Рассказала бывшая моя студентка-филолог. Бабулька-преподша шла к ним на
лекцию. На первом этаже, где идёт ремонт, навернулась в корыто с
бетоном, с трудом выбралась оттуда, сперва побарахтавшись в растворе и
пропитавшись им. Но пришла-таки на пару - вся в сером месиве, как зомби.
Народ, когда она возникла в проходе, сперва жутко испугался такой статуи
командора, а потом ржал так, что она не могла пару нормально вести...
Так она ещё начала по ходу пары застывать и превращаться в монумент, еле
двигалась, как покоцанный терминатор, и отламывала с себя куски бетона,
пока могла, а потом так и задубела...
Рассказчик: Ehrekrieger
12.02.2013, Новые истории - основной выпуск
Моя бывшая студентка-филолог рассказала как-то невероятную историю. Бабулька-преподавательница шла к ним на лекцию. А на первом этаже филфака вёлся ремонт. И вот она второпях навернулась в корыто с жидким бетоном. С трудом выбралась оттуда, сперва побарахтавшись в растворе и хорошенько им пропитавшись. А затем всё-таки зачем-то пошла на пару - обтекая, вся в сером месиве, как зомби.
Народ, когда она возникла в проходе, сперва жутко испугался такой статуи командора. А потом хохотал так, что она не могла нормально вести пару. Но это, как выяснилось, было только начало шоу. По ходу пары героическая бабушка начала застывать и постепенно превращаться в монумент. Сперва она ещё двигалась, как покоцанный терминатор, и отламывала с себя куски бетона, пока могла. А потом так и задубела.
Народ, когда она возникла в проходе, сперва жутко испугался такой статуи командора. А потом хохотал так, что она не могла нормально вести пару. Но это, как выяснилось, было только начало шоу. По ходу пары героическая бабушка начала застывать и постепенно превращаться в монумент. Сперва она ещё двигалась, как покоцанный терминатор, и отламывала с себя куски бетона, пока могла. А потом так и задубела.
29.12.2013, Новые истории - основной выпуск
У нас вчера новогодний корпоратив был. Зашли мы в ресторан, расселись по местам, ждём начала банкета, беседуем. Смотрю, соседка по столу что-то виски трёт, слегка морщится – голова болит. Предлагаю ей пенталгин. Достаю облатку, выковыриваю таблетку. Соседка её берёт, глотает, запивает водичкой. Другая коллега за нами с интересом наблюдает. Ехидно улыбается, негромко роняет:
- Так… Ну чо, веселье начинается…
- Так… Ну чо, веселье начинается…
02.07.2013, Новые истории - основной выпуск
Пока мне не стало интересно учиться (то есть курса этак до третьего), был я студентом так себе... прямо скажем – неважнецким. Можно даже сказать, плохим. Адекватнее выразиться не могу – ведь заметку эту могут и дамы прочитать.
Вот, например, выехали мы после второго курса на учебную практику в Белгородскую область – ну и начал я там сильно пьянствовать и безобразничать. Да ещё и окружающих в это дело активно вовлекал. В первые же часы так напился с комсоргом, что сорвал ответственное мероприятие – ему курсовое комсомольское собрание вести, а он спит. Наладил беспробудную пьянку-гулянку в нашей комнате. На линейку-планёрку выходил с коктейлем в руках, потягивал его через соломинку, здоровье с утра поправлял. В ответ на замечание – показал фигу начальнику практики, а затем и его заместителю. Да не просто показал – а совал в носы и долго вращал, поочерёдно давая им возможность обозреть её внимательно и с разных ракурсов. Самовольно объезжал местного жеребца. Ночью сорвал коллективное прослушивание соловья – с трудом подготовленную преподами акцию. Это ж его надо было выследить, не вспугнуть, потом вернуться, народ разбудить, поднять и привести туда затемно, и притом опять птичку не вспугнуть... – и вот, наконец-то, все расселись, замерли, дождались... И только он запел, как мне тут же некстати муторно стало. Моё-то соло вышло куда громче, и соловей навсегда удрал оттуда, ломая ветки. Ну, благодарный народ мои рулады послушал, за неимением соловья – да и обратно в лагерь пошёл по ночному лесу, досыпать.
Коллектив меня честно пытался перевоспитывать. Ну, не весь коллектив, а кроме собутыльников и собутыльниц, конечно. Изобретались тут всяческие воспитательные меры. Рисовали на меня в стенгазету обидные карикатуры, отчислением стращали, а при полевых работах старались подобрать мне в напарники мужиков серьёзных и положительных, способных показать хороший пример. Но я и на них влиял плохо. Помнится, назначили мне для сбора энтомологической коллекции в дальнем лесочке сотоварища – человека солидного, позитивного, уравновешенного. Был он намного взрослее нас, в армии отслужил, семья, дети, авторитет. Ну, поехали мы с утра на задание – да сначала решили зайти немного пивка попить, а то жарко. И тут вдруг оказалось, что напарник, зная уже, что я за человек-то, для налаживания рабочего контакта портвейном обстоятельно запасся. А я – водкой... Вернулись мы в лагерь поздней ночью, в страшном состоянии, спотыкаясь и падая, песни горланя, коллекции не собрали, оборудование всё потеряли. Ну, тут уж нас даже не ругали, только диву давались.
В общем, как только практика закончилась, начальник её лично отвёз меня на своей машине к вокзалу, засунул в вагон и, когда поезд тронулся – несмотря на безбожные времена, размашисто и широко перекрестился.
Но ведь что притом удивительно – учился я самым возмутительным образом хорошо. И это доставало товарищей моих куда больше, чем разные мои шумные и буйные гусарства. Вот, например, собралась как-то бригада наша сдавать самый злостный, самый ужасный зачёт по почвоведению. Больно уж преподша там суровая была, тройку получить у неё – за удачу считалось. Народ наш готовился всю неделю. Наконец, настал страшный час, все, значит, идут толпой на полусогнутых ногах на этот зачёт – а меня нет. Что такое? Зашли они по дороге за мной – а я о зачёте и не думаю вовсе. Да и вообще ни о чём думать не способен – на столе панимаш пятилитровая банка с пивом полупустая, одна бутылка водочная стоит, едва початая, две – уже пустые валяются, сижу за столом с двумя девчонками, песню похабную горланим.
Шибко осерчали тут мои одногруппники, схватили меня под руки, из-за стола выдернули и поволокли с собой. Идём-ка, говорят, такой-сякой, зачёт с нами сдавать, пусть на тебя во всей твоей красе посмотрят. А я уж совсем осоловел, даже куда тащат - не понимал, знай себе висел между ними, как куль с... мукой – ноги за дорогу цепляются, пузо голое, рубаха до подмышек закаталась, башка висит-болтается.
Однако же, по мере приближения к домику, где зачёт этот шёл, стало со мною что-то непонятное твориться. Ноги как-то подобрались, а потом и сами стали переступать. Глаза помаленьку прояснились, вот и проблеск сознания в них появился. Около крыльца распрямился, встал твёрдо, раздвинул несущих – что за зачёт? – спрашиваю. Ну тут народ даже поперхнулся. А я уже и конспект прошу. Ну, наши смеются – давай, давай, мол, вовремя спохватился, самое время поучить немного, уж заходить пора. Да там и списать-то невозможно, брат, всё на виду. Но взял я конспект, напрягся, побледнел, говорят, подобрался весь, аж осунулся – и первым пошёл. Умудрился выдрать из конспекта нужный лист. Написать сам бы ничего не смог – выдал этот листик за только что подготовленный ответ. Дыша в сторону, что-то пробубнил – и получил пятёрку.
Первую и единственную пятёрку по этому самому почвоведению на нашем курсе.
Вышел вон на крыльцо – и последние силы меня оставили. Так и рухнул малиновой рожей в соседний куст сирени, а ноги – на крыльце остались, на ступеньки задранными. И сию же секунду мёртвым сном заснул. Долго ли, коротко ли, народ с тройками выходит, переступает через эти ноги, спотыкается, слышит храп мой – и доброжелаааательно шипит себе под нос:
– Аааатлиииичнииик.... Ссссука!!!
Йэххх, были времена.
Вот, например, выехали мы после второго курса на учебную практику в Белгородскую область – ну и начал я там сильно пьянствовать и безобразничать. Да ещё и окружающих в это дело активно вовлекал. В первые же часы так напился с комсоргом, что сорвал ответственное мероприятие – ему курсовое комсомольское собрание вести, а он спит. Наладил беспробудную пьянку-гулянку в нашей комнате. На линейку-планёрку выходил с коктейлем в руках, потягивал его через соломинку, здоровье с утра поправлял. В ответ на замечание – показал фигу начальнику практики, а затем и его заместителю. Да не просто показал – а совал в носы и долго вращал, поочерёдно давая им возможность обозреть её внимательно и с разных ракурсов. Самовольно объезжал местного жеребца. Ночью сорвал коллективное прослушивание соловья – с трудом подготовленную преподами акцию. Это ж его надо было выследить, не вспугнуть, потом вернуться, народ разбудить, поднять и привести туда затемно, и притом опять птичку не вспугнуть... – и вот, наконец-то, все расселись, замерли, дождались... И только он запел, как мне тут же некстати муторно стало. Моё-то соло вышло куда громче, и соловей навсегда удрал оттуда, ломая ветки. Ну, благодарный народ мои рулады послушал, за неимением соловья – да и обратно в лагерь пошёл по ночному лесу, досыпать.
Коллектив меня честно пытался перевоспитывать. Ну, не весь коллектив, а кроме собутыльников и собутыльниц, конечно. Изобретались тут всяческие воспитательные меры. Рисовали на меня в стенгазету обидные карикатуры, отчислением стращали, а при полевых работах старались подобрать мне в напарники мужиков серьёзных и положительных, способных показать хороший пример. Но я и на них влиял плохо. Помнится, назначили мне для сбора энтомологической коллекции в дальнем лесочке сотоварища – человека солидного, позитивного, уравновешенного. Был он намного взрослее нас, в армии отслужил, семья, дети, авторитет. Ну, поехали мы с утра на задание – да сначала решили зайти немного пивка попить, а то жарко. И тут вдруг оказалось, что напарник, зная уже, что я за человек-то, для налаживания рабочего контакта портвейном обстоятельно запасся. А я – водкой... Вернулись мы в лагерь поздней ночью, в страшном состоянии, спотыкаясь и падая, песни горланя, коллекции не собрали, оборудование всё потеряли. Ну, тут уж нас даже не ругали, только диву давались.
В общем, как только практика закончилась, начальник её лично отвёз меня на своей машине к вокзалу, засунул в вагон и, когда поезд тронулся – несмотря на безбожные времена, размашисто и широко перекрестился.
Но ведь что притом удивительно – учился я самым возмутительным образом хорошо. И это доставало товарищей моих куда больше, чем разные мои шумные и буйные гусарства. Вот, например, собралась как-то бригада наша сдавать самый злостный, самый ужасный зачёт по почвоведению. Больно уж преподша там суровая была, тройку получить у неё – за удачу считалось. Народ наш готовился всю неделю. Наконец, настал страшный час, все, значит, идут толпой на полусогнутых ногах на этот зачёт – а меня нет. Что такое? Зашли они по дороге за мной – а я о зачёте и не думаю вовсе. Да и вообще ни о чём думать не способен – на столе панимаш пятилитровая банка с пивом полупустая, одна бутылка водочная стоит, едва початая, две – уже пустые валяются, сижу за столом с двумя девчонками, песню похабную горланим.
Шибко осерчали тут мои одногруппники, схватили меня под руки, из-за стола выдернули и поволокли с собой. Идём-ка, говорят, такой-сякой, зачёт с нами сдавать, пусть на тебя во всей твоей красе посмотрят. А я уж совсем осоловел, даже куда тащат - не понимал, знай себе висел между ними, как куль с... мукой – ноги за дорогу цепляются, пузо голое, рубаха до подмышек закаталась, башка висит-болтается.
Однако же, по мере приближения к домику, где зачёт этот шёл, стало со мною что-то непонятное твориться. Ноги как-то подобрались, а потом и сами стали переступать. Глаза помаленьку прояснились, вот и проблеск сознания в них появился. Около крыльца распрямился, встал твёрдо, раздвинул несущих – что за зачёт? – спрашиваю. Ну тут народ даже поперхнулся. А я уже и конспект прошу. Ну, наши смеются – давай, давай, мол, вовремя спохватился, самое время поучить немного, уж заходить пора. Да там и списать-то невозможно, брат, всё на виду. Но взял я конспект, напрягся, побледнел, говорят, подобрался весь, аж осунулся – и первым пошёл. Умудрился выдрать из конспекта нужный лист. Написать сам бы ничего не смог – выдал этот листик за только что подготовленный ответ. Дыша в сторону, что-то пробубнил – и получил пятёрку.
Первую и единственную пятёрку по этому самому почвоведению на нашем курсе.
Вышел вон на крыльцо – и последние силы меня оставили. Так и рухнул малиновой рожей в соседний куст сирени, а ноги – на крыльце остались, на ступеньки задранными. И сию же секунду мёртвым сном заснул. Долго ли, коротко ли, народ с тройками выходит, переступает через эти ноги, спотыкается, слышит храп мой – и доброжелаааательно шипит себе под нос:
– Аааатлиииичнииик.... Ссссука!!!
Йэххх, были времена.
26.04.2010, Новые истории - основной выпуск
Когда-то, в стародавние времена, ходил я на аспирантские курсы по
статистике. И был в нашей группе один неплохой, но очень уж доверчивый
парень, по имени Паша.
Вот как-то раз проходили мы один статистический метод, позволяющий
исследователю с помощью некоторых ухищрений как бы искусственно
увеличить объем слишком маленькой выборки. То есть "вытянуть себя из
проблемы", как Мюнхгаузен - ухватившись за свой же собственный парик.
Или "за петлю на заднике ботинка", как выражаются англичане. Потому и
метод этот назван "bootstrap".
Так вот, на лекции Паша отвлекся, упустил логическую цепочку, начал
вертеться и расспрашивать соседей, что это за метод такой, совершенно
непонятный. И тут мы ему на голубом глазу заявили, что это – т. наз.
"метод Бидструпа", поименованный так в честь знаменитого датского
карикатуриста и, соответственно, заключающийся в намеренном доведении
ситуации до абсурда, как на Бидструповских карикатурах. Поэтому понять
его вообще принципиально невозможно, в том-то и вся соль. Бедняга нам
поверил, да так и рассказывал на зачОте...
статистике. И был в нашей группе один неплохой, но очень уж доверчивый
парень, по имени Паша.
Вот как-то раз проходили мы один статистический метод, позволяющий
исследователю с помощью некоторых ухищрений как бы искусственно
увеличить объем слишком маленькой выборки. То есть "вытянуть себя из
проблемы", как Мюнхгаузен - ухватившись за свой же собственный парик.
Или "за петлю на заднике ботинка", как выражаются англичане. Потому и
метод этот назван "bootstrap".
Так вот, на лекции Паша отвлекся, упустил логическую цепочку, начал
вертеться и расспрашивать соседей, что это за метод такой, совершенно
непонятный. И тут мы ему на голубом глазу заявили, что это – т. наз.
"метод Бидструпа", поименованный так в честь знаменитого датского
карикатуриста и, соответственно, заключающийся в намеренном доведении
ситуации до абсурда, как на Бидструповских карикатурах. Поэтому понять
его вообще принципиально невозможно, в том-то и вся соль. Бедняга нам
поверил, да так и рассказывал на зачОте...
11.04.2010, Новые истории - основной выпуск
Некоторое время я преподавал в одном институте. Там ввели такое вполне
официальное название для студентов, которые работают под руководством
какого-то профессора: "студент – ассистент профессора". Эта формулировка
была даже закреплена мелким внутриинституццким актом и стала
неизменяемой.
Однако профессоров, понятно, на всех не хватало. Так что сперва
студентов стали прикреплять и к доцентам, а затем - даже и к
ассистентам. Отсюда в официальных бумагах появились сперва такие казусы,
как:
"студент – ассистент профессора доцента Иванова".
А затем и "студент – ассистент профессора ассистента Сидорова".
Если же вспомнить, что должность "ассистент" и означает сокращённое
"ассистент профессора", то полное имя такому студенту, помогающему
преподу-ассистенту, оказывается:
"студент – ассистент профессора ассистента профессора".
Ионеско отдыхает, Кафка нервно курит в коридоре...
официальное название для студентов, которые работают под руководством
какого-то профессора: "студент – ассистент профессора". Эта формулировка
была даже закреплена мелким внутриинституццким актом и стала
неизменяемой.
Однако профессоров, понятно, на всех не хватало. Так что сперва
студентов стали прикреплять и к доцентам, а затем - даже и к
ассистентам. Отсюда в официальных бумагах появились сперва такие казусы,
как:
"студент – ассистент профессора доцента Иванова".
А затем и "студент – ассистент профессора ассистента Сидорова".
Если же вспомнить, что должность "ассистент" и означает сокращённое
"ассистент профессора", то полное имя такому студенту, помогающему
преподу-ассистенту, оказывается:
"студент – ассистент профессора ассистента профессора".
Ионеско отдыхает, Кафка нервно курит в коридоре...
16.04.2010, Новые истории - основной выпуск
Однажды в общаге подрались два аспиранта. Подчеркиваю – аспиранты. Не
первокурсники, не пятикурсники, а именно аспиранты, без пяти минут
кандидаты наук, "ученые мужи", тксзть. Причин ссоры не знаю, но
известно, что один из них другому накостылял. А потерпевший - не
смирился. И решил отомстить. Действовал он хладнокровно и решительно.
Пошёл на кухню и поставил там на плиту громадную сковородку. Терпеливо
дождался, пока она раскалится докрасна. После чего пошёл к обидчику и со
всей дури врезал ему этой раскаленной сковородкой по голове. Того
госпитализировали...
первокурсники, не пятикурсники, а именно аспиранты, без пяти минут
кандидаты наук, "ученые мужи", тксзть. Причин ссоры не знаю, но
известно, что один из них другому накостылял. А потерпевший - не
смирился. И решил отомстить. Действовал он хладнокровно и решительно.
Пошёл на кухню и поставил там на плиту громадную сковородку. Терпеливо
дождался, пока она раскалится докрасна. После чего пошёл к обидчику и со
всей дури врезал ему этой раскаленной сковородкой по голове. Того
госпитализировали...
03.05.2013, Новые истории - основной выпуск
Зашёл я сейчас в киоск за телефонную связь заплатить. А там – ууу..., – одни дорогие гости. За прилавком – две гостьи из одних мест, в очереди – в основном, из других, но, в общем, все примерно одинаково дорогие, и все – гости. У нас вообще такой аномально гостеприимный район, что дорогих гостей уже намного больше, чем куда как менее дорогих хозяев.
Разговаривают две разноплеменные гостьи – из очереди (пожилая) и "менеджер по финансовым операциям" (цитирую бейджик) – молодая, эта уже совершенно "без комплексов". Дело у них близится концу.
...
– Ну, всё.
– Как всё? А где сдача? Я вот с мужем, и ты нам обоим сдачу не дала.
– Да. Не дала.
– Так дай, слушай.
– (помолчав, нехотя). На.
– Почему так, слушай, а?
– (тихо, устало) Много вас... Не помню всех.
– Нет, почему так, слушай, а? Каждый раз у тебя такое со сдачей.
– Да.
– Разве так можно, а?
– (убеждённо, тихо, устало) Можно.
Разговаривают две разноплеменные гостьи – из очереди (пожилая) и "менеджер по финансовым операциям" (цитирую бейджик) – молодая, эта уже совершенно "без комплексов". Дело у них близится концу.
...
– Ну, всё.
– Как всё? А где сдача? Я вот с мужем, и ты нам обоим сдачу не дала.
– Да. Не дала.
– Так дай, слушай.
– (помолчав, нехотя). На.
– Почему так, слушай, а?
– (тихо, устало) Много вас... Не помню всех.
– Нет, почему так, слушай, а? Каждый раз у тебя такое со сдачей.
– Да.
– Разве так можно, а?
– (убеждённо, тихо, устало) Можно.
29.05.2013, Новые истории - основной выпуск
В преподы я попал случайно. До этого лет пятнадцать отработал гидробиологом в прикладном НИИ. А потом меня оттуда выгнали. Потому что разошёлся я с начальством во взглядах на докторскую степень. Начальство моё полагало, что доктор наук – это тот, кто ему угодил, нализал на более высокую должность, и теперь ему можно разрешить такую привилегию. А кто не лижет – тому, соответственно, не разрешить. Я же считал (и считаю), что доктор наук – это человек, сумевший написать и защитить диссертацию, соответствующую критериям ВАК, и точка. Ну, естественно, и попал я сразу после защиты под сокращение штатов. Помыкался без работы – да и подался в преподы.
Однако связей с коллегами из НИИ не терял, часто работал с ними. А когда удавалось, ездил и в ближние экспедиции на реки. При этом всегда старался брать с собой хотя бы несколько наиболее продвинутых студентов.
И вот однажды работали мы так летом на реках. Остановились на местном рыбзаводе, разместились в административном здании. В первый же вечер решили с коллегами, как водится, отметить начало полевого сезона. Проверил я, значит, как устроились четверо моих студентов в своей комнате, пожелал им доброй ночи и пошёл на кухню, к двум моим товарищам, к накрытому уже столу – сезон отметить, былое вспомнить. Сидим, отмечаем, вспоминаем. А студентам спать-то совсем не хочется, тем более ночи – белые. А у них много новых дневных впечатлений, вопросы накопились, хочется им меня расспросить, впечатлениями поделиться. Вот и направили к нам делегата. Вызвал он меня, просил к ним заглянуть, поговорить. Ну, я перед мужиками извинился, скоро, мол, вернусь, говорю – дело у меня неотложное. Да и пошёл к студентам.
Через полчасика возвращаюсь за стол, гляжу – а товарищи мои что-то пригорюнились, буйны головы повесили. Отвечают нехотя, односложно, какую-то свою тяжку думу думают. Наконец, один мрачно выговаривает: вот как, дескать, время-то людей меняет... Был ведь человеком. И второй поддакивает: точно, точно, был... когда-то! А теперь - вот ведь во что превратился, тьфу. Ну, я весь в непонятках, спрашиваю: да что случилось-то?
А они мне сурово: мдаа... знатный же из тебя "дедушка" получился, господин преподаватель!
Мало ему, что весь день детишек мучил своими поучениями!
Так нет – теперь он решил ещё и ночной зачётик устроить!
Однако связей с коллегами из НИИ не терял, часто работал с ними. А когда удавалось, ездил и в ближние экспедиции на реки. При этом всегда старался брать с собой хотя бы несколько наиболее продвинутых студентов.
И вот однажды работали мы так летом на реках. Остановились на местном рыбзаводе, разместились в административном здании. В первый же вечер решили с коллегами, как водится, отметить начало полевого сезона. Проверил я, значит, как устроились четверо моих студентов в своей комнате, пожелал им доброй ночи и пошёл на кухню, к двум моим товарищам, к накрытому уже столу – сезон отметить, былое вспомнить. Сидим, отмечаем, вспоминаем. А студентам спать-то совсем не хочется, тем более ночи – белые. А у них много новых дневных впечатлений, вопросы накопились, хочется им меня расспросить, впечатлениями поделиться. Вот и направили к нам делегата. Вызвал он меня, просил к ним заглянуть, поговорить. Ну, я перед мужиками извинился, скоро, мол, вернусь, говорю – дело у меня неотложное. Да и пошёл к студентам.
Через полчасика возвращаюсь за стол, гляжу – а товарищи мои что-то пригорюнились, буйны головы повесили. Отвечают нехотя, односложно, какую-то свою тяжку думу думают. Наконец, один мрачно выговаривает: вот как, дескать, время-то людей меняет... Был ведь человеком. И второй поддакивает: точно, точно, был... когда-то! А теперь - вот ведь во что превратился, тьфу. Ну, я весь в непонятках, спрашиваю: да что случилось-то?
А они мне сурово: мдаа... знатный же из тебя "дедушка" получился, господин преподаватель!
Мало ему, что весь день детишек мучил своими поучениями!
Так нет – теперь он решил ещё и ночной зачётик устроить!
02.05.2010, Новые истории - основной выпуск
Три сюжета про (вернее, с участием) репортеров.
История первая. 1980 г. Дело было так. В студенчестве мы с приятелем
нашли одну конно-спортивную школу, где можно было реально поучиться
ездить верхом, а не тупо нарезать круги вокруг манежа. Причем школа эта
была бесплатной. Но только для деревенских школьников, городских туда
пущать было не велено. Платил за это богатый колхоз, он, как говорится,
и музыку заказывал. И мы с приятелем там были единственными городскими
парнями, занимались нелегально.
И вот как-то приехали туда деятели с ленинградского телевидения - делать
репортаж о замечательной сельской школе верховой езды. Тренер хотел нас
сперва услать куда от греха подальше, а потом плюнул и велел просто не
высовываться, держаться позади всех. Если же вдруг всё-таки спросят, кто
такие и откуда – говорить, что местные механизаторы.
И что вы думаете? Именно нас с заднего плана и выцепили. И спросили
перед камерой, кто мы такие. И я, запинаясь и переминаясь в ватнике и
треухе, объяснял в телевизор, что я – типа местный механизатор. Хорошо,
что мало кто эту передачку видел.
История вторая. 1996 г. После вышеизложенного я зарекся вообще что-либо
когда-либо рассказывать журналюгам и иже с ними. Однако - человек
предполагает…
Накануне защиты докторской диссертации мне устроили психическую атаку
"доброжелатели", подосланные моей бывшей заведующей. Несколько засланных
казачков "дружески" поочередно уговаривали снять диссертацию с защиты:
мол, всё равно – раз начальство против, то никто и не пропустит, шансов,
мол, нет. Я, конечно, всех посылал, но настроение с каждой такой беседой
портилось неумолимо.
И вот стою я, как сейчас помню, на углу Первой линии и Среднего, жду
трамвая. А ко мне подваливают два разбитных пацана с каким-то непонятным
ящиком. И спрашивают, хочу ли я получить подарок. Я отвечаю, что от
незнакомых людей подарков не принимаю, и вообще прошу идти своей
дорогой. Они не отстают, всё предлагают подарок, требуют ответов на
какую-то серию вопросов, которая меня, мол, не затруднит.
После нескольких отказов подряд я сорвался и грубо, громко и матерно
объяснил им, какие именно они сейчас от меня получат подарки и куда им
надо срочно идти. Они киснут от смеха и отходят, говоря: смотрите, мол,
себя вечером в программе…э-э-э- как же она называлась? "Телемаркет",
кажется. И забирают свой ящик…
История третья. 1998 г. Как-то в древнепервейшем-наицЫвильнейшем учебном
заведении вызывает меня начальство и говорит: сейчас, мол, приедут
репортеры из телепрограммы "Зеленый телефон". Будешь им рассказывать о
состоянии окружающей среды в Питере, давать народу, который звонит по
телефону в студию, ответы (в прямом эфире!) о загрязнении городского
воздуха.
Я обомлел и говорю, что специализируюсь на водных объектах, и то
исключительно загородных, областных. На что был на полном серьёзе дан
гениальный совет: отвечать надо так – да, воздух у нас грязный. Как,
впрочем, и вода. Но за городом - вода ничего, всё-таки малость почище,
чем в городе. Например… и плавно переходить к своему предмету.
К великому счастью, репортёры тогда не приехали - и этим спасли меня от
большого позора.
История первая. 1980 г. Дело было так. В студенчестве мы с приятелем
нашли одну конно-спортивную школу, где можно было реально поучиться
ездить верхом, а не тупо нарезать круги вокруг манежа. Причем школа эта
была бесплатной. Но только для деревенских школьников, городских туда
пущать было не велено. Платил за это богатый колхоз, он, как говорится,
и музыку заказывал. И мы с приятелем там были единственными городскими
парнями, занимались нелегально.
И вот как-то приехали туда деятели с ленинградского телевидения - делать
репортаж о замечательной сельской школе верховой езды. Тренер хотел нас
сперва услать куда от греха подальше, а потом плюнул и велел просто не
высовываться, держаться позади всех. Если же вдруг всё-таки спросят, кто
такие и откуда – говорить, что местные механизаторы.
И что вы думаете? Именно нас с заднего плана и выцепили. И спросили
перед камерой, кто мы такие. И я, запинаясь и переминаясь в ватнике и
треухе, объяснял в телевизор, что я – типа местный механизатор. Хорошо,
что мало кто эту передачку видел.
История вторая. 1996 г. После вышеизложенного я зарекся вообще что-либо
когда-либо рассказывать журналюгам и иже с ними. Однако - человек
предполагает…
Накануне защиты докторской диссертации мне устроили психическую атаку
"доброжелатели", подосланные моей бывшей заведующей. Несколько засланных
казачков "дружески" поочередно уговаривали снять диссертацию с защиты:
мол, всё равно – раз начальство против, то никто и не пропустит, шансов,
мол, нет. Я, конечно, всех посылал, но настроение с каждой такой беседой
портилось неумолимо.
И вот стою я, как сейчас помню, на углу Первой линии и Среднего, жду
трамвая. А ко мне подваливают два разбитных пацана с каким-то непонятным
ящиком. И спрашивают, хочу ли я получить подарок. Я отвечаю, что от
незнакомых людей подарков не принимаю, и вообще прошу идти своей
дорогой. Они не отстают, всё предлагают подарок, требуют ответов на
какую-то серию вопросов, которая меня, мол, не затруднит.
После нескольких отказов подряд я сорвался и грубо, громко и матерно
объяснил им, какие именно они сейчас от меня получат подарки и куда им
надо срочно идти. Они киснут от смеха и отходят, говоря: смотрите, мол,
себя вечером в программе…э-э-э- как же она называлась? "Телемаркет",
кажется. И забирают свой ящик…
История третья. 1998 г. Как-то в древнепервейшем-наицЫвильнейшем учебном
заведении вызывает меня начальство и говорит: сейчас, мол, приедут
репортеры из телепрограммы "Зеленый телефон". Будешь им рассказывать о
состоянии окружающей среды в Питере, давать народу, который звонит по
телефону в студию, ответы (в прямом эфире!) о загрязнении городского
воздуха.
Я обомлел и говорю, что специализируюсь на водных объектах, и то
исключительно загородных, областных. На что был на полном серьёзе дан
гениальный совет: отвечать надо так – да, воздух у нас грязный. Как,
впрочем, и вода. Но за городом - вода ничего, всё-таки малость почище,
чем в городе. Например… и плавно переходить к своему предмету.
К великому счастью, репортёры тогда не приехали - и этим спасли меня от
большого позора.
16.03.2010, Новые истории - основной выпуск
Про меня такую стародавнюю историю однокурсники рассказывали. Шли мы
как-то пьяненькие по Невскому, и внимание мое привлекло объявление
"ремонт гармоний". Тут я вдруг обрадовался и говорю: пойду, мол, пусть
гармонию наладят, а то что-то маловато её в моей жизни.
Ребята отговаривают, объясняют, что гармония – это инструмент такой
музыкальный, в общем, гармошка обычная, так что успокойся, и пойдем
дальше пить.
Ух, я и огорчился. Сказал мрачно: это что же получается? Поэты, ученые
её веками ищут, а она на самом деле – какая-то гармошка! Тьфу! Опять
обман!
как-то пьяненькие по Невскому, и внимание мое привлекло объявление
"ремонт гармоний". Тут я вдруг обрадовался и говорю: пойду, мол, пусть
гармонию наладят, а то что-то маловато её в моей жизни.
Ребята отговаривают, объясняют, что гармония – это инструмент такой
музыкальный, в общем, гармошка обычная, так что успокойся, и пойдем
дальше пить.
Ух, я и огорчился. Сказал мрачно: это что же получается? Поэты, ученые
её веками ищут, а она на самом деле – какая-то гармошка! Тьфу! Опять
обман!
31.05.2010, Новые истории - основной выпуск
Как-то, будучи ещё юным аспирантом, выходил я из ЛИТМО с веселой
компанией через турникет мимо бдительного вахтера. И один из нас прятал
за пазухой трофейный спирт. Но вот беда – на ногах парень стоял нетвердо
и в турникете закрутился. Сделал в нём несколько оборотов, с трудом
перебирая заплетающимися ножонками, и с грохотом растянулся на полу. Но
спирт из-за пазухи не выронил, ручонками держал, к сердцу прижимал –
поэтому даже не сгруппировался, когда падал. Так и шмякнулся, как блин,
и встать не пытался - боялся нарушить конспирацию. Тут мы его под белы
руки подхватили да так и уволокли, провожаемые добрым вахтёрским
взглядом... "Нет, ребята, пить вредно".
компанией через турникет мимо бдительного вахтера. И один из нас прятал
за пазухой трофейный спирт. Но вот беда – на ногах парень стоял нетвердо
и в турникете закрутился. Сделал в нём несколько оборотов, с трудом
перебирая заплетающимися ножонками, и с грохотом растянулся на полу. Но
спирт из-за пазухи не выронил, ручонками держал, к сердцу прижимал –
поэтому даже не сгруппировался, когда падал. Так и шмякнулся, как блин,
и встать не пытался - боялся нарушить конспирацию. Тут мы его под белы
руки подхватили да так и уволокли, провожаемые добрым вахтёрским
взглядом... "Нет, ребята, пить вредно".
12.07.2014, Новые истории - основной выпуск
Тихими, тяжёлыми шагами в дом вступает командор
Когда ректора нашего вуза ("папега") вдруг назначили командором одного из европейских рыцарских орденов, зашёл об этом разговор в кругу удивлённых преподов. Возмущался, сетовал народ преподский, что вот, мол, куда ж это они там смотрят? Не знают, видимо, что это за лыцарь и за командор такой из 90-х. В ответ на что один из коллег рассудительно заметил, что это как раз нормально. Адекватно. Справедливо даже. Ведь ордена-то эти как раз и формировали свои богатства примерно папеговыми методами.
Когда ректора нашего вуза ("папега") вдруг назначили командором одного из европейских рыцарских орденов, зашёл об этом разговор в кругу удивлённых преподов. Возмущался, сетовал народ преподский, что вот, мол, куда ж это они там смотрят? Не знают, видимо, что это за лыцарь и за командор такой из 90-х. В ответ на что один из коллег рассудительно заметил, что это как раз нормально. Адекватно. Справедливо даже. Ведь ордена-то эти как раз и формировали свои богатства примерно папеговыми методами.
03.08.2013, Новые истории - основной выпуск
Видеонаблюдение
В отличие от учёбы, сортирное дело в Древнейшем Профессиональном Заведении организовано хорошо. Вот с учёбой - сложнее. По преподскому составу катком проехали чистки, само обучение уничтожено уродливой тестовой системой, суть и содержание подменены формой и показухой. А вот с гальюнами, повторюсь, полный порядок, гальюны хорошие. Правда, многие студенты, особенно из тех мест, где акромя грязной дыры в полу, иной сантехники не ведают, живо эти туалеты к общему знаменателю приводили. Достаточно сказать, что попадать продукцией куда положено и пользоваться сливом было как-то не принято.
Нет, я не то, чтобы против аккуратных туалетов, отнюдь. Помнится, шёл я на собеседование в один институт. Зашёл в туалет, обнаружил там разбитые смрадные унитазы с мощными многодневными напластованиями - и ушёл, не дойдя до цели. По телефону извинился и отказался, ибо нечего в таком вузе делать. В общем, туалеты - это важно, Бисмарк по этому поводу дельно высказался. Но желательно всё-таки, чтобы они притом были не вместо учёбы, а наряду с ней.
Так вот, помнится, в одном из новых туалетов на стене появилось удивительное объявление: "Ведётся видеонаблюдение". Уже сама по себе идея - замечательна. Да и по воплощению масса вопросов возникала: куда эти камеры-то запрятаны? Что в них, соотвеццно, видно наблюдателям? Камеры ихде?! А?! Не видно их.
Вопрос этот широко обсуждался на институтском форуме. Внёс в эту дискуссия свои пять копеек и я. Вот она, моя стихотворная версия, сохранилась:
_______
"Она везде - и в зареве пожара,
И в темноте, нежданна и близка,
То на коне венгерского гусара,
А то с ружьем тирольского стрелка."
(Н.С. Гумилёв)
Их много, всё покажут разом:
Висят из каждого бачка,
Торчат над каждым унитазом,
Глядят из каждого "очка"!
И если кто курить захочет,
И терроризьму разводить -
То прямо там его замочат,
И будет мокрым он ходить!
В отличие от учёбы, сортирное дело в Древнейшем Профессиональном Заведении организовано хорошо. Вот с учёбой - сложнее. По преподскому составу катком проехали чистки, само обучение уничтожено уродливой тестовой системой, суть и содержание подменены формой и показухой. А вот с гальюнами, повторюсь, полный порядок, гальюны хорошие. Правда, многие студенты, особенно из тех мест, где акромя грязной дыры в полу, иной сантехники не ведают, живо эти туалеты к общему знаменателю приводили. Достаточно сказать, что попадать продукцией куда положено и пользоваться сливом было как-то не принято.
Нет, я не то, чтобы против аккуратных туалетов, отнюдь. Помнится, шёл я на собеседование в один институт. Зашёл в туалет, обнаружил там разбитые смрадные унитазы с мощными многодневными напластованиями - и ушёл, не дойдя до цели. По телефону извинился и отказался, ибо нечего в таком вузе делать. В общем, туалеты - это важно, Бисмарк по этому поводу дельно высказался. Но желательно всё-таки, чтобы они притом были не вместо учёбы, а наряду с ней.
Так вот, помнится, в одном из новых туалетов на стене появилось удивительное объявление: "Ведётся видеонаблюдение". Уже сама по себе идея - замечательна. Да и по воплощению масса вопросов возникала: куда эти камеры-то запрятаны? Что в них, соотвеццно, видно наблюдателям? Камеры ихде?! А?! Не видно их.
Вопрос этот широко обсуждался на институтском форуме. Внёс в эту дискуссия свои пять копеек и я. Вот она, моя стихотворная версия, сохранилась:
_______
"Она везде - и в зареве пожара,
И в темноте, нежданна и близка,
То на коне венгерского гусара,
А то с ружьем тирольского стрелка."
(Н.С. Гумилёв)
Их много, всё покажут разом:
Висят из каждого бачка,
Торчат над каждым унитазом,
Глядят из каждого "очка"!
И если кто курить захочет,
И терроризьму разводить -
То прямо там его замочат,
И будет мокрым он ходить!
16.05.2010, Новые истории - основной выпуск
Техническое мышление организовано предельно конкретно, что во многих
ситуациях даёт его обладателю большие преимущества. Однако есть у этой
медали, как говорится, и другая сторона. В частности, судя по моим
наблюдениям, тонкий юмор – не самая сильная сторона среднего "технаря".
Никого не хочу обидеть: разумеется, знаю я и немало исключений, да и у
нас, естественников, своих недостатков тоже хватает… Речь сейчас не об
этом, а о характерном "техногенном" юморе. В этом отношении весьма
показательны пьянки, на которых мне периодически приходилось
присутствовать в горном институте.
Выглядит это примерно так. Например, рюмки этак после пятой один пожилой
профессор шумно критикует другого за то, что тот уже наверняка утратил
потенцию. Это вызывает общее воодушевление и жизнерадостный смех. Затем
второй профессор, хохоча, отвечает, что он-то как раз в полном порядке,
а потенцию, наоборот, утратил первый. Следует дружный долгий хохот.
Минуту спустя, немного отдышавшись, первый ловко парирует: да я-то не
утратил, а вот ты – точно уже всё... На сей раз всеобщий гомерический
гогот длится минуты три. Наконец, изнемогая, задыхаясь от смеха, вяло
отмахиваясь рукой, второй еле выдавливает: не-е-е, это у тебя... ха-ха..
у тебя.. ох-ха-ха-ха.. уже не стоИт... ох, не могу... Тут уж все –
просто вповалку, ну и т. д.
ситуациях даёт его обладателю большие преимущества. Однако есть у этой
медали, как говорится, и другая сторона. В частности, судя по моим
наблюдениям, тонкий юмор – не самая сильная сторона среднего "технаря".
Никого не хочу обидеть: разумеется, знаю я и немало исключений, да и у
нас, естественников, своих недостатков тоже хватает… Речь сейчас не об
этом, а о характерном "техногенном" юморе. В этом отношении весьма
показательны пьянки, на которых мне периодически приходилось
присутствовать в горном институте.
Выглядит это примерно так. Например, рюмки этак после пятой один пожилой
профессор шумно критикует другого за то, что тот уже наверняка утратил
потенцию. Это вызывает общее воодушевление и жизнерадостный смех. Затем
второй профессор, хохоча, отвечает, что он-то как раз в полном порядке,
а потенцию, наоборот, утратил первый. Следует дружный долгий хохот.
Минуту спустя, немного отдышавшись, первый ловко парирует: да я-то не
утратил, а вот ты – точно уже всё... На сей раз всеобщий гомерический
гогот длится минуты три. Наконец, изнемогая, задыхаясь от смеха, вяло
отмахиваясь рукой, второй еле выдавливает: не-е-е, это у тебя... ха-ха..
у тебя.. ох-ха-ха-ха.. уже не стоИт... ох, не могу... Тут уж все –
просто вповалку, ну и т. д.
03.05.2012, Новые истории - основной выпуск
О главном
В "контакте" есть позиция "Главное в жизни". Мало кто её использует. Ведь это - всё равно, что ответить готовыми примитивными штампами на вопрос о смысле бытия. Да если бы даже и своими словами... шутка ли, мы ведь тсзть далеко не все сократы...
Однако я, по словам более трезвых очевидцев и соучастников, однажды всё-таки пережил озарение и публично ответил на это вопрос. Выявил главное в жизни. Более того, дал внятную, чеканную, лапидарную формулировку. Жаль только, что сам этого судьбоносного момента вовсе не помню...
Итак, предание гласит, что группа однокурсников после какого-то увеселения, бранясь и спотыкаясь, транспортировала домой моё уже отключившееся, безжизненное тело. Его поддерживали двое наиболее устойчивых участников гулянки, остальные же посильно помогали моему перемещению немудрёными, грубыми советами, матом и дружественными пинками. Я на такие раздражители вовсе никак не реагировал, болтался обвисшей сосиской и волочил ноги... Однако - вдруг пришёл в себя. Изумлённо оглядев своих конвоиров, важно поднял палец и явственно произнёс:
- А вот знаете ли вы, что вааще - ГЛАВНОЕ?
Это было настолько неожиданно и несуразно, что товарищи мои поневоле остановились и оторопело на меня уставились. Выдержав качаловскую паузу, я ещё раз величаво обвёл их осоловелым взором, снова наставительно воздел палец и с пьяной важностью провозгласил:
- ГЛАВНОЕ, БЛИН - ЭТО ЧТОБЫ В МЕНТОВКУ НЕ ЗАБРАЛИ, ВО!
И тут отрубился уже с концами. Однако провозглашённая бессмертная истина не пропала втуне. Нет, она глубоко запала в души внемлющих, крепко запомнилась им и стала общим достоянием нашего курса.
В "контакте" есть позиция "Главное в жизни". Мало кто её использует. Ведь это - всё равно, что ответить готовыми примитивными штампами на вопрос о смысле бытия. Да если бы даже и своими словами... шутка ли, мы ведь тсзть далеко не все сократы...
Однако я, по словам более трезвых очевидцев и соучастников, однажды всё-таки пережил озарение и публично ответил на это вопрос. Выявил главное в жизни. Более того, дал внятную, чеканную, лапидарную формулировку. Жаль только, что сам этого судьбоносного момента вовсе не помню...
Итак, предание гласит, что группа однокурсников после какого-то увеселения, бранясь и спотыкаясь, транспортировала домой моё уже отключившееся, безжизненное тело. Его поддерживали двое наиболее устойчивых участников гулянки, остальные же посильно помогали моему перемещению немудрёными, грубыми советами, матом и дружественными пинками. Я на такие раздражители вовсе никак не реагировал, болтался обвисшей сосиской и волочил ноги... Однако - вдруг пришёл в себя. Изумлённо оглядев своих конвоиров, важно поднял палец и явственно произнёс:
- А вот знаете ли вы, что вааще - ГЛАВНОЕ?
Это было настолько неожиданно и несуразно, что товарищи мои поневоле остановились и оторопело на меня уставились. Выдержав качаловскую паузу, я ещё раз величаво обвёл их осоловелым взором, снова наставительно воздел палец и с пьяной важностью провозгласил:
- ГЛАВНОЕ, БЛИН - ЭТО ЧТОБЫ В МЕНТОВКУ НЕ ЗАБРАЛИ, ВО!
И тут отрубился уже с концами. Однако провозглашённая бессмертная истина не пропала втуне. Нет, она глубоко запала в души внемлющих, крепко запомнилась им и стала общим достоянием нашего курса.
22.07.2010, Новые истории - основной выпуск
Бреду на днях по берегу Финского залива, наслаждаюсь тишиной, слушаю
ласковый, мерный плеск волн. Вдруг слышится приглушенный вопль, за ним
ещё один, затем – утробный рёв. Иду дальше – какофония нарастает,
крепнет и ширится. Вижу – это на пустынном пляже отдыхают два
соотечественника. Знакомая картина: пепелище костра, кругом – пустые
бутылки, мусор, объедки. Отдыхающие яростно, матерно перекрикиваются, но
нельзя понять, то ли ссорятся они, то ли, наоборот, таким манером
дружески беседуют. Над волнами с жалобным, горьким плачем реют
потревоженные чайки.
Потихоньку приближаюсь. Ага, ну, вот и взыграла удаль молодецкая –
собеседники сцепились и покатились по песку. Рёв сменяется гиканьем,
кряхтеньем, слышатся сдавленные матюги, натужное сопенье, громкий треск
выпускаемых газов… Чайки мечутся, стонут, на всякий случай взлетают
повыше.
Прохожу мимо – борцы уже устали, расцепились, обмякли, осоловело
пытаются отдышаться. И тут один из них поднимает мутный взор на плачущую
чайку, с покривившимся ликом, заплетаясь языком, обращается к сотоварищу
с тирадой:
– Фу, б…! Ыххх! Ненавижу!
Второй удивлённо вопрошает:
– Мнэээ? Нууу…Ачоваще?
Следует аргументация:
– До чего же противно орут!
ласковый, мерный плеск волн. Вдруг слышится приглушенный вопль, за ним
ещё один, затем – утробный рёв. Иду дальше – какофония нарастает,
крепнет и ширится. Вижу – это на пустынном пляже отдыхают два
соотечественника. Знакомая картина: пепелище костра, кругом – пустые
бутылки, мусор, объедки. Отдыхающие яростно, матерно перекрикиваются, но
нельзя понять, то ли ссорятся они, то ли, наоборот, таким манером
дружески беседуют. Над волнами с жалобным, горьким плачем реют
потревоженные чайки.
Потихоньку приближаюсь. Ага, ну, вот и взыграла удаль молодецкая –
собеседники сцепились и покатились по песку. Рёв сменяется гиканьем,
кряхтеньем, слышатся сдавленные матюги, натужное сопенье, громкий треск
выпускаемых газов… Чайки мечутся, стонут, на всякий случай взлетают
повыше.
Прохожу мимо – борцы уже устали, расцепились, обмякли, осоловело
пытаются отдышаться. И тут один из них поднимает мутный взор на плачущую
чайку, с покривившимся ликом, заплетаясь языком, обращается к сотоварищу
с тирадой:
– Фу, б…! Ыххх! Ненавижу!
Второй удивлённо вопрошает:
– Мнэээ? Нууу…Ачоваще?
Следует аргументация:
– До чего же противно орут!
25.09.2013, Новые истории - основной выпуск
С женщинами я давно уже не спорю. И впредь не собираюсь. И вам не советую. Хватит, поспорил уже однажды. И не просто с женщиной, а со своей же аспиранткой. Красивой голубоглазой блондинкой. И не просто поспорил, а на пиво. Прямо скажу: ничего хорошего из этого не вышло. А ведь как всё заманчиво начиналось...
Она же прямо сама нарывалась. Непреклонно, азартно утверждала какую-то ерунду, которую можно было тут же легко и полностью опровергнуть, едва заглянув в интернет. Требовала при этом материального залога. Хотя бы символического, в виде пива. А то меня, видите ли, надо проучить, чтобы я впредь не говорил ерунды так уверенно. Я и спорить-то при таком раскладе не хотел. Это же было неинтересно. И совершенно не спортивно. Но в итоге решил всё же принять пари. И даже демонстративно выпить потом это пиво. Исключительно в воспитательных целях. И мы поспорили.
Ну и, конечно же, этот дурацкий спор разрешился мгновенно. Стоило нам заглянуть в первый же словарь, как истина восторжествовала. Удивило-то другое. Как справедливо заметил Ломброзо, женщина своего поражения или вины не признаёт никогда, будь это хоть трижды очевидно. А тут, наоборот, проигрыш был аспиранткою легко и безоговорочно признан. Это меня порадовало. А после занятий двинули мы, значит, в магазин, мне за пивом. Благо и идти недалеко, от силы минут пять-десять.
Подходим уже, весело беседуем, я посмеиваюсь, трофейное пиво предвкушаю. И тут меня барышня с невиннейшим видом спрашивает: а помню ли я, собственно, о чём мы поспорили? Ну, я удивился короткой девичьей памяти, напомнил. А она – с ещё более безмятежным выражением: ну и чем дело кончилось? Я слегка оторопел: как же так, мол, дело-то только что было! Проиграла ты мне! Сама признала. Давай уже пошли мне пиво покупать.
Аспирантка же, однако, к кассе не спешит, а на красивом голубом глазу мне отвечает: да? а мне вот запомнилось, что вроде я выиграла... надо же. Я аж задохнулся. А она мило так продолжает: то есть ситуация непонятная какая-то, спорная, да?
Я аж поперхнулся и через силу выдавил: да что же, ёлки-палки, спорного-то в ней? А?! Что происходит ваще? Ты это, того... Пиво давай! А девушка непроницаемо, лучезарно мне улыбается и так же благожелательно продолжает: а раз ситуация у нас выходит такая спорная, надо поступить так, как на экзаменах принято. То есть – любой спорный ответ трактовать в пользу студента. То есть аспирантки. То есть меня. То есть купить мне пиво. А пиво я люблю дорогое. Вооон то хочу...
В общем, кончилось всё тем, что пиво я купил и с женщинами спорить зарёкся. И вам, друзья, не советую.
Она же прямо сама нарывалась. Непреклонно, азартно утверждала какую-то ерунду, которую можно было тут же легко и полностью опровергнуть, едва заглянув в интернет. Требовала при этом материального залога. Хотя бы символического, в виде пива. А то меня, видите ли, надо проучить, чтобы я впредь не говорил ерунды так уверенно. Я и спорить-то при таком раскладе не хотел. Это же было неинтересно. И совершенно не спортивно. Но в итоге решил всё же принять пари. И даже демонстративно выпить потом это пиво. Исключительно в воспитательных целях. И мы поспорили.
Ну и, конечно же, этот дурацкий спор разрешился мгновенно. Стоило нам заглянуть в первый же словарь, как истина восторжествовала. Удивило-то другое. Как справедливо заметил Ломброзо, женщина своего поражения или вины не признаёт никогда, будь это хоть трижды очевидно. А тут, наоборот, проигрыш был аспиранткою легко и безоговорочно признан. Это меня порадовало. А после занятий двинули мы, значит, в магазин, мне за пивом. Благо и идти недалеко, от силы минут пять-десять.
Подходим уже, весело беседуем, я посмеиваюсь, трофейное пиво предвкушаю. И тут меня барышня с невиннейшим видом спрашивает: а помню ли я, собственно, о чём мы поспорили? Ну, я удивился короткой девичьей памяти, напомнил. А она – с ещё более безмятежным выражением: ну и чем дело кончилось? Я слегка оторопел: как же так, мол, дело-то только что было! Проиграла ты мне! Сама признала. Давай уже пошли мне пиво покупать.
Аспирантка же, однако, к кассе не спешит, а на красивом голубом глазу мне отвечает: да? а мне вот запомнилось, что вроде я выиграла... надо же. Я аж задохнулся. А она мило так продолжает: то есть ситуация непонятная какая-то, спорная, да?
Я аж поперхнулся и через силу выдавил: да что же, ёлки-палки, спорного-то в ней? А?! Что происходит ваще? Ты это, того... Пиво давай! А девушка непроницаемо, лучезарно мне улыбается и так же благожелательно продолжает: а раз ситуация у нас выходит такая спорная, надо поступить так, как на экзаменах принято. То есть – любой спорный ответ трактовать в пользу студента. То есть аспирантки. То есть меня. То есть купить мне пиво. А пиво я люблю дорогое. Вооон то хочу...
В общем, кончилось всё тем, что пиво я купил и с женщинами спорить зарёкся. И вам, друзья, не советую.
17.06.2024, Новые истории - основной выпуск
Это изумительно, сколько же в последние годы приехало ненавистников кошек, голубей и прочей нашей городской живности. Вот и опять во дворе какой-то полиграфыч подкатил с репризой: "НЕчаво тут голубей кормить!". Любопытствую, почему же это, собственно, нЕчаво. Давится, пыжится, руками машет, глазами вращает и мычит, а сформулировать не может. Но и так наглядно видно, как прямо-таки пузырится и противится весь его геном тому, чтобы кормить просто так кого-то ненужного. Того, кому нельзя будет вскоре перерезать глотку и съесть самому.
Наконец, весомое обоснование у полиграфыча готово:
- А чтоб не было их тут, ...!
Хочу сказать, что гораздо лучше было б, кабы не стало тут оккупировавших город полиграфычей.
Вместо этого отвечаю:
- Эээ! Надо же мыслить стратегически! Это же неприкосновенный запас! Ты не забывай, что весь злобный внешний мир нам люто завидует. Только и мечтает, как бы это ему всё у тебя тут отжать, включая последние харчи. А ты их всех раз, и объегорил! У тебя во дворе - хоп, голуби прикормлены! Будешь ты их жрать всем на зависть и в ус не дуть. ЗдОрово же?
Замолкает, взвешивает, обдумывает открывающиеся перспективы...
Наконец, весомое обоснование у полиграфыча готово:
- А чтоб не было их тут, ...!
Хочу сказать, что гораздо лучше было б, кабы не стало тут оккупировавших город полиграфычей.
Вместо этого отвечаю:
- Эээ! Надо же мыслить стратегически! Это же неприкосновенный запас! Ты не забывай, что весь злобный внешний мир нам люто завидует. Только и мечтает, как бы это ему всё у тебя тут отжать, включая последние харчи. А ты их всех раз, и объегорил! У тебя во дворе - хоп, голуби прикормлены! Будешь ты их жрать всем на зависть и в ус не дуть. ЗдОрово же?
Замолкает, взвешивает, обдумывает открывающиеся перспективы...
17.07.2014, Новые истории - основной выпуск
Дома работал за компом, сидя на простеньком стуле. Кошка Дуся стул отжала. Пришлось работать, сидя на табуретке. На стуле спит Дуся. А я, стало быть, на табуреточке рядом пристраиваюсь, малость сбоку, тянусь наискосок к клаве.
Надоело мне это. Купил себе удобное рабочее кресло... Ну, вы поняли. Кошка Дуся кресло отжала в первый же день. Стул рядом не влезет. Маленькая табуретка - с трудом втискивается. На кресле спит Дуся. Могу добавить, что раскинулась она с удобством, пузо вверх, лапы в разные стороны, во сне улыбается. А я, стало быть, на табуреточке рядом ючусь. Теперь совсем уж сбоку. Едва дотягиваюсь наискосок до клавы. И эти строки тоже так пишу. Так-то вот.
Надоело мне это. Купил себе удобное рабочее кресло... Ну, вы поняли. Кошка Дуся кресло отжала в первый же день. Стул рядом не влезет. Маленькая табуретка - с трудом втискивается. На кресле спит Дуся. Могу добавить, что раскинулась она с удобством, пузо вверх, лапы в разные стороны, во сне улыбается. А я, стало быть, на табуреточке рядом ючусь. Теперь совсем уж сбоку. Едва дотягиваюсь наискосок до клавы. И эти строки тоже так пишу. Так-то вот.
20.05.2013, Новые истории - основной выпуск
Кто-то повесил в кухне нашего офиса шуточный плакат. На нём изображена девушка, которая пьёт кофе. И надпись по-английски: мол, пейте ваш кофе, делайте ваши глупости ещё быстрее и ещё энергичнее.
Сидели мы в столовой втроём – пожилой коллега, барышня из соседнего отдела (назову её Леной) и я. И прикидывали, кто это над нами тут подшучивает, можно сказать, даже "троллит". Основное подозрение наше сразу же пало на одного сотрудника, который вообще любит всякие странные бумажки с обидными для нас словами на стены клеить.
И тут, значит, коллега, человек мудрый, многоопытный и выдержанный, начинает вдруг потихоньку распаляться. А юмор у него, как бы это сказать, порой довольно специфический, черноватый. Причём шутит он часто с весьма серьёзным лицом. У Лены же, наоборот, шутки добрые и, в общем, несложные, всякие там вторые и третьи планы она не понимает и не приемлет.
Вот, и начинает, значит, коллега сам себя накручивать, причём сурово так, без тени улыбки, по нарастающей:
- Так, тааак... Вот, значит, и выходит, что этот человек, кто всё это повесил, считает, что мы тут только глупостями занимаемся!?
- Так надо его вызвать и спросить, может быть, ему и не надо тут с нами глупостями-то заниматься?
- И принять к нему самые строгие меры, чтобы неповадно было никому!
(Смотрю, Лена слушает – и напряглась немного, удивляется, чего бы это он так завёлся. А коллега-то всё больше распаляется.)
- И наказать примерно! Строго!! Жестоко!!!
(Видит краем глаза, как у Лены глаза круглеют, и давит дальше)
– Нет, ну вы понимаете..., ну вот если мы ему просто башку отрубим на заднем дворе, вон там, над мусорным баком, в рабочем порядке, – это тоже вариант, конечно. Но это же не возымеет должного воспитательного значения!
(Лена рот открыла, глаза уже круглющие, аж замерла)
Коллега – решительно, свирепо:
– Это надо сделать показательно! Перед всем коллективом, торжественно, во дворе, у турника! И потом всем с ним сфотографироваться!!
(Ленка близка к обмороку)
Коллега – яростно, с горящими глазами:
– И всем новичкам потом эту фотографию первым делом показывать!!!
(Видя Ленину реакцию, я уже вмешался: да не бойся ты, мол, это шутка).
Лена:
– Уфф... Ну, блин, и шутки у вас!!!
Сидели мы в столовой втроём – пожилой коллега, барышня из соседнего отдела (назову её Леной) и я. И прикидывали, кто это над нами тут подшучивает, можно сказать, даже "троллит". Основное подозрение наше сразу же пало на одного сотрудника, который вообще любит всякие странные бумажки с обидными для нас словами на стены клеить.
И тут, значит, коллега, человек мудрый, многоопытный и выдержанный, начинает вдруг потихоньку распаляться. А юмор у него, как бы это сказать, порой довольно специфический, черноватый. Причём шутит он часто с весьма серьёзным лицом. У Лены же, наоборот, шутки добрые и, в общем, несложные, всякие там вторые и третьи планы она не понимает и не приемлет.
Вот, и начинает, значит, коллега сам себя накручивать, причём сурово так, без тени улыбки, по нарастающей:
- Так, тааак... Вот, значит, и выходит, что этот человек, кто всё это повесил, считает, что мы тут только глупостями занимаемся!?
- Так надо его вызвать и спросить, может быть, ему и не надо тут с нами глупостями-то заниматься?
- И принять к нему самые строгие меры, чтобы неповадно было никому!
(Смотрю, Лена слушает – и напряглась немного, удивляется, чего бы это он так завёлся. А коллега-то всё больше распаляется.)
- И наказать примерно! Строго!! Жестоко!!!
(Видит краем глаза, как у Лены глаза круглеют, и давит дальше)
– Нет, ну вы понимаете..., ну вот если мы ему просто башку отрубим на заднем дворе, вон там, над мусорным баком, в рабочем порядке, – это тоже вариант, конечно. Но это же не возымеет должного воспитательного значения!
(Лена рот открыла, глаза уже круглющие, аж замерла)
Коллега – решительно, свирепо:
– Это надо сделать показательно! Перед всем коллективом, торжественно, во дворе, у турника! И потом всем с ним сфотографироваться!!
(Ленка близка к обмороку)
Коллега – яростно, с горящими глазами:
– И всем новичкам потом эту фотографию первым делом показывать!!!
(Видя Ленину реакцию, я уже вмешался: да не бойся ты, мол, это шутка).
Лена:
– Уфф... Ну, блин, и шутки у вас!!!
02.05.2012, Новые истории - основной выпуск
A la guerre comme a la guerre
В юности я крепко злоупотреблял спиртным. Как и многие мои товарищи и сверстники. И вот вышел мюзикл "Три мушкетёра". Который, на мой взгляд, имеет отношение к удивительному роману Дюма примерно такое же отношение, как, скажем, портвейн креплёный плодово-ягодный "три семёрки" к какому-нибудь Appelation d’origine controlee отличного винтажа. Но блеющий голос "усеков", исполняющий эти песенки, звучал тогда буквально отовсюду, в том числе, как говорится, и из включённого утюга, так что поневоле постепенно забуривался в моцк. Соответственно, все пьяные, дойдя до определённой кондиции отупения, начинали вдруг козлообразно выводить рулады про "пора-пора-порадуемся" или про окровавленного друга, которым ни в коем случае не следует звать мерзавца и лжеца.
Извините, неизбежное предисловие затянулось. Сам же эпизод, ради которого я это написал, может быть изложен намного короче. Прямо-таки телеграфным стилем.
Итак, на одной из пьянок моему приятелю стало худо, и его стало мучительно и долго тошнить. Другой мой собутыльник, одуревший не меньше первого, оглядел это неприятное зрелище мутным, бессмыссленным взглядом, отрешённо уставилcя в пространство и вдруг фальшиво затянул безобразным, вибрирующим козлетоном:
"-Когдаааа твой друууг страввиииил,
Будь ряяяядам даааа канцаааа!"
В юности я крепко злоупотреблял спиртным. Как и многие мои товарищи и сверстники. И вот вышел мюзикл "Три мушкетёра". Который, на мой взгляд, имеет отношение к удивительному роману Дюма примерно такое же отношение, как, скажем, портвейн креплёный плодово-ягодный "три семёрки" к какому-нибудь Appelation d’origine controlee отличного винтажа. Но блеющий голос "усеков", исполняющий эти песенки, звучал тогда буквально отовсюду, в том числе, как говорится, и из включённого утюга, так что поневоле постепенно забуривался в моцк. Соответственно, все пьяные, дойдя до определённой кондиции отупения, начинали вдруг козлообразно выводить рулады про "пора-пора-порадуемся" или про окровавленного друга, которым ни в коем случае не следует звать мерзавца и лжеца.
Извините, неизбежное предисловие затянулось. Сам же эпизод, ради которого я это написал, может быть изложен намного короче. Прямо-таки телеграфным стилем.
Итак, на одной из пьянок моему приятелю стало худо, и его стало мучительно и долго тошнить. Другой мой собутыльник, одуревший не меньше первого, оглядел это неприятное зрелище мутным, бессмыссленным взглядом, отрешённо уставилcя в пространство и вдруг фальшиво затянул безобразным, вибрирующим козлетоном:
"-Когдаааа твой друууг страввиииил,
Будь ряяяядам даааа канцаааа!"
24.06.2013, Новые истории - основной выпуск
Идентификация
Был у нас не курсе один парень, худенький, роста – маленького, но выпить любил крепко, как большой. Доза при его комплекции получалась намного большей, чем у собутыльников, и доходил он до кондиции быстро. И притом, пока совсем не отключался, всячески бузил и безобразничал. Отчёта себе уже не отдавал, но бурно проявлял, однако, довольно изощрённую, порой - агрессивную инициативу.
Как-то раз на этой его переходной стадии зашла наша поддатая компания в трамвай. Вагон был даже и по временам моей юности уже старенький – общие деревянные скамейки вдоль бортов, как в метро, и пассажиры сидят на них рядком. И тут нашего отключившегося приятеля понесло. С важным видом, выпятив нижнюю губу, пошёл он вдруг по вагону вдоль пассажирского ряда, как вдоль строя, глядя прямо перед собой. При этом браво отмахивал рукой, тыкал пальцем в каждого из пассажиров и весомо, отрывисто бросал каждому из них краткое определение. Выбор эпитетов у него оказался небогат. Часть граждан почему-то оказались "сосисками", а другая часть, чем-то менее ему симпатичная – "помойками". Всё, третьего не дано.
И вот проходит он, мрачноватый, неторопливый, мимо обалдевших пассажиров – и с отмашкой пальцем в каждого по очереди, решительно рубит:
– Так! Ты – сосиска! Ты – помойка! Помойка! Сосиска! Сосиска! Вопросы есть?
И тут один из пассажиров взрывается:
– Молодой человек! Да Вы пьяны! Да как вы себя ведёте?! Что себе позволяете?
Однокурсник поворачивается к нему на каблуках, измеряет тяжёлым взглядом и устало, брезгливо роняет:
– Так! Ты - ваще параша. Вольно, разойтись!
Был у нас не курсе один парень, худенький, роста – маленького, но выпить любил крепко, как большой. Доза при его комплекции получалась намного большей, чем у собутыльников, и доходил он до кондиции быстро. И притом, пока совсем не отключался, всячески бузил и безобразничал. Отчёта себе уже не отдавал, но бурно проявлял, однако, довольно изощрённую, порой - агрессивную инициативу.
Как-то раз на этой его переходной стадии зашла наша поддатая компания в трамвай. Вагон был даже и по временам моей юности уже старенький – общие деревянные скамейки вдоль бортов, как в метро, и пассажиры сидят на них рядком. И тут нашего отключившегося приятеля понесло. С важным видом, выпятив нижнюю губу, пошёл он вдруг по вагону вдоль пассажирского ряда, как вдоль строя, глядя прямо перед собой. При этом браво отмахивал рукой, тыкал пальцем в каждого из пассажиров и весомо, отрывисто бросал каждому из них краткое определение. Выбор эпитетов у него оказался небогат. Часть граждан почему-то оказались "сосисками", а другая часть, чем-то менее ему симпатичная – "помойками". Всё, третьего не дано.
И вот проходит он, мрачноватый, неторопливый, мимо обалдевших пассажиров – и с отмашкой пальцем в каждого по очереди, решительно рубит:
– Так! Ты – сосиска! Ты – помойка! Помойка! Сосиска! Сосиска! Вопросы есть?
И тут один из пассажиров взрывается:
– Молодой человек! Да Вы пьяны! Да как вы себя ведёте?! Что себе позволяете?
Однокурсник поворачивается к нему на каблуках, измеряет тяжёлым взглядом и устало, брезгливо роняет:
– Так! Ты - ваще параша. Вольно, разойтись!
Ehrekrieger (224)