Недавно хорошо посидели и отдохнули в кругу друзей и гостей, был один даже с Северной Кореи,
говорит неплохо на русском.
Он когда услышал что есть россияне, которые скучают по СССР, аж подпрыгнул:
- надо срочно организовать тур-поездки русских в Сев. Корею, туры так и называть:
Назад в СССР!
- мы все посмеялись над его идеей, а н обиделся... для него это был реальный шанс заработать на русских, страдающих ностальгией.
Оказалось с заработками как и во всём остальном, у них сейчас полный СССР.
с 01.11.2022 по 30.11.2022
Самые смешные истории за месяц!
упорядоченные по результатам голосования пользователей
Вот еще пара строк о советских временах. Я уже писал, что учился в музыкальном институте, в Латвии. После окончания, мне, как пианисту, по логике, нужно было идти либо в рижский ТЮЗ, либо в консерваторию. Но в те времена туда распределялись только нацкадры и небольшой процент других национальностей – но пролетарского происхождения. Я интеллигент из еврейской семьи в эти категории не попадал. И получил распределение в город Псков, в расположенный почти за чертой города мебельный комбинат – руководить заводской самодеятельностью.
Из хорошего – сразу получил отдельную комнату в новом общежитии – спасибо отцу, у него были связи в горисполкоме – иначе жил бы впятером-вшестером, в старой общаге с клопами и тараканами.
И вот, на вскидку, один типичный день из тех времен. Утром завтрак – чайник на грязной, покрытой жиром, общей кухне, кружка вонючего грузинского чая и кусок хлеба с маргарином, а чтобы не так противно (собачатиной жуткой отдавал тот маргарин) – закусываешь огурцом или яблоком. И бегом на транспорт. Общественный транспорт – это была песня. Автобус до комбината ходил 1 раз в час, но расписания в реальности не было – ходил он так, как хотел водитель. В Риге, помнится, в эти годы уже были Икарусы, во Пскове тогда на Икарус посмотрели бы как на космический корабль. Почти все автобусы были покато-закругленные, как старые холодильники ЗИЛ, дребезжаще-вонючие и ужасно холодные. Но эти были еще приличными и в глазах горожан, вполне нормальными. А были и совсем древние, деревянные, на высоких колесах, чадящие черным дымом и сажей, как будто работали на угле… Вот на таком, чаще всего я и ехал на свой комбинат. Внутри автобуса было две длинных деревянных лавки вдоль кузова, и по центру вдоль – труба под потолком – один поручень на всех. Обычно все стояли, так как лавки были так загажены, что подойти к ним было противно. Если водитель был трезвым – доезжали быстро, ежели с похмелья – ждали, когда он заедет в магазин, и с черного хода возьмет несколько бутылок пива – тогда пол-часа надо было ждать – пока выпьет и придет в форму… Автобус подъезжал к самому комбинату, и мы шли через проходную. Я в свою вотчину – культмассовый сектор. Это была холодная длинная комната, заставленная старыми стульями, а у стены – самодельное какое-то, фанерное и жуткое, выкрашенное почему-то в красный цвет, пианино. Попробовав играть, я ужаснулся, но потом приноровился. В нем жили тараканы, и мои попытки играть их видно, потревожили. Обычно я сидел у себя до обеда, составлял графики охвата населения комбината культурно-просветительной работой и самодеятельностью, а в два часа приходили баянисты, а по четным дням ложкари. Я давал им расписаться в журнале, и шел дремать за старый шкаф, где на мягком рваном кресле был мой уголок. Баянисты обычно минут 10 играли, а потом наступала тишина, прерываемая звоном посуды, через минут 20 начинались пьяные разговоры. Баянисты, считались элитой, потому, что среди них были заводской электрик и лаборант, и по этому, они всегда пили спирт. Ложкарям везло меньше – ни с электриком, ни с лаборантом, они дружбы не водили, и пили жидкость для травления шпона – темно-коричневая и вонючая, она была на спирту, но с букетом всякой дряни.
Часа в четыре, ко мне приходил мой старший товарищ – Альберт Яковлевич, работавший на комбинате учителем физкультуры. Он тоже приносил выпивку – но, будучи членом партии, он отоваривался в заводском столе заказов – и приносил коньяк – чаще всего болгарский Сланчев Бряг и приличную закуску – банку тушенки и хлеб. И целый час до пяти мы с ним пировали. А потом – снова вонючий ледяной автобус и общая кухня с грязью и тараканами. На ужин изредка удавалось что-то урвать – магазин возле общаги обычно предлагал мятные леденцы, говяжьи кости и жуткую консерву – казарагу в томате. Но рядом был еще так называемый «колхозный» овощной – там, правда дороже, но всегда была картошка, огурцы, лук. Наваришь картошечки, луковичку почистишь – уже еда… Главное – не переедать, чтобы реже в туалет бегать – очень уж страшны были сортиры тогда… Но это – отдельная тема…
Из хорошего – сразу получил отдельную комнату в новом общежитии – спасибо отцу, у него были связи в горисполкоме – иначе жил бы впятером-вшестером, в старой общаге с клопами и тараканами.
И вот, на вскидку, один типичный день из тех времен. Утром завтрак – чайник на грязной, покрытой жиром, общей кухне, кружка вонючего грузинского чая и кусок хлеба с маргарином, а чтобы не так противно (собачатиной жуткой отдавал тот маргарин) – закусываешь огурцом или яблоком. И бегом на транспорт. Общественный транспорт – это была песня. Автобус до комбината ходил 1 раз в час, но расписания в реальности не было – ходил он так, как хотел водитель. В Риге, помнится, в эти годы уже были Икарусы, во Пскове тогда на Икарус посмотрели бы как на космический корабль. Почти все автобусы были покато-закругленные, как старые холодильники ЗИЛ, дребезжаще-вонючие и ужасно холодные. Но эти были еще приличными и в глазах горожан, вполне нормальными. А были и совсем древние, деревянные, на высоких колесах, чадящие черным дымом и сажей, как будто работали на угле… Вот на таком, чаще всего я и ехал на свой комбинат. Внутри автобуса было две длинных деревянных лавки вдоль кузова, и по центру вдоль – труба под потолком – один поручень на всех. Обычно все стояли, так как лавки были так загажены, что подойти к ним было противно. Если водитель был трезвым – доезжали быстро, ежели с похмелья – ждали, когда он заедет в магазин, и с черного хода возьмет несколько бутылок пива – тогда пол-часа надо было ждать – пока выпьет и придет в форму… Автобус подъезжал к самому комбинату, и мы шли через проходную. Я в свою вотчину – культмассовый сектор. Это была холодная длинная комната, заставленная старыми стульями, а у стены – самодельное какое-то, фанерное и жуткое, выкрашенное почему-то в красный цвет, пианино. Попробовав играть, я ужаснулся, но потом приноровился. В нем жили тараканы, и мои попытки играть их видно, потревожили. Обычно я сидел у себя до обеда, составлял графики охвата населения комбината культурно-просветительной работой и самодеятельностью, а в два часа приходили баянисты, а по четным дням ложкари. Я давал им расписаться в журнале, и шел дремать за старый шкаф, где на мягком рваном кресле был мой уголок. Баянисты обычно минут 10 играли, а потом наступала тишина, прерываемая звоном посуды, через минут 20 начинались пьяные разговоры. Баянисты, считались элитой, потому, что среди них были заводской электрик и лаборант, и по этому, они всегда пили спирт. Ложкарям везло меньше – ни с электриком, ни с лаборантом, они дружбы не водили, и пили жидкость для травления шпона – темно-коричневая и вонючая, она была на спирту, но с букетом всякой дряни.
Часа в четыре, ко мне приходил мой старший товарищ – Альберт Яковлевич, работавший на комбинате учителем физкультуры. Он тоже приносил выпивку – но, будучи членом партии, он отоваривался в заводском столе заказов – и приносил коньяк – чаще всего болгарский Сланчев Бряг и приличную закуску – банку тушенки и хлеб. И целый час до пяти мы с ним пировали. А потом – снова вонючий ледяной автобус и общая кухня с грязью и тараканами. На ужин изредка удавалось что-то урвать – магазин возле общаги обычно предлагал мятные леденцы, говяжьи кости и жуткую консерву – казарагу в томате. Но рядом был еще так называемый «колхозный» овощной – там, правда дороже, но всегда была картошка, огурцы, лук. Наваришь картошечки, луковичку почистишь – уже еда… Главное – не переедать, чтобы реже в туалет бегать – очень уж страшны были сортиры тогда… Но это – отдельная тема…
Уважаемые читатели! Други и Подруги!
На свой страх и риск я опубликую на этом сайте свою повесть о моем поротом детстве.
О чем она – о моём детстве в 8-9 лет. О том, как меня воспитывали, наказывали, и как я учился жизни. Я вылил, показал в повести всю свою маленькую Душу за то время.
Может кого-то стошнит, а может кому-то понравится.
Я начал писать эту историю по просьбе одного из моих давних друзей в виде рассказика для тематического сайта, а потом втянулся, загорелся и получилась повесть.
Для удобства чтения, чтобы не утомлять читателей, я разбил повесть на главы, целиком она слишком длинная.
В начале каждой главы будет заглавие:
Привет из детства, глава №…. и ее название.
ИТАК Привет из детства
Предисловие
Однажды, перебирая старые фотоальбомы, я наткнулся на тонкую серую бумажную папку. На ней красовалась сделанная детской рукой надпись печатными буквами «Совершенно секретно» и тщательно вырисованная печать. Внутри оказались несколько рисунков, выполненных цветными карандашами и пара писем маме. Рассматривая эти детские рисунки, я с удивлением вспоминал как, когда я их делал, и что на них изображено. Каким чудом это сохранилось, сам удивляюсь. Эти рисунки оказались буквально посланием мне от меня же из прошлого, приветом от того счастливого мальчишки, для которого многое было впервые.
Глава первая
ДЕД
В то лето, когда мне было лет десять, я был направлен родителями под присмотр бабки в живописное местечко на окраине небольшого северного городка. Место для меня было новым, бабка переехала туда к новому деду из большого города за пару месяцев до моего прибытия. Наш двухэтажный деревянный дом стоял на берегу широкой и быстрой реки прямо напротив старой крепости. У приемного деда было несколько лодок, на которых мы с ним иногда рыбачили. Он доверял мне управлять мотором, (гребля веслами была моей обязанностью), водить лодки по извилистым протокам в камышах, но никак не давал мне разрешения взять даже самую простую из лодок и походить на веслах одному. А как хотелось! Хотя бы недалеко, в пределах видимости с берега. Дед не был жадиной, как я поначалу считал, он давал пользоваться лодками приезжим туристам, и ребятам чуть старше меня, но мне нет. Я долго терпел, пока однажды он не отдал одну из лодок моему почти сверстнику. Тут я «вскипел»:
- Почему ему можно, а мне нельзя?!!! – накинулся я на деда.
- Рановато еще, – невозмутимо ответил он.
- А ему не рановато??? – кричал я.
- Ему можно, - дед хмыкнул в усы, - тебе пока нельзя, - и ушел без дальнейших объяснений. Обидно было до слез. Кинулся к бабке, но получил полное непонимание:
– Не хрен тебе вообще на речку соваться! А про лодку вообще на хрен забудь, мне ваших рыбалок и так хватает, плаваете, хрен знает где, ищи вас потом! – бабка была без комплексов на словцо.
Я попытался понять, чем же я отличаюсь от этого счастливчика, получившего разрешение от деда. И понял – наглостью! Точнее полным ее отсутствием у меня. Этот мой сверстник мог запросто возразить взрослому в разговоре, не послушаться, не сделать то, что ему указано, нарушить почти любой запрет. Поняв это, я решил действовать так же.
Я взял лодку без разрешения. Выбрав время, когда дед отлучился из дома, я взял ключи, и, забрав из сарая нужные весла, отпер замок на цепи лодки и отправился в первое в жизни самостоятельное плаванье. До сих пор помню свой восторг от сбывшейся мечты.
На лодке я переправился через реку и прошел по каналу крепости. Точнее это не канал, а полоса воды между берегом с крепостью и вытянутым островком на реке. Я причаливал в самых интересных местах – у большого камня, на пляже (маленький пятачок песка среди зарослей побережья), под ветвями огромного дерева, свисающего над рекой, на островке. Каждый раз, причалив, я вылезал из лодки и наслаждался полной свободой в своих действиях, т.е. ничего конкретно не делал, но балдел от самой возможности в любой момент отчалить и уплыть куда захочу. Время пролетело вмиг. Когда я возвращался, на мостках меня ждал дед. Он молча смотрел, как я завожу лодку на место (я старался попасть точно, и это получилось), креплю цепь, тащу в сарай тяжеленные весла. Я был горд собой – просто молодец, показал, что умею управляться сам! Теперь он в меня поверит и даст лодку! Но не тут-то было. Когда в сарае я ставил весла на место, дед вошел вслед за мной, включил свет и прикрыл дверь.
- Деда, прости, что без спроса, - весело сказал я ему, ожидая похвалы.
Дед мрачно смотрел на меня.
- Деда, я только покататься…. Я же вернул… - моя веселость испарилась под его взглядом.
- Иди-ка сюда, - подозвал он.
- Куда? – почувствовав недоброе, струсив, промямлил я.
- Сюда, ко мне, - он указал на верстак, на который опирался.
Я послушно подошел. Неожиданно дед схватил меня за шею и нагнул, прижав лицом к верстаку.
- Что стервец, думаешь все можно?! Я же запретил тебе! Кто позволил?! – яростно прохрипел он мне в ухо.
Я жалостливо попискивал, уже жалея о своем поступке.
- Я тебе разрешил?! – дед одной рукой содрал с меня плавки до колен и задрал майку под свою шершавую ладонь, как клешней намертво прижавшую мою голову. Я попытался закрыть обнажившуюся часть тела руками, но тут же с криком их отдернул, получив по запястьям очень болезненный удар чем-то узким и гибким.
- Ты руками-то не маши, не поможет!
- Не надо, прости-ииии, больше не буду…,- заныл я, пытаясь вывернуться из под придавившей шею руки, - не наааадооооо….
- Да вот надо! – зло хрипел дед, не обращая внимание на мои попытки освободиться, - держи, что заслужил! Руки убери, побереги, не пощажу.
Я послушно поднял руки на верстак, надеясь на снисхождение, и впервые в жизни был выпорот. Дед хлестал аккуратно по заднице, не задевая спину и ноги. Было больно, я пытался закрываться руками, но каждый раз получал по ним удар и напутственное – «Убери!» - и он продолжал. Мой визг, дрыганья, слезы и обещания так больше не делать никакого эффекта на деда не производили. Попытка быть похожим на наглого сверстника была подавлена в зародыше. Я был сломлен. Стыда не было, но было осознанное чувство вины и беспомощности. Под конец экзекуции дед меня даже не держал, я послушно терпел, плача в голос, дергаясь, но боясь выпрямиться. Впрочем, он не свирепствовал, увидев мое обреченное непротивление, а может просто «выпустив пар», он остановился.
- Поднимайся, - проворчал он миролюбиво, - ладно уж.
Я наконец выпрямился, продолжая реветь, и вдруг увидел перед собой на верстаке прут, брошенный дедом. Именно им он меня хлестал. Я схватил его и с силой зашвырнул в дальний угол сарая, будто он был виноват в случившемся. Дед только усмехнулся.
- Ты штаны-то одень, злиться потом будешь, и нечего реветь, не так уж больно-то было. Я больше злился, полдня поджидая тебя с ключиками.
Всхлипывая, я натянул плавки и поправил майку поверх. Только тут до меня дошло, какую ошибку я совершил, уплыв с ключами от заботливо запертого сарая. «Ох дурааак… ну как же не подумать о том, что ключи-то нужно было повесить обратно! Может дед и не заметил бы отсутствия лодки, ему лишь бы в своей мастерской покопаться».
Дед был «самоделкиным», в его сарае можно было увидеть модели каких –то механизмов, на стене висел настоящий воздушный винт от аэросаней, в углу стоял старенький мотоцикл «Москва», на стеллажах вдоль стен была разложена масса всяких железок, коробочек, паяльники, ножи, рубанки и еще хрен знает чего, назначение которого мне было непонятным. Посреди сарая красовался недоделанный каркас легкового автомобиля, который дед мастерил уже не первый год. Чаще всего деда можно было найти именно в этой его мастерской, поглощенным пилением, сверлением, шлифованием какой-то железки. А тут он видать уперся в запертую дверь, и ключей на месте не нашел, зато наверно долго любовался на меня, плавающего в угнанной лодке.
- Идем со мной, - дед открыл дверь сарая.
Мы вышли на берег реки. Уже темнело. Дед молча всматривался в противоположный берег. Вот тут-то мне стало не по себе – я осознал, что он только что сделал со мной. Лицо запылало при мысли, что об этом кто-либо еще узнает.
- Видишь вон тот бережок? – он указал на маленький белеющий пятачок песка среди зарослей через реку, до него было метров триста.
- Вижу, я там был – буркнул я, потирая через плавки пострадавшее место.
- Вот доплывешь до него и обратно, тогда забирай лодку, твоя будет, - твердо произнес дед и приподнял к себе мое лицо за подбородок, внимательно глядя в глаза, - обещаю, а до того даже не думай. Еще раз возьмешь без спроса, свет белый не мил покажется, тоже обещаю, - он легонько пошлепал меня по щеке, - Утрись. Пойдем в дом.
Дома ни я, ни он не обмолвились бабке ни словом о происшедшем. За ужином дед обыденно обсуждал какие-то жизненные вопросы, иногда взглядывая на меня тускло и безразлично, но про то, что случилось ни слова. Я был ему за это благодарен и даже простил его, уже представляя себя хозяином обещанной лодки.
продолжение следует
На свой страх и риск я опубликую на этом сайте свою повесть о моем поротом детстве.
О чем она – о моём детстве в 8-9 лет. О том, как меня воспитывали, наказывали, и как я учился жизни. Я вылил, показал в повести всю свою маленькую Душу за то время.
Может кого-то стошнит, а может кому-то понравится.
Я начал писать эту историю по просьбе одного из моих давних друзей в виде рассказика для тематического сайта, а потом втянулся, загорелся и получилась повесть.
Для удобства чтения, чтобы не утомлять читателей, я разбил повесть на главы, целиком она слишком длинная.
В начале каждой главы будет заглавие:
Привет из детства, глава №…. и ее название.
ИТАК Привет из детства
Предисловие
Однажды, перебирая старые фотоальбомы, я наткнулся на тонкую серую бумажную папку. На ней красовалась сделанная детской рукой надпись печатными буквами «Совершенно секретно» и тщательно вырисованная печать. Внутри оказались несколько рисунков, выполненных цветными карандашами и пара писем маме. Рассматривая эти детские рисунки, я с удивлением вспоминал как, когда я их делал, и что на них изображено. Каким чудом это сохранилось, сам удивляюсь. Эти рисунки оказались буквально посланием мне от меня же из прошлого, приветом от того счастливого мальчишки, для которого многое было впервые.
Глава первая
ДЕД
В то лето, когда мне было лет десять, я был направлен родителями под присмотр бабки в живописное местечко на окраине небольшого северного городка. Место для меня было новым, бабка переехала туда к новому деду из большого города за пару месяцев до моего прибытия. Наш двухэтажный деревянный дом стоял на берегу широкой и быстрой реки прямо напротив старой крепости. У приемного деда было несколько лодок, на которых мы с ним иногда рыбачили. Он доверял мне управлять мотором, (гребля веслами была моей обязанностью), водить лодки по извилистым протокам в камышах, но никак не давал мне разрешения взять даже самую простую из лодок и походить на веслах одному. А как хотелось! Хотя бы недалеко, в пределах видимости с берега. Дед не был жадиной, как я поначалу считал, он давал пользоваться лодками приезжим туристам, и ребятам чуть старше меня, но мне нет. Я долго терпел, пока однажды он не отдал одну из лодок моему почти сверстнику. Тут я «вскипел»:
- Почему ему можно, а мне нельзя?!!! – накинулся я на деда.
- Рановато еще, – невозмутимо ответил он.
- А ему не рановато??? – кричал я.
- Ему можно, - дед хмыкнул в усы, - тебе пока нельзя, - и ушел без дальнейших объяснений. Обидно было до слез. Кинулся к бабке, но получил полное непонимание:
– Не хрен тебе вообще на речку соваться! А про лодку вообще на хрен забудь, мне ваших рыбалок и так хватает, плаваете, хрен знает где, ищи вас потом! – бабка была без комплексов на словцо.
Я попытался понять, чем же я отличаюсь от этого счастливчика, получившего разрешение от деда. И понял – наглостью! Точнее полным ее отсутствием у меня. Этот мой сверстник мог запросто возразить взрослому в разговоре, не послушаться, не сделать то, что ему указано, нарушить почти любой запрет. Поняв это, я решил действовать так же.
Я взял лодку без разрешения. Выбрав время, когда дед отлучился из дома, я взял ключи, и, забрав из сарая нужные весла, отпер замок на цепи лодки и отправился в первое в жизни самостоятельное плаванье. До сих пор помню свой восторг от сбывшейся мечты.
На лодке я переправился через реку и прошел по каналу крепости. Точнее это не канал, а полоса воды между берегом с крепостью и вытянутым островком на реке. Я причаливал в самых интересных местах – у большого камня, на пляже (маленький пятачок песка среди зарослей побережья), под ветвями огромного дерева, свисающего над рекой, на островке. Каждый раз, причалив, я вылезал из лодки и наслаждался полной свободой в своих действиях, т.е. ничего конкретно не делал, но балдел от самой возможности в любой момент отчалить и уплыть куда захочу. Время пролетело вмиг. Когда я возвращался, на мостках меня ждал дед. Он молча смотрел, как я завожу лодку на место (я старался попасть точно, и это получилось), креплю цепь, тащу в сарай тяжеленные весла. Я был горд собой – просто молодец, показал, что умею управляться сам! Теперь он в меня поверит и даст лодку! Но не тут-то было. Когда в сарае я ставил весла на место, дед вошел вслед за мной, включил свет и прикрыл дверь.
- Деда, прости, что без спроса, - весело сказал я ему, ожидая похвалы.
Дед мрачно смотрел на меня.
- Деда, я только покататься…. Я же вернул… - моя веселость испарилась под его взглядом.
- Иди-ка сюда, - подозвал он.
- Куда? – почувствовав недоброе, струсив, промямлил я.
- Сюда, ко мне, - он указал на верстак, на который опирался.
Я послушно подошел. Неожиданно дед схватил меня за шею и нагнул, прижав лицом к верстаку.
- Что стервец, думаешь все можно?! Я же запретил тебе! Кто позволил?! – яростно прохрипел он мне в ухо.
Я жалостливо попискивал, уже жалея о своем поступке.
- Я тебе разрешил?! – дед одной рукой содрал с меня плавки до колен и задрал майку под свою шершавую ладонь, как клешней намертво прижавшую мою голову. Я попытался закрыть обнажившуюся часть тела руками, но тут же с криком их отдернул, получив по запястьям очень болезненный удар чем-то узким и гибким.
- Ты руками-то не маши, не поможет!
- Не надо, прости-ииии, больше не буду…,- заныл я, пытаясь вывернуться из под придавившей шею руки, - не наааадооооо….
- Да вот надо! – зло хрипел дед, не обращая внимание на мои попытки освободиться, - держи, что заслужил! Руки убери, побереги, не пощажу.
Я послушно поднял руки на верстак, надеясь на снисхождение, и впервые в жизни был выпорот. Дед хлестал аккуратно по заднице, не задевая спину и ноги. Было больно, я пытался закрываться руками, но каждый раз получал по ним удар и напутственное – «Убери!» - и он продолжал. Мой визг, дрыганья, слезы и обещания так больше не делать никакого эффекта на деда не производили. Попытка быть похожим на наглого сверстника была подавлена в зародыше. Я был сломлен. Стыда не было, но было осознанное чувство вины и беспомощности. Под конец экзекуции дед меня даже не держал, я послушно терпел, плача в голос, дергаясь, но боясь выпрямиться. Впрочем, он не свирепствовал, увидев мое обреченное непротивление, а может просто «выпустив пар», он остановился.
- Поднимайся, - проворчал он миролюбиво, - ладно уж.
Я наконец выпрямился, продолжая реветь, и вдруг увидел перед собой на верстаке прут, брошенный дедом. Именно им он меня хлестал. Я схватил его и с силой зашвырнул в дальний угол сарая, будто он был виноват в случившемся. Дед только усмехнулся.
- Ты штаны-то одень, злиться потом будешь, и нечего реветь, не так уж больно-то было. Я больше злился, полдня поджидая тебя с ключиками.
Всхлипывая, я натянул плавки и поправил майку поверх. Только тут до меня дошло, какую ошибку я совершил, уплыв с ключами от заботливо запертого сарая. «Ох дурааак… ну как же не подумать о том, что ключи-то нужно было повесить обратно! Может дед и не заметил бы отсутствия лодки, ему лишь бы в своей мастерской покопаться».
Дед был «самоделкиным», в его сарае можно было увидеть модели каких –то механизмов, на стене висел настоящий воздушный винт от аэросаней, в углу стоял старенький мотоцикл «Москва», на стеллажах вдоль стен была разложена масса всяких железок, коробочек, паяльники, ножи, рубанки и еще хрен знает чего, назначение которого мне было непонятным. Посреди сарая красовался недоделанный каркас легкового автомобиля, который дед мастерил уже не первый год. Чаще всего деда можно было найти именно в этой его мастерской, поглощенным пилением, сверлением, шлифованием какой-то железки. А тут он видать уперся в запертую дверь, и ключей на месте не нашел, зато наверно долго любовался на меня, плавающего в угнанной лодке.
- Идем со мной, - дед открыл дверь сарая.
Мы вышли на берег реки. Уже темнело. Дед молча всматривался в противоположный берег. Вот тут-то мне стало не по себе – я осознал, что он только что сделал со мной. Лицо запылало при мысли, что об этом кто-либо еще узнает.
- Видишь вон тот бережок? – он указал на маленький белеющий пятачок песка среди зарослей через реку, до него было метров триста.
- Вижу, я там был – буркнул я, потирая через плавки пострадавшее место.
- Вот доплывешь до него и обратно, тогда забирай лодку, твоя будет, - твердо произнес дед и приподнял к себе мое лицо за подбородок, внимательно глядя в глаза, - обещаю, а до того даже не думай. Еще раз возьмешь без спроса, свет белый не мил покажется, тоже обещаю, - он легонько пошлепал меня по щеке, - Утрись. Пойдем в дом.
Дома ни я, ни он не обмолвились бабке ни словом о происшедшем. За ужином дед обыденно обсуждал какие-то жизненные вопросы, иногда взглядывая на меня тускло и безразлично, но про то, что случилось ни слова. Я был ему за это благодарен и даже простил его, уже представляя себя хозяином обещанной лодки.
продолжение следует
Честь и хвала героям Великой Отечественной Войны.
Но я вот о другом сейчас задумался - о системе терморегуляции человеческого организма. Человек пять дней в октябре почти круглосуточно плавает по Днепру, в лодке и просто так, разумеется мокрый до нитки. И годы войны проводит примерно так же - в грязи, холоде и сырости.
Полагаю, 99% нынешних горожан после всего часа пребывания в таких условиях были бы госпитализированы с диагнозами - бронхит, гайморит, ангина, двухстороннее воспаление легких.
А запоздай медицинская помощь к ним еще на час - увидела бы гору замерзших и утопших трупов. Немногим выжившим пришлось бы ампутировать отмерзшие конечности.
А эти еще и войну выиграли, в абсолютно непригодных и вредных для жизни условиях. 11 миллионов советских солдат еще и дожили до Победы в строю. Несмотря на все эти безусловно документальные воспоминания, как их гнало под пулеметы на убой бездарное командование.
Что случилось с людьми сейчас? Я проезжал сегодня утром мимо любимого пруда, но в воду не полез, хотя она сейчас чистейшая, родниковая. Печку-буржуйку моржи еще не собрали, а без нее мне холодно - я купаюсь в воде чуть выше нуля только после парилки. Жути добавлял выпавший за ночь снег. Между тем, там безмятежно плавала пара стариканов, с явным наслаждением ухая и крякая. Более молодые поколения суются в такую воду только в виде подвига под Крещение.
Я и по себе знаю - если окунаюсь в холодную родниковую воду каждое утро, ко мне никакие бронхиты-гаймориты не липнут. И даже ковид прошел незамеченным. Стоит начать беречься от такого купания после бани ввиду легкого насморка - весь букет ОРЗ-ОРВИ тут как тут. Именно в этом состоянии я и пишу сейчас эти грустные строки :) У тех ребят была система терморегуляции, взращенная сызмальства, а у следующих поколений она деградировала. Появился хомо постоянной комнатной температуры, при которой все микробы и вирусы чувствуют себя великолепно, а вот человек не очень.
Но я вот о другом сейчас задумался - о системе терморегуляции человеческого организма. Человек пять дней в октябре почти круглосуточно плавает по Днепру, в лодке и просто так, разумеется мокрый до нитки. И годы войны проводит примерно так же - в грязи, холоде и сырости.
Полагаю, 99% нынешних горожан после всего часа пребывания в таких условиях были бы госпитализированы с диагнозами - бронхит, гайморит, ангина, двухстороннее воспаление легких.
А запоздай медицинская помощь к ним еще на час - увидела бы гору замерзших и утопших трупов. Немногим выжившим пришлось бы ампутировать отмерзшие конечности.
А эти еще и войну выиграли, в абсолютно непригодных и вредных для жизни условиях. 11 миллионов советских солдат еще и дожили до Победы в строю. Несмотря на все эти безусловно документальные воспоминания, как их гнало под пулеметы на убой бездарное командование.
Что случилось с людьми сейчас? Я проезжал сегодня утром мимо любимого пруда, но в воду не полез, хотя она сейчас чистейшая, родниковая. Печку-буржуйку моржи еще не собрали, а без нее мне холодно - я купаюсь в воде чуть выше нуля только после парилки. Жути добавлял выпавший за ночь снег. Между тем, там безмятежно плавала пара стариканов, с явным наслаждением ухая и крякая. Более молодые поколения суются в такую воду только в виде подвига под Крещение.
Я и по себе знаю - если окунаюсь в холодную родниковую воду каждое утро, ко мне никакие бронхиты-гаймориты не липнут. И даже ковид прошел незамеченным. Стоит начать беречься от такого купания после бани ввиду легкого насморка - весь букет ОРЗ-ОРВИ тут как тут. Именно в этом состоянии я и пишу сейчас эти грустные строки :) У тех ребят была система терморегуляции, взращенная сызмальства, а у следующих поколений она деградировала. Появился хомо постоянной комнатной температуры, при которой все микробы и вирусы чувствуют себя великолепно, а вот человек не очень.
Зашёл с утра перед работой в магаз, купил колбасы и прочей хрени
Потом понесло меня на реку
Прошёлся, смотрю котяра голодный
Я его обфоткал; думаю, щаз разошлю
Но возникла мысль - скажут, что кота нафоткал бесплатно и даже не накормил? Достал нож, откромсал сыровяленой колбасы, накормил кота
Вот так социальные сети поспособствовали сохранению дикой природы
Зы: а друзья в само деле спрашивали, кормил ли кота 🐱
Потом понесло меня на реку
Прошёлся, смотрю котяра голодный
Я его обфоткал; думаю, щаз разошлю
Но возникла мысль - скажут, что кота нафоткал бесплатно и даже не накормил? Достал нож, откромсал сыровяленой колбасы, накормил кота
Вот так социальные сети поспособствовали сохранению дикой природы
Зы: а друзья в само деле спрашивали, кормил ли кота 🐱
Как ни зайдешь на Bloomberg - так все время нефть падает.
То по полпроцента, то по полтора.
Уже с 77 до 87 долларов так нападалась за неделю.
То по полпроцента, то по полтора.
Уже с 77 до 87 долларов так нападалась за неделю.
Знакомый работает в пиццерии, так говорит что задолбали умники и гуманитарии, доказывающие что одна большая пицца выгоднее двух средних по размеру.
Во первых, на большой пицце 25 кусочков колбасы а на двух средних в сумме 38, и так и с остальным ассортиментом.
Ах, да:
Вес двух средних в полтора раза больше одной большой пиццы.
Во первых, на большой пицце 25 кусочков колбасы а на двух средних в сумме 38, и так и с остальным ассортиментом.
Ах, да:
Вес двух средних в полтора раза больше одной большой пиццы.
В "Новостях" сообщили о создании Культурного фронта (как-то так). И Гергиев по этому поводу сказал примерно следующее: "Мы - не Европа [которая запрещает Чайковского и Достоевского], и будем по-прежнему исполнять Моцарта, Баха, Бетховена..."
Тут я задумался: все упомянутые композиторы - немецкоговорящие. А где же английские Моцарты и Бахи. Вспомнить не мог, но Яндекс к моим услугам. Блин, действительно, ТАКИХ английских композиторов практически не существует. Может именно по этой причине наглосаксы творят бардак во всем мире? А были бы в свое время какие-нибудь Бахинги или Россиниены, гдядишь, сейчас бы и международное право соблюдалось бы, и была бы тишь да гладь, да благорастворение воздухов...
Тут я задумался: все упомянутые композиторы - немецкоговорящие. А где же английские Моцарты и Бахи. Вспомнить не мог, но Яндекс к моим услугам. Блин, действительно, ТАКИХ английских композиторов практически не существует. Может именно по этой причине наглосаксы творят бардак во всем мире? А были бы в свое время какие-нибудь Бахинги или Россиниены, гдядишь, сейчас бы и международное право соблюдалось бы, и была бы тишь да гладь, да благорастворение воздухов...
Немецкие сказки вместо традиционного «…и жили они долго и счастливо» обычно заканчиваются фразой «…и если они ещё не умерли, то живы и по сей день».
Тоскливо и холодно сидеть в брезентовой палатке, когда сечёт дождь со снегом, по Томи идёт шуга, и ты точно не знаешь как выбраться из этого всего.
В квартире гораздо уютнее, но в ней, ты даже не заметишь, когда выглянет Солнышко, а для нас будет явлено чудо...
В квартире гораздо уютнее, но в ней, ты даже не заметишь, когда выглянет Солнышко, а для нас будет явлено чудо...
В 1980ых в комсомолке статья была, как простой мужик обеспечивал семью с большим количеством детей и любимой женой
Воровать не хотел, на обычной работе много не заработать - работал дворником. На 10 работах
Официально был на двух или трёх, где-то оформил жену, где-то старших детей, где-то просто ещё кому-то платил, что он числится
Главное в работе было - работать каждый день и начинать в 04:30. И работы были рядом, в пешей доступности.
Дети ещё помогали немного, а жена детьми занималась.
Ну нашли его, дали по морде - чтобы не получал дворник больше профессора
А в нынешние времена - работай не хочу.
Но что-то вокруг не видно таких дворников
Воровать не хотел, на обычной работе много не заработать - работал дворником. На 10 работах
Официально был на двух или трёх, где-то оформил жену, где-то старших детей, где-то просто ещё кому-то платил, что он числится
Главное в работе было - работать каждый день и начинать в 04:30. И работы были рядом, в пешей доступности.
Дети ещё помогали немного, а жена детьми занималась.
Ну нашли его, дали по морде - чтобы не получал дворник больше профессора
А в нынешние времена - работай не хочу.
Но что-то вокруг не видно таких дворников
Городские чиновники радуют.
Тема совещания: замена томографа в городской детской больнице в связи с исчерпанием межремонтного срока и наличия большого количества пациентов с перевесом веса.
Резолюция. В связи с исчерпанием межремонтного срока закрыть использование постояннопольного томографа открытого типа в детской областной больнице из-за невозможности его ремонта. В силу постоянного перевеса пациентов (свыше 90 кг) указать главврачам областных больниц, что они сами послужили причиной поломки двигательных саней агрегата. Впредь необходимо заставлять пациентов худеть до весов, указанных в инструкции по эксплуатации аппарата.
Больше томографа по ОМС в нашем заштатном городишке нет!
Тема совещания: замена томографа в городской детской больнице в связи с исчерпанием межремонтного срока и наличия большого количества пациентов с перевесом веса.
Резолюция. В связи с исчерпанием межремонтного срока закрыть использование постояннопольного томографа открытого типа в детской областной больнице из-за невозможности его ремонта. В силу постоянного перевеса пациентов (свыше 90 кг) указать главврачам областных больниц, что они сами послужили причиной поломки двигательных саней агрегата. Впредь необходимо заставлять пациентов худеть до весов, указанных в инструкции по эксплуатации аппарата.
Больше томографа по ОМС в нашем заштатном городишке нет!
Профессия — серийный учредитель ЖЭКов!
В городе Протвино стал давать показания на своего шефа заммэра Техноф (фамилия такая).
Если порыться в биографии этого человека, можно найти с десяток учрежденных и полностью, вместе со всеми деньгами жильцов, разоренных ЖЭКов.
Практически, ни одна закупка газового, электрического оборудования и массовых строительных материалов для ремонтов муниципального фонда жилья не обходилась без его фирм, либо аффилированных компаний.
От его действий уничтожены не только ЖЭКи, но надежды на ремонт сетей, подъездов, дорог.
Если у него не найдут 2-3 миллиардов рублей наличными, будет даже удивительно!
Вот такие люди работают у нас в ЖКХ!
В городе Протвино стал давать показания на своего шефа заммэра Техноф (фамилия такая).
Если порыться в биографии этого человека, можно найти с десяток учрежденных и полностью, вместе со всеми деньгами жильцов, разоренных ЖЭКов.
Практически, ни одна закупка газового, электрического оборудования и массовых строительных материалов для ремонтов муниципального фонда жилья не обходилась без его фирм, либо аффилированных компаний.
От его действий уничтожены не только ЖЭКи, но надежды на ремонт сетей, подъездов, дорог.
Если у него не найдут 2-3 миллиардов рублей наличными, будет даже удивительно!
Вот такие люди работают у нас в ЖКХ!
На мой кивок в сторону наших авторов являющихся сюда как на работу, мне был ответом что это у них такое хобби.
Хо́бби (от англ. hobby — увлечение, любимое дело)
Английское слово. А что такое Англия?
Позвольте поделиться. Кратенько. Слов будет мало.
И так; "Записки о гальской войне" Гай Юлий Цезарь (перевод с латинского М. Покровского )
Внутренняя часть Британии населена племенами, которые, на основании древних преданий, считают себя туземцами, а прибрежные, выходцами из Бельгии, переправившимися для грабежей и войны (все они носят здесь название тех племён, от которых происходят; после войны они там остались и стали заниматься земледелием. Население здесь черезвычайно густо, дворы находятся близко друг от друга и большей частью похожи на гальские; скота очень много. У них в ходу золотая монета или же вместо денег железные палочки определённого веса. Здесь встречается олово во внутренней части острова, в прибрежной -железо, но его мало; что касается меди, то она у них привозная. Лес растёт всякий, как в Галлии, кроме бука и ели. Есть зайцев, кур и гусей считается грехом, однако их держат для забавы.
Климат мягче чем в Галлии, ибо холода не так сильны.
..... Наиболее цивилизованые из всех этих народов жители Кантия, местности целиком береговой, и их образ жизни немногим отличается от галльского.
Жители внутренней части Британии большей частью не засевают полей, а питаются молоком и мясом и одеваются в шкуры. А все британцы вообще красятся вайдой, которая придает их телу голубоватый цвет, и от этого они в сражениях страшней других на вид. Волосы они отпускают, но всё тело бреют, кроме головы и верхней губы.
Жён они, человек по десять или по двенадцать, имеют общих, особенно братья с братьями и родители с сыновьями; родившиеся от таких союзов считаются детьми тех, кто взял за себя их мать девицей.
Хо́бби (от англ. hobby — увлечение, любимое дело)
Английское слово. А что такое Англия?
Позвольте поделиться. Кратенько. Слов будет мало.
И так; "Записки о гальской войне" Гай Юлий Цезарь (перевод с латинского М. Покровского )
Внутренняя часть Британии населена племенами, которые, на основании древних преданий, считают себя туземцами, а прибрежные, выходцами из Бельгии, переправившимися для грабежей и войны (все они носят здесь название тех племён, от которых происходят; после войны они там остались и стали заниматься земледелием. Население здесь черезвычайно густо, дворы находятся близко друг от друга и большей частью похожи на гальские; скота очень много. У них в ходу золотая монета или же вместо денег железные палочки определённого веса. Здесь встречается олово во внутренней части острова, в прибрежной -железо, но его мало; что касается меди, то она у них привозная. Лес растёт всякий, как в Галлии, кроме бука и ели. Есть зайцев, кур и гусей считается грехом, однако их держат для забавы.
Климат мягче чем в Галлии, ибо холода не так сильны.
..... Наиболее цивилизованые из всех этих народов жители Кантия, местности целиком береговой, и их образ жизни немногим отличается от галльского.
Жители внутренней части Британии большей частью не засевают полей, а питаются молоком и мясом и одеваются в шкуры. А все британцы вообще красятся вайдой, которая придает их телу голубоватый цвет, и от этого они в сражениях страшней других на вид. Волосы они отпускают, но всё тело бреют, кроме головы и верхней губы.
Жён они, человек по десять или по двенадцать, имеют общих, особенно братья с братьями и родители с сыновьями; родившиеся от таких союзов считаются детьми тех, кто взял за себя их мать девицей.
4
Наши пенсионеры народ состоятельный
Вот я двух баб прокормить как следует не могу,, всё чего то не хватает.
А вот соседка по дому ,, тётя маша может спокойно кормить трёх человек на свою пенсию. Дело в том что с ней живёт внук и с ним его....дама сердца шлюха местная ,, оба не работают и каждый день пьяные.т Помнится эта тётка маша всех учила как жить. Знала старая способ как жить ,, что бы внука с его шушерой кормить. Вот какие есть богатые пенсионеры. Я вот как то внучка подколол
-Что делать то будешь ,, когда бабка крякнет ,,придётся тебе оформлять пенсию по утери кормильца.
- А чо разве можно.
Вот я двух баб прокормить как следует не могу,, всё чего то не хватает.
А вот соседка по дому ,, тётя маша может спокойно кормить трёх человек на свою пенсию. Дело в том что с ней живёт внук и с ним его....дама сердца шлюха местная ,, оба не работают и каждый день пьяные.т Помнится эта тётка маша всех учила как жить. Знала старая способ как жить ,, что бы внука с его шушерой кормить. Вот какие есть богатые пенсионеры. Я вот как то внучка подколол
-Что делать то будешь ,, когда бабка крякнет ,,придётся тебе оформлять пенсию по утери кормильца.
- А чо разве можно.
Почта России- не молодая, не замужняя женщина. Все признаки налицо: стервозность, месячные, внешний лоск, полки забиты всякой мелочевкой от канцтоваров до постельного белья.
- А кто играл Гюльчатай?
- Кого поймают, тот и Гюльчатай.
- То-то я смотрю, у неё всё время рост разный.
Не анекдот. Реальный рассказ про съёмки "БСП".
- Кого поймают, тот и Гюльчатай.
- То-то я смотрю, у неё всё время рост разный.
Не анекдот. Реальный рассказ про съёмки "БСП".
"Господи! Помоги мне стать таким, каким меня представляют мои домашние питомцы."
Такую фразу на плакатике я увмдел перед церковью. И мне захотелось в нее войти.
Такую фразу на плакатике я увмдел перед церковью. И мне захотелось в нее войти.
Решил к пенсии перечитать детскую книжку "Орден желтого дятла". Рекомендую, кстати.
Дошёл до абзаца
"Донна Бента как раз учила Педриньо обрезать ногти на правой руке"
Полез в интернет читать, как правильно обрезать ногти на правой руке.
Понял, что не умею. Читаю дальше...
Дошёл до абзаца
"Донна Бента как раз учила Педриньо обрезать ногти на правой руке"
Полез в интернет читать, как правильно обрезать ногти на правой руке.
Понял, что не умею. Читаю дальше...
Город Бобруйск, в котором я живу может и не маленький, но живу-то я на окраине и до "цивилизации" еще добраться нужно.
Когда-то, лет пятнадцать назад в нашем районе построили очень большой торговый центр. таких огромных вроде еще не было. Для нас он был как музей и ходили в него полюбоваться на диковинные забугорные овоще-фруктовые деликатесы которых ранее то мы и в глаза не видели.
Там всякого гов.... чуда хватало, и осьминоги в банках, и мухоморы в шоколаде.... Так вот увидел я там как-то улиток в коробочке. Обычных виноградных улиток. Не, ну я их и раньше видел, как они по земле ползали ,но о том что это деликатес (да и вообще что их жрать можно) я не знал.
А дорогие заразы были. Сумму денег не вспомню, но за ту коробочку "четыре поллитры" взять можно было. Коробочка красивая, с блестяшками и большими буквами написано что-то вроде "5 минут в микроволновке".
Подбил я короче своего товарища скинуться на двоих и попотчиваться замороженными соплями деликатесами.
Ну, конечно же мы заранее в интернете отзывы о них почитали. Луди в теме пишут что они обладают божественными вкусовыми качествами (вот с Богом мы как раз после них чуть и не встретились). Встретить бы этих гурманов и в глаза им посмотреть.
Купили, пришли к нему домой, разогрели в микроволновке, сидим жрем.
На вкус как жареные тараканы в томатном соусе. Но, деньги плачены, так что жрать надо. Да и с товарищем друг перед другом повы... понтоваться хотелось, (а король-то голый) типа мы не лохи сельские а крутые Бобруйчане... деликатесы вот жрем.
За двадцать минут мы с ним почти всю коробочку и положили. Героически сдерживая рвотные рефлексы мы еще пытались глядя друг на друга растягивать свои рожи в дичайшей улыбке.
Тут я смотрю дружбан мой окончательно позеленел и впялился на эту злое... злополучную коробочку. То на меня посмотрит, то на коробочку. В глазах его читались все нецензурные выражения, которыми только богат наш великий и могучий в родительном падеже.
Я тоже взглянул на коробочку повнимательнее.
Там помимо пяти минут и микроволновки мелким сереньким шрифтом был написан рецепт двух часового приготовления, вымачивания и выпаривания этих козявок.
Сказать что я сильно о.......ел, это ничего не сказать. Я не буду в своем посте писать все те нехорошие слова, которые высказал мне мой (уже бывший) друг, но поверьте, их было очень много, во всех падежах и наклонениях. Из его тирады я узнал что я сторонник однополой любви и что если бы не очень плохое самочувствие моего друга то он бы мне орган зрения на седалищную мышцу бы натянул.
Но! Проходят дни, пролетают года, высыхают океаны, все со временем забылось. И как и прежде я хожу в тот ТЦ поглазеть на всякую интересную всячину.
Недавно там видел очень дорогое вяленое мясо летучих мышей. БА! Надо брать, сколько бы это денег не стоило. Это ж не пятнадцать лет назад, теперь то уж я так не лоханусь. Тем более что мыши не какие-нить там доморощенные, а настоящие "MADE IN ... " не смог дальше разглядеть что написано, ценник надпись заслонил.
Позвонил своему товарищу, предложил погурманиться... Но у него видимо было плохое настроение. Он послал меня к бабушке люцифера и сказал что бы я лучше купил маринованого осьминога и засунул его себе в ж.... правый задний карман.
Грубиян.
Не, ну че может случиться от безобидных летучих мышей?
А из Вас, дорогие мои читатели, их кто-нибудь пробовал? Можете что-нить порекомендовать?
Когда-то, лет пятнадцать назад в нашем районе построили очень большой торговый центр. таких огромных вроде еще не было. Для нас он был как музей и ходили в него полюбоваться на диковинные забугорные овоще-фруктовые деликатесы которых ранее то мы и в глаза не видели.
Там всякого гов.... чуда хватало, и осьминоги в банках, и мухоморы в шоколаде.... Так вот увидел я там как-то улиток в коробочке. Обычных виноградных улиток. Не, ну я их и раньше видел, как они по земле ползали ,но о том что это деликатес (да и вообще что их жрать можно) я не знал.
А дорогие заразы были. Сумму денег не вспомню, но за ту коробочку "четыре поллитры" взять можно было. Коробочка красивая, с блестяшками и большими буквами написано что-то вроде "5 минут в микроволновке".
Подбил я короче своего товарища скинуться на двоих и попотчиваться замороженными соплями деликатесами.
Ну, конечно же мы заранее в интернете отзывы о них почитали. Луди в теме пишут что они обладают божественными вкусовыми качествами (вот с Богом мы как раз после них чуть и не встретились). Встретить бы этих гурманов и в глаза им посмотреть.
Купили, пришли к нему домой, разогрели в микроволновке, сидим жрем.
На вкус как жареные тараканы в томатном соусе. Но, деньги плачены, так что жрать надо. Да и с товарищем друг перед другом повы... понтоваться хотелось, (а король-то голый) типа мы не лохи сельские а крутые Бобруйчане... деликатесы вот жрем.
За двадцать минут мы с ним почти всю коробочку и положили. Героически сдерживая рвотные рефлексы мы еще пытались глядя друг на друга растягивать свои рожи в дичайшей улыбке.
Тут я смотрю дружбан мой окончательно позеленел и впялился на эту злое... злополучную коробочку. То на меня посмотрит, то на коробочку. В глазах его читались все нецензурные выражения, которыми только богат наш великий и могучий в родительном падеже.
Я тоже взглянул на коробочку повнимательнее.
Там помимо пяти минут и микроволновки мелким сереньким шрифтом был написан рецепт двух часового приготовления, вымачивания и выпаривания этих козявок.
Сказать что я сильно о.......ел, это ничего не сказать. Я не буду в своем посте писать все те нехорошие слова, которые высказал мне мой (уже бывший) друг, но поверьте, их было очень много, во всех падежах и наклонениях. Из его тирады я узнал что я сторонник однополой любви и что если бы не очень плохое самочувствие моего друга то он бы мне орган зрения на седалищную мышцу бы натянул.
Но! Проходят дни, пролетают года, высыхают океаны, все со временем забылось. И как и прежде я хожу в тот ТЦ поглазеть на всякую интересную всячину.
Недавно там видел очень дорогое вяленое мясо летучих мышей. БА! Надо брать, сколько бы это денег не стоило. Это ж не пятнадцать лет назад, теперь то уж я так не лоханусь. Тем более что мыши не какие-нить там доморощенные, а настоящие "MADE IN ... " не смог дальше разглядеть что написано, ценник надпись заслонил.
Позвонил своему товарищу, предложил погурманиться... Но у него видимо было плохое настроение. Он послал меня к бабушке люцифера и сказал что бы я лучше купил маринованого осьминога и засунул его себе в ж.... правый задний карман.
Грубиян.
Не, ну че может случиться от безобидных летучих мышей?
А из Вас, дорогие мои читатели, их кто-нибудь пробовал? Можете что-нить порекомендовать?
Случился этот трагический случай в 1971 году. Я был в самой старшей группе в детсаду.
Повела нас как-то вечером воспитательница играть на улицу.
И была такая подвижная игра - кто-то отворачивался, а остальные прятались и т.д
Но у нас было немного не так - мы не просто отворачивались, а прятали лицо в подол воспитательнице.
А пахло там гадостно, если честно. Я так пару раз попрятал лицо, а потом отказался от таких игр. Но причину не сказал никому
А причина-то вот она - девушки, не забывайте мыть ЕЁ тщательно! А то потом осадочек на всю жизнь у будущих парней!
Повела нас как-то вечером воспитательница играть на улицу.
И была такая подвижная игра - кто-то отворачивался, а остальные прятались и т.д
Но у нас было немного не так - мы не просто отворачивались, а прятали лицо в подол воспитательнице.
А пахло там гадостно, если честно. Я так пару раз попрятал лицо, а потом отказался от таких игр. Но причину не сказал никому
А причина-то вот она - девушки, не забывайте мыть ЕЁ тщательно! А то потом осадочек на всю жизнь у будущих парней!
Знакомая летом ездила на автобусе из Нижнего Новгорода в Геленджик. Ехать часиков тридцать. Автобус был полный туристов. Все развлекались как могли. Многие хорошо принимали на грудь, благо запретов на это не было особых. И вот когда оставалось до пункта назначения часика 3-4. У одной дамы случился конфуз - она в совершенно в невменяемом состоянии обоср-лась. Не знамо что она ела, но духан был знатный. Ее компашка наотрез отказалась ей помогать, да и как тут поможешь. Водитель нашел изящный выход. Он достал огромный полиэтиленовый мешок и туда запихали тело дамы, завязав мешок подмышками. Дама пришла в себя уже в Геленджике часика через три после приезда.
Мне: "Коллега, вы витаете в облаках! Какой там масштаб графика! Какие там квантовые статистики! Я сегодня со своими нанотехнологами на сто делил! На доске!"
Программисты все неадекватные. Вы ведь тоже заметили? Ни один не может нормально на вопрос ответить, сразу истерики начинаются. Напридумывали себе кучу фигни в кодах и истерят. "Тут ты код не выровнял, а вот сдесь эта простая (и работающая) конструкция не подойдёт, а вот моя (в три страницы и нифига не работающая) - самое оно!".
Домохозяйки тоже бесполезная масса. Сидят дома, нифига не делают, на ноготочки ходят. А я в итоге больше них в домашнем хозяйстве разбираюсь.
Менеджеры вообще непонятно зачем существуют. Я любую их месячную работу за час сделаю. И гораздо качественнее. Тем более большинство из них, особенно женщин, набирают исключительно по длине ног и умению их раздвигать.
Понравилось? Или бомбит? Меня вот давно бомбит от того, что бабы, которые даже семейный бюджет свести не могут, и мужчины, которые даже работая грузчиками, умудряются косячить, возомнили себя экспертами во всём, за что не возьмись.
Какую, прости господи, домохозяйку не возьми, она точно знает, как правильно и требует, чтобы ей лично сообщали все секретные планы. Чтобы разболтать могла, не иначе.
Дело даже не в том, что вы лезете в чужую работу. Дело в том, что вы настолько неудачники, что не справляетесь даже со своей. Верх наивности полагать, что на другом месте у вас получится лучше, чем у тех, кто умеет в стратегию и логику. Вам, скорее всего, даже эти слова не знакомы.
Ваша уверенность, что вы действительно что-то понимаете – самообман. Сделать вид, что "я умный" проще, чем поумнеть на самом деле. С чем я вас и поздравляю, диванные эксперты. Вы некомпетентны даже в качестве дворников и домохозяек, смиритесь.
Домохозяйки тоже бесполезная масса. Сидят дома, нифига не делают, на ноготочки ходят. А я в итоге больше них в домашнем хозяйстве разбираюсь.
Менеджеры вообще непонятно зачем существуют. Я любую их месячную работу за час сделаю. И гораздо качественнее. Тем более большинство из них, особенно женщин, набирают исключительно по длине ног и умению их раздвигать.
Понравилось? Или бомбит? Меня вот давно бомбит от того, что бабы, которые даже семейный бюджет свести не могут, и мужчины, которые даже работая грузчиками, умудряются косячить, возомнили себя экспертами во всём, за что не возьмись.
Какую, прости господи, домохозяйку не возьми, она точно знает, как правильно и требует, чтобы ей лично сообщали все секретные планы. Чтобы разболтать могла, не иначе.
Дело даже не в том, что вы лезете в чужую работу. Дело в том, что вы настолько неудачники, что не справляетесь даже со своей. Верх наивности полагать, что на другом месте у вас получится лучше, чем у тех, кто умеет в стратегию и логику. Вам, скорее всего, даже эти слова не знакомы.
Ваша уверенность, что вы действительно что-то понимаете – самообман. Сделать вид, что "я умный" проще, чем поумнеть на самом деле. С чем я вас и поздравляю, диванные эксперты. Вы некомпетентны даже в качестве дворников и домохозяек, смиритесь.
Я так понял, для поматюкаться слов уже не осталось
Из каждого утюга или от соседских бабулек и малолеток можно услышать х¥й, pizда и прочую ранее обсценную лексику
Пидорас так вообще почтенное литературное слово
Чем ругаться будем?
Из каждого утюга или от соседских бабулек и малолеток можно услышать х¥й, pizда и прочую ранее обсценную лексику
Пидорас так вообще почтенное литературное слово
Чем ругаться будем?
Я вижу, мои опусы находят отклик в сердцах людей! Ну а как же иначе – все, кому больше 40-45, через это прошли… А молодежи в поучение… А то много их нынче, молодых сторонников СССР – кому морды в очередях не били, и кто по заблеванному подъезду пешком на 9 этаж с сумками не ходил – потому что лифт сломался, а монтер второй месяц в запое… Ладно. Вот история моего похода в театр. На балет. Жизель. Была такая постановка у нас в Латвии…
Учился я в музыкальном институте. Тогда он назывался музучилищем, но учебы там было 4 года, и диплом приравнивался к вышке… После можно было идти на работу – в местную консерваторию или в ТЮЗ. Я пошел на мебельный комбинат руководить народной самодеятельностью, но об этом потом расскажу… Да… На третьем курсе, возник у меня роман.. Ну как роман.. Так, под ручку ходили, но даже до поцелуев не дошло. Но. Пассия была ценительницей балета. Взял я билеты. Жизель. Я в балете понимал мало, я тогда Маяковским зачитывался, сам хотел так писать, а балет – не трогал он меня. Но пришли. Сели. Зал полный. А я не пил тогда – ну рюмку мог выпить на праздник, да и все.. И вот в зал заходим – амбре по носу бьет. Сидят, компаниями, в зале – у всех газеты развернуты на коленях – у того, кто побогаче - курица вареная, яйца чищеные, у большинства – картоха вареная, лук, огурцы соленые. И все из-под полы достают – кто чекушку, кто пол-литру… Ладно, это было везде – почему театр должен быть исключением? Но вот дальше я ушел в ступор. Я был юноша наивный, классиков читал, думаю – вот – балет – высокое искусство… Ага. Щаз. Вышли балерины. Вроде все нормально. Порхают. Ножками синими, спортивно-мускулистыми всякие па выписывают, жилы напрягают, аж лица перекашивает…
Балерун потом тоже в пляс вышел – штаны в обтяжку, мотня как три кило картошки в мешке топорщится… И тут, одна из балерин, крайняя, споткнулась вроде – упала она. Приподнялась с пола и начала блевать. А балерун к ней – стал ее поднимать. А она его по матушке с батюшкой – пошел ты на… Да на весь зал. А он ей – уймись, сука, работай давай, спектакль идет…
В итоге сцена Жизели запомнилась: она блюет, он ее за ногу по сцене тянет за кулисы… Тут конечно свет, занавес, выбежал маленький лысый пузан в тройке, весь фиолетовый с перепуга – извините-простите, технические неполадки, у артистки расстройство желудка… Уже потом, стоя в очереди в гардероб, слушая стоящих впереди людей услышал – те, кто в первых рядах сидели и сцену вблизи видели (а сцена низкая была!) – мадам не только заблевала пол-сцены, но, и, простите, обосралась, когда балерун ее за ногу по полу за кулисы потащил… А что поделать – такое тогда у нас было время…
Учился я в музыкальном институте. Тогда он назывался музучилищем, но учебы там было 4 года, и диплом приравнивался к вышке… После можно было идти на работу – в местную консерваторию или в ТЮЗ. Я пошел на мебельный комбинат руководить народной самодеятельностью, но об этом потом расскажу… Да… На третьем курсе, возник у меня роман.. Ну как роман.. Так, под ручку ходили, но даже до поцелуев не дошло. Но. Пассия была ценительницей балета. Взял я билеты. Жизель. Я в балете понимал мало, я тогда Маяковским зачитывался, сам хотел так писать, а балет – не трогал он меня. Но пришли. Сели. Зал полный. А я не пил тогда – ну рюмку мог выпить на праздник, да и все.. И вот в зал заходим – амбре по носу бьет. Сидят, компаниями, в зале – у всех газеты развернуты на коленях – у того, кто побогаче - курица вареная, яйца чищеные, у большинства – картоха вареная, лук, огурцы соленые. И все из-под полы достают – кто чекушку, кто пол-литру… Ладно, это было везде – почему театр должен быть исключением? Но вот дальше я ушел в ступор. Я был юноша наивный, классиков читал, думаю – вот – балет – высокое искусство… Ага. Щаз. Вышли балерины. Вроде все нормально. Порхают. Ножками синими, спортивно-мускулистыми всякие па выписывают, жилы напрягают, аж лица перекашивает…
Балерун потом тоже в пляс вышел – штаны в обтяжку, мотня как три кило картошки в мешке топорщится… И тут, одна из балерин, крайняя, споткнулась вроде – упала она. Приподнялась с пола и начала блевать. А балерун к ней – стал ее поднимать. А она его по матушке с батюшкой – пошел ты на… Да на весь зал. А он ей – уймись, сука, работай давай, спектакль идет…
В итоге сцена Жизели запомнилась: она блюет, он ее за ногу по сцене тянет за кулисы… Тут конечно свет, занавес, выбежал маленький лысый пузан в тройке, весь фиолетовый с перепуга – извините-простите, технические неполадки, у артистки расстройство желудка… Уже потом, стоя в очереди в гардероб, слушая стоящих впереди людей услышал – те, кто в первых рядах сидели и сцену вблизи видели (а сцена низкая была!) – мадам не только заблевала пол-сцены, но, и, простите, обосралась, когда балерун ее за ногу по полу за кулисы потащил… А что поделать – такое тогда у нас было время…
Marshmallow Test в Европах и Советской России показали противоположные результаты.
В этих исследованиях детям предлагали выбор между одним небольшим вознаграждением, предоставляемым немедленно, и увеличением награды вдвое-втрое, если они смогут терпеливо ждать её в течение короткого периода (примерно 15 минут). На это время экспериментатор покидал комнату, чтобы вернуться после ожидания.
Половина западных детей потребовали и получили награду сразу, остальные сталось ждать большего. Что и получили, когда экзаменатор вернулся.
При повторных тестах желающих получить награду сразу становится все меньше.
В Советской России детям отказывали в награде сразу, или давали печенье вместо зефира.
После длительного ожидания экзаменатор не возвращается, но приходит иная группа.
И с криками "Мы вам ничего не обещали" выгоняет детей из комнаты.
Результаты эксперимента показали неожиданные результаты: Marshmallow Test в СССР не работает.
В этих исследованиях детям предлагали выбор между одним небольшим вознаграждением, предоставляемым немедленно, и увеличением награды вдвое-втрое, если они смогут терпеливо ждать её в течение короткого периода (примерно 15 минут). На это время экспериментатор покидал комнату, чтобы вернуться после ожидания.
Половина западных детей потребовали и получили награду сразу, остальные сталось ждать большего. Что и получили, когда экзаменатор вернулся.
При повторных тестах желающих получить награду сразу становится все меньше.
В Советской России детям отказывали в награде сразу, или давали печенье вместо зефира.
После длительного ожидания экзаменатор не возвращается, но приходит иная группа.
И с криками "Мы вам ничего не обещали" выгоняет детей из комнаты.
Результаты эксперимента показали неожиданные результаты: Marshmallow Test в СССР не работает.
Жители деревни в районе Кеонджхар, индийский штат Одиша, обнаружили в лесу 24 пьяных слона, которые выпили забродивший отвар и уснули, лишив их ликера. Об этом сообщает Deccan Herald.
Индийцы готовили отвар для местного ликера под названием «махуа» и оставили его в больших горшках, чтобы тот настоялся. «Мы пришли в лес около шести утра, чтобы приготовить ликер, и обнаружили, что все горшки разбиты, жидкости в них нет», — рассказывают жители. По их словам, рядом с разбитыми сосудами спали девять самцов, шесть самок и девять детенышей слонов.
Жители деревни попытались разбудить млекопитающих, но не смогли. Они обратились к сотрудникам лесного департамента. Им удалось разбудить слонов с помощью барабанов. К 10 утра животные ушли в глубь леса.
https://lenta.ru/news/2022/11/11/drunk_elephants/?utm_source=smi2&utm_medium=exchange&utm_campaign=12827&utm_term=42678&es=smi2#teaserId=12657293&teaserType=mostPopularNews&columnType=mostPopularNews&screenKey=primaryColumnScreen
Индийцы готовили отвар для местного ликера под названием «махуа» и оставили его в больших горшках, чтобы тот настоялся. «Мы пришли в лес около шести утра, чтобы приготовить ликер, и обнаружили, что все горшки разбиты, жидкости в них нет», — рассказывают жители. По их словам, рядом с разбитыми сосудами спали девять самцов, шесть самок и девять детенышей слонов.
Жители деревни попытались разбудить млекопитающих, но не смогли. Они обратились к сотрудникам лесного департамента. Им удалось разбудить слонов с помощью барабанов. К 10 утра животные ушли в глубь леса.
https://lenta.ru/news/2022/11/11/drunk_elephants/?utm_source=smi2&utm_medium=exchange&utm_campaign=12827&utm_term=42678&es=smi2#teaserId=12657293&teaserType=mostPopularNews&columnType=mostPopularNews&screenKey=primaryColumnScreen
8
На рынке подхожу к прилавку Там нос торгует салом
-Почём сало
-600 рублей Бери у меня самое хорошее во рту тает
-А ты сам то его пробовал?
- Я нэт
-Откуда же ты знаешь что оно вкусное
-Люди говорят.
Вот интересно как можно хвалить что то с чужих слов?? Вот это только бабы могут. Да ещё и верить
У меня на работе мы подшутили над одним Васей . Просто я одной бабёнки сказал что у этого Васи мужское достоинство больше чем у негров. Через 2 дня весь женский коллектив об этом знал
Бедный Вася.....
-Почём сало
-600 рублей Бери у меня самое хорошее во рту тает
-А ты сам то его пробовал?
- Я нэт
-Откуда же ты знаешь что оно вкусное
-Люди говорят.
Вот интересно как можно хвалить что то с чужих слов?? Вот это только бабы могут. Да ещё и верить
У меня на работе мы подшутили над одним Васей . Просто я одной бабёнки сказал что у этого Васи мужское достоинство больше чем у негров. Через 2 дня весь женский коллектив об этом знал
Бедный Вася.....
Внеочередное под впечатлением истории 24.11 https://www.anekdot.ru/id/1362523/
Вспомнилось...
Давным давно, когда только приехал в Россию, но до "культурной столицы" было ещё больше 100 км, у нас было разгулье собакенов. Большой частью бездомных и полудиких по жизни. Чем-то кормились, вдаваться в подробности и тогда было ни к чему, а теперь и подавно.
Кошаков драли нещадно. Загоняли стайкой в 3-4 головы. Если кошандер не успевал вскочить на дерево — жить ему оставалось минута-полторы. В отличие от вышеописанных могли на дереве сидеть по полсуток. Однажды наблюдал такую картину из своего окна — загнали вечером, а слез с дерева только после полудня.
Был там один "домашний" дог по кличке Мальчик. Ебанутые хозяева и пёс такой же. Однажды увидел [из окна], как он напугал ребёнка лет трёх, схватил явару и за ним. Наверно, почуял ебанат, что смерть за ним пришла. Блять, как он от меня рвал когти!
Но от судьбы не уйдёшь. Однажды местные кобели устроили ему засаду, один в один как на кошаков. Двое спереди-сбоку, а третий оторвал ему яйца.
Вспомнилось...
Давным давно, когда только приехал в Россию, но до "культурной столицы" было ещё больше 100 км, у нас было разгулье собакенов. Большой частью бездомных и полудиких по жизни. Чем-то кормились, вдаваться в подробности и тогда было ни к чему, а теперь и подавно.
Кошаков драли нещадно. Загоняли стайкой в 3-4 головы. Если кошандер не успевал вскочить на дерево — жить ему оставалось минута-полторы. В отличие от вышеописанных могли на дереве сидеть по полсуток. Однажды наблюдал такую картину из своего окна — загнали вечером, а слез с дерева только после полудня.
Был там один "домашний" дог по кличке Мальчик. Ебанутые хозяева и пёс такой же. Однажды увидел [из окна], как он напугал ребёнка лет трёх, схватил явару и за ним. Наверно, почуял ебанат, что смерть за ним пришла. Блять, как он от меня рвал когти!
Но от судьбы не уйдёшь. Однажды местные кобели устроили ему засаду, один в один как на кошаков. Двое спереди-сбоку, а третий оторвал ему яйца.
Тем кто критикует гильотину за то, что она в своё время стала символом гуманизма, равенства и просвещения, стоит помнить, что:
1. Ну по сравнению с отрезанием причандалов и забиванием кувалдами очень даже гуманно. Утопление, сожжение на медленном огне, зажаривание на решётке, стесывание плоти с тела. Или простое удавливание или сажание на кол. А ещё колесования, четвертования и прочие шоу.
2. Основная идея - отрубать головы всем, до этого рубили бошки знати, а третье сословие в лучшем случае вешали. И тот и другой способ не всегда быстрый и без мучений.
3. Да и законы - тоже были под стать. За ношение "не той" одежды, например "не того пола" - вполне могли отправить на костер. Одна любительница носить мужскую одежду, по имени Жанна д'Арк в этом убедилась на личном опыте.
4. Несмотря на относительную гуманность - полностью исключает возможность повторного преступления обезглавленным человеком.
5. Единственный недостаток - если обезглавили невиновного, этого уже не исправить.
1. Ну по сравнению с отрезанием причандалов и забиванием кувалдами очень даже гуманно. Утопление, сожжение на медленном огне, зажаривание на решётке, стесывание плоти с тела. Или простое удавливание или сажание на кол. А ещё колесования, четвертования и прочие шоу.
2. Основная идея - отрубать головы всем, до этого рубили бошки знати, а третье сословие в лучшем случае вешали. И тот и другой способ не всегда быстрый и без мучений.
3. Да и законы - тоже были под стать. За ношение "не той" одежды, например "не того пола" - вполне могли отправить на костер. Одна любительница носить мужскую одежду, по имени Жанна д'Арк в этом убедилась на личном опыте.
4. Несмотря на относительную гуманность - полностью исключает возможность повторного преступления обезглавленным человеком.
5. Единственный недостаток - если обезглавили невиновного, этого уже не исправить.
«Грязные концы комсомольцев». Взгляд десять лет спустя
Борис Моисеев является, пожалуй, самым колоритным представителем «голубого кемпа» на российской поп-сцене. И вот что удивительно: если на Западе популярность персонажей подобного рода обычно не выходит за рамки районных гей-клубов, то у нас они не слезают с голубого экрана и самых престижных сцен страны. Стоит ли удивляться упорным слухам о существовании могущественной «голубой мафии», коварным спрутом опутавшей российский шоу-биз? Однако в отличие от большинства наших «мафиозных» поп-звезд, по-прежнему находящихся в клозете, Берта (как называют Борю подруги по тусовке) — единственная, кто нашла в себе мужество (или — как правильнее было бы сказать в данном случае — женство) громогласно заявить о том, что она — ДИТЯ ПОРОКА.
— Как ты попал в этот мир? С чего началась твоя жизнь?
— Родился не скажу когда, в тюряге. Мать была осуждена за одну фразу: «Плевать я хотела на его власть!» Она была ярая коммунистка и стахановка, после войны поднимала цеха из руин. И, родив меня в тюрьме, она сделала меня таким, какой я есть. Ее спросили: «Кто родился?» А она ответила: «Девочка с яйцами». Понимаешь, да? То есть — она сразу обрекла меня на мою жизненную и сексуальную ориентацию, на мой имидж.
— Каким было твое первое сексуальное переживание?
— Это было очень, очень давно. Я дико влюбился в Иварса, прекрасного танцовщика, очень похожего на тебя: романтик с огромными глазами, чистыми и красивыми, латыш. Моя любовь заставила меня даже оставить Харьков, город, в котором я начинал. Я уехал в Прибалтику, чтобы жить и работать где-то возле него, дышать тем же воздухом, которым дышал он. Я помню наш первый секс. Он был не физическим, а скорее душевным. Это было раздевание и изнасилование души, но не тела. Это было вторжение в мой характер и в мою душу, и мне это очень понравилось. Я ждал, я хотел этого, я плакал, я переживал, я стремился постоянно видеть Иварса, и, если бы я в то время был богат, то, наверное, ездил бы за ним каждый день, сопровождал каждый его концерт.
— Иварс был твоим первым мужчиной?
— Да, первым любимым мужчиной… Я вспоминаю иногда, как меня хотели изнасиловать… в этой клетке, где собираются люди для того, чтобы приехал автобус… Как это называется? Стоянка? А, автобусная остановка! Ну, там такая, знаешь, она похожа на клетку, правда ведь? Загон. И вот в этом загоне ко мне однажды пристал какой-то мужчина. Я был очень хорош, кучеряв, белоснежен, с большими ясными глазами, с красивыми чувственными губами. Это, наверное, кого-то трогало и возбуждало. Я танцевал тогда в детском коллективе, я уже тогда был силен физически, натренирован, и я применил все свои физические способности, всю силу для того, чтобы убрать эту мразь, которая хотела напасть на маленькое тело, извратить его и обесчестить. Конечно, я уже тогда знал, что меня тянет к моему полу, но не мог позволить ему прикоснуться к себе.
— Это был единственный случай насилия по отношению к тебе?
— Нет, еще раньше, когда мне было лет семь-восемь, я помню, как какой-то мужчина посадил меня на велосипед и вез куда-то далеко-далеко. Он заставлял меня брать в рот свой член. Мне это совсем не нравилось, ничего этого я не позволял — уходил, убегал куда-то…
— Как тебя впервые встретила Москва?
— Был 1981 год, у меня во время Олимпиады проходили гастроли, веселые, классные. Мое шоу шло в Олимпийской деревне. Одно отделение давала знаменитая в то время группа «Песняры», второе — я с Государственным оркестром Литовской ССР «Тримитас». Нас прекрасно принимали, мы веселили весь народ, который собирался на лужайку, а потом вечером кайфовали дальше. В то время я уже был суперзвездой в Литве, в пятницу и субботу я имел свою телевизионную передачу и каждую неделю танцевал новую программу. Когда я появился в Москве, коммунисты меня не хотели. Гомосексуалист — раз, и еврей — два. Этот шлейф тянулся впереди меня, хотя никто меня ни с кем никогда не видел (как и сейчас). «Кого ты взяла, — говорили Пугачевой, — это же уебище, какое-то непонятное существо! Он же пидарас!» Но она все-таки рискнула.
— Что ты помнишь о сексуальной жизни времен застоя?
— Ты знаешь, я был дико влюблен в своего коллегу, в танцора. Сейчас он живет в одном из маленьких белорусских городов. Мы скрывались только для того, чтобы держаться за руки. Это было очень грустно. Но в то же время на всех тех коммунистических приемах какой-нибудь начальник всегда хотел сидеть рядом со мной. Но этому мальчику-танцору было нельзя, не позволено быть в обществе, рука в руке с таким же танцором. Я вспоминаю конец 70-х… Эти коммунисты и комсомольцы водили танцоров в бани и хотели иметь с нами секс. Их страшно тянуло на все это! И мы, молодые мальчики, играли в их игры. Мы сосали грязные концы этих старых мудаков — престарелых комсомольцев! Нас заставляли это делать, нас запугивали.
— Насколько распространен был сексуальный террор среди партийной верхушки? Как часто он практиковался?
— Весь мой сегодняшний эпатаж — для них, бывших коммунистов — это хуйня! Они же не могут рассказать, что они сторожили мою жопу там, где они были: в Афганистане или еще где-то… На каждой комсомольской пьянке находился «террорист», любитель красивых тел молодых мальчиков. И это ни для кого не было секретом, это все знали. Я помню один из приемов в зале «Орленок», где сейчас «Русская тройка». Они мне кричали: «А ну, Боряшка, станцуй-ка голым!» И я раздевался для того, чтобы поехать, допустим, на дни комсомола на Камчатку или в Тунисскую Республику. Потому что хотелось жить, хотелось, чтобы мое искусство было доступно всем. Я прятался, стеснялся, но на меня всегда находился какой-то… желатель… хотильщик — понимаешь, да? Не потому, что я был дико сексуален в тех танцах! Нет! Я танцевал композицию, которую сам придумал — «Вам, строители БАМа!» Я надевал такой комбинезон и танцевал с лопатой в обнимку…
— Что ты можешь сказать о твоей публике?
— Очень дорогая и изысканная. Если приходят студенты, художники, журналисты, философы, филологи, они сидят на полу. Мне это очень нравится, и я думаю, что танцую больше для них, чем для изысканной публики. Я им интересен. Те, кто богаче, кто сидят на дорогих местах, приходят, потому что хотят меня видеть. А студенты хотят меня иметь. Это разные вещи. Все, что происходит на сцене, придумывает непонятное бесполое существо, которое зовут Боря Моисеев. Когда на сцене возникает имитация лесбийских ласк или еще что-то, моя фантазия становится фантазией публики. Я предлагаю им игру, в которую они играют. Я надеваю женское платье, выхожу, и публика визжит, встает. И у нее встает, они берут себя за члены! Я клянусь тебе, малыш, это правда! Там ведь сидят солидные люди, бывшие коммунисты, комсомольцы…
— Ты собирался рассказать что-то о «голубой волне», захлестнувшей наш шоу-бизнес. Можешь выступить в роли Джимми Сомервилля, который вывел из «клозета» многих западных поп-звезд?
— Об этом уже говорит весь мир. Конечно, есть волна, есть трепет и сила этой волны. Она во всем проявляется: и в эстраде, и театре, и на телевидении. Я вытащил в свое время один коллектив, который мне был интересен. Это лесбийская группа «Колибри». Они очень талантливые, но очень неблагодарные, а мне это не нравится. Я их вытащил на очень дорогой уровень, но они все равно продолжают работать на эпатаж.
— Ты претендуешь на то, чтобы представлять русскую голубую культуру на Западе?
— Думаю, что нет. Я не могу найти те ключи, которые открыли бы русскую голубую культуру на Западе. Я знаю балет, имена, труппы, но у нас, к сожалению, нет еще людей, которых я мог бы представить как супер-гей-шоу. На сегодняшний день я не могу себя растратить на это, на поиск таких людей. У меня есть одна цель. Чтобы натуралы нас любили. Любили — это не значит «имели» — нет! Чтобы принимали нас как нормальных людей. О’кей? Как супернормальных! Чтобы никто не делал нам конфуз, душевную боль. Это моя главная цель как художника. Я — проповедник, который говорит людям: «Не плюйте в голубых! Они — нормальные люди!»
— Ты ощущаешь себя молодым человеком?
— Да. Знаешь, я не хочу скрывать ни перед тобой, ни перед кем: мне вчера исполнилось шестнадцать лет. У меня, блядь, хорошее тело, красивое, без прышшей и задорин, молодое. Как сказал один дурачок: «У тебя тело на двадцать один год!» Я говорю: «Ты охуел, блядь?! У меня на шестнадцать лет тело!» Я не испорчен, я честен, я тоже прячусь в угол ванной перед тем, как меня кто-то разденет. Не потому, что я боюсь тела, грязи. Нет! У меня чистое тело, суперчистое, красивое. Я боюсь себя в жизни, но не на сцене. Там я бываю более откровенным и интересным. У меня нет патологии. Я снимаю с себя всю шелуху порочности, и, когда ложусь в кровать, я много раз думал, как себя вести — раздеться в кровати или в ванной, и что мне там нужно делать. Что мне нужно для того, чтобы ты меня любил? Что?! Я думаю об этом очень много.
— Что ты можешь сказать о своих сексуальных достоинствах?
— У меня очень мало достоинств: маленькая грудь, маленькая талия, маленькое влагалище. Мне нужно делать операцию, потому что я не могу удовлетворить всех вас, мужчин! Это правда, малыш! Я только об этом и переживаю. Ты даже не сможешь туда засунуть свой палец. Там, правда, маленькое отверстие. I’m sorry. Я очень искренний — посмотри на мои губы.
— У тебя есть хоть какие-нибудь комплексы?
— Нет. Я ведь охуительная баба, о’кей?
— Где ты находишь себе мужей?
— Я мужей выбираю по письмам. Из колхоза прислали письмо. Читаю: он — главный технолог или дояр, он окучил сто телок, телят или телушек — я не знаю, как правильно сказать. И он хочет со мной познакомиться. О’кей — нет проблем! Но ведь я же не телушка, я — дорогая актриса, очень дорогая! И сиськи, блядь, в которые я вливаю камфору. И мне в кайф, чтобы мой партнер имел ту грудь, на которую он рассчитывает.
— Ты можешь сказать, что популярность для тебя является бременем?
— Я знаю, что за мной бегает миллион мальчиков в России, Болгарии, Тунисе, в Арабских Эмиратах, Америке, в Канаде и Италии. Боюсь быть банальным для публики и для себя, но хочу впервые заявить о мужчине, которого я люблю. Первый раз в жизни. Это Лев Новиков, человек, который умеет создать звезду и из мужчины, и из женщины. Звезду как образ, как стиль, как тенденцию. Я люблю его как художника и безумно счастлив, что он создал меня. Мы создали тандем «денги-счастье», и я горжусь тем, что могу платить ему такие деньги, которые ни одна звезда ему не в состоянии платить. Я не претендую на лавры Ромы Виктюка, Иры Понаровской, Лаймы Вайкуле… — но это так!
— Какие отношения у тебя сейчас с Пугачевой?
— Мне не интересно о ней говорить. Она хорошая тетка, но…
— А кто кого бросил: ты ее или она тебя?
— Я — ее. Она поняла, что я ее перерос. Ты знаешь, что она недавно обо мне сказала? Стоит Богдан Титомир со своей шоблой тринадцатилетних, и она ему говорит: «Познакомься! Это — главный педрила страны». Для меня это было унизительно. Перед кем она сняла шляпу (или парик)?! Она меня опустила этим, как в тюряге.
— Как ты относишься к слухам и сплетням, с которыми связана твоя репутация? Например, о том, что ты болен СПИДом?
— Ну как к этому может относиться умный человек? Дошло до того, что я стал носить с собой справку о том, что я здоров и что никакого СПИДа у меня нет и в помине.
— Кого ты можешь назвать в числе своих высокопоставленных покровителей?
— Один человек, шоумен. Это Джордж Майкл.
— Он является для тебя идеалом мужчины?
— Он очень симпатичный. Это моя мечта, которую я всегда хотел воспроизвести в жизни. Но в России есть миллионы мальчиков, которые способны это сделать.
— Джордж Майкл оказывает тебе покровительство на уровне личной симпатии?
— Да. Я знаю, что тот проект, которым я сейчас занимаюсь — «Show must go on!» — обеспечат Элизабет Тейлор и Джордж Майкл. Но прежде всего меня поддерживает тот человек, который стоит позади меня. Его зовут простым именем Боря Моисеев.
Когда я позвонил Боре, чтобы узнать о его реакции на отмену пресловутой 121-й статьи УК РФ, он сказал, что этой статьи для него никогда не существовало, потому что он всегда оставался свободным человеком и делал то, что хотел.
Вот такой он, Борис Моисеев: говорит, что думает, и как умеет. «Меня могут считать шушерой, — признался он однажды. — Это как угодно, их право. Меня это не трахает ни в какие щели. Мной движет Божественный промысел, надо мной — Бог. Если мой ориентир таков, что же мне — мерить себя общим аршином?!»
1993, Москва
Ярослав Могутин // «30 интервью» (2003)
Борис Моисеев является, пожалуй, самым колоритным представителем «голубого кемпа» на российской поп-сцене. И вот что удивительно: если на Западе популярность персонажей подобного рода обычно не выходит за рамки районных гей-клубов, то у нас они не слезают с голубого экрана и самых престижных сцен страны. Стоит ли удивляться упорным слухам о существовании могущественной «голубой мафии», коварным спрутом опутавшей российский шоу-биз? Однако в отличие от большинства наших «мафиозных» поп-звезд, по-прежнему находящихся в клозете, Берта (как называют Борю подруги по тусовке) — единственная, кто нашла в себе мужество (или — как правильнее было бы сказать в данном случае — женство) громогласно заявить о том, что она — ДИТЯ ПОРОКА.
— Как ты попал в этот мир? С чего началась твоя жизнь?
— Родился не скажу когда, в тюряге. Мать была осуждена за одну фразу: «Плевать я хотела на его власть!» Она была ярая коммунистка и стахановка, после войны поднимала цеха из руин. И, родив меня в тюрьме, она сделала меня таким, какой я есть. Ее спросили: «Кто родился?» А она ответила: «Девочка с яйцами». Понимаешь, да? То есть — она сразу обрекла меня на мою жизненную и сексуальную ориентацию, на мой имидж.
— Каким было твое первое сексуальное переживание?
— Это было очень, очень давно. Я дико влюбился в Иварса, прекрасного танцовщика, очень похожего на тебя: романтик с огромными глазами, чистыми и красивыми, латыш. Моя любовь заставила меня даже оставить Харьков, город, в котором я начинал. Я уехал в Прибалтику, чтобы жить и работать где-то возле него, дышать тем же воздухом, которым дышал он. Я помню наш первый секс. Он был не физическим, а скорее душевным. Это было раздевание и изнасилование души, но не тела. Это было вторжение в мой характер и в мою душу, и мне это очень понравилось. Я ждал, я хотел этого, я плакал, я переживал, я стремился постоянно видеть Иварса, и, если бы я в то время был богат, то, наверное, ездил бы за ним каждый день, сопровождал каждый его концерт.
— Иварс был твоим первым мужчиной?
— Да, первым любимым мужчиной… Я вспоминаю иногда, как меня хотели изнасиловать… в этой клетке, где собираются люди для того, чтобы приехал автобус… Как это называется? Стоянка? А, автобусная остановка! Ну, там такая, знаешь, она похожа на клетку, правда ведь? Загон. И вот в этом загоне ко мне однажды пристал какой-то мужчина. Я был очень хорош, кучеряв, белоснежен, с большими ясными глазами, с красивыми чувственными губами. Это, наверное, кого-то трогало и возбуждало. Я танцевал тогда в детском коллективе, я уже тогда был силен физически, натренирован, и я применил все свои физические способности, всю силу для того, чтобы убрать эту мразь, которая хотела напасть на маленькое тело, извратить его и обесчестить. Конечно, я уже тогда знал, что меня тянет к моему полу, но не мог позволить ему прикоснуться к себе.
— Это был единственный случай насилия по отношению к тебе?
— Нет, еще раньше, когда мне было лет семь-восемь, я помню, как какой-то мужчина посадил меня на велосипед и вез куда-то далеко-далеко. Он заставлял меня брать в рот свой член. Мне это совсем не нравилось, ничего этого я не позволял — уходил, убегал куда-то…
— Как тебя впервые встретила Москва?
— Был 1981 год, у меня во время Олимпиады проходили гастроли, веселые, классные. Мое шоу шло в Олимпийской деревне. Одно отделение давала знаменитая в то время группа «Песняры», второе — я с Государственным оркестром Литовской ССР «Тримитас». Нас прекрасно принимали, мы веселили весь народ, который собирался на лужайку, а потом вечером кайфовали дальше. В то время я уже был суперзвездой в Литве, в пятницу и субботу я имел свою телевизионную передачу и каждую неделю танцевал новую программу. Когда я появился в Москве, коммунисты меня не хотели. Гомосексуалист — раз, и еврей — два. Этот шлейф тянулся впереди меня, хотя никто меня ни с кем никогда не видел (как и сейчас). «Кого ты взяла, — говорили Пугачевой, — это же уебище, какое-то непонятное существо! Он же пидарас!» Но она все-таки рискнула.
— Что ты помнишь о сексуальной жизни времен застоя?
— Ты знаешь, я был дико влюблен в своего коллегу, в танцора. Сейчас он живет в одном из маленьких белорусских городов. Мы скрывались только для того, чтобы держаться за руки. Это было очень грустно. Но в то же время на всех тех коммунистических приемах какой-нибудь начальник всегда хотел сидеть рядом со мной. Но этому мальчику-танцору было нельзя, не позволено быть в обществе, рука в руке с таким же танцором. Я вспоминаю конец 70-х… Эти коммунисты и комсомольцы водили танцоров в бани и хотели иметь с нами секс. Их страшно тянуло на все это! И мы, молодые мальчики, играли в их игры. Мы сосали грязные концы этих старых мудаков — престарелых комсомольцев! Нас заставляли это делать, нас запугивали.
— Насколько распространен был сексуальный террор среди партийной верхушки? Как часто он практиковался?
— Весь мой сегодняшний эпатаж — для них, бывших коммунистов — это хуйня! Они же не могут рассказать, что они сторожили мою жопу там, где они были: в Афганистане или еще где-то… На каждой комсомольской пьянке находился «террорист», любитель красивых тел молодых мальчиков. И это ни для кого не было секретом, это все знали. Я помню один из приемов в зале «Орленок», где сейчас «Русская тройка». Они мне кричали: «А ну, Боряшка, станцуй-ка голым!» И я раздевался для того, чтобы поехать, допустим, на дни комсомола на Камчатку или в Тунисскую Республику. Потому что хотелось жить, хотелось, чтобы мое искусство было доступно всем. Я прятался, стеснялся, но на меня всегда находился какой-то… желатель… хотильщик — понимаешь, да? Не потому, что я был дико сексуален в тех танцах! Нет! Я танцевал композицию, которую сам придумал — «Вам, строители БАМа!» Я надевал такой комбинезон и танцевал с лопатой в обнимку…
— Что ты можешь сказать о твоей публике?
— Очень дорогая и изысканная. Если приходят студенты, художники, журналисты, философы, филологи, они сидят на полу. Мне это очень нравится, и я думаю, что танцую больше для них, чем для изысканной публики. Я им интересен. Те, кто богаче, кто сидят на дорогих местах, приходят, потому что хотят меня видеть. А студенты хотят меня иметь. Это разные вещи. Все, что происходит на сцене, придумывает непонятное бесполое существо, которое зовут Боря Моисеев. Когда на сцене возникает имитация лесбийских ласк или еще что-то, моя фантазия становится фантазией публики. Я предлагаю им игру, в которую они играют. Я надеваю женское платье, выхожу, и публика визжит, встает. И у нее встает, они берут себя за члены! Я клянусь тебе, малыш, это правда! Там ведь сидят солидные люди, бывшие коммунисты, комсомольцы…
— Ты собирался рассказать что-то о «голубой волне», захлестнувшей наш шоу-бизнес. Можешь выступить в роли Джимми Сомервилля, который вывел из «клозета» многих западных поп-звезд?
— Об этом уже говорит весь мир. Конечно, есть волна, есть трепет и сила этой волны. Она во всем проявляется: и в эстраде, и театре, и на телевидении. Я вытащил в свое время один коллектив, который мне был интересен. Это лесбийская группа «Колибри». Они очень талантливые, но очень неблагодарные, а мне это не нравится. Я их вытащил на очень дорогой уровень, но они все равно продолжают работать на эпатаж.
— Ты претендуешь на то, чтобы представлять русскую голубую культуру на Западе?
— Думаю, что нет. Я не могу найти те ключи, которые открыли бы русскую голубую культуру на Западе. Я знаю балет, имена, труппы, но у нас, к сожалению, нет еще людей, которых я мог бы представить как супер-гей-шоу. На сегодняшний день я не могу себя растратить на это, на поиск таких людей. У меня есть одна цель. Чтобы натуралы нас любили. Любили — это не значит «имели» — нет! Чтобы принимали нас как нормальных людей. О’кей? Как супернормальных! Чтобы никто не делал нам конфуз, душевную боль. Это моя главная цель как художника. Я — проповедник, который говорит людям: «Не плюйте в голубых! Они — нормальные люди!»
— Ты ощущаешь себя молодым человеком?
— Да. Знаешь, я не хочу скрывать ни перед тобой, ни перед кем: мне вчера исполнилось шестнадцать лет. У меня, блядь, хорошее тело, красивое, без прышшей и задорин, молодое. Как сказал один дурачок: «У тебя тело на двадцать один год!» Я говорю: «Ты охуел, блядь?! У меня на шестнадцать лет тело!» Я не испорчен, я честен, я тоже прячусь в угол ванной перед тем, как меня кто-то разденет. Не потому, что я боюсь тела, грязи. Нет! У меня чистое тело, суперчистое, красивое. Я боюсь себя в жизни, но не на сцене. Там я бываю более откровенным и интересным. У меня нет патологии. Я снимаю с себя всю шелуху порочности, и, когда ложусь в кровать, я много раз думал, как себя вести — раздеться в кровати или в ванной, и что мне там нужно делать. Что мне нужно для того, чтобы ты меня любил? Что?! Я думаю об этом очень много.
— Что ты можешь сказать о своих сексуальных достоинствах?
— У меня очень мало достоинств: маленькая грудь, маленькая талия, маленькое влагалище. Мне нужно делать операцию, потому что я не могу удовлетворить всех вас, мужчин! Это правда, малыш! Я только об этом и переживаю. Ты даже не сможешь туда засунуть свой палец. Там, правда, маленькое отверстие. I’m sorry. Я очень искренний — посмотри на мои губы.
— У тебя есть хоть какие-нибудь комплексы?
— Нет. Я ведь охуительная баба, о’кей?
— Где ты находишь себе мужей?
— Я мужей выбираю по письмам. Из колхоза прислали письмо. Читаю: он — главный технолог или дояр, он окучил сто телок, телят или телушек — я не знаю, как правильно сказать. И он хочет со мной познакомиться. О’кей — нет проблем! Но ведь я же не телушка, я — дорогая актриса, очень дорогая! И сиськи, блядь, в которые я вливаю камфору. И мне в кайф, чтобы мой партнер имел ту грудь, на которую он рассчитывает.
— Ты можешь сказать, что популярность для тебя является бременем?
— Я знаю, что за мной бегает миллион мальчиков в России, Болгарии, Тунисе, в Арабских Эмиратах, Америке, в Канаде и Италии. Боюсь быть банальным для публики и для себя, но хочу впервые заявить о мужчине, которого я люблю. Первый раз в жизни. Это Лев Новиков, человек, который умеет создать звезду и из мужчины, и из женщины. Звезду как образ, как стиль, как тенденцию. Я люблю его как художника и безумно счастлив, что он создал меня. Мы создали тандем «денги-счастье», и я горжусь тем, что могу платить ему такие деньги, которые ни одна звезда ему не в состоянии платить. Я не претендую на лавры Ромы Виктюка, Иры Понаровской, Лаймы Вайкуле… — но это так!
— Какие отношения у тебя сейчас с Пугачевой?
— Мне не интересно о ней говорить. Она хорошая тетка, но…
— А кто кого бросил: ты ее или она тебя?
— Я — ее. Она поняла, что я ее перерос. Ты знаешь, что она недавно обо мне сказала? Стоит Богдан Титомир со своей шоблой тринадцатилетних, и она ему говорит: «Познакомься! Это — главный педрила страны». Для меня это было унизительно. Перед кем она сняла шляпу (или парик)?! Она меня опустила этим, как в тюряге.
— Как ты относишься к слухам и сплетням, с которыми связана твоя репутация? Например, о том, что ты болен СПИДом?
— Ну как к этому может относиться умный человек? Дошло до того, что я стал носить с собой справку о том, что я здоров и что никакого СПИДа у меня нет и в помине.
— Кого ты можешь назвать в числе своих высокопоставленных покровителей?
— Один человек, шоумен. Это Джордж Майкл.
— Он является для тебя идеалом мужчины?
— Он очень симпатичный. Это моя мечта, которую я всегда хотел воспроизвести в жизни. Но в России есть миллионы мальчиков, которые способны это сделать.
— Джордж Майкл оказывает тебе покровительство на уровне личной симпатии?
— Да. Я знаю, что тот проект, которым я сейчас занимаюсь — «Show must go on!» — обеспечат Элизабет Тейлор и Джордж Майкл. Но прежде всего меня поддерживает тот человек, который стоит позади меня. Его зовут простым именем Боря Моисеев.
Когда я позвонил Боре, чтобы узнать о его реакции на отмену пресловутой 121-й статьи УК РФ, он сказал, что этой статьи для него никогда не существовало, потому что он всегда оставался свободным человеком и делал то, что хотел.
Вот такой он, Борис Моисеев: говорит, что думает, и как умеет. «Меня могут считать шушерой, — признался он однажды. — Это как угодно, их право. Меня это не трахает ни в какие щели. Мной движет Божественный промысел, надо мной — Бог. Если мой ориентир таков, что же мне — мерить себя общим аршином?!»
1993, Москва
Ярослав Могутин // «30 интервью» (2003)
В здании, где я тусуюсь, есть некий центр шугаринга. Это не кабинет и даже не салон, это центр, он занимает целый этаж. В нем работает несколько сотен шугарингистов, каждый день эти специалисты занимаются шугарингом по 8-12 часов в день. Тысячи девушек и женщин со всего города стекаются в центр шугаринга - девушек с очень волосатыми ногами, волосатыми лобками и волосистыми подмышками, с аккуратненькими усиками и небольшими испанскими бородками.
Все они идут в центр шугаринга, чтобы удалить отросшие до неприличного состояния черные нательные волосы. Обычно девушки в брюках, среди них встречаются довольно красивые. Покидают девушки центр шугаринга со счастливыми лицами, ноги и лобки их теперь идеально лысы, и настроение от того у них повышенное и веселое, это легко читается в их глазах.
Глаза этих девушек и женщин как бы говорят: мой лобок лыс, как никогда, мои ноги теперь не как у африканской макаки, мои подмышки теперь не содержат гроздей потных волос, я по-настоящему счастлива и независима. Мой лысый лобок идеален, читается в их лицах.
А еще каждый вечер к центру шугаринга подъезжает огромный грузовой «Камаз», сотрудники центра натужно выносят из центра тяжеленные целлофановые пакеты, наполненные отшугаренными лобковыми волосами, и каких только там нет - и черные, и рыжие, и соломенного цвета, и даже седые. Целый час, а иногда и дольше они носят мешки с удаленными лобковыми волосами, пока полностью не заполняют кузов многотонного «Камаза». Потом самосвал уезжает, и рабочий день заканчивается. Завтра центр вновь откроет свои двери, и тысячи девушек с неприлично заросшими лобками наполнят его кабинеты. Все.
Все они идут в центр шугаринга, чтобы удалить отросшие до неприличного состояния черные нательные волосы. Обычно девушки в брюках, среди них встречаются довольно красивые. Покидают девушки центр шугаринга со счастливыми лицами, ноги и лобки их теперь идеально лысы, и настроение от того у них повышенное и веселое, это легко читается в их глазах.
Глаза этих девушек и женщин как бы говорят: мой лобок лыс, как никогда, мои ноги теперь не как у африканской макаки, мои подмышки теперь не содержат гроздей потных волос, я по-настоящему счастлива и независима. Мой лысый лобок идеален, читается в их лицах.
А еще каждый вечер к центру шугаринга подъезжает огромный грузовой «Камаз», сотрудники центра натужно выносят из центра тяжеленные целлофановые пакеты, наполненные отшугаренными лобковыми волосами, и каких только там нет - и черные, и рыжие, и соломенного цвета, и даже седые. Целый час, а иногда и дольше они носят мешки с удаленными лобковыми волосами, пока полностью не заполняют кузов многотонного «Камаза». Потом самосвал уезжает, и рабочий день заканчивается. Завтра центр вновь откроет свои двери, и тысячи девушек с неприлично заросшими лобками наполнят его кабинеты. Все.
Лекция по РСБУ и МСФО в трех словах.
(Услышано в Плешке).
Если у вас есть ведро навоза и вам нужно поставить его на учет.
По РСБУ.
Ведро навоза — ценное удобрение, 50 грамм под куст, увеличение урожайности до 25% с каждого куста. Сажаем 1250 кустов, получим 80 мешков картошки без навоза или 120 мешков с навозом.
По МСФО.
Ведро навоза — ценный продукт. Надо признать, что данное ведро было завещано Сальвадором Дали правительству России для увековечивания его роли в современном искусстве. Экспертиза, проведенная специалистами Московского зоопарка, выявила 80% совпадение выделенного генома с геномом высших обезьян и 85% совпадение с геномом родственников художника. Для увеличения рыночной стоимости актива предлагается один литр отдать для выращивания эксклюзивного сорта картофеля "Дерьмо Дали", а 9 литров отдать художнику Бэнкси для создания стрит-арта на всех голых стенах нашего ВУЗа с последующим демонтажом штукатурки и продажи артобъектов на мировых художественных аукционах под маркой "Наука управления хозяйством в изображении Бэнкси из дерьма Дали".
Если же 10 миллионов долларов, которые пошли на экспертизу дерьма художника, не обнаружат его ДНК, надо вырастить на нем отличную культуру, типа табака, в нашей корпоративной оранжерее в центре Манхеттена, снятой на грант Всемирного банка в помощь голодающим Африки.
Несколько слов в конце лекции.
Мой дорогой непрофессиональный инвестор! Наступает время, когда легче сидеть в любом материальном активе. Не так важно, РСБУ или МСФО отчетность вам представлена, как важно то, что вас уже обманул брокер, биржа и государство со всеми псевдоинвестициями. Будьте бдительны, а рассказ — шутливое изложение правил экономики Европы, и не более того.
(Услышано в Плешке).
Если у вас есть ведро навоза и вам нужно поставить его на учет.
По РСБУ.
Ведро навоза — ценное удобрение, 50 грамм под куст, увеличение урожайности до 25% с каждого куста. Сажаем 1250 кустов, получим 80 мешков картошки без навоза или 120 мешков с навозом.
По МСФО.
Ведро навоза — ценный продукт. Надо признать, что данное ведро было завещано Сальвадором Дали правительству России для увековечивания его роли в современном искусстве. Экспертиза, проведенная специалистами Московского зоопарка, выявила 80% совпадение выделенного генома с геномом высших обезьян и 85% совпадение с геномом родственников художника. Для увеличения рыночной стоимости актива предлагается один литр отдать для выращивания эксклюзивного сорта картофеля "Дерьмо Дали", а 9 литров отдать художнику Бэнкси для создания стрит-арта на всех голых стенах нашего ВУЗа с последующим демонтажом штукатурки и продажи артобъектов на мировых художественных аукционах под маркой "Наука управления хозяйством в изображении Бэнкси из дерьма Дали".
Если же 10 миллионов долларов, которые пошли на экспертизу дерьма художника, не обнаружат его ДНК, надо вырастить на нем отличную культуру, типа табака, в нашей корпоративной оранжерее в центре Манхеттена, снятой на грант Всемирного банка в помощь голодающим Африки.
Несколько слов в конце лекции.
Мой дорогой непрофессиональный инвестор! Наступает время, когда легче сидеть в любом материальном активе. Не так важно, РСБУ или МСФО отчетность вам представлена, как важно то, что вас уже обманул брокер, биржа и государство со всеми псевдоинвестициями. Будьте бдительны, а рассказ — шутливое изложение правил экономики Европы, и не более того.
Все обратили внимание,что в магазинах,около месяца уже,продаются елочки шарики и просто подарочки?Само собой закусочки,закуски и жратва.То же и с выпивкой.Скоро будет праздник.Только какой?Никто и не знает.Но заработать на продаже всякой дряни надо.Навязать подарки всяким окружающим тебя дармоедам,в виде сотрудников и начальничков.Просто уставшим животным надо дать отдых,а то надои и сдача шерсти упадут.Так что пусть побухают,даже не в теплых странах,хотя разницы нет,все равно возвращаться придется в свою отару,а там уже ждут пастухи и мясники.Весь этот мировой,потогонный завод,будет лежать пьяный и с разбитой мордой.Будут потрачены сбережения,для того"чтобы как у всех".Больше нет ни одного такого скотского праздника.Может хватит?
1
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Часть II
Cветлой памяти С.В.И.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча — в отражении факел.
Осень
— Сонюшко, милая, здравствуй!
— Здравствуй, муж мой!
— Извини, что долго не писал, — первая неделя была просто сумасшедшая.
— Не извиняйся, родной. Чем ты был занят?
— Два дня меня расспрашивала мама. Начала издалека-далёка.
— Ты прилетел издалека. В самолёте не тошнило?… нога не болела?
— Всё было чудесно. Четыре часа проспал как младенец.
— Бахрам развёз нас по домам… Сначала ребята просили составить им компанию, — за твой отъезд. Но я отказалась, решила побыть одной. Сидела, и смотрела на часы. Считала каждую минуточку, которая приближает тебя к дому.
— Меня встретили Виталик и мама. Он отвёз нас домой, и мы до полудня с ними проговорили.
— Тоша, так нельзя! Во сколько вы приехали?
— В три часа ночи мы уже сели пить чай из пиалушек, которые ты подарила. Мама немножко поплакала. Виталик порывался лететь в Ташкент, чтобы познакомиться с Амиром и Робертом.
— Я думала, что только азиаты ненормальные. Оказывается северяне такие же.
— Мы разные. И одинаковые тоже. Я понял это в мой последний приезд. Когда познакомился с Бахой (обними от меня всю семью), с Керимом–акой. Когда встретил тебя.
— Встретил и сбежал, как подлый трус. Прости, я так пошутила для поднятия тонуса.
— Я понимаю тебя. Иногда для тонуса я такие вытворяю вещи — сам диву даюсь!
— Надеюсь, ничего плохого?
— При случае как-нибудь напишу. Посмеёшься надо мной.
— Представляю, как ты развлекаешься.
— Сонюшко, это не развлечения! Ты изменила всю мою жизнь.
— Что в мужчине можно изменить!
— Очень много. Ты помогла мне увидеть самого себя.
— Разве я зеркало?
— Самое прекрасное зеркало в мире!
— Когда я впервые посмотрела в твои глаза, — я увидела в них своё отражение. И сердце подступило к самой гортани, лишив меня дара речи.
— Жаль, что не сразу это понял… Прости дорогая, мне пора. Выберу время — напишу ещё.
— Спасибо, родной. Пусть твои письма будут короткими, как школьные записки. Но самый любимый звук для меня теперь — это стук почтальона в дверь. Знаешь, мне письма приносят прямо в квартиру. Целую. Твоя Соня.
— Здравствуй, муж мой!
— Доброе утро, солнышко!
— Вчера у меня был праздник.
— Мне повезло меньше, — будни не располагают к веселью. А что ты праздновала?
— Приезжала Лейла с дочкой. Муж привёз не только их, но и мою маму.
— Как это возможно!
— Прости, Тошик, я не успела тебе сказать. Наши мамы были знакомы много лет. Они жили по соседству, в Андижане. А с Лейлой мы учились в одной школе.
— Вот откуда ты хорошо знаешь сестричек!
— А ещё приезжали Керим–ака и Герда. Мы смеялись и веселились до упаду.
— Как себя чувствует маленькая Любанька?
— Ты помнишь, как её зовут? Какой ты у меня внимательный! Люба такая хохотушка!
— Чем вы ещё занимались?
— Мама и Лейла расспрашивали про тебя, перебивая друг друга. А ведь они совсем тебя не знают. Только Керим–ака тихо посмеивался в усы. Наверно он знает что-то такое, чего не знаю я.
— Может быть и так. А какая она, Лейла?
— А какой он, Антон, — спросила меня Лейла. Что вас связывает?
— Конечно ничего! Но если ты так их любишь, — почему бы не посмотреть на них твоими глазами!
— Лейла красивая.
— И это всё, что ты можешь про неё сказать!
— Разве мужчин интересует что-то ещё?
— Не обижай мужчин. Некоторые находят своих женщин за четыре тысячи километров от своего дома.
— Прости, родной. Я не имела в виду тебя.
— Конечно, прощаю! Иначе кто меня тогда простит.
— Она действительно красивая. Но не такой красотой как у Герды. В ней есть что-то особенное. Может потому, что она мама. А может то, что в вас есть что-то неуловимо общее. Иногда мне кажется, что поэтому я тебя и выбрала. И когда я смотрю на неё, то вспоминаю тебя. Как будто ты близко–близко, рядом, на расстоянии вытянутой руки.
— Хорошо, что у тебя есть такая подруга. Буду рад познакомиться с ней и её семьёй.
— Бобик напечатал фотографии, которые вы делали. И теперь вся квартира украшена твоими глазами. Поначалу всем казалось, что я схожу с ума. Откуда же им знать, что я уже сошла. Мой ум — теперь это твой ум, любимый мой.
— Моё сердце — теперь твоё сердце, любовь моя. Твой Тошик (мама улыбается, — так меня никто ещё не называл)
— Здравствуй, ласточка моя черноглазая!
— Здравствуй, сокол мой ненаглядный. Я не глупо сказала?
— Даже если глупо, — я этого не заметил.
— Невнимательный какой… Что ты кушаешь, дорогой?
— Научил маму готовить плов. Правда она баранину не ест. Но это не беда.
— Тебе нравится, как она готовит?
— Нравится. Но плов лучше тебя никто готовить не умеет.
— Герда учится в институте. Ой, прости, я ведь не писала, что она студентка. Уже второкурсница.
— А где она живёт?
— У дальних родственников.
— Это хорошо. Что ещё нового?
— Амир зачастил в Ташкент. Зная твоего друга, могу подумать только одно, — он решил наконец-то остепениться и найти своё семейное счастье.
— Это было бы здорово! Хотя трудно представить его мужем, а тем более отцом.
— Мне тоже трудно, и немного весело. Он стал таким неуклюжим, — то отвечает невпопад, то глупо улыбается.
— Тогда он точно влюбился.
— Я тоже так подумала. Сейчас у меня появилась задача, — хочу посмотреть на его подругу.
— Спроси у Бахрама или у Роберта.
— Бахрам на вопросы не отвечает, а хитрый кореец говорит, — мол, помолись, и всё пройдёт. И это называются друзья!
— Придётся потерпеть до поры до времени. Не сможет же он скрывать свою любушку до самой свадьбы!
— Приезжал Керим–ака. Привёз тебе в подарок Коран. Сказал, что в Ленинграде такой не купишь, а тебе может пригодиться. Я не стала возражать, зная твоё отношение к религии и вере. На следующей неделе я вышлю его бандеролью.
— Спасибо. Конечно, нельзя в одночасье стать верующим человеком. Особенно если тридцать один год прожил вне церкви, какой бы она ни была. Я обязательно почитаю.
— Я тоже приготовила кое-что для тебя. Но пересылать пока не хочу. Лучше отдам при нашей встрече. Или подарю в день свадьбы.
— Я не стал любопытствовать, но попросил об этом маму. Ещё она спрашивает, — есть ли у вас или в Ташкенте возможность приобрести православную литературу. В Ленинграде это серьёзная проблема. Я не вдавался в подробности. Вопрос пока стоит только так.
— Ну вот, не успела поделиться, как уже придётся раскрыть семейную тайну. Тошик, я купила Новый Завет и учебник по церковно–славянскому языку. Помня твою любовь к литературе и интерес к языкам, думаю, что ты сможешь правильно меня понять.
— Радость моя, от тебя принять смогу всё, что угодно! А такой подарок тем более. Пожалуйста, вышли книги при удобном случае.
— С радостью это сделаю.
— Мама отбирает у меня авторучку. Хочет передать тебе привет и материнское благословение.
— Тошенька, обними её и поцелуй от меня. И тебя обнимаю, мой свет, и целую. Твоя Соня.
— Тошенька, родненький, прости, что долго не отвечала на твои письма. Надеюсь, ты не очень волновался. Я просто не могла.
— Что случилось, Сонюшко?
— У нас горе. Умерла женщина, которая приходила помогать Амиру в доме. Она была очень старенькая. Однажды заснула и не проснулась.
— Жаль, очень жаль. Я хорошо её помню.
— К тому же она оказалась совсем–совсем одинокой. Ни детей, ни родственников. Амир организовал похороны по мусульманскому обычаю. К моему удивлению на кладбище было много народа.
— Плохо, когда проводить в последний путь не находится никого из родных. Но ей, надеюсь, было уже всё равно.
— В свободное время я помогаю одиноким старикам. Меня очень хорошо привечают. Оказывается, — тебя знают здесь и вспоминают добрым словом. Когда ты успел так прославиться?
— Для меня это такая же загадка, как и для тебя.
— А ещё говорят, что Керим–ака твой друг. Вот это вообще выше моего разумения! Ты был в его доме всего несколько часов. Да и то в полусонном состоянии.
— Спроси у него сама. Возможно, он чего-то не договаривает.
— Тошенька, я могу тебе похвастаться?
— Ну как я запрещу моей малышке эту слабость! Конечно, солнышко!
— До твоего приезда мне не давали прохода разные прохвосты. А сейчас они обходят меня стороной, завидев только лишь издалека. И женщины кланяются при встрече. Некоторые стараются сделать это первыми. Иногда становится стыдно, особенно если это пожилая женщина.
— Радость моя, любовь и уважение не имеют возраста.
— Ты плохо знаешь азиатские обычаи, Тоша.
— Ты права, тут мне возразить нечем. Но между нами восемь лет разницы. Разве ты её ощущаешь?
— Тошик, о чём ты! Ты для меня самый молодой, самый красивый, самый умный, самый талантливый!
— Как прекрасно быть самым-самым! И всё благодаря тебе, любовь моя. Обнимаю и целую крепко-крепко. Твой Антон.
Продолжение следует...
Часть II
Cветлой памяти С.В.И.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча — в отражении факел.
Осень
— Сонюшко, милая, здравствуй!
— Здравствуй, муж мой!
— Извини, что долго не писал, — первая неделя была просто сумасшедшая.
— Не извиняйся, родной. Чем ты был занят?
— Два дня меня расспрашивала мама. Начала издалека-далёка.
— Ты прилетел издалека. В самолёте не тошнило?… нога не болела?
— Всё было чудесно. Четыре часа проспал как младенец.
— Бахрам развёз нас по домам… Сначала ребята просили составить им компанию, — за твой отъезд. Но я отказалась, решила побыть одной. Сидела, и смотрела на часы. Считала каждую минуточку, которая приближает тебя к дому.
— Меня встретили Виталик и мама. Он отвёз нас домой, и мы до полудня с ними проговорили.
— Тоша, так нельзя! Во сколько вы приехали?
— В три часа ночи мы уже сели пить чай из пиалушек, которые ты подарила. Мама немножко поплакала. Виталик порывался лететь в Ташкент, чтобы познакомиться с Амиром и Робертом.
— Я думала, что только азиаты ненормальные. Оказывается северяне такие же.
— Мы разные. И одинаковые тоже. Я понял это в мой последний приезд. Когда познакомился с Бахой (обними от меня всю семью), с Керимом–акой. Когда встретил тебя.
— Встретил и сбежал, как подлый трус. Прости, я так пошутила для поднятия тонуса.
— Я понимаю тебя. Иногда для тонуса я такие вытворяю вещи — сам диву даюсь!
— Надеюсь, ничего плохого?
— При случае как-нибудь напишу. Посмеёшься надо мной.
— Представляю, как ты развлекаешься.
— Сонюшко, это не развлечения! Ты изменила всю мою жизнь.
— Что в мужчине можно изменить!
— Очень много. Ты помогла мне увидеть самого себя.
— Разве я зеркало?
— Самое прекрасное зеркало в мире!
— Когда я впервые посмотрела в твои глаза, — я увидела в них своё отражение. И сердце подступило к самой гортани, лишив меня дара речи.
— Жаль, что не сразу это понял… Прости дорогая, мне пора. Выберу время — напишу ещё.
— Спасибо, родной. Пусть твои письма будут короткими, как школьные записки. Но самый любимый звук для меня теперь — это стук почтальона в дверь. Знаешь, мне письма приносят прямо в квартиру. Целую. Твоя Соня.
— Здравствуй, муж мой!
— Доброе утро, солнышко!
— Вчера у меня был праздник.
— Мне повезло меньше, — будни не располагают к веселью. А что ты праздновала?
— Приезжала Лейла с дочкой. Муж привёз не только их, но и мою маму.
— Как это возможно!
— Прости, Тошик, я не успела тебе сказать. Наши мамы были знакомы много лет. Они жили по соседству, в Андижане. А с Лейлой мы учились в одной школе.
— Вот откуда ты хорошо знаешь сестричек!
— А ещё приезжали Керим–ака и Герда. Мы смеялись и веселились до упаду.
— Как себя чувствует маленькая Любанька?
— Ты помнишь, как её зовут? Какой ты у меня внимательный! Люба такая хохотушка!
— Чем вы ещё занимались?
— Мама и Лейла расспрашивали про тебя, перебивая друг друга. А ведь они совсем тебя не знают. Только Керим–ака тихо посмеивался в усы. Наверно он знает что-то такое, чего не знаю я.
— Может быть и так. А какая она, Лейла?
— А какой он, Антон, — спросила меня Лейла. Что вас связывает?
— Конечно ничего! Но если ты так их любишь, — почему бы не посмотреть на них твоими глазами!
— Лейла красивая.
— И это всё, что ты можешь про неё сказать!
— Разве мужчин интересует что-то ещё?
— Не обижай мужчин. Некоторые находят своих женщин за четыре тысячи километров от своего дома.
— Прости, родной. Я не имела в виду тебя.
— Конечно, прощаю! Иначе кто меня тогда простит.
— Она действительно красивая. Но не такой красотой как у Герды. В ней есть что-то особенное. Может потому, что она мама. А может то, что в вас есть что-то неуловимо общее. Иногда мне кажется, что поэтому я тебя и выбрала. И когда я смотрю на неё, то вспоминаю тебя. Как будто ты близко–близко, рядом, на расстоянии вытянутой руки.
— Хорошо, что у тебя есть такая подруга. Буду рад познакомиться с ней и её семьёй.
— Бобик напечатал фотографии, которые вы делали. И теперь вся квартира украшена твоими глазами. Поначалу всем казалось, что я схожу с ума. Откуда же им знать, что я уже сошла. Мой ум — теперь это твой ум, любимый мой.
— Моё сердце — теперь твоё сердце, любовь моя. Твой Тошик (мама улыбается, — так меня никто ещё не называл)
— Здравствуй, ласточка моя черноглазая!
— Здравствуй, сокол мой ненаглядный. Я не глупо сказала?
— Даже если глупо, — я этого не заметил.
— Невнимательный какой… Что ты кушаешь, дорогой?
— Научил маму готовить плов. Правда она баранину не ест. Но это не беда.
— Тебе нравится, как она готовит?
— Нравится. Но плов лучше тебя никто готовить не умеет.
— Герда учится в институте. Ой, прости, я ведь не писала, что она студентка. Уже второкурсница.
— А где она живёт?
— У дальних родственников.
— Это хорошо. Что ещё нового?
— Амир зачастил в Ташкент. Зная твоего друга, могу подумать только одно, — он решил наконец-то остепениться и найти своё семейное счастье.
— Это было бы здорово! Хотя трудно представить его мужем, а тем более отцом.
— Мне тоже трудно, и немного весело. Он стал таким неуклюжим, — то отвечает невпопад, то глупо улыбается.
— Тогда он точно влюбился.
— Я тоже так подумала. Сейчас у меня появилась задача, — хочу посмотреть на его подругу.
— Спроси у Бахрама или у Роберта.
— Бахрам на вопросы не отвечает, а хитрый кореец говорит, — мол, помолись, и всё пройдёт. И это называются друзья!
— Придётся потерпеть до поры до времени. Не сможет же он скрывать свою любушку до самой свадьбы!
— Приезжал Керим–ака. Привёз тебе в подарок Коран. Сказал, что в Ленинграде такой не купишь, а тебе может пригодиться. Я не стала возражать, зная твоё отношение к религии и вере. На следующей неделе я вышлю его бандеролью.
— Спасибо. Конечно, нельзя в одночасье стать верующим человеком. Особенно если тридцать один год прожил вне церкви, какой бы она ни была. Я обязательно почитаю.
— Я тоже приготовила кое-что для тебя. Но пересылать пока не хочу. Лучше отдам при нашей встрече. Или подарю в день свадьбы.
— Я не стал любопытствовать, но попросил об этом маму. Ещё она спрашивает, — есть ли у вас или в Ташкенте возможность приобрести православную литературу. В Ленинграде это серьёзная проблема. Я не вдавался в подробности. Вопрос пока стоит только так.
— Ну вот, не успела поделиться, как уже придётся раскрыть семейную тайну. Тошик, я купила Новый Завет и учебник по церковно–славянскому языку. Помня твою любовь к литературе и интерес к языкам, думаю, что ты сможешь правильно меня понять.
— Радость моя, от тебя принять смогу всё, что угодно! А такой подарок тем более. Пожалуйста, вышли книги при удобном случае.
— С радостью это сделаю.
— Мама отбирает у меня авторучку. Хочет передать тебе привет и материнское благословение.
— Тошенька, обними её и поцелуй от меня. И тебя обнимаю, мой свет, и целую. Твоя Соня.
— Тошенька, родненький, прости, что долго не отвечала на твои письма. Надеюсь, ты не очень волновался. Я просто не могла.
— Что случилось, Сонюшко?
— У нас горе. Умерла женщина, которая приходила помогать Амиру в доме. Она была очень старенькая. Однажды заснула и не проснулась.
— Жаль, очень жаль. Я хорошо её помню.
— К тому же она оказалась совсем–совсем одинокой. Ни детей, ни родственников. Амир организовал похороны по мусульманскому обычаю. К моему удивлению на кладбище было много народа.
— Плохо, когда проводить в последний путь не находится никого из родных. Но ей, надеюсь, было уже всё равно.
— В свободное время я помогаю одиноким старикам. Меня очень хорошо привечают. Оказывается, — тебя знают здесь и вспоминают добрым словом. Когда ты успел так прославиться?
— Для меня это такая же загадка, как и для тебя.
— А ещё говорят, что Керим–ака твой друг. Вот это вообще выше моего разумения! Ты был в его доме всего несколько часов. Да и то в полусонном состоянии.
— Спроси у него сама. Возможно, он чего-то не договаривает.
— Тошенька, я могу тебе похвастаться?
— Ну как я запрещу моей малышке эту слабость! Конечно, солнышко!
— До твоего приезда мне не давали прохода разные прохвосты. А сейчас они обходят меня стороной, завидев только лишь издалека. И женщины кланяются при встрече. Некоторые стараются сделать это первыми. Иногда становится стыдно, особенно если это пожилая женщина.
— Радость моя, любовь и уважение не имеют возраста.
— Ты плохо знаешь азиатские обычаи, Тоша.
— Ты права, тут мне возразить нечем. Но между нами восемь лет разницы. Разве ты её ощущаешь?
— Тошик, о чём ты! Ты для меня самый молодой, самый красивый, самый умный, самый талантливый!
— Как прекрасно быть самым-самым! И всё благодаря тебе, любовь моя. Обнимаю и целую крепко-крепко. Твой Антон.
Продолжение следует...
Мел бел, аллергии пример.
Я еще застал то время, когда можно было невозбранно не помыть доску, не принести мел — и пара сорвана.
И была у нас очень маленькая и визгливая преподавательница ТФКП Марина. Отчество не помню.
Сам предмет - это рисование различного рода кривых и интегралов со всякими особенностями, причем на время, и, где-то даже красиво.
А у Марины был бзик: не начну пару без чистой доски, мокрой тряпки, вставшей по стойке "смирно" аудитории. Иначе — вопли слышны на улице.
И вот, финал. Консультация. Достает первый раз за семестр длинные французские перчатки из тонкой резины и говорит: "У меня на мел аллергия, завтра посмотрим, у кого из вас стойкая аллергия на мой предмет". Решает 5-6 задач на ряды Лорана, теорему Коши и все, на завтра не было ни одной положительной оценки.
Цените визгливых преподавателей, они, может быть, ради одной формулы на доске антигистаминное пьют и перчатки даже в весенний семестр таскают!
Я еще застал то время, когда можно было невозбранно не помыть доску, не принести мел — и пара сорвана.
И была у нас очень маленькая и визгливая преподавательница ТФКП Марина. Отчество не помню.
Сам предмет - это рисование различного рода кривых и интегралов со всякими особенностями, причем на время, и, где-то даже красиво.
А у Марины был бзик: не начну пару без чистой доски, мокрой тряпки, вставшей по стойке "смирно" аудитории. Иначе — вопли слышны на улице.
И вот, финал. Консультация. Достает первый раз за семестр длинные французские перчатки из тонкой резины и говорит: "У меня на мел аллергия, завтра посмотрим, у кого из вас стойкая аллергия на мой предмет". Решает 5-6 задач на ряды Лорана, теорему Коши и все, на завтра не было ни одной положительной оценки.
Цените визгливых преподавателей, они, может быть, ради одной формулы на доске антигистаминное пьют и перчатки даже в весенний семестр таскают!
Вместо предисловия
Нам известно, насколько ограничены мы в средствах оформления текстов. В Основных, например, даже хуже, чем в Гостевой. Отчасти это одна из причин, по которой я даже и не думал размещать что-то серьёзное на этом ресурсе. Но "что-то пошло не так".
В любом случае, постарайтесь меньше глумиться, это не только мой труд, который мне стоил крови, но и жизнь, которая которая кому-то стоила жизни.
Ну и классика, куда от неё — "не стреляйте в пианиста…"
Бестолковое время суток
Роман
Книга первая. Шуга
Алексу и Кэти, с благодарностью
Часть I
Всё в мире что-нибудь значит.
+38 в тени
— Баха, что за дрянь тут!
— Лапы убрал! Сейчас разгребу.
— Антон, это все вещи?
— Не на Луну собрался.
— Ладно, недостающее сообразим… Ну всё, садись, погнали.
— Как долетел?
— Хорошо. Почти.
— Что значит?…
— У нас пошёл снег, я лёгонько оделся. Околел как собака.
— Отогреешься.
— Отогрелся. Сорок есть?
— Будет больше.
— Хорошо-то как…
— Скучал по Ташкенту?
— Есть маленько.
— Почему один?
— Я, говорит, твоими азиями сыта по горло. Даже провожать не поехала.
— Как была дурой, — так и осталась… Извини.
— Всё в допуске. Привык… Куда едем?
— В Чирчик.
— Далеко?
— Минут сорок не спеша.
— Водоём есть?
— Ну, не водоём. Речка.
— Искупаться бы…
— Не горячись. Вода очень холодная. Купаться поедем на Бургулюк. У меня там дача.
— Баха это Бахрат?
— Бахрам… Баха, за Дамиром заедем?
— Он дома?
— Ты с ним работаешь, — тебе видней.
— Обойдётся. Вечером появится сам.
— Как скажешь… Дамира помнишь?
— Смутно.
— Вторая рота.
— Я говорю, — смутно.
— Он тебя помнит… Это что такое!
— Нитроглицерин.
— Давно?…
— Года три.
— Не надо было уходить.
— А сам?
— Что сам?
— Тоже ушёл.
— Тоха, мне сколько лет! Училище, плюс боевые. Всё, долг Родине отдал.
— А Дамир?
— Он в армию из-за меня пошёл. И на гражданку тоже.
— Долго за тобой ходить будет?
— Уже не ходит. В октябре дочка родилась.
— Ты женился?
— Так неплохо. Девок немеряно, только успевай.
— …Оторвут тебе голову, Амир.
— Пусть попробуют. А ты не встревай, лучше на дорогу смотри… Как у тебя с Настей?
— Хреново.
— Не развелись ещё?
— К этому идёт.
— Сколько сынам?
— Коле восемь, Петьке скоро шесть.
— Счастливый папаша.
— Не очень.
— Мамино воспитание?
— Недовоспитание.
— Понятно… Баха, притормози, куплю сигарет … Антон, куришь?
— Трубку.
— Ну ты силён! Может и мне трубочку прикупить…
— А есть где?
— Надо поискать. «Народные промыслы» знаешь?
— Кстати про «Народные промыслы». Я шурину обещал пчак привезти.
— Организуем… Одна минута…
— Хорошо устроился… Кондиционер…
— Не то что вы в своём Ленинграде.
— На Питер бочку не кати!
— Шучу я, шучу… Ну всё, добрались… Баха, во сколько ждать?
— Может, дадим человеку отдохнуть с дороги?
— Обойдётся. Я ещё на танцы потащу.
— Начинается… дурак старый.
— Ну ты-то у нас дурак молодой. С нами пойдёшь?
— Разводиться пока не собираюсь… Часа через четыре приедем с женой.
— Тогда не прощаемся.
— Хоп майли.
— Хоп…
— Выпить хочешь?
— Сухого. Или кефира.
— Пойдём на кухню, посидим на теневой… Сейчас фрукты сполосну.
— Амир, не надо из холодильника.
— Ты сказал, майор… Как добрался?
— Ты о чём?…
— Ладно, перейдём к делу.
— Твои друзья в курсе?
— Без них никуда. Ну, и брат, само собой. Дамир тебе понравится. Толковый мужик. Правда не разговаривали полгода. Ну, знаешь, — два взрослых татарина под одной крышей…
— Отец развести не мог?
— Батя умер в восьмидесятом.
— Я не знал… Соболезную.
— Ну, за встречу!… То есть за женщин.
— Правильно Бахрам сказал.
— Да что ты старого узбека слушаешь! Много понимает.
— Баха старый?…
— Ну… сороковник. А чего удивляешься? У него жена вообще как девочка выглядит, а уже трое сыновей!
— Здоров, нечего сказать.
— А то!… Ты бы видел, как любят друг друга… Аж завидки берут.
— Женись.
— Где такую найти… Кругом… а-а, не хочу об этом… Наливай.
— Так что там про танцы?
— Интересно стало? Баху не слушай. Что он может понимать! Только мы, татары, понимаем, ну и русские немного.
— Да брось ты, все мы разные.
— Про себя что ли? Да какой ты русский! Посмотри в зеркало.
— Сменим тему.
— А не хочу. Кстати, я тут слушок пустил, что ко мне из Ленинграда приезжает сослуживец. Старые фото показывал.
— С какой целью!
— Вдвоём гулять веселее.
— Нам будет до веселья?
— Было бы желание… Есть тут одна евреечка, Соня, у неё аж слюнки текли.
— Еврейки не было…
— Нормально. Губы раскатай посильней, — за еврея сойдёшь.
— Не сойду.
— Ладно, потом разберёмся.
— Когда выдвигаемся?
— Вечера прохладные, без куртки или свитера нечего и выползать. Май холодный был, дождливый. Зато урожаи будут хорошие… Числа пятнадцатого-двадцатого, наверно. Как ночью станет до тридцати — самое время.
— Видно судьба с твоей Соней знакомиться.
— Имей в виду, — девка с норовом, грубить нельзя.
— Амир…
— Это к слову… Интеллигенция питерская… Сейчас карты принесу.
— …Ничего себе… Откуда?
— При связях можно достать всё.
— Здорово… Ты посмотри, даже тропы!…
— Это ещё ничего. Тебе повезло, что мы с Бобом и Бахой по тем местам ходили. Но карта не помешает.
— Кто это Боб?
— Ким, кореец. Робертом зовут.
— …А это что такое?
— Не знаю. На армейских там вообще ничего не отмечено.
— Кажется, нам туда.
— Ох, опять приключений с тобой искать… Туда — значит туда… Как тебе вообще в голову такой бред мог прийти!
— Не знаю. Стукнуло что-то. Начинал с семейных фотографий. Потом… В год смерти бабушки мы с мамой часто бывали у неё дома. Она знала, что скоро умрёт. Ну, мама отсутствием любопытства не страдает. И пока я по двору носился да голубей гонял, они говорили и говорили. Бабушка… рассказывала про свою жизнь, про отца, про его отчима… Старым евреем его…
— Зачем замуж выходила!
— Дед погиб в финскую, а Исаак вернулся — боевой офицер, на груди бронежилет из орденов да медалей. Красив был, говорят.
— Исаак?
— Ну да.
— А твой отец?…
— Ефимович.
— Может Хаимович?
— Нет, он из обрусевших немцев.
— Понятно… Женихов недобор. Особенно для вдов.
— Правильно понимаешь… Подробности опущу, а схема такая… Отец родился в двадцать седьмом, значит, бабушке было девятнадцать. Так?
— Тебе видней.
— Так… Однажды она проговорилась, что Жорка, то есть мой отец, был у неё пятым ребёнком, — первые четверо — кто умер во младенчестве, кто родился мёртвым.
— Чего-то не срастается.
— Мама то же самое сказала. А потом они как-то и не вспоминали… В день рождения отца она умерла… Да, ещё! Про день рождения! Тут вообще непонятки. В паспорте у него стоит двадцать пятое октября. Ну, в метрики тогда часто ставили дату регистрации, особо не задумывались. Ладно, поехали дальше… Бабушка говорила, что родила Жорку в августе… Следишь?
— Наливаю.
— И говорила, что тогда цвела гречиха.
— А когда она цветёт?
— Не знаю, ни разу не видел. Но точно не в августе. Короче, — нехорошо так говорить об умерших предках, но бабка завралась. Точнее, — правду говорить не хотела, а запоминать свои выдумки уже не было сил… А дальше пошло–поехало. Фотоальбом, батины сослуживцы… Я даже доктора нашёл, который отправлял отца на инвалидность.
— А про Китай?
— Я уже сомневаюсь, что он там служил. Пошёл в армию перед самым окончанием Отечественной, на японском фронте не был. Потом остался на сверхсрочку… Матери так говорил. Однако хорошо знает… знал Среднюю Азию. В основном Тянь–Шань. Но и на Памире бывал. Это теперь могу сказать точно.
— Вот и ты по стопам отца.
— В позапрошлом году я восстановился в училище и во время абитуры познакомился с одним профессором. Показал свои работы, он заинтересовался и предложил работу. Нужно было сваять бюст одного партийного деятеля, безвременно, так сказать… Деньги хорошие, и я, не раздумывая, рванул на псковщину.
— Антон, подремать не желаешь?
— Нет, завалюсь часов в десять, чтоб новый режим установить быстрей.
— Да кто ж тебе, болезный, даст! Гости приедут.
— Досиживать будете без меня, лягу вовремя. И встану тоже. Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
— Ты ж в Него не веришь!
— А вдруг Он есть? Уж лучше верить на всякий случай.
— А как быть со службой? Сколько на твоих руках…
— Он меня простит. Потому что на руках есть, а совесть чистая.
— Ладно, человек с чистой совестью, что там во Пскове?
— В Порхове. Есть такой старинный город. Вода там, правда, препоганая, но привыкнуть можно… Познакомился с местным жителем, а он за мной ходит как привязанный. Я ему, — ты чего, мол! И рассказал он, как в тридцатом цыгане украли его младшего брата. Так я очень на него похож. Вот, собственно, и всё на эту тему.
— И отец твой продолжал мутить свою биографию дальше.
— Вот именно… Потом я вышел на полувоенную часть под названием «Экспедиция».
— Думаешь, — отыщем следы там?
— Надеюсь.
— Слабо верится. В Питере ведь ничего не смог узнать…
— Помнишь, я рассказывал про милиционера, который служил с отцом, и помог мне уйти в армию?
— Что-то припоминаю. Давно было.
— Они служили с пятьдесят первого до шестидесятого года, вместе ушли в милицию.
— Как это?… служили в армии? Ты говорил, что отец демобилизовался!…
— Ну подумай сам, — где они могли служить после дембеля до милиции!
— Страшновато вслух произносить.
— Вот так, брат… Ещё помню, отец часто ездил в командировки, и надолго. Даже в Ленинграде не всегда ночевал дома. Я вообще не понимаю, как они с матерью меня родить успели.
— На сегодня с меня хватит. Давай сходим на базар, надо мясо купить для плова, вина домашнего.
— У тебя холодильник забит!
— Это для утоления жажды. А там одна апашка такой наливает мускат! Пальчики оближешь. Собирайся. Заодно и Сонечку покажу. Говорю тебе, — не пожалеешь.
Продолжение следует...
Нам известно, насколько ограничены мы в средствах оформления текстов. В Основных, например, даже хуже, чем в Гостевой. Отчасти это одна из причин, по которой я даже и не думал размещать что-то серьёзное на этом ресурсе. Но "что-то пошло не так".
В любом случае, постарайтесь меньше глумиться, это не только мой труд, который мне стоил крови, но и жизнь, которая которая кому-то стоила жизни.
Ну и классика, куда от неё — "не стреляйте в пианиста…"
Бестолковое время суток
Роман
Книга первая. Шуга
Алексу и Кэти, с благодарностью
Часть I
Всё в мире что-нибудь значит.
+38 в тени
— Баха, что за дрянь тут!
— Лапы убрал! Сейчас разгребу.
— Антон, это все вещи?
— Не на Луну собрался.
— Ладно, недостающее сообразим… Ну всё, садись, погнали.
— Как долетел?
— Хорошо. Почти.
— Что значит?…
— У нас пошёл снег, я лёгонько оделся. Околел как собака.
— Отогреешься.
— Отогрелся. Сорок есть?
— Будет больше.
— Хорошо-то как…
— Скучал по Ташкенту?
— Есть маленько.
— Почему один?
— Я, говорит, твоими азиями сыта по горло. Даже провожать не поехала.
— Как была дурой, — так и осталась… Извини.
— Всё в допуске. Привык… Куда едем?
— В Чирчик.
— Далеко?
— Минут сорок не спеша.
— Водоём есть?
— Ну, не водоём. Речка.
— Искупаться бы…
— Не горячись. Вода очень холодная. Купаться поедем на Бургулюк. У меня там дача.
— Баха это Бахрат?
— Бахрам… Баха, за Дамиром заедем?
— Он дома?
— Ты с ним работаешь, — тебе видней.
— Обойдётся. Вечером появится сам.
— Как скажешь… Дамира помнишь?
— Смутно.
— Вторая рота.
— Я говорю, — смутно.
— Он тебя помнит… Это что такое!
— Нитроглицерин.
— Давно?…
— Года три.
— Не надо было уходить.
— А сам?
— Что сам?
— Тоже ушёл.
— Тоха, мне сколько лет! Училище, плюс боевые. Всё, долг Родине отдал.
— А Дамир?
— Он в армию из-за меня пошёл. И на гражданку тоже.
— Долго за тобой ходить будет?
— Уже не ходит. В октябре дочка родилась.
— Ты женился?
— Так неплохо. Девок немеряно, только успевай.
— …Оторвут тебе голову, Амир.
— Пусть попробуют. А ты не встревай, лучше на дорогу смотри… Как у тебя с Настей?
— Хреново.
— Не развелись ещё?
— К этому идёт.
— Сколько сынам?
— Коле восемь, Петьке скоро шесть.
— Счастливый папаша.
— Не очень.
— Мамино воспитание?
— Недовоспитание.
— Понятно… Баха, притормози, куплю сигарет … Антон, куришь?
— Трубку.
— Ну ты силён! Может и мне трубочку прикупить…
— А есть где?
— Надо поискать. «Народные промыслы» знаешь?
— Кстати про «Народные промыслы». Я шурину обещал пчак привезти.
— Организуем… Одна минута…
— Хорошо устроился… Кондиционер…
— Не то что вы в своём Ленинграде.
— На Питер бочку не кати!
— Шучу я, шучу… Ну всё, добрались… Баха, во сколько ждать?
— Может, дадим человеку отдохнуть с дороги?
— Обойдётся. Я ещё на танцы потащу.
— Начинается… дурак старый.
— Ну ты-то у нас дурак молодой. С нами пойдёшь?
— Разводиться пока не собираюсь… Часа через четыре приедем с женой.
— Тогда не прощаемся.
— Хоп майли.
— Хоп…
— Выпить хочешь?
— Сухого. Или кефира.
— Пойдём на кухню, посидим на теневой… Сейчас фрукты сполосну.
— Амир, не надо из холодильника.
— Ты сказал, майор… Как добрался?
— Ты о чём?…
— Ладно, перейдём к делу.
— Твои друзья в курсе?
— Без них никуда. Ну, и брат, само собой. Дамир тебе понравится. Толковый мужик. Правда не разговаривали полгода. Ну, знаешь, — два взрослых татарина под одной крышей…
— Отец развести не мог?
— Батя умер в восьмидесятом.
— Я не знал… Соболезную.
— Ну, за встречу!… То есть за женщин.
— Правильно Бахрам сказал.
— Да что ты старого узбека слушаешь! Много понимает.
— Баха старый?…
— Ну… сороковник. А чего удивляешься? У него жена вообще как девочка выглядит, а уже трое сыновей!
— Здоров, нечего сказать.
— А то!… Ты бы видел, как любят друг друга… Аж завидки берут.
— Женись.
— Где такую найти… Кругом… а-а, не хочу об этом… Наливай.
— Так что там про танцы?
— Интересно стало? Баху не слушай. Что он может понимать! Только мы, татары, понимаем, ну и русские немного.
— Да брось ты, все мы разные.
— Про себя что ли? Да какой ты русский! Посмотри в зеркало.
— Сменим тему.
— А не хочу. Кстати, я тут слушок пустил, что ко мне из Ленинграда приезжает сослуживец. Старые фото показывал.
— С какой целью!
— Вдвоём гулять веселее.
— Нам будет до веселья?
— Было бы желание… Есть тут одна евреечка, Соня, у неё аж слюнки текли.
— Еврейки не было…
— Нормально. Губы раскатай посильней, — за еврея сойдёшь.
— Не сойду.
— Ладно, потом разберёмся.
— Когда выдвигаемся?
— Вечера прохладные, без куртки или свитера нечего и выползать. Май холодный был, дождливый. Зато урожаи будут хорошие… Числа пятнадцатого-двадцатого, наверно. Как ночью станет до тридцати — самое время.
— Видно судьба с твоей Соней знакомиться.
— Имей в виду, — девка с норовом, грубить нельзя.
— Амир…
— Это к слову… Интеллигенция питерская… Сейчас карты принесу.
— …Ничего себе… Откуда?
— При связях можно достать всё.
— Здорово… Ты посмотри, даже тропы!…
— Это ещё ничего. Тебе повезло, что мы с Бобом и Бахой по тем местам ходили. Но карта не помешает.
— Кто это Боб?
— Ким, кореец. Робертом зовут.
— …А это что такое?
— Не знаю. На армейских там вообще ничего не отмечено.
— Кажется, нам туда.
— Ох, опять приключений с тобой искать… Туда — значит туда… Как тебе вообще в голову такой бред мог прийти!
— Не знаю. Стукнуло что-то. Начинал с семейных фотографий. Потом… В год смерти бабушки мы с мамой часто бывали у неё дома. Она знала, что скоро умрёт. Ну, мама отсутствием любопытства не страдает. И пока я по двору носился да голубей гонял, они говорили и говорили. Бабушка… рассказывала про свою жизнь, про отца, про его отчима… Старым евреем его…
— Зачем замуж выходила!
— Дед погиб в финскую, а Исаак вернулся — боевой офицер, на груди бронежилет из орденов да медалей. Красив был, говорят.
— Исаак?
— Ну да.
— А твой отец?…
— Ефимович.
— Может Хаимович?
— Нет, он из обрусевших немцев.
— Понятно… Женихов недобор. Особенно для вдов.
— Правильно понимаешь… Подробности опущу, а схема такая… Отец родился в двадцать седьмом, значит, бабушке было девятнадцать. Так?
— Тебе видней.
— Так… Однажды она проговорилась, что Жорка, то есть мой отец, был у неё пятым ребёнком, — первые четверо — кто умер во младенчестве, кто родился мёртвым.
— Чего-то не срастается.
— Мама то же самое сказала. А потом они как-то и не вспоминали… В день рождения отца она умерла… Да, ещё! Про день рождения! Тут вообще непонятки. В паспорте у него стоит двадцать пятое октября. Ну, в метрики тогда часто ставили дату регистрации, особо не задумывались. Ладно, поехали дальше… Бабушка говорила, что родила Жорку в августе… Следишь?
— Наливаю.
— И говорила, что тогда цвела гречиха.
— А когда она цветёт?
— Не знаю, ни разу не видел. Но точно не в августе. Короче, — нехорошо так говорить об умерших предках, но бабка завралась. Точнее, — правду говорить не хотела, а запоминать свои выдумки уже не было сил… А дальше пошло–поехало. Фотоальбом, батины сослуживцы… Я даже доктора нашёл, который отправлял отца на инвалидность.
— А про Китай?
— Я уже сомневаюсь, что он там служил. Пошёл в армию перед самым окончанием Отечественной, на японском фронте не был. Потом остался на сверхсрочку… Матери так говорил. Однако хорошо знает… знал Среднюю Азию. В основном Тянь–Шань. Но и на Памире бывал. Это теперь могу сказать точно.
— Вот и ты по стопам отца.
— В позапрошлом году я восстановился в училище и во время абитуры познакомился с одним профессором. Показал свои работы, он заинтересовался и предложил работу. Нужно было сваять бюст одного партийного деятеля, безвременно, так сказать… Деньги хорошие, и я, не раздумывая, рванул на псковщину.
— Антон, подремать не желаешь?
— Нет, завалюсь часов в десять, чтоб новый режим установить быстрей.
— Да кто ж тебе, болезный, даст! Гости приедут.
— Досиживать будете без меня, лягу вовремя. И встану тоже. Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
— Ты ж в Него не веришь!
— А вдруг Он есть? Уж лучше верить на всякий случай.
— А как быть со службой? Сколько на твоих руках…
— Он меня простит. Потому что на руках есть, а совесть чистая.
— Ладно, человек с чистой совестью, что там во Пскове?
— В Порхове. Есть такой старинный город. Вода там, правда, препоганая, но привыкнуть можно… Познакомился с местным жителем, а он за мной ходит как привязанный. Я ему, — ты чего, мол! И рассказал он, как в тридцатом цыгане украли его младшего брата. Так я очень на него похож. Вот, собственно, и всё на эту тему.
— И отец твой продолжал мутить свою биографию дальше.
— Вот именно… Потом я вышел на полувоенную часть под названием «Экспедиция».
— Думаешь, — отыщем следы там?
— Надеюсь.
— Слабо верится. В Питере ведь ничего не смог узнать…
— Помнишь, я рассказывал про милиционера, который служил с отцом, и помог мне уйти в армию?
— Что-то припоминаю. Давно было.
— Они служили с пятьдесят первого до шестидесятого года, вместе ушли в милицию.
— Как это?… служили в армии? Ты говорил, что отец демобилизовался!…
— Ну подумай сам, — где они могли служить после дембеля до милиции!
— Страшновато вслух произносить.
— Вот так, брат… Ещё помню, отец часто ездил в командировки, и надолго. Даже в Ленинграде не всегда ночевал дома. Я вообще не понимаю, как они с матерью меня родить успели.
— На сегодня с меня хватит. Давай сходим на базар, надо мясо купить для плова, вина домашнего.
— У тебя холодильник забит!
— Это для утоления жажды. А там одна апашка такой наливает мускат! Пальчики оближешь. Собирайся. Заодно и Сонечку покажу. Говорю тебе, — не пожалеешь.
Продолжение следует...
Матан - самый страшный предмет моего студенчества. Особенно задачи в трехтомнике Фихтенгольца. Пока в Киевском книжном магазине не купил книжку со всеми решениями. Наукова Думка издательство. "Спасибо" нашим украинским коллегам. Я успешно сдал матан, но ни хрена из него не знаю.
Учился я в колледже культуры на режиссёром отделении.
И вот как то однажды иду я по коридору а на кафедре кто то был переодеться в ротовой костюм жёлтого зайца и что-то в наклонку в низу что то искал ствоя ко мне спиной.
Ну я значит и решил приколоться.
И говорю: -зайка моя по вернись ко мне!
Втот момент меня шарахнуло молнией когда я увидел от удивления. Огромные удивленые глаза преподавателя (я то думал что там студент в косттюме) и я с ужасом в глазах тихонько закрываю дверь и говорю ой извините. Через пару минут я услышал дикий смех в коридоре когда я вышел то увидел что чут ли не по полу катается от смеха мой классный преподаватель когда узнала от того преподавателя что произошло.
Ну вот так меня и до четвёртого курса мой преподаватель называл меня в прикол ЗАЙКА МОЯ
И вот как то однажды иду я по коридору а на кафедре кто то был переодеться в ротовой костюм жёлтого зайца и что-то в наклонку в низу что то искал ствоя ко мне спиной.
Ну я значит и решил приколоться.
И говорю: -зайка моя по вернись ко мне!
Втот момент меня шарахнуло молнией когда я увидел от удивления. Огромные удивленые глаза преподавателя (я то думал что там студент в косттюме) и я с ужасом в глазах тихонько закрываю дверь и говорю ой извините. Через пару минут я услышал дикий смех в коридоре когда я вышел то увидел что чут ли не по полу катается от смеха мой классный преподаватель когда узнала от того преподавателя что произошло.
Ну вот так меня и до четвёртого курса мой преподаватель называл меня в прикол ЗАЙКА МОЯ
3
Будни учителя: кто-то из детей прочел "Соединенные ШтаНы Америки" и остальные дети обсуждали эти "соединенные штаны" до конца урока.
Лучше всего портретирует дно Гиляровский в автобиографии "Мои скитания". Быдлота без паспортов, без чувств, без тормозов, летом бурлаки - осенью бандитьё, мокрушники, воры, нищие, бомжи (сам-то Гиляровский, по его словам, почти попал в шайку - вопрос, если б попал, как бы убивал людей?), икра как жратва купца-промышленника и обокравших его промысел "правильных посонов", на вредном производстве работникам без паспорта просто платя рублем ниже, чем работникам с паспортом, главное развлечение в обществе - кровавые сенсации, от крушения поезда в яму с трупами, ушедшими в глину до пожара в фабричном общежитии, когда никто выбраться не смог.
Кагбэ нравы не меняются.
Кагбэ нравы не меняются.
Атансьён
Возможности формата, как известно, ограничены по самое благодарю, это факт. Поэтому...
В общем, кому надоела интрига "блять... дальше-то что будет...", легко и просто могут получить на почту весь роман в PDF-формате. Моя почта в профиле указана.
Вуа ля.
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Чаткальский хребет
— Самоё тяжёлое позади. Завтра со свежими силами за четыре–пять часов будем в долине. Оттуда до трассы меньше часа.
— Полтора.
— Что?
— Вымотались. Посмотри на Амбу.
— Антон, ты как?
— Жив. Но не очень.
— Думай о чём-нибудь хорошем.
— Только о ней и думаю…
— Отдохни, ребята управятся. Всё-таки опыта у них больше.
— Неудобно как-то.
— Не пори чушь, одна команда.
— Молчу.
— …Брат, подтягивайся к огоньку… Спирт наливать?
— Теперь можно… Ну что, отряд, за удачу!
— Не чокаемся.
— Боб, ты как? Пару часов отстоять сможешь?
— Тоже видел?
— Шатун какой-то безмозглый. Не хотелось бы убивать. Однако ужином тоже быть не с руки.
— Спи, командир. Через два часа сменишь.
— Всем стоять!… Командир, посмотри.
— …Что тут… та-ак… Какие же тупые… Так наследить.
— Вопрос, — если это они, то где наследили мы?
— Где угодно. Мы исходили из того, что нас не ждут.
— Но как!
— СБ сработала. Наверно периферийное патрулирование у них всё-таки есть. Но мы его не обнаружили. Расслабились.
— Значит, там кто-то похитрей нас.
— Ничего это не значит. Просто оказались более предусмотрительными, чем думали мы. Надо их обыграть.
— Мы даже не знаем, против кого играем.
— Знаем, знаем… Амба, подь сюда. След видишь?
— И не один.
— Что ты сказал?
— Посмотри дальше. Почти не прятались. Шли напролом.
— Есть соображения?
— Полно.
— Мы слушаем.
— Смотри сюда… Пройти вдоль сая не можем по определению. Либо забираться вверх и рисковать своими головами, либо переправы. Переправы все пересчитаны. Нас могут ждать на переправах, на подъёмах… Даже не так. На переправах ждут растяжки. На подъёмах стрелки. Замешкаемся на разминировании — становимся мишенью. Лезем вверх — тут мы вообще беспомощны как щенки. Мой вариант — тысячу назад и далее по хребту.
— Опять…
— Дамир, у тебя дочка. Не забыл?
— …Амба, а почему нас тёпленькими не взяли, как думаешь?
— Думаю, что команда из внешней службы.
— Тогда как оказались перед нами?
— Вот поэтому так и думаю. Скорей всего команда не одна. Ждут на возможных путях отхода. По два–три человека, оружие с оптикой, уверены в себе. Но не знают наших возможностей.
— А какие возможности при таком раскладе!
— Повторяю, — хребет. Другого выхода не вижу… Командир, кто из вас проходил Чаткал?
— Только я, лет двадцать назад. Ты хоть понимаешь?…
— Самое главное, что ты понимаешь. Что не зря сюда пришли. И ещё… Я с тобой согласен, — мы вернёмся. Это надо остановить.
— Пятнадцать минут!
— Покурим?
— А стоит? Посмотри наверх.
— Пожалуй ты прав. Покурю перед сном.
— Вместе покурим.
— Эх, жаль, не знаем, где сидят. Послать бы гостинцев сверху. Даже испугаться бы не успели.
— Гусей дразнить… Не исключено, что это перестраховка. Там наследили, так хоть уйдём по-джентльменски.
— Представляю их рожи.
— В следующий раз умнее будем.
— Прийти-то придём. А дальше? Один хрен отходы перекроют. Это ещё винтокрылых не было.
— Есть идея. Вернёмся домой, — расскажу. Проще пареной репы.
— Вот что значит Амба! Поверю на слово.
— Не пожалеешь… Давай спать.
— Холод собачий.
— Первый раз в жизни на такой высоте спать придётся.
— Амба, харчи на исходе. Воды по поллитра.
— Командир, вечером будем в посёлке, не пропадём.
— Ладно, спи.
— Братик, я так волновались.
— Что ты, сестрёнка! У меня всё хорошо.
— Тебя искали плохие люди. Меня спрашивали.
— А при чём здесь ты!
— Мама просила о тебе позаботиться.
— У тебя хорошая мама, добрая.
— Мы её очень любим.
— Кто это мы?
— Мы это мы… Ты дойдёшь, Тошенька, только не заблудись в своём лесу. Я буду по тебе скучать.
— Лейла… Лейла!… Лейла-а…
— Сколько до долины?
— В таком темпе не больше часа. Переправа, и минут сорок до посёлка.
— Амба, ты гений.
— …Не перехвалите. Ему ещё от Соньки нагоняй получать.
— За что?
— За то, что заставил волноваться.
— Осторожно… Амба, держись!… Дамир…
— Сейчас кину… Антон, лови.
— Всё нормально, закрепился… Блин, как же я так…
— Сейчас второй конец дам, всё под контролем.
— …Баха, ты чего?…
— Антон, берегись!
— Да что ж вы!… Ну, всё, дождались гостинца от Чаткала…
— Амба, ты как?
— Хреново Амбе. Нога…
— Что с ногой?
— Похоже на перелом.
— Я спускаюсь…
— Лучше Дамир, он легче и пожилистей тебя.
— Ты ещё дразниться вздумал?
— Делай, что говорю, полковник. Вспомни, как тебе в семьдесят пятом руку разбило.
— Дамир, давай вниз, на тебя надежда.
— …Амир, бросай третий конец, станок вытащишь.
— Держи, Антон.
— Спасибо… Сейчас перехвачу альпеншток… Порядок… Страховка… Амир, я готов к транспорту.
— Так, мужики, напряглись… И потихонечку рыбку вынимаем дорогую.
— Про Дамира не забудьте.
— Брат, ты как?
— Тяните.
— …Так, что тут у нас?
— У вас проблема. Проблему зовут Амба.
— Заткнись. Силком сюда никого не тащили… Сейчас будет больно.
— …О, ё-о!…
— Всё ясно. Мужики, нужен материал для шины. Смещения нет, — уже хорошо.
— И что вы будете со мной делать?
— Антон, амба только правой ноге. Дотащим до посёлка как миленького.
— А потом?
— Завтра утром Баха приедет за тобой на машине.
— Давайте, доктора, шинуйте мою ногу.
— Сделаем как новенькую… Мне амба…
— А у тебя что случилось!
— Сонька сожрёт… живьём… без соли.
— Умора!…
— Чего ржёшь, сволочь! Я же не при делах!
— Расскажи ей.
— Антон, ну ты ведь подтвердишь, что я не виноват, а?
— Степень подтверждения будет прямо пропорциональна степени моего вознаграждения.
— Вымогатель… Ладно, не обижу.
— Спасибо, брат.
— Да какой ты брат! Я правоверный, ты нехристь.
— Вот возьму, да покрещусь.
— Покрестишься — тогда и говорить будем… Брат… Скажет тоже.
— Бабушка, в посёлке есть какой-нибудь целитель?
— В конце улицы… Что с ним?
— Нога сломана.
— Идите, идите, он поможет… Да не туда, в другую сторону. Керим–ака зовут.
— Спасибо, бабушка.
— …Последние сто метров… Как ты достал, Амба, со своей ластой…
— Терпи, брат, терпи.
— Ещё раз братом назовёшь, — брошу посреди дороги.
— А я Соне пожалуюсь.
— Вот сволочь питерская.
— А ты сволочь татарская.
— Свалился на мою голову.
— Свалился на мою ногу.
— Заткнись.
— Сам… Ну, вот и пришли.
— Кто пришёл, а кто приехал…
— Хозяин, есть кто дома?
— Чем помочь, путники дорогие?
— Наш товарищ сломал ногу. Вы могли бы приютить его до утра? Мы приедем на машине и заберём… Керим–ака, мы отблагодарим.
— Несите во двор… Осторожно… снимите обувь… Доченька, принеси воду!
— Мы сами…
— Сейчас напою вас чаем.
— Нам срочно нужно в Ангрен, на ташкентский автобус.
— Ничего страшного, успеете… На шоссе найдёте попутную машину, домчит вас до Ангрена быстрей ветра.
— Отец, где можно совершить омовение? Мы вторые сутки источников не видели. А на переправе останавливаться не стали из-за Амбы… Антона.
— Значит, его зовут Антон… Герда, доченька, познакомься с гостем. Антон… Судя по опухоли, докторов среди вас нет.
— Какие мы доктора… Камень сорвался, перебило кость.
— Если осколков нет, — через две недели сможет прилично ходить. А через месяц и танцевать.
— …Танцев мне не хватает, ну просто капец как не хватает.
— …Амба, с тобой не разговаривают.
— Да уж, пользуетесь моей беспомощностью.
— Керим–ака, у вашей дочки редкое имя для узбечки.
— Внученька она мне. Узбечка наполовину, — мама была русская.
— Была?
— Погибла в горах, — попала в оползень. Тринадцать лет уже прошло.
— Жаль… Такая девушка, без мамы…
— Пережили уж, старшая сестра замуж вышла за хорошего человека. Иногда в гости приезжает. Может, вы знаете? Она в Андижане живёт.
— Мы из Чирчика. Антон из Ленинграда.
— То-то смотрю, — на местного не похож.
— Отец, помогите, хороший человек, клянусь Аллахом!
— Не клянись. Я вижу… Пусть хороший человек поспит, а мы с вами к дастархану … Доченька, налей дорогим гостям чая.
— Ну что же ты, братец, зачем сестрёнку заставил плакать!…
— Лейла, я не виноват, никто не виноват. Чаткал рассердился.
— Антошенька, теперь всё будет хорошо, можешь спать спокойно.
— Спасибо, сестричка… Ты уже уходишь?
— Мне пора, братец.
— Мы ещё увидимся?
— Возможно.
— Куда ты торопишься!
— Мне замуж пора.
— Разве маленькие девочки выходят замуж?
— Ты за меня не волнуйся, меня ждёт муж и маленькая дочка. Прощай.
— Так ты Антон, значит…
— Антон… Маркус.
— Я знаю. Ты сын Георгия и Таисии. Твоя мама умерла двадцать четыре года назад. А Георгий?… почему не приехал сам?
— Отец умер, когда мне было пятнадцать лет.
— Плохо… плохо… Хуже, чем я думал… Что ж, тебе нести этот крест.
— Керим–ака, последние дни только и слышу, какой я нехристь. Теперь Вы загадками про крест заговорили.
— У каждого свой крест. У мусульман тоже. Ваш Бог, наш пророк Иса умер на Кресте в страшных муках на горе Голгофе.
— Давайте прекратим этот разговор. Мне он совершенно не нравится.
— Ты сказал, майор.
— Откуда Вы знаете!
— Аллах велик! Нужно лишь иногда прислушиваться к тому, что Он говорит людям. Сейчас Он только что сказал, что Антону по прозванию Амба нужен хороший крепкий сон. Отдыхай. Завтра за тобой приедет твоя судьба.
Продолжение следует
Возможности формата, как известно, ограничены по самое благодарю, это факт. Поэтому...
В общем, кому надоела интрига "блять... дальше-то что будет...", легко и просто могут получить на почту весь роман в PDF-формате. Моя почта в профиле указана.
Вуа ля.
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Чаткальский хребет
— Самоё тяжёлое позади. Завтра со свежими силами за четыре–пять часов будем в долине. Оттуда до трассы меньше часа.
— Полтора.
— Что?
— Вымотались. Посмотри на Амбу.
— Антон, ты как?
— Жив. Но не очень.
— Думай о чём-нибудь хорошем.
— Только о ней и думаю…
— Отдохни, ребята управятся. Всё-таки опыта у них больше.
— Неудобно как-то.
— Не пори чушь, одна команда.
— Молчу.
— …Брат, подтягивайся к огоньку… Спирт наливать?
— Теперь можно… Ну что, отряд, за удачу!
— Не чокаемся.
— Боб, ты как? Пару часов отстоять сможешь?
— Тоже видел?
— Шатун какой-то безмозглый. Не хотелось бы убивать. Однако ужином тоже быть не с руки.
— Спи, командир. Через два часа сменишь.
— Всем стоять!… Командир, посмотри.
— …Что тут… та-ак… Какие же тупые… Так наследить.
— Вопрос, — если это они, то где наследили мы?
— Где угодно. Мы исходили из того, что нас не ждут.
— Но как!
— СБ сработала. Наверно периферийное патрулирование у них всё-таки есть. Но мы его не обнаружили. Расслабились.
— Значит, там кто-то похитрей нас.
— Ничего это не значит. Просто оказались более предусмотрительными, чем думали мы. Надо их обыграть.
— Мы даже не знаем, против кого играем.
— Знаем, знаем… Амба, подь сюда. След видишь?
— И не один.
— Что ты сказал?
— Посмотри дальше. Почти не прятались. Шли напролом.
— Есть соображения?
— Полно.
— Мы слушаем.
— Смотри сюда… Пройти вдоль сая не можем по определению. Либо забираться вверх и рисковать своими головами, либо переправы. Переправы все пересчитаны. Нас могут ждать на переправах, на подъёмах… Даже не так. На переправах ждут растяжки. На подъёмах стрелки. Замешкаемся на разминировании — становимся мишенью. Лезем вверх — тут мы вообще беспомощны как щенки. Мой вариант — тысячу назад и далее по хребту.
— Опять…
— Дамир, у тебя дочка. Не забыл?
— …Амба, а почему нас тёпленькими не взяли, как думаешь?
— Думаю, что команда из внешней службы.
— Тогда как оказались перед нами?
— Вот поэтому так и думаю. Скорей всего команда не одна. Ждут на возможных путях отхода. По два–три человека, оружие с оптикой, уверены в себе. Но не знают наших возможностей.
— А какие возможности при таком раскладе!
— Повторяю, — хребет. Другого выхода не вижу… Командир, кто из вас проходил Чаткал?
— Только я, лет двадцать назад. Ты хоть понимаешь?…
— Самое главное, что ты понимаешь. Что не зря сюда пришли. И ещё… Я с тобой согласен, — мы вернёмся. Это надо остановить.
— Пятнадцать минут!
— Покурим?
— А стоит? Посмотри наверх.
— Пожалуй ты прав. Покурю перед сном.
— Вместе покурим.
— Эх, жаль, не знаем, где сидят. Послать бы гостинцев сверху. Даже испугаться бы не успели.
— Гусей дразнить… Не исключено, что это перестраховка. Там наследили, так хоть уйдём по-джентльменски.
— Представляю их рожи.
— В следующий раз умнее будем.
— Прийти-то придём. А дальше? Один хрен отходы перекроют. Это ещё винтокрылых не было.
— Есть идея. Вернёмся домой, — расскажу. Проще пареной репы.
— Вот что значит Амба! Поверю на слово.
— Не пожалеешь… Давай спать.
— Холод собачий.
— Первый раз в жизни на такой высоте спать придётся.
— Амба, харчи на исходе. Воды по поллитра.
— Командир, вечером будем в посёлке, не пропадём.
— Ладно, спи.
— Братик, я так волновались.
— Что ты, сестрёнка! У меня всё хорошо.
— Тебя искали плохие люди. Меня спрашивали.
— А при чём здесь ты!
— Мама просила о тебе позаботиться.
— У тебя хорошая мама, добрая.
— Мы её очень любим.
— Кто это мы?
— Мы это мы… Ты дойдёшь, Тошенька, только не заблудись в своём лесу. Я буду по тебе скучать.
— Лейла… Лейла!… Лейла-а…
— Сколько до долины?
— В таком темпе не больше часа. Переправа, и минут сорок до посёлка.
— Амба, ты гений.
— …Не перехвалите. Ему ещё от Соньки нагоняй получать.
— За что?
— За то, что заставил волноваться.
— Осторожно… Амба, держись!… Дамир…
— Сейчас кину… Антон, лови.
— Всё нормально, закрепился… Блин, как же я так…
— Сейчас второй конец дам, всё под контролем.
— …Баха, ты чего?…
— Антон, берегись!
— Да что ж вы!… Ну, всё, дождались гостинца от Чаткала…
— Амба, ты как?
— Хреново Амбе. Нога…
— Что с ногой?
— Похоже на перелом.
— Я спускаюсь…
— Лучше Дамир, он легче и пожилистей тебя.
— Ты ещё дразниться вздумал?
— Делай, что говорю, полковник. Вспомни, как тебе в семьдесят пятом руку разбило.
— Дамир, давай вниз, на тебя надежда.
— …Амир, бросай третий конец, станок вытащишь.
— Держи, Антон.
— Спасибо… Сейчас перехвачу альпеншток… Порядок… Страховка… Амир, я готов к транспорту.
— Так, мужики, напряглись… И потихонечку рыбку вынимаем дорогую.
— Про Дамира не забудьте.
— Брат, ты как?
— Тяните.
— …Так, что тут у нас?
— У вас проблема. Проблему зовут Амба.
— Заткнись. Силком сюда никого не тащили… Сейчас будет больно.
— …О, ё-о!…
— Всё ясно. Мужики, нужен материал для шины. Смещения нет, — уже хорошо.
— И что вы будете со мной делать?
— Антон, амба только правой ноге. Дотащим до посёлка как миленького.
— А потом?
— Завтра утром Баха приедет за тобой на машине.
— Давайте, доктора, шинуйте мою ногу.
— Сделаем как новенькую… Мне амба…
— А у тебя что случилось!
— Сонька сожрёт… живьём… без соли.
— Умора!…
— Чего ржёшь, сволочь! Я же не при делах!
— Расскажи ей.
— Антон, ну ты ведь подтвердишь, что я не виноват, а?
— Степень подтверждения будет прямо пропорциональна степени моего вознаграждения.
— Вымогатель… Ладно, не обижу.
— Спасибо, брат.
— Да какой ты брат! Я правоверный, ты нехристь.
— Вот возьму, да покрещусь.
— Покрестишься — тогда и говорить будем… Брат… Скажет тоже.
— Бабушка, в посёлке есть какой-нибудь целитель?
— В конце улицы… Что с ним?
— Нога сломана.
— Идите, идите, он поможет… Да не туда, в другую сторону. Керим–ака зовут.
— Спасибо, бабушка.
— …Последние сто метров… Как ты достал, Амба, со своей ластой…
— Терпи, брат, терпи.
— Ещё раз братом назовёшь, — брошу посреди дороги.
— А я Соне пожалуюсь.
— Вот сволочь питерская.
— А ты сволочь татарская.
— Свалился на мою голову.
— Свалился на мою ногу.
— Заткнись.
— Сам… Ну, вот и пришли.
— Кто пришёл, а кто приехал…
— Хозяин, есть кто дома?
— Чем помочь, путники дорогие?
— Наш товарищ сломал ногу. Вы могли бы приютить его до утра? Мы приедем на машине и заберём… Керим–ака, мы отблагодарим.
— Несите во двор… Осторожно… снимите обувь… Доченька, принеси воду!
— Мы сами…
— Сейчас напою вас чаем.
— Нам срочно нужно в Ангрен, на ташкентский автобус.
— Ничего страшного, успеете… На шоссе найдёте попутную машину, домчит вас до Ангрена быстрей ветра.
— Отец, где можно совершить омовение? Мы вторые сутки источников не видели. А на переправе останавливаться не стали из-за Амбы… Антона.
— Значит, его зовут Антон… Герда, доченька, познакомься с гостем. Антон… Судя по опухоли, докторов среди вас нет.
— Какие мы доктора… Камень сорвался, перебило кость.
— Если осколков нет, — через две недели сможет прилично ходить. А через месяц и танцевать.
— …Танцев мне не хватает, ну просто капец как не хватает.
— …Амба, с тобой не разговаривают.
— Да уж, пользуетесь моей беспомощностью.
— Керим–ака, у вашей дочки редкое имя для узбечки.
— Внученька она мне. Узбечка наполовину, — мама была русская.
— Была?
— Погибла в горах, — попала в оползень. Тринадцать лет уже прошло.
— Жаль… Такая девушка, без мамы…
— Пережили уж, старшая сестра замуж вышла за хорошего человека. Иногда в гости приезжает. Может, вы знаете? Она в Андижане живёт.
— Мы из Чирчика. Антон из Ленинграда.
— То-то смотрю, — на местного не похож.
— Отец, помогите, хороший человек, клянусь Аллахом!
— Не клянись. Я вижу… Пусть хороший человек поспит, а мы с вами к дастархану … Доченька, налей дорогим гостям чая.
— Ну что же ты, братец, зачем сестрёнку заставил плакать!…
— Лейла, я не виноват, никто не виноват. Чаткал рассердился.
— Антошенька, теперь всё будет хорошо, можешь спать спокойно.
— Спасибо, сестричка… Ты уже уходишь?
— Мне пора, братец.
— Мы ещё увидимся?
— Возможно.
— Куда ты торопишься!
— Мне замуж пора.
— Разве маленькие девочки выходят замуж?
— Ты за меня не волнуйся, меня ждёт муж и маленькая дочка. Прощай.
— Так ты Антон, значит…
— Антон… Маркус.
— Я знаю. Ты сын Георгия и Таисии. Твоя мама умерла двадцать четыре года назад. А Георгий?… почему не приехал сам?
— Отец умер, когда мне было пятнадцать лет.
— Плохо… плохо… Хуже, чем я думал… Что ж, тебе нести этот крест.
— Керим–ака, последние дни только и слышу, какой я нехристь. Теперь Вы загадками про крест заговорили.
— У каждого свой крест. У мусульман тоже. Ваш Бог, наш пророк Иса умер на Кресте в страшных муках на горе Голгофе.
— Давайте прекратим этот разговор. Мне он совершенно не нравится.
— Ты сказал, майор.
— Откуда Вы знаете!
— Аллах велик! Нужно лишь иногда прислушиваться к тому, что Он говорит людям. Сейчас Он только что сказал, что Антону по прозванию Амба нужен хороший крепкий сон. Отдыхай. Завтра за тобой приедет твоя судьба.
Продолжение следует
Туристка из России залезла на верхушку пирамиды Майя, что категорически запрещено делать.
Когда она спустилась вниз, сотни туристов окружили её и дали хороших пиз--- ей.
Она потом объяснила их поведение одной фразой:
- я же не знала, что эти туристы были в прошлых жизнях коренным местным населением Майя.
Добавила:
- лучше исполнять местные законы, жоп-опа не будет болеть.
Когда она спустилась вниз, сотни туристов окружили её и дали хороших пиз--- ей.
Она потом объяснила их поведение одной фразой:
- я же не знала, что эти туристы были в прошлых жизнях коренным местным населением Майя.
Добавила:
- лучше исполнять местные законы, жоп-опа не будет болеть.
- Кис май эсс! Кисс май эсс! Кисс май эсс!- кричал белобрысый мальчик с челкой лет 13-ти, нарезая вокруг меня круги на самокате.
Отошел в сторону, встал как истукан рядом с клумбой, стою, обтекаю, и мне очень неприятно - теперь уже неприятно, а вначале было просто плохо. Надо просто переждать 10 минут, и тогда все пройдет, не будет так мерзко на душе.
- Кис май эсс! Кисс май эсс! Кисс май эсс! - доносится до меня противный ломающийся голос, но стараюсь сделать вид, что ничего не слышу, задумался о чем-то, сам уже не понимаю, о чем. Мне надо просто немного постоять за нашим домом, просто постоять возле помойки буквально 5-7 минут, и будет легче.
- Кис май эсс! Кисс май эсс! Кисс май эсс!- мальчик продолжает стоить гримасы и громко орать, будто плюёт мне в лицо. - Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Вокруг другие дети, они видят, как смелый мальчик орет на беспомощного седого толстяка возле мусорных баков, все злорадно улыбаются, все, кроме меня.
Стою и стараюсь не думать обо всем этом дерьме, чувствуя за спиной наглую ухмылочку белокурого мальчика с челкой из соседнего дома.
- Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Стою, обтекаю. Делаю вид, что это не мне, эти слова относятся не мне, но кого я обманываю?
Делаю вид, что не знаю, что обозначают эти слова - ха-ха, конечно, человек в кепке Skillers с плоским козырьком, весь обмотанный банданами, в кроссовках Air Nike, в серой кенгурухе и тишотке Fruit of the Loom будто бы не знает, что обозначает оскорбительная фраза "кис май эсс". Гм, не знает.
Сколько раз он это проорал? Раз двести? Нет, наверное, уже все триста раз, а вот теперь пятьсот раз.
- Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Никак не реагирую. Стою десять минут, а мальчик наворачивает вокруг меня на самокате и орет это именно мне. Как поступить, если тебя посылают на хуй? А если это подросток, который типа слабее тебя? Что обычно делают в таких случаях?
Медленно делаю шаг, словно идя по болоту и проверяя, устойчива ли трясина впереди меня, и обескровленной жижей перетекаю по переулку шаг за шагом, удаляясь по своим делам.
Сделал большую жирную отметку у себя в мыслительном блокнотике - мы еще поговорим на эту тему, малыш, но не сейчас.
Проходит день, другой, неделя, месяц, три месяца, иногда я встречаю этого мальчика во дворах и на районе. Вижу, что тоже он помнит этот случай, но виду не подаю. Он косится в мою сторону маслянистыми своими белесыми глазками из-под белобрысой острой челочки, то ли бравирует тем случаем моего унижения, то ли немного опасается, я никак не реагирую. Не надо его пугать, не надо, думаю я.
Восемь часов утра, я бегу за кефиром в «Пятерочку». Серая бейсболка, высокие кроссовки, кенгурушка и наушники, выхожу из-за угла и вдруг натыкаюсь на малыша!
Что на меня нашло, сам не знаю, шаг вправо, шаг влево, хватаю парня за плечо и зажимаю, как в клещах. Он очень юркий и сильный, выскальзывает из моих объятий, обвивается вокруг руки, но я целый год проработал на стройке, хватка у меня стальная.
-Я перевел твою фразу в гугл-переводчике, - рычу я мальчику прямо в лицо. -Помнишь, кис май эсс? Перевел! Никогда так больше не говори, никогда!
И тут у наглого и борзого 13-летнего мальчика неожиданно потекли слюни и хлынули слезы рекой: «Отпустите меня, дяденька, я больше не буду!» - завыл белобрысый 13-летний малыш на всю улицу.
Дяденька тут же отскочил от подлеца и пошел в «Пятерочку». Надо теперь купить бедному пострадавшему мальчугану огромную бутылку лимонада и пару мороженых, это его немного утешит.
Отошел в сторону, встал как истукан рядом с клумбой, стою, обтекаю, и мне очень неприятно - теперь уже неприятно, а вначале было просто плохо. Надо просто переждать 10 минут, и тогда все пройдет, не будет так мерзко на душе.
- Кис май эсс! Кисс май эсс! Кисс май эсс! - доносится до меня противный ломающийся голос, но стараюсь сделать вид, что ничего не слышу, задумался о чем-то, сам уже не понимаю, о чем. Мне надо просто немного постоять за нашим домом, просто постоять возле помойки буквально 5-7 минут, и будет легче.
- Кис май эсс! Кисс май эсс! Кисс май эсс!- мальчик продолжает стоить гримасы и громко орать, будто плюёт мне в лицо. - Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Вокруг другие дети, они видят, как смелый мальчик орет на беспомощного седого толстяка возле мусорных баков, все злорадно улыбаются, все, кроме меня.
Стою и стараюсь не думать обо всем этом дерьме, чувствуя за спиной наглую ухмылочку белокурого мальчика с челкой из соседнего дома.
- Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Стою, обтекаю. Делаю вид, что это не мне, эти слова относятся не мне, но кого я обманываю?
Делаю вид, что не знаю, что обозначают эти слова - ха-ха, конечно, человек в кепке Skillers с плоским козырьком, весь обмотанный банданами, в кроссовках Air Nike, в серой кенгурухе и тишотке Fruit of the Loom будто бы не знает, что обозначает оскорбительная фраза "кис май эсс". Гм, не знает.
Сколько раз он это проорал? Раз двести? Нет, наверное, уже все триста раз, а вот теперь пятьсот раз.
- Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс! Кис май эсс!
Никак не реагирую. Стою десять минут, а мальчик наворачивает вокруг меня на самокате и орет это именно мне. Как поступить, если тебя посылают на хуй? А если это подросток, который типа слабее тебя? Что обычно делают в таких случаях?
Медленно делаю шаг, словно идя по болоту и проверяя, устойчива ли трясина впереди меня, и обескровленной жижей перетекаю по переулку шаг за шагом, удаляясь по своим делам.
Сделал большую жирную отметку у себя в мыслительном блокнотике - мы еще поговорим на эту тему, малыш, но не сейчас.
Проходит день, другой, неделя, месяц, три месяца, иногда я встречаю этого мальчика во дворах и на районе. Вижу, что тоже он помнит этот случай, но виду не подаю. Он косится в мою сторону маслянистыми своими белесыми глазками из-под белобрысой острой челочки, то ли бравирует тем случаем моего унижения, то ли немного опасается, я никак не реагирую. Не надо его пугать, не надо, думаю я.
Восемь часов утра, я бегу за кефиром в «Пятерочку». Серая бейсболка, высокие кроссовки, кенгурушка и наушники, выхожу из-за угла и вдруг натыкаюсь на малыша!
Что на меня нашло, сам не знаю, шаг вправо, шаг влево, хватаю парня за плечо и зажимаю, как в клещах. Он очень юркий и сильный, выскальзывает из моих объятий, обвивается вокруг руки, но я целый год проработал на стройке, хватка у меня стальная.
-Я перевел твою фразу в гугл-переводчике, - рычу я мальчику прямо в лицо. -Помнишь, кис май эсс? Перевел! Никогда так больше не говори, никогда!
И тут у наглого и борзого 13-летнего мальчика неожиданно потекли слюни и хлынули слезы рекой: «Отпустите меня, дяденька, я больше не буду!» - завыл белобрысый 13-летний малыш на всю улицу.
Дяденька тут же отскочил от подлеца и пошел в «Пятерочку». Надо теперь купить бедному пострадавшему мальчугану огромную бутылку лимонада и пару мороженых, это его немного утешит.
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Мужские вопросы
— Эй, татарин–барин, чифирбак на плиту ставь!
— Проснулся, перелётный… Уже стоит, заваривается.
— Чего в такую рань встрепенулся?
— Армейская привычка. Днём добираю.
— По такой жаре?
— А похеру. Холодильник открываю, и спать.
— Не жаль технику?
— Надо будет, — новый привезут, без проблем.
— Никогда азиатов не смогу понять.
— И не надо. Живи у себя, приезжай в гости. А мы в твой музей приедем. Приютишь?
— Тебя — всегда.
— Как спалось?
— Как будто заново родился.
— Что снилось?
— Почему ты спрашиваешь?
— Разговаривал во сне.
— Ругался матом?
— Ругался б, — и внимания бы не обратил.
— А что было?
— У тебя хотел спросить. Если бы с Сонькой успел познакомить, подумал бы, что с ней воркуешь.
— Да… странный был сон… Лейла, это какой национальности имя?
— Любой. Тюркская группа языков, — имена, слова часто пересекаются, произношение иногда отличается.
— Понятно… Может быть узбечка, татарка…
— Может. Кто это, твоя знакомая?
— Девочка из сна. Потом расскажу.
— Сегодня Адиля с Амиркой от матери приезжают. Посмотришь на маленькую принцессу.
— Амирка? … её зовут Амира? …
— Вот что значит брат! Невестка слова не сказала.
— Как я рад за вас, честное слово!
— Зачем жена, если у меня есть маленькая принцесса, наследница! Я просто таю, когда за усы тягает. По-татарски, правда, не говорит.
— По-русски, наверно, тоже.
— Как ты догадался!
— Какое говорить! Ребёнку восемь месяцев.
— Ну хоть что-то должна уже сказать!
— Жениться тебе надо.
— Как ты?… Отвали… Выпей вина.
— Не рановато для вина?
— Сухое красное, фрукты. Чем недоволен!… Э-э, надо разбавлять, а то к обеду будешь никакой.
— Что у нас по планам?
— В контору съездить, посмотреть, что к чему. Потом в Дом Культуры. Директор задолжал. Заодно договоримся устроить встречу пионеров с офицером Советской Армии.
— Какие пионеры в июне!
— Э-э, дорогой, Москва–Питер далеко, а Ташкент рядом. У нас власть меняется медленно. Понял? Заодно денег даст.
— У меня есть…
— Спрячь, не позорься… А лишняя копеечка не помешает. Лучше стол ему красивый сделаю, чем позволю на любовниц тратить.
— Татарин как ты?
— Узбек. Однако женщин понимает.
— Все вы тут одинаковые.
— Дамир не такой, он правильный. Даже противно. Но не переделаешь.
— Отец таким же был?
— Я в отца… Когда на похороны пришли его любовницы, мать сразу зауважали. Это всё равно как старшая и любимая жена в одной юбке.
— Может, насовсем остаться? Было бы две, нет — три жены…
— Не сможешь. Ты однолюб. Помню, когда от мамы твоей… пришло письмо. Ты не побежал утешаться, хотя на тебя в гарнизоне очередь стояла. Так или не так?
— Сейчас бы утешился.
— Завтра пятница, идём на танцы. Сонечку предупредил.
— Когда!
— Вчера. Пока ты башкой по сторонам вертел, я быстренько всё организовал. Ты понравился.
— Вот бешеный татарин…
— От татарина слышу… Ну что, татарская морда, на попятную не пойдёшь?
— Подумать можно?
— Чего думать! Знаешь, сколько у неё ухажёров? И ничего. Тебя дожидается.
— Я же уеду, Амир, так нельзя.
— Не переживай, это её проблемы.
— А мне как! Я ведь тоже буду переживать… скорей всего.
— Ну что ты за мужик!… Переживёшь.
— Ухажёры не отрихтуют?
— Один будешь болтаться — легко. Со мной не тронут. Из-под земли достану и в землю закопаю. Даже искать никто не будет. Зиндан знаешь? Оттуда можно десять лет весточки родне посылать… Алло… я слушаю… как договаривались… С Робертом вчера переговорили… Да, Бахрам, захвати по дороге лепёшек… две-три, — смотри сам… Ждём.
— Баха?
— Да, скоро приедет.
— А работа?
— Сегодня есть дела поважней… Доставай свои картинки от дяди Вани, а мы с Бахрамом покажем свои.
— Вчера, кажется, посмотрели.
— Все, да не все. Нашли кое-что ещё.
— Что-нибудь интересное?
— Да уж поинтересней твоего будет… Тебя сам Аллах сюда прислал… Ты в Иисуса веришь?
— Нет, наверно.
— Значит точно Аллах.
— Узнаёшь, Бахрам?
— Вчера мельком посмотрел.
— Не юли.
— Ну… есть немного…
— Всё?
— Я в совпадения не верю. Ты тоже… Антон, веришь в совпадения?
— Почти.
— Амир, ничего не говорил?
— Давай.
— Антон, помоги снять кальку с твоей карты… Амир, отойди, мешаешь… Сядь лучше, и перестань трястись… холодно от тебя…
— …Зачем?
— …Сейчас поймёшь… Ничего не пропустили?…
— У меня не забалуешь.
— Это уж точно… Теперь смотри на эту карту.
— Что это за значки?
— Через год после выхода в запас Амиру предложили внештатную работу в МВД. Делать почти ничего не надо было… Занимался поиском пропавших без вести.
— Это правда, Амир?
— Антон, не та тема, чтобы сочинять.
— Кого-нибудь нашли?
— Да… молодёжь на гулянках, местная алкашня… И всё. Остальные как сквозь землю провалились.
— Чирчик город маленький.
— В том-то всё и дело… Начали с Чирчика, а продолжили Ташкентской областью.
— Насколько я понимаю, у Амира не должно быть доступа к базе данных за пределами Средне–Чирчикского района.
— …Я добился. Покуражились малость, пустили. Никто особо не рассчитывал, что я найду что-нибудь.
— Нашёл?
— Слушай Бахрама, я покурю на лоджии.
— …Люди пропадали в самых разных местах. От кинотеатров и чайханы до… даже не знаю чего… Одна женщина вышла к зубному врачу в семь утра. Больше её никто не видел. А дорога максимум пятнадцать минут… Осталась дочка десяти месяцев.
— Баха, меня уже начинает потряхивать как Амира.
— Смотри, Антон… Что-нибудь видишь?
— Подожди… Если представить образно… то можно выделить средней ширины дугу… Начинается близ Янгиабада… потом… в сторону Ангрена… и пропадает примерно здесь… Что всё это значит?
— Мы тоже себе такие вопросы задавали, пока ты не появился… Ладно, не буду голову морочить… Представь дугу как часть круга… проведи осевые… Видишь? Количество точек резко уменьшается ближе к центру, полностью пропадают в этом районе.
— Там нет населённых пунктов. Если пропажи и были, то некому их было зафиксировать.
— Логично. А как тебе это?
— Не могу объяснить.
— А теперь давай нашу кальку… Скрепки возьми… Ну, что скажешь?
— Бахрам, разубеди меня. Скажи, что совпадение…
— Сказал бы, честное слово… Амир не позволит, — он сразу увидел.
— Почему вчера молчали!
— Не хотели портить вечер.
— Что же мне теперь с этим делать!…
— Не тебе, Антон, — нам… Мне жаль, что твой отец был в этом месте.
— Отца нет шестнадцать лет!
— А место осталось. И люди продолжают пропадать… Амир, хватит дымить!
— …Рассказал?
— Почти.
— …Что ещё я не знаю!
— С прошлого лета мы начали подготовку к походу в те края. Может, и в этом году не собрались бы.
— Почему?
— Сомнения оставались… Не хотелось на пустом месте пыль поднимать.
— Значит, место уже не пустое?
— С твоим приездом… Ты зарядку по утрам делаешь?
— Когда как.
— Делай. Дорога предстоит тяжёлая.
— Соня, тебя проводить можно?
— Что значит можно! Не пойду же я одна в такую темень.
— Ну, вдруг…
— Молчи уж, а то рассержусь.
— Хочешь из меня верёвочку свить?
— Хочу. И буду. Сам попросишь.
— А если не попрошу?
— Антошенька, я всё знаю. У тебя жена, дети, через месяц–два ты уедешь, и я больше никогда тебя не увижу. Неужели не хочешь хоть чуть-чуть побыть верёвочкой, товарищ майор? Тебе понравится.
— Трудно представить.
— Не надо ничего представлять. Я сделаю сама… Нам сюда.
— Вот мы и пришли.
— Антон, сейчас я пойду домой, а ты пойдёшь к себе. Пока мы ещё здесь…
— …Какой мягкий живот…
— …Ты очень горячий… Ты мне нравишься всё больше… Уходи, Антон, мне пора. Передай Амиру от меня спасибо.
— За что?
— Какой ты у меня глупый, хоть и большой… Амир поймёт.
— Что-то быстро, любовничек.
— Проводил и домой.
— Не приглашала?
— И не собиралась.
— Да-а, Тоха, серьёзно Сонька за тебя взялась.
— Почему Сонька! Соня, Софья.
— Всё, сползаю с дивана…
— Что тут смешного!
— Видел бы себя со стороны… Пойдём, выпьем вина, кровь твою горячую охладим.
— Не надо меня охлаждать.
— Надо, Тоха, надо. Не уснёшь ведь… Целовались?
— Ну так… в щёчку.
— В щёчку? Не ври. Чтоб эта змея просто так отпустила — ни за что не поверю!
— Не змея, обыкновенная девчонка.
— Она необыкновенная. Самая необыкновенная из всех, кого я встречал в своей жизни!… Знаешь, почему я ни разу к ней не подъезжал? Потому что попасть в её лапки легко, а вырваться будет ой как тяжело.
— А меня сдал с потрохами. Гад ты ползучий, хоть и друг.
— Верно заметил, — гад я. А двум гадам…
— …как двум татарам. Понял.
— А если понял, то давай ещё по стаканчику.
— Запьянею.
— Ты в квартиру вошёл пьяный — глазки вразбег.
— Так уж… Просила передать тебе спасибо.
— Что-то она задумала. Только не могу понять, что … Хорош трепаться, пора на боковую.
— Амир, что за мужик там крутился? Шея как у быка, жиденькие усики, смуглый такой, тёмная футболка, на ногах «сланцы».
— Татарин, местная достопримечательность.
— Имя у него есть?
— Здесь его зовут просто Татарином. Скользкий тип, любит гадить исподтишка. Держись от него подальше. Никогда не появляется один.
— Спасибо, что предупредил. Я обратил внимание, как в мою сторону поглядывал. Может, я дорогу перешёл?
— Ты? Выброси из головы! Ему там ничего не светило.
— А злость никуда не делась.
— Поэтому предупреждаю… Ох… в сон тянет… хорошо как… Нет, два спасибо за вечер… многовато будет… и вино… был бы дураком… сам бы за Сонькой… а Тохе… всё равно… пропадать…
— Амир, я съезжу в Ташкент. Хочу по городу погулять. Как с транспортом?
— Из Той–Тепе каждые полчаса автобус. Имей в виду, — не выберешься до семи — в Чирчик потопаешь ногами.
— Долго не буду. Мне трёх–четырёх часов хватит за глаза и за уши.
— Девять… десять… там… обратно… К четырём должен вернуться. Хорошо. Поступим так, — приезжаешь, душ, лёгкий ужин, и едем на дачу. Ласты захватил?
— Я без них перемещаюсь только в пределах Питера.
— Отлично! Будет, где понырять–поплавать.
— Тогда в путь.
— До встречи… С Сонькой… Соней как?…
— Нормально.
— На дачу берём?
— Не поедет.
— Ты спроси.
— Не поедет.
— Спрашивал?
— Ну… так… намекнул…
— Дело ваше… Буду ждать.
— Вот это шиш–беш … Рассказывай, с кем в нарды поиграл.
— Татарин.
— Сколько их было?
— С ним — пять.
— Та-ак… Руки–ноги?…
— Кажется, хрустели.
— Хорошо, что сегодня уезжаем.
— Что хорошего?
— Сонька узнает, — кипиш будет по всему городу. А кипиш мне не нужен. Особенно сейчас.
— Почему сейчас?
— Вот с гор вернёмся — пусть хоть взорвётся всё и сгорит. Но до отъезда ни–ни. Понял почему?
— Не дурак.
— Соскочить не мог что ли, не дурак…
— Зажали. Троих уложил почти сразу, с двумя пришлось пободаться… Татарину досталось больше всех. Крепкий, сволочь.
— Хоть одно приятное известие. Авторитета поубавится сразу. Шила в мешке не утаишь.
— До милиции дело не дойдёт?
— Какая милиция! Если бы всё доходило — полгорода б судимых было. Нормально. Но Сонька теперь точно узнает.
— Татарин скажет?
— Нет, вы посмотрите на него! Ты с ней танцевал, гулял, разговаривал. Целовался! Она похожа на дуру, умник?
— Я дур не люблю.
— Вопросы есть? Всё, отдыхай. Через час Баха приедет.
— Он тоже на дачу?
— Что ты, что ты! Его жена со мной не отпустит! Только туда и обратно.
— Амир, как Соне передать записку?
— На стол положи.
— На какой?
— В комнате. Да и на кухне можно.
— В чьей?
— В моей.
— А как она её найдёт!
— Зайдёт и увидит. Она знает, что мы уезжаем.
— У неё есть ключ?!…
— Ну, а кто по-твоему порядок мне в квартире наводит! Сонька следит. Убирает не сама, конечно. Приводит апашку, и та под её присмотром. Всё как полагается.
— Ты прям баем стал.
— Словечки у тебя какие-то… старорежимные. Живу как умею, вот и всё. Ещё что?
— Нет, ничего… Я подремлю минут пятнадцать.
— Да хоть тридцать. Но не больше… Сегодня с Бобом познакомлю. Интересный мужик. И хитрый. Почти как я.
Продолжение следует...
Мужские вопросы
— Эй, татарин–барин, чифирбак на плиту ставь!
— Проснулся, перелётный… Уже стоит, заваривается.
— Чего в такую рань встрепенулся?
— Армейская привычка. Днём добираю.
— По такой жаре?
— А похеру. Холодильник открываю, и спать.
— Не жаль технику?
— Надо будет, — новый привезут, без проблем.
— Никогда азиатов не смогу понять.
— И не надо. Живи у себя, приезжай в гости. А мы в твой музей приедем. Приютишь?
— Тебя — всегда.
— Как спалось?
— Как будто заново родился.
— Что снилось?
— Почему ты спрашиваешь?
— Разговаривал во сне.
— Ругался матом?
— Ругался б, — и внимания бы не обратил.
— А что было?
— У тебя хотел спросить. Если бы с Сонькой успел познакомить, подумал бы, что с ней воркуешь.
— Да… странный был сон… Лейла, это какой национальности имя?
— Любой. Тюркская группа языков, — имена, слова часто пересекаются, произношение иногда отличается.
— Понятно… Может быть узбечка, татарка…
— Может. Кто это, твоя знакомая?
— Девочка из сна. Потом расскажу.
— Сегодня Адиля с Амиркой от матери приезжают. Посмотришь на маленькую принцессу.
— Амирка? … её зовут Амира? …
— Вот что значит брат! Невестка слова не сказала.
— Как я рад за вас, честное слово!
— Зачем жена, если у меня есть маленькая принцесса, наследница! Я просто таю, когда за усы тягает. По-татарски, правда, не говорит.
— По-русски, наверно, тоже.
— Как ты догадался!
— Какое говорить! Ребёнку восемь месяцев.
— Ну хоть что-то должна уже сказать!
— Жениться тебе надо.
— Как ты?… Отвали… Выпей вина.
— Не рановато для вина?
— Сухое красное, фрукты. Чем недоволен!… Э-э, надо разбавлять, а то к обеду будешь никакой.
— Что у нас по планам?
— В контору съездить, посмотреть, что к чему. Потом в Дом Культуры. Директор задолжал. Заодно договоримся устроить встречу пионеров с офицером Советской Армии.
— Какие пионеры в июне!
— Э-э, дорогой, Москва–Питер далеко, а Ташкент рядом. У нас власть меняется медленно. Понял? Заодно денег даст.
— У меня есть…
— Спрячь, не позорься… А лишняя копеечка не помешает. Лучше стол ему красивый сделаю, чем позволю на любовниц тратить.
— Татарин как ты?
— Узбек. Однако женщин понимает.
— Все вы тут одинаковые.
— Дамир не такой, он правильный. Даже противно. Но не переделаешь.
— Отец таким же был?
— Я в отца… Когда на похороны пришли его любовницы, мать сразу зауважали. Это всё равно как старшая и любимая жена в одной юбке.
— Может, насовсем остаться? Было бы две, нет — три жены…
— Не сможешь. Ты однолюб. Помню, когда от мамы твоей… пришло письмо. Ты не побежал утешаться, хотя на тебя в гарнизоне очередь стояла. Так или не так?
— Сейчас бы утешился.
— Завтра пятница, идём на танцы. Сонечку предупредил.
— Когда!
— Вчера. Пока ты башкой по сторонам вертел, я быстренько всё организовал. Ты понравился.
— Вот бешеный татарин…
— От татарина слышу… Ну что, татарская морда, на попятную не пойдёшь?
— Подумать можно?
— Чего думать! Знаешь, сколько у неё ухажёров? И ничего. Тебя дожидается.
— Я же уеду, Амир, так нельзя.
— Не переживай, это её проблемы.
— А мне как! Я ведь тоже буду переживать… скорей всего.
— Ну что ты за мужик!… Переживёшь.
— Ухажёры не отрихтуют?
— Один будешь болтаться — легко. Со мной не тронут. Из-под земли достану и в землю закопаю. Даже искать никто не будет. Зиндан знаешь? Оттуда можно десять лет весточки родне посылать… Алло… я слушаю… как договаривались… С Робертом вчера переговорили… Да, Бахрам, захвати по дороге лепёшек… две-три, — смотри сам… Ждём.
— Баха?
— Да, скоро приедет.
— А работа?
— Сегодня есть дела поважней… Доставай свои картинки от дяди Вани, а мы с Бахрамом покажем свои.
— Вчера, кажется, посмотрели.
— Все, да не все. Нашли кое-что ещё.
— Что-нибудь интересное?
— Да уж поинтересней твоего будет… Тебя сам Аллах сюда прислал… Ты в Иисуса веришь?
— Нет, наверно.
— Значит точно Аллах.
— Узнаёшь, Бахрам?
— Вчера мельком посмотрел.
— Не юли.
— Ну… есть немного…
— Всё?
— Я в совпадения не верю. Ты тоже… Антон, веришь в совпадения?
— Почти.
— Амир, ничего не говорил?
— Давай.
— Антон, помоги снять кальку с твоей карты… Амир, отойди, мешаешь… Сядь лучше, и перестань трястись… холодно от тебя…
— …Зачем?
— …Сейчас поймёшь… Ничего не пропустили?…
— У меня не забалуешь.
— Это уж точно… Теперь смотри на эту карту.
— Что это за значки?
— Через год после выхода в запас Амиру предложили внештатную работу в МВД. Делать почти ничего не надо было… Занимался поиском пропавших без вести.
— Это правда, Амир?
— Антон, не та тема, чтобы сочинять.
— Кого-нибудь нашли?
— Да… молодёжь на гулянках, местная алкашня… И всё. Остальные как сквозь землю провалились.
— Чирчик город маленький.
— В том-то всё и дело… Начали с Чирчика, а продолжили Ташкентской областью.
— Насколько я понимаю, у Амира не должно быть доступа к базе данных за пределами Средне–Чирчикского района.
— …Я добился. Покуражились малость, пустили. Никто особо не рассчитывал, что я найду что-нибудь.
— Нашёл?
— Слушай Бахрама, я покурю на лоджии.
— …Люди пропадали в самых разных местах. От кинотеатров и чайханы до… даже не знаю чего… Одна женщина вышла к зубному врачу в семь утра. Больше её никто не видел. А дорога максимум пятнадцать минут… Осталась дочка десяти месяцев.
— Баха, меня уже начинает потряхивать как Амира.
— Смотри, Антон… Что-нибудь видишь?
— Подожди… Если представить образно… то можно выделить средней ширины дугу… Начинается близ Янгиабада… потом… в сторону Ангрена… и пропадает примерно здесь… Что всё это значит?
— Мы тоже себе такие вопросы задавали, пока ты не появился… Ладно, не буду голову морочить… Представь дугу как часть круга… проведи осевые… Видишь? Количество точек резко уменьшается ближе к центру, полностью пропадают в этом районе.
— Там нет населённых пунктов. Если пропажи и были, то некому их было зафиксировать.
— Логично. А как тебе это?
— Не могу объяснить.
— А теперь давай нашу кальку… Скрепки возьми… Ну, что скажешь?
— Бахрам, разубеди меня. Скажи, что совпадение…
— Сказал бы, честное слово… Амир не позволит, — он сразу увидел.
— Почему вчера молчали!
— Не хотели портить вечер.
— Что же мне теперь с этим делать!…
— Не тебе, Антон, — нам… Мне жаль, что твой отец был в этом месте.
— Отца нет шестнадцать лет!
— А место осталось. И люди продолжают пропадать… Амир, хватит дымить!
— …Рассказал?
— Почти.
— …Что ещё я не знаю!
— С прошлого лета мы начали подготовку к походу в те края. Может, и в этом году не собрались бы.
— Почему?
— Сомнения оставались… Не хотелось на пустом месте пыль поднимать.
— Значит, место уже не пустое?
— С твоим приездом… Ты зарядку по утрам делаешь?
— Когда как.
— Делай. Дорога предстоит тяжёлая.
— Соня, тебя проводить можно?
— Что значит можно! Не пойду же я одна в такую темень.
— Ну, вдруг…
— Молчи уж, а то рассержусь.
— Хочешь из меня верёвочку свить?
— Хочу. И буду. Сам попросишь.
— А если не попрошу?
— Антошенька, я всё знаю. У тебя жена, дети, через месяц–два ты уедешь, и я больше никогда тебя не увижу. Неужели не хочешь хоть чуть-чуть побыть верёвочкой, товарищ майор? Тебе понравится.
— Трудно представить.
— Не надо ничего представлять. Я сделаю сама… Нам сюда.
— Вот мы и пришли.
— Антон, сейчас я пойду домой, а ты пойдёшь к себе. Пока мы ещё здесь…
— …Какой мягкий живот…
— …Ты очень горячий… Ты мне нравишься всё больше… Уходи, Антон, мне пора. Передай Амиру от меня спасибо.
— За что?
— Какой ты у меня глупый, хоть и большой… Амир поймёт.
— Что-то быстро, любовничек.
— Проводил и домой.
— Не приглашала?
— И не собиралась.
— Да-а, Тоха, серьёзно Сонька за тебя взялась.
— Почему Сонька! Соня, Софья.
— Всё, сползаю с дивана…
— Что тут смешного!
— Видел бы себя со стороны… Пойдём, выпьем вина, кровь твою горячую охладим.
— Не надо меня охлаждать.
— Надо, Тоха, надо. Не уснёшь ведь… Целовались?
— Ну так… в щёчку.
— В щёчку? Не ври. Чтоб эта змея просто так отпустила — ни за что не поверю!
— Не змея, обыкновенная девчонка.
— Она необыкновенная. Самая необыкновенная из всех, кого я встречал в своей жизни!… Знаешь, почему я ни разу к ней не подъезжал? Потому что попасть в её лапки легко, а вырваться будет ой как тяжело.
— А меня сдал с потрохами. Гад ты ползучий, хоть и друг.
— Верно заметил, — гад я. А двум гадам…
— …как двум татарам. Понял.
— А если понял, то давай ещё по стаканчику.
— Запьянею.
— Ты в квартиру вошёл пьяный — глазки вразбег.
— Так уж… Просила передать тебе спасибо.
— Что-то она задумала. Только не могу понять, что … Хорош трепаться, пора на боковую.
— Амир, что за мужик там крутился? Шея как у быка, жиденькие усики, смуглый такой, тёмная футболка, на ногах «сланцы».
— Татарин, местная достопримечательность.
— Имя у него есть?
— Здесь его зовут просто Татарином. Скользкий тип, любит гадить исподтишка. Держись от него подальше. Никогда не появляется один.
— Спасибо, что предупредил. Я обратил внимание, как в мою сторону поглядывал. Может, я дорогу перешёл?
— Ты? Выброси из головы! Ему там ничего не светило.
— А злость никуда не делась.
— Поэтому предупреждаю… Ох… в сон тянет… хорошо как… Нет, два спасибо за вечер… многовато будет… и вино… был бы дураком… сам бы за Сонькой… а Тохе… всё равно… пропадать…
— Амир, я съезжу в Ташкент. Хочу по городу погулять. Как с транспортом?
— Из Той–Тепе каждые полчаса автобус. Имей в виду, — не выберешься до семи — в Чирчик потопаешь ногами.
— Долго не буду. Мне трёх–четырёх часов хватит за глаза и за уши.
— Девять… десять… там… обратно… К четырём должен вернуться. Хорошо. Поступим так, — приезжаешь, душ, лёгкий ужин, и едем на дачу. Ласты захватил?
— Я без них перемещаюсь только в пределах Питера.
— Отлично! Будет, где понырять–поплавать.
— Тогда в путь.
— До встречи… С Сонькой… Соней как?…
— Нормально.
— На дачу берём?
— Не поедет.
— Ты спроси.
— Не поедет.
— Спрашивал?
— Ну… так… намекнул…
— Дело ваше… Буду ждать.
— Вот это шиш–беш … Рассказывай, с кем в нарды поиграл.
— Татарин.
— Сколько их было?
— С ним — пять.
— Та-ак… Руки–ноги?…
— Кажется, хрустели.
— Хорошо, что сегодня уезжаем.
— Что хорошего?
— Сонька узнает, — кипиш будет по всему городу. А кипиш мне не нужен. Особенно сейчас.
— Почему сейчас?
— Вот с гор вернёмся — пусть хоть взорвётся всё и сгорит. Но до отъезда ни–ни. Понял почему?
— Не дурак.
— Соскочить не мог что ли, не дурак…
— Зажали. Троих уложил почти сразу, с двумя пришлось пободаться… Татарину досталось больше всех. Крепкий, сволочь.
— Хоть одно приятное известие. Авторитета поубавится сразу. Шила в мешке не утаишь.
— До милиции дело не дойдёт?
— Какая милиция! Если бы всё доходило — полгорода б судимых было. Нормально. Но Сонька теперь точно узнает.
— Татарин скажет?
— Нет, вы посмотрите на него! Ты с ней танцевал, гулял, разговаривал. Целовался! Она похожа на дуру, умник?
— Я дур не люблю.
— Вопросы есть? Всё, отдыхай. Через час Баха приедет.
— Он тоже на дачу?
— Что ты, что ты! Его жена со мной не отпустит! Только туда и обратно.
— Амир, как Соне передать записку?
— На стол положи.
— На какой?
— В комнате. Да и на кухне можно.
— В чьей?
— В моей.
— А как она её найдёт!
— Зайдёт и увидит. Она знает, что мы уезжаем.
— У неё есть ключ?!…
— Ну, а кто по-твоему порядок мне в квартире наводит! Сонька следит. Убирает не сама, конечно. Приводит апашку, и та под её присмотром. Всё как полагается.
— Ты прям баем стал.
— Словечки у тебя какие-то… старорежимные. Живу как умею, вот и всё. Ещё что?
— Нет, ничего… Я подремлю минут пятнадцать.
— Да хоть тридцать. Но не больше… Сегодня с Бобом познакомлю. Интересный мужик. И хитрый. Почти как я.
Продолжение следует...
К большому сожалению естественным образом слетают сноски, которые есть в оригинале.
Обходимся тем, что есть.
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Плов, мускат и остальные
— Мужики, Антон баранину не ест, нам свинина не полагается, — на всякий случай. Как сказал Антон — вдруг Он есть? А твоё хе у меня уже вот здесь. Так что делаем куриный.
— Предупредил бы хоть.
— Паниковать отставить! Никаких костей. Я позаботился.
— Давайте по паре стаканчиков и на Бургулюк. Ужином займёмся потом.
— Тогда уточним боевое задание: Боб отвечает за специи, с рисом лучше Дамира никто не управится, на мне мясо, Антон будет наблюдателем.
— Давайте по-быстрому…
— Зачем по-быстрому! Полчаса посидим хотя бы, и на водные процедуры. Наш северянин обсох совсем на азиатском солнышке. Вишь, как подкоптился!
— Ну, за встречу и за знакомство!
— За встречу.
— И за успех нашей предстоящей экспедиции…
— …Антон, ты чего?… Не будем о плохом.
— Вот почему так?
— Ничего… Выходим на поиски объекта, который не значится на армейских картах. Что-то там cпрятано. Поэтому расслабляться не будем. Представьте, что нас выдернули из запаса. Представили?… Выпьем.
— Полковник, не гони.
— …В самом деле, Амир, успокойся. Сейчас ещё заставишь присягу заново принимать.
— Не бойтесь, не заставлю… Тоха, ты крещёный?
— Нет.
— Почему?
— Отец запретил матери крестить, а самого и не тянет. Как-то так.
— Так ты у нас один тут неправоверный!… Объясняю как правоверный мусульманин: крещение принимается один раз в жизни. Так и с присягой… Боб, а как ваша религия называется, — бон, кажется?
— Моя религия называется православие.
— Ну дела… Русский нехристь, кореец православный… Куда мир катится…
— Куда, куда… А то сам не знаешь.
— Мы тут живём медленно, сам видишь. А что у вас творится?
— Я не знаю, что происходит. Гайки закручиваются на всю катушку. Облавы на вокзалах, проверки документов. В рабочее время любого могут задержать до выяснения личности. Кинотеатры днём шерстят, — только вьёт!
— Что за хрень собачья!
— Борьба за трудовую дисциплину.
— А с зелёным змием бороться не пробовали?
— Там всё по-прежнему. Даже водка новая появилась.
— Про «Андроповку» знаем.
— Да мне как-то… Я водку не пью.
— Из принципа?
— Невкусная она… Я вот сижу с вами, и так хорошо, — мускат, хорошие люди. Что ещё нужно!
— Действительно, что ещё нужно человеку с чистой совестью!
— Ребята, не обращайте внимание. Это он слова мои возвращает.
— Обиделся, что ли?
— Амир!…
— А что присмурел? Армию вспомнил или семью?
— Не совсем…
— Да, мужики, есть тема! Выпьем за Антона и Софью!
— …Серьёзно?
— Боб, посмотри в мои бесстыжие глаза: я могу издеваться над своим другом?
— Можешь.
— У них с Сонькой серьёзно.
— Да, Антон, даже и не знаю, — пожалеть или поздравить.
— А сделаем и так, и эдак!
— За Маркусов!
— …Вы с чинара попадали? Я женатый девять лет!
— Сиди и не ерепенься. Если Сонька вздумает за тебя замуж, — поможем. Она того стоит.
— Совсем запутали.
— Распутывайся, и пойдём на озеро.
— Озеро? Я думал, — река.
— Водохранилище. В наших речках купаются только сумасшедшие.
— Снаряжение достану…
— Вы посмотрите! Даже маску из Ленинграда притараканил!
— …Вот за что Антона всегда уважал, так за подход к экипировке.
— Тряхнём стариной? Кто последний добежит — моет казан после плова.
— Так нечестно! Я дороги не знаю.
— Включи северный нюх.
— Придётся… Э-эх!…
— Ты чего такой осоловевший?
— Переел… Плов могу харчить каждый день, готовить так и не научился. Надо было родиться узбеком.
— Тут своих узбеков хватает, а ты у нас один.
— Да брось ты! Скажешь тоже.
— Скажу… Про плов не беспокойся. Соня так его готовит, — пальчики оближешь.
— …Амир, что ты хотел сказать?
— Да, Боб, ты не в курсе… Знаешь, Антон в восемнадцать лет уже был старлеем.
— Так не бывает.
— Он в армии с шестнадцати лет. Был отличником и так далее. В двадцать шесть в запас ушёл майором….
— Антон, дай тебя потрогать.
— Да ладно вам… так вышло.
— Тогда ещё налили, и приступим к обсуждению.
— Обсуждать нечего. Всё ясно.
— Боб, что тебе ясно?
— Пока на место не прибудем, пока не разберёмся, в каком состоянии тропы…
— Тогда матчасть… Дамир?
— Всё в глубокой заморозке. Адиля сделала в лучшем виде… Антон, в прошлом году ходили на Баба–таг, повстречали там японскую группу. Вот это называется подход к пропитанию! Высушенные готовые продукты, весят мало, готовятся быстро. А мы половину груза на желудок изводим. На неделю однажды вышли, — так оголодали!
— Будет и на нашей улице праздник… В принципе, неплохо подготовились. Варёный рис берём, орехи–изюм. Жаль только, что вместо мёда сгущёнку тащить приходится… Рюкзаки, альпенштоки, палатка, спальники — всё у Бахрама. На мне алкоголь и вооружение.
— …Амир, какое вооружение!
— Спирт, красное вино на случай питья из водоёмов.
— Всё?
— Два карабина, у остальных ТТ. Армейские бинокли.
— Мы на войну собираемся?
— Война идёт, границы не так и далеко. Мне сюрпризы не нужны. Руковожу операцией я?
— Ты старший.
— Договоримся так: любые советы и предложения буду выслушивать предельно внимательно. Но решающее слово моё.
— …Объясните мне, дураку, — почему стране проще было выгнать меня на гражданку вместо того, чтобы создать нормальные условия для службы!
— После драки кулаками не машут.
— …Помнишь, Верещагин в «Белом солнце…» — За державу обидно.
— Мы тебя уважаем и понимаем. Я, например, знаю, что спеца твоего уровня подготовить трудно. А толку! У них свои планы, про которые нам не говорили и не скажут.
— Какие-то разговоры мутные начинаются. Вам не хватило офицерских пьянок?
— Иногда не хватает.
— Отставить! Моложе от этого не становимся, только душу теребим.
— Есть отставить, товарищ полковник!
— Иди ты в задницу.
— Сам дурак.
— Закругляемся, а то договоритесь.
— Отбой, мужики, завтра на рыбалку.
— Антон, это что за украшения!
— Мы на даче борьбу устроили. С алкоголем немного промахнулись, — вот, результат на лице.
— Почему только у тебя?
— Амиру досталось по рёбрам.
— Не врёшь?… Посмотри в глаза.
— Сонь, мне врать смысла нет.
— Маркус, не ври!
— Я врать не умею.
— Я вижу. Как дам добавки за враньё!
— Сонь, больно же…
— Ты обо мне подумал?
— Честно?
— Ещё как честно!
— Только о тебе и думаю… Можно тебя обнять?
— На первый раз прощу, на второй не спущу. Про третий тебе даже подумать будет страшно.
— Сонь, ну, что ты… я в порядке…
— Зато я не в порядке.
— Что с тобой?
— Сердце прыгает как белка… до головокружения… Тоша, что это?
— Что будем делать?
— Ты мужчина, — тебе принимать решение.
— Вернусь из похода — поговорим. Хорошо?
— Хорошо, Тошенька.
— Провожать придёшь?
— Не люблю проводы.
— Мы ненадолго, Сонюшко.
— Как ты меня назвал?
— Сонюшко.
— Меня так никто не называл… Повтори, пожалуйста.
— Сонюшко.
— Ещё.
— Сонюшко.
— Ещё!
— Любовь моя.
— Любовь моя…
— Здравствуй, Лейла.
— Здравствуй, братик.
— Откуда ты знаешь, что я брат?
— Ты же знаешь, что я тебе сестра.
— Куда сегодня пойдём?
— На Кара–сай.
— У нас тоже есть Чёрная речка.
— Далеко отсюда?
— В Ленинграде.
— Там красиво?
— Иногда бывает красиво… очень. Нева, «Аврора», Зимний Дворец. Много красивого.
— Когда вырасту, — обязательно поеду в Ленинград.
— Лейла, держись за меня.
— Тоша, не бойся, не упаду. Я каждый день по таким камням бегаю. Никогда не оступаюсь.
— Я иногда падаю.
— Тоша, я здесь выросла… Мне нравится смотреть, как дикие козы по горам скачут. Такая красота!… В Ленинграде есть козы?
— Нет там никаких коз. Только кошки да собаки .
— Жаль. А горы?
— И гор нет.
— Как может быть красиво, если нет гор!
— У нас есть Карельский перешеек. Там очень красиво.
— Там есть горы?
— Нет, там много лесов.
— Разве может быть много лесов?
— У нас может. Приедешь в гости, — такие леса тебе покажу! В них даже заблудиться можно… Что ты смеёшься!
— Весёлый ты, Тошенька. Как это в лесу можно заблудиться!
— Не веришь?
— Не верю!…
— Лейла, догоню и стукну!… Ты чего?…
— Ты не можешь меня стукнуть. Ведь ты мне брат. А брат не может обижать сестрёнку.
— Прости, сестричка, больше не буду… Всё равно в лесу можно заблудиться. Вот.
— Хорошо, Тоша, верю. А ты… заблуждался… заблудился хоть раз?
— Нет, конечно! Мама далеко не пускает.
— Хорошо тебе.
— А твоя мама?
— Спроси что-нибудь другое.
— Почему?… у тебя нет мамы?
— Тоша, мне пора. Приходи завтра. Ты так редко приходишь. Я по тебе скучаю.
— Приду, сестричка. Обещаю.
— Антон… Антон…
— Что случилось?
— Четыре часа, пора вставать.
— Опять этот сон.
— Какой?
— С девочкой Лейлой.
— Ты чокнутый. По штатному расписанию тебе Соню полагается во сне видеть.
— Не понимаю… это вообще не имеет ко мне никакого отношения.
— Ты умом не тронулся?
— Иди ты… Ладно, встаю. Во сколько выходим?
— Через полчаса. Проходной автобус из Ташкента в Ангрен. Там двадцать минут на местном, и мы в предгорье.
— А до Ангрена сколько?
— Сколько есть — всё наше.
— Через две минуты буду готов.
— Слышь, майор, возьми ТТ. Если увижу, что форму не растерял, — поменяешься с Дамиром. Стрелок из него никакой.
— Договорились. А второй карабин?
— Боб с Бахрамом по очереди. Я им доверяю.
— …Я удивляюсь, — как мужиков жёны отпускают! Ну, со мной всё ясно. А они?
— С тобой тоже не ясно.
— У меня-то без проблем. Когда своей сообщил, так даже не покривилась.
— Ты про Соню?
— Та-ак…
— Что так? Я же вижу, что с вами творится!… А горы это святое. Жёны знают, поэтому не спорят.
— И что мне теперь?
— Майор, теперь ты обуваешься в сорок четвёртый. Всё остальное потом.
— Как быть, Амир?
— У кого решил совета спросить, у холостого по жизни татарина? Не смеши.
— В голове пусто как в барабане.
— Уедешь домой, решишь свои вопросы, вернёшься и увезёшь Соню с собой. Думаю, — свадьбу сыграем здесь.
— Без меня меня женили.
— Антон, я ведь не думал, что так получится.
— Да ладно уж, чего там рассуждать… Знаешь, даже в глаза жене смотреть не стыдно будет.
— Ну вот, а советы спрашиваешь… У меня просьба.
— Ну?…
— Соньке ничего не обещай, пока не разрулишь. Договорились?
— Понял. Не подведу.
— …Попрыгай… Молодец, упаковка профессиональная. Ну, с Богом!
— Или с Аллахом.
Продолжение следует…
Обходимся тем, что есть.
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Плов, мускат и остальные
— Мужики, Антон баранину не ест, нам свинина не полагается, — на всякий случай. Как сказал Антон — вдруг Он есть? А твоё хе у меня уже вот здесь. Так что делаем куриный.
— Предупредил бы хоть.
— Паниковать отставить! Никаких костей. Я позаботился.
— Давайте по паре стаканчиков и на Бургулюк. Ужином займёмся потом.
— Тогда уточним боевое задание: Боб отвечает за специи, с рисом лучше Дамира никто не управится, на мне мясо, Антон будет наблюдателем.
— Давайте по-быстрому…
— Зачем по-быстрому! Полчаса посидим хотя бы, и на водные процедуры. Наш северянин обсох совсем на азиатском солнышке. Вишь, как подкоптился!
— Ну, за встречу и за знакомство!
— За встречу.
— И за успех нашей предстоящей экспедиции…
— …Антон, ты чего?… Не будем о плохом.
— Вот почему так?
— Ничего… Выходим на поиски объекта, который не значится на армейских картах. Что-то там cпрятано. Поэтому расслабляться не будем. Представьте, что нас выдернули из запаса. Представили?… Выпьем.
— Полковник, не гони.
— …В самом деле, Амир, успокойся. Сейчас ещё заставишь присягу заново принимать.
— Не бойтесь, не заставлю… Тоха, ты крещёный?
— Нет.
— Почему?
— Отец запретил матери крестить, а самого и не тянет. Как-то так.
— Так ты у нас один тут неправоверный!… Объясняю как правоверный мусульманин: крещение принимается один раз в жизни. Так и с присягой… Боб, а как ваша религия называется, — бон, кажется?
— Моя религия называется православие.
— Ну дела… Русский нехристь, кореец православный… Куда мир катится…
— Куда, куда… А то сам не знаешь.
— Мы тут живём медленно, сам видишь. А что у вас творится?
— Я не знаю, что происходит. Гайки закручиваются на всю катушку. Облавы на вокзалах, проверки документов. В рабочее время любого могут задержать до выяснения личности. Кинотеатры днём шерстят, — только вьёт!
— Что за хрень собачья!
— Борьба за трудовую дисциплину.
— А с зелёным змием бороться не пробовали?
— Там всё по-прежнему. Даже водка новая появилась.
— Про «Андроповку» знаем.
— Да мне как-то… Я водку не пью.
— Из принципа?
— Невкусная она… Я вот сижу с вами, и так хорошо, — мускат, хорошие люди. Что ещё нужно!
— Действительно, что ещё нужно человеку с чистой совестью!
— Ребята, не обращайте внимание. Это он слова мои возвращает.
— Обиделся, что ли?
— Амир!…
— А что присмурел? Армию вспомнил или семью?
— Не совсем…
— Да, мужики, есть тема! Выпьем за Антона и Софью!
— …Серьёзно?
— Боб, посмотри в мои бесстыжие глаза: я могу издеваться над своим другом?
— Можешь.
— У них с Сонькой серьёзно.
— Да, Антон, даже и не знаю, — пожалеть или поздравить.
— А сделаем и так, и эдак!
— За Маркусов!
— …Вы с чинара попадали? Я женатый девять лет!
— Сиди и не ерепенься. Если Сонька вздумает за тебя замуж, — поможем. Она того стоит.
— Совсем запутали.
— Распутывайся, и пойдём на озеро.
— Озеро? Я думал, — река.
— Водохранилище. В наших речках купаются только сумасшедшие.
— Снаряжение достану…
— Вы посмотрите! Даже маску из Ленинграда притараканил!
— …Вот за что Антона всегда уважал, так за подход к экипировке.
— Тряхнём стариной? Кто последний добежит — моет казан после плова.
— Так нечестно! Я дороги не знаю.
— Включи северный нюх.
— Придётся… Э-эх!…
— Ты чего такой осоловевший?
— Переел… Плов могу харчить каждый день, готовить так и не научился. Надо было родиться узбеком.
— Тут своих узбеков хватает, а ты у нас один.
— Да брось ты! Скажешь тоже.
— Скажу… Про плов не беспокойся. Соня так его готовит, — пальчики оближешь.
— …Амир, что ты хотел сказать?
— Да, Боб, ты не в курсе… Знаешь, Антон в восемнадцать лет уже был старлеем.
— Так не бывает.
— Он в армии с шестнадцати лет. Был отличником и так далее. В двадцать шесть в запас ушёл майором….
— Антон, дай тебя потрогать.
— Да ладно вам… так вышло.
— Тогда ещё налили, и приступим к обсуждению.
— Обсуждать нечего. Всё ясно.
— Боб, что тебе ясно?
— Пока на место не прибудем, пока не разберёмся, в каком состоянии тропы…
— Тогда матчасть… Дамир?
— Всё в глубокой заморозке. Адиля сделала в лучшем виде… Антон, в прошлом году ходили на Баба–таг, повстречали там японскую группу. Вот это называется подход к пропитанию! Высушенные готовые продукты, весят мало, готовятся быстро. А мы половину груза на желудок изводим. На неделю однажды вышли, — так оголодали!
— Будет и на нашей улице праздник… В принципе, неплохо подготовились. Варёный рис берём, орехи–изюм. Жаль только, что вместо мёда сгущёнку тащить приходится… Рюкзаки, альпенштоки, палатка, спальники — всё у Бахрама. На мне алкоголь и вооружение.
— …Амир, какое вооружение!
— Спирт, красное вино на случай питья из водоёмов.
— Всё?
— Два карабина, у остальных ТТ. Армейские бинокли.
— Мы на войну собираемся?
— Война идёт, границы не так и далеко. Мне сюрпризы не нужны. Руковожу операцией я?
— Ты старший.
— Договоримся так: любые советы и предложения буду выслушивать предельно внимательно. Но решающее слово моё.
— …Объясните мне, дураку, — почему стране проще было выгнать меня на гражданку вместо того, чтобы создать нормальные условия для службы!
— После драки кулаками не машут.
— …Помнишь, Верещагин в «Белом солнце…» — За державу обидно.
— Мы тебя уважаем и понимаем. Я, например, знаю, что спеца твоего уровня подготовить трудно. А толку! У них свои планы, про которые нам не говорили и не скажут.
— Какие-то разговоры мутные начинаются. Вам не хватило офицерских пьянок?
— Иногда не хватает.
— Отставить! Моложе от этого не становимся, только душу теребим.
— Есть отставить, товарищ полковник!
— Иди ты в задницу.
— Сам дурак.
— Закругляемся, а то договоритесь.
— Отбой, мужики, завтра на рыбалку.
— Антон, это что за украшения!
— Мы на даче борьбу устроили. С алкоголем немного промахнулись, — вот, результат на лице.
— Почему только у тебя?
— Амиру досталось по рёбрам.
— Не врёшь?… Посмотри в глаза.
— Сонь, мне врать смысла нет.
— Маркус, не ври!
— Я врать не умею.
— Я вижу. Как дам добавки за враньё!
— Сонь, больно же…
— Ты обо мне подумал?
— Честно?
— Ещё как честно!
— Только о тебе и думаю… Можно тебя обнять?
— На первый раз прощу, на второй не спущу. Про третий тебе даже подумать будет страшно.
— Сонь, ну, что ты… я в порядке…
— Зато я не в порядке.
— Что с тобой?
— Сердце прыгает как белка… до головокружения… Тоша, что это?
— Что будем делать?
— Ты мужчина, — тебе принимать решение.
— Вернусь из похода — поговорим. Хорошо?
— Хорошо, Тошенька.
— Провожать придёшь?
— Не люблю проводы.
— Мы ненадолго, Сонюшко.
— Как ты меня назвал?
— Сонюшко.
— Меня так никто не называл… Повтори, пожалуйста.
— Сонюшко.
— Ещё.
— Сонюшко.
— Ещё!
— Любовь моя.
— Любовь моя…
— Здравствуй, Лейла.
— Здравствуй, братик.
— Откуда ты знаешь, что я брат?
— Ты же знаешь, что я тебе сестра.
— Куда сегодня пойдём?
— На Кара–сай.
— У нас тоже есть Чёрная речка.
— Далеко отсюда?
— В Ленинграде.
— Там красиво?
— Иногда бывает красиво… очень. Нева, «Аврора», Зимний Дворец. Много красивого.
— Когда вырасту, — обязательно поеду в Ленинград.
— Лейла, держись за меня.
— Тоша, не бойся, не упаду. Я каждый день по таким камням бегаю. Никогда не оступаюсь.
— Я иногда падаю.
— Тоша, я здесь выросла… Мне нравится смотреть, как дикие козы по горам скачут. Такая красота!… В Ленинграде есть козы?
— Нет там никаких коз. Только кошки да собаки .
— Жаль. А горы?
— И гор нет.
— Как может быть красиво, если нет гор!
— У нас есть Карельский перешеек. Там очень красиво.
— Там есть горы?
— Нет, там много лесов.
— Разве может быть много лесов?
— У нас может. Приедешь в гости, — такие леса тебе покажу! В них даже заблудиться можно… Что ты смеёшься!
— Весёлый ты, Тошенька. Как это в лесу можно заблудиться!
— Не веришь?
— Не верю!…
— Лейла, догоню и стукну!… Ты чего?…
— Ты не можешь меня стукнуть. Ведь ты мне брат. А брат не может обижать сестрёнку.
— Прости, сестричка, больше не буду… Всё равно в лесу можно заблудиться. Вот.
— Хорошо, Тоша, верю. А ты… заблуждался… заблудился хоть раз?
— Нет, конечно! Мама далеко не пускает.
— Хорошо тебе.
— А твоя мама?
— Спроси что-нибудь другое.
— Почему?… у тебя нет мамы?
— Тоша, мне пора. Приходи завтра. Ты так редко приходишь. Я по тебе скучаю.
— Приду, сестричка. Обещаю.
— Антон… Антон…
— Что случилось?
— Четыре часа, пора вставать.
— Опять этот сон.
— Какой?
— С девочкой Лейлой.
— Ты чокнутый. По штатному расписанию тебе Соню полагается во сне видеть.
— Не понимаю… это вообще не имеет ко мне никакого отношения.
— Ты умом не тронулся?
— Иди ты… Ладно, встаю. Во сколько выходим?
— Через полчаса. Проходной автобус из Ташкента в Ангрен. Там двадцать минут на местном, и мы в предгорье.
— А до Ангрена сколько?
— Сколько есть — всё наше.
— Через две минуты буду готов.
— Слышь, майор, возьми ТТ. Если увижу, что форму не растерял, — поменяешься с Дамиром. Стрелок из него никакой.
— Договорились. А второй карабин?
— Боб с Бахрамом по очереди. Я им доверяю.
— …Я удивляюсь, — как мужиков жёны отпускают! Ну, со мной всё ясно. А они?
— С тобой тоже не ясно.
— У меня-то без проблем. Когда своей сообщил, так даже не покривилась.
— Ты про Соню?
— Та-ак…
— Что так? Я же вижу, что с вами творится!… А горы это святое. Жёны знают, поэтому не спорят.
— И что мне теперь?
— Майор, теперь ты обуваешься в сорок четвёртый. Всё остальное потом.
— Как быть, Амир?
— У кого решил совета спросить, у холостого по жизни татарина? Не смеши.
— В голове пусто как в барабане.
— Уедешь домой, решишь свои вопросы, вернёшься и увезёшь Соню с собой. Думаю, — свадьбу сыграем здесь.
— Без меня меня женили.
— Антон, я ведь не думал, что так получится.
— Да ладно уж, чего там рассуждать… Знаешь, даже в глаза жене смотреть не стыдно будет.
— Ну вот, а советы спрашиваешь… У меня просьба.
— Ну?…
— Соньке ничего не обещай, пока не разрулишь. Договорились?
— Понял. Не подведу.
— …Попрыгай… Молодец, упаковка профессиональная. Ну, с Богом!
— Или с Аллахом.
Продолжение следует…
Не всегда более массивный и выглядевший более сильным является главным. В том числе и среди зверей (птиц). У меня на лоджии зимой кормушка для птиц. Синицы там постоянно повышают свои шансы пережить зиму. И самая главная среди них не самая большая, а довольно-таки средних размеров, с приплюснутой тёмной головкой. Ей достаются самые лучшие кусочки. И если кто-то покушается на её главенство, то трындюлей получает сразу, не отходя от кассы.
🔥 Дома вчера скандал был. Жена сказала, что мне 45... Я чуть не набросился на неё с кулаками - спятила, говорю, что ли?! Какие 45?! Ты говори, да не заговаривайся!
А она такая - так тебе уже три месяца 45, ты никак не привыкнешь?
- Ты считать-то, - спрашиваю, - совсем, что ли, разучилась?! Какие 45?!
А она опять за свое: "Ты же в 71-м родился..."
- Ну и что? - говорю. - Это-то тут при чем?!
Мне не 45!!! Не смей так говорить!
А она такая - так тебе уже три месяца 45, ты никак не привыкнешь?
- Ты считать-то, - спрашиваю, - совсем, что ли, разучилась?! Какие 45?!
А она опять за свое: "Ты же в 71-м родился..."
- Ну и что? - говорю. - Это-то тут при чем?!
Мне не 45!!! Не смей так говорить!
Самый смешной анекдот за 21.04:
У нас было счастливое детство: мы не знали памперсов.
Так выпьем же за то, чтобы не знать их и в старости.
Так выпьем же за то, чтобы не знать их и в старости.