Поиск по автору:

Серафим Серафимович Кац
Как-то внес предложение (рац-):
"Унитазы в сортирах
Для убогих и сирых
Заказать в фирме "Ссац и Усрац".

Разлагается тело. Бессмертна душа.
Состоит ли она из различных молекул
Или, может быть, элементарных частиц?
Не известно науке о том ни шиша,
Не положено, видимо, знать человеку.
Злобно небо глядит из-под белых ресниц.

Тает мартовский снег. Остается вода.
Утекает в моря по раздувшимся рекам,
По бесчисленным лужам безвольно лежит
И томится в болотах. Молчат города
На пути от варягов к, естественно, грекам.
Тихо дышит земля, от межи до межи.

Развалилась держава, но вечен обычай
Про бессмертье души с голым задом талдычить.

Есть в Мытищах крутая чувиха.
Из меня она сделала психа.
Вот, к примеру, намедни
Я, как олух последний,
С ней хлебнул полтора фунта лиха.

Грянет буря, скоро грянет буря -
Злобно каркал буревестник, гад,
Он давно затрахал всех подряд
До полубезумия, до дури.

Пингвин, проспиртован и прокурен
Об утес, балдея, чешет зад,
Чайки сверху дружно матерят
Пингвина за то, что некультурен.

Уткам тоже все по барабану,
Утки лихо косят под гагар,
Гадят в клюв усталому баклану.

Нету сил смотреть на эту бучу,
Брошу в море спичку - и пожар
В этом самом море отчебучу.

В серебристом дыму замаячил таинственный замок
На старинной картине. Щелчок - и он вышел из рамок
И наполнилась миром и дивным покоем душа.
Так, подобно ребенку, бежавшему нянек и мамок,

Я попал в незнакомое место. Открылись ворота
И закрылись ворота. И снова как-будто бы что-то
Мимолетно, но жутко мелькнуло вдали в камышах.
Значит, двери - вот здесь, а вдали - с камышами болото.

Постою. Покурю. Подожду - может, будет попутчик...
Нет, пустынно и тихо. Лишь тоненький солнечный лучик
Пробивается снизу. Спускаюсь в холодный подвал.
С каждым шагом мне лучше, все лучше, и лучше, и лучше!

Просыпаюсь. Все простыни смяты. Фигурирует мокрый овал.
И опять на работу проклятую. Лучше б я вообще не вставал...

Все студентки у нас на филфаке
Хоть большие на вид задаваки,
Но дают без вопросов,
Задаваемых косо-
Кому раз, кому два, кому - факи!

Говорят, депутат Чиччолина
Пожелала прочесть "Чипполино".
Но, взглянув на обложку,
Засмущалась немножко -
Лук, клубничка... И очень уж длинно.

В защиту свободы слова

Без сочного мата и пошлостей сальных
Как сух стал мой стих! Он ломается с хрустом.
И тем избегая фривольно-анальных,
Я вдруг замечаю: осталось негусто.

На душистый и трепетный хмель
Сел лохматый растрепанный шмель.
А цыганская дочь
Сломя голову прочь
Умотала в ближайший бордель.

Я развода не дам никому -
Ни тебе, ни тому, ни сему.
Ну зачем мне вся эта фигня?
Мне ли в собственном (кстати!) дому
Помышлять о разводах? К чему?
Мало, что ли, забот у меня?
И имущество не поделю.
Половины ни в чем не терплю,
А уж четверти - это пардон!
Ну при чем тут "люблю - не люблю"?
Чувство к даме от страсти к рублю
Отличает воспитанный дон.
Вот, бери свой сухарь и трусы
И вали до лесной полосы.

Пуританка одна из Эссекса
Ненавидела кексы без секса.
"Секс без кекса - смешон,
Хуже - только крюшон,
Кекс без секса и секс без латЕкса!"

Как-то раз я сдавал сопромат,
А профессор, типичный примат
Он мне смотрит в глаза
И от смеха слеза
Так и брызжет: "Зачет-автомат".

Старый киллер из города Грозного
От запора страдал варикозного
Выходя на работу,
Подавлял он икоту
Сверхусилием мозга склерозного.

Как-то раз в ректорат ЛГУ
Принесли старый принтер б/у
И включили в розетку.
Дым вонючий и едкий
Все заполнил - ей-богу, не лгу!

В ниспадающем платье, бесшумно-красиво ступая,
Выплывает на подиум сам Моисеев Борис-
По упитанным бедрам карденовский люрекс стекает
Между ними же член одиноко-уныло повис-

Члену скучно - Борис никогда его не применяет
Несмотря на обилие рядом красивых актрис.
И одну только функцию член у него выполняет -
Позволяет хозяину вечером слить антифриз.

Как и член, для любви человеку дается душа,
Как и член, поднимается ввысь она, так же ложится...
И проходит любовь, ниспадающим платьем шурша

Не оставив следа, как удачный прием джиу-джитсу.
Ну а если ваш член все равно вам любить помешал,
Обратитесь к хирургу, пускай первратит Вас в девицу.

Долгий путь я прошел от священника до программиста
И обратно, к священнику. Боже, помилуй меня!
Подотри в моих файлах в преддверии судного дня
Непотребных девиц, что нашел я вчера в Альта Висте.

Паутиною дьявола к нам попадает херня,
Непомерно сисяста, ногаста. Тут дело нечисто.
Раньше было попроще, когда я ходил в коммунистах,
Еще не было выхода в сеть в эти дни у меня.

О, прекрасные дни целомудренных танго и твиста
Когда я был так юн, что еще не вступил в онанисты!
Почему мама с папой тогда не додали ремня?

Мой любимый герой был тогда храбрый граф Монте-Кристо
Почему ж беспощадно, так неумолимо, так быстро
В онанизм с коммунизмом судьбина кидает меня?

В чистом поле мерцает костер,
И неспешный идет разговор:
"Ты, Илюша, силен,
Понимаешь, как слон,
А Добрыня зато, бля, хитер."

Пожилой и бухой прохиндей
Что ни ночь, надувает блядей
А потом продает -
Надувных наш народ
Больше любит - боится спидей.

А если бы Клинтон принимал Виагру....

Одну толстую америкаху
Худощавый метис один трахал.
Перед этим метис
Пил бадьями кумыс
И усердно молился Аллаху.

Как сонное судно скучает у мола,
Скучаю и я в полутемном кафе.
В углу надрываются тщетно пикколо,
Лахудра-певичка уже под шофе.

Свобода, жара - вакханалия лени,
Танцуют испанцы, мелькают их тени,
Признаться, хочу быть испанцем и я,
Чтоб жизни тугая забила струя.

Увы - рыбья кровь затопила всю душу,
Ленивым налимом залег я на дно
И тягостно щурюсь, глотая вино,
Мне тягостно видеть извечную сушу.

Рожденный летать, я, увы, стал бескрылым,
Вино не поможет - поможет могила.

В бар пришел на работу Максим
огляделся, подумал : "Один!"
И, налив себе джину,
Отхлебнул половину
И из бара отчалил засим.

Невысокий, но гордый монгол
На хурал голозадым пришел.
Ну и что тут такого -
Ведь свобода же слова,
Говорят же, мол, гол как сокОл.

Девочки, мальчики, дяди и тети
Вместе собрались в далекий поход.
Дедушки! Бабушки! С ними пойдете?
Даже прадедушка чей-то, и тот
К нам издаля прилетел в вертолете.

Вот-тебе на-тебе - дядьки чужие
Тоже какие-то вместе притопали,
С виду - ужасные, злые, плохие,
Грязные, мрачные, в стельку бухие
Гадко поют про березоньку во поле.

Не по пути нам - компании разные,
Вместе нам в этом лесу не гулять
Хочется выкрикнуть с горечью:"Б....!
Вот ведь эпоха пришла безобразная!"

У Петровича есть к вам вопрос:
"Чем лечить ваш словесный понос?"
Говорили об этом
Многим горе-поэтам.
Помогает порой купорос.

Нелегки времена неолита:
Не написана повесть "Лолита",
"Терминатор" не снят,
И не создан стройбат
Для постройки строений Главлита.

Говорят, что студенты в Физтехе,
Половой предаваясь утехе,
Разошлись до того,
Что уже ничего
Не секут оттого в теормехе.

Как-то раз удалого гусара
Пожилая, но крепкая пара
Пригласила на ложе
К ихней дочке - о Боже!
Но гусар предпочел Боливара.

Писал Цицерон "О законах"
Довольно весомый трактат,
А думал о пышных матронах -
Они-де его не хотят.

О позах их думал и стонах
О страсти в которой горят
Сердца безнадежно влюбленных-
А был всего месяц женат.

И нужно опять Цицерону
Надыбать другую матрону
И трахнуть ее под бурброн.

Отсюда убыток закону:
Какой уж тут, к черту, закон,
Когда допекает гормон?

Вот стоит осина, на осине - тело,
И висит недолго, а уж опустело.
Подхожу поближе, узнаю тебя.
Трогаю за пятки, душу теребя...
Плачу и шепчу я телу обалдело:
"Ты когда успело, тело, умереть?!"
Отвечает тело: "Все одно - за дело.
Не мешай, хозяин, дай мне повисеть..."

Справедливости нету на свете
Ни в омлете, ни даже в миньете.
Только в жопе найдешь.
Впрочем нет, это - ложь!
В жопе только говно, знайте, дети!

У сексолога Левы Щеглова
Монография, в целом, готова,
Но раздел "Про минет"
Зарубил Комитет
По наследию графа Толстого.

Кант придумал свой императив
И налил себе аперитив.
Что же, пить иль не пить?
Он как Гамлет, едрить:
Разве можно отлить, не попив?

Спят усталые солдаты
Надоел Армагеддон.
Только бьет набат дин-дон
Приближая час расплаты.

Солнце катит свой бидон,
Грома слышатся раскаты.
Пусть прольется дождь на хаты,
Словно сера на Содом.

Кто б сказал, за что воюем?
Жизнь накрылась медным буем.
Штык - дурак, и пуля - дура,

На том свете заночуем.
Видно, с жизнью шуры-муры
Не крутить нам. Смейтесь, куры.

Не пытай, ради Бога,
не корми холодцом!
Дай мне рупь на дорогу,
Спрячь вот заподлицо.

И не надо, не трогай
Парашют за кольцо.
Там, за Тикондерогой
Ветры дуют в лицо,

Ввысь несутся стрекозы
Вертолетов, и грозы
Портясают наш мир.

За петлицей - мимоза,
А в бутылке - кефир...
Ты поплачь, король Лир...

Жили-были поэты-китайцы, Ли Бо и Ду Фу
Под столетним, тенистым, развесистым деревом тофу
Сочиняли они, соревнуясь, занятные строфы.
Для примера одну приведем мы вам ниже строфу:

"Как-то Будда в составе тургруппы полез на Голгофу,
Хотя лучше бы было, наверно, залезть на софу,
А разумней всего вообще запереться в шкафу
И средь шуб повстречать лет пятнадцать искомую Софу".

"Что же в этом занятного?" - спросит нас западный сноб.
По китайской традиции, мы объясним, но не в лоб,
Чтобы было над чем поразмыслить ученому снобу:

"Рассужденьями вяжем мы фактов разрозненных сноп,
Каковой заключает искомую Буддой зазнобу,
Чтобы истиной новой насытить познанья утробу."

Иннокентий листает пикантный журнал
В ожиданьи экспресса из Ниццы,
С золотистым шампанским хрустальный бокал
Предлагают три юных девицы.

Иннокентий смутясь поднимает свой взгляд
И шампанское льет на манжеты.
Три девицы смеются два раза подряд,
Доставая бутыль "Амаретто".

Вот, истошно свистя, подкатил паровоз-
На пероне толпы оживленье.
Полтораки девицу целует взасос,
Появившись внезапно из тени.

Отбивается дева и вьется ужом
Оторваться не в силах от гада.
Иннокентий, с присущим ему куражом,
Контролеров сзывает бригаду.

Контролеры девицу целуут гурьбой,
Штраф берут с подлеца Полтораки
Черный Ворон, ужасно довольный собой,
Исчезает в сгустившемся мраке.

Мы пем, не страшна нам за окнами стужа и вюга.
Пылает камин, и на кухне хлопочет прислуга.
Приятно горячего грога отведать, друзья
А вдвое приятнее умная наша беседа
Где каждый охотно поддержит идею соседа,
Легко удержавшись на грани софизма и бреда
Вдоль грани небрежной остротой опасно скользя.

Забудем о грубости мира что там за дверями
Морозит в чащобе глухой лесников с егерями,
Подбросим дровишек в камин и по новой нальем.
Под звоны бокалов зажгутся гирлянды на елке,
Генсек обратится с экрана с напутствием долгим
И вновь ралетятся веселой беседы осколки...
Преданье свежо, но уже порастает быльем.

Устал скрывать под маской безразличья
На весь ваш род досаду, злость и гнев:
Который год пытаусь вас постичь я,
Так, видно, и умру, не поумнев.

О, женщины, то счебетанье птичье,
То льва в ночи громоподобный рев.
То с вами забываешь все приличья,
То топчешся в прихожей оробев.

Как море вы. То штиль, то ураган,
Но вот опять я свой расправил парус.
Сейчас, как элегантный хулиган

Очередной красавице представлюсь.
Для смелости я выпил, но не пьян.
Ну не добьюсь - так просто позабавлюсь!

Врасчение земли - занятнейшая штука,
Особенно когда глядишь со стороны:
Все горочки на ней и речечки видны...
Запусчена зачем? Молчит о том наука.

Кричу: "Остановись!" Планете - хоть бы хны...
Скрипит земная ось, но мы не слышим звука
Запусчены во тьму как из тугого лука,
По воле навсегда исчезнувшей страны.

И миряды звезд блестят вокруг лукаво.
Поскрипывает шлюз, и в тюбиках какао
Теряет с каждым днем и вкус, и аромат.

Закончен этот век. Рассыпалась держава.
Сквозь холод пустоты глядит на брата брат.
Вращается Земля. Никто не виноват.

Потерялся я в поле
Твоего тяготенья.
Потерялся я напрочь,
Нет ни силы, ни воли!
Превращен в твою тень я.
Откатила волна прочь

твоего нетерпенья -
Но буквально на миг
И вот снова в потоке
Вдохновенья с волненьем!
Я весь ужас постиг,
И экстаз, и пороки!

Почему же так грустно?
Очень странное чувство.

Я не знаю, зачем и кому это важно,
Кто все это придумал, зачем и когда
На восток уезжают опять поезда,
В дальний город Харбин направляясь отважно.

Все так глупо, ненужно... Ужель навсегда?
И какого рожна гонит Родина граждан
Под лиловой луной в кабаках петь вальяжно
Для таких же как мы, заплутавших сюда.

Только кажется мне: вам, в России сермяжной,
Не понять, как тоскует солдатик бумажный.
Впрочем, стоит ли выть на луну, господа,

Вспоминая свой блочный, девятиэтажный
Просыпаюсь в поту, мучим страхом и жаждой,
И шепчу в темноту: "Ни за что! Никогда!"

О, когда бы мне дали зарплату
Как у нашего пана директора,
Я б на локте заштопал заплату,
Я б полил грустный фикус в горшке
А на должности скромной корректора
Не мечтаешь и о портвешке.

О, когда бы мне дали машину
Как у нашего пана редактора,
Я взлетел бы на счастья вершину,
По газам бы втопил до отказа!
А в кабине служебного трактора
Куража нет, ни сил, ни экстаза.

Хорошо, хоть живой я пока еще,
А не умер как пан управляющий.

На горячих брегах Мозамбика
Кто-то воет надсадно и дико.
Видно, вождь мальгашей -
Рот до самых ушей -
Chile pepper попутал с клубникой.

Не то, чтоб мне не по годам,
Но, если рассудить, народ, -
Идти этапом в Магадан
Обидно из-за банки шпрот!

Невеселые думы порою
Навещают меня по ночам:
О болезнях, отсутствии дам
И о долге моем геморрою.

Монолог, обращенный к трусАм,
Не поднимет дурного настроя,
И стакан травяного настоя
Не поможет моим волосам.

Что ж мне делать с печалью моею?
Поделиться ей в общем-то не с кем,
Только старый дружок унитаз

Вновь и вновь прогибается с треском,
Принимая все то, что имею:
Невеселье, хандру, пипифакс.

Журналист-скандалист Киселев
На экране всегда крайне клев,
Что касается Йордана -
Морда просит не ордена
А скорее - больших пиздю.ев.

Стеб да стеб кругом,
Ширится маразм,
Ну, а мы вдвоем
Чувствуем - оргазм.

Судороги. Спазм.
Мы тревогу бьем:
Нас привел соблазн
В сумасшедший дом.

Там помоют нас,
Хлеб дадут и квас
В ягодицы серу

Всем введут на раз.
Лучшего примера
Нет для пионера.

Говорят, будто Фрэнсис Форд Коппола
Аппарат имел длинный - аж доппола.
И когда к унитазу
Подходил, то не сразу
Попадал - а вокруг все да около.

Отмечая взятие Казани,
Грозный подозвал к себе Малюту
И шепнул на yхо пo-секретy:"
Говорят, в подвалах "Мукузани"
Продают, но только за валюту.
А валюты, сам ведь знаешь, нету".

"Знаешь, царь, - ответствовал опричник -
Если ты прикажешь, мы с дружиной
Вздернем враз откупщика на дыбу
И остатки сунем за наличник!"
"Что ж, за дело, одарю полтиной, -
Третий раз негоже за спасибо."

Да велите Курбского позвать,
Пусть канает в спальню, греть кровать.