Поиск по автору:

Метис симпатичный из штата Флорида
Любил китаянку из рода Шан-Инь,
Она на него извергала флюиды,
А он ей дарил неба местного синь.

Она говорила ему: "Поостынь!"
Но кровь ирокезская не унималась
И ночью, средь кучи несвежих простынь
Его отвергая слезой умывалась.

Но возле Большого Каньона провала,
Где кактус растет и летает орел
Она ему как-то, рыдая, сказала
Носки постирал бы, вонючий козел!"

Мораль сей истории, братцы, такая:
Не вздумайте баловать баб из Шанхая!

Если б Путин носил кимоно,
Мы бы жили бы все, как в кино:
Вроде, люди как бы,
Трудной как бы судьбы,
Но по сути - рабы все равно.

У царя Менелая похитил троянец Парис
Всей Элладе известную, стройную, как кипарис,
Молчаливую рыжеволосую чудо-Елену,
Но оставил пустого коня - дескать, мол, подавись.

Менелай поутру вышел кофе испить на балкон,
Но, пардон, где ж Елена? Где сахар и где молоко?
Где же, собственно, кофе? Какой-то бардак несомненный.
Только лошадь пустая, и запах оттуда плохой.

На мобильный в сердцах Менелай позвонил Одиссею:
"Я от шуток от ваших ахейских, в натуре, косею!
Пацаны волноваться устали и грузятся в джип!
Не возьму и задаром кобылу с навозом в хвосте я!"

Одиссей хладнокровно ответил: "Братан, ну ты влип!"
А из чрева кобылы донесся воинственный всхлип.

Когда в столыпинском вагоне Мандельштама
Везли в дорогу, бесконечную, как зло,
Мелькали мимо то ристалища, то храмы,
Неторопливо время страшное текло.

Вершилась в мире непонятная программа,
И зарешеченное грязное стекло
Не пропускало взгляд недвижный и упрямый.
Внизу колеса грохотали тяжело.

Простор и воля за окном. Чужая воля.
Мелькает лес, мелькает луг, мелькает поле...
Дано мне тело - что мне делать с ним теперь?

Чужая воля подавляет и смеется,
В лицо хохочет, беспощадный злобный зверь.
Ох, если б знать, как наше слово отзовется...

Говорил Аристотель Платону:
"Не по совести, а по закону
Надо жить и любить!"
А Платон: "Так и быть, -
Ты нагнись, да держись за колонну"

Кажется, Пушкин был негром, но это
Кажется только. Нам часто порой
Кажется вздором расцветка поэта,
Форма ушей и камзола покрой.

Форма строки - вот что в Пушкине ценно:
Ямб изумителен, рифма отменна,
Почерк и самоцензура - на ять!
А уж какого он цвета - плевать.

Кровь у Дантеса была голубая,
Да что там кровь - он был весь голубой!
Гнусный окрасом и мокрый губой
А принимали его - не читая!

Примут, бывало, и тащат в кровать.
А уж какого он цвета - плевать!

Холодную водку я уважаю,
Теплую водку я тоже люблю.
Но ежели водка учебе мешает,
Так ну ее на хуй,учебу мою.

Если ты приобрел небоскреб,
Значит, много проблем ты огреб.
Он, как свищ на носу,
Раздражает Муссу,
А Мусса еще тот долб.еб.

Опять приснилось Мраморное море,
Гранитный мавзолей на косогоре
И старый грек, молящийся богам.
Молитва в заунывном ре-миноре
Сквозь дыры в мавзолеевом заборе
Течет неслышно вниз, в площадный гам.

Там, на базарной площади Стамбула,
Примерно двадцать пять веков минуло,
Пока мы целовались за углом.
Давно нас ветром беспощадным сдуло,
И вместо грека турок крутоскулый,
И минареты выросли кругом.

Одна отрада здесь - турецкий кофе:
Он дарит вкус и запах катастрофе.

Говорил мне один аудитор,
Что на спор выпьет спирта он литр
Но, как хряпнул стакан,
Стал блевать, как вулкан
И просить, чтоб я быстро все вытер.

Жил в Париже художник Шагал -
Член свой длинный сквозь стену совал.
И, нарушив уют,
Тех кто рядом живут,
Получил охуенный фингал.

Не будет больше порошка,
Уже не будет даже травки,
Ушит желудок и кишка,
Что б не хотелося добавки.

Я заколдован черным кодом,
Не пью, а то бы, с бодуна,
Я, не взирая на погоду,
На сук подвесил колдуна.

Проведя шесть лет на зоне,
Иванов, бывая в бане,
Не сгибал спину в поклоне:
Вдруг в очко отарабанят?!

Волновалась не долго Россия-
Сколь корону с собой не носи я,
Хоть в котомке, а хоть в рюкзаке,
Не видать мне российского трона
Я как пьяная баба Матрена
Отдаюсь без единого стона
На лугу, на стогу, на реке.
Далеко за горами столица
В ресторанах своих веселится,
Наплевав на российский народ...
Ей, столице, приятно, наверное,
Лето счастья ловить эфемерное
Как российское небо - безмерное...
Все пройдет. Даже это пройдет...

Проститутка одна из Габона
Так похожа была на гибона,
Что реальный гибон
Эмигрировал в Бонн
И давался там немцам pro bono.

Проститутка одна из Киркука
Страсть пугается громкого стука.
Стоит лишь постучать,
Начинает кончать.
Но кончает блистательно, сука.

Наложить на ООН, что-ли, вето?
Или просто его сжить со света?
А то энти ООНы
Задолбали, гондоны:
То "Не этим бомбишь!", то "Не это!".

Послушайте, люди, балладу про штуцер:
В Баварии выросла Штуцер Инесса,
В девицах - Арманд. Пламя трех революций
Ей в кузнице счастья, любви и прогресса
Ковало характер крутого замеса.
Но слушайте дальше: в России Володя-
Простой гимназист, незначительный вроде,
Казалось бы, Штуцеру не конкурент,
Сажал огурцы у себя в огороде,
И понял: "Созрел, понимаешь, момент!
Восстание! Хватит бесплодных поллюций!"
И грохот пошедшего в гору процесса
Уже предвещал: скоро кровью польются
Из Штуцера центнеры лишнего веса
Инессе вдруг стало не до политесса,-
Она загорелась мечтой о Свободе!
Она из Баварии пишет Володе:
"Я еду Россия. Там буду студент."
Володя прочел, улыбнулся природе
И понял: "Созрел, понимаешь, момент!"
Пусть чай буржуин попивает из блюдца,
Таблетки пусть жрет от мигрени и стресса:
Тому, что прошло - никогда не вернуться,
Корабль Истории входит в Одессу,
Инесса на берег глядит с интересом:
Страна и эпоха Инессе подходят,
Полно мужиков подходящих в народе,
Крестьянин, рабочий и интеллигент -
Сгодится любой при хорошем уходе,
Лишь только б созрел подходящий момент.
Любить одного стало как-то не в моде-
Ведь жизнь быстротечна, и юность проходит,
Инесса согласна на эксперимент.
И если заря коммунизма восходит,
То это и есть подходящий момент!

Опять приснилось Мраморное море,
Гранитный мавзолей на косогоре
И старый грек, молящийся богам.
Молитва в заунывном ре-миноре
Сквозь дыры в мавзолеевом заборе
Течет неслышно вниз, в площадный гам.
Там, на базарной площади Стамбула,
Примерно двадцать пять веков минуло,
Пока мы целовались за углом.
Давно нас ветром беспощадным сдуло,
И вместо грека турок крутоскулый,
И минареты выросли кругом.

Одна отрада здесь - турецкий кофе:
Он дарит вкус и запах катастрофе.

Не повторится больше никогда
Очарованье яблочного лета,
Не вспыхнет вновь погасшая звезда,
Звезда, что нам светила до рассвета.

О, как я ждал, что ты мне скажешь "Да"!
Прошли века, но я все жду ответа.
Склонились грустно ивы у пруда,
Кукушка век отсчитывает где-то...

Увядший лист в падении своем
Плывет, как лодка, по волнам тумана.
Вот так и я плыву по морю жизни,

Не различая правды и обмана.
Уходит лето. С каждым новым днем [вариант]
Все дальше от крестин, все ближе к тризне.

В моей коммунальной квартире
Стрельба постоянно, как в тире,
Как в местном кружке ДОСААФ-
Летают кастрюли и гири:
Обратно "Commando" в эфире!
Неважно кто прав, кто неправ.

Казалось бы - люди как люди,
Ну, что им в кухонной посуде?
И вилку погнули зачем?
А ночью сожрали мой студень...
О, как же стал быт мой паскуден!
Туды вас, поганцев, в качель!

Сегодня, полночной порою
Я газовый вентиль открою.

Я раньше была одинока
Как сердце в двуглавом орле
Брела как Россия во мгле,
Питалась березовым соком.

Как флюгер, сижу на игле...
Порой соскочу ненароком,
Ударюся жизнью, как током,
И вновь отключусь, как реле.

Судьбина моя несуразна:
Мила я и все ж - безобразна,
Толкова и страшно глупа,

Но ночью глухою, ненастной
Ко мне не иссякнет тропа
Голодного злого клопа.

Николь Кидман на днях Тому Крузу
Откусила кусок кукурузы.
Застонал бедный Том
Больно было, при том...
И настал тут конец их союзу.

Я знавал одного прокурора,
Он страны был оплот и опора.
У оплота того
Важных дел большинство
Развалилось, как пьянь у забора.

От старого вяза сверну по тропинке направо-
Отсюда до Рима буквально рукою подать.
Четвертую тысячу лет я мечтаю сюда,
Где в каменных форумах бродит античная слава.

Былого величия мощь до конца не понять,
Давно в Колизее уж нет гладиаторов бравых,
Не встретить на улицах и куртизанок кудрявых,
Ни хлеба, ни зрелищ, ни даже мечом помахать!

Торгуют баранками бывшие гунны-громилы,
Красавцу Нептуну повесили бублик на вилы -
Откуда им взять уваженье к глубинам веков?

Но что-то сюда меня тянет, какая-то сила,
Как будто бы тайным магнитом сюда я влеком...
Четвертую тысячу лет в Рим иду я пешком.

Я слово позабыл, что Вам хотел сказать,
И что-то пробурчал, ну, типа "Приходите",
Вчера, навеселе Вас затащив в кровать
Не въехал я, что это были Вы, простите!..

Теперь придется мне тоскливо куковать.
Теперь я стал для Вас нижтожный соблазнитель,
Но ведь и вы, увы.. Я не сказал, что блядь,
Но плакал ведь тогда по Вам медвытрезвитель!

Однако, даже Ной, когда был пьяным в стельку,
Не мужиков к себе затаскивал в постельку,
Как повелел Господь, подругу он имел.

О Лоте умолчу, поскольку вспомнил слово,
И с губ моих оно сорваться уж готово:
"Поверьте же, что я Вас вовсе не хотел!"

Хорошо в Серебряном Бору
Собирать бутылки утром ранним:
Множество бутылок поутру
Здесь. А ты, валяясь на диване,
Нежишься, как в сумке кенгуру.

Вот, бери авоську и баул,
Лупу для рассматриванья сколов.
Лишь бы нас приемщик не надул,
Серебряноборских новоселов,
Гордых и бесхитростных как стул.

А когда, удачно сдав стекло,
Сосчитаем мелочь в потной длани...
Лишь бы все менялось и текло,
Как в желудок струйка Мукузани.

Говорят, что ученые ночью
Часто видят конец свой воочью
В инфракрасных лучах,
Если тот не зачах
От учения и суходрочья.

У смерти много денег -
Оружие в цене
Шпионских хитрых фенек
Оплачено вдвойне.
Вся жизнь моя - в войне
За твердую валюту,
И неповадно плуту,
И стыдно палачу,
Но девочек в каюту
Хочу, хочу, хочу!

Разведчик, академик,
Эксперт по старине
Без мата, без истерик,
Похвально чуждых мне,
Повсюду на коне,
Внезапно почему-то,
Как некогда Малюта,
Скачу, скачу, скачу!
Я негодяй, как будто,
Но быть им не хочу.

Сухой, как старый веник,
Но быстрый, как стилет,
Обрезан в понедельник,
А в пятницу - отпет,
Честней достоинств нет
И потакать кому-то
С молвою баламута,
А мордой - кирпичу,
Хоть и в очки обута
Не стану. Не хочу!

Замечу, nota bene, к
Романам Воннегута
Тропы я не топчу.
Жить на Бермудах - круто,
И я туда качу!

Король Артур, проснувшись рано,
Об угол круглого стола
Ударил рыцаря Бертрана
И встал, в чем мама родила -
Вершить великие дела.
Меж тем, Джиневра с Ланселотом
Игриво брызгались компотом
И устриц полный котелок
Перевернули, обормоты,
Задев его за уголок.
Король Артур бинтует рану,
Читая книгу "Кабала,
Потом две суры из Корана,
И ест из общего котла,
А Джина с Лансом догола
Меж тем разделись - а чего там?
Чего стесняться гугенотам?
Танцуют, черти, кек-уок,
Смеясь до колик, до икоты,
Держа живот за уголок.
Король Артур добыл барана
И делит ровно пополам
Его рога: один Тристану,
Другой себе, а третий нам.
Меж тем Джиневра - стыд и срам:
Кидает Ланселоту что-то
Но, промахнувшись, с разворота
Тристану попадает в бок.
Да это - томик Вальтер Скотта!
Но съели мыши уголок.

Сдержи, читатель мой, зевоту:
Тристаны эти, Ланселоты,
Джиневры где-то между строк
Странны, но в сердце отчего-то
Всегда находят уголок.

Невезучий король Этельред
Топором наносил себе вред.
Хохотали враги:
Ни руки, ни ноги,
Ни яиц... Ни хуя уже нет!

Всем известно, что Понтий Пилат
Был насильник, обжора и гад,
Но умытые руки
Этой твари и суки -
Образец для послушных ребят!

Мне кажется время взбесилось немного,
Пространство, мне кажется, в точку сошлось
И, кажется, я подвернул себе ногу,
А руку сломать, увы, не удалось,
Но клетка грудная прозрачна насквозь-
Главврач говорит : "Никаких отклонений".
"А что же так больно?" - "А все от волнений,
Постельный режим и больничный покой -
Побольше покою, поменьше сомнений,
И ваши печали - как снимет рукой."

Но время все выше ползет, как изжога,
Оно и пространство ,мне кажется, врозь,
И это во мне разжигает тревогу,
А раньше ведь я был здоровый как лось:
Не только хотелось - порой и моглось;
И не было скуки, и не было лени,
И по вечерам не ломило колени,
А Время во сне улыбалось легко
В мелькании дат, новостей, поколений,
И тяготы дня - как снимало рукой.

"Что будет со мною?" спрошу я у Бога,
И Бог мне ответит, что так повелось -
Войти не решаясь, торчать у порога
Как путник потерянный, временный гость,
Пока меня Время в костлявую горсть
Не схватит, как кепочку - старенький Ленин
И в горло пространству швырнет на съеденье,
И я провалюсь далеко, глубоко,
Оставив печали, отбросив сомненья,
Которые тут же - как снимет рукой.

Пространство нальет себе чаю с вареньем,
И Муза мне скажет: Писать - дело геньев
И смерть пригрозит деревянной клюкой:
"Зачем ты писал это стихотворенье?"
И скомкает листик костлявой рукой.

Прикрой свои бледные ноги,
Открой волосатую грудь.
Тебя полюбила я, Гоги,
И не сожалею ничуть.

И пусть я лилея из лилий -
Люблю я твой взгляд крокодилий.

Блесни золотыми зубами,
И глазом стеклянным сверкни -
Сияние взор затуманит,
Взлетят фейерверка огни.

И пусть околеет Василий,
Люблю поцелуй крокодилий

Уедем с тобой во Флориду,
Там много таких же, как ты,
А Вася с разбитым корытом
Амурны оставит мечты.

Тебя же, Василий, просили:
Освой поцелуй крокодилий!

В передаче Кирилла Гордона
Матерился бухой Марадона.
И сплошное "пи-пи"
Шло в эфир по цепи-
Что возьмешь с аргентинца-гондона?

Ростроповича как-то спросили:
"Вы в каком выступаете стиле?"
"Ась? - ответил старик
И сорвался на крик, -
Я играю на свадьбах кадрили!"

Молодой и нахальный сингал
Как-то улицу перебегал.
Полицейский-тамил
Свой кулак применил,
Чтоб сигналил фингалом сингал.

Скалолазы из города Базеля
Всякий раз, как на скалы залазили,
Расстегнувши штаны
Были напряжены-
Каждый думал :"Есть силы в запасе ли?"

Как-то раз по вине Моисея
Загибалась держава Рассея:
Ни еды, ни воды -
Все украли жиды
От Прибалтики до Енисея.

Как-то Гена свою Чебурашку
Пригласил к себе в гости на бражку.
Она выпила стопку
Да и Гену за попку:
Ну, чего засмущался, дурашка!

Как-то случился со мной адюльтер-
Хоть и не нравится мне это слово,
Я его помню из басен Крылова.
Вечер сгущался. Вдруг оклик:"Валер!

Что, не узнал? Я же - Галка Бревнова!
Ты ж в пятом классе был мой кавалер."
Вижу - девица, одета в мохер,
В ухе колечко, и бритоголова.

Ну, я ж, понятно - не чуждый манер,
Чай, математик, не милицанер.
"Ну,- говорю сам себе,- Казанова,

Хоть ты и Вить, а совсем не Валер, -
Должен Бревновой поставить в пример."
Взял и поставил. Готова Бревнова.

Нда. Самое смешное в истории №10 из "основных" за 12 дек. - это
"изотерические курсы". А рисованию, наверное, учат на курсах
"эзобразительного искусства". Грамотеи...

Молодой человек из Орландо
Постоянно массировал гланды
Своей юной невесте
Через вход в новом месте.
Нелегко быть солисткой джаз-банда.

Одна девушка из Барнаула
С дефлорацией долго тянула:
То прическа не та,
То порой занята,
То не та консистенция стула.

Я развода не дам никому -
Ни тебе, ни тому, ни сему.
Ну зачем мне вся эта фигня?
Мне ли в собственном (кстати!) дому
Помышлять о разводах? К чему?
Мало, что ли, забот у меня?

И имущество не поделю.
Половины ни в чем не терплю,
А уж четверти - это пардон!
Ну при чем тут "люблю - не люблю"?
Чувство к даме от страсти к рублю
Отличает воспитанный дон.

Вот, бери свой сухарь и трусы
И вали до лесной полосы.

Черный рыцарь в доспехах тяжелых
Скачет вдаль на коне вороном.
Вдруг на озере девушек голых
Он увидел. Привстав над седлом,
Он тихонько шепнул: "Поделом"
И поправил под латами плавки,
И игриво вскричал (для затравки:
"Вас приветствую, милые Дамы -
Не хотите ли выкурить травки?!"
"Травку рады курить завсегда мы!"

Эти нимфы что в рощах и долах
Молодым упиваясь вином
И слегка лишь прикрывшись подолом,
Хороводы ведут табуном,
Всех проезжих в угаре хмельном
Опьяняют и тащут на лавки,
А потом обирают, мерзавки,
Вплоть до плавок. Не ведая срама.
Тихий ужас. Не снилось и Кафке!
(Кафку рады читать завсегда мы.)

Вот уж рыцарь девиц тех веселых
Гладит, трогает, мнет перед сном.
Вдруг, как некий прожорливый Молох,
Появляется маленький гном(
Он и раньше там был под столом.
Уши гнома торчат, как у шавки,
А душа - как Корчагина Павки -
Шириной от Дуная до Камы.
Рыцарь глядь - а на нем те же плавки,
Плавки рады снимать завсегда мы.

Так сидят они вместе на лавке
Вместе с девами - просто по Кафке!
Позабыты и войны, и храмы.
Тут есть место рекламной заставке -
"Девок рады купить завсегда мы!"

Девица младая, перстами игриво болтая
И шлепая ножкой босой по прохладной воде,
Сидит у пруда. Где ты, сила моя молодая?
Когда б не был старцем я, отдал бы дань красоте,
А ныне как Сфинкс неподвижен, ее наблюдая.

А, впрочем, - ну, отдал бы. Что в этих трениях проку?
И этой девице не вечно игривою быть...
Вся жизнь наша ценна, однако, постоку поскоку
Мы сердцем, а не гениталией можем любить,
До старости нас донимает вся эта морока...

Но вдруг из орешника вышли два юные фавна
И стали сонеты читать с выраженьем девице.
И мне, как сонетчику, было довольно забавно
Их слушать и думать о небе над Аустерлицем.

Сегодня еду в электричке, и на остановке в вагон заходит очередной
торговец. Начинается песня я хочу Вам предложить.... вообщем товарисч
предлагал пластырь с тигровой мазью, ну собственно и подумалось. Сидит
себе тигр никого не трогает, только собрался себе что нибудь мазью
смазать, а тут мужик раз и отобрал.

Хорошо летним утром на море
Парус белый расправить над яхтой,
С легким утренним ветром не споря,
Положиться на волю судьбы,
И от счастья почти что кудахтать
Хорошо... Если бы да кабы!

Впрочем, просто лежать на диване,
Наслаждаясь бездельем сполна
И мешая мартини в стакане,
Знать, что жизнь хороша и легка-
Очень здорово! В сердце весна
И душа без причин широка.

Хорошо быть счастливым, богатым...
Где б червончик занять до зарплаты?

Как-то Кеплер глядел в телескоп,
И стаканчик со спиртиком - хлоп!
Тут ему показалось,
Что земля завращалась
Астрономия, мать ее еб!