8 Марта, главный женский день,
Важней в календаре не сыщешь даты.
Трезвы как стеклышки мужчины в этот день,
А женщины небриты и поддаты...
08 марта 2001
Стишки - основной выпуск
Черный рыцарь в доспехах тяжелых
Скачет вдаль на коне вороном.
Вдруг на озере девушек голых
Он увидел. Привстав над седлом,
Он тихонько шепнул: "Поделом"
И поправил под латами плавки,
И игриво вскричал (для затравки:
"Вас приветствую, милые Дамы -
Не хотите ли выкурить травки?!"
"Травку рады курить завсегда мы!"
Эти нимфы что в рощах и долах
Молодым упиваясь вином
И слегка лишь прикрывшись подолом,
Хороводы ведут табуном,
Всех проезжих в угаре хмельном
Опьяняют и тащут на лавки,
А потом обирают, мерзавки,
Вплоть до плавок. Не ведая срама.
Тихий ужас. Не снилось и Кафке!
(Кафку рады читать завсегда мы.)
Вот уж рыцарь девиц тех веселых
Гладит, трогает, мнет перед сном.
Вдруг, как некий прожорливый Молох,
Появляется маленький гном(
Он и раньше там был под столом.
Уши гнома торчат, как у шавки,
А душа - как Корчагина Павки -
Шириной от Дуная до Камы.
Рыцарь глядь - а на нем те же плавки,
Плавки рады снимать завсегда мы.
Так сидят они вместе на лавке
Вместе с девами - просто по Кафке!
Позабыты и войны, и храмы.
Тут есть место рекламной заставке -
"Девок рады купить завсегда мы!"
Скачет вдаль на коне вороном.
Вдруг на озере девушек голых
Он увидел. Привстав над седлом,
Он тихонько шепнул: "Поделом"
И поправил под латами плавки,
И игриво вскричал (для затравки:
"Вас приветствую, милые Дамы -
Не хотите ли выкурить травки?!"
"Травку рады курить завсегда мы!"
Эти нимфы что в рощах и долах
Молодым упиваясь вином
И слегка лишь прикрывшись подолом,
Хороводы ведут табуном,
Всех проезжих в угаре хмельном
Опьяняют и тащут на лавки,
А потом обирают, мерзавки,
Вплоть до плавок. Не ведая срама.
Тихий ужас. Не снилось и Кафке!
(Кафку рады читать завсегда мы.)
Вот уж рыцарь девиц тех веселых
Гладит, трогает, мнет перед сном.
Вдруг, как некий прожорливый Молох,
Появляется маленький гном(
Он и раньше там был под столом.
Уши гнома торчат, как у шавки,
А душа - как Корчагина Павки -
Шириной от Дуная до Камы.
Рыцарь глядь - а на нем те же плавки,
Плавки рады снимать завсегда мы.
Так сидят они вместе на лавке
Вместе с девами - просто по Кафке!
Позабыты и войны, и храмы.
Тут есть место рекламной заставке -
"Девок рады купить завсегда мы!"
10
В моей коммунальной квартире
Стрельба постоянно, как в тире,
Как в местном кружке ДОСААФ-
Летают кастрюли и гири:
Обратно "Commando" в эфире!
Неважно кто прав, кто неправ.
Казалось бы - люди как люди,
Ну, что им в кухонной посуде?
И вилку погнули зачем?
А ночью сожрали мой студень...
О, как же стал быт мой паскуден!
Туды вас, поганцев, в качель!
Сегодня, полночной порою
Я газовый вентиль открою.
Стрельба постоянно, как в тире,
Как в местном кружке ДОСААФ-
Летают кастрюли и гири:
Обратно "Commando" в эфире!
Неважно кто прав, кто неправ.
Казалось бы - люди как люди,
Ну, что им в кухонной посуде?
И вилку погнули зачем?
А ночью сожрали мой студень...
О, как же стал быт мой паскуден!
Туды вас, поганцев, в качель!
Сегодня, полночной порою
Я газовый вентиль открою.
7
Я раньше была одинока
Как сердце в двуглавом орле
Брела как Россия во мгле,
Питалась березовым соком.
Как флюгер, сижу на игле...
Порой соскочу ненароком,
Ударюся жизнью, как током,
И вновь отключусь, как реле.
Судьбина моя несуразна:
Мила я и все ж - безобразна,
Толкова и страшно глупа,
Но ночью глухою, ненастной
Ко мне не иссякнет тропа
Голодного злого клопа.
Как сердце в двуглавом орле
Брела как Россия во мгле,
Питалась березовым соком.
Как флюгер, сижу на игле...
Порой соскочу ненароком,
Ударюся жизнью, как током,
И вновь отключусь, как реле.
Судьбина моя несуразна:
Мила я и все ж - безобразна,
Толкова и страшно глупа,
Но ночью глухою, ненастной
Ко мне не иссякнет тропа
Голодного злого клопа.
9
О, если б когда-нибудь в звуке я смог повториться!
О, если б когда-нибудь в краске я смог воплотиться!
О, где тот творец, кто бы мною сумел вдохновиться?
О, как бы и где бы я мог бы, ну, как бы, напиться!
Ах, как бы я мог танцевать, если б был я танцором!
В театре играл бы злодеев покрытых позором!
О, злу мировому я стал бы ходячим укором...
А если б еще я освоил и пение хором?
Тогда на меня вы, несчастные, стали б молиться,
Главами своими о пол возле ног моих биться,
А я, набивая свой рот пирожками с корицей
Вас взором разил. И звучал бы мой взор приговором.
Ах, если б!.. Но я не освоил. Страдаю запором
Теперь к туалету больничным бреду коридором.
О, если б когда-нибудь в краске я смог воплотиться!
О, где тот творец, кто бы мною сумел вдохновиться?
О, как бы и где бы я мог бы, ну, как бы, напиться!
Ах, как бы я мог танцевать, если б был я танцором!
В театре играл бы злодеев покрытых позором!
О, злу мировому я стал бы ходячим укором...
А если б еще я освоил и пение хором?
Тогда на меня вы, несчастные, стали б молиться,
Главами своими о пол возле ног моих биться,
А я, набивая свой рот пирожками с корицей
Вас взором разил. И звучал бы мой взор приговором.
Ах, если б!.. Но я не освоил. Страдаю запором
Теперь к туалету больничным бреду коридором.
8
Я не знаю, зачем и кому это важно,
Кто все это придумал, зачем и когда
На восток уезжают опять поезда,
В дальний город Харбин направляясь отважно.
Все так глупо, ненужно... Ужель навсегда?
И какого рожна гонит Родина граждан
Под лиловой луной в кабаках петь вальяжно
Для таких же как мы, заплутавших сюда.
Только кажется мне: вам, в России сермяжной,
Не понять, как тоскует солдатик бумажный.
Впрочем, стоит ли выть на луну, господа,
Вспоминая свой блочный, девятиэтажный
Просыпаюсь в поту, мучим страхом и жаждой,
И шепчу в темноту: "Ни за что! Никогда!"
Кто все это придумал, зачем и когда
На восток уезжают опять поезда,
В дальний город Харбин направляясь отважно.
Все так глупо, ненужно... Ужель навсегда?
И какого рожна гонит Родина граждан
Под лиловой луной в кабаках петь вальяжно
Для таких же как мы, заплутавших сюда.
Только кажется мне: вам, в России сермяжной,
Не понять, как тоскует солдатик бумажный.
Впрочем, стоит ли выть на луну, господа,
Вспоминая свой блочный, девятиэтажный
Просыпаюсь в поту, мучим страхом и жаждой,
И шепчу в темноту: "Ни за что! Никогда!"
4
Гулял я намедни на свадьбе,
Изрядно хватил коньяка
И думал: "Невесту бы взять бы,
А после - ее муженька!"
Такие скабрезные мысли
В башке одурманенной кисли.
Тут кум подошел, очень пъяный,
Невесту он за руку взял.
Невеста с улыбкой жеманной,
Приветливой, как интеграл
Сказала ему: "Ваши мысли
Похожи на слабенький рислинг"
Жених цапнул кума за лацкан
И ласково стукнул в висок.
На землю холодную Васька
Упал, как с мякиной мешок.
И глупые Васькины мысли
На старой березе повисли.
Изрядно хватил коньяка
И думал: "Невесту бы взять бы,
А после - ее муженька!"
Такие скабрезные мысли
В башке одурманенной кисли.
Тут кум подошел, очень пъяный,
Невесту он за руку взял.
Невеста с улыбкой жеманной,
Приветливой, как интеграл
Сказала ему: "Ваши мысли
Похожи на слабенький рислинг"
Жених цапнул кума за лацкан
И ласково стукнул в висок.
На землю холодную Васька
Упал, как с мякиной мешок.
И глупые Васькины мысли
На старой березе повисли.
3
Я не стану травою, дрожащей от свиста косы,
Перед высшим судьею, бросающим жизнь на весы
Я предстану несогнутым, твердым и гордым поленом
Тем, которое многим героям сломало носы,
Героинь иногда, впрочем, тоже лишая красы,
Не осиновой чуркою - комлем дубовым нетленным!
Я не стану стаканом в трясущейся чьей-то руке.
Перед высшим судьею я нагло пройду налегке,
У костра причастившись воды из ляменевой фляжки,
Прямо в сердце Аида нацелюсь в прощальном пике,
И останутся сонные дни где-то там вдалеке,
Где остались твои незабвенные стройные ляжки.
Нет, не стану гадать я о сущности реинкарнаций,
Я по стилю сонета узнаю, что был я Гораций.
Перед высшим судьею, бросающим жизнь на весы
Я предстану несогнутым, твердым и гордым поленом
Тем, которое многим героям сломало носы,
Героинь иногда, впрочем, тоже лишая красы,
Не осиновой чуркою - комлем дубовым нетленным!
Я не стану стаканом в трясущейся чьей-то руке.
Перед высшим судьею я нагло пройду налегке,
У костра причастившись воды из ляменевой фляжки,
Прямо в сердце Аида нацелюсь в прощальном пике,
И останутся сонные дни где-то там вдалеке,
Где остались твои незабвенные стройные ляжки.
Нет, не стану гадать я о сущности реинкарнаций,
Я по стилю сонета узнаю, что был я Гораций.
6
Бросьте ребята дурить, все подходит к развязке!
Камни в мешок собираем, становимся в ряд,
Дружно напялим на головы черные маски
И создадим свой карательный суперотряд-
Камни зачем? Ни к чему нам библейские сказки!
Лучше засунем в мешок динамитный заряд,
Шнура бикфордова кинем огромную связку,
А на закуску положим туда мармелад.
Эх, богатырскую силушку некуда дети...
Лучше б детей создавали, сопя на диване
Чтоб продолжали бороться за дело отцов
На облысевшей, на виды видавшей планете
Орды сопливых юнцов - Пети, Васи и Вани,
Родину славя геройской тропой храбрецов.
Камни в мешок собираем, становимся в ряд,
Дружно напялим на головы черные маски
И создадим свой карательный суперотряд-
Камни зачем? Ни к чему нам библейские сказки!
Лучше засунем в мешок динамитный заряд,
Шнура бикфордова кинем огромную связку,
А на закуску положим туда мармелад.
Эх, богатырскую силушку некуда дети...
Лучше б детей создавали, сопя на диване
Чтоб продолжали бороться за дело отцов
На облысевшей, на виды видавшей планете
Орды сопливых юнцов - Пети, Васи и Вани,
Родину славя геройской тропой храбрецов.
5
В Палермо погожей весною
Цветет сладострастный дурман.
Коты, затевая роман,
Предались развратному вою.
Бреду я, невесел и пьян
И сам препираюсь с собою:
Зачем мы разрушили Трою,
Убили рабов и крестьян?
Похоже, от этого дамы
Краснеют: "Но Трою же - греки
Разрушили ходом коня!"
Но пьяный же я, человеки,
А римлянин - грек тот же самый!
Уймите, уймите меня!
Цветет сладострастный дурман.
Коты, затевая роман,
Предались развратному вою.
Бреду я, невесел и пьян
И сам препираюсь с собою:
Зачем мы разрушили Трою,
Убили рабов и крестьян?
Похоже, от этого дамы
Краснеют: "Но Трою же - греки
Разрушили ходом коня!"
Но пьяный же я, человеки,
А римлянин - грек тот же самый!
Уймите, уймите меня!
2