История сия имела место быть в благословенное лето 1989 года, когда
сухой закон, не приходя в сознание, после продолжительной агонии
благополучно скончался, и на воспрянувший рынок алкогольной продукции
робко вылезли первые партии спирта «Royal». Конечно, сейчас, опосля
всяко разных абсентов и граппы (тоже, кстати, редкостная мерзость),
понимаешь, что гадость это была несусветная, но обладал он парой
поистине превосходных качеств - сочетанием малой стоимости с чудовищной
убойной силой. Кроме того, распитие оного продукта обладало определенной
спецификацией: в начале шло все хорошо, а потом - бах! занавес падает -
и утром тебе рассказывают…
И было в то время у нашей приятельской компании одно превосходное, сугубо
летнее развлечение, а именно повадились мы ходить в «походы», стряхивая
прах цивилизации с наших ног и забираясь куда ни будь в глушь, так, чтобы
в лесах росли грибы, а не ржавые консервные банки, и в реках ловилась рыба,
а не резиновое изделие № 2. Заметьте, отнюдь не случайно слово походы взято
мною в кавычки, ибо отличительной чертой наших «походов» было упивание
в усмерть, практически сразу же после прихода на место, едва палатки бывали
расставлены, а в котелке варилась некая неудобьсказуемая смесь. Последующие
события, как правило, смешивались в некое стробоскопическое мелькание
эпизодов, каждый из которых имел самое отдаленное отношение к реальности.
А потом, ессесвенно, наступало Великое и Ужасное Хмурое Утро… Пробудившись
однажды подобным Утром, обнаружили мы, что лагерь наш за ночь разросся, как
в количестве палаток, так и в личном составе и большую часть прибавления
личного состава составила стайка премилых, похмельных девушек. Разумеется,
оное событие не могло оставить нас равнодушными, и попытались мы выяснить,
как же такое произошло. Далее я выпускаю перо (клавиатуру?) из своих усталых
рук и занимаюсь просто пересказом истории, что нам поведали вышеупомянутое
прибавление. Итак…
Пришли они часика на два, на три позже нас и разбили свой лагерь метрах
в пятидесяти за небольшим взлобком, густо покрытым некой густой и колючей
растительной гадостью, так что в пределах прямой видимости ни мы, ни они
друг друга не видели. Конечно, изредка слышалось галдение пьяных голосов,
но кого из русских может смутить оное галдение. Смеркалось. Палатки были
растравлены, костер зажжен, над ним торжественно водружен котелок, легкое
чвирикание вечерних птиц, задушевное пение под гитару, легкий треп ни о
чем… в общем - романтика и лепота… И вдруг тишину засыпающего леса разорвал
резкий взрыв, а за ним вопль: «Душман! Скотина! Козел! …! …!! …!!! Убью!!!»
( Надо отметить, что один из наших приятелей служил в Афганистане, так что
от клички «душман» ему естественно было не отвертеться. Оттуда же он привез
и неистребимую страсть ко всякого рода пиротехнике, коей предавался где
только можно и естественно там где нельзя.) Вслед за воплем мимо их бивуака
пробежало нечто маленькое, кривоногое и закутанное в одеяло, мастерски
скрываясь в густом подлеске. Чуть погодя появился еще один тип - повыше,
в очках и с топором на перевес. Неторопливо приблизившись к их костру, он
плеснул из их бутылки в их стакан, выпил, крякнул, закусил их же шпротиной
и, оглядев собравшихся стеклянными глазами, поинтересовался: «Здесь душманы
не пробегали?». «Т-т-туда!», - был ответ. Кивнув, он половчее перехватил
топор и юркнул вслед за первым.
Едва шок от первого знакомства стал проходить, как в свете костра
объявился третий пошатывающийся персонаж - с нежным профилем вампира
Дракулы. Не замечая, ни костра, ни собравшихся вокруг него, ни палаток,
он, выдав сентенцию: «Ух! Дровишки! И кто их собрал? », - аккуратно
сграбастал все собранные немалыми стараниями дрова в охапку и был таков.
Попытка догнать и отобрать была сорвана беготней и криками, что
раздались в том месте, куда скрылись первые два. Затем послышался тупой
удар, довольный вопль, хруст кустов и падение тяжелого тела. Перед
онемевшей публикой из темноты нарисовался «очкарик», причем, уже без
топора. Опять плеснув из их бутылки в их стакан и закусив их же
огурчиком, он шмыгнул носом и похвастался: «Ха! Догнал таки! », - и
мурлыча под нос нечто бравурное удалился. Парой минут спустя, не дав
панике распространиться, ползком показался и первый. Добравшись до
костра, он встал на четвереньки, почесывая затылок, грустно пожаловался:
«Бегают тут всякие, топорами дерутся…», - демонстрируя вынутый из-за
пояса топор, высоко подняв его над головой. Тут же, не удержав
равновесие и горделиво не дав себя поймать, завалился вперед, со всей
дури шарахнув так и не выпущенным из рук топором по котелку. Пар, визги,
костер потушен, а единственный котелок безвозвратно загублен. Причем,
воспользовавшись сумятицей, виновник торжества бесследно испарился.
Когда с последствиями стихийного бедствия было покончено, а
несостоявшийся ужин оплакан, на повестке дня дискутировались два
вопроса: 1) Месть! Жуткая месть! 2) А не переместиться ли нам, куда ни
будь подальше? Однако дискуссии помешало появление еще двух фигур
вееееесьма крупногабаритных фигур, как-то незаметно соткавшихся из
вечернего полумрака. Лагерь обречено затих. А фигуры целеустремленно
прошагали к одной из ольх, что росла почти в центре лагеря и к которой
крепилась пара палаток. «Хех, березка! Сухая! », - заявила одна из
фигур. «Угу! », - подтвердила вторая. «А топора то мы не взяли! », -
огорчилась первая. «Угу! », - подтвердила вторая. Тут их
высокоинтеллектуальную беседу прервало явление третьего. Сжимая в одной
руке бутыль, а в другой подушку, он вынесся прямо на свет, громогласно
заявил: «Горе у меня! Горе! », - и рухнул навзничь, успев, впрочем,
подложить подушку под голову, а горлышко бутылки определить в ротовое
отверстие и затих, ненавязчиво побулькивая. «Френсис», -
прокомментировала первая фигура. «Угу! », - подтвердила вторая. «Так
что? За топором возвращаемся или так валим? », - поинтересовалась
первая. «Угу! », - подтвердила вторая, разбегаясь и показывая ни в чем
неповинному дереву навыки японского мордобоя. Жалобно проскрипев, бедная
ольха, завалилась, круша подлесок и обрывая постромки у палаток. Упавший
ствол был взвален на плечо первой весело посвистывающей фигурой, и легко
утащен в неизвестном направлении. Вслед за ней уковыляла и вторая.
Несчастные, разобиженные туристки единым фронтом сомкнулись вокруг
ничего не подозревающего, блаженно побулькивающего на подушечке
Френсиса. И быть бы тут антигуманному смертоубивству, но вновь из
темноты соткался очередной визитер. Воровато озираясь, бережно прижимая
к груди канистру с разливным пивом, он призраком прошмыгнул по лагерю и
проворно юркнул в одну из оставшихся палаток, застегнув за собой клапан.
Немного погодя из палатки донеслось довольное сопение, бульканье и
пыхтение - все те звуки, что сопровождают собой распитие пива. И тут же
темнота родила еще восемь мрачных фигур, что с дрекольем наперевес
окружили лагерь и огорошили всех вопросом: «Где пиво с Хамером?! »
Вот, если верить девушкам, так мы и познакомились… И еще от себя
добавлю, резюмируя все вышесказанное, все таки водка это яд! Вот уж
восемнадцать лет ее пьянствую, и чувствую - яяааааад! =0)))))
Iwoll
Рассказчик: Iwoll
1
19.10.2002, Остальные новые истории
История сия имела место быть в благословенное лето 1989 года, когда
сухой закон, не приходя в сознание, после продолжительной агонии
благополучно скончался, и на воспрянувший рынок алкогольной продукции
робко вылезли первые партии спирта «Royal». Конечно, сейчас, опосля
всяко разных абсентов и граппы (тоже, кстати, редкостная мерзость),
понимаешь, что гадость это была несусветная, но обладал он парой
поистине превосходных качеств - сочетанием малой стоимости с чудовищной
убойной силой. Кроме того, распитие оного продукта обладало определенной
спецификацией: в начале шло все хорошо, а потом - бах! занавес падает -
и утром тебе рассказывают…
И было в то время у нашей приятельской компании одно превосходное, сугубо
летнее развлечение, а именно повадились мы ходить в «походы», стряхивая
прах цивилизации с наших ног и забираясь куда ни будь в глушь, так, чтобы
в лесах росли грибы, а не ржавые консервные банки, и в реках ловилась рыба,
а не резиновое изделие № 2. Заметьте, отнюдь не случайно слово походы взято
мною в кавычки, ибо отличительной чертой наших «походов» было упивание
в усмерть, практически сразу же после прихода на место, едва палатки бывали
расставлены, а в котелке варилась некая неудобьсказуемая смесь. Последующие
события, как правило, смешивались в некое стробоскопическое мелькание
эпизодов, каждый из которых имел самое отдаленное отношение к реальности.
А потом, ессесвенно, наступало Великое и Ужасное Хмурое Утро… Пробудившись
однажды подобным Утром, обнаружили мы, что лагерь наш за ночь разросся, как
в количестве палаток, так и в личном составе и большую часть прибавления
личного состава составила стайка премилых, похмельных девушек. Разумеется,
оное событие не могло оставить нас равнодушными, и попытались мы выяснить,
как же такое произошло. Далее я выпускаю перо (клавиатуру?) из своих усталых
рук и занимаюсь просто пересказом истории, что нам поведали вышеупомянутое
прибавление. Итак…
Пришли они часика на два, на три позже нас и разбили свой лагерь метрах
в пятидесяти за небольшим взлобком, густо покрытым некой густой и колючей
растительной гадостью, так что в пределах прямой видимости ни мы, ни они
друг друга не видели. Конечно, изредка слышалось галдение пьяных голосов,
но кого из русских может смутить оное галдение. Смеркалось. Палатки были
растравлены, костер зажжен, над ним торжественно водружен котелок, легкое
чвирикание вечерних птиц, задушевное пение под гитару, легкий треп ни о
чем… в общем - романтика и лепота… И вдруг тишину засыпающего леса разорвал
резкий взрыв, а за ним вопль: «Душман! Скотина! Козел! …! …!! …!!! Убью!!!»
( Надо отметить, что один из наших приятелей служил в Афганистане, так что
от клички «душман» ему естественно было не отвертеться. Оттуда же он привез
и неистребимую страсть ко всякого рода пиротехнике, коей предавался где
только можно и естественно там где нельзя.) Вслед за воплем мимо их бивуака
пробежало нечто маленькое, кривоногое и закутанное в одеяло, мастерски
скрываясь в густом подлеске. Чуть погодя появился еще один тип - повыше,
в очках и с топором на перевес. Неторопливо приблизившись к их костру, он
плеснул из их бутылки в их стакан, выпил, крякнул, закусил их же шпротиной
и, оглядев собравшихся стеклянными глазами, поинтересовался: «Здесь душманы
не пробегали?». «Т-т-туда!», - был ответ. Кивнув, он половчее перехватил
топор и юркнул вслед за первым.
Едва шок от первого знакомства стал проходить, как в свете костра
объявился третий пошатывающийся персонаж - с нежным профилем вампира
Дракулы. Не замечая, ни костра, ни собравшихся вокруг него, ни палаток,
он, выдав сентенцию: «Ух! Дровишки! И кто их собрал? », - аккуратно
сграбастал все собранные немалыми стараниями дрова в охапку и был таков.
Попытка догнать и отобрать была сорвана беготней и криками, что
раздались в том месте, куда скрылись первые два. Затем послышался тупой
удар, довольный вопль, хруст кустов и падение тяжелого тела. Перед
онемевшей публикой из темноты нарисовался «очкарик», причем, уже без
топора. Опять плеснув из их бутылки в их стакан и закусив их же
огурчиком, он шмыгнул носом и похвастался: «Ха! Догнал таки! », - и
мурлыча под нос нечто бравурное удалился. Парой минут спустя, не дав
панике распространиться, ползком показался и первый. Добравшись до
костра, он встал на четвереньки, почесывая затылок, грустно пожаловался:
«Бегают тут всякие, топорами дерутся…», - демонстрируя вынутый из-за
пояса топор, высоко подняв его над головой. Тут же, не удержав
равновесие и горделиво не дав себя поймать, завалился вперед, со всей
дури шарахнув так и не выпущенным из рук топором по котелку. Пар, визги,
костер потушен, а единственный котелок безвозвратно загублен. Причем,
воспользовавшись сумятицей, виновник торжества бесследно испарился.
Когда с последствиями стихийного бедствия было покончено, а
несостоявшийся ужин оплакан, на повестке дня дискутировались два
вопроса: 1) Месть! Жуткая месть! 2) А не переместиться ли нам, куда ни
будь подальше? Однако дискуссии помешало появление еще двух фигур
вееееесьма крупногабаритных фигур, как-то незаметно соткавшихся из
вечернего полумрака. Лагерь обречено затих. А фигуры целеустремленно
прошагали к одной из ольх, что росла почти в центре лагеря и к которой
крепилась пара палаток. «Хех, березка! Сухая! », - заявила одна из
фигур. «Угу! », - подтвердила вторая. «А топора то мы не взяли! », -
огорчилась первая. «Угу! », - подтвердила вторая. Тут их
высокоинтеллектуальную беседу прервало явление третьего. Сжимая в одной
руке бутыль, а в другой подушку, он вынесся прямо на свет, громогласно
заявил: «Горе у меня! Горе! », - и рухнул навзничь, успев, впрочем,
подложить подушку под голову, а горлышко бутылки определить в ротовое
отверстие и затих, ненавязчиво побулькивая. «Френсис», -
прокомментировала первая фигура. «Угу! », - подтвердила вторая. «Так
что? За топором возвращаемся или так валим? », - поинтересовалась
первая. «Угу! », - подтвердила вторая, разбегаясь и показывая ни в чем
неповинному дереву навыки японского мордобоя. Жалобно проскрипев, бедная
ольха, завалилась, круша подлесок и обрывая постромки у палаток. Упавший
ствол был взвален на плечо первой весело посвистывающей фигурой, и легко
утащен в неизвестном направлении. Вслед за ней уковыляла и вторая.
Несчастные, разобиженные туристки единым фронтом сомкнулись вокруг
ничего не подозревающего, блаженно побулькивающего на подушечке
Френсиса. И быть бы тут антигуманному смертоубивству, но вновь из
темноты соткался очередной визитер. Воровато озираясь, бережно прижимая
к груди канистру с разливным пивом, он призраком прошмыгнул по лагерю и
проворно юркнул в одну из оставшихся палаток, застегнув за собой клапан.
Немного погодя из палатки донеслось довольное сопение, бульканье и
пыхтение - все те звуки, что сопровождают собой распитие пива. И тут же
темнота родила еще восемь мрачных фигур, что с дрекольем наперевес
окружили лагерь и огорошили всех вопросом: «Где пиво с Хамером?! »
Вот, если верить девушкам, так мы и познакомились… И еще от себя
добавлю, резюмируя все вышесказанное, все таки водка это яд! Вот уж
восемнадцать лет ее пьянствую, и чувствую - яяааааад! =0)))))
Iwoll
сухой закон, не приходя в сознание, после продолжительной агонии
благополучно скончался, и на воспрянувший рынок алкогольной продукции
робко вылезли первые партии спирта «Royal». Конечно, сейчас, опосля
всяко разных абсентов и граппы (тоже, кстати, редкостная мерзость),
понимаешь, что гадость это была несусветная, но обладал он парой
поистине превосходных качеств - сочетанием малой стоимости с чудовищной
убойной силой. Кроме того, распитие оного продукта обладало определенной
спецификацией: в начале шло все хорошо, а потом - бах! занавес падает -
и утром тебе рассказывают…
И было в то время у нашей приятельской компании одно превосходное, сугубо
летнее развлечение, а именно повадились мы ходить в «походы», стряхивая
прах цивилизации с наших ног и забираясь куда ни будь в глушь, так, чтобы
в лесах росли грибы, а не ржавые консервные банки, и в реках ловилась рыба,
а не резиновое изделие № 2. Заметьте, отнюдь не случайно слово походы взято
мною в кавычки, ибо отличительной чертой наших «походов» было упивание
в усмерть, практически сразу же после прихода на место, едва палатки бывали
расставлены, а в котелке варилась некая неудобьсказуемая смесь. Последующие
события, как правило, смешивались в некое стробоскопическое мелькание
эпизодов, каждый из которых имел самое отдаленное отношение к реальности.
А потом, ессесвенно, наступало Великое и Ужасное Хмурое Утро… Пробудившись
однажды подобным Утром, обнаружили мы, что лагерь наш за ночь разросся, как
в количестве палаток, так и в личном составе и большую часть прибавления
личного состава составила стайка премилых, похмельных девушек. Разумеется,
оное событие не могло оставить нас равнодушными, и попытались мы выяснить,
как же такое произошло. Далее я выпускаю перо (клавиатуру?) из своих усталых
рук и занимаюсь просто пересказом истории, что нам поведали вышеупомянутое
прибавление. Итак…
Пришли они часика на два, на три позже нас и разбили свой лагерь метрах
в пятидесяти за небольшим взлобком, густо покрытым некой густой и колючей
растительной гадостью, так что в пределах прямой видимости ни мы, ни они
друг друга не видели. Конечно, изредка слышалось галдение пьяных голосов,
но кого из русских может смутить оное галдение. Смеркалось. Палатки были
растравлены, костер зажжен, над ним торжественно водружен котелок, легкое
чвирикание вечерних птиц, задушевное пение под гитару, легкий треп ни о
чем… в общем - романтика и лепота… И вдруг тишину засыпающего леса разорвал
резкий взрыв, а за ним вопль: «Душман! Скотина! Козел! …! …!! …!!! Убью!!!»
( Надо отметить, что один из наших приятелей служил в Афганистане, так что
от клички «душман» ему естественно было не отвертеться. Оттуда же он привез
и неистребимую страсть ко всякого рода пиротехнике, коей предавался где
только можно и естественно там где нельзя.) Вслед за воплем мимо их бивуака
пробежало нечто маленькое, кривоногое и закутанное в одеяло, мастерски
скрываясь в густом подлеске. Чуть погодя появился еще один тип - повыше,
в очках и с топором на перевес. Неторопливо приблизившись к их костру, он
плеснул из их бутылки в их стакан, выпил, крякнул, закусил их же шпротиной
и, оглядев собравшихся стеклянными глазами, поинтересовался: «Здесь душманы
не пробегали?». «Т-т-туда!», - был ответ. Кивнув, он половчее перехватил
топор и юркнул вслед за первым.
Едва шок от первого знакомства стал проходить, как в свете костра
объявился третий пошатывающийся персонаж - с нежным профилем вампира
Дракулы. Не замечая, ни костра, ни собравшихся вокруг него, ни палаток,
он, выдав сентенцию: «Ух! Дровишки! И кто их собрал? », - аккуратно
сграбастал все собранные немалыми стараниями дрова в охапку и был таков.
Попытка догнать и отобрать была сорвана беготней и криками, что
раздались в том месте, куда скрылись первые два. Затем послышался тупой
удар, довольный вопль, хруст кустов и падение тяжелого тела. Перед
онемевшей публикой из темноты нарисовался «очкарик», причем, уже без
топора. Опять плеснув из их бутылки в их стакан и закусив их же
огурчиком, он шмыгнул носом и похвастался: «Ха! Догнал таки! », - и
мурлыча под нос нечто бравурное удалился. Парой минут спустя, не дав
панике распространиться, ползком показался и первый. Добравшись до
костра, он встал на четвереньки, почесывая затылок, грустно пожаловался:
«Бегают тут всякие, топорами дерутся…», - демонстрируя вынутый из-за
пояса топор, высоко подняв его над головой. Тут же, не удержав
равновесие и горделиво не дав себя поймать, завалился вперед, со всей
дури шарахнув так и не выпущенным из рук топором по котелку. Пар, визги,
костер потушен, а единственный котелок безвозвратно загублен. Причем,
воспользовавшись сумятицей, виновник торжества бесследно испарился.
Когда с последствиями стихийного бедствия было покончено, а
несостоявшийся ужин оплакан, на повестке дня дискутировались два
вопроса: 1) Месть! Жуткая месть! 2) А не переместиться ли нам, куда ни
будь подальше? Однако дискуссии помешало появление еще двух фигур
вееееесьма крупногабаритных фигур, как-то незаметно соткавшихся из
вечернего полумрака. Лагерь обречено затих. А фигуры целеустремленно
прошагали к одной из ольх, что росла почти в центре лагеря и к которой
крепилась пара палаток. «Хех, березка! Сухая! », - заявила одна из
фигур. «Угу! », - подтвердила вторая. «А топора то мы не взяли! », -
огорчилась первая. «Угу! », - подтвердила вторая. Тут их
высокоинтеллектуальную беседу прервало явление третьего. Сжимая в одной
руке бутыль, а в другой подушку, он вынесся прямо на свет, громогласно
заявил: «Горе у меня! Горе! », - и рухнул навзничь, успев, впрочем,
подложить подушку под голову, а горлышко бутылки определить в ротовое
отверстие и затих, ненавязчиво побулькивая. «Френсис», -
прокомментировала первая фигура. «Угу! », - подтвердила вторая. «Так
что? За топором возвращаемся или так валим? », - поинтересовалась
первая. «Угу! », - подтвердила вторая, разбегаясь и показывая ни в чем
неповинному дереву навыки японского мордобоя. Жалобно проскрипев, бедная
ольха, завалилась, круша подлесок и обрывая постромки у палаток. Упавший
ствол был взвален на плечо первой весело посвистывающей фигурой, и легко
утащен в неизвестном направлении. Вслед за ней уковыляла и вторая.
Несчастные, разобиженные туристки единым фронтом сомкнулись вокруг
ничего не подозревающего, блаженно побулькивающего на подушечке
Френсиса. И быть бы тут антигуманному смертоубивству, но вновь из
темноты соткался очередной визитер. Воровато озираясь, бережно прижимая
к груди канистру с разливным пивом, он призраком прошмыгнул по лагерю и
проворно юркнул в одну из оставшихся палаток, застегнув за собой клапан.
Немного погодя из палатки донеслось довольное сопение, бульканье и
пыхтение - все те звуки, что сопровождают собой распитие пива. И тут же
темнота родила еще восемь мрачных фигур, что с дрекольем наперевес
окружили лагерь и огорошили всех вопросом: «Где пиво с Хамером?! »
Вот, если верить девушкам, так мы и познакомились… И еще от себя
добавлю, резюмируя все вышесказанное, все таки водка это яд! Вот уж
восемнадцать лет ее пьянствую, и чувствую - яяааааад! =0)))))
Iwoll
20
Iwoll (2)
1