Новые истории - основной выпуск

Я парень (это важно). Иду по супермаркету, впереди парочка, лет по 20...
Парень впереди, девушка чуть позади. Парень через плечо ей что-то
рассказывает. Девушка молчит. Парень периодически оглядывается. Внезапно
девушка останавливается усмотрев на полке какой-то товар. Парень
продолжает идти. Я тоже. Подхожу ближе, слышу голос парня: ".. да, да,
наверно я виноват. Я приглашаю тебя в ресторан, где ты забудешь нашу
ссору. Я закажу тебе все что ты захочешь, пожалуйста не сердись на
меня... А на новый год приглашаю поехать в Египет. Там тепло,...
море,... отдых... Закажем пятизвездочный отель на неделю у самого моря,
дайвинг... Ты согласна?..." И оборачивается ко мне...
Отвечаю басом "Да!" У парня глаза увеличиваются до размера кофейных
чашек. Он в ступоре. Стоит 2,3,4,5 секунд. И тут у него в голове как
будто что-то щелкает, он хитро улыбается:
"Моя про ресторан и Египет слышала?".
"Нет"- отвечаю.
"Отличненько, спасибо что это был ты, а не она!"
Разворачиваясь, и идя к девушке:
"Танюшка! , Давай мириться! Пошли в кино сходим!!!!!."

Восьмидесятые годы прошлого века. Построение офицерского состава одной
из эскадрилий лётного полка. Была команда "Разойтись", но сразу никто не
расходится - решаются текущие вопросы с командирами, подаются жалобы и так
далее. Молодой лётчик пытается обратиться к командиру эскадрильи:
"Товарищ майор!". И снова, и снова. Бесполезно, командир окружён со всех
сторон "вопросантами" и просто не слышит. Наконец громко и строго:
"Майор Н-в!" "Автоматика" у командира сработала, в ответ чёткое "Я!"
"Товарищ майор, разрешите обратиться?"

Истории Советского Времени.
Купил детское кресло. Посадил ребенка на высокое кресло, защелкнул
столиком, - корми, никуда он не денется. Дети это кресло просто
ненавидели. Роняли, топтали, пытались защелки выломать, - ничего это
кресло не брало. Пластмасса не трескалась и никель не отслаивался.
Поделился восхищением удивительной продукцией Советской промышленности с
другом. Друг внимательно осмотрел изделие, подозвал меня: "читай!".
Так... "Завод имени Чкалова"... Ну и? Ну и: ребята там работают простые,
знают точно - если по-другому делать, либо летать не будет, либо
стрелять.

О тишине

Когда моему сыну было лет 5, мы часто рисовали вместе с ним тихими
зимними вечерами. И вот, как обычно, сидим мы с ним на кухне и рисуем. О
чем-то говорим, смеемся, словом, весело проводим время. Но тут
увлекшись, умолкаем, и в доме становится тихо, даже звуки с улицы
куда-то пропали. Минут через пять звонкой тишины, ребенок робко, шепотом
говорит:
- Мама…
- Что, сынок?
- Фу-у-у…, - облегченно вздыхает малыш, - как хорошо, а я подумал, что
оглох.
Занавес.

В догонку к историям о советских плакатах.
Может некоторые и анекдот, но что-то мне подсказывает, что они были в
реальности:

1. Плакат на почте (или на телефонном переговорном пункте):
"Наш коллектив борется за связь без брака"
Кстати, у профессиональных связистов "за связь без брака" - один из
любимых тостов :)

2. Трубопрокатный завод:
"Пять минут нашей работы и стране - труба"

3. Кирпичный завод:
"Встретим XI пятилетку ударным кирпичом"

4. Психиатрическая клиника:
"Ленин с нами"

5. Стрелковый тир:
"Наша цель - коммунизм"
Рассказывали что такой плакат был и в цехе где собирали баллистические
ракеты.

Снова о названиях.
Симпатичный белый павильончик, сверху весёленькая вывеска "ВЕТКЛИНИКА.
круглосуточно". По бокам от единственной(!) входной двери по вертикали
как в кроосворде с одной стороны: "СВЕЖЕЕ МЯСО", а с другой - "ЛИВЕР".
У них там что, безотходное производство?

У журналиста, по моим наблюдениям, должен быть десяток душ, не меньше.
Разве можно трижды перепродать и дважды заложить одну-единственную – это
противоречит всем законам капитализма! Не хочу огульно обвинять всю
пишущую братию – есть там люди достойные и очень достойные, но чаще
встречаются паразиты, а хуже всех молодёжь, желающая прославиться – эти
продадут родную маму и ещё будут торговаться, напирая на жалость: «Ну
добавьте пять тысяч – это же мама!»

Однажды к будущим врачам Тёме и Ярику заглянул в гости приятель, будущий
хищник пера Владислав. Владислав был в меланхолии. Угостившись
бутербродами, чаем и конфетами, Владик начал охать на манер раджи из
«Золотой Антилопы»: однокурсник, сидящий к северу от него, снял хороший
любительский фильм про московские клубы; однокурсник, сидящий к западу,
тиснул в «Новую газету» острую статью и прославился; однокурсник,
сидящий к востоку, ведёт популярный блог. А у него, Владика, совсем
ничего нет. Сидит он на безрыбье и, как библейский Иов, посыпает голову
пеплом.

Тёма, всегда неравнодушный к проблемам друзей, озабоченно спросил:
- Слушай, мы можем чем-то помочь?
- Да, на вас вся моя надежда, - печально ответил Владик. – Седьмой
телеканал объявил конкурс – на лучший авторский репортаж. И я готовлю
разоблачительный материал про российскую медицину. Может, подскажете,
под кого из московских врачей «копать»? Наверняка ведь слышали
что-нибудь стоящее, то есть страшное?

Как нутро беременной всё время просит солёненького, так нутро журналиста
непрестанно требует жареного – жутких фактов, скандальных откровений,
вообще чего-нибудь шокирующего. Черчилль говорил, что журналист ищёт
«непричёсанную правду жизни». При Черчилле, может, оно так и было.
Теперь журналист ищет правду лохматую, небритую, щербатую и зловонную,
правду с подбитым глазом. Правду, при взгляде на которую зритель
вскрикивает «О, Господи!» и опрокидывает на себя горячий бульон.

- Компроматик, значит, ищешь? – прищурился Тёма.
- Не «компроматик», а неудобную истину, - поправил Влад. – Да ладно вам,
парни, колитесь! Вы только наводочку мне дайте, а дальше я сам. Обещаю в
репортаже не врать и никого в асфальт не закатывать. Так, чуть-чуть
погавкаю.

- Ну, кое-что мы знаем, да, Яр? – Тёма толкнул приятеля локтем. – Каждый
по своей части. Я немного могу рассказать про стоматологов.
- А я – про хирургов. Старшекурсники и аспиранты много чего интересного
рассказывают.
- Вот это дело! – обрадовался Владик. Мигом он поднял с пола портфель,
достал ручку с блокнотом, а сам портфель отодвинул в сторону. –
Начинайте. Я слушаю.
- Только обещай, что никто про нас не узнает. Дружба дружбой, а вылетать
из универа совсем неохота.
- Слово журналиста! Никто не узнает, - пообещал Владик.

Тёма и Ярик исповедовались в чужих грехах где-то минут сорок. Рассказали
про хирурга, который в Новый год оперировал навеселе, про анестезиолога,
который разбавлял наркоз глюкозой, про стоматолога, который
запломбировал два здоровых зуба и содрал с довольного клиента денюжку и
про других недостойных эскулапов, запятнавших свои белые халаты
несмываемым позором. Назвали даже пару фамилий, отчего Владик засиял,
как начищенный рубль – ещё бы, настоящий жареный компромат!

Уходя, Владик долго благодарил, даже обнялся с Тёмой и Яром, даже обещал
«как-нибудь» бесплатно покормить ребят в кафе – и был таков.

Где-то на месяц всё затихло. Начался второй семестр, парни потихоньку
занимались своими медицинскими и романтическими делами. Вдруг в один
прекрасный день – кажется, это был понедельник – Ярика поймал в
университетском коридоре Тёма и срочно предложил пойти в компьютерный
класс. Яр спросил:
- Что случилось? На тебе лица нет.
- Увидишь, - загадочно ответил Тёма.

В компьютерном классе Тёма подвёл Ярика к включённому монитору, нацепил
ему наушники и открыл Ютьюб. На Ютьюбе был вывешен видеоматериал
молодого журналиста Владислава М. – нарезка из страшных медицинских
кадров, где кого-то каждую минуту кромсали и пилили. В промежутках же
между кромсанием и распилом на экране появлялись фигуры Тёмы и Ярика,
снятые на скрытую камеру (правда, с замазанными лицами и скрипучими
голосами), рассказывающие зрителям про ужасы московской медицины.

- У него, засранца, скрытая камера была в портфеле, ты понял?
- Дааааа…

Вот как после этого верить журналистам?

худший подарок: вот мне будущий муж обещал отличный подарок когда я к
нему в штаты приеду, говорил что я давно мечтала об этом. это оказались
резиновые перчатки для мытья посуды. но он превзошел себя, подарив мне
на день рождения выкупленный для меня и себя участок на кладбище.

Еще раз на тему вывесок, но уже современных... На сколько помню месяца
два провисела растяжка перед въездом в Уфу (как раз на мосту трассы М5):

Официальный сервис Риск не для вашей Тойоты...

ни точки, ни запятых я между этими предложениями не было...

Рассказано учителем истории во время разговора о правосудии и
приговорах.

В 1756 году, когда бушевала Семилетняя война, французы одержали одну из
редких побед над британскими военно-морскими силами и в результате
овладели островом Майнорка. Англичане, не привыкшие к поражениям на
море, пришли в ярость, и адмирал Джон Бинг предстал перед военно-полевым
судом.
Адмирал старался отвести от себя надуманные обвинения, но суд искал и
нашел козла отпущения. Как следствие этого после длительного
разбирательства в 1757 году адмирал Бинг был осужден за халатное
отношение к своим обязанностям и расстрелян.
Это было настоящим издевательством над правосудием, но приговор резко
поднял дисциплину среди британских офицеров. Вольтер сделал язвительное
замечание по поводу казни адмирала Бинга:
- Его смерть приободрит остальных!

В прошлом году на перекрёстке между Белым домом и Мировым банком я
мимоходом восхитился одним высоченным англосаксом – вне зависимости от
его безумно дорогого скромного плаща и очков на последнем стоне моды, в
его глазах читалось нечто большее. Сколько же надо поколений, проживших
в свободной демократической стране на ветрах рыночной экономики – с
тоской подумал я, чтобы вырастить в моей родной стране эту породу, про
которую ещё Роберт Бернс написал: «Кто только воду в глотку льёт, тому
вовек не быть мужчиной, и с беспричинною кручиной лягушкой квакать средь
болот…» Великий поэт не подозревал, что эти болота находятся совсем
рядом с хайтеком и реальным бизнесом, рулящим сейчас половиной планеты,
что лягушка найдёт в этих пресных болотах свою соль жизни и станет в
процессе жёсткого эволюционного отбора всепобеждающим монстром, который
если и способен управлять моей страной, то только на порядочном от её
расстоянии. В тяжелых картечинах глаз этого образцового англосакса
читалась западная ограниченность, безупречная порядочность, печать
высших бизнес-школ, акулья деловая хватка и милосердие человека, который
обязательно подаст цент нищему на паперти – всё то, что вызывает
безусловную симпатию и доверие, в западном мире обозначаемых коротким
словом «кредит». Наконец зажегся зелёный свет, я обогнал этого воспа и
услышал, как он говорит по сотику на чистейшем русском: «Наташа милая,
прости, я забыл купить майонез…»