Поиск по автору:

Где вы теперь, кто вам плечи, запястья и пальцы целует,
Нежные глупости шепчет и кольца златые приносит,
И по ночам про различные дивности сказки толкует,
Не утомляя напрасно и не задавая вопросов.

Скучно без вас, мелкий дождик полощет увядшую клумбу,
Некому новый сонет прочитать или басню поведать
Спеть по-испански "Кармен" и сплясать португальскую румбу,
Чистого спирта глотнуть, малосольный огурчик отведать.

Как вы могли отказаться от дружбы, пророки Карнеги,
Чтившие Кафку и прочих писателей сумрачных дней?
Где вы, любители неги, друзья и подруги, коллеги?
Кто со щитом, на щите, на плакате, в земле, на коне?

Тихо. Ни зги. Ни шагов, ни посылок, ни авиаписем...
Голый стою перед зеркалом, горечь во взоре нарциссьем.

Послушайте, люди, балладу про штуцер:
В Баварии выросла Штуцер Инесса,
В девицах - Арманд. Пламя трех революций
Ей в кузнице счастья, любви и прогресса
Ковало характер крутого замеса.
Но слушайте дальше: в России Володя-
Простой гимназист, незначительный вроде,
Казалось бы, Штуцеру не конкурент,
Сажал огурцы у себя в огороде,
И понял: "Созрел, понимаешь, момент!

Восстание! Хватит бесплодных поллюций!"
И грохот пошедшего в гору процесса
Уже предвещал: скоро кровью польются
Из Штуцера центнеры лишнего веса
Инессе вдруг стало не до политесса,-
Она загорелась мечтой о Свободе!
Она из Баварии пишет Володе:
"Я еду Россия. Там буду студент."
Володя прочел, улыбнулся природе
И понял: "Созрел, понимаешь, момент!"

Пусть чай буржуин попивает из блюдца,
Таблетки пусть жрет от мигрени и стресса:
Тому, что прошло - никогда не вернуться,
Корабль Истории входит в Одессу,
Инесса на берег глядит с интересом:
Страна и эпоха Инессе подходят,
Полно мужиков подходящих в народе,
Крестьянин, рабочий и интеллигент -
Сгодится любой при хорошем уходе,
Лишь только б созрел подходящий момент.

Любить одного стало как-то не в моде-
Ведь жизнь быстротечна, и юность проходит,
Инесса согласна на эксперимент.
И если заря коммунизма восходит,
То это и есть подходящий момент!

Два гуманоида, ночью гуляя
Прямо по кладбищу, мимо могил
Путь к магазину неспешно вершили.
Не продавала бы им бутыля я,
Был бы на месте наш Нижний Тагил,
Верхний бы лазером не покрошили.

Знала бы я, что у них на Арктуре
Парни дуреют от водки вконец-
Позакрывала бы окна и дверь
И затаилась в уездной ментуре,
Прочно улегшись на дно как тунец...
Поздно жалеть. Мы имеем теперь

Среднетагильские знойные степи.
Дети степей - гуманоиды в кепи.

Как-то Сократа с Платоном
Застал Аристотель в кустах,
Где оба, задравши хитоны,
Лобзали друг дружку в уста
Под любвеобильные стоны.

Сплюнул тогда Аристотель,
Гадость такую увидя:
"Вы тут душой не растете,
Странные вы индивиды:
Счастье-то - только в работе!"

Сел он тотчас под оливой
И настрочил свод законов -
Думал, чудак, что счастливой
Сделает жизнь миллионов.

Восьмиклассницы все на Камчатке
Кукурузные любят початки
Их они не едят,
А суют себе в зад,
Не хватает наверно клетчатки.

Василий Иваныч и друг его Петька
Решили однажды Урал переплыть.
Но мне есаул: "К пулемету, Бередько!" -
А сам, гад, в Париж драпанул во всю прыть.

Вот ты, этих строчек читатель, ответь-ка:
В кого было мне пулемет разрядить?
-Гадать поздно, брат, разрядил уже метко!
Уж нету Чапая, утоп он, едрить!

Зато поколенья тимуровцев юных
Вдолбят себе в голову несколько слов:
"Тачанка", "по коням" и "врешь, не возьмешь".
И в памяти прошлого ржавые струны
Бренчать будут долго еще "Будь готов!"
Ты спишь, мой читатель? Обидно. Ну что ж...

У царя Менелая похитил троянец Парис
Всей Элладе известную, стройную, как кипарис,
Молчаливую рыжеволосую чудо-Елену,
Но оставил пустого коня - дескать, мол, подавись.

Менелай поутру вышел кофе испить на балкон,
Но, пардон, где ж Елена? Где сахар и где молоко?
Где же, собственно, кофе? Какой-то бардак несомненный.
Только лошадь пустая, и запах оттуда плохой.

На мобильный в сердцах Менелай позвонил Одиссею:
"Я от шуток от ваших ахейских, в натуре, косею!
Пацаны волноваться устали и грузятся в джип!
Не возьму и задаром кобылу с навозом в хвосте я!"

Одиссей хладнокровно ответил: "Братан, ну ты влип!"
А из чрева кобылы донесся воинственный всхлип.

Нынче в Австралии лето.
Мрут от жары кенгуру.
Нету зимы на них, нету.
Я же за них не умру?

Вот за коалу - пожалуй,
Но, уж конечно, не весь:
Я-то побольше коалы
Если не веришь, то взвесь.

Дохнут и аборигены-
Гены не те, и вообще:
Там крокодилы - не Гены,
Аборигенкой в борще

Лакомясь, жмурятся сладко...
Летом в Австралии - гадко.

Зачем Лимонова в темницу
За боевую единицу
ОМОН пинками загонял?
За что сей благородный рыцарь
Из дорогой ему столицы
Пока пускали, не слинял?
Вопросов много накопилось,
Людей вокруг так много спилось
Проблемы пробуя решить.
О, ФСБ, скажи на милость,
Зачем писателю унылость,
Коль не умеет он грешить?
Вопросов тьма, ответ один:
Сиди, Лимонов, до седин.

Сегодня, читая рассказ про Муму,
Я ехал в Самару через Кострому.
Стучали колеса, скрипели вагоны.
Приеду в Самару - тебя обниму.
Тебя, не Муму обниму, поняла?
Муму мне не люба. Такие дела.
Я сам бы такую в Самарку с разгона
Закинул в два счета в чем мать родила.
Итак, час назад в Костроме, на вокзале
Коллеги Му-Му пятку мне искусали.
Коллеги ее, поняла? Не она!
Они меня стаей ну просто достали!

Гляжу, непонятно тебе ни хрена...
Собак-то навалом. А ты-то одна!

На теле Европы есть острые груди-
Швейцарские Альпы. Соски их в снегу -
Как в шлемах блестящих служивые люди,
Застывшие в лютый мороз на бегу.
Любой ( исключая лишь Аллена Вуди )
Об этом не стал бы болтать. Ни гу-гу.
Как острые зубы под стать барракуде,
Так Аллену Альпы! Ну, я не могу...
Лежи себе, Вуди, на старой кушетке,
С банальной мечтою своей о нимфетке!
А я с альпенштоком махну на Монблан,
Чтоб груди ощупать Европы-кокетки,
Я месяца два разрабатывал план.
Потом оприходую Калимантан.

Встаньте, поэты! Трубите, герольды! Налей, виночерпий!
Чепчики в воздух бросайте, девицы и мужние жены!
Запах победы нелегкой вливается в воздух вечерний,
Звезды на небе дрожат и ссыпаются нам на погоны.
Трупами гадов коварных усеяны горы и долы.
Славных героев останки лежат под высоким курганом.
Наши враги - не тевтонцы, отнюдь не татаро-монголы.
В самых интимных местах доводилось херачить врага нам.
Смолкни, герольд! Виночерпия - в жопу! Закусим, поэты?
Проголодаешься, кровососущих клопов убивая!
Бисер тевтонцам метать надоело - Карету! Карету!..
Вот и карета. Ну что же такая попалась кривая?

Да потому что какие поэты, такая и тачка.
Но без стихов ты попробуй, интимно врага похерачь-ка!

Погодите кадить!
Не оборвана нить
Многомудрой судьбы -
Догони! Вон они
Пролетевшие дни...
Если бы да кабы...
Если б время назад,
Да другой бы расклад
Да, чтоб я, да не я
Бы, да в рай, а не в ад,
В окруженьи менад,
Чтоб ни Бог, ни свинья...
Впрочем, ну вас к чертям!
Стыд и срам!.. Спид и спам.

Ни печали, ни страха
В раскаленных очах-
Обнаженная Маха
Из урюпинских мах.
Гладко выбритый пах
Не прикроет рубаха.
Не таких ли девах
Заставали у Баха?
Не таких ли Роден,
До предела раздев,
Вековечил нещадно?
Из урюпинских дев
Выбрал Бог Ариадну.
Все сие мне отрадно.

Сиреневый туман мне в душу заползает,
Обратно выползает впоследствии затем.
Чего он там забыл, кондукторша не знает,
И смотрит на меня, как я ватрушку ем.
Ватрушка хороша - большая, расписная,
Вверху на ней творог, внутри - ванильный крем,
Когда ее жую, то о тебе, родная,
Невольно вспоминаю, нежен, глух и нем.
Но движется трамвай и под колес стучанье
Я мыслю об ином. Пустые обещанья
Наполнили собой дорожный чемодан...
Намеков и обид безмолвное согласье,
Ну что с того, что я так беспробудно пьян -
Везет меня трамвай в туманные свояси.

Полно дуться, мой друг, выбирайте любую
Как на клумбе цветы, они все хороши,
И прошу я немного - отдам за гроши
Я не телом, мой друг, я мечтами торгую.
Гроздь искрящихся грез и надежду-другую,
Старый замок воздушный, томленье души...
Вам лишь кажется, будто бы трудно решить,
И что цену придется платить дорогую.
Нет, цена смехотворна - четырнадцать лет
Отработать в подвале, на полном довольстве
(Там обилие, кстати, вина и котлет.
Приходите, ложитесь на пыльный топчан,
Визу выдадут вам в португальском посольстве...
Кстати, вот ваш партнер - Фрунзик Мкртчан.

В забытьи пребывая от пьянки вчерашней,
Я рукою наткнулся на странный предмет,
По размеру сравнимый с Останкинской башней.
Он как гриб в маринаде, холодный и мокрый,
Но ни вкуса, ни запаха, кажется, нет.
Будто глокая куздра, будлавшая бокра.
Я погладил его... Кореш мой в зоопарке
Отзывается так же на ласки всегда,
Как мохнатая рысь на призывы дикарки
Покахонтас на склоне горы Тускарора,
Где цветут медуница, полынь, лебеда
И не воют койоты на знамя Авроры.
На просторах саванны, иль в грязной Москве
Сенбернар мой, меня ты не бросишь в траве.

За Полярным Кругом
Дед Мороз живет
Звезды друг за другом
Падают в компот.

Дед разинул рот,
Как Толстой за плугом,
Медленно идет
За лохматым другом.

Колдовать, так всласть!
Друг разинул пасть
И рога развесил.

Интересно, страсть...
Новогодних песен
Много, мир не тесен.

Если утром Ваш хуй не стоит,
Нужен врач. Например, Айболит.
Ну, а если стоит, но не Ваш,
Суньте тихо в очко карандаш.

Знаменитый философ Дидро
Изумительно писал в ведро -
Совершенно беззвучно,
Попадал очень кучно,
Изгибая свой член буквой "ро".

Так устроено все в этом мире:
Хочешь пять - получаешь четыре,
А захочешь любви,
То тебя - се ля ви -
Изнасилуют прямо в сортире.

Коровье бешенство,
Птиций грипп,
Нехватает только пневмонии у рыб для полного счастья...

Говорил Аристотель Платону:
"Не по совести, а по закону
Надо жить и любить!"
А Платон: "Так и быть, -
Ты нагнись, да держись за колонну"

У директора фабрики "Балтика"
В кабинете стряслась по.балтика:
Лился хмель на паркет,
Совершался минет,
Первый зам зазывал всех, "Пожалте-ка!"

Три развратных девицы в «М-баре»
Неприлично вели себя, твари:
Приставали к бармену,
Выползали на сцену
И блевали там в пьяном угаре.

Христофор Бонифатьевич Врунгель
Опасался тропических джунгель,
А вот море любил,
Не щадя своих сил,
моряков, а особенно - юнгу

Заурядный портной из Торжка
Третий день не слезает с горшка.
Что б ему, остолопу,
Оторвать свою ж.пу
Чай пришьется потом - не башка!

На уроке физики занудном
У тебя под юбкою рукой,
Пользуясь желаньем обоюдным
Дергал за трусы тебя с тоской.

В это время на доске учитель
Гистерезиса чертил петлю
Ну а ты, мой маленький мучитель,
Мне шептала тихо:"Не люблю!"

Что с тобою делать, я не знаю,
Что с собою делать -- не пойму
Вроде страсть - не то чтоб неземная
Вообщем, непонятно самому.

Ни образованья, ни романа...
Тут не разобраться без стакана.

Как-то раз Salmonella vulgaris,
В животе обо что-то ударясь,
Поняла:"Аспирин"
И без долгих смотрин
Задним ходом ушла не смущаясь.

У свинарки Амалии Хреновой
Три мечты есть: о даче в Пахре новой,
О супруге-военном
С охуительным хреном
И о юбке из кожи шагреневой.

Дмитрий Шилов купил телефон,
Ну, мобильный, конкретно, а он
Не звонит, а вибрирует
И ужасно шокирует
Своим видом путан и матрон.

Жил в Париже художник Шагал -
Член свой длинный сквозь стену совал.
И, нарушив уют,
Тех кто рядом живут,
Получил охуенный фингал.

Как-то раз коммунист с демократом
На прием подошли к бюрократу.
Бюрократ-технократ
Взял тяжелый домкрат...
И ушли демонист с коммукратом

Илизаров, хирург из Кургана,
Аппарат снял с меня слишком рано.
И спиртовый раствор
Из палаты упер -
Вот, такие душевные раны.

Залупался один дирижер
На монтера. Кричал: "Да Вы - вор,
Алкоголик, лентяй и хамло!"
Тут монтер дирижеру - в табло!
И, заметьте, молчал, не хамил,
А душевно, по-русски вломил.

Король Артур, проснувшись рано,
Об угол круглого стола
Ударил рыцаря Бертрана
И встал, в чем мама родила -
Вершить великие дела.
Меж тем, Джиневра с Ланселотом
Игриво брызгались компотом
И устриц полный котелок
Перевернули, обормоты,
Задев его за уголок.
Король Артур бинтует рану,
Читая книгу "Кабала,
Потом две суры из Корана,
И ест из общего котла,
А Джина с Лансом догола
Меж тем разделись - а чего там?
Чего стесняться гугенотам?
Танцуют, черти, кек-уок,
Смеясь до колик, до икоты,
Держа живот за уголок.
Король Артур добыл барана
И делит ровно пополам
Его рога: один Тристану,
Другой себе, а третий нам.
Меж тем Джиневра - стыд и срам:
Кидает Ланселоту что-то
Но, промахнувшись, с разворота
Тристану попадает в бок.
Да это - томик Вальтер Скотта!
Но съели мыши уголок.

Сдержи, читатель мой, зевоту:
Тристаны эти, Ланселоты,
Джиневры где-то между строк
Странны, но в сердце отчего-то
Всегда находят уголок.

Навеяно искренними пожеланиями на празднике

Я вам счастья пожелаю
про здоровье напою
на хуй вас в душе пошлю я
и стакан себе налью

Говорил мне один аудитор,
Что на спор выпьет спирта он литр
Но, как хряпнул стакан,
Стал блевать, как вулкан
И просить, чтоб я быстро все вытер.

Идет бычок, качается,
Вздыхает на ходу:
"Сегодня не кончается
В коровию пизду..."

У царя Менелая похитил троянец Парис
Всей Элладе известную, стройную, как кипарис,
Молчаливую рыжеволосую чудо-Елену,
Но оставил пустого коня - дескать, мол, подавись.

Менелай поутру вышел кофе испить на балкон,
Но, пардон, где ж Елена? Где сахар и где молоко?
Где же, собственно, кофе? Какой-то бардак несомненный.
Только лошадь пустая, и запах оттуда плохой.

На мобильный в сердцах Менелай позвонил Одиссею:
"Я от шуток от ваших ахейских, в натуре, косею!
Пацаны волноваться устали и грузятся в джип!
Не возьму и задаром кобылу с навозом в хвосте я!"

Одиссей хладнокровно ответил: "Братан, ну ты влип!"
А из чрева кобылы донесся воинственный всхлип.

Николь Кидман на днях Тому Крузу
Откусила кусок кукурузы.
Застонал бедный Том
Больно было, при том...
И настал тут конец их союзу.

В раннем детстве один англичанин,
Гарри Поттер, был несколько странен:
Баню не посещал
Девок не навещал
И метлой был не раз в жопу ранен.

Похитил Европу
Влюбившийся Зевс,
Объевшись укропу
Так тянет на дев-с.

В быка обратившись,
Нектаром упившись,
Лежит грозный бог
Копытами вбок

И смотрит, набычась,
Глаза закатив,
Рогат и красив,
К победам привычен.

Косится на Азию...
Да, быть безобразию.

Если б Путин носил кимоно,
Мы бы жили бы все, как в кино:
Вроде, люди как бы,
Трудной как бы судьбы,
Но по сути - рабы все равно.

Кажется, Пушкин был негром, но это
Кажется только. Нам часто порой
Кажется вздором расцветка поэта,
Форма ушей и камзола покрой.

Форма строки - вот что в Пушкине ценно:
Ямб изумителен, рифма отменна,
Почерк и самоцензура - на ять!
А уж какого он цвета - плевать.

Кровь у Дантеса была голубая,
Да что там кровь - он был весь голубой!
Гнусный окрасом и мокрый губой
А принимали его - не читая!

Примут, бывало, и тащат в кровать.
А уж какого он цвета - плевать!

Молодой и неопытный кролик
Обожрался морковкой до колик
А потом удивлялся,
Что живот не сдувался,
И похож был полгода на нолик.

Жил-был в бочке мудрец Диоген,
Не дикарь и не абориген,
Просто не был прописан,
И таким компромиссом
Был доволен: прописка, мол - тлен.

Проведя шесть лет на зоне,
Иванов, бывая в бане,
Не сгибал спину в поклоне:
Вдруг в очко отарабанят?!

Метис симпатичный из штата Флорида
Любил китаянку из рода Шан-Инь,
Она на него извергала флюиды,
А он ей дарил неба местного синь.

Она говорила ему: "Поостынь!"
Но кровь ирокезская не унималась
И ночью, средь кучи несвежих простынь
Его отвергая слезой умывалась.

Но возле Большого Каньона провала,
Где кактус растет и летает орел
Она ему как-то, рыдая, сказала
Носки постирал бы, вонючий козел!"

Мораль сей истории, братцы, такая:
Не вздумайте баловать баб из Шанхая!

О, если б когда-нибудь в звуке я смог повториться!
О, если б когда-нибудь в краске я смог воплотиться!
О, где тот творец, кто бы мною сумел вдохновиться?
О, как бы и где бы я мог бы, ну, как бы, напиться!

Ах, как бы я мог танцевать, если б был я танцором!
В театре играл бы злодеев покрытых позором!
О, злу мировому я стал бы ходячим укором...
А если б еще я освоил и пение хором?

Тогда на меня вы, несчастные, стали б молиться,
Главами своими о пол возле ног моих биться,
А я, набивая свой рот пирожками с корицей

Вас взором разил. И звучал бы мой взор приговором.
Ах, если б!.. Но я не освоил. Страдаю запором
Теперь к туалету больничным бреду коридором.