Поиск по автору:

В оркестр музыкального театра пришёл новый скрипач. Посадили его во вторые скрипки. Идёт репетиция. Скрипач играет, играет, вдруг смотрит - в нотах надпись: "Пригнись". Пригнулся, ничего не произошло... Дальше играет. Вдруг опять читает: "Пригнись!". Пригнулся. Ничего не случилось. Ему надоело, короче. Тут он опять читает: "Пригнись!". А он не стал пригибаться. Тут раз! - тромбон как даст ему сзади по башке!

Молодому пианисту (отличнику, лауреату, дипломанту и прочая) доверили записать фортепианный концерт Рахманинова. Приходит он в студию. Волнуется, конечно, ужасно. Просто страх как волнуется - отвественность давит. А там сидит такой старый опытный звукооператор, который еще самого Рахманинова, наверное писал. Налил ему чайку, провел в студию к фортепиано, успокоил по-отечески. Залез в свою будочку, в наушники ему говорит:
- Гамму фа-мажор сыграйте мне пожалуйста.
Сыграл.
- И си-минор, если вас не затруднит.
Сыграл.
А старичок молчит, что-то там у себя ковыряет, движками шевелит, мышью в мониторе возит...
- Простите, а когда, сосбственно, Рахманинова-то?
- Ой! Ты еще здесь? Иди-иди, я потом на компьютере сам нарежу.

Однажды, в 1976 году, нашему оркестру пришлось давать концерт для заключенных вильнюсской тюрьмы "Лукишки".
В клубе, над сценой висел транспорант: "Ленин - с нами!

Выходит Маяковский из кабака, окруженный стайкой девиц. Девицы начинают его охаживать:

- Владимир! А это правда, что Вы можете сочинить стихотворение прямо с ходу, на месте?
- Конечно! - говорит подвыпивший поэт революции, - Давайте тему!
- Ну, вот видите, в канаве - пьяница валяется.

Маяковский, гордо выпрямившись, громогласно начинает:
Лежит
Безжизненное
Тело
На нашем
Жизненном
Пути.

Голос из канавы:
Ну а тебе какое дело?
Идешь с блядями и иди.

Маяковский:
- Пойдемте, девушки, это Есенин.

Если человек ест тараканов от скуки, то его показывают в передаче "Фактор страха", а если от голода, то в передаче "Вести регионов России".

- Что вы слушали вчера в опере ?

- О, много интересного. Кравченко передвинули в министерство,
Юлька Полякова подстриглась, а Гошка Струве четвертый раз
женился.

К Георгию Товстоногову в Ленинградский Большой драматический театр приехал из провинции наниматься на работу эдакий Актер Актерыч. Бесцеремонно ввалившись к мэтру в кабинет, Актер Актерыч громоподобным басом бесцеремонно заявил:
- Хочу у вас работать! Мои условия: главные роли мне и жене, зарплата по высшей ставке и трехкомнатная квартира в центре Ленинграда!..
Товстоногов глянул на посетителя и ответил негромко и равнодушно:
- Значит так! Первые три года будете бегать в массовке, зарплата самая маленькая, жену не возьму, а вам - койка в общежитии...
Актер Актерыч все также громоподобно и самоуверенно мгновенно прорычал:
- Согласен!

Россини присутствовал на представлении оперы Моцарта `Дон-Жуан`, где одну из главных
партий исполнял знаменитый тенор Рубини.
Рядом с Россини сидел какой-то юнец, который довольно громко подпевал артистам, мешая
соседям слушать оперу.
Наконец Россини не выдержал:
- Какой все-таки мерзавец!
- Это вы по моему адресу? - спросил юнец.
- Нет,- тут же успокоил его композитор,- это я по адресу остолопа Рубини, который мешает
нам слушать вас!

Однажды Бетховен слушал весьма неудачную оперу композитора Паэра.
После спектакля автор подошел к Бетховену и спросил, что он думает о его опере.

- Она настолько мне понравилась, - ответил автор «Лунной сонаты, - что я пожалуй напишу к ней музыку.

Бетховен сдержал слово: на тот же сюжет он написал оперу "Фиделио"

Я хочу рассказать один курьезный случай с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, которому сам был свидетель.

Это было в середине 70-х годов. В бывшей гостинице Россия, в концертном зале шел сборный концерт.

Конечно же был и Кобзон с коронной песней "Днем Победы". У него была девятка оркестр, так называемый шведский состав.

В том же концерте выступал и популярный белорусский певец Виктор Вуячич. С таким же составом и с таким же голосом-баритоном, как у Кобзона. Он пел песню, если я не ошибаюсь, "Молдаванка".

И.Д.Кобзон в это время, уже одетый во фрак, играл за кулисами на деньги в нарды. И вдруг по внутренним динамикам он слышит:"Выступает Иосиф Кобзон и т.д." Иосиф, не торопясь, бросает нарды и "солидно" спешит из гримерной в кулисы. Не доходя до сцены, он слышит, что его оркестр проиграл вступление и "он, Кобзон"!? уже запел «День Победы!»

Подойдя в боковые кулисы он видит на сцене свой ансамбль, а поет за него ... Виктор Вуячич, идеально подражая интонациям Кобзона.


Через несколько номеров объявили песню "Молдаванка" и с оркестром Вуячича вышел Кобзон и спел ее, идеально подражая В.Вуячичу и голосом и манерой исполнения.

Зрители почувствовали что-то необычное, но немногие догадались в чем дело. Оба певца одинакового роста и тембра голоса и великолепно подражали друг другу.


После концерта директор зала «Россия» Лев Маркович Фельдман, подбежал к Иосифу Кобзону и стал раздраженно выговаривать ему за такую рокировку.


А надо сказать, что Л.М.Фельдман был очень влиятельным человеком среди советских деятелей культуры.
Его, как огня, боялись артисты всех рангов. Он мог запросто отчитать популярного артиста или музыканта при всех присутствующих. Кроме того, Фельдман не терпел оправданий и возражений от провинившихся артистов.

Единственный, кого он боялся и уважал, был Иосиф Кобзон.

И вот между Л.М.Фельдмаяом и И.Д.Кобзоном произошел следующий диалог:


- Лёва,- ответил И.Кобзон на претензии Л.М.Фельдмана, - Ответь мне, тебе что-то не
понравилось в игре музыкантов?

- Нет, играли великолепно! Но Иосиф…

- Лева, может я или Виктор плохо спели?

- Нет, Иосиф! Но я о другом…

- Лева, может на концерте не прозвучали заявленные песни, «День Победы» или «Молдаванка»?

- Нет, Иосиф! Прозвучали, но ведь…

- Лева, ты излишне мнителен. Это ж надо!?
Все прекрасно играли, заявленный репертуар исполнен, за пение мы уже не говорим, зрители
хлопали, а ты, Лева, недоволен!?

Может тебе надо показаться неврепетологу?

Одесский разговор.

- Софа, где ты взяла такое потрясающее брульянтовое колье?
- Я знаю?! Мой Аркадий три года под следствием об этом молчит, а вы спрашиваете меня?

Россини рассказали, что один общий знакомый собрал очень неплохую коллекцию из орудий пыток. – А фортепиано там есть? – спросил композитор. – Нет? Значит, этот человек не учился в детстве музыке....

Как-то в советские времена на 7 ноября (главный праздник СССР) в ГАБТе шла Аида.
И вдруг, незадолго до спектакля, первый трубач сильно заболел. Со вторым тоже случилось несчастье.
Вызывают третьего. А он отыграл марши на демонстрации, выпил рюмку-другую и вообще у него законный выходной...
Кое-как привели его в чувство и вот он сидит ждет свое соло в известном марше в Аиде.
На сцене - колонны египетских воинов и всё такое. Подходит момент, и он, в той же тональности и в тех же гармониях начинает автоматически играть...... фельдегерский марш, который он все утро играл на демонстрации.
С публикой (которая тоже была на демонстрации) случилась истерика. Спектакль пришлось остановить на 40 минут.

Идет заседание Художественного совета Министерства Культуры СССР по приемке и закупке новых пьес.

Министр на все лады расхваливает пьесу Софронова «Старым казачьим способом».

С места звучит ехидный бас Бориса Ливанова:

«А зачем так длинно? Почему бы ему не назвать пьесу просто: «Раком»!

Дирижёр Гаук репетировал одну из ораторий на библейский сюжет, где хор и солисты изображали соответственно евреев и фалистимлян. Закончив очередную сцену, он обратился к исполнителям: "Так! Евреи свободны, Фалистимляне остаются". Вся струнная группа оркестра встала и принялась зачихлять инструменты.

- Куда!!! - возмутился Гаук.
- Маэстро, ну вы же сами сказали, что евреи - свободны...

– Молодой актер впервые участвует в постановке, при чем здесь же играет маститый актер, роль молодого – мала, выйти к маститому на сцену и сказать что-то вроде "кушать подано!", и все! Молодой человек очень нервничает, все-таки с метром в одной сцене, жутко переволновавшись, в полубеспамятстве выходит на сцену и видит немного округлившиеся глаза пожилого партнера, понимает, что что-то не так, совсем теряется, бормочет свою фразу и вылетает со сцены. После спектакля известный актер вызывает его к себе в гримерную, еле живой молодой предстает пред очами мэтра и слышит: "Батенька, ну что ж вы так? Это еще ничего было, когда вы вошли в окно, но когда вы ВЫШЛИ В КАМИН!".

Талантливейший артист эстрады, крупный библиофил, автор замечательных работ о книгах, Николай Павлович Смирнов-Сокольский, выступая в роли конферансье, находил выход из любого положения. На одном из концертов Смирнов-Сокольский спутал пианиста Якова Флиера со скрипачом Самуилом Фурером и объявил публике: "Сейчас выступит скрипач Флиер". Флиер, понятно, запротестовал. Тогда Николай Павлович вышел на сцену и произнес:
"Прошу меня извинить, уважаемые товарищи. Дело в том, что Яков Флиер забыл скрипку дома и поэтому будет играть на рояле. А это еще трудней".

Однажды, в роли Лизы из "Пиковой дамы", Чайковского, молодая сопрано как-то раз пропела с надрывом в третьем действии:

- "Уж Герман близится, а полночи все нет...".

Дирижер при этом выронил палочку, струнная группа в оркестре начала вскакивать со своих мест, а мужской хор за кулисами, ожидая своего выхода, впал в такую истерику, что потом, на сцене, всех долго и мелко трясло.

Я уже не говорю о состоянии т.н. "почтеннейшей публики".

Растерявшаяся молодая певица, не нашла ничего лучшего, как, бросить взгляд на запястье левой руки, где обычно носят часы и попыталась исправить положение:

- "Нет, право, господа! Уж полночь близится, а где же Герман?

Публика неиствовала!!!

Самый богатый урожай баек – про правительственные концерты в Кремле. Вот одна из них.

Штраух и Геловани ехали на концерт. У ворот Спасской башни Геловани, загримированный Сталиным, высунулся из машины и спросил у охраны:

– Вы меня пропустите без документов?

– Так точно! – вытянулся в струнку часовой.

– А меня? – лукаво прищурившись, спросил Штраух, загримированный Лениным.

Часовой упал в обморок.

По рассказам моего знакомого хормейстера, с которым мы долгое время дружили семьями. Он, хормейстер, стажировался в "Большом театре". Некоторые из его баек я запомнил. В принципе они были известны по всему Советскому Союзу. Если я повторяюсь, пусть составитель меня поправит. Я не обижусь. Итак:

Однажды, в спектакле "ХОВАHЩИHА" (постановка 1956 года) на сцену выпускали настоящую живую лошадь. При "Большом" была настоящая конюшня, где содержались две реквизитные клячи - как раз для этих целей.

Вообще-то вопрос о целесообразности использования лошадиной силы в оперных спектаклях стоял уже давно - в "Руслане и Людмиле", например, в сцене "О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями...", по полю среди тел убитых должна была тоскливо прогуливаться одинокая кобыла.

В один прекрасный вечер гнедой захотелось не только прогуляться, как этого требовал "гениальный" режиссерский замысел, но и, pardon, "сходить", т.к. за час до спектакля добрая уборщица накормила ее куском сладкой плитки шоколада.

В общем, на глазах у изумленной публики, тоскливая лошадь стала делать свое грязное дело, а артисты миманса, изображавшие "мертвые кости" как-то странно дергаться, брезгливо отряхиваться и отодвигаться от кобылы подальше.

Особенно симпатично эта сцена смотрелась с галерки. Hу, да вернемся к "ХОВАHЩИHЕ". В конце оперы одного из стрельцов везут на казнь на телеге, запряженной одной из кобыл.

Внезапно, у всего этого транспортного средства отпадают оглобли, лошадь мирно разворачивается и идет в сторону зрительного зала - в глаза ей бьет свет из софитов, так что она ничего не видит.

У дирижера на голове остатки волос встают дыбом, но ничего сделать он не может и поэтому продолжает махать.

Вдруг лошадь спотыкается о рампу, падает на передние колени и большая ее голова оказывается в яме на уровне пюпитра гобоиста. Гобоист, который ровным счетом ничего не видел - он в яме спиной к сцене сидит - безумно испугался и издал на своем инструменте нечто громкое и несуразное, отчего оркестр просто остановился и терпеливо ждал, когда сотрудники постановочной части наконец-то выволокут обезумевшее от страха животное из ямы.

Публика в зале валялась со смеху!

Самое интересное, что не было возможности закрыть занавес.

Берлиоз не любил давать автографы. Знаменитая певица Аделаида Патти много раз упрашивала композитора написать ей хоть что-нибудь в альбом, но он был тверд...
Однажды она с улыбкой сказала Берлиозу:
- Маэстро, если вы будете столь любезны, что напишете в мой альбом хоть несколько строк, в награду за это я сделаю вам подарок. На ваш выбор, маэстро: либо я спою для вас, либо подарю вам превосходнейший паштет из печени, который мне только сегодня прислали из Тулузы...
Подумав, Берлиоз взял в руки альбом и написал всего два латинских слова.
- Что это означает? - спросила удивленная певица.
- Это означает: 'Приносите паштет', - улыбнулся Берлиоз.

Владимир Иванович Даль ехал с ямщиком по русским полям. Начал падать первый снег. Ямщик поежился и сказал:
- Замолаживает...
Даль подумал, достал планшетку и записал: «Замолаживает — диалект средне-русской полосы, означает заморозки, приближение холодов, снижение температуры.»
Это была первая запись в будущем словаре Даля.
Ямщик, повернувшись к нему, продолжал:
- Замолаживает, балин, к утлу бы доблаться!
И снова поежился.

`Дон Кихот`в Мариинке (по воспоминаниям очевидца)
Вот такая история.......

Балет Минкуса `Дон Кихот` уже бог знает сколько времени благополучно идет на сцене питерского Мариинского театра. И вся история данного балета на данной сцене распадается на два периода: период `до` и период `после`.

Период `до` характеризовался тем, что Дон Кихот и Санчо Панса разъезжали по сцене соответственно на коне и на осле.
И конь и осел были живыми, настоящими, теплыми.

Период `после` характеризуется тем, что Дон Кихот и Санчо Панса шляются по сцене пешком.
Не славные идальго, а пилигримы какие-то. Куда подевались конь и осел? Сдохли? Сожраны хищниками?
Версии таинственного исчезновения со сцены коня и осла плодились, как грибы
после дождя.

Я же получил сведения о происшедшем от своего родственника, который работал
осветителем в Мариинском театре. Он утверждает, что все было именно так. Не знаю. За что купил, как говорится, за то и продаю.

Итак, душераздирающий случай, поделивший историю спектакля на `до` и `после`, произошел, кажется, в 1980 олимпийском году.
До того дня на каждое представление `Дон Кихота` из цирка выписывались хорошо выдрессированные привыкшие к публике конь и осел.
Но в тот злосчастный день конь заболел. И администрация театра, совершенно не подумав о последствиях, арендовала коня из какой-то конно-спортивной секции. Тоже хорошо вышколенное животное.
М-да! Если бы только не одно `но`.

Зверюга оказалась кобылой. Это обнаружилось только тогда, когда уже звучала увертюра.
Что-либо менять было поздно.

Вы когда-нибудь пробовали в чем-либо убедить возжелавшего женской ласки осла? Легче научить таракана танцевать еврейские танцы.

В первом же совместном появлении на сцене Дон Кихота и Санчо Пансы осел, почуяв свеженькую кобылку, безумно возбудился. Издав истошный рев, он встал на дыбы, сбросив с себя Санчо.
После этого из его подбрюшья начало вылезать нечто неимоверное по своим
размерам и очень непристойное по своему внешнему виду. Осел начал забираться сзади на кобылу, которая явно не возражала против того, чтобы произвести на свет мула.
Дон Кихот, почуяв атаку с тыла, проявил чудеса джигитовки и каким-то диким прыжком слетел с седла.
Санчо, спинным мозгом почувствовав, что сейчас произойдет, начал тянуть осла за хвост. Но проклятый ишак не сдавался.

К этому моменту он уже находился в нужном отверстии на теле кобылы и работал с
интенсивностью отбойного молотка.
Откуда-то из зала раздался истошный женский визг.
Кто-то проорал `Закройте занавес!`
Дирижер механически продолжал размахивать руками, не отрывая глаз от творящегося на сцене безумия.
Оркестранты развернули головы на 180 градусов и беззастенчиво пялились на сцену. Музыка издала пару предсмертных тактов и тихо сдохла, сменившись полоумным гоготом, доносившимся из оркестровой ямы.
Пожарные начали раскатывать по сцене рукава с целью образумить распоясавшегося осла с помощью воды.

В общем, занавес закрыли только минуты через две. В течение этих двух минут на сцене прославленного Академического Театра имени Кирова наблюдалось следующее: ишак с победным ревом дотрахивает томно прикрывшую глаза кобылу. Санчо Панса тянет ишака за хвост, в результате чего вся сцена смахивает на перетягивание каната.
В углу сцены, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, сидит на полу совершенно обезумевший Дон Кихот.

Пожарные, изнемогая от хохота, раскатывают шланги, а из-за кулис доносится вопль режиссера `Скорее, суки!!! Скорее!!!! Убью всех на х..!!!`

Из оркестровой ямы слышен уже даже не смех, а какое-то бульканье.
Дирижер, поддавшись всеобщему буйству, приплясывает на своей подставке и откровенно болеет за осла.

Наконец занавес закрывается. Половина зала возмущается, треть (в основном старые девы) лежит в обмороке, остальные требуют открыть занавес, поскольку они, мол, заплатили деньги и имеют право все это досмотреть .
Все. На этом все и закончилось.

На следующем
представлении Дон Кихот и Санчо ходили пешком. Сколько голов полетело после этого злосчастного дня - неизвестно, да и не важно.

Как говорил Ираклий Андроников - `можно посылать соболезнования цирку. Их лучшее представление прошло в Мариинском театре`...

Под давлением житейских обстоятельств один беспартийный гражданин решил вступить в ряды "Единой России".
— В бандах раньше не принимали участия? — строго спросил его один из членов приемной комиссии.
— Нет, честное слово, — робко ответил гражданин, — это я в первый раз.

На сцене Венской оперы в 1923 году шла опера Рихарда Вагнера "Лоэнгрин". Финал спектакля был очень эффектным: Лоэнгрин уплывает со сцены на белом лебеде. На одном из спектаклей эту партию пел Лео Слезак, и то ли актер замешкался, то ли механик поспешил - лебедь уплыл за кулисы один. Слезак нашелся сразу, он повернулся к противоположной кулисе и пропел речитативом: "Скажите, пожалуйста, когда отбывает следующий лебедь?"

"Чайка" Чехова. В финале спектакля, как известно, должен прозвучать
выстрел. Потом на сцену должен выйти доктор Дорн и сказать: "Дело в
том, что Константин Гаврилович застрелился". Но сегодня пауза
затянулась.
И выстрела нет. Доктор Дорн, видимо, понимает, что что-то произошло, и
нужно спасать положение. Тогда он выходит, долго стоит, все-таки
ожидая, что сейчас будет выстрел, но поскольку выстрела по-прежнему
нет, он говорит:
- Дело в том, что Константин Гаврилович повесился.
И тут раздается выстрел. Тогда он, еще подумав, произносит:
- И застрелился.

Незнакомка.

Выдающийся ученый и композитор Бородин был весьма рассеянным человеком. Как-то он поехал за границу. Во время проверки паспортов на пограничном пункте чиновник спросил, как зовут его жену. Бородин в то время думал про что-то свое и не понял сразу вопроса. Чиновник посмотрел на него с подозрением:
- Не знаете как зовут вашу жену?
В этот момент в помещение вошла его жена Екатерина Сергеевна. Бородин бросился к ней:
- Катя! Ради бога, как тебя зовут?

Два рикошета от человека в черном

Бывает же такое! Арбитр в одном матче забил два гола. В первом случае мяч влетел в ворота после рикошета от его ноги, во втором - от головы. Благо пострадали от судьи обе команды, а потому на орехи ему не досталось. Тем более встреча испанских клубов четвертого дивизиона завершилась вничью. И все же самим игрокам пришлось изрядно потрудиться, чтобы успокоить перепуганного рефери.

Идет концерт популярной группы. Все идет перкрасно. Вокалист поет, гитарист виртуозно играет на гитаре, клавишник чего-то играет на синтезаторе, ударник во всю стучит по барабанам. И вдруг солист осознает, что забыл слова.
Подходит к гитаристу:
- П-е-е-етя! С каких слов второй куплет начинается?
- Шо??? (не отрываясь от игры).
- С каких слов второй куплет начинается?
- Дык я откуда знаю?!!!
Подходит к клавишнику.
- Саааня!!! Выручай - с каких слов второй куплет начинается?
- Шо???
- Грю: с чего второй куплет начинается?
- Дык... Не знаю я...
К ударнику:
- Вааасяяя!!! (ноль внимания - продолжает колотить по барабанам)
- Вааасяяя!!! (снова ноль внимания)
- Вааасяяя!!!, ... мать... на..., ..., ...!
- Шо??? (не отрываясь от барабанов)
- Спасай! С каких слов второй куплет начинается?!
- Шо????
- С каких слов второй куплет начинается?
Вася (равнодушно, продолжая стучать по барабанам):
- А какой песни?

Дирижер что-то уж очень придирается к оркестру, репетиция идет 6-ой час...
-3-я скрипка на 0,25 тона выше!...2-я флейта на 0,75 тона ниже!...
Ударник не выдерживает и яростно колотит по всем "подручным "инструментам.
Мертвая тишина...Дирижер обводит оркестр мрачным взглядом:
-Ну, и кто это сделал?!

В 1938 году, на сцене Мариининского театра, давали "Пиковая дама". Арию Германа пел известный лирический тенор Печковский. Особенность его исполнения была в том, что он, прекрасно чувствуя настроение зала, несколько затягивал паузу в реплике: "Что наша жизнь? пауза - "Игра!"

Но вот однажды, напоминаю, это происходило в жестоком 1938 году, ария Германа началась словами: "Что наша жизнь?" и Печковский утрируя все держал и держал паузу. Зал замер, очарованный музыкой, игрой актеров и певцов. Напряжение в зале нарастало. И вдруг с галерки, хорошо поставленным баритоном и вы той же тональности, прозвучало: "Говно!"
Зал разразился аплодисментами! Зрители неиствовали!
Из правительственной ложи удалились несколько человек. Когда спектакль окончился и зрители потекли из зала, стали выходить из театра, обнаружилось, что весь театр окружен бойцами НКВД.
Пропускались только женщины и дети. Мужчин отводили в сторонку и какие-то люди в черных плащах заставляли нараспев произносить их слово "ГОВНО!".

Рассказ очевидца.

Будучи на гастролях в Ташкенте, в 1982 году, познакомились мы с актером Ташкенского Театра. Он был уже на пенсии, но тяга к искусству привела его на наш концерт. После концерта он подошел к нашему дирижеру и получилось так, что он поовел с нами всю ночь в гостинице "Ленинградская". Истории и анекдоты сыпались из него, как из дырявого мешка.

Вот один из его рассказов:

//Эта смешная история случилась на самом деле (как уверяет рассказчик) где-то в пятидесятых годах в славном городе Ташкенте.

В тамошнем театре решили поставить спектакль по новелле Проспера Мериме «Таманго».«Таманго» повествует нам о нелёгкой судьбе негров рабов, которых злые рабовладельцы хапали по всей Африке и везли в качестве сельхозуборочной техники в Америку и Европу.Как-то раз, на одном из суден тот самый Таманго поднял бунт. Негры рабы подпилили напильником свои цепи, и по команде Таманго, напали на белых надзирателей, перебив их всех…Новелла, кстати, не самая плохая. Дальше у них было много всяких приключений, но к нашей истории это дела не имеет….
А фишка тут в том, что режиссеру приспичило вытащить на сцену живого попугая, желательно говорящего. Попугая довольно быстро нашли, но говорить он упорно отказывался. Что только ни делали актеры – толку ноль. Попугай молчал.Смирившись с неразговорчивостью попугая, режиссер решил, что и так сойдет, мол, обойдемся «без речей».
Подготовка спектакля шла полным ходом. И вот,наконец-то настал долгожданный миг премьеры!

Представление идет полным ходом. Спектакль подходит к кульминации – освобождению рабов.

В зале немая тишина! Зрители, затаив дыхание, уставились на сцену.

А там, Таманго, подает другим рабам сигнал, они скидывают свои цепи, те со звоном падают на сцену, и внезапно «очнувшийся» попугай выдает:

- ТЁТЮ СОФУ К ТЕЛЕФОНУ (да ещё и с соответствующим акцентом)Зрители в шоке, актеры тоже.

Занавес…//

С.И.

В Центральном доме работников искусств чествовали поэта Николая Доризо. Крючков любил и его стихи, и его самого - за веселый нрав, за искренность и компанейство - и пообещал прийти поздравить. Уже выступили все записавшиеся, а Николая Афанасьевича все не было. Наконец дверь распахнулась, и Крючков быстро прошел к сцене. Его встретили аплодисментами, председательствующий жестом пригласил к трибуне: "Скажи несколько слов, Николай Афанасьевич".

- А чего ж не сказать... Скажу.

Он вручил юбиляру гвоздики, расцеловал его, потом встал за трибуну и развел руками.

- До чего мы дожили, дорогие товарищи! Подвез меня приятель до ЦДРИ, пока мы ходили за цветами, какая-то сволочь отломила с радиатора оленя. На кой черт этому стервецу олень? Он что, на грудь его повесит? На цепочку? Как хотите, а если б я его поймал, руки бы обломал.
- А что Доризо? - пискнул кто-то в президиуме, но Крючков как и не слышал.

- Сволочь! У него что, руки чешутся? Так надо дать ему в руки тачку, и пусть он возит на стройке кирпичи, цемент или раствор - не знаю... Олень-то при чем?
- Николай Афанасьевич! - приподнялся над столом председатель. - Вы о Доризо скажите.
- А что Доризо? - запнулся Крючков. - О Доризо я как раз ничего плохого сказать не могу. Спасибо за внимание...

И под оглушительные аплодисменты он сошел в зал.

Находчивый дирижер.

Однажды, на конкурсе военных оркестров, кстати, в Риге, наш оркестр должен был пройти церемониальным маршем мимо конкурсной комиссии на плацу.
Впереди дирижер тамбур-мажором дирижирует. За ним оркестр. Первый ряд трубы, тромбоны. Второй ряд медные духовые инструменты и прочие дудки. Идут, играют, стараются. Ноги впечатываются в асфальт. Подковы разлетаются в разные стороны. Четко. Красиво. Егерский марш звучит!

И вдруг! Камешек на асфальте плаца, у самой трибуны. Правофланговый, трубач, роста 190 см, со всего размаха впечатывает сапог на этот камешек. Подворачивает ногу и падает на живот, поднимая руки с трубой вверх. Инстинкт музыканта. Инструмент дороже жизни.
Оркестр, продолжая идти, правой своей стороной, спотыкаясь об упавшего трубача.
Музыканты падают, как костяшки домино и плац превращается в кучу мала.

Оставшая часть музыкантов, с каменными лицами продолжает, как ни в чем не бывало, отбивать шаг и реветь в трубы. Но композиция уже не та. Остались только вторые голоса.
Дирижер, не видя, что делается за его спиной, наконец услышал странное звучание "Егерского марша", сделал уставной разворот и пошел обратно к оркестру. Остановил его перед самой трибуной, прекратил музыку и обращаясь к стоящей на трибуне комиссии прокричал:

"Мы продемонстрировали вам, как будут проходить оркестры по неубранной территории плаца! Сейчас мы уберем эти камешки и покажем вам, как пройдет оркестр, когда на плацу чисто"! С этими словами, он поднял камешки и демонстративно выбросил их на обочину.
Вернул оркестр на исходную.
Снова с "Егерским маршем" оркестр прошел великолепно!

После поездки в США Мстислава Ростроповича вызвали в Особый отдел Министерства культуры и спросили:
- Мстислав Леопольдович, как вы посмели оставить принимающей стороне программу ваших будущих гастролей, не согласовав ее с нами?
- Да, знаете..., как-то..., а что, нельзя?
- Вы еще спрашиваете! Немедленно напишите новую программу. Здесь же! Сейчас же!
Ростропович сначала растерялся, потом обозлился и написал:
Моцарт, концерт для виолончели с оркестром (Моцарт никогда ничего для виолончели не писал). Беллини. Соната для виолончели, флейты и клавесина (та же история) Риталлани. Концерт для виолончели соло (такого композитора вообще в природе не существует).
Минкульт одобрил выбор маэстро, красиво распечатал список типографским способом и, заверив у министра, отправил в США. По словам Ростроповича, принимающая сторона чуть не уволила двоих сотрудников за то, что те не смогли отыскать вышеуказанное произведение Моцарта даже в Зальцбургском архиве, а генеральный менеджер чуть не сошел с ума, пытаясь вспомнить мелодию беллиниевской сонаты. Ни у кого не возникло сомнений в существовании всей этой музыки, т.к. заявка было подписана Ростроповичем и заверена министром культуры Фурцевой.
Говорят, по вскрытии этой шуточки, в Штатах хорошо посмеялись.

КАКАЯ ТАЛАНТЛИВАЯ МУЗЫКА
В семье киевского продавца мяса Якова Моисеевича Покрасса было "всего" двенадцать детей. Но прославили семью трое — Самуил, Дмитрий и Даниил, ставшие известными музыкантами. Писать музыку они начали очень рано. Однажды юноши пришли в музыкальный магазин и предложили купить и издать написанные ими романсы. Владельца магазина несколько смутила молодость авторов и название цикла романсов — "Гримасы жизни".
В это время в магазин вошла солидная, со вкусом одетая дама, стала перелистывать имеющиеся в продаже ноты. Заодно поинтересовалась, что принесли юноши.
— Ах, какая талантливая музыка, — воскликнула она, просмотрев их ноты. — Какие способные ребята. Когда вы издадите эти романсы, я их обязательно куплю, — сказала она владельцу магазина. После такого отзыва произведения юных Покрассов были приобретены.
Ну, а женщина, посетившая магазин, была их мамой.

Марчелло Мастрояни всегда тяготел душой к российскому театру. В 60-е годы он приехал в Москву с одной только целью: пообщаться с артистами «Современника» и посмотреть на Татьяну Самойлову, насмерть поразившую его в фильме «Летят журавли». В Москве же вдруг попросил показать ему, где артисты пьют, и его повели в ресторан «Дома актера». Однако расторопные кэгэбэшники перед его приходом успели разогнать всю актерскую пьянь, «чтобы не скомпрометировали», и Мастрояни увидел пустые залы: артисты, как ему сказали, все репетируют и играют. И только в дальнем зальчике одиноко напивался могучий мхатовец Белокуров, которого не посмели «разогнать». Увидев Мастрояни, он ни капли не удивился, а налил полный стакан водки и молча показал рукой: выпей, мол. Мастрояни вздрогнул, но выпил. После чего Белокуров крепко взял его за волосы на затылке, посмотрел в глаза популярнейшему актеру мира и рокочущим басом произнес: «Ты... хороший артист... сынок!»

- Мама, почему ты всегда стоишь возле окна, когда я занимаюсь пением?
- Доча, я не хочу, чтобы люди подумали, что я тебя бью...

Разговор двух политиков

- Через 5-10 лет мы будем жить лучше, чем в Германии, сомнений в этом никаких нет!
- Я не понял, чего это вы с Германией сделать хотите?!!

В 60-х годах во МХАТе получила широкое распространение игра — если кто-то из участвующих говорит другому: «Гопкинс!» — тот, независимо от ситуации, в которой находится, должен обязательно подпрыгнуть. Не выполнившим условия грозил большой денежный штраф. Чаще всего «гопкинсом» пользовались мхатовские корифеи, причем непременно на спектаклях, в самых драматических местах. Кончилось это тем, что министр культуры СССР ФУРЦЕВА вызвала к себе великих «стариков» — ГРИБОВА, ЛИВАНОВА, МАССАЛЬСКОГО и ЯНШИНА. Потрясая пачкой писем от зрителей, она произнесла целую речь о заветах Станиславского, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Нашкодившие корифеи, имевшие все мыслимые звания, премии и награды, слушали министра стоя. И вдруг Ливанов негромко сказал: «Гопкинс!» — и все подпрыгнули.

ОПАСНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ

Тарификация в любом театре - самая болезненная ситуация. В 60-х гг. в конфликтную комиссию по тарификации при Московском управлении культуры, членом которой я являлся, поступило заявление актрисы Театра имени Ленинского Комсомола (нынешний Ленком), не получившей повышения ставки. Получала она мизерную категорию, что-то около 90 рублей, и просила прибавить 10 рублей, что являлось повышением категории. Главный режиссер театра Анатолий Эфрос встал насмерть. Очевидно, он был прав, я и вся комиссия не знали даже имени актрисы, и не верить такому художнику, как Эфрос, мы не имели никаких оснований. Актриса подала заявление в суд. Тут-то страдалица отыгралась: она предъявила несколько афиш, традиционно подписанных режиссером каждому исполнителю к премьере. Обычно такие надписи носят комплиментарно-поздравительный характер, но, как показал процесс, таящий в себе подводные рифы. На афишах режиссер писал (передаю общий смысл и настроение): “Благодарю за талантливую работу...”, “Мал золотник, да дорог...”, “Спасибо за творческое отношение к работе...” и т.д. Судья, человек простой и в театральной дипломатии не искушенный, задал всего один вопрос: “Вы писали эти надписи?” “Да, но...” - начал отвечать Эфрос, - судья не дал ему договорить. Актрисе повысили зарплату не на десять рублей, как она просила, а на значительно большую сумму.

Во МХАТе давали шекспировского Юлия Цезаря.
Брута играл Станиславский.
По ходу пьесы статист должен был выносить свиток и передавать его Бруту (Станиславскому).
Но один раз статист куда-то запропастился.
Тогда Немирович-Данченко распорядился, чтобы в срочном порядке переодели рабочего сцены и заменили статиста.

Выйдя на сцену со свитком, рабочий громко заявил:
«Вот, Константин Сергеевич, вам тут Владимир Иванович передать чевой-то велели».

Однажды Гайдн дирижировал оркестром в Лондоне. Ему было известно, что многие англичане порой ходят на концерты не столько ради удовольствия послушать музыку, сколько по традиции. Некоторые лондонские завсегдатаи концертных залов приобрели привычку засыпать в своих удобных креслах во время исполнения. Гайдну пришлось убедиться, что и для него не сделано исключения. Это обстоятельство весьма раздосадовало композитора, и он решил отомстить равнодушным слушателям. Месть была остроумной. Специально для лондонцев Гайдн написал новую симфонию. В самый критический момент, когда часть публики начала клевать носом, раздался громоподобный удар большого барабана. И каждый раз, едва слушатели успокаивались и вновь располагались ко сну, раздавался барабанный бой. С тех пор эта симфония носит название „Симфония с ударами литавр” или „Сюрприз”.

Директор оперного театра присутствует на прослушивании
новой оперы.
Одна из солисток поет арию в сопровождении оркестра.
Директор спрашивает дирижера:
- Что это за мелодия ?
- Какая, - в ярости вопрошает дирижер, - та, которую
играет оркестр, или та, которую поет мадам ?!

Олег Павлович Табаков , всегда замечательно разыгрывал и подначивал друзей и коллег.
Единственным человеком, который ни разу не попался на его хитрости , был Евгений Евстигнеев. Он умел вовремя обнаружить подвох и избежать подначек.
Все-таки и он однажды попался, но гениально вывернулся и даже остался в выигрыше.
Шли съёмки фильма «Продолжение легенды» про большевиков, в котором Евстигнеев играл старого большевика, а Табаков — юного романтика.
Они должны были познакомиться и пожать друг другу руки. И вот Табаков незаметно набрал в ладонь липкого вазелина и пожал рабочую руку Евстигнеева. Все, кто знал о готовящейся провокации, особенно внимательно наблюдали за Евстигнеевым.

Евстигнеев же не только сумел остаться бесстрастным, но и начал блестящую импровизацию. Как бы от избытка чувств он вскинул измазанную вазелином ладонь и начал ласково гладить Табакова по волосам и щекам...

Во время концерта на сцене звучит голос конферансье:
- Выступает заслуженный артист Иванов!
Иванов, уже от души "набуфетившийся", стараясь не качаться, с трудом выходит на авансцену, кланяется и, не удержавшись, падает в оркестровую яму. В зале хохот. После недолгого молчания - невозмутимый голос ведущего:
- Следующим номером нашей программы…

Однажды Бизе присутствовал на каком-то очередном представлении "Кармен". В сцене, где Хозе должен убить героиню ударом стилета, актер, игравший Хозе, вдруг обнаружил, что не имеет при себе орудия убийства - забыл в гримуборной... Наступила длинная неловкая пауза, публика не понимала, чего Хозе ждет? Наконец из зала раздался голос Бизе, догадавшегося в чем дело:
- Да задуши ты ее к чертовой матери, и дело с концом!
Хозе так и поступил под бурные аплодисменты и хохот в зале.

Когда-то много лет назад актриса театра им. Моссовета Галя Дашевская вышла замуж за нападающего футбольной сборной ЦСКА Колю Маношина. В один из первых дней семейной жизни они оказались в ресторане Дома актера, и Галя увидела за одним из столов великого актера Леонида Маркова. «Пошли, — потащила она Маношина, — мы с Леней в одном театре работаем, я вас познакомлю!» Маношин упирался изо всех сил: «Да что я пойду, он меня знать не знает!..» Но Дашевская все-таки дотащила Колю до Маркова: «Вот, Ленечка, знакомься: это мой муж!» Уже сильно к тому моменту принявший Марков оглядел Маношина из-под тяжелых век и мрачно спросил: «Шестой, что ль?» Коля, всю жизнь игравший под шестым номером, чуть не прослезился: «Гляди-ка, знает!!»

Городской совет Милана решил установить композитору Россини, при жизни, памятник. К Россини прибыла делегация отцов города, чтобы получить его согласие.
- Сколько будет стоить такой памятник? - спросил композитор.
- Триста тысяч лир.
- Тогда я вам предлагаю вот что: дайте мне эти деньги, и я обязуюсь ежедневно до самой смерти по нескольку часов стоять на главной площади Милана.