Поиск по автору:

Случилась тут одна история. Срочно надо было в Питер. За полчаса до
отправления поезда прибежал на вокзал. Взял билет. Время вечернее. Не
надеялся, что возьму. Как ни странно, повезло. Видимо кто-то слад бронь.
Место оказалось нижним, находилось в самом первом купе.
Надо заметить, что уж если с местом мне повезло, то с вагоном в котором
ехал не очень. Назвать его полуразвалившимся, значит, ничего не сказать.

Следом за мной в купе зашла женщина с ребенком. Она брезгливо огладела
нашу временную ночлежку на колесах и сразу принялась укладывать девочку
спать. Спать ребенок хотел очень, поэтому быстро взгромоздился на
верхнюю застеленную полку и сразу отключился. Мамаша тщательно постелила
себе на нижней, взяла двумя пальчиками сырое полотенце и удалилась.
Сколько она отсутствовала сразу не скажешь, может минут десять, может
пятнадцать, только... дорога на этом пути следования сложная,
извилистая, вагон обычно раскачивает во все стороны, на одном из
поворотов его подбросило так, что девочка вместе с матрасом, подушкой и
одеялом упала с верхней полки на нижнюю. Постельные принадлежности
сгладили удар и ребенок, упав, продолжал посапывать в ворохе постельного
белья и плотном облаке пыли, образовавшемся при падении. Вскоре в дверях
появилась умытая мамаша и тут же застыла на пороге купе, не отрывая
взгляда от верхней полки, которая... была пуста. Я молча ждал, что она
будет делать дальше. Когда она наконец переведет глазки на полтора метра
вниз. Она этого не сделала! Она вышла из купе, зашла в соседнее, потом
вернулась и опять вперилась в верхнюю полку. Полка была пуста! Я не
удержался и хохотнул. Мамаша перевела взгляд на меня и (О, счастье!)
зацепила окуляром нижнюю полку на которой лежал ее ребенок. Она ойкнула,
потом с отвращением присела на грязный матрас и стала ощупывать ребенка.
Убедившись, что с дитем все в порядке, она стала яростно трясти ребенка
за плечи, приговаривая: "Доча, проснись, мамульке негде спать!" Доча
просыпаться явно не хотела и никак не прореагировала на стенания
собственной мамашки. А мамаше похоже неохота было проводить ночь стоя в
тамбуре и она перешла к активным действиям. Она вытащила долго
корячилась над грудой белья и наконец минут через двадцать вытащила
из-под спящего ребенка свой, еще так недавно, любовно застеленный
матрас. Вытащив, она водрузила его на верхнюю полку и стала также
тщательно, как в прошлый раз готовить себе постельку, оставив спящее в
ворохе белья дите в покое. Минут через десять постель была идеально
застелена, подушка взбита, на простынке ни морщинки. Но как только
мамаша занесла ногу, чтобы вскарабкаться наверх и блаженно заснуть до
утра, ребенок широко открыл свои ясные очи и тоном, не терпящим
возражений, сказал: "Это мое место!" После чего, не вдаваясь в
дальнейшие рассуждения залез на верхнюю полку и безмятежно заснул.
Дальше была долгая немая сцена матери, скорбящей над ворохом скомканного
белья. Вот такая селяви!

В кабинете врача-аллерголога рядом с баснословными расценками за услуги
висит красочно оформленный плакат с надписью: "Лучше нету того свету,
когда яблоня цветет!"
Perke

***
"Да, потому, что головой он касался солнца..."
Л.Е.

Наступает пора городской толчеи,
Площадных карнавалов, застывших мимоз
И выходит на свет, что забыто людьми
В очертании взглядов,улыбок и поз.

Из открытых окон завизжит летний блюз,
Заправляя в виньетки осколки души,
И, откроется в щель заколоченный шлюз,
Мелкой струйкой вливая гортанность тиши...

Теплотой наполняя сердечную клеть,
Укрепляя фундамент надежд без тревог...
Так захочется снова и снова смотреть
В те глаза, от которых ничуть не продрог.

Крепко руку в замок и толчками наверх...
Вниз не смотрит, идущий по млечной тропе,
Философию смысла движения рек,
Оставляя, как прежде! В подарок судьбе.

Там, бьет солнце нещадное по головам, -

Родниковую вязь завивая в аркан,
Разноцветьем стекла в стиле Альдебаран, -
Пьет макушки мерцаний сверкающих льдин.

Где восставший один, знает, что не один.
Чмок!

Отражение в зеркале

Посмотри на меня
Я ни то, и ни это
Хоть издергайся в плач,
Хоть пили до рассвета.

Ни за что не узнаешь,
Чем сердце таится,
И какой жар в крови,
Той, которой не спится.

Закатай рукава,
Испиши всю бумагу,
Не пробьется трава,
Где пролилася брага.

Брага жизни моей
Пучит крови смешенье,
Заливая глаза,
Тем... кто жаждет отмщенья.

И содрать не пытайся
Волшебства покрывало,
Что меня от заклятий дурных
Укрывало.

Ты не сможешь!
Не хватит всех жизней на это,
Время – мне не палач,
Я ни то, и ни это...

Убегая из жизни твоей
Надеваю манто!
Постарайся не плакать –
Я и это, и то!

Лена Деева

ТУРЕЦКИЙ ГАМБИТ
"Ноги с бильярду..."

Отсвет розы чайной...
Блики на воде...
Встретились случайно:
Девушка в чадре...
В рясе подпоясанной
Красным кушаком,
С рыжим
Краснощеким
Русским
Пареньком.

Отраженье в речке,
Унеслося вдаль.
С блюдца покатился
Жареный миндаль...
Затерялся где-то
В буйной сон-траве.
Солнца блин
Катался
В пряной
Синеве...

И неверной
Пьяной
Пыльной
Духотой,
Отнят всхлип
Сафьяновый
Оклика "Постой!".

Превратился в эхо,
Не достав скалы,
Собирая в стаи
Камни-валуны,
Посылая сверху,
Рокотом грозя,
Скользко-неумелое
Громкое: "Нельзя!".

Впитывая тоненький
Песенный мотив,
Поджигая в косах
Искр аперитив:
"Ах вы, горы грозные,
Лю-лю-шки, люли...
Ах, березки росные,
Куда ж вы завели!".

Укатилось варево
Зноя на закат,
Погружая землю
В непроглядный ад,
Прикрывая длинные
Темные полы...
Расплескался голос
Сонного муллы,
Освежая воздух,
Звенящим:
"О-о-ал-ла-а..."!!!
Понимая небо,
Стройностью
крыла.

Лена Деева

А по ту пору в стороне укромной ворожеской
Жила-поживала Акулина свет Микулишна,
Телом богата, лицом черства,
Ткала она льны широкие, плела узоры затейные.

Пошла Акулина свет Микулишна ввечеру
К речке студеной, извилистой - Немоскворецкой,
Закатала рукава рубахи крашеной,
Захотела лицо омыть, да густы брови разгладить.

Как взглянула на водицу прозрачну,
Как увидела отражение, обомлела все, да разохалась,
Обхватила ручищами срамны места,
Кренделями ручища сделались.

Набежали со всех сторон люты вороги,
Подхватили Микулишну за кренделя оные,
Да поволокли по камням, да по травушке,
В край суровый, в места таинственны.

Опомнилась тут свет Микулишна,
Закричала, что было сил.
Причитала в оковах и билася,
Понеслись по стороне диковинной
Слова страшные - жевуземные.

ГОЛЛАНДСКИЕ ЗАБАВЫ

Не чувствую и не сочувствую.
Мне не больно.
Злюсь, втихаря, и ворчу под нос:
"С меня довольно!"

Разглядываю обе руки свои -
Вот левая, вот правая
И вслух начинаю читать стихи,
Что давят рифмованной славою.

Байрон, Блок, Шекспир, Рембо
Кому отдать предпочтение,
Но в горле вновь застывает ком
И мне, опять, не до чтения.

Не получается. Согреть. Не свое.
А почему? Кто даст ответ?!
Да слишком часто воронье
За ними, маясь, летело вслед!

Саднит и саднет в упрямой душе,
Холодно, опять, холодно!
Зачем купать в этом адском клише
Кто не понимает проворно...

Кто не замечает отличие,
Левой руки от правой -
Занозу безразличия,
Считая детской забавой.

Лена Деева

Акулина, Аглая с Ульяною
Порешили добраться по-быстрому
Во страну Москворецку, чтоб засветло
Подивиться красотами здешними.

Акулина на веслах орудует,
Акселя расправляет Аглаюшка,
Кливерами Ульяна командует,
Ну, а кошка валятся бездейственна,

На носу пребразованной лодочки.
Долго ль, коротко ль, токмо затемно
Добралася люгера загружена
До притоки деревни Нелидово,

Там на холме избушка заношена, -
Рхитектурой своею привычною
Разражат путешественный люд проезжающый,
Заставлят все лицо скособочиться,

Гложет, мучает мышцу сердешную,
Своим видом убогим невзрачешним.
Нет, чтоб сидеть, любоватися
На адажьи кузнечьи над полюшком,
Фуете стрекоз длиннотелишных,

Пируеты паучьи, в узорах сотканных;
Кокофоньей цезур насладиться по саму моченьку,
Палиндрома вдохнуть вселенского,
Нет же надо ж глазней зацепитеся

За само пакостное, нарывное,
Успокойся, душа путешественна,
Наш народ он ведь шибко пафосный,
Весь нергичный, на нтузиазме взрощенный,

Потихонечку, полегонечку, да взлетят ввысь хоромы барские,
А не сможется, так расчистится дивно полюшко, заколосится.

Что ж ты мечешься, душа окаянная,
Брагой, славою себя не потчуешь,
Ты ж избенку ту не полил потом, кровьюшкой,
Копеечку на ее содержанье не зарабатывал.

Пей мадерушку, жизни радуйся
И забудь про нее, как про страшный сон,
Добрыми делами людей светлых возвеличивай,
А об том, на чем глаз станавливается

Во других местах сказывай,
Хватит стару рхитектуру мучати.

Вот во той избенке и жил воеводушка,
Сокол ясный, свет, Простоквашьевич,

Саблю востру точил, дружинушку потчевал,
Да рубахи стирал до мозолюшков.
Он, как раз, по тропиночке шествовал,
Когда люгера тут причалила...

Сидит воробей на ветке. Чирикает. Да так, чирикает, что аж
захлебывается. Подлетает к нему синица:
- Воробей, чего ты расчирикался? Вот услышит тебя орел, будет тебе на
орехи!
Тут сверху камнем с неба падает орел, хватает синицу и взмывает под
облака. Воробей затих, достал из-за пазухи орех, клюнул и произнес:
- Вот так всегда! Чирикаешь-чирикаешь, а все самое вкусное - орлам!
Hoity-toity

Сели Красная Шапочка и Серый Волк за картежный стол. Волк спрашивает
Красную Шапочку:
- Что, Шапка, на деньги играем?
- На деньги, Серый!
- В очко?..
- Нет. В шапочку.

Поплыла лодка снащена, срехдством правильным
Ко сторонушке, как есмь привычашней,
Акулинушка свет Микулишна в ней сидит,
Сухарей хрустит, по сторонам поплевыват,

Ногу на ногу перекидыват, над дрейфой чужой подшучиват,
Паруса ладны, ветром загнаны, не запутаны распрямилися,
И каяка та бригом по морю, разухабисто заневестилась,
Да помчалася по седым волнам.

Вдруг откуда не попадя налетел ураган стремительный,
Пену барашисту в себя собрал, уложил ее прямо в лодочку,
Да и сник, - тайфуна противная, циклоничная, непокорная.
Расплескалася ажурна водяна крупа и предстала пред очи ясные,

Акулинушки свет Микулишны красна девица - шибко красная,
На лице ее печаль, депрессия, сверху донизу расположена,
Вот, как есть, кручинушка мучает, душу девичью перекручиват.
Завела с ней Акулина Микулишна разговоры пасторальные,
Для начала спросила об имени, вместе с отчеством и хфамилией.

Отвечала ей девица по совести, мол зовут меня все Аглаюшкой,
По отцу-то я – Дормидонтовна, а хфамилия незатейлива,
Просто-напросто, - Коромыслова,
Думы горьки долевают, свет белый застилают, прям не знаю я,

Что и делати! Вот таки слова в уши вклинились,
Акулине, нашей, Микулишне, и прониклася она горюшком,
Расскажи ты мне, Аглаюшка, что случилося у тебя в судьбе,
Може чем подмогну, а нет, так хочь попробую.

РАССКАЗ АГЛАИ
Родилася я во сыром бору, рядом с речкою-невеличкою,
До осьмнадцати лет воспиталася отцом, матерью, и коровушкой,
Убягла потом я с коровушкой во соседний скит,
За речной окат, ничего не сказав отцу, матери,

И коровушка окаянная не спротивилась,
Вслед за мной ушла, даж не мыкнула.
Поживала я, пообтесывалась у людей работных, натруженных,
За лесину ж сосновую, перебраться мне было не суждено,
Слишком много частокольев наставлено, понатыкано,

Вдоль реки, где землица стоптана.
Как отчаялася я, как одумалася,- закручинилась, запечалилась,
Вот тогда подошла ко мне коровушка
И на ушко шепнула, что делати:

"На большой реке, говорят, живет молодец,
Знает он слово заговорное, чтобы те частоколья, бревнышки,
Можно было убрать, не мешкая, чары злы с речки снять,
Да не боятися, с двух сторон спокойно купатися,

Да чтоб мне отца-батюшку, да родну матушку,
Сподручней проведывать беспрепятственно.
Только слово то заговорное может произнесть лишь воеводушка,
Воеводушка - буйна головушка,

Прозывается он Простоквашьечьем,
Так по батюшке на роду прописано
Полоскат рубахи он во реке Москворецкой
И имеет саблю востру, на ветру заточену".

Токмо сказала все это коровушка,
Налетела цунама шквальная,
Принесла меня в твою посудину,
Чтоб никогда не узреть ту запрудину.
Не убрать частоколину,
Да не вернуть коровенку лобасту во дворину.

Умный в гору не пойдет. Умный воспользуется фуникулером.
Perke

Пока Аглая сказывалась, моря-кияны иссякли,
И поскользила каноя двухместна, на флотский манер заправлена,
В протоку узкую пресноводну: водина та согрою прикрыта,
Кувшинкой украшена, ряской замутнена, да осокой пообтыкана.

Акулина с Аглаей по сторонам озиратся,
Шеи чешут, от мошки отмахиватся,
Вдруг из глуби затонной выскакиват по пояс
Женщына простоволоса, шибко легантна,

Да заместо ножного корпусу у ей хвост приделан:
Чашуйчатый, переливчатый до самых пупырышков.
Подивилися Акулина с Аглаею такой нахлости,
Но виду не подали, гребут веслой, как будто не замечат ее.

Чрез плечо, токмо спрашиват душу водянисту, как есть сказочну,
Мол, что тебе надобно и кличут как тебя в ентой местности.
Русалка хвостом обмахивась, словно каким китайским хвеером,
Заявлят своим бесцветным голосом, во всю запрудину:

Не здешня я, не местная, всеми осьмью плавниками заграничная,
Имечко мое иноземное, языком неластичным не выговариваемо,
На "у" начинат, - на "а" заканчиватся!
По-вашему, попроще, обозначуся, так сказать, - Ульяною.

Рассмеялися тогда Акулька с Аглашкою, порастаяли,
Говорят Ульянке хвостатой, во всю сказочной,
"Ты пошто, лешиха болотная, без спросу из воды выныриваш,
Женщын порядочных запугиваш, в неразумну экзольтацью вгоняешь.

Ты ж мешаешь окружностью наслаждаться, свежий воздух потреблять,
Предвкушать задумано, отдыхать душою, мыслею".
Отвечат им русалка горемычная, непрозрачной водицей замучена:
"Я, явленье, отнюдь, не миражное, парнормальное, эпатажное,

А по всем неизученым правилам, на подмогу присланное,
Потому придется вам, милы женщыны, на вопросы мои ответы давать:
Я загадку, - вы мне доводы! Да чтоб складно звучало и по поводу.
Коль ответите, будет счастье вам, а не сварит голова – потонете!

Отвечай первой Акулина мордастая, кака мышка сидит в золотой кубышке?
Думай пока, чеши тыковку... А тебе, Аглая расстроена, сказать придетися,
Что за птица така: два раза на свет появилася... Вот на те вопросы ответите,
Так споете хором, аль дуетом, уж не знаю, как там у вас называется,

Что за зверь такой, диковинный: у него в брюхе кипяток, в голове пуговица,
И одна рука, да и та на спине". Прошибло, тогда, женщын на холодный пот,
Аж каноюшка снащена вспарилась, и влепили Ульянке, прямо в лоб:
- Ты русалочья душа погана, беспристрастна,

Задаешь загадки каверзны, чтоб вовек за них не ответить нам,
И почить в илу, в здешних водорослях. Рта не вскроем таперича,
Чтоб слова те спасительны произнесть, а споем песню русскую,
Акапельную, да раздольную...

РЕЗЕРВАЦИЯ

Все заметней, причиннее
Гнется от ветра...

Ты внесешь свою лепту,
Я внесу свою лепту.

Вот старик, в нем дыхание
Пачкает душу.

Мой покой не нарушишь –
Я твой не нарушу!

Та девица счастливой была,
Не окрепла.

Точат язвы крыла,
Дико, мерзко... Запретно,

Красоту без воды, замещая ковылью,
Покрывая дорогу нетронутой пылью,

Повторяя: не тот, ты не та... Тебя не-ту !
Замер, дверь отворя, в онеменьи запретном,

Санаторий со страшным названием –
Лепра!!!

Лена Деева

Углубленное изучение родного языка повлекло за собой идиосинкразию коры
головного мозга.
boche

Подобрей подобру-поздорову.
nay

"Козленок, который учился считать до десяти"
Козленок учился считать до десяти, после десяти он учился писать,
а после двенадцати...

Лена Деева

День Святого Валентина
Создан
НЕ ДЛЯ БУРАТИНО!!!

Один старый хитрый лис
Пойти решил на компромис
Компру слил, а мисс - побрил,
На сегодня, кто дебил?

Лена Деева

На крупную овощебазу в отдел кадров на должность Управляющего делами
пришел устраиваться мужчина.
Директор фирмы печально уставился в документы:
- Опыт работы есть?
- Есть!
- Рекомендации?
- Есть!
- А санитарная книжка?
- Тоже есть!
Директор помолчав, продолжает:
- А руки моете?
- Мою...
- Часто моете?
- Часто мою...
- Чисто моете?
- Чисто!!!
- Это хорошо! А то у нас такие фрукты работают...
Perke

Ой, ты гой еси, Виктор Простоквашиевич,
Кто ж тебе добру молодцу,
Дал в руки саблю востру, саблю востру,
На МК замешану.
Что ж ты бьешься, добер молодец,
Не утихнешься.
Может, тебе Простоквашьечу, сразиться захотелося,
Сразиться с змием,
Да не простым, а трехголовошным.
Так макни свою саблю востру, саблю востру
Да во сыру реку, в глубоку реку
В Москворецкую.
Зачерпни в пригоршни водицы,
Водицы светлой, ключевой
И плесни на эфес сабли вострой, сабли вострой
На МК заточеной,
И тогда сабля востра станет тебе другом и советчиком,
Советчиком мудрым, на МК взрощенном.

Подкатила лодочка к старой пристани,-
Ветхой, стропилой покосившейся, низменной.
На лужайку зелену скирдами затарену
Повыскакивали из нор зверьки странные,

Неказисты на вид, размером маленьки,
Задними лапами могучи, да на передни – слабые,
Глазки-бусинки, с длинными усиками...
Ну, Микулишна с Дормидонтовной

Были бабы собой неглупые,
Сразу поняли
День сурков настал,
Раз их много так,

Понавеялось, понасеялось, наплодилося,
С химикатом прохрессивным смирилося.
В здешней крестности запроселочной,
Рябиновой, березошной, елошной.

А Ульянка, вот, недогадыватся,
Чему бабьи души так радуются,
По своей вольтажорской тупости,
Полемичной слабости, да романтической направленности,

Что почем в акваторьях тамошних,
И кака, она, жисть земледельческа,
На угодиях унавоженных, -
Не внемлива душа русалочья

К пониманию безграничному
Настроения безотрадного на рабочий лад настроенного,
Что возьмешь с мути сказочной,
Баркаролы жевать приученной.

Иждивенческо-ренегатское,то лицо, из подводной местности,
Не изученной до полной известности!
Вот, мосточек трухлявый, уж мнет ногой
Статный молодец, Простоквашьевич,

Со своими рубахами идючи,
До макушки текстилем заваленный.
Заскрыпела доска корабельная,
На дела житейские дарственна, -

Хлопотливые, трудоемкие,
Бременительные до ужаса.
А Микулишна с Дормидонтовной,
Тут как тут, с камышины выглядыват,

Рожи корчат любезные,
Представлением занимаются,
Познакомились с Простоквашьичем,
Слобызалися, и совету решили спрашивать.

Есть у нас, говорят, знакомая,
Чересчур, дуреха, галантная,
Научи ее уму разуму,
Как сновать в хороводах тентованных,

Как батманы кидать в кантонах русофилостилизованных,.
Потому что, она, – уключина,
На воде животами крутить обучена,
а на берег кинь, так уляжется,

Всей своею тюленью портретною,
Аки пассия раритетная.
Ноги сделать подлюке надобно,
Чтоб курбиты творить накатаны,

От хвостины, чтоб следа не осталося,
Чтоб пред гвардией твоей не спугалася,
Ведь она для нас шибко остная,
Нам помочь богом послана.

Отвечает им, Простквашьевич,
Отложив заботу рубашечью:
"Не пойму я вас, бабы приплывные,
О чем, брешете, языками унывными,

Про каку таку страхалюдину
Вы мне слов дурных понапрудили, понасказили,
И каку вирусину, простудину,
Привезли с собой для заразины".

Напустилися на воеводу Аглая с Акулиною,
В обратну Простоквашьича обозвали токсиною,
А потом для острастки добавили:
" Мы твою биографью мытарну,

До конца никогда не дочитывали,
Так что, мил человек, отвечай нам по совести,
Кто ты есмь: аль чума коричвенна,
Аль эмигрантска-подпольна личностя.

Не сделашь Ульянке конечности,
Будешь на ентих мостках стоять до вечности,
Сабля твоя в музей будет сдадена,
А дружина молодецка, помрет с досадины!"

Жажда накопительства привела к коллекционированию копилок.
Perke

Воспарить над суетой мешал ландшафт местности.
Perke

Врачливое настроение привело к потере бонуса.
Perke

Старый друг, лучше новых двух... знает, как испортить настроение.

Лучше электрического стула может быть только электрический стол.
Monsher

Неформальное объединение "Аркан" приковало внимание общественности
длинными свистящими лассо.
Keek

Две ночи и две дни выли
Акулина Микулишна с Аглаей Дормидонтовной
Аки сирены мифически,
Но ответа Ульянке так и не дали.

Пыталася душа русалочья ихи души успокоить:
На пупе вертелася, в ноги падала,
В глаза заглядывала –
Мыслю здорову искала,

Да все бестолку! Поют заразы, заливаются,
Белугами воють.
"Как пить дать, оглашены, пугалы горошные,
Бездельем свои взнужденным замучены" -

Так Ульянка иностранна подумала,
Так подумала и успокоилась,
Стала танцу еротичну танцевать,
Под голосины трубны да пафосны:

Куафюрой валюнтаристской размахиват,
Галантерейна чешуя дыбом встает,
Гофре по коже бродит и бертонирует,
Кулемает из стороны в сторону.

Бабы русски рты пораскрынули,
Обомлели, вовсю сдивилися,
Ни сказать, ни спеть не получается,
Про садочки, цветочки, оборочки,

"А", да "А" с отверстия того долетат,
Така оскомина у Ульянки нездешней набилася
От магнитна голоса отднотипного,
Осеклася Ульянка, приостановилася,
Приподвыподверты свои в кувшинки сбросила,

Обращатся к Аглае с Акулиною,
Говорит обеим так ласково,
Помогая куртуазной одышкою жабренной,
Заявлят она им: "Женщыны!

Параметра ваша, - одноголосая,
Пуританская, фракционная,

Потому что жуируете песней штампованно,
Без куражности на все рьягируете,

Изоритесь, хоть, изотчаивайтесь,
Все равно тотчас потопнете!"
Зря сказала так, Ульянушка, зря таким словом обмолвилась;
Осерчали Аглая с Акулиною,

Осердилися и возгневались,
Во своем, как есть, оскорблении.
Поняла по глазам Ульянушка,
Что пришел ее смертный час русалочий,

Что ничего у ей не получится,
Что придется капитулировать,
Пред суфражистками певучими ретироваться.
А в противном обратном случае,

Попрощатся придется, - и с ими,
И с шавелюрой своею, с волосьями;
Али с чем поважней, в рыбьей лоции.
Обратилася, вновь, она к женщынам,

Заявляет, опять, она: "Женщыны!
Вы чего таки перепуганы?
Али плавати не умеете?
Так я вас тому научить могу,
Главно выбрати, что спроможнее,
Кролем, брассом иль батерфляюшкой.
Чем хотите добраться до бережку?"

Отвечат Аглая с Акулиною:
"Мы тебя сейчас заглинируем,
В солнце высушим и собой возьмем,
Чтоб народ честной наш потешился,

На диковину, на заморскую,
Чтобы сильных баб всяка жабина,
Не сводила к инфаркту микардическому
Синуациямисвоими: скабрезными, да трагическими".

"Ладно, женщыны, - молвит Ульянушка, -
Чтоб вам впредь не скандировать грубости,
Уступлю я вам, но немножечко,
Поплыву вместе с вами, куда направляетесь,

Чтоб одной из вас питаламу спеть,
А другую, - в наряды вздеть,
Токмо скажите ищо раз про ваше планирванье,
Чтоб не возникло эксцессов в модулированьи".

Выплыват с-под мостков шатающыхся
К ним, Ульянка, – душа русалочья,
Смотрыт оком непонимающым,
За движениями следит грессивными,

Что Аглаюшка с Акулинушкой
Демонстрируют Простоквашьечу,
Потихонечку, полегонечку
Регулирует хвостом до берегу,

Увидал тут Виктор Простоквашьевич,
Красоту неземну – весталочью,
Присмирел немного, приосанился,
В бока руки стиральные закатил,

Про саблю вспомнил наточену,
Да вона ж в домине осталася,
Нечем хвастаться перед девонькой,
Зряще удаль раскатить молодецкую,


Сандрильону заморску потешити.
Акулина ж с Аглаей сприметили,
Что амурны дела надвигаются,
Запритихли, не попрыгунятся,

Подмечат, сьюминутны события,
Просткавашьич не стал церемониться,
Разводить котовась канительную,
Говорит, как по сердцу положено,

Жертве бщественного темпераменту:
"Ты, хочь, облепиха ностранная,
Расплескалась тут, клюквой развесилась,
Не сидеть тебе в водной местности,

По параметру видно, по-верхнему,
Что по над водой возвышается,
И смущат меня, аж до коликов.
Потому сейчас я тя вытащу,

Оперцью пластическу сделаю...
А потом пора и за свадебку,
Надо ж, добры дела оплачивать?!
Что ответишь диальна суженна,
На ксиому золяционную?!"

Засмущалась Ульянка, зарделася,
Вроде как, адюльтер намечается,
Про промблемы помощны запамятвала,
Ноги тоже ж охота заполучить,

Приходьбе-то они ведь не лишние.
Да тем паче Виктор Простоквашьевич
Разводить умеет манирлихи,
Хочь без сабли стоит подбоченившись.

Акулина с Аглаей прям обмерли,
Умиленья слезы не сдерживат,
С сарафанов от счастья выскакиват,
Обнимат друг дружку, в ладоши хлопают,

Так понятно ж оно дело доброе,
Для развитья демографического,
Да для здравия государственна,
Процветанья села и города,

Отношенья международного,
Рты раскрыли и зрят, что будет-то,
А Ульянка швелюру отбросила
И сказала перстами граючи,

"Добер молодец, Простоквашьевич,
Жевуземны слова я слышала,
Подтверди операцьей пластической
А потом уж всем миром за свадебку!

Говорю тебе, я согласная!"
Не обиделись Дормидонтовна,
С Акулиною свет Микулишной,
Что спомочь им не получилося,

Не до етогу стало сразучи
Появились други дела, хлопоты,
Суматошные, хфициальные...
Ну, а слово заветно Аглаюшке,

На ходу все ж успел промолвити
Воеводушка Простоквашьевич,
Не простое словцо, не русское,
Абы как, во сердцах, не выдавишь.

Вот: "Марксистская Корреляция"!
Ну, а что оно из себя-то обозначат,
Знать не надобно, ни к чему ето.
"Подбежишь в нужно время, к нужной реченьке,
Крикнешь громко на другой бережок,
Двери все тебе и откроются,
Все заслоны скинутся, все препоны стаются.
Извини, больше нету времени,
Я побег на Ульянке женитися!
Вам совет – меж собой разберитися,
Хто веслой махать, хто рулем крутить
Будет в будущем путешествии,
Так спроможнее и спокойнее".

Акулина с Аглаей в лодочку
Ко местам родным, незатейливым,
А Ульянка за Простоквашьичем
В избу, что на холме наставлена.

Удалася на славу та свадебка,
По огруге три дни носилася,
Веселясь душа молодецкая,
Ентот звон подхватила седа земля...

Есть Московска церква в Петербурхе городе
Вся цветиста, как есть разряжена,
Разодета, да напомажена,
Золотистыми маковками в небо тянется,
Переливатся, блестяща красавица,
Так вона ентих звонов много слышала
Ну, а я там был, мед и пиво пил,
По усам текло, да в рот не попало.

Лена Деева

Не гурманила аргонавтою
Акулинушка свет Микулишна
За то моллюска, страшенна спрутина,
Подтащыла каною безвесельну к берегу.

Ступила Микулишна ногами дорожащыми
На землицу сурову, иноземную,
А на ней ледники сплошь, да стланники,
Ерники сумшарные – криволесье низкорослое.

Люди делами ремесленными занимаются,
В одежу мехову кутаются,
Голенища хромовы на ходу подтягиват,
От Микулишны шарахатся да слова непонятны лопочут.

Взяло тогда отчаянье Акулину Микулишну;
Вишь, какой народец неприветливый выискался:
Несознательный, бестактный, низкопробишный,
На обжигающей снежнице взрощенный.

Подошла Акулина Микулишна
К самой крайней хороме
На хранцузский лад деланной,
Стукнула в карнизу оконную

Кулачищем своим всамделишным,
Затряслася коттеджа заморская,
Всеми глифами, плинтусами закачалася.
Выскочила на крыльца орясина – дубина стоеросовая,

Видать, испужалась такой наглости.
Стала Акулина Микулишна оконечностями вертеть,
О промблеме своей насущной сказывать.
Ей орясина непробиваема отвечает возмущенно, подобным образом:

"Приплыла ты, Акулина Микулишна,
Не на той каяке, что надобно.
В ту плавучу посудину наш народ
Сажают чудных, да всполошенных,
Что мешают людям честным, порядочным,
Нагружают плавучу посудину брагой, яствами
И пускают ее в дивно плаванье, на морску безбрежность любоватися."

Закрутилися тогда руки Микулишны,
Аки лопасти чудо-мельницы:
"Ах, вы, изверги непонятливы,
Звери вы дики, лесны, - неразумные,

Побывать вам хоть раз в ихней шкурине,
Так овчину б свою
сапожью
навсегда в покое оставили, голенищами б не тщеславили".

А орясина гневная машет ей вослед:
"На, бери, Акулина Микулишна,
Снеди всячешной, веслы прочные, паруса полетные,
Якорь, да карту-лоцию

И греби подобру-поздоровушку.
Неохота мне с тобой больно связываться,
Никакого в тебе понятия,
Что напрасное, что запретное".

Поняла его свет Микулишна
Целовать щеки бросилась,
Да захлопнулась дверь цинична
Из морена заморска дерева.

Села в лодку кипированну,
Свет Микулишна, яко павушка:
"Уж, таперича, не собьюсь с пути,
Доплыву до родного бережку!".

Ему нравилась размеренная провинциальная жизнь. Поэтому, рванув из
Нью-Йорка в Париж, он отдавал предпочтение плащам из Болоньи.
Perke

Увидала Акулинушка сьминожину супротив себя,
Не спужалася, токмо залилася румянцем алышным,
Очень кушати захотелося,
Да раздумала на тварину глядючи.

Шибко жалко стало животину киянскую,
Все ж кака ни есть, да уродилася, на свет божий появилася.
Може есть у ей малы детушки,
Ненакормлены, ненапоены, на клешни свои не поставлены.

Образина ж неразумная, тянет щупальцы к Акулинушке,
Знать для детушек своих расстарается.
Акулинушка свет Микулишна тут возгневалась, раззадорилась,
Говорит она осьминожине:

"Ты, Чудина морска, навыворот сделана
Голова больша, а мозгов-то нету.
Убери свои клешни-щупальца,
Не протягивай ко мне супостатушка.

Окиян большой, разнообразнейший,
Много в нем твари всячешней:
И больших размеров, и малышних, -
Есть ведь чем накормить своих детушков.

На ту пищу я не спроможена,
Стать придется мне пострадать, помаяться,
И смереть потом смертью лютою,
Очень долгою, да голодною –
Не на одном вдохе-выдохе.

Заговорила осьминожина
Человечьим голосом,
Всамоделишным:

"Ты, Акулина Микулишна,
Не страдай сейчас,
Подожди чуток,
Убиваться тебе рано так,
Поживешь еще,
Покорячишься".

И стали они сказывать друг дружке исторьи разные,
То смешные, а то и слезные,
И правдивые, и скабрезные,
И мистическо-фантастичные,
Токмо, все, как есть, непрахтичные.

РАССКАЗ ОСЬМИНОЖИНЫ:

Плавал я по морям, волнам,
И наткнулся на землю странную
Небольшую, но плодородную,
Жили люди там принципияльные,
И уж очень они были специяльные.
Развернулись они песередь земли.
Место выбрали каменистое,
Все в проплешинах, да в прогалинах:
Плешь песчаная, да плешь суглинистая,
А кольцом вкруг них благодати свет!
Леса дремучи вверх взмываются,
Поля широки черноземами дышат,
Птицы, рыбы в тех краях ничем неотмеряно,
Даров почвенных никем ненасчитано.
Залетела в края те, плюралистичны
Птица диковинна,
Огроменным клювом известная.
Захотела птица эта людям помочь
Разомкнуть кольцо волшебно вкруг местности,
Чтоб леса, поля к ним навек пришли,
Избавили их от труда тяжкого, непосильного,
Ничего собой не дающего!
Люди гордые, непокорные
Заартачилися, не сумневаючись,
Заловили пеликана нездешнего,
Отрубили ему клювушку
И сказали напоследочек:
Те леса, поля пусть стоят нетронуты,
А животина дикая пусть своей тропиной бегает,
Кажному свой удел даден.
Подтянули они свои ремешки, тесемочки,
Что брючину широкую подпоясывают,
И пошли каменисту землю уделывать,
Потом поливаючи, слезой омываючи.

Промакнула очи Акулинушка свет Микулишна
Рукавом грязным, крашеным с прорехами
Размазала горьку дождину по лицу,
Вздохнула тяжко и молвила:

"Стало быть съесть тебя надочи,
Чтоб не плакаться..."

Устраиваясь на постоянную работу, стал таким непостоянным.

Соревнования по плаванию. По первой дорожке двигается российский пловец.

Отчаянно машет руками, отталкивается от бортика первый раз, второй,
четвертый... Сил нет, а еще две дистанции пилить. Поворачивает голову в
сторону. По второй дорожке плывет большая рыба. Спокойненько так, то на
спинку повернется, то на бочок, то в стиле "шейк" подпрыгнет, то нижним
"дансом".
Пловец смотрит на нее не отрывая мутный отупелый взгляд, а сам руками
машет. Рыба ему:
- Слушай, мужик, может лучше порыбачим?

Касание по касательной, Вас не касается.

Новый бестселлер "Без лопасти во лугу", созданный на основе реальных
событий, с использованием свежих фактов и неоспоримых доказательств,
собрал все необходимые запчасти для вертолета.
Badneedle

Покатилася утла лодочка
По-крутым морям, по-бушующим,
Акулинушка свет Микулишна
Жмется к донышку, страхом мается.

Бровя нечесана колом стоит,
Платье крашено истрепалося,
Тело белое закоростилось,
Очи зоркие слезой обливаются.

А на небушко вышла звездочка,
Вся, как есть Полярна,
из себя шибко яркая.

Задрала Микулишна вверх портретину,
Собрала последни силушки,
Запричитала в воздушну путинушку,
Затараторилась.

- Что ж ты, лунило, окаянное,
Производное, второсортное
Стокмо пялишься кажну ноченьку,
Не подмогнешь спартанной страннице,
На водицу бескрайню не повоздействуешь,
Оком хладным, во всю слепительным.

Токмо телом небесным фанфаронишь поверху!
Хороводишься, фарисействуешь!
Провиянтом вспомогни, коли светишься,
Чтоб пупок оторвать от спинушки,
Аль каким другим ксцентричным фокусом -
Из погодных, из синоптических:
Дождевой водой, - чтоб напитися,
Или бурюшкой, - чтоб прибитися
Ко земле большой, сновательной,
Пешеходничать очень хочется,
От мути в животе избавиться.

Тут волна накатила шалая,
Принакрыла судно Микулишны,
Убягла назад и оставила
В лодке чудище окаянное
С головою склизкою,
Что сьминогом в народе кличется...

Я, тут, приболел... Загрипповал на недельку. Противное это дело. Дык,
зараза, есть зараза. Слава богу, крылышки не выросли, значит, грипп не
птичий. Хотя, на птичий-то у меня стойкий иммунитет.
Сейчас выздоравливаю. Играю, сам с собой. В шахматы. Правда, пока не
могу разобраться у кого преимущество? Черные по центру – король, офицер,
пешка (H4, H6, F4), белые в углу – король, ладья (B8, A7).
Вышла со мной, примерно неделю назад история странная, непонятная...
Иду с работы. Голодный, злой, усталый. Тогда уже чувствовал – заболеваю.
А на автобусной остановке девушка стоит. Отпад! Стройная, высокая.
Головы на две повыше меня будет. Плечи, как у пловчихи. Я балдею. Ну, в
общем, в моем вкусе! Но, что меня окончательно сразило наповал. Так это
ее волосы. Кудрявые. Кудрявая шатенка! Не подойти не смог. Облизнулся.
Подгребаю... Говорю прямо в лоб:
- Девушка, хотите, я вас постригу?
А она так строго на меня посмотрела:
- Чего это вы со мной, как с овцой?
Я ей так ласково:
- Девушка, милая, простите меня! Если бы я считал вас овцой, то постриг
бы не спрашивая!
Она первое недоверие в глазах погасила, и кокетливо скосив глазками в
обшарпанную урну:
- А вы всех стрижете? И замужних тоже?
Только женщины могут быть такими пошлыми.
- Девушка, - говорю, - думайте о хорошем. Интимная стрижка не моя
ипостась. Я – стилист со стажем, стригу все, что движется и водит
глазами.
- И собачек тоже? – оживилась она.
- Нет, - отвечаю, - собачками другие инстанции занимаются.
За время разговора она заметно ко мне подобрела, попривыкла, наверное, и
пойти со мной согласилась. Идем мы, значит, ко мне домой... А мне все хуже
и хуже становится. Морозить чего-то стало. Голова гудит, но еще думает.
А она тему продолжает:
- Вы мне современную стрижку собираетесь делать?
- Современнее не бывает, - а у самого в голове "опять, ты, идиот, попер...
куда тебе сейчас в камушки".
Она продолжает:
- Вы, только, агрессивную стрижку мне не делайте. Мне не идет!
Открываю дверь в квартиру. Запускаю ее в свой вольер, а сам косяк
подпираю, чтоб не упасть! Чувствую, температура поднимается. Внутренне
себя успокаиваю – это температура от желаемого действительного.
Она оглядела прихожую, соблазнительно дернула плечиком и говорит:
- У меня такое впечатление, что я здесь уже была. Ой, вспомнила, -
продолжила она, качнув бедром, - я же здесь ремонт делала. Ну, точно,
так стены крашу только я, больше никто.
Тут мне стало не до смеха. Я ее за локоток и тяну за собой:
- Девушка, славная, в комнату, в комнату пойдем, - не дай бог, вспомнит
еще чего-нибудь, - я сюда недавно переехал. Вы когда стены красили?
- В прошлом году, - отвечает и локоть выдергивает.
- А я здесь всего два месяца живу.
От тепла меня совсем разморило. Изображение перед глазами слоиться
начинает:
- Прости меня, родная, я на тахту прилягу? Что-то мне нехорошо...
Она ручку свою нежную на лоб мне положила, да как, вскрикнет, я аж
вздрогнул:
- Да у вас температура! Вы больны! Вам сейчас только в постели лежать!
Последняя фраза прозвучала как-то совсем издевательски. Я лег. Как
дурак!
- Я вам сейчас помогу, - нежно прошептала она и проскользнула в кухню.
Меня к этой тахте, как плитой каменной приперло. Ни рукой, ни ногой
шевельнуть не могу. Через минуту она возвращается. В руках чайник. Мой
чайник! Мой любимый TEFAL!!! Причем не один, а с проводом и подставкой.

- Лежите, лежите... Лежите, спокойно, - воркует она. И при этом грациозно
извивается надо мной. Она наклонилась еще ближе. У меня перехватило
дыхание...- А, теперь, дышите!!!
Она слово "дышите" произнесла, как-то уж очень торжественно и поднесла к
моему лицу чайник. Я вдохнул и потерял сознание. Чайник, наполненный
кипятком,
оказался включенным в розетку. Последнее, что помню – щелчок кнопки.
Наутро просыпаюсь. Ядом никого. Первая мысль – может, мне все
приснилось?! Повернул голову, рядом с тахтой стоит чайник. Открыл
крышку... а в воде горчица плавает. Чудеса...
perke

Синяя борода только-только расправился с последней своей женой, ее
братьями. Сидит и напильником ключ пытается оттереть. Вжик-вжик,
вжик-вжик. Тут лошадь одного из братьев заглядывает в окно и говорит:
- Эх, дорогой, ты в России не жил. У нас ключ испортился - дверь
меняют!

Оказалася Акулина Микулишна
Не по совести, по злой волюшке
На далеком острове, на диковинном,
Прозывалась землица - Сардинию.

Посередь стоял замок башенный,
Днесмь реликтовый, фуурический.
Пышны залы все разукрашены
Канделябрами огроменными,

На свейтой манер, иноземишный -
Палка с тряпкою, жженой порохом.

Оседал частенько там ихный царь
Со дружиною сапрапельною,
Сплошь эпюрною, околотошной,
Величался он Смартадонтушкой

Пиво пил, брагу пенную,
Да с чернавками каруселился!

Как завидел тот царь, царь-батюшка,
Акулинушку-свет-Микулишну
Посерел лицом, закручинился,
Слово молвил незавидное:

- Что за крюку таку, закорючину,
Привезли вы мне для погибели.

Отвечала дружина подлая,
Вся из нехристей состоящая:
- Не вели казнить, вели миловать!
Баба эта тебе богом дадена не для похоти,
Для полезности!

Потому как нет силы-мочушки
Грех терпеть твой отвратный, жекторский!

Усмехнулся царь в кудрю-бороду,
Закусил губу плотоядную,
Извращенную, скрозь порочную,
Да примолвился Акулинушке:

- Ты ручища свои лопастые, Акулинушка, не заламывай
Физьяномью надменну не состраивай,
Особлив душой не отчайвайся.
Ты ж не знашь ничаво про пронохрафью,
И про разны финты заморские...

Посмотри на меня, на царь-батюшку:
Сверху тога, как есть вся греческа,
Сандалеты снизу тальянские,
На перстах металлы драгоценны - фриканские,
На башке ж котелок склюзивный,без имени-отчества.
Так что, Акулина моя свет Микулишна, рот закрой
И делай, что сказано, ровно десять лет и три месяца.

Отвечала ему Акулинушка
На прямой манер, по-заморскому:
- Коннетабль ты, как есть, коннетаблевич!
Вся одежа твоя дерьмовая:
Всшита, вздевана на день, на ноченьку,
Только, тьфу! сказать, - и нетути!

Сорвала со стены канделябрину
Замела ею полы мозаишны, ладно сложены, в стык подогнаны.

Поднялася пыль-пылина страшенная,
Огроменной тучею, плотной завязью,
Заслезила глаза, заволокла небушко,
Заполошила легки всем трапезничащим.

Кашлял Смартадонтушка три дня и три ночи,
А затем загнулся и отошел тихохонько,
в себя не придючи
Во кургане почил, наспех сваленом,
Мхом покрытым, сардин-травушкой.

Поняла тут Акулина свет Микулишна,
Что за порнохрафья такая!

Села в лодочку утлу-плоскодонную,
Поплыла по волнам, по барашечным
Со стороны заморской, неизведанной,
Без руля, без ветрил, ко двору родному,
Неказистому, богом дадену!

В постановке сказки "О попе и его работнике балде" особенно
выразительной получилась попа.

Задают вопрос Армянскому радио:
- Скажите, чем отличается брак от водородной бомбы?
Армянское радио незамедлило ответить:
- Чем отличается не знаем, но то, что при запуске в действие того и
другого никого в живых не остается, это точно!

В небольшой лаборатории на "теорией игр" пыхтят Эмиль Борель и Джон
Нейман. Устали и решили передохнуть. Стали рядиться, кто первый побежит
за бутылкой. Решили спички тянуть. Кто вытянет короткую, тому и бежать.

Борель вытянул длинную, а короткая осталась у Неймана. Тот тяжело
вздохнул, поднялся и направился к двери... В это время заходит Клод
Шеннон с бутьылкой виски и говорит:
- Господа, сегодня отмечаем мое новое открытие. Не поверите, гонорар за
мою новую книгу "Играющие машины" оказался на десять порядков меньше,
чем выигрыш на автомате, сконструированном по той же книге.
Kiddy Bebby

Тост:
Существует красивая древняя легенда о птицах, которые только раз
в жизни встречаются высоков небе, поют свою брачную песню и потом падают
в кустарник с острыми колючками. Также есть поверье, что человек,
который наблюдал этот ритуал и слышал их пение никогда не будет нищим.
Так вот! Однажды в небе над кустарником с колючками встретились две
птички - одна толстая, другая тощая. И только они решили спеть, как
толстая птичка, не выдержав веса, упала раньше времени на длинные
колючки. А тощая - посмотрела на это с высоты и решила не падать.
Так выпьем же за то, чтобы на всех пилюлях для похудания стояла надпись:

"Надо меньше жрать!".
Perke

Несвоевременное рукоприкладство и головоодолжение ведет на эшафот.
Ну, а время во все века требует сатисфакции.
Monsher

Кащей-Бессмертный спрашивает у Бабы-Яги:
- Яга, ты как свои годики считаешь?
- Да, по зарубкам, Кащеюшка...
- А, зарубки-то где ставишь?
- Да, на ноге своей костяной, Кащеюшка! А ты, как годочки
считаешь-подсчитываешь?
Кащей-Бессмертный задумался, а потом, осторожно так:
- Ладно тебе, Яга, какие там наши годы!
Mynabs

Вспыльчивость считала своим комплексом и использовала его частями.
Perke

Не так давно последователи Бриджит Бардо подали в суд исковое заявление
на произведение "Витязь в тигровой шкуре". Они обвиняют автора в
порнографической направленности и бесчеловечном обращении с животными.
Ввиду отсутствия ответчика "зеленые" предложили изменить название
произведения на "Рыцаря в искусственных мехах".
Perke

Идут попыльной дороге лиса Алиса и кот Базилио. Усталые, измученные...
Напопрошайничались за день. Денег нет, вши заели, ноги ноют, руки болят.

А, навстречу, Буратино. Весь в бинтах, перевязанное ухо под колпаком
оттопыривается.
Лиса Алиса и Кот Базилио в один голос:
- Бедненький, несчастненький Буратино, а где твои пять сольдо?!
Буратино сверкнул фиксой из красного дерева и так спокойненько с
расстановочкой:
- Значит так, папа Карло просил передать-да... , что если вам нужна
опять
соль-да... , приходите завтра к нему в банк!