Новые истории - основной выпуск

Картина чипсами.

Мужик с пацаном идут, видимо, в магазин. Проходят мимо знаменитой рекламы «Аршавин + Lays”. Диалог:
- Папа, купишь мне такие чипсы?
- Нет.
- Почему?
- Этот дядя - идиот. Сынок, ты ведь не хочешь стать идиотом!? Никогда не ешь эту дрянь.

Во истину, реклама - двигатель торговли.

Смешная история, случилась недавно с моим папашей. Он, ввиду своего крестьянского происхождения, как вышел на пенсию, обзавёлся хозяйством - вокруг домика садик с фруктовыми деревями, грядки с помидорами, огурчики, живность всякая - курочки, и даже коровка. Реализация излишков молока жителям микрорайона, что расположен рядом, приносит небольшой, но стабильный доход (приходят сами, просят молоко "немагазинное") - прибавка к пенсии никому помешает. А вообще он математик, и не просто математик, а достаточно выдающийся, доктор соответствующих наук, и профессор, много лет заведовал кафедрой, и институтом... Но очень уж простой по жизни, как начнёт возится по хозяйству, а любит всё делать своими руками, облачается в такое рваньё... Теперь сама история. Занимался как-то папаша переустройством очередного курятника, был как раз в таком затрапезном виде. Пришла женщина за молоком, подала пустую 3-х литровую банку, и деньги, крупную купюру. Потом посмотрела так изучающе на отца, и заявила что нет, ВЫ ВСЁ РАВНО СДАЧИ ПОСЧИТАТЬ НЕ СУМЕЕТЕ, подождите, сейчас принесу вам без сдачи... :-)))

У моей знакомой сын – 10 лет, за последние два года мутировал в рьяного футбольного болельщика. Пару недель назад у нас по соседству, в местечке Шрунс, Австрия, тренировалась национальная сборная Испании. Они приезжают уже не первый раз сюда – климат, горы, коровы, лепота...
Сын подкатил к мамаше с просьбой-ультиматумом: «Хочу автограф Торреса!»
Перефразируя классика «А то, чего требует сыночка, должно быть исполнено. Точка»
Сузанна поехала в понедельник в Шрунс оценить поставленную перед ней задачу. Поле, проход к раздевалкам, по обоим бокам прохода - орущие фанаты числом 200-300 чел, стоящие тесно в 3-4 ряда по краям дорожки.
В четверг она была снова там. Сборная Испании отыграла тренировку, футболисты гуськом не спеша продвигаются к раздевалкам и выборочно раздают пять-шесть автографов. Как только один из них ступает в окруженное фанатами пространство, начинается скандеж: «Силь-ва, Силь-ва!!», выходит следующий, и снова дружное «Ра-мос, Ра-мос!!»
Вышел Фернандо Торрес. Толпа истерично заорала «То-рес! То-рес!». На Сузанну общее буйство не подействовало. Она в промежутки, ациклично, закричала «Fernando, por favor!!“
Стоящий рядом с ней фанат презрительно покосился на нее и пробурчал «Его не Porfavor зовут, а Торрес» и добавил в сердцах «Дура, какого черта приперлась».
Каково же было его бескрайнее удивление, когда Фернандо Торрес-Порфавор нашел глазами даму, так вежливо к нему обратившуюся (por favor по исп. «пожалуйста») и целенаправленно двинулся к Сузанне и написал на своей фотографии «Всего наилучшего, Фернандо Торрес».
А лицо у него все в веснушках!!

История из истории: К 200-летию Бородинской битвы

В Ревельском пехотном полку, защищавшем Семеновские (они же Багаратионовы) флеши, уже во время артобстрела выбыл из строя знаменосец. Командир части полковник А.Пучков вынужден был спешно подобрать другого. Пока он мучился проблемой выбора, к нему вдруг подошел молодой прапорщик, совсем недавно прибывший в полк.
- Назначьте знаменосцем меня! - решительно потребовал он.
- Почему именно тебя? - хмуро осведомился полковник, но, пораженный сколь загадочным, столь и убедительным ответом юного прапорщика: "Я умею умирать стоя!", вручил ему полковое знамя.

Задумали с женой постирать сумку для ноутбука, в боковом кармане обычно ношу в ней еще одну мобилу. Перед стиркой все карманы вытряхнули, все вроде проверили. Положили в стиралку. Сидим, пьем кофе. Вдруг у меня входящий, смотрю номер - это номер того самого телефона, который из сумки должны были вытащить. Приходит осознание, делаю глоток кофе и говорю жене: "Это телефон звонит... из стиралки"!

Друг рассказал историю про урок русского языка у первоклашек.
Учительница предложила детишкам закончить предложение "Петя пошёл на ...".
Все дети как дети, продолжили предложение фразами типа "...на работу", "...на рыбалку", а трое написали ёмко: ...НАХУЙ. Трое Вовочек в классе - перебор!

Не умею я шутить..Ехал в автобусе. Обычного парня укачало на жаре, не сдержался - вырвало его фонтаном. Че тут началось! Тетки-бабки озверели, чуть ли не обратно все его скушать заставить вздумали.Я тоже сначала злиться стал, потом жалко его стало, ителлигентик такой, извиняется. Автобус остановился, я решил выйти, и переступая через рвотную массу, нагнулся и внимательно стал рассматривать содержимое.Пахло нехило так, кисленьким специфическим. А мне чего, я ж 3 года врачом работал) Ну и решил пошутить - распрямился и довольно: "О! Салатик!!))" В салоне тишина. Секунды 2. Потом сзади тетку как вывернуло наизнанку.На соседку. Видать салатик представила. На кого вырвало, ответный фонтан стрельнула. Я понял че к чему. из автобуса успел выпрыгнуть. Дальше не знаю, быстро ушел, автобус стоял. Зря я так пошутил, вообщем.

хорошая штука автоматические освежители воздуха. купил фрешматик - вечером клеить не стал, на стену поставил за унитаз... рано утром спокойно сижу читаю на белом друге и вдруг что-то сказало пш... холодная струя дунула мне под коленку- сходил сразу-

ПАРИЖСКИЙ ГРУЗЧИК
Во времена, когда бумажки от жвачки хранилась в советских семьях наравне со свидетельством о рождении, а захватывающая история о том, какой у неё был вкус, исполнялась на бис при каждом семейном застолье, учился я в одном из поволжских университетов с Хосе Викторовичем Хэбанес Кабосом. Кто не в курсе, Хосе Викторович был потомком в первом колене детей коммунаров, вывезенных из республиканской Испании в промежутке между 1937 и 1939гг уже прошлого века.(история от 28.04.2012)
В 1975 году умер генералиссимус Франко, в 1980 в Москве состоялись Олимпийские Игры. Может быть, поэтому и, наверное, вкупе ещё с целым рядом причин, отца Хосе Викторовича пригласили в очень специальные органы и открыли секрет, который им был известен давно, а именно, что в далёкой Испании у него есть родственники, и эти родственники много лет ищут следы мальчика, сгинувшего в Советской России накануне Второй Мировой войны. Вручили бумагу с адресом и попросили расписаться в двух местах. За бумагу с адресом и за то, что он прошёл инструктаж по поводу возможных провокаций со стороны счастливо обретённых близких. Инструктаж сводился к тому, что ему посоветовали (конечно же, во избежание возможных провокаций) бумажку спрятать подальше и сделать вид, как будто её и не было.
Тем же вечером, на кухне полутора комнатной хрущёвки гостиничного типа (это, когда трое за столом и холодильник уже не открывается) состоялся семейный совет. Решили: писать родне и ждать провокаций.
Ответ пришёл через месяц, откуда-то с севера Испании, из маленького провинциального городка, где чуть ли не половина населения была с ними в какой-то степени родства. Священник местной церкви на основании старых церковных записей о рождении, крещении, документов из городского архива отправил несколько лет назад в советский МИД очередной запрос о судьбе детей, сорок лет назад увезённых в гости к пионерам. Теперь он славил Господа за то, что тот сохранил жизнь Хэбонес Кабосу старшему, за то, что нашлась ещё одна сиротка (Хэбонес Кабос старший был женат на воспитаннице того же детского дома, где рос сам), и отдельно благодарил Всевышнего за рождение Хэбонес Кабоса младшего.
Далее, как и предупреждали в очень специальных органах, следовала провокация. Служитель культа звал их, разумеется, всех вместе, с сыночком, приехать погостить в родной город (скорее деревню, судя по размерам) хотя бы на пару недель. Расходы на дорогу и проживание не проблема. Как писал священник, прихожане рады будут собрать требуемую сумму, как только определятся детали визита. Видимо, в городке советских газет не читали, и, поэтому, не знали, что трудящиеся в СССР жили намного обеспеченнее угнетённых рабочих масс капиталистической Европы. Тем не менее, родственников и падре (который, как оказалось, тоже был каким-то семиюродным дядей) отказом принять помощь решили не обижать, и начался сбор справок и характеристик. Так о предстоящей поездке стало известно у нас на факультете. Здесь для многих путешествие по профсоюзной путёвке куда–нибудь за пределы родной области уже была событием, достойным описания в многотиражке, наверное, по этой причине предстоящий вояж большинство восприняло близко к сердцу. Почти, как свой собственный..
Хосе был хороший парень, но, мягко скажем, не очень общительный. Он был близорук, носил очки с толстыми линзами и обладал какой-то нездоровой, неопрятной полнотой, выдающей в нём человека весьма далёкого от спорта. Особой активностью в общественной жизни не отличался, но в свете предстоящей поездки на Пиренейский полуостров стал прямо-таки «властителем умов» доброй половины нашего факультета и примкнувших почитателей и почитательниц (преимущественно по комсомольской линии), проходивших обучение на других факультетах. В те полтора-два месяца, что тянулся сбор необходимых бумаг и согласований, Хосе одолевали поручениями и просьбами. Девушки, на которых Хосе и посмотреть-то стеснялся, подходили первыми и задавали милые вопросы: «А правда ли, что в Испании на улицах растут апельсины и их никто не рвёт?» или « А правда, что там все свадьбы проходят в храмах и, поэтому, нет разводов?». В комитете ВЛКСМ факультета дали понять, что ждут от него фоторепортаж об Испании и сувениры. В университетском комитете ВЛКСМ от него потребовали материалы для экспозиции «Герои Республиканской армии и зверства режима Франко», стенда «Крепим интернациональную дружбу» и, конечно же, сувениры для комсомольских секретарей, а было их три - первый, второй и третий.
Надо сказать, что вся эта суета мало радовала Хосе Викторовича Хэбанес Кабоса. Плюсы от поездки просматривались чисто теоретически, ввиду мизерной суммы в валюте, которую разрешалось менять и того, что, судя по многочисленным косвенным данным, глухая провинция испанская мало чем отличалась от глухой провинции российской. А список просьб и поручений, тем не менее, рос от кабинета к кабинету. И только одно обстоятельство грело душу будущего путешественника. Так как дорогу оплачивали родственники, то они и проложили маршрут, который обеспечивал нужный результат при минимальных затратах. Поэтому, в Испанию семья летела до какого-то аэропорта, где их встречал падре на автомобиле и вёз потом до родного городка, а вот обратно они отправлялись с ближайшей железнодорожной станции во Францию, до Парижа !!!, там пересадка на поезд до Москвы. Один день в Париже в 1981 году для провинциального советского паренька, пусть даже и с испанскими корнями… Боюсь, сегодня сложно будет найти аналогию, скорее невозможно.
Нас с Хосе объединяло то, что жили мы в промышленном районе далеко от центра города, соответственно далеко и от университета, поэтому нередко пересекались в транспорте по дороге на учёбу и обратно. Сама дорога занимала около часа в один конец, мы оба много читали, немудрено, что к четвёртому курсу уже достаточно хорошо друг друга знали, обменивались книгами и впечатлениями о прочитанном. Любимыми его писателями были Хемингуэй и Ремарк. Думаю, что во многом по этой причине, Париж для него был каким-то детским волшебством, сосредоточением притягивающей магии. В последние недели до отъезда все наши с ним разговоры сводились к одному – Париж, Монмартр, Эйфелева башня, Монпарнас, набережные Сены. Все его мысли занимали предстоящие восемь часов в Париже. К тому времени он и в Москве-то был всего один раз, ещё школьником, посетив только ВДНХ, Мавзолей, музей Революции и ГУМ. Но в Москву, при желании, он мог хоть каждый день отправиться с нашего городского вокзала, а в Париж с него поезда не ходили.
Буквально за считанные дни до поездки, мы, в очередной раз, пересеклись в автобусе по дороге домой с учёбы и Хосе, видимо нуждаясь в ком-то, перед кем можно выговориться или, пытаясь окончательно убедить самого себя, поделился, что не собирается покупать там себе кроссовки, джинсы или что-то ещё, особо ценное и дефицитное здесь, в стране победившего социализма. На сэкономленные таким образом средства, он мечтает, оказавшись в Париже, добраться до любого кафе на Монмартре и провести там час за столиком с чашкой кофе, круассаном и, возможно, рюмкой кальвадоса и сигаретой «Житан» из пачки синего цвета. Помню, меня не столько поразили кроссовки и джинсы на одной чаше весов (по сегодняшним временам, конечно, не «Бентли», но социальный статус повышали не меньше), а кальвадос и сигарета на противоположной чаше непьющего и некурящего Хосе. Хемингуэй и Ремарк смело могли записать это на свой счёт. Вот уж воистину: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся»…
Через полмесяца Хосе появился на занятиях. Он практически не изменился, как никуда и не ездил, разве что сильно обгоревшее на южном солнце лицо выделялось на нашем общем бледном фоне. На расспросы реагировал как-то вяло, так, что через пару дней от него все отстали. К тому времени большинство наших комсомольских боссов стали появляться с яркими одинаковыми полиэтиленовыми пакетами, где было крупным шрифтом прописано «SUPERMERCADO» и мелким адрес и телефон. Надо думать по этой причине, они тоже Хосе особыми расспросами не донимали. Я пару раз попытался завести разговор о поездке, но как-то без особого результата. А ещё через полмесяца случилось Первое Мая с праздничной Демонстрацией, после которой разношерстная компания в количестве полутора десятка человек собралась на дачу к одной из наших однокурсниц. Пригласили и Хосе, и он, как это не однажды случалось ранее, не отказался, а даже обязался проставить на общий стол литр домашней настойки (впоследствии оказавшейся роскошным самогоном). Тогда-то мы его историю и услышали.
Апельсины действительно росли в Испании прямо на улицах, и никто их не рвал. Больше того, складывалось ощущение, что в городке, где они оказались, никто не плевался на улице, не бросал окурков и не устраивал пьяных драк с гулянием и песнями. Поселили их в маленькой семейной гостинице, где владельцем был тоже какой-то родственник. В первый вечер в ресторанчике той же гостиницы состоялся ужин, на котором присутствовали большинство из родственников. Тогда же определилась программа пребывания. Особой затейливостью она не отличалась. Каждый день за ними после завтрака заезжал кто-то из новообретённой родни, возил, показывал, как живёт, как работает, а вечером ужин и воспоминания, благо родители стали постепенно воспринимать, утраченный было, родной язык. Время быстро бежало к отъезду и уже были розданы все сувениры, в виде водки, матрёшек и металлических рублей с олимпийской символикой. Не без участия кого-то из родственников были приобретены и сувениры для Родины, а именно, пара простеньких двухкассетников, которые подлежали реализации через комиссионный магазин немедленно по приезду и рулон коврового покрытия размером 2х7,5 м. Судьбу ковролина предполагалось решить уже дома, оставить его себе или, разрезав на три куска, продать. В условиях тотального дефицита стоимость ковриков зашкаливала за три месячных зарплаты главы семьи. Настал день отъезда. Поезд на местном вокзальчике останавливался на несколько минут, провожающие помогли найти нужный вагон и занести вещи. Ковролин был тщательно скатан в рулон и упакован в бумагу и полиэтилен. По середине рулон для удобства был перетянут чем-то вроде конской сбруи, которую можно было использовать как лямки рюкзака и нести это сооружение на спине, либо использовать как ручки сумки и нести рулон уже вдвоём. Судя по полученным инструкциям, дорога с вокзала на вокзал в Париже должна была занять не более тридцати - сорока минут на метро. Такси обошлось бы значительно дороже, да и коврик вряд ли бы туда поместился. Чай в испано-французском поезде проводники не разносили, поэтому поужинали тем, что собрали в дорогу родственники, и Хосе Викторович заснул, мечтая о том, как проснётся утром в Париже. Утро наступило, но Парижа ещё не было. Поезд опаздывал на пару часов. В итоге, к моменту прибытия, от планировавшихся восьми часов, на всё про всё оставалось что-то около пяти. Хосе уже смирился с тем, что придётся отказаться от подъёма на Эйфелеву башню и довольствоваться фотографией на её фоне. На перроне он водрузил на себя ковролин, оказавшийся неожиданно лёгким для своих угрожающих габаритов, и, взяв ещё какой-то пакет, отправился вместе с родителями на поиски метро. Метро нашлось довольно быстро, и Хосе с гордостью про себя отметил, что в Московском метрополитене не в пример чище. Насчёт красивее или не красивее Хосе представления составить на этот момент ещё не успел, так как придавленный ковролином мог наблюдать только пол и ноги родителей, за которыми он следил, чтобы не потеряться в потоке спешащих парижан. Пока Хэбанес Кабос старший пытался на испано-русском наречии получить совет у пробегающих французов о том, как проще добраться с вокзала на вокзал, Хэбанес Кабос младший переводил дыхание, прислонившись ношей к стене. Только с третьего раза они загрузились в вагон (первая попытка не удалась, потому что дверь сама не открылась, пока кто-то не потянул рычаг, во второй раз Хосе недостаточно нагнулся и рулон, упершись в дверной проём, перекрыл движение в обе стороны). Проехали несколько остановок, как им и объяснили. Уже на платформе коллективный испанский Хэбанес Кабосов старших помог установить, что нужная точка назначения находится значительно дальше от них, чем за полчаса до этого. Ещё пять минут подробных расспросов помогли избежать очередного конфуза. Оказалось, что пересев в обратном направлении они окажутся ещё дальше от цели. Так устроено парижское метро, на одной платформе – разные ветки. Переход занял минут пять, но показался Хосе бесконечным.
В Париж пришла весна, окружающие спешили по своим делам одетые в легкомысленные курточки и летнюю обувь, а наши герои возвращались на Родину, где в момент их отъезда ещё лежал снег, и одежда на них была соответствующая. Пот тёк ручьём и заливал лицо и глаза, а перед глазами сливались в единый поток окурки, плевки, пустые сигаретные пачки, раздавленные бумажные стаканчики из под кофе. Рулон, в начале пути смотревший гордо вверх, через несколько минут поник до угла в 45 градусов, а к финишу придавил Хосе окончательно, не оставляя тому выбора в смене картинки. С грехом пополам, протиснувшись в вагон метро, он испытывал блаженное отупение, имея возможность выпрямить насквозь мокрую от пота спину и отдохнуть от мельтешения мусора в глазах. Если бы в тот момент кто-то сказал, что это только начало испытаний, возможно Хосе нашёл бы предлог, как избавиться от ковролина ещё в метро, но только на вокзале, и то не сразу, а после долгого перехода с ношей на горбу, в позиции, которую и в те времена считали не слишком приличной, после долгих поисков информации о своём поезде, стало ясно – это не тот вокзал. От этой новости слёзы из глаз Хосе не брызнули только по одной причине, судя по насквозь мокрой одежде, они уже все вышли вместе с потом. Во-первых, это предполагало, как минимум, потерю ещё часа времени, во-вторых, повторная плата за метро была возможна только за счёт части его заначки, где и так всё было просчитано впритык ещё у родственников в Испании. Вдобавок ко всему, продукция отечественной легкой промышленности, в которую было облачено семейство во время скитаний по парижскому метро, рулон ковролина и странный язык на котором они обращались за помощью, существенно сокращали круг лиц, готовых помочь им консультацией. Блеснуть своим, весьма посредственным, знанием английского и принять участие в расспросах редких добровольцев-помощников Хосе не мог, так как придавленный ковролином находился в позе, позволяющей видеть только обувь интервьюируемых. В итоге было принято решение, что на поиски информации о маршруте до нужного вокзала отправляются мужчины, причём источник информации должен быть официальный, а сеньора Хэбанес Кабос остаётся караулить рулон и остальной багаж.
Мужчины вернулись с листком бумаги, на котором был тщательно прописан и прорисован путь с вокзала на вокзал и, на обороте, крупная надпись на французском, призывающая всех, кто её читает, помочь владельцам листочка не сбиться с маршрута. Дальше были переходы, вагоны и, наконец, нужный вокзал. Когда через пару часов подали московский поезд, Хосе, молча просидевший всё это время, обречённо продел руки в лямки и побрёл вслед за родителями к нужному вагону. Проводник, выглядевший в форме просто щегольски, видимо не привык видеть у себя подобную публику. Приняв проездные документы, он скептически оглядел Хэбанес Кабосов старших, задержал взгляд на унизительной позе сгорбленного под рулоном Хосе и, обнаружив, что держит в руках три паспорта, с ленивым удивлением спросил: «Что, грузчик тоже с вами?»
Так закончилось это путешествие. Единственным воспоминанием о нём остался заплёванный и грязный пол парижского метро и тяжесть, не позволяющая разогнуть спину, чтобы увидеть хоть что-то, кроме обуви впереди идущих….
PS. Вот, вроде бы и всё. Но надо сказать, что тогда эта история настолько меня впечатлила, что через 14 лет оказавшись в Париже я первым делом поехал на Монмартр, заказал кофе и круассан (оказавшийся банальным рогаликом), кальвадос и сигареты «GITANES» без фильтра в синей пачке, а в метро так и не спустился. С тех пор я побывал в Париже раз пять, но до сих пор не знаю, какое там метро. Боюсь, всё ещё грязно….

Один мой приятель как-то пригласил меня на дачу. Участок у него огромадный! И пасека на нем есть. Приятель очень любит заниматься пчеловодством. У него есть даже агрегат для выдавливания меда из сот.
Но один большой недостаток у пасеки есть: пчёлы жалят. И когда я гулял по его участку, какая-то пчела ужалила меня прямо в веко. Веко распухло.
Приятель посмотрел на меня и сказал:
- А вот не надо становиться между ульем и цветком!

Письмо в редакцию запомнилось:

"Парень, который меня соблазнил, утверждал, что он замаскированный инопланетянин. И что секс с ним абсолютно безопасен..."

Родительский контроль!

Мой друга Димка был старшим из трёх детей. В середине 90-х компьютер с новейшей на тот момент Windows 95 в семье у них был один на всех. Соответственно, как студент-программист Димка написал программу, идею которой повторила уже современная Windows Vista: у каждого был свой профиль и каждый мог в день просидеть в своём профиле не более 2 часов, потом его система "выкидывала" и до следующих суток уже не пускала.

Итак, домашний (!) диалог у них в семье:

- Юль, ну Юль, пусти к себе в профилёк, очень надо.

- Не могу Олежек, у меня лимит закончился.

- Ну Юль, мне папа сказал текст ему для работы набрать, а пароля от своего профиля он не дал.

- А ты к Админу подойди и ситуацию объясни. Он тебе пароль на разовый вход даст.

Разговорчик в сети.
Она: Вот выручил. И что я тебе должна?
Он: Да что ты! Сосущие пустяки!
Она: Не поняла
Он: Ой. Сорь! Ошибся. Ничего не надо. Извини
Она: Вот так враньё оставило тебя без сосущих пустяков! Я бы согласилась, но ты всё испортил
Он: Бля (((

Израиль.
Подруга жены, назовём её "Рита" (имя не настоящее), рассказала.
У неё мальчик и девочка, старшая в школе, младший в садике.
У детей родной язык иврит, но по-русски понимают и даже говорят (с акцентом).
Вот как-то Рита слышит, как дети её вечерком после ванной готовятся на боковую и разговаривают между собой.
Зная, что мама очень не терпит промедлений, Старшая говорит брату: "Ну давай, быстрее собирайся, а то щас начнётся "бляха-муха".
Вот так.

Помню, как-то перед выпускным, ещё в школе, зашли с подругой в ремонт обуви. Надо было ей на туфли набойки новые. А мы все такие взволнованные, новый этап в жизни начинается и т.д. и т.п. В общем, даёт она туфли со словами: "Подкуйте, пожалуйста!"

Стою в супермаркете на кассе. Пробив все мои продукты, кассирша - молодая девушка замечает в моих руках кредитку:
- Молодой человек, безналом не берём!
Я:
- А налом?
Кассирша (смущённо):
- Аналом на любой кассе!
Минуты две слушал истерический гогот стоявших за мной покупателей.

Возвращаемся мы как-то с приятелем из института, болтаем о студенческих делах...
Неожиданно приятель замирает и произносит восхищённым голосом: "Какая она...". Окидываю взглядом окрестности - идентифицировать объект восхищения не удаётся... Спрашиваю: "Где?".
Ноль внимания. Поток восторженных реплик крепчает, приятеля понесло. Поворачиваюсь и вижу: отвисшая челюсть, неземной свет от лица... Он УЗРЕЛ.... Попытка обнаружить предмет проявления столь бурных чувств заканчивается тем же, что и в первый раз: ничем. Я: "Не вижу!!!" Приятель уже утратил дар членораздельной речи, остались одни междометия. Меня начинает трясти. Понимаю, что она сейчас уйдёт!!! Я: "Да где же она???!!!" Приятель поворачивается, смотрит как на слепого умалишённого и жестом шоумена выкидывает вперёд руку. "Да вот же она... припаркована..."

У моей двоюродной сестры Нателлы дочка с зятем в Германии живут. Нателла говорит богато живут. Я точно сказать не могу, но конечна не хуже чем у нас в Грузии. Поехала Нателла к ним в гости в Гамбург, повез ее зять в большой торговый центр за городом. Когда поехали, зять говорит:
- Я центр города объездить буду, там движение ужасный.
- Нет, говорит Нателла, поехали через центр, как я могу в центре не побывать?
Поехали, а там совсем сумасшедший дом, пешком быстрее чем на машине. Зять нервный стал и проехал на красный свет. А у немцев за красный свет камера фотографирует и номер и водител.
Через несколько недель зять говорит:
- Дэда, я очень дорогую фотку-шмотку получил, двести евро стоит.
- Почему такая дорогая?
- А помните мы с вами на красный свет проехали? Нас там сфоткали.
- Покажи как я получилась.
- Так вас, дэда, там нет. Один я.
- Ну все равно покажи.
Показал.
- Выбрось эту фотографию, говорит Нателла, - Стыдно мужчине смотреть такими испуганными глазами.

ПРЕЗИДЕНТ ГНАССИНГБЕ ЭЙАДЕМА И ЕГО БЕЛЫЕ ДРУЗЬЯ

Аркаша, ныне спокойный благоуспевающий москвич творческой профессии, в 90-е годы из молодого дарования вдруг превратился в отчаянного авантюриста. Причина была проста - у него появилась красавица невеста, а денег на свадьбу не было.

Из всех полезных знаний и умений, существующих на нашей планете, в активе у него значился только французский язык с университета. Поразмыслив, он понял, что у него есть ещё одно сокровище, которое мало ценится в России, но пригодится в другом месте - белый цвет кожи.

На последние деньги Аркаша обложился справочниками, купил великолепный костюм и объехал несколько российских заводов, тоже сидевших без денег, но хотя бы забитых никому уже не нужной продукцией. На первый же полученный аванс купил билет в один конец до крошечной страны Того, западный берег Африки. Судя по справочникам, этой стране не угрожал очередной переворот, и риск попасть кому-нибудь на обед был минимальным - многие годы страну вёл твёрдой рукой по верному пути великий вождь Гнассингбе Эйадема.

К началу 90-х этот вождь отчаялся смотреть, как его тоголезский народ после изгнания французских колонизаторов неумолимо забирается обратно на пальму. Добившись стабильности, он слегка приспустил железный занавес, разрешил деятельность политических партий и начал понемногу заманивать белого брата обратно. Получалось так себе. А тут Аркаша в своём шикарном белом костюме, с серьёзными предложениями от российских заводов. Африканский Пётр I мог оценить хороший французский и обаяние Аркаши, сделать ставку на дешёвые российские товары и широким диктаторским жестом подарить, например, белоснежную виллу на берегу океана, оставшуюся от французских колонизаторов.

Так рисовалась Аркаше картина этой далёкой страны и своё будущее по справочникам, публикациям и собственным стереотипам. Потому и выбрал именно Того. И только попав туда, понял, что думал об этой стране примерно так же, как иностранцы думают о России с медведями на улицах.

В провинцию может лучше было и не соваться, но он туда и не совался. А в столице текла обычная городская жизнь - машины и магазины с кондиционерами, Данон на прилавках. И президент не горел желанием общаться с Аркашей, как с единственным белым в этой маленькой стране. Белых было немного, но французы после революции никуда не делись. Насчёт твёрдой руки вождя и железного занавеса СМИ тоже погорячились - с президентом мало кто считался, страной правили кланы. Единственный стереотип оказался верным - жители страны совершенно не хотели работать. А что, у нас многие хотят?

Ещё Аркаша слышал, что в Африке просто разлетаются российские шапки-ушанки, хорошо защищающие от жары. Может, и разлетаются, но в магазинах Того они Аркаше не попадались, и затевать их поставки он не рискнул.

Заодно ему стало понятно, почему Африка такими хитрыми извилистыми тропами шла в соцлагерь, при всей огромной нашей помощи. Западные телевизоры, печки, стиральные машины может и кусались по ценам, но везти им на смену изделия российской промышленности было бессмысленно. Зато хорошо продавались мотоциклы ИЖ-Юпитер. Они ведь были сделаны для такого же бездорожья такими же низкооплачиваемыми пофигистами.

Сладкой жизни в дарёной белоснежной вилле у Аркаши не получилось. Но он быстро и дёшево снял большую квартиру в особняке колониальных времён, и действительно с видом на океан. Правда, гораздо важнее всякого вида для него было то, что с берега дул бриз. Он наконец женился на своей московской красавице и привёз её к себе в Того. Тут возникла новая незадача - ему объяснили, что по местным обычаям семейный белый человек должен давать работу здешнему населению. Иначе выживут. Аркаша занимался оптовыми поставками, сам никому работу не давал. Пришлось нанимать на виллу чёрную прислугу.

В списке на местной бирже труда среди африканских имён ему бросилась в глаза девушка с робким именем Джульетта и знанием французского. Он выбрал её не раздумывая. Потом заметил, что дальше шёл целый косяк Джульетт, и все со знанием французского. В Того это, оказывается, очень популярное имя. Но Аркаша подумал, что первая попавшаяся ему Джульетта ничем не хуже остальных, и пригласил её на работу.

Сказать, что девушка Джульетта оказалась похожа на огромный колобок, значит не сказать ничего. При одном взгляде на неё у Аркаши родилась теория, что в этой дикой стране самые мощные бабы накапливают в себе годами запасы жира и воды для всего племени на случай засухи, наподобие баобаба. В сущности, это была грандиозная ж... на ножках. Зато жена Аркаши, напрягшаяся было от новости про девушку Джульетту, вздохнула с облегчением.

Проблемы с Джульеттой начались в первое же утро. Супруги имели неосторожность самостоятельно застелить постель. Джульетта разрыдалась - она решила, что под неё подкапываются. На следующее утро она включила не тот режим на стиральной машинке. Все находившиеся там трусы Аркашиной жены разорвались. Оставшиеся от них лохмотья были бережно подобраны и аккуратно сложены в комод стопкой.

Когда ошеломлённые супруги предъявили Джульетте эту стопку, она снова разрыдалась. Всё, что от неё смогли добиться, было - "Я только повесила их на верёвочку сушиться! Ыыыыыы! А они взяли и упали!"