Подслушано на частоте гаишников. Те общаются с начальством:
- Остановили машину, есть подозрения, что мужчина за рулем - пьяный.
- Он что, не хочет ехать на освидетельствование в лабораторию?
- Он как раз хочет, мы вот думаем, стоит ли?
- А в чем дело-то?
- Он начальник этой самой лаборатории.
Лучшие анекдоты, истории и фразы зарегистрированных пользователей
13.12.2022, Новые истории - основной выпуск
Ассоль, или девушка французского капитана.
Про Жанну я как-то уже рассказывал, но тогда не знал всех деталей ее биографии и многое переврал. Исправляюсь.
Родилась она в каком-то Луцке или Слуцке (вот ведь были времена, ничего не стоило перепутать Беларусь и Украину). В ее два года родители переехали в Чикаго, снимать сливки с американской мечты. Отец вскоре понял, что сливки что-то не очень сбиваются, и вернулся в свой (С)луцк, а мать продолжала молотить лапками, работая за гроши то уборщицей, то продавцом, то телефонисткой в колл-центре.
Жанна лет с пяти была без памяти влюблена во всё французское. Всех кукол назвала французскими именами, мультик про Белль засмотрела до дыр. Откуда у девки французская грусть, осталось невыясненным. Склонная к мистике мать предположила, что дочь была француженкой в прошлой жизни, а в этой максимум будет использовать французский как хобби. Но она ошиблась.
В школе Жанна задружилась с мальчиками из франкоязычных стран – один из Камеруна, другой из Конго – и нахваталась от них сколько могла французских слов. В седьмом классе узнала, что вместо обязательного испанского их могут возить на уроки французского в другую школу, если наберется группа из пяти человек. Группу набрала в пять минут: своим африканским дружкам объяснила, что они будут получать хорошие оценки на халяву, раз уже знают язык, а еще двоих убедила силой личного обаяния, плюс кулаки конголезца и камерунца.
С тринадцати лет начала подрабатывать, сначала в кондитерском магазине, потом официанткой, а заработанные деньги тратила на репетитора. Студент из Монреаля занимался с нею по ICQ, потом по скайпу. К окончанию школы шпарила по-французски не хуже учителя. В остальном была обычной девчонкой, только в отношениях с мальчиками не заходила дальше определенной черты. Всем говорила, что ее первым мужчиной и заодно мужем будет непременно француз. И не любой. К тому времени она прочла все произведения Экзюпери и конкретизировала мечту: только французский летчик. Получила за это прозвище Белль. Правильнее было бы Ассоль, с заменой корабля с алыми парусами на авиалайнер с трехцветным флагом, но этой книги ее соученики не знали.
Поступила в колледж на международное отделение. Это не МГИМО, это гуманитарная специальность, после которой типичная карьера – соцработник, помогать иммигрантам из Камеруна и Конго получать пособия, но ничего более французского и по карману в Чикаго не нашлось. Продолжала подрабатывать официанткой, копила на поездку в Париж. Ресторан тоже выбрала с умом, при гостинице недалеко от аэропорта О'Хара, там иногда останавливались летные экипажи. Договорилась с менеджером, что все франкоговорящие клиенты – ее. Попадались в основном семейные и в основном канадцы, но хотя бы языковая практика.
Следующим летом мать наконец нашла нормальную работу и уехала на двухмесячные курсы. Жанна осталась дома одна, вернее, вдвоем с кошкой. Тут в ресторан явилась компания из пяти мужчин, говоривших между собой по-французски. Жанна кивнула на них менеджеру.
– Нет, – сказал тот, – это стол Билла. И они наверняка закажут спиртное, а ты не имеешь права его подавать, тебе же еще нет двадцати одного.
Жанна метнулась к Биллу:
– Видишь тот столик? Пусть он будет как бы твой, но мой. Ты принесешь алкоголь и получишь чаевые, а остальное всё я, совершенно задаром. Идет?
Клиенты оказались настоящими французами из Тулузы, правда, инженерами, а не летчиками. Приехали в командировку на Моторолу. Английский они знали, но официантке, бойко болтавшей на французском, обрадовались как родной. Проговорили с ней весь обед, попросили показать город.
– Конечно! – согласилась Жанна. – У меня как раз смена заканчивается.
Смена только началась, но она быстренько переоделась из униформы в свое, крикнула менеджеру: «Я увольняюсь!» и отправилась показывать город. Маршрут экскурсии пролегал в основном по чикагским барам (Жанне крупно повезло, ни в одном не спросили удостоверение личности) и закономерно закончился в номере одного из французов. Жак был не самым младшим из пятерых, на 15 лет старше Жанны, зато высоким, стройным, а главное – одиноким.
Через три дня командировка кончилась, но Жак взял отпуск и остался еще на месяц. Весь этот месяц они вылезали из номера только затем, чтобы поесть и покормить кошку. Когда мама приехала с курсов, дочь махала платочком из окна: он улетел, но обещал вернуться. Нет, на самом деле сидела в скайпе.
Когда Жанна окончила колледж, они поженились. Прекрасную, тщательно спланированную свадебную церемонию омрачало только одно: мечта невесты всё же сбылась не полностью, муж не летчик, а инженер.
Прошло 15 лет. Недавно Жанна приезжала к маме в Чикаго, показывала фотки.
– Это наш новый дом. Красивый, но еще много ремонтировать. А это мои подонки.
– Почему подонки?
– А как называется, когда сестра старше брата на один год? Забыла русское слово.
– Погодки.
– Теперь запомню, как маленькая погода. А это муж.
– Почему он в морской форме?
– Это костюм на Хэллоуин. Во Франции не отмечают Хэллоуин, как в Америке, но я всех научила. Костюм капитана, потому что он капитан самолета в жизни.
– По-русски так не говорят. Первый пилот, командир корабля.
– Но командир корабля – это же капитан, правильно?
Постой-постой, скажет читатель, какой такой капитан? Он что, бросила своего инженера и вышла за летчика? Мы так не договаривались, это неправильный хеппи-энд!
Не волнуйтесь, будет вам хеппи-энд какой надо. Просто Жак однажды признался, что с детства мечтал быть летчиком. Но не сложилось, жизнь пошла другим путём. Не судьба.
– Что значит не судьба? – возмутилась Жанна. – Мы сами капитаны собственной судьбы. Осуществить мечту никогда не поздно. Вот что тебе нужно, чтобы стать летчиком сейчас?
И она пять лет содержала их маленькую семью, пока муж, бросив работу инженера, учился на пилота и сдавал экзамены. И еще три года жила с ним в чужой далекой Литве, потому что поначалу его взяли только вторым пилотом на бизнес-джет в Вильнюсе. И лишь потом Жак стал «капитаном самолета» в Air France, и Жанна получила всё то, о чем мечтала с детства. Почти как Ассоль, с той разницей, что Ассоль просто сидела на берегу и ждала, а Жанна свои алые паруса сшила сама, от первого стежка до последнего.
Про Жанну я как-то уже рассказывал, но тогда не знал всех деталей ее биографии и многое переврал. Исправляюсь.
Родилась она в каком-то Луцке или Слуцке (вот ведь были времена, ничего не стоило перепутать Беларусь и Украину). В ее два года родители переехали в Чикаго, снимать сливки с американской мечты. Отец вскоре понял, что сливки что-то не очень сбиваются, и вернулся в свой (С)луцк, а мать продолжала молотить лапками, работая за гроши то уборщицей, то продавцом, то телефонисткой в колл-центре.
Жанна лет с пяти была без памяти влюблена во всё французское. Всех кукол назвала французскими именами, мультик про Белль засмотрела до дыр. Откуда у девки французская грусть, осталось невыясненным. Склонная к мистике мать предположила, что дочь была француженкой в прошлой жизни, а в этой максимум будет использовать французский как хобби. Но она ошиблась.
В школе Жанна задружилась с мальчиками из франкоязычных стран – один из Камеруна, другой из Конго – и нахваталась от них сколько могла французских слов. В седьмом классе узнала, что вместо обязательного испанского их могут возить на уроки французского в другую школу, если наберется группа из пяти человек. Группу набрала в пять минут: своим африканским дружкам объяснила, что они будут получать хорошие оценки на халяву, раз уже знают язык, а еще двоих убедила силой личного обаяния, плюс кулаки конголезца и камерунца.
С тринадцати лет начала подрабатывать, сначала в кондитерском магазине, потом официанткой, а заработанные деньги тратила на репетитора. Студент из Монреаля занимался с нею по ICQ, потом по скайпу. К окончанию школы шпарила по-французски не хуже учителя. В остальном была обычной девчонкой, только в отношениях с мальчиками не заходила дальше определенной черты. Всем говорила, что ее первым мужчиной и заодно мужем будет непременно француз. И не любой. К тому времени она прочла все произведения Экзюпери и конкретизировала мечту: только французский летчик. Получила за это прозвище Белль. Правильнее было бы Ассоль, с заменой корабля с алыми парусами на авиалайнер с трехцветным флагом, но этой книги ее соученики не знали.
Поступила в колледж на международное отделение. Это не МГИМО, это гуманитарная специальность, после которой типичная карьера – соцработник, помогать иммигрантам из Камеруна и Конго получать пособия, но ничего более французского и по карману в Чикаго не нашлось. Продолжала подрабатывать официанткой, копила на поездку в Париж. Ресторан тоже выбрала с умом, при гостинице недалеко от аэропорта О'Хара, там иногда останавливались летные экипажи. Договорилась с менеджером, что все франкоговорящие клиенты – ее. Попадались в основном семейные и в основном канадцы, но хотя бы языковая практика.
Следующим летом мать наконец нашла нормальную работу и уехала на двухмесячные курсы. Жанна осталась дома одна, вернее, вдвоем с кошкой. Тут в ресторан явилась компания из пяти мужчин, говоривших между собой по-французски. Жанна кивнула на них менеджеру.
– Нет, – сказал тот, – это стол Билла. И они наверняка закажут спиртное, а ты не имеешь права его подавать, тебе же еще нет двадцати одного.
Жанна метнулась к Биллу:
– Видишь тот столик? Пусть он будет как бы твой, но мой. Ты принесешь алкоголь и получишь чаевые, а остальное всё я, совершенно задаром. Идет?
Клиенты оказались настоящими французами из Тулузы, правда, инженерами, а не летчиками. Приехали в командировку на Моторолу. Английский они знали, но официантке, бойко болтавшей на французском, обрадовались как родной. Проговорили с ней весь обед, попросили показать город.
– Конечно! – согласилась Жанна. – У меня как раз смена заканчивается.
Смена только началась, но она быстренько переоделась из униформы в свое, крикнула менеджеру: «Я увольняюсь!» и отправилась показывать город. Маршрут экскурсии пролегал в основном по чикагским барам (Жанне крупно повезло, ни в одном не спросили удостоверение личности) и закономерно закончился в номере одного из французов. Жак был не самым младшим из пятерых, на 15 лет старше Жанны, зато высоким, стройным, а главное – одиноким.
Через три дня командировка кончилась, но Жак взял отпуск и остался еще на месяц. Весь этот месяц они вылезали из номера только затем, чтобы поесть и покормить кошку. Когда мама приехала с курсов, дочь махала платочком из окна: он улетел, но обещал вернуться. Нет, на самом деле сидела в скайпе.
Когда Жанна окончила колледж, они поженились. Прекрасную, тщательно спланированную свадебную церемонию омрачало только одно: мечта невесты всё же сбылась не полностью, муж не летчик, а инженер.
Прошло 15 лет. Недавно Жанна приезжала к маме в Чикаго, показывала фотки.
– Это наш новый дом. Красивый, но еще много ремонтировать. А это мои подонки.
– Почему подонки?
– А как называется, когда сестра старше брата на один год? Забыла русское слово.
– Погодки.
– Теперь запомню, как маленькая погода. А это муж.
– Почему он в морской форме?
– Это костюм на Хэллоуин. Во Франции не отмечают Хэллоуин, как в Америке, но я всех научила. Костюм капитана, потому что он капитан самолета в жизни.
– По-русски так не говорят. Первый пилот, командир корабля.
– Но командир корабля – это же капитан, правильно?
Постой-постой, скажет читатель, какой такой капитан? Он что, бросила своего инженера и вышла за летчика? Мы так не договаривались, это неправильный хеппи-энд!
Не волнуйтесь, будет вам хеппи-энд какой надо. Просто Жак однажды признался, что с детства мечтал быть летчиком. Но не сложилось, жизнь пошла другим путём. Не судьба.
– Что значит не судьба? – возмутилась Жанна. – Мы сами капитаны собственной судьбы. Осуществить мечту никогда не поздно. Вот что тебе нужно, чтобы стать летчиком сейчас?
И она пять лет содержала их маленькую семью, пока муж, бросив работу инженера, учился на пилота и сдавал экзамены. И еще три года жила с ним в чужой далекой Литве, потому что поначалу его взяли только вторым пилотом на бизнес-джет в Вильнюсе. И лишь потом Жак стал «капитаном самолета» в Air France, и Жанна получила всё то, о чем мечтала с детства. Почти как Ассоль, с той разницей, что Ассоль просто сидела на берегу и ждала, а Жанна свои алые паруса сшила сама, от первого стежка до последнего.
14.05.2019, Новые истории - основной выпуск
Давно дело было. Семьи у меня тогда еще не было, а дури хватало.
И занесла меня нелегкая через Индию на Андаманские острова. Да-да, те самые острова, которые упоминает А.Конан Дойл в своем романе «Знак Четырех».
Поначалу путешествие обещало быть вполне беззаботным – приземление в аэропорту столицы островов Порт-Блэр, осмотр острова, и затем каждые несколько дней перемещение между несколькими самыми крупными островами на морском катере. Уже во время перелета Калькутта-Порт Блэр стало ясно, что что-то пойдет не так. Внезапно налетевший циклон, нетипичный для этих мест в то время года, тряс бедный самолетик так, что, казалось, хотел вытрясти из него пассажиров. На море был шторм, катера не ходили, и в Порт Блэре мы застряли на неизвестный срок, вчитываясь в прогноз погоды, и надеясь на такое же внезапное исчезновение циклона.
За несколько дней мы успели наизусть выучить нехитрое, но неизменно термоядерное индийское меню в местных ресторанчиках, поменять несколько гостиниц, исколесить остров на авто рикшах вдоль и поперек, посмотреть Андаманскую тюрьму, попасть под тропический ливень, а циклон так и не думал уходить. Один раз нам разрешили выход в море на катере, но его так качало и носило на волнах, что капитан дал распоряжение вернуться обратно в порт.
Гостиницы были забиты такими же застрявшими туристами, как и мы. Мы перезнакомились друг с другом, и у нас в итоге сложилась довольно пестрая компания из украинки, армянки, латыша, индуса, француженки и немки. Украинка, латыш и армянка прекрасно общались по-русски, индус со всеми – по-английски, француженка лопотала только на своем, но ее понимала украинка, а немка ломано изъяснялась на английском. Всеобщая посиделка превращалась в настоящий птичий базар.
Индус оказался еще тем пронырой, и попал на прием к самому министру туризма Андаманских островов. Тот пообещал, что циклону осталось бушевать буквально пару-тройку дней, поэтому покидать их роскошные острова ни в коем случае не надо. А пока не ходит катер, надо воспользоваться прекрасным комфортабельным автобусом, который буквально за какие-то 11 часов пути по островным джунглям довезет вас на север островов, где вы и насладитесь всеми прелестями этого края. Тем более, туда редко добираются туристы, и практически девственный тропический край в полном вашем распоряжении. Он рисовал в нашем воображении дивные манящие картины: необитаемые острова Росс энд Смит, соединенные между собой тонким перешейком земли… абсолютно девственные джунгли… заросли мангровых деревьев… пустынные песчаные пляжи с нависающими над золотым песком пальмами…
Название конечной точки нашего пути – Диглипур – я запомнила на всю жизнь. 11 часов тряски в старющем автобусе без амортизации и жесткими скамьями вместо сидений превратили мой зад в отбивную. Министр не соврал – туристов не было уже даже на этапе посадки в автобус. Только местная интеллигенция.
Джунгли и правда были невероятно красочные, дикие, нетронутые. Единственное, что говорило о цивилизации, это проложенная через них дорога для местного автобуса. Ехали мы в сопровождении полиции на мотоциклах, так как путь лежал через остров, запрещенный к посещению туристами. Там до сих пор сохранилось племя, которое носит набедренные повязки, использует для охоты копья, и панически боится фотоаппаратов. Наводить фотоаппарат на них категорически нельзя – обуреваемые своими суевериями, они становятся очень агрессивными, нападают на автобус, и заодно могут посрывать украшения и почему-то одежду красного цвета. Мы видели их. Несколько человек вышли из леса, и стояли смотрели на наш автобус, с копьями в руках, сверкая маленькими злыми глазками. Это было какое-то сюрреалистичное зрелище. Как будто за окном автобуса показывают документальное кино. В итоге обошлось без эксцессов.
Дважды автобусу надо было переправляться на пароме. Все пассажиры выгружались, и старый ржавый еле ползущий по заливу паром перевозил сначала автобус, а потом возвращался за пассажирами, так как переправить всех сразу было для него равнозначно гибели.
В одну из таких переправ захотелось мне в туалет, и я, как девушка стеснительная, и уже просто офигевшая от бесцеремонности индусов (местные пялились, тыкали пальцами и что-то обсуждали постоянно), устремилась к единственному строению в поле моего зрения. Архитектура его не оставляла сомнений, для чего оно возведено, и я предвкушала пару минут уединения.
И вот в самом центре Андаманских джунглей, в окружении островных индусов и мангровых зарослей, я испытала (как говорил Михаил Задорнов) чувство ГОРДОСТИ за наш народ!
На стене туалета по-русски огромными печатными буквами мелом было выведено ЖОПА МИРА
И занесла меня нелегкая через Индию на Андаманские острова. Да-да, те самые острова, которые упоминает А.Конан Дойл в своем романе «Знак Четырех».
Поначалу путешествие обещало быть вполне беззаботным – приземление в аэропорту столицы островов Порт-Блэр, осмотр острова, и затем каждые несколько дней перемещение между несколькими самыми крупными островами на морском катере. Уже во время перелета Калькутта-Порт Блэр стало ясно, что что-то пойдет не так. Внезапно налетевший циклон, нетипичный для этих мест в то время года, тряс бедный самолетик так, что, казалось, хотел вытрясти из него пассажиров. На море был шторм, катера не ходили, и в Порт Блэре мы застряли на неизвестный срок, вчитываясь в прогноз погоды, и надеясь на такое же внезапное исчезновение циклона.
За несколько дней мы успели наизусть выучить нехитрое, но неизменно термоядерное индийское меню в местных ресторанчиках, поменять несколько гостиниц, исколесить остров на авто рикшах вдоль и поперек, посмотреть Андаманскую тюрьму, попасть под тропический ливень, а циклон так и не думал уходить. Один раз нам разрешили выход в море на катере, но его так качало и носило на волнах, что капитан дал распоряжение вернуться обратно в порт.
Гостиницы были забиты такими же застрявшими туристами, как и мы. Мы перезнакомились друг с другом, и у нас в итоге сложилась довольно пестрая компания из украинки, армянки, латыша, индуса, француженки и немки. Украинка, латыш и армянка прекрасно общались по-русски, индус со всеми – по-английски, француженка лопотала только на своем, но ее понимала украинка, а немка ломано изъяснялась на английском. Всеобщая посиделка превращалась в настоящий птичий базар.
Индус оказался еще тем пронырой, и попал на прием к самому министру туризма Андаманских островов. Тот пообещал, что циклону осталось бушевать буквально пару-тройку дней, поэтому покидать их роскошные острова ни в коем случае не надо. А пока не ходит катер, надо воспользоваться прекрасным комфортабельным автобусом, который буквально за какие-то 11 часов пути по островным джунглям довезет вас на север островов, где вы и насладитесь всеми прелестями этого края. Тем более, туда редко добираются туристы, и практически девственный тропический край в полном вашем распоряжении. Он рисовал в нашем воображении дивные манящие картины: необитаемые острова Росс энд Смит, соединенные между собой тонким перешейком земли… абсолютно девственные джунгли… заросли мангровых деревьев… пустынные песчаные пляжи с нависающими над золотым песком пальмами…
Название конечной точки нашего пути – Диглипур – я запомнила на всю жизнь. 11 часов тряски в старющем автобусе без амортизации и жесткими скамьями вместо сидений превратили мой зад в отбивную. Министр не соврал – туристов не было уже даже на этапе посадки в автобус. Только местная интеллигенция.
Джунгли и правда были невероятно красочные, дикие, нетронутые. Единственное, что говорило о цивилизации, это проложенная через них дорога для местного автобуса. Ехали мы в сопровождении полиции на мотоциклах, так как путь лежал через остров, запрещенный к посещению туристами. Там до сих пор сохранилось племя, которое носит набедренные повязки, использует для охоты копья, и панически боится фотоаппаратов. Наводить фотоаппарат на них категорически нельзя – обуреваемые своими суевериями, они становятся очень агрессивными, нападают на автобус, и заодно могут посрывать украшения и почему-то одежду красного цвета. Мы видели их. Несколько человек вышли из леса, и стояли смотрели на наш автобус, с копьями в руках, сверкая маленькими злыми глазками. Это было какое-то сюрреалистичное зрелище. Как будто за окном автобуса показывают документальное кино. В итоге обошлось без эксцессов.
Дважды автобусу надо было переправляться на пароме. Все пассажиры выгружались, и старый ржавый еле ползущий по заливу паром перевозил сначала автобус, а потом возвращался за пассажирами, так как переправить всех сразу было для него равнозначно гибели.
В одну из таких переправ захотелось мне в туалет, и я, как девушка стеснительная, и уже просто офигевшая от бесцеремонности индусов (местные пялились, тыкали пальцами и что-то обсуждали постоянно), устремилась к единственному строению в поле моего зрения. Архитектура его не оставляла сомнений, для чего оно возведено, и я предвкушала пару минут уединения.
И вот в самом центре Андаманских джунглей, в окружении островных индусов и мангровых зарослей, я испытала (как говорил Михаил Задорнов) чувство ГОРДОСТИ за наш народ!
На стене туалета по-русски огромными печатными буквами мелом было выведено ЖОПА МИРА
14.12.2004, Новые истории - основной выпуск
Философская такая история. Отец рассказывал.
В начале 50-х он служил в армии, охранял нефтяной склад на полуострове
Мангышлак. Командир части (звания не помню, пусть будет капитан) у них
был неплохой в принципе мужик, фронтовик, боевой офицер. . Но не повезло
человеку с женой. Солдаты уже знали: после семейного скандала ему на
глаза лучше не попадаться, убьет насмерть за малейшую провинность или за
просто так. А скандалы жена ему устраивала через день.
А еще в части был пес по имени Пират. Обыкновенная дворняга, сидел на
цепи за кухней, там же и довольствие получал. Но из-за полного
отсутствия каких-либо развлечений и жуткого, говоря современным языком,
эмоционального голода все любили этого Пирата просто ненормально.
Командир тоже в нем души не чаял, каждый день лично проведывал и
подкладывал что-нибудь вкусненькое в его миску.
И вот однажды Пират, вконец одурев от безделия, жары и запаха нефти,
стал бросаться на воробьев, садившихся на невысокий заборчик рядом с его
будкой. Бросался-бросался и при очередном броске не рассчитал, перелетел
через заборчик и повис на натянувшейся цепи. До земли не достал, и цепь
задушила его насмерть.
Мой отец в этот злополучный день как раз дежурил по части. Обнаружив
удушенника, он помимо понятного сожаления испытал настоящий ужас при
мысли, что ему придется докладывать командиру о смерти любимца. Зная
нрав командира и его сегодняшнее более чем мрачное настроение, ожидал
для себя за дурную весть по меньшей мере гауптвахты. Но делать нечего,
пошел докладывать.
- Товарищ капитан, за время моего дежурства происшествий не было, кроме
одного.
- Ну? - командир поднял тяжелый взглад от стола.
Отец собрался с духом и выпалил:
- Пират повесился!
Командир посмотрел на него, переваривая сказанное. Пожевал губами.
Вздохнул. И прознес одну только фразу:
- Не от хорошей жизни, наверное.
И вновь, уткнувшись в стол, вернулся к своим мрачным мыслям.
В начале 50-х он служил в армии, охранял нефтяной склад на полуострове
Мангышлак. Командир части (звания не помню, пусть будет капитан) у них
был неплохой в принципе мужик, фронтовик, боевой офицер. . Но не повезло
человеку с женой. Солдаты уже знали: после семейного скандала ему на
глаза лучше не попадаться, убьет насмерть за малейшую провинность или за
просто так. А скандалы жена ему устраивала через день.
А еще в части был пес по имени Пират. Обыкновенная дворняга, сидел на
цепи за кухней, там же и довольствие получал. Но из-за полного
отсутствия каких-либо развлечений и жуткого, говоря современным языком,
эмоционального голода все любили этого Пирата просто ненормально.
Командир тоже в нем души не чаял, каждый день лично проведывал и
подкладывал что-нибудь вкусненькое в его миску.
И вот однажды Пират, вконец одурев от безделия, жары и запаха нефти,
стал бросаться на воробьев, садившихся на невысокий заборчик рядом с его
будкой. Бросался-бросался и при очередном броске не рассчитал, перелетел
через заборчик и повис на натянувшейся цепи. До земли не достал, и цепь
задушила его насмерть.
Мой отец в этот злополучный день как раз дежурил по части. Обнаружив
удушенника, он помимо понятного сожаления испытал настоящий ужас при
мысли, что ему придется докладывать командиру о смерти любимца. Зная
нрав командира и его сегодняшнее более чем мрачное настроение, ожидал
для себя за дурную весть по меньшей мере гауптвахты. Но делать нечего,
пошел докладывать.
- Товарищ капитан, за время моего дежурства происшествий не было, кроме
одного.
- Ну? - командир поднял тяжелый взглад от стола.
Отец собрался с духом и выпалил:
- Пират повесился!
Командир посмотрел на него, переваривая сказанное. Пожевал губами.
Вздохнул. И прознес одну только фразу:
- Не от хорошей жизни, наверное.
И вновь, уткнувшись в стол, вернулся к своим мрачным мыслям.
06.03.2015, Новые истории - основной выпуск
Они уходят ночью или под утро. Чаще ночью. Заранее зная, что уйдут.
Некоторые не могут смириться. Они задают вопросы. Кому? Никто им не ответит. Все ответы находятся в них самих.
Я сижу в обшарпанном кожаном кресле, жмурясь на свет галогеновых ламп коридора. В воздухе пляшут невидимые пылинки и чьи-то сны, полные кошмаров.
- Ну-ка, иди отсюда, - шикает на меня дежурная медсестра Сонечка. Она хочет казаться взрослой кошкой, но пока еще котенок.
И она плачет иногда в раздевалке, я видела. Ничего, привыкнет. Они все привыкают.
Я лениво потягиваюсь и спрыгиваю на пол. Этот драный линолеум давно пора поменять.
Кажется, сегодня уйдет тот парень, который выбросился с балкона. Люди не умеют падать на лапы, у них нет хвоста. Дурачье.
Пойду, проведаю. Пусть ему не будет страшно в пути.
- Соня, где Максим?
- Он в ординаторской. Чай пьет.
- Операционную! Срочно! Готовьте плазму, большая кровопотеря. Четвертая плюс.
- Бегу, Олег Николаевич.
- Соня! Почему у нас в коридоре бродит полосатая кошка?!
- Какая кошка?
- Тут только что сидела кошка… Черт, вторая ночь без сна.
Коридор наполнился вдруг звуками – топотом ног, звяканьем металла, негромкими голосами. Из палат выглянул кто-то ходячих больных и тут же мигом шмыгнул обратно.
- Господи боже…
- Соня, перестань. Ты мешаешь, вместо того, чтобы помогать.
- Олег Николаевич, она же вся…
- Я вижу. Тампон. Соня! Не спи в операционной.
- Простите, Олег Николаевич.
- Ты как будто вчера увидела человеческое тело в разрезе.
- А меня даже хотели отчислить с первого курса. За профнепригодность. Я в морге в обморок падала.
- Уфф… Как же он ее испластал. Как свиную тушу. Максим, что с давлением?
- В пределах нормы. А кто был нападавшим, известно?
- В полиции разберутся.
- Кс-кс. Иди сюда, Мурка.
Я приветливо машу хвостом старушке из двухместной палаты, но проскальзываю мимо. Некогда, некогда. А у вас просто бессонница. Попросите потом Соню, она вас спасет маленькой розовой таблеточкой.
В реанимации всегда пахнет мышами. Не могу понять, почему. Стерильно, вымыто с хлоркой, белым-бело, но пахнет мышами. Никогда не видела на этаже ни одной мыши. Наверно, это мыши, которые едят жизни. Грызут потихоньку человека изнутри, грызут… Когда я прихожу, они затихают. Ждут, когда уйду, чтобы выйти из темных нор и приняться за свое.
Парень еще здесь, я чувствую его присутствие, но он так слаб. Хотя люди сильны. Сильнее, чем они себе в этом признаются.
Я ложусь ему в ноги и всматриваюсь в туннель, откуда за ним придут. Не бойся, я с тобой.
Спустя месяц.
- Соня, я опять видел сейчас на окне у столовой кошку. Какого хрена?
- Олег Николаевич, ну какая кошка?
- Какая, какая… Полосатая, с хвостом. Вы ее прячете, что ли, всем младшим персоналом?
- Олег Николаевич, я понятия не имею, о чем вы говорите.
- Я вас всех уволю, к такой-то матери… Что вы улыбаетесь? Через полчаса обход.
Выглядываю из-за угла столовой. Кажется, хирург ушел, можно продолжать свой обход.
Я знала таких людей по прошлым жизням. Громогласные, ворчливые, но совершенно безвредные. Помогут, попутно обложив матом. Не все понимают разницу между формой и содержанием. Лучше спасти с матом, чем столкнуть в пропасть, ласково при этом улыбаясь.
А вот о форме… В палате номер шесть лежит девушка, которую изнасиловали, изрезали ножом, а потом бросили в лесу, недалеко от дороги. Бедняга выползла к утру на железнодорожное полотно, где ее и нашли обходчики. Врачи удивлялись, как она смогла выжить. Вопреки всем законам биологии.
Я много знаю про законы биологии, а еще больше про отсутствие этих законов там, где они не нужны.
У девушки восьмая жизнь. Предпоследняя.
- Кс-кс, Кошка, - зовет меня она.
- Мрр.
- В больницах не может быть животных, - удивляется девушка. Она сидит в кресле, в дальнем тупиковом коридоре у окна, в теплом байковом халате. Кутается в него, словно мерзнет.
- Мрр.
- Какая ты пушистая. Посиди со мной, Кошка.
- Мрр.
Девушка гладит меня по спине, безучастно глядя в глухую стену, покрашенную в унылый синий цвет.
- Зря я выжила, - вдруг говорит она спокойно, словно раздумывая.
Я укладываюсь на колени, обтянутые веселой тканью в горошек, потому что надо слушать.
- Вот я читала в интернете, что умирающие видят жизнь, которая проносится перед глазами в последние минуты. А потом их затягивает в тоннель… Сияющий, как звезда или солнце. Ты слышишь?
- Мрр.
- А я видела не свою жизнь. Вернее, много не своих жизней. Сначала я вроде бы стояла по колено в ледяной бегущей воде и держала за руку маленького мальчика. А потом оступилась и выпустила его руку… Он закричал и ушел с головой под воду. А я не прыгнула за ним. Потом я видела горящий город и мечущихся людей. В каком-то из домов горел мой отец, а я не знала – в каком именно. Это было ужасно. Потом я оказалась в толпе ярко одетых женщин. Они смеялись, задирая юбки, и хватали за рукава проходящих мимо мужчин. И я тоже… смеялась. А в одном видеокадре я насыпала в суп яд. Кажется, я хотела убить своего мужа…
Эти картинки сменялись перед моими глазами, словно в детской игрушке. У меня была такая в детстве – калейдоскоп. Можно было сложить мозаику как угодно красиво. Правда, в том калейдоскопе, что мне снился, складывались только страшные узоры. И ни одного… ни одного светлого и радостного.
На мою макушку между ушами вдруг капнуло. Я потерлась головой о безучастную руку девушки, подталкивая ее носом, чтобы она меня погладила.
Девушка шмыгнула, вытирая бегущие по лицу слезы.
- Уж лучше быть кошкой, правда? – спрашивает она меня, улыбаясь сквозь слезы.
Правда. Будешь еще. Если повезет. А не повезет, так начнешь цикл заново.
Поплачь, поплачь. Я тоже когда-то плакала. Когда умирали мои дети на руках. Когда меня разрывало на части снарядом. Когда сжигали на костре, и когда убивали за преступление, которого я не совершала.
Сейчас человеческая память мне ни к чему. Да и короткая она. У нас, кошек, куда длиннее.
- Я теперь не смогу родить. Никогда. Интересно, если женщина не замужем, она сможет взять ребенка из детского дома, как думаешь?
- Мрр.
Я вижу бегущую по коридору Соню. Она ищет свою подопечную, и она сердита.
- Казанцева, вы знаете, что давно пора на вечерние уколы?
- Простите. Тут… с кошкой вот…
Сонечка воровато оглядывается и гладит меня по спине.
- Давайте мне Муську, а сами бегом в процедурную. Понятно?
Больная кивает и уходит в направлении процедурного кабинета, а медсестра берет меня на руки, подносит к груди, чешет за ухом.
- Ах ты ж… полосатая морда. Пойдем в столовую, там сегодня была творожная запеканка. Тебе оставили пару кусочков.
- Соняяяя! Опять эта кошка! Немедленно выбросите ее в окно!
- Олег Николаевич, какая кошка?
- Вы издеваетесь, да?
- Нет, я вас люблю, Олег Николаевич.
Я улепетываю по коридору в сторону столовой. У дверей старушки с бессонницей останавливаюсь, насторожив уши. Эти звуки ни с какими другими не спутать, ведь в окно палаты осторожно скребется клювом поздняя гостья - смерть.
Просачиваюсь через приоткрытую дверь в комнату, запрыгиваю на кровать. Пожилая женщина так хрупка и мала, что под тонкой шерстью одеяла совсем не ощущается ее тело.
- Привет, Мурка, - улыбается она. – А у меня что-то так сердце щемит. Хочется очень увидеть внука… А он гриппом заболел. Но мне дали его послушать по телефону. У меня такая чудная невестка. И сын золотой. Приносили вчера торт, апельсины… Хочешь колбаски?
Я слушаю холодное шуршание в окне и мурлыкаю, мурлыкаю, заглушая скрип форточки, куда протискивается костлявая лапка. Ох уж эта девятая жизнь.
Нет ничего хуже одиночества в такие минуты.
Поэтому я рядом.
Некоторые не могут смириться. Они задают вопросы. Кому? Никто им не ответит. Все ответы находятся в них самих.
Я сижу в обшарпанном кожаном кресле, жмурясь на свет галогеновых ламп коридора. В воздухе пляшут невидимые пылинки и чьи-то сны, полные кошмаров.
- Ну-ка, иди отсюда, - шикает на меня дежурная медсестра Сонечка. Она хочет казаться взрослой кошкой, но пока еще котенок.
И она плачет иногда в раздевалке, я видела. Ничего, привыкнет. Они все привыкают.
Я лениво потягиваюсь и спрыгиваю на пол. Этот драный линолеум давно пора поменять.
Кажется, сегодня уйдет тот парень, который выбросился с балкона. Люди не умеют падать на лапы, у них нет хвоста. Дурачье.
Пойду, проведаю. Пусть ему не будет страшно в пути.
- Соня, где Максим?
- Он в ординаторской. Чай пьет.
- Операционную! Срочно! Готовьте плазму, большая кровопотеря. Четвертая плюс.
- Бегу, Олег Николаевич.
- Соня! Почему у нас в коридоре бродит полосатая кошка?!
- Какая кошка?
- Тут только что сидела кошка… Черт, вторая ночь без сна.
Коридор наполнился вдруг звуками – топотом ног, звяканьем металла, негромкими голосами. Из палат выглянул кто-то ходячих больных и тут же мигом шмыгнул обратно.
- Господи боже…
- Соня, перестань. Ты мешаешь, вместо того, чтобы помогать.
- Олег Николаевич, она же вся…
- Я вижу. Тампон. Соня! Не спи в операционной.
- Простите, Олег Николаевич.
- Ты как будто вчера увидела человеческое тело в разрезе.
- А меня даже хотели отчислить с первого курса. За профнепригодность. Я в морге в обморок падала.
- Уфф… Как же он ее испластал. Как свиную тушу. Максим, что с давлением?
- В пределах нормы. А кто был нападавшим, известно?
- В полиции разберутся.
- Кс-кс. Иди сюда, Мурка.
Я приветливо машу хвостом старушке из двухместной палаты, но проскальзываю мимо. Некогда, некогда. А у вас просто бессонница. Попросите потом Соню, она вас спасет маленькой розовой таблеточкой.
В реанимации всегда пахнет мышами. Не могу понять, почему. Стерильно, вымыто с хлоркой, белым-бело, но пахнет мышами. Никогда не видела на этаже ни одной мыши. Наверно, это мыши, которые едят жизни. Грызут потихоньку человека изнутри, грызут… Когда я прихожу, они затихают. Ждут, когда уйду, чтобы выйти из темных нор и приняться за свое.
Парень еще здесь, я чувствую его присутствие, но он так слаб. Хотя люди сильны. Сильнее, чем они себе в этом признаются.
Я ложусь ему в ноги и всматриваюсь в туннель, откуда за ним придут. Не бойся, я с тобой.
Спустя месяц.
- Соня, я опять видел сейчас на окне у столовой кошку. Какого хрена?
- Олег Николаевич, ну какая кошка?
- Какая, какая… Полосатая, с хвостом. Вы ее прячете, что ли, всем младшим персоналом?
- Олег Николаевич, я понятия не имею, о чем вы говорите.
- Я вас всех уволю, к такой-то матери… Что вы улыбаетесь? Через полчаса обход.
Выглядываю из-за угла столовой. Кажется, хирург ушел, можно продолжать свой обход.
Я знала таких людей по прошлым жизням. Громогласные, ворчливые, но совершенно безвредные. Помогут, попутно обложив матом. Не все понимают разницу между формой и содержанием. Лучше спасти с матом, чем столкнуть в пропасть, ласково при этом улыбаясь.
А вот о форме… В палате номер шесть лежит девушка, которую изнасиловали, изрезали ножом, а потом бросили в лесу, недалеко от дороги. Бедняга выползла к утру на железнодорожное полотно, где ее и нашли обходчики. Врачи удивлялись, как она смогла выжить. Вопреки всем законам биологии.
Я много знаю про законы биологии, а еще больше про отсутствие этих законов там, где они не нужны.
У девушки восьмая жизнь. Предпоследняя.
- Кс-кс, Кошка, - зовет меня она.
- Мрр.
- В больницах не может быть животных, - удивляется девушка. Она сидит в кресле, в дальнем тупиковом коридоре у окна, в теплом байковом халате. Кутается в него, словно мерзнет.
- Мрр.
- Какая ты пушистая. Посиди со мной, Кошка.
- Мрр.
Девушка гладит меня по спине, безучастно глядя в глухую стену, покрашенную в унылый синий цвет.
- Зря я выжила, - вдруг говорит она спокойно, словно раздумывая.
Я укладываюсь на колени, обтянутые веселой тканью в горошек, потому что надо слушать.
- Вот я читала в интернете, что умирающие видят жизнь, которая проносится перед глазами в последние минуты. А потом их затягивает в тоннель… Сияющий, как звезда или солнце. Ты слышишь?
- Мрр.
- А я видела не свою жизнь. Вернее, много не своих жизней. Сначала я вроде бы стояла по колено в ледяной бегущей воде и держала за руку маленького мальчика. А потом оступилась и выпустила его руку… Он закричал и ушел с головой под воду. А я не прыгнула за ним. Потом я видела горящий город и мечущихся людей. В каком-то из домов горел мой отец, а я не знала – в каком именно. Это было ужасно. Потом я оказалась в толпе ярко одетых женщин. Они смеялись, задирая юбки, и хватали за рукава проходящих мимо мужчин. И я тоже… смеялась. А в одном видеокадре я насыпала в суп яд. Кажется, я хотела убить своего мужа…
Эти картинки сменялись перед моими глазами, словно в детской игрушке. У меня была такая в детстве – калейдоскоп. Можно было сложить мозаику как угодно красиво. Правда, в том калейдоскопе, что мне снился, складывались только страшные узоры. И ни одного… ни одного светлого и радостного.
На мою макушку между ушами вдруг капнуло. Я потерлась головой о безучастную руку девушки, подталкивая ее носом, чтобы она меня погладила.
Девушка шмыгнула, вытирая бегущие по лицу слезы.
- Уж лучше быть кошкой, правда? – спрашивает она меня, улыбаясь сквозь слезы.
Правда. Будешь еще. Если повезет. А не повезет, так начнешь цикл заново.
Поплачь, поплачь. Я тоже когда-то плакала. Когда умирали мои дети на руках. Когда меня разрывало на части снарядом. Когда сжигали на костре, и когда убивали за преступление, которого я не совершала.
Сейчас человеческая память мне ни к чему. Да и короткая она. У нас, кошек, куда длиннее.
- Я теперь не смогу родить. Никогда. Интересно, если женщина не замужем, она сможет взять ребенка из детского дома, как думаешь?
- Мрр.
Я вижу бегущую по коридору Соню. Она ищет свою подопечную, и она сердита.
- Казанцева, вы знаете, что давно пора на вечерние уколы?
- Простите. Тут… с кошкой вот…
Сонечка воровато оглядывается и гладит меня по спине.
- Давайте мне Муську, а сами бегом в процедурную. Понятно?
Больная кивает и уходит в направлении процедурного кабинета, а медсестра берет меня на руки, подносит к груди, чешет за ухом.
- Ах ты ж… полосатая морда. Пойдем в столовую, там сегодня была творожная запеканка. Тебе оставили пару кусочков.
- Соняяяя! Опять эта кошка! Немедленно выбросите ее в окно!
- Олег Николаевич, какая кошка?
- Вы издеваетесь, да?
- Нет, я вас люблю, Олег Николаевич.
Я улепетываю по коридору в сторону столовой. У дверей старушки с бессонницей останавливаюсь, насторожив уши. Эти звуки ни с какими другими не спутать, ведь в окно палаты осторожно скребется клювом поздняя гостья - смерть.
Просачиваюсь через приоткрытую дверь в комнату, запрыгиваю на кровать. Пожилая женщина так хрупка и мала, что под тонкой шерстью одеяла совсем не ощущается ее тело.
- Привет, Мурка, - улыбается она. – А у меня что-то так сердце щемит. Хочется очень увидеть внука… А он гриппом заболел. Но мне дали его послушать по телефону. У меня такая чудная невестка. И сын золотой. Приносили вчера торт, апельсины… Хочешь колбаски?
Я слушаю холодное шуршание в окне и мурлыкаю, мурлыкаю, заглушая скрип форточки, куда протискивается костлявая лапка. Ох уж эта девятая жизнь.
Нет ничего хуже одиночества в такие минуты.
Поэтому я рядом.
09.06.2012, Свежие анекдоты - основной выпуск
- Как у меня мужик переночевал - так все соседи в курсе! А как квартиру обворовали - так все крепко спали!
15.09.2012, Свежие анекдоты - основной выпуск
— Алло, это анонимный телефон доверия ФСБ?
— Да, Вячеслав.
— Да, Вячеслав.
11.08.2015, Свежие анекдоты - основной выпуск
Правительство предложило ограничить поголовье скота в личных хозяйствах. Предлагаю одновременно сократить поголовье скотов в правительстве.
13.02.2017, Новые истории - основной выпуск
Общаюсь тут с друзьями. Одна семья сейчас живет в Испании. У ребенка возник конфликт с учительницей, вылившийся аж в составление протокола о неуважении к преподавателю. Мальчик написал контрольную, в ней был пример: "Представить 45.50 в виде дроби". Он написал: "455/10". Учительница не зачла пример, говорит, надо было написать 4550/100. Аргументам ребенка, что это одно и то же, не внимала, дальше возник конфликт. Мать сказала ребенку больше с ней ни о чем не спорить, увидев вторую контрольную, уже по испанскому. Там был вопрос - что такое полупустая бутылка (botella semivacía). Дите написало: "Это бутылка, заполненная до половины". Она зачеркнула, исправила: "Это бутылка, наполовину пустая". У нас возникло предположение, что, судя по известному изречению о наполовину наполненном стакане, учительница пессимистка.
Подруга, участвовавшая в разговоре, посочувствовала, потом вспомнила историю из своей жизни. Она бегло читала лет с четырех, поэтому в первом классе ей было скучно, когда в букваре мама мыла раму, и она тихонечко вытащила какую-то книжку. До сих пор у нее хранится дневник с жирной двойкой за поведение и поясняющей ее вину записью: "Читала на уроке чтения".
Подруга, участвовавшая в разговоре, посочувствовала, потом вспомнила историю из своей жизни. Она бегло читала лет с четырех, поэтому в первом классе ей было скучно, когда в букваре мама мыла раму, и она тихонечко вытащила какую-то книжку. До сих пор у нее хранится дневник с жирной двойкой за поведение и поясняющей ее вину записью: "Читала на уроке чтения".
14.01.2008, Новые истории - основной выпуск
Жили-были в одной из союзных республик три закадычных друга. И была у
них привычка встречать Новый год вместе. Пока однажды не обнаружилось,
что за минувший год все трое обзавелись девушками. Было им тогда лет по
20, а в этом возрасте шанс развести подругу на праздничный секс ценится
куда выше мужской дружбы. Поэтому постановили новогоднюю ночь провести
врозь, но первого утром непременно встретиться и доложить об успехах.
Двое встретились, доложили, а вот третий, Абай, подзадержался. Он
вообще-то русский парень, но имел неосторожность отпустить маленькую
квадратную бородку и стал жутко похож на памятник народному поэту Абаю
Кунанбаеву. Бородку потом сбрил, но прозвище уже не отлепилось.
Абай явился с опозданием часа на три и выглядел странно. Двигался
враскоряку, словно только что проскакал сто верст на неоседланной
лошади, шея свернута набок, взгляд расфокусирован. После бутылки
портвейна он кое-как пришел в себя и смог рассказать, что с ним
случилось.
Парни, сказал Абай, ну вы мою Вальку знаете. Папаша - ментовский
полковник, воспитана в строгости. В этом году, говорит, ни-ни, никакого
секса. А в следующем? - спрашиваю. В следующем так и быть, согласна. Ну,
я такой случай упустить, конечно, не мог. Предки ее ушли праздновать к
знакомым, я тут же явился.
До двенадцати сидели культурно, голубой огонек смотрели, а только
пробили куранты - я сразу на нее. Обещала - выполняй. А она и сама уже
еле терпит. Как обнялись - как будто молния пролетела. Лифчик направо,
трусы налево, Вальку на диван, а сам чего-то к окну отошел. Разгон, что
ли, взять.
И в этот момент слышу, что открывается дверь, и голоса в прихожей. Отец
ее с корешами. Валька с лица спала, с дивана тоже слетела, похватала с
пола одежки и шасть в свою комнату. Мне бы за ней и куда-нибудь под
кровать заныкаться. А я, дурак, на балкон. Голый, как был. Насмотрелся
фильмов, где любовники с балконов сигают.
А у них четвертый этаж. Прыгнешь тут, как же. Балкон застекленный, типа
лоджия, так что чувствую, что сразу я от холода не помру. Помру
постепенно. На балконе столик с пепельницей и здоровенный шкаф
самодельный. Открыл дверцу - там типа кладовка, полки с банками, грибы,
огурчики, все такое. Полки мне где-то по грудь, выше пустое пространство
и висит всякая хренотень на гвоздиках. Но тряпок никаких нет, наготу
прикрыть нечем.
Ну, мерзну, прыгаю, ноги поджимаю, через щель в занавеске посматриваю в
комнату. Кореша расположились всерьез и надолго. Водочку разливают.
Видимо, слиняли от жен, чтобы выпить в спокойной обстановке. Уходить не
собираются. Я остываю потихоньку. И тут вижу, что один из них встает и
достает сигареты. И понимаю, что курить они пойдут на балкон! Больше
некуда. Все, мне трындец.
В такие моменты соображаешь быстро. В шкаф! Взлетаю на верхнюю полку,
ноги расставил и кое-как втиснул между банками, сверху потолок
упирается, сзади гвозди. Неудобно аж жуть, но жить захочешь - еще не так
раскорячишься.
И только двецу прикрыл, они на балкон вышли. Продолжают разговор, один
спрашивает:
- А что Валька?
Папаша с гордостью:
- А с Валькой у меня разговор короткий. Пока институт не кончит, никаких
хахалей. Я ей сразу сказал: увижу с кем - пусть сразу венок заказывает.
И засмеялся мерзко. А я в шкафу даже дрожать боюсь.
Ни одна сигарета в моей жизни не тянулась так долго. Пока они докурили,
я проморозился насквозь, как курица в морозилке. Шевелиться же нельзя. А
когда докурили, я понял, что это был еще не трындец, а цветочки. Потому
что папаша сказал:
- А чего нам в комнату возвращаться? Там душно. Тащите водку сюда,
посидим на свежем воздухе.
И вот стою я в шкафу и про себя отмечаю: вот уже ног по колени не
чувствую... вот выше... вот задница отнялась... Когда меня найдут -
реанимация уже не примет, сразу на кладбище. Только я раскоряченный в
гроб не войду, ломать придется. А эти трое все пьют и базарят все на
одну тему: какой Валькин папа крутой чувак, как он дочку строго содержит
и как хреново придется тому, кто к ней подойдет на расстояние аперкота.
А я все это слушаю. Очень вдохновляет.
Но и это был еще не трындец. Трындец настал, когда у них кончилась
закуска. И папаша говорит радостно:
- Да у меня тут в шкафу чудные помидорчики!
И идет к шкафу.
На мое счастье, у него там дверца не во всю ширину шкафа, а по бокам как
бы мертвая зона. И мои ноги растопыренные оказались как раз в этой зоне.
Трезвый он бы меня все равно увидел, а так - нет. Сунул голову в шкаф
точнехонько у меня между ног и давай банки перебирать, искать свои
помидорчики. А я стою и только думаю: хорошо, что мои собственные
помидорчики от холода втянулись внутрь организма, а то бы он их
обязательно башкой задел.
Каким-то чудом он меня так и не заметил. Вытащил банку с помидорами
прямо у меня из-под пятки и ушел с корешами обратно в комнату. Даже шкаф
не закрыл. Но пока он у меня между ног ковырялся, я десять раз вспомнил
и папу, и маму, со всем белым светом попрощался и у всех прощения
попросил. Посмотрите, у меня голова не седая?
Я потом еще в шкафу постоял. Не знаю, сколько, времени уже не
чувствовал. Можно было и вылезать, но так задубел, что тело не
слушалось. Тут открывается балконная дверь и влетает Валька. В ночной
рубашке, бледная как смерть. Кидается к перилам, свешивается вниз и
что-то долго высматривает. Потом робко зовет:
- Абай! Абай!
Это она подумала, что я с балкона упал. А действительно, что ей еще
думать. Я хочу ее окликнуть, но голоса нет. Получился какой-то скрип.
Она оборачивается и видит меня на верхней полке. Голого, растопыренного
как замороженная лягушка, и из-под мышек гвозди торчат.
Она, должно быть, решила, что отец меня поймал, убил и распял внутри
шкафа. Потому что побледнела еще больше и стала оседать. Но потом
совладала с собой и начала меня из шкафа вытаскивать. У нее плохо
получалось, потому что я весь заледенел и не гнулся. Но она все же
справилась, приволокла меня в кровать и укрыла одеялом. А когда я
чуть-чуть оттаял, говорит:
- Мама звонила, они с папой там заночуют и сегодня уже не придут. Давай
продолжим?
И вот тут настал уже самый полный и бесповоротный трындец. Потому что
сколько мы ни мучились, ничегошеньки у меня не получилось. Я только себе
между ног посмотрю, тут же вспоминаю, как там папашина голова оказаась.
И у меня сразу все желание падает.
Надо сказать, что Абай еще относительно дешево отделался. Следующий
Новый год он встречал уже с другой девушкой, и вполне успешно. И в
дальнейшем не жаловался. Только вот балконы разлюбил навсегда.
http://proza.ru/texts/2008/01/13/139.html
них привычка встречать Новый год вместе. Пока однажды не обнаружилось,
что за минувший год все трое обзавелись девушками. Было им тогда лет по
20, а в этом возрасте шанс развести подругу на праздничный секс ценится
куда выше мужской дружбы. Поэтому постановили новогоднюю ночь провести
врозь, но первого утром непременно встретиться и доложить об успехах.
Двое встретились, доложили, а вот третий, Абай, подзадержался. Он
вообще-то русский парень, но имел неосторожность отпустить маленькую
квадратную бородку и стал жутко похож на памятник народному поэту Абаю
Кунанбаеву. Бородку потом сбрил, но прозвище уже не отлепилось.
Абай явился с опозданием часа на три и выглядел странно. Двигался
враскоряку, словно только что проскакал сто верст на неоседланной
лошади, шея свернута набок, взгляд расфокусирован. После бутылки
портвейна он кое-как пришел в себя и смог рассказать, что с ним
случилось.
Парни, сказал Абай, ну вы мою Вальку знаете. Папаша - ментовский
полковник, воспитана в строгости. В этом году, говорит, ни-ни, никакого
секса. А в следующем? - спрашиваю. В следующем так и быть, согласна. Ну,
я такой случай упустить, конечно, не мог. Предки ее ушли праздновать к
знакомым, я тут же явился.
До двенадцати сидели культурно, голубой огонек смотрели, а только
пробили куранты - я сразу на нее. Обещала - выполняй. А она и сама уже
еле терпит. Как обнялись - как будто молния пролетела. Лифчик направо,
трусы налево, Вальку на диван, а сам чего-то к окну отошел. Разгон, что
ли, взять.
И в этот момент слышу, что открывается дверь, и голоса в прихожей. Отец
ее с корешами. Валька с лица спала, с дивана тоже слетела, похватала с
пола одежки и шасть в свою комнату. Мне бы за ней и куда-нибудь под
кровать заныкаться. А я, дурак, на балкон. Голый, как был. Насмотрелся
фильмов, где любовники с балконов сигают.
А у них четвертый этаж. Прыгнешь тут, как же. Балкон застекленный, типа
лоджия, так что чувствую, что сразу я от холода не помру. Помру
постепенно. На балконе столик с пепельницей и здоровенный шкаф
самодельный. Открыл дверцу - там типа кладовка, полки с банками, грибы,
огурчики, все такое. Полки мне где-то по грудь, выше пустое пространство
и висит всякая хренотень на гвоздиках. Но тряпок никаких нет, наготу
прикрыть нечем.
Ну, мерзну, прыгаю, ноги поджимаю, через щель в занавеске посматриваю в
комнату. Кореша расположились всерьез и надолго. Водочку разливают.
Видимо, слиняли от жен, чтобы выпить в спокойной обстановке. Уходить не
собираются. Я остываю потихоньку. И тут вижу, что один из них встает и
достает сигареты. И понимаю, что курить они пойдут на балкон! Больше
некуда. Все, мне трындец.
В такие моменты соображаешь быстро. В шкаф! Взлетаю на верхнюю полку,
ноги расставил и кое-как втиснул между банками, сверху потолок
упирается, сзади гвозди. Неудобно аж жуть, но жить захочешь - еще не так
раскорячишься.
И только двецу прикрыл, они на балкон вышли. Продолжают разговор, один
спрашивает:
- А что Валька?
Папаша с гордостью:
- А с Валькой у меня разговор короткий. Пока институт не кончит, никаких
хахалей. Я ей сразу сказал: увижу с кем - пусть сразу венок заказывает.
И засмеялся мерзко. А я в шкафу даже дрожать боюсь.
Ни одна сигарета в моей жизни не тянулась так долго. Пока они докурили,
я проморозился насквозь, как курица в морозилке. Шевелиться же нельзя. А
когда докурили, я понял, что это был еще не трындец, а цветочки. Потому
что папаша сказал:
- А чего нам в комнату возвращаться? Там душно. Тащите водку сюда,
посидим на свежем воздухе.
И вот стою я в шкафу и про себя отмечаю: вот уже ног по колени не
чувствую... вот выше... вот задница отнялась... Когда меня найдут -
реанимация уже не примет, сразу на кладбище. Только я раскоряченный в
гроб не войду, ломать придется. А эти трое все пьют и базарят все на
одну тему: какой Валькин папа крутой чувак, как он дочку строго содержит
и как хреново придется тому, кто к ней подойдет на расстояние аперкота.
А я все это слушаю. Очень вдохновляет.
Но и это был еще не трындец. Трындец настал, когда у них кончилась
закуска. И папаша говорит радостно:
- Да у меня тут в шкафу чудные помидорчики!
И идет к шкафу.
На мое счастье, у него там дверца не во всю ширину шкафа, а по бокам как
бы мертвая зона. И мои ноги растопыренные оказались как раз в этой зоне.
Трезвый он бы меня все равно увидел, а так - нет. Сунул голову в шкаф
точнехонько у меня между ног и давай банки перебирать, искать свои
помидорчики. А я стою и только думаю: хорошо, что мои собственные
помидорчики от холода втянулись внутрь организма, а то бы он их
обязательно башкой задел.
Каким-то чудом он меня так и не заметил. Вытащил банку с помидорами
прямо у меня из-под пятки и ушел с корешами обратно в комнату. Даже шкаф
не закрыл. Но пока он у меня между ног ковырялся, я десять раз вспомнил
и папу, и маму, со всем белым светом попрощался и у всех прощения
попросил. Посмотрите, у меня голова не седая?
Я потом еще в шкафу постоял. Не знаю, сколько, времени уже не
чувствовал. Можно было и вылезать, но так задубел, что тело не
слушалось. Тут открывается балконная дверь и влетает Валька. В ночной
рубашке, бледная как смерть. Кидается к перилам, свешивается вниз и
что-то долго высматривает. Потом робко зовет:
- Абай! Абай!
Это она подумала, что я с балкона упал. А действительно, что ей еще
думать. Я хочу ее окликнуть, но голоса нет. Получился какой-то скрип.
Она оборачивается и видит меня на верхней полке. Голого, растопыренного
как замороженная лягушка, и из-под мышек гвозди торчат.
Она, должно быть, решила, что отец меня поймал, убил и распял внутри
шкафа. Потому что побледнела еще больше и стала оседать. Но потом
совладала с собой и начала меня из шкафа вытаскивать. У нее плохо
получалось, потому что я весь заледенел и не гнулся. Но она все же
справилась, приволокла меня в кровать и укрыла одеялом. А когда я
чуть-чуть оттаял, говорит:
- Мама звонила, они с папой там заночуют и сегодня уже не придут. Давай
продолжим?
И вот тут настал уже самый полный и бесповоротный трындец. Потому что
сколько мы ни мучились, ничегошеньки у меня не получилось. Я только себе
между ног посмотрю, тут же вспоминаю, как там папашина голова оказаась.
И у меня сразу все желание падает.
Надо сказать, что Абай еще относительно дешево отделался. Следующий
Новый год он встречал уже с другой девушкой, и вполне успешно. И в
дальнейшем не жаловался. Только вот балконы разлюбил навсегда.
http://proza.ru/texts/2008/01/13/139.html
26.08.2018, Новые истории - основной выпуск
На вчерашнюю историю о мобильном рентгене и чудесном враче.
Когда я недавно услышал, что какой-то суперврач в дорогущей израильской клинике пришил там чего-то пациенту, и оно прижилось, то сразу вспомнил свою юность. В начале 90х на лето ездил в село, там помогал по хозяйству и рыбачил. На рыбалке познакомился с местным парнем. Одна кисть плохо его слушалась, он ее постоянно разрабатывал, жал эспандер. Так вот ему кисть отрезала пилорама. Наложили жгут, отрезанную кисть - в пакет и обложили замороженным мясом, и повезли в райцентр - поселок городского типа.
Местный хирург, недолго думая, пришил ему эту кисть на место. 92 год! В нищей поселковой больнице! Кисть! Там же сосредоточение сосудов, нервов, сухожилий, мелкие косточки, пучки мышц и прочая, о чём я не догадываюсь по незнанию.
И кисть не только прижилась, но и работала! Вот это, я считаю, чудо-человек там работал. Уникум.
Когда я недавно услышал, что какой-то суперврач в дорогущей израильской клинике пришил там чего-то пациенту, и оно прижилось, то сразу вспомнил свою юность. В начале 90х на лето ездил в село, там помогал по хозяйству и рыбачил. На рыбалке познакомился с местным парнем. Одна кисть плохо его слушалась, он ее постоянно разрабатывал, жал эспандер. Так вот ему кисть отрезала пилорама. Наложили жгут, отрезанную кисть - в пакет и обложили замороженным мясом, и повезли в райцентр - поселок городского типа.
Местный хирург, недолго думая, пришил ему эту кисть на место. 92 год! В нищей поселковой больнице! Кисть! Там же сосредоточение сосудов, нервов, сухожилий, мелкие косточки, пучки мышц и прочая, о чём я не догадываюсь по незнанию.
И кисть не только прижилась, но и работала! Вот это, я считаю, чудо-человек там работал. Уникум.
12.08.2001, Новые истории - основной выпуск
История о политическом рукоделии.
Сразу после института мне посчастливилось работать в одной сугубо
закрытой конторе в отделе, занимавшемся генерацией идей о том, каким еще
способом максимально эффективно укокошить побольше народу.
Как и во всяком собрании неординарных личностей, были у нас и свои чудаки
с очень большим и своеобразным чувством юмора.
Наш отдел имел на ближнем полигоне свою лабораторию, где кое-какие
научно-фантастические идеи превращались помаленьку в металл и
электронные платы. Естественно, такое сборище «шибко умных» в одном месте
постоянно привлекало внимание высокосидящих и примерно раз в месяц нас
посещала очередная группа людей в лампасах или дорогих костюмах с
большой свитой. И вот очередное явление: группа во главе с седым
генералом от артиллерии. Все посмотрели, кое-что поняли, еще больше не
поняли. Наш шеф, естественно, сопровождает всю эту кодлу лично. Ровно в
полдень на стене оживают старинные ходики, неизменно поддерживаемые в
рабочем состоянии нашим умельцем Витей.
А ходики эти, надо отметить, очень были замечательные. Весь циферблат
расписан колосьями, колхозниками и тракторами. Даже кукушка не просто
так кукует, а выскакивает из окошка трактора. Поэтому Витя при каждом
ремонте часиков ворчал, что, мол, не могли, идиоты, чего-нибудь
поинтереснее в часы посадить.
Итак, из часиков доносится кукование, а шеф глядя на часы с каждым
«куком» бледнеет на глазах. Генерал, мельком глянув на часы, буркнул:
«Надо же, какие патриотические часики! » и покинул лабораторию со всей
свитой.
Потом шеф вернулся один и понеслось! Ни до, ни после я не видел шефа в
такой ярости.
Оказывается, Витя-таки внес веселую струю в старинный раритет. Для этого
он отфигачил голову от маленького бюстика вождю и теперь Владимир Ильич
в кепке каждый час высовывался из кабины трактора и весело кричал
«Ку-ку! ».
Начальственный конвульсиум не привел к кровопролитию. Изничтожены были
только не в чем не повинные ходики.
P.S. До сих пор не знаю, что нас спасло: то ли генерал был
подслеповатый, то ли вождя в кабине принял за патриотическую идею,
одобренную лично товарищем Сусловым.
Сразу после института мне посчастливилось работать в одной сугубо
закрытой конторе в отделе, занимавшемся генерацией идей о том, каким еще
способом максимально эффективно укокошить побольше народу.
Как и во всяком собрании неординарных личностей, были у нас и свои чудаки
с очень большим и своеобразным чувством юмора.
Наш отдел имел на ближнем полигоне свою лабораторию, где кое-какие
научно-фантастические идеи превращались помаленьку в металл и
электронные платы. Естественно, такое сборище «шибко умных» в одном месте
постоянно привлекало внимание высокосидящих и примерно раз в месяц нас
посещала очередная группа людей в лампасах или дорогих костюмах с
большой свитой. И вот очередное явление: группа во главе с седым
генералом от артиллерии. Все посмотрели, кое-что поняли, еще больше не
поняли. Наш шеф, естественно, сопровождает всю эту кодлу лично. Ровно в
полдень на стене оживают старинные ходики, неизменно поддерживаемые в
рабочем состоянии нашим умельцем Витей.
А ходики эти, надо отметить, очень были замечательные. Весь циферблат
расписан колосьями, колхозниками и тракторами. Даже кукушка не просто
так кукует, а выскакивает из окошка трактора. Поэтому Витя при каждом
ремонте часиков ворчал, что, мол, не могли, идиоты, чего-нибудь
поинтереснее в часы посадить.
Итак, из часиков доносится кукование, а шеф глядя на часы с каждым
«куком» бледнеет на глазах. Генерал, мельком глянув на часы, буркнул:
«Надо же, какие патриотические часики! » и покинул лабораторию со всей
свитой.
Потом шеф вернулся один и понеслось! Ни до, ни после я не видел шефа в
такой ярости.
Оказывается, Витя-таки внес веселую струю в старинный раритет. Для этого
он отфигачил голову от маленького бюстика вождю и теперь Владимир Ильич
в кепке каждый час высовывался из кабины трактора и весело кричал
«Ку-ку! ».
Начальственный конвульсиум не привел к кровопролитию. Изничтожены были
только не в чем не повинные ходики.
P.S. До сих пор не знаю, что нас спасло: то ли генерал был
подслеповатый, то ли вождя в кабине принял за патриотическую идею,
одобренную лично товарищем Сусловым.
12.07.2012, Свежие анекдоты - основной выпуск
Вышли с женой из магазина, а на ступеньках котёнок, няшный весьма.
Жена умилённым голосом, - "Какой хорошенький... Давай ему голову оторвем."
Люди вокруг начали беспокоиться и оборачиваться, пока мы рыбу из пакета не достали.
Жена умилённым голосом, - "Какой хорошенький... Давай ему голову оторвем."
Люди вокруг начали беспокоиться и оборачиваться, пока мы рыбу из пакета не достали.
20.02.2011, Новые истории - основной выпуск
Отец моего любимого преподавателя, Александра Григорьевича Суханова, в
начале XX века едва не породнился с императорским домом Романовых. Но
дом этот разгневался настолько, что неудавшийся жених уехал под
Владивосток, купил огромный участок дикого пляжа на берегу Уссурийского
залива и принялся разводить коров. К концу 20-х годов утро его
многодетной семьи выглядело так: вставали все в три часа утра, дальше
счёт шёл по минутам. У каждого члена семьи, включая самых малолетних,
были свои обязанности – например, пятилетний Александр Григорьевич
растапливал печку, потом разливал молоко по флягам. Может, это и
эксплуатация детского труда, но сейчас в свои почти 90 лет Александр
Григорьевич превосходно выглядит и полон жизни. Если бы хоть один из
двенадцати детей облажался за этой работой, не случилось бы главное –
в полшестого утра отец с загруженными флягами должен был выехать на
длинную обрывистую дорогу, ведущую к железнодорожной станции. Опоздай он
хоть на минуту, поезд ушёл бы во Владивосток, и вся эта работа была бы
зря.
Вокруг были одинокие хутора, населённые корейцами. Они газет не читали и
в 29-м подчистую были раскулачены. Отец Александра Григорьевича газеты
читал внимательно и в 28-м свой хутор продал, перебравшись во
Владивосток. На его хозяйстве поселились коммунары – двадцать здоровых
лбов стали делать работу, с которой вполне справлялась супружеская пара
и двенадцать их детей. Через пару лет бывший хозяин хутора встретил
знакомого машиниста паровоза, и тот поведал ему, что все коммунары
разбежались – достало их вставать по утрам так рано. И ещё он добавил –
«А знаешь, я бы хоть в тюрьму сел, но тебя бы дождался – вон сколько
детворы у тебя. Просто случай не представился, ты никогда не опаздывал…»
начале XX века едва не породнился с императорским домом Романовых. Но
дом этот разгневался настолько, что неудавшийся жених уехал под
Владивосток, купил огромный участок дикого пляжа на берегу Уссурийского
залива и принялся разводить коров. К концу 20-х годов утро его
многодетной семьи выглядело так: вставали все в три часа утра, дальше
счёт шёл по минутам. У каждого члена семьи, включая самых малолетних,
были свои обязанности – например, пятилетний Александр Григорьевич
растапливал печку, потом разливал молоко по флягам. Может, это и
эксплуатация детского труда, но сейчас в свои почти 90 лет Александр
Григорьевич превосходно выглядит и полон жизни. Если бы хоть один из
двенадцати детей облажался за этой работой, не случилось бы главное –
в полшестого утра отец с загруженными флягами должен был выехать на
длинную обрывистую дорогу, ведущую к железнодорожной станции. Опоздай он
хоть на минуту, поезд ушёл бы во Владивосток, и вся эта работа была бы
зря.
Вокруг были одинокие хутора, населённые корейцами. Они газет не читали и
в 29-м подчистую были раскулачены. Отец Александра Григорьевича газеты
читал внимательно и в 28-м свой хутор продал, перебравшись во
Владивосток. На его хозяйстве поселились коммунары – двадцать здоровых
лбов стали делать работу, с которой вполне справлялась супружеская пара
и двенадцать их детей. Через пару лет бывший хозяин хутора встретил
знакомого машиниста паровоза, и тот поведал ему, что все коммунары
разбежались – достало их вставать по утрам так рано. И ещё он добавил –
«А знаешь, я бы хоть в тюрьму сел, но тебя бы дождался – вон сколько
детворы у тебя. Просто случай не представился, ты никогда не опаздывал…»
Послать донат автору/рассказчику
22.10.2009, Новые истории - основной выпуск
В советское время город ежегодно помогал селу в великой битве за урожай.
Тот год для института не был исключением. Огласили список, время и место
сбора и распустили счастливчиков по домам – собираться в дорогу.
Ранним утром к назначенному месту стали собираться молодые здоровые лбы
с рюкзаками за спиной, со спортивными сумками через плечо, в глубине
которых что-то заманчиво позвякивало – хрен его знает, как там у них в
сельпо обстоят дела с горячительными напитками.
Лишь один – очкарик Лёха – разительно отличался от толпы: кроме рюкзака
за спиной, при нём был небольшой дипломатик. В нём тоже что-то
позвякивало, но звук был какой-то не такой, выбивался из стройного хора
голосов винно-водочной продукции.
Последним к толпе присоединился Лёхин друган Мишка, с которым они пять
лет вместе грызли гранит науки, а теперь, тоже вместе, работали в
институтском ВЦ:
- Лёха, привет! Ты чё с дипломатом? Водкой затарился?
- Не, Миш, там не рыба, там удочки. Этим мы будем огненную воду у
аборигенов добывать, - и, положив чемоданчик на асфальт, приоткрыл его.
Внутри был полный набор телемастера: паяльник, тестер, набор
инструментов, коробочки с резисторами-конденсаторами, и всё это было
щедро пересыпано кучей радиоламп.
- В деревне-то какая главная проблема? Телеателье в райцентре. Вот в
каждом доме и пылятся по углам сломанные телевизоры и радиолы, - поучал
друга Лёха, - мы и заполним эту нишу: я курсы телемастеров закончил.
Можно деньгами брать, а можно и сразу бутылкой. Да ещё и накормят
бабуськи сердобольные.
Так и случилось. По приезде на место, Лёха бросил рюкзак на кровать,
взял дипломат и деловым шагом пошёл по селу. В первом же доме нашлась
сломанная радиола, которую Лёха отчинил за полчаса и пузырь самогона.
Через пару часов Лёха вернулся, подозвал Мишку и показал ему бутылку
“Пшеничной”, бутылку самогона и 5 рублей денег:
- Понял, Миха? Тут непочатый край работы. Рекламу я себе сделал, так что
народ теперь потянется. Будешь со мной ходить – чё-нибудь там
подашь-подержишь. Да и веселее вдвоём.
Всё пошло так, как и предсказывал Лёха: отбоя от клиентуры не было.
Друзья каждый вечер пропадали дотемна, возвращались сытыми и пьяными, с
водкой и деньгами. Водку – на стол, деньги делили пополам.
Однажды вечером, закончив ремонт телевизора, сдав работу хозяину –
старенькому, но шустрому деду, и получив пятёрку из дедова кошелька,
ребята уже собрались уходить, но тут дедуля хлопнул себя по лбу:
- Сынки, у меня же в чулане старый “Рекорд” пылится! Меня им как
передовика в 60-м году наградили. Пятнадцать лет как часы, а потом затих
чой-то – пришлось новый покупать. Гляньте, может чё-нить получится.
Там же в чулане нашлись бутылка водки и банка огурцов, которые честная
компания и прикончила перед тем как приступить к осмотру тела.
Убрав со стола посуду, Лёха взгромоздил на него внушительный деревянный
ящик, открыл заднюю крышку, заглянул внутрь, чихнул и почесал макушку:
- Да-а-а, дед, пылищи-то внутри – картошку можно сажать…
Лёха включил телевизор в розетку, крутнул ручку громкости… Тишина. Ни
звука, ни изображения. Лёха взял тестер, потыкал в телевизор, задумчиво
пошкрябал макушку.
Дед и Мишка сидели на диване напротив телевизора, наблюдая за Лёхой.
Хозяина немного развезло, и он ударился в воспоминания о войне, о том
как после войны пересел с танка на трактор, как в райцентре ему вручали
этот телевизор, первый в деревне…
Лёха ещё раз почесал макушку, взял пассатижи и полез внутрь ящика.
Что-то сверкнуло, раздался громкий “бабах”, и комнату заволокло облаком
пыли… И наступила тишина.
Через несколько секунд, когда пыль начала рассеиваться, дед,
прищурившись, вгляделся в экран телевизора:
- О! Изображение появилось!
И на самом деле: через стекло экрана можно было разглядеть чёрно-белую
чумазую физиономию Лёхи с квадратными глазами больше очков, которая
ошалело рассматривала, что осталось внутри телевизора после взрыва
кинескопа. Физия открыла рот и протянула:
- Бля-я-я-а!
- Ага, - мрачно сказал Мишка, - и звук тоже появился…
Тот год для института не был исключением. Огласили список, время и место
сбора и распустили счастливчиков по домам – собираться в дорогу.
Ранним утром к назначенному месту стали собираться молодые здоровые лбы
с рюкзаками за спиной, со спортивными сумками через плечо, в глубине
которых что-то заманчиво позвякивало – хрен его знает, как там у них в
сельпо обстоят дела с горячительными напитками.
Лишь один – очкарик Лёха – разительно отличался от толпы: кроме рюкзака
за спиной, при нём был небольшой дипломатик. В нём тоже что-то
позвякивало, но звук был какой-то не такой, выбивался из стройного хора
голосов винно-водочной продукции.
Последним к толпе присоединился Лёхин друган Мишка, с которым они пять
лет вместе грызли гранит науки, а теперь, тоже вместе, работали в
институтском ВЦ:
- Лёха, привет! Ты чё с дипломатом? Водкой затарился?
- Не, Миш, там не рыба, там удочки. Этим мы будем огненную воду у
аборигенов добывать, - и, положив чемоданчик на асфальт, приоткрыл его.
Внутри был полный набор телемастера: паяльник, тестер, набор
инструментов, коробочки с резисторами-конденсаторами, и всё это было
щедро пересыпано кучей радиоламп.
- В деревне-то какая главная проблема? Телеателье в райцентре. Вот в
каждом доме и пылятся по углам сломанные телевизоры и радиолы, - поучал
друга Лёха, - мы и заполним эту нишу: я курсы телемастеров закончил.
Можно деньгами брать, а можно и сразу бутылкой. Да ещё и накормят
бабуськи сердобольные.
Так и случилось. По приезде на место, Лёха бросил рюкзак на кровать,
взял дипломат и деловым шагом пошёл по селу. В первом же доме нашлась
сломанная радиола, которую Лёха отчинил за полчаса и пузырь самогона.
Через пару часов Лёха вернулся, подозвал Мишку и показал ему бутылку
“Пшеничной”, бутылку самогона и 5 рублей денег:
- Понял, Миха? Тут непочатый край работы. Рекламу я себе сделал, так что
народ теперь потянется. Будешь со мной ходить – чё-нибудь там
подашь-подержишь. Да и веселее вдвоём.
Всё пошло так, как и предсказывал Лёха: отбоя от клиентуры не было.
Друзья каждый вечер пропадали дотемна, возвращались сытыми и пьяными, с
водкой и деньгами. Водку – на стол, деньги делили пополам.
Однажды вечером, закончив ремонт телевизора, сдав работу хозяину –
старенькому, но шустрому деду, и получив пятёрку из дедова кошелька,
ребята уже собрались уходить, но тут дедуля хлопнул себя по лбу:
- Сынки, у меня же в чулане старый “Рекорд” пылится! Меня им как
передовика в 60-м году наградили. Пятнадцать лет как часы, а потом затих
чой-то – пришлось новый покупать. Гляньте, может чё-нить получится.
Там же в чулане нашлись бутылка водки и банка огурцов, которые честная
компания и прикончила перед тем как приступить к осмотру тела.
Убрав со стола посуду, Лёха взгромоздил на него внушительный деревянный
ящик, открыл заднюю крышку, заглянул внутрь, чихнул и почесал макушку:
- Да-а-а, дед, пылищи-то внутри – картошку можно сажать…
Лёха включил телевизор в розетку, крутнул ручку громкости… Тишина. Ни
звука, ни изображения. Лёха взял тестер, потыкал в телевизор, задумчиво
пошкрябал макушку.
Дед и Мишка сидели на диване напротив телевизора, наблюдая за Лёхой.
Хозяина немного развезло, и он ударился в воспоминания о войне, о том
как после войны пересел с танка на трактор, как в райцентре ему вручали
этот телевизор, первый в деревне…
Лёха ещё раз почесал макушку, взял пассатижи и полез внутрь ящика.
Что-то сверкнуло, раздался громкий “бабах”, и комнату заволокло облаком
пыли… И наступила тишина.
Через несколько секунд, когда пыль начала рассеиваться, дед,
прищурившись, вгляделся в экран телевизора:
- О! Изображение появилось!
И на самом деле: через стекло экрана можно было разглядеть чёрно-белую
чумазую физиономию Лёхи с квадратными глазами больше очков, которая
ошалело рассматривала, что осталось внутри телевизора после взрыва
кинескопа. Физия открыла рот и протянула:
- Бля-я-я-а!
- Ага, - мрачно сказал Мишка, - и звук тоже появился…
22.03.2009, Новые истории - основной выпуск
История про гуся. Невеселая, но нравоучительная.
Соседи по площадке ездили куда-то отдыхать и подобрали там гуся. Дикого,
с перебитым крылом и лапой. Витя говорит, что гусь к ним вообще сам
вышел. Типа, помощи искал. Потому что доходил, и если б не подобрали, то
всё. Ну, или сожрал бы кто. Мало ли желающих.
Ну, привезли они его, и к ветеринару. Ветеринар всё что надо сделал,
рентген там, флюорографию, узи, гастроскопию, коронарное шунтирование,
отбеливание зубов, по полной, короче. Гусика перебинтовали, шины
наложили, и доктор гусиный сказал, что гусик выздоровеет, не вопрос, но
летать, к сожалению, не сможет уже никогда. Что-то там непоправимое с
крылом.
Ладно. Вернулись они с этим гусиком, и стали за ним ухаживать, чтобы
он, значит, выздоровел. Перевязки делать, примочки там, кормить, поить,
холить и лелеять, всё, короче, как доктор прописал.
Соседи наши – это такая образцово-показательная семья. Витя с Наташей
сами люди очень приятные. Мы не сказать что прям уж дружим, но общаемся.
Так, на праздники, или просто, посидеть-поболтать. Двое детей, как
положено. Старший мальчик, и девочка в первый класс пошла.
И собака у них еще, сибирская лайка, Джек. Натуральная, они его с Севера
привезли, когда там работали. Мерзейшее, кстати, создание.
Не, ну это я погорячился насчет мерзейшее. Просто стоит нам одновременно
двери в квартиры открыть, как он на нашу Дашу бросается. Вот вроде и
девочка, и больше его в два раза, и плохого-то ведь она ему никогда
ничего не сделала. Но вот чего-то невзлюбил. А она смотрит на него
всегда так удивленно. А он весь из себя прям выходит. Ну, и пару раз
сцепились крепко, до прокушенных ушей и накладывания швов.
Нам даже пришлось завести такой обычай: прежде чем открывать дверь (не
только когда с собакой гулять, а вообще, собаки же всегда в прихожей
трутся, особенно если кто уходит-приходит), нужно чуть-чуть приоткрыть и
громко крикнуть «Мы выходим!»
Что характерно. Как мне потом уже сказал участковый, когда мы эту
традицию ввели, в доме прекратились квартирные кражи, перестали ссать в
лифте и писать на стенках. Не, ну правильно, так-то если прикинуть, две
семьи, семь человек, две собаки, туда сюда, пару десятков раз-то за день
точно получается. Подите, присядьте в лифте пописать, а кто-нибудь вам
заорет «Мы выходим!» Никакого удовольствия, думаю.
Не, а так-то, для людей, и вообще, Джек очень хороший пёс. Ласковый,
воспитанный, и на ощупь приятный. Белый весь, шерсть густющая, Наташка
на чистоте помешана, поэтому он не воняет и ноги моет после прогулки
сам. Хороший пёс, короче. Ну, ебанутый слегка, а кто без этого?
И вот, значит, вся эта большая дружная семья стала гусика выхаживать.
Да, и Джек тоже, а как же. У животных же тоже свое понимание есть, когда
кого можно кушать, а когда нужно и честь знать. И Джек, кстати, как
никто проявлял о гусике заботу и внимание. Потому что все-то – кто в
школу, кто на работу, а Джек же дома всегда. Он гусика вылизывал,
поправлял ему повязку, разрешал пить из своей миски и клал с собой спать
на подстилку. И все, в общем, в этот период только о гусике и говорили.
Какая у гусика температура, когда делали перевязку, и как у него сегодня
настроение. Даже я, представляя любого гусика не иначе как в духовке,
заходя по делу в первую очередь спрашивал «Ну? Как там наш больной?»
Тьфу, даже самому противно.
Ну, и долго ли, коротко, гусик выздоровел. Только крыло, как и обещал
доктор, осталось профнепригодным, хотя внешне ничего и не заметно. И
куда такого гусика? На улицу же не выгонишь? Ну, и остался он у них
жить, как полноценный член семьи.
И вот тут-то и выяснилось очень скоро, что вместе с неподлежащим починке
крылом у гусика имеется так же неподлежащий починке, крайне скверный
характер.
В чем это выражалось? Ну, то что он гадил где и когда ни попадя – это
как бы само собой разумеется. Птицу к лотку не приучишь. Но создавалось,
честное слово, полное впечатление, что он делал это нарочито. Вот сидим
за столом, в комнате, кушаем там, или пьем. Всё хорошо. Собака в
прихожей, гусик на кухне. И вдруг дверь откроется, и он прется
переваливаясь. «Привет, гусик!» Ага, привет. Подойдет, на ковер
насерет, развернется, и опять на кухню уйдет. Наташка, понятно, сразу
бежит там прибирать, то-сё, и посиделки как бы скомканы.
Ну это, я повторяю, ничего, терпеть можно. Другое. Гусик оказался
страшно агрессивен и задирист. И видимо за то время, что он болел и
приходил в себя, и за ним все ходили как за дитем малым и боялись на
него дышать, он похоже решил, что он тут кум королю, а остальные так,
говно за ним убирать. И стал всех задирать.
Детей за ноги щиплет – мимо не пройдешь. Да и взрослых. А если шуганешь
– начинает шипеть и бросаться. Но больше, главное, всё не в открытую, а
исподтишка. Подкрадется – хвать девчонку за голую ногу! Та плачет. А чо
сделаешь? Знаете как гуси кусаются? Ого-го!
Но больше всего, самым пострадавшим, оказался Джек. Люди-то, опять же,
не всегда дома. А Джек – вот же он. Клюй – не хочу. Понятно, что такую
шерсть не проклюнешь просто так, но всё равно, кому приятно, если ты его
вылизывал, вылизывал, а он нате, распишитесь. И опять же – сделать
ничего нельзя. Ну огрызнется Джек. А тому это и надо. Давай ему крыльями
по морде. Знаете, как гуси крыльями дерутся? Вот понаблюдайте при
случае. Голубь-то крылом заденет - и то неприятно. А у гуся крыло –
боевое оружие.
Короче, жизнь в благоустроенном и уютном доме из-за этого гуся
превратилась потихоньку в форменный невыносимый дурдом. Девчонка плачет,
Витя бегает с ножиком за гусем, Наташка бегает с пылесосом за Витей,
Джек прыгает и на всех лает, гусик тихонько сидит на кухне за
холодильником. Потом вроде все успокоятся, он из-за холодильника
вылезет, по дороге собаку ущипнет, придет в комнату, и посредине ковра
насерет.
Я, видя такое дело, однажды Вите, курили на площадке, говорю: давай я
ему шею сверну, слушай. Так же нельзя. Я понимаю, у тебя принципы, вы
его вроде как выходили на свою голову. А у меня-то принципов нету.
Сверну небольно. Чик, и нету. И никто не узнает. Я даже своей не скажу.
Пропал и пропал гусик. Улетел в теплые края.
Так мне на Витю смотреть было жалко, что я готов был пойти на
преступление. А он на меня как замашет сигаретой: что ты! Что ты! Это же
член семьи считай! Как можно!
Ну, не хотите, - как хотите. И живите как знаете. Витя, я обратил
внимание, на работу стал уходить все раньше, возвращаться заполночь.
Дети все время во дворе. Домой уже никто не рвется. Девчонка малая у нас
стала пропадать, а ноги, видно же, покусаны.
Вот такого террориста сами на свою голову вырастили. И сделать ничего не
могут.
А однажды разом всё и кончилось. Пришла как-то Наташка с работы, дети во
дворе как обычно. Наташка: «Гуля, гуля!», а гули нету.
Заходит на кухню, валяется гуля, и шея перекушена. А Джек, молодец,
лежит в прихожей, и морду лапой закрывает. Устал пёс видно от всего
этого беспредела, терпел, терпел, да и разобрался по-свойски, раз от
людей толку шиш.
Вот такая история, да. А выводы нравоучительные вы уж сами. Сами.
Соседи по площадке ездили куда-то отдыхать и подобрали там гуся. Дикого,
с перебитым крылом и лапой. Витя говорит, что гусь к ним вообще сам
вышел. Типа, помощи искал. Потому что доходил, и если б не подобрали, то
всё. Ну, или сожрал бы кто. Мало ли желающих.
Ну, привезли они его, и к ветеринару. Ветеринар всё что надо сделал,
рентген там, флюорографию, узи, гастроскопию, коронарное шунтирование,
отбеливание зубов, по полной, короче. Гусика перебинтовали, шины
наложили, и доктор гусиный сказал, что гусик выздоровеет, не вопрос, но
летать, к сожалению, не сможет уже никогда. Что-то там непоправимое с
крылом.
Ладно. Вернулись они с этим гусиком, и стали за ним ухаживать, чтобы
он, значит, выздоровел. Перевязки делать, примочки там, кормить, поить,
холить и лелеять, всё, короче, как доктор прописал.
Соседи наши – это такая образцово-показательная семья. Витя с Наташей
сами люди очень приятные. Мы не сказать что прям уж дружим, но общаемся.
Так, на праздники, или просто, посидеть-поболтать. Двое детей, как
положено. Старший мальчик, и девочка в первый класс пошла.
И собака у них еще, сибирская лайка, Джек. Натуральная, они его с Севера
привезли, когда там работали. Мерзейшее, кстати, создание.
Не, ну это я погорячился насчет мерзейшее. Просто стоит нам одновременно
двери в квартиры открыть, как он на нашу Дашу бросается. Вот вроде и
девочка, и больше его в два раза, и плохого-то ведь она ему никогда
ничего не сделала. Но вот чего-то невзлюбил. А она смотрит на него
всегда так удивленно. А он весь из себя прям выходит. Ну, и пару раз
сцепились крепко, до прокушенных ушей и накладывания швов.
Нам даже пришлось завести такой обычай: прежде чем открывать дверь (не
только когда с собакой гулять, а вообще, собаки же всегда в прихожей
трутся, особенно если кто уходит-приходит), нужно чуть-чуть приоткрыть и
громко крикнуть «Мы выходим!»
Что характерно. Как мне потом уже сказал участковый, когда мы эту
традицию ввели, в доме прекратились квартирные кражи, перестали ссать в
лифте и писать на стенках. Не, ну правильно, так-то если прикинуть, две
семьи, семь человек, две собаки, туда сюда, пару десятков раз-то за день
точно получается. Подите, присядьте в лифте пописать, а кто-нибудь вам
заорет «Мы выходим!» Никакого удовольствия, думаю.
Не, а так-то, для людей, и вообще, Джек очень хороший пёс. Ласковый,
воспитанный, и на ощупь приятный. Белый весь, шерсть густющая, Наташка
на чистоте помешана, поэтому он не воняет и ноги моет после прогулки
сам. Хороший пёс, короче. Ну, ебанутый слегка, а кто без этого?
И вот, значит, вся эта большая дружная семья стала гусика выхаживать.
Да, и Джек тоже, а как же. У животных же тоже свое понимание есть, когда
кого можно кушать, а когда нужно и честь знать. И Джек, кстати, как
никто проявлял о гусике заботу и внимание. Потому что все-то – кто в
школу, кто на работу, а Джек же дома всегда. Он гусика вылизывал,
поправлял ему повязку, разрешал пить из своей миски и клал с собой спать
на подстилку. И все, в общем, в этот период только о гусике и говорили.
Какая у гусика температура, когда делали перевязку, и как у него сегодня
настроение. Даже я, представляя любого гусика не иначе как в духовке,
заходя по делу в первую очередь спрашивал «Ну? Как там наш больной?»
Тьфу, даже самому противно.
Ну, и долго ли, коротко, гусик выздоровел. Только крыло, как и обещал
доктор, осталось профнепригодным, хотя внешне ничего и не заметно. И
куда такого гусика? На улицу же не выгонишь? Ну, и остался он у них
жить, как полноценный член семьи.
И вот тут-то и выяснилось очень скоро, что вместе с неподлежащим починке
крылом у гусика имеется так же неподлежащий починке, крайне скверный
характер.
В чем это выражалось? Ну, то что он гадил где и когда ни попадя – это
как бы само собой разумеется. Птицу к лотку не приучишь. Но создавалось,
честное слово, полное впечатление, что он делал это нарочито. Вот сидим
за столом, в комнате, кушаем там, или пьем. Всё хорошо. Собака в
прихожей, гусик на кухне. И вдруг дверь откроется, и он прется
переваливаясь. «Привет, гусик!» Ага, привет. Подойдет, на ковер
насерет, развернется, и опять на кухню уйдет. Наташка, понятно, сразу
бежит там прибирать, то-сё, и посиделки как бы скомканы.
Ну это, я повторяю, ничего, терпеть можно. Другое. Гусик оказался
страшно агрессивен и задирист. И видимо за то время, что он болел и
приходил в себя, и за ним все ходили как за дитем малым и боялись на
него дышать, он похоже решил, что он тут кум королю, а остальные так,
говно за ним убирать. И стал всех задирать.
Детей за ноги щиплет – мимо не пройдешь. Да и взрослых. А если шуганешь
– начинает шипеть и бросаться. Но больше, главное, всё не в открытую, а
исподтишка. Подкрадется – хвать девчонку за голую ногу! Та плачет. А чо
сделаешь? Знаете как гуси кусаются? Ого-го!
Но больше всего, самым пострадавшим, оказался Джек. Люди-то, опять же,
не всегда дома. А Джек – вот же он. Клюй – не хочу. Понятно, что такую
шерсть не проклюнешь просто так, но всё равно, кому приятно, если ты его
вылизывал, вылизывал, а он нате, распишитесь. И опять же – сделать
ничего нельзя. Ну огрызнется Джек. А тому это и надо. Давай ему крыльями
по морде. Знаете, как гуси крыльями дерутся? Вот понаблюдайте при
случае. Голубь-то крылом заденет - и то неприятно. А у гуся крыло –
боевое оружие.
Короче, жизнь в благоустроенном и уютном доме из-за этого гуся
превратилась потихоньку в форменный невыносимый дурдом. Девчонка плачет,
Витя бегает с ножиком за гусем, Наташка бегает с пылесосом за Витей,
Джек прыгает и на всех лает, гусик тихонько сидит на кухне за
холодильником. Потом вроде все успокоятся, он из-за холодильника
вылезет, по дороге собаку ущипнет, придет в комнату, и посредине ковра
насерет.
Я, видя такое дело, однажды Вите, курили на площадке, говорю: давай я
ему шею сверну, слушай. Так же нельзя. Я понимаю, у тебя принципы, вы
его вроде как выходили на свою голову. А у меня-то принципов нету.
Сверну небольно. Чик, и нету. И никто не узнает. Я даже своей не скажу.
Пропал и пропал гусик. Улетел в теплые края.
Так мне на Витю смотреть было жалко, что я готов был пойти на
преступление. А он на меня как замашет сигаретой: что ты! Что ты! Это же
член семьи считай! Как можно!
Ну, не хотите, - как хотите. И живите как знаете. Витя, я обратил
внимание, на работу стал уходить все раньше, возвращаться заполночь.
Дети все время во дворе. Домой уже никто не рвется. Девчонка малая у нас
стала пропадать, а ноги, видно же, покусаны.
Вот такого террориста сами на свою голову вырастили. И сделать ничего не
могут.
А однажды разом всё и кончилось. Пришла как-то Наташка с работы, дети во
дворе как обычно. Наташка: «Гуля, гуля!», а гули нету.
Заходит на кухню, валяется гуля, и шея перекушена. А Джек, молодец,
лежит в прихожей, и морду лапой закрывает. Устал пёс видно от всего
этого беспредела, терпел, терпел, да и разобрался по-свойски, раз от
людей толку шиш.
Вот такая история, да. А выводы нравоучительные вы уж сами. Сами.
04.07.2019, Новые истории - основной выпуск
И СНОВА О ПОЛЬЗЕ ЗНАНИЙ
«Математика - царица наук» ( мой старший двоюродный брат, отвешивая мне подзатыльник)
Многие помнят старую математическую задачку: у вас есть сто монет, одна из них фальшивая и весит немного меньше остальных. За сколько взвешиваний на простых весах-коромыслах вы сможете найти эту фальшивую монету?
Алгоритм решения простой: на каждую чашу весов кладём по 50 монет. Это взвешивание первое.
Второе взвешивание - ту кучку, что легче (из-за наличия более легкой фальшивой монеты) снова делим пополам по 25 монет и взвешиваем, сравнивая и находя кучку с более легкой монетой.
Третье взвешивание - по 12 монет с каждой стороны. Если вес равный - значит 25-я оставшаяся монета - фальшивая.
Четвёртое - по 6 монет.
Пятое - по 3 монеты.
Шестое взвешивание - находим фальшивую монету.
В начале 90-х годов взяли мы с приятелем большой тогда для нас заказ: обследование на пять разных онкомаркеров работников «Горнефтепродукта». Это несколько нефтебаз и штук 50 АЗС по всей области, человек 800-900 примерно.
Технология простая - пробирку с кровью конкретного человека делишь на пять пробирок и в каждую капаешь соответствующий онкомаркер-реагент. Есть реакция - онкомаркер сработал, тащим этого человека на углубленное обследование и срочное лечение.
Реагенты дорогущие, «один раз капнуть в пробирку с кровью» стоило, если правильно помню, несколько сот долларов.
Себестоимость высокая, маржа низкая, возни много...
Сидим, тупо капаем, тысячи анализов ещё, батареи пробирок в штативах, вся лаборатория заставлена...скушно...
Кто-то вспомнил эту математическую задачку - а хули, чем искомая кровь отличается от фальшивой монеты?
Да ничем!!
И понеслась: берёшь колбу, в неё по капле крови 100 человек - и каплю реагента. Нет реакции - во всей группе из 100 человек нет онкологии легких, например. И незачем проверять каждого.
Если маркер сработал - эту группу делим на две, по 50 человек, и ещё через максимум пять итераций находим больного.
Итого вместо 900*5=4500 исследований мы уложились где-то менее, чем в сотню.
Можно было и меньше, сразу брать «каплю реагента на 900 капель крови разных людей», но нам гарантированное качество нужно было, чтобы никого не пропустить, а при таком количестве разной крови мы не могли гарантировать какой-либо непонятной нам реакции.
Более того, свою схему «по 100 человек за раз» мы повторили трижды, для той самой гарантии. Причём каждый раз меняли состав набора «100 капель крови разных людей».
Результаты экономические:
-Вместо 4500 исследований мы уложились со всеми возможными перестраховками в 280 (это рентабельность в 1500%, если не ошибаюсь));
-Прибыли хватило купить «советский джентельменский набор»: по квартире/машине/даче.
(«Каждому!» -«Операция Ы»).
Главные результаты - медицинские:
-Выявили 8 операторов АЗС и двух водителей; у семерых - онкология первой стадии, у одного - третья, и ещё у двоих - нолевая стадия, нечто типа «предрака» - болезни ещё нет, но маркер уже срабатывает.
-С третьей стадией опоздали, человек умер.
-Благодаря нашим исследованиям лечение начали вовремя и остальные девять человек остались жить.
«Математика - царица наук» ( мой старший двоюродный брат, отвешивая мне подзатыльник)
Многие помнят старую математическую задачку: у вас есть сто монет, одна из них фальшивая и весит немного меньше остальных. За сколько взвешиваний на простых весах-коромыслах вы сможете найти эту фальшивую монету?
Алгоритм решения простой: на каждую чашу весов кладём по 50 монет. Это взвешивание первое.
Второе взвешивание - ту кучку, что легче (из-за наличия более легкой фальшивой монеты) снова делим пополам по 25 монет и взвешиваем, сравнивая и находя кучку с более легкой монетой.
Третье взвешивание - по 12 монет с каждой стороны. Если вес равный - значит 25-я оставшаяся монета - фальшивая.
Четвёртое - по 6 монет.
Пятое - по 3 монеты.
Шестое взвешивание - находим фальшивую монету.
В начале 90-х годов взяли мы с приятелем большой тогда для нас заказ: обследование на пять разных онкомаркеров работников «Горнефтепродукта». Это несколько нефтебаз и штук 50 АЗС по всей области, человек 800-900 примерно.
Технология простая - пробирку с кровью конкретного человека делишь на пять пробирок и в каждую капаешь соответствующий онкомаркер-реагент. Есть реакция - онкомаркер сработал, тащим этого человека на углубленное обследование и срочное лечение.
Реагенты дорогущие, «один раз капнуть в пробирку с кровью» стоило, если правильно помню, несколько сот долларов.
Себестоимость высокая, маржа низкая, возни много...
Сидим, тупо капаем, тысячи анализов ещё, батареи пробирок в штативах, вся лаборатория заставлена...скушно...
Кто-то вспомнил эту математическую задачку - а хули, чем искомая кровь отличается от фальшивой монеты?
Да ничем!!
И понеслась: берёшь колбу, в неё по капле крови 100 человек - и каплю реагента. Нет реакции - во всей группе из 100 человек нет онкологии легких, например. И незачем проверять каждого.
Если маркер сработал - эту группу делим на две, по 50 человек, и ещё через максимум пять итераций находим больного.
Итого вместо 900*5=4500 исследований мы уложились где-то менее, чем в сотню.
Можно было и меньше, сразу брать «каплю реагента на 900 капель крови разных людей», но нам гарантированное качество нужно было, чтобы никого не пропустить, а при таком количестве разной крови мы не могли гарантировать какой-либо непонятной нам реакции.
Более того, свою схему «по 100 человек за раз» мы повторили трижды, для той самой гарантии. Причём каждый раз меняли состав набора «100 капель крови разных людей».
Результаты экономические:
-Вместо 4500 исследований мы уложились со всеми возможными перестраховками в 280 (это рентабельность в 1500%, если не ошибаюсь));
-Прибыли хватило купить «советский джентельменский набор»: по квартире/машине/даче.
(«Каждому!» -«Операция Ы»).
Главные результаты - медицинские:
-Выявили 8 операторов АЗС и двух водителей; у семерых - онкология первой стадии, у одного - третья, и ещё у двоих - нолевая стадия, нечто типа «предрака» - болезни ещё нет, но маркер уже срабатывает.
-С третьей стадией опоздали, человек умер.
-Благодаря нашим исследованиям лечение начали вовремя и остальные девять человек остались жить.
08.08.2021, Новые истории - основной выпуск
Эту историю часто вспоминают в нашей семье.
Перед самой войной у моего дедушки открылась язва желудка. Больница была в соседнем районе и его лучший друг по весенней распутице всю ночь тащил умирающего деда на санках, приговаривая:
— Держись друг, держись!
Сам не верил, что довезёт его живым. Язва оказалась прободной, начался перитонит, операция была долгая, тяжёлая, но случилось чудо, дед выжил. А когда началась война, его не взяли на фронт по причине инвалидности.
У дедушки с бабушкой было четверо детей. Один мальчик умер от тифа осенью 1941 года. А зимой две трёхлетние девчушки-близняшки, Леночка и Раечка, опухли от голода и слегли.
В семье был любимый кот Васька. Он исправно ловил мышей и подкладывал их хозяевам на порог — отчитывался, что не дармоед. А ночью забирался в кровать к девочкам, ложился между ними, мурчал и грел их своим теплом. Девочки от слабости не могли даже поднять тонкие, как спички, ручки, чтобы погладить кота.
И вот пришёл ужасный день, когда одна из малышек, Раечка, умерла. Бабушка рыдала, проклиная войну. Кот забился в угол, понимая, что произошло что-то ужасное. Наутро он принёс в дом кусок чёрного хлеба и положил перед бабушкой: вот, мол, моя добыча. Бабушка не поверила своим глазам, а кот тёрся возле ног, как будто утешал её.
Бабушка размяла в кипятке хлебушек и накормила маленькую дочку. К вечеру Леночка улыбнулась и смогла погладить кота ослабевшей рукой. На следующий день кот приволок хвост от селёдки. бабушка плакала, нахваливая его. Она сварила рыбный бульон.
На третий день кот домой не пришёл. Оказалось, что еду он воровал на кухне у немцев. Они выследили его и прошили очередью из автомата. Раненого кота привязали к столбу и повесили табличку «ПАРТИЗАН». Согнали всех жителей и предупредили, что так будет с каждым, кто осмелится таскать еду партизанам.
Но оказалось, что Ваську не застрелили, а только ранили. Ночью, чуть живой, Васька каким-то образом освободился и приполз домой. И дед, под страхом смерти, спрятал его в корзинке под полом. Неделю дедушка пытался выходить кормильца. Шептал коту на ухо:
— Если я выжил, то ты и подавно оклемаешься, у котов ведь семь жизней, держись друг, держись, партизаны не сдаются.
Но раны были тяжёлые, кот не выжил. Дед похоронил Ваську за домом.
Вот так обыкновенный деревенский кот спас от голодной смерти маленькую девочку Леночку. Это была моя мама.
Олеся Афонская
Перед самой войной у моего дедушки открылась язва желудка. Больница была в соседнем районе и его лучший друг по весенней распутице всю ночь тащил умирающего деда на санках, приговаривая:
— Держись друг, держись!
Сам не верил, что довезёт его живым. Язва оказалась прободной, начался перитонит, операция была долгая, тяжёлая, но случилось чудо, дед выжил. А когда началась война, его не взяли на фронт по причине инвалидности.
У дедушки с бабушкой было четверо детей. Один мальчик умер от тифа осенью 1941 года. А зимой две трёхлетние девчушки-близняшки, Леночка и Раечка, опухли от голода и слегли.
В семье был любимый кот Васька. Он исправно ловил мышей и подкладывал их хозяевам на порог — отчитывался, что не дармоед. А ночью забирался в кровать к девочкам, ложился между ними, мурчал и грел их своим теплом. Девочки от слабости не могли даже поднять тонкие, как спички, ручки, чтобы погладить кота.
И вот пришёл ужасный день, когда одна из малышек, Раечка, умерла. Бабушка рыдала, проклиная войну. Кот забился в угол, понимая, что произошло что-то ужасное. Наутро он принёс в дом кусок чёрного хлеба и положил перед бабушкой: вот, мол, моя добыча. Бабушка не поверила своим глазам, а кот тёрся возле ног, как будто утешал её.
Бабушка размяла в кипятке хлебушек и накормила маленькую дочку. К вечеру Леночка улыбнулась и смогла погладить кота ослабевшей рукой. На следующий день кот приволок хвост от селёдки. бабушка плакала, нахваливая его. Она сварила рыбный бульон.
На третий день кот домой не пришёл. Оказалось, что еду он воровал на кухне у немцев. Они выследили его и прошили очередью из автомата. Раненого кота привязали к столбу и повесили табличку «ПАРТИЗАН». Согнали всех жителей и предупредили, что так будет с каждым, кто осмелится таскать еду партизанам.
Но оказалось, что Ваську не застрелили, а только ранили. Ночью, чуть живой, Васька каким-то образом освободился и приполз домой. И дед, под страхом смерти, спрятал его в корзинке под полом. Неделю дедушка пытался выходить кормильца. Шептал коту на ухо:
— Если я выжил, то ты и подавно оклемаешься, у котов ведь семь жизней, держись друг, держись, партизаны не сдаются.
Но раны были тяжёлые, кот не выжил. Дед похоронил Ваську за домом.
Вот так обыкновенный деревенский кот спас от голодной смерти маленькую девочку Леночку. Это была моя мама.
Олеся Афонская
11.03.2022, Свежие анекдоты - основной выпуск
- Мне царь-бургер и острый цирюльник.
- Квас с хреном или мёдом?
- С хреном, безо льда. Малую крынку.
- Хрустящая репа по-домашнему? Вареники с брюквой и крапивой?
- Нет, благодарствую. Свёклы пареной большой туес.
- Тут будете трапезничать али восвояси?
- Восвояси.
- Квас с хреном или мёдом?
- С хреном, безо льда. Малую крынку.
- Хрустящая репа по-домашнему? Вареники с брюквой и крапивой?
- Нет, благодарствую. Свёклы пареной большой туес.
- Тут будете трапезничать али восвояси?
- Восвояси.
Наши чемпионы
Самые популярные авторские десятки
Самые популярные авторские сотни
Сводный рейтинг всех зарегистрированных авторов и рассказчиков
Лучшие работы зарегистрированных пользователей
Звёзды сайта
Рейтинг лучших за день