с голоду не умираем с Божьей помощью… Спасибо, и тебе того же. Помоги тебе Господь.
— …Мама…
— Да, чадо моё неразумное!
— Я поеду к Антоше.
— Это что ещё за фокусы!
— Он болеет.
— Я тоже болею. Ты видела, сколько лекарств мне приходится принимать?
— Видела. Но он один.
— Не один. К нему друзья приезжают, ученики.
— Мама, ну, пожалуйста! Я прошу тебя!
— И не думай даже.
— Мама, ну, хочешь, я на колени встану!
— Нет, я сказала! И выброси из головы эту дурь.
— Мама… мамулечка!…
— Выпей святой воды… Я сказала, — выпей воды!…
Продолжение следует...
Пропущена одна глава.
Она вся на эмоциях, малоинформативная.
9 августа 95г.
— Здравствуйте, Максим. Проходите.
— Здравствуйте. Антон дома? Я был в мастерской…
— Антон в больнице.
— Как в больнице!
— Да Вы проходите, я сейчас на стол собираю. Пообедаете с нами?… Полина, Максим пришёл.
— Я, в общем-то, ненадолго…
— Не люблю уговаривать…
— Хорошо…
— Вам Антон ничего не рассказывал?
— Мы немного с ним успели пообщаться. Так… зашёл к нему по пути.
— Мы разводимся.
— Зачем же так…
— Меня не устраивает такая семейная жизнь. И его тоже. Так что вот…
— Не делайте этого.
— Всё, что ни делается, всё к лучшему.
— Поверьте на слово, — будет по-другому, а лучше не будет. Глупость это…
— Салат?…
— Да… Немного… Спасибо.
— …Полинчик, сходи за чайничком, пожалуйста.
— Мам, тебе же удобнее.
— Дочь, делай, что я сказала.
— Позволь хотя бы кусок проглотить.
— Глотай быстрее, мы ждём.
— Был бы Антон, сказал бы, — кто ждёт, а кто дожидается.
— Не хами матери! Я не Антон, спускать на тормозах не буду.
— Да уж…
— …Зря Вы так, Марин, она ребёнок ещё…
— Ничего, пусть привыкает. Слишком расповадилась… с Антоном. Всё, лафа закончилась.
— Плохо.
— Не принимайте близко к сердцу, к тому шло. Вот и пришло.
— Когда приняли решение?
— Две недели назад.
— Из-за этого Антон попал в больницу?
— Максим, не переживайте Вы за него, он в этой жизни устроится. Девушки молодые вокруг так и вертятся.
— Что-то я не видел девок-то.
— Ещё увидите… Ученица какая-то мифическая…
— Марина, побойтесь Бога! Ей шестнадцать лет!
— Или мама её — всё равно.
— Там, кажется, и папа присутствует.
— Ой, как будто Антона это может остановить! Он меня-то, можно сказать, от мужа увёл!
— Как это!… Ничего себе… Вот так прямо и увёл?
— Да, почти… Мы с Полиной уехали от него, она маленькая была… А потом появился Антон.
— На следующий день?
— На следующий год.
— Марина, или я ничего не понимаю, или всё-таки Антон никого не уводил.
— Ну, почти увёл. Да какая разница! Антона здесь нет, и не будем о нём.
— Что с ним?
— Не знаю… То есть… Он, видимо, глиной руки переохладил… У него бывало… Позвонил из мастерской, попросил привезти какой-нибудь мази… от ломоты… А когда я приехала, у него ломота была и в руках, и в ногах… мази не помогали… боли стали очень сильными…
— Когда это было!
— …А потом сердце схватило… Он, Вы знаете, на сердце слабый.
— Он говорил, что очень Вас любит. Вас и Вашу дочь.
— Ну, что такой как Антон может знать о любви!
— Теперь я уверен, — Антон знает… Где он?
— В кардиологии на Пархоменко, в институте.
— А подробней?
— Четыреста шестая.
— Там найду… Что за институт?
— По Энгельса за Светлановской площадью налево. То ли первый, то ли второй поворот… Ой, что я такое говорю! Направо, конечно направо!
— Вы мне так и не сказали, когда он туда попал.
— Неделю назад.
— …Мам, ну, какая неделя! Уже вторая пошла. Четырнадцатого будет две недели!
— Не повышай на меня голос, мала ещё… Да, верно… У меня… дни перепутались.
— Вы хотите сказать, что это было тридцать первого июля?!
— Получается, что так.
— …Да, мам, тридцать первого. Я в «Зазеркалье» собиралась, а ты не пустила. И к Антоше меня с собой не взяла. Ты никуда меня не пускаешь!
— Об этом, дорогая моя, поговорим после… Так что?…
— Спасибо за угощение… Марина, проводите меня…
— …Вы заходите, если что. У нас редко гости бывают. Так что будем рады.
— Я понимаю… Вот…
— Что это!…
— Вера умерла…
— Когда…
— Да… Тридцать первого…
— Господи помилуй… я не знала…
— Никто не знал… кроме Антона… Теперь мы с дочей вдвоём остались… Это Вам, Марина, от Веры.
— От Веры?
— Серёжки, золотые. Она хотела, чтобы я передал их Вам. Вы знаете, она золото не носила… кроме этих серёжек…
— Может, лучше дочке? Всё-таки память о матери.
— Нет. Это было её последнее желание. Я не могу… простите… возьмите… я пойду…
— Максим, приходите, наш дом всегда для Вас открыт.
— Марина, Вы прекрасно понимаете, что я больше не приду.
— Из-за Антона?
— Нет. Просто не приду… Поцелуйте от меня Полину.
— …Да нормально, Том. А у тебя?… Собираюсь… Скоро ж пост Успенский. Не забыла?… Надо батюшкам подарки приготовить. И тебе кое-то припасла… Секрет, секрет, потом узнаешь… Ну, что ты!… Сделать другому подарок — сделать себе… Ты на лекцию по экзегетике пойдёшь?… А что?… Тома, это не его дело. Пусть зарабатывает деньги и ублажает жену. Ты рожать от него ещё не надумала?… И не надо пока. Мужья приходят и уходят, а мы остаёмся… Ой, не спрашивай. У него своя жизнь, у нас своя. Это его выбор… Ничего, с голоду не умираем с Божьей помощью… Спасибо, и тебе того же. Помоги тебе Господь.
— …Мама…
— Да, чадо моё неразумное!
— Я поеду к Антоше.
— Это что ещё за фокусы!
— Он болеет.
— Я тоже болею. Ты видела, сколько лекарств мне приходится принимать?
— Видела. Но он один.
— Не один. К нему друзья приезжают, ученики.
— Мама, ну, пожалуйста! Я прошу тебя!
— И не думай даже.
— Мама, ну, хочешь, я на колени встану!
— Нет, я сказала! И выброси из головы эту дурь.
— Мама… мамулечка!…
— Выпей святой воды… Я сказала, — выпей воды!…
Продолжение следует...
29.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
25 июня, утро
— Спускаться, конечно, не подниматься, но к вечеру доберёмся.
— Саныч, к вечеру это хорошо. Но потом три часа с лишним за рулём это уже не очень хорошо.
— По очереди, в чём проблема…
— Опять кофеин жрать…
— На базе выспимся…
— Саныч, а на базе сгущёнка осталась ещё?
— Леха, тебя могила исправит!
— Не, ну, а чё… Мы работу сделали, всё чисто. Имею право на глюкозу?
— Имеешь, имеешь… Петь, как ты?
— Да пусть жрёт, жалко что ли…
— …А тогда зажать хотел!
— Дурак ты, Лёха, и уши у тебя холодные.
— Договорится кто-то сейчас у меня.
— …Да хватит вам уже… помолчите… нам топать ещё и топать…
26 июня
— Здравствуйте, товарищи офицеры. Выспались?
— Товарищ полковник… Вы как здесь!...
— Мимо шёл, дай, думаю, проведаю. Может чего надо, а у меня уже есть…
— Шутить изволите, Пал Петрович?
— Есть у меня, Владимир Александрович.
— Звать?
— Пить хочется…
— Сейчас… Бойцы, на выход.
— …Здравия желаем, тащ полковник!
— Вольно… Пока чай пью, — общий сбор, приготовить вещи к отъезду.
— Куда, тащ полковник?
— В Ташкент.
— …сглазили…
— Ну что, господин… Виджасингх, так и будем упираться?… Никакой вы не Виджасингх. Кого обмануть хотите? Давайте начистоту, гражданин хороший.
— С чего вы взяли?... Претензий ко мне никаких, а мой самолёт уже в небе… Кто мне оплатит проживание в гостинице, наконец!
— Да какая гостиница… Здесь переночуешь, а может и не здесь… Потерпите немного, вы же терпели?... У вас оплачена гостиница… гостиница оплачена аж за два месяца. Но вас там никто не помнит. Вопрос, гражданин хороший, — где вы жили всё это время.
«Где же я прокололся… Документы настоящие, пусть пробивают… По улицам не болтался, ничего не высматривал… Остаётся один вариант, — ждали меня… Да, ждали…»
— …В разных местах… снимал комнаты…
— С номером в гостинице снимал комнату?... В Ташкенте?...
— Нет, в пригороде. Не люблю большие города.
— Дели большой город?...
— Я из Пондишери.
— Скажи нам что-нибудь на хинди или бенгали.
— Вы знаете эти языки?
— Нет, но я узнаю их звучание.
— Я тоже не знаю. Мой родной — тамил и французский. Мы не часть Индии, мы союзное государство. Как у вас Болгария, например, или Монголия.
— Всё… надоело с тобой время терять… Скоро заберут, и под скополамином заговоришь как миленький. Заодно расскажешь, с какой целью крутился в районе флюоритовой обогатительной фабрики.
«Фабрика?... какая такая фабрика!...»
— У меня дипломатическая неприкосновенность!
— Какой же ты настырный… Заруби себе на носу, — рашидовщина закончилась два года назад, теперь мы здесь власть. И вам здесь нечего делать. Скажи, чего тебе не сиделось на своей Лубянке?...
— …Что шумим?
— Вы кто такой?
— Комитет Гос Безопасности, подполковник Нигматуллин.
«Вот и всё… с прожарки не соскочить…»
— Капитан, чёрную «Волгу» видишь?
— Вижу, тащ полковник.
— Люди Нигматуллина. Нейтрализовать.
— Как?
— По ситуации, лишь бы под ногами не путались у меня…
— Добрый вечер, товарищи. По какому поводу собрались?
— Забродин… мог бы догадаться…
— Ну вот видишь, как удачно всё сложилось… Я человека своего забираю. Не возражаешь?
— Что ты, полковник, какие могут быть возражения. Только уйти далеко не сможете.
— Фархад Назирович, ты в Бога веришь?
— Это не важно.
— Ну смотри, Фари, тебе видней… А за ребят своих помолись на всякий случай, чтобы живыми остались. Ты меня понял?
— Ну, полковник…
— Мишель, за мной…
— Капитан, номера настоящие?
— Нет, конечно.
— Всё равно поменяй, целей будем… Так… здесь остановись… Быстро в машину… Да выброси ты ключи эти проклятые! Кому они понадобятся!... Герман, ты как?
— Да нормально, Пал Петрович.
— Устал?
— Ничуть. Правда, когда Нигматуллин появился… В общем, скис немного.
— За руль садись, ребята вымотались, да и я не в форме.
— Куда?
— Подальше от Ташкента, что-то жарко стало здесь… В Чимкент.
— Тоже не Чукотка.
— А здесь уж совсем припекло… Домой хочу.
— Соскучились по генералу Будрину?
— Типун те на язык... Вот ничему тебя, Гера, жизнь не учит… За дорогой следи. Пожалуйста...
4 июля
— Здравствуйте, товарищи офицеры.
— Здравия желаем, тащ генерал!
— Да сидите уж, сидите… Пал Петрович, не надо, я с краешку пристроюсь… Паша, что за мебель у тебя… хрень какая-то неудобная, а не стулья…
— Юрь Василич, может, на мой сядете всё-таки?
— …Хм… а себе-то стульчик приличный выбрал… Ну хитёр, полковник. Хозяйственный...
Будрин расхохотался в голос так, что стёкла задрожали.
— Доставайте, что там у вас… Ну доставайте же! Знаю ведь, не просто так сидите.
На столе появились низкие круглые стаканы и початая бутылка Ка Вэ.
— Ну и мне налейте по такому случаю… За ваше возвращение, сынки… Я ненадолго, не задержусь, так сказать…
Генерал посмотрел на просвет опустевший стакан.
— Премий не будет, повышений не будет, присвоений не будет… Надеюсь, это никого не удивило.
— Тащ генерал…
— Помолчи, Паш, я быстро… Князева отдаю тебе.
— Спасибо, Юрь Василич.
— Не за что.
— Да есть…
— А майора Ставроцкого я у тебя забираю.
— Товарищ генерал!... Ну как же так…
— От оперативной работы отстранён с завтрашнего дня, приказ у меня на столе… После Ташкента ему в поле не выходить год… может и два. А за два года, судя по тому, что мы уже знаем, про него забудут. Да и про нас тоже.
Будрин с улыбкой рассмеялся.
— Не унывайте, воины, вся жизнь впереди. И отпуск. Завтра пятница, оформите документы, получите отпускные, если успеете, конечно, и свободны до начала августа. Только попрошу из Москвы пока не уезжать, всё-таки отпуск с понедельника… А я пойду… Попрощайтесь с товарищем майором… Ставроцкий, за мной.
— Герман, чай?
— Спасибо, тащ генерал.
— …Тут ведь какое дело, майор… Закончить надо его… Официально ты в отпуске, а вечером выезжаешь в Ленинград на «Авроре».
— Маркус…
— Правильно мыслишь. Забери бумаги, а то потеряет ещё, нам потом искать. Понял?
— Куда уж понятней…
— Погуляешь по родному городу, воздух понюхаешь, мало ли что…
— Не думаю, что припрутся.
— Не сами, так с местными договорятся.
— Тащ генерал, в Москве будут искать, если что.
— Как знать… как знать… Маркус питерский, могут и через него.
— А кроме нас кто про Питер знает?
— Кое-кто уже знает, даже не сомневаюсь.
— Вы что-то не договариваете…
— Умаров убит.
— Как!...
— Вот так…
— Жаль старика…
— Люди видели две машины с ташкентскими номерами у его дома… ну и следы… Пытали.
— А почему не забрали?... Так же проще.
— Не знаю и знать не хочу… Может, не выдержал, а может сердце отказало… не знаю… Так что, Гера, смотри по сторонам… Так… билет на поезд… деньги…
— Юрий Васильевич…
— Молчи, несчастный… По возвращении сюда пока не суйся, пересиди у отца… Рыбалку любишь?
— С братом ходим.
— Ну вот и я с вами схожу. Возьмёте?
— А куда мы денемся.
— Очень на тебя рассчитываю, надо закрыть вопрос до конца следующей недели… Да и делов-то у тебя… один адрес.
— Разрешите идти?
— До свидания, майор.
6 июля
— Алевтина Сергеевна?... Здравствуйте, я звонил вам утром.
— Проходите, Герман Станиславович.
— Можно просто Герман… Я могу видеть Антона?
— Сегодня вряд ли, он у Виталия.
— Кто это?
— Брат его… младший брат его бывшей жены.
— То есть он у него живёт?
— Нет, иногда остаётся ночевать, если Виталик не занят.
— Жаль… надо бы встретиться.
— Да вы проходите. Кофе будете?
— С превеликим удовольствием…
— Алевтина Сергеевна, можно я пока фотографии посмотрю?
— Да смотрите ради Бога… Если хотите, могу и альбом показать… У Виталика телефона пока нет, всё обещают да обещают.
— Я в Ленинграде задержусь на несколько дней, так что ещё увидимся, надеюсь.
— Если срочное что, могу вам адрес дать.
— Нет, спасибо… А как фамилия Виталия?
— Заболотный… Виталий Иванович Заболотный.
— Спасибо, буду знать…
«И буду знать уже послезавтра вечером…»
— …М-м… Вкусно как… А я так и не научился кофе варить, то убегает, то пригорает. Весь в отца.
— А ваша мама?
— Мама умерла от перитонита почти двадцать лет назад.
— Извините…
— Да что вы, Алевтина Сергеевна!... Я хотел спросить… можно?...
— Да ради Бога.
— А кто это на той фотографии?
— На какой, на этой?
— Ну да.
— Мой покойный муж, отец Антона, с другом.
— Больно молод он для друга.
— Они на службе познакомились… лет, наверно, за пять… нет, в шестьдесят седьмом, Санечка пришёл к ним работать после армии.
— Санечка?
— Саша Евдокимов. Потом уехал в Москву, кажется, и сейчас там живёт… Женился, дочка уже большая… Надо Антона спросить, он знает, они встречаются иногда. Антон даже в гости к ним ездил несколько раз… Ой, да что я такое говорю! Антон же был у них недавно, ну, как вернулся из Ташкента.
— …Спасибо за угощение, Алевтина Сергевна, мне пора.
— Антону передать что?
— Да… пожалуй, не надо… Я позвоню, если что. До свидания.
«Вот нахрена попу наган, если поп не хулиган… Евдокимов, значит… Выходит, бумаги уже там… Не утекли бы куда… дело-то серьёзней, чем я думал… А… гулять так гулять! Поеду завтра».
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
25 июня, утро
— Спускаться, конечно, не подниматься, но к вечеру доберёмся.
— Саныч, к вечеру это хорошо. Но потом три часа с лишним за рулём это уже не очень хорошо.
— По очереди, в чём проблема…
— Опять кофеин жрать…
— На базе выспимся…
— Саныч, а на базе сгущёнка осталась ещё?
— Леха, тебя могила исправит!
— Не, ну, а чё… Мы работу сделали, всё чисто. Имею право на глюкозу?
— Имеешь, имеешь… Петь, как ты?
— Да пусть жрёт, жалко что ли…
— …А тогда зажать хотел!
— Дурак ты, Лёха, и уши у тебя холодные.
— Договорится кто-то сейчас у меня.
— …Да хватит вам уже… помолчите… нам топать ещё и топать…
26 июня
— Здравствуйте, товарищи офицеры. Выспались?
— Товарищ полковник… Вы как здесь!...
— Мимо шёл, дай, думаю, проведаю. Может чего надо, а у меня уже есть…
— Шутить изволите, Пал Петрович?
— Есть у меня, Владимир Александрович.
— Звать?
— Пить хочется…
— Сейчас… Бойцы, на выход.
— …Здравия желаем, тащ полковник!
— Вольно… Пока чай пью, — общий сбор, приготовить вещи к отъезду.
— Куда, тащ полковник?
— В Ташкент.
— …сглазили…
— Ну что, господин… Виджасингх, так и будем упираться?… Никакой вы не Виджасингх. Кого обмануть хотите? Давайте начистоту, гражданин хороший.
— С чего вы взяли?... Претензий ко мне никаких, а мой самолёт уже в небе… Кто мне оплатит проживание в гостинице, наконец!
— Да какая гостиница… Здесь переночуешь, а может и не здесь… Потерпите немного, вы же терпели?... У вас оплачена гостиница… гостиница оплачена аж за два месяца. Но вас там никто не помнит. Вопрос, гражданин хороший, — где вы жили всё это время.
«Где же я прокололся… Документы настоящие, пусть пробивают… По улицам не болтался, ничего не высматривал… Остаётся один вариант, — ждали меня… Да, ждали…»
— …В разных местах… снимал комнаты…
— С номером в гостинице снимал комнату?... В Ташкенте?...
— Нет, в пригороде. Не люблю большие города.
— Дели большой город?...
— Я из Пондишери.
— Скажи нам что-нибудь на хинди или бенгали.
— Вы знаете эти языки?
— Нет, но я узнаю их звучание.
— Я тоже не знаю. Мой родной — тамил и французский. Мы не часть Индии, мы союзное государство. Как у вас Болгария, например, или Монголия.
— Всё… надоело с тобой время терять… Скоро заберут, и под скополамином заговоришь как миленький. Заодно расскажешь, с какой целью крутился в районе флюоритовой обогатительной фабрики.
«Фабрика?... какая такая фабрика!...»
— У меня дипломатическая неприкосновенность!
— Какой же ты настырный… Заруби себе на носу, — рашидовщина закончилась два года назад, теперь мы здесь власть. И вам здесь нечего делать. Скажи, чего тебе не сиделось на своей Лубянке?...
— …Что шумим?
— Вы кто такой?
— Комитет Гос Безопасности, подполковник Нигматуллин.
«Вот и всё… с прожарки не соскочить…»
— Капитан, чёрную «Волгу» видишь?
— Вижу, тащ полковник.
— Люди Нигматуллина. Нейтрализовать.
— Как?
— По ситуации, лишь бы под ногами не путались у меня…
— Добрый вечер, товарищи. По какому поводу собрались?
— Забродин… мог бы догадаться…
— Ну вот видишь, как удачно всё сложилось… Я человека своего забираю. Не возражаешь?
— Что ты, полковник, какие могут быть возражения. Только уйти далеко не сможете.
— Фархад Назирович, ты в Бога веришь?
— Это не важно.
— Ну смотри, Фари, тебе видней… А за ребят своих помолись на всякий случай, чтобы живыми остались. Ты меня понял?
— Ну, полковник…
— Мишель, за мной…
— Капитан, номера настоящие?
— Нет, конечно.
— Всё равно поменяй, целей будем… Так… здесь остановись… Быстро в машину… Да выброси ты ключи эти проклятые! Кому они понадобятся!... Герман, ты как?
— Да нормально, Пал Петрович.
— Устал?
— Ничуть. Правда, когда Нигматуллин появился… В общем, скис немного.
— За руль садись, ребята вымотались, да и я не в форме.
— Куда?
— Подальше от Ташкента, что-то жарко стало здесь… В Чимкент.
— Тоже не Чукотка.
— А здесь уж совсем припекло… Домой хочу.
— Соскучились по генералу Будрину?
— Типун те на язык... Вот ничему тебя, Гера, жизнь не учит… За дорогой следи. Пожалуйста...
4 июля
— Здравствуйте, товарищи офицеры.
— Здравия желаем, тащ генерал!
— Да сидите уж, сидите… Пал Петрович, не надо, я с краешку пристроюсь… Паша, что за мебель у тебя… хрень какая-то неудобная, а не стулья…
— Юрь Василич, может, на мой сядете всё-таки?
— …Хм… а себе-то стульчик приличный выбрал… Ну хитёр, полковник. Хозяйственный...
Будрин расхохотался в голос так, что стёкла задрожали.
— Доставайте, что там у вас… Ну доставайте же! Знаю ведь, не просто так сидите.
На столе появились низкие круглые стаканы и початая бутылка Ка Вэ.
— Ну и мне налейте по такому случаю… За ваше возвращение, сынки… Я ненадолго, не задержусь, так сказать…
Генерал посмотрел на просвет опустевший стакан.
— Премий не будет, повышений не будет, присвоений не будет… Надеюсь, это никого не удивило.
— Тащ генерал…
— Помолчи, Паш, я быстро… Князева отдаю тебе.
— Спасибо, Юрь Василич.
— Не за что.
— Да есть…
— А майора Ставроцкого я у тебя забираю.
— Товарищ генерал!... Ну как же так…
— От оперативной работы отстранён с завтрашнего дня, приказ у меня на столе… После Ташкента ему в поле не выходить год… может и два. А за два года, судя по тому, что мы уже знаем, про него забудут. Да и про нас тоже.
Будрин с улыбкой рассмеялся.
— Не унывайте, воины, вся жизнь впереди. И отпуск. Завтра пятница, оформите документы, получите отпускные, если успеете, конечно, и свободны до начала августа. Только попрошу из Москвы пока не уезжать, всё-таки отпуск с понедельника… А я пойду… Попрощайтесь с товарищем майором… Ставроцкий, за мной.
— Герман, чай?
— Спасибо, тащ генерал.
— …Тут ведь какое дело, майор… Закончить надо его… Официально ты в отпуске, а вечером выезжаешь в Ленинград на «Авроре».
— Маркус…
— Правильно мыслишь. Забери бумаги, а то потеряет ещё, нам потом искать. Понял?
— Куда уж понятней…
— Погуляешь по родному городу, воздух понюхаешь, мало ли что…
— Не думаю, что припрутся.
— Не сами, так с местными договорятся.
— Тащ генерал, в Москве будут искать, если что.
— Как знать… как знать… Маркус питерский, могут и через него.
— А кроме нас кто про Питер знает?
— Кое-кто уже знает, даже не сомневаюсь.
— Вы что-то не договариваете…
— Умаров убит.
— Как!...
— Вот так…
— Жаль старика…
— Люди видели две машины с ташкентскими номерами у его дома… ну и следы… Пытали.
— А почему не забрали?... Так же проще.
— Не знаю и знать не хочу… Может, не выдержал, а может сердце отказало… не знаю… Так что, Гера, смотри по сторонам… Так… билет на поезд… деньги…
— Юрий Васильевич…
— Молчи, несчастный… По возвращении сюда пока не суйся, пересиди у отца… Рыбалку любишь?
— С братом ходим.
— Ну вот и я с вами схожу. Возьмёте?
— А куда мы денемся.
— Очень на тебя рассчитываю, надо закрыть вопрос до конца следующей недели… Да и делов-то у тебя… один адрес.
— Разрешите идти?
— До свидания, майор.
6 июля
— Алевтина Сергеевна?... Здравствуйте, я звонил вам утром.
— Проходите, Герман Станиславович.
— Можно просто Герман… Я могу видеть Антона?
— Сегодня вряд ли, он у Виталия.
— Кто это?
— Брат его… младший брат его бывшей жены.
— То есть он у него живёт?
— Нет, иногда остаётся ночевать, если Виталик не занят.
— Жаль… надо бы встретиться.
— Да вы проходите. Кофе будете?
— С превеликим удовольствием…
— Алевтина Сергеевна, можно я пока фотографии посмотрю?
— Да смотрите ради Бога… Если хотите, могу и альбом показать… У Виталика телефона пока нет, всё обещают да обещают.
— Я в Ленинграде задержусь на несколько дней, так что ещё увидимся, надеюсь.
— Если срочное что, могу вам адрес дать.
— Нет, спасибо… А как фамилия Виталия?
— Заболотный… Виталий Иванович Заболотный.
— Спасибо, буду знать…
«И буду знать уже послезавтра вечером…»
— …М-м… Вкусно как… А я так и не научился кофе варить, то убегает, то пригорает. Весь в отца.
— А ваша мама?
— Мама умерла от перитонита почти двадцать лет назад.
— Извините…
— Да что вы, Алевтина Сергеевна!... Я хотел спросить… можно?...
— Да ради Бога.
— А кто это на той фотографии?
— На какой, на этой?
— Ну да.
— Мой покойный муж, отец Антона, с другом.
— Больно молод он для друга.
— Они на службе познакомились… лет, наверно, за пять… нет, в шестьдесят седьмом, Санечка пришёл к ним работать после армии.
— Санечка?
— Саша Евдокимов. Потом уехал в Москву, кажется, и сейчас там живёт… Женился, дочка уже большая… Надо Антона спросить, он знает, они встречаются иногда. Антон даже в гости к ним ездил несколько раз… Ой, да что я такое говорю! Антон же был у них недавно, ну, как вернулся из Ташкента.
— …Спасибо за угощение, Алевтина Сергевна, мне пора.
— Антону передать что?
— Да… пожалуй, не надо… Я позвоню, если что. До свидания.
«Вот нахрена попу наган, если поп не хулиган… Евдокимов, значит… Выходит, бумаги уже там… Не утекли бы куда… дело-то серьёзней, чем я думал… А… гулять так гулять! Поеду завтра».
Продолжение следует…
14.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-2-
— …Ах ты лохматенький… ласковый какой, не дикий совсем… Так, мужики… дом запомнили?… Хозяина сфотографировать, проявить и отпечатать. По одному на глаза не попадаться.
— Герыч, у нас проблема?
— Небольшая.
— Нет нерешаемых проблем, есть плохие исполнители.
— Не тот случай… Узнал он меня, пришлось идти на контакт… Вот глазастый, чертяка… Восемь лет прошло, бороду отрастил, и всё равно узнал.
— А всё твои предчувствия.
— Кто же знал… До заката надо выйти на Лысую гору, там остановимся до утра, дальше видно будет.
— Что со связью?
— А всё со связью! Не отсюда же докладывать. Через полчаса вся махалля будет знать, кто мы и откуда.
— Ну, началось…
— Вова, не пыли. В первый раз что ли?
— Герыч, вот второй раз с тобой, и опять геморрой.
— Будем лечить… А вы что молчите, братцы-кролики?
— Моё дело маленькое. Квадратное катать, круглое таскать. Рации нет, связи нет. Осталось оружие просрать, и можно ехать домой.
— В тюрьму поедешь, если что.
— Ой, напугал!… В тюрьме тоже люди живут.
— Только не такие как мы. Во всяком случае, недолго.
— Всё, Герыч, харе нагнетать, а то заплачу.
— Лёша, взрослым хамить вредно для здоровья… Петь, что скажешь?
— За братом в тюрьму не пойду.
— …Сука ты, Петя, а ещё брат.
— Дурак, кто тебя из тюрьмы вытаскивать будет?… Герычу насрать, если ты не в курсе.
— …Тогда дёрнули по холодку, десятый час уже, а мы тут сопли жуём.
— Где ты с этим узбеком познакомился?
— В конце семьдесят шестого был в командировке несколько месяцев, подбирал ребят.
— В кружок «Умелые руки»?
— Ага. И ноги. Вот так же вас подобрал… Невероятное стечение… У него здесь дом, жена, дети, кобель с телёнка ростом… И глаза блять внимательные… Как его тогда не разглядел?… Вот хитрый узбечонок…
— Герыч, да ничего страшного, подумаешь, связи нет. У нас делов-то — прогуляться туда-обратно и домой, ещё и чайку с ним попьём на дорожку.
— В принципе, можно было уйти по другую сторону хребта, да теперь уже никак, засветились… Ну, всё, всё, встали-пошли, меньше восьми часов осталось, здесь темнеет мгновенно.
— Пётр, «глаз» на переправу наведи, по любому им вариантов нет. На ночь не попрутся, а вот с утреца уже могут.
— Товарищ майор, и сколько нам их караулить? Харчи закончатся, кого есть будем?… Надо рискнуть.
— Как! Ночью всех собак разбудишь.
— Давай Лёху зашлём, он без мыла…
— …Я пойду.
— Отставить, капитан!… Думать надо, думать… Так, всё, отбой, утром решим, что делать.
— «Союз неруши-ымый респу-ублик свобо-одных!…»
— Чего орёшь!
— Просыпайся, страна.
— Вова, ты дебил. Тебе мама не говорила?
— Петь, а где Лешая образина?
— Они с Герычем упиндовали час назад.
— Вот сука майор… не мог меня позвать.
— Нахер ты сдался, у тебя по маскировке двойка.
— Что сказали?
— Принесут тебе мороженку.
— Да ну вас всех в жопу… Пойду умоюсь… Кстати, как водичка?
— Тёплая. Как в Ладоге.
— Хорошо, что ласты брать не стал… Красота-то какая!… Не то, что в вашем Эрмитаже…
Продолжение следует...
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-2-
— …Ах ты лохматенький… ласковый какой, не дикий совсем… Так, мужики… дом запомнили?… Хозяина сфотографировать, проявить и отпечатать. По одному на глаза не попадаться.
— Герыч, у нас проблема?
— Небольшая.
— Нет нерешаемых проблем, есть плохие исполнители.
— Не тот случай… Узнал он меня, пришлось идти на контакт… Вот глазастый, чертяка… Восемь лет прошло, бороду отрастил, и всё равно узнал.
— А всё твои предчувствия.
— Кто же знал… До заката надо выйти на Лысую гору, там остановимся до утра, дальше видно будет.
— Что со связью?
— А всё со связью! Не отсюда же докладывать. Через полчаса вся махалля будет знать, кто мы и откуда.
— Ну, началось…
— Вова, не пыли. В первый раз что ли?
— Герыч, вот второй раз с тобой, и опять геморрой.
— Будем лечить… А вы что молчите, братцы-кролики?
— Моё дело маленькое. Квадратное катать, круглое таскать. Рации нет, связи нет. Осталось оружие просрать, и можно ехать домой.
— В тюрьму поедешь, если что.
— Ой, напугал!… В тюрьме тоже люди живут.
— Только не такие как мы. Во всяком случае, недолго.
— Всё, Герыч, харе нагнетать, а то заплачу.
— Лёша, взрослым хамить вредно для здоровья… Петь, что скажешь?
— За братом в тюрьму не пойду.
— …Сука ты, Петя, а ещё брат.
— Дурак, кто тебя из тюрьмы вытаскивать будет?… Герычу насрать, если ты не в курсе.
— …Тогда дёрнули по холодку, десятый час уже, а мы тут сопли жуём.
— Где ты с этим узбеком познакомился?
— В конце семьдесят шестого был в командировке несколько месяцев, подбирал ребят.
— В кружок «Умелые руки»?
— Ага. И ноги. Вот так же вас подобрал… Невероятное стечение… У него здесь дом, жена, дети, кобель с телёнка ростом… И глаза блять внимательные… Как его тогда не разглядел?… Вот хитрый узбечонок…
— Герыч, да ничего страшного, подумаешь, связи нет. У нас делов-то — прогуляться туда-обратно и домой, ещё и чайку с ним попьём на дорожку.
— В принципе, можно было уйти по другую сторону хребта, да теперь уже никак, засветились… Ну, всё, всё, встали-пошли, меньше восьми часов осталось, здесь темнеет мгновенно.
— Пётр, «глаз» на переправу наведи, по любому им вариантов нет. На ночь не попрутся, а вот с утреца уже могут.
— Товарищ майор, и сколько нам их караулить? Харчи закончатся, кого есть будем?… Надо рискнуть.
— Как! Ночью всех собак разбудишь.
— Давай Лёху зашлём, он без мыла…
— …Я пойду.
— Отставить, капитан!… Думать надо, думать… Так, всё, отбой, утром решим, что делать.
— «Союз неруши-ымый респу-ублик свобо-одных!…»
— Чего орёшь!
— Просыпайся, страна.
— Вова, ты дебил. Тебе мама не говорила?
— Петь, а где Лешая образина?
— Они с Герычем упиндовали час назад.
— Вот сука майор… не мог меня позвать.
— Нахер ты сдался, у тебя по маскировке двойка.
— Что сказали?
— Принесут тебе мороженку.
— Да ну вас всех в жопу… Пойду умоюсь… Кстати, как водичка?
— Тёплая. Как в Ладоге.
— Хорошо, что ласты брать не стал… Красота-то какая!… Не то, что в вашем Эрмитаже…
Продолжение следует...
08.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Книга третья. "Последняя попытка"
Memento vitae
22 марта 95г.
— Доча, почему не ешь?
— Мам, я ем.
— А это что такое?
— Я ещё не доела.
— Ты ещё не начинала! Просыпайся давай, опоздаешь.
— Я с Антоном.
— Антон никуда не опаздывает… Умывалась?
— Кажется…
— А, ну марш в ванную! Стыдобушка…
— Ну, ма-ам…
— Никаких «ну», я сказала… Антон, ты куда смотрел!
— На тебя.
— Ладно. Разбирайтесь, как хотите. На родительское пойдёшь без меня.
— Без тебя, — так без тебя. Больше достанется.
— Это точно… Тоша, зайди в магазин, пожалуйста.
— Обязательно…
— Возьми бутылку вина, к нам сегодня гость. Не забыл?
— …Полина! Что ж ты вытворяешь!
— …Что там у вас?
— Ничего, не отвлекайся.
— Я побежала. Буду в пять.
— В пять пятнадцать… Горе ты моё. И в кого ты…
— В маму, Антоша. Ты сам говорил.
— Это точно, красотой тебя Бог не обделил… Ты скоро?
— Можно я не буду?
— Деньги есть?
— А ты мог бы мне ещё чуть-чуть дать? Ну, пожалуйста…
— На шоколадку?
— Ага. Тоша, я честно сказала!
— Держи. Маме ни слова. Поняла?
— Антошечка!…
— Задушишь!… Поганка ты противная… Чемодан собрала?
— Сменку положить, и я готова.
— Побежали?
— Чур, ты закрываешь!
— Дождись внизу.
— …Проходите, Максим.
— Здравствуйте, Марина… У вас тут ничего…
— Да ладно уж, ничего… Тапочки…
— Спасибо… Куда?
— Антон, принимай гостя, это к тебе.
— …А Вы?
— У меня тренировка, так что без меня разбирайтесь. Думаю, вам ребёнок не помешает. У неё уроков полно.
— Как зовут дочку?
— Полина.
— Ну, пойду знакомиться с вашей барышней… Надеюсь, ещё увидимся.
— Конечно. Раньше одиннадцати вы с Антоном не управитесь, а я через два часа уже буду дома.
— Хорошо. У меня к Вам тоже есть парочка вопросов. Не возражаете?
— Нет, конечно… Антон, ну, где ты там!… До встречи.
— Максим?… Антон.
— Очень приятно.
— Мне тоже… Проходи… У нас тесновато.
— Ничего страшного, не привыкать… А ты моложе, чем я представлял.
— Моложе чем?…
— По рассказам…
— Рассказы?… про меня?
— Слухами земля полнится.
— …Полина, познакомься, — это Максим.
— А у тебя дети есть?
— Дочка.
— Большая?… как я?
— Чуть старше тебя. А почему ты спросила?
— Просто… Антоша, а что вы пьёте? Я тоже такое хочу.
— Тебе надо делать уроки.
— Спросить уже нельзя.
— Мама придёт, тогда и тебя за стол посадим. Договорились?
— Нет.
— К себе! И не вздумай показываться на глаза, пока уроки не сделаешь… Извини, водку и креплёное в доме не держим.
— Не держится?
— Я не пью почти.
— Счастливый человек.
— Как сказать…
— Так и скажи.
— Непереносимость алкоголя.
— Надо же…
— …Ну, вздрогнем… Макс, не стесняйся, чувствуй себя как дома. Я без комплексов… этих… старорежимных.
— Я тоже.
— …Как напиток?
— Странный какой-то… Ты ничего туда не подсыпал?
— А точнее?
— Не сухое, больше на херес похоже… фанагорийский.
— Именно на него?
— И крепость, и привкусы какие-то странные…
— Попробуй из моего бокала.
— Зачем?
— Попробуй.
— …Ты из одной бутылки наливал?
— Конечно…
— Смех и грех… Корвалол, что ли… А в твоём бокале… металл…
— Понятно… Про сыр не забывай… зелень.
— Спасибо.
— Максим, когда ты последний раз был у терапевта?
— При чём здесь я? Я тут по другому поводу.
— Я знаю. Так когда?
— Профосмотр каждые полгода.
— Значит,… всё случилось в последние три–четыре месяца.
— Поясни.
— У тебя с сердцем неполадки.
— Откуда ты узнал?
— По винному вкусу, который ты ощущал.
— Нихрена себе… Так значит, всё правда!
— А ты сюда пришёл посмотреть на шарлатана? Тогда ты неправильно пришёл.
— Впечатлило. А что ты ещё умеешь?
— Для начала разберись со своим сердцем. Что тебя выбивает из колеи?
— Вера… Я не знаю… Связалась с какими-то контактёрами, колдунами… Бабка одна, — та вообще нагадала, что жить ей осталось всего ничего.
— Со здоровьем в порядке?
— Да нас с тобой переживёт!
— Хорошо бы… А что ещё?
— Я её очень люблю. Понимаешь, у нас ребёнок, и я просто не знаю, как я буду жить, если с ней что-нибудь случится.
— Придётся мне к вам в гости приехать… Что-то мне не верится, что у неё всё в порядке.
— Да… есть одна проблема, не думаю, что это к делу относится.
— Ты так решил?… или уверен?
— Решил…
— Она не болела последние два-три года?
— Нет, ничего особенного, как обычно.
— То есть?
— У неё лёгочное заболевание, которое приводит к гипервентиляции. С полгода назад я приглашал специалиста по иглоукалыванию. Чак, кореец.
— Весело вы отдыхаете, однако.
— Какой там отдых… Прошлым летом хотели на мою родину съездить, — её прижало так, что впору было… В общем, не поехали. Как обычно.
— …Ещё?
— Да, пожалуй… Мне нравится.
— Полегче?
— Сколько слышал, а сам впервые с таким столкнулся. Не хочешь у нас поработать?
— Нет уж, нет уж. Как-нибудь обойдусь.
— Нам такие люди могут пригодиться.
— Для чего?
— Мало ли…
— При Советах не стал этим заниматься, а сейчас тем более.
— Ничего не изменилось.
— Вот именно.
— Я хотел сказать…
— Не надо. Есть опыт. И не будем к этому возвращаться… Чем обычно вы заняты в субботу?
— Спим до десяти, моцион, завтрак… Ты можешь прямо завтра?
— Мелкую во Дворец провожу, и сразу к вам. Адресок черкани, и телефон на всякий случай… Нет, я всё-таки сначала позвоню. У меня жена с норовом, всё может поменяться… Малая Конюшенная… Надо же…
— Знакомый адрес?
— Там спортивная школа, кажется, рядом.
— Да, есть.
— Знакомый в этой школе работает, бывший актёр.
— Кем?
— Тренер по айки–до.
— Антон, я, пожалуй, Марину дожидаться не буду, пойду. Душа не на месте.
— Как вам при такой работе удаётся душу не потерять…
— Тяжело бывает. Не все выдерживают.
— А ты?
— У меня, видно, иммунитет. Наследственный.
— Не обольщайся на свой счёт… Подожди… возьми с собой.
— Антон, да у меня весь бар забит алкоголем!
— Это не алкоголь. Предложи Вере перед сном. И посмотри на её реакцию. После расскажешь. Договорились?
— Не по себе как-то.
— Не нагнетай обстановку, хуже не будет. А за лучшее будем бороться… Не заблудишься?
— Смеёшься!
— Ну, тогда до связи.
— Что это значит! Ты издеваешься?
— Ему позвонили. Пришлось срочно ехать по делам службы.
— Ты не забыл, что Вера моя знакомая, а не твоя?
— Давай не будем при ребёнке.
— Почему это? Она большая, прекрасно всё понимает.
— Именно так, — всё. Так что поостерегись, пожалуйста, с определениями. Завтра поговорим.
— Ты трус и… Как вся ваша лживая семейка.
— Марина, прекрати. Добром не закончится.
— Закончится так, как должно закончиться.
— Тебе уже известно, как должно? Не бери на себя такую ответственность.
— Кто-то должен брать на себя ответственность в доме, если мужчина не хочет ни за что отвечать!
— Чего ты добиваешься?
— Ничего… Спокойной ночи.
— Да уж… спокойной…
Продолжение следует…
Книга третья. "Последняя попытка"
Memento vitae
22 марта 95г.
— Доча, почему не ешь?
— Мам, я ем.
— А это что такое?
— Я ещё не доела.
— Ты ещё не начинала! Просыпайся давай, опоздаешь.
— Я с Антоном.
— Антон никуда не опаздывает… Умывалась?
— Кажется…
— А, ну марш в ванную! Стыдобушка…
— Ну, ма-ам…
— Никаких «ну», я сказала… Антон, ты куда смотрел!
— На тебя.
— Ладно. Разбирайтесь, как хотите. На родительское пойдёшь без меня.
— Без тебя, — так без тебя. Больше достанется.
— Это точно… Тоша, зайди в магазин, пожалуйста.
— Обязательно…
— Возьми бутылку вина, к нам сегодня гость. Не забыл?
— …Полина! Что ж ты вытворяешь!
— …Что там у вас?
— Ничего, не отвлекайся.
— Я побежала. Буду в пять.
— В пять пятнадцать… Горе ты моё. И в кого ты…
— В маму, Антоша. Ты сам говорил.
— Это точно, красотой тебя Бог не обделил… Ты скоро?
— Можно я не буду?
— Деньги есть?
— А ты мог бы мне ещё чуть-чуть дать? Ну, пожалуйста…
— На шоколадку?
— Ага. Тоша, я честно сказала!
— Держи. Маме ни слова. Поняла?
— Антошечка!…
— Задушишь!… Поганка ты противная… Чемодан собрала?
— Сменку положить, и я готова.
— Побежали?
— Чур, ты закрываешь!
— Дождись внизу.
— …Проходите, Максим.
— Здравствуйте, Марина… У вас тут ничего…
— Да ладно уж, ничего… Тапочки…
— Спасибо… Куда?
— Антон, принимай гостя, это к тебе.
— …А Вы?
— У меня тренировка, так что без меня разбирайтесь. Думаю, вам ребёнок не помешает. У неё уроков полно.
— Как зовут дочку?
— Полина.
— Ну, пойду знакомиться с вашей барышней… Надеюсь, ещё увидимся.
— Конечно. Раньше одиннадцати вы с Антоном не управитесь, а я через два часа уже буду дома.
— Хорошо. У меня к Вам тоже есть парочка вопросов. Не возражаете?
— Нет, конечно… Антон, ну, где ты там!… До встречи.
— Максим?… Антон.
— Очень приятно.
— Мне тоже… Проходи… У нас тесновато.
— Ничего страшного, не привыкать… А ты моложе, чем я представлял.
— Моложе чем?…
— По рассказам…
— Рассказы?… про меня?
— Слухами земля полнится.
— …Полина, познакомься, — это Максим.
— А у тебя дети есть?
— Дочка.
— Большая?… как я?
— Чуть старше тебя. А почему ты спросила?
— Просто… Антоша, а что вы пьёте? Я тоже такое хочу.
— Тебе надо делать уроки.
— Спросить уже нельзя.
— Мама придёт, тогда и тебя за стол посадим. Договорились?
— Нет.
— К себе! И не вздумай показываться на глаза, пока уроки не сделаешь… Извини, водку и креплёное в доме не держим.
— Не держится?
— Я не пью почти.
— Счастливый человек.
— Как сказать…
— Так и скажи.
— Непереносимость алкоголя.
— Надо же…
— …Ну, вздрогнем… Макс, не стесняйся, чувствуй себя как дома. Я без комплексов… этих… старорежимных.
— Я тоже.
— …Как напиток?
— Странный какой-то… Ты ничего туда не подсыпал?
— А точнее?
— Не сухое, больше на херес похоже… фанагорийский.
— Именно на него?
— И крепость, и привкусы какие-то странные…
— Попробуй из моего бокала.
— Зачем?
— Попробуй.
— …Ты из одной бутылки наливал?
— Конечно…
— Смех и грех… Корвалол, что ли… А в твоём бокале… металл…
— Понятно… Про сыр не забывай… зелень.
— Спасибо.
— Максим, когда ты последний раз был у терапевта?
— При чём здесь я? Я тут по другому поводу.
— Я знаю. Так когда?
— Профосмотр каждые полгода.
— Значит,… всё случилось в последние три–четыре месяца.
— Поясни.
— У тебя с сердцем неполадки.
— Откуда ты узнал?
— По винному вкусу, который ты ощущал.
— Нихрена себе… Так значит, всё правда!
— А ты сюда пришёл посмотреть на шарлатана? Тогда ты неправильно пришёл.
— Впечатлило. А что ты ещё умеешь?
— Для начала разберись со своим сердцем. Что тебя выбивает из колеи?
— Вера… Я не знаю… Связалась с какими-то контактёрами, колдунами… Бабка одна, — та вообще нагадала, что жить ей осталось всего ничего.
— Со здоровьем в порядке?
— Да нас с тобой переживёт!
— Хорошо бы… А что ещё?
— Я её очень люблю. Понимаешь, у нас ребёнок, и я просто не знаю, как я буду жить, если с ней что-нибудь случится.
— Придётся мне к вам в гости приехать… Что-то мне не верится, что у неё всё в порядке.
— Да… есть одна проблема, не думаю, что это к делу относится.
— Ты так решил?… или уверен?
— Решил…
— Она не болела последние два-три года?
— Нет, ничего особенного, как обычно.
— То есть?
— У неё лёгочное заболевание, которое приводит к гипервентиляции. С полгода назад я приглашал специалиста по иглоукалыванию. Чак, кореец.
— Весело вы отдыхаете, однако.
— Какой там отдых… Прошлым летом хотели на мою родину съездить, — её прижало так, что впору было… В общем, не поехали. Как обычно.
— …Ещё?
— Да, пожалуй… Мне нравится.
— Полегче?
— Сколько слышал, а сам впервые с таким столкнулся. Не хочешь у нас поработать?
— Нет уж, нет уж. Как-нибудь обойдусь.
— Нам такие люди могут пригодиться.
— Для чего?
— Мало ли…
— При Советах не стал этим заниматься, а сейчас тем более.
— Ничего не изменилось.
— Вот именно.
— Я хотел сказать…
— Не надо. Есть опыт. И не будем к этому возвращаться… Чем обычно вы заняты в субботу?
— Спим до десяти, моцион, завтрак… Ты можешь прямо завтра?
— Мелкую во Дворец провожу, и сразу к вам. Адресок черкани, и телефон на всякий случай… Нет, я всё-таки сначала позвоню. У меня жена с норовом, всё может поменяться… Малая Конюшенная… Надо же…
— Знакомый адрес?
— Там спортивная школа, кажется, рядом.
— Да, есть.
— Знакомый в этой школе работает, бывший актёр.
— Кем?
— Тренер по айки–до.
— Антон, я, пожалуй, Марину дожидаться не буду, пойду. Душа не на месте.
— Как вам при такой работе удаётся душу не потерять…
— Тяжело бывает. Не все выдерживают.
— А ты?
— У меня, видно, иммунитет. Наследственный.
— Не обольщайся на свой счёт… Подожди… возьми с собой.
— Антон, да у меня весь бар забит алкоголем!
— Это не алкоголь. Предложи Вере перед сном. И посмотри на её реакцию. После расскажешь. Договорились?
— Не по себе как-то.
— Не нагнетай обстановку, хуже не будет. А за лучшее будем бороться… Не заблудишься?
— Смеёшься!
— Ну, тогда до связи.
— Что это значит! Ты издеваешься?
— Ему позвонили. Пришлось срочно ехать по делам службы.
— Ты не забыл, что Вера моя знакомая, а не твоя?
— Давай не будем при ребёнке.
— Почему это? Она большая, прекрасно всё понимает.
— Именно так, — всё. Так что поостерегись, пожалуйста, с определениями. Завтра поговорим.
— Ты трус и… Как вся ваша лживая семейка.
— Марина, прекрати. Добром не закончится.
— Закончится так, как должно закончиться.
— Тебе уже известно, как должно? Не бери на себя такую ответственность.
— Кто-то должен брать на себя ответственность в доме, если мужчина не хочет ни за что отвечать!
— Чего ты добиваешься?
— Ничего… Спокойной ночи.
— Да уж… спокойной…
Продолжение следует…
24.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Не вели казнить
— Антон, сегодня свободен. Извини, что субботу заняла.
— Биляна, я человек без обязательств.
— И ты на меня работаешь, заметь.
— Заметил… В понедельник меня не будет… Сороковины.
— Я помню… Сегодня в церковь?
— Батюшка наконец-то выздоровел. Месяц проболел.
— Ты знаешь, сколько у тебя с собой денег?
— Очень приблизительно, — с учётом жалованья.
— Дай.
— Что?…
— Бумажник свой дай, пожалуйста.
— …Хочешь меня ограбить?
— …Пожертвуй от моего имени, сколько сможешь.
— Сколько?
— Я невнятно выражаюсь?
— Сделаю… Тогда… до вторника.
— Антон, у меня в воскресенье будет обед с важными людьми. Приходи.
— Я освобожусь не раньше двух, уставший буду как собака. Да и что там делать, только под ногами путаться.
— Приедет дочка моего мужа, хочу вас познакомить.
— Зачем?
— Зачем, по-твоему, я собираюсь представить мужика красивой тридцатипятилетней женщине!
— Коньячка на пару выпить.
— Какой же ты балбес, Маркус.
— Работа такая.
— Издеваешься?
— Что подумал, то и сказал.
— Приехал бы, а?… Я про тебя много рассказывала.
— Ещё и фото показывала наверно.
— Которые Дуст успел сделать.
— Биляна, про таких как я говорят, что предложение женщины уже пугает больше, чем её отказ.
— Ну не ври, пожалуйста. А то я мужиков не знаю.
— Не хочу спорить.
— Значит я права.
— Это значит, что я ещё на службе.
— Не зли меня, Антон.
— Биляна, отпусти, пожалуйста, не хочу опаздывать.
— Я позвоню завтра. И только попробуй трубку отключить!
— Здравствуй, Тош… Проходи, Виталик скоро будет… Есть хочешь?
— Дождусь кума, вместе пообедаем.
— Хорошо. Может кофе?
— Сделай чайку, Валь, пить хочу — умираю.
— Хозяйка?…
— Почти.
— Как от неё приходишь, так тебе не отпиться потом. Не влюбился ли часом?
— В эту мегеру?
— Красивая?
— Сейчас… покажу… Вот… Нет, лучше вот эту посмотри.
— Зачем снимал?
— Просто так, первая труба с камерой.
— Первая, говоришь… с камерой… э-эх… Держи свой чай… Пойду Нюшке помогу с документами.
— С какими?
— Пора готовить уже, экзамены скоро.
— Куда?
— В Герцена, на худграф.
— Что?!…
— Виталик не говорил?… Забыл, наверно.
— Я твоему мужу!…
— Я знаю, что ему будет. Любопытно посмотреть со стороны. А то всё сама да сама… Да ты пей, пей, а я пока в комнате.
— Валь–Валь, подожди… Чья была идея?
— Папы с дочей. Я уж их и так отговаривала, и сяк отговаривала. Ни в какую! Веришь, нет?
— Ой, кума, темнишь ты что-то… Таня!… Та-ань!…
— Привет, Тош.
— Привет, моя радость. Рассказывай.
— Мы с папой решили, что так будет лучше.
— Я уже никто?
— Тош, а если бы ты начал ругаться?
— А я уже ругаюсь… Что показывала на собеседовании?
— Акварельки.
— Папины?!…
— У меня своих полчемодана.
— Тань?…
— Пойдём, Тотошенька, покажу…
— Вот, смотри… И вот… Эти раньше на стене висели, в комнате.
— Ничего не понимаю… Здесь были работы папы.
— Тош… мои…
— Почему я узнаю об этом последний!
— Мам, я же говорила!…
— …Нет, Нюшенька–доченька, это я вам с папой говорила. Так что разбирайтесь без меня.
— …Нюш, ну что ж ты… Зачем тебя нужна эта профессия!… Посмотри на папу — рисует себе и рисует.
— Я хочу как ты. Всегда хотела. Ты будешь мне помогать?
— Иди ко мне… Ох, девочка моя… как же я тебя брошу… Попьём чая вдвоём?
— …Попейте, попейте. Папу нашего на десерт не забудьте.
— Спасибо, Валюш, я на нём отыграюсь… Тань, бутик мне сделаешь?
— Хоть два!… Ты не сердишься?
— Почему раньше не сказала?
— Папа обещал, что сам скажет.
— Ну придёт он сейчас, я из него такой бутик сделаю!
— Только не сильно, чтоб отец Александр не заметил.
— Ничего, ничего, я без синяков.
— Тотошка-а!… Я тебя люблю!…
— Ух, коза–дереза… А твой чай уже остыл.
— А я люблю холодный!
— Зато в меня больше конфет влезает.
— А это мы ещё посмотрим.
Продолжение следует…
Не вели казнить
— Антон, сегодня свободен. Извини, что субботу заняла.
— Биляна, я человек без обязательств.
— И ты на меня работаешь, заметь.
— Заметил… В понедельник меня не будет… Сороковины.
— Я помню… Сегодня в церковь?
— Батюшка наконец-то выздоровел. Месяц проболел.
— Ты знаешь, сколько у тебя с собой денег?
— Очень приблизительно, — с учётом жалованья.
— Дай.
— Что?…
— Бумажник свой дай, пожалуйста.
— …Хочешь меня ограбить?
— …Пожертвуй от моего имени, сколько сможешь.
— Сколько?
— Я невнятно выражаюсь?
— Сделаю… Тогда… до вторника.
— Антон, у меня в воскресенье будет обед с важными людьми. Приходи.
— Я освобожусь не раньше двух, уставший буду как собака. Да и что там делать, только под ногами путаться.
— Приедет дочка моего мужа, хочу вас познакомить.
— Зачем?
— Зачем, по-твоему, я собираюсь представить мужика красивой тридцатипятилетней женщине!
— Коньячка на пару выпить.
— Какой же ты балбес, Маркус.
— Работа такая.
— Издеваешься?
— Что подумал, то и сказал.
— Приехал бы, а?… Я про тебя много рассказывала.
— Ещё и фото показывала наверно.
— Которые Дуст успел сделать.
— Биляна, про таких как я говорят, что предложение женщины уже пугает больше, чем её отказ.
— Ну не ври, пожалуйста. А то я мужиков не знаю.
— Не хочу спорить.
— Значит я права.
— Это значит, что я ещё на службе.
— Не зли меня, Антон.
— Биляна, отпусти, пожалуйста, не хочу опаздывать.
— Я позвоню завтра. И только попробуй трубку отключить!
— Здравствуй, Тош… Проходи, Виталик скоро будет… Есть хочешь?
— Дождусь кума, вместе пообедаем.
— Хорошо. Может кофе?
— Сделай чайку, Валь, пить хочу — умираю.
— Хозяйка?…
— Почти.
— Как от неё приходишь, так тебе не отпиться потом. Не влюбился ли часом?
— В эту мегеру?
— Красивая?
— Сейчас… покажу… Вот… Нет, лучше вот эту посмотри.
— Зачем снимал?
— Просто так, первая труба с камерой.
— Первая, говоришь… с камерой… э-эх… Держи свой чай… Пойду Нюшке помогу с документами.
— С какими?
— Пора готовить уже, экзамены скоро.
— Куда?
— В Герцена, на худграф.
— Что?!…
— Виталик не говорил?… Забыл, наверно.
— Я твоему мужу!…
— Я знаю, что ему будет. Любопытно посмотреть со стороны. А то всё сама да сама… Да ты пей, пей, а я пока в комнате.
— Валь–Валь, подожди… Чья была идея?
— Папы с дочей. Я уж их и так отговаривала, и сяк отговаривала. Ни в какую! Веришь, нет?
— Ой, кума, темнишь ты что-то… Таня!… Та-ань!…
— Привет, Тош.
— Привет, моя радость. Рассказывай.
— Мы с папой решили, что так будет лучше.
— Я уже никто?
— Тош, а если бы ты начал ругаться?
— А я уже ругаюсь… Что показывала на собеседовании?
— Акварельки.
— Папины?!…
— У меня своих полчемодана.
— Тань?…
— Пойдём, Тотошенька, покажу…
— Вот, смотри… И вот… Эти раньше на стене висели, в комнате.
— Ничего не понимаю… Здесь были работы папы.
— Тош… мои…
— Почему я узнаю об этом последний!
— Мам, я же говорила!…
— …Нет, Нюшенька–доченька, это я вам с папой говорила. Так что разбирайтесь без меня.
— …Нюш, ну что ж ты… Зачем тебя нужна эта профессия!… Посмотри на папу — рисует себе и рисует.
— Я хочу как ты. Всегда хотела. Ты будешь мне помогать?
— Иди ко мне… Ох, девочка моя… как же я тебя брошу… Попьём чая вдвоём?
— …Попейте, попейте. Папу нашего на десерт не забудьте.
— Спасибо, Валюш, я на нём отыграюсь… Тань, бутик мне сделаешь?
— Хоть два!… Ты не сердишься?
— Почему раньше не сказала?
— Папа обещал, что сам скажет.
— Ну придёт он сейчас, я из него такой бутик сделаю!
— Только не сильно, чтоб отец Александр не заметил.
— Ничего, ничего, я без синяков.
— Тотошка-а!… Я тебя люблю!…
— Ух, коза–дереза… А твой чай уже остыл.
— А я люблю холодный!
— Зато в меня больше конфет влезает.
— А это мы ещё посмотрим.
Продолжение следует…
25.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Шаг первый
— Старая ты дубина!
— Во дубина молодая!
— Плагиатор хренов!
— Мои дети — что хочу, то и ворочу.
— Она моя крестница!
— От же ж вспомнил вовремя! Как она тебя?… То-то-ошенька!… Крокодил невский.
— У тебя голова на плечах есть?
— Тоха, не дави на акселератор. Кто ей в три года пастельки в наборе подарил, я?… Кто в Муху да в лавку таскал, тоже я?… Вот любуйся. Твоих лап дело, твоих!… А я доволен. Спасибо тебе.
— …Жопа ты с ручкой…
— Да не винись ты! Танька пробьётся. Хоть куда-нибудь, да пробьётся.
— Куда-нибудь… Вот Енюшка — нормальную выбрала профессию, без куска хлеба не останется.
— Это уж точно.
— Про свадьбу не заговаривала?
— Ну… было…
— Что было?
— Решили повременить.
— А у неё что случилось! Что-нибудь с Игорем?
— Ну… с Игорем… решили пока поучиться.
— В аспирантуре? Здорово! Что ж ты молчишь! Надо поздравлять.
— Да… в школу милиции собрались…
— Оба?!…
— Ага…
— Кому скажу — ведь не поверят… не поверят… сам себе не верю, что слышу… Психолог — в школу милиции… обалдеть…
— Успокоился, Бешеный?…
— …Выросли наши девочки… выросли… поперёк лавки не положишь.
— Слова не мальчика, но мужа… Сегодня в честь твоего, так сказать… ну ты понял… устроим маленький семейный ужин.
— Вит, мы во сколько вернёмся?
— Нда-а… Тогда завтра обед.
— Вовремя напомнил… Держи телефон.
— Ты что опять задумал!
— Хозяйка собирается выдернуть на какую-то тусовку. А у меня будет отмазка — нет связи.
— Ох, и влетит тебе…
— Ничего–ничего, перебьётся, а до вторника, глядишь, и остынет.
— Тебе видней… Приехали… Дай на тебя посмотреть… Попроще одеться не мог?
— Я с работы. Когда мне было переодеваться!
— Тебя и так за версту видно… Галстук сними хотя бы… Что это?!…
— А то не знаешь…
— Тоха, это срок.
— Держу в качестве метательного. На рукоятке не остаётся отпечатков.
— Уже применял?
— Пока тренируюсь.
— У тебя «Макаров» под мышкой!
— Вит, закроем тему.
— Не закроем, а отложим… стилет… Да не в бардачок, — под сидуху.
— Хорошо… Веди уж, раз привёз.
— Здравствуйте, матушка.
— Здравствуй, коли не шутишь.
— Как отец Александр?
— Хорошо Божьей милостью.
— Не румянится?
— Я же сказала, хорошо.
— Антон, подожди меня.
— …Осмотрюсь пока. Десять лет не был.
— Я скоро.
— Матушка, жена гостинцы послала, не откажите Христа ради.
— Дай Бог здоровья Валюше твоей. Не ругаетесь?
— Всё, что можно, поделили.
— Это хорошо, что нечего. Как дочки?
— У дочек свой ум, я только кормильцем уже.
— Не скажи, Виталий. Вот замуж выдашь обеих — тогда про ум и поговорим… Евгения собралась, или тянет всё?
— Учиться надумала, на пару с женихом.
— Ну и ладно, если не в тягость.
— Переживём, не старые ещё.
— Ну иди, друг дожидается.
— Не только друг, это ж кум, дочке крёстный.
— Вона как!… А почему без жён пришли?
— Валентина занята, а кум бобылём.
— Тяжко одному-то.
— Он член семьи, не один.
— Про соблазны говорю. Вишь, чего кругом делается?
— Вижу, не в подвале живу… Держится.
— Или хорохорится.
— Вот уж не скажу — не знаю…
— Соврал, поди?
— Грех не велик…
— Антон, оставляю на съедение отцу Александру. Позвони, как освободишься… Ах, да…
— Если не приеду ночевать, — обязательно позвоню, не беспокойся… Ну, тогда — пока?…
— Батюшка просил подойти последним. Выдюжишь до конца?
— За этим приехал.
— Отойди подальше от двери.
— Зачем?
— Выдувает.
— Что?
— Слабые духом стараются встать поближе к алтарю, — проще выдержать службу.
— Надо же… Вот дурак! Мог бы догадаться.
— Нормально… Если сегодня приедешь, — не ругай Женьку. Хорошо?… Ей уже досталось… И от меня, и от матери.
— Себя нужно было ругать.
— Всё, меня нет… Стилет верну завтра.
— У-ух… давненько я не брал в руки шашек…
— Батюшка, я исповедаться ко причастию.
— …Ты, значит, Виталия родич… Антоний.
— Антон.
— Антон… На службу завтра приходи, приходи обязательно, а до причастия не допущу… И не думай даже.
— Да я понимаю… Хотелось бы…
— Когда последний раз в храме был?… Когда родительницу отпевали. А до этого?…
— Давно…
— …Гриша, посмотри, пожалуйста… Никого?…
— Все ушли, отец Александр.
— Закрывай… Пойдём, Антоний.
— Куда?!…
— Повечеряем чем Бог послал да поговорим.
Продолжение следует…
Шаг первый
— Старая ты дубина!
— Во дубина молодая!
— Плагиатор хренов!
— Мои дети — что хочу, то и ворочу.
— Она моя крестница!
— От же ж вспомнил вовремя! Как она тебя?… То-то-ошенька!… Крокодил невский.
— У тебя голова на плечах есть?
— Тоха, не дави на акселератор. Кто ей в три года пастельки в наборе подарил, я?… Кто в Муху да в лавку таскал, тоже я?… Вот любуйся. Твоих лап дело, твоих!… А я доволен. Спасибо тебе.
— …Жопа ты с ручкой…
— Да не винись ты! Танька пробьётся. Хоть куда-нибудь, да пробьётся.
— Куда-нибудь… Вот Енюшка — нормальную выбрала профессию, без куска хлеба не останется.
— Это уж точно.
— Про свадьбу не заговаривала?
— Ну… было…
— Что было?
— Решили повременить.
— А у неё что случилось! Что-нибудь с Игорем?
— Ну… с Игорем… решили пока поучиться.
— В аспирантуре? Здорово! Что ж ты молчишь! Надо поздравлять.
— Да… в школу милиции собрались…
— Оба?!…
— Ага…
— Кому скажу — ведь не поверят… не поверят… сам себе не верю, что слышу… Психолог — в школу милиции… обалдеть…
— Успокоился, Бешеный?…
— …Выросли наши девочки… выросли… поперёк лавки не положишь.
— Слова не мальчика, но мужа… Сегодня в честь твоего, так сказать… ну ты понял… устроим маленький семейный ужин.
— Вит, мы во сколько вернёмся?
— Нда-а… Тогда завтра обед.
— Вовремя напомнил… Держи телефон.
— Ты что опять задумал!
— Хозяйка собирается выдернуть на какую-то тусовку. А у меня будет отмазка — нет связи.
— Ох, и влетит тебе…
— Ничего–ничего, перебьётся, а до вторника, глядишь, и остынет.
— Тебе видней… Приехали… Дай на тебя посмотреть… Попроще одеться не мог?
— Я с работы. Когда мне было переодеваться!
— Тебя и так за версту видно… Галстук сними хотя бы… Что это?!…
— А то не знаешь…
— Тоха, это срок.
— Держу в качестве метательного. На рукоятке не остаётся отпечатков.
— Уже применял?
— Пока тренируюсь.
— У тебя «Макаров» под мышкой!
— Вит, закроем тему.
— Не закроем, а отложим… стилет… Да не в бардачок, — под сидуху.
— Хорошо… Веди уж, раз привёз.
— Здравствуйте, матушка.
— Здравствуй, коли не шутишь.
— Как отец Александр?
— Хорошо Божьей милостью.
— Не румянится?
— Я же сказала, хорошо.
— Антон, подожди меня.
— …Осмотрюсь пока. Десять лет не был.
— Я скоро.
— Матушка, жена гостинцы послала, не откажите Христа ради.
— Дай Бог здоровья Валюше твоей. Не ругаетесь?
— Всё, что можно, поделили.
— Это хорошо, что нечего. Как дочки?
— У дочек свой ум, я только кормильцем уже.
— Не скажи, Виталий. Вот замуж выдашь обеих — тогда про ум и поговорим… Евгения собралась, или тянет всё?
— Учиться надумала, на пару с женихом.
— Ну и ладно, если не в тягость.
— Переживём, не старые ещё.
— Ну иди, друг дожидается.
— Не только друг, это ж кум, дочке крёстный.
— Вона как!… А почему без жён пришли?
— Валентина занята, а кум бобылём.
— Тяжко одному-то.
— Он член семьи, не один.
— Про соблазны говорю. Вишь, чего кругом делается?
— Вижу, не в подвале живу… Держится.
— Или хорохорится.
— Вот уж не скажу — не знаю…
— Соврал, поди?
— Грех не велик…
— Антон, оставляю на съедение отцу Александру. Позвони, как освободишься… Ах, да…
— Если не приеду ночевать, — обязательно позвоню, не беспокойся… Ну, тогда — пока?…
— Батюшка просил подойти последним. Выдюжишь до конца?
— За этим приехал.
— Отойди подальше от двери.
— Зачем?
— Выдувает.
— Что?
— Слабые духом стараются встать поближе к алтарю, — проще выдержать службу.
— Надо же… Вот дурак! Мог бы догадаться.
— Нормально… Если сегодня приедешь, — не ругай Женьку. Хорошо?… Ей уже досталось… И от меня, и от матери.
— Себя нужно было ругать.
— Всё, меня нет… Стилет верну завтра.
— У-ух… давненько я не брал в руки шашек…
— Батюшка, я исповедаться ко причастию.
— …Ты, значит, Виталия родич… Антоний.
— Антон.
— Антон… На службу завтра приходи, приходи обязательно, а до причастия не допущу… И не думай даже.
— Да я понимаю… Хотелось бы…
— Когда последний раз в храме был?… Когда родительницу отпевали. А до этого?…
— Давно…
— …Гриша, посмотри, пожалуйста… Никого?…
— Все ушли, отец Александр.
— Закрывай… Пойдём, Антоний.
— Куда?!…
— Повечеряем чем Бог послал да поговорим.
Продолжение следует…
08.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Великая Суббота
— Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа… Поздравляю всех вас, дорогие братья и сестры, с Великой Cубботой… в этот день… когда пречистая… душа Господня сходила в ад… Поэтому в христианской традиции именно такое… изображение каноническое… является иконой Воскресения, на которой изображён Господь Иисус Христос, спускающийся в недра ада и выводящий оттуда Адама и Еву… и всех людей, которые жили праведно, но до пришествия в мир Христа Спасителя жили в ожидании спасения… До пришествия Христа на землю, до Его сошествия в ад все люди — и праведники, и грешники по окончания своей земной жизни сходили в ад… и там пребывали… до дня… освобождения их… Христом… Поэтому… в этом смысле очень многое изменилось не только на земле, не только на небе, не только в поднебесной части, но изменилось и в преисподней… благодаря тому, что Господь принёс этот свет… То, что ожидалось, уже осуществилось… И в этом смысле жизнь человека… земная… она тоже носит на себе отражение вот этих событий… космического масштаба… В силу того, что каждый человек в определённый момент своей жизни, когда Господь достучится до его сердца, имеет возможность сердце открыть навстречу Богу и, встретившись со Христом, начать другую жизнь… Ну… так… новая жизнь должна начинаться с крещения…
— Всё нормально?
— Паш, не отвлекай, пожалуйста… Тоша у Юли.
— Молчу… молчу…
— …В древней Церкви людей крестили не ежедневно, а крестили только один раз в году. Именно вот в Великую Cубботу. Поэтому и сохранился обычай служить этот день в белых одеждах… Как происходило это богослужение?… Конечно, всё начиналось загодя. Людей, которые изъявляли желание креститься… обычно… к этому человек не приходит сам собой… Книг, понятное дело, никаких не было… Апостол Павел говорил, что Вера — она от слышанья. Верующий человек рассказывал, свидетельствовал о Христе какому-то из своих друзей, знакомых, родственников, подчинённых или своему начальству… как тоже бывало… Бывало, что раб рассказывал своему господину, тот проявлял некоторый интерес, а потом изъявлял желание тоже приобщиться христианской жизни… И вот этот человек, который проповедовал другому Христа, он становился его восприемником или, как позже стали называть, крёстный отец… ну или крёстная мать… потому что обычно мужчины дружат с мужчинами, а женщины с женщинами… И рассказывали им первые понятия о Евангелии, о покаянии, о заповедях… А потом, если человек уже достаточно продвинулся по этому пути, и уже можно было ему доверять, его приводили в Церковь. В Церковь не как какое-то сооружение, потому что сначала храмов христианских не было… христиане собирались тайком… где-то, у кого-то в богатом доме кого-то из христиан или где-то в лесу, или где-то в горах, или вот… на окраине Рима… бывали катакомбы, в которых вырабатывали камень и в которых хоронили усопших… Там очень мягкие породы камня наподобие туфа, и в них делали такие углубления, в которых хоронили усопших, и там оставались ниши, которые замуровывались… Собирались — почему?… Потому что Церковь была катакомбной, потому что она была тайной… Вот такое слово возникло от римских катакомб. Потому что официально было гонение на христиан. Почему возникло это гонение?… Ну… во-первых по наущению иудеев, потому что иудеи относились к христианству как к зловредной секте. Не надо думать, что со смертью Христа Спасителя иудеи успокоились. Они знали, что остались ученики, и преследовали их по всему миру… И вот по беспроволочному телеграфу говорили-предупреждали, что появилась новая секта последователей Иисуса Христа, который «был мессия якобы, но он не был никакой не мессия, и его распяли… Он был грешник, хотел взять власть»… Это в Священных книгах… всяка хула на Иисуса Христа сохранилась в еврейских книгах. И понятно, — где появлялись проповедники, а начинали, конечно, по тому пути, как и Господь делал проповедь, сначала со своих… Приходили в синагоги и начинали проповедовать своим… Христа…
— Паша, видишь во-он того мужчину?…
— В усах?
— Да… Похож на Виталия Ивановича.
— Полина, тебе одиннадцать было. Как ты можешь его узнать!
— Я чувствую, что это он… Если подойдёт поздороваться с папой — точно он.
— С отцом все здороваются. Давно в этом храме служит?
— Что ты! Меньше года… Просто раньше помогал отцу Александру, когда мог.
— Вот почему его все знают!…
— …Часто их хватали, уже будучи предупреждены, что придут такие, и предавали… либо сами умерщвляли… когда это нельзя было из-за огласки, потому что апостолы проповедовали и язычникам так же, то устраивали таким образом, чтобы римская власть это сделала своими руками… чтобы придать законность этой расправе, потому что не верили в то, что Иисус Христос есть истинный Мессия. И вот несмотря на это гонение… Да!… ещё гонение от язычников, потому что кроме иудеев… это единственно они имели такую льготу, больше никакой народ не имел… Тот народ, который покорялся римлянам… он должен был принять римский обычай. Ну, это вообще такое имперское сознание. Поэтому если каким-то богам поклонялся какой-то народ, римский пантеон включал в себя этих богов. И изображение бога, маленькое, тоже клали в храм, и всё, пожалуйста, — ты должен поклоняться всем богам римским и плюс ещё своим… Но у иудеев была привилегия. Все знали, что иудеи поклоняться другим богам не будут, идолов не делают, их оставили в покое, потому что они были очень в этом твёрды. Они предпочитали умереть, но идолам не поклоняться. И так как христиан не признавали за иудеев, потому что иудеи говорили: «нет, это не иудеи»… Ах, так вы не иудеи?… То по закону вы обязаны поклоняться римским богам… А христиане тоже говорили «нет». Ну, ах нет!… Тогда мы вас заставим… Пытали, мучили, А если они не соглашались, тогда уже умерщвляли. Если помягче было гонение, то хотя бы ссылали подальше на край империи, чтобы они, как говорится, «не мутили воду». Но, несмотря на это жестокое гонение, христиане всё равно собирались ежевоскресно, ночью… что естественно… и оттуда у нас обычай использовать свечи, лампады…
— …Точно Виталий Иванович…
— Полина, дождись окончания проповеди.
— Ты за кого меня принимаешь!
— За свою жену.
— Паш, я так волнуюсь…
— Мать, ну дай послушать!…
— А сам?
— Вот отращу бороду как отец, будешь знать.
— …Мы-то сейчас не в катакомбах живём, а на свету, и вот у нас электричество есть… электричество недавнее изобретение, но вот лампады, свечи у нас от того древнего обычая, который сохранился у нас… Вот на Пасху… на Рождество… Главные службы… мы тоже служим ночью, воспоминая о том, как первые христиане молились исключительно ночью. Иначе это было просто смертельно опасно. Поэтому для большинства христиан всегда был такой выбор — если я иду причащаться, я за это могу заплатить своей жизнью или свободой как минимум. Потому в христиане шли люди твёрдые верой. И поэтому человека готовили к крещению целый год. Иногда больше или меньше. И самая последняя ответственная подготовка ко крещению была уже Великим постом…
— Ой… Женечка!…
— Где?
— Да вот же, рядом почти!
— А её-то как узнала!
— Посмотри на живот.
— Ты знаешь, сколько в Петербурге беременных женщин?
— И знать не хочу. Точно Женька.
— Кажется, тебе самой пора беременеть.
— Я не возражаю. Поговорим дома.
— …Великий пост возник и как в подражание Господу нашему Иисусу Христу, который перед тем, как выйти на служение, сорок дней постился… так и перед этим ответственным шагом каждый христианин готовящийся, — их называли «оглашенный», потому что их учили с голоса, а не по книгам… он готовился к Святому крещению, слыша в церкви, в собрании церковном эти Божественные тексты… из притч, из Иова, из Псалтири, из Евангелия, — всё, имеющее направленность сугубо катехизаторскую…
— …С папой беседуют.
— Вижу. Сколько ему лет?
— В прошлом году пятьдесят исполнилось… папа говорил.
— Седины мало, не то, что у отца.
— А что ты хотел! Пожил бы как он да с моей мамой…
— …Это его жена?
— Да, тёть Валя.
— Приятная женщина.
— …И вот в Великую Субботу происходило само крещение. В храме молились христиане, а отдельно от них, в отдельном помещении, как это называлось — в баптистерии… мы тут строим храм… с баптистерием тоже отдельно… Ваптизо по-гречески значит «крещу», а кто не знает, — это значит «погружаю в воду»… Крестили отдельно… Облачались в белые одежды в знак полученной чистоты и в знак оставления грехов, перед этим каялись в своих грехах, и со свечами уже приходили в то помещение, где совершалась Божественная литургия… И они впервые как полноправные члены приходили в храм. И вот это шествие от баптистерия до церкви и был тот самый крестный ход, который мы тоже совершаем ежегодно. Ну, правда, вокруг храма. Но если восстановится у нас традиция крестить в Великую Субботу, то мы конечно сделаем крестный ход именно вот от того баптистерия к нашему храму. В этом не будет никакого нарушения, просто восстановление очень древней православной традиции. Так крестился, например, наш князь Владимир… в Херсонесе. Хотя это был уже десятый век, но эта традиция соблюдалась в древней Византии. И христиане в белых одеждах ходили в течение всей седмицы пасхальной, как свидетельство принятия святого крещения, и все, кто был христианином, поздравляли… Ежедневно приходили в храм и причащались Святых Христовых Таин. И вся остальная Церковь с ними и постилась, и проходила это оглашение, потому что практически у каждого христианина были духовные наставники, будущие крестные, восприемники от купельных и они всё объясняли вновь обращённым ко Христу людям. Поэтому этот день субботний посвящён обращению новых членов, и поэтому мы и поём на Божественной литургии не «Святый Боже…», как обычно, а «Елицы во Христа креститеся…», потому что это песнопение, обращённое к тем христианам, и это есть слова апостола Павла из «Послания к римлянам», которое мы сегодня читали. И которое читается всегда при крещении, и Евангелие тоже, оно читается крещальное. В этом смысле субботняя литургия это крещальная литургия…
— А почему мужчины и женщины вперемешку?
— Паша, это же проповедь! Люди подходят поближе, чтоб лучше было слышно.
— Я смотрю, — некоторые записывают на диктофон.
— В следующий раз тоже буду.
— Мне нравится, как он говорит.
— Старенький уже, восьмой десяток разменял.
— Хорошо держится.
— А потом лежит полдня, в себя прийти не может.
— …Но в силу того, что количество желающих креститься всё увеличивалось, несмотря на гонения, и христиан стало такое большое количество, что империя пала к ногам Христа… и в лице императора Константина приняла веру христианскую… Правда сам император Константин не сразу крестился, а был в разряде оглашенных много лет, и не будучи крещённым, председательствовал на Первом Вселенском Соборе. А крестился меньше чем за год до своей смерти… Поэтому некоторые говорят, что вот, мол, царь Константин и воевал, и всякие политические коварства устраивал, как, дескать, он во святых!… Забывая о том, что в крещении человеку прощаются все грехи… Поэтому он к концу жизни достиг великого благочестия и крестился, будучи уже зрелым христианином, и никто не смеет обвинять его в тех грехах, которые ему сам Бог простил. Хотя конечно были прегрешения в его жизни как у каждого грешного человека. Но заслуги его непомерны! Поэтому и называют его равноапостольным. Ни один человек в мире за две тыщи лет не обратил ко Христу стольких людей, как царь Константин! Благодаря его повороту, благодаря его храмостроительству, его политике церковной обратились ко Христу миллионы людей. Не тысячи, не десятки и даже не сотни тысяч!… Благодаря его примеру истинного благочестия…
— Так, мама, я пошёл к машине.
— Ко кресту прикладываться не будешь?
— За меня приложись, я на всенощной.
— Ну иди уже, не отвлекай.
— …Ну вот раз в храме читаются слова из крещальной литургии, мы должны тоже их себе напомнить. Апостол пишет: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, крестились в Его смерть!» Большинство из вас могут ответить — да, действительно не знаем. Потому что это очень сложно понять, очень сложно вместить это в свою главу, а в сердце тем более. Что это значит, — креститься в смерть?… Вспомним изначальное значение слова «креститься». Это «погрузиться». Для чего лежит плащаница?… перед нами… Для того, чтоб нам было легче погрузиться в смерть Христову. Изображение распятого Христа, снятого с креста, лежит перед нами. Для того, чтоб мы лучше почувствовали, что за этим стоит… «И так мы погреблись с Ним крещением в смерть». В водах крещения, погружаясь в воду, человек умирает, он погружается в воду как в могилу…
— Виталий Иванович…
— Простите?…
— Я Полина.
— Полинушка!… Ты одна?
— С мужем.
— А где он?
— Машину для меня греет.
— Скажи, чтобы дожидался, сразу познакомимся.
— Хорошо… Тёть Валь… это я…
— Ой, доченька моя!…
— …Спасибо, тёть Валь… Подходите вместе с Виталием Иванычем.
— Обязательно подойду.
— …Как Христос воскрес из земли в третий день, так и человек, восходя от купели, должен воскреснуть в новую жизнь. Как Христос воскрес в духовном Теле, так и каждый христианин должен воскреснуть, а лучше сказать — совоскреснуть со Христом, для новой духовной жизни, чтобы нам ходить в обновлённой жизни… В чём должно быть обновление?… Ну… в том, чтобы мы жили не по-язычески, не по своим каким-то представлениям, а по заповедям Божиим. Если мы соединены с Ним, со Христом подобием смерти, то должны быть соединены и подобием воскресения. Зная, что ветхий наш человек распят с ним, что упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами грехов, так как умерший освободился от греха. Потому что если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с ним. Вот для чего! Чтобы жить со Христом! Вот для чего принимается крещение. Не для того, чтобы наша вера помогала каким-то образом в нашей обычной жизни, а чтобы в нашу жизнь вошёл Христос. Чтоб мы с Ним устраивали нашу дальнейшую жизнь. Чтоб всё было согласовано с Ним! Чтоб всё было благословлено Им! Он уже благословил Своих учеников, что можно делать — что нельзя, что хорошо — что плохо, всё это объяснил. Нам только остаётся в течение нашей жизни согласовать свою жизнь со Христом. Вот об этом нам никогда не надо забывать, и Великая Суббота нам ныне это напоминает. Спаси всех Господи!…
— Виталий Иванович — Паша, мой муж.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— …А это Валентина Васильевна, тётя Валя… Тёть Валь, я Женю видела!
— Да, сейчас подойдёт… Женечка!…
— …Полинка!… Уй-й!…
— Ты поаккуратней с малышом-то!
— Ничего с ним не сделается, привыкший.
— А помнишь?… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе…»
— «…злые люди бедной киске не дают…»
— «…украсть сосиски».
— Сколько лет не виделись?
— Жень, ну посчитай с девяносто пятого.
— Четырнадцать?… Точно!
— Я тебя сразу узнала.
— Я тоже. Только засомневалась, — ты ли это.
— А папа не говорил, что приедем?
— Говорил, да из головы вылетело, как только тебя увидела.
— Не сомневалась, значит… Папа выйдет?
— Собирался… А вот и он.
— Здравствуйте, кого не видел… Енюшка, ну-ка щёчки подставляй… Спасибо, что пришли, рад вас видеть.
— Антон, что за сестрица на тебя во сто глаз смотрела?
— …А ты что это, отец, на сестриц заглядываешься!
— Валь, я случайно.
— Дома тебе будут случайности.
— …Мам–пап, вы чего!…
— …Жень, всё нормально… Ну, видел или нет?
— Лицо показалось знакомым. В храме раньше не бывала.
— Мне тоже показалось… Да вот же она!
— Где?
— На крыльце… в нашу сторону смотрит…
— …Тоша, это Юлина подруга.
— Какая подруга?
— Из Финляндии приехала. Зовут… Тайна, кажется.
— Интересное имя.
— Она приехала с сыном… недели две в Питере пробудут.
— Это её встречала Юля?
— Да. Я обещала вас познакомить.
— Зачем?
— Тош, ну что ты как затворник! Надо же с людьми общаться.
— Надо, моя радость.
— Ну, что сказать?
— Скажи, что из мелкой посуды не пью.
— Хорошо, так и передам… Виталий Иванович, к нам заедете?
— Полина, в другой раз. Может, вы к нам выберетесь?
— Как Тоша скажет. Мы мобильные.
— …Опять меня не спрашивает никто. Когда в компании как человек посижу!
— Дома попьёшь, дорогой. Не надо было машину покупать.
— …Паш, ты не одинок. Знаешь, сколько я пропустил?…
— …Так, начинаются мужские разговоры… Всё, Полинушка, нам пора. Созвонимся.
— Теперь уже точно, тёть Валь… Как я рада вас видеть.
— Я тоже очень рада. Приезжайте с ночёвкой, место найдём. Ты ещё Нюшу не видела нашу.
— Как она?
— На худграфе, третий курс заканчивает.
— Какая умница.
— Дай тебя обнять, доченька, я так рада, до слёз.
— Спасибо… До свидания.
— Не забудь позвонить!
— Обязательно!
Продолжение следует…
Великая Суббота
— Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа… Поздравляю всех вас, дорогие братья и сестры, с Великой Cубботой… в этот день… когда пречистая… душа Господня сходила в ад… Поэтому в христианской традиции именно такое… изображение каноническое… является иконой Воскресения, на которой изображён Господь Иисус Христос, спускающийся в недра ада и выводящий оттуда Адама и Еву… и всех людей, которые жили праведно, но до пришествия в мир Христа Спасителя жили в ожидании спасения… До пришествия Христа на землю, до Его сошествия в ад все люди — и праведники, и грешники по окончания своей земной жизни сходили в ад… и там пребывали… до дня… освобождения их… Христом… Поэтому… в этом смысле очень многое изменилось не только на земле, не только на небе, не только в поднебесной части, но изменилось и в преисподней… благодаря тому, что Господь принёс этот свет… То, что ожидалось, уже осуществилось… И в этом смысле жизнь человека… земная… она тоже носит на себе отражение вот этих событий… космического масштаба… В силу того, что каждый человек в определённый момент своей жизни, когда Господь достучится до его сердца, имеет возможность сердце открыть навстречу Богу и, встретившись со Христом, начать другую жизнь… Ну… так… новая жизнь должна начинаться с крещения…
— Всё нормально?
— Паш, не отвлекай, пожалуйста… Тоша у Юли.
— Молчу… молчу…
— …В древней Церкви людей крестили не ежедневно, а крестили только один раз в году. Именно вот в Великую Cубботу. Поэтому и сохранился обычай служить этот день в белых одеждах… Как происходило это богослужение?… Конечно, всё начиналось загодя. Людей, которые изъявляли желание креститься… обычно… к этому человек не приходит сам собой… Книг, понятное дело, никаких не было… Апостол Павел говорил, что Вера — она от слышанья. Верующий человек рассказывал, свидетельствовал о Христе какому-то из своих друзей, знакомых, родственников, подчинённых или своему начальству… как тоже бывало… Бывало, что раб рассказывал своему господину, тот проявлял некоторый интерес, а потом изъявлял желание тоже приобщиться христианской жизни… И вот этот человек, который проповедовал другому Христа, он становился его восприемником или, как позже стали называть, крёстный отец… ну или крёстная мать… потому что обычно мужчины дружат с мужчинами, а женщины с женщинами… И рассказывали им первые понятия о Евангелии, о покаянии, о заповедях… А потом, если человек уже достаточно продвинулся по этому пути, и уже можно было ему доверять, его приводили в Церковь. В Церковь не как какое-то сооружение, потому что сначала храмов христианских не было… христиане собирались тайком… где-то, у кого-то в богатом доме кого-то из христиан или где-то в лесу, или где-то в горах, или вот… на окраине Рима… бывали катакомбы, в которых вырабатывали камень и в которых хоронили усопших… Там очень мягкие породы камня наподобие туфа, и в них делали такие углубления, в которых хоронили усопших, и там оставались ниши, которые замуровывались… Собирались — почему?… Потому что Церковь была катакомбной, потому что она была тайной… Вот такое слово возникло от римских катакомб. Потому что официально было гонение на христиан. Почему возникло это гонение?… Ну… во-первых по наущению иудеев, потому что иудеи относились к христианству как к зловредной секте. Не надо думать, что со смертью Христа Спасителя иудеи успокоились. Они знали, что остались ученики, и преследовали их по всему миру… И вот по беспроволочному телеграфу говорили-предупреждали, что появилась новая секта последователей Иисуса Христа, который «был мессия якобы, но он не был никакой не мессия, и его распяли… Он был грешник, хотел взять власть»… Это в Священных книгах… всяка хула на Иисуса Христа сохранилась в еврейских книгах. И понятно, — где появлялись проповедники, а начинали, конечно, по тому пути, как и Господь делал проповедь, сначала со своих… Приходили в синагоги и начинали проповедовать своим… Христа…
— Паша, видишь во-он того мужчину?…
— В усах?
— Да… Похож на Виталия Ивановича.
— Полина, тебе одиннадцать было. Как ты можешь его узнать!
— Я чувствую, что это он… Если подойдёт поздороваться с папой — точно он.
— С отцом все здороваются. Давно в этом храме служит?
— Что ты! Меньше года… Просто раньше помогал отцу Александру, когда мог.
— Вот почему его все знают!…
— …Часто их хватали, уже будучи предупреждены, что придут такие, и предавали… либо сами умерщвляли… когда это нельзя было из-за огласки, потому что апостолы проповедовали и язычникам так же, то устраивали таким образом, чтобы римская власть это сделала своими руками… чтобы придать законность этой расправе, потому что не верили в то, что Иисус Христос есть истинный Мессия. И вот несмотря на это гонение… Да!… ещё гонение от язычников, потому что кроме иудеев… это единственно они имели такую льготу, больше никакой народ не имел… Тот народ, который покорялся римлянам… он должен был принять римский обычай. Ну, это вообще такое имперское сознание. Поэтому если каким-то богам поклонялся какой-то народ, римский пантеон включал в себя этих богов. И изображение бога, маленькое, тоже клали в храм, и всё, пожалуйста, — ты должен поклоняться всем богам римским и плюс ещё своим… Но у иудеев была привилегия. Все знали, что иудеи поклоняться другим богам не будут, идолов не делают, их оставили в покое, потому что они были очень в этом твёрды. Они предпочитали умереть, но идолам не поклоняться. И так как христиан не признавали за иудеев, потому что иудеи говорили: «нет, это не иудеи»… Ах, так вы не иудеи?… То по закону вы обязаны поклоняться римским богам… А христиане тоже говорили «нет». Ну, ах нет!… Тогда мы вас заставим… Пытали, мучили, А если они не соглашались, тогда уже умерщвляли. Если помягче было гонение, то хотя бы ссылали подальше на край империи, чтобы они, как говорится, «не мутили воду». Но, несмотря на это жестокое гонение, христиане всё равно собирались ежевоскресно, ночью… что естественно… и оттуда у нас обычай использовать свечи, лампады…
— …Точно Виталий Иванович…
— Полина, дождись окончания проповеди.
— Ты за кого меня принимаешь!
— За свою жену.
— Паш, я так волнуюсь…
— Мать, ну дай послушать!…
— А сам?
— Вот отращу бороду как отец, будешь знать.
— …Мы-то сейчас не в катакомбах живём, а на свету, и вот у нас электричество есть… электричество недавнее изобретение, но вот лампады, свечи у нас от того древнего обычая, который сохранился у нас… Вот на Пасху… на Рождество… Главные службы… мы тоже служим ночью, воспоминая о том, как первые христиане молились исключительно ночью. Иначе это было просто смертельно опасно. Поэтому для большинства христиан всегда был такой выбор — если я иду причащаться, я за это могу заплатить своей жизнью или свободой как минимум. Потому в христиане шли люди твёрдые верой. И поэтому человека готовили к крещению целый год. Иногда больше или меньше. И самая последняя ответственная подготовка ко крещению была уже Великим постом…
— Ой… Женечка!…
— Где?
— Да вот же, рядом почти!
— А её-то как узнала!
— Посмотри на живот.
— Ты знаешь, сколько в Петербурге беременных женщин?
— И знать не хочу. Точно Женька.
— Кажется, тебе самой пора беременеть.
— Я не возражаю. Поговорим дома.
— …Великий пост возник и как в подражание Господу нашему Иисусу Христу, который перед тем, как выйти на служение, сорок дней постился… так и перед этим ответственным шагом каждый христианин готовящийся, — их называли «оглашенный», потому что их учили с голоса, а не по книгам… он готовился к Святому крещению, слыша в церкви, в собрании церковном эти Божественные тексты… из притч, из Иова, из Псалтири, из Евангелия, — всё, имеющее направленность сугубо катехизаторскую…
— …С папой беседуют.
— Вижу. Сколько ему лет?
— В прошлом году пятьдесят исполнилось… папа говорил.
— Седины мало, не то, что у отца.
— А что ты хотел! Пожил бы как он да с моей мамой…
— …Это его жена?
— Да, тёть Валя.
— Приятная женщина.
— …И вот в Великую Субботу происходило само крещение. В храме молились христиане, а отдельно от них, в отдельном помещении, как это называлось — в баптистерии… мы тут строим храм… с баптистерием тоже отдельно… Ваптизо по-гречески значит «крещу», а кто не знает, — это значит «погружаю в воду»… Крестили отдельно… Облачались в белые одежды в знак полученной чистоты и в знак оставления грехов, перед этим каялись в своих грехах, и со свечами уже приходили в то помещение, где совершалась Божественная литургия… И они впервые как полноправные члены приходили в храм. И вот это шествие от баптистерия до церкви и был тот самый крестный ход, который мы тоже совершаем ежегодно. Ну, правда, вокруг храма. Но если восстановится у нас традиция крестить в Великую Субботу, то мы конечно сделаем крестный ход именно вот от того баптистерия к нашему храму. В этом не будет никакого нарушения, просто восстановление очень древней православной традиции. Так крестился, например, наш князь Владимир… в Херсонесе. Хотя это был уже десятый век, но эта традиция соблюдалась в древней Византии. И христиане в белых одеждах ходили в течение всей седмицы пасхальной, как свидетельство принятия святого крещения, и все, кто был христианином, поздравляли… Ежедневно приходили в храм и причащались Святых Христовых Таин. И вся остальная Церковь с ними и постилась, и проходила это оглашение, потому что практически у каждого христианина были духовные наставники, будущие крестные, восприемники от купельных и они всё объясняли вновь обращённым ко Христу людям. Поэтому этот день субботний посвящён обращению новых членов, и поэтому мы и поём на Божественной литургии не «Святый Боже…», как обычно, а «Елицы во Христа креститеся…», потому что это песнопение, обращённое к тем христианам, и это есть слова апостола Павла из «Послания к римлянам», которое мы сегодня читали. И которое читается всегда при крещении, и Евангелие тоже, оно читается крещальное. В этом смысле субботняя литургия это крещальная литургия…
— А почему мужчины и женщины вперемешку?
— Паша, это же проповедь! Люди подходят поближе, чтоб лучше было слышно.
— Я смотрю, — некоторые записывают на диктофон.
— В следующий раз тоже буду.
— Мне нравится, как он говорит.
— Старенький уже, восьмой десяток разменял.
— Хорошо держится.
— А потом лежит полдня, в себя прийти не может.
— …Но в силу того, что количество желающих креститься всё увеличивалось, несмотря на гонения, и христиан стало такое большое количество, что империя пала к ногам Христа… и в лице императора Константина приняла веру христианскую… Правда сам император Константин не сразу крестился, а был в разряде оглашенных много лет, и не будучи крещённым, председательствовал на Первом Вселенском Соборе. А крестился меньше чем за год до своей смерти… Поэтому некоторые говорят, что вот, мол, царь Константин и воевал, и всякие политические коварства устраивал, как, дескать, он во святых!… Забывая о том, что в крещении человеку прощаются все грехи… Поэтому он к концу жизни достиг великого благочестия и крестился, будучи уже зрелым христианином, и никто не смеет обвинять его в тех грехах, которые ему сам Бог простил. Хотя конечно были прегрешения в его жизни как у каждого грешного человека. Но заслуги его непомерны! Поэтому и называют его равноапостольным. Ни один человек в мире за две тыщи лет не обратил ко Христу стольких людей, как царь Константин! Благодаря его повороту, благодаря его храмостроительству, его политике церковной обратились ко Христу миллионы людей. Не тысячи, не десятки и даже не сотни тысяч!… Благодаря его примеру истинного благочестия…
— Так, мама, я пошёл к машине.
— Ко кресту прикладываться не будешь?
— За меня приложись, я на всенощной.
— Ну иди уже, не отвлекай.
— …Ну вот раз в храме читаются слова из крещальной литургии, мы должны тоже их себе напомнить. Апостол пишет: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, крестились в Его смерть!» Большинство из вас могут ответить — да, действительно не знаем. Потому что это очень сложно понять, очень сложно вместить это в свою главу, а в сердце тем более. Что это значит, — креститься в смерть?… Вспомним изначальное значение слова «креститься». Это «погрузиться». Для чего лежит плащаница?… перед нами… Для того, чтоб нам было легче погрузиться в смерть Христову. Изображение распятого Христа, снятого с креста, лежит перед нами. Для того, чтоб мы лучше почувствовали, что за этим стоит… «И так мы погреблись с Ним крещением в смерть». В водах крещения, погружаясь в воду, человек умирает, он погружается в воду как в могилу…
— Виталий Иванович…
— Простите?…
— Я Полина.
— Полинушка!… Ты одна?
— С мужем.
— А где он?
— Машину для меня греет.
— Скажи, чтобы дожидался, сразу познакомимся.
— Хорошо… Тёть Валь… это я…
— Ой, доченька моя!…
— …Спасибо, тёть Валь… Подходите вместе с Виталием Иванычем.
— Обязательно подойду.
— …Как Христос воскрес из земли в третий день, так и человек, восходя от купели, должен воскреснуть в новую жизнь. Как Христос воскрес в духовном Теле, так и каждый христианин должен воскреснуть, а лучше сказать — совоскреснуть со Христом, для новой духовной жизни, чтобы нам ходить в обновлённой жизни… В чём должно быть обновление?… Ну… в том, чтобы мы жили не по-язычески, не по своим каким-то представлениям, а по заповедям Божиим. Если мы соединены с Ним, со Христом подобием смерти, то должны быть соединены и подобием воскресения. Зная, что ветхий наш человек распят с ним, что упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами грехов, так как умерший освободился от греха. Потому что если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с ним. Вот для чего! Чтобы жить со Христом! Вот для чего принимается крещение. Не для того, чтобы наша вера помогала каким-то образом в нашей обычной жизни, а чтобы в нашу жизнь вошёл Христос. Чтоб мы с Ним устраивали нашу дальнейшую жизнь. Чтоб всё было согласовано с Ним! Чтоб всё было благословлено Им! Он уже благословил Своих учеников, что можно делать — что нельзя, что хорошо — что плохо, всё это объяснил. Нам только остаётся в течение нашей жизни согласовать свою жизнь со Христом. Вот об этом нам никогда не надо забывать, и Великая Суббота нам ныне это напоминает. Спаси всех Господи!…
— Виталий Иванович — Паша, мой муж.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— …А это Валентина Васильевна, тётя Валя… Тёть Валь, я Женю видела!
— Да, сейчас подойдёт… Женечка!…
— …Полинка!… Уй-й!…
— Ты поаккуратней с малышом-то!
— Ничего с ним не сделается, привыкший.
— А помнишь?… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе…»
— «…злые люди бедной киске не дают…»
— «…украсть сосиски».
— Сколько лет не виделись?
— Жень, ну посчитай с девяносто пятого.
— Четырнадцать?… Точно!
— Я тебя сразу узнала.
— Я тоже. Только засомневалась, — ты ли это.
— А папа не говорил, что приедем?
— Говорил, да из головы вылетело, как только тебя увидела.
— Не сомневалась, значит… Папа выйдет?
— Собирался… А вот и он.
— Здравствуйте, кого не видел… Енюшка, ну-ка щёчки подставляй… Спасибо, что пришли, рад вас видеть.
— Антон, что за сестрица на тебя во сто глаз смотрела?
— …А ты что это, отец, на сестриц заглядываешься!
— Валь, я случайно.
— Дома тебе будут случайности.
— …Мам–пап, вы чего!…
— …Жень, всё нормально… Ну, видел или нет?
— Лицо показалось знакомым. В храме раньше не бывала.
— Мне тоже показалось… Да вот же она!
— Где?
— На крыльце… в нашу сторону смотрит…
— …Тоша, это Юлина подруга.
— Какая подруга?
— Из Финляндии приехала. Зовут… Тайна, кажется.
— Интересное имя.
— Она приехала с сыном… недели две в Питере пробудут.
— Это её встречала Юля?
— Да. Я обещала вас познакомить.
— Зачем?
— Тош, ну что ты как затворник! Надо же с людьми общаться.
— Надо, моя радость.
— Ну, что сказать?
— Скажи, что из мелкой посуды не пью.
— Хорошо, так и передам… Виталий Иванович, к нам заедете?
— Полина, в другой раз. Может, вы к нам выберетесь?
— Как Тоша скажет. Мы мобильные.
— …Опять меня не спрашивает никто. Когда в компании как человек посижу!
— Дома попьёшь, дорогой. Не надо было машину покупать.
— …Паш, ты не одинок. Знаешь, сколько я пропустил?…
— …Так, начинаются мужские разговоры… Всё, Полинушка, нам пора. Созвонимся.
— Теперь уже точно, тёть Валь… Как я рада вас видеть.
— Я тоже очень рада. Приезжайте с ночёвкой, место найдём. Ты ещё Нюшу не видела нашу.
— Как она?
— На худграфе, третий курс заканчивает.
— Какая умница.
— Дай тебя обнять, доченька, я так рада, до слёз.
— Спасибо… До свидания.
— Не забудь позвонить!
— Обязательно!
Продолжение следует…
02.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Над озером туман
— Антон, к тебе пришли!
— Кто ко мне… О Боже, Зира!
— Да. И мужа привела.
— Сейчас… сейчас… Я даже умыться не успел.
— …Проходите, он быстро.
— Здравствуйте, рад вас видеть. Зира, как ты?…
— Тошик, у меня нет слов… Просто нет. Поговорите с Серхатом, а я займу Эрни полезным делом.
— …Тошик…
— Почему вы называете меня Тошиком!
— На турецкий манер, если не возражаешь.
— В общем-то нет.
— У нас такого имени нет, но если Зира мне родит сына, — будет.
— Ну, это как-то… Даже неудобно.
— Это мне должно быть неудобно, что решил без твоего согласия.
— Согласия на что?
— Назвать сына в твою честь.
— Да ладно тебе, что я такого сделал!
— Не знаю, — кто тебя в этот мир послал и зачем. Может у тебя все руки в крови, может Бог отступился от тебя. Но ты вернул мне жену. Я твой должник, и хочу, чтобы ты это знал.
— Да… ничего особенного.
— Скажу как мужчина мужчине — если любишь, то поймёшь. Я попал в рай при жизни. Она стала такой, какой была десять лет назад.
— Что же в ней было!
— Что в людях сейчас! Я хожу по улицам — и не вижу глаз. Я вижу контактные линзы, которыми они отражают мир. И это страшно! Невозможно достучаться ни до одной живой души. Да можно ли души назвать живыми, если они задыхаются под этими линзами!…
— Серхат, ты прям поэт…
— Да, я пишу стихи. Зира не говорила? Пока только на арабском. Для меня он второй родной… Или третий — всё время путаю. Я родился и вырос в Ленинграде. Когда-нибудь начну писать и на русском, обязательно.
— Неужели так быстро почувствовал изменения?
— А ты! Ты должен был увидеть, что вчера пришла одна женщина, а сегодня другая.
— Да, почувствовал. Просто… думал, — мне показалось.
— Тебе знаком Коран, ислам?
— Немного… Я интересовался вашей культурой.
— Ты верующий?
— Сегодня предстоит крещение в православной церкви.
— Это хорошо. Человек без веры не человек.
— …В целом, я так понимаю, результат удовлетворительный. Но Зира должна прийти ещё раз. Я должен убедиться, что всё хорошо.
— Как скажешь, брат.
— Брат?… Бодрит, однако… Серхат, а как вы назовёте ребёнка, если родится дочка?
— Пока не знаю. Хочу дочку, пусть в доме будет две Зиры — большая и маленькая. А жена хочет сына.
— Кто бы ни был — это будет ваш ребёнок… Зира–маленькая… Забавно.
— Назови ты.
— Серхат! Что ты!… Я же не…
— Тошик, мы давно не переживали такой радости… Прошу!
— …Мне… Хорошо! Дай слово, что никто об этом не узнает.
— Клянусь Аллахом!
— Скажите ей… что её зовут… София.
— Эрни, я побежал. Следующая электричка через час, хочу успеть до окончания службы.
— Ну, до встречи. Рад был, честное слово.
— А вино!… М-м…
— Антон, подожди… Возьми.
— Триста рублей?!… За что!…
— Зира передала.
— Они с ума сошли!… Нет, я не могу это взять.
— Стоп–стоп–стоп!… Я тем более. Представь себе их лица, когда я буду возвращать деньги. Представил?… Бери, не разбогатеешь.
— Да уж… Тогда… Я знаю, как их истратить. Куплю кольца Марине и себе, прямо сегодня.
— Хорошее дело… Появишься в городе — звони или сразу в магазин.
— Обещаю.
— До встречи.
— Пока… Да, Эрни… вот ещё что…
— На Сестрорецк?
— На Белоостров.
— Еле успел… Свободно?
— Ради Бога.
— …Чудесная погода, правда? Давно такой осени не было.
— Не возражаю.
— Не возражаете против моих слов или погоды?
— И то, и другое… Мне сегодня вообще возражать не хочется.
— Приятно слышать… Редкое качество по нынешним временам.
— Что же в нём такого особенного!
— Не особенное, если я Вас правильно понял, — редкое. Сейчас возражателей развелось столько, что приходится удивляться, — как мы до сих пор живы.
— Не вижу связи.
— Связь простая. Представьте, как рабочий на заводе начнёт возражать против технологической карты, или военный — против приказа командира. Представили?… То-то…
— А вы по какой части, если не секрет?
— Я-то? Да так. Я, можно сказать, специалист широкого профиля. Как Вы, например.
— Быстро Вы делаете выводы. Не слишком ли поспешно?
— О нет! У Вас на лбу написано два высших образования, причём из разных областей. И умные внимательные глаза, которые Вы неумело прячете.
— Поторопились Вы, однако. Образование у меня самое среднее. А ум… Давно, знаете ли, живу, — много знаю.
— Не скажите, коллега! Знавал многих стариков с умом детей потомственных алкоголиков. Это не скрыть, как не пытайтесь.
— Коллега?
— Мне так думается.
— В чём же наша… э-э… коллегиальность!
— Как Вам сказать… Я своего рода доброжелатель.
— Хотите вина?
— Сегодня, увы, мне нужен трезвый ум. Доброжелательность иногда накладывает некоторые ограничения. Вам знакомо это слово?
— Что-то припоминаю.
— Шутить изволите, — прекрасно… Хотелось бы Вас поздравить, коллега…
— Опять?
— Не обессудьте… Так вот… Но заранее как-то не принято.
— О чём Вы?
— О церкви в Лисьем Носу.
— Откуда Вы знаете!
— Я про Вас много чего знаю… коллега. Вы ведь… доброжелатель?… О чём Вы задумались?… о чём Вы задумались…
— …Эрни, у тебя есть что-нибудь из артекаинового ряда ?
— Зуб заболел?
— Фурункул вскочил под коленкой. Болит, зараза. Надо попробовать выдавить.
— Сейчас… поищу… Нету, только лидокаин .
— Пойдёт, всё не по живому.
— Помочь?
— Желательно, одному не справиться. Только поаккуратней… Быстро-то как! Вчера даже намёка не было.
— Может укусил кто… Посмотри, зубы не отпечатались?
— Разве что Виталик.
— …Антон…
— Что?
— Зубы…
— Шутишь!
— Посмотри сам.
— Та-ак… Эрни, ты прочитал много разных книжек. Что-нибудь подобное встречалось?
— Ты первый.
— Спасибо, утешил. Что будем делать?
— Противостолбнячную сыворотку… в смысле — от бешенства, прививку.
— Давай перекисью обработаем. Мало ли…
— Мигом!… Ногу поверни… Всё чисто… Так что насчёт бешенства?
— О чём ты говоришь! Что я, — по ночам бегаю наперегонки с волками? Включи мозг!
— Тогда что?
— Ну и какой толк с твоих книжек? Только глаза посадил.
— След не свежий. Уже пошла синева.
— Конечно! Проколов не видно, только отпечатки остались. Образовалась гематома.
— Давай кровь стравим.
— Да брось ты, поздно уже, бодягой обойдусь… Идея! Пятаки есть? Штучки три–четыре.
— Зачем?
— Приложу, бинтом замотаю, — через пару дней опухоли не будет.
— Не вопрос… Держи.
— …Не пойдёт.
— Почему?
— Отваливаются.
— И что?
— Если помогают, то приклеиваются к больному участку. Это что-то другое.
— При ходьбе мешает сильно?
— Терпимо. Какие наши действия?
— Не ко мне.
— И я не знаю. Значит, ничего делать и не будем. Посмотрю, что будет дальше… Виталику ни слова.
— …О чём Вы задумались?
— Где мы с Вами встречались? Я не припоминаю.
— Может в филармонии на концерте Пеллегрини , или в Театре Эстрады девятого числа.
— И это знаете!
— …Или в Апраксином переулке.
— Так, понятно… Кто Вас послал, — Прохоров или Пиотровская?
— О, Ольге Владимировне до Вас дела нет! Она уже и забыла о Вашем существовании.
— Значит, — эти…
— Не совсем так. Я же говорил, — я доброжелатель. А это значит, что я сам по себе.
— Что Вы хотите?
— Ничего. Я хочу Вас предостеречь.
— Надо же! Отчего, если позволите?…
— От опрометчивых поступков. Не всем нравится то, что Вы делаете. В том числе Ваши сестрорецкие лекции.
— Я поступаю так, как считаю нужным.
— Полностью с Вами согласен. Но кое-кто хочет, чтобы Вы начали поступать так, как нужно им. Понимаете?
— Этого от меня трудно дождаться, ещё трудней добиться.
— Трудно не означает невозможно… Ну что ж, прощайте, коллега, моё время истекло.
— Вы не до Сестрорецка?
— Нет, что Вы! Я только до Вас и обратно. Приятно было побеседовать… Вам пора.
— Молодой человек… молодой человек!…
— Что!…
— Подъезжаем к Лисьему Носу.
— Уже?… Спасибо.
— Не за что.
— Марина…
— Что с тобой!
— Потом… Морковка дома?
— Лепит… Антон, она глиной стол весь извазюкала! Надо что-то делать.
— Сделаем, не волнуйся. Я приготовил специальную досточку для лепки. Научу, как за ней ухаживать.
— Она будет?
— Почему нет! Это несложно и довольно-таки приятно… Вы давно обедали?
— Только что. Поешь?
— Не хочу. Попьем чая перед прогулкой?
— Какой прогулкой!
— Так! Все на чаепитие с пирожными перед прогулкой у озера! Морковке мыть руки! Маме тоже.
— …Тоша, а тебе? Ты же с улицы пришёл!
— А я их не пачкал!… Иди ко мне, моя радость… Как ты?
— Теперь хорошо. Лучше и быть не может.
— Обними меня… Крепче можешь?
— Я тебя задушу-у…
— А я не боюсь… Давай бегом руки мыть, и за стол. Сегодня у нас будет какой-нибудь праздник.
— Какой-нибудь?
— Я ещё не придумал. Ты хочешь праздник?
— А мама?
— И для мамы сделаем праздник.
— Я побежала!
— Тош, смотри, какие красивые!
— Это кленовые. В наших краях они редко желтеют до такого состояния. Вот в Сибири это не редкость.
— А Сибирь далеко?
— Очень далеко. Если идти пешком, это целых тысячу часов! Больше трёх месяцев каждый день по десять часов!
— Далеко… А это?
— Это берёзка листочки сбросила свои… А вот осина. Похож на берёзовый, только зубчики другие. Видишь?
— Покажи дубовые!
— Сейчас… Где-то тут у нас был дуб… Марин, не теряй нас!
— Сами не потеряйтесь.
— Полюшко, смотри, тут жёлуди есть!
— Где!
— Да как много! Некоторые даже шляпки не потеряли.
— Тош, можно?
— Что?
— Взять.
— Домой?
— Ага.
— Бери! Только не разбрасывай, где попало, а то нам от мамы влетит.
— Я сейчас…
— Аккуратней, могут поломаться…
— Тоша, больше не влезает!
— Не жадничай, тебе хватит… Пробегись немного, я пока с мамой.
— Хорошо.
— Что на тебя сегодня нашло…
— Хорошее настроение.
— Полина, близко к ручью не подходи!…
— …Пусть резвится, мы рядом.
— А вдруг?…
— Да брось ты! Придём домой, переоденем–вымоем–высушим, чаем напоим — разве проблема?
— А в чём проблема?
— Хочешь меня напрячь? Сегодня не получится… Вот…
— Что ты делаешь! Встань сейчас же…
— Марина, я прошу выйти за меня замуж.
— Просишь или требуешь?
— Требую.
— Чем докажешь?
— Для начала… вот этим.
— Алмазная грань… красивое какое… Когда ты купил!
— Сегодня.
— Вот почему ты такой…
— Не только.
— Выпил?
— Можно сказать и так. Скорее — испил.
— Что ещё придумал!
— Я крестился.
— Серьёзно?!…
— Марин, такими вещами не шутят… Ты что?…
— Я так рада… Полина… Полина! Беги сюда, Тоша зовёт!
— …Почему Тоша!
— Меня она не послушает… Полина, доча, Тоша сегодня крестился! Поздравь его.
— …Тош…
— Идём домой. Ты уже замёрзла… Ну, кто первый до моста?
Продолжение следует…
Над озером туман
— Антон, к тебе пришли!
— Кто ко мне… О Боже, Зира!
— Да. И мужа привела.
— Сейчас… сейчас… Я даже умыться не успел.
— …Проходите, он быстро.
— Здравствуйте, рад вас видеть. Зира, как ты?…
— Тошик, у меня нет слов… Просто нет. Поговорите с Серхатом, а я займу Эрни полезным делом.
— …Тошик…
— Почему вы называете меня Тошиком!
— На турецкий манер, если не возражаешь.
— В общем-то нет.
— У нас такого имени нет, но если Зира мне родит сына, — будет.
— Ну, это как-то… Даже неудобно.
— Это мне должно быть неудобно, что решил без твоего согласия.
— Согласия на что?
— Назвать сына в твою честь.
— Да ладно тебе, что я такого сделал!
— Не знаю, — кто тебя в этот мир послал и зачем. Может у тебя все руки в крови, может Бог отступился от тебя. Но ты вернул мне жену. Я твой должник, и хочу, чтобы ты это знал.
— Да… ничего особенного.
— Скажу как мужчина мужчине — если любишь, то поймёшь. Я попал в рай при жизни. Она стала такой, какой была десять лет назад.
— Что же в ней было!
— Что в людях сейчас! Я хожу по улицам — и не вижу глаз. Я вижу контактные линзы, которыми они отражают мир. И это страшно! Невозможно достучаться ни до одной живой души. Да можно ли души назвать живыми, если они задыхаются под этими линзами!…
— Серхат, ты прям поэт…
— Да, я пишу стихи. Зира не говорила? Пока только на арабском. Для меня он второй родной… Или третий — всё время путаю. Я родился и вырос в Ленинграде. Когда-нибудь начну писать и на русском, обязательно.
— Неужели так быстро почувствовал изменения?
— А ты! Ты должен был увидеть, что вчера пришла одна женщина, а сегодня другая.
— Да, почувствовал. Просто… думал, — мне показалось.
— Тебе знаком Коран, ислам?
— Немного… Я интересовался вашей культурой.
— Ты верующий?
— Сегодня предстоит крещение в православной церкви.
— Это хорошо. Человек без веры не человек.
— …В целом, я так понимаю, результат удовлетворительный. Но Зира должна прийти ещё раз. Я должен убедиться, что всё хорошо.
— Как скажешь, брат.
— Брат?… Бодрит, однако… Серхат, а как вы назовёте ребёнка, если родится дочка?
— Пока не знаю. Хочу дочку, пусть в доме будет две Зиры — большая и маленькая. А жена хочет сына.
— Кто бы ни был — это будет ваш ребёнок… Зира–маленькая… Забавно.
— Назови ты.
— Серхат! Что ты!… Я же не…
— Тошик, мы давно не переживали такой радости… Прошу!
— …Мне… Хорошо! Дай слово, что никто об этом не узнает.
— Клянусь Аллахом!
— Скажите ей… что её зовут… София.
— Эрни, я побежал. Следующая электричка через час, хочу успеть до окончания службы.
— Ну, до встречи. Рад был, честное слово.
— А вино!… М-м…
— Антон, подожди… Возьми.
— Триста рублей?!… За что!…
— Зира передала.
— Они с ума сошли!… Нет, я не могу это взять.
— Стоп–стоп–стоп!… Я тем более. Представь себе их лица, когда я буду возвращать деньги. Представил?… Бери, не разбогатеешь.
— Да уж… Тогда… Я знаю, как их истратить. Куплю кольца Марине и себе, прямо сегодня.
— Хорошее дело… Появишься в городе — звони или сразу в магазин.
— Обещаю.
— До встречи.
— Пока… Да, Эрни… вот ещё что…
— На Сестрорецк?
— На Белоостров.
— Еле успел… Свободно?
— Ради Бога.
— …Чудесная погода, правда? Давно такой осени не было.
— Не возражаю.
— Не возражаете против моих слов или погоды?
— И то, и другое… Мне сегодня вообще возражать не хочется.
— Приятно слышать… Редкое качество по нынешним временам.
— Что же в нём такого особенного!
— Не особенное, если я Вас правильно понял, — редкое. Сейчас возражателей развелось столько, что приходится удивляться, — как мы до сих пор живы.
— Не вижу связи.
— Связь простая. Представьте, как рабочий на заводе начнёт возражать против технологической карты, или военный — против приказа командира. Представили?… То-то…
— А вы по какой части, если не секрет?
— Я-то? Да так. Я, можно сказать, специалист широкого профиля. Как Вы, например.
— Быстро Вы делаете выводы. Не слишком ли поспешно?
— О нет! У Вас на лбу написано два высших образования, причём из разных областей. И умные внимательные глаза, которые Вы неумело прячете.
— Поторопились Вы, однако. Образование у меня самое среднее. А ум… Давно, знаете ли, живу, — много знаю.
— Не скажите, коллега! Знавал многих стариков с умом детей потомственных алкоголиков. Это не скрыть, как не пытайтесь.
— Коллега?
— Мне так думается.
— В чём же наша… э-э… коллегиальность!
— Как Вам сказать… Я своего рода доброжелатель.
— Хотите вина?
— Сегодня, увы, мне нужен трезвый ум. Доброжелательность иногда накладывает некоторые ограничения. Вам знакомо это слово?
— Что-то припоминаю.
— Шутить изволите, — прекрасно… Хотелось бы Вас поздравить, коллега…
— Опять?
— Не обессудьте… Так вот… Но заранее как-то не принято.
— О чём Вы?
— О церкви в Лисьем Носу.
— Откуда Вы знаете!
— Я про Вас много чего знаю… коллега. Вы ведь… доброжелатель?… О чём Вы задумались?… о чём Вы задумались…
— …Эрни, у тебя есть что-нибудь из артекаинового ряда ?
— Зуб заболел?
— Фурункул вскочил под коленкой. Болит, зараза. Надо попробовать выдавить.
— Сейчас… поищу… Нету, только лидокаин .
— Пойдёт, всё не по живому.
— Помочь?
— Желательно, одному не справиться. Только поаккуратней… Быстро-то как! Вчера даже намёка не было.
— Может укусил кто… Посмотри, зубы не отпечатались?
— Разве что Виталик.
— …Антон…
— Что?
— Зубы…
— Шутишь!
— Посмотри сам.
— Та-ак… Эрни, ты прочитал много разных книжек. Что-нибудь подобное встречалось?
— Ты первый.
— Спасибо, утешил. Что будем делать?
— Противостолбнячную сыворотку… в смысле — от бешенства, прививку.
— Давай перекисью обработаем. Мало ли…
— Мигом!… Ногу поверни… Всё чисто… Так что насчёт бешенства?
— О чём ты говоришь! Что я, — по ночам бегаю наперегонки с волками? Включи мозг!
— Тогда что?
— Ну и какой толк с твоих книжек? Только глаза посадил.
— След не свежий. Уже пошла синева.
— Конечно! Проколов не видно, только отпечатки остались. Образовалась гематома.
— Давай кровь стравим.
— Да брось ты, поздно уже, бодягой обойдусь… Идея! Пятаки есть? Штучки три–четыре.
— Зачем?
— Приложу, бинтом замотаю, — через пару дней опухоли не будет.
— Не вопрос… Держи.
— …Не пойдёт.
— Почему?
— Отваливаются.
— И что?
— Если помогают, то приклеиваются к больному участку. Это что-то другое.
— При ходьбе мешает сильно?
— Терпимо. Какие наши действия?
— Не ко мне.
— И я не знаю. Значит, ничего делать и не будем. Посмотрю, что будет дальше… Виталику ни слова.
— …О чём Вы задумались?
— Где мы с Вами встречались? Я не припоминаю.
— Может в филармонии на концерте Пеллегрини , или в Театре Эстрады девятого числа.
— И это знаете!
— …Или в Апраксином переулке.
— Так, понятно… Кто Вас послал, — Прохоров или Пиотровская?
— О, Ольге Владимировне до Вас дела нет! Она уже и забыла о Вашем существовании.
— Значит, — эти…
— Не совсем так. Я же говорил, — я доброжелатель. А это значит, что я сам по себе.
— Что Вы хотите?
— Ничего. Я хочу Вас предостеречь.
— Надо же! Отчего, если позволите?…
— От опрометчивых поступков. Не всем нравится то, что Вы делаете. В том числе Ваши сестрорецкие лекции.
— Я поступаю так, как считаю нужным.
— Полностью с Вами согласен. Но кое-кто хочет, чтобы Вы начали поступать так, как нужно им. Понимаете?
— Этого от меня трудно дождаться, ещё трудней добиться.
— Трудно не означает невозможно… Ну что ж, прощайте, коллега, моё время истекло.
— Вы не до Сестрорецка?
— Нет, что Вы! Я только до Вас и обратно. Приятно было побеседовать… Вам пора.
— Молодой человек… молодой человек!…
— Что!…
— Подъезжаем к Лисьему Носу.
— Уже?… Спасибо.
— Не за что.
— Марина…
— Что с тобой!
— Потом… Морковка дома?
— Лепит… Антон, она глиной стол весь извазюкала! Надо что-то делать.
— Сделаем, не волнуйся. Я приготовил специальную досточку для лепки. Научу, как за ней ухаживать.
— Она будет?
— Почему нет! Это несложно и довольно-таки приятно… Вы давно обедали?
— Только что. Поешь?
— Не хочу. Попьем чая перед прогулкой?
— Какой прогулкой!
— Так! Все на чаепитие с пирожными перед прогулкой у озера! Морковке мыть руки! Маме тоже.
— …Тоша, а тебе? Ты же с улицы пришёл!
— А я их не пачкал!… Иди ко мне, моя радость… Как ты?
— Теперь хорошо. Лучше и быть не может.
— Обними меня… Крепче можешь?
— Я тебя задушу-у…
— А я не боюсь… Давай бегом руки мыть, и за стол. Сегодня у нас будет какой-нибудь праздник.
— Какой-нибудь?
— Я ещё не придумал. Ты хочешь праздник?
— А мама?
— И для мамы сделаем праздник.
— Я побежала!
— Тош, смотри, какие красивые!
— Это кленовые. В наших краях они редко желтеют до такого состояния. Вот в Сибири это не редкость.
— А Сибирь далеко?
— Очень далеко. Если идти пешком, это целых тысячу часов! Больше трёх месяцев каждый день по десять часов!
— Далеко… А это?
— Это берёзка листочки сбросила свои… А вот осина. Похож на берёзовый, только зубчики другие. Видишь?
— Покажи дубовые!
— Сейчас… Где-то тут у нас был дуб… Марин, не теряй нас!
— Сами не потеряйтесь.
— Полюшко, смотри, тут жёлуди есть!
— Где!
— Да как много! Некоторые даже шляпки не потеряли.
— Тош, можно?
— Что?
— Взять.
— Домой?
— Ага.
— Бери! Только не разбрасывай, где попало, а то нам от мамы влетит.
— Я сейчас…
— Аккуратней, могут поломаться…
— Тоша, больше не влезает!
— Не жадничай, тебе хватит… Пробегись немного, я пока с мамой.
— Хорошо.
— Что на тебя сегодня нашло…
— Хорошее настроение.
— Полина, близко к ручью не подходи!…
— …Пусть резвится, мы рядом.
— А вдруг?…
— Да брось ты! Придём домой, переоденем–вымоем–высушим, чаем напоим — разве проблема?
— А в чём проблема?
— Хочешь меня напрячь? Сегодня не получится… Вот…
— Что ты делаешь! Встань сейчас же…
— Марина, я прошу выйти за меня замуж.
— Просишь или требуешь?
— Требую.
— Чем докажешь?
— Для начала… вот этим.
— Алмазная грань… красивое какое… Когда ты купил!
— Сегодня.
— Вот почему ты такой…
— Не только.
— Выпил?
— Можно сказать и так. Скорее — испил.
— Что ещё придумал!
— Я крестился.
— Серьёзно?!…
— Марин, такими вещами не шутят… Ты что?…
— Я так рада… Полина… Полина! Беги сюда, Тоша зовёт!
— …Почему Тоша!
— Меня она не послушает… Полина, доча, Тоша сегодня крестился! Поздравь его.
— …Тош…
— Идём домой. Ты уже замёрзла… Ну, кто первый до моста?
Продолжение следует…
28.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Книга вторая. Крест-накрест
Мои волосы пали на пол
в белые кольца выспренних фраз.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча — в отражении факел.
Пролог
— Женечка… мы с папой решили с тобой посоветоваться.
— Мама, я ведь маленькая!
— Это ненадолго, вырастешь большая. И твоя сестрёнка вырастет. Так как мы её назовём?
— Я думала, что у неё есть имя.
— Что ты, доченька! Имена даются после рождения.
— Меня тоже называли?
— Конечно, доча. Папа очень хотел, чтобы тебе нравилось имя.
— Мама, а как мы узнаем, что сестрёнке имя понравится?
— Мы выберем такое, что обязательно понравится. Мы хотели назвать её Антониной. Красивое имя, правда?
— Красивое. А как будет ласковое?
— Тоня. Можно будет называть Тошей.
— Мама, ну это же для мальчиков! У нас уже есть Тоша.
— И девочки бывают Тошами.
— Мамуля, девочки не могут быть Тошами.
— Ну почему же, доченька!
— Мам, я буду их путать. Давай выберем другое.
— Хорошо… Татьяна.
— А ласковое?
— Таня, Танюша… Нюша.
— Ой, мамочка, я тоже это люблю! Пусть будет Нюша… Нюшенька… Так можно?
— Можно, дочура, можно. Ну так что, назовём Таней?
— Мама, а сестрёнка узнает, что это мы так её назвали?
— Конечно!
— Спасибо, мамуля.
— За что?
— За то, что меня назвали Женей.
То ли север, то ли юг
— Марин, мы в магазин.
— А ребёнка зачем?
— Прогуляется.
— Полина, ты хочешь гулять?
— Мам, мы недолго.
— Никакого мороженого.
— Тоша мне никогда не покупает.
— Ты хвастаешься или жалуешься?
— Но ведь хочется…
— Точно?
— Мам, честное–пречестное! Правда, Тоша?
— Марин, мы туда и обратно. Не сидеть же взаперти!
— Мне, значит, можно…
— Пойдём с нами.
— Так уж и с вами!… Может вы со мной?
— Ты пойдёшь?
— У меня дела.
— Полина?…
— Побежали, пока мама не передумала.
— Тихо, не шуми.
— Тош, а ты правда мороженого не купишь?
— Я просил не шуметь.
— Спасибо, Тош, я тебя люблю.
— Я тебя тоже, моя радость.
— Антон, прошу, — не балуй дочь.
— Марина, ты о чём!
— Она мой ребёнок. Ты ей никто.
— Как это никто!
— Вот так.
— Кто же я! Воспитатель из детского сада?
— Я не хочу, чтобы она к тебе привязывалась.
— Что в этом плохого!
— А что хорошего?
— Послушай, девочке нужно мужское воспитание и внимание.
— Мала ещё для этого.
— Что за чушь!…
— Не чушь. У неё есть мать.
— Пусть и я буду.
— А если ты захочешь вернуться в свою семью?
— Глупость какая.
— Там твои сыновья.
— Ты прекрасно знаешь, что не вернусь.
— Не знаю.
— Ты хочешь, чтобы я туда вернулся? Или хочешь, чтобы остался с тобой?
— Не знаю.
— Ты тут пока узнавай. Потом скажешь.
— Когда?
— Чем раньше, — тем лучше.
— …Звонил Виталий.
— Он не говорил, что хотел?
— Что-то насчёт поездки.
— А, да…
— Куда собрались?
— В Бокситогорск, за белой глиной.
— Надолго?
— Дня на три, может на четыре. От погоды зависит.
— Ну ты подумай, — чего хочешь.
— Ты ничего не перепутала? Это ты должна решать, — со мной всё предельно ясно.
— Я подумаю.
— Вырвался?
— Ещё как… То есть еле–еле.
— Что-то не нравишься ты мне последнее время.
— Я сам себе не нравлюсь.
— Слушай, Тоха, помню, как ты светился три года назад. Что вы друг с другом сделали? Или она с тобой.
— Вот бы знать… Виталик, мы куда?
— Хочу познакомить с одним мужиком.
— Чем занимается?
— Работает в книжном магазине.
— Что я там потерял…
— Потерял… Сегодня найдёшь… Заберём с работы, — и к нему домой.
— А что дома?
— Твоя находка.
— Виталик, какой комар тебя кусил?
— Конфеты отрабатываю… Подожди в машине, мы скоро.
— Антон.
— Очень приятно, — Эрни.
— Как?!…
— Эрнандо… Виталий, ты ему не рассказал?
— Бесполезно рассказывать. Пока сам руками не пощупает… скульптор, блин.
— …Где обитаешь?… Можно на «ты»?
— Вполне… У «Техноложки»… Виталий, как тебе мероприятие?…
— Не очень… Когда художники выставляются, — можно хоть постоять–поглазеть. А эти… со своими заумными виршами…
— Среди художников тоже зауми полно.
— Знаешь, Жванецкий однажды сказал: «Запах ведь чем хорош! Потому что вместе с человеком. Не нравится запах — отойди в сторону»… От этих… не отойдёшь… Душок ещё тот.
— На тебя трудно угодить.
— Невозможно. Не люблю угодливых… К Антону иной раз в гости приезжать не хочется. Хорошо, хоть отмазка есть, — далеко живёт.
— …Ты раньше не говорил.
— Какой смысл воздух ногами пинать! Только тебя расстраивать. А ты ещё мне пригодишься.
— Ребята, может дальше без меня?
— Обиделся, что ли? Тоха, зря ты так. Я же не сказал, что совсем плохо. Я хочу сказать, что у тебя всё будет хорошо… Эрни, от посылки что-нибудь осталось?
— Литров десять.
— Отлично! Нам хватит.
— …Ну ребята, вы даёте… А как же Бокситогорск!
— Днём раньше — днём позже, — какая разница! Твоя Марина даже не заметит.
— Много ты про неё знаешь.
— Знаю,знаю… Ей сыновей вместо дочки — стала бы как моя сестра.
— Договоришься у меня.
— Напугал ежа… Рулить кто будет, — дядя?
— Мы ещё вернёмся к этому разговору.
— Возражений нет, майор… Кстати, вы с Эрни почти коллеги, — он младший лейтенант.
— Каких родов?
— …Авиация.
— Всего младший?…
— Комиссовали по зрению с четвёртого курса. Мог бы остаться, только пошёл бы служить в «сапоги».
— В партию-то успели принять?
— Успели… Ты тоже коммунист?
— Вышел два года назад.
— Смелый поступок. Я в этом году.
— Да чего там смелого…
— В Питере, пожалуй, — да. А периферия до сих пор по старым законам живёт.
— Недолго осталось.
— Согласен…
— У меня сосед пьяница… как поддаст, так орёт на весь Сестрорецк: дождётесь, сволочи, перестрелки после перестройки. Боюсь, — прав пролетарий.
— А ты как думаешь?…
— Я старой закалки, — мыслю пятилетками. После девяностого надо ждать. Максимум в девяносто втором… Не дай Бог… пачкаться…
— …Эрни, нам сюда?
— Следующий… ага… давай направо, вокруг сквера… всё, приехали… Добро пожаловать в мою холостяцкую квартирку!
— Уютненько.
— Тут много народа руку приложило.
— То есть?…
— Жены нет, женщины бывают. От каждой остаётся кусочек… этого самого. Вот так и живём.
— Чем занимаешься?… Магазин не считается!
— Всем помаленьку. Встречи с интересными людьми, Самиздат… Кое-что ещё.
— Откуда такое имя?
— Папашка был двинут на Испании, занимался испанской поэзией. Вот и подобрал сыну имечко. Нормально, за сорок лет привык. А тебе сколько?
— Тридцать шесть… Отец был филологом?
— Дипломатом. По-нашему — шпион во внешней разведке. Хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Только вот в лётное я поступал уже после его смерти… Давайте за встречу и знакомство.
— …Хороший букет.
— Домашнее. Мне каждый месяц присылают две канистры.
— Откуда?
— Из Грозного.
— Имей в виду, — отопьём.
— Пейте на здоровье, — похмелья не будет… Антон, пока не забыл… Это тебе.
— Сатпрем ?!…
— Первое официальное издание «Путешествия сознания» . Разлетелось мгновенно. Виталий рассказывал, чем ты увлекаешься. Решил подогреть знакомство книжкой.
— Спасибо, Эрни, мои листочки уже подыстрепались.
— В следующем году планируется допечатка, — если повезёт.
— Хорошее дело.
— Это не мой проект. Есть другие заинтересованные лица. В Питере такие группы как у тебя работают пятнадцать лет. Сначала подпольно, сейчас уже открыто.
— А твоё участие?…
— Я говорил, — интересные люди, артефакты…
— Я-то обыкновенный… Что ты сказал?!…
— Ну… предметы силы… Мы так их иногда называем.
— Это не ко мне.
— Очень даже к тебе… Скажи, ты ведь не крещёный?
— Когда я был маленьким мальчиком, мне подарили крестик. Простенький такой, алюминиевый… При переезде на новую квартиру отец его случайно обнаружил. Чуть голову не оторвал.
— Добрый папа, нечего сказать.
— В семьдесят четвёртом, когда я приезжал за Настей, в «Сайгоне» познакомился с одним мужиком, лет на пять старше меня. Он мне этот крест и подарил. В армии мне бояться уже было нечего, с тех пор его не снимаю.
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста.
— Так, где мои запасные глазки… Вот… Смотри, Антон.
— Куда?
— Сюда и сюда… Это канонические православные.
— Может он католический?
— Без вопросов, — полюбуйся… Ну, что скажешь?
— Я не разбираюсь.
— Зато я разбираюсь… А теперь?…
— Ничего себе!… Ноль в ноль… Как ты догадался?
— Я этот крестик десять лет ищу, — с тех пор, как узнал, что он ещё существует.
— И что это означает! То, что ты сказал?
— Можно сказать и так. Масоны разрабатывали свои кресты так, чтобы непосвящённый не мог их определить. Зато сами узнавали с первого взгляда.
— Верится с трудом.
— Антон, это определённо тот самый.
— То-то я заметил, как он душит меня последнее время.
— Что?!…
— По ночам иногда… чувствую, как цепочка на шее петлёй стянута.
— Так… С перепуга порвать не пытался?
— Такую порвёшь!
— Давай попробуем… Что за металл… Ничего себе!… Нет, не могу.
— Дай мне… Титановая, что ли?
— Какой титан! Кресту больше сотни лет… Ладно, оставим. Вопрос теперь в другом, — что говорил тебе мужик, когда рассказывал о кресте?
— Виктор? Говорил, что будет приносить удачу. Я не верил, пока сам не убедился. Действительно, так и было.
— А он не говорил, что удача обернётся несчастьем для тех, кто рядом с тобой, для близких?
— Нет… Ты думаешь?
— Пробегись-ка быстренько, — насколько хороша была твоя жизнь последние пятнадцать лет.
— И пробегаться не надо. Ничего хорошего… Было, конечно, и много… Только заканчивалось всё скверно.
— Ещё не закончилось. Он пытается сменить хозяина.
— Ерунду какую-то говоришь.
— Ты женат?
— Почти. Мы вместе три года, но не расписывались.
— От креста надо избавляться, если дорога твоя женщина.
— Если что случится, — я себе никогда этого не прощу. Она, можно сказать, меня с того света вернула.
— Как это?
— Я потерял любимую… приехал домой… как чумовой… ничего не видел и не слышал… Мама ночами за меня молилась, чтоб руки на себя не наложил.
— Собирался?
— Нет, даже мыслей таких не было. Просто жить не хотел… А потом появилась Марина… Она смотрела, а из глаз на меня свет… Вот так потихонечку… оттаял.
— Поедете через Волхов — утопи его. Иначе пожалеешь.
— А с чего это вдруг ты озаботился моей персоной! Я могу крест и тебе подарить.
— Нет уж, нет уж, спасибо. Мне такое не надо.
— И всё-таки?…
— Я же говорил, — встречаюсь с интересными людьми.
— Ну ты даёшь!… Какой интерес ко мне привёл!
— Привёл Виталий. Он показал твои нэцкэ.
— Вот поросёнок стриженый…
— …Ты сказал, — делай с ними, что хочешь.
— …Антон, ты не понял сам, что сделал.
— Я делал нэцкэ, — специально изучал китайскую скульптуру эпохи династии Хань, а потом японскую миниатюру.
— Твои миниатюры не являются тем, чем они кажутся с первого взгляда… непосвящённого взгляда… Месяц назад я сделал видеозапись одной телепередачи. Думаю, — вам понравится.
Продолжение следует…
Книга вторая. Крест-накрест
Мои волосы пали на пол
в белые кольца выспренних фраз.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча — в отражении факел.
Пролог
— Женечка… мы с папой решили с тобой посоветоваться.
— Мама, я ведь маленькая!
— Это ненадолго, вырастешь большая. И твоя сестрёнка вырастет. Так как мы её назовём?
— Я думала, что у неё есть имя.
— Что ты, доченька! Имена даются после рождения.
— Меня тоже называли?
— Конечно, доча. Папа очень хотел, чтобы тебе нравилось имя.
— Мама, а как мы узнаем, что сестрёнке имя понравится?
— Мы выберем такое, что обязательно понравится. Мы хотели назвать её Антониной. Красивое имя, правда?
— Красивое. А как будет ласковое?
— Тоня. Можно будет называть Тошей.
— Мама, ну это же для мальчиков! У нас уже есть Тоша.
— И девочки бывают Тошами.
— Мамуля, девочки не могут быть Тошами.
— Ну почему же, доченька!
— Мам, я буду их путать. Давай выберем другое.
— Хорошо… Татьяна.
— А ласковое?
— Таня, Танюша… Нюша.
— Ой, мамочка, я тоже это люблю! Пусть будет Нюша… Нюшенька… Так можно?
— Можно, дочура, можно. Ну так что, назовём Таней?
— Мама, а сестрёнка узнает, что это мы так её назвали?
— Конечно!
— Спасибо, мамуля.
— За что?
— За то, что меня назвали Женей.
То ли север, то ли юг
— Марин, мы в магазин.
— А ребёнка зачем?
— Прогуляется.
— Полина, ты хочешь гулять?
— Мам, мы недолго.
— Никакого мороженого.
— Тоша мне никогда не покупает.
— Ты хвастаешься или жалуешься?
— Но ведь хочется…
— Точно?
— Мам, честное–пречестное! Правда, Тоша?
— Марин, мы туда и обратно. Не сидеть же взаперти!
— Мне, значит, можно…
— Пойдём с нами.
— Так уж и с вами!… Может вы со мной?
— Ты пойдёшь?
— У меня дела.
— Полина?…
— Побежали, пока мама не передумала.
— Тихо, не шуми.
— Тош, а ты правда мороженого не купишь?
— Я просил не шуметь.
— Спасибо, Тош, я тебя люблю.
— Я тебя тоже, моя радость.
— Антон, прошу, — не балуй дочь.
— Марина, ты о чём!
— Она мой ребёнок. Ты ей никто.
— Как это никто!
— Вот так.
— Кто же я! Воспитатель из детского сада?
— Я не хочу, чтобы она к тебе привязывалась.
— Что в этом плохого!
— А что хорошего?
— Послушай, девочке нужно мужское воспитание и внимание.
— Мала ещё для этого.
— Что за чушь!…
— Не чушь. У неё есть мать.
— Пусть и я буду.
— А если ты захочешь вернуться в свою семью?
— Глупость какая.
— Там твои сыновья.
— Ты прекрасно знаешь, что не вернусь.
— Не знаю.
— Ты хочешь, чтобы я туда вернулся? Или хочешь, чтобы остался с тобой?
— Не знаю.
— Ты тут пока узнавай. Потом скажешь.
— Когда?
— Чем раньше, — тем лучше.
— …Звонил Виталий.
— Он не говорил, что хотел?
— Что-то насчёт поездки.
— А, да…
— Куда собрались?
— В Бокситогорск, за белой глиной.
— Надолго?
— Дня на три, может на четыре. От погоды зависит.
— Ну ты подумай, — чего хочешь.
— Ты ничего не перепутала? Это ты должна решать, — со мной всё предельно ясно.
— Я подумаю.
— Вырвался?
— Ещё как… То есть еле–еле.
— Что-то не нравишься ты мне последнее время.
— Я сам себе не нравлюсь.
— Слушай, Тоха, помню, как ты светился три года назад. Что вы друг с другом сделали? Или она с тобой.
— Вот бы знать… Виталик, мы куда?
— Хочу познакомить с одним мужиком.
— Чем занимается?
— Работает в книжном магазине.
— Что я там потерял…
— Потерял… Сегодня найдёшь… Заберём с работы, — и к нему домой.
— А что дома?
— Твоя находка.
— Виталик, какой комар тебя кусил?
— Конфеты отрабатываю… Подожди в машине, мы скоро.
— Антон.
— Очень приятно, — Эрни.
— Как?!…
— Эрнандо… Виталий, ты ему не рассказал?
— Бесполезно рассказывать. Пока сам руками не пощупает… скульптор, блин.
— …Где обитаешь?… Можно на «ты»?
— Вполне… У «Техноложки»… Виталий, как тебе мероприятие?…
— Не очень… Когда художники выставляются, — можно хоть постоять–поглазеть. А эти… со своими заумными виршами…
— Среди художников тоже зауми полно.
— Знаешь, Жванецкий однажды сказал: «Запах ведь чем хорош! Потому что вместе с человеком. Не нравится запах — отойди в сторону»… От этих… не отойдёшь… Душок ещё тот.
— На тебя трудно угодить.
— Невозможно. Не люблю угодливых… К Антону иной раз в гости приезжать не хочется. Хорошо, хоть отмазка есть, — далеко живёт.
— …Ты раньше не говорил.
— Какой смысл воздух ногами пинать! Только тебя расстраивать. А ты ещё мне пригодишься.
— Ребята, может дальше без меня?
— Обиделся, что ли? Тоха, зря ты так. Я же не сказал, что совсем плохо. Я хочу сказать, что у тебя всё будет хорошо… Эрни, от посылки что-нибудь осталось?
— Литров десять.
— Отлично! Нам хватит.
— …Ну ребята, вы даёте… А как же Бокситогорск!
— Днём раньше — днём позже, — какая разница! Твоя Марина даже не заметит.
— Много ты про неё знаешь.
— Знаю,знаю… Ей сыновей вместо дочки — стала бы как моя сестра.
— Договоришься у меня.
— Напугал ежа… Рулить кто будет, — дядя?
— Мы ещё вернёмся к этому разговору.
— Возражений нет, майор… Кстати, вы с Эрни почти коллеги, — он младший лейтенант.
— Каких родов?
— …Авиация.
— Всего младший?…
— Комиссовали по зрению с четвёртого курса. Мог бы остаться, только пошёл бы служить в «сапоги».
— В партию-то успели принять?
— Успели… Ты тоже коммунист?
— Вышел два года назад.
— Смелый поступок. Я в этом году.
— Да чего там смелого…
— В Питере, пожалуй, — да. А периферия до сих пор по старым законам живёт.
— Недолго осталось.
— Согласен…
— У меня сосед пьяница… как поддаст, так орёт на весь Сестрорецк: дождётесь, сволочи, перестрелки после перестройки. Боюсь, — прав пролетарий.
— А ты как думаешь?…
— Я старой закалки, — мыслю пятилетками. После девяностого надо ждать. Максимум в девяносто втором… Не дай Бог… пачкаться…
— …Эрни, нам сюда?
— Следующий… ага… давай направо, вокруг сквера… всё, приехали… Добро пожаловать в мою холостяцкую квартирку!
— Уютненько.
— Тут много народа руку приложило.
— То есть?…
— Жены нет, женщины бывают. От каждой остаётся кусочек… этого самого. Вот так и живём.
— Чем занимаешься?… Магазин не считается!
— Всем помаленьку. Встречи с интересными людьми, Самиздат… Кое-что ещё.
— Откуда такое имя?
— Папашка был двинут на Испании, занимался испанской поэзией. Вот и подобрал сыну имечко. Нормально, за сорок лет привык. А тебе сколько?
— Тридцать шесть… Отец был филологом?
— Дипломатом. По-нашему — шпион во внешней разведке. Хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Только вот в лётное я поступал уже после его смерти… Давайте за встречу и знакомство.
— …Хороший букет.
— Домашнее. Мне каждый месяц присылают две канистры.
— Откуда?
— Из Грозного.
— Имей в виду, — отопьём.
— Пейте на здоровье, — похмелья не будет… Антон, пока не забыл… Это тебе.
— Сатпрем ?!…
— Первое официальное издание «Путешествия сознания» . Разлетелось мгновенно. Виталий рассказывал, чем ты увлекаешься. Решил подогреть знакомство книжкой.
— Спасибо, Эрни, мои листочки уже подыстрепались.
— В следующем году планируется допечатка, — если повезёт.
— Хорошее дело.
— Это не мой проект. Есть другие заинтересованные лица. В Питере такие группы как у тебя работают пятнадцать лет. Сначала подпольно, сейчас уже открыто.
— А твоё участие?…
— Я говорил, — интересные люди, артефакты…
— Я-то обыкновенный… Что ты сказал?!…
— Ну… предметы силы… Мы так их иногда называем.
— Это не ко мне.
— Очень даже к тебе… Скажи, ты ведь не крещёный?
— Когда я был маленьким мальчиком, мне подарили крестик. Простенький такой, алюминиевый… При переезде на новую квартиру отец его случайно обнаружил. Чуть голову не оторвал.
— Добрый папа, нечего сказать.
— В семьдесят четвёртом, когда я приезжал за Настей, в «Сайгоне» познакомился с одним мужиком, лет на пять старше меня. Он мне этот крест и подарил. В армии мне бояться уже было нечего, с тех пор его не снимаю.
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста.
— Так, где мои запасные глазки… Вот… Смотри, Антон.
— Куда?
— Сюда и сюда… Это канонические православные.
— Может он католический?
— Без вопросов, — полюбуйся… Ну, что скажешь?
— Я не разбираюсь.
— Зато я разбираюсь… А теперь?…
— Ничего себе!… Ноль в ноль… Как ты догадался?
— Я этот крестик десять лет ищу, — с тех пор, как узнал, что он ещё существует.
— И что это означает! То, что ты сказал?
— Можно сказать и так. Масоны разрабатывали свои кресты так, чтобы непосвящённый не мог их определить. Зато сами узнавали с первого взгляда.
— Верится с трудом.
— Антон, это определённо тот самый.
— То-то я заметил, как он душит меня последнее время.
— Что?!…
— По ночам иногда… чувствую, как цепочка на шее петлёй стянута.
— Так… С перепуга порвать не пытался?
— Такую порвёшь!
— Давай попробуем… Что за металл… Ничего себе!… Нет, не могу.
— Дай мне… Титановая, что ли?
— Какой титан! Кресту больше сотни лет… Ладно, оставим. Вопрос теперь в другом, — что говорил тебе мужик, когда рассказывал о кресте?
— Виктор? Говорил, что будет приносить удачу. Я не верил, пока сам не убедился. Действительно, так и было.
— А он не говорил, что удача обернётся несчастьем для тех, кто рядом с тобой, для близких?
— Нет… Ты думаешь?
— Пробегись-ка быстренько, — насколько хороша была твоя жизнь последние пятнадцать лет.
— И пробегаться не надо. Ничего хорошего… Было, конечно, и много… Только заканчивалось всё скверно.
— Ещё не закончилось. Он пытается сменить хозяина.
— Ерунду какую-то говоришь.
— Ты женат?
— Почти. Мы вместе три года, но не расписывались.
— От креста надо избавляться, если дорога твоя женщина.
— Если что случится, — я себе никогда этого не прощу. Она, можно сказать, меня с того света вернула.
— Как это?
— Я потерял любимую… приехал домой… как чумовой… ничего не видел и не слышал… Мама ночами за меня молилась, чтоб руки на себя не наложил.
— Собирался?
— Нет, даже мыслей таких не было. Просто жить не хотел… А потом появилась Марина… Она смотрела, а из глаз на меня свет… Вот так потихонечку… оттаял.
— Поедете через Волхов — утопи его. Иначе пожалеешь.
— А с чего это вдруг ты озаботился моей персоной! Я могу крест и тебе подарить.
— Нет уж, нет уж, спасибо. Мне такое не надо.
— И всё-таки?…
— Я же говорил, — встречаюсь с интересными людьми.
— Ну ты даёшь!… Какой интерес ко мне привёл!
— Привёл Виталий. Он показал твои нэцкэ.
— Вот поросёнок стриженый…
— …Ты сказал, — делай с ними, что хочешь.
— …Антон, ты не понял сам, что сделал.
— Я делал нэцкэ, — специально изучал китайскую скульптуру эпохи династии Хань, а потом японскую миниатюру.
— Твои миниатюры не являются тем, чем они кажутся с первого взгляда… непосвящённого взгляда… Месяц назад я сделал видеозапись одной телепередачи. Думаю, — вам понравится.
Продолжение следует…
12.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
6 мая 95г.
— Я Вас приветствую, мадам!
— Как ты любезен сегодня. Не к добру.
— Да ладно, чего уж там; чай, не на свидание пришла.
— Чай, говоришь?
— Как же без него!
— А ты мог бы для меня своей царской травы заварить?
— Заварю, заварю.
— Усыплять сегодня будешь?
— Нет.
— А я бы не отказалась.
— Я тебя понимаю. Но… Видишь ли, какая штука, гипноз как наркотик. Людям нравится это состояние. Так что ты не ис-ключение.
— Жаль.
— Да не стоит об этом жалеть!
— Приятно быть исключением.
— По-разному… Так, сегодня у нас маленькое развлечение.
— Вот так сразу, безо всяких прелюдий?
— Будешь позировать.
— Ты хочешь нарисовать мой портрет?
— Нет, конечно! Да и рисовальщик из меня никудышний.
— А как ты готовишь эскизы для своих скульптур?
— Я работаю без эскизов.
— По памяти?
— Почти.
— Как это?
— Подожди, усядусь поудобней… Ты по улицам ходишь — спотыкаешься часто?
— Ну, Антон, и сравнения у тебя. Говорили мне, что ты странный, но теперь я и сама вижу.
— Не странный я, просто приземлённый.
— Ой, вот только этого не надо! Приземлённый…
— А что? Я мыслю простыми категориями: еда, женщина, глина.
— Совсем ты меня заморочил.
— Ну-с?… Приступим, Вера Михайловна!
— Мне потом можно будет посмотреть?
— Сегодня не понравится. Даже показывать не стану.
— Включи какую-нибудь музыку, что ли… И расскажи, как ты умудряешься работать без эскизов.
— У меня в голове много проектов. Они живут своей жиз-нью, изменяются, я отрабатываю технику резьбы…
— Антон, а что это такое? Это же не глина!
— Это скульптурный пластилин. Он не такой текучий, как простой. Что бывает критично, особенно в жару.
— Почему не в глине?
— Глина быстро сохнет, у нашей жирность маленькая. А нам потребуется время.
— Жирность?… у глины?!
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты в пе-сок выливаешь воду. Что будет?
— Прольётся до дна.
— Правильно. У песка жирность нулевая. И глина разная бывает.
— А с какой ты работаешь?
— С кембрийской. Я, как ты знаешь, человек небогатый, ез-дить за хорошей глиной не по карману.
— То есть, эта совсем плохая?
— Да нормальная, работать можно! Я её промываю, сушу. Чистенькая становится, без единой крупиночки.
— Так вкусно рассказываешь, что аж самой захотелось её помять.
— Могу дать кусочек.
— Всего кусочек?
— Тебе хватит. Потом поймёшь.
— Мне не понять, я же баба глупая.
— Не глупей кошки.
— Да… Что значит, не глупей!
— …Когда я впервые приступил к заготовке большого объ-ёма, — ну, большой он был, конечно, относительно… использо-вал детскую ванну. Классная была идея!… А у меня тогда в ма-стерской жила кошка…
— Сейчас не живёт?
— Добрые соседи отравили… В моей жизни было три кош-ки, которых я никогда не забуду… Вот… Алиска была третьей. Наверно, больше не будет.
— И что твоя Алиска делала?
— О, много чего! Была хозяйкой дома, любила воротнички сосать. Я попробовал — ни фига не вкусно… Ещё любила спа-гетти, особенно с грибами. Натрескается, лохудра, и лежит пых-тит с набитым брюхом. Никакого «Вискаса» не надо.
— Ты про неё как про человека рассказываешь…
— …Любила смотреть телевизор, лёжа под одеялом. Кончик откинет и таращится на экран, как будто что-то понимает.
— Я про такое слышала. Собаки тоже чудят иногда, если долго с людьми живут.
— Эт точно… Они все нам стараются подражать… Когда пришла пора котят рожать, она до последнего терпела, пока я не пришёл. Как это, мол, рожать да без хозяина!… И малышню свою сразу в постель мою перетащила… Член семьи, — умора…
— Может она и скульптуре училась?
— Хотела понять, что я вытворяю. Пока глину месил, всё время вокруг ходила. То понюхает, то в ванную лапу сунет. Ни-когда с таким весельем не работал.
— Может и мне кошку завести…
— Дочку расти. Чтоб из неё кошчонка не получилась.
— Всё, больше не отвлекаю.
— За меня не волнуйся.
— …Кто это поёт?
— Не узнала? Ну, ты даёшь, Михайловна. Это же Хампер-динк!
— Точно! Я эту песню раньше не слышала.
— Может, забыла? Очень старая запись, в начале семидеся-тых у нас в стране выходила.
— Как называется?
— «Возьми моё сердце».
— Антон, ничего не хочешь у меня спросить?
— Сама, сама всё мне расскажешь.
— А если не расскажу?… пригрозишь Максиму пожаловать-ся?
— Очень мне надо, жаловаться…
— Объясни, зачем тебе это нужно?
— В конце восьмидесятых я узнал про одного доктора из Армении, который корректировал психику пациентов, создавая их скульптурные портреты. А у меня есть одна отличительная особенность. С раннего детства…
— Ну, наконец-то! А то, — приземлённый… обыкновен-ный…
— Ничего там необыкновенного. Я подражатель, своего ро-да имитатор.
— Как это!
— Как подражают дети? Вот вспомни себя.
— Да я до пяти лет про себя ничего не могу сказать.
— А после пяти?
— Я-то как раз обыкновенная. И никакими подражаниями не занималась.
— Ладно, в другой раз.
— А с какого возраста ты себя помнишь?
— Отчётливо помню с месячного.
— Ты Марине Алексеевне тоже сказки рассказываешь?
— Я не шучу.
— А в два месяца ты занялся подражанием.
— Хм… В этом что-то есть. Надо будет повертеть… У меня хорошо получалось подражание животным. Мяукал так, что ко-шаки в округе с ума сходили. И не только кошаки… Потом пев-цам разным подражал. Если бы в художественную школу не по-ступил, то, может, и музыкант из меня неплохой получился бы.
— Из тебя неплохой экстрасенс получился.
— Не называй меня так. Я не экстрасенс.
— Значит, маг или колдун.
— Я ни то и ни другое.
— Кто же ты, в таком случае?
— …Так вот… Мне достаточно было один раз посмотреть, как он работает, и я смог повторить его метод.
— Ясно, ты просто гений.
— Не возражаю.
— Надо же!
— Гениев много, особенно у нас в России. Это не подвиг… Поверни голову чуть влево… Хорошо.
— Уже хорошо?
— Нет, пока не очень.
— …Николай мой учитель.
— Ох, как я не люблю это слово.
— Откуда ты про него узнал?… Максим рассказал?
— Предположим, что Максим… Вы давно с ним встречае-тесь?
— Восемь месяцев.
— Мэм, а по Вам розги плачут.
— Это моё… дело.
— И Максима тоже.
— Я тебе говорила уже.
— Он тебе не угрожал?
— Максим?… Пусть только попробует!
— Николай.
— Откуда ты знаешь!…
— Сквозняком надуло.
— …Антон, я устала.
— Всё, пара штрихов… На сегодня достаточно.
— Может, всё-таки посмотрю, а? Ну, хоть одним глазком.
— Я сказал — нет. Запомни, женщина, это моя территория, здесь условия диктую я. Запомнила?
— Ух, какой ты!… Марина надоест, — позвони.
— Когда ты видела Николая последний раз?
— В середине марта.
— Не жалует он тебя своим вниманием, как я погляжу.
— Он очень сильный. Сильней тебя.
— Что ж ты тогда ко мне пришла!
— Он сказал, что «чёрные» такими вещами не занимаются.
— Чёрный, значит… Уже тепло… Влипла ты, Михайловна, по самое некуда.
— Я знаю, Антоша, но ничего поделать не могу. Он как магнит. Только посмотрит, и я пропала.
— Дура набитая.
— Не груби.
— Я не Макс, мне можно.
— Ты так и не сказал, зачем тебе это нужно.
— А-а… ты про это… Марина попросила.
— Я не первая.
— Тебя это не касается… Что вас с Мариной связывает? Ра-ботаете в разных организациях, видитесь редко.
— Она интересная женщина. Интересы не пересекаются.
— Кто мне сегодня предлагал позвонить?
— Да я пошутила. Могу пошутить?
— Я такие шутки не понимаю.
— Забудь.
— Забыл.
— Ладно, пойду я. Когда прийти в следующий раз?
— Свяжемся. Я сейчас занят, надо несколько долгов раздать. Как со временем определюсь, — сообщу.
— Позвонишь, а?…
— Позвоню… Ну, ты зараза!
— Пока–пока, Антошенька.
Продолжение следует…
6 мая 95г.
— Я Вас приветствую, мадам!
— Как ты любезен сегодня. Не к добру.
— Да ладно, чего уж там; чай, не на свидание пришла.
— Чай, говоришь?
— Как же без него!
— А ты мог бы для меня своей царской травы заварить?
— Заварю, заварю.
— Усыплять сегодня будешь?
— Нет.
— А я бы не отказалась.
— Я тебя понимаю. Но… Видишь ли, какая штука, гипноз как наркотик. Людям нравится это состояние. Так что ты не ис-ключение.
— Жаль.
— Да не стоит об этом жалеть!
— Приятно быть исключением.
— По-разному… Так, сегодня у нас маленькое развлечение.
— Вот так сразу, безо всяких прелюдий?
— Будешь позировать.
— Ты хочешь нарисовать мой портрет?
— Нет, конечно! Да и рисовальщик из меня никудышний.
— А как ты готовишь эскизы для своих скульптур?
— Я работаю без эскизов.
— По памяти?
— Почти.
— Как это?
— Подожди, усядусь поудобней… Ты по улицам ходишь — спотыкаешься часто?
— Ну, Антон, и сравнения у тебя. Говорили мне, что ты странный, но теперь я и сама вижу.
— Не странный я, просто приземлённый.
— Ой, вот только этого не надо! Приземлённый…
— А что? Я мыслю простыми категориями: еда, женщина, глина.
— Совсем ты меня заморочил.
— Ну-с?… Приступим, Вера Михайловна!
— Мне потом можно будет посмотреть?
— Сегодня не понравится. Даже показывать не стану.
— Включи какую-нибудь музыку, что ли… И расскажи, как ты умудряешься работать без эскизов.
— У меня в голове много проектов. Они живут своей жиз-нью, изменяются, я отрабатываю технику резьбы…
— Антон, а что это такое? Это же не глина!
— Это скульптурный пластилин. Он не такой текучий, как простой. Что бывает критично, особенно в жару.
— Почему не в глине?
— Глина быстро сохнет, у нашей жирность маленькая. А нам потребуется время.
— Жирность?… у глины?!
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты в пе-сок выливаешь воду. Что будет?
— Прольётся до дна.
— Правильно. У песка жирность нулевая. И глина разная бывает.
— А с какой ты работаешь?
— С кембрийской. Я, как ты знаешь, человек небогатый, ез-дить за хорошей глиной не по карману.
— То есть, эта совсем плохая?
— Да нормальная, работать можно! Я её промываю, сушу. Чистенькая становится, без единой крупиночки.
— Так вкусно рассказываешь, что аж самой захотелось её помять.
— Могу дать кусочек.
— Всего кусочек?
— Тебе хватит. Потом поймёшь.
— Мне не понять, я же баба глупая.
— Не глупей кошки.
— Да… Что значит, не глупей!
— …Когда я впервые приступил к заготовке большого объ-ёма, — ну, большой он был, конечно, относительно… использо-вал детскую ванну. Классная была идея!… А у меня тогда в ма-стерской жила кошка…
— Сейчас не живёт?
— Добрые соседи отравили… В моей жизни было три кош-ки, которых я никогда не забуду… Вот… Алиска была третьей. Наверно, больше не будет.
— И что твоя Алиска делала?
— О, много чего! Была хозяйкой дома, любила воротнички сосать. Я попробовал — ни фига не вкусно… Ещё любила спа-гетти, особенно с грибами. Натрескается, лохудра, и лежит пых-тит с набитым брюхом. Никакого «Вискаса» не надо.
— Ты про неё как про человека рассказываешь…
— …Любила смотреть телевизор, лёжа под одеялом. Кончик откинет и таращится на экран, как будто что-то понимает.
— Я про такое слышала. Собаки тоже чудят иногда, если долго с людьми живут.
— Эт точно… Они все нам стараются подражать… Когда пришла пора котят рожать, она до последнего терпела, пока я не пришёл. Как это, мол, рожать да без хозяина!… И малышню свою сразу в постель мою перетащила… Член семьи, — умора…
— Может она и скульптуре училась?
— Хотела понять, что я вытворяю. Пока глину месил, всё время вокруг ходила. То понюхает, то в ванную лапу сунет. Ни-когда с таким весельем не работал.
— Может и мне кошку завести…
— Дочку расти. Чтоб из неё кошчонка не получилась.
— Всё, больше не отвлекаю.
— За меня не волнуйся.
— …Кто это поёт?
— Не узнала? Ну, ты даёшь, Михайловна. Это же Хампер-динк!
— Точно! Я эту песню раньше не слышала.
— Может, забыла? Очень старая запись, в начале семидеся-тых у нас в стране выходила.
— Как называется?
— «Возьми моё сердце».
— Антон, ничего не хочешь у меня спросить?
— Сама, сама всё мне расскажешь.
— А если не расскажу?… пригрозишь Максиму пожаловать-ся?
— Очень мне надо, жаловаться…
— Объясни, зачем тебе это нужно?
— В конце восьмидесятых я узнал про одного доктора из Армении, который корректировал психику пациентов, создавая их скульптурные портреты. А у меня есть одна отличительная особенность. С раннего детства…
— Ну, наконец-то! А то, — приземлённый… обыкновен-ный…
— Ничего там необыкновенного. Я подражатель, своего ро-да имитатор.
— Как это!
— Как подражают дети? Вот вспомни себя.
— Да я до пяти лет про себя ничего не могу сказать.
— А после пяти?
— Я-то как раз обыкновенная. И никакими подражаниями не занималась.
— Ладно, в другой раз.
— А с какого возраста ты себя помнишь?
— Отчётливо помню с месячного.
— Ты Марине Алексеевне тоже сказки рассказываешь?
— Я не шучу.
— А в два месяца ты занялся подражанием.
— Хм… В этом что-то есть. Надо будет повертеть… У меня хорошо получалось подражание животным. Мяукал так, что ко-шаки в округе с ума сходили. И не только кошаки… Потом пев-цам разным подражал. Если бы в художественную школу не по-ступил, то, может, и музыкант из меня неплохой получился бы.
— Из тебя неплохой экстрасенс получился.
— Не называй меня так. Я не экстрасенс.
— Значит, маг или колдун.
— Я ни то и ни другое.
— Кто же ты, в таком случае?
— …Так вот… Мне достаточно было один раз посмотреть, как он работает, и я смог повторить его метод.
— Ясно, ты просто гений.
— Не возражаю.
— Надо же!
— Гениев много, особенно у нас в России. Это не подвиг… Поверни голову чуть влево… Хорошо.
— Уже хорошо?
— Нет, пока не очень.
— …Николай мой учитель.
— Ох, как я не люблю это слово.
— Откуда ты про него узнал?… Максим рассказал?
— Предположим, что Максим… Вы давно с ним встречае-тесь?
— Восемь месяцев.
— Мэм, а по Вам розги плачут.
— Это моё… дело.
— И Максима тоже.
— Я тебе говорила уже.
— Он тебе не угрожал?
— Максим?… Пусть только попробует!
— Николай.
— Откуда ты знаешь!…
— Сквозняком надуло.
— …Антон, я устала.
— Всё, пара штрихов… На сегодня достаточно.
— Может, всё-таки посмотрю, а? Ну, хоть одним глазком.
— Я сказал — нет. Запомни, женщина, это моя территория, здесь условия диктую я. Запомнила?
— Ух, какой ты!… Марина надоест, — позвони.
— Когда ты видела Николая последний раз?
— В середине марта.
— Не жалует он тебя своим вниманием, как я погляжу.
— Он очень сильный. Сильней тебя.
— Что ж ты тогда ко мне пришла!
— Он сказал, что «чёрные» такими вещами не занимаются.
— Чёрный, значит… Уже тепло… Влипла ты, Михайловна, по самое некуда.
— Я знаю, Антоша, но ничего поделать не могу. Он как магнит. Только посмотрит, и я пропала.
— Дура набитая.
— Не груби.
— Я не Макс, мне можно.
— Ты так и не сказал, зачем тебе это нужно.
— А-а… ты про это… Марина попросила.
— Я не первая.
— Тебя это не касается… Что вас с Мариной связывает? Ра-ботаете в разных организациях, видитесь редко.
— Она интересная женщина. Интересы не пересекаются.
— Кто мне сегодня предлагал позвонить?
— Да я пошутила. Могу пошутить?
— Я такие шутки не понимаю.
— Забудь.
— Забыл.
— Ладно, пойду я. Когда прийти в следующий раз?
— Свяжемся. Я сейчас занят, надо несколько долгов раздать. Как со временем определюсь, — сообщу.
— Позвонишь, а?…
— Позвоню… Ну, ты зараза!
— Пока–пока, Антошенька.
Продолжение следует…
09.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
30 марта 95г.
— …Я Вас слушаю… Привет, Максим. Как ваши дела?… Без эксцессов… Я свободный художник, с женой сложней… Потом расскажешь… Я перезвоню…
— Мариш, нас приглашают в гости.
— Говори громче, не слышу.
— Выключи воду, я не могу кричать на весь дом!
— Ну, что ещё…
— Максим c Верой Михайловной приглашают в гости.
— Когда?
— Сегодня вечером. Сходим?
— По какому поводу?
— Что-то семейное, не стал говорить.
— Кто-нибудь ещё будет?
— Его приятель, или её… С подругой.
— В кои-то веки в люди выберемся.
— Мои друзья тебя не устраивают, своим знакомым показывать не хочешь.
— Они тебя видели, хватит с них.
— Или с тебя.
— Или с тебя.
— Не заводись на пустом месте… Идём?
— Ну, если так хочешь…
— Я задал простой вопрос. Трудно ответить?
— У меня часы что-то барахлят…
— Да или нет?
— Ты за Полиной идти собираешься, или мне опять всё самой?
— Пойдём вместе. Заодно купим новые часы.
— …Ребёнку надо что-нибудь купить.
— Купим.
— Подожди десять минут.
— Время пошло… Шучу!
— Ну, проходите, гости, проходите! Здравствуйте, Марина… Вера, Антон с Мариной пришли!
— Так проводи их!
— …Феликс уже здесь. Только вас дожидались.
— Всё так серьёзно?
— У меня редко выпадает возможность для домашнего междусобойчика. Стараюсь не ударить мордой в грязь. Я-то в отличие от тебя злоупотребляю.
— Минуточку! Максим, а кто сказал, что Антон не употребляет?
— Антон.
— Тоша, скажи вслух, — сколько ты не употребляешь и почему.
— Не будем портить людям праздник.
— …Да какой там праздник! Одно название.
— Я вам презент небольшой приготовил… Вот.
— Ну, ничего себе… Сколько же это может стоить!…
— Макс, я не продаю, это подарок. Вино вспомни.
— Молчу. Что ж мы стоим как двоечники! Давайте к столу. У меня аппетит скоро пропадёт.
— Здравствуйте.
— Феликс… Касперина… Марина… Антон… Антон, кстати, скульптор. Вы посмотрите, что он принёс! Вера, оцени.
— Как я могу оценить то, что нельзя продать! И нельзя купить… Максик, можно тебя на кухню? По мелочи надо… Ребята, располагайтесь, как сумеете. Мы быстренько.
— …Максим…
— Что?
— Нет, это я спрашиваю, — что происходит!
— Дружеская вечеринка.
— Ты кого пригласил?
— Марина твоя знакомая.
— Это мне и без тебя известно. А кто этот Антон?
— Маринин муж.
— О, Господи… Значит, это её второй муж.
— Ты не знала?
— Нет.
— Второй — так второй. Что изменилось для тебя?
— Да меня тошнит от него как от Чака!
— Ты чувствуешь?
— И вино, которое ты на прошлой неделе принёс, — тоже от него? Только не ври мне, пожалуйста. Мне есть куда уйти. Ты меня хорошо понимаешь?
— Успокойся ты, Христа ради. Всё под контролем.
— Чтобы эту скульптуру я видела первый и последний раз.
— Пойдём в комнату, гости бузить начнут.
— Пойдём. А на тебе, дорогой, я позже отыграюсь.
— Симпатичные ребята. Только разница в возрасте смущает.
— Тоже мне разница! Десять лет.
— Но она совсем ребёнок!
— В девятнадцать лет ребёнок?
— А Феликс неплохо на гитаре играет. И голосочек приятный.
— Кто он такой?
— С Верой Михайловной в РОНО работает. Только в другом отделе.
— Мутный он какой-то… А Касперина хороша.
— Я как дам тебе сейчас! Женский угодник–негодник…
— Перестань глупости говорить. Для меня женская внешность интересна с точки зрения эстетики.
— Значит, я для тебя тоже эстетика? Будешь спать на диване.
— Ненавижу диван…
— Ты доволен вечером?
— Нет.
— Почему?
— Вера меня не приняла. Даже и не знаю теперь, что делать.
— Попробуй их с Максимом пригласить в мастерскую.
— Лучше бы без него.
— Чем лучше?
— Она за ним прячется, когда ей удобно. Тебе, кстати, в этом плане есть чему поучиться.
— Вот ещё! Своя голова на плечах есть.
— В этом всё и дело.
— Я тебе говорила, — ты не мой учитель. И закроем тему.
— Закроем.
— Пригласи.
— Максима трудно перехватить.
— Если взялся, то бей в одну точку.
— Завтра попытаюсь. Не пристрелит же!
— Только не звони с самого утра. Пусть отдохнут, как следует.
— Да и нам не помешает.
— Если Полина не помешает.
— Сколько?… Полдвенадцатого! Кошмар. Морковке спать давно пора.
— Мне тоже… Что-то голова разболелась…
Продолжение следует…
30 марта 95г.
— …Я Вас слушаю… Привет, Максим. Как ваши дела?… Без эксцессов… Я свободный художник, с женой сложней… Потом расскажешь… Я перезвоню…
— Мариш, нас приглашают в гости.
— Говори громче, не слышу.
— Выключи воду, я не могу кричать на весь дом!
— Ну, что ещё…
— Максим c Верой Михайловной приглашают в гости.
— Когда?
— Сегодня вечером. Сходим?
— По какому поводу?
— Что-то семейное, не стал говорить.
— Кто-нибудь ещё будет?
— Его приятель, или её… С подругой.
— В кои-то веки в люди выберемся.
— Мои друзья тебя не устраивают, своим знакомым показывать не хочешь.
— Они тебя видели, хватит с них.
— Или с тебя.
— Или с тебя.
— Не заводись на пустом месте… Идём?
— Ну, если так хочешь…
— Я задал простой вопрос. Трудно ответить?
— У меня часы что-то барахлят…
— Да или нет?
— Ты за Полиной идти собираешься, или мне опять всё самой?
— Пойдём вместе. Заодно купим новые часы.
— …Ребёнку надо что-нибудь купить.
— Купим.
— Подожди десять минут.
— Время пошло… Шучу!
— Ну, проходите, гости, проходите! Здравствуйте, Марина… Вера, Антон с Мариной пришли!
— Так проводи их!
— …Феликс уже здесь. Только вас дожидались.
— Всё так серьёзно?
— У меня редко выпадает возможность для домашнего междусобойчика. Стараюсь не ударить мордой в грязь. Я-то в отличие от тебя злоупотребляю.
— Минуточку! Максим, а кто сказал, что Антон не употребляет?
— Антон.
— Тоша, скажи вслух, — сколько ты не употребляешь и почему.
— Не будем портить людям праздник.
— …Да какой там праздник! Одно название.
— Я вам презент небольшой приготовил… Вот.
— Ну, ничего себе… Сколько же это может стоить!…
— Макс, я не продаю, это подарок. Вино вспомни.
— Молчу. Что ж мы стоим как двоечники! Давайте к столу. У меня аппетит скоро пропадёт.
— Здравствуйте.
— Феликс… Касперина… Марина… Антон… Антон, кстати, скульптор. Вы посмотрите, что он принёс! Вера, оцени.
— Как я могу оценить то, что нельзя продать! И нельзя купить… Максик, можно тебя на кухню? По мелочи надо… Ребята, располагайтесь, как сумеете. Мы быстренько.
— …Максим…
— Что?
— Нет, это я спрашиваю, — что происходит!
— Дружеская вечеринка.
— Ты кого пригласил?
— Марина твоя знакомая.
— Это мне и без тебя известно. А кто этот Антон?
— Маринин муж.
— О, Господи… Значит, это её второй муж.
— Ты не знала?
— Нет.
— Второй — так второй. Что изменилось для тебя?
— Да меня тошнит от него как от Чака!
— Ты чувствуешь?
— И вино, которое ты на прошлой неделе принёс, — тоже от него? Только не ври мне, пожалуйста. Мне есть куда уйти. Ты меня хорошо понимаешь?
— Успокойся ты, Христа ради. Всё под контролем.
— Чтобы эту скульптуру я видела первый и последний раз.
— Пойдём в комнату, гости бузить начнут.
— Пойдём. А на тебе, дорогой, я позже отыграюсь.
— Симпатичные ребята. Только разница в возрасте смущает.
— Тоже мне разница! Десять лет.
— Но она совсем ребёнок!
— В девятнадцать лет ребёнок?
— А Феликс неплохо на гитаре играет. И голосочек приятный.
— Кто он такой?
— С Верой Михайловной в РОНО работает. Только в другом отделе.
— Мутный он какой-то… А Касперина хороша.
— Я как дам тебе сейчас! Женский угодник–негодник…
— Перестань глупости говорить. Для меня женская внешность интересна с точки зрения эстетики.
— Значит, я для тебя тоже эстетика? Будешь спать на диване.
— Ненавижу диван…
— Ты доволен вечером?
— Нет.
— Почему?
— Вера меня не приняла. Даже и не знаю теперь, что делать.
— Попробуй их с Максимом пригласить в мастерскую.
— Лучше бы без него.
— Чем лучше?
— Она за ним прячется, когда ей удобно. Тебе, кстати, в этом плане есть чему поучиться.
— Вот ещё! Своя голова на плечах есть.
— В этом всё и дело.
— Я тебе говорила, — ты не мой учитель. И закроем тему.
— Закроем.
— Пригласи.
— Максима трудно перехватить.
— Если взялся, то бей в одну точку.
— Завтра попытаюсь. Не пристрелит же!
— Только не звони с самого утра. Пусть отдохнут, как следует.
— Да и нам не помешает.
— Если Полина не помешает.
— Сколько?… Полдвенадцатого! Кошмар. Морковке спать давно пора.
— Мне тоже… Что-то голова разболелась…
Продолжение следует…
27.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ледяное солнце
— Антон, скажи, девочка Лейла больше не снится?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Ну, она как бы тебе помогала.
— Хорошее выражение… как бы… Помогала, говоришь?
— Помнишь, как тебя у ледника скрючило? Это ведь она меня разбудила.
— Xорошо… А может и плохо…
— Что значит, — плохо!…
— Тихо ты, не ори…
— Так почему?
— Сейчас бы я Соне снился, а не она мне.
— Часто?
— Каждую ночь… Берёт за руку и зовёт… Просыпаюсь от ощущения, что схожу с ума от горя… Сил уже никаких не осталось.
— Терпи, брат, и смирись.
— Брат, говоришь?… Спасибо.
— …Командир, машина…
— Всё, Амир, бери бразды в свои лапы. Я прикрываю.
— Боб, как у вас?
— Тихо. Снайперов нет.
— Значит, в прошлый раз нам просто не повезло.
— Думаю, командир, у них был очень важный груз. Мы оказались не вовремя.
— Похоже… После отмашки Мишеля и Казима сразу выдвигайтесь.
— Сделаю как надо, командир.
— Мы с Василём вас прикроем. Амир пока остаётся на той стороне. Готовность двадцать минут. Я пошёл.
— Чисто сработано. Боб, ты молодец!
— Как эта штука называется, «Винторез»? Очень душевная приблуда.
— Ещё бы… Мишель, что там?
— Кажется, поняли, что машина остановилась.
— Выпускай джинна, пусть погреются.
— С превеликим удовольствием… Ну что, солдатики… Ба–бах!…
— Марат, следи за одометром. До ущелья шесть с половиной… Амир, что в кузове?
— Два двухсотых и металлические сундуки.
— Что за сундуки?
— Не знаю. Алюминиевые.
— Ясно… Сколько?
— Почти приехали… меньше километра.
— Хвоста нет… Вот! Оно… Стоп! Выгружаемся.
— …Марат, разворачивайся… Приготовьтесь, придётся подтолкнуть… Осторожненько, не уроните… Пошла, родимая…
— Ух ты… Аж до центра земли.
— Если вертолёта не будет — ни за что не найдут… Отряд, внимание! Маленький спурт до тропы на полтора километра. У нас пять минут. Отдохнём после. Вперёд!
— Поджилки трясутся…
— Ещё бы!… Как в детстве в войнушку поиграли.
— Сам себе не верю… Десять лет в армии ничего подобного не было.
— Ну, двинем?
— Подожди… Что это?
— Это наши рюкзачки рванули. Вот сейчас будет копоти.
— Тогда самое время… Командуй.
— Тихо… транспорт.
— Далеко?
— За ущельем.
— Ждём. Если не остановится, — значит, пронесло.
— Две минуты… минута… сейчас… Всё, Амир, теперь домой.
— Антон, ты как?…
— Да, Керим–ака. Прощаемся.
— Жаль, очень жаль.
— Я слабый человек и совсем не гибкий. Если принимаю решение, то иду до конца.
— Ты ведь не будешь всю жизнь нести в себе эту боль!
— Неизвестно. Но возвращаться, чтобы пережить всё заново — извини, отец. Мне не вынести.
— Что ж, твоё право. Никому не пожелаю. Сам прошёл… Прощай.
— Прощайте.
— Амир, заходи, открыто!
— Как ты узнал, что я!
— А кто ещё…
— Антон… успокойся… Готов?
— А ты?
— Все на месте.
— Поехали. Надо с этим покончить.
— Сюда… Дамир, выводи.
— Хорошо, голубчик… Свяжите ему ноги… на землю… Вытащи кляп.
— Антон…
— Всё под контролем, Амир… Ну что ж, давай знакомиться. Ты меня знаешь? Меня зовут Антон, я был мужем той женщины.
— Я не виноват! Я не виноват!…
— Я знаю. Сигаретку хочешь?
— Н-не откажусь.
— Как зовут?
— Сергей.
— Красивое имя… Сергей, я знаю, что ты не виноват. Но понимаешь, какая штука, я любил свою жену. И она меня любила. Мы хотели жить вместе, родить детей. А теперь ничего этого не будет. Ты меня понимаешь, Сергей?
— Понимаю. Но я не виноват.
— Я слышал… И что нам теперь, а?… простить тебя?
— Простите, пожалуйста, я всё для вас…
— Знаешь, после смерти жены мне уже ничего не надо. Что-нибудь ещё?
— Простите Христа ради!…
— Беда… Опять тебе не повезло. Я ведь в Бога не верю. Совсем. Представляешь? Так что умри, тварь, как умерла она… Дамир, заводи каток!
— Простите!… Пощадите!…
— Покричи… я хочу, чтобы ты покричал… я послушаю… Прости меня, Сонюшко, любовь моя, я по-другому не смог…
— Спасибо, что привезли дочку… Дайте на неё посмотреть… Любанька… Любаша… Любовь… Какое имя…
— Тоша, прощаемся?
— Да, сестра… Прости за всё.
— За что!
— Не знаю. Соня так часто говорила… Православный обычай, что ли…
— Тош, тебя здесь никогда не забудут. Знай это.
— Я вас тоже буду помнить всегда…
— Ты будешь отвечать на письма?
— Нет, конечно. Не люблю писать.
— Я нашла стопку в вашей квартире… твоих писем.
— Поступай с ними, как посчитаешь нужным. И квартира не моя. Всё, прощай, родная… Прощай, Влад.
— Может, ещё увидимся.
— Может быть. В другой жизни.
Шуга — скопления рыхлого губчатого льда в водной толще или на поверхности водоема. Образуется главным образом из кристалликов глубинного льда (внутриводного и донного). Возникает до ледостава преимущественно на горных и порожистых реках. (Б.С.Э.)
Конец первой книги
Продолжение следует…
Ледяное солнце
— Антон, скажи, девочка Лейла больше не снится?
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Ну, она как бы тебе помогала.
— Хорошее выражение… как бы… Помогала, говоришь?
— Помнишь, как тебя у ледника скрючило? Это ведь она меня разбудила.
— Xорошо… А может и плохо…
— Что значит, — плохо!…
— Тихо ты, не ори…
— Так почему?
— Сейчас бы я Соне снился, а не она мне.
— Часто?
— Каждую ночь… Берёт за руку и зовёт… Просыпаюсь от ощущения, что схожу с ума от горя… Сил уже никаких не осталось.
— Терпи, брат, и смирись.
— Брат, говоришь?… Спасибо.
— …Командир, машина…
— Всё, Амир, бери бразды в свои лапы. Я прикрываю.
— Боб, как у вас?
— Тихо. Снайперов нет.
— Значит, в прошлый раз нам просто не повезло.
— Думаю, командир, у них был очень важный груз. Мы оказались не вовремя.
— Похоже… После отмашки Мишеля и Казима сразу выдвигайтесь.
— Сделаю как надо, командир.
— Мы с Василём вас прикроем. Амир пока остаётся на той стороне. Готовность двадцать минут. Я пошёл.
— Чисто сработано. Боб, ты молодец!
— Как эта штука называется, «Винторез»? Очень душевная приблуда.
— Ещё бы… Мишель, что там?
— Кажется, поняли, что машина остановилась.
— Выпускай джинна, пусть погреются.
— С превеликим удовольствием… Ну что, солдатики… Ба–бах!…
— Марат, следи за одометром. До ущелья шесть с половиной… Амир, что в кузове?
— Два двухсотых и металлические сундуки.
— Что за сундуки?
— Не знаю. Алюминиевые.
— Ясно… Сколько?
— Почти приехали… меньше километра.
— Хвоста нет… Вот! Оно… Стоп! Выгружаемся.
— …Марат, разворачивайся… Приготовьтесь, придётся подтолкнуть… Осторожненько, не уроните… Пошла, родимая…
— Ух ты… Аж до центра земли.
— Если вертолёта не будет — ни за что не найдут… Отряд, внимание! Маленький спурт до тропы на полтора километра. У нас пять минут. Отдохнём после. Вперёд!
— Поджилки трясутся…
— Ещё бы!… Как в детстве в войнушку поиграли.
— Сам себе не верю… Десять лет в армии ничего подобного не было.
— Ну, двинем?
— Подожди… Что это?
— Это наши рюкзачки рванули. Вот сейчас будет копоти.
— Тогда самое время… Командуй.
— Тихо… транспорт.
— Далеко?
— За ущельем.
— Ждём. Если не остановится, — значит, пронесло.
— Две минуты… минута… сейчас… Всё, Амир, теперь домой.
— Антон, ты как?…
— Да, Керим–ака. Прощаемся.
— Жаль, очень жаль.
— Я слабый человек и совсем не гибкий. Если принимаю решение, то иду до конца.
— Ты ведь не будешь всю жизнь нести в себе эту боль!
— Неизвестно. Но возвращаться, чтобы пережить всё заново — извини, отец. Мне не вынести.
— Что ж, твоё право. Никому не пожелаю. Сам прошёл… Прощай.
— Прощайте.
— Амир, заходи, открыто!
— Как ты узнал, что я!
— А кто ещё…
— Антон… успокойся… Готов?
— А ты?
— Все на месте.
— Поехали. Надо с этим покончить.
— Сюда… Дамир, выводи.
— Хорошо, голубчик… Свяжите ему ноги… на землю… Вытащи кляп.
— Антон…
— Всё под контролем, Амир… Ну что ж, давай знакомиться. Ты меня знаешь? Меня зовут Антон, я был мужем той женщины.
— Я не виноват! Я не виноват!…
— Я знаю. Сигаретку хочешь?
— Н-не откажусь.
— Как зовут?
— Сергей.
— Красивое имя… Сергей, я знаю, что ты не виноват. Но понимаешь, какая штука, я любил свою жену. И она меня любила. Мы хотели жить вместе, родить детей. А теперь ничего этого не будет. Ты меня понимаешь, Сергей?
— Понимаю. Но я не виноват.
— Я слышал… И что нам теперь, а?… простить тебя?
— Простите, пожалуйста, я всё для вас…
— Знаешь, после смерти жены мне уже ничего не надо. Что-нибудь ещё?
— Простите Христа ради!…
— Беда… Опять тебе не повезло. Я ведь в Бога не верю. Совсем. Представляешь? Так что умри, тварь, как умерла она… Дамир, заводи каток!
— Простите!… Пощадите!…
— Покричи… я хочу, чтобы ты покричал… я послушаю… Прости меня, Сонюшко, любовь моя, я по-другому не смог…
— Спасибо, что привезли дочку… Дайте на неё посмотреть… Любанька… Любаша… Любовь… Какое имя…
— Тоша, прощаемся?
— Да, сестра… Прости за всё.
— За что!
— Не знаю. Соня так часто говорила… Православный обычай, что ли…
— Тош, тебя здесь никогда не забудут. Знай это.
— Я вас тоже буду помнить всегда…
— Ты будешь отвечать на письма?
— Нет, конечно. Не люблю писать.
— Я нашла стопку в вашей квартире… твоих писем.
— Поступай с ними, как посчитаешь нужным. И квартира не моя. Всё, прощай, родная… Прощай, Влад.
— Может, ещё увидимся.
— Может быть. В другой жизни.
Шуга — скопления рыхлого губчатого льда в водной толще или на поверхности водоема. Образуется главным образом из кристалликов глубинного льда (внутриводного и донного). Возникает до ледостава преимущественно на горных и порожистых реках. (Б.С.Э.)
Конец первой книги
Продолжение следует…
09.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Великая Суббота (окончание)
— Хейно, сынок, не придумывай себе сказку.
— Мама, а у тебя было не так?
— Не так, мальчик мой… Тебе нужна была мать, а папе сиделка уже требовалась, а не жена… Если ты помнишь, конечно.
— Ма, ну не в клубах же невесту мне искать!
— Хорошо… согласна… Надо было подойти и познакомиться.
— Я не умею.
— Ты взрослый мужчина. Ты хоть это понимаешь?… «Девушка, простите, я хочу представить Вам своего сына». Так что ли?
— А как!
— Посоветуйся с друзьями.
— Они надо мной смеяться будут.
— Я сейчас тоже рассмеюсь… наверно.
— Ну, ма!…
— Ой, горе ты моё… И где теперь её искать?
— Я могу задержаться…
— Я тебе задержусь!… Надолго?
— Она… она же не последний раз там была. Правда, ма?
— Ну не знаю… не знаю… А если у неё кто-нибудь есть?… или замужем?
— Кольца не было.
— Точно?
— Я смотрел.
— Глазастенький ты мой… Очень понравилась?
— Ма… очень…
— Какой же ты у меня дурачок. Ну вот что с тобой делать!
— Может, на всенощной?…
— Иди спать. Сможешь?
— Не знаю…
— Так!… Быстро узнавай, и спать!… Иначе пойду одна. Понял?
— Да, ма…
— Поесть хочешь?
— А надо?
— Посмотри… Да, сынок, судя по твоим глазкам, попался ты на крючок… рыбка моя золотая.
— Как на крючок!
— Да что тебе объяснять… Ляг, поспи пару часов… Вот беда свалилась на мою голову… вот беда.
— Что случилось?
— Слышала?
— Краем уха.
— Дитятко моё зазнобу себе присмотрело.
— Да ты что!…
— А подойти постеснялся.
— Где?
— В храме.
— Кто такая?
— Знать бы… Он только дома признался.
— Вот глупенький.
— Ничего страшного. Месяц–другой пройдёт, а там, глядишь, ещё кого высмотрит.
— Ты не высмотрела.
— Как сказать…
— Что?!…
— После поговорим.
— Ирка-а… не успокоюсь, пока не расскажешь.
— На всенощную с нами пойдёшь?
— К своему поеду.
— Ну ладно… вздремну немного.
— Давай, Ир, поспи.
— Шуметь не будешь?
— Да отшумелись мы с Тошкой…
— Родила бы да нянчилась.
— От кого?
— Да хоть от своего.
— Да какой из него отец…
— Годы идут.
— Только не воспитывай.
— Юль, ты что!… Я же по-дружески.
— Слушай, есть классная идея!…
— Давай завтра.
— Завтра может быть поздно.
— Ну выкладывай.
— У Полинкиного отца есть друг, а у того дочка на выданье. Соображаешь?
— Только не сейчас.
— А что?… Клин клином вышибают.
— Да брось ты… Ты её видела?
— Нет конечно!… Они больше десяти лет не встречались.
— Ну и как я их познакомлю?
— Положись на меня, мы с Полинкой что-нибудь придумаем.
— Зачем её впутывать…
— Ну извини… Без Полины никак… Сейчас звякну, если не отдыхает, — сюда вытащу. Согласна?
— Юлька, ты коза.
— Вот и мой тоже говорит… Полин, это снова я… Ты как?… Тоша доволен?… Я тоже… У тебя минутка есть?… Зайди, пожалуйста, очень надо… Всё, Ир, начинаем действовать.
— Валюша, спасибо за угощение, мне пора.
— Антон, не подведёшь?
— Валь, ну как можно!… Все приедем. Места хватит?
— Поместимся, ещё и останется.
— Во сколько?
— Собираемся к четырём… Пока на стол, пока мужиков с балкона выгоним… К пяти можно подъезжать.
— Кто ещё будет?
— Должен Стёпа с женой, если получится… Ты да Паша, Игорь. Всего пятеро.
— Нормально, будет с кем поговорить.
— …и выпить.
— …и закусить… Игорь точно будет?
— Тош, не уверена. У Жени сильный токсикоз. Прям не знаем, что и делать. Пора бы пройти уже, а до сих пор мучается… И Степан под вопросом.
— А Стёпка что?
— Его смена. Если Виталик сможет договориться — тогда придут.
— …Нюша… Нюш!…
— Ты пошёл?
— Да, моя радость. Не балуй тут без меня.
— Я буду тебя ждать.
— Спасибо… Всё, девочки, меня нет.
— Мама… я хотела тебя спросить…
— Ну?…
— Скажи, пожалуйста…
— Ну говори!
— А когда ты поняла, что выйдешь за папу?
— Трудно сказать…
— Ну примерно!… Через неделю?… месяц?…
— Чуть меньше.
— В тот же день!…
— Ну да… Секунд через десять… Или пять. Не помню уже, давно было.
— Мама!… Так бывает?!…
— А разве бывает по-другому?… Я и не знала.
— Ну мама!… ты даёшь…
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так…
— Кого-нибудь встретила?
— Почти.
— Тошу не копируй.
— Мам… ну так… встретила… видела… полглазом.
— В магазине что ли?
— Нет… когда в храм забегала.
— Надо было сразу мне сказать.
— Зачем?
— Посмотрела бы, на что ты обратила внимание.
— Не на что, а на кого!
— Нюшка, не придирайся!… Подошла бы, может, и ему интересно стало бы.
— Он был не один.
— С девушкой?
— Вряд ли. Наверно со старшей сестрой.
— Или с мамой…
— Да молодая совсем!
— Поздравляю, доча.
— С чем?
— Может, ты своё счастье упустила.
— Мам, ты что…
— Ну не всем же быть счастливыми!… Некоторые… вот как Тоша твой любимый… так и маются по свету.
— У Тоши есть мы!
— Ничего ты в жизни не понимаешь… Приходи на ночную, вдруг ненаглядный твой появится.
— Вряд ли… Спать будет, как и я.
— А если не будет?
— Не, мам, я дома… Завтра с утра в Петергоф.
— Ну как знаешь… Я бы пошла.
— Ты пошла бы?
— За вашим папой хоть на край света.
— Мам, ну что мне делать-то!…
— Потопай ножками ещё, потопай… Собирайся и дуй в магазин. Завтра буду пирог с рыбой замешивать и Тошины булочки с луком–яйцом.
— Какую рыбу?
— На месте сориентируешься. Ты меня слышала?
— Слышала… слышала…
— Одна нога здесь — вторая там.
— Тайна, не отказывайся. Мне нравится Юлина придумка.
— Мы чужие люди.
— Вот глупость!… Будете гостями из-за границы. Кого ты в Петербурге знаешь кроме Юли?
— Уже никого… С одноклассниками не встречаюсь… Юля только осталась.
— …Хорошо, что мы в школе не дружили.
— Что хорошего…
— Зато не ругались, незачем было.
— Всё вывернет, как ей удобно!
— Ир, жизнь такая, приходится выворачиваться.
— …Так всё-таки Тайна или Ира?
— Мне теперь уже всё равно.
— …А Хейно?… А ему тоже скоро будет всё равно! Правда, Ир?
— Так и стану свекровью… Мальчику не вздумайте проболтаться, он этого не простит.
— Могила!… Ир, ты замёрзла?
— Да что-то… потряхивает маленько… Наверно продуло… в поезде…
— Сейчас я тебе шипучего антигриппинчика разведу.
— Да не стоит, Юль!
— Не хватало ещё, чтобы ты у меня разболелась… Полина, завтра созвонимся.
— Хорошо. Завтра так завтра. Пока.
— Дверь захлопни сама.
Продолжение следует…
Великая Суббота (окончание)
— Хейно, сынок, не придумывай себе сказку.
— Мама, а у тебя было не так?
— Не так, мальчик мой… Тебе нужна была мать, а папе сиделка уже требовалась, а не жена… Если ты помнишь, конечно.
— Ма, ну не в клубах же невесту мне искать!
— Хорошо… согласна… Надо было подойти и познакомиться.
— Я не умею.
— Ты взрослый мужчина. Ты хоть это понимаешь?… «Девушка, простите, я хочу представить Вам своего сына». Так что ли?
— А как!
— Посоветуйся с друзьями.
— Они надо мной смеяться будут.
— Я сейчас тоже рассмеюсь… наверно.
— Ну, ма!…
— Ой, горе ты моё… И где теперь её искать?
— Я могу задержаться…
— Я тебе задержусь!… Надолго?
— Она… она же не последний раз там была. Правда, ма?
— Ну не знаю… не знаю… А если у неё кто-нибудь есть?… или замужем?
— Кольца не было.
— Точно?
— Я смотрел.
— Глазастенький ты мой… Очень понравилась?
— Ма… очень…
— Какой же ты у меня дурачок. Ну вот что с тобой делать!
— Может, на всенощной?…
— Иди спать. Сможешь?
— Не знаю…
— Так!… Быстро узнавай, и спать!… Иначе пойду одна. Понял?
— Да, ма…
— Поесть хочешь?
— А надо?
— Посмотри… Да, сынок, судя по твоим глазкам, попался ты на крючок… рыбка моя золотая.
— Как на крючок!
— Да что тебе объяснять… Ляг, поспи пару часов… Вот беда свалилась на мою голову… вот беда.
— Что случилось?
— Слышала?
— Краем уха.
— Дитятко моё зазнобу себе присмотрело.
— Да ты что!…
— А подойти постеснялся.
— Где?
— В храме.
— Кто такая?
— Знать бы… Он только дома признался.
— Вот глупенький.
— Ничего страшного. Месяц–другой пройдёт, а там, глядишь, ещё кого высмотрит.
— Ты не высмотрела.
— Как сказать…
— Что?!…
— После поговорим.
— Ирка-а… не успокоюсь, пока не расскажешь.
— На всенощную с нами пойдёшь?
— К своему поеду.
— Ну ладно… вздремну немного.
— Давай, Ир, поспи.
— Шуметь не будешь?
— Да отшумелись мы с Тошкой…
— Родила бы да нянчилась.
— От кого?
— Да хоть от своего.
— Да какой из него отец…
— Годы идут.
— Только не воспитывай.
— Юль, ты что!… Я же по-дружески.
— Слушай, есть классная идея!…
— Давай завтра.
— Завтра может быть поздно.
— Ну выкладывай.
— У Полинкиного отца есть друг, а у того дочка на выданье. Соображаешь?
— Только не сейчас.
— А что?… Клин клином вышибают.
— Да брось ты… Ты её видела?
— Нет конечно!… Они больше десяти лет не встречались.
— Ну и как я их познакомлю?
— Положись на меня, мы с Полинкой что-нибудь придумаем.
— Зачем её впутывать…
— Ну извини… Без Полины никак… Сейчас звякну, если не отдыхает, — сюда вытащу. Согласна?
— Юлька, ты коза.
— Вот и мой тоже говорит… Полин, это снова я… Ты как?… Тоша доволен?… Я тоже… У тебя минутка есть?… Зайди, пожалуйста, очень надо… Всё, Ир, начинаем действовать.
— Валюша, спасибо за угощение, мне пора.
— Антон, не подведёшь?
— Валь, ну как можно!… Все приедем. Места хватит?
— Поместимся, ещё и останется.
— Во сколько?
— Собираемся к четырём… Пока на стол, пока мужиков с балкона выгоним… К пяти можно подъезжать.
— Кто ещё будет?
— Должен Стёпа с женой, если получится… Ты да Паша, Игорь. Всего пятеро.
— Нормально, будет с кем поговорить.
— …и выпить.
— …и закусить… Игорь точно будет?
— Тош, не уверена. У Жени сильный токсикоз. Прям не знаем, что и делать. Пора бы пройти уже, а до сих пор мучается… И Степан под вопросом.
— А Стёпка что?
— Его смена. Если Виталик сможет договориться — тогда придут.
— …Нюша… Нюш!…
— Ты пошёл?
— Да, моя радость. Не балуй тут без меня.
— Я буду тебя ждать.
— Спасибо… Всё, девочки, меня нет.
— Мама… я хотела тебя спросить…
— Ну?…
— Скажи, пожалуйста…
— Ну говори!
— А когда ты поняла, что выйдешь за папу?
— Трудно сказать…
— Ну примерно!… Через неделю?… месяц?…
— Чуть меньше.
— В тот же день!…
— Ну да… Секунд через десять… Или пять. Не помню уже, давно было.
— Мама!… Так бывает?!…
— А разве бывает по-другому?… Я и не знала.
— Ну мама!… ты даёшь…
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так…
— Кого-нибудь встретила?
— Почти.
— Тошу не копируй.
— Мам… ну так… встретила… видела… полглазом.
— В магазине что ли?
— Нет… когда в храм забегала.
— Надо было сразу мне сказать.
— Зачем?
— Посмотрела бы, на что ты обратила внимание.
— Не на что, а на кого!
— Нюшка, не придирайся!… Подошла бы, может, и ему интересно стало бы.
— Он был не один.
— С девушкой?
— Вряд ли. Наверно со старшей сестрой.
— Или с мамой…
— Да молодая совсем!
— Поздравляю, доча.
— С чем?
— Может, ты своё счастье упустила.
— Мам, ты что…
— Ну не всем же быть счастливыми!… Некоторые… вот как Тоша твой любимый… так и маются по свету.
— У Тоши есть мы!
— Ничего ты в жизни не понимаешь… Приходи на ночную, вдруг ненаглядный твой появится.
— Вряд ли… Спать будет, как и я.
— А если не будет?
— Не, мам, я дома… Завтра с утра в Петергоф.
— Ну как знаешь… Я бы пошла.
— Ты пошла бы?
— За вашим папой хоть на край света.
— Мам, ну что мне делать-то!…
— Потопай ножками ещё, потопай… Собирайся и дуй в магазин. Завтра буду пирог с рыбой замешивать и Тошины булочки с луком–яйцом.
— Какую рыбу?
— На месте сориентируешься. Ты меня слышала?
— Слышала… слышала…
— Одна нога здесь — вторая там.
— Тайна, не отказывайся. Мне нравится Юлина придумка.
— Мы чужие люди.
— Вот глупость!… Будете гостями из-за границы. Кого ты в Петербурге знаешь кроме Юли?
— Уже никого… С одноклассниками не встречаюсь… Юля только осталась.
— …Хорошо, что мы в школе не дружили.
— Что хорошего…
— Зато не ругались, незачем было.
— Всё вывернет, как ей удобно!
— Ир, жизнь такая, приходится выворачиваться.
— …Так всё-таки Тайна или Ира?
— Мне теперь уже всё равно.
— …А Хейно?… А ему тоже скоро будет всё равно! Правда, Ир?
— Так и стану свекровью… Мальчику не вздумайте проболтаться, он этого не простит.
— Могила!… Ир, ты замёрзла?
— Да что-то… потряхивает маленько… Наверно продуло… в поезде…
— Сейчас я тебе шипучего антигриппинчика разведу.
— Да не стоит, Юль!
— Не хватало ещё, чтобы ты у меня разболелась… Полина, завтра созвонимся.
— Хорошо. Завтра так завтра. Пока.
— Дверь захлопни сама.
Продолжение следует…
20.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Поцелуй для двоих
— Керим–ака, как я рада Вас видеть, здравствуйте!
— Здравствуй, доченька. Позволь на тебя полюбоваться.
— А Герда?… где Герда?… Герда!… Ой, как повзрослела!…
— Сонечка… какая красавица… Дедушка, посмотри, какая Соня стала!
— Подружка, тебе не говорили, что ты красивее меня?
— Да что ты, Соня, что ты!
— Керим–ака!…
— Пойду от вас, свиристелки бесхвостые.
— Керим–ака, где мой ненаглядный валяется? Живой ещё?
— Живой, нас переживёт… Доченька, проводи Соню в дом.
— Как он тебе, — понравился?… Вижу, что понравился. Ой, подружка, не посмотрю на сестру–заступницу.
— Соня, я ничего такого…
— Шучу я, не обижайся. Нечасто в дом приносят молодых людей с переломанными ногами.
— Ещё спит. Пойдём, чаем напою.
— Только одну пиалу. Нас ждёт машина… Бахрам, что стоишь как неродной, присоединяйся… Ну чего уставился! Это Герда.
— Мы знакомы…
— Ещё бы!… Руки сполосни. Лепёшку хочешь? У Герды всегда в доме свежие лепёшки.
— Почему ты не сказала, что вы…
— Ты мозги свои на леднике отморозил? Я же не знала, куда отправляетесь! Иди уж, недотёпа… Хороший мужик, а такой!… Да ну их всех… Сестра давно приезжала?
— Ой, Сонюшко!…
— Что ты сказала?
— Я сказала… ой…
— Прости, я тебя перебила.
— Дочка, у неё родилась дочка!
— Как я рада! Дай тебя ещё раз обниму, за сестру… Когда?
— Месяц.
— Месяц, говоришь?… Хм…
— Что-то случилось?
— Нет, это я так… Как назвали?
— Как маму, Любовь.
— Красивое имя. А как свою дочку называть будешь?
— Сонечка, какая дочка! У меня жениха нет.
— Ничего, моя хорошая, замуж выйду, и твою судьбу устроим. Ты мне веришь?
— А когда собираешься замуж?
— Как только, так сразу. Года не пройдёт!
— За кого?
— У вас в доме дрыхнет!
— …Уже не дрыхну.
— Ой… Тоша…
— Так, при ребёнке слёзы отставить.
— Тошка, гад, я из-за тебя чуть не умерла!… Прости, Тошенька, я так боялась…
— Привет, Бахрам. Как добрались?
— Ехали как по кладбищу.
— …Ну что ты такое говоришь! Нашёл сравнение, умник.
— Допивайте свой чай, да пора уж и с хозяевами прощаться.
— …Соня, ты к нам ещё приедешь?
— Теперь вы к нам… ко мне. А потом снова я. Передавай привет сестричке.
— Обязательно передам.
— Антон, просыпайся, приехали.
— Бахрам, пусть он спит. Пойдём.
— Зачем?
— Тебя не спросили.
— Собирай всё, что под руку попадётся. Лишнее потом заберёт Амир.
— Что ты делаешь!
— Переселяю Антона к себе. Надоело.
— Что надоело!
— Надоело ждать, надоело одной спать, надоело бояться, как бы с ним что не случилось. На вас с Амиром надежды никакой. То подерётся, то ногу сломает. Он что, хуже всех? Почему с вами ничего не происходит!… Отойди… сама.
— Что собираешься делать? Он же скоро уедет!
— Что-нибудь придумаю. Во всяком случае, на больничном отсидит от и до. А я буду за ним ухаживать.
— Ну приехали!
— Ещё не приехали. Неси вещи в машину, двери закрою… Бахрам, не зли меня. Скажи спасибо, что вчера вам рожи всем не расцарапала.
— Спасибо.
— А ты думал!…
— Антошенька, с добрым утром.
— Где мы…
— Не узнаёшь?
— Это… твой дом!
— Проснулся!… Давай, милый, потихонечку, ножку побережём… И потопали–потопали… Не спеши, торопиться некуда.
— Реактивный самолёт.
— Что?
— Соня — реактивный самолёт.
— С вами, мужиками, только так и надо. Только… так…
— Сонь, что с тобой…
— Часа… без тебя, дурака, прожить не могу… Ну как ты этого не понимаешь, дурья твоя башка!…
— Я здесь. Меньше месяца не пробуду, а может и больше. Как скажут доктора. А потом что-нибудь произойдёт. Надеюсь.
— Обними меня… Я никому тебя не отдам… я буду любить тебя до самой смерти.
— Так уж и до самой! В жизни всякое случается.
— Ты только забери меня отсюда. Я хочу в Россию. Не обязательно в Ленинград. Мы можем купить маленький домик на берегу реки, я буду воспитывать детей, заниматься хозяйством. Знаешь, какая я умелая! Ты вторую такую и за деньги не найдёшь.
— А как же мама, Керим–ака с девочками?
— Мама устроена, я ей не нужна. Захочет внуков понянчить — приедет в гости. Только в гости. В доме должна быть одна хозяйка. А сестрички… У Лейлы семья, а Герду к тебе на выстрел не подпущу, пока замуж не выйдет.
— Лейла… Имя знакомое.
— Что тебе до неё! Она тоже говорила про какого-то Антона. Но вы же не одни на белом свете.
— Конечно… Успокойся, всё будет хорошо. Я живой, здоровый.
— Здоровый, как же. А это что?
— Несчастный случай.
— Последний раз. Тошенька, ты меня слышишь? Чтоб это было в последний раз.
— Я хочу тебя поцеловать.
— Только не сильно, тушь потечёт.
— Тушь?…
— Я могу заплакать… от счастья.
— Ой, ребята! Проходите. Сейчас Тошика позову.
— …Кого она, сказала, позовёт?…
— Я догадываюсь.
— Амир, а Тоха здесь устроился лучше, чем у тебя.
— Не жаловался.
— На тебя пожалуешься… Чем так пахнет?
— Бараньим пловом.
— Ты говорил, что баранину не ест он!
— Сонька сусликов приготовит так, что от куры не отличишь.
— Чудны дела Твои Господи…
— Боб, давай без Евангелиев сегодня. Тут семья такая странная образуется. Он нехристь, она иудейка.
— …Мужики, рад вас видеть.
— Соня, можно тебя спросить?
— Роберт, ну что за политес!
— Ты в Бога веришь?
— Верю. И другим могу посоветовать. Только кто женщину слушает у нас…
— А какого вероисповедания?
— Православные мы. В пятом поколении.
— …Амир, с тебя пиво.
— …Ребята, что-то разговоры какие-то мутные для поднятия аппетита. Садитесь за стол. Сегодня дежурное блюдо — Тошика любимый плов. Я начинаю думать, что меня он любит меньше, чем проклятый плов.
— …Плов совсем даже не проклятый, а благословенный. Накладывайте, не стесняйтесь.
— Антон, тебе.
— Что это?
— Открывай!
— …Ничего себе!… Соня, посмотри, что ребята купили!
— Только этого ножа в доме не хватало! Убери сейчас же.
— …Сонь, это подарок для шурина Антона. Он хотел сам купить. Мы решили опередить.
— Простить вас, что ли? Или не прощать…
— Сонечка, сколько можно дуться! Всё хорошо закончилось.
— Так бы и дала тебе, Амирка, по голове.
— Не забывай, кто тебя с Антоном познакомил.
— Так. Начинается. И как долго собираешься напоминать?… до самой смерти?
— …Сончик…
— А тебя, милый мой Тошик, я не спрашивала… Что хохочете!
— Я так и знал, что этим кончится! Так и знал.
— Я ещё не начинала.
— Верю! Знаешь, — тебе верю… Сонечка, пощади, больше не будем, честное слово!
— …Соня, плов ещё остался?
— Один порядочный мужчина нашёлся, — добавки попросил. Даже спасибо не сказали.
— Мы сказали!
— А чего хором-то! Женились бы скорей, что ли. Управы на вас нет. Посмотрите на Бахрама, — ладненький, шёлковый как халат.
— Если каждый день утюгом приглаживать, — любой шёлковым станет.
— Доберусь я до вас.
— Своего Антона воспитывай.
— …Да, про воспитание. Вы что-нибудь решили?
— Мне надо закончить Муху. Это не обсуждается. Не только потому, что много сил туда вложено. Я за следующий курс экстерном сдал половину экзаменов. И у меня появилась протекция. Очень скоро могут принять в Союз. А это в нашей работе очень много значит. Без дела не останусь никогда.
— Так что, так и будешь приезжать на каникулы?
— В начале июня прилетаю за Соней. Либо женимся здесь, либо в Ленинграде, — для меня совершенно непринципиально. Первое время будем жить у мамы. А потом что-нибудь найдём. Мама, конечно, расстроится. Я уже написал, послал фотографии…
— Хоть бы спросил, дурачок. Выбрал самые плохие.
— Это ты дурочка. Вы с ней обязательно подружитесь. Обещаю.
— Ладно, не сержусь. Всё равно хотела выбросить.
— Сонька!…
— Тошик… мы не одни…
— …Намёк поняли… Боб!…
— Иди, Бобик, иди. Попейте пивка, остудите плов в желудках. Пока–пока!
— Тоша, нам осталось меньше трёх недель. Чего мы ждём?
— Знаешь, в своей жизни я принял одно единственное мужское решение. И до сих пор о нём жалею. Всё остальное только следствие обстоятельств, обязательств, порядочности.
— Тош, благодаря тебе от меня наконец-то все отстали. Ты знаешь, какая у меня была репутация.
— Меня здесь не было.
— Амир ничего не рассказывал?
— Рассказывал. Что ты отзывчивая, умная, своенравная, упорная. Никому не даёшь спуску. А так же чуткая и очень добрая.
— И всё?
— Да, всё.
— Значит, Амир лучше, чем я думала. Или…
— Или?…
— …слишком хорошо меня знает.
— Это что-нибудь меняет?
— Да. Прямо сегодня.
— Ты меня пугаешь, Соня.
— Не пугайся. Сегодня у нас будет настоящий семейный ужин. И за столом будут только двое. Муж со своей любимой женой. И жена со своим любимым и единственным в жизни мужчиной. Только не говори мне, что ты на это не надеялся. Не поверю.
— Всё, мужики, до следующего года. Не забывайте. Я вас теперь точно никогда не забуду… Подождите Соню в машине.
— До скорого, Амба, не пропадай. Будем ждать.
— Тош, прости, что не могу ничем обрадовать, — не получилось.
— Сонечка, малышка, у нас будет столько времени!
— Ты не сердишься?
— Прошу, не переживай.
— Я женщина, мне хочется ребёнка.
— Через полтора года будет.
— Тош… ты это… постарайся пореже… изменять.
— Какая ты глупенькая! От любимой жены никто не гуляет!… Ты не веришь, что любимая?
— Ох…
— Я никогда в жизни не писал писем. Сначала было незачем, потом нельзя, потом некому. Я хочу разрушить это правило. Поможешь?
— Помогу.
— Я буду писать тебе каждую неделю. Если получится, то и чаще. Не дожидайся ответов на свои письма. Захочешь поговорить, — просто пиши.
— Я помогу… я буду… с тобой… говорить… до самой смерти…
— Прощай, любовь моя… Сонюшко.
— Скажи ещё раз.
— Сонюшко.
— Ещё!…
— Любовь моя…
— Любовь моя…
Продолжение следует...
Поцелуй для двоих
— Керим–ака, как я рада Вас видеть, здравствуйте!
— Здравствуй, доченька. Позволь на тебя полюбоваться.
— А Герда?… где Герда?… Герда!… Ой, как повзрослела!…
— Сонечка… какая красавица… Дедушка, посмотри, какая Соня стала!
— Подружка, тебе не говорили, что ты красивее меня?
— Да что ты, Соня, что ты!
— Керим–ака!…
— Пойду от вас, свиристелки бесхвостые.
— Керим–ака, где мой ненаглядный валяется? Живой ещё?
— Живой, нас переживёт… Доченька, проводи Соню в дом.
— Как он тебе, — понравился?… Вижу, что понравился. Ой, подружка, не посмотрю на сестру–заступницу.
— Соня, я ничего такого…
— Шучу я, не обижайся. Нечасто в дом приносят молодых людей с переломанными ногами.
— Ещё спит. Пойдём, чаем напою.
— Только одну пиалу. Нас ждёт машина… Бахрам, что стоишь как неродной, присоединяйся… Ну чего уставился! Это Герда.
— Мы знакомы…
— Ещё бы!… Руки сполосни. Лепёшку хочешь? У Герды всегда в доме свежие лепёшки.
— Почему ты не сказала, что вы…
— Ты мозги свои на леднике отморозил? Я же не знала, куда отправляетесь! Иди уж, недотёпа… Хороший мужик, а такой!… Да ну их всех… Сестра давно приезжала?
— Ой, Сонюшко!…
— Что ты сказала?
— Я сказала… ой…
— Прости, я тебя перебила.
— Дочка, у неё родилась дочка!
— Как я рада! Дай тебя ещё раз обниму, за сестру… Когда?
— Месяц.
— Месяц, говоришь?… Хм…
— Что-то случилось?
— Нет, это я так… Как назвали?
— Как маму, Любовь.
— Красивое имя. А как свою дочку называть будешь?
— Сонечка, какая дочка! У меня жениха нет.
— Ничего, моя хорошая, замуж выйду, и твою судьбу устроим. Ты мне веришь?
— А когда собираешься замуж?
— Как только, так сразу. Года не пройдёт!
— За кого?
— У вас в доме дрыхнет!
— …Уже не дрыхну.
— Ой… Тоша…
— Так, при ребёнке слёзы отставить.
— Тошка, гад, я из-за тебя чуть не умерла!… Прости, Тошенька, я так боялась…
— Привет, Бахрам. Как добрались?
— Ехали как по кладбищу.
— …Ну что ты такое говоришь! Нашёл сравнение, умник.
— Допивайте свой чай, да пора уж и с хозяевами прощаться.
— …Соня, ты к нам ещё приедешь?
— Теперь вы к нам… ко мне. А потом снова я. Передавай привет сестричке.
— Обязательно передам.
— Антон, просыпайся, приехали.
— Бахрам, пусть он спит. Пойдём.
— Зачем?
— Тебя не спросили.
— Собирай всё, что под руку попадётся. Лишнее потом заберёт Амир.
— Что ты делаешь!
— Переселяю Антона к себе. Надоело.
— Что надоело!
— Надоело ждать, надоело одной спать, надоело бояться, как бы с ним что не случилось. На вас с Амиром надежды никакой. То подерётся, то ногу сломает. Он что, хуже всех? Почему с вами ничего не происходит!… Отойди… сама.
— Что собираешься делать? Он же скоро уедет!
— Что-нибудь придумаю. Во всяком случае, на больничном отсидит от и до. А я буду за ним ухаживать.
— Ну приехали!
— Ещё не приехали. Неси вещи в машину, двери закрою… Бахрам, не зли меня. Скажи спасибо, что вчера вам рожи всем не расцарапала.
— Спасибо.
— А ты думал!…
— Антошенька, с добрым утром.
— Где мы…
— Не узнаёшь?
— Это… твой дом!
— Проснулся!… Давай, милый, потихонечку, ножку побережём… И потопали–потопали… Не спеши, торопиться некуда.
— Реактивный самолёт.
— Что?
— Соня — реактивный самолёт.
— С вами, мужиками, только так и надо. Только… так…
— Сонь, что с тобой…
— Часа… без тебя, дурака, прожить не могу… Ну как ты этого не понимаешь, дурья твоя башка!…
— Я здесь. Меньше месяца не пробуду, а может и больше. Как скажут доктора. А потом что-нибудь произойдёт. Надеюсь.
— Обними меня… Я никому тебя не отдам… я буду любить тебя до самой смерти.
— Так уж и до самой! В жизни всякое случается.
— Ты только забери меня отсюда. Я хочу в Россию. Не обязательно в Ленинград. Мы можем купить маленький домик на берегу реки, я буду воспитывать детей, заниматься хозяйством. Знаешь, какая я умелая! Ты вторую такую и за деньги не найдёшь.
— А как же мама, Керим–ака с девочками?
— Мама устроена, я ей не нужна. Захочет внуков понянчить — приедет в гости. Только в гости. В доме должна быть одна хозяйка. А сестрички… У Лейлы семья, а Герду к тебе на выстрел не подпущу, пока замуж не выйдет.
— Лейла… Имя знакомое.
— Что тебе до неё! Она тоже говорила про какого-то Антона. Но вы же не одни на белом свете.
— Конечно… Успокойся, всё будет хорошо. Я живой, здоровый.
— Здоровый, как же. А это что?
— Несчастный случай.
— Последний раз. Тошенька, ты меня слышишь? Чтоб это было в последний раз.
— Я хочу тебя поцеловать.
— Только не сильно, тушь потечёт.
— Тушь?…
— Я могу заплакать… от счастья.
— Ой, ребята! Проходите. Сейчас Тошика позову.
— …Кого она, сказала, позовёт?…
— Я догадываюсь.
— Амир, а Тоха здесь устроился лучше, чем у тебя.
— Не жаловался.
— На тебя пожалуешься… Чем так пахнет?
— Бараньим пловом.
— Ты говорил, что баранину не ест он!
— Сонька сусликов приготовит так, что от куры не отличишь.
— Чудны дела Твои Господи…
— Боб, давай без Евангелиев сегодня. Тут семья такая странная образуется. Он нехристь, она иудейка.
— …Мужики, рад вас видеть.
— Соня, можно тебя спросить?
— Роберт, ну что за политес!
— Ты в Бога веришь?
— Верю. И другим могу посоветовать. Только кто женщину слушает у нас…
— А какого вероисповедания?
— Православные мы. В пятом поколении.
— …Амир, с тебя пиво.
— …Ребята, что-то разговоры какие-то мутные для поднятия аппетита. Садитесь за стол. Сегодня дежурное блюдо — Тошика любимый плов. Я начинаю думать, что меня он любит меньше, чем проклятый плов.
— …Плов совсем даже не проклятый, а благословенный. Накладывайте, не стесняйтесь.
— Антон, тебе.
— Что это?
— Открывай!
— …Ничего себе!… Соня, посмотри, что ребята купили!
— Только этого ножа в доме не хватало! Убери сейчас же.
— …Сонь, это подарок для шурина Антона. Он хотел сам купить. Мы решили опередить.
— Простить вас, что ли? Или не прощать…
— Сонечка, сколько можно дуться! Всё хорошо закончилось.
— Так бы и дала тебе, Амирка, по голове.
— Не забывай, кто тебя с Антоном познакомил.
— Так. Начинается. И как долго собираешься напоминать?… до самой смерти?
— …Сончик…
— А тебя, милый мой Тошик, я не спрашивала… Что хохочете!
— Я так и знал, что этим кончится! Так и знал.
— Я ещё не начинала.
— Верю! Знаешь, — тебе верю… Сонечка, пощади, больше не будем, честное слово!
— …Соня, плов ещё остался?
— Один порядочный мужчина нашёлся, — добавки попросил. Даже спасибо не сказали.
— Мы сказали!
— А чего хором-то! Женились бы скорей, что ли. Управы на вас нет. Посмотрите на Бахрама, — ладненький, шёлковый как халат.
— Если каждый день утюгом приглаживать, — любой шёлковым станет.
— Доберусь я до вас.
— Своего Антона воспитывай.
— …Да, про воспитание. Вы что-нибудь решили?
— Мне надо закончить Муху. Это не обсуждается. Не только потому, что много сил туда вложено. Я за следующий курс экстерном сдал половину экзаменов. И у меня появилась протекция. Очень скоро могут принять в Союз. А это в нашей работе очень много значит. Без дела не останусь никогда.
— Так что, так и будешь приезжать на каникулы?
— В начале июня прилетаю за Соней. Либо женимся здесь, либо в Ленинграде, — для меня совершенно непринципиально. Первое время будем жить у мамы. А потом что-нибудь найдём. Мама, конечно, расстроится. Я уже написал, послал фотографии…
— Хоть бы спросил, дурачок. Выбрал самые плохие.
— Это ты дурочка. Вы с ней обязательно подружитесь. Обещаю.
— Ладно, не сержусь. Всё равно хотела выбросить.
— Сонька!…
— Тошик… мы не одни…
— …Намёк поняли… Боб!…
— Иди, Бобик, иди. Попейте пивка, остудите плов в желудках. Пока–пока!
— Тоша, нам осталось меньше трёх недель. Чего мы ждём?
— Знаешь, в своей жизни я принял одно единственное мужское решение. И до сих пор о нём жалею. Всё остальное только следствие обстоятельств, обязательств, порядочности.
— Тош, благодаря тебе от меня наконец-то все отстали. Ты знаешь, какая у меня была репутация.
— Меня здесь не было.
— Амир ничего не рассказывал?
— Рассказывал. Что ты отзывчивая, умная, своенравная, упорная. Никому не даёшь спуску. А так же чуткая и очень добрая.
— И всё?
— Да, всё.
— Значит, Амир лучше, чем я думала. Или…
— Или?…
— …слишком хорошо меня знает.
— Это что-нибудь меняет?
— Да. Прямо сегодня.
— Ты меня пугаешь, Соня.
— Не пугайся. Сегодня у нас будет настоящий семейный ужин. И за столом будут только двое. Муж со своей любимой женой. И жена со своим любимым и единственным в жизни мужчиной. Только не говори мне, что ты на это не надеялся. Не поверю.
— Всё, мужики, до следующего года. Не забывайте. Я вас теперь точно никогда не забуду… Подождите Соню в машине.
— До скорого, Амба, не пропадай. Будем ждать.
— Тош, прости, что не могу ничем обрадовать, — не получилось.
— Сонечка, малышка, у нас будет столько времени!
— Ты не сердишься?
— Прошу, не переживай.
— Я женщина, мне хочется ребёнка.
— Через полтора года будет.
— Тош… ты это… постарайся пореже… изменять.
— Какая ты глупенькая! От любимой жены никто не гуляет!… Ты не веришь, что любимая?
— Ох…
— Я никогда в жизни не писал писем. Сначала было незачем, потом нельзя, потом некому. Я хочу разрушить это правило. Поможешь?
— Помогу.
— Я буду писать тебе каждую неделю. Если получится, то и чаще. Не дожидайся ответов на свои письма. Захочешь поговорить, — просто пиши.
— Я помогу… я буду… с тобой… говорить… до самой смерти…
— Прощай, любовь моя… Сонюшко.
— Скажи ещё раз.
— Сонюшко.
— Ещё!…
— Любовь моя…
— Любовь моя…
Продолжение следует...
21.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Все в сборе
— Степаша? Стёпа, что это…
— Виталий… Ив-ванович… М-машина…
— Старлей, спрашиваю ещё раз, — что!… Это!…
— Мерседес, товарищ подполковник!
— Мерседес, говоришь?
— Так точно, товарищ подполковник, мерседес!
— Мерседес, значит… ага… мерседес… Кто распорядился?
— Ясно кто, товарищ подполковник.
— Отставить подполковника.
— Есть отставить, Виталий Иваныч!
— Стёп, он что, издевается?… Когда этот катафалк из гаража последний раз выносили!
— Не помню.
— Тебя на свете не было, вот когда!… Вот… нехороший человек… любимому заму… Я припомню ему… я устрою… Кобель старый… леший… Колёса подкачал?… масло проверил?
— …Виталий, да ладно тебе, доедем.
— Не факт… Ну что стоим? Загружаемся в этот… прости Господи… мерседес… Будем ехать… медленно и печально.
— Антон, вечером отзвонись на домашний.
— Хорошо.
— Валя спросит — ни слова, стрелки переводи на меня.
— Вот надо мне…
— Зато мне надо, мне. С дознавателем не шутят.
— Не вчера познакомились.
— До связи.
— Стёпка, куда прёшь! Не хватало ещё под окнами засветиться… За угол давай, за угол.
— Там не проехать!
— Соображай, пока не спалились.
— Да козёл дорогу перекрывает.
— Давай напрямик.
— Через кусты?
— Тебе привыкать? Делай, что говорю… Скажем, — изгородь собаки погрызли.
— А если спросит?
— Молчи как партизан. Премию выпишу.
— Сколько?
— Ноль пять хватит?
— Ноль семь…
— Ноль пять…
— Виталий Иваныч!…
— …Пойдём, что ли… Господи, благослови меня на враньё…
— Заходите, заходите, заждалась уж. Где Антон?
— Отвезли домой, и сразу сюда.
— Стёп?…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Стёпа?…
— Да, Валентина Васильевна?…
— Что ты здесь делаешь?
— …Валь, попросил Степана помочь.
— Где встретились?
— Начинается… По дороге заскочили в отдел.
— По какой такой дороге?
— Начальник выдернул. По срочному делу.
— Трубу нашёл?
— Нет. Как сквозь землю провалилась.
— Сквозь землю, говоришь… Может сквозь «торпеду»? Она там, кажется, в подставочке торчала, когда вы с Тошенькой отсюда уезжали.
— Правда?
— Кривда. Где труба?
— Валь!…
— Конкретизирую — где машина?
— Какая машина?
— Тяжёлая такая, американская… «Шевроле»-машина!
— Дык… Вон, за углом.
— За каким углом? За которым вы пытались от меня эту рухлядь допотопную спрятать? Или тут ещё углы есть?… Заболотный, стоять!…
— Валь…
— Открой дверь, я сказала!
— Валь, успокойся… Стёпа, глянь, скалки рядом нет?
— Нет, Виталий Иваныч, полотенце.
— Скрученное?
— Да.
— Проверь, — мокрое или сухое?
— …Стёпа, сейчас и тебе достанется, ты меня знаешь… Виталий, открывай… в туалет хочу.
— Стёп, мокрое?…
— Мокрое.
— …Говорила мне мама, — не выходи замуж за милиционера.
— А я тогда в милиции не работал, между прочим.
— Это не важно. Ты в душе милиционер. И всегда им был, Заболотный!
— Мне папа тоже кое-чего говорил.
— Твой папа и не знал меня почти, Царствие ему Небесное.
— Зато говорил, чтоб я не женился на милиционере.
— Ну всё, Заболотный, договорился.
— Ничего, тут сухо и прохладно. Пересижу как-нибудь.
— Лейтенант, доложить обстановку!
— Валентина Вас…
— Что за обращение, товарищ старший лейтенант! Отвечать как полагается.
— Так точно, товарищ майор!
— …Стёпа, не видать тебе премии.
— Какой ещё премии, лейтенант!
— Ну…
— Без «ну» и сразу!… Смотреть в глаза! Отвечать!
— За сокрытие улик, товарищ майор… Виталий Иванович, больше не могу!…
— …Всё, Заболотный, выходи, остальное сейчас как миленькие расскажете… Выходи, говорю, полотенце убрала.
— Валь, машина поломалась.
— Так сильно, что Стёпан за вами приехал?
— Примерно.
— Точнее?
— Шаровая на переднем … Валь, ты чего… Валь…
— …Антон… Антон?…
— Цел и невредим, честное слово. Можешь позвонить… только трубки нет… Валь… ну Валь…
— Ох… как сердце чуяло… Какие же вы дураки… Собирай на стол, пойду лицо сполосну.
— Иваныч…
— Да помолчи ты… Видишь, как она…
— А что я мог!…
— Перед ней и не такие падали… Давай по сто пятьдесят.
— Я на службе.
— Иди ты со своей службой… отмажу… Напомни, чтоб с начальником поругался, а то забуду.
— Премия отменяется?
— Сочтёмся, ты меня знаешь…
— Согласен на ноль пять.
— Ну и жук ты, Стёпа… Быстро–быстро, пока тётя Валя не нахватила.
— Здравствуйте. Андрей?… Антон… Пятнадцатого в сквере коньячком шоколад запивали… Да… Во сколько?… Это где?… Да, знаю… Ты можешь встретить?… А пять минут?… Мне?!… Завтра — так завтра… Минут за десять… Меня тоже… До связи…
Продолжение следует…
Все в сборе
— Степаша? Стёпа, что это…
— Виталий… Ив-ванович… М-машина…
— Старлей, спрашиваю ещё раз, — что!… Это!…
— Мерседес, товарищ подполковник!
— Мерседес, говоришь?
— Так точно, товарищ подполковник, мерседес!
— Мерседес, значит… ага… мерседес… Кто распорядился?
— Ясно кто, товарищ подполковник.
— Отставить подполковника.
— Есть отставить, Виталий Иваныч!
— Стёп, он что, издевается?… Когда этот катафалк из гаража последний раз выносили!
— Не помню.
— Тебя на свете не было, вот когда!… Вот… нехороший человек… любимому заму… Я припомню ему… я устрою… Кобель старый… леший… Колёса подкачал?… масло проверил?
— …Виталий, да ладно тебе, доедем.
— Не факт… Ну что стоим? Загружаемся в этот… прости Господи… мерседес… Будем ехать… медленно и печально.
— Антон, вечером отзвонись на домашний.
— Хорошо.
— Валя спросит — ни слова, стрелки переводи на меня.
— Вот надо мне…
— Зато мне надо, мне. С дознавателем не шутят.
— Не вчера познакомились.
— До связи.
— Стёпка, куда прёшь! Не хватало ещё под окнами засветиться… За угол давай, за угол.
— Там не проехать!
— Соображай, пока не спалились.
— Да козёл дорогу перекрывает.
— Давай напрямик.
— Через кусты?
— Тебе привыкать? Делай, что говорю… Скажем, — изгородь собаки погрызли.
— А если спросит?
— Молчи как партизан. Премию выпишу.
— Сколько?
— Ноль пять хватит?
— Ноль семь…
— Ноль пять…
— Виталий Иваныч!…
— …Пойдём, что ли… Господи, благослови меня на враньё…
— Заходите, заходите, заждалась уж. Где Антон?
— Отвезли домой, и сразу сюда.
— Стёп?…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Стёпа?…
— Да, Валентина Васильевна?…
— Что ты здесь делаешь?
— …Валь, попросил Степана помочь.
— Где встретились?
— Начинается… По дороге заскочили в отдел.
— По какой такой дороге?
— Начальник выдернул. По срочному делу.
— Трубу нашёл?
— Нет. Как сквозь землю провалилась.
— Сквозь землю, говоришь… Может сквозь «торпеду»? Она там, кажется, в подставочке торчала, когда вы с Тошенькой отсюда уезжали.
— Правда?
— Кривда. Где труба?
— Валь!…
— Конкретизирую — где машина?
— Какая машина?
— Тяжёлая такая, американская… «Шевроле»-машина!
— Дык… Вон, за углом.
— За каким углом? За которым вы пытались от меня эту рухлядь допотопную спрятать? Или тут ещё углы есть?… Заболотный, стоять!…
— Валь…
— Открой дверь, я сказала!
— Валь, успокойся… Стёпа, глянь, скалки рядом нет?
— Нет, Виталий Иваныч, полотенце.
— Скрученное?
— Да.
— Проверь, — мокрое или сухое?
— …Стёпа, сейчас и тебе достанется, ты меня знаешь… Виталий, открывай… в туалет хочу.
— Стёп, мокрое?…
— Мокрое.
— …Говорила мне мама, — не выходи замуж за милиционера.
— А я тогда в милиции не работал, между прочим.
— Это не важно. Ты в душе милиционер. И всегда им был, Заболотный!
— Мне папа тоже кое-чего говорил.
— Твой папа и не знал меня почти, Царствие ему Небесное.
— Зато говорил, чтоб я не женился на милиционере.
— Ну всё, Заболотный, договорился.
— Ничего, тут сухо и прохладно. Пересижу как-нибудь.
— Лейтенант, доложить обстановку!
— Валентина Вас…
— Что за обращение, товарищ старший лейтенант! Отвечать как полагается.
— Так точно, товарищ майор!
— …Стёпа, не видать тебе премии.
— Какой ещё премии, лейтенант!
— Ну…
— Без «ну» и сразу!… Смотреть в глаза! Отвечать!
— За сокрытие улик, товарищ майор… Виталий Иванович, больше не могу!…
— …Всё, Заболотный, выходи, остальное сейчас как миленькие расскажете… Выходи, говорю, полотенце убрала.
— Валь, машина поломалась.
— Так сильно, что Стёпан за вами приехал?
— Примерно.
— Точнее?
— Шаровая на переднем … Валь, ты чего… Валь…
— …Антон… Антон?…
— Цел и невредим, честное слово. Можешь позвонить… только трубки нет… Валь… ну Валь…
— Ох… как сердце чуяло… Какие же вы дураки… Собирай на стол, пойду лицо сполосну.
— Иваныч…
— Да помолчи ты… Видишь, как она…
— А что я мог!…
— Перед ней и не такие падали… Давай по сто пятьдесят.
— Я на службе.
— Иди ты со своей службой… отмажу… Напомни, чтоб с начальником поругался, а то забуду.
— Премия отменяется?
— Сочтёмся, ты меня знаешь…
— Согласен на ноль пять.
— Ну и жук ты, Стёпа… Быстро–быстро, пока тётя Валя не нахватила.
— Здравствуйте. Андрей?… Антон… Пятнадцатого в сквере коньячком шоколад запивали… Да… Во сколько?… Это где?… Да, знаю… Ты можешь встретить?… А пять минут?… Мне?!… Завтра — так завтра… Минут за десять… Меня тоже… До связи…
Продолжение следует…
04.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава девятая
— Здравствуйте, молодые люди! Милости прошу.
— Здравствуйте.
— Девочка, дяденька с тобой?
— Со мной.
— Он случайно не твой папа?
— Мой.
— Значит ты Даша. Я угадал?
— Угадал.
— Вот и хорошо. А я Тоша. Или Антон. Как нравится.
— Мне нравится Тоша.
— Значит буду Тоша… Проползайте, снимайте мокрые шкурки и располагайтесь как дома… Саша, ребёнку глинтвейн можно?
— Сто грамм.
— Добре… Что там сегодня происходит? Опять наши небеса прохудились!
— Не то слово, Антон Георгиевич.
— И чего ты, неразумный, в такую погоду дитя с собой потащил!
— …Наша мама устроила забастовку.
— …Дарья!…
— А что, нельзя сказать правду?… Тоже мне, конспираторы.
— …Да-а, Александр, жернова у тебя ещё те… Даша, познакомься с Маркизом. Только осторожно. Может оцарапать.
— Не, Тош, он ласковый… Мурлычит.
— Саш, ты глянь! Видно он только к тебе так суров.
— Георгич, есть что покрепче этого компота?
— Да что ты такой взведённый!
— Забастовка.
— Сядь в кресло и расслабься. Потом поговорим… Даня, есть хочешь?
— Спасибо, Тош, не хочу. Я пить хочу.
— Сок только в холодильнике, поэтому не дам. А вот чистой воды можешь налить сама. Горячее питьё будет чуть позже… Расскажешь, или просто ни о чём?
— Тошно мне.
— Вот открытие… Всю жизнь прожил так, как будто Бога нет. А теперь знаешь, что Он Есть, оттого и тошно. Сам через это прошёл.
— И было так же?
— Хуже. У меня семья была на излёте. Я рвал и метал. Одним словом, — бешеный.
— Вы?!
— Ну не мудрецом же я родился! Всяко бывало. И не забывай — десять лет в армии.
— Это точно были вы?
— Точней не бывает.
— Может и моя семья на излёте.
— Глупости. От беспокойства, от гордыни, от нелюбви.
— От нелюбви?
— Конечно. Вы не любите. Не потому, что устали или привыкли друг к другу, вы не любили.
— Ну, не знаю, не знаю…
— Правильно, не знаешь. А я знаю. Вам никто не рассказал, что такое любовь, а сами узнать не удосужились. Думали, что так и надо.
— А как надо?
— Сказать, или сам припомнишь?
— Как я припомню, что не знал никогда!
— Не знал, а теперь знаешь. Ты прилип, Ляксандра.
— Бог Есть Любовь что ли?
— Ну вот, а говорил, — не знаешь!
— Трюизм.
— Смени лексикон, начинает приедаться.
— Как жить…
— Ну ты просто артист! Раньше жил, и казалось нормально. Что случилось?
— Жизнь случилась.
— Что мне сказать остаётся тогда… Что полторы жизни случилось? Трус ты, Санька. Всё тебе легко давалось: обеспеченные родители, красивая умная жена, дочка вон какая! А как только встал вопрос жизни и смерти, так сразу и скис. Не пойдёт.
— Утешил ты меня, Георгич…
— Я не Утешитель, это в церковь. Давай завтра вместе на подворье к пяти. Со мной легче будет.
— Не шутишь?
— Эх, Ляксандра, Ляксандра… Шутить не умею и шуток не понимаю.
— Серьёзно?
— Куда уж серьёзней.
— А все эти прибауточки да собак с огурцами?!
— Надо ж было как-то душу твою закостеневшую растревожить. Такие вот маленькие хитрости.
— Выходит, не я книгу пишу, а меня…
— Выходит так…
— …Тоша, Маркиз огурец ест! Ему плохо не будет?
— Нет, Даню, ему будет хорошо… Слышь, Санька, а ведь мы с тобой на пару скоро собака поститься научим. Как дума-ешь?
— Антон, сегодня ребёнок вогнал меня в краску.
— В три года?
— Я говорила, мы пойдём к зубному… Стали открывать рот. Она как завопит «дядя», — четверо взрослых людей ничего не могли сделать.
— А краска причём?
— Пришлось изобретать мифического дядю. Надо что-нибудь придумать. Папой вроде бы неправильно, есть у неё папа. Подрастёт, будет спрашивать, где настоящий отец.
— Мудрить не будем. Антон я, Антоша, Тоша. И проблем нет.
— Спасибо.
— За что? Для себя стараюсь.
«Тоша, Тошенька, посмотри на меня».
«Кто ты?»
«Ульяна. Помнишь цыганку Улю?»
«Уля, ты обещала, что Бог меня будет оберегать. Почему Он про меня забыл? Неужели я хуже всех!»
«Тошенька, мальчик мой, никто не забыт. Вспомни, как плакал твой папа, когда тебя достали из тёмного омута».
«А мама? Он мог позволить ей жить дальше».
«У каждого свой срок. Но Он не оставил тебя, хоть и гонишь ты Его от себя».
«Разве справедливо отнимать родителей у маленьких детей?»
«Он дал тебе другую маму. Лучшую маму на свете».
«Как жить, Уля. Любовь есть, а покоя нет».
«Любовь твоя станет больше тебя самого. И уcпокоишься ты».
«Но как? Я не знаю».
«Иди ко Христу. Как придёшь — так и поймёшь… Вспомни яблоко и крестик, которые я тебе подарила. Это символы Скипетра и Державы, Путеводная Звезда для маленького ребёнка, которым ты был много лет назад. Прощай, мой милый мальчик».
— Антон… Антон, что случилось? Ты стонал во сне.
— Да… сон приснился.
— Страшный?
— Скорее странный. Связанный с детством. Спи, Мариш, всё хорошо.
— Батюшка, я хочу принять православное крещение.
— Ты уверен, что тебя не крестили в детстве?
— Никаких сомнений.
— Что ж, приготовь полотенце, немного денег…
— Сколько?
— Сколько можешь пожертвовать без сожаления… Завтра окрестим.
— А можно без свидетелей?
— Хм… Через два дня отпевание, прихожан не будет. Вот после него и твоя очередь дойдёт.
— Помоги Вам Господь, батюшка.
— Ты молитвы-то какие знаешь?
— «Отче наш…» Вот и всё.
— Не очень правильно. Надо бы «Символ Веры» от тебя… Молитвослов есть?… А, ну да, не до молитвослова… Зайди в лавку, выбери попроще, чтобы мошну не облегчать. Да смотри сдуру на церковнославянском не купи! Не поймёшь ничего.
— Спасибо за совет, батюшка. Церковно-славянский мне довелось изучать.
— Вот как! Язык изучал, а молитвы не знаешь… Ну и времена… дожили… Иди уж, иди с Богом.
— Прекрати. Ещё ни один скандал никого до добра не довёл.
— Ты не хочешь отвечать за свои поступки.
— Правда? Ты даёшь мне возможность ответа?
— Ты ни одного дела не доводишь до конца!
— Как я могу их довести, если не чувствую тебя за своей спиной!
— Твои службы — ложь. Твои молитвы — театр одного актёра. Твоя любовь — страсть и гордыня.
— Мы должны быть вместе. Неужели ты этого не понимаешь?
— Понимаю. Каждому своё место.
— Открой Писание: там всё предельно ясно.
— Ясно бывает только в прелести.
— Неужели ты позволишь потерять шанс узнать, что есть настоящая Любовь!
— Я не знаю, что такое любовь Христова, я не знаю, что такое любовь человеческая. И вряд ли когда-нибудь узнаю.
— Вы впервые в нашем храме? Я Вас раньше не видела.
— Нет, сестра, я бывал ещё при закопченных стенах, доски вместо мрамора, придел был только Серафимовский. И хор был монастырский.
— Простите. Я наверно обозналась.
— Не за что. Вы меня простите.
— Полина, не плачь, моя радость, и это пройдёт.
— Тош, за что она так тебя ненавидит…
— Она просто не ведает, что творит.
— Тошенька, миленький, не мучайся, отпусти её. Прошу тебя!…
— Как же я без тебя… Ты последний маленький ребёнок, которого я любил в этой жизни.
— Я тебя люблю… И я никогда тебя не забуду. Ты мне веришь?… Тошенька, ты мне веришь?…
— Маша?… Что ты здесь делаешь?
— Я пришла, Тоша, насовсем.
— А как же муж?… ваша дочь?
— Дочь поживёт у моих родителей, а потом заберём её сюда.
— Почему ты думаешь только о себе?
— Нет, Тоша, столько лет я думала только о тебе, о нас. Я до сих виню себя за то, что позволила себя сдержать.
— Я был женат. Ты помнишь?
— Кого ты хочешь обмануть? Я всё видела. Что она тебя не любит, что ты страдаешь. Тебе нужна была я, я это знаю. Я буду заботиться о тебе так, как может заботиться только мать о своём сыне. Самое главное, — это знаешь ты. Разве не так?
— Опомнись, Машенька, между нами двадцать шесть лет.
— Двадцать пять.
— Подумаешь, ошибся на четыре процента.
— С возрастом разница ощущается меньше.
— Это ничего не меняет.
— Нет, ты лжёшь не только мне. Ты лжёшь самому себе. Признайся, разве тебя остановила бы разница, если бы я сама тебя заставила?
— Ты всё придумала, это была просто детская влюблённость.
— Да, мои слёзы можно ею объяснить. Но объясни мне, когда я в зачатии молила Бога, чтобы мой ребёнок походил на тебя! Я ненавижу каждую черточку её лица, напоминающую моего мужа. Но духовный отец ты. И ты никогда теперь не сможешь этого забыть. Я тебе этого не позволю. Я слишком долго тебя звала, и Сам Бог привёл тебя ко мне. Я не хочу второй раз тебя потерять.
— Поговорим завтра. Этот шанс ты можешь мне предоставить?
— Я тебе предоставлю всё, что ты пожелаешь. И никто не сможет меня остановить.
— А твои родители? Это их убьёт.
— О, нет, им не хуже меня была известна истинная причина моих слёз и моих страданий. И как только они узнали, что ты жив, как только они посмотрели мне в глаза, им сразу всё стало ясно. Саша должен уйти. Он кончика волоса твоего не стоит.
— Так ты позволишь мне день на размышления?
— Всё для тебя, любовь моя, всё. Кроме свободы от меня. Прощай.
— …Батюшка, я исповедоваться ко причастию.
— Что-то ты, брат, зачастил. У тебя проблемы?…
Продолжение следует…
Глава девятая
— Здравствуйте, молодые люди! Милости прошу.
— Здравствуйте.
— Девочка, дяденька с тобой?
— Со мной.
— Он случайно не твой папа?
— Мой.
— Значит ты Даша. Я угадал?
— Угадал.
— Вот и хорошо. А я Тоша. Или Антон. Как нравится.
— Мне нравится Тоша.
— Значит буду Тоша… Проползайте, снимайте мокрые шкурки и располагайтесь как дома… Саша, ребёнку глинтвейн можно?
— Сто грамм.
— Добре… Что там сегодня происходит? Опять наши небеса прохудились!
— Не то слово, Антон Георгиевич.
— И чего ты, неразумный, в такую погоду дитя с собой потащил!
— …Наша мама устроила забастовку.
— …Дарья!…
— А что, нельзя сказать правду?… Тоже мне, конспираторы.
— …Да-а, Александр, жернова у тебя ещё те… Даша, познакомься с Маркизом. Только осторожно. Может оцарапать.
— Не, Тош, он ласковый… Мурлычит.
— Саш, ты глянь! Видно он только к тебе так суров.
— Георгич, есть что покрепче этого компота?
— Да что ты такой взведённый!
— Забастовка.
— Сядь в кресло и расслабься. Потом поговорим… Даня, есть хочешь?
— Спасибо, Тош, не хочу. Я пить хочу.
— Сок только в холодильнике, поэтому не дам. А вот чистой воды можешь налить сама. Горячее питьё будет чуть позже… Расскажешь, или просто ни о чём?
— Тошно мне.
— Вот открытие… Всю жизнь прожил так, как будто Бога нет. А теперь знаешь, что Он Есть, оттого и тошно. Сам через это прошёл.
— И было так же?
— Хуже. У меня семья была на излёте. Я рвал и метал. Одним словом, — бешеный.
— Вы?!
— Ну не мудрецом же я родился! Всяко бывало. И не забывай — десять лет в армии.
— Это точно были вы?
— Точней не бывает.
— Может и моя семья на излёте.
— Глупости. От беспокойства, от гордыни, от нелюбви.
— От нелюбви?
— Конечно. Вы не любите. Не потому, что устали или привыкли друг к другу, вы не любили.
— Ну, не знаю, не знаю…
— Правильно, не знаешь. А я знаю. Вам никто не рассказал, что такое любовь, а сами узнать не удосужились. Думали, что так и надо.
— А как надо?
— Сказать, или сам припомнишь?
— Как я припомню, что не знал никогда!
— Не знал, а теперь знаешь. Ты прилип, Ляксандра.
— Бог Есть Любовь что ли?
— Ну вот, а говорил, — не знаешь!
— Трюизм.
— Смени лексикон, начинает приедаться.
— Как жить…
— Ну ты просто артист! Раньше жил, и казалось нормально. Что случилось?
— Жизнь случилась.
— Что мне сказать остаётся тогда… Что полторы жизни случилось? Трус ты, Санька. Всё тебе легко давалось: обеспеченные родители, красивая умная жена, дочка вон какая! А как только встал вопрос жизни и смерти, так сразу и скис. Не пойдёт.
— Утешил ты меня, Георгич…
— Я не Утешитель, это в церковь. Давай завтра вместе на подворье к пяти. Со мной легче будет.
— Не шутишь?
— Эх, Ляксандра, Ляксандра… Шутить не умею и шуток не понимаю.
— Серьёзно?
— Куда уж серьёзней.
— А все эти прибауточки да собак с огурцами?!
— Надо ж было как-то душу твою закостеневшую растревожить. Такие вот маленькие хитрости.
— Выходит, не я книгу пишу, а меня…
— Выходит так…
— …Тоша, Маркиз огурец ест! Ему плохо не будет?
— Нет, Даню, ему будет хорошо… Слышь, Санька, а ведь мы с тобой на пару скоро собака поститься научим. Как дума-ешь?
— Антон, сегодня ребёнок вогнал меня в краску.
— В три года?
— Я говорила, мы пойдём к зубному… Стали открывать рот. Она как завопит «дядя», — четверо взрослых людей ничего не могли сделать.
— А краска причём?
— Пришлось изобретать мифического дядю. Надо что-нибудь придумать. Папой вроде бы неправильно, есть у неё папа. Подрастёт, будет спрашивать, где настоящий отец.
— Мудрить не будем. Антон я, Антоша, Тоша. И проблем нет.
— Спасибо.
— За что? Для себя стараюсь.
«Тоша, Тошенька, посмотри на меня».
«Кто ты?»
«Ульяна. Помнишь цыганку Улю?»
«Уля, ты обещала, что Бог меня будет оберегать. Почему Он про меня забыл? Неужели я хуже всех!»
«Тошенька, мальчик мой, никто не забыт. Вспомни, как плакал твой папа, когда тебя достали из тёмного омута».
«А мама? Он мог позволить ей жить дальше».
«У каждого свой срок. Но Он не оставил тебя, хоть и гонишь ты Его от себя».
«Разве справедливо отнимать родителей у маленьких детей?»
«Он дал тебе другую маму. Лучшую маму на свете».
«Как жить, Уля. Любовь есть, а покоя нет».
«Любовь твоя станет больше тебя самого. И уcпокоишься ты».
«Но как? Я не знаю».
«Иди ко Христу. Как придёшь — так и поймёшь… Вспомни яблоко и крестик, которые я тебе подарила. Это символы Скипетра и Державы, Путеводная Звезда для маленького ребёнка, которым ты был много лет назад. Прощай, мой милый мальчик».
— Антон… Антон, что случилось? Ты стонал во сне.
— Да… сон приснился.
— Страшный?
— Скорее странный. Связанный с детством. Спи, Мариш, всё хорошо.
— Батюшка, я хочу принять православное крещение.
— Ты уверен, что тебя не крестили в детстве?
— Никаких сомнений.
— Что ж, приготовь полотенце, немного денег…
— Сколько?
— Сколько можешь пожертвовать без сожаления… Завтра окрестим.
— А можно без свидетелей?
— Хм… Через два дня отпевание, прихожан не будет. Вот после него и твоя очередь дойдёт.
— Помоги Вам Господь, батюшка.
— Ты молитвы-то какие знаешь?
— «Отче наш…» Вот и всё.
— Не очень правильно. Надо бы «Символ Веры» от тебя… Молитвослов есть?… А, ну да, не до молитвослова… Зайди в лавку, выбери попроще, чтобы мошну не облегчать. Да смотри сдуру на церковнославянском не купи! Не поймёшь ничего.
— Спасибо за совет, батюшка. Церковно-славянский мне довелось изучать.
— Вот как! Язык изучал, а молитвы не знаешь… Ну и времена… дожили… Иди уж, иди с Богом.
— Прекрати. Ещё ни один скандал никого до добра не довёл.
— Ты не хочешь отвечать за свои поступки.
— Правда? Ты даёшь мне возможность ответа?
— Ты ни одного дела не доводишь до конца!
— Как я могу их довести, если не чувствую тебя за своей спиной!
— Твои службы — ложь. Твои молитвы — театр одного актёра. Твоя любовь — страсть и гордыня.
— Мы должны быть вместе. Неужели ты этого не понимаешь?
— Понимаю. Каждому своё место.
— Открой Писание: там всё предельно ясно.
— Ясно бывает только в прелести.
— Неужели ты позволишь потерять шанс узнать, что есть настоящая Любовь!
— Я не знаю, что такое любовь Христова, я не знаю, что такое любовь человеческая. И вряд ли когда-нибудь узнаю.
— Вы впервые в нашем храме? Я Вас раньше не видела.
— Нет, сестра, я бывал ещё при закопченных стенах, доски вместо мрамора, придел был только Серафимовский. И хор был монастырский.
— Простите. Я наверно обозналась.
— Не за что. Вы меня простите.
— Полина, не плачь, моя радость, и это пройдёт.
— Тош, за что она так тебя ненавидит…
— Она просто не ведает, что творит.
— Тошенька, миленький, не мучайся, отпусти её. Прошу тебя!…
— Как же я без тебя… Ты последний маленький ребёнок, которого я любил в этой жизни.
— Я тебя люблю… И я никогда тебя не забуду. Ты мне веришь?… Тошенька, ты мне веришь?…
— Маша?… Что ты здесь делаешь?
— Я пришла, Тоша, насовсем.
— А как же муж?… ваша дочь?
— Дочь поживёт у моих родителей, а потом заберём её сюда.
— Почему ты думаешь только о себе?
— Нет, Тоша, столько лет я думала только о тебе, о нас. Я до сих виню себя за то, что позволила себя сдержать.
— Я был женат. Ты помнишь?
— Кого ты хочешь обмануть? Я всё видела. Что она тебя не любит, что ты страдаешь. Тебе нужна была я, я это знаю. Я буду заботиться о тебе так, как может заботиться только мать о своём сыне. Самое главное, — это знаешь ты. Разве не так?
— Опомнись, Машенька, между нами двадцать шесть лет.
— Двадцать пять.
— Подумаешь, ошибся на четыре процента.
— С возрастом разница ощущается меньше.
— Это ничего не меняет.
— Нет, ты лжёшь не только мне. Ты лжёшь самому себе. Признайся, разве тебя остановила бы разница, если бы я сама тебя заставила?
— Ты всё придумала, это была просто детская влюблённость.
— Да, мои слёзы можно ею объяснить. Но объясни мне, когда я в зачатии молила Бога, чтобы мой ребёнок походил на тебя! Я ненавижу каждую черточку её лица, напоминающую моего мужа. Но духовный отец ты. И ты никогда теперь не сможешь этого забыть. Я тебе этого не позволю. Я слишком долго тебя звала, и Сам Бог привёл тебя ко мне. Я не хочу второй раз тебя потерять.
— Поговорим завтра. Этот шанс ты можешь мне предоставить?
— Я тебе предоставлю всё, что ты пожелаешь. И никто не сможет меня остановить.
— А твои родители? Это их убьёт.
— О, нет, им не хуже меня была известна истинная причина моих слёз и моих страданий. И как только они узнали, что ты жив, как только они посмотрели мне в глаза, им сразу всё стало ясно. Саша должен уйти. Он кончика волоса твоего не стоит.
— Так ты позволишь мне день на размышления?
— Всё для тебя, любовь моя, всё. Кроме свободы от меня. Прощай.
— …Батюшка, я исповедоваться ко причастию.
— Что-то ты, брат, зачастил. У тебя проблемы?…
Продолжение следует…
24.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2.1
— …Паша, судя по толщине конверта, в этот раз депеша скоро должна родить.
— Может, вскроем, пока не родила, тащ генерал?
— А сам чего не вскрыл?
— Тут подсказка есть — «Генералу Будрину, лично в руки».
— Ну, лично, — значит, лично…
Генерал не спеша вскрыл пакет.
— Ух ты… ещё одна. Твоему майору на упаковке в магазине работать, цены б ему там не было.
— Пока и здесь неплохо справляется.
— Справляется ли?... Эт-то что такое… Паша, дверь на ключ, быстро!
— …Ну вот и всё, полковник, картина складывается… Со Ставроцким связь есть?
— Хм-хм… через Умарова, тащ генерал.
У генерала взлетели брови.
— Час от часу не легче! Операцию завалить хочешь?!
— Тащ генерал, Умаров не просто пошёл на контакт, он предложил свою помощь… сотрудничество.
— Да какой из него к чёрту помощник! Старику за семьдесят уже!
— Под семьдесят, тащ генерал.
— Большая разница…
— Мы не можем… мы должны взять его в расчёт.
— Та-ак… дай подумать… Ладно, самого на пенсию скоро выпнут… Ставроцкого вызывай и старика вместе с ним… По прибытии поселишь в нашем санатории.
— Так резко?
— А что ты хотел, Пал Петрович! Я почти десять лет!... Никаких следов, никаких концов!... Это шанс, Паша.
— Ну, для вас…
— Паша, неужели ты меня бросишь?... Неужели тебе самому не хочется дойти до конца?... Не поверю.
— Кхм… страшно, Юрь Василич.
— Чего ты боишься, Паш?.. Ты же конверт не открывал. Или открывал?
— Не открывал, тащ генерал. Просто… в шифрограмме было кое-что ещё… Лаборатория.
— Ну вот и всё, Паша, мы с тобой в одной лодке… Иди… и, это… Дурак ты, Паша, если бы сразу мне доложил, может, и по-другому всё вышло.
— Всё?
— Хоть что-то… Жду вас обоих на доклад.
— А санаторий?
— А санаторий потом. Ферштейн?
— Яволь, герр генерал!
— Да, кстати, кроликов своих… Зайцевых этих… возвращай домой, погрелись и хватит с них. В Питер, всех в Питер.
— …Иосиф Вартанович, это Будрин беспокоит. Не забыл?
— Забудешь тебя, как же… Здорово, генерал.
— Йося, нам бы поговорить. Ты как, время есть?
— Нет, конечно. Но для тебя найдём.
— Ищи, Йося, ты мне нужен.
— Я или?...
— Увы, Йосик, только «или».
— Подожди-подожди… Ты хочешь сказать…
— Иосиф, не по телефону… Да, я хочу сказать.
— Давай по маленькой…
— За встречу.
— …Давно не виделись.
— Да где нам встречаться… Ты вот генерал, а я пенсионер.
— Ну, не прибеднялся бы уж, у нас бывших не бывает.
— Что в этот раз?
— Догадайся сам.
— Ты обещал, что только в крайнем случае. Так припёрло? Ну, я бы понял… пойму, если это… то самое дело, на котором зубы мне вырвали. Только это не реально, столько лет прошло.
— Ну сколько… девять с хвостиком. Какие это годы, в нашем-то положении!
— Ну не скажи, положения у нас разные… Ладно, чего темнить… я сразу понял. Как!...
— Случайность, Йося, обыкновенное стечение обстоятельств. Вот так… давай по одной…
— …От меня что надо?
— Твой человек в посольстве.
— Ну, Юра!... Ты много хочешь.
— Нет, Иосиф, не много. Я хочу всё. Это шанс. Для меня.
— А для меня?
— Восстановим в звании, вернём награды. Какая-никакая прибавка к пенсии.
— Да разве ж я за деньги служил, Юра!
— Знаю. Но ведь и деньги не помешают, правда?
— Ладно, не уговаривай, меня тридцать пять лет назад уговорили… Дам человека… Идейный до мозга костей. Сейчас ему лет сорок… сорок пять, наверно. Но мне нужно время.
— Йось, времени нет, поверь. Сделай максимально быстро.
— Юра, ты столько ждал… День-два разве решат?
— Может и решат, а может и не решат… Вот рабочий, домой не звони.
— Коды для контактов старые?
— Почему нет?... «Это наш с тобой секрет», Вартаныч… Ну что, вспомним молодость?
— Эх, Юра… как я рад тебя видеть…
— Потому что стареем, Йося, друзей всё меньше, уходят друзья.
— Ничего, мы ещё поборемся.
— …Соедините с генералом Будриным.
— Кто звонит?
— Петросян.
— Тот самый?
— Да, тот самый.
— Голос не похож.
— Я всю жизнь этим голосом разговариваю. Ты соединять будешь или нет?
— Что передать?
— Соединяй, говорю, иначе пистонов от Юрия Васильевича насобираешь.
— Соединяю… Генерал Будрин слушает.
— Петросян… Сегодня на том же месте плюс два часа.
— Завтра никак?
— Вы просили срочно, товарищ генерал. Думаю, что откладывать нельзя.
— Понятно…
— Жду.
Репортёр 2.2
— Юра, в общем так… короче… то есть…
— Понял. Что случилось?
— Уехал. Закончилась командировка или визу не продлили — не знаю.
— Наверх с такой идеей нельзя… Иосиф, придумай что-нибудь, а?... Как друга прошу.
— Тебе ведь нужен человек?... Если я правильно понимаю.
— Позарез, Йося, ты даже не представишь, как человек нужен!
— Юр, я удивляюсь… У тебя нет людей?
— У меня нет иностранцев!
— Сделай иностранца, не вижу причин.
— Как я его сделаю! Рожу, что ли?
— Ну, если выхода нет, почему не родить… Люди у тебя есть, рождение мы ему обеспечим.
— Йося, родной ты мой, дай расцелую!...
— Да пошёл ты…
— Мне бы легенду…
— Легенда не моё, ты знаешь… Выбери пацана потемней, покудрявей. С документами у тебя, надеюсь, проблем не будет.
— Иосиф, скинь данные мне твоего индуса.
— Зачем?
— Ну, чтобы правдоподобно было.
— Остальное сам?
— Да ну… ну ерунда, за день, за два готовы будут.
— Добро, завтра отправлю.
— Нет, завтра не надо. У меня есть человек… будет через два дня. Сделаем фото на документы… Хотя, какая разница. Завтра так завтра.
— Что наверху?
— Хоть пристрели — не знаю, как быть.
— А ты рискни, Юра, рискни. Или отвыкла задница от кресла отрываться?
— Не в этом суть… Не промахнуться бы с верхами.
— Однова живём, генерал, или грудь в крестах, или голова в кустах.
— Так-то оно так… боязно в кусты…
— Пенсии боишься?... Так ведь и на пенсии люди есть.
— Если бы… кустов остерегаюсь я, Йося…
— Всё-таки рискни, генерал… Если что — на могилку цветы принесу.
— Один раз?... Ну ты жмот, Йося…
— Так ведь на пенсию не разгуляешься по кладбищам-то.
— Утешил, друг…
— Извини, за утешением это в церкву, ко мне только для компании. Усёк?
— Договорились…
— Данные скину в ящик, получишь — отзвонись. Если с верхом договоришься — про меня не забудь.
— Даю слово офицера!
— Слово генерала тоже дай. На всякий случай.
— Офицерское крепче.
— Спасибо, что не забываешь.
— До связи.
Репортёр 2.3
— Здравствуйте, товарищ генерал… Прошу!
— Керим Умарбекович…
— Юрий Васильевич... Как добрались?
— Вполне… Юрий Васильевич… извините, что не по званию… Обстановка не располагает.
— Керим-ака… так вас называют знакомые?
— Генерал… майор?...
— Да.
— Моё звание вам известно… Вы просили — я пришёл. Не будем терять времени на любезности.
— Согласен… У меня есть ряд вопросов… Хочется получить внятные ответы.
— Давайте, Юрий Васильевич, свои вопросы. А я буду вас удивлять…
— …Как вы понимаете, здесь только меньшая часть документов. Чуть больше хранится в тайнике и примерно столько же… а тут закавыка.
— Какого рода?
— Жора… то есть Георгий Маркус успел переправить в Ленинград. Ещё часть он получил непосредственно от Любови, матери… биологической матери его сына Антона.
— Что ещё за древо родословное!...
— Генерал, это к делу не относится, нам интересны документы.
— И что с ними?
— Вы у меня спрашиваете?... Это у вас под колпаком должен быть Маркус.
— Не было никакого колпака… вот в чём дело.
— Ну, тогда я не знаю, где их можно искать.
— Предположим, что он поступил как обыкновенный дилетант.
— А если не обыкновенный?
— Тогда про бумаги можно забыть, как будто их и не было.
— Допустим… А если дилетант, то?...
— Найдём, это вопрос времени… Когда вы сможете передать нам остальные документы?
— Сразу по прибытии в Ташкент.
— Спасибо, Керим Умарбекович, от всего сердца. Это на самом деле так, поверьте.
— Почему нет?... Верю.
— …Забродина ко мне, срочно.
Генерал измерял кабинет широкими шагами…
— Павел Петрович, у меня два вопроса. Первый — доколе?... Второй — нахрена!...
— Тащ генерал… мы в недоумении.
— Кто это мы?... Ты?... Ставроцкий или братцы-кролики?
— Зайцевы в Ленинграде, у них всё хорошо.
— А у нас плохо.
— Юрь Василич, я вам ещё нужен?
— Нужен, Паша, нужен!
— Разрешите присесть?
— Садись уже… сиделец.
— Не дай Бог, Юрь Василич… Что случилось?
— Случилось… случилось… Маркус был не дурак, наш… понимаешь?... Наш сотрудник. Значит, если он документы спрятал, мы их или никогда не найдём, или они где-то у нас под носом, а мы их не видим. И, представляешь, полковник, никогда не увидим.
— Тащ генерал, есть и плюс.
— Какой плюс, Паша!
— Вопрос в одном, — они нам сильно нужны, или обойдёмся тем, что есть?
— Мне-то откуда знать!
— Ну так узнай, Юра! Ты генерал или где?
— Поучи меня ещё, нос не дорос.
— Тебе нужно мнение, решение или чтобы я поддакивал?
— Поддакни для начала.
— Первое, — мы всё делаем правильно. Пока правильно… Второе, — провести текстологическую, информационную и юридическую экспертизу…
— Так!... Стоп!... Доклада наверх ещё не было, экспертизы откладываются. И какая в пень ещё юридическая экспертиза!
— От меня-то что надо?... Либо докладывай наверх, либо работаем на свой страх и риск… или на твой.
— Ты, Паша, меня на понт не бери.
— И в мыслях не было. Я хоть раз подводил?
— …Ну ты ужик, Пал Петрович.
— На том стоим, Юрь Василич… Юр, у нас ресурсы есть?... У тебя они есть?
— Честно?
— Попробуй. Один раз в жизни.
— Пошутил, да?... Петросян… Ах да… Петросян… Петросян… Петросян…
— Да хватит уже дразниться, я услышал.
— Нет, Паша, пока не услышал… Есть ресурсы. Я знаю, что мы будем делать.
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2.1
— …Паша, судя по толщине конверта, в этот раз депеша скоро должна родить.
— Может, вскроем, пока не родила, тащ генерал?
— А сам чего не вскрыл?
— Тут подсказка есть — «Генералу Будрину, лично в руки».
— Ну, лично, — значит, лично…
Генерал не спеша вскрыл пакет.
— Ух ты… ещё одна. Твоему майору на упаковке в магазине работать, цены б ему там не было.
— Пока и здесь неплохо справляется.
— Справляется ли?... Эт-то что такое… Паша, дверь на ключ, быстро!
— …Ну вот и всё, полковник, картина складывается… Со Ставроцким связь есть?
— Хм-хм… через Умарова, тащ генерал.
У генерала взлетели брови.
— Час от часу не легче! Операцию завалить хочешь?!
— Тащ генерал, Умаров не просто пошёл на контакт, он предложил свою помощь… сотрудничество.
— Да какой из него к чёрту помощник! Старику за семьдесят уже!
— Под семьдесят, тащ генерал.
— Большая разница…
— Мы не можем… мы должны взять его в расчёт.
— Та-ак… дай подумать… Ладно, самого на пенсию скоро выпнут… Ставроцкого вызывай и старика вместе с ним… По прибытии поселишь в нашем санатории.
— Так резко?
— А что ты хотел, Пал Петрович! Я почти десять лет!... Никаких следов, никаких концов!... Это шанс, Паша.
— Ну, для вас…
— Паша, неужели ты меня бросишь?... Неужели тебе самому не хочется дойти до конца?... Не поверю.
— Кхм… страшно, Юрь Василич.
— Чего ты боишься, Паш?.. Ты же конверт не открывал. Или открывал?
— Не открывал, тащ генерал. Просто… в шифрограмме было кое-что ещё… Лаборатория.
— Ну вот и всё, Паша, мы с тобой в одной лодке… Иди… и, это… Дурак ты, Паша, если бы сразу мне доложил, может, и по-другому всё вышло.
— Всё?
— Хоть что-то… Жду вас обоих на доклад.
— А санаторий?
— А санаторий потом. Ферштейн?
— Яволь, герр генерал!
— Да, кстати, кроликов своих… Зайцевых этих… возвращай домой, погрелись и хватит с них. В Питер, всех в Питер.
— …Иосиф Вартанович, это Будрин беспокоит. Не забыл?
— Забудешь тебя, как же… Здорово, генерал.
— Йося, нам бы поговорить. Ты как, время есть?
— Нет, конечно. Но для тебя найдём.
— Ищи, Йося, ты мне нужен.
— Я или?...
— Увы, Йосик, только «или».
— Подожди-подожди… Ты хочешь сказать…
— Иосиф, не по телефону… Да, я хочу сказать.
— Давай по маленькой…
— За встречу.
— …Давно не виделись.
— Да где нам встречаться… Ты вот генерал, а я пенсионер.
— Ну, не прибеднялся бы уж, у нас бывших не бывает.
— Что в этот раз?
— Догадайся сам.
— Ты обещал, что только в крайнем случае. Так припёрло? Ну, я бы понял… пойму, если это… то самое дело, на котором зубы мне вырвали. Только это не реально, столько лет прошло.
— Ну сколько… девять с хвостиком. Какие это годы, в нашем-то положении!
— Ну не скажи, положения у нас разные… Ладно, чего темнить… я сразу понял. Как!...
— Случайность, Йося, обыкновенное стечение обстоятельств. Вот так… давай по одной…
— …От меня что надо?
— Твой человек в посольстве.
— Ну, Юра!... Ты много хочешь.
— Нет, Иосиф, не много. Я хочу всё. Это шанс. Для меня.
— А для меня?
— Восстановим в звании, вернём награды. Какая-никакая прибавка к пенсии.
— Да разве ж я за деньги служил, Юра!
— Знаю. Но ведь и деньги не помешают, правда?
— Ладно, не уговаривай, меня тридцать пять лет назад уговорили… Дам человека… Идейный до мозга костей. Сейчас ему лет сорок… сорок пять, наверно. Но мне нужно время.
— Йось, времени нет, поверь. Сделай максимально быстро.
— Юра, ты столько ждал… День-два разве решат?
— Может и решат, а может и не решат… Вот рабочий, домой не звони.
— Коды для контактов старые?
— Почему нет?... «Это наш с тобой секрет», Вартаныч… Ну что, вспомним молодость?
— Эх, Юра… как я рад тебя видеть…
— Потому что стареем, Йося, друзей всё меньше, уходят друзья.
— Ничего, мы ещё поборемся.
— …Соедините с генералом Будриным.
— Кто звонит?
— Петросян.
— Тот самый?
— Да, тот самый.
— Голос не похож.
— Я всю жизнь этим голосом разговариваю. Ты соединять будешь или нет?
— Что передать?
— Соединяй, говорю, иначе пистонов от Юрия Васильевича насобираешь.
— Соединяю… Генерал Будрин слушает.
— Петросян… Сегодня на том же месте плюс два часа.
— Завтра никак?
— Вы просили срочно, товарищ генерал. Думаю, что откладывать нельзя.
— Понятно…
— Жду.
Репортёр 2.2
— Юра, в общем так… короче… то есть…
— Понял. Что случилось?
— Уехал. Закончилась командировка или визу не продлили — не знаю.
— Наверх с такой идеей нельзя… Иосиф, придумай что-нибудь, а?... Как друга прошу.
— Тебе ведь нужен человек?... Если я правильно понимаю.
— Позарез, Йося, ты даже не представишь, как человек нужен!
— Юр, я удивляюсь… У тебя нет людей?
— У меня нет иностранцев!
— Сделай иностранца, не вижу причин.
— Как я его сделаю! Рожу, что ли?
— Ну, если выхода нет, почему не родить… Люди у тебя есть, рождение мы ему обеспечим.
— Йося, родной ты мой, дай расцелую!...
— Да пошёл ты…
— Мне бы легенду…
— Легенда не моё, ты знаешь… Выбери пацана потемней, покудрявей. С документами у тебя, надеюсь, проблем не будет.
— Иосиф, скинь данные мне твоего индуса.
— Зачем?
— Ну, чтобы правдоподобно было.
— Остальное сам?
— Да ну… ну ерунда, за день, за два готовы будут.
— Добро, завтра отправлю.
— Нет, завтра не надо. У меня есть человек… будет через два дня. Сделаем фото на документы… Хотя, какая разница. Завтра так завтра.
— Что наверху?
— Хоть пристрели — не знаю, как быть.
— А ты рискни, Юра, рискни. Или отвыкла задница от кресла отрываться?
— Не в этом суть… Не промахнуться бы с верхами.
— Однова живём, генерал, или грудь в крестах, или голова в кустах.
— Так-то оно так… боязно в кусты…
— Пенсии боишься?... Так ведь и на пенсии люди есть.
— Если бы… кустов остерегаюсь я, Йося…
— Всё-таки рискни, генерал… Если что — на могилку цветы принесу.
— Один раз?... Ну ты жмот, Йося…
— Так ведь на пенсию не разгуляешься по кладбищам-то.
— Утешил, друг…
— Извини, за утешением это в церкву, ко мне только для компании. Усёк?
— Договорились…
— Данные скину в ящик, получишь — отзвонись. Если с верхом договоришься — про меня не забудь.
— Даю слово офицера!
— Слово генерала тоже дай. На всякий случай.
— Офицерское крепче.
— Спасибо, что не забываешь.
— До связи.
Репортёр 2.3
— Здравствуйте, товарищ генерал… Прошу!
— Керим Умарбекович…
— Юрий Васильевич... Как добрались?
— Вполне… Юрий Васильевич… извините, что не по званию… Обстановка не располагает.
— Керим-ака… так вас называют знакомые?
— Генерал… майор?...
— Да.
— Моё звание вам известно… Вы просили — я пришёл. Не будем терять времени на любезности.
— Согласен… У меня есть ряд вопросов… Хочется получить внятные ответы.
— Давайте, Юрий Васильевич, свои вопросы. А я буду вас удивлять…
— …Как вы понимаете, здесь только меньшая часть документов. Чуть больше хранится в тайнике и примерно столько же… а тут закавыка.
— Какого рода?
— Жора… то есть Георгий Маркус успел переправить в Ленинград. Ещё часть он получил непосредственно от Любови, матери… биологической матери его сына Антона.
— Что ещё за древо родословное!...
— Генерал, это к делу не относится, нам интересны документы.
— И что с ними?
— Вы у меня спрашиваете?... Это у вас под колпаком должен быть Маркус.
— Не было никакого колпака… вот в чём дело.
— Ну, тогда я не знаю, где их можно искать.
— Предположим, что он поступил как обыкновенный дилетант.
— А если не обыкновенный?
— Тогда про бумаги можно забыть, как будто их и не было.
— Допустим… А если дилетант, то?...
— Найдём, это вопрос времени… Когда вы сможете передать нам остальные документы?
— Сразу по прибытии в Ташкент.
— Спасибо, Керим Умарбекович, от всего сердца. Это на самом деле так, поверьте.
— Почему нет?... Верю.
— …Забродина ко мне, срочно.
Генерал измерял кабинет широкими шагами…
— Павел Петрович, у меня два вопроса. Первый — доколе?... Второй — нахрена!...
— Тащ генерал… мы в недоумении.
— Кто это мы?... Ты?... Ставроцкий или братцы-кролики?
— Зайцевы в Ленинграде, у них всё хорошо.
— А у нас плохо.
— Юрь Василич, я вам ещё нужен?
— Нужен, Паша, нужен!
— Разрешите присесть?
— Садись уже… сиделец.
— Не дай Бог, Юрь Василич… Что случилось?
— Случилось… случилось… Маркус был не дурак, наш… понимаешь?... Наш сотрудник. Значит, если он документы спрятал, мы их или никогда не найдём, или они где-то у нас под носом, а мы их не видим. И, представляешь, полковник, никогда не увидим.
— Тащ генерал, есть и плюс.
— Какой плюс, Паша!
— Вопрос в одном, — они нам сильно нужны, или обойдёмся тем, что есть?
— Мне-то откуда знать!
— Ну так узнай, Юра! Ты генерал или где?
— Поучи меня ещё, нос не дорос.
— Тебе нужно мнение, решение или чтобы я поддакивал?
— Поддакни для начала.
— Первое, — мы всё делаем правильно. Пока правильно… Второе, — провести текстологическую, информационную и юридическую экспертизу…
— Так!... Стоп!... Доклада наверх ещё не было, экспертизы откладываются. И какая в пень ещё юридическая экспертиза!
— От меня-то что надо?... Либо докладывай наверх, либо работаем на свой страх и риск… или на твой.
— Ты, Паша, меня на понт не бери.
— И в мыслях не было. Я хоть раз подводил?
— …Ну ты ужик, Пал Петрович.
— На том стоим, Юрь Василич… Юр, у нас ресурсы есть?... У тебя они есть?
— Честно?
— Попробуй. Один раз в жизни.
— Пошутил, да?... Петросян… Ах да… Петросян… Петросян… Петросян…
— Да хватит уже дразниться, я услышал.
— Нет, Паша, пока не услышал… Есть ресурсы. Я знаю, что мы будем делать.
Продолжение следует…
20.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Дураки-дороги
— Почему на служебной?
— Да чего-то лохматка моя приболела. Масло уходит непо-нятно куда, движок греется… Два раза смотрели — ничего по-нять не могут, хоть на станцию отгоняй.
— А что ты хотел! Нормальные спецы бегут из милиции. Воровать нечего, халтур мало, а на вашу зарплату семью не про-кормить.
— Я не сбежал.
— Не все могут… А про домик в деревне?…
— Попрекнуть хочешь?
— Упаси Господи!… Но у них и этого нет. Ведь так?
— Так-то оно так… Начинаются…
— Кто?
— Тёщины языки… Не люблю Приморское, но отдыхать здесь — милое дело.
— Решил, куда приткнёмся?
— Поищем, где народу меньше… Можно в Песках, можно за Зелёную Рощу, в Озерки, например. Тоже ничего… У кого-то из наших дача там…
— Мы договорились в палатке.
— Это я так, к слову… Конечно в палатке… Я взял «Басти-он».
— Спасибо.
— Не за что, для себя стараюсь.
— А Валя?
— Тоха, не учи меня жить. Я что, по-твоему, больше суток да на природе, да у воды — и без коньяка? Я мент или не мент?
— Много?
— Нам хватит… Ну, пост проскочили благополучно.
— Убери фуражку с видного места, посмотрим на твоё бла-гополучие.
— Про номера забыл.
— Вот–вот! И номера тоже.
— Без номеров точно не проскочим… Самый хреновый уча-сток после двадцать первого… Столько аварий зимой… Знако-мый один в лобовухе погиб… лет десять назад…
— Бывал здесь когда-то…
— …Помню, в милицию только пришёл… из тюрьмы рва-нула большая группа… с автоматами… Что здесь творилось… Несколько гражданских убили… двоих морских… сходили, блин, мужички за грибами…
— Вроде не выходной… откуда народу столько?
— Отпускники… погода хорошая… Поедем дальше… То-ха… Держись!…
— …Виталик… Виталик… ты живой?…
— Живой… Ох… говорили мне, что несчастливая маши-на… А ещё «Шевроле»… Ты как?
— Руки–ноги целы, голова, кажется, тоже.
— Ух ты!… Тоха, глянь, что у меня с башкой.
— Ну ты красавец… Такие шишки я в кино видел… кажет-ся.
— Смотри–смотри, не скоро ещё такая будет возможность.
— Не знаю, не знаю… это надолго… И на службе…
— Что на службе?
— Спрашивать будут про растущие рога.
— Ой, не могу…
— Чего ты ржёшь?
— Да представил, как Валюха с нами… Вот бы сейчас нам скалкой наподдавала…
— Она в дорогу скалку берёт?!…
— Ага. Вместо бейсбольной биты. И управляется неплохо… Видел, какая у неё скалка?… Шишкой бы не отделался.
— Что дальше?
— Что-что… тачка в минусе… Как мы-то уцелели!…
— А я понял, как мы уцелели…
— Фонарик далеко?
— На брелке.
— Ну так давай! Особое приглашение надо?… Я так и знал…
— Знал, а поехал.
— Ты дурак, почему не выпрыгнул! А если бы всмятку?!
— А потом твоим в глаза смотреть.
— Ты же не виноват.
— Какая разница…
— Ладно, прощаю. Но чтобы в следующий раз!…
— Собираешься повторить?
— Я подумаю… Ну, что будем делать, товарищ майор?
— А хрен его знает, товарищ подполковник… Звони.
— …Тоха… кажется, беда…
— Опять?…
— Трубка…
— Что с ней?
— Аккумулятор…
— Как она там оказалась!
— На «торпеде» лежала… Всё, хана…
— Я тебе давно говорил, — пора новую покупать.
— Теперь точно пора… Симка накрылась.
— Это хуже… Кому теперь звонить?
— Сейчас скажу…
— Ну?…
— Домой.
— На, звони.
— А что я скажу?
— Тебя учить?
— Ну придумай что-нибудь!
— Ладно, исключительно по доброте моей… за «Бастион»… Валь, это я… Нет, всё нормально… Валь, слушай, Виталик трубку свою найти не может, по второму разу вещи перебира-ет… да на работу надо… ага… склероз наверно, что ещё… Мо-жешь?… умница ты наша… О, чудненько!… ага… ага… Спаси-бо, Валюш, пока…
— Чего покраснел?
— Вперёд, заодно и узнаешь.
— Ну, что?…
— Никифорова номер.
— Отлично!… Стёпа, привет, Виталий Иванович… Всё по плану… да… Попали в аварию… Целы… шаровая опора поле-тела… только на разборку… на тридцать первом… Сам?… спа-сибо… да-да, именно так… отсемафорь, как приедешь…
— Стёпка приедет?
— Будем трепаться или займёмся вещами и палаткой?
— Место бы сначала присмотреть.
— Залив где? Залив — там! Нечего присматривать. Выгре-баем барахло.
— Шампура поправь… отлично…
— Неплохое мясо…Всё время там берёшь?
— Ага… удобно и недорого.
— С чем сравнивать… А мы сожрём?
— Ещё мало покажется… Комары бы не мешали — совсем было б хорошо.
— …Тишина… штиль какой… Вот за такие вечера белым ночам можно простить всё.
— Чем они тебе не угодили?
— Не люблю я их… Туристам экзотика, а местным не в ра-дость.
— А я ничего… Ты жуй, жуй, не пропадать же добру.
— Тебе-то что — забрался с женой под одеяло…
— Женись.
— Чтоб ты подавился, гад… Так и норовишь продать.
— Ты мужик ещё хоть куда… Если б… не кумовья — Жень-ку бы за тебя отдал.
— У неё спрашивать надо.
— Это моё дело.
— Тогда бы Игорь пролетел.
— Парень видный, не пропадёт. На него в университете очередь, ждут, когда с Женькой разругаются.
— Хороший будет зять.
— Скорей бы уж, понянчиться хочу.
— Я бы тоже не отказался.
— Я и говорю — женись.
— Отвали.
— Уф-ф… отвалился… люблю повеселиться, особенно по-жрать… Наливай, самое время.
— …За тебя!
— За нас…
— Тоха, чего тебе в жизни не хватает?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи.
— Знал бы… знал бы… Нихрена бы не жил. Ты уже пытался судьбу в Ташкенте устроить… Что молчишь, обиделся?
— На дурака обижаться… Думаю… как бы оно вышло…
— Думать надо меньше, а больше действовать… Помнишь, как меня доставал разговорами про счастье?
— Кто?… когда?
— Давно… в восемьдесят девятом.
— Нашёл, что вспоминать.
— Нашёл, а ты забыл. Знаешь почему?… Потому что ты был счастлив.
— Возможно. Это был я, точно?
— Нюшка только родилась…
— …Семнадцать лет… Хорошее было время.
— Сейчас плохое?
— Сейчас есть, а то уже в прошлом.
— Живи настоящим… Знаешь, кум, я вот живу настоящим, а ты всё пытаешься прошлое за уши притянуть.
— Ну да, ты меня насквозь видишь.
— Тебя любой видит… Тоха, я понял, в чём дело!
— Мне скажешь?
— Проще простого. Ты счастливый человек, только не дога-дываешься.
— Умный стал, всё знаешь…
— Тебе для полного счастья даже делать ничего не надо, просто улыбайся чаще… Я давно заметил, как на тебя люди реа-гируют. Ты никого не оставляешь равнодушным. Или прини-мают — бабы прихорашиваются, мужики подтягиваются, — или не принимают.
— Чушь какая…
— Вот скажи, — как Женьке в глаза будешь смотреть?
— Попрошу прощения.
— Ой, баран же ты питерский. Думаешь, ей нужны твои из-винения? Или Вале с Нюхой?… Они тебя любят! Да если бы я хоть раз учудил что-нибудь наподобие твоего, — спал бы на коврике, а питался макаронами да картошкой в мундире. Цени, брат. Я полжизни потратил, чтоб меня любили и уважали, а ты на всё готовенькое.
— Позавидовал, что ли?
— Вот ещё!… Я потрудился — я в этом живу. А ты получил, и бросаешь, где попало. Может, хватит, а?
— Вит, я подумаю.
— Долго?
— Решу вопрос с новой работой, — вернёмся к этому разго-вору. Только сегодня не доставай больше… со своим счастьем.
— Договорились… Когда поедешь?
— Как вернёмся, так и позвоню. По слухам — условия хо-рошие.
— Дай Бог… А я параллельно темку прокачаю.
— В каком направлении?
— Отца Александра помнишь?
— Конечно.
— Хочу познакомить поближе. Не против?
— Мужик с виду правильный, чего противиться.
— Дам знать, как сможет.
— Когда планируешь?
— В субботу поедем.
— Если не припашут — только за.
— Тогда по маленькой, и «спокойной ночи, малыши».
Продолжение следует…
Дураки-дороги
— Почему на служебной?
— Да чего-то лохматка моя приболела. Масло уходит непо-нятно куда, движок греется… Два раза смотрели — ничего по-нять не могут, хоть на станцию отгоняй.
— А что ты хотел! Нормальные спецы бегут из милиции. Воровать нечего, халтур мало, а на вашу зарплату семью не про-кормить.
— Я не сбежал.
— Не все могут… А про домик в деревне?…
— Попрекнуть хочешь?
— Упаси Господи!… Но у них и этого нет. Ведь так?
— Так-то оно так… Начинаются…
— Кто?
— Тёщины языки… Не люблю Приморское, но отдыхать здесь — милое дело.
— Решил, куда приткнёмся?
— Поищем, где народу меньше… Можно в Песках, можно за Зелёную Рощу, в Озерки, например. Тоже ничего… У кого-то из наших дача там…
— Мы договорились в палатке.
— Это я так, к слову… Конечно в палатке… Я взял «Басти-он».
— Спасибо.
— Не за что, для себя стараюсь.
— А Валя?
— Тоха, не учи меня жить. Я что, по-твоему, больше суток да на природе, да у воды — и без коньяка? Я мент или не мент?
— Много?
— Нам хватит… Ну, пост проскочили благополучно.
— Убери фуражку с видного места, посмотрим на твоё бла-гополучие.
— Про номера забыл.
— Вот–вот! И номера тоже.
— Без номеров точно не проскочим… Самый хреновый уча-сток после двадцать первого… Столько аварий зимой… Знако-мый один в лобовухе погиб… лет десять назад…
— Бывал здесь когда-то…
— …Помню, в милицию только пришёл… из тюрьмы рва-нула большая группа… с автоматами… Что здесь творилось… Несколько гражданских убили… двоих морских… сходили, блин, мужички за грибами…
— Вроде не выходной… откуда народу столько?
— Отпускники… погода хорошая… Поедем дальше… То-ха… Держись!…
— …Виталик… Виталик… ты живой?…
— Живой… Ох… говорили мне, что несчастливая маши-на… А ещё «Шевроле»… Ты как?
— Руки–ноги целы, голова, кажется, тоже.
— Ух ты!… Тоха, глянь, что у меня с башкой.
— Ну ты красавец… Такие шишки я в кино видел… кажет-ся.
— Смотри–смотри, не скоро ещё такая будет возможность.
— Не знаю, не знаю… это надолго… И на службе…
— Что на службе?
— Спрашивать будут про растущие рога.
— Ой, не могу…
— Чего ты ржёшь?
— Да представил, как Валюха с нами… Вот бы сейчас нам скалкой наподдавала…
— Она в дорогу скалку берёт?!…
— Ага. Вместо бейсбольной биты. И управляется неплохо… Видел, какая у неё скалка?… Шишкой бы не отделался.
— Что дальше?
— Что-что… тачка в минусе… Как мы-то уцелели!…
— А я понял, как мы уцелели…
— Фонарик далеко?
— На брелке.
— Ну так давай! Особое приглашение надо?… Я так и знал…
— Знал, а поехал.
— Ты дурак, почему не выпрыгнул! А если бы всмятку?!
— А потом твоим в глаза смотреть.
— Ты же не виноват.
— Какая разница…
— Ладно, прощаю. Но чтобы в следующий раз!…
— Собираешься повторить?
— Я подумаю… Ну, что будем делать, товарищ майор?
— А хрен его знает, товарищ подполковник… Звони.
— …Тоха… кажется, беда…
— Опять?…
— Трубка…
— Что с ней?
— Аккумулятор…
— Как она там оказалась!
— На «торпеде» лежала… Всё, хана…
— Я тебе давно говорил, — пора новую покупать.
— Теперь точно пора… Симка накрылась.
— Это хуже… Кому теперь звонить?
— Сейчас скажу…
— Ну?…
— Домой.
— На, звони.
— А что я скажу?
— Тебя учить?
— Ну придумай что-нибудь!
— Ладно, исключительно по доброте моей… за «Бастион»… Валь, это я… Нет, всё нормально… Валь, слушай, Виталик трубку свою найти не может, по второму разу вещи перебира-ет… да на работу надо… ага… склероз наверно, что ещё… Мо-жешь?… умница ты наша… О, чудненько!… ага… ага… Спаси-бо, Валюш, пока…
— Чего покраснел?
— Вперёд, заодно и узнаешь.
— Ну, что?…
— Никифорова номер.
— Отлично!… Стёпа, привет, Виталий Иванович… Всё по плану… да… Попали в аварию… Целы… шаровая опора поле-тела… только на разборку… на тридцать первом… Сам?… спа-сибо… да-да, именно так… отсемафорь, как приедешь…
— Стёпка приедет?
— Будем трепаться или займёмся вещами и палаткой?
— Место бы сначала присмотреть.
— Залив где? Залив — там! Нечего присматривать. Выгре-баем барахло.
— Шампура поправь… отлично…
— Неплохое мясо…Всё время там берёшь?
— Ага… удобно и недорого.
— С чем сравнивать… А мы сожрём?
— Ещё мало покажется… Комары бы не мешали — совсем было б хорошо.
— …Тишина… штиль какой… Вот за такие вечера белым ночам можно простить всё.
— Чем они тебе не угодили?
— Не люблю я их… Туристам экзотика, а местным не в ра-дость.
— А я ничего… Ты жуй, жуй, не пропадать же добру.
— Тебе-то что — забрался с женой под одеяло…
— Женись.
— Чтоб ты подавился, гад… Так и норовишь продать.
— Ты мужик ещё хоть куда… Если б… не кумовья — Жень-ку бы за тебя отдал.
— У неё спрашивать надо.
— Это моё дело.
— Тогда бы Игорь пролетел.
— Парень видный, не пропадёт. На него в университете очередь, ждут, когда с Женькой разругаются.
— Хороший будет зять.
— Скорей бы уж, понянчиться хочу.
— Я бы тоже не отказался.
— Я и говорю — женись.
— Отвали.
— Уф-ф… отвалился… люблю повеселиться, особенно по-жрать… Наливай, самое время.
— …За тебя!
— За нас…
— Тоха, чего тебе в жизни не хватает?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи.
— Знал бы… знал бы… Нихрена бы не жил. Ты уже пытался судьбу в Ташкенте устроить… Что молчишь, обиделся?
— На дурака обижаться… Думаю… как бы оно вышло…
— Думать надо меньше, а больше действовать… Помнишь, как меня доставал разговорами про счастье?
— Кто?… когда?
— Давно… в восемьдесят девятом.
— Нашёл, что вспоминать.
— Нашёл, а ты забыл. Знаешь почему?… Потому что ты был счастлив.
— Возможно. Это был я, точно?
— Нюшка только родилась…
— …Семнадцать лет… Хорошее было время.
— Сейчас плохое?
— Сейчас есть, а то уже в прошлом.
— Живи настоящим… Знаешь, кум, я вот живу настоящим, а ты всё пытаешься прошлое за уши притянуть.
— Ну да, ты меня насквозь видишь.
— Тебя любой видит… Тоха, я понял, в чём дело!
— Мне скажешь?
— Проще простого. Ты счастливый человек, только не дога-дываешься.
— Умный стал, всё знаешь…
— Тебе для полного счастья даже делать ничего не надо, просто улыбайся чаще… Я давно заметил, как на тебя люди реа-гируют. Ты никого не оставляешь равнодушным. Или прини-мают — бабы прихорашиваются, мужики подтягиваются, — или не принимают.
— Чушь какая…
— Вот скажи, — как Женьке в глаза будешь смотреть?
— Попрошу прощения.
— Ой, баран же ты питерский. Думаешь, ей нужны твои из-винения? Или Вале с Нюхой?… Они тебя любят! Да если бы я хоть раз учудил что-нибудь наподобие твоего, — спал бы на коврике, а питался макаронами да картошкой в мундире. Цени, брат. Я полжизни потратил, чтоб меня любили и уважали, а ты на всё готовенькое.
— Позавидовал, что ли?
— Вот ещё!… Я потрудился — я в этом живу. А ты получил, и бросаешь, где попало. Может, хватит, а?
— Вит, я подумаю.
— Долго?
— Решу вопрос с новой работой, — вернёмся к этому разго-вору. Только сегодня не доставай больше… со своим счастьем.
— Договорились… Когда поедешь?
— Как вернёмся, так и позвоню. По слухам — условия хо-рошие.
— Дай Бог… А я параллельно темку прокачаю.
— В каком направлении?
— Отца Александра помнишь?
— Конечно.
— Хочу познакомить поближе. Не против?
— Мужик с виду правильный, чего противиться.
— Дам знать, как сможет.
— Когда планируешь?
— В субботу поедем.
— Если не припашут — только за.
— Тогда по маленькой, и «спокойной ночи, малыши».
Продолжение следует…
10.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ираида
— Тёть Валя-а!…
— Проходите, мои ненаглядные, не чаяла уж и дождаться.
— Тёть Валь, это Тайна и Хейно… Арви…
— Полина, можно просто Хейно… Здравствуйте, мне очень приятно.
— Ну раздевайтесь же! У нас и так не холодно, да ещё духовка целый день жарит… Полина, помогай.
— …Валя, у вас найдётся для меня передник?
— Зачем?
— Не хочу сидеть как на именинах.
— Тайна!…
— Ничего, ничего, я же знакомиться приехала. А как знакомиться, если вы на месте не сидите!
— Давай на «ты».
— С удовольствием… Так где передник, есть?
— Сейчас… Таня… Тань!…
— Что, мам?
— Передничек свой дай.
— А я?
— Снимай, снимай. Помоги отцу лучше…
— Что с ней, обиделась?
— Не знаю. Взбрыкнула девка что-то… Пойдём на кухню… Паша, ведите ребёнка в комнату… Пусть поздоровается с дедом… Полина, иди, иди, не мешай, без тебя разберёмся. Пообщайся с Нюшкой.
— Женя приехала?
— Будут с минуты на минуту.
— Хорошо, тёть Валь… Тошка, отпусти кошку!
— Ну дорвался парень, сейчас визгу будет… Ты на всенощной была?
— Собиралась, да затемпературила вот… Утром только сбить удалось.
— Жаль… Татьяна тоже не ходила, вчера в Петергоф с однокурсниками ездила, рисовали чего-то…
— Она художник?
— У нас папа акварельками баловался. Да и сейчас иногда… под настроение.
— Есть в кого.
— …и Тошенька наш её приучил, — то краски купит, то пастельки, на выставки таскал с собой лет с пяти, наверно… Нет, позже… После инфаркта… седьмой уж пошёл.
— Он тоже художник?… был?…
— Скульптор. Давно бросил… лет пять–шесть.
— И сразу в семинарию?
— Как же, сразу… Спасибо отцу Александру, — в оборот взял. Совсем ведь сладу не было!… Ох, родная моя, если б ты знала, сколько горя через него пережито… Так пил… так пил… Вспоминать тошнёхонько… Посмотри, как там пирожок наш поживает.
— …Ничего себе… пирожок…
— Семейная традиция. После Великого поста пирог с осетриной. Так-то не сильно разбежишься на нашу-то зарплату, а разговеться — тут мы себе не отказываем.
— Вкусная традиция.
— Сейчас Тотошенька на запах прибежит.
— Тотошенька?…
— Антон свет Георгиевич наш… Не дочки — давно бы послала куда подальше. Уж как они его любят… Особенно Нюша… Кто знал, что из него дурь выйдет!… Сейчас даже и не верится… такая радость… такая радость…
— …А здесь что?
— Пирожки, Антон называет булочками. Яйцо, зелёный лук… Сын-то с тобой?
— Да, конечно.
— А почему не ходил?
— А, это… Нет, он ходил.
— Что-то не припомню.
— Сразу домой, на трапезу не оставался.
— Зря… это он зря. Очень хорошо было, весело. Даже наш отец Антоний маленькую речь сказал.
— …Расстроенный пришёл, полдня разговорить не могла.
— Вот дурья голова! Молодой, — веселись, развлекайся, общайся с людьми.
— С девушкой хотел познакомиться, да её на службе не было.
— Так он в храме видел её?
— В субботу литургию отстояли.
— Сколько ему?
— Двадцать второй.
— Вот и моя дурёха тоже. Чуть скандал не устроила.
— Это она?
— Она… Старшая с мужем приедет… рожать скоро… Бабушкой буду.
— Поздравляю.
— …Мама?…
— Что, сынок?
— Можно тебя на минутку?
— Извини, Валь.
— Хейно?…
— Мама…
— Что?
— Ма…
— Да что ты заладил — мама да мама!
— Ма… ты знала?
— Я много чего знаю. Что ты имеешь в виду?
— Это… она…
— Кто она?
— Она здесь.
— Да объясни ты толком!
— Эта девушка… Её тоже пригласили?
— Никого не пригла… ша… погоди… Это Нюша?… то есть… Таня?!…
— Мам… мне страшно…
— Так… я сейчас…
— Валя, требуется наша помощь.
— Что стряслось!…
— За мной… Где Танина комната?… эта?
— Да.
— Господи благослови…
— Таня, меня зовут Ираида. Я пришла сказать… мы с твоей мамой пришли сказать, что мой сын хочет с тобой познакомиться… Хейно, твой выход… Валя, мы на кухню.
— Подожди… Хейно?… Таня… это он?… Ясно… Пойдём, Ира…
— Так Ира или Тайна?… или это тайна?…
— Я… так… меня муж называл… А Виталий Иванович… Антон… Ирой…
— Ира?… ты… постой–постой… Ира?!… Турчанинова… Господи помилуй…
— Марттинссен я, почти семнадцать лет.
— Позвать?…
— Валь… не сейчас… на… налей мне… ви… вина… пожалуйста…
— Так… тихо… Ну Виталик… ну Заболотный… он же тебя узнал!… И не сказал, мент позорный… Ну я ему устрою!…
— Валь, прошу… подожди… немного успокоюсь.
— Ты знала, куда тебя к столу пригласили?
— Вчера… говорила с Полинушкой…
— Ты помнишь Полину?
— Я не видела её никогда… Пока Юля, подруга моя… соседка Полины… Она показала фотографии. Я узнала… То-ошу…
— Тихо… да тихо ты… глотни… Вот и ладненько… Держи хвост пистолетом. В обморок не упадёшь?
— Ты меня подержишь?
— Может, мне и свечку подержать?
— Валя!…
— Боже мой… Боже мой… И ты?… ты двадцать лет?!…
— Ага… Ну дура я, дура.
— Точно дура… дурёха… Чем это пахнет?… Пирог!… Мама родная… чуть не спалили… Вот я сегодня дам Виталику разговеться!… Попляшет у меня, дорогой!
— Валя, а чем он провинился!
— Да ничем!… Напьюсь в зюзю, и пусть меня на руках носит, пока не поломается.
— Я с тобой.
— Нет!… Ты сегодня нам трезвая пригодишься. Поняла?… Так… сиди здесь и никуда не уходи… Молодёжь проведаю…
— …Нюша, Нюш, ты показывала Хейно акварельки?
— Мама, Хейно приглашает меня в Аскола.
— Уже?… Молодец… молодец… В гости или?… Что вы на меня смотрите!… Просто спросила… Минут через пятнадцать прошу к столу, особого приглашения не будет. Женя с Игорем приехали. Вы меня слышали?
— Да, мам. Мы обязательно… Правда, Хейно?…
Окончание следует…
Ираида
— Тёть Валя-а!…
— Проходите, мои ненаглядные, не чаяла уж и дождаться.
— Тёть Валь, это Тайна и Хейно… Арви…
— Полина, можно просто Хейно… Здравствуйте, мне очень приятно.
— Ну раздевайтесь же! У нас и так не холодно, да ещё духовка целый день жарит… Полина, помогай.
— …Валя, у вас найдётся для меня передник?
— Зачем?
— Не хочу сидеть как на именинах.
— Тайна!…
— Ничего, ничего, я же знакомиться приехала. А как знакомиться, если вы на месте не сидите!
— Давай на «ты».
— С удовольствием… Так где передник, есть?
— Сейчас… Таня… Тань!…
— Что, мам?
— Передничек свой дай.
— А я?
— Снимай, снимай. Помоги отцу лучше…
— Что с ней, обиделась?
— Не знаю. Взбрыкнула девка что-то… Пойдём на кухню… Паша, ведите ребёнка в комнату… Пусть поздоровается с дедом… Полина, иди, иди, не мешай, без тебя разберёмся. Пообщайся с Нюшкой.
— Женя приехала?
— Будут с минуты на минуту.
— Хорошо, тёть Валь… Тошка, отпусти кошку!
— Ну дорвался парень, сейчас визгу будет… Ты на всенощной была?
— Собиралась, да затемпературила вот… Утром только сбить удалось.
— Жаль… Татьяна тоже не ходила, вчера в Петергоф с однокурсниками ездила, рисовали чего-то…
— Она художник?
— У нас папа акварельками баловался. Да и сейчас иногда… под настроение.
— Есть в кого.
— …и Тошенька наш её приучил, — то краски купит, то пастельки, на выставки таскал с собой лет с пяти, наверно… Нет, позже… После инфаркта… седьмой уж пошёл.
— Он тоже художник?… был?…
— Скульптор. Давно бросил… лет пять–шесть.
— И сразу в семинарию?
— Как же, сразу… Спасибо отцу Александру, — в оборот взял. Совсем ведь сладу не было!… Ох, родная моя, если б ты знала, сколько горя через него пережито… Так пил… так пил… Вспоминать тошнёхонько… Посмотри, как там пирожок наш поживает.
— …Ничего себе… пирожок…
— Семейная традиция. После Великого поста пирог с осетриной. Так-то не сильно разбежишься на нашу-то зарплату, а разговеться — тут мы себе не отказываем.
— Вкусная традиция.
— Сейчас Тотошенька на запах прибежит.
— Тотошенька?…
— Антон свет Георгиевич наш… Не дочки — давно бы послала куда подальше. Уж как они его любят… Особенно Нюша… Кто знал, что из него дурь выйдет!… Сейчас даже и не верится… такая радость… такая радость…
— …А здесь что?
— Пирожки, Антон называет булочками. Яйцо, зелёный лук… Сын-то с тобой?
— Да, конечно.
— А почему не ходил?
— А, это… Нет, он ходил.
— Что-то не припомню.
— Сразу домой, на трапезу не оставался.
— Зря… это он зря. Очень хорошо было, весело. Даже наш отец Антоний маленькую речь сказал.
— …Расстроенный пришёл, полдня разговорить не могла.
— Вот дурья голова! Молодой, — веселись, развлекайся, общайся с людьми.
— С девушкой хотел познакомиться, да её на службе не было.
— Так он в храме видел её?
— В субботу литургию отстояли.
— Сколько ему?
— Двадцать второй.
— Вот и моя дурёха тоже. Чуть скандал не устроила.
— Это она?
— Она… Старшая с мужем приедет… рожать скоро… Бабушкой буду.
— Поздравляю.
— …Мама?…
— Что, сынок?
— Можно тебя на минутку?
— Извини, Валь.
— Хейно?…
— Мама…
— Что?
— Ма…
— Да что ты заладил — мама да мама!
— Ма… ты знала?
— Я много чего знаю. Что ты имеешь в виду?
— Это… она…
— Кто она?
— Она здесь.
— Да объясни ты толком!
— Эта девушка… Её тоже пригласили?
— Никого не пригла… ша… погоди… Это Нюша?… то есть… Таня?!…
— Мам… мне страшно…
— Так… я сейчас…
— Валя, требуется наша помощь.
— Что стряслось!…
— За мной… Где Танина комната?… эта?
— Да.
— Господи благослови…
— Таня, меня зовут Ираида. Я пришла сказать… мы с твоей мамой пришли сказать, что мой сын хочет с тобой познакомиться… Хейно, твой выход… Валя, мы на кухню.
— Подожди… Хейно?… Таня… это он?… Ясно… Пойдём, Ира…
— Так Ира или Тайна?… или это тайна?…
— Я… так… меня муж называл… А Виталий Иванович… Антон… Ирой…
— Ира?… ты… постой–постой… Ира?!… Турчанинова… Господи помилуй…
— Марттинссен я, почти семнадцать лет.
— Позвать?…
— Валь… не сейчас… на… налей мне… ви… вина… пожалуйста…
— Так… тихо… Ну Виталик… ну Заболотный… он же тебя узнал!… И не сказал, мент позорный… Ну я ему устрою!…
— Валь, прошу… подожди… немного успокоюсь.
— Ты знала, куда тебя к столу пригласили?
— Вчера… говорила с Полинушкой…
— Ты помнишь Полину?
— Я не видела её никогда… Пока Юля, подруга моя… соседка Полины… Она показала фотографии. Я узнала… То-ошу…
— Тихо… да тихо ты… глотни… Вот и ладненько… Держи хвост пистолетом. В обморок не упадёшь?
— Ты меня подержишь?
— Может, мне и свечку подержать?
— Валя!…
— Боже мой… Боже мой… И ты?… ты двадцать лет?!…
— Ага… Ну дура я, дура.
— Точно дура… дурёха… Чем это пахнет?… Пирог!… Мама родная… чуть не спалили… Вот я сегодня дам Виталику разговеться!… Попляшет у меня, дорогой!
— Валя, а чем он провинился!
— Да ничем!… Напьюсь в зюзю, и пусть меня на руках носит, пока не поломается.
— Я с тобой.
— Нет!… Ты сегодня нам трезвая пригодишься. Поняла?… Так… сиди здесь и никуда не уходи… Молодёжь проведаю…
— …Нюша, Нюш, ты показывала Хейно акварельки?
— Мама, Хейно приглашает меня в Аскола.
— Уже?… Молодец… молодец… В гости или?… Что вы на меня смотрите!… Просто спросила… Минут через пятнадцать прошу к столу, особого приглашения не будет. Женя с Игорем приехали. Вы меня слышали?
— Да, мам. Мы обязательно… Правда, Хейно?…
Окончание следует…
14.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
17 июля 95г.
— Антон! Что случилось!
— А-а… Макс… Заходи. Пить будешь?
— В девять утра?
— Какие проблемы, начальник! Один раз нальём, и будет десять. А там и до обеда рукой подать.
— Рассказывай.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…»
— Не морочь голову. Дома нормально?
— Я там неделю не был.
— А Марина?
— На даче с Морковкой.
— Понятно… Надолго?
— До конца августа… уехали.
— А ты, значит, празднуешь… Герой.
— Да, герой! Мне полагается медаль. За глупость. Чтоб носил её до самой смерти.
— Когда посуду последний раз выбрасывал?
— Вчера… Нет, позавчера… Не помню… А какая разница!
— Ты хоть закусываешь?
— А как же! Тебе закусить?… Сейчас, сообразим… Макс, поищи нож. Запропал куда-то, сволочь железная.
— Не этот?
— О!… надо же! А я и не вижу.
— Что случилось?
— С Мариной…
— Поругались?
— Э-э, не то говоришь.
— Откуда мне знать, что говорить. Я свечку не держал.
— Какую ещё свечку! Ты за кого меня принимаешь!
— Успокойся, Антон. Может, тебе вздремнуть?
— Я встал в шесть часов… Пока с тобой не выпью, — никуда не пойду.
— Я тебя никуда не приглашаю.
— Давай, Макс, налей. У меня координация… того… нарушилась.
— Вижу. Кажется, не только координация.
— Да лан те, Максим! Давай, бухнём!
— Ты меня достал уже. Сколько выпил с утра?
— А-а… вот это всё…
— Полтора литра?!
— «…И опыт, сын ошибок трудных. И гений…» Макс, ты в курсе?
— В курсе чего?
— Что я гений.
— Уже в курсе.
— И ты гений.
— Как скажешь.
— Макс, вот ты мне скажи… Почему у гениев такая хреновая семейная жизнь…
— Тошка, может, ты всё-таки приляжешь? А я тут посижу. Выпью за твоё здоровье, музыку послушаю.
— Да, прилягу… А я лягу-приля-агу-у!…
— Соседи на тебя ещё не ругались?
— Да пошли они!… Нет, соседи у меня хорошие… добрые… не то, что я… а что я… я ничего… ничего… пустое место… место-место… жила-была невеста… а я был женихом… да-а… ты тут сиди… никуда… не уходи… а я пока полежу… немного… немного…
— Макс… Ма-акс!…
— Две минуты!
— У нас выпить есть чего?
— Как грязи.
— Это хорошо.
— Я думаю, что плохо.
— Сколько времени?
— Три часа.
— Нихрена себе! Вот это я дал Морфею оторваться!
— …Всё так плохо?
— С Маринкой-то?… Как обычно… Как меня достало… Каждый раз как подо Ржевом… Ведь знал же, что так будет! И всё равно… Может, хлапнем по пятьдесят, а?
— Есть встречное предложение. По стакану и в парк.
— А ты соображаешь!… Принято. Морду лица сполосну…
— Только не вздумай холодной водой!
— Не дурак.
— Судя по стеклотаре…
— …Ну, за что?
— Не знаю…
— Давай за тебя.
— …Куртку накинь. За бортом плюс пятнадцать.
— Вот лето называется!
— У моря живём.
— Может, на залив смотаемся?
— Не сегодня… Ты к своим поедешь?
— Не позвонит — не поеду. Сколько можно об меня ноги вытирать!
— Тоже верно.
— Морковку жаль… Когда в прошлый раз загудел, она по ночам плакала, меня жалела… А я ведь чихать стал по-кошачьи, как она. Веришь, нет!… Да-а…
— Обойдётся ещё всё, уляжется.
— Мне даже и сказать тебе нечего… Или себе… Не знаю… Макс, заскочим за сигаретами? И по пиву.
— Антон, может, без пива? Развезёт ведь!
— Подстрахуешь. Даю честное гениальное слово — по первой команде сразу домой.
— Домой или в мастерскую?
— Да. Домой не хочу… Девушка, две пачки «Кэмел» и два… две «Балтики»… Спасибо… Ну, падаем?
— …На чём не сошлись?
— Как обычно. «Не учите меня жить»… А у вас что?
— Плохо. Хуже, чем мог себе представить.
— С дочкой всё в порядке?
— Имитируешь деликатность?
— Почти.
— Вчера назначили операцию.
— С чего? Она же нормально себя чувствовала!
— Не совсем. Всё тянула, тянула… Кажется, дотянула.
— Когда операция?
— Во вторник.
— Та-ак… Значит, дела хуже моих… Макс… ты чего… бляха–муха… подумаешь, — операция. У меня их восемь было, не считая четырёх инфарктов!
— Всё нормально… я в порядке… Пока ты спал, я всю мастерскую просмотрел.
— Нашёл чего-нибудь?
— Что именно?
— Значит, не нашёл… Жаль.
— Погоди, что значит жаль!
— Ну, мало ли! Вдруг я как бы что-нибудь потерял, а ты как бы это нашёл.
— Вот придурок. Я уж подумал, — башня у тебя тронулась.
— Не дождёшься.
— …Видел портрет Веры…
— Ну, как?
— Спасибо тебе. Ты не представляешь, как она изменилась за последнее время.
— Наверно не представляю. Разве что самую малость… Помнишь, романс: «…Вот и осталась мне самая малость… шороха осени в доме моём…» Красиво… И мотивчик ничего, душевный такой.
— Это Феликс умеет.
— Сам что ли сочинил?
— Сам. Стихи, правда, чужие. Не знаю… Я в них не разбираюсь… Помнишь, как Вера на тебя?…
— Помню–помню.
— За два дня до вашего прихода Вера видела тебя во сне.
— Да брось!
— Кроме шуток… Ты стоял на стыке Владимирского и Загородного напротив Собора… На тебе был плащ и длиннющее кашне… У тебя есть белое кашне?
— Есть. Покупал в комплекте со свитером…
— …И во сне ты что-то ей говорил… как будто ругал… а она просила ей помочь… А когда проснулась, ей стало страшно. Остальное тебе понятно.
— Эх, Максим, Максим… Раньше бы ты мне рассказал… Ладно, что сделано — то сделано, и в этом всё утешение… Допивай, да пойдём… Ко мне или поедешь?
— Домой.
— Кстати, как с дочкой управляешься!
— Нашёл няню, типа гувернантки. Недорого, потяну.
— Хорошо… Пойдём, до метро провожу… За машиной когда приедешь?
— Завтра с утра.
— Где Вера лежит?
— В Александровской.
— Надо будет проведать до операции, подбодрить.
— Спасибо, Тош, буду благодарен.
— Считай, что мы в одной лодке.
— Да, лодочник, пока не забыл… Ты поаккуратней на пово-ротах.
— Ты про что?
— Про Невский.
— Про какой такой Невский!
— Не прикидывайся. Дом Книги, офис тридцать семь.
— И тут без вас не обошлось!
— Не связывайся, по возможности.
— Я уже въехал, что там происходит. Года три–четыре назад я, конечно, повёлся бы. А сейчас нет, поумнел.
— И вот ещё что… Мой рабочий… Звони, если что…
— Приму к сведению… Спасибо, Макс…
— Тебе спасибо…
— …Горн?… ты немец?
— Да. А что?
— Дык… я тоже.
— Бывает… До завтра?
— До завтра.
Продолжение следует…
17 июля 95г.
— Антон! Что случилось!
— А-а… Макс… Заходи. Пить будешь?
— В девять утра?
— Какие проблемы, начальник! Один раз нальём, и будет десять. А там и до обеда рукой подать.
— Рассказывай.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…»
— Не морочь голову. Дома нормально?
— Я там неделю не был.
— А Марина?
— На даче с Морковкой.
— Понятно… Надолго?
— До конца августа… уехали.
— А ты, значит, празднуешь… Герой.
— Да, герой! Мне полагается медаль. За глупость. Чтоб носил её до самой смерти.
— Когда посуду последний раз выбрасывал?
— Вчера… Нет, позавчера… Не помню… А какая разница!
— Ты хоть закусываешь?
— А как же! Тебе закусить?… Сейчас, сообразим… Макс, поищи нож. Запропал куда-то, сволочь железная.
— Не этот?
— О!… надо же! А я и не вижу.
— Что случилось?
— С Мариной…
— Поругались?
— Э-э, не то говоришь.
— Откуда мне знать, что говорить. Я свечку не держал.
— Какую ещё свечку! Ты за кого меня принимаешь!
— Успокойся, Антон. Может, тебе вздремнуть?
— Я встал в шесть часов… Пока с тобой не выпью, — никуда не пойду.
— Я тебя никуда не приглашаю.
— Давай, Макс, налей. У меня координация… того… нарушилась.
— Вижу. Кажется, не только координация.
— Да лан те, Максим! Давай, бухнём!
— Ты меня достал уже. Сколько выпил с утра?
— А-а… вот это всё…
— Полтора литра?!
— «…И опыт, сын ошибок трудных. И гений…» Макс, ты в курсе?
— В курсе чего?
— Что я гений.
— Уже в курсе.
— И ты гений.
— Как скажешь.
— Макс, вот ты мне скажи… Почему у гениев такая хреновая семейная жизнь…
— Тошка, может, ты всё-таки приляжешь? А я тут посижу. Выпью за твоё здоровье, музыку послушаю.
— Да, прилягу… А я лягу-приля-агу-у!…
— Соседи на тебя ещё не ругались?
— Да пошли они!… Нет, соседи у меня хорошие… добрые… не то, что я… а что я… я ничего… ничего… пустое место… место-место… жила-была невеста… а я был женихом… да-а… ты тут сиди… никуда… не уходи… а я пока полежу… немного… немного…
— Макс… Ма-акс!…
— Две минуты!
— У нас выпить есть чего?
— Как грязи.
— Это хорошо.
— Я думаю, что плохо.
— Сколько времени?
— Три часа.
— Нихрена себе! Вот это я дал Морфею оторваться!
— …Всё так плохо?
— С Маринкой-то?… Как обычно… Как меня достало… Каждый раз как подо Ржевом… Ведь знал же, что так будет! И всё равно… Может, хлапнем по пятьдесят, а?
— Есть встречное предложение. По стакану и в парк.
— А ты соображаешь!… Принято. Морду лица сполосну…
— Только не вздумай холодной водой!
— Не дурак.
— Судя по стеклотаре…
— …Ну, за что?
— Не знаю…
— Давай за тебя.
— …Куртку накинь. За бортом плюс пятнадцать.
— Вот лето называется!
— У моря живём.
— Может, на залив смотаемся?
— Не сегодня… Ты к своим поедешь?
— Не позвонит — не поеду. Сколько можно об меня ноги вытирать!
— Тоже верно.
— Морковку жаль… Когда в прошлый раз загудел, она по ночам плакала, меня жалела… А я ведь чихать стал по-кошачьи, как она. Веришь, нет!… Да-а…
— Обойдётся ещё всё, уляжется.
— Мне даже и сказать тебе нечего… Или себе… Не знаю… Макс, заскочим за сигаретами? И по пиву.
— Антон, может, без пива? Развезёт ведь!
— Подстрахуешь. Даю честное гениальное слово — по первой команде сразу домой.
— Домой или в мастерскую?
— Да. Домой не хочу… Девушка, две пачки «Кэмел» и два… две «Балтики»… Спасибо… Ну, падаем?
— …На чём не сошлись?
— Как обычно. «Не учите меня жить»… А у вас что?
— Плохо. Хуже, чем мог себе представить.
— С дочкой всё в порядке?
— Имитируешь деликатность?
— Почти.
— Вчера назначили операцию.
— С чего? Она же нормально себя чувствовала!
— Не совсем. Всё тянула, тянула… Кажется, дотянула.
— Когда операция?
— Во вторник.
— Та-ак… Значит, дела хуже моих… Макс… ты чего… бляха–муха… подумаешь, — операция. У меня их восемь было, не считая четырёх инфарктов!
— Всё нормально… я в порядке… Пока ты спал, я всю мастерскую просмотрел.
— Нашёл чего-нибудь?
— Что именно?
— Значит, не нашёл… Жаль.
— Погоди, что значит жаль!
— Ну, мало ли! Вдруг я как бы что-нибудь потерял, а ты как бы это нашёл.
— Вот придурок. Я уж подумал, — башня у тебя тронулась.
— Не дождёшься.
— …Видел портрет Веры…
— Ну, как?
— Спасибо тебе. Ты не представляешь, как она изменилась за последнее время.
— Наверно не представляю. Разве что самую малость… Помнишь, романс: «…Вот и осталась мне самая малость… шороха осени в доме моём…» Красиво… И мотивчик ничего, душевный такой.
— Это Феликс умеет.
— Сам что ли сочинил?
— Сам. Стихи, правда, чужие. Не знаю… Я в них не разбираюсь… Помнишь, как Вера на тебя?…
— Помню–помню.
— За два дня до вашего прихода Вера видела тебя во сне.
— Да брось!
— Кроме шуток… Ты стоял на стыке Владимирского и Загородного напротив Собора… На тебе был плащ и длиннющее кашне… У тебя есть белое кашне?
— Есть. Покупал в комплекте со свитером…
— …И во сне ты что-то ей говорил… как будто ругал… а она просила ей помочь… А когда проснулась, ей стало страшно. Остальное тебе понятно.
— Эх, Максим, Максим… Раньше бы ты мне рассказал… Ладно, что сделано — то сделано, и в этом всё утешение… Допивай, да пойдём… Ко мне или поедешь?
— Домой.
— Кстати, как с дочкой управляешься!
— Нашёл няню, типа гувернантки. Недорого, потяну.
— Хорошо… Пойдём, до метро провожу… За машиной когда приедешь?
— Завтра с утра.
— Где Вера лежит?
— В Александровской.
— Надо будет проведать до операции, подбодрить.
— Спасибо, Тош, буду благодарен.
— Считай, что мы в одной лодке.
— Да, лодочник, пока не забыл… Ты поаккуратней на пово-ротах.
— Ты про что?
— Про Невский.
— Про какой такой Невский!
— Не прикидывайся. Дом Книги, офис тридцать семь.
— И тут без вас не обошлось!
— Не связывайся, по возможности.
— Я уже въехал, что там происходит. Года три–четыре назад я, конечно, повёлся бы. А сейчас нет, поумнел.
— И вот ещё что… Мой рабочий… Звони, если что…
— Приму к сведению… Спасибо, Макс…
— Тебе спасибо…
— …Горн?… ты немец?
— Да. А что?
— Дык… я тоже.
— Бывает… До завтра?
— До завтра.
Продолжение следует…
06.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Часть III. Четыре дня
Моему внуку
"Господи, Ты хоть мой новый адрес знаешь?"
Маменькин сынок
— Тоша… Тоша… Антон!… Да постой ты спокойно!… Папа, на помощь, одной не управиться.
— Полминуточки… Антон, что за дела!… Почему маму не слушаешь?
— Я слушаю.
— Что мама сказала?
— Что ей одной не уплавиться.
— Одевай курточку, умник, а то в садик опоздаем.
— Ну и пусть опоздаем.
— Без завтрака останешься.
— Ну и пусть без завтлака.
— Голодать будешь.
— Ну и пусть…
— Рот закрой… Шапку… шарф…
— Шалф не надо.
— Надо… Мама, забирай сына.
— Спасибо… Паш, ну вот что мне с ним делать!
— Придётся лупить.
— …Не надо лупить. Не люблю, когда лупят.
— Молчи уж… Много тебя лупили…
— И мало не люблю.
— Будешь так с мамой себя вести — и мало будет, и много будет.
— Мама, моложеное купишь?
— Ага. Два раза… Путь дедушка тебе покупает, раз ты кроме него никого не слушаешь.
— Мам, ну мам…
— К деду.
— А мы пойдём к дедушке?
— Пойдём… пойдём… Паш, мы побежали… Поцелуй на дорожку…
— Полина, во сколько ждать?
— Даже не знаю… Часов в восемь… или чуть раньше.
— Может, за вами заскочить?
— Смотри сам.
— Хочешь?
— Было бы хорошо.
— Я позвоню.
— Я папе скажу, что приедешь.
— До вечера…
— Пока.
— Тоша, оставь голубей в покое!
— Полина, пусть резвится.
— Ему бы завтра нарезвиться… Паша согласился на всенощную взять.
— Завтра не придёте?
— Пока не знаю. Если удастся у Юли оставить… Ну опять!… всякую гадость тащишь… папа родимый…
— Дедушка, посмотли, что я тебе нашёл.
— Какое красивое… Только им пораниться можно.
— Как?
— Краешки остренькие, если неосторожно взять, то из пальца кровь потечёт.
— Мужики клови не боятся!
— Оставь, я его подравняю и верну. Хорошо?
— Холошо, деда.
— Побегай, мы с мамой посидим.
— Деда, на качели можно?
— Можно, можно… мужик…
— …Так что там с Юлей?
— Жду звонка. Она подругу встречает на Финбане.
— Далеко живёт?
— Тош, да соседка ж она! Я тебе рассказывала.
— Прости, запамятовал … Это которая без мужа?
— И без детей… Тошку балует… Нашла игрушку.
— Сколько ей?
— Тридцать пять… Приличная женщина, самостоятельная…
— Намекаешь?
— Нет, Тоша, открытым текстом говорю.
— Мужу твоему настучу.
— Комаров сам предложил.
— Ну Паша!…
— А слабо, говорит, отца с Юлькой познакомить?
— Полина, ну посмотри на меня!
— С Пашей согласна… Что вы с мамой не поделили… Жили бы да жили… Может, она бы так не болела.
— Мне тоже так казалось… Вспоминала?
— Не слышала… Бывало, заговорю, — нахмурится, губы сожмёт и в молитвослов… Так и жили…
— Спасибо тебе.
— За что?
— Что ты есть… у меня.
— Тебе спасибо. Было два любимых мужчины, теперь трое стало.
— Сына в мою честь назвали?
— Папа предложил… Я все уши прожужжала.
— Что ты могла… в одиннадцать лет…
— Я умненькая была. Помнишь?
— Помню… В кого такая?
— В тебя, наверно.
— А ты на маму не похожа.
— Хочешь сказать, — в отца уродилась?
— Его порода. Улыбка не его… Он вообще улыбаться не умел.
— Ты давно его видел?
— Давно уж… давно.
— Ну его… неинтересно.
— Спасибо, моя радость.
— А помнишь, как ты меня называл?
— Мелкая… сладкая…
— А ещё?… Ну вспоминай!
— Морковка!
— Помнишь!…
— Полинка, задушишь!
— Сильная?
— Сильная, сильная.
— Ещё бы! Такого мужика выносить.
— Вам бы дочку.
— Как повезёт.
— Думаете?
— Паша тоже хочет… Пару лет поработаю… Класс хочу выпустить.
— Как они год заканчивают?
— Грех жаловаться, думала, — хуже будет.
— …Хочу ещё одно спасибо сказать…
— Ну говори, чего уж там.
— У меня есть тайна.
— Какая?
— Ты не поняла. У меня есть тайна.
— Я слушаю.
— Я никому не мог сказать, что она есть. Теперь говорю.
— И всё?…
— Да.
— Тоша, это шутка?
— Нет, моя радость. Я никому не мог сказать, что живу с этой тайной много лет.
— Озадачил ты меня.
— Не волнуйся, ничего криминального. Просто есть и всё.
— И тебе стало легче?
— Да.
— Посмотри в глаза… Господи помилуй… Как ты жил все годы…
— Не знаю… как-то прожил… Даже улыбаться начал.
— Я люблю, когда ты улыбаешься. И Тоша любит… Воспитательница говорит, что у Тоши Комарова дедушка самый главный герой его рассказов.
— Каких ещё рассказов?
— Любит сказки сочинять, истории разные. Ребятня вокруг собирается, он их и развлекает. Артист, нечего сказать… О, Юля звонит…
— …Привет. Удачно?… Я рада… Сына возьмёшь на воспитание?… Могу, конечно. А сейчас решить нельзя или не ко времени?… Если муж отпустит… А ребёнка на кого?… Дедушке нашему отдыхать надо, у него завтра тяжёлый день… А то не знаешь!… Само собой… Тогда до вечера.
— Договорились?
— Почти… Приглашает на вечерние посиделки… Тебе привет передавала.
— Спасибо… Пойдёшь?
— Куда деваться!… Тошку надо ей закинуть, тогда на службу вовремя успею.
— Не засиживайся допоздна.
— Комаров проследит.
— Полина, чуть не забыл!… На пасхальную трапезу останетесь?… Отец Александр интересовался.
— Дай Бог службу-то до конца выстоять.
— Попробуйте завтра Тошку умотать, чтобы днём поспал часа три–четыре.
— Что-нибудь придумаем… Ты пошёл?
— Хочу к Виталию заехать, Валя просила.
— Я так волнуюсь… Четырнадцать лет не видела… Заново знакомиться придётся… Женю хочется увидеть.
— Увидишь. И мужа её… Прибавление у них скоро.
— Кого ждут?
— Не знаю. Молчат как рыбки.
— Ну хорошо… Фотографии передал?
— Не волнуйся, я не настолько стар, чтобы на память жаловаться.
— Иди сюда, поцелую на дорожку… До завтра… Тоша, попрощайся с дедушкой!
Продолжение следует…
Часть III. Четыре дня
Моему внуку
"Господи, Ты хоть мой новый адрес знаешь?"
Маменькин сынок
— Тоша… Тоша… Антон!… Да постой ты спокойно!… Папа, на помощь, одной не управиться.
— Полминуточки… Антон, что за дела!… Почему маму не слушаешь?
— Я слушаю.
— Что мама сказала?
— Что ей одной не уплавиться.
— Одевай курточку, умник, а то в садик опоздаем.
— Ну и пусть опоздаем.
— Без завтрака останешься.
— Ну и пусть без завтлака.
— Голодать будешь.
— Ну и пусть…
— Рот закрой… Шапку… шарф…
— Шалф не надо.
— Надо… Мама, забирай сына.
— Спасибо… Паш, ну вот что мне с ним делать!
— Придётся лупить.
— …Не надо лупить. Не люблю, когда лупят.
— Молчи уж… Много тебя лупили…
— И мало не люблю.
— Будешь так с мамой себя вести — и мало будет, и много будет.
— Мама, моложеное купишь?
— Ага. Два раза… Путь дедушка тебе покупает, раз ты кроме него никого не слушаешь.
— Мам, ну мам…
— К деду.
— А мы пойдём к дедушке?
— Пойдём… пойдём… Паш, мы побежали… Поцелуй на дорожку…
— Полина, во сколько ждать?
— Даже не знаю… Часов в восемь… или чуть раньше.
— Может, за вами заскочить?
— Смотри сам.
— Хочешь?
— Было бы хорошо.
— Я позвоню.
— Я папе скажу, что приедешь.
— До вечера…
— Пока.
— Тоша, оставь голубей в покое!
— Полина, пусть резвится.
— Ему бы завтра нарезвиться… Паша согласился на всенощную взять.
— Завтра не придёте?
— Пока не знаю. Если удастся у Юли оставить… Ну опять!… всякую гадость тащишь… папа родимый…
— Дедушка, посмотли, что я тебе нашёл.
— Какое красивое… Только им пораниться можно.
— Как?
— Краешки остренькие, если неосторожно взять, то из пальца кровь потечёт.
— Мужики клови не боятся!
— Оставь, я его подравняю и верну. Хорошо?
— Холошо, деда.
— Побегай, мы с мамой посидим.
— Деда, на качели можно?
— Можно, можно… мужик…
— …Так что там с Юлей?
— Жду звонка. Она подругу встречает на Финбане.
— Далеко живёт?
— Тош, да соседка ж она! Я тебе рассказывала.
— Прости, запамятовал … Это которая без мужа?
— И без детей… Тошку балует… Нашла игрушку.
— Сколько ей?
— Тридцать пять… Приличная женщина, самостоятельная…
— Намекаешь?
— Нет, Тоша, открытым текстом говорю.
— Мужу твоему настучу.
— Комаров сам предложил.
— Ну Паша!…
— А слабо, говорит, отца с Юлькой познакомить?
— Полина, ну посмотри на меня!
— С Пашей согласна… Что вы с мамой не поделили… Жили бы да жили… Может, она бы так не болела.
— Мне тоже так казалось… Вспоминала?
— Не слышала… Бывало, заговорю, — нахмурится, губы сожмёт и в молитвослов… Так и жили…
— Спасибо тебе.
— За что?
— Что ты есть… у меня.
— Тебе спасибо. Было два любимых мужчины, теперь трое стало.
— Сына в мою честь назвали?
— Папа предложил… Я все уши прожужжала.
— Что ты могла… в одиннадцать лет…
— Я умненькая была. Помнишь?
— Помню… В кого такая?
— В тебя, наверно.
— А ты на маму не похожа.
— Хочешь сказать, — в отца уродилась?
— Его порода. Улыбка не его… Он вообще улыбаться не умел.
— Ты давно его видел?
— Давно уж… давно.
— Ну его… неинтересно.
— Спасибо, моя радость.
— А помнишь, как ты меня называл?
— Мелкая… сладкая…
— А ещё?… Ну вспоминай!
— Морковка!
— Помнишь!…
— Полинка, задушишь!
— Сильная?
— Сильная, сильная.
— Ещё бы! Такого мужика выносить.
— Вам бы дочку.
— Как повезёт.
— Думаете?
— Паша тоже хочет… Пару лет поработаю… Класс хочу выпустить.
— Как они год заканчивают?
— Грех жаловаться, думала, — хуже будет.
— …Хочу ещё одно спасибо сказать…
— Ну говори, чего уж там.
— У меня есть тайна.
— Какая?
— Ты не поняла. У меня есть тайна.
— Я слушаю.
— Я никому не мог сказать, что она есть. Теперь говорю.
— И всё?…
— Да.
— Тоша, это шутка?
— Нет, моя радость. Я никому не мог сказать, что живу с этой тайной много лет.
— Озадачил ты меня.
— Не волнуйся, ничего криминального. Просто есть и всё.
— И тебе стало легче?
— Да.
— Посмотри в глаза… Господи помилуй… Как ты жил все годы…
— Не знаю… как-то прожил… Даже улыбаться начал.
— Я люблю, когда ты улыбаешься. И Тоша любит… Воспитательница говорит, что у Тоши Комарова дедушка самый главный герой его рассказов.
— Каких ещё рассказов?
— Любит сказки сочинять, истории разные. Ребятня вокруг собирается, он их и развлекает. Артист, нечего сказать… О, Юля звонит…
— …Привет. Удачно?… Я рада… Сына возьмёшь на воспитание?… Могу, конечно. А сейчас решить нельзя или не ко времени?… Если муж отпустит… А ребёнка на кого?… Дедушке нашему отдыхать надо, у него завтра тяжёлый день… А то не знаешь!… Само собой… Тогда до вечера.
— Договорились?
— Почти… Приглашает на вечерние посиделки… Тебе привет передавала.
— Спасибо… Пойдёшь?
— Куда деваться!… Тошку надо ей закинуть, тогда на службу вовремя успею.
— Не засиживайся допоздна.
— Комаров проследит.
— Полина, чуть не забыл!… На пасхальную трапезу останетесь?… Отец Александр интересовался.
— Дай Бог службу-то до конца выстоять.
— Попробуйте завтра Тошку умотать, чтобы днём поспал часа три–четыре.
— Что-нибудь придумаем… Ты пошёл?
— Хочу к Виталию заехать, Валя просила.
— Я так волнуюсь… Четырнадцать лет не видела… Заново знакомиться придётся… Женю хочется увидеть.
— Увидишь. И мужа её… Прибавление у них скоро.
— Кого ждут?
— Не знаю. Молчат как рыбки.
— Ну хорошо… Фотографии передал?
— Не волнуйся, я не настолько стар, чтобы на память жаловаться.
— Иди сюда, поцелую на дорожку… До завтра… Тоша, попрощайся с дедушкой!
Продолжение следует…
15.01.2023, Остальные новые истории
Кому невтерпёжь, могут получить полную версию по почте.
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2
— …Бахрам Шакирович Кучкаров, тысяча девятьсот сорок четвёртого, женат, трое детей. Не служил… О нём вообще ничего существенного, обыкновенный хороший мужик, каких полно по всей стране.
— Лицо интересное…
— Жена у него просто красавица… вот, посмотри…
— Даже на узбечку не похожа.
— …Махмудов Дамир Сергеевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого… Жена, дочь. Срочную проходил под началом — внимание — лучшего друга родного брата, Антона, — о нём позже, через год перевели в другую роту, причина пока неизвестна, да теперь уже и не важно. В запас уволен в восьмидесятом вслед за братом. Прапорщик.
— Старший брюнет, младший блондин… странно…
— Ну вот и добрались до твоего… земляка. Полюбуйся на молодца.
— Мужик как мужик…
— Антон Георгиевич Маркус. Тридцать один год… будет… Десять лет в армии, уволен в запас летом семьдесят девятого в звании майора… Герман, не спи, замёрзнешь!
— Я думаю… Простите, Пал Петрович… Не понимаю, — как это десять лет?… майор?… тридцать один… Не срастается что-то.
— Вот и у меня не срослось поначалу… Ориентировка на него пришла буквально на днях… Ну, давай-давай, посчитай хотя бы!
— Пал Петрович, ну не в шестнадцать же служить начал, честное слово! У нас не царская армия.
— То-то и оно, что в шестнадцать. Удивлён?… Смирись, просто смирись и думай, что нам с информацией делать… Да… женат, двое сыновей, в Ленинграде мать… отец… Отец покойный… В общем… был нашим сотрудником под прикрытием… до самой смерти… Портрет его в коридоре не висит… Знаешь… он просто умер… Не пуля, не нож… наша служба доконала… Как-то так…
— Вы были с ним знакомы?
— Нет, конечно… По Маркусу-старшему сведений пока мало, очень мало… тут какие-то странности есть… Надо разбираться. Не тебе конечно, майор, у тебя задача другая, нестандартная.
— Что ещё, товарищ полковник?
— Пока всё, увы… Распечатки карт в деле есть, изучишь… Дополнительные вводные потом, всё потом, мне пока самому непонятно, что сей сон значит. Однако времени мало, — у Маркуса на руках билет до Ташкента на… — полковник бросил взгляд на бумаги, — …на первое июня. Следовательно, твоя группа должна быть на месте… Не позже двадцать пятого мая… Ташкентские каналы все!… Заметь, — все тебе отдам. Напрямую обращаться нельзя. В стране чёрт-те что творится, — да ты и сам видишь… Сашу Евдокимова чуть не убили… придётся на пенсию отправлять.
— Как… кто!… Он же…
— Такой вот пошёл диссидент… с типографиями, с оружием…
Полковник поднял палец вверх.
— …Кто-то им помогает… Ну всё, майор, засиделись мы… Папку сдашь дежурному, он в курсе. И думай, Гера, думай, что их может связывать кроме географии и службы… Отцу привет, если увидишь.
— Есть, товарищ полковник! Передам обязательно… Когда в гости?
— Гера, иди уже… иди. Время — сейчас.
Продолжение следует…
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2
— …Бахрам Шакирович Кучкаров, тысяча девятьсот сорок четвёртого, женат, трое детей. Не служил… О нём вообще ничего существенного, обыкновенный хороший мужик, каких полно по всей стране.
— Лицо интересное…
— Жена у него просто красавица… вот, посмотри…
— Даже на узбечку не похожа.
— …Махмудов Дамир Сергеевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого… Жена, дочь. Срочную проходил под началом — внимание — лучшего друга родного брата, Антона, — о нём позже, через год перевели в другую роту, причина пока неизвестна, да теперь уже и не важно. В запас уволен в восьмидесятом вслед за братом. Прапорщик.
— Старший брюнет, младший блондин… странно…
— Ну вот и добрались до твоего… земляка. Полюбуйся на молодца.
— Мужик как мужик…
— Антон Георгиевич Маркус. Тридцать один год… будет… Десять лет в армии, уволен в запас летом семьдесят девятого в звании майора… Герман, не спи, замёрзнешь!
— Я думаю… Простите, Пал Петрович… Не понимаю, — как это десять лет?… майор?… тридцать один… Не срастается что-то.
— Вот и у меня не срослось поначалу… Ориентировка на него пришла буквально на днях… Ну, давай-давай, посчитай хотя бы!
— Пал Петрович, ну не в шестнадцать же служить начал, честное слово! У нас не царская армия.
— То-то и оно, что в шестнадцать. Удивлён?… Смирись, просто смирись и думай, что нам с информацией делать… Да… женат, двое сыновей, в Ленинграде мать… отец… Отец покойный… В общем… был нашим сотрудником под прикрытием… до самой смерти… Портрет его в коридоре не висит… Знаешь… он просто умер… Не пуля, не нож… наша служба доконала… Как-то так…
— Вы были с ним знакомы?
— Нет, конечно… По Маркусу-старшему сведений пока мало, очень мало… тут какие-то странности есть… Надо разбираться. Не тебе конечно, майор, у тебя задача другая, нестандартная.
— Что ещё, товарищ полковник?
— Пока всё, увы… Распечатки карт в деле есть, изучишь… Дополнительные вводные потом, всё потом, мне пока самому непонятно, что сей сон значит. Однако времени мало, — у Маркуса на руках билет до Ташкента на… — полковник бросил взгляд на бумаги, — …на первое июня. Следовательно, твоя группа должна быть на месте… Не позже двадцать пятого мая… Ташкентские каналы все!… Заметь, — все тебе отдам. Напрямую обращаться нельзя. В стране чёрт-те что творится, — да ты и сам видишь… Сашу Евдокимова чуть не убили… придётся на пенсию отправлять.
— Как… кто!… Он же…
— Такой вот пошёл диссидент… с типографиями, с оружием…
Полковник поднял палец вверх.
— …Кто-то им помогает… Ну всё, майор, засиделись мы… Папку сдашь дежурному, он в курсе. И думай, Гера, думай, что их может связывать кроме географии и службы… Отцу привет, если увидишь.
— Есть, товарищ полковник! Передам обязательно… Когда в гости?
— Гера, иди уже… иди. Время — сейчас.
Продолжение следует…
16.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-3-
«Как странно всё складывается… Капитан ничего выше Воробьёвых гор не видел, кролики служили на Памире, и только я здесь как дома…»
— Герыч…
«Не служба, а отпуск… можно сказать, — экскурсия. А на сердце тревожно…»
— Герман Станиславович…
«Нет, здесь не дом, и Москва не дом. Питер это дом. Мой Ленинград. Хочу домой…»
— Товарищ майор!
— Да, капитан?…
— Что с вами?
— Задумался…
— Я кричу, кричу…
— Что-то случилось?
— Кролики задвинули тему.
— Зови.
— Ну, кто начнёт?
— Тащ майор, диспозиция очевидна, вариантов почти нет. У нас есть идея.
— Леший, не тяни.
— В общем так… Мы отправляемся в Ташкент.
— Соскучились по мамочке?
— Да нет, Герман Станиславович, не по мамочке… Выпасем эту компанию — раз плюнуть.
— Продолжай…
— Узбек нас видел мельком. Так?… Так. Запомнить не мог, — всё внимание было на вас и на собаке. Психология, шеф!
— Выпасывать как собрался, психолог!
— Скидываем всю амуницию, остаёмся в майках и шортах, амуницию в рюкзаки, очки на нос и вперёд! Кто нас признает?
— Ну, допустим… А смысл?
— Вечером будем в Ташкенте, там нас встретят.
— Кто встретит?
— Тащ майор, ну… ваши контакты. Неужто у вас их нет!
— Допустим. Что делать-то собираетесь?… Достали уже, говорите прямо! Петь, давай ты.
— Они не дураки, выбираться будут на первом автобусе. Так?… Так. Автобус там один, проходящий. А мы их будем дожидаться в этом автобусе.
— Ты уверен?… А если их там не будет?
— Сходим на первой же остановке и возвращаемся в Ташкент до утра.
— Не пойдёт… Нельзя так рисковать.
— Можно разделиться. Я на первом — Алексей на следующем или наоборот, без разницы.
— Какой промежуток между автобусами?
— Два с половиной часа… Как идея, тащ майор?
— Шоколадку заработали. Свободен… Капитан, что скажешь?
— Согласен. Здесь проще будет. Никуда туристы не денутся, мужики прямо в наши лапки приведут.
— Тогда так, товарищи старлеи… «Станки» выпотрошить, на сборы десять минут.
Пока составлял шифровку, краем глаза обратил внимание, как насторожился пёс.
— Барбос, иди ко мне, скоро будем завтракать. Ты ведь голоден? Ишь, как бока-то ввалились…
«Ничего, ничего, у нас поешь от пуза, мы не жадные».
— Будьте готовы к тому, что рюкзаки будут неподъёмные.
— Мы не собираемся с ними таскаться, — так, от машины к машине.
— Ещё одна записка… для «отчима», отправите заказной телеграммой. Ну всё, ребята, вперёд. Не подведите.
— Володь, давай костерок разведём. Полдень скоро, спешить некуда, бояться нечего. А кушать хочется уже давно… Эх, пацаны голодные ушли…
— Не помрут, я сушёного мяса в дорогу дал.
— Молодец.
— Да нормально, командир, жалко пацанов, молодые ещё… Я за дровами.
— Мы тоже… Барбос!… За мной.
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-3-
«Как странно всё складывается… Капитан ничего выше Воробьёвых гор не видел, кролики служили на Памире, и только я здесь как дома…»
— Герыч…
«Не служба, а отпуск… можно сказать, — экскурсия. А на сердце тревожно…»
— Герман Станиславович…
«Нет, здесь не дом, и Москва не дом. Питер это дом. Мой Ленинград. Хочу домой…»
— Товарищ майор!
— Да, капитан?…
— Что с вами?
— Задумался…
— Я кричу, кричу…
— Что-то случилось?
— Кролики задвинули тему.
— Зови.
— Ну, кто начнёт?
— Тащ майор, диспозиция очевидна, вариантов почти нет. У нас есть идея.
— Леший, не тяни.
— В общем так… Мы отправляемся в Ташкент.
— Соскучились по мамочке?
— Да нет, Герман Станиславович, не по мамочке… Выпасем эту компанию — раз плюнуть.
— Продолжай…
— Узбек нас видел мельком. Так?… Так. Запомнить не мог, — всё внимание было на вас и на собаке. Психология, шеф!
— Выпасывать как собрался, психолог!
— Скидываем всю амуницию, остаёмся в майках и шортах, амуницию в рюкзаки, очки на нос и вперёд! Кто нас признает?
— Ну, допустим… А смысл?
— Вечером будем в Ташкенте, там нас встретят.
— Кто встретит?
— Тащ майор, ну… ваши контакты. Неужто у вас их нет!
— Допустим. Что делать-то собираетесь?… Достали уже, говорите прямо! Петь, давай ты.
— Они не дураки, выбираться будут на первом автобусе. Так?… Так. Автобус там один, проходящий. А мы их будем дожидаться в этом автобусе.
— Ты уверен?… А если их там не будет?
— Сходим на первой же остановке и возвращаемся в Ташкент до утра.
— Не пойдёт… Нельзя так рисковать.
— Можно разделиться. Я на первом — Алексей на следующем или наоборот, без разницы.
— Какой промежуток между автобусами?
— Два с половиной часа… Как идея, тащ майор?
— Шоколадку заработали. Свободен… Капитан, что скажешь?
— Согласен. Здесь проще будет. Никуда туристы не денутся, мужики прямо в наши лапки приведут.
— Тогда так, товарищи старлеи… «Станки» выпотрошить, на сборы десять минут.
Пока составлял шифровку, краем глаза обратил внимание, как насторожился пёс.
— Барбос, иди ко мне, скоро будем завтракать. Ты ведь голоден? Ишь, как бока-то ввалились…
«Ничего, ничего, у нас поешь от пуза, мы не жадные».
— Будьте готовы к тому, что рюкзаки будут неподъёмные.
— Мы не собираемся с ними таскаться, — так, от машины к машине.
— Ещё одна записка… для «отчима», отправите заказной телеграммой. Ну всё, ребята, вперёд. Не подведите.
— Володь, давай костерок разведём. Полдень скоро, спешить некуда, бояться нечего. А кушать хочется уже давно… Эх, пацаны голодные ушли…
— Не помрут, я сушёного мяса в дорогу дал.
— Молодец.
— Да нормально, командир, жалко пацанов, молодые ещё… Я за дровами.
— Мы тоже… Барбос!… За мной.
Продолжение следует…
19.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 5
— Пал Петрович, разрешите?
— Заходи, Герман. По делу и быстро.
— Есть по делу, тащ полковник… А всё. Мы готовы.
— Точно готовы?
— Точней не бывает. Когда вылетаем?
— Ну-у… через четыре дня. Полетите с комфортом, на Иле.
— Уши закладывает.
— Переживёшь… Найдётся полчаса для меня?
— Пал Петрович! О чём речь…
— Сходим кофейку хлебнуть.
— У нас в столовой…
— Да надоел он, хочется разнообразия. Идём, тут кофейня рядом есть, турочки в песочке… Идём-идём…
— Слушай, майор… У тебя глаза и уши.
— Князев?
— Догадался…
— Пал Петрович, ну ей-богу…
— Человек генерала.
— Пал Петрович, любой на его месте сделал бы то же самое. Дело-то ведь серьёзное, да?
— Ну… вроде того.
— Хоть бы раз в открытую… Контора любимая…
— Герман, ты же знал, куда служить идёшь.
— Да знал, конечно.
— Ну вот и не ной. У нас генералов иногда втёмную используют… Кстати, про генералов… В посёлке, который вы будете проходить, живёт генерал… Да-да, настоящий генерал-лейтенант. Сослуживец Маркуса-старшего. Зовут его Керим Умарбекович Умаров.
— Опаньки…
— Кофе пей… Фото нет, досье засекречено.
— Ну ёшкин кот… Маркус-младший в курсе?
— Не знаем. По косвенным — нет. Скорей всего нет. Но нам же… тебе ведь сюрпризы не нужны?
— Спасибо, Пал Петрович.
— Не за что, информацию всё равно я должен был передать.
Я задумался… «Иди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что… Ладно, куда надо туристы приведут. А что искать?… Секретную военную базу?… закрытый полигон?… Что там?…»
— …Ну и, сам понимаешь, никому мы там не нужны. Поэтому я сразу согласился на разведчиков… Ребята, кажется, толковые.
— Толковые, толковые, сам вербовал.
— Вот и ладненько… В Контору не возвращайся, поезжай к отцу… Всё, прощай. Увидимся.
— Прощайте, Павел Петрович. До встречи.
-6-
— Ставр, а куда вы с Лёхой ползали?… ну тогда, утром.
— Оглядеться хотели, нет ли сюрпризов.
— Оглядывались, кажется…
— Впереди переправа была разрушена. Ну как разрушена… Брёвна как попало, нормальный человек не пойдёт. А нам надо, чтобы пошёл именно там.
— Они нормальные?... туристы, блять…
— Не дураки точно. Пошли бы левым берегом. Нам ни к чему.
— А чего Лёха! Он же худой как велик. Меня бы взяли…
— Да ладно тебе… Нормально сделали. Даже не вспотели почти… Вова, чё хотел?
— В смысле?...
— У тебя на роже написано.
— Потом… Пойдём чайку попьём, поговорим.
— …Герыч…
— Тридцать пять лет Герыч.
— Ты в курсе, почему я здесь?
— Да.
— Что скажешь?
— Ничего… Князь, мы с тобой работали, я тебя знаю, ты — меня. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость…
— Понял… спасибо.
— Да не дёргайся, Вова, одному богу служим.
— Богу?
— Не напрягай, нам ещё в горы…
— А мы где!
— Вова!... До гор нам ещё топать и топать… Ну ты блин даёшь…
— Далеко?
— От Лысой по прямой… Да хрен его знает, сколько по прямой. Дорогу здесь часами измеряют, а не километрами… Часов десять пиндовать по восходящей. Это если без приключений. Ферштейн, Вова?
— …Схожу, прогуляюсь…
— Ставр… Ставр…
— Что… что… чего тебе?
— Барбос умом тронулся.
— Я за него не отвечаю.
— Послушай…
— …А-а… это… Нормально.
— Какой нахер нормально!
— Медведь это, узбек что-то говорил.
— А… то есть медведь это нормально. Ну тогда я спать, это же нормально, когда медведь рядом ходит.
— Спокойно, Вова. Медведь не рядом. Барбос ему показывает, что здесь люди, сюда ходить не надо.
— Тебе-то откуда известно?
— Отец по молодости ходил в тайгу с медвежатниками. Кое-что рассказывал.
— Откуда в Москве медвежатники!...
— Так ведь папа сибиряк, институт в Новосибирске закончил.
— Успокоил, конечно, ты меня. Но спать что-то расхотелось.
— Тогда сходи, дай Барбосу что-нибудь вкусненького. Чай, заработал. А я, извини, Вова, посплю…
Продолжение слдует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 5
— Пал Петрович, разрешите?
— Заходи, Герман. По делу и быстро.
— Есть по делу, тащ полковник… А всё. Мы готовы.
— Точно готовы?
— Точней не бывает. Когда вылетаем?
— Ну-у… через четыре дня. Полетите с комфортом, на Иле.
— Уши закладывает.
— Переживёшь… Найдётся полчаса для меня?
— Пал Петрович! О чём речь…
— Сходим кофейку хлебнуть.
— У нас в столовой…
— Да надоел он, хочется разнообразия. Идём, тут кофейня рядом есть, турочки в песочке… Идём-идём…
— Слушай, майор… У тебя глаза и уши.
— Князев?
— Догадался…
— Пал Петрович, ну ей-богу…
— Человек генерала.
— Пал Петрович, любой на его месте сделал бы то же самое. Дело-то ведь серьёзное, да?
— Ну… вроде того.
— Хоть бы раз в открытую… Контора любимая…
— Герман, ты же знал, куда служить идёшь.
— Да знал, конечно.
— Ну вот и не ной. У нас генералов иногда втёмную используют… Кстати, про генералов… В посёлке, который вы будете проходить, живёт генерал… Да-да, настоящий генерал-лейтенант. Сослуживец Маркуса-старшего. Зовут его Керим Умарбекович Умаров.
— Опаньки…
— Кофе пей… Фото нет, досье засекречено.
— Ну ёшкин кот… Маркус-младший в курсе?
— Не знаем. По косвенным — нет. Скорей всего нет. Но нам же… тебе ведь сюрпризы не нужны?
— Спасибо, Пал Петрович.
— Не за что, информацию всё равно я должен был передать.
Я задумался… «Иди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что… Ладно, куда надо туристы приведут. А что искать?… Секретную военную базу?… закрытый полигон?… Что там?…»
— …Ну и, сам понимаешь, никому мы там не нужны. Поэтому я сразу согласился на разведчиков… Ребята, кажется, толковые.
— Толковые, толковые, сам вербовал.
— Вот и ладненько… В Контору не возвращайся, поезжай к отцу… Всё, прощай. Увидимся.
— Прощайте, Павел Петрович. До встречи.
-6-
— Ставр, а куда вы с Лёхой ползали?… ну тогда, утром.
— Оглядеться хотели, нет ли сюрпризов.
— Оглядывались, кажется…
— Впереди переправа была разрушена. Ну как разрушена… Брёвна как попало, нормальный человек не пойдёт. А нам надо, чтобы пошёл именно там.
— Они нормальные?... туристы, блять…
— Не дураки точно. Пошли бы левым берегом. Нам ни к чему.
— А чего Лёха! Он же худой как велик. Меня бы взяли…
— Да ладно тебе… Нормально сделали. Даже не вспотели почти… Вова, чё хотел?
— В смысле?...
— У тебя на роже написано.
— Потом… Пойдём чайку попьём, поговорим.
— …Герыч…
— Тридцать пять лет Герыч.
— Ты в курсе, почему я здесь?
— Да.
— Что скажешь?
— Ничего… Князь, мы с тобой работали, я тебя знаю, ты — меня. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость…
— Понял… спасибо.
— Да не дёргайся, Вова, одному богу служим.
— Богу?
— Не напрягай, нам ещё в горы…
— А мы где!
— Вова!... До гор нам ещё топать и топать… Ну ты блин даёшь…
— Далеко?
— От Лысой по прямой… Да хрен его знает, сколько по прямой. Дорогу здесь часами измеряют, а не километрами… Часов десять пиндовать по восходящей. Это если без приключений. Ферштейн, Вова?
— …Схожу, прогуляюсь…
— Ставр… Ставр…
— Что… что… чего тебе?
— Барбос умом тронулся.
— Я за него не отвечаю.
— Послушай…
— …А-а… это… Нормально.
— Какой нахер нормально!
— Медведь это, узбек что-то говорил.
— А… то есть медведь это нормально. Ну тогда я спать, это же нормально, когда медведь рядом ходит.
— Спокойно, Вова. Медведь не рядом. Барбос ему показывает, что здесь люди, сюда ходить не надо.
— Тебе-то откуда известно?
— Отец по молодости ходил в тайгу с медвежатниками. Кое-что рассказывал.
— Откуда в Москве медвежатники!...
— Так ведь папа сибиряк, институт в Новосибирске закончил.
— Успокоил, конечно, ты меня. Но спать что-то расхотелось.
— Тогда сходи, дай Барбосу что-нибудь вкусненького. Чай, заработал. А я, извини, Вова, посплю…
Продолжение слдует…
27.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Часть II. Колесо обозрения
Моей матери
Но все ночи и дни наплывают на нас…
(А. Блок)
Глава первая
— Бальзам принёс?
— «Московский».
— «Московский» так «Московский»… Сейчас заварю, и приступим, так сказать, к делам нашим весёлым… Сан Саныч, из питерских будешь?
— Сам–самый. Аж в третьем поколении.
— Я во втором… Родители приехали в пятьдесят первом. Да так и застряли… Меня родили через два года.
— Хорошо.
— Что?
— Что вас родили.
— Наверно… да… не возражаю… Готов… прошу!…
— М-м… запах…Что это?
— «Липтон» с дикой грушкой, щепотка чабреца… Много не лей, две чайные достаточно… Бодрит?
— Я в вашем распоряжении!
— Не наоборот?
— …Не знаю, с чего начать.
— С начала.
— Начинайте.
— Хитёр ты, брате.
— Хорошо… Давайте с детства.
— Начали… Что молчишь!
— Антон Георгиевич, Вы меня прикончить хотите? Тогда вы всё правильно делаете.
— Саша, а с чего обычно начинаешь ты?
— Идея… вынашиваю сюжет, прорабатываю взаимоотношения, а потом однажды бац! — книга. Придумываю название, и начинается набор текста, почти без правки.
— А черновики?
— Мелочи всякие — фразеологизмы, красивые обороты… необычные какие-нибудь.
— Сюжет есть?… название придумал?
— Плагиат получается.
— Огласи-ка списочек, пожалуйста. Критиковать буду.
— Предупреждаю — это смешно.
— Валяй, пока чай не остыл.
— Вариант номер один — «Эта странная жизнь».
— Сашка, ты бы ещё «Повесть о настоящем человеке» наваял! Нихрена ведь не смешно… Это всё что ли?
— «Майор Маркус».
— Остановись, безумец. Теперь понимаю, почему… хм… Продолжай… То есть… нда-а… Что будешь делать?
— Расскажите о детстве… изюминку какую-нибудь.
— Да брось ты, друг мой болезный! Обыкновенное детство, деревянные игрушки, сандалики на босу ногу… иногда. Ничего выдающегося… Я толком его и не помню. Родители как-то в подробности не вдавались. Может, по примеру своих родителей. Наверно так… Что, не доволен?
— Скудно как-то, верится с трудом… А детские фотографии? Иногда помогают что-то вспомнить. Ну, хоть огрызочки какие, что ли.
— Опять не повезло. В две тысячи первом сгорела мастерская. Кое-что из вещей удалось выручить, однако архивы сгинули. Прости, дружище…
— Что-то не клеится ничего… ни рассказов, ни диалога у нас…
— Да-а, Александр Александрович, так ты денег не заработаешь. Давай по трубочке выкурим, а там, глядишь, и прояснится что.
— Таисия Ивановна, ну как же так! Ребёнку года нет, а у него вторая пневмония! Вы же потерять его можете!
— Мы стараемся… Да комната у нас уж больно холодная. И сквозняки…
— Не буду вас пугать, — сама в похожих условиях жила. Но вот что я вам скажу, дорогая, — ещё одного воспаления он не переживёт. Всё. Хоть собой все дыры затыкайте, — но сына сберегите… Была бы моя воля… Э-эх, да что там!… Прощайте.
— Спасибо, сестрица…
— Я вам приказываю!…
— Ах вы негодники! Оставьте ребёнка в покое. А ну кыш отсюда, паршивцы.
— Атас, ребя! Цыганка!… Щас заколдует.
— Бежим!
— Мамка узнает — выпорет.
— Меня папка пороть будет.
— …Девочка, ты чья?
— Я не девочка, я мальчик.
— Ой, и правда мальчик!… Ты меня не боишься? Слышал, что они про меня сказали?
— Тётенька, я для вас денюжку нашёл. Возьмите, пожалуйста.
— Оставь себе, у меня есть. Я тоже сегодня немного нашла… Яблочко хочешь?
— Не хочу.
— Смотри, какое большое да красивое. Чистенькое, ровненькое.
— Папка не велит у незнакомых брать.
— За чем же дело стало! Давай знакомиться, — меня зовут Ульяна, Уля. А тебя?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Хорошо, Тоша… Вот видишь, как просто. Возьми яблочко.
— Спасибо.
— И тебе спасибо за твоё спасибо. Запомнишь?
— Мне нравится.
— Я тебе одну вещь дам… будет тебя оберегать… Вот, смотри.
— А что это?
— Ты в церкви бывал?
— Это там, где Бог живёт? Не бывал.
— Почему так?
— Папка говорит, что Бога нет.
— Совсем что ли нет? Бедный твой папка… А мама что говорит?
— Ничего. Молчит.
— Всё равно возьми… Это крестик, распятие. А на распятии Бог… Который в церкви. Его зовут Иисус Христос.
— А как Он меня оберегать будет, если меня в церкву не водят!
— Он не только в церкви, Он везде. Просто в церкви есть иконы… портреты такие, церковные.
— Я бы сходил… Я к бабушке сам ходил… давно.
— Сколько тебе годиков было?
— Не помню. Я ещё не говорил.
— Как это?
— Не научился.
— Далеко твоя бабушка живёт?
— В посёлке.
— В посёлок?… отсюда?!... Господи помилуй… Так и до церкви дойти сможешь…
— Не смогу, поймают. Уже ловили. Папка отлупит. Тут и Бог не оберегёт.
— Не обережёт… Может с бабушкой.
— Бабушку старый еврей не пустит.
— Кто?!…
— Дед.
— Ах вот ты чей… Твою маму зовут Тася?
— Да. Вы маму тоже знаете?
— Маркус ты… Антон.
— Тётя Уля, а можно Бога увидеть, если в церкву не ходить?
— Иногда можно… Береги крестик, Бог Сам тебе явится, когда захочет… Дай, я тебя поцелую… Беги к маме… Скажи, что тётя Уля тебя яблочком угостила. А крестик никому не показывай.
— Георгий, меня поставили на очередь.
— Когда?
— В сентябре.
— Не боишься, что «зарежут»?
— Ждать нельзя, — задушит она меня.
— Что с ребёнком делать будем?
— Надо в садик. На трёхдневку или пятидневку.
— Поговорю на работе. Должны помочь.
— Мне месяц с лишним лежать придётся.
— Продержимся. Лишь бы ты вернулась.
— Всё будет хорошо.
— Тася!… Здравствуй.
— Здравствуйте, Лена Владимировна.
— Как подготовка к школе?
— К какой школе!
— Я Тошу в свой класс записала.
— Рано ему ещё, Лена Владимировна, четырнадцатого только шесть исполнится. Пусть дома годик посидит.
— Я думала, — он старше.
— Вымахал, что сказать.
— Читает бойко, и считает.
— Посидит, посидит. Пойдёт со сверстниками.
— Тася, что у вас с жильём?
— Всё по-прежнему.
— Послушай, напиши письмо Хрущову.
— Вы шутите, Лена Владимировна? Как это самому Хрущову!
— У меня есть знакомая, проводником на поезде в Москве бывает. Я попрошу — она письмо прямо в Кремле в почтовый ящик бросит. Рассказывала, есть такой ящик, из которого письма ему прямо в руки отдают.
— Какой из меня писарь… Горе одно.
— Георгий дома?
— Сегодня в ночь.
— Антошу спать уложишь, и приходи, — вместе напишем.
— Рая, новенького видела?
— В старшей-то? Видела уже. Ты четвёртая про него говоришь.
— Весь в ямочках — щёки, подбородок, на руках даже остались ещё. Как девочка прям!
— Ой, и нашла ты о чём… Мальчишка как мальчишка. Все они хулиганьё.
— Пока не хулиганил… Возле него малышня постоянно крутится, — он им книжки читает.
— Картинки показывает?
— Говорю тебе, — читает. Старшие иногда подтягиваются. Или начинает какие-то истории рассказывать. Придумывает что ли, или слышал где.
— Где такое чудо откопали…
— У него мать на операцию положили. Вот отцу с ним и никак.
— Знаем мы этих отцов, как же. Всё им никак… Компанейский пацанёнок.
— Не пойму я. Иногда сядет один в уголок и молчит. Спросишь, — тебя кто обидел? Нет, говорит, не обидел. Или на прогулке листья перебирает. Ребятня носится, а он их как будто и не видит.
— Может больной?
— Побольше бы таких больных. Я бы не отказалась.
— А его отец, — видный?
— Скажешь тоже!
— Чего? Дело молодое.
— Дура ты, Райка. Говорить такое при живой-то жене… Я тебе сейчас что-то покажу… Тоша, погулять хочешь?
— Спасибо, Алевтина Сергеевна.
— …Куда это он…
— Сейчас оденется и пойдёт во двор.
— Один?! Да тебя с работы выгонят!
— Не выгонят. Уже видели все… Тоша, возьми с собой, пожалуйста, кого-нибудь из маленьких.
— …Эт-то…
— …Любит с куклами играть. Наберёт у девочек, посадит их кругом, и разговаривает с ними.
— О чём?
— Пока не знаю. Но я обязательно узнаю. Целый месяц впереди.
— Георгий Ефимыч, когда в новую квартиру переезжать думаешь?
— Погоди, Сергей Палыч, с квартирой, — не убежит. Я только девять дней отметил.
— Тебе видней… Как сын, по матери скучает?
— Не знаю. Больше молчит. Или книжки читает, или лепит что-нибудь.
— Что лепит?
— Да я пару недель назад набор пластилина ему купил, — вот и приохотился.
— В бригаду вернёшься?
— Теперь вряд ли. В детском саду нет подходящего режима. А осенью видно будет. Тошке в школу пора.
— Заходи, если что надо будет. Всегда поможем.
— Постараюсь не надоедать.
Продолжение следует…
Часть II. Колесо обозрения
Моей матери
Но все ночи и дни наплывают на нас…
(А. Блок)
Глава первая
— Бальзам принёс?
— «Московский».
— «Московский» так «Московский»… Сейчас заварю, и приступим, так сказать, к делам нашим весёлым… Сан Саныч, из питерских будешь?
— Сам–самый. Аж в третьем поколении.
— Я во втором… Родители приехали в пятьдесят первом. Да так и застряли… Меня родили через два года.
— Хорошо.
— Что?
— Что вас родили.
— Наверно… да… не возражаю… Готов… прошу!…
— М-м… запах…Что это?
— «Липтон» с дикой грушкой, щепотка чабреца… Много не лей, две чайные достаточно… Бодрит?
— Я в вашем распоряжении!
— Не наоборот?
— …Не знаю, с чего начать.
— С начала.
— Начинайте.
— Хитёр ты, брате.
— Хорошо… Давайте с детства.
— Начали… Что молчишь!
— Антон Георгиевич, Вы меня прикончить хотите? Тогда вы всё правильно делаете.
— Саша, а с чего обычно начинаешь ты?
— Идея… вынашиваю сюжет, прорабатываю взаимоотношения, а потом однажды бац! — книга. Придумываю название, и начинается набор текста, почти без правки.
— А черновики?
— Мелочи всякие — фразеологизмы, красивые обороты… необычные какие-нибудь.
— Сюжет есть?… название придумал?
— Плагиат получается.
— Огласи-ка списочек, пожалуйста. Критиковать буду.
— Предупреждаю — это смешно.
— Валяй, пока чай не остыл.
— Вариант номер один — «Эта странная жизнь».
— Сашка, ты бы ещё «Повесть о настоящем человеке» наваял! Нихрена ведь не смешно… Это всё что ли?
— «Майор Маркус».
— Остановись, безумец. Теперь понимаю, почему… хм… Продолжай… То есть… нда-а… Что будешь делать?
— Расскажите о детстве… изюминку какую-нибудь.
— Да брось ты, друг мой болезный! Обыкновенное детство, деревянные игрушки, сандалики на босу ногу… иногда. Ничего выдающегося… Я толком его и не помню. Родители как-то в подробности не вдавались. Может, по примеру своих родителей. Наверно так… Что, не доволен?
— Скудно как-то, верится с трудом… А детские фотографии? Иногда помогают что-то вспомнить. Ну, хоть огрызочки какие, что ли.
— Опять не повезло. В две тысячи первом сгорела мастерская. Кое-что из вещей удалось выручить, однако архивы сгинули. Прости, дружище…
— Что-то не клеится ничего… ни рассказов, ни диалога у нас…
— Да-а, Александр Александрович, так ты денег не заработаешь. Давай по трубочке выкурим, а там, глядишь, и прояснится что.
— Таисия Ивановна, ну как же так! Ребёнку года нет, а у него вторая пневмония! Вы же потерять его можете!
— Мы стараемся… Да комната у нас уж больно холодная. И сквозняки…
— Не буду вас пугать, — сама в похожих условиях жила. Но вот что я вам скажу, дорогая, — ещё одного воспаления он не переживёт. Всё. Хоть собой все дыры затыкайте, — но сына сберегите… Была бы моя воля… Э-эх, да что там!… Прощайте.
— Спасибо, сестрица…
— Я вам приказываю!…
— Ах вы негодники! Оставьте ребёнка в покое. А ну кыш отсюда, паршивцы.
— Атас, ребя! Цыганка!… Щас заколдует.
— Бежим!
— Мамка узнает — выпорет.
— Меня папка пороть будет.
— …Девочка, ты чья?
— Я не девочка, я мальчик.
— Ой, и правда мальчик!… Ты меня не боишься? Слышал, что они про меня сказали?
— Тётенька, я для вас денюжку нашёл. Возьмите, пожалуйста.
— Оставь себе, у меня есть. Я тоже сегодня немного нашла… Яблочко хочешь?
— Не хочу.
— Смотри, какое большое да красивое. Чистенькое, ровненькое.
— Папка не велит у незнакомых брать.
— За чем же дело стало! Давай знакомиться, — меня зовут Ульяна, Уля. А тебя?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Хорошо, Тоша… Вот видишь, как просто. Возьми яблочко.
— Спасибо.
— И тебе спасибо за твоё спасибо. Запомнишь?
— Мне нравится.
— Я тебе одну вещь дам… будет тебя оберегать… Вот, смотри.
— А что это?
— Ты в церкви бывал?
— Это там, где Бог живёт? Не бывал.
— Почему так?
— Папка говорит, что Бога нет.
— Совсем что ли нет? Бедный твой папка… А мама что говорит?
— Ничего. Молчит.
— Всё равно возьми… Это крестик, распятие. А на распятии Бог… Который в церкви. Его зовут Иисус Христос.
— А как Он меня оберегать будет, если меня в церкву не водят!
— Он не только в церкви, Он везде. Просто в церкви есть иконы… портреты такие, церковные.
— Я бы сходил… Я к бабушке сам ходил… давно.
— Сколько тебе годиков было?
— Не помню. Я ещё не говорил.
— Как это?
— Не научился.
— Далеко твоя бабушка живёт?
— В посёлке.
— В посёлок?… отсюда?!... Господи помилуй… Так и до церкви дойти сможешь…
— Не смогу, поймают. Уже ловили. Папка отлупит. Тут и Бог не оберегёт.
— Не обережёт… Может с бабушкой.
— Бабушку старый еврей не пустит.
— Кто?!…
— Дед.
— Ах вот ты чей… Твою маму зовут Тася?
— Да. Вы маму тоже знаете?
— Маркус ты… Антон.
— Тётя Уля, а можно Бога увидеть, если в церкву не ходить?
— Иногда можно… Береги крестик, Бог Сам тебе явится, когда захочет… Дай, я тебя поцелую… Беги к маме… Скажи, что тётя Уля тебя яблочком угостила. А крестик никому не показывай.
— Георгий, меня поставили на очередь.
— Когда?
— В сентябре.
— Не боишься, что «зарежут»?
— Ждать нельзя, — задушит она меня.
— Что с ребёнком делать будем?
— Надо в садик. На трёхдневку или пятидневку.
— Поговорю на работе. Должны помочь.
— Мне месяц с лишним лежать придётся.
— Продержимся. Лишь бы ты вернулась.
— Всё будет хорошо.
— Тася!… Здравствуй.
— Здравствуйте, Лена Владимировна.
— Как подготовка к школе?
— К какой школе!
— Я Тошу в свой класс записала.
— Рано ему ещё, Лена Владимировна, четырнадцатого только шесть исполнится. Пусть дома годик посидит.
— Я думала, — он старше.
— Вымахал, что сказать.
— Читает бойко, и считает.
— Посидит, посидит. Пойдёт со сверстниками.
— Тася, что у вас с жильём?
— Всё по-прежнему.
— Послушай, напиши письмо Хрущову.
— Вы шутите, Лена Владимировна? Как это самому Хрущову!
— У меня есть знакомая, проводником на поезде в Москве бывает. Я попрошу — она письмо прямо в Кремле в почтовый ящик бросит. Рассказывала, есть такой ящик, из которого письма ему прямо в руки отдают.
— Какой из меня писарь… Горе одно.
— Георгий дома?
— Сегодня в ночь.
— Антошу спать уложишь, и приходи, — вместе напишем.
— Рая, новенького видела?
— В старшей-то? Видела уже. Ты четвёртая про него говоришь.
— Весь в ямочках — щёки, подбородок, на руках даже остались ещё. Как девочка прям!
— Ой, и нашла ты о чём… Мальчишка как мальчишка. Все они хулиганьё.
— Пока не хулиганил… Возле него малышня постоянно крутится, — он им книжки читает.
— Картинки показывает?
— Говорю тебе, — читает. Старшие иногда подтягиваются. Или начинает какие-то истории рассказывать. Придумывает что ли, или слышал где.
— Где такое чудо откопали…
— У него мать на операцию положили. Вот отцу с ним и никак.
— Знаем мы этих отцов, как же. Всё им никак… Компанейский пацанёнок.
— Не пойму я. Иногда сядет один в уголок и молчит. Спросишь, — тебя кто обидел? Нет, говорит, не обидел. Или на прогулке листья перебирает. Ребятня носится, а он их как будто и не видит.
— Может больной?
— Побольше бы таких больных. Я бы не отказалась.
— А его отец, — видный?
— Скажешь тоже!
— Чего? Дело молодое.
— Дура ты, Райка. Говорить такое при живой-то жене… Я тебе сейчас что-то покажу… Тоша, погулять хочешь?
— Спасибо, Алевтина Сергеевна.
— …Куда это он…
— Сейчас оденется и пойдёт во двор.
— Один?! Да тебя с работы выгонят!
— Не выгонят. Уже видели все… Тоша, возьми с собой, пожалуйста, кого-нибудь из маленьких.
— …Эт-то…
— …Любит с куклами играть. Наберёт у девочек, посадит их кругом, и разговаривает с ними.
— О чём?
— Пока не знаю. Но я обязательно узнаю. Целый месяц впереди.
— Георгий Ефимыч, когда в новую квартиру переезжать думаешь?
— Погоди, Сергей Палыч, с квартирой, — не убежит. Я только девять дней отметил.
— Тебе видней… Как сын, по матери скучает?
— Не знаю. Больше молчит. Или книжки читает, или лепит что-нибудь.
— Что лепит?
— Да я пару недель назад набор пластилина ему купил, — вот и приохотился.
— В бригаду вернёшься?
— Теперь вряд ли. В детском саду нет подходящего режима. А осенью видно будет. Тошке в школу пора.
— Заходи, если что надо будет. Всегда поможем.
— Постараюсь не надоедать.
Продолжение следует…
23.11.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Весна
— Поклон мой низкий, свет мой, здравствуй!
— Любимая моя, я вновь с тобою, здравствуй! Мне каждый час за письменным столом короче кажется минут, что были мы с тобой.
— Мой почтальон опять мне весточку принёс, и сердце радостно трепещет. Когда же я увижу вновь тебя, любимый мой, единственный.
— Уже весна, и хоть не видно зелени пока, но воздух стал плотнее. Люди оживляются в предчувствии великих перемен, которые несёт с собой грядущая весна.
— Мы утопаем в зелени, долина зацвела. И аромат такой, что голова кружится как летним вечером, когда впервые ты меня поцеловал.
— Читаю эти строки, вновь перечитываю, и вновь, пытаюсь вспомнить взгляд твой нежный, и дом гостеприимный…
— Ты не гость, — хозяин в нём! И ключ к нему ты прячешь в сердце, которое я отдала тебе, мой дорогой.
— Что может быть дороже дара твоего! Твои прикосновенья к моему израненному сердцу.
— Спасибо, мой любимый, мой родной, мой северный орёл, мой снежный барс тянь-шаньский.
— Тигрёнком ласковым хотел бы лечь, где коврик был — там буду я.
— От меха твоего моим ступням щекотно станет. Уж лучше гребнем расчешу его и умащу восточным ароматом.
— Мне блеск твоих волос перекрывает солнце, когда я вижу как во сне тебя с улыбкой лёгкой на устах, мой свет в оконце.
— Лучинушка моя, мне свет не мил, цветы не радуют, вино не веселит. И даже близкие друзья не помогают, — они бессильны. Ты один развеять можешь грусть мою, печаль. Я жду, я жду, я ночи провожу в беспамятстве. Моя советчица-подружка тихо плачет. Клянёт тебя, — что с глупой взять!
— Прости её, и может Бог твой нас простит за то, что мы пренебрегли мгновеньем, принимая важное для нас решенье. Я был глупцом, я должен был забрать тебя с собою. Быть может, ты приедешь? Мама будет рада. А про меня и говорить не стоит.
— Ну почему ж не говорить! Уж говорить-то я горазда. Помнишь, милый?
— Ещё бы мне не помнить, радость, мне ль не знать.
— Мне б голос твой услышать, милый. Но боюсь, что разрыдаюсь как девчонка. И так уж прорыдала все платки, — не успевают сохнуть. А тут ещё одна беда…
— Что случилось?!…
— Я не хотела говорить, Амир мне не советовал.
— Я требую, — скажи.
— Потеря за потерей, — Баха умер. Скоропостижно, — рак.
— Боже мой!… А сыновья?
— Что сыновья! Их люди не оставят. Да и родни у них довольно. А вот жена его… Молю ко Господу, чтоб не пришлось такое пережить! Быть мертвецом среди живых… нет горше доли.
— Родная, милая жена моя, ну что со мной случится! Керим-ака сказал, что на роду мне предстоит в глубокой старости кончину встретить, в покое и любви.
— Дай Бог, дай Бог, я буду верить. Я верю. Правда! Я даже улыбаться начала. Какой ты умный у меня, любимый. Пойду Амирке фруктов подарю… Хотя какие фрукты! Только лишь варенье с джемом, — не сезон.
— Амир наш обойдётся, пусть его подружки кормят.
— Ой, подружка… Я в шоке. Ну почти что в шоке. Сестричка Лейлы, Герда.
— Что ты говоришь! Не может быть! Он старше раза в два.
— А вот, — судьба. Влюбилась с первой встречи. А он совсем уж голову сложил. Ну прям как ты. Но рада я, хоть и годится в дочки. Он будет на руках её носить и не обидит никогда.
— Это правда, верю. Уж как бы не ругал его, но уваженья моего он не растратил.
— Играют свадьбу через две недели.
— Как же так, дождаться бы могли, когда приеду.
— Не ругайся, милый, так им лучше. Не всем же тосковать в разлуке, не каждый выдержит такое.
— Права, любовь моя, погорячился, больше не сорвусь.
— Ты поругал бы хоть меня.
— Зачем?… за что?
— Я буду думать, как суров мой муж, но справедлив.
— Наверно к старости суровым буду. Сейчас я не могу, я не имею права. Мне мама помогает своим участием и пониманьем. А ты одна, и поделиться не с кем.
— С тобой делюсь, и сердце тает мягким воском, которым лепишь ты.
— Я сделал твой портрет. Кто видел — в восхищеньи. Стоит на полочке, где рядом Спас Нерукотворный, любимая икона мамы.
— Ты привезёшь мне показать?
— Хочу, чтоб ты приехала сама. Недолго уж осталось. Две недели. И мы с тобой. Навек. Лишь смерть нас разлучит, любовь моя. Я твой. Антон
Продолжение следует…
Весна
— Поклон мой низкий, свет мой, здравствуй!
— Любимая моя, я вновь с тобою, здравствуй! Мне каждый час за письменным столом короче кажется минут, что были мы с тобой.
— Мой почтальон опять мне весточку принёс, и сердце радостно трепещет. Когда же я увижу вновь тебя, любимый мой, единственный.
— Уже весна, и хоть не видно зелени пока, но воздух стал плотнее. Люди оживляются в предчувствии великих перемен, которые несёт с собой грядущая весна.
— Мы утопаем в зелени, долина зацвела. И аромат такой, что голова кружится как летним вечером, когда впервые ты меня поцеловал.
— Читаю эти строки, вновь перечитываю, и вновь, пытаюсь вспомнить взгляд твой нежный, и дом гостеприимный…
— Ты не гость, — хозяин в нём! И ключ к нему ты прячешь в сердце, которое я отдала тебе, мой дорогой.
— Что может быть дороже дара твоего! Твои прикосновенья к моему израненному сердцу.
— Спасибо, мой любимый, мой родной, мой северный орёл, мой снежный барс тянь-шаньский.
— Тигрёнком ласковым хотел бы лечь, где коврик был — там буду я.
— От меха твоего моим ступням щекотно станет. Уж лучше гребнем расчешу его и умащу восточным ароматом.
— Мне блеск твоих волос перекрывает солнце, когда я вижу как во сне тебя с улыбкой лёгкой на устах, мой свет в оконце.
— Лучинушка моя, мне свет не мил, цветы не радуют, вино не веселит. И даже близкие друзья не помогают, — они бессильны. Ты один развеять можешь грусть мою, печаль. Я жду, я жду, я ночи провожу в беспамятстве. Моя советчица-подружка тихо плачет. Клянёт тебя, — что с глупой взять!
— Прости её, и может Бог твой нас простит за то, что мы пренебрегли мгновеньем, принимая важное для нас решенье. Я был глупцом, я должен был забрать тебя с собою. Быть может, ты приедешь? Мама будет рада. А про меня и говорить не стоит.
— Ну почему ж не говорить! Уж говорить-то я горазда. Помнишь, милый?
— Ещё бы мне не помнить, радость, мне ль не знать.
— Мне б голос твой услышать, милый. Но боюсь, что разрыдаюсь как девчонка. И так уж прорыдала все платки, — не успевают сохнуть. А тут ещё одна беда…
— Что случилось?!…
— Я не хотела говорить, Амир мне не советовал.
— Я требую, — скажи.
— Потеря за потерей, — Баха умер. Скоропостижно, — рак.
— Боже мой!… А сыновья?
— Что сыновья! Их люди не оставят. Да и родни у них довольно. А вот жена его… Молю ко Господу, чтоб не пришлось такое пережить! Быть мертвецом среди живых… нет горше доли.
— Родная, милая жена моя, ну что со мной случится! Керим-ака сказал, что на роду мне предстоит в глубокой старости кончину встретить, в покое и любви.
— Дай Бог, дай Бог, я буду верить. Я верю. Правда! Я даже улыбаться начала. Какой ты умный у меня, любимый. Пойду Амирке фруктов подарю… Хотя какие фрукты! Только лишь варенье с джемом, — не сезон.
— Амир наш обойдётся, пусть его подружки кормят.
— Ой, подружка… Я в шоке. Ну почти что в шоке. Сестричка Лейлы, Герда.
— Что ты говоришь! Не может быть! Он старше раза в два.
— А вот, — судьба. Влюбилась с первой встречи. А он совсем уж голову сложил. Ну прям как ты. Но рада я, хоть и годится в дочки. Он будет на руках её носить и не обидит никогда.
— Это правда, верю. Уж как бы не ругал его, но уваженья моего он не растратил.
— Играют свадьбу через две недели.
— Как же так, дождаться бы могли, когда приеду.
— Не ругайся, милый, так им лучше. Не всем же тосковать в разлуке, не каждый выдержит такое.
— Права, любовь моя, погорячился, больше не сорвусь.
— Ты поругал бы хоть меня.
— Зачем?… за что?
— Я буду думать, как суров мой муж, но справедлив.
— Наверно к старости суровым буду. Сейчас я не могу, я не имею права. Мне мама помогает своим участием и пониманьем. А ты одна, и поделиться не с кем.
— С тобой делюсь, и сердце тает мягким воском, которым лепишь ты.
— Я сделал твой портрет. Кто видел — в восхищеньи. Стоит на полочке, где рядом Спас Нерукотворный, любимая икона мамы.
— Ты привезёшь мне показать?
— Хочу, чтоб ты приехала сама. Недолго уж осталось. Две недели. И мы с тобой. Навек. Лишь смерть нас разлучит, любовь моя. Я твой. Антон
Продолжение следует…
28.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
14 июня
— Товарищ капитан, сообщение от товарища майора.
— Ты меня ещё по имени–отчеству назови…
— Саныч, ну ты чё… от Герыча… Держи.
— …Та-ак, что нам папочка пишет… Папа написал, что по нам соскучился, предлагает встретиться. Число. Без подписи.
— Тащ капитан, ну какого числа-то!
— «Ва-аскре-есе-енье… радостный день…»
— Послезавтра что ли!... двадцать третьего?...
— Да, через девять дней. Значица так, Шарапов… Двадцать первого выдвигаемся. А теперь отдыхаем.
— Саныч, может, смотаемся в Ташкент? Сколько торчим, а города так и не видел.
— На коллег бы не наткнуться, нам они совсем не по делу.
— Думаешь, могут узнать? В прошлом году мы бледные были как поганки, да и прикид…
— А Лёха где?
— В магазин чимкентское пиво привезли…
— Чимкентское, говоришь?
— Ага, бутылочное.
— Вернёмся — попьём… Надо денег взять, хочу дочке что-нибудь привезти… А вот и Лёха…
22 июня
— Подъём, бойцы!... Харе дрыхнуть.
— Саныч, ну ё-моё…
— Вставай и Петьку буди, мне двоих не потянуть.
— Ла-адно…
— Не ладно, а есть, тащ капитан.
— Встаю уже… встал… Петя, не спи, замёрзнешь.
— Спасибо, Лёш, такая херня снилась…
— Я что ли?
— Иди ты…
— А кто? Не Саныч же!
— …Короче… Взяли меня в плен…
— Немцы что ли?
— Забыл уже… в общем, плохиши… И я, чтоб не выдавать секреты, раскусил ампулу с ядом.
— Саныч, слышал?... В нашем полку психов пополнение.
— …Да ну тебя…
— Саныч, а мы на чьей стороне, за хороших или за плохих?... Петька вон думает, что за хороших.
— И ты думай.
— Зачем?... Мне и так нормально.
— Что нормального… Может, завтра–послезавтра людей будешь убивать. Это нормально?
— Так ведь… да ну вас… У нас приказ, мы офицеры, обязаны его исполнять.
— А если преступный?
— Кто!
— Приказ преступный!
— А мне-то откуда знать!
— Вот и говорю, Лёша, думай…
— Дайте пожрать спокойно… думай… а я что делаю?...
— Эх, нам бы подальше, пока время есть…
— Ну так дёрнули по холодку, потом жарко будет.
— Герыч должен увидеть нас на месте, а там ему будет не до гляделок.
— Саныч, говно вопрос. Где удобная стоянка следующая?
— Да часа три, наверно, топать, не меньше.
— Так пошли, чего ждём! А я вернусь налегке, спальник только прихвачу. Герычу хватит.
— Молодец, Лёша… Петь, слышал?
— Слышал, слышал… Саныч, а Леший банку сгущёнки в одну харю сожрал… Скотина ты, Лёха, прожорливая скотина.
— Мне тащ капитан приказал думать, а мозгу для думанья нужна глюкоза.
— Вернёмся домой, я тя так глюкозой накачаю, на горшок неделю не сходишь.
— Ой, напуга-ал…
— Лёша, я не пугаю. Я тебя предупредил.
— …Не собачьтесь, успеете ещё…
23 июня
— Петя, напряглись…
— Так ведь Лёхи нет ещё!
— Лёха будет следом.
— Времени-то…
— Старлей, мы на чём приехали?
— А мы тут при чём… Ну, на машине.
— Вот и они на машинах приехали. Дело-то серьёзное, как Герыч говорит, силы надо беречь, так что Лысую, думаю, они уже прошли.
— …Не выходит у меня сон тот из головы… Саныч, вот смотри… Советские люди помогают советским людям, которые идут убивать других советских людей. Как это понимать?
— Старлей, послезавтра или в крайнем случае через три дня будем дома. Может, потом, а?... Тиш… идут… Раз… два… четыре… шесть… семь… Все. Комплект. Только бы Лёха не застрял.
— Я ему застряну!
— Что ты ему сделаешь…
— Ничего не буду делать… У меня кроме брата никого, нам друг без друга нельзя, пропадём.
— Петь, не пропадёте, если что — обращайся.
— Спасибо, Саныч, не забуду… Лёха… вижу Лёху…
24 июня, утро
— Лёха, смотри сюда… до двенадцати ноль–ноль они должны выйти на плато. Часа два им на отдых, а потом неугомонные наши попрут на перехват машины… три–четыре человека… Так?
— Ну так… и что?
— Пойдёшь за ними до плато, «Винторез» оставь.
— А если запалят?
— Значит, запалят… пойдём на контакт.
— От нихера се!... А чё сразу не пошли?
— Не твоя забота… И не моя, такой приказ.
— Ну блин… приказчики…
— На то, Лёха, и погоны, чтобы приказывать.
— Опять легавой работать…
— Ты у нас многожильный, справишься.
— А вы?
— Потихоньку следом, нам рюкзаки тащить.
— А, ну тогда согласен.
— Давай там… аккуратно как-нибудь… осталось немного.
— Ну, я пошёл.
— Ну, иди…
24 июня, 15:00
— …Бойцы, «В ружьё»!
— Что, уже?
— Машина прошла.
— Сколько у нас времени?
— Час… плюс… максимум двадцать минут и возвращаемся домой, за сгущёнкой.
— Достали со своей сгущёнкой…
— Знаешь, Лёш, когда я был зелёный как три рубля, пришлось однажды переть за клиентом восемьсот километров.
— Пешком что ли?
— На мотоцикле.
— Прилично. И что?
— А то, что клиент был на машине. Понял?
— Ух ты… я бы не смог.
— И знаешь, что мне помогало?... Всю дорогу пел песни и рассказывал сам себе стихи.
— Ну даёшь, Саныч… А при чём здесь сгущёнка?
— Думай про неё, с каждым часом ты к ней всё ближе… всё ближе и ближе…
— Не, Саныч, есть вещи повкусней сгущёнки… Лучше как ты… со стихами–песнями… Выдвигаюсь на позицию.
24 июня, 16:00
— Орлы, «Тревога»!
— Есть, «Тревога».
— Преследование отсекаем, на встречный не нарываемся и не реагируем.
— Есть, тащ капитан…
— Отбой связи…
«Как медленно тянется время…»
— Первый Памиру — «К бою», машина прошла, начали!...
— Первый, у меня тихо.
— …У меня тоже. Первый, что делаем?
— Ждём полторы минуты после взрыва и рвём заряды.
— Есть ждать полторы минуты после взрыва…
— Памиры, оба ко мне.
— …Ну что, Саныч, всё что ли?
— Всё, домой.
— В смысле, на базу?
— Доложимся, там видно будет. А пока двигаем на стоянку, с утреца да по холодку и потопаем… Петь, ты чего?
— Да зацепило, кажется…
— А чего молчишь?!
— Да… не хотел беспокоить.
— Куда? Покажи.
— В бочину… навылет…
— Дай глянуть… ну ты, кролик, везунчик…
— Ну да, везунчик, шкурку-то попортили.
— Откуда прилетело?
— Да шальная… рикошетом… Спасибо, тащ капитан.
— …Ну-ка подвигайся…
— …Саднит немного.
— Лёха, ты чего?
— Не переношу вида крови.
— Красна девица…
— …Да ладно тебе, Саныч… Командир, скоро сумерки, пора топать.
— Пора…
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
14 июня
— Товарищ капитан, сообщение от товарища майора.
— Ты меня ещё по имени–отчеству назови…
— Саныч, ну ты чё… от Герыча… Держи.
— …Та-ак, что нам папочка пишет… Папа написал, что по нам соскучился, предлагает встретиться. Число. Без подписи.
— Тащ капитан, ну какого числа-то!
— «Ва-аскре-есе-енье… радостный день…»
— Послезавтра что ли!... двадцать третьего?...
— Да, через девять дней. Значица так, Шарапов… Двадцать первого выдвигаемся. А теперь отдыхаем.
— Саныч, может, смотаемся в Ташкент? Сколько торчим, а города так и не видел.
— На коллег бы не наткнуться, нам они совсем не по делу.
— Думаешь, могут узнать? В прошлом году мы бледные были как поганки, да и прикид…
— А Лёха где?
— В магазин чимкентское пиво привезли…
— Чимкентское, говоришь?
— Ага, бутылочное.
— Вернёмся — попьём… Надо денег взять, хочу дочке что-нибудь привезти… А вот и Лёха…
22 июня
— Подъём, бойцы!... Харе дрыхнуть.
— Саныч, ну ё-моё…
— Вставай и Петьку буди, мне двоих не потянуть.
— Ла-адно…
— Не ладно, а есть, тащ капитан.
— Встаю уже… встал… Петя, не спи, замёрзнешь.
— Спасибо, Лёш, такая херня снилась…
— Я что ли?
— Иди ты…
— А кто? Не Саныч же!
— …Короче… Взяли меня в плен…
— Немцы что ли?
— Забыл уже… в общем, плохиши… И я, чтоб не выдавать секреты, раскусил ампулу с ядом.
— Саныч, слышал?... В нашем полку психов пополнение.
— …Да ну тебя…
— Саныч, а мы на чьей стороне, за хороших или за плохих?... Петька вон думает, что за хороших.
— И ты думай.
— Зачем?... Мне и так нормально.
— Что нормального… Может, завтра–послезавтра людей будешь убивать. Это нормально?
— Так ведь… да ну вас… У нас приказ, мы офицеры, обязаны его исполнять.
— А если преступный?
— Кто!
— Приказ преступный!
— А мне-то откуда знать!
— Вот и говорю, Лёша, думай…
— Дайте пожрать спокойно… думай… а я что делаю?...
— Эх, нам бы подальше, пока время есть…
— Ну так дёрнули по холодку, потом жарко будет.
— Герыч должен увидеть нас на месте, а там ему будет не до гляделок.
— Саныч, говно вопрос. Где удобная стоянка следующая?
— Да часа три, наверно, топать, не меньше.
— Так пошли, чего ждём! А я вернусь налегке, спальник только прихвачу. Герычу хватит.
— Молодец, Лёша… Петь, слышал?
— Слышал, слышал… Саныч, а Леший банку сгущёнки в одну харю сожрал… Скотина ты, Лёха, прожорливая скотина.
— Мне тащ капитан приказал думать, а мозгу для думанья нужна глюкоза.
— Вернёмся домой, я тя так глюкозой накачаю, на горшок неделю не сходишь.
— Ой, напуга-ал…
— Лёша, я не пугаю. Я тебя предупредил.
— …Не собачьтесь, успеете ещё…
23 июня
— Петя, напряглись…
— Так ведь Лёхи нет ещё!
— Лёха будет следом.
— Времени-то…
— Старлей, мы на чём приехали?
— А мы тут при чём… Ну, на машине.
— Вот и они на машинах приехали. Дело-то серьёзное, как Герыч говорит, силы надо беречь, так что Лысую, думаю, они уже прошли.
— …Не выходит у меня сон тот из головы… Саныч, вот смотри… Советские люди помогают советским людям, которые идут убивать других советских людей. Как это понимать?
— Старлей, послезавтра или в крайнем случае через три дня будем дома. Может, потом, а?... Тиш… идут… Раз… два… четыре… шесть… семь… Все. Комплект. Только бы Лёха не застрял.
— Я ему застряну!
— Что ты ему сделаешь…
— Ничего не буду делать… У меня кроме брата никого, нам друг без друга нельзя, пропадём.
— Петь, не пропадёте, если что — обращайся.
— Спасибо, Саныч, не забуду… Лёха… вижу Лёху…
24 июня, утро
— Лёха, смотри сюда… до двенадцати ноль–ноль они должны выйти на плато. Часа два им на отдых, а потом неугомонные наши попрут на перехват машины… три–четыре человека… Так?
— Ну так… и что?
— Пойдёшь за ними до плато, «Винторез» оставь.
— А если запалят?
— Значит, запалят… пойдём на контакт.
— От нихера се!... А чё сразу не пошли?
— Не твоя забота… И не моя, такой приказ.
— Ну блин… приказчики…
— На то, Лёха, и погоны, чтобы приказывать.
— Опять легавой работать…
— Ты у нас многожильный, справишься.
— А вы?
— Потихоньку следом, нам рюкзаки тащить.
— А, ну тогда согласен.
— Давай там… аккуратно как-нибудь… осталось немного.
— Ну, я пошёл.
— Ну, иди…
24 июня, 15:00
— …Бойцы, «В ружьё»!
— Что, уже?
— Машина прошла.
— Сколько у нас времени?
— Час… плюс… максимум двадцать минут и возвращаемся домой, за сгущёнкой.
— Достали со своей сгущёнкой…
— Знаешь, Лёш, когда я был зелёный как три рубля, пришлось однажды переть за клиентом восемьсот километров.
— Пешком что ли?
— На мотоцикле.
— Прилично. И что?
— А то, что клиент был на машине. Понял?
— Ух ты… я бы не смог.
— И знаешь, что мне помогало?... Всю дорогу пел песни и рассказывал сам себе стихи.
— Ну даёшь, Саныч… А при чём здесь сгущёнка?
— Думай про неё, с каждым часом ты к ней всё ближе… всё ближе и ближе…
— Не, Саныч, есть вещи повкусней сгущёнки… Лучше как ты… со стихами–песнями… Выдвигаюсь на позицию.
24 июня, 16:00
— Орлы, «Тревога»!
— Есть, «Тревога».
— Преследование отсекаем, на встречный не нарываемся и не реагируем.
— Есть, тащ капитан…
— Отбой связи…
«Как медленно тянется время…»
— Первый Памиру — «К бою», машина прошла, начали!...
— Первый, у меня тихо.
— …У меня тоже. Первый, что делаем?
— Ждём полторы минуты после взрыва и рвём заряды.
— Есть ждать полторы минуты после взрыва…
— Памиры, оба ко мне.
— …Ну что, Саныч, всё что ли?
— Всё, домой.
— В смысле, на базу?
— Доложимся, там видно будет. А пока двигаем на стоянку, с утреца да по холодку и потопаем… Петь, ты чего?
— Да зацепило, кажется…
— А чего молчишь?!
— Да… не хотел беспокоить.
— Куда? Покажи.
— В бочину… навылет…
— Дай глянуть… ну ты, кролик, везунчик…
— Ну да, везунчик, шкурку-то попортили.
— Откуда прилетело?
— Да шальная… рикошетом… Спасибо, тащ капитан.
— …Ну-ка подвигайся…
— …Саднит немного.
— Лёха, ты чего?
— Не переношу вида крови.
— Красна девица…
— …Да ладно тебе, Саныч… Командир, скоро сумерки, пора топать.
— Пора…
Продолжение следует…
Гарик О (154)