Про спасение на водах 11.
Про Мурку и хардкор (суровое), в двух частях.
Про Мурку.
Было начало лета 1991 года. Мы с институтским товарищем, пили пиво у него на даче. Друг обратил моё внимание на кошку, которая шла к нам, по забору из вертикального штакетника. Мы мгновенно поспорили, свалится или нет. Не свалилась. Дойдя до нас, она запрыгнула на стол. Уселась и изучив каждого, залезла ко мне на плечи. Мы её внимательно рассмотрели, кошка явно было хозяйская, ухоженная и сытая. Возраст около года.
Весь день она с нами тусовалась и не отходила ни на шаг. Вечером мы разъехались по домам и на даче не появлялись две недели. Когда вновь там оказались, кошка была на месте. Она отлично выглядела и мы решили, что ей просто интересно с нами находиться и поэтому домой она уходит, только в наше отсутствие. Так продолжалось всё лето и осень.
Наступили холода, возвращаться на дачу до весны, мы не планировали. Взяли кошку на руки и пошли по соседям. Никто её не признал, оказалась беспризорником.
Пришлось забрать к себе. Напрягало только одно. У меня была западно-сибирская лайка и я сомневался, что животины поладят. Однако обошлось.
Кошка оказалась со странностями. Она не боялась собак и не проявляла к ним агрессии. Не убегала и не шипела, выгибая спину, как её сородичи. Ещё одной её особенностью было то, что она не мяукала. Если кошке было нужно внимание, она просто касалась лапой. Так у меня появилась Мурка.
В 1995 я построил дом и начал обживаться. Одним из дел, было создание "погранзаставы", для охраны дома. Была куплена годовалая кавказская овчарка и два щенка ( немец и кавказ). С кавказухой Мурка подружилась мгновенно, над щенками взяла шефство. Когда дети подросли, они слушались её больше хозяина.
Появились лошади и козы, с ними она тоже нашла общий язык и частенько спала на спинах у кобыл. Ей сверху было удобно охотиться на крыс.
В 1997, впервые "принесла" котят. Мелких быстро пристроили, мама была отменным охотником и спрос превышал предложение. Может она и пыталась протестовать, но понять это было сложно, кошка не умела мяукать.
Больше она дома не рожала. Приводила выводок уже к холодам. Подростков пристроить, сложней , чем котят. Количество "Мурок" в доме стало увеличиваться.
22.07.2001. мы всей семьёй поехали купать лошадей. На озере нас застала гроза и нам пришлось её пережидать. Когда подъезжали к дому, увидели дым и беготню соседей. В электрический столб, с которого запитан наш дом, попала молния. По кабелю ушла внутрь и начался пожар. Я с парой соседей пытался потушить изнутри, но не удалось. После двух ходок с вёдрами, "поплыла" голова и нас жёны больше внутрь не пустили. "Евроремонт" оказывается очень токсичен. Всю скотину, собак и кошек успели эвакуировать и разместить по соседям. Не нашли только Мурку. На этот счёт мы не переживали, с мозгами у кошки было хорошо. Решили, что она успела выйти.
Пожарных не было больше часа и дом мы потеряли. Два верхних деревянных этажа "сдуло", первый каменный уцелел. Конюшни пострадали, но можно было востановить. Главное, что все остались живы и не пострадали. С деньгами было хорошо и я рассчитывал к зиме всё отстроить. Беда конечно, но не фатальная.
Следующий день мы проводили разбирая завалы и очищая площадку под новое строительство. Первый этаж был каменный и выгорел только частично. На кухне осталась нетронутой часть мебели, был газ и вода. Соседи и друзья навезли всякого, жизнь продолжалась. Мурка не появлялась. Мы начали беспокоиться.
Утром другого дня, у дома остановилась машина. Тогда приезжало много людей, в том числе и незнакомых. Привозили продукты, предлагали помощь. Я подумал, что это очередной неравнодушный и вышел поговорить. Человек сообщил, что просил у моей жены, подобрать ему щенка на день рождения дочки и подержать у себя до срока. И тут я вспомнил о двухмесячном ротвейлере, которого привезли накануне пожара. Мурка как обычно, взяла его под опеку и находилась при нём неотлучно.
В суматохе событий мы о нём просто забыли. Ну не было его в "списке". В голове ещё не улеглось, что он тоже наш, пусть и на пару дней. Я позвал жену и мы побежали в дом.
Всё оказалось просто и страшно. Отодвинув на кухне диван, мы нашли и щенка и Мурку. Они лежали крепко обнявшись и уже закоченели. Мурка до конца исполнила свой долг и не оставила подопечного. Видимо вытащить его сил не хватило. Щен был выбран со знанием дела, был крупным и костистым.
Сходили к соседям и по телефону договорились о другом щенке из этого помёта. Мужик уехал, а мы сели пить водку. Эмоции описывать нет смысла. Каждый встречался с горем.
За последующие 20 лет, через нас прошло огромное количество кошек. Многих нам подбрасывали, ещё больше подбирали сами. Стерилизовали и находили для них новых хозяев. Реинкарнации Мурки, среди получивших помощь, пока не встречали. Но мы ждём и надеемся.
P.S. Со временем, пришёл к убеждению. Призвание, оружие, машины и собак, мужики должны выбирать самостоятельно. Женщины и кошки должны приходить сами, т.е. это они нас выбирают. По ведомым, только им причинам. Утверждение конечно спорное и у всех это происходит по своему. Общепринятые в стране догматы, утверждают вообще противоположное. Но вот такое у меня сложилось понимание жизни.
Владимир.
02.12.2022.
Часть 2, про хардкор 05.12.2022.
02 декабря 2022
Остальные новые истории
Меняется каждый час по результатам голосованияВ Новостях репортаж о новой форме медицинского полиса. Мужик, какая-то шишка в системе страхования: "...полюсА...полюсА..." Понимаю, когда старая бабка или мужик "от сохи" называют полис полюсом, но когда это делает ТАКОЙ чел... Возникает вопрос: "Милай, ты ваще на своем месте?"
Первый виртуальный игровой тимуровец.
В магазине игр Стим обнаружен украинский пользователь, который нашел 604 игры, имеющих российское происхождение, либо сделанных в России.
Нет, он в них не играет, он их просит отложить в сторону и никогда не покупать.
Первый же комментарий: "А такого же деятеля на OnlyFans или Порнохабе никто случайно не знает?"
В магазине игр Стим обнаружен украинский пользователь, который нашел 604 игры, имеющих российское происхождение, либо сделанных в России.
Нет, он в них не играет, он их просит отложить в сторону и никогда не покупать.
Первый же комментарий: "А такого же деятеля на OnlyFans или Порнохабе никто случайно не знает?"
Почему солдаты чудят в армии? Они поставлены в жёсткие условия, смысла которых они не понимают. Из всех развлечений: зубрёжка уставов, хождение строем, наведение порядка на территории, изредка освоение военной специальности. Затруднён доступ к телевизору, смартфону, женщинам, алкоголю.
Властью, в данном случае, для них являются офицеры, а не президент, депутаты или чиновники.
В чём причина дедовщины? Солдаты хотят чувствовать себя людьми, поэтому придумывают альтернативную иерархию (спарослужащие vs новобоанцы), альтернативные знаки отличия (под каким углом носить фуражку или ремень). Они не могут противостоять приказам сержантов или офицеров, поэтому находят людей (духов), над которыми можно издеваться.
Это просто один из примеров конфронтации общества и индивидуума. На Западе конечно же тоже есть эта проблема, просто существуют методы и противовесы, позволяющие индивидууму влиять на ситуацию, донести своё мнение до общества, и это мнение будет учтено.
Властью, в данном случае, для них являются офицеры, а не президент, депутаты или чиновники.
В чём причина дедовщины? Солдаты хотят чувствовать себя людьми, поэтому придумывают альтернативную иерархию (спарослужащие vs новобоанцы), альтернативные знаки отличия (под каким углом носить фуражку или ремень). Они не могут противостоять приказам сержантов или офицеров, поэтому находят людей (духов), над которыми можно издеваться.
Это просто один из примеров конфронтации общества и индивидуума. На Западе конечно же тоже есть эта проблема, просто существуют методы и противовесы, позволяющие индивидууму влиять на ситуацию, донести своё мнение до общества, и это мнение будет учтено.
глава 3
Рисунок
Дойти до воды я не успел, получив неожиданный сильный шлепок по попе и будучи схвачен за ухо своей бабкой, которая подбежала сзади.
- Ах ты зараза такая! Я же говорила на речку не ходить! – раскричалась она, выворачивая мое ухо и нанося увесистые шлепки, - ах ты паршивец этакий! Какой черт тебя сюда понес?
Я даже не знал за что хвататься, и уху больно, вот-вот оторвется, и заднице несладко. Так и прыгал, то с визгом вцепляясь в бабкину руку, держащую мое ухо, то пытаясь прикрыть зад. И все это посреди пляжа, на виду у всех, под смешки наблюдающих.
- Да ладно Вам, хватит уже! – за меня вступился Бородатый, - чего малька лупить то, срамить только.
Тяжело дыша, бабка остановилась, выпрямилась и наконец отпустила мое ухо.
- Сама разберусь! – пригладив растрепавшиеся седые волосы, бросила он Бородатому и схватив меня за руку, потащила домой. Сзади раздался и тут же оборвался свист. Поспевая за бабкой, потирая горячее ухо, я обернулся и увидел, как Серый навешивает Удаву подзатыльник.
В доме на кухне бабка поставила меня голышом в большое железное корыто и, как совсем маленького, сама оттерла въевшуюся грязь мочалкой с горячей водой и мылом, заставив держать голову запрокинутой, что б остановить кровянку из носа. Она еще продолжала ругать меня, но уже тихо, без крика, иногда переходя на шепот.
- Ну что, что ты там забыл? Одному нельзя, ты же знаешь! Какого хрена?
- Я плавать учился, - гнусавил я, зажав нос.
- Ты думаешь вообще, чего делаешь? Что у тебя в голове?
- Серое вещество, мозги, - ответил я ее же словами (она сама меня так учила!)
- Вот именно, серое вещество, а не мозги! Горе ты мое луковое!- она наяривала меня мочалкой, - Кто тебя так, с кем подрался?
- С Удавом, он обзывался, - я не врал бабке никогда.
- Господи, ну за что мне это? Какой еще удав? Тьфу на тебя! Прости Господи, спаси и сохрани!
Затем она обтерла меня полотенцем, одела на меня чистую майку и, навесив дополнительный звонкий шлепок отправила «на ковер».
Отправиться «на ковер» означало быть своеобразно наказанным.
Этот способ наказания бабка наверно придумала сама, поскольку я его нигде и никогда больше не встречал.
Суть была в том, что какое-то время, определяемое бабкой, я должен был находиться на большом, почти во всю комнату, ковре, не имея права сойти с него. При этом на мне могли быть одеты майка или рубашка, носки, но не трусы.
Сколько себя помню, с самых первых осознанных воспоминаний, этот красный ворсистый ковер был неотрывной частью всех интерьеров, в которых мы с ней жили. Делать на нем позволялось все, что угодно - играть, рисовать, прыгать, хоть на голове стоять – пожалуйста! Но не реветь, не орать, и самое главное не сходить с ковра ни на шаг – за это неизбежно следовало несколько ощутимых шлепков.
Оставляя меня на ковре, сама бабка могла заниматься своими домашними делами, при этом иногда проверяя где я, или просто сидела на диване, наблюдая за мной, или даже участвуя в моих детских играх. Я подозреваю, что у бабки были какие-то наклонности в этом отношении, поскольку это наказание применялось ко мне довольно часто, но исключительно только в то время, когда дома больше никого не было.
Рассказать об этом кому-либо мне и в голову не приходило, наоборот, бабка грозилась рассказать об этом же и родителям, и знакомым, и вообще всем, если я уж совсем разбаловывался и не слушался. Поскольку первые девять лет своей жизни я провел под ее присмотром, (за исключением одного года у родителей, когда умер дед, и пока бабка не вышла замуж во второй раз), я привык иногда бывать «на ковре», и относился к этому без какого-либо стеснения, воспринимая это, как легкое наказание.
Отец наказывал гораздо жестче, ставя меня в угол хоть и одетым, но не стесняясь ни своих, ни моих присутствовавших при этом друзей. Вот это было позорно.
Где-то лет в одиннадцать я категорически отказался встать в угол и имел с Отцом первый настоящий мужской разговор. Он замахнулся было на меня, но я предупредительно поднял табурет, давая понять, что буду защищаться.
- Ты что?! Руку поднимаешь? На кого?! – страшно, как-то утробно и медленно произнес Батя, все же опуская занесенную ладонь.
«Да пойми ты! Не унижай меня, лучше ударь, но не унижай!» - кричал я ему молча, глядя прямо в глаза. Табурет с грохотом упал на пол. «На! Бей! Только в угол я не встану!», я поднял к нему свое лицо. Мы молча стояли друг против друга, уперевшись взглядами. На шум вошла Мама. Тут же оценив обстановку она встала между нами.
- Только без рукоприкладства! – строго объявила она Отцу, отталкивая меня к дверям, - Спокойно! Этого в нашем доме еще не хватало! – она поставила табурет на место, - Марш к себе! – это уже относилось ко мне, - Уроки сегодня сама проверю!
После разговора с Мамой, Батя тогда сдался и не нашел ничего другого, как запретить мне смотреть телевизор и гулять в течение двух дней.
Я одержал победу, и дал Отцу (сознательно!) сохранить его авторитет надо мной, изменив способ наказания. А той же ночью, у себя в комнате я тихо плакал в подушку, жалея его. Ведь все могло произойти по другому, мирно, только пойми он меня!
- А теперь на ковер! Живо, и что б я тебя не слышала! – скомандовала бабка, и звонко шлепнула меня по попе вдогонку.
Я убежал в большую комнату на втором этаже, служившую гостиной, на этот самый ковер. Бабка не забыла прихватить его из города, переезжая сюда, к новому деду.
Да и не в нем, ковре, было дело, тогда я уже понимал, что мне просто нельзя выходить из комнаты. Побродив по ковру, я начал прокручивать в башке последние события. Помывка, пляж, драка, Бородатый, Небо, Река и … Лодка! Конечно было обидно, что все вот так получилось. Еще дед придет со своим прутом, об этом даже думать не хотелось.
Машинально я взял с этажерки тетрадь и карандаши, и уселся за стол. Открыв тетрадь на чистом листе, я задумчиво нарисовал загогулину, положив голову на бок.
«А все-таки здорово, что я не утонул», - подумалось мне, и я провел черту над загогулиной. Тут я увидел, что эта черта – это тот берег реки, а загогулина это часть острова перед ним. Я встал со стула и дорисовал наш берег, мостки на нем и лодку. Затем себя, гордо стоящего на заветном пятачке, с флагом в руке (чтоб дед видел), потом самого деда у сарая и Удава, стоящего на мостках и завидующего мне. Его я нарисовал оранжевым карандашом, пометив синим глаза и плавки, добавив черный фингал под глазом. Потом в углу появился черный железный решетчатый ящик – там должен сидеть петух. Затем ехидно ухмыляясь, я решил снять плавки с Удава (чтоб все видели!) Зачирикать синий цвет оранжевым получилось плохо, но я-то знал, что он голый. Оранжевый карандаш сломался, но свой флаг в руке я превратил в синие плавки Удава. Я добавил пляжников, показывающих на Удава руками и прут в руке деда. Получилось замечательно. Даже зеленый Бородатый в своей зеленой резинке смеялся над Удавом, называя его шибздиком.
Раздумывая, что бы еще добавить, я услышал тяжелые шаги деда на лестнице. Быстро оглянувшись, я спрятался под столом, укрывшись за свисающей скатертью.
Одно дело бабка, ну положит к себе на колени, ну отшлепает, посмеиваясь и щекоча, это привычно, да и не больно совсем, но совсем другое дед - быть опять отхлестанным прутом я совсем не хотел. Из-под полога скатерти я видел ноги деда, который походил по гостиной, заглянул в мою комнатку, вернулся, постоял возле стола, постукивая пальцами по столешнице, и, раскашлявшись, вышел обратно на лестницу.
- Где малек? – я услышал, как он где-то внизу громко обратился к бабке.
- А, на улице где-то болтается. А чего тебе от него?
- Да так просто, не вижу его, вот и спрашиваю. Если что, я в сарае, скажи ему, если искать будет, - с этими словами он вышел.
Бабка торопливо поднялась ко мне.
- На, оденься, - она кинула мне трусы и шорты, - тебя там дед ищет, в сарай пошел.
Я оделся, но идти в сарай совсем не спешил. Если уж бабке кто-то успел сказать, что произошло, то деду доложили точно.
Я собрался было вернуться к рисунку, как улицы раздался свист.
Мое окно выходило в обратную от двора сторону, под ним был разбит чахлый цветник, окаймленный тропинкой вокруг дома, за которой плотной с человеческий рост стеной стоял кустарник, отгораживающий наши владения от соседских.
Я выглянул в окно и увидел Серого, Удава и того паренька с ними, разглядывающих окна нашего дома. Они увидели меня и приветственно помахали руками. Я раскрыл окно.
- Как ты там? – подойдя ближе, спросил Серый.
- Нормально – ответил я, разглядывая сверху фингал под глазом Удава.
- Слушай, тебя там дед ищет.
- Знаю
- Нас просил поискать. Выйдешь?
- Выйду, - со вздохом ответил я, понимая, что теперь никуда не деться.
Рисунок
Дойти до воды я не успел, получив неожиданный сильный шлепок по попе и будучи схвачен за ухо своей бабкой, которая подбежала сзади.
- Ах ты зараза такая! Я же говорила на речку не ходить! – раскричалась она, выворачивая мое ухо и нанося увесистые шлепки, - ах ты паршивец этакий! Какой черт тебя сюда понес?
Я даже не знал за что хвататься, и уху больно, вот-вот оторвется, и заднице несладко. Так и прыгал, то с визгом вцепляясь в бабкину руку, держащую мое ухо, то пытаясь прикрыть зад. И все это посреди пляжа, на виду у всех, под смешки наблюдающих.
- Да ладно Вам, хватит уже! – за меня вступился Бородатый, - чего малька лупить то, срамить только.
Тяжело дыша, бабка остановилась, выпрямилась и наконец отпустила мое ухо.
- Сама разберусь! – пригладив растрепавшиеся седые волосы, бросила он Бородатому и схватив меня за руку, потащила домой. Сзади раздался и тут же оборвался свист. Поспевая за бабкой, потирая горячее ухо, я обернулся и увидел, как Серый навешивает Удаву подзатыльник.
В доме на кухне бабка поставила меня голышом в большое железное корыто и, как совсем маленького, сама оттерла въевшуюся грязь мочалкой с горячей водой и мылом, заставив держать голову запрокинутой, что б остановить кровянку из носа. Она еще продолжала ругать меня, но уже тихо, без крика, иногда переходя на шепот.
- Ну что, что ты там забыл? Одному нельзя, ты же знаешь! Какого хрена?
- Я плавать учился, - гнусавил я, зажав нос.
- Ты думаешь вообще, чего делаешь? Что у тебя в голове?
- Серое вещество, мозги, - ответил я ее же словами (она сама меня так учила!)
- Вот именно, серое вещество, а не мозги! Горе ты мое луковое!- она наяривала меня мочалкой, - Кто тебя так, с кем подрался?
- С Удавом, он обзывался, - я не врал бабке никогда.
- Господи, ну за что мне это? Какой еще удав? Тьфу на тебя! Прости Господи, спаси и сохрани!
Затем она обтерла меня полотенцем, одела на меня чистую майку и, навесив дополнительный звонкий шлепок отправила «на ковер».
Отправиться «на ковер» означало быть своеобразно наказанным.
Этот способ наказания бабка наверно придумала сама, поскольку я его нигде и никогда больше не встречал.
Суть была в том, что какое-то время, определяемое бабкой, я должен был находиться на большом, почти во всю комнату, ковре, не имея права сойти с него. При этом на мне могли быть одеты майка или рубашка, носки, но не трусы.
Сколько себя помню, с самых первых осознанных воспоминаний, этот красный ворсистый ковер был неотрывной частью всех интерьеров, в которых мы с ней жили. Делать на нем позволялось все, что угодно - играть, рисовать, прыгать, хоть на голове стоять – пожалуйста! Но не реветь, не орать, и самое главное не сходить с ковра ни на шаг – за это неизбежно следовало несколько ощутимых шлепков.
Оставляя меня на ковре, сама бабка могла заниматься своими домашними делами, при этом иногда проверяя где я, или просто сидела на диване, наблюдая за мной, или даже участвуя в моих детских играх. Я подозреваю, что у бабки были какие-то наклонности в этом отношении, поскольку это наказание применялось ко мне довольно часто, но исключительно только в то время, когда дома больше никого не было.
Рассказать об этом кому-либо мне и в голову не приходило, наоборот, бабка грозилась рассказать об этом же и родителям, и знакомым, и вообще всем, если я уж совсем разбаловывался и не слушался. Поскольку первые девять лет своей жизни я провел под ее присмотром, (за исключением одного года у родителей, когда умер дед, и пока бабка не вышла замуж во второй раз), я привык иногда бывать «на ковре», и относился к этому без какого-либо стеснения, воспринимая это, как легкое наказание.
Отец наказывал гораздо жестче, ставя меня в угол хоть и одетым, но не стесняясь ни своих, ни моих присутствовавших при этом друзей. Вот это было позорно.
Где-то лет в одиннадцать я категорически отказался встать в угол и имел с Отцом первый настоящий мужской разговор. Он замахнулся было на меня, но я предупредительно поднял табурет, давая понять, что буду защищаться.
- Ты что?! Руку поднимаешь? На кого?! – страшно, как-то утробно и медленно произнес Батя, все же опуская занесенную ладонь.
«Да пойми ты! Не унижай меня, лучше ударь, но не унижай!» - кричал я ему молча, глядя прямо в глаза. Табурет с грохотом упал на пол. «На! Бей! Только в угол я не встану!», я поднял к нему свое лицо. Мы молча стояли друг против друга, уперевшись взглядами. На шум вошла Мама. Тут же оценив обстановку она встала между нами.
- Только без рукоприкладства! – строго объявила она Отцу, отталкивая меня к дверям, - Спокойно! Этого в нашем доме еще не хватало! – она поставила табурет на место, - Марш к себе! – это уже относилось ко мне, - Уроки сегодня сама проверю!
После разговора с Мамой, Батя тогда сдался и не нашел ничего другого, как запретить мне смотреть телевизор и гулять в течение двух дней.
Я одержал победу, и дал Отцу (сознательно!) сохранить его авторитет надо мной, изменив способ наказания. А той же ночью, у себя в комнате я тихо плакал в подушку, жалея его. Ведь все могло произойти по другому, мирно, только пойми он меня!
- А теперь на ковер! Живо, и что б я тебя не слышала! – скомандовала бабка, и звонко шлепнула меня по попе вдогонку.
Я убежал в большую комнату на втором этаже, служившую гостиной, на этот самый ковер. Бабка не забыла прихватить его из города, переезжая сюда, к новому деду.
Да и не в нем, ковре, было дело, тогда я уже понимал, что мне просто нельзя выходить из комнаты. Побродив по ковру, я начал прокручивать в башке последние события. Помывка, пляж, драка, Бородатый, Небо, Река и … Лодка! Конечно было обидно, что все вот так получилось. Еще дед придет со своим прутом, об этом даже думать не хотелось.
Машинально я взял с этажерки тетрадь и карандаши, и уселся за стол. Открыв тетрадь на чистом листе, я задумчиво нарисовал загогулину, положив голову на бок.
«А все-таки здорово, что я не утонул», - подумалось мне, и я провел черту над загогулиной. Тут я увидел, что эта черта – это тот берег реки, а загогулина это часть острова перед ним. Я встал со стула и дорисовал наш берег, мостки на нем и лодку. Затем себя, гордо стоящего на заветном пятачке, с флагом в руке (чтоб дед видел), потом самого деда у сарая и Удава, стоящего на мостках и завидующего мне. Его я нарисовал оранжевым карандашом, пометив синим глаза и плавки, добавив черный фингал под глазом. Потом в углу появился черный железный решетчатый ящик – там должен сидеть петух. Затем ехидно ухмыляясь, я решил снять плавки с Удава (чтоб все видели!) Зачирикать синий цвет оранжевым получилось плохо, но я-то знал, что он голый. Оранжевый карандаш сломался, но свой флаг в руке я превратил в синие плавки Удава. Я добавил пляжников, показывающих на Удава руками и прут в руке деда. Получилось замечательно. Даже зеленый Бородатый в своей зеленой резинке смеялся над Удавом, называя его шибздиком.
Раздумывая, что бы еще добавить, я услышал тяжелые шаги деда на лестнице. Быстро оглянувшись, я спрятался под столом, укрывшись за свисающей скатертью.
Одно дело бабка, ну положит к себе на колени, ну отшлепает, посмеиваясь и щекоча, это привычно, да и не больно совсем, но совсем другое дед - быть опять отхлестанным прутом я совсем не хотел. Из-под полога скатерти я видел ноги деда, который походил по гостиной, заглянул в мою комнатку, вернулся, постоял возле стола, постукивая пальцами по столешнице, и, раскашлявшись, вышел обратно на лестницу.
- Где малек? – я услышал, как он где-то внизу громко обратился к бабке.
- А, на улице где-то болтается. А чего тебе от него?
- Да так просто, не вижу его, вот и спрашиваю. Если что, я в сарае, скажи ему, если искать будет, - с этими словами он вышел.
Бабка торопливо поднялась ко мне.
- На, оденься, - она кинула мне трусы и шорты, - тебя там дед ищет, в сарай пошел.
Я оделся, но идти в сарай совсем не спешил. Если уж бабке кто-то успел сказать, что произошло, то деду доложили точно.
Я собрался было вернуться к рисунку, как улицы раздался свист.
Мое окно выходило в обратную от двора сторону, под ним был разбит чахлый цветник, окаймленный тропинкой вокруг дома, за которой плотной с человеческий рост стеной стоял кустарник, отгораживающий наши владения от соседских.
Я выглянул в окно и увидел Серого, Удава и того паренька с ними, разглядывающих окна нашего дома. Они увидели меня и приветственно помахали руками. Я раскрыл окно.
- Как ты там? – подойдя ближе, спросил Серый.
- Нормально – ответил я, разглядывая сверху фингал под глазом Удава.
- Слушай, тебя там дед ищет.
- Знаю
- Нас просил поискать. Выйдешь?
- Выйду, - со вздохом ответил я, понимая, что теперь никуда не деться.
Анти фейки
Как всё-таки меняется время! Когда в начале 1990-х новый учитель физики спросил у нас: «А что это за 'фуск' написан на всех стенах?» [да ещё и написал его мелом на школьной доске], то весь класс краснел и стеснялся его произнести так, как его было принято произносить тогда — жёстко и в плохих компаниях.
А сейчас переделали его в «фейк» и звучит это уже отовсюду, хоть с первых каналов телевидения.
Вот как в потоке новостей нормальный человек может понять фальшивка это или нет:
НОВОСТЬ 1. Россия, Украина и Германия договариваются о строительстве щкол Славяно-Германской дружбы, в которых будет усиленно преподаваться немецкий язык и немецкая культура. Пилотным регионом предлагается донецкая Горловка. Все стороны сошлись на том, что парты должны быть исключительно не парные, а одинарные, чтобы дети учились мыслить самостоятельно. И внимание самое интересное: самым сложным вопросом для сторон является проблема выбора цвета фасадов. Так одна из сторон настаивает на окраске фасадов в цвета радуги, вторая сторона предпочитает персонажей немецкого фольклора, третья сторона планирует выработать решение по этому ключевому вопросу на уровне министерства иностранных дел и пока что склоняется к розовому цвету.
Целый час думал — так и не смог понять: какая сторона за какое оформление фасадов?
НОВОСТЬ 2. По одному из ведущих каналов телевидения Германии планируют начать показывать российский сериал «Воронины» в современной компьютерной озвучке [это когда тональность и интонация актёра-оригинала сохранены, но всё уже произносится на языке зрителя]. Рабочая версия фильма в немецком переводе: «Галя, жрать!», но на момент выхода фильма рассматривается ещё и название: «Поставь Галочку на место!»
НОВОСТЬ 3. На центральных каналах телевидения России планируют показать подборку творчества [фильмы, КВНы] действующего Президента Украины.
КАК!? Как отличить правду от лжи?
Как всё-таки меняется время! Когда в начале 1990-х новый учитель физики спросил у нас: «А что это за 'фуск' написан на всех стенах?» [да ещё и написал его мелом на школьной доске], то весь класс краснел и стеснялся его произнести так, как его было принято произносить тогда — жёстко и в плохих компаниях.
А сейчас переделали его в «фейк» и звучит это уже отовсюду, хоть с первых каналов телевидения.
Вот как в потоке новостей нормальный человек может понять фальшивка это или нет:
НОВОСТЬ 1. Россия, Украина и Германия договариваются о строительстве щкол Славяно-Германской дружбы, в которых будет усиленно преподаваться немецкий язык и немецкая культура. Пилотным регионом предлагается донецкая Горловка. Все стороны сошлись на том, что парты должны быть исключительно не парные, а одинарные, чтобы дети учились мыслить самостоятельно. И внимание самое интересное: самым сложным вопросом для сторон является проблема выбора цвета фасадов. Так одна из сторон настаивает на окраске фасадов в цвета радуги, вторая сторона предпочитает персонажей немецкого фольклора, третья сторона планирует выработать решение по этому ключевому вопросу на уровне министерства иностранных дел и пока что склоняется к розовому цвету.
Целый час думал — так и не смог понять: какая сторона за какое оформление фасадов?
НОВОСТЬ 2. По одному из ведущих каналов телевидения Германии планируют начать показывать российский сериал «Воронины» в современной компьютерной озвучке [это когда тональность и интонация актёра-оригинала сохранены, но всё уже произносится на языке зрителя]. Рабочая версия фильма в немецком переводе: «Галя, жрать!», но на момент выхода фильма рассматривается ещё и название: «Поставь Галочку на место!»
НОВОСТЬ 3. На центральных каналах телевидения России планируют показать подборку творчества [фильмы, КВНы] действующего Президента Украины.
КАК!? Как отличить правду от лжи?
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Над озером туман
— Антон, к тебе пришли!
— Кто ко мне… О Боже, Зира!
— Да. И мужа привела.
— Сейчас… сейчас… Я даже умыться не успел.
— …Проходите, он быстро.
— Здравствуйте, рад вас видеть. Зира, как ты?…
— Тошик, у меня нет слов… Просто нет. Поговорите с Серхатом, а я займу Эрни полезным делом.
— …Тошик…
— Почему вы называете меня Тошиком!
— На турецкий манер, если не возражаешь.
— В общем-то нет.
— У нас такого имени нет, но если Зира мне родит сына, — будет.
— Ну, это как-то… Даже неудобно.
— Это мне должно быть неудобно, что решил без твоего согласия.
— Согласия на что?
— Назвать сына в твою честь.
— Да ладно тебе, что я такого сделал!
— Не знаю, — кто тебя в этот мир послал и зачем. Может у тебя все руки в крови, может Бог отступился от тебя. Но ты вернул мне жену. Я твой должник, и хочу, чтобы ты это знал.
— Да… ничего особенного.
— Скажу как мужчина мужчине — если любишь, то поймёшь. Я попал в рай при жизни. Она стала такой, какой была десять лет назад.
— Что же в ней было!
— Что в людях сейчас! Я хожу по улицам — и не вижу глаз. Я вижу контактные линзы, которыми они отражают мир. И это страшно! Невозможно достучаться ни до одной живой души. Да можно ли души назвать живыми, если они задыхаются под этими линзами!…
— Серхат, ты прям поэт…
— Да, я пишу стихи. Зира не говорила? Пока только на арабском. Для меня он второй родной… Или третий — всё время путаю. Я родился и вырос в Ленинграде. Когда-нибудь начну писать и на русском, обязательно.
— Неужели так быстро почувствовал изменения?
— А ты! Ты должен был увидеть, что вчера пришла одна женщина, а сегодня другая.
— Да, почувствовал. Просто… думал, — мне показалось.
— Тебе знаком Коран, ислам?
— Немного… Я интересовался вашей культурой.
— Ты верующий?
— Сегодня предстоит крещение в православной церкви.
— Это хорошо. Человек без веры не человек.
— …В целом, я так понимаю, результат удовлетворительный. Но Зира должна прийти ещё раз. Я должен убедиться, что всё хорошо.
— Как скажешь, брат.
— Брат?… Бодрит, однако… Серхат, а как вы назовёте ребёнка, если родится дочка?
— Пока не знаю. Хочу дочку, пусть в доме будет две Зиры — большая и маленькая. А жена хочет сына.
— Кто бы ни был — это будет ваш ребёнок… Зира–маленькая… Забавно.
— Назови ты.
— Серхат! Что ты!… Я же не…
— Тошик, мы давно не переживали такой радости… Прошу!
— …Мне… Хорошо! Дай слово, что никто об этом не узнает.
— Клянусь Аллахом!
— Скажите ей… что её зовут… София.
— Эрни, я побежал. Следующая электричка через час, хочу успеть до окончания службы.
— Ну, до встречи. Рад был, честное слово.
— А вино!… М-м…
— Антон, подожди… Возьми.
— Триста рублей?!… За что!…
— Зира передала.
— Они с ума сошли!… Нет, я не могу это взять.
— Стоп–стоп–стоп!… Я тем более. Представь себе их лица, когда я буду возвращать деньги. Представил?… Бери, не разбогатеешь.
— Да уж… Тогда… Я знаю, как их истратить. Куплю кольца Марине и себе, прямо сегодня.
— Хорошее дело… Появишься в городе — звони или сразу в магазин.
— Обещаю.
— До встречи.
— Пока… Да, Эрни… вот ещё что…
— На Сестрорецк?
— На Белоостров.
— Еле успел… Свободно?
— Ради Бога.
— …Чудесная погода, правда? Давно такой осени не было.
— Не возражаю.
— Не возражаете против моих слов или погоды?
— И то, и другое… Мне сегодня вообще возражать не хочется.
— Приятно слышать… Редкое качество по нынешним временам.
— Что же в нём такого особенного!
— Не особенное, если я Вас правильно понял, — редкое. Сейчас возражателей развелось столько, что приходится удивляться, — как мы до сих пор живы.
— Не вижу связи.
— Связь простая. Представьте, как рабочий на заводе начнёт возражать против технологической карты, или военный — против приказа командира. Представили?… То-то…
— А вы по какой части, если не секрет?
— Я-то? Да так. Я, можно сказать, специалист широкого профиля. Как Вы, например.
— Быстро Вы делаете выводы. Не слишком ли поспешно?
— О нет! У Вас на лбу написано два высших образования, причём из разных областей. И умные внимательные глаза, которые Вы неумело прячете.
— Поторопились Вы, однако. Образование у меня самое среднее. А ум… Давно, знаете ли, живу, — много знаю.
— Не скажите, коллега! Знавал многих стариков с умом детей потомственных алкоголиков. Это не скрыть, как не пытайтесь.
— Коллега?
— Мне так думается.
— В чём же наша… э-э… коллегиальность!
— Как Вам сказать… Я своего рода доброжелатель.
— Хотите вина?
— Сегодня, увы, мне нужен трезвый ум. Доброжелательность иногда накладывает некоторые ограничения. Вам знакомо это слово?
— Что-то припоминаю.
— Шутить изволите, — прекрасно… Хотелось бы Вас поздравить, коллега…
— Опять?
— Не обессудьте… Так вот… Но заранее как-то не принято.
— О чём Вы?
— О церкви в Лисьем Носу.
— Откуда Вы знаете!
— Я про Вас много чего знаю… коллега. Вы ведь… доброжелатель?… О чём Вы задумались?… о чём Вы задумались…
— …Эрни, у тебя есть что-нибудь из артекаинового ряда ?
— Зуб заболел?
— Фурункул вскочил под коленкой. Болит, зараза. Надо попробовать выдавить.
— Сейчас… поищу… Нету, только лидокаин .
— Пойдёт, всё не по живому.
— Помочь?
— Желательно, одному не справиться. Только поаккуратней… Быстро-то как! Вчера даже намёка не было.
— Может укусил кто… Посмотри, зубы не отпечатались?
— Разве что Виталик.
— …Антон…
— Что?
— Зубы…
— Шутишь!
— Посмотри сам.
— Та-ак… Эрни, ты прочитал много разных книжек. Что-нибудь подобное встречалось?
— Ты первый.
— Спасибо, утешил. Что будем делать?
— Противостолбнячную сыворотку… в смысле — от бешенства, прививку.
— Давай перекисью обработаем. Мало ли…
— Мигом!… Ногу поверни… Всё чисто… Так что насчёт бешенства?
— О чём ты говоришь! Что я, — по ночам бегаю наперегонки с волками? Включи мозг!
— Тогда что?
— Ну и какой толк с твоих книжек? Только глаза посадил.
— След не свежий. Уже пошла синева.
— Конечно! Проколов не видно, только отпечатки остались. Образовалась гематома.
— Давай кровь стравим.
— Да брось ты, поздно уже, бодягой обойдусь… Идея! Пятаки есть? Штучки три–четыре.
— Зачем?
— Приложу, бинтом замотаю, — через пару дней опухоли не будет.
— Не вопрос… Держи.
— …Не пойдёт.
— Почему?
— Отваливаются.
— И что?
— Если помогают, то приклеиваются к больному участку. Это что-то другое.
— При ходьбе мешает сильно?
— Терпимо. Какие наши действия?
— Не ко мне.
— И я не знаю. Значит, ничего делать и не будем. Посмотрю, что будет дальше… Виталику ни слова.
— …О чём Вы задумались?
— Где мы с Вами встречались? Я не припоминаю.
— Может в филармонии на концерте Пеллегрини , или в Театре Эстрады девятого числа.
— И это знаете!
— …Или в Апраксином переулке.
— Так, понятно… Кто Вас послал, — Прохоров или Пиотровская?
— О, Ольге Владимировне до Вас дела нет! Она уже и забыла о Вашем существовании.
— Значит, — эти…
— Не совсем так. Я же говорил, — я доброжелатель. А это значит, что я сам по себе.
— Что Вы хотите?
— Ничего. Я хочу Вас предостеречь.
— Надо же! Отчего, если позволите?…
— От опрометчивых поступков. Не всем нравится то, что Вы делаете. В том числе Ваши сестрорецкие лекции.
— Я поступаю так, как считаю нужным.
— Полностью с Вами согласен. Но кое-кто хочет, чтобы Вы начали поступать так, как нужно им. Понимаете?
— Этого от меня трудно дождаться, ещё трудней добиться.
— Трудно не означает невозможно… Ну что ж, прощайте, коллега, моё время истекло.
— Вы не до Сестрорецка?
— Нет, что Вы! Я только до Вас и обратно. Приятно было побеседовать… Вам пора.
— Молодой человек… молодой человек!…
— Что!…
— Подъезжаем к Лисьему Носу.
— Уже?… Спасибо.
— Не за что.
— Марина…
— Что с тобой!
— Потом… Морковка дома?
— Лепит… Антон, она глиной стол весь извазюкала! Надо что-то делать.
— Сделаем, не волнуйся. Я приготовил специальную досточку для лепки. Научу, как за ней ухаживать.
— Она будет?
— Почему нет! Это несложно и довольно-таки приятно… Вы давно обедали?
— Только что. Поешь?
— Не хочу. Попьем чая перед прогулкой?
— Какой прогулкой!
— Так! Все на чаепитие с пирожными перед прогулкой у озера! Морковке мыть руки! Маме тоже.
— …Тоша, а тебе? Ты же с улицы пришёл!
— А я их не пачкал!… Иди ко мне, моя радость… Как ты?
— Теперь хорошо. Лучше и быть не может.
— Обними меня… Крепче можешь?
— Я тебя задушу-у…
— А я не боюсь… Давай бегом руки мыть, и за стол. Сегодня у нас будет какой-нибудь праздник.
— Какой-нибудь?
— Я ещё не придумал. Ты хочешь праздник?
— А мама?
— И для мамы сделаем праздник.
— Я побежала!
— Тош, смотри, какие красивые!
— Это кленовые. В наших краях они редко желтеют до такого состояния. Вот в Сибири это не редкость.
— А Сибирь далеко?
— Очень далеко. Если идти пешком, это целых тысячу часов! Больше трёх месяцев каждый день по десять часов!
— Далеко… А это?
— Это берёзка листочки сбросила свои… А вот осина. Похож на берёзовый, только зубчики другие. Видишь?
— Покажи дубовые!
— Сейчас… Где-то тут у нас был дуб… Марин, не теряй нас!
— Сами не потеряйтесь.
— Полюшко, смотри, тут жёлуди есть!
— Где!
— Да как много! Некоторые даже шляпки не потеряли.
— Тош, можно?
— Что?
— Взять.
— Домой?
— Ага.
— Бери! Только не разбрасывай, где попало, а то нам от мамы влетит.
— Я сейчас…
— Аккуратней, могут поломаться…
— Тоша, больше не влезает!
— Не жадничай, тебе хватит… Пробегись немного, я пока с мамой.
— Хорошо.
— Что на тебя сегодня нашло…
— Хорошее настроение.
— Полина, близко к ручью не подходи!…
— …Пусть резвится, мы рядом.
— А вдруг?…
— Да брось ты! Придём домой, переоденем–вымоем–высушим, чаем напоим — разве проблема?
— А в чём проблема?
— Хочешь меня напрячь? Сегодня не получится… Вот…
— Что ты делаешь! Встань сейчас же…
— Марина, я прошу выйти за меня замуж.
— Просишь или требуешь?
— Требую.
— Чем докажешь?
— Для начала… вот этим.
— Алмазная грань… красивое какое… Когда ты купил!
— Сегодня.
— Вот почему ты такой…
— Не только.
— Выпил?
— Можно сказать и так. Скорее — испил.
— Что ещё придумал!
— Я крестился.
— Серьёзно?!…
— Марин, такими вещами не шутят… Ты что?…
— Я так рада… Полина… Полина! Беги сюда, Тоша зовёт!
— …Почему Тоша!
— Меня она не послушает… Полина, доча, Тоша сегодня крестился! Поздравь его.
— …Тош…
— Идём домой. Ты уже замёрзла… Ну, кто первый до моста?
Продолжение следует…
Над озером туман
— Антон, к тебе пришли!
— Кто ко мне… О Боже, Зира!
— Да. И мужа привела.
— Сейчас… сейчас… Я даже умыться не успел.
— …Проходите, он быстро.
— Здравствуйте, рад вас видеть. Зира, как ты?…
— Тошик, у меня нет слов… Просто нет. Поговорите с Серхатом, а я займу Эрни полезным делом.
— …Тошик…
— Почему вы называете меня Тошиком!
— На турецкий манер, если не возражаешь.
— В общем-то нет.
— У нас такого имени нет, но если Зира мне родит сына, — будет.
— Ну, это как-то… Даже неудобно.
— Это мне должно быть неудобно, что решил без твоего согласия.
— Согласия на что?
— Назвать сына в твою честь.
— Да ладно тебе, что я такого сделал!
— Не знаю, — кто тебя в этот мир послал и зачем. Может у тебя все руки в крови, может Бог отступился от тебя. Но ты вернул мне жену. Я твой должник, и хочу, чтобы ты это знал.
— Да… ничего особенного.
— Скажу как мужчина мужчине — если любишь, то поймёшь. Я попал в рай при жизни. Она стала такой, какой была десять лет назад.
— Что же в ней было!
— Что в людях сейчас! Я хожу по улицам — и не вижу глаз. Я вижу контактные линзы, которыми они отражают мир. И это страшно! Невозможно достучаться ни до одной живой души. Да можно ли души назвать живыми, если они задыхаются под этими линзами!…
— Серхат, ты прям поэт…
— Да, я пишу стихи. Зира не говорила? Пока только на арабском. Для меня он второй родной… Или третий — всё время путаю. Я родился и вырос в Ленинграде. Когда-нибудь начну писать и на русском, обязательно.
— Неужели так быстро почувствовал изменения?
— А ты! Ты должен был увидеть, что вчера пришла одна женщина, а сегодня другая.
— Да, почувствовал. Просто… думал, — мне показалось.
— Тебе знаком Коран, ислам?
— Немного… Я интересовался вашей культурой.
— Ты верующий?
— Сегодня предстоит крещение в православной церкви.
— Это хорошо. Человек без веры не человек.
— …В целом, я так понимаю, результат удовлетворительный. Но Зира должна прийти ещё раз. Я должен убедиться, что всё хорошо.
— Как скажешь, брат.
— Брат?… Бодрит, однако… Серхат, а как вы назовёте ребёнка, если родится дочка?
— Пока не знаю. Хочу дочку, пусть в доме будет две Зиры — большая и маленькая. А жена хочет сына.
— Кто бы ни был — это будет ваш ребёнок… Зира–маленькая… Забавно.
— Назови ты.
— Серхат! Что ты!… Я же не…
— Тошик, мы давно не переживали такой радости… Прошу!
— …Мне… Хорошо! Дай слово, что никто об этом не узнает.
— Клянусь Аллахом!
— Скажите ей… что её зовут… София.
— Эрни, я побежал. Следующая электричка через час, хочу успеть до окончания службы.
— Ну, до встречи. Рад был, честное слово.
— А вино!… М-м…
— Антон, подожди… Возьми.
— Триста рублей?!… За что!…
— Зира передала.
— Они с ума сошли!… Нет, я не могу это взять.
— Стоп–стоп–стоп!… Я тем более. Представь себе их лица, когда я буду возвращать деньги. Представил?… Бери, не разбогатеешь.
— Да уж… Тогда… Я знаю, как их истратить. Куплю кольца Марине и себе, прямо сегодня.
— Хорошее дело… Появишься в городе — звони или сразу в магазин.
— Обещаю.
— До встречи.
— Пока… Да, Эрни… вот ещё что…
— На Сестрорецк?
— На Белоостров.
— Еле успел… Свободно?
— Ради Бога.
— …Чудесная погода, правда? Давно такой осени не было.
— Не возражаю.
— Не возражаете против моих слов или погоды?
— И то, и другое… Мне сегодня вообще возражать не хочется.
— Приятно слышать… Редкое качество по нынешним временам.
— Что же в нём такого особенного!
— Не особенное, если я Вас правильно понял, — редкое. Сейчас возражателей развелось столько, что приходится удивляться, — как мы до сих пор живы.
— Не вижу связи.
— Связь простая. Представьте, как рабочий на заводе начнёт возражать против технологической карты, или военный — против приказа командира. Представили?… То-то…
— А вы по какой части, если не секрет?
— Я-то? Да так. Я, можно сказать, специалист широкого профиля. Как Вы, например.
— Быстро Вы делаете выводы. Не слишком ли поспешно?
— О нет! У Вас на лбу написано два высших образования, причём из разных областей. И умные внимательные глаза, которые Вы неумело прячете.
— Поторопились Вы, однако. Образование у меня самое среднее. А ум… Давно, знаете ли, живу, — много знаю.
— Не скажите, коллега! Знавал многих стариков с умом детей потомственных алкоголиков. Это не скрыть, как не пытайтесь.
— Коллега?
— Мне так думается.
— В чём же наша… э-э… коллегиальность!
— Как Вам сказать… Я своего рода доброжелатель.
— Хотите вина?
— Сегодня, увы, мне нужен трезвый ум. Доброжелательность иногда накладывает некоторые ограничения. Вам знакомо это слово?
— Что-то припоминаю.
— Шутить изволите, — прекрасно… Хотелось бы Вас поздравить, коллега…
— Опять?
— Не обессудьте… Так вот… Но заранее как-то не принято.
— О чём Вы?
— О церкви в Лисьем Носу.
— Откуда Вы знаете!
— Я про Вас много чего знаю… коллега. Вы ведь… доброжелатель?… О чём Вы задумались?… о чём Вы задумались…
— …Эрни, у тебя есть что-нибудь из артекаинового ряда ?
— Зуб заболел?
— Фурункул вскочил под коленкой. Болит, зараза. Надо попробовать выдавить.
— Сейчас… поищу… Нету, только лидокаин .
— Пойдёт, всё не по живому.
— Помочь?
— Желательно, одному не справиться. Только поаккуратней… Быстро-то как! Вчера даже намёка не было.
— Может укусил кто… Посмотри, зубы не отпечатались?
— Разве что Виталик.
— …Антон…
— Что?
— Зубы…
— Шутишь!
— Посмотри сам.
— Та-ак… Эрни, ты прочитал много разных книжек. Что-нибудь подобное встречалось?
— Ты первый.
— Спасибо, утешил. Что будем делать?
— Противостолбнячную сыворотку… в смысле — от бешенства, прививку.
— Давай перекисью обработаем. Мало ли…
— Мигом!… Ногу поверни… Всё чисто… Так что насчёт бешенства?
— О чём ты говоришь! Что я, — по ночам бегаю наперегонки с волками? Включи мозг!
— Тогда что?
— Ну и какой толк с твоих книжек? Только глаза посадил.
— След не свежий. Уже пошла синева.
— Конечно! Проколов не видно, только отпечатки остались. Образовалась гематома.
— Давай кровь стравим.
— Да брось ты, поздно уже, бодягой обойдусь… Идея! Пятаки есть? Штучки три–четыре.
— Зачем?
— Приложу, бинтом замотаю, — через пару дней опухоли не будет.
— Не вопрос… Держи.
— …Не пойдёт.
— Почему?
— Отваливаются.
— И что?
— Если помогают, то приклеиваются к больному участку. Это что-то другое.
— При ходьбе мешает сильно?
— Терпимо. Какие наши действия?
— Не ко мне.
— И я не знаю. Значит, ничего делать и не будем. Посмотрю, что будет дальше… Виталику ни слова.
— …О чём Вы задумались?
— Где мы с Вами встречались? Я не припоминаю.
— Может в филармонии на концерте Пеллегрини , или в Театре Эстрады девятого числа.
— И это знаете!
— …Или в Апраксином переулке.
— Так, понятно… Кто Вас послал, — Прохоров или Пиотровская?
— О, Ольге Владимировне до Вас дела нет! Она уже и забыла о Вашем существовании.
— Значит, — эти…
— Не совсем так. Я же говорил, — я доброжелатель. А это значит, что я сам по себе.
— Что Вы хотите?
— Ничего. Я хочу Вас предостеречь.
— Надо же! Отчего, если позволите?…
— От опрометчивых поступков. Не всем нравится то, что Вы делаете. В том числе Ваши сестрорецкие лекции.
— Я поступаю так, как считаю нужным.
— Полностью с Вами согласен. Но кое-кто хочет, чтобы Вы начали поступать так, как нужно им. Понимаете?
— Этого от меня трудно дождаться, ещё трудней добиться.
— Трудно не означает невозможно… Ну что ж, прощайте, коллега, моё время истекло.
— Вы не до Сестрорецка?
— Нет, что Вы! Я только до Вас и обратно. Приятно было побеседовать… Вам пора.
— Молодой человек… молодой человек!…
— Что!…
— Подъезжаем к Лисьему Носу.
— Уже?… Спасибо.
— Не за что.
— Марина…
— Что с тобой!
— Потом… Морковка дома?
— Лепит… Антон, она глиной стол весь извазюкала! Надо что-то делать.
— Сделаем, не волнуйся. Я приготовил специальную досточку для лепки. Научу, как за ней ухаживать.
— Она будет?
— Почему нет! Это несложно и довольно-таки приятно… Вы давно обедали?
— Только что. Поешь?
— Не хочу. Попьем чая перед прогулкой?
— Какой прогулкой!
— Так! Все на чаепитие с пирожными перед прогулкой у озера! Морковке мыть руки! Маме тоже.
— …Тоша, а тебе? Ты же с улицы пришёл!
— А я их не пачкал!… Иди ко мне, моя радость… Как ты?
— Теперь хорошо. Лучше и быть не может.
— Обними меня… Крепче можешь?
— Я тебя задушу-у…
— А я не боюсь… Давай бегом руки мыть, и за стол. Сегодня у нас будет какой-нибудь праздник.
— Какой-нибудь?
— Я ещё не придумал. Ты хочешь праздник?
— А мама?
— И для мамы сделаем праздник.
— Я побежала!
— Тош, смотри, какие красивые!
— Это кленовые. В наших краях они редко желтеют до такого состояния. Вот в Сибири это не редкость.
— А Сибирь далеко?
— Очень далеко. Если идти пешком, это целых тысячу часов! Больше трёх месяцев каждый день по десять часов!
— Далеко… А это?
— Это берёзка листочки сбросила свои… А вот осина. Похож на берёзовый, только зубчики другие. Видишь?
— Покажи дубовые!
— Сейчас… Где-то тут у нас был дуб… Марин, не теряй нас!
— Сами не потеряйтесь.
— Полюшко, смотри, тут жёлуди есть!
— Где!
— Да как много! Некоторые даже шляпки не потеряли.
— Тош, можно?
— Что?
— Взять.
— Домой?
— Ага.
— Бери! Только не разбрасывай, где попало, а то нам от мамы влетит.
— Я сейчас…
— Аккуратней, могут поломаться…
— Тоша, больше не влезает!
— Не жадничай, тебе хватит… Пробегись немного, я пока с мамой.
— Хорошо.
— Что на тебя сегодня нашло…
— Хорошее настроение.
— Полина, близко к ручью не подходи!…
— …Пусть резвится, мы рядом.
— А вдруг?…
— Да брось ты! Придём домой, переоденем–вымоем–высушим, чаем напоим — разве проблема?
— А в чём проблема?
— Хочешь меня напрячь? Сегодня не получится… Вот…
— Что ты делаешь! Встань сейчас же…
— Марина, я прошу выйти за меня замуж.
— Просишь или требуешь?
— Требую.
— Чем докажешь?
— Для начала… вот этим.
— Алмазная грань… красивое какое… Когда ты купил!
— Сегодня.
— Вот почему ты такой…
— Не только.
— Выпил?
— Можно сказать и так. Скорее — испил.
— Что ещё придумал!
— Я крестился.
— Серьёзно?!…
— Марин, такими вещами не шутят… Ты что?…
— Я так рада… Полина… Полина! Беги сюда, Тоша зовёт!
— …Почему Тоша!
— Меня она не послушает… Полина, доча, Тоша сегодня крестился! Поздравь его.
— …Тош…
— Идём домой. Ты уже замёрзла… Ну, кто первый до моста?
Продолжение следует…