Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Книга третья. "Последняя попытка"
Memento vitae
22 марта 95г.
— Доча, почему не ешь?
— Мам, я ем.
— А это что такое?
— Я ещё не доела.
— Ты ещё не начинала! Просыпайся давай, опоздаешь.
— Я с Антоном.
— Антон никуда не опаздывает… Умывалась?
— Кажется…
— А, ну марш в ванную! Стыдобушка…
— Ну, ма-ам…
— Никаких «ну», я сказала… Антон, ты куда смотрел!
— На тебя.
— Ладно. Разбирайтесь, как хотите. На родительское пойдёшь без меня.
— Без тебя, — так без тебя. Больше достанется.
— Это точно… Тоша, зайди в магазин, пожалуйста.
— Обязательно…
— Возьми бутылку вина, к нам сегодня гость. Не забыл?
— …Полина! Что ж ты вытворяешь!
— …Что там у вас?
— Ничего, не отвлекайся.
— Я побежала. Буду в пять.
— В пять пятнадцать… Горе ты моё. И в кого ты…
— В маму, Антоша. Ты сам говорил.
— Это точно, красотой тебя Бог не обделил… Ты скоро?
— Можно я не буду?
— Деньги есть?
— А ты мог бы мне ещё чуть-чуть дать? Ну, пожалуйста…
— На шоколадку?
— Ага. Тоша, я честно сказала!
— Держи. Маме ни слова. Поняла?
— Антошечка!…
— Задушишь!… Поганка ты противная… Чемодан собрала?
— Сменку положить, и я готова.
— Побежали?
— Чур, ты закрываешь!
— Дождись внизу.
— …Проходите, Максим.
— Здравствуйте, Марина… У вас тут ничего…
— Да ладно уж, ничего… Тапочки…
— Спасибо… Куда?
— Антон, принимай гостя, это к тебе.
— …А Вы?
— У меня тренировка, так что без меня разбирайтесь. Думаю, вам ребёнок не помешает. У неё уроков полно.
— Как зовут дочку?
— Полина.
— Ну, пойду знакомиться с вашей барышней… Надеюсь, ещё увидимся.
— Конечно. Раньше одиннадцати вы с Антоном не управитесь, а я через два часа уже буду дома.
— Хорошо. У меня к Вам тоже есть парочка вопросов. Не возражаете?
— Нет, конечно… Антон, ну, где ты там!… До встречи.
— Максим?… Антон.
— Очень приятно.
— Мне тоже… Проходи… У нас тесновато.
— Ничего страшного, не привыкать… А ты моложе, чем я представлял.
— Моложе чем?…
— По рассказам…
— Рассказы?… про меня?
— Слухами земля полнится.
— …Полина, познакомься, — это Максим.
— А у тебя дети есть?
— Дочка.
— Большая?… как я?
— Чуть старше тебя. А почему ты спросила?
— Просто… Антоша, а что вы пьёте? Я тоже такое хочу.
— Тебе надо делать уроки.
— Спросить уже нельзя.
— Мама придёт, тогда и тебя за стол посадим. Договорились?
— Нет.
— К себе! И не вздумай показываться на глаза, пока уроки не сделаешь… Извини, водку и креплёное в доме не держим.
— Не держится?
— Я не пью почти.
— Счастливый человек.
— Как сказать…
— Так и скажи.
— Непереносимость алкоголя.
— Надо же…
— …Ну, вздрогнем… Макс, не стесняйся, чувствуй себя как дома. Я без комплексов… этих… старорежимных.
— Я тоже.
— …Как напиток?
— Странный какой-то… Ты ничего туда не подсыпал?
— А точнее?
— Не сухое, больше на херес похоже… фанагорийский.
— Именно на него?
— И крепость, и привкусы какие-то странные…
— Попробуй из моего бокала.
— Зачем?
— Попробуй.
— …Ты из одной бутылки наливал?
— Конечно…
— Смех и грех… Корвалол, что ли… А в твоём бокале… металл…
— Понятно… Про сыр не забывай… зелень.
— Спасибо.
— Максим, когда ты последний раз был у терапевта?
— При чём здесь я? Я тут по другому поводу.
— Я знаю. Так когда?
— Профосмотр каждые полгода.
— Значит,… всё случилось в последние три–четыре месяца.
— Поясни.
— У тебя с сердцем неполадки.
— Откуда ты узнал?
— По винному вкусу, который ты ощущал.
— Нихрена себе… Так значит, всё правда!
— А ты сюда пришёл посмотреть на шарлатана? Тогда ты неправильно пришёл.
— Впечатлило. А что ты ещё умеешь?
— Для начала разберись со своим сердцем. Что тебя выбивает из колеи?
— Вера… Я не знаю… Связалась с какими-то контактёрами, колдунами… Бабка одна, — та вообще нагадала, что жить ей осталось всего ничего.
— Со здоровьем в порядке?
— Да нас с тобой переживёт!
— Хорошо бы… А что ещё?
— Я её очень люблю. Понимаешь, у нас ребёнок, и я просто не знаю, как я буду жить, если с ней что-нибудь случится.
— Придётся мне к вам в гости приехать… Что-то мне не верится, что у неё всё в порядке.
— Да… есть одна проблема, не думаю, что это к делу относится.
— Ты так решил?… или уверен?
— Решил…
— Она не болела последние два-три года?
— Нет, ничего особенного, как обычно.
— То есть?
— У неё лёгочное заболевание, которое приводит к гипервентиляции. С полгода назад я приглашал специалиста по иглоукалыванию. Чак, кореец.
— Весело вы отдыхаете, однако.
— Какой там отдых… Прошлым летом хотели на мою родину съездить, — её прижало так, что впору было… В общем, не поехали. Как обычно.
— …Ещё?
— Да, пожалуй… Мне нравится.
— Полегче?
— Сколько слышал, а сам впервые с таким столкнулся. Не хочешь у нас поработать?
— Нет уж, нет уж. Как-нибудь обойдусь.
— Нам такие люди могут пригодиться.
— Для чего?
— Мало ли…
— При Советах не стал этим заниматься, а сейчас тем более.
— Ничего не изменилось.
— Вот именно.
— Я хотел сказать…
— Не надо. Есть опыт. И не будем к этому возвращаться… Чем обычно вы заняты в субботу?
— Спим до десяти, моцион, завтрак… Ты можешь прямо завтра?
— Мелкую во Дворец провожу, и сразу к вам. Адресок черкани, и телефон на всякий случай… Нет, я всё-таки сначала позвоню. У меня жена с норовом, всё может поменяться… Малая Конюшенная… Надо же…
— Знакомый адрес?
— Там спортивная школа, кажется, рядом.
— Да, есть.
— Знакомый в этой школе работает, бывший актёр.
— Кем?
— Тренер по айки–до.
— Антон, я, пожалуй, Марину дожидаться не буду, пойду. Душа не на месте.
— Как вам при такой работе удаётся душу не потерять…
— Тяжело бывает. Не все выдерживают.
— А ты?
— У меня, видно, иммунитет. Наследственный.
— Не обольщайся на свой счёт… Подожди… возьми с собой.
— Антон, да у меня весь бар забит алкоголем!
— Это не алкоголь. Предложи Вере перед сном. И посмотри на её реакцию. После расскажешь. Договорились?
— Не по себе как-то.
— Не нагнетай обстановку, хуже не будет. А за лучшее будем бороться… Не заблудишься?
— Смеёшься!
— Ну, тогда до связи.
— Что это значит! Ты издеваешься?
— Ему позвонили. Пришлось срочно ехать по делам службы.
— Ты не забыл, что Вера моя знакомая, а не твоя?
— Давай не будем при ребёнке.
— Почему это? Она большая, прекрасно всё понимает.
— Именно так, — всё. Так что поостерегись, пожалуйста, с определениями. Завтра поговорим.
— Ты трус и… Как вся ваша лживая семейка.
— Марина, прекрати. Добром не закончится.
— Закончится так, как должно закончиться.
— Тебе уже известно, как должно? Не бери на себя такую ответственность.
— Кто-то должен брать на себя ответственность в доме, если мужчина не хочет ни за что отвечать!
— Чего ты добиваешься?
— Ничего… Спокойной ночи.
— Да уж… спокойной…
Продолжение следует…
Рассказчик: Гарик О
09.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
30 марта 95г.
— …Я Вас слушаю… Привет, Максим. Как ваши дела?… Без эксцессов… Я свободный художник, с женой сложней… Потом расскажешь… Я перезвоню…
— Мариш, нас приглашают в гости.
— Говори громче, не слышу.
— Выключи воду, я не могу кричать на весь дом!
— Ну, что ещё…
— Максим c Верой Михайловной приглашают в гости.
— Когда?
— Сегодня вечером. Сходим?
— По какому поводу?
— Что-то семейное, не стал говорить.
— Кто-нибудь ещё будет?
— Его приятель, или её… С подругой.
— В кои-то веки в люди выберемся.
— Мои друзья тебя не устраивают, своим знакомым показывать не хочешь.
— Они тебя видели, хватит с них.
— Или с тебя.
— Или с тебя.
— Не заводись на пустом месте… Идём?
— Ну, если так хочешь…
— Я задал простой вопрос. Трудно ответить?
— У меня часы что-то барахлят…
— Да или нет?
— Ты за Полиной идти собираешься, или мне опять всё самой?
— Пойдём вместе. Заодно купим новые часы.
— …Ребёнку надо что-нибудь купить.
— Купим.
— Подожди десять минут.
— Время пошло… Шучу!
— Ну, проходите, гости, проходите! Здравствуйте, Марина… Вера, Антон с Мариной пришли!
— Так проводи их!
— …Феликс уже здесь. Только вас дожидались.
— Всё так серьёзно?
— У меня редко выпадает возможность для домашнего междусобойчика. Стараюсь не ударить мордой в грязь. Я-то в отличие от тебя злоупотребляю.
— Минуточку! Максим, а кто сказал, что Антон не употребляет?
— Антон.
— Тоша, скажи вслух, — сколько ты не употребляешь и почему.
— Не будем портить людям праздник.
— …Да какой там праздник! Одно название.
— Я вам презент небольшой приготовил… Вот.
— Ну, ничего себе… Сколько же это может стоить!…
— Макс, я не продаю, это подарок. Вино вспомни.
— Молчу. Что ж мы стоим как двоечники! Давайте к столу. У меня аппетит скоро пропадёт.
— Здравствуйте.
— Феликс… Касперина… Марина… Антон… Антон, кстати, скульптор. Вы посмотрите, что он принёс! Вера, оцени.
— Как я могу оценить то, что нельзя продать! И нельзя купить… Максик, можно тебя на кухню? По мелочи надо… Ребята, располагайтесь, как сумеете. Мы быстренько.
— …Максим…
— Что?
— Нет, это я спрашиваю, — что происходит!
— Дружеская вечеринка.
— Ты кого пригласил?
— Марина твоя знакомая.
— Это мне и без тебя известно. А кто этот Антон?
— Маринин муж.
— О, Господи… Значит, это её второй муж.
— Ты не знала?
— Нет.
— Второй — так второй. Что изменилось для тебя?
— Да меня тошнит от него как от Чака!
— Ты чувствуешь?
— И вино, которое ты на прошлой неделе принёс, — тоже от него? Только не ври мне, пожалуйста. Мне есть куда уйти. Ты меня хорошо понимаешь?
— Успокойся ты, Христа ради. Всё под контролем.
— Чтобы эту скульптуру я видела первый и последний раз.
— Пойдём в комнату, гости бузить начнут.
— Пойдём. А на тебе, дорогой, я позже отыграюсь.
— Симпатичные ребята. Только разница в возрасте смущает.
— Тоже мне разница! Десять лет.
— Но она совсем ребёнок!
— В девятнадцать лет ребёнок?
— А Феликс неплохо на гитаре играет. И голосочек приятный.
— Кто он такой?
— С Верой Михайловной в РОНО работает. Только в другом отделе.
— Мутный он какой-то… А Касперина хороша.
— Я как дам тебе сейчас! Женский угодник–негодник…
— Перестань глупости говорить. Для меня женская внешность интересна с точки зрения эстетики.
— Значит, я для тебя тоже эстетика? Будешь спать на диване.
— Ненавижу диван…
— Ты доволен вечером?
— Нет.
— Почему?
— Вера меня не приняла. Даже и не знаю теперь, что делать.
— Попробуй их с Максимом пригласить в мастерскую.
— Лучше бы без него.
— Чем лучше?
— Она за ним прячется, когда ей удобно. Тебе, кстати, в этом плане есть чему поучиться.
— Вот ещё! Своя голова на плечах есть.
— В этом всё и дело.
— Я тебе говорила, — ты не мой учитель. И закроем тему.
— Закроем.
— Пригласи.
— Максима трудно перехватить.
— Если взялся, то бей в одну точку.
— Завтра попытаюсь. Не пристрелит же!
— Только не звони с самого утра. Пусть отдохнут, как следует.
— Да и нам не помешает.
— Если Полина не помешает.
— Сколько?… Полдвенадцатого! Кошмар. Морковке спать давно пора.
— Мне тоже… Что-то голова разболелась…
Продолжение следует…
30 марта 95г.
— …Я Вас слушаю… Привет, Максим. Как ваши дела?… Без эксцессов… Я свободный художник, с женой сложней… Потом расскажешь… Я перезвоню…
— Мариш, нас приглашают в гости.
— Говори громче, не слышу.
— Выключи воду, я не могу кричать на весь дом!
— Ну, что ещё…
— Максим c Верой Михайловной приглашают в гости.
— Когда?
— Сегодня вечером. Сходим?
— По какому поводу?
— Что-то семейное, не стал говорить.
— Кто-нибудь ещё будет?
— Его приятель, или её… С подругой.
— В кои-то веки в люди выберемся.
— Мои друзья тебя не устраивают, своим знакомым показывать не хочешь.
— Они тебя видели, хватит с них.
— Или с тебя.
— Или с тебя.
— Не заводись на пустом месте… Идём?
— Ну, если так хочешь…
— Я задал простой вопрос. Трудно ответить?
— У меня часы что-то барахлят…
— Да или нет?
— Ты за Полиной идти собираешься, или мне опять всё самой?
— Пойдём вместе. Заодно купим новые часы.
— …Ребёнку надо что-нибудь купить.
— Купим.
— Подожди десять минут.
— Время пошло… Шучу!
— Ну, проходите, гости, проходите! Здравствуйте, Марина… Вера, Антон с Мариной пришли!
— Так проводи их!
— …Феликс уже здесь. Только вас дожидались.
— Всё так серьёзно?
— У меня редко выпадает возможность для домашнего междусобойчика. Стараюсь не ударить мордой в грязь. Я-то в отличие от тебя злоупотребляю.
— Минуточку! Максим, а кто сказал, что Антон не употребляет?
— Антон.
— Тоша, скажи вслух, — сколько ты не употребляешь и почему.
— Не будем портить людям праздник.
— …Да какой там праздник! Одно название.
— Я вам презент небольшой приготовил… Вот.
— Ну, ничего себе… Сколько же это может стоить!…
— Макс, я не продаю, это подарок. Вино вспомни.
— Молчу. Что ж мы стоим как двоечники! Давайте к столу. У меня аппетит скоро пропадёт.
— Здравствуйте.
— Феликс… Касперина… Марина… Антон… Антон, кстати, скульптор. Вы посмотрите, что он принёс! Вера, оцени.
— Как я могу оценить то, что нельзя продать! И нельзя купить… Максик, можно тебя на кухню? По мелочи надо… Ребята, располагайтесь, как сумеете. Мы быстренько.
— …Максим…
— Что?
— Нет, это я спрашиваю, — что происходит!
— Дружеская вечеринка.
— Ты кого пригласил?
— Марина твоя знакомая.
— Это мне и без тебя известно. А кто этот Антон?
— Маринин муж.
— О, Господи… Значит, это её второй муж.
— Ты не знала?
— Нет.
— Второй — так второй. Что изменилось для тебя?
— Да меня тошнит от него как от Чака!
— Ты чувствуешь?
— И вино, которое ты на прошлой неделе принёс, — тоже от него? Только не ври мне, пожалуйста. Мне есть куда уйти. Ты меня хорошо понимаешь?
— Успокойся ты, Христа ради. Всё под контролем.
— Чтобы эту скульптуру я видела первый и последний раз.
— Пойдём в комнату, гости бузить начнут.
— Пойдём. А на тебе, дорогой, я позже отыграюсь.
— Симпатичные ребята. Только разница в возрасте смущает.
— Тоже мне разница! Десять лет.
— Но она совсем ребёнок!
— В девятнадцать лет ребёнок?
— А Феликс неплохо на гитаре играет. И голосочек приятный.
— Кто он такой?
— С Верой Михайловной в РОНО работает. Только в другом отделе.
— Мутный он какой-то… А Касперина хороша.
— Я как дам тебе сейчас! Женский угодник–негодник…
— Перестань глупости говорить. Для меня женская внешность интересна с точки зрения эстетики.
— Значит, я для тебя тоже эстетика? Будешь спать на диване.
— Ненавижу диван…
— Ты доволен вечером?
— Нет.
— Почему?
— Вера меня не приняла. Даже и не знаю теперь, что делать.
— Попробуй их с Максимом пригласить в мастерскую.
— Лучше бы без него.
— Чем лучше?
— Она за ним прячется, когда ей удобно. Тебе, кстати, в этом плане есть чему поучиться.
— Вот ещё! Своя голова на плечах есть.
— В этом всё и дело.
— Я тебе говорила, — ты не мой учитель. И закроем тему.
— Закроем.
— Пригласи.
— Максима трудно перехватить.
— Если взялся, то бей в одну точку.
— Завтра попытаюсь. Не пристрелит же!
— Только не звони с самого утра. Пусть отдохнут, как следует.
— Да и нам не помешает.
— Если Полина не помешает.
— Сколько?… Полдвенадцатого! Кошмар. Морковке спать давно пора.
— Мне тоже… Что-то голова разболелась…
Продолжение следует…
10.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
11.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
14 апреля 95г., вечер
— Мне было девятнадцать, когда с первым инфарктом я загремел в клинику скорой помощи Новосибирска.
— Как ты говоришь, — уже бодрит. Нас ожидает нескучное продолжение.
— Если не интересно, — могу налить.
— Ладно уж, продолжай.
— Познакомился с одним любопытным стариканом. Васильев Дмитрий Александрович… Да-а, занятный был мужик. Родился в Бессарабии, потом политех в Бухаресте, в сорок четвёртом попал в Одессу… Полиглот, переводчик, инженер, мастер спорта по шахматам. На шахматах мы с ним и сошлись. У меня тогда был первый разряд. По логике, ему не интересно должно было со мной играть. Но однажды он признался, что каждая партия даётся ему с большим трудом.
— Как говорят, — если бы старость могла!
— Не скажи. В его «хорошо за шестьдесят» на редкость свежий ум… Причина оказалась в другом. У меня, по его словам, был незаурядный гипнотический дар. И те пять недель, что мы провели в одной компании, он посвятил обучению меня основам психотехники. А спустя три–четыре года я уже самостоятельно и осознанно пришёл к другой стороне этих техник.
— Я так и знал. Никакой мистики, просто гипноз.
— Гипнозом давно не занимаюсь.
— А как же чай?
— Некоторые травы помогают настроить внимание. Не ограничить его, а сконцентрировать в определённом направлении.
— Так. Куда ты направил наше внимание?
— Максим, вы сами его направили, когда приняли решение прийти в мою конуру.
— Какие травы ты обычно используешь?
— Про мяту я говорил…
— Чем она отличается от нашей?
— Так это наша и есть! На Карельском перешейке в некоторых местах её хоть косой коси. В аптеках продают перечную, мне не нравится.
— А ещё?
— Душицу привозят с тянь-шаньских предгорий. Есть памирский чабрец, который я называю «царской травой». Уникальное растение. Я редко завариваю, только по праздникам.
— Боишься сам себя сконцентрировать?
— Там сейчас неспокойно. Ни трав оттуда не привозят, ни мумиё.
— У тебя и мумиё есть?!
— В позапрошлом году возвращался с Васильевского, на льду жигуль потерял управление. Ну, и бортануло меня слегонца. Метров восемь кувыркался. Потом хозяин машины отвёз меня в травму, наложили гипс на ногу. Через неделю я его снял.
— Будя врать-то!
— Не вру. Природная способность к регенерации тканей, мумиё, ну, и кое-что ещё. Вот так.
— Однако… А зачем ты нам это рассказываешь?
— Для закрепления успеха… А теперь… Максим, прогуляться не желаешь?
— Пока нет.
— Желаешь–желаешь, ещё как желаешь!
— Да куда ж я дену себя в это время!
— Есть идея. Сходи на Садовую сорок. Им завезли румынское вино. Возьми пару бутылочек. Это будет платой за беспокойство.
— Да я тебе ящик могу принести!
— Бесплатно ничего не делаю, но ящик это перебор.
— Сколько времени надо?
— Если бежать не будешь, то как раз и управимся.
— Исчезаю.
— Так, Вера Михайловна, с этого момента только на «ты» и безо всякого отчества.
— Согласна.
— Для начала скидывай всю одёжку до нижнего белья. Посмотрю твой позвоночник.
— Вот так сразу?
— Времени мало, вопросы будешь задавать, когда муж вернётся.
— Потерплю уж…
— Ложись на живот… Хорошо… а спина вполне…
— У меня и остальное тоже.
— Не шали… Так, правую в колене… прижать к груди… На другой бок… тоже самое… Нет, теперь левую, конечно!… Ладушки… Вставай.
— Ах… приятно как…
— Вставай, я сказал!
— Ничего себе! Куда только мягкость подевалась…
— За вином потопала… Руки расслабь… приготовились… Не напрягайся, всё сделаю сам… Оп!… Всё, можешь одеваться.
— Могу и не одеваться.
— Я Максиму пожалуюсь.
— Ты меня хочешь напугать! Или удивить Максима?
— С тобой всё ясно… Стой спокойно… Что?…
— Холодок на уровне груди, а ниже ничего.
— Продолжим… Сейчас?…
— Спустился на уровень бёдер.
— …А теперь?
— Ступням щекотно.
— Хорошо… Так… Садись. Кресло, конечно, не фонтан, но это ненадолго.
— …Антон, мне плохо.
— Что именно?
— Жар изнутри, дурнота… и голова кружится… Мне однажды вводили контрастное вещество для рентгена, ощущения почти такие же.
— Смотреть в мои глаза и не отвлекаться! Сейчас досчитаю до пяти, на счёте пять ты сразу заснёшь… Внимание — раз!… Два!… Три!… Четыре!… Пять!… Спать!… Глаза не открывать… Я повторяю, — глаза закрыты…
— …Антон, ты ничего не можешь сделать. Вера моя.
— Кто ты?
— Ты знаешь.
— Не знаю.
— Теперь знаешь. Тебе страшно?
— Кто тебя привёл?
— Тебе страшно?!
— Кто тебя привёл?! Отвечай!
— Николай.
— Кто он такой?
— Спроси у Веры.
— Вера спит.
— Ты не будешь дожидаться Максима… Посмотри, какое тело… Ведь не будешь…
— Не буду… А теперь слушай меня и внимай: Именем Господа нашего Иисуса Христа дух злобы и тьмы, повелеваю тебе — иди к себе, к своим!
— Мы ещё… с тобой… встретимся-а…
— …Вера… Вера…
— Да… Антошенька…
— Медленно… просыпайся… не спеши… я держу тебя за руку… Ну, с возвращением.
— Долго я спала?
— Нет, совсем недолго.
— А что ты делал?
— С тобой разговаривал.
— И всё?
— Конечно.
— Мне показалось, что здесь кто-то был.
— Это просто сон… По чайку?
— Да, пожалуйста… А почему у тебя трясутся руки?
— От напряжения…
— Такое чувство, — будто с того света вернулась… Опасный ты человек, Антон.
— Не опасней твоего мужа.
— Да не муж он… так… четвертиночка.
— Семья разрушается не от того, что нет любви, а от неуважения к самому себе, — к своим мыслям, чувствам и поступкам.
— За что его уважать…
— Тормозни. Посмотри на себя, — тебе нравится то, что ты сейчас говоришь?… и ты ли это! Подумай на досуге.
— …Ты что-нибудь ещё будешь делать?
— Сегодня вряд ли. Устал.
— Ладно… А в другой раз?
— Обязательно. Ты сможешь прийти без Максима?
— С удовольствием.
— Удовольствие я тебе не обещаю, скорее наоборот… И вот ещё что, — придумай, чем ты будешь отвечать на мой вопрос.
— Какой! Что-нибудь про нижнее бельё?
— Кто такой Николай.
Продолжение следует…
14 апреля 95г., вечер
— Мне было девятнадцать, когда с первым инфарктом я загремел в клинику скорой помощи Новосибирска.
— Как ты говоришь, — уже бодрит. Нас ожидает нескучное продолжение.
— Если не интересно, — могу налить.
— Ладно уж, продолжай.
— Познакомился с одним любопытным стариканом. Васильев Дмитрий Александрович… Да-а, занятный был мужик. Родился в Бессарабии, потом политех в Бухаресте, в сорок четвёртом попал в Одессу… Полиглот, переводчик, инженер, мастер спорта по шахматам. На шахматах мы с ним и сошлись. У меня тогда был первый разряд. По логике, ему не интересно должно было со мной играть. Но однажды он признался, что каждая партия даётся ему с большим трудом.
— Как говорят, — если бы старость могла!
— Не скажи. В его «хорошо за шестьдесят» на редкость свежий ум… Причина оказалась в другом. У меня, по его словам, был незаурядный гипнотический дар. И те пять недель, что мы провели в одной компании, он посвятил обучению меня основам психотехники. А спустя три–четыре года я уже самостоятельно и осознанно пришёл к другой стороне этих техник.
— Я так и знал. Никакой мистики, просто гипноз.
— Гипнозом давно не занимаюсь.
— А как же чай?
— Некоторые травы помогают настроить внимание. Не ограничить его, а сконцентрировать в определённом направлении.
— Так. Куда ты направил наше внимание?
— Максим, вы сами его направили, когда приняли решение прийти в мою конуру.
— Какие травы ты обычно используешь?
— Про мяту я говорил…
— Чем она отличается от нашей?
— Так это наша и есть! На Карельском перешейке в некоторых местах её хоть косой коси. В аптеках продают перечную, мне не нравится.
— А ещё?
— Душицу привозят с тянь-шаньских предгорий. Есть памирский чабрец, который я называю «царской травой». Уникальное растение. Я редко завариваю, только по праздникам.
— Боишься сам себя сконцентрировать?
— Там сейчас неспокойно. Ни трав оттуда не привозят, ни мумиё.
— У тебя и мумиё есть?!
— В позапрошлом году возвращался с Васильевского, на льду жигуль потерял управление. Ну, и бортануло меня слегонца. Метров восемь кувыркался. Потом хозяин машины отвёз меня в травму, наложили гипс на ногу. Через неделю я его снял.
— Будя врать-то!
— Не вру. Природная способность к регенерации тканей, мумиё, ну, и кое-что ещё. Вот так.
— Однако… А зачем ты нам это рассказываешь?
— Для закрепления успеха… А теперь… Максим, прогуляться не желаешь?
— Пока нет.
— Желаешь–желаешь, ещё как желаешь!
— Да куда ж я дену себя в это время!
— Есть идея. Сходи на Садовую сорок. Им завезли румынское вино. Возьми пару бутылочек. Это будет платой за беспокойство.
— Да я тебе ящик могу принести!
— Бесплатно ничего не делаю, но ящик это перебор.
— Сколько времени надо?
— Если бежать не будешь, то как раз и управимся.
— Исчезаю.
— Так, Вера Михайловна, с этого момента только на «ты» и безо всякого отчества.
— Согласна.
— Для начала скидывай всю одёжку до нижнего белья. Посмотрю твой позвоночник.
— Вот так сразу?
— Времени мало, вопросы будешь задавать, когда муж вернётся.
— Потерплю уж…
— Ложись на живот… Хорошо… а спина вполне…
— У меня и остальное тоже.
— Не шали… Так, правую в колене… прижать к груди… На другой бок… тоже самое… Нет, теперь левую, конечно!… Ладушки… Вставай.
— Ах… приятно как…
— Вставай, я сказал!
— Ничего себе! Куда только мягкость подевалась…
— За вином потопала… Руки расслабь… приготовились… Не напрягайся, всё сделаю сам… Оп!… Всё, можешь одеваться.
— Могу и не одеваться.
— Я Максиму пожалуюсь.
— Ты меня хочешь напугать! Или удивить Максима?
— С тобой всё ясно… Стой спокойно… Что?…
— Холодок на уровне груди, а ниже ничего.
— Продолжим… Сейчас?…
— Спустился на уровень бёдер.
— …А теперь?
— Ступням щекотно.
— Хорошо… Так… Садись. Кресло, конечно, не фонтан, но это ненадолго.
— …Антон, мне плохо.
— Что именно?
— Жар изнутри, дурнота… и голова кружится… Мне однажды вводили контрастное вещество для рентгена, ощущения почти такие же.
— Смотреть в мои глаза и не отвлекаться! Сейчас досчитаю до пяти, на счёте пять ты сразу заснёшь… Внимание — раз!… Два!… Три!… Четыре!… Пять!… Спать!… Глаза не открывать… Я повторяю, — глаза закрыты…
— …Антон, ты ничего не можешь сделать. Вера моя.
— Кто ты?
— Ты знаешь.
— Не знаю.
— Теперь знаешь. Тебе страшно?
— Кто тебя привёл?
— Тебе страшно?!
— Кто тебя привёл?! Отвечай!
— Николай.
— Кто он такой?
— Спроси у Веры.
— Вера спит.
— Ты не будешь дожидаться Максима… Посмотри, какое тело… Ведь не будешь…
— Не буду… А теперь слушай меня и внимай: Именем Господа нашего Иисуса Христа дух злобы и тьмы, повелеваю тебе — иди к себе, к своим!
— Мы ещё… с тобой… встретимся-а…
— …Вера… Вера…
— Да… Антошенька…
— Медленно… просыпайся… не спеши… я держу тебя за руку… Ну, с возвращением.
— Долго я спала?
— Нет, совсем недолго.
— А что ты делал?
— С тобой разговаривал.
— И всё?
— Конечно.
— Мне показалось, что здесь кто-то был.
— Это просто сон… По чайку?
— Да, пожалуйста… А почему у тебя трясутся руки?
— От напряжения…
— Такое чувство, — будто с того света вернулась… Опасный ты человек, Антон.
— Не опасней твоего мужа.
— Да не муж он… так… четвертиночка.
— Семья разрушается не от того, что нет любви, а от неуважения к самому себе, — к своим мыслям, чувствам и поступкам.
— За что его уважать…
— Тормозни. Посмотри на себя, — тебе нравится то, что ты сейчас говоришь?… и ты ли это! Подумай на досуге.
— …Ты что-нибудь ещё будешь делать?
— Сегодня вряд ли. Устал.
— Ладно… А в другой раз?
— Обязательно. Ты сможешь прийти без Максима?
— С удовольствием.
— Удовольствие я тебе не обещаю, скорее наоборот… И вот ещё что, — придумай, чем ты будешь отвечать на мой вопрос.
— Какой! Что-нибудь про нижнее бельё?
— Кто такой Николай.
Продолжение следует…
12.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
6 мая 95г.
— Я Вас приветствую, мадам!
— Как ты любезен сегодня. Не к добру.
— Да ладно, чего уж там; чай, не на свидание пришла.
— Чай, говоришь?
— Как же без него!
— А ты мог бы для меня своей царской травы заварить?
— Заварю, заварю.
— Усыплять сегодня будешь?
— Нет.
— А я бы не отказалась.
— Я тебя понимаю. Но… Видишь ли, какая штука, гипноз как наркотик. Людям нравится это состояние. Так что ты не ис-ключение.
— Жаль.
— Да не стоит об этом жалеть!
— Приятно быть исключением.
— По-разному… Так, сегодня у нас маленькое развлечение.
— Вот так сразу, безо всяких прелюдий?
— Будешь позировать.
— Ты хочешь нарисовать мой портрет?
— Нет, конечно! Да и рисовальщик из меня никудышний.
— А как ты готовишь эскизы для своих скульптур?
— Я работаю без эскизов.
— По памяти?
— Почти.
— Как это?
— Подожди, усядусь поудобней… Ты по улицам ходишь — спотыкаешься часто?
— Ну, Антон, и сравнения у тебя. Говорили мне, что ты странный, но теперь я и сама вижу.
— Не странный я, просто приземлённый.
— Ой, вот только этого не надо! Приземлённый…
— А что? Я мыслю простыми категориями: еда, женщина, глина.
— Совсем ты меня заморочил.
— Ну-с?… Приступим, Вера Михайловна!
— Мне потом можно будет посмотреть?
— Сегодня не понравится. Даже показывать не стану.
— Включи какую-нибудь музыку, что ли… И расскажи, как ты умудряешься работать без эскизов.
— У меня в голове много проектов. Они живут своей жиз-нью, изменяются, я отрабатываю технику резьбы…
— Антон, а что это такое? Это же не глина!
— Это скульптурный пластилин. Он не такой текучий, как простой. Что бывает критично, особенно в жару.
— Почему не в глине?
— Глина быстро сохнет, у нашей жирность маленькая. А нам потребуется время.
— Жирность?… у глины?!
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты в пе-сок выливаешь воду. Что будет?
— Прольётся до дна.
— Правильно. У песка жирность нулевая. И глина разная бывает.
— А с какой ты работаешь?
— С кембрийской. Я, как ты знаешь, человек небогатый, ез-дить за хорошей глиной не по карману.
— То есть, эта совсем плохая?
— Да нормальная, работать можно! Я её промываю, сушу. Чистенькая становится, без единой крупиночки.
— Так вкусно рассказываешь, что аж самой захотелось её помять.
— Могу дать кусочек.
— Всего кусочек?
— Тебе хватит. Потом поймёшь.
— Мне не понять, я же баба глупая.
— Не глупей кошки.
— Да… Что значит, не глупей!
— …Когда я впервые приступил к заготовке большого объ-ёма, — ну, большой он был, конечно, относительно… использо-вал детскую ванну. Классная была идея!… А у меня тогда в ма-стерской жила кошка…
— Сейчас не живёт?
— Добрые соседи отравили… В моей жизни было три кош-ки, которых я никогда не забуду… Вот… Алиска была третьей. Наверно, больше не будет.
— И что твоя Алиска делала?
— О, много чего! Была хозяйкой дома, любила воротнички сосать. Я попробовал — ни фига не вкусно… Ещё любила спа-гетти, особенно с грибами. Натрескается, лохудра, и лежит пых-тит с набитым брюхом. Никакого «Вискаса» не надо.
— Ты про неё как про человека рассказываешь…
— …Любила смотреть телевизор, лёжа под одеялом. Кончик откинет и таращится на экран, как будто что-то понимает.
— Я про такое слышала. Собаки тоже чудят иногда, если долго с людьми живут.
— Эт точно… Они все нам стараются подражать… Когда пришла пора котят рожать, она до последнего терпела, пока я не пришёл. Как это, мол, рожать да без хозяина!… И малышню свою сразу в постель мою перетащила… Член семьи, — умора…
— Может она и скульптуре училась?
— Хотела понять, что я вытворяю. Пока глину месил, всё время вокруг ходила. То понюхает, то в ванную лапу сунет. Ни-когда с таким весельем не работал.
— Может и мне кошку завести…
— Дочку расти. Чтоб из неё кошчонка не получилась.
— Всё, больше не отвлекаю.
— За меня не волнуйся.
— …Кто это поёт?
— Не узнала? Ну, ты даёшь, Михайловна. Это же Хампер-динк!
— Точно! Я эту песню раньше не слышала.
— Может, забыла? Очень старая запись, в начале семидеся-тых у нас в стране выходила.
— Как называется?
— «Возьми моё сердце».
— Антон, ничего не хочешь у меня спросить?
— Сама, сама всё мне расскажешь.
— А если не расскажу?… пригрозишь Максиму пожаловать-ся?
— Очень мне надо, жаловаться…
— Объясни, зачем тебе это нужно?
— В конце восьмидесятых я узнал про одного доктора из Армении, который корректировал психику пациентов, создавая их скульптурные портреты. А у меня есть одна отличительная особенность. С раннего детства…
— Ну, наконец-то! А то, — приземлённый… обыкновен-ный…
— Ничего там необыкновенного. Я подражатель, своего ро-да имитатор.
— Как это!
— Как подражают дети? Вот вспомни себя.
— Да я до пяти лет про себя ничего не могу сказать.
— А после пяти?
— Я-то как раз обыкновенная. И никакими подражаниями не занималась.
— Ладно, в другой раз.
— А с какого возраста ты себя помнишь?
— Отчётливо помню с месячного.
— Ты Марине Алексеевне тоже сказки рассказываешь?
— Я не шучу.
— А в два месяца ты занялся подражанием.
— Хм… В этом что-то есть. Надо будет повертеть… У меня хорошо получалось подражание животным. Мяукал так, что ко-шаки в округе с ума сходили. И не только кошаки… Потом пев-цам разным подражал. Если бы в художественную школу не по-ступил, то, может, и музыкант из меня неплохой получился бы.
— Из тебя неплохой экстрасенс получился.
— Не называй меня так. Я не экстрасенс.
— Значит, маг или колдун.
— Я ни то и ни другое.
— Кто же ты, в таком случае?
— …Так вот… Мне достаточно было один раз посмотреть, как он работает, и я смог повторить его метод.
— Ясно, ты просто гений.
— Не возражаю.
— Надо же!
— Гениев много, особенно у нас в России. Это не подвиг… Поверни голову чуть влево… Хорошо.
— Уже хорошо?
— Нет, пока не очень.
— …Николай мой учитель.
— Ох, как я не люблю это слово.
— Откуда ты про него узнал?… Максим рассказал?
— Предположим, что Максим… Вы давно с ним встречае-тесь?
— Восемь месяцев.
— Мэм, а по Вам розги плачут.
— Это моё… дело.
— И Максима тоже.
— Я тебе говорила уже.
— Он тебе не угрожал?
— Максим?… Пусть только попробует!
— Николай.
— Откуда ты знаешь!…
— Сквозняком надуло.
— …Антон, я устала.
— Всё, пара штрихов… На сегодня достаточно.
— Может, всё-таки посмотрю, а? Ну, хоть одним глазком.
— Я сказал — нет. Запомни, женщина, это моя территория, здесь условия диктую я. Запомнила?
— Ух, какой ты!… Марина надоест, — позвони.
— Когда ты видела Николая последний раз?
— В середине марта.
— Не жалует он тебя своим вниманием, как я погляжу.
— Он очень сильный. Сильней тебя.
— Что ж ты тогда ко мне пришла!
— Он сказал, что «чёрные» такими вещами не занимаются.
— Чёрный, значит… Уже тепло… Влипла ты, Михайловна, по самое некуда.
— Я знаю, Антоша, но ничего поделать не могу. Он как магнит. Только посмотрит, и я пропала.
— Дура набитая.
— Не груби.
— Я не Макс, мне можно.
— Ты так и не сказал, зачем тебе это нужно.
— А-а… ты про это… Марина попросила.
— Я не первая.
— Тебя это не касается… Что вас с Мариной связывает? Ра-ботаете в разных организациях, видитесь редко.
— Она интересная женщина. Интересы не пересекаются.
— Кто мне сегодня предлагал позвонить?
— Да я пошутила. Могу пошутить?
— Я такие шутки не понимаю.
— Забудь.
— Забыл.
— Ладно, пойду я. Когда прийти в следующий раз?
— Свяжемся. Я сейчас занят, надо несколько долгов раздать. Как со временем определюсь, — сообщу.
— Позвонишь, а?…
— Позвоню… Ну, ты зараза!
— Пока–пока, Антошенька.
Продолжение следует…
6 мая 95г.
— Я Вас приветствую, мадам!
— Как ты любезен сегодня. Не к добру.
— Да ладно, чего уж там; чай, не на свидание пришла.
— Чай, говоришь?
— Как же без него!
— А ты мог бы для меня своей царской травы заварить?
— Заварю, заварю.
— Усыплять сегодня будешь?
— Нет.
— А я бы не отказалась.
— Я тебя понимаю. Но… Видишь ли, какая штука, гипноз как наркотик. Людям нравится это состояние. Так что ты не ис-ключение.
— Жаль.
— Да не стоит об этом жалеть!
— Приятно быть исключением.
— По-разному… Так, сегодня у нас маленькое развлечение.
— Вот так сразу, безо всяких прелюдий?
— Будешь позировать.
— Ты хочешь нарисовать мой портрет?
— Нет, конечно! Да и рисовальщик из меня никудышний.
— А как ты готовишь эскизы для своих скульптур?
— Я работаю без эскизов.
— По памяти?
— Почти.
— Как это?
— Подожди, усядусь поудобней… Ты по улицам ходишь — спотыкаешься часто?
— Ну, Антон, и сравнения у тебя. Говорили мне, что ты странный, но теперь я и сама вижу.
— Не странный я, просто приземлённый.
— Ой, вот только этого не надо! Приземлённый…
— А что? Я мыслю простыми категориями: еда, женщина, глина.
— Совсем ты меня заморочил.
— Ну-с?… Приступим, Вера Михайловна!
— Мне потом можно будет посмотреть?
— Сегодня не понравится. Даже показывать не стану.
— Включи какую-нибудь музыку, что ли… И расскажи, как ты умудряешься работать без эскизов.
— У меня в голове много проектов. Они живут своей жиз-нью, изменяются, я отрабатываю технику резьбы…
— Антон, а что это такое? Это же не глина!
— Это скульптурный пластилин. Он не такой текучий, как простой. Что бывает критично, особенно в жару.
— Почему не в глине?
— Глина быстро сохнет, у нашей жирность маленькая. А нам потребуется время.
— Жирность?… у глины?!
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты в пе-сок выливаешь воду. Что будет?
— Прольётся до дна.
— Правильно. У песка жирность нулевая. И глина разная бывает.
— А с какой ты работаешь?
— С кембрийской. Я, как ты знаешь, человек небогатый, ез-дить за хорошей глиной не по карману.
— То есть, эта совсем плохая?
— Да нормальная, работать можно! Я её промываю, сушу. Чистенькая становится, без единой крупиночки.
— Так вкусно рассказываешь, что аж самой захотелось её помять.
— Могу дать кусочек.
— Всего кусочек?
— Тебе хватит. Потом поймёшь.
— Мне не понять, я же баба глупая.
— Не глупей кошки.
— Да… Что значит, не глупей!
— …Когда я впервые приступил к заготовке большого объ-ёма, — ну, большой он был, конечно, относительно… использо-вал детскую ванну. Классная была идея!… А у меня тогда в ма-стерской жила кошка…
— Сейчас не живёт?
— Добрые соседи отравили… В моей жизни было три кош-ки, которых я никогда не забуду… Вот… Алиска была третьей. Наверно, больше не будет.
— И что твоя Алиска делала?
— О, много чего! Была хозяйкой дома, любила воротнички сосать. Я попробовал — ни фига не вкусно… Ещё любила спа-гетти, особенно с грибами. Натрескается, лохудра, и лежит пых-тит с набитым брюхом. Никакого «Вискаса» не надо.
— Ты про неё как про человека рассказываешь…
— …Любила смотреть телевизор, лёжа под одеялом. Кончик откинет и таращится на экран, как будто что-то понимает.
— Я про такое слышала. Собаки тоже чудят иногда, если долго с людьми живут.
— Эт точно… Они все нам стараются подражать… Когда пришла пора котят рожать, она до последнего терпела, пока я не пришёл. Как это, мол, рожать да без хозяина!… И малышню свою сразу в постель мою перетащила… Член семьи, — умора…
— Может она и скульптуре училась?
— Хотела понять, что я вытворяю. Пока глину месил, всё время вокруг ходила. То понюхает, то в ванную лапу сунет. Ни-когда с таким весельем не работал.
— Может и мне кошку завести…
— Дочку расти. Чтоб из неё кошчонка не получилась.
— Всё, больше не отвлекаю.
— За меня не волнуйся.
— …Кто это поёт?
— Не узнала? Ну, ты даёшь, Михайловна. Это же Хампер-динк!
— Точно! Я эту песню раньше не слышала.
— Может, забыла? Очень старая запись, в начале семидеся-тых у нас в стране выходила.
— Как называется?
— «Возьми моё сердце».
— Антон, ничего не хочешь у меня спросить?
— Сама, сама всё мне расскажешь.
— А если не расскажу?… пригрозишь Максиму пожаловать-ся?
— Очень мне надо, жаловаться…
— Объясни, зачем тебе это нужно?
— В конце восьмидесятых я узнал про одного доктора из Армении, который корректировал психику пациентов, создавая их скульптурные портреты. А у меня есть одна отличительная особенность. С раннего детства…
— Ну, наконец-то! А то, — приземлённый… обыкновен-ный…
— Ничего там необыкновенного. Я подражатель, своего ро-да имитатор.
— Как это!
— Как подражают дети? Вот вспомни себя.
— Да я до пяти лет про себя ничего не могу сказать.
— А после пяти?
— Я-то как раз обыкновенная. И никакими подражаниями не занималась.
— Ладно, в другой раз.
— А с какого возраста ты себя помнишь?
— Отчётливо помню с месячного.
— Ты Марине Алексеевне тоже сказки рассказываешь?
— Я не шучу.
— А в два месяца ты занялся подражанием.
— Хм… В этом что-то есть. Надо будет повертеть… У меня хорошо получалось подражание животным. Мяукал так, что ко-шаки в округе с ума сходили. И не только кошаки… Потом пев-цам разным подражал. Если бы в художественную школу не по-ступил, то, может, и музыкант из меня неплохой получился бы.
— Из тебя неплохой экстрасенс получился.
— Не называй меня так. Я не экстрасенс.
— Значит, маг или колдун.
— Я ни то и ни другое.
— Кто же ты, в таком случае?
— …Так вот… Мне достаточно было один раз посмотреть, как он работает, и я смог повторить его метод.
— Ясно, ты просто гений.
— Не возражаю.
— Надо же!
— Гениев много, особенно у нас в России. Это не подвиг… Поверни голову чуть влево… Хорошо.
— Уже хорошо?
— Нет, пока не очень.
— …Николай мой учитель.
— Ох, как я не люблю это слово.
— Откуда ты про него узнал?… Максим рассказал?
— Предположим, что Максим… Вы давно с ним встречае-тесь?
— Восемь месяцев.
— Мэм, а по Вам розги плачут.
— Это моё… дело.
— И Максима тоже.
— Я тебе говорила уже.
— Он тебе не угрожал?
— Максим?… Пусть только попробует!
— Николай.
— Откуда ты знаешь!…
— Сквозняком надуло.
— …Антон, я устала.
— Всё, пара штрихов… На сегодня достаточно.
— Может, всё-таки посмотрю, а? Ну, хоть одним глазком.
— Я сказал — нет. Запомни, женщина, это моя территория, здесь условия диктую я. Запомнила?
— Ух, какой ты!… Марина надоест, — позвони.
— Когда ты видела Николая последний раз?
— В середине марта.
— Не жалует он тебя своим вниманием, как я погляжу.
— Он очень сильный. Сильней тебя.
— Что ж ты тогда ко мне пришла!
— Он сказал, что «чёрные» такими вещами не занимаются.
— Чёрный, значит… Уже тепло… Влипла ты, Михайловна, по самое некуда.
— Я знаю, Антоша, но ничего поделать не могу. Он как магнит. Только посмотрит, и я пропала.
— Дура набитая.
— Не груби.
— Я не Макс, мне можно.
— Ты так и не сказал, зачем тебе это нужно.
— А-а… ты про это… Марина попросила.
— Я не первая.
— Тебя это не касается… Что вас с Мариной связывает? Ра-ботаете в разных организациях, видитесь редко.
— Она интересная женщина. Интересы не пересекаются.
— Кто мне сегодня предлагал позвонить?
— Да я пошутила. Могу пошутить?
— Я такие шутки не понимаю.
— Забудь.
— Забыл.
— Ладно, пойду я. Когда прийти в следующий раз?
— Свяжемся. Я сейчас занят, надо несколько долгов раздать. Как со временем определюсь, — сообщу.
— Позвонишь, а?…
— Позвоню… Ну, ты зараза!
— Пока–пока, Антошенька.
Продолжение следует…
13.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
9 июня 95г.
— …Марин, положи ещё… Спасибо.
— Полина! Не вертись.
— …Да ладно тебе, ничего не уронила.
— Когда уронит, — поздно будет.
— Уронит — подберёт.
— Какой-то ты сегодня… покладистый.
— Выспался.
— И всё?… Какие планы на сегодня?
— До вечера занят. Появлюсь часов в девять.
— Что так поздно?
— С утра Машка с мамашкой, деньги принесут; потом на Невский, — у Стаса заболел продавец, просил подменить.
— Мог бы и сам постоять, не велик барин. А тебе там париться и выхлопами дышать.
— Надо человеку помочь.
— Он хоть раз помогал?
— Я не просил.
— Так попроси!
— …Кофе будешь?
— Я сама.
— Ну, сама так сама.
— …Мам, можно я с Антошей схожу?
— Зачем?
— Порисовать.
— Антон!…
— Я купил ей краски.
— Я же просила!
— Что ты шумишь… У ребёнка каникулы.
— Я вам устрою каникулы…
— Ну, всё, я побежал. Спасибо… Полин, в другой раз порисуем, извини. Сегодня сильно занят. Действительно занят.
— Здравствуйте.
— Вы к кому?
— Владимир Саныч у себя?
— Фамилия.
— Вы боитесь, что я его украду?
— Назовите Вашу фамилию и цель посещения.
— Девушка, а хотите, — я превращу Вас в жабу, и до конца дней своих Вы будете жить в отдельном террариуме на Скворцова–Степанова!
— Понятно… Он Вас ждёт?
— На месте?
— По коридору первая дверь направо.
— Жаль…
— Так Вы к Анисимову или?…
— Жаль, что не налево… Не смотрите Вы на меня так, я женат.
— Больно надо…
— Вы по какому делу?
— Владимир Александрович, не узнаёшь?
— Минуточку… Антон?… Антон Георгиевич?!. Ты!…
— Так. Хорошенькое начало… Ну, кто тут ещё из вашей мафии окопался?
— Почему сразу — мафия! Мы серьёзная организация.
— Вы всегда были серьёзными. Даже слишком… Кто из общих знакомых?
— Ольга Владимировна…
— Помню, помню… Кривчонка нет, случайно?
— Он отказался. Занятой человек, у них проект в Ауровиле.
— А-а… Я, значит, не занятой.
— Ты нигде не высовываешься. Нам трудов стоило тебя найти.
— А стоило ли?
— Стоило… Антон, у меня к тебе деловое предложение.
— Как всегда весьма заманчивое.
— Антон, ты же знаешь, — я всегда к тебе хорошо относился.
— Я помню. Это ведь не ты Прохорова с его шестёрками на меня навёл. Они меня сами на Пушкинскую заманили… Вадим Борисович тоже с вами кормится?
— Антон, пойми правильно. Мы хотели как лучше.
— Для кого?… для меня?
— Ты был совершенно непредсказуем. И в некотором роде представлял опасность…
— Володя, ты сам-то веришь в то, что говоришь? Я занимался своим делом. Ни в чьи блудни не вмешивался. Помогал людям. Я полгода был между жизнью и смертью!
— Но ведь выжил! Стал сильней, мудрости прибавилось. Нам такие люди нужны.
— Сколько вас тут — двадцать?… пятьдесят?… сто пятьдесят?
— Присядь… Выпьешь что-нибудь?
— В твоей компании? За дурака не держи. Это не моя территория.
— А где твоя?
— Теперь везде, где я. Питер всегда. Кроме вашего ОВИРа.
— Как ты сказал?… ОВИР?
— А как вас ещё называть! Общество Возрождения Инквизиции России.
— Мы называемся без «России».
— А тебе не приходило в голову, почему без неё?
— Это не важно.
— Потому что в России, Володя, никогда инквизиции не было. Вас не было, и инквизиции не было. И не будет.
— Оставим демагогию. Давай по-мужски, — приходи и работай с нами.
— Когда вы были Ассоциацией, ты мне работу не предлагал. Что изменилось?
— Мы изменились. Самое главное — ты изменился.
— Это точно. Иначе и разговора бы не было. Разгромил бы ваш колумбарий да убрался восвояси.
— Ну, не надо всё возводить в превосходную степень!
— …Неплохо вы обустроились.
— В целом — да, грех жаловаться. Какой вид из окна!
— Оценил… Как тебе удаётся так ловко свои делишки улаживать!
— Я и твои могу уладить. Причём, без особого напряжения.
— Например?…
— Как у тебя с жильём?
— Что это меняет…
— Что ты скажешь, если я предложу тебе четырёхкомнатную квартиру за полцены?
— Мне и за такие деньги не купить.
— Вторая половина в рассрочку.
— Ты старше меня на семь лет, а рассуждаешь как пацан из подворотни. Денег нет, и в этой жизни не будет!
— За год–полтора сможешь расплатиться.
— Каким же образом!
— За этим пригласили.
— Становится интересно.
— Вот видишь. Можем ведь найти общий язык!
— Я для вашей тусовки бесполезный человек. Лечением не занимаюсь, и не буду. Я слишком хорошо знаю, где оно заканчивается.
— Не всё так плохо, Антон, не всё. Но кое-что…
— Именно?…
— Ты не хуже меня знаешь, что у нас творится! Вот скажи, — чем закончились твои выступления в прессе?… Пригласили, объяснили, что не ко времени, а лишний шум никому не нужен. Им шумиха нужна. А это, извините, Антон Георгиевич, далеко не одно и то же.
— Меня это уже не касается.
— Ты ли это? Тебе всегда и до всего было дело. Что случилось?
— У меня семья. Я должен их оберегать. В том числе и от вас. А ещё я чуть не умер. Ты не забыл?
— Оставь, прошу тебя. В своём роде это был тактический просчёт… Нельзя же до конца жизни зло держать на весь белый свет!
— Не на весь… Так что вам от меня нужно?
— У тебя дар. Я тогда ещё заметил, когда ты появился в Апраксином переулке. Помнишь?
— И как вы с Прохоровым смотрели на меня сверху вниз.
— Ну… Прохоров нам и посоветовал с тобой связаться.
— Надо же как! Это ж сколько зверья в лесах передохло!
— Всё течёт… И мы не молодеем.
— Кто ещё?
— Ирма Андреевна. Помнишь такую?
— Ещё бы. Вечнозелёная…
— Это как?
— Вот так. Думает, что будет жить всегда.
— Куда делась твоя коммуникабельность!… человеколюбие!…
— Володя, я не мальчик. К тому же за одного битого двух небитых дают.
— Опять за старое… Ну как тебе объяснить, что ты нужен! Нам нужен, людям!
— Огласи весь список, пожалуйста.
— Список?… тебе нужен список?! Вот… смотри… Это перечень контор, агенств, компаний, занимающихся магией. Половина из них, в лучшем случае, — шарлатаны и вымогатели. Мало?… Хорошо, вот ещё один. Это гипнологи. Заняты отъёмом денег у населения.
— И это правильно. Есть люди, готовые отдать свои деньги. Значит, будут желающие их взять. Капитализм!
— Антон, не ёрничай. Тебе лучше многих известно, что такое зависимость от гипнолога.
— Давай их пристрелим.
— Придёт время, и это будет… Ещё не всё. Самое вкусное на десерт.
— У тебя тут вода есть?
— Да. Посуда в шкафу… Десерт у нас совсем несъедобный… Синдром Кашпировского. Термин знакомый?
— Кажется, я придумал в восемьдесят девятом.
— Ну?… тебе мало?
— Мало.
— Антон, сколько человек в Питере могут гарантировано компенсировать этот синдром?
— Не знаю.
— Зато я знаю.
— Пусть идут в церковь.
— А если человек неверующий? Ты же знаешь, что происходит.
— Меня на всех не хватит. А у тебя в роду десять поколений священников.
— Здорово! Поэтому ты решил вообще отказаться от помощи людям?
— Я не отказываю тем, кто ко мне приходит.
— Это капля в море. Пойми, мы занимаемся не только палками в колёса, на нас лежит ответственность за пропаганду здорового образа духовной жизни!
— Сколько патетики! Заслушаться можно. А компашка заодно и денег заработает. Не так?
— Давай ещё раз… От тебя ничего не требуется.
— …И за красивые глаза ты покупаешь мне квартиру. Володя, глянь… Я похож на дебила?
— Нам нужны люди. Не просто эсперы с улицы, а специалисты с даром как у тебя.
— Ай, как хорошо… Полину я вам не отдам, новых детей делать не собираюсь. Да если бы сделал! Пока родятся, вырастут. А там, глядишь, и вы перемрёте.
— Мы комплектуем группу, из которой выбираешь всех восприимчивых к обучению.
— Обучению чему?
— Тому, что есть в тебе. Иначе нам не разгрести никогда.
— Кто тебе сказал, что вы сможете это разгрести! Или ты придумал сам–сотоварищи?
— Но ведь пытаться-то нужно!
— Как ты заговорил! Сколько же ты получаешь за своё рвение, если не секрет?
— Секрет…
— Ладно, я пошёл. А ты смотри, не лопни от усердия.
— Антон, подожди… Сколько к тебе приходит? Один человек в месяц? И что дальше? Ты ведь даже не можешь отследить, что с ними потом происходит! Как они живут потом, без тебя!…
— Ну, и здоров же ты! Кто тебя этому научил?… спонсоры?
— Смотри, мы набираем группу, причём, не просто набираем, а отбираем лучших. Хочешь — с твоей помощью. Или под твоим руководством. Как пожелаешь.
— У меня были ученики. Ты гарантируешь, что они не пойдут по их стопам?
— Стопроцентной гарантии никто дать не может.
— Ты больной. И очень жадный. Представь, что десять антонов разбредутся по своим интересам. Да у нас и так психушки переполнены!
— А ты?… ты гарантируешь, что твоя пациентка выйдет из больницы?
— Ты о чём?
— О супружнице опера с Литейного.
— Какая же ты скотина, Анисимов. Меня блевать тянет от всей вашей компании.
— Ты на себя посмотри, мессия недоделанный! Кому бы ты нужен был, если бы на тебя пальцем не показали!
— Ну, здорово! А душевно мы с тобой поговорили, Саныч. Правда?
— Прости… Не сдержался.
— Не сдержался? Правильное слово. Держал ведь, таил. Впрочем, ты всегда был таким.
— Антон, прошу… Подготовь пару–тройку, а дальше мы уж сами управимся.
— Нет, не управитесь. Ваши деньги вас и сожрут.
— Ты совершаешь ошибку.
— Я совершил её, когда припёрся в Ассоциацию Прикладной Парапсихологии. Эх… уж лучше бы ты был шарлатаном… Передавай привет своим прилипалам.
Продолжение следует...
9 июня 95г.
— …Марин, положи ещё… Спасибо.
— Полина! Не вертись.
— …Да ладно тебе, ничего не уронила.
— Когда уронит, — поздно будет.
— Уронит — подберёт.
— Какой-то ты сегодня… покладистый.
— Выспался.
— И всё?… Какие планы на сегодня?
— До вечера занят. Появлюсь часов в девять.
— Что так поздно?
— С утра Машка с мамашкой, деньги принесут; потом на Невский, — у Стаса заболел продавец, просил подменить.
— Мог бы и сам постоять, не велик барин. А тебе там париться и выхлопами дышать.
— Надо человеку помочь.
— Он хоть раз помогал?
— Я не просил.
— Так попроси!
— …Кофе будешь?
— Я сама.
— Ну, сама так сама.
— …Мам, можно я с Антошей схожу?
— Зачем?
— Порисовать.
— Антон!…
— Я купил ей краски.
— Я же просила!
— Что ты шумишь… У ребёнка каникулы.
— Я вам устрою каникулы…
— Ну, всё, я побежал. Спасибо… Полин, в другой раз порисуем, извини. Сегодня сильно занят. Действительно занят.
— Здравствуйте.
— Вы к кому?
— Владимир Саныч у себя?
— Фамилия.
— Вы боитесь, что я его украду?
— Назовите Вашу фамилию и цель посещения.
— Девушка, а хотите, — я превращу Вас в жабу, и до конца дней своих Вы будете жить в отдельном террариуме на Скворцова–Степанова!
— Понятно… Он Вас ждёт?
— На месте?
— По коридору первая дверь направо.
— Жаль…
— Так Вы к Анисимову или?…
— Жаль, что не налево… Не смотрите Вы на меня так, я женат.
— Больно надо…
— Вы по какому делу?
— Владимир Александрович, не узнаёшь?
— Минуточку… Антон?… Антон Георгиевич?!. Ты!…
— Так. Хорошенькое начало… Ну, кто тут ещё из вашей мафии окопался?
— Почему сразу — мафия! Мы серьёзная организация.
— Вы всегда были серьёзными. Даже слишком… Кто из общих знакомых?
— Ольга Владимировна…
— Помню, помню… Кривчонка нет, случайно?
— Он отказался. Занятой человек, у них проект в Ауровиле.
— А-а… Я, значит, не занятой.
— Ты нигде не высовываешься. Нам трудов стоило тебя найти.
— А стоило ли?
— Стоило… Антон, у меня к тебе деловое предложение.
— Как всегда весьма заманчивое.
— Антон, ты же знаешь, — я всегда к тебе хорошо относился.
— Я помню. Это ведь не ты Прохорова с его шестёрками на меня навёл. Они меня сами на Пушкинскую заманили… Вадим Борисович тоже с вами кормится?
— Антон, пойми правильно. Мы хотели как лучше.
— Для кого?… для меня?
— Ты был совершенно непредсказуем. И в некотором роде представлял опасность…
— Володя, ты сам-то веришь в то, что говоришь? Я занимался своим делом. Ни в чьи блудни не вмешивался. Помогал людям. Я полгода был между жизнью и смертью!
— Но ведь выжил! Стал сильней, мудрости прибавилось. Нам такие люди нужны.
— Сколько вас тут — двадцать?… пятьдесят?… сто пятьдесят?
— Присядь… Выпьешь что-нибудь?
— В твоей компании? За дурака не держи. Это не моя территория.
— А где твоя?
— Теперь везде, где я. Питер всегда. Кроме вашего ОВИРа.
— Как ты сказал?… ОВИР?
— А как вас ещё называть! Общество Возрождения Инквизиции России.
— Мы называемся без «России».
— А тебе не приходило в голову, почему без неё?
— Это не важно.
— Потому что в России, Володя, никогда инквизиции не было. Вас не было, и инквизиции не было. И не будет.
— Оставим демагогию. Давай по-мужски, — приходи и работай с нами.
— Когда вы были Ассоциацией, ты мне работу не предлагал. Что изменилось?
— Мы изменились. Самое главное — ты изменился.
— Это точно. Иначе и разговора бы не было. Разгромил бы ваш колумбарий да убрался восвояси.
— Ну, не надо всё возводить в превосходную степень!
— …Неплохо вы обустроились.
— В целом — да, грех жаловаться. Какой вид из окна!
— Оценил… Как тебе удаётся так ловко свои делишки улаживать!
— Я и твои могу уладить. Причём, без особого напряжения.
— Например?…
— Как у тебя с жильём?
— Что это меняет…
— Что ты скажешь, если я предложу тебе четырёхкомнатную квартиру за полцены?
— Мне и за такие деньги не купить.
— Вторая половина в рассрочку.
— Ты старше меня на семь лет, а рассуждаешь как пацан из подворотни. Денег нет, и в этой жизни не будет!
— За год–полтора сможешь расплатиться.
— Каким же образом!
— За этим пригласили.
— Становится интересно.
— Вот видишь. Можем ведь найти общий язык!
— Я для вашей тусовки бесполезный человек. Лечением не занимаюсь, и не буду. Я слишком хорошо знаю, где оно заканчивается.
— Не всё так плохо, Антон, не всё. Но кое-что…
— Именно?…
— Ты не хуже меня знаешь, что у нас творится! Вот скажи, — чем закончились твои выступления в прессе?… Пригласили, объяснили, что не ко времени, а лишний шум никому не нужен. Им шумиха нужна. А это, извините, Антон Георгиевич, далеко не одно и то же.
— Меня это уже не касается.
— Ты ли это? Тебе всегда и до всего было дело. Что случилось?
— У меня семья. Я должен их оберегать. В том числе и от вас. А ещё я чуть не умер. Ты не забыл?
— Оставь, прошу тебя. В своём роде это был тактический просчёт… Нельзя же до конца жизни зло держать на весь белый свет!
— Не на весь… Так что вам от меня нужно?
— У тебя дар. Я тогда ещё заметил, когда ты появился в Апраксином переулке. Помнишь?
— И как вы с Прохоровым смотрели на меня сверху вниз.
— Ну… Прохоров нам и посоветовал с тобой связаться.
— Надо же как! Это ж сколько зверья в лесах передохло!
— Всё течёт… И мы не молодеем.
— Кто ещё?
— Ирма Андреевна. Помнишь такую?
— Ещё бы. Вечнозелёная…
— Это как?
— Вот так. Думает, что будет жить всегда.
— Куда делась твоя коммуникабельность!… человеколюбие!…
— Володя, я не мальчик. К тому же за одного битого двух небитых дают.
— Опять за старое… Ну как тебе объяснить, что ты нужен! Нам нужен, людям!
— Огласи весь список, пожалуйста.
— Список?… тебе нужен список?! Вот… смотри… Это перечень контор, агенств, компаний, занимающихся магией. Половина из них, в лучшем случае, — шарлатаны и вымогатели. Мало?… Хорошо, вот ещё один. Это гипнологи. Заняты отъёмом денег у населения.
— И это правильно. Есть люди, готовые отдать свои деньги. Значит, будут желающие их взять. Капитализм!
— Антон, не ёрничай. Тебе лучше многих известно, что такое зависимость от гипнолога.
— Давай их пристрелим.
— Придёт время, и это будет… Ещё не всё. Самое вкусное на десерт.
— У тебя тут вода есть?
— Да. Посуда в шкафу… Десерт у нас совсем несъедобный… Синдром Кашпировского. Термин знакомый?
— Кажется, я придумал в восемьдесят девятом.
— Ну?… тебе мало?
— Мало.
— Антон, сколько человек в Питере могут гарантировано компенсировать этот синдром?
— Не знаю.
— Зато я знаю.
— Пусть идут в церковь.
— А если человек неверующий? Ты же знаешь, что происходит.
— Меня на всех не хватит. А у тебя в роду десять поколений священников.
— Здорово! Поэтому ты решил вообще отказаться от помощи людям?
— Я не отказываю тем, кто ко мне приходит.
— Это капля в море. Пойми, мы занимаемся не только палками в колёса, на нас лежит ответственность за пропаганду здорового образа духовной жизни!
— Сколько патетики! Заслушаться можно. А компашка заодно и денег заработает. Не так?
— Давай ещё раз… От тебя ничего не требуется.
— …И за красивые глаза ты покупаешь мне квартиру. Володя, глянь… Я похож на дебила?
— Нам нужны люди. Не просто эсперы с улицы, а специалисты с даром как у тебя.
— Ай, как хорошо… Полину я вам не отдам, новых детей делать не собираюсь. Да если бы сделал! Пока родятся, вырастут. А там, глядишь, и вы перемрёте.
— Мы комплектуем группу, из которой выбираешь всех восприимчивых к обучению.
— Обучению чему?
— Тому, что есть в тебе. Иначе нам не разгрести никогда.
— Кто тебе сказал, что вы сможете это разгрести! Или ты придумал сам–сотоварищи?
— Но ведь пытаться-то нужно!
— Как ты заговорил! Сколько же ты получаешь за своё рвение, если не секрет?
— Секрет…
— Ладно, я пошёл. А ты смотри, не лопни от усердия.
— Антон, подожди… Сколько к тебе приходит? Один человек в месяц? И что дальше? Ты ведь даже не можешь отследить, что с ними потом происходит! Как они живут потом, без тебя!…
— Ну, и здоров же ты! Кто тебя этому научил?… спонсоры?
— Смотри, мы набираем группу, причём, не просто набираем, а отбираем лучших. Хочешь — с твоей помощью. Или под твоим руководством. Как пожелаешь.
— У меня были ученики. Ты гарантируешь, что они не пойдут по их стопам?
— Стопроцентной гарантии никто дать не может.
— Ты больной. И очень жадный. Представь, что десять антонов разбредутся по своим интересам. Да у нас и так психушки переполнены!
— А ты?… ты гарантируешь, что твоя пациентка выйдет из больницы?
— Ты о чём?
— О супружнице опера с Литейного.
— Какая же ты скотина, Анисимов. Меня блевать тянет от всей вашей компании.
— Ты на себя посмотри, мессия недоделанный! Кому бы ты нужен был, если бы на тебя пальцем не показали!
— Ну, здорово! А душевно мы с тобой поговорили, Саныч. Правда?
— Прости… Не сдержался.
— Не сдержался? Правильное слово. Держал ведь, таил. Впрочем, ты всегда был таким.
— Антон, прошу… Подготовь пару–тройку, а дальше мы уж сами управимся.
— Нет, не управитесь. Ваши деньги вас и сожрут.
— Ты совершаешь ошибку.
— Я совершил её, когда припёрся в Ассоциацию Прикладной Парапсихологии. Эх… уж лучше бы ты был шарлатаном… Передавай привет своим прилипалам.
Продолжение следует...
14.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
17 июля 95г.
— Антон! Что случилось!
— А-а… Макс… Заходи. Пить будешь?
— В девять утра?
— Какие проблемы, начальник! Один раз нальём, и будет десять. А там и до обеда рукой подать.
— Рассказывай.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…»
— Не морочь голову. Дома нормально?
— Я там неделю не был.
— А Марина?
— На даче с Морковкой.
— Понятно… Надолго?
— До конца августа… уехали.
— А ты, значит, празднуешь… Герой.
— Да, герой! Мне полагается медаль. За глупость. Чтоб носил её до самой смерти.
— Когда посуду последний раз выбрасывал?
— Вчера… Нет, позавчера… Не помню… А какая разница!
— Ты хоть закусываешь?
— А как же! Тебе закусить?… Сейчас, сообразим… Макс, поищи нож. Запропал куда-то, сволочь железная.
— Не этот?
— О!… надо же! А я и не вижу.
— Что случилось?
— С Мариной…
— Поругались?
— Э-э, не то говоришь.
— Откуда мне знать, что говорить. Я свечку не держал.
— Какую ещё свечку! Ты за кого меня принимаешь!
— Успокойся, Антон. Может, тебе вздремнуть?
— Я встал в шесть часов… Пока с тобой не выпью, — никуда не пойду.
— Я тебя никуда не приглашаю.
— Давай, Макс, налей. У меня координация… того… нарушилась.
— Вижу. Кажется, не только координация.
— Да лан те, Максим! Давай, бухнём!
— Ты меня достал уже. Сколько выпил с утра?
— А-а… вот это всё…
— Полтора литра?!
— «…И опыт, сын ошибок трудных. И гений…» Макс, ты в курсе?
— В курсе чего?
— Что я гений.
— Уже в курсе.
— И ты гений.
— Как скажешь.
— Макс, вот ты мне скажи… Почему у гениев такая хреновая семейная жизнь…
— Тошка, может, ты всё-таки приляжешь? А я тут посижу. Выпью за твоё здоровье, музыку послушаю.
— Да, прилягу… А я лягу-приля-агу-у!…
— Соседи на тебя ещё не ругались?
— Да пошли они!… Нет, соседи у меня хорошие… добрые… не то, что я… а что я… я ничего… ничего… пустое место… место-место… жила-была невеста… а я был женихом… да-а… ты тут сиди… никуда… не уходи… а я пока полежу… немного… немного…
— Макс… Ма-акс!…
— Две минуты!
— У нас выпить есть чего?
— Как грязи.
— Это хорошо.
— Я думаю, что плохо.
— Сколько времени?
— Три часа.
— Нихрена себе! Вот это я дал Морфею оторваться!
— …Всё так плохо?
— С Маринкой-то?… Как обычно… Как меня достало… Каждый раз как подо Ржевом… Ведь знал же, что так будет! И всё равно… Может, хлапнем по пятьдесят, а?
— Есть встречное предложение. По стакану и в парк.
— А ты соображаешь!… Принято. Морду лица сполосну…
— Только не вздумай холодной водой!
— Не дурак.
— Судя по стеклотаре…
— …Ну, за что?
— Не знаю…
— Давай за тебя.
— …Куртку накинь. За бортом плюс пятнадцать.
— Вот лето называется!
— У моря живём.
— Может, на залив смотаемся?
— Не сегодня… Ты к своим поедешь?
— Не позвонит — не поеду. Сколько можно об меня ноги вытирать!
— Тоже верно.
— Морковку жаль… Когда в прошлый раз загудел, она по ночам плакала, меня жалела… А я ведь чихать стал по-кошачьи, как она. Веришь, нет!… Да-а…
— Обойдётся ещё всё, уляжется.
— Мне даже и сказать тебе нечего… Или себе… Не знаю… Макс, заскочим за сигаретами? И по пиву.
— Антон, может, без пива? Развезёт ведь!
— Подстрахуешь. Даю честное гениальное слово — по первой команде сразу домой.
— Домой или в мастерскую?
— Да. Домой не хочу… Девушка, две пачки «Кэмел» и два… две «Балтики»… Спасибо… Ну, падаем?
— …На чём не сошлись?
— Как обычно. «Не учите меня жить»… А у вас что?
— Плохо. Хуже, чем мог себе представить.
— С дочкой всё в порядке?
— Имитируешь деликатность?
— Почти.
— Вчера назначили операцию.
— С чего? Она же нормально себя чувствовала!
— Не совсем. Всё тянула, тянула… Кажется, дотянула.
— Когда операция?
— Во вторник.
— Та-ак… Значит, дела хуже моих… Макс… ты чего… бляха–муха… подумаешь, — операция. У меня их восемь было, не считая четырёх инфарктов!
— Всё нормально… я в порядке… Пока ты спал, я всю мастерскую просмотрел.
— Нашёл чего-нибудь?
— Что именно?
— Значит, не нашёл… Жаль.
— Погоди, что значит жаль!
— Ну, мало ли! Вдруг я как бы что-нибудь потерял, а ты как бы это нашёл.
— Вот придурок. Я уж подумал, — башня у тебя тронулась.
— Не дождёшься.
— …Видел портрет Веры…
— Ну, как?
— Спасибо тебе. Ты не представляешь, как она изменилась за последнее время.
— Наверно не представляю. Разве что самую малость… Помнишь, романс: «…Вот и осталась мне самая малость… шороха осени в доме моём…» Красиво… И мотивчик ничего, душевный такой.
— Это Феликс умеет.
— Сам что ли сочинил?
— Сам. Стихи, правда, чужие. Не знаю… Я в них не разбираюсь… Помнишь, как Вера на тебя?…
— Помню–помню.
— За два дня до вашего прихода Вера видела тебя во сне.
— Да брось!
— Кроме шуток… Ты стоял на стыке Владимирского и Загородного напротив Собора… На тебе был плащ и длиннющее кашне… У тебя есть белое кашне?
— Есть. Покупал в комплекте со свитером…
— …И во сне ты что-то ей говорил… как будто ругал… а она просила ей помочь… А когда проснулась, ей стало страшно. Остальное тебе понятно.
— Эх, Максим, Максим… Раньше бы ты мне рассказал… Ладно, что сделано — то сделано, и в этом всё утешение… Допивай, да пойдём… Ко мне или поедешь?
— Домой.
— Кстати, как с дочкой управляешься!
— Нашёл няню, типа гувернантки. Недорого, потяну.
— Хорошо… Пойдём, до метро провожу… За машиной когда приедешь?
— Завтра с утра.
— Где Вера лежит?
— В Александровской.
— Надо будет проведать до операции, подбодрить.
— Спасибо, Тош, буду благодарен.
— Считай, что мы в одной лодке.
— Да, лодочник, пока не забыл… Ты поаккуратней на пово-ротах.
— Ты про что?
— Про Невский.
— Про какой такой Невский!
— Не прикидывайся. Дом Книги, офис тридцать семь.
— И тут без вас не обошлось!
— Не связывайся, по возможности.
— Я уже въехал, что там происходит. Года три–четыре назад я, конечно, повёлся бы. А сейчас нет, поумнел.
— И вот ещё что… Мой рабочий… Звони, если что…
— Приму к сведению… Спасибо, Макс…
— Тебе спасибо…
— …Горн?… ты немец?
— Да. А что?
— Дык… я тоже.
— Бывает… До завтра?
— До завтра.
Продолжение следует…
17 июля 95г.
— Антон! Что случилось!
— А-а… Макс… Заходи. Пить будешь?
— В девять утра?
— Какие проблемы, начальник! Один раз нальём, и будет десять. А там и до обеда рукой подать.
— Рассказывай.
— «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…»
— Не морочь голову. Дома нормально?
— Я там неделю не был.
— А Марина?
— На даче с Морковкой.
— Понятно… Надолго?
— До конца августа… уехали.
— А ты, значит, празднуешь… Герой.
— Да, герой! Мне полагается медаль. За глупость. Чтоб носил её до самой смерти.
— Когда посуду последний раз выбрасывал?
— Вчера… Нет, позавчера… Не помню… А какая разница!
— Ты хоть закусываешь?
— А как же! Тебе закусить?… Сейчас, сообразим… Макс, поищи нож. Запропал куда-то, сволочь железная.
— Не этот?
— О!… надо же! А я и не вижу.
— Что случилось?
— С Мариной…
— Поругались?
— Э-э, не то говоришь.
— Откуда мне знать, что говорить. Я свечку не держал.
— Какую ещё свечку! Ты за кого меня принимаешь!
— Успокойся, Антон. Может, тебе вздремнуть?
— Я встал в шесть часов… Пока с тобой не выпью, — никуда не пойду.
— Я тебя никуда не приглашаю.
— Давай, Макс, налей. У меня координация… того… нарушилась.
— Вижу. Кажется, не только координация.
— Да лан те, Максим! Давай, бухнём!
— Ты меня достал уже. Сколько выпил с утра?
— А-а… вот это всё…
— Полтора литра?!
— «…И опыт, сын ошибок трудных. И гений…» Макс, ты в курсе?
— В курсе чего?
— Что я гений.
— Уже в курсе.
— И ты гений.
— Как скажешь.
— Макс, вот ты мне скажи… Почему у гениев такая хреновая семейная жизнь…
— Тошка, может, ты всё-таки приляжешь? А я тут посижу. Выпью за твоё здоровье, музыку послушаю.
— Да, прилягу… А я лягу-приля-агу-у!…
— Соседи на тебя ещё не ругались?
— Да пошли они!… Нет, соседи у меня хорошие… добрые… не то, что я… а что я… я ничего… ничего… пустое место… место-место… жила-была невеста… а я был женихом… да-а… ты тут сиди… никуда… не уходи… а я пока полежу… немного… немного…
— Макс… Ма-акс!…
— Две минуты!
— У нас выпить есть чего?
— Как грязи.
— Это хорошо.
— Я думаю, что плохо.
— Сколько времени?
— Три часа.
— Нихрена себе! Вот это я дал Морфею оторваться!
— …Всё так плохо?
— С Маринкой-то?… Как обычно… Как меня достало… Каждый раз как подо Ржевом… Ведь знал же, что так будет! И всё равно… Может, хлапнем по пятьдесят, а?
— Есть встречное предложение. По стакану и в парк.
— А ты соображаешь!… Принято. Морду лица сполосну…
— Только не вздумай холодной водой!
— Не дурак.
— Судя по стеклотаре…
— …Ну, за что?
— Не знаю…
— Давай за тебя.
— …Куртку накинь. За бортом плюс пятнадцать.
— Вот лето называется!
— У моря живём.
— Может, на залив смотаемся?
— Не сегодня… Ты к своим поедешь?
— Не позвонит — не поеду. Сколько можно об меня ноги вытирать!
— Тоже верно.
— Морковку жаль… Когда в прошлый раз загудел, она по ночам плакала, меня жалела… А я ведь чихать стал по-кошачьи, как она. Веришь, нет!… Да-а…
— Обойдётся ещё всё, уляжется.
— Мне даже и сказать тебе нечего… Или себе… Не знаю… Макс, заскочим за сигаретами? И по пиву.
— Антон, может, без пива? Развезёт ведь!
— Подстрахуешь. Даю честное гениальное слово — по первой команде сразу домой.
— Домой или в мастерскую?
— Да. Домой не хочу… Девушка, две пачки «Кэмел» и два… две «Балтики»… Спасибо… Ну, падаем?
— …На чём не сошлись?
— Как обычно. «Не учите меня жить»… А у вас что?
— Плохо. Хуже, чем мог себе представить.
— С дочкой всё в порядке?
— Имитируешь деликатность?
— Почти.
— Вчера назначили операцию.
— С чего? Она же нормально себя чувствовала!
— Не совсем. Всё тянула, тянула… Кажется, дотянула.
— Когда операция?
— Во вторник.
— Та-ак… Значит, дела хуже моих… Макс… ты чего… бляха–муха… подумаешь, — операция. У меня их восемь было, не считая четырёх инфарктов!
— Всё нормально… я в порядке… Пока ты спал, я всю мастерскую просмотрел.
— Нашёл чего-нибудь?
— Что именно?
— Значит, не нашёл… Жаль.
— Погоди, что значит жаль!
— Ну, мало ли! Вдруг я как бы что-нибудь потерял, а ты как бы это нашёл.
— Вот придурок. Я уж подумал, — башня у тебя тронулась.
— Не дождёшься.
— …Видел портрет Веры…
— Ну, как?
— Спасибо тебе. Ты не представляешь, как она изменилась за последнее время.
— Наверно не представляю. Разве что самую малость… Помнишь, романс: «…Вот и осталась мне самая малость… шороха осени в доме моём…» Красиво… И мотивчик ничего, душевный такой.
— Это Феликс умеет.
— Сам что ли сочинил?
— Сам. Стихи, правда, чужие. Не знаю… Я в них не разбираюсь… Помнишь, как Вера на тебя?…
— Помню–помню.
— За два дня до вашего прихода Вера видела тебя во сне.
— Да брось!
— Кроме шуток… Ты стоял на стыке Владимирского и Загородного напротив Собора… На тебе был плащ и длиннющее кашне… У тебя есть белое кашне?
— Есть. Покупал в комплекте со свитером…
— …И во сне ты что-то ей говорил… как будто ругал… а она просила ей помочь… А когда проснулась, ей стало страшно. Остальное тебе понятно.
— Эх, Максим, Максим… Раньше бы ты мне рассказал… Ладно, что сделано — то сделано, и в этом всё утешение… Допивай, да пойдём… Ко мне или поедешь?
— Домой.
— Кстати, как с дочкой управляешься!
— Нашёл няню, типа гувернантки. Недорого, потяну.
— Хорошо… Пойдём, до метро провожу… За машиной когда приедешь?
— Завтра с утра.
— Где Вера лежит?
— В Александровской.
— Надо будет проведать до операции, подбодрить.
— Спасибо, Тош, буду благодарен.
— Считай, что мы в одной лодке.
— Да, лодочник, пока не забыл… Ты поаккуратней на пово-ротах.
— Ты про что?
— Про Невский.
— Про какой такой Невский!
— Не прикидывайся. Дом Книги, офис тридцать семь.
— И тут без вас не обошлось!
— Не связывайся, по возможности.
— Я уже въехал, что там происходит. Года три–четыре назад я, конечно, повёлся бы. А сейчас нет, поумнел.
— И вот ещё что… Мой рабочий… Звони, если что…
— Приму к сведению… Спасибо, Макс…
— Тебе спасибо…
— …Горн?… ты немец?
— Да. А что?
— Дык… я тоже.
— Бывает… До завтра?
— До завтра.
Продолжение следует…
15.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Пропущена одна глава.
Она вся на эмоциях, малоинформативная.
9 августа 95г.
— Здравствуйте, Максим. Проходите.
— Здравствуйте. Антон дома? Я был в мастерской…
— Антон в больнице.
— Как в больнице!
— Да Вы проходите, я сейчас на стол собираю. Пообедаете с нами?… Полина, Максим пришёл.
— Я, в общем-то, ненадолго…
— Не люблю уговаривать…
— Хорошо…
— Вам Антон ничего не рассказывал?
— Мы немного с ним успели пообщаться. Так… зашёл к нему по пути.
— Мы разводимся.
— Зачем же так…
— Меня не устраивает такая семейная жизнь. И его тоже. Так что вот…
— Не делайте этого.
— Всё, что ни делается, всё к лучшему.
— Поверьте на слово, — будет по-другому, а лучше не будет. Глупость это…
— Салат?…
— Да… Немного… Спасибо.
— …Полинчик, сходи за чайничком, пожалуйста.
— Мам, тебе же удобнее.
— Дочь, делай, что я сказала.
— Позволь хотя бы кусок проглотить.
— Глотай быстрее, мы ждём.
— Был бы Антон, сказал бы, — кто ждёт, а кто дожидается.
— Не хами матери! Я не Антон, спускать на тормозах не буду.
— Да уж…
— …Зря Вы так, Марин, она ребёнок ещё…
— Ничего, пусть привыкает. Слишком расповадилась… с Антоном. Всё, лафа закончилась.
— Плохо.
— Не принимайте близко к сердцу, к тому шло. Вот и пришло.
— Когда приняли решение?
— Две недели назад.
— Из-за этого Антон попал в больницу?
— Максим, не переживайте Вы за него, он в этой жизни устроится. Девушки молодые вокруг так и вертятся.
— Что-то я не видел девок-то.
— Ещё увидите… Ученица какая-то мифическая…
— Марина, побойтесь Бога! Ей шестнадцать лет!
— Или мама её — всё равно.
— Там, кажется, и папа присутствует.
— Ой, как будто Антона это может остановить! Он меня-то, можно сказать, от мужа увёл!
— Как это!… Ничего себе… Вот так прямо и увёл?
— Да, почти… Мы с Полиной уехали от него, она маленькая была… А потом появился Антон.
— На следующий день?
— На следующий год.
— Марина, или я ничего не понимаю, или всё-таки Антон никого не уводил.
— Ну, почти увёл. Да какая разница! Антона здесь нет, и не будем о нём.
— Что с ним?
— Не знаю… То есть… Он, видимо, глиной руки переохладил… У него бывало… Позвонил из мастерской, попросил привезти какой-нибудь мази… от ломоты… А когда я приехала, у него ломота была и в руках, и в ногах… мази не помогали… боли стали очень сильными…
— Когда это было!
— …А потом сердце схватило… Он, Вы знаете, на сердце слабый.
— Он говорил, что очень Вас любит. Вас и Вашу дочь.
— Ну, что такой как Антон может знать о любви!
— Теперь я уверен, — Антон знает… Где он?
— В кардиологии на Пархоменко, в институте.
— А подробней?
— Четыреста шестая.
— Там найду… Что за институт?
— По Энгельса за Светлановской площадью налево. То ли первый, то ли второй поворот… Ой, что я такое говорю! Направо, конечно направо!
— Вы мне так и не сказали, когда он туда попал.
— Неделю назад.
— …Мам, ну, какая неделя! Уже вторая пошла. Четырнадцатого будет две недели!
— Не повышай на меня голос, мала ещё… Да, верно… У меня… дни перепутались.
— Вы хотите сказать, что это было тридцать первого июля?!
— Получается, что так.
— …Да, мам, тридцать первого. Я в «Зазеркалье» собиралась, а ты не пустила. И к Антоше меня с собой не взяла. Ты никуда меня не пускаешь!
— Об этом, дорогая моя, поговорим после… Так что?…
— Спасибо за угощение… Марина, проводите меня…
— …Вы заходите, если что. У нас редко гости бывают. Так что будем рады.
— Я понимаю… Вот…
— Что это!…
— Вера умерла…
— Когда…
— Да… Тридцать первого…
— Господи помилуй… я не знала…
— Никто не знал… кроме Антона… Теперь мы с дочей вдвоём остались… Это Вам, Марина, от Веры.
— От Веры?
— Серёжки, золотые. Она хотела, чтобы я передал их Вам. Вы знаете, она золото не носила… кроме этих серёжек…
— Может, лучше дочке? Всё-таки память о матери.
— Нет. Это было её последнее желание. Я не могу… простите… возьмите… я пойду…
— Максим, приходите, наш дом всегда для Вас открыт.
— Марина, Вы прекрасно понимаете, что я больше не приду.
— Из-за Антона?
— Нет. Просто не приду… Поцелуйте от меня Полину.
— …Да нормально, Том. А у тебя?… Собираюсь… Скоро ж пост Успенский. Не забыла?… Надо батюшкам подарки приготовить. И тебе кое-то припасла… Секрет, секрет, потом узнаешь… Ну, что ты!… Сделать другому подарок — сделать себе… Ты на лекцию по экзегетике пойдёшь?… А что?… Тома, это не его дело. Пусть зарабатывает деньги и ублажает жену. Ты рожать от него ещё не надумала?… И не надо пока. Мужья приходят и уходят, а мы остаёмся… Ой, не спрашивай. У него своя жизнь, у нас своя. Это его выбор… Ничего, с голоду не умираем с Божьей помощью… Спасибо, и тебе того же. Помоги тебе Господь.
— …Мама…
— Да, чадо моё неразумное!
— Я поеду к Антоше.
— Это что ещё за фокусы!
— Он болеет.
— Я тоже болею. Ты видела, сколько лекарств мне приходится принимать?
— Видела. Но он один.
— Не один. К нему друзья приезжают, ученики.
— Мама, ну, пожалуйста! Я прошу тебя!
— И не думай даже.
— Мама, ну, хочешь, я на колени встану!
— Нет, я сказала! И выброси из головы эту дурь.
— Мама… мамулечка!…
— Выпей святой воды… Я сказала, — выпей воды!…
Продолжение следует...
Пропущена одна глава.
Она вся на эмоциях, малоинформативная.
9 августа 95г.
— Здравствуйте, Максим. Проходите.
— Здравствуйте. Антон дома? Я был в мастерской…
— Антон в больнице.
— Как в больнице!
— Да Вы проходите, я сейчас на стол собираю. Пообедаете с нами?… Полина, Максим пришёл.
— Я, в общем-то, ненадолго…
— Не люблю уговаривать…
— Хорошо…
— Вам Антон ничего не рассказывал?
— Мы немного с ним успели пообщаться. Так… зашёл к нему по пути.
— Мы разводимся.
— Зачем же так…
— Меня не устраивает такая семейная жизнь. И его тоже. Так что вот…
— Не делайте этого.
— Всё, что ни делается, всё к лучшему.
— Поверьте на слово, — будет по-другому, а лучше не будет. Глупость это…
— Салат?…
— Да… Немного… Спасибо.
— …Полинчик, сходи за чайничком, пожалуйста.
— Мам, тебе же удобнее.
— Дочь, делай, что я сказала.
— Позволь хотя бы кусок проглотить.
— Глотай быстрее, мы ждём.
— Был бы Антон, сказал бы, — кто ждёт, а кто дожидается.
— Не хами матери! Я не Антон, спускать на тормозах не буду.
— Да уж…
— …Зря Вы так, Марин, она ребёнок ещё…
— Ничего, пусть привыкает. Слишком расповадилась… с Антоном. Всё, лафа закончилась.
— Плохо.
— Не принимайте близко к сердцу, к тому шло. Вот и пришло.
— Когда приняли решение?
— Две недели назад.
— Из-за этого Антон попал в больницу?
— Максим, не переживайте Вы за него, он в этой жизни устроится. Девушки молодые вокруг так и вертятся.
— Что-то я не видел девок-то.
— Ещё увидите… Ученица какая-то мифическая…
— Марина, побойтесь Бога! Ей шестнадцать лет!
— Или мама её — всё равно.
— Там, кажется, и папа присутствует.
— Ой, как будто Антона это может остановить! Он меня-то, можно сказать, от мужа увёл!
— Как это!… Ничего себе… Вот так прямо и увёл?
— Да, почти… Мы с Полиной уехали от него, она маленькая была… А потом появился Антон.
— На следующий день?
— На следующий год.
— Марина, или я ничего не понимаю, или всё-таки Антон никого не уводил.
— Ну, почти увёл. Да какая разница! Антона здесь нет, и не будем о нём.
— Что с ним?
— Не знаю… То есть… Он, видимо, глиной руки переохладил… У него бывало… Позвонил из мастерской, попросил привезти какой-нибудь мази… от ломоты… А когда я приехала, у него ломота была и в руках, и в ногах… мази не помогали… боли стали очень сильными…
— Когда это было!
— …А потом сердце схватило… Он, Вы знаете, на сердце слабый.
— Он говорил, что очень Вас любит. Вас и Вашу дочь.
— Ну, что такой как Антон может знать о любви!
— Теперь я уверен, — Антон знает… Где он?
— В кардиологии на Пархоменко, в институте.
— А подробней?
— Четыреста шестая.
— Там найду… Что за институт?
— По Энгельса за Светлановской площадью налево. То ли первый, то ли второй поворот… Ой, что я такое говорю! Направо, конечно направо!
— Вы мне так и не сказали, когда он туда попал.
— Неделю назад.
— …Мам, ну, какая неделя! Уже вторая пошла. Четырнадцатого будет две недели!
— Не повышай на меня голос, мала ещё… Да, верно… У меня… дни перепутались.
— Вы хотите сказать, что это было тридцать первого июля?!
— Получается, что так.
— …Да, мам, тридцать первого. Я в «Зазеркалье» собиралась, а ты не пустила. И к Антоше меня с собой не взяла. Ты никуда меня не пускаешь!
— Об этом, дорогая моя, поговорим после… Так что?…
— Спасибо за угощение… Марина, проводите меня…
— …Вы заходите, если что. У нас редко гости бывают. Так что будем рады.
— Я понимаю… Вот…
— Что это!…
— Вера умерла…
— Когда…
— Да… Тридцать первого…
— Господи помилуй… я не знала…
— Никто не знал… кроме Антона… Теперь мы с дочей вдвоём остались… Это Вам, Марина, от Веры.
— От Веры?
— Серёжки, золотые. Она хотела, чтобы я передал их Вам. Вы знаете, она золото не носила… кроме этих серёжек…
— Может, лучше дочке? Всё-таки память о матери.
— Нет. Это было её последнее желание. Я не могу… простите… возьмите… я пойду…
— Максим, приходите, наш дом всегда для Вас открыт.
— Марина, Вы прекрасно понимаете, что я больше не приду.
— Из-за Антона?
— Нет. Просто не приду… Поцелуйте от меня Полину.
— …Да нормально, Том. А у тебя?… Собираюсь… Скоро ж пост Успенский. Не забыла?… Надо батюшкам подарки приготовить. И тебе кое-то припасла… Секрет, секрет, потом узнаешь… Ну, что ты!… Сделать другому подарок — сделать себе… Ты на лекцию по экзегетике пойдёшь?… А что?… Тома, это не его дело. Пусть зарабатывает деньги и ублажает жену. Ты рожать от него ещё не надумала?… И не надо пока. Мужья приходят и уходят, а мы остаёмся… Ой, не спрашивай. У него своя жизнь, у нас своя. Это его выбор… Ничего, с голоду не умираем с Божьей помощью… Спасибо, и тебе того же. Помоги тебе Господь.
— …Мама…
— Да, чадо моё неразумное!
— Я поеду к Антоше.
— Это что ещё за фокусы!
— Он болеет.
— Я тоже болею. Ты видела, сколько лекарств мне приходится принимать?
— Видела. Но он один.
— Не один. К нему друзья приезжают, ученики.
— Мама, ну, пожалуйста! Я прошу тебя!
— И не думай даже.
— Мама, ну, хочешь, я на колени встану!
— Нет, я сказала! И выброси из головы эту дурь.
— Мама… мамулечка!…
— Выпей святой воды… Я сказала, — выпей воды!…
Продолжение следует...
16.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
11 декабря 95г.
— Виктор Андреевич, здравствуйте, это Маркус… Нормально… Есть немного, не без этого… Да, конечно… Сколько сможете… А когда получу остальные?… Я понимаю… Но ведь и мне как-то… Хорошо, я понял… Нет проблем… Мне бы за аренду рассчитаться, остальное как-нибудь… Спасибо, Виктор Андреевич…
— Молодой человек, вы к кому?
— А вам какая разница!
— Я здесь живу.
— К Максиму.
— Яво нет.
— Догадываюсь… Вы давно его видели?
— На прошлой неделе.
— А вы не знаете, где он?… они уехали?
— Нет яво.
— Я понял.
— Яво совсем нет.
— Как это!
— В аварию попал он, разбился. В «Скорой» помер, не приходя в сознание.
— Подождите… Максим?… умер?!
— Да. В субботу это и стряслось, мил человек.
— А дочка?… у него была дочка!
— Хотите, я вас чаем напою? Не май месяц ведь, замёрзли, поди.
— …Не стесняйтесь, проходите.
— Уютно у вас…
— Да какой там уют… Стара уж стала, силы не те.
— Вы одна?
— Дочка у мя есть, и сын… Вы вовремя пришли, только–только чаёвничать собралась… А тут слышу стук. У Максима Володимировича звоночек-то давненько уж не жужжит… Ох, Царствие яму Небесное, и жене яво… Вере… Осиротили ребятёнка, всё о себе да о себе, а об жизни не подумали. Вот как ей теперь, без родителей-то…
— …Спасибо, я c вареньем не буду… Боюсь вспотеть. Морозно сегодня.
— Как хотите… Как вас звать–величать?
— Антон.
— А по батюшке?
— Георгиевич.
— Хорошее имя… Антон… Вы в Бога-то верите?
— Как сказать… Кажется, верю.
— И в церкву ходите?
— Ленив я, матушка.
— Значит, пойдёшь.
— Почему вы так думаете?
— А у тя, милок, на лбу написано.
— Что написано?
— Что священство тя ожидает.
— Скажете тоже… Неуч я, да и… по грехам моим…
— Почто?… али думаешь, что Господь не простит? Уж каких татей прощал, а тя и подавно за страдания твои.
— Какие там страдания…
— C женщинами те не повезло по глупости твоей да по наивности.
— Я не наивный.
— …Ты первый к Максиму Володимировичу пришёл… Дочку-то явоную сразу и забрали, в тотжын день.
— А кто её забрал?… родственники?
— Да какие там сродственники! Со службы яво, видать, и забрали.
— Вы не знаете, куда её увезли?
— Выброси из головы да из сердца. Своя у няе судьбина, у тя своя.
— Это точно…
— Вы с Максимкой-то как, в друзьях были али так, по случаю?
— Не знаю… Кажется, хороший был человек.
— Хороший, — значит, хороший… Ты посиди тут, милок, я сейчас… Хороший был человек Максимка, верно говоришь…
— …Вот… Антону Гяоргиевичу… Тябе, сынок, распоряжайся.
— Как мне!
— Я бабка неграмотная, что написано, тому и верю.
— …Тут… деньги…
— Значит, всё-таки друг он те был сердечный.
— Я не могу…
— Э-э, милок, можешь, не можешь, а взять придётся. Ты же не скажешь яму, что не возьмёшь!
— Теперь не скажу… некому…
— Вот и он так подумал, видно. Знал ведь, что те деньги-то пригодятся.
— …Пригодятся…
— Де могилка явоная, — ня знаю. Так что коли захочешь — сам ищи. Веркину знаю. Да не пойду впустую ноги мять. Непутёвая она была, Верка-то.
— Теперь не важно.
— Верно говоришь, Гяоргиевич, не нашего ума дело людей осуждать. Все там будем. Кто раньше, кто позже.
— Да уж скорей бы…
— Не гневи Бога, не ровён час — отвернётся.
— Может, повернётся?
— Ты вот через сердце всё пропускаешь, а не кажному дано. Потому и болеешь. А через болести ведь и душа чище становится, спаси нас Господи!
— Спасибо, мамаш, за тепло да угощение. Пойду я… Возьмите… немного…
— Эт что ещё за блажь! Думаешь, — голодаю тут?
— Помяните Максима с Верой. Да и за раба Божьего Антона свечечку Пресвятой… вдруг подсобит. Не самый ведь я пропащий.
Взрослые плачут слезами.
Взрослые плачут глазами.
Маленькие плачут сердцем,
Маленькие плачут жизнью.
Но если взрослый плачет как маленький,
Значит, он и правда плачет. (Марик, 10 лет)
Конец Третьей книги
Продолжение следует…
11 декабря 95г.
— Виктор Андреевич, здравствуйте, это Маркус… Нормально… Есть немного, не без этого… Да, конечно… Сколько сможете… А когда получу остальные?… Я понимаю… Но ведь и мне как-то… Хорошо, я понял… Нет проблем… Мне бы за аренду рассчитаться, остальное как-нибудь… Спасибо, Виктор Андреевич…
— Молодой человек, вы к кому?
— А вам какая разница!
— Я здесь живу.
— К Максиму.
— Яво нет.
— Догадываюсь… Вы давно его видели?
— На прошлой неделе.
— А вы не знаете, где он?… они уехали?
— Нет яво.
— Я понял.
— Яво совсем нет.
— Как это!
— В аварию попал он, разбился. В «Скорой» помер, не приходя в сознание.
— Подождите… Максим?… умер?!
— Да. В субботу это и стряслось, мил человек.
— А дочка?… у него была дочка!
— Хотите, я вас чаем напою? Не май месяц ведь, замёрзли, поди.
— …Не стесняйтесь, проходите.
— Уютно у вас…
— Да какой там уют… Стара уж стала, силы не те.
— Вы одна?
— Дочка у мя есть, и сын… Вы вовремя пришли, только–только чаёвничать собралась… А тут слышу стук. У Максима Володимировича звоночек-то давненько уж не жужжит… Ох, Царствие яму Небесное, и жене яво… Вере… Осиротили ребятёнка, всё о себе да о себе, а об жизни не подумали. Вот как ей теперь, без родителей-то…
— …Спасибо, я c вареньем не буду… Боюсь вспотеть. Морозно сегодня.
— Как хотите… Как вас звать–величать?
— Антон.
— А по батюшке?
— Георгиевич.
— Хорошее имя… Антон… Вы в Бога-то верите?
— Как сказать… Кажется, верю.
— И в церкву ходите?
— Ленив я, матушка.
— Значит, пойдёшь.
— Почему вы так думаете?
— А у тя, милок, на лбу написано.
— Что написано?
— Что священство тя ожидает.
— Скажете тоже… Неуч я, да и… по грехам моим…
— Почто?… али думаешь, что Господь не простит? Уж каких татей прощал, а тя и подавно за страдания твои.
— Какие там страдания…
— C женщинами те не повезло по глупости твоей да по наивности.
— Я не наивный.
— …Ты первый к Максиму Володимировичу пришёл… Дочку-то явоную сразу и забрали, в тотжын день.
— А кто её забрал?… родственники?
— Да какие там сродственники! Со службы яво, видать, и забрали.
— Вы не знаете, куда её увезли?
— Выброси из головы да из сердца. Своя у няе судьбина, у тя своя.
— Это точно…
— Вы с Максимкой-то как, в друзьях были али так, по случаю?
— Не знаю… Кажется, хороший был человек.
— Хороший, — значит, хороший… Ты посиди тут, милок, я сейчас… Хороший был человек Максимка, верно говоришь…
— …Вот… Антону Гяоргиевичу… Тябе, сынок, распоряжайся.
— Как мне!
— Я бабка неграмотная, что написано, тому и верю.
— …Тут… деньги…
— Значит, всё-таки друг он те был сердечный.
— Я не могу…
— Э-э, милок, можешь, не можешь, а взять придётся. Ты же не скажешь яму, что не возьмёшь!
— Теперь не скажу… некому…
— Вот и он так подумал, видно. Знал ведь, что те деньги-то пригодятся.
— …Пригодятся…
— Де могилка явоная, — ня знаю. Так что коли захочешь — сам ищи. Веркину знаю. Да не пойду впустую ноги мять. Непутёвая она была, Верка-то.
— Теперь не важно.
— Верно говоришь, Гяоргиевич, не нашего ума дело людей осуждать. Все там будем. Кто раньше, кто позже.
— Да уж скорей бы…
— Не гневи Бога, не ровён час — отвернётся.
— Может, повернётся?
— Ты вот через сердце всё пропускаешь, а не кажному дано. Потому и болеешь. А через болести ведь и душа чище становится, спаси нас Господи!
— Спасибо, мамаш, за тепло да угощение. Пойду я… Возьмите… немного…
— Эт что ещё за блажь! Думаешь, — голодаю тут?
— Помяните Максима с Верой. Да и за раба Божьего Антона свечечку Пресвятой… вдруг подсобит. Не самый ведь я пропащий.
Взрослые плачут слезами.
Взрослые плачут глазами.
Маленькие плачут сердцем,
Маленькие плачут жизнью.
Но если взрослый плачет как маленький,
Значит, он и правда плачет. (Марик, 10 лет)
Конец Третьей книги
Продолжение следует…
17.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Книга четвёртая. Ивушка плакучая, ива
Светлой памяти монахини Иоанны
Часть I. Серый клоун
Аукаем в пустыне как в бору,
а ветер за три метра прочь уносит
те крохи, что дрожащий голос просит.
Задумал кто-то глупую игру.
(Татьяна Кулагина “Погоня“)
Со святыми упокой
— …Господь наш Иисус Христос Божественною Своею благодатию, даром же и властию, данною святым Его учеником и апостолом, во еже вязати и решити грехи человеков, рек им: приимите Духа Святаго, ихже отпустите грехи, отпустятся им; ихже удержите, удержатся; и елика аще свяжете и разрешите на земли, будут связана и разрешена и на небеси. От онех же и на ны другдругоприимательно пришедшею, да сотворит чрез мене смиреннаго прощенно и сие по духу чадо Алевтине от всех, елика яко человек согреши Богу словом, или делом, или мыслию, и всеми своими чувствы, волею или неволею, ведением или неведением. Аще же под клятвою или отлучением архиерейским или иерейским бысть, или аще клятву отца своего или матере своея наведе на ся, или своему проклятию подпаде, или клятву преступи, или иными некиими грехи яко человек связася; но о всех сих сердцем сокрушенным покаяся, и от тех всех вины и юзы да разрешит ея; елика же за немощь естества забвению предаде, и та вся да простит ея, человеколюбия ради Своего, молитвами Пресвятыя и Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, святых славных и всехвальных апостол, и всех святых. Аминь…
— Валя, поезжайте, нечего вам на кладбище делать… Женя, ты с мамой?
— Пап, я на кафедру, и сразу домой.
— Подойди к Тоше.
— Хорошо… Тань, пойдём.
— …Видя меня лежащея безгласной и бездыханной, восплачьте обо мне, все братия и сродники, и знакомые. Вчерашний день я беседовала с вами, и внезапно настиг меня страшный час смерти; но приидите, все любящие меня, и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами или о чем-либо не собеседую; к Судии отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех: непрестанно о мне молитесь ко Христу Богу, да не буду низведена по грехам моим в место мучений, но да вселюсь туда, где сияет Свет жизни…
— Примите соболезнования… от всей семьи.
— Спасибо вам, — за помощь и участие… Ещё раз спасибо.
— Антон Георгиевич…
— Спасибо… спасибо… Виталий…
— Осталось недолго… Степан, командуй.
— В лучшем виде, Иваныч, не суетись.
— …Со духи праведных скончавшихся, душу рабы Твоея, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче…
— Тоха, поедем к нам, поешь по-человечески.
— Думаешь, — стоит?
— Давай, давай, не ерепенься.
— Выпить есть?
— Ну… поищем.
— Поискать могу и сам.
— Вот и ладненько… А то одичал с докторами да аптеками.
— Поехали… Надо в лавку заскочить за табаком.
— Деньги есть?
— Где-то были.
— На Большой?
— У меня скидки.
— Валя, Валюша-а!… Мы приехали. Покорми, мать, изголодались.
— Проходите, всё готово, на стол соберу… Тань, помоги.
— Да, мам, руки сполосну.
— …Водку достань из холодильника.
— Мама!… Нельзя же Тоше!…
— Оставим сегодня у нас, ничего не случится. Пусть размякнет.
— Вот Енюшки на вас нет… Устроила бы вам размягчение.
— Мала матери указывать.
— А я чё?… Так… сказала.
— Помалкивай уж, говорунья.
— Мам, я тебя люблю.
— Ух, Патрикеевна… Пойдём, заждались, поди, мужчины наши.
— Женя, ты что ли?
— А кого ещё ждёте!
— Где тебя носит!
— Мам, с Игорем гуляли.
— А до дверей хотя бы не проводить было?
— Стоит.
— Где?
— Под окнами.
— Позови в дом.
— Щас, мам…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Здравствуй, Игорёк. Почему не зашёл?
— Неудобно было…
— А Еньку по тёмным улицам водить?
— …Мам, по тёмным не ходим.
— Тебя спросила?… Что молчишь!
— …Погуляли немного.
— Есть хотите?
— Кофе выпью.
— Не разувайся… мужики наследили… потом подотру… Жень, достань пирожные.
— …Да я ненадолго…
— Игорь, в субботу придёшь?
— Сегодня среда… Жень, у нас ничего на субботу?
— Мама, что ты опять придумала!
— Надо отцу помочь.
— Вот пусть папа сам и просит.
— Угомонились они, спят.
— Снова?
— Женька!…
— Двадцать два года Женька… Много выпил?
— Так… пригубил. Ему завтра за руль.
— Я не про папу.
— С отцом.
— Ох, мамулечка, смотрите у меня. Если Тоша опять в штопор уйдёт, я вам организую дискотеку.
— Ладно, успокойся. Тихо посидели, Алевтину Сергеевну помянули… Вот бы ещё вы с нами…
— Мама… не могу я на него смотреть…
— Успокойся… Игорь, как?…
— Холодный кипяток есть?
— В кувшине.
— Спасибо, не обратил внимания… Во сколько подъехать?
— Часиков в десять можешь?
— Хорошо.
— Нюшку с собой не прихватите случайно.
— …Я пригляжу, мам, чтоб Нюхи рядом не оказалось.
— Дочь, что такое!…
— А я не видела, как глазищами зыркает! Зыркнет ещё — кудряшки-то распрямлю.
— Прекрати сейчас же. Глупости говоришь.
— …Ну, пойду я… Жень, проводи… До свидания, Валентина Васильевна.
— До свидания, Игорь.
…Избранный Ходатаю и Первосвященниче, о спасении мира грешнаго душу Свою положивый, нам власть чадами Божиими быти и обитатели в невечернем дни Царствия Твоего, даруй прощение и вечную радость усопшему. О немже с мольбою взываем Ти: Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твоея… Алевтину…
Продолжение следует…
Книга четвёртая. Ивушка плакучая, ива
Светлой памяти монахини Иоанны
Часть I. Серый клоун
Аукаем в пустыне как в бору,
а ветер за три метра прочь уносит
те крохи, что дрожащий голос просит.
Задумал кто-то глупую игру.
(Татьяна Кулагина “Погоня“)
Со святыми упокой
— …Господь наш Иисус Христос Божественною Своею благодатию, даром же и властию, данною святым Его учеником и апостолом, во еже вязати и решити грехи человеков, рек им: приимите Духа Святаго, ихже отпустите грехи, отпустятся им; ихже удержите, удержатся; и елика аще свяжете и разрешите на земли, будут связана и разрешена и на небеси. От онех же и на ны другдругоприимательно пришедшею, да сотворит чрез мене смиреннаго прощенно и сие по духу чадо Алевтине от всех, елика яко человек согреши Богу словом, или делом, или мыслию, и всеми своими чувствы, волею или неволею, ведением или неведением. Аще же под клятвою или отлучением архиерейским или иерейским бысть, или аще клятву отца своего или матере своея наведе на ся, или своему проклятию подпаде, или клятву преступи, или иными некиими грехи яко человек связася; но о всех сих сердцем сокрушенным покаяся, и от тех всех вины и юзы да разрешит ея; елика же за немощь естества забвению предаде, и та вся да простит ея, человеколюбия ради Своего, молитвами Пресвятыя и Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, святых славных и всехвальных апостол, и всех святых. Аминь…
— Валя, поезжайте, нечего вам на кладбище делать… Женя, ты с мамой?
— Пап, я на кафедру, и сразу домой.
— Подойди к Тоше.
— Хорошо… Тань, пойдём.
— …Видя меня лежащея безгласной и бездыханной, восплачьте обо мне, все братия и сродники, и знакомые. Вчерашний день я беседовала с вами, и внезапно настиг меня страшный час смерти; но приидите, все любящие меня, и целуйте последним целованием. Я уже более не поживу с вами или о чем-либо не собеседую; к Судии отхожу, где нет лицеприятия: там раб и владыка вместе предстоят, царь и воин, убогий и богатый в равном достоинстве; каждый от своих дел прославится или постыдится. Но прошу и умоляю всех: непрестанно о мне молитесь ко Христу Богу, да не буду низведена по грехам моим в место мучений, но да вселюсь туда, где сияет Свет жизни…
— Примите соболезнования… от всей семьи.
— Спасибо вам, — за помощь и участие… Ещё раз спасибо.
— Антон Георгиевич…
— Спасибо… спасибо… Виталий…
— Осталось недолго… Степан, командуй.
— В лучшем виде, Иваныч, не суетись.
— …Со духи праведных скончавшихся, душу рабы Твоея, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче…
— Тоха, поедем к нам, поешь по-человечески.
— Думаешь, — стоит?
— Давай, давай, не ерепенься.
— Выпить есть?
— Ну… поищем.
— Поискать могу и сам.
— Вот и ладненько… А то одичал с докторами да аптеками.
— Поехали… Надо в лавку заскочить за табаком.
— Деньги есть?
— Где-то были.
— На Большой?
— У меня скидки.
— Валя, Валюша-а!… Мы приехали. Покорми, мать, изголодались.
— Проходите, всё готово, на стол соберу… Тань, помоги.
— Да, мам, руки сполосну.
— …Водку достань из холодильника.
— Мама!… Нельзя же Тоше!…
— Оставим сегодня у нас, ничего не случится. Пусть размякнет.
— Вот Енюшки на вас нет… Устроила бы вам размягчение.
— Мала матери указывать.
— А я чё?… Так… сказала.
— Помалкивай уж, говорунья.
— Мам, я тебя люблю.
— Ух, Патрикеевна… Пойдём, заждались, поди, мужчины наши.
— Женя, ты что ли?
— А кого ещё ждёте!
— Где тебя носит!
— Мам, с Игорем гуляли.
— А до дверей хотя бы не проводить было?
— Стоит.
— Где?
— Под окнами.
— Позови в дом.
— Щас, мам…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Здравствуй, Игорёк. Почему не зашёл?
— Неудобно было…
— А Еньку по тёмным улицам водить?
— …Мам, по тёмным не ходим.
— Тебя спросила?… Что молчишь!
— …Погуляли немного.
— Есть хотите?
— Кофе выпью.
— Не разувайся… мужики наследили… потом подотру… Жень, достань пирожные.
— …Да я ненадолго…
— Игорь, в субботу придёшь?
— Сегодня среда… Жень, у нас ничего на субботу?
— Мама, что ты опять придумала!
— Надо отцу помочь.
— Вот пусть папа сам и просит.
— Угомонились они, спят.
— Снова?
— Женька!…
— Двадцать два года Женька… Много выпил?
— Так… пригубил. Ему завтра за руль.
— Я не про папу.
— С отцом.
— Ох, мамулечка, смотрите у меня. Если Тоша опять в штопор уйдёт, я вам организую дискотеку.
— Ладно, успокойся. Тихо посидели, Алевтину Сергеевну помянули… Вот бы ещё вы с нами…
— Мама… не могу я на него смотреть…
— Успокойся… Игорь, как?…
— Холодный кипяток есть?
— В кувшине.
— Спасибо, не обратил внимания… Во сколько подъехать?
— Часиков в десять можешь?
— Хорошо.
— Нюшку с собой не прихватите случайно.
— …Я пригляжу, мам, чтоб Нюхи рядом не оказалось.
— Дочь, что такое!…
— А я не видела, как глазищами зыркает! Зыркнет ещё — кудряшки-то распрямлю.
— Прекрати сейчас же. Глупости говоришь.
— …Ну, пойду я… Жень, проводи… До свидания, Валентина Васильевна.
— До свидания, Игорь.
…Избранный Ходатаю и Первосвященниче, о спасении мира грешнаго душу Свою положивый, нам власть чадами Божиими быти и обитатели в невечернем дни Царствия Твоего, даруй прощение и вечную радость усопшему. О немже с мольбою взываем Ти: Иисусе, Судие Всемилостивый, рая сладости сподоби рабу Твоея… Алевтину…
Продолжение следует…
18.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Пешеходная зона
— Скоро откроется?
— Минут через десять.
— Давно сидите?
— Нет.
— Хлеба к завтраку прикупить?
— Хлеба… жидкого.
— Пиво?… в такую рань?
— Коньяк.
— Солидно. Могу составить компанию.
— Четверг.
— Не понял, что?…
— Четверг, говорю, рыбный день. Слыхал про такой?
— Ну, предположим, — слышал.
— Хвосты обрубаются.
— Деньги есть, — плачу.
— На попятную не пойдёшь?
— Зачем!
— Я напёрстками не пью.
— Какая норма?
— Если по моей — сломаешься.
— Это ж сколько будет!
— Полтора на рыло.
— Сколько?!…
— Испугался?
— Давай четыре бутылки возьмём, — у меня дела… А ты как, в отпуске или где?
— Или где.
— Слушай, хочешь работу?
— Погоди, лавка открылась, потом поговорим.
— Ну, пойдём… Чем закусываешь?
— Занюхиваю.
— Силён… Возьмём лимончиков, шоколад.
— Тебе видней.
— За знакомство… Тебя как зовут?
— Антон.
— А по отчеству?
— Антон.
— Андрей… Чем занимаешься?… занимался…
— Много чем.
— Спортсмен?
— Можно и так сказать.
— В каком виде?
— Мордобой.
— Не похоже. Нос целый.
— Нехрен совать куда попало, такой же будет.
— А кроме шуток?
— Десять лет в армии.
— Спецназ?
— Почти.
— Есть работа.
— Кому самовар начистить?
— Не совсем. Но форма нужна.
— Две недели по два часа в день, — буду как новенький. Если без этого.
— Обеспечим и зал тебе, и соответствующее питание.
— Где такие меценаты водятся…
— Места надо знать… Ну, согласен?
— Что за работа?… Имей в виду — в наёмники не подпишусь.
— Вот… Возьми визитку, позвони, как придёшь в себя.
— Это может быть не скоро.
— Что так?
— Мать похоронил… вчера…
— Прости.
— Не извиняйся. Ты ж не знал.
— Всё равно… соболезную… Сколько ей было?
— Шестьдесят девять.
— Выглядишь старше…
— …чего?
— Своих лет.
— А сколько дашь?
— Ну… ближе к полтиннику.
— Значит моложе. В августе пятьдесят три.
— Беру слова назад… Ну, позвонишь?… не забудешь?
— Позвоню.
— Спрячь визитку подальше, чтоб не потерялась.
— Не потеряется.
— Держи пять.
— В пять.
— Мне пора, действительно дела… Приятно было пообщаться… А коньяк дрянной. На работу устроишься — будет тебе настоящий французский.
— Иди, парень, пока визитку не выбросил.
— До встречи.
— …До встречи…
— Антон, тебя Виталий Иванович искал.
— Давно?
— Вон машина стоит.
— Та-ак… Жанна, Самвэл дома?
— Скоро будет.
— Пойдём, чаем напоишь.
— А Виталий?
— Не хочу сегодня никого видеть.
— Ох, Антон Георгиевич…
— Жаннка, не зли… Давай сюда свои сумки.
— Да я сама…
— Дай сюда, я сказал, женщина!… Спорит ещё…
— Не помешаю?
— Присаживайтесь, места полно… Вы курите?
— Нет… Вы сидите, сидите. Приятный запах. Что за табак?
— «Мак Барен».
— Дорогой?
— Средний.
— И как?
— Мне нравится…
— Что-то знакомое… знаете… булочками из детства.
— Ваниль… семена… лепестки орхидей.
— Давно трубку курите?
— Лет двадцать.
— А я бросил. Тоже давно.
— Что у вас с ногой?
— Инсульт. Полгода как ходить начал.
— Серьёзная штука.
— Да, вот… угораздило.
— На пенсии?
— Шестьдесят пять уже. А Вам?
— Скоро пятьдесят три.
— Неплохо выглядите… Семья есть?
— Один.
— Дети?…
— Уже не важно… Вам не тяжело в магазин самому?
— Надо ходить… по возможности.
— Некому?
— Дети помогают. Сын, и дочка. Сын раз в неделю продуктами обеспечивает, мелким ремонтом занимается. Иногда внуков привозят.
— Много внуков?
— Трое, мальчишки. Такие сорванцы… Антон Георгиевич.
— Откуда вы знаете!…
— Меня так зовут.
— И меня… Нет, Вы не шутите?
— Не шучу. Так значит, Вы тоже Антон Георгиевич?
— Пока коньяк не допил — буду им.
— Весь?…
— Да тут осталось-то… меньше литра.
— Крепкое, видно, здоровье.
— Не жалуюсь пока… Извините.
— Ничего, ничего… Вот видите, как вышло, — всю жизнь других лечил, а теперь сам пациентом стал.
— Кем были до пенсии?
— Педиатр.
— Звучит уважительно.
— Шестой год на пенсии. А тут неприятность такая приключилась… А вы чем?…
— Был военным, закончил Муху, скульптор… был.
— Был?… а сейчас?
— Когда как… Пока не ворую.
— В наше время воровством не удивишь.
— Самому бы не удивиться.
— Тоже верно… Я как погляжу, — вы частенько здесь посиживаете с коньячком.
— Раз в неделю точно. Иногда чаще.
— Есть повод?
— Повод не проблема… Проблема с тормозами.
— Прямо как у Сергея Довлатова.
— Читаете?
— Очень.
— У меня собрание, трёхтомник.
— Вот видите, — сколько у нас общего. Вы не в августе родились?
— В августе, четырнадцатого.
— Надо же как!… Ну, пойду потихоньку. Спасибо за компанию.
— Вам спасибо, доктор… за ваше спасибо.
— Надеюсь, ещё увидимся.
— Буду рад.
— Трубочку не забудьте, Антон Георгиевич.
— Даю слово офицера.
— Стёп, халтуру нашёл?
— Обещали местечко в одном банке.
— Если что — свистни, я бы не отказался.
— Видно будет… В отделение заедем?
— Посидим здесь. Тепло–светло, мухи не кусают.
— Поспать бы…
— …Слышал, что наши опера учудили?
— Нажрались на адресе?
— Сейчас расскажу — со смеху умрёшь.
— Давай, трави.
— Ну слухай, мариман… Вадик заходит в дежурку…
— Который?
— Со второй бригады… И толкает такую тему… Где-то в начале восьмидесятых… то ли в «Труде», то ли в «Комсомолке»… была большая статья.
— Нашли кому верить. Да и сколько Вадику было!
— А хрен его знает. Может и правда читал… В общем один мужик поздно вечером возвращался домой, и чуть-чуть не успел на метро, на Московском вокзале. Там, где железная решётка.
— …Примерно в это время. Тепло, белые ночи. Может, далеко было добираться, а на тачку не хватало, может ещё что, — решил у решётки дождаться открытия.
— Косяк. Зачем было уходить из гостей? Остался бы на ночь.
— Не знаю.
— А Вадик чего?
— К нему с вопросами полгода лучше не подходить.
— Почему?
— Слушай дальше… Покрутился, покрутился, — вдруг видит в углу «дипломат». Помнишь, были первые советские?
— Припоминаю.
— Чемодан стоит, а хозяина нету. Ну, думает, здорово! В компании веселей будет. Наверно хозяин за сигаретами отлучился.
— Второй косяк. Вот бы я свой бросил!…
— Ну… не знаю. За что купил — за то впариваю… Ходит, значит, ходит, а хозяина всё нет. Прошёл час — никого. Мужик стал приглядываться к чемодану. Слегка побитый, замки перехвачены синей изолентой. Дай, думает, посмотрю. Открывает, а он доверху забит банковскими упаковками.
— …Дай прикурить… И что мужик?
— А что мужик! Чемодан в зубы и ходу до следующей станции.
— Я б тоже подорвался.
— Утром появился дома, наврал жене с три короба, бабосики втихаря пересчитал … Два лимона!…
— Нихрена себе… В советское время такие деньги не то что заработать, — истратить было невозможно.
— …И началась у мужика райская жизнь. Жене плёл, что попало: то премию дали, то зарплату повысили… Та, естественно, вся из себя довольная… А на работе у него на примете была одна бабёнка.
— Твоя тема.
— …Он давно на неё глаз положил, да не знал, как подъехать.
— Она его и спалила.
— Не гони, рассказываю дальше.
— …Подожди… Подрули к ларькам, движуха какая-то непонятная.
— Вот не спится!…
— …Поехали… вроде нормальные пацаны.
— Тебе видней… Помнишь «Итальянцев в России»?
— «Андрюша, хочешь заработать миллион?»…
— …Подходит, значит, он к ней, и говорит, — хочу, мол, тебя купить. Та ему, — я дорого стою. Сколько, спрашивает?… Ну, бабец решила, — борзеть так по полной. Пятьдесят тысяч!… Нет проблем. Вынимает из кармана пятьдесят штук, — держи… Ну, понятно сразу — я твоя!…
— А как спалился?
— Язык… У неё была лепшая подружка, а у той муж в уголовке, майор.
— Деньги краденые?
— Не совсем… А в это время!… По всему Питеру — грузинская мафия на перепродаже машин ищет пропавшие деньги. Как их клоуны курносые потеряли!… И милиция в курсе. Вопрос — кто найдёт первым… Молодца сразу приняли, — что да как. Тот запираться не стал, выложил всё без утайки, как было. Хотели статью пришить, да вовремя одумались. Ну, пришёл бы он с этим чемоданом. И кто бы ему поверил?… Ещё и почки бы отбили для профилактики.
— Весёлая история. Сказка, конечно, но весёлая… Кофе вы-пьем?
— И по шаверме.
— Тогда по два кофе.
— И по две шавермы.
— Харя треснет!
— Ладно, по одной.
— …А что с Вадьком?
— Дежурного развёл как кролика… Он возьми да ляпни, — не верю, грит, что в дипломат поместились два миллиона. Вадик, — я тоже не верю. Сказки это… Как ты сейчас.
— Проверили?
— Ага… Вадьке стоило только сказать — а всё-таки интересно… И понеслась душа в рай, сапоги в ментовку!… Тот взял подходящий по размеру чемодан, вытряхнул барахло, нашёл линейку, стал прикидывать размер упаковки, ну и так далее… Долго народ развлекал… а… ещё… Арифметикой занялся! Вычислял габариты, объём. Всё по науке… Пока Вадькин напарник не пришёл. А чего это вы тут делаете? Да, говорит, проверяю, — могут ли в «дипломате» два лимона поместиться. А тот, — ну проверяй, проверяй. Тебя Вадик заставил?… До капитана не дошло. Ну тупой по жизни как валенок… А что?… А мы, грит, у себя в кабинете уже проверяли… Что тут началось!… Коррида!… Бой быков!… Отделение чуть по кирпичам не разнёс.
— Вадик-то жив?
— Сучонок из унитаза живым выберется.
— Нажил себе врага.
— Точно. От этого придурка коньяком не откупишься… Лохматый, глянь…
— …Подрули ближе…
— Бомж какой-то…
— Тормози.
— Ты куда?
— …Митька, вруби дальний… Что б тебя…
— Готов?
— Нет, слава Богу… три минуты… так… Фёдор, у вас там Иваныча нет?… Заболотного, дубина!… Да-да!… Когда?… Вот засада…
— Да что случилось!
— Иваныча родич.
— Что с ним?
— Спит.
— Бомжует?!…
— Бухой в мясо.
— Давай сдадим.
— Оно тебе надо?
— Всё равно делать нечего.
— Тебе надо с Иванычем ссориться? Он за него голову оторвёт и не поморщится.
— То же мне, — персона…
— Эксперименты над своими будешь проводить… Фёдор, нужен телефон дочки Виталия Ивановича… Да вне зоны он, не отвечает!… Срочно… Оно мне надо, да?… Я сейчас тебе его привезу… Евгения… Не спеши… Спасибо. Отбой связи.
— Что будем делать?
— Сейчас до Женьки дозвонюсь, пристроим Антона в лучшем виде.
— Давно его знаешь?
— Столько же, сколько Заболотного. Их не растащить друг от друга. Родственники какие-то дальние.
— Алло!… Женя?… Мне Евгению Витальевну… Извини-те… Ну Федька сволочь, номер не может продиктовать нормально.
— Проверь набор.
— Что проверять… А-а… блин… перед девяткой лишний ноль… Женя?… Здравствуйте, это Степан, я работаю вместе с Виталием Ивановичем… Прямо передо мной на скамейке ваш Антон… Жив, жив… Скорей всего… Да, хорошо… минут через двадцать… пять… позвоню… Ну Мить, напряглись, поедем на Бабушкина.
— Сколько лет Жене?
— К Иванычу в зятья хочешь напроситься?
— Не обязательно.
— У неё парень, вместе универ заканчивают.
— Ботаника можно подвинуть.
— У ботаника пояс по айки–до. Он тебя так подвинет, что профессию менять придётся.
— Ну, мы с тобой спортсменов конечно не видели.
— …А ещё… Да держи ты нормально!… А ещё Антон обучает его боевому самбо. Извини, Митя, и дубинка тебе не поможет. Особенно если он пожалуется Антону. Этого вообще лучше не злить, пока трезвый.
— Да не очень-то и хотелось.
— …Ну, с почином тебя, напарничек.
— Часто доставлял?
— Бывало.
— Никогда не вредно прогнуться перед начальством.
— Мить, на первый раз прощаю… Не в этом дело… Он классный мужик… Только запойный… А тут ещё… на днях у него мать умерла… Вот… И вообще ему по жизни досталось… Помнишь, как Иваныч любит повторять?… Мы милиция. И всё. Так что не судите… А Иванычу я верю.
Продолжение следует…
Пешеходная зона
— Скоро откроется?
— Минут через десять.
— Давно сидите?
— Нет.
— Хлеба к завтраку прикупить?
— Хлеба… жидкого.
— Пиво?… в такую рань?
— Коньяк.
— Солидно. Могу составить компанию.
— Четверг.
— Не понял, что?…
— Четверг, говорю, рыбный день. Слыхал про такой?
— Ну, предположим, — слышал.
— Хвосты обрубаются.
— Деньги есть, — плачу.
— На попятную не пойдёшь?
— Зачем!
— Я напёрстками не пью.
— Какая норма?
— Если по моей — сломаешься.
— Это ж сколько будет!
— Полтора на рыло.
— Сколько?!…
— Испугался?
— Давай четыре бутылки возьмём, — у меня дела… А ты как, в отпуске или где?
— Или где.
— Слушай, хочешь работу?
— Погоди, лавка открылась, потом поговорим.
— Ну, пойдём… Чем закусываешь?
— Занюхиваю.
— Силён… Возьмём лимончиков, шоколад.
— Тебе видней.
— За знакомство… Тебя как зовут?
— Антон.
— А по отчеству?
— Антон.
— Андрей… Чем занимаешься?… занимался…
— Много чем.
— Спортсмен?
— Можно и так сказать.
— В каком виде?
— Мордобой.
— Не похоже. Нос целый.
— Нехрен совать куда попало, такой же будет.
— А кроме шуток?
— Десять лет в армии.
— Спецназ?
— Почти.
— Есть работа.
— Кому самовар начистить?
— Не совсем. Но форма нужна.
— Две недели по два часа в день, — буду как новенький. Если без этого.
— Обеспечим и зал тебе, и соответствующее питание.
— Где такие меценаты водятся…
— Места надо знать… Ну, согласен?
— Что за работа?… Имей в виду — в наёмники не подпишусь.
— Вот… Возьми визитку, позвони, как придёшь в себя.
— Это может быть не скоро.
— Что так?
— Мать похоронил… вчера…
— Прости.
— Не извиняйся. Ты ж не знал.
— Всё равно… соболезную… Сколько ей было?
— Шестьдесят девять.
— Выглядишь старше…
— …чего?
— Своих лет.
— А сколько дашь?
— Ну… ближе к полтиннику.
— Значит моложе. В августе пятьдесят три.
— Беру слова назад… Ну, позвонишь?… не забудешь?
— Позвоню.
— Спрячь визитку подальше, чтоб не потерялась.
— Не потеряется.
— Держи пять.
— В пять.
— Мне пора, действительно дела… Приятно было пообщаться… А коньяк дрянной. На работу устроишься — будет тебе настоящий французский.
— Иди, парень, пока визитку не выбросил.
— До встречи.
— …До встречи…
— Антон, тебя Виталий Иванович искал.
— Давно?
— Вон машина стоит.
— Та-ак… Жанна, Самвэл дома?
— Скоро будет.
— Пойдём, чаем напоишь.
— А Виталий?
— Не хочу сегодня никого видеть.
— Ох, Антон Георгиевич…
— Жаннка, не зли… Давай сюда свои сумки.
— Да я сама…
— Дай сюда, я сказал, женщина!… Спорит ещё…
— Не помешаю?
— Присаживайтесь, места полно… Вы курите?
— Нет… Вы сидите, сидите. Приятный запах. Что за табак?
— «Мак Барен».
— Дорогой?
— Средний.
— И как?
— Мне нравится…
— Что-то знакомое… знаете… булочками из детства.
— Ваниль… семена… лепестки орхидей.
— Давно трубку курите?
— Лет двадцать.
— А я бросил. Тоже давно.
— Что у вас с ногой?
— Инсульт. Полгода как ходить начал.
— Серьёзная штука.
— Да, вот… угораздило.
— На пенсии?
— Шестьдесят пять уже. А Вам?
— Скоро пятьдесят три.
— Неплохо выглядите… Семья есть?
— Один.
— Дети?…
— Уже не важно… Вам не тяжело в магазин самому?
— Надо ходить… по возможности.
— Некому?
— Дети помогают. Сын, и дочка. Сын раз в неделю продуктами обеспечивает, мелким ремонтом занимается. Иногда внуков привозят.
— Много внуков?
— Трое, мальчишки. Такие сорванцы… Антон Георгиевич.
— Откуда вы знаете!…
— Меня так зовут.
— И меня… Нет, Вы не шутите?
— Не шучу. Так значит, Вы тоже Антон Георгиевич?
— Пока коньяк не допил — буду им.
— Весь?…
— Да тут осталось-то… меньше литра.
— Крепкое, видно, здоровье.
— Не жалуюсь пока… Извините.
— Ничего, ничего… Вот видите, как вышло, — всю жизнь других лечил, а теперь сам пациентом стал.
— Кем были до пенсии?
— Педиатр.
— Звучит уважительно.
— Шестой год на пенсии. А тут неприятность такая приключилась… А вы чем?…
— Был военным, закончил Муху, скульптор… был.
— Был?… а сейчас?
— Когда как… Пока не ворую.
— В наше время воровством не удивишь.
— Самому бы не удивиться.
— Тоже верно… Я как погляжу, — вы частенько здесь посиживаете с коньячком.
— Раз в неделю точно. Иногда чаще.
— Есть повод?
— Повод не проблема… Проблема с тормозами.
— Прямо как у Сергея Довлатова.
— Читаете?
— Очень.
— У меня собрание, трёхтомник.
— Вот видите, — сколько у нас общего. Вы не в августе родились?
— В августе, четырнадцатого.
— Надо же как!… Ну, пойду потихоньку. Спасибо за компанию.
— Вам спасибо, доктор… за ваше спасибо.
— Надеюсь, ещё увидимся.
— Буду рад.
— Трубочку не забудьте, Антон Георгиевич.
— Даю слово офицера.
— Стёп, халтуру нашёл?
— Обещали местечко в одном банке.
— Если что — свистни, я бы не отказался.
— Видно будет… В отделение заедем?
— Посидим здесь. Тепло–светло, мухи не кусают.
— Поспать бы…
— …Слышал, что наши опера учудили?
— Нажрались на адресе?
— Сейчас расскажу — со смеху умрёшь.
— Давай, трави.
— Ну слухай, мариман… Вадик заходит в дежурку…
— Который?
— Со второй бригады… И толкает такую тему… Где-то в начале восьмидесятых… то ли в «Труде», то ли в «Комсомолке»… была большая статья.
— Нашли кому верить. Да и сколько Вадику было!
— А хрен его знает. Может и правда читал… В общем один мужик поздно вечером возвращался домой, и чуть-чуть не успел на метро, на Московском вокзале. Там, где железная решётка.
— …Примерно в это время. Тепло, белые ночи. Может, далеко было добираться, а на тачку не хватало, может ещё что, — решил у решётки дождаться открытия.
— Косяк. Зачем было уходить из гостей? Остался бы на ночь.
— Не знаю.
— А Вадик чего?
— К нему с вопросами полгода лучше не подходить.
— Почему?
— Слушай дальше… Покрутился, покрутился, — вдруг видит в углу «дипломат». Помнишь, были первые советские?
— Припоминаю.
— Чемодан стоит, а хозяина нету. Ну, думает, здорово! В компании веселей будет. Наверно хозяин за сигаретами отлучился.
— Второй косяк. Вот бы я свой бросил!…
— Ну… не знаю. За что купил — за то впариваю… Ходит, значит, ходит, а хозяина всё нет. Прошёл час — никого. Мужик стал приглядываться к чемодану. Слегка побитый, замки перехвачены синей изолентой. Дай, думает, посмотрю. Открывает, а он доверху забит банковскими упаковками.
— …Дай прикурить… И что мужик?
— А что мужик! Чемодан в зубы и ходу до следующей станции.
— Я б тоже подорвался.
— Утром появился дома, наврал жене с три короба, бабосики втихаря пересчитал … Два лимона!…
— Нихрена себе… В советское время такие деньги не то что заработать, — истратить было невозможно.
— …И началась у мужика райская жизнь. Жене плёл, что попало: то премию дали, то зарплату повысили… Та, естественно, вся из себя довольная… А на работе у него на примете была одна бабёнка.
— Твоя тема.
— …Он давно на неё глаз положил, да не знал, как подъехать.
— Она его и спалила.
— Не гони, рассказываю дальше.
— …Подожди… Подрули к ларькам, движуха какая-то непонятная.
— Вот не спится!…
— …Поехали… вроде нормальные пацаны.
— Тебе видней… Помнишь «Итальянцев в России»?
— «Андрюша, хочешь заработать миллион?»…
— …Подходит, значит, он к ней, и говорит, — хочу, мол, тебя купить. Та ему, — я дорого стою. Сколько, спрашивает?… Ну, бабец решила, — борзеть так по полной. Пятьдесят тысяч!… Нет проблем. Вынимает из кармана пятьдесят штук, — держи… Ну, понятно сразу — я твоя!…
— А как спалился?
— Язык… У неё была лепшая подружка, а у той муж в уголовке, майор.
— Деньги краденые?
— Не совсем… А в это время!… По всему Питеру — грузинская мафия на перепродаже машин ищет пропавшие деньги. Как их клоуны курносые потеряли!… И милиция в курсе. Вопрос — кто найдёт первым… Молодца сразу приняли, — что да как. Тот запираться не стал, выложил всё без утайки, как было. Хотели статью пришить, да вовремя одумались. Ну, пришёл бы он с этим чемоданом. И кто бы ему поверил?… Ещё и почки бы отбили для профилактики.
— Весёлая история. Сказка, конечно, но весёлая… Кофе вы-пьем?
— И по шаверме.
— Тогда по два кофе.
— И по две шавермы.
— Харя треснет!
— Ладно, по одной.
— …А что с Вадьком?
— Дежурного развёл как кролика… Он возьми да ляпни, — не верю, грит, что в дипломат поместились два миллиона. Вадик, — я тоже не верю. Сказки это… Как ты сейчас.
— Проверили?
— Ага… Вадьке стоило только сказать — а всё-таки интересно… И понеслась душа в рай, сапоги в ментовку!… Тот взял подходящий по размеру чемодан, вытряхнул барахло, нашёл линейку, стал прикидывать размер упаковки, ну и так далее… Долго народ развлекал… а… ещё… Арифметикой занялся! Вычислял габариты, объём. Всё по науке… Пока Вадькин напарник не пришёл. А чего это вы тут делаете? Да, говорит, проверяю, — могут ли в «дипломате» два лимона поместиться. А тот, — ну проверяй, проверяй. Тебя Вадик заставил?… До капитана не дошло. Ну тупой по жизни как валенок… А что?… А мы, грит, у себя в кабинете уже проверяли… Что тут началось!… Коррида!… Бой быков!… Отделение чуть по кирпичам не разнёс.
— Вадик-то жив?
— Сучонок из унитаза живым выберется.
— Нажил себе врага.
— Точно. От этого придурка коньяком не откупишься… Лохматый, глянь…
— …Подрули ближе…
— Бомж какой-то…
— Тормози.
— Ты куда?
— …Митька, вруби дальний… Что б тебя…
— Готов?
— Нет, слава Богу… три минуты… так… Фёдор, у вас там Иваныча нет?… Заболотного, дубина!… Да-да!… Когда?… Вот засада…
— Да что случилось!
— Иваныча родич.
— Что с ним?
— Спит.
— Бомжует?!…
— Бухой в мясо.
— Давай сдадим.
— Оно тебе надо?
— Всё равно делать нечего.
— Тебе надо с Иванычем ссориться? Он за него голову оторвёт и не поморщится.
— То же мне, — персона…
— Эксперименты над своими будешь проводить… Фёдор, нужен телефон дочки Виталия Ивановича… Да вне зоны он, не отвечает!… Срочно… Оно мне надо, да?… Я сейчас тебе его привезу… Евгения… Не спеши… Спасибо. Отбой связи.
— Что будем делать?
— Сейчас до Женьки дозвонюсь, пристроим Антона в лучшем виде.
— Давно его знаешь?
— Столько же, сколько Заболотного. Их не растащить друг от друга. Родственники какие-то дальние.
— Алло!… Женя?… Мне Евгению Витальевну… Извини-те… Ну Федька сволочь, номер не может продиктовать нормально.
— Проверь набор.
— Что проверять… А-а… блин… перед девяткой лишний ноль… Женя?… Здравствуйте, это Степан, я работаю вместе с Виталием Ивановичем… Прямо передо мной на скамейке ваш Антон… Жив, жив… Скорей всего… Да, хорошо… минут через двадцать… пять… позвоню… Ну Мить, напряглись, поедем на Бабушкина.
— Сколько лет Жене?
— К Иванычу в зятья хочешь напроситься?
— Не обязательно.
— У неё парень, вместе универ заканчивают.
— Ботаника можно подвинуть.
— У ботаника пояс по айки–до. Он тебя так подвинет, что профессию менять придётся.
— Ну, мы с тобой спортсменов конечно не видели.
— …А ещё… Да держи ты нормально!… А ещё Антон обучает его боевому самбо. Извини, Митя, и дубинка тебе не поможет. Особенно если он пожалуется Антону. Этого вообще лучше не злить, пока трезвый.
— Да не очень-то и хотелось.
— …Ну, с почином тебя, напарничек.
— Часто доставлял?
— Бывало.
— Никогда не вредно прогнуться перед начальством.
— Мить, на первый раз прощаю… Не в этом дело… Он классный мужик… Только запойный… А тут ещё… на днях у него мать умерла… Вот… И вообще ему по жизни досталось… Помнишь, как Иваныч любит повторять?… Мы милиция. И всё. Так что не судите… А Иванычу я верю.
Продолжение следует…
19.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ночь-полночь, воскресный день
— Женьчик, может подремлешь?
— А проснётся?
— Я посижу.
— Толку с тебя, Игорёня… Он меня только слушает.
— У нас нормальные отношения, ты знаешь.
— Не в таком состоянии.
— Сколько будет спать?
— Часа три–четыре.
— Попьём чаю?
— Помоги встать… спасибо…
— Жека, часто с ним?…
— Половину своей жизни его спасаю.
— С одиннадцати лет?!…
— С тех пор, как с Мариной развёлся… Ненавижу её… Лживая тварь… Её дочка… моя сверстница… хорошая была девочка… мы дружили… так жаль… так жаль…
— Слабоват твой Антон.
— Что ты про него знаешь, Игорь!
— Жень, я не хотел обидеть.
— Договоришься у меня, — потопаешь через весь Питер.
— Не потопаю.
— Потопаешь–потопаешь, как миленький потопаешь!
— Ничего не слышу… непотопаю–непотопаю–непотопаю…
— Прекрати… Прекрати, я сказала!
— А попросить?
— Обними меня…
— …Давно с отцом дружат?
— Он был женат на его родной сестре.
— Виталий Иванович?
— Ну ты тормоз… Антон, конечно!
— Жень, мне-то откуда знать!… Подожди, Марина тебе тётя?
— Как ты меня достал своими вопросами, Никитин, кто бы знал… Марина была второй женой… или третьей… С нашим Тошенькой не заскучаешь.
— Понятно… А тётя?
— Меня ещё на свете не было… Где-то двоюродные братья…
— Ночь открытий… Надо отметить это дело.
— Я тебе так отмечу! Мало нам одного Антона.
— Жень, ну кто он тебе?… Ты даже про братьев ничего не говорила. Семейная тайна?
— Мама рассказывала… Они тогда с папой поженились, а у Тоши с тёткой всё рушилось. Папа встал на сторону Тоши, тётка выставила его за дверь. С тех пор они больше не виделись… Было несколько раз, да и то мимоходом, пока бабушка с дедом были живы.
— А братья?
— Им не интересно, взрослые мужики, а мне… Хотелось бы брата, хоть одного. А родители напартачили, — Нюшеньку мне народили. Вот как после этого жить!
— Жень, ты чего… серьёзно что ли?
— Знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты такой же тупой как Тоша.
— Ну… ты…
— И такой же умный, добрый, сильный и красивый.
— Жень, ты выйдешь за меня?…
— Енька… Ень, соглашайся! Мужика надо тёпленьким брать.
— Ой, проснулось, ясно солнышко!… Водочки налить?
— Налей.
— Я тебе налью, гад такой! Ты что вытворяешь опять!
— …Женя…
— Игорь!… Сядь и помалкивай! И только сунься — получишь так, что слово «водка» потеряешь в лексиконе. Понял?!…
— …Ень, ты чего взъелась!
— Где ты был, помнишь?
— Нет.
— Дурак старый. Ты почему папу не жалеешь?
— Подожди–подожди… Они в Новгороде.
— Спасибочки, дорогой ты наш, просветил!… Знаешь, что ему будет за то, что они тебя с собой не взяли, знаешь?… Я ему обещала тюнинг — я ему такой тюнинг устрою!
— Ень, полста нальёшь?…
— Игорь, водка в холодильнике.
— Женя!…
— «Белочку» знаешь?… От чего бывает, тоже знаешь?… Ну что за мужик пошёл!… У кого мама доктор, у меня?… Бегом к холодильнику, я сказала!… Тошенька, ну что ж ты, родненький…
— Ень, прости… прости…
— Мы же тебя любим… мама, Нюша, я…
— Папу забыла.
— Папочку завтра буду ошкуривать, как приедут… Держи… огурец… Ладно, не строй из себя школьницу… Верю.
— …Спасибо.
— Отпускает?… Скажи, у тебя кто-то есть?
— В каком смысле!
— Игорь, я на кухню, а ты ему растолкуй про смысл, только быстро.
— Жень, ты в своём уме?
— Хорошо!… Спросим иначе. Кому колготки покупал?
— К-какие колготки?!…
— Вот такие!… Реймс, сорок ден. Не узнаёшь?
— Где ты их взяла?…
— В твоём кармане, Тошенька!
— Ничего не помню… Какой сегодня день, пятница?
— Приехали… Воскресенье уже.
— Ень, ты визитку не видела?
— Эту?
— Да.
— Что это?
— Предлагают работу.
— В пивном баре?
— Нет.
— Слава Те Господи, что не в баре!… Господи помилуй… Господи помилуй…
— Не юродствуй.
— Тебе, значит можно!.
— Еня…
— Ещё?
— Пока не надо.
— Где колготки украл, признавайся!… Попроси — своими бы поделилась.
— Не помню.
— Так… Тош, пока не трясёт — быстро в ванную и в постель. Потом что-нибудь придумаем… Игорь, что стоишь как жених на девичнике? Помогай, раз пришёл.
— Виталий, не опаздывайте.
— Всё под контролем, мать, ты меня знаешь.
— Я вас обоих знаю двадцать три года.
— Не волнуйся, послезавтра утром дома как штык.
— Антон, а ты что скажешь?
— Поцелуй девок за меня.
— Ух, так и дала б тебе… Всё, выметайтесь, у меня дел невпроворот.
— Пока, Валюш, не скучай.
Продолжение следует…
Ночь-полночь, воскресный день
— Женьчик, может подремлешь?
— А проснётся?
— Я посижу.
— Толку с тебя, Игорёня… Он меня только слушает.
— У нас нормальные отношения, ты знаешь.
— Не в таком состоянии.
— Сколько будет спать?
— Часа три–четыре.
— Попьём чаю?
— Помоги встать… спасибо…
— Жека, часто с ним?…
— Половину своей жизни его спасаю.
— С одиннадцати лет?!…
— С тех пор, как с Мариной развёлся… Ненавижу её… Лживая тварь… Её дочка… моя сверстница… хорошая была девочка… мы дружили… так жаль… так жаль…
— Слабоват твой Антон.
— Что ты про него знаешь, Игорь!
— Жень, я не хотел обидеть.
— Договоришься у меня, — потопаешь через весь Питер.
— Не потопаю.
— Потопаешь–потопаешь, как миленький потопаешь!
— Ничего не слышу… непотопаю–непотопаю–непотопаю…
— Прекрати… Прекрати, я сказала!
— А попросить?
— Обними меня…
— …Давно с отцом дружат?
— Он был женат на его родной сестре.
— Виталий Иванович?
— Ну ты тормоз… Антон, конечно!
— Жень, мне-то откуда знать!… Подожди, Марина тебе тётя?
— Как ты меня достал своими вопросами, Никитин, кто бы знал… Марина была второй женой… или третьей… С нашим Тошенькой не заскучаешь.
— Понятно… А тётя?
— Меня ещё на свете не было… Где-то двоюродные братья…
— Ночь открытий… Надо отметить это дело.
— Я тебе так отмечу! Мало нам одного Антона.
— Жень, ну кто он тебе?… Ты даже про братьев ничего не говорила. Семейная тайна?
— Мама рассказывала… Они тогда с папой поженились, а у Тоши с тёткой всё рушилось. Папа встал на сторону Тоши, тётка выставила его за дверь. С тех пор они больше не виделись… Было несколько раз, да и то мимоходом, пока бабушка с дедом были живы.
— А братья?
— Им не интересно, взрослые мужики, а мне… Хотелось бы брата, хоть одного. А родители напартачили, — Нюшеньку мне народили. Вот как после этого жить!
— Жень, ты чего… серьёзно что ли?
— Знаешь, почему я тебя люблю? Потому что ты такой же тупой как Тоша.
— Ну… ты…
— И такой же умный, добрый, сильный и красивый.
— Жень, ты выйдешь за меня?…
— Енька… Ень, соглашайся! Мужика надо тёпленьким брать.
— Ой, проснулось, ясно солнышко!… Водочки налить?
— Налей.
— Я тебе налью, гад такой! Ты что вытворяешь опять!
— …Женя…
— Игорь!… Сядь и помалкивай! И только сунься — получишь так, что слово «водка» потеряешь в лексиконе. Понял?!…
— …Ень, ты чего взъелась!
— Где ты был, помнишь?
— Нет.
— Дурак старый. Ты почему папу не жалеешь?
— Подожди–подожди… Они в Новгороде.
— Спасибочки, дорогой ты наш, просветил!… Знаешь, что ему будет за то, что они тебя с собой не взяли, знаешь?… Я ему обещала тюнинг — я ему такой тюнинг устрою!
— Ень, полста нальёшь?…
— Игорь, водка в холодильнике.
— Женя!…
— «Белочку» знаешь?… От чего бывает, тоже знаешь?… Ну что за мужик пошёл!… У кого мама доктор, у меня?… Бегом к холодильнику, я сказала!… Тошенька, ну что ж ты, родненький…
— Ень, прости… прости…
— Мы же тебя любим… мама, Нюша, я…
— Папу забыла.
— Папочку завтра буду ошкуривать, как приедут… Держи… огурец… Ладно, не строй из себя школьницу… Верю.
— …Спасибо.
— Отпускает?… Скажи, у тебя кто-то есть?
— В каком смысле!
— Игорь, я на кухню, а ты ему растолкуй про смысл, только быстро.
— Жень, ты в своём уме?
— Хорошо!… Спросим иначе. Кому колготки покупал?
— К-какие колготки?!…
— Вот такие!… Реймс, сорок ден. Не узнаёшь?
— Где ты их взяла?…
— В твоём кармане, Тошенька!
— Ничего не помню… Какой сегодня день, пятница?
— Приехали… Воскресенье уже.
— Ень, ты визитку не видела?
— Эту?
— Да.
— Что это?
— Предлагают работу.
— В пивном баре?
— Нет.
— Слава Те Господи, что не в баре!… Господи помилуй… Господи помилуй…
— Не юродствуй.
— Тебе, значит можно!.
— Еня…
— Ещё?
— Пока не надо.
— Где колготки украл, признавайся!… Попроси — своими бы поделилась.
— Не помню.
— Так… Тош, пока не трясёт — быстро в ванную и в постель. Потом что-нибудь придумаем… Игорь, что стоишь как жених на девичнике? Помогай, раз пришёл.
— Виталий, не опаздывайте.
— Всё под контролем, мать, ты меня знаешь.
— Я вас обоих знаю двадцать три года.
— Не волнуйся, послезавтра утром дома как штык.
— Антон, а ты что скажешь?
— Поцелуй девок за меня.
— Ух, так и дала б тебе… Всё, выметайтесь, у меня дел невпроворот.
— Пока, Валюш, не скучай.
Продолжение следует…
20.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Дураки-дороги
— Почему на служебной?
— Да чего-то лохматка моя приболела. Масло уходит непо-нятно куда, движок греется… Два раза смотрели — ничего по-нять не могут, хоть на станцию отгоняй.
— А что ты хотел! Нормальные спецы бегут из милиции. Воровать нечего, халтур мало, а на вашу зарплату семью не про-кормить.
— Я не сбежал.
— Не все могут… А про домик в деревне?…
— Попрекнуть хочешь?
— Упаси Господи!… Но у них и этого нет. Ведь так?
— Так-то оно так… Начинаются…
— Кто?
— Тёщины языки… Не люблю Приморское, но отдыхать здесь — милое дело.
— Решил, куда приткнёмся?
— Поищем, где народу меньше… Можно в Песках, можно за Зелёную Рощу, в Озерки, например. Тоже ничего… У кого-то из наших дача там…
— Мы договорились в палатке.
— Это я так, к слову… Конечно в палатке… Я взял «Басти-он».
— Спасибо.
— Не за что, для себя стараюсь.
— А Валя?
— Тоха, не учи меня жить. Я что, по-твоему, больше суток да на природе, да у воды — и без коньяка? Я мент или не мент?
— Много?
— Нам хватит… Ну, пост проскочили благополучно.
— Убери фуражку с видного места, посмотрим на твоё бла-гополучие.
— Про номера забыл.
— Вот–вот! И номера тоже.
— Без номеров точно не проскочим… Самый хреновый уча-сток после двадцать первого… Столько аварий зимой… Знако-мый один в лобовухе погиб… лет десять назад…
— Бывал здесь когда-то…
— …Помню, в милицию только пришёл… из тюрьмы рва-нула большая группа… с автоматами… Что здесь творилось… Несколько гражданских убили… двоих морских… сходили, блин, мужички за грибами…
— Вроде не выходной… откуда народу столько?
— Отпускники… погода хорошая… Поедем дальше… То-ха… Держись!…
— …Виталик… Виталик… ты живой?…
— Живой… Ох… говорили мне, что несчастливая маши-на… А ещё «Шевроле»… Ты как?
— Руки–ноги целы, голова, кажется, тоже.
— Ух ты!… Тоха, глянь, что у меня с башкой.
— Ну ты красавец… Такие шишки я в кино видел… кажет-ся.
— Смотри–смотри, не скоро ещё такая будет возможность.
— Не знаю, не знаю… это надолго… И на службе…
— Что на службе?
— Спрашивать будут про растущие рога.
— Ой, не могу…
— Чего ты ржёшь?
— Да представил, как Валюха с нами… Вот бы сейчас нам скалкой наподдавала…
— Она в дорогу скалку берёт?!…
— Ага. Вместо бейсбольной биты. И управляется неплохо… Видел, какая у неё скалка?… Шишкой бы не отделался.
— Что дальше?
— Что-что… тачка в минусе… Как мы-то уцелели!…
— А я понял, как мы уцелели…
— Фонарик далеко?
— На брелке.
— Ну так давай! Особое приглашение надо?… Я так и знал…
— Знал, а поехал.
— Ты дурак, почему не выпрыгнул! А если бы всмятку?!
— А потом твоим в глаза смотреть.
— Ты же не виноват.
— Какая разница…
— Ладно, прощаю. Но чтобы в следующий раз!…
— Собираешься повторить?
— Я подумаю… Ну, что будем делать, товарищ майор?
— А хрен его знает, товарищ подполковник… Звони.
— …Тоха… кажется, беда…
— Опять?…
— Трубка…
— Что с ней?
— Аккумулятор…
— Как она там оказалась!
— На «торпеде» лежала… Всё, хана…
— Я тебе давно говорил, — пора новую покупать.
— Теперь точно пора… Симка накрылась.
— Это хуже… Кому теперь звонить?
— Сейчас скажу…
— Ну?…
— Домой.
— На, звони.
— А что я скажу?
— Тебя учить?
— Ну придумай что-нибудь!
— Ладно, исключительно по доброте моей… за «Бастион»… Валь, это я… Нет, всё нормально… Валь, слушай, Виталик трубку свою найти не может, по второму разу вещи перебира-ет… да на работу надо… ага… склероз наверно, что ещё… Мо-жешь?… умница ты наша… О, чудненько!… ага… ага… Спаси-бо, Валюш, пока…
— Чего покраснел?
— Вперёд, заодно и узнаешь.
— Ну, что?…
— Никифорова номер.
— Отлично!… Стёпа, привет, Виталий Иванович… Всё по плану… да… Попали в аварию… Целы… шаровая опора поле-тела… только на разборку… на тридцать первом… Сам?… спа-сибо… да-да, именно так… отсемафорь, как приедешь…
— Стёпка приедет?
— Будем трепаться или займёмся вещами и палаткой?
— Место бы сначала присмотреть.
— Залив где? Залив — там! Нечего присматривать. Выгре-баем барахло.
— Шампура поправь… отлично…
— Неплохое мясо…Всё время там берёшь?
— Ага… удобно и недорого.
— С чем сравнивать… А мы сожрём?
— Ещё мало покажется… Комары бы не мешали — совсем было б хорошо.
— …Тишина… штиль какой… Вот за такие вечера белым ночам можно простить всё.
— Чем они тебе не угодили?
— Не люблю я их… Туристам экзотика, а местным не в ра-дость.
— А я ничего… Ты жуй, жуй, не пропадать же добру.
— Тебе-то что — забрался с женой под одеяло…
— Женись.
— Чтоб ты подавился, гад… Так и норовишь продать.
— Ты мужик ещё хоть куда… Если б… не кумовья — Жень-ку бы за тебя отдал.
— У неё спрашивать надо.
— Это моё дело.
— Тогда бы Игорь пролетел.
— Парень видный, не пропадёт. На него в университете очередь, ждут, когда с Женькой разругаются.
— Хороший будет зять.
— Скорей бы уж, понянчиться хочу.
— Я бы тоже не отказался.
— Я и говорю — женись.
— Отвали.
— Уф-ф… отвалился… люблю повеселиться, особенно по-жрать… Наливай, самое время.
— …За тебя!
— За нас…
— Тоха, чего тебе в жизни не хватает?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи.
— Знал бы… знал бы… Нихрена бы не жил. Ты уже пытался судьбу в Ташкенте устроить… Что молчишь, обиделся?
— На дурака обижаться… Думаю… как бы оно вышло…
— Думать надо меньше, а больше действовать… Помнишь, как меня доставал разговорами про счастье?
— Кто?… когда?
— Давно… в восемьдесят девятом.
— Нашёл, что вспоминать.
— Нашёл, а ты забыл. Знаешь почему?… Потому что ты был счастлив.
— Возможно. Это был я, точно?
— Нюшка только родилась…
— …Семнадцать лет… Хорошее было время.
— Сейчас плохое?
— Сейчас есть, а то уже в прошлом.
— Живи настоящим… Знаешь, кум, я вот живу настоящим, а ты всё пытаешься прошлое за уши притянуть.
— Ну да, ты меня насквозь видишь.
— Тебя любой видит… Тоха, я понял, в чём дело!
— Мне скажешь?
— Проще простого. Ты счастливый человек, только не дога-дываешься.
— Умный стал, всё знаешь…
— Тебе для полного счастья даже делать ничего не надо, просто улыбайся чаще… Я давно заметил, как на тебя люди реа-гируют. Ты никого не оставляешь равнодушным. Или прини-мают — бабы прихорашиваются, мужики подтягиваются, — или не принимают.
— Чушь какая…
— Вот скажи, — как Женьке в глаза будешь смотреть?
— Попрошу прощения.
— Ой, баран же ты питерский. Думаешь, ей нужны твои из-винения? Или Вале с Нюхой?… Они тебя любят! Да если бы я хоть раз учудил что-нибудь наподобие твоего, — спал бы на коврике, а питался макаронами да картошкой в мундире. Цени, брат. Я полжизни потратил, чтоб меня любили и уважали, а ты на всё готовенькое.
— Позавидовал, что ли?
— Вот ещё!… Я потрудился — я в этом живу. А ты получил, и бросаешь, где попало. Может, хватит, а?
— Вит, я подумаю.
— Долго?
— Решу вопрос с новой работой, — вернёмся к этому разго-вору. Только сегодня не доставай больше… со своим счастьем.
— Договорились… Когда поедешь?
— Как вернёмся, так и позвоню. По слухам — условия хо-рошие.
— Дай Бог… А я параллельно темку прокачаю.
— В каком направлении?
— Отца Александра помнишь?
— Конечно.
— Хочу познакомить поближе. Не против?
— Мужик с виду правильный, чего противиться.
— Дам знать, как сможет.
— Когда планируешь?
— В субботу поедем.
— Если не припашут — только за.
— Тогда по маленькой, и «спокойной ночи, малыши».
Продолжение следует…
Дураки-дороги
— Почему на служебной?
— Да чего-то лохматка моя приболела. Масло уходит непо-нятно куда, движок греется… Два раза смотрели — ничего по-нять не могут, хоть на станцию отгоняй.
— А что ты хотел! Нормальные спецы бегут из милиции. Воровать нечего, халтур мало, а на вашу зарплату семью не про-кормить.
— Я не сбежал.
— Не все могут… А про домик в деревне?…
— Попрекнуть хочешь?
— Упаси Господи!… Но у них и этого нет. Ведь так?
— Так-то оно так… Начинаются…
— Кто?
— Тёщины языки… Не люблю Приморское, но отдыхать здесь — милое дело.
— Решил, куда приткнёмся?
— Поищем, где народу меньше… Можно в Песках, можно за Зелёную Рощу, в Озерки, например. Тоже ничего… У кого-то из наших дача там…
— Мы договорились в палатке.
— Это я так, к слову… Конечно в палатке… Я взял «Басти-он».
— Спасибо.
— Не за что, для себя стараюсь.
— А Валя?
— Тоха, не учи меня жить. Я что, по-твоему, больше суток да на природе, да у воды — и без коньяка? Я мент или не мент?
— Много?
— Нам хватит… Ну, пост проскочили благополучно.
— Убери фуражку с видного места, посмотрим на твоё бла-гополучие.
— Про номера забыл.
— Вот–вот! И номера тоже.
— Без номеров точно не проскочим… Самый хреновый уча-сток после двадцать первого… Столько аварий зимой… Знако-мый один в лобовухе погиб… лет десять назад…
— Бывал здесь когда-то…
— …Помню, в милицию только пришёл… из тюрьмы рва-нула большая группа… с автоматами… Что здесь творилось… Несколько гражданских убили… двоих морских… сходили, блин, мужички за грибами…
— Вроде не выходной… откуда народу столько?
— Отпускники… погода хорошая… Поедем дальше… То-ха… Держись!…
— …Виталик… Виталик… ты живой?…
— Живой… Ох… говорили мне, что несчастливая маши-на… А ещё «Шевроле»… Ты как?
— Руки–ноги целы, голова, кажется, тоже.
— Ух ты!… Тоха, глянь, что у меня с башкой.
— Ну ты красавец… Такие шишки я в кино видел… кажет-ся.
— Смотри–смотри, не скоро ещё такая будет возможность.
— Не знаю, не знаю… это надолго… И на службе…
— Что на службе?
— Спрашивать будут про растущие рога.
— Ой, не могу…
— Чего ты ржёшь?
— Да представил, как Валюха с нами… Вот бы сейчас нам скалкой наподдавала…
— Она в дорогу скалку берёт?!…
— Ага. Вместо бейсбольной биты. И управляется неплохо… Видел, какая у неё скалка?… Шишкой бы не отделался.
— Что дальше?
— Что-что… тачка в минусе… Как мы-то уцелели!…
— А я понял, как мы уцелели…
— Фонарик далеко?
— На брелке.
— Ну так давай! Особое приглашение надо?… Я так и знал…
— Знал, а поехал.
— Ты дурак, почему не выпрыгнул! А если бы всмятку?!
— А потом твоим в глаза смотреть.
— Ты же не виноват.
— Какая разница…
— Ладно, прощаю. Но чтобы в следующий раз!…
— Собираешься повторить?
— Я подумаю… Ну, что будем делать, товарищ майор?
— А хрен его знает, товарищ подполковник… Звони.
— …Тоха… кажется, беда…
— Опять?…
— Трубка…
— Что с ней?
— Аккумулятор…
— Как она там оказалась!
— На «торпеде» лежала… Всё, хана…
— Я тебе давно говорил, — пора новую покупать.
— Теперь точно пора… Симка накрылась.
— Это хуже… Кому теперь звонить?
— Сейчас скажу…
— Ну?…
— Домой.
— На, звони.
— А что я скажу?
— Тебя учить?
— Ну придумай что-нибудь!
— Ладно, исключительно по доброте моей… за «Бастион»… Валь, это я… Нет, всё нормально… Валь, слушай, Виталик трубку свою найти не может, по второму разу вещи перебира-ет… да на работу надо… ага… склероз наверно, что ещё… Мо-жешь?… умница ты наша… О, чудненько!… ага… ага… Спаси-бо, Валюш, пока…
— Чего покраснел?
— Вперёд, заодно и узнаешь.
— Ну, что?…
— Никифорова номер.
— Отлично!… Стёпа, привет, Виталий Иванович… Всё по плану… да… Попали в аварию… Целы… шаровая опора поле-тела… только на разборку… на тридцать первом… Сам?… спа-сибо… да-да, именно так… отсемафорь, как приедешь…
— Стёпка приедет?
— Будем трепаться или займёмся вещами и палаткой?
— Место бы сначала присмотреть.
— Залив где? Залив — там! Нечего присматривать. Выгре-баем барахло.
— Шампура поправь… отлично…
— Неплохое мясо…Всё время там берёшь?
— Ага… удобно и недорого.
— С чем сравнивать… А мы сожрём?
— Ещё мало покажется… Комары бы не мешали — совсем было б хорошо.
— …Тишина… штиль какой… Вот за такие вечера белым ночам можно простить всё.
— Чем они тебе не угодили?
— Не люблю я их… Туристам экзотика, а местным не в ра-дость.
— А я ничего… Ты жуй, жуй, не пропадать же добру.
— Тебе-то что — забрался с женой под одеяло…
— Женись.
— Чтоб ты подавился, гад… Так и норовишь продать.
— Ты мужик ещё хоть куда… Если б… не кумовья — Жень-ку бы за тебя отдал.
— У неё спрашивать надо.
— Это моё дело.
— Тогда бы Игорь пролетел.
— Парень видный, не пропадёт. На него в университете очередь, ждут, когда с Женькой разругаются.
— Хороший будет зять.
— Скорей бы уж, понянчиться хочу.
— Я бы тоже не отказался.
— Я и говорю — женись.
— Отвали.
— Уф-ф… отвалился… люблю повеселиться, особенно по-жрать… Наливай, самое время.
— …За тебя!
— За нас…
— Тоха, чего тебе в жизни не хватает?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи.
— Знал бы… знал бы… Нихрена бы не жил. Ты уже пытался судьбу в Ташкенте устроить… Что молчишь, обиделся?
— На дурака обижаться… Думаю… как бы оно вышло…
— Думать надо меньше, а больше действовать… Помнишь, как меня доставал разговорами про счастье?
— Кто?… когда?
— Давно… в восемьдесят девятом.
— Нашёл, что вспоминать.
— Нашёл, а ты забыл. Знаешь почему?… Потому что ты был счастлив.
— Возможно. Это был я, точно?
— Нюшка только родилась…
— …Семнадцать лет… Хорошее было время.
— Сейчас плохое?
— Сейчас есть, а то уже в прошлом.
— Живи настоящим… Знаешь, кум, я вот живу настоящим, а ты всё пытаешься прошлое за уши притянуть.
— Ну да, ты меня насквозь видишь.
— Тебя любой видит… Тоха, я понял, в чём дело!
— Мне скажешь?
— Проще простого. Ты счастливый человек, только не дога-дываешься.
— Умный стал, всё знаешь…
— Тебе для полного счастья даже делать ничего не надо, просто улыбайся чаще… Я давно заметил, как на тебя люди реа-гируют. Ты никого не оставляешь равнодушным. Или прини-мают — бабы прихорашиваются, мужики подтягиваются, — или не принимают.
— Чушь какая…
— Вот скажи, — как Женьке в глаза будешь смотреть?
— Попрошу прощения.
— Ой, баран же ты питерский. Думаешь, ей нужны твои из-винения? Или Вале с Нюхой?… Они тебя любят! Да если бы я хоть раз учудил что-нибудь наподобие твоего, — спал бы на коврике, а питался макаронами да картошкой в мундире. Цени, брат. Я полжизни потратил, чтоб меня любили и уважали, а ты на всё готовенькое.
— Позавидовал, что ли?
— Вот ещё!… Я потрудился — я в этом живу. А ты получил, и бросаешь, где попало. Может, хватит, а?
— Вит, я подумаю.
— Долго?
— Решу вопрос с новой работой, — вернёмся к этому разго-вору. Только сегодня не доставай больше… со своим счастьем.
— Договорились… Когда поедешь?
— Как вернёмся, так и позвоню. По слухам — условия хо-рошие.
— Дай Бог… А я параллельно темку прокачаю.
— В каком направлении?
— Отца Александра помнишь?
— Конечно.
— Хочу познакомить поближе. Не против?
— Мужик с виду правильный, чего противиться.
— Дам знать, как сможет.
— Когда планируешь?
— В субботу поедем.
— Если не припашут — только за.
— Тогда по маленькой, и «спокойной ночи, малыши».
Продолжение следует…
21.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Все в сборе
— Степаша? Стёпа, что это…
— Виталий… Ив-ванович… М-машина…
— Старлей, спрашиваю ещё раз, — что!… Это!…
— Мерседес, товарищ подполковник!
— Мерседес, говоришь?
— Так точно, товарищ подполковник, мерседес!
— Мерседес, значит… ага… мерседес… Кто распорядился?
— Ясно кто, товарищ подполковник.
— Отставить подполковника.
— Есть отставить, Виталий Иваныч!
— Стёп, он что, издевается?… Когда этот катафалк из гаража последний раз выносили!
— Не помню.
— Тебя на свете не было, вот когда!… Вот… нехороший человек… любимому заму… Я припомню ему… я устрою… Кобель старый… леший… Колёса подкачал?… масло проверил?
— …Виталий, да ладно тебе, доедем.
— Не факт… Ну что стоим? Загружаемся в этот… прости Господи… мерседес… Будем ехать… медленно и печально.
— Антон, вечером отзвонись на домашний.
— Хорошо.
— Валя спросит — ни слова, стрелки переводи на меня.
— Вот надо мне…
— Зато мне надо, мне. С дознавателем не шутят.
— Не вчера познакомились.
— До связи.
— Стёпка, куда прёшь! Не хватало ещё под окнами засветиться… За угол давай, за угол.
— Там не проехать!
— Соображай, пока не спалились.
— Да козёл дорогу перекрывает.
— Давай напрямик.
— Через кусты?
— Тебе привыкать? Делай, что говорю… Скажем, — изгородь собаки погрызли.
— А если спросит?
— Молчи как партизан. Премию выпишу.
— Сколько?
— Ноль пять хватит?
— Ноль семь…
— Ноль пять…
— Виталий Иваныч!…
— …Пойдём, что ли… Господи, благослови меня на враньё…
— Заходите, заходите, заждалась уж. Где Антон?
— Отвезли домой, и сразу сюда.
— Стёп?…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Стёпа?…
— Да, Валентина Васильевна?…
— Что ты здесь делаешь?
— …Валь, попросил Степана помочь.
— Где встретились?
— Начинается… По дороге заскочили в отдел.
— По какой такой дороге?
— Начальник выдернул. По срочному делу.
— Трубу нашёл?
— Нет. Как сквозь землю провалилась.
— Сквозь землю, говоришь… Может сквозь «торпеду»? Она там, кажется, в подставочке торчала, когда вы с Тошенькой отсюда уезжали.
— Правда?
— Кривда. Где труба?
— Валь!…
— Конкретизирую — где машина?
— Какая машина?
— Тяжёлая такая, американская… «Шевроле»-машина!
— Дык… Вон, за углом.
— За каким углом? За которым вы пытались от меня эту рухлядь допотопную спрятать? Или тут ещё углы есть?… Заболотный, стоять!…
— Валь…
— Открой дверь, я сказала!
— Валь, успокойся… Стёпа, глянь, скалки рядом нет?
— Нет, Виталий Иваныч, полотенце.
— Скрученное?
— Да.
— Проверь, — мокрое или сухое?
— …Стёпа, сейчас и тебе достанется, ты меня знаешь… Виталий, открывай… в туалет хочу.
— Стёп, мокрое?…
— Мокрое.
— …Говорила мне мама, — не выходи замуж за милиционера.
— А я тогда в милиции не работал, между прочим.
— Это не важно. Ты в душе милиционер. И всегда им был, Заболотный!
— Мне папа тоже кое-чего говорил.
— Твой папа и не знал меня почти, Царствие ему Небесное.
— Зато говорил, чтоб я не женился на милиционере.
— Ну всё, Заболотный, договорился.
— Ничего, тут сухо и прохладно. Пересижу как-нибудь.
— Лейтенант, доложить обстановку!
— Валентина Вас…
— Что за обращение, товарищ старший лейтенант! Отвечать как полагается.
— Так точно, товарищ майор!
— …Стёпа, не видать тебе премии.
— Какой ещё премии, лейтенант!
— Ну…
— Без «ну» и сразу!… Смотреть в глаза! Отвечать!
— За сокрытие улик, товарищ майор… Виталий Иванович, больше не могу!…
— …Всё, Заболотный, выходи, остальное сейчас как миленькие расскажете… Выходи, говорю, полотенце убрала.
— Валь, машина поломалась.
— Так сильно, что Стёпан за вами приехал?
— Примерно.
— Точнее?
— Шаровая на переднем … Валь, ты чего… Валь…
— …Антон… Антон?…
— Цел и невредим, честное слово. Можешь позвонить… только трубки нет… Валь… ну Валь…
— Ох… как сердце чуяло… Какие же вы дураки… Собирай на стол, пойду лицо сполосну.
— Иваныч…
— Да помолчи ты… Видишь, как она…
— А что я мог!…
— Перед ней и не такие падали… Давай по сто пятьдесят.
— Я на службе.
— Иди ты со своей службой… отмажу… Напомни, чтоб с начальником поругался, а то забуду.
— Премия отменяется?
— Сочтёмся, ты меня знаешь…
— Согласен на ноль пять.
— Ну и жук ты, Стёпа… Быстро–быстро, пока тётя Валя не нахватила.
— Здравствуйте. Андрей?… Антон… Пятнадцатого в сквере коньячком шоколад запивали… Да… Во сколько?… Это где?… Да, знаю… Ты можешь встретить?… А пять минут?… Мне?!… Завтра — так завтра… Минут за десять… Меня тоже… До связи…
Продолжение следует…
Все в сборе
— Степаша? Стёпа, что это…
— Виталий… Ив-ванович… М-машина…
— Старлей, спрашиваю ещё раз, — что!… Это!…
— Мерседес, товарищ подполковник!
— Мерседес, говоришь?
— Так точно, товарищ подполковник, мерседес!
— Мерседес, значит… ага… мерседес… Кто распорядился?
— Ясно кто, товарищ подполковник.
— Отставить подполковника.
— Есть отставить, Виталий Иваныч!
— Стёп, он что, издевается?… Когда этот катафалк из гаража последний раз выносили!
— Не помню.
— Тебя на свете не было, вот когда!… Вот… нехороший человек… любимому заму… Я припомню ему… я устрою… Кобель старый… леший… Колёса подкачал?… масло проверил?
— …Виталий, да ладно тебе, доедем.
— Не факт… Ну что стоим? Загружаемся в этот… прости Господи… мерседес… Будем ехать… медленно и печально.
— Антон, вечером отзвонись на домашний.
— Хорошо.
— Валя спросит — ни слова, стрелки переводи на меня.
— Вот надо мне…
— Зато мне надо, мне. С дознавателем не шутят.
— Не вчера познакомились.
— До связи.
— Стёпка, куда прёшь! Не хватало ещё под окнами засветиться… За угол давай, за угол.
— Там не проехать!
— Соображай, пока не спалились.
— Да козёл дорогу перекрывает.
— Давай напрямик.
— Через кусты?
— Тебе привыкать? Делай, что говорю… Скажем, — изгородь собаки погрызли.
— А если спросит?
— Молчи как партизан. Премию выпишу.
— Сколько?
— Ноль пять хватит?
— Ноль семь…
— Ноль пять…
— Виталий Иваныч!…
— …Пойдём, что ли… Господи, благослови меня на враньё…
— Заходите, заходите, заждалась уж. Где Антон?
— Отвезли домой, и сразу сюда.
— Стёп?…
— Здравствуйте, Валентина Васильевна.
— Стёпа?…
— Да, Валентина Васильевна?…
— Что ты здесь делаешь?
— …Валь, попросил Степана помочь.
— Где встретились?
— Начинается… По дороге заскочили в отдел.
— По какой такой дороге?
— Начальник выдернул. По срочному делу.
— Трубу нашёл?
— Нет. Как сквозь землю провалилась.
— Сквозь землю, говоришь… Может сквозь «торпеду»? Она там, кажется, в подставочке торчала, когда вы с Тошенькой отсюда уезжали.
— Правда?
— Кривда. Где труба?
— Валь!…
— Конкретизирую — где машина?
— Какая машина?
— Тяжёлая такая, американская… «Шевроле»-машина!
— Дык… Вон, за углом.
— За каким углом? За которым вы пытались от меня эту рухлядь допотопную спрятать? Или тут ещё углы есть?… Заболотный, стоять!…
— Валь…
— Открой дверь, я сказала!
— Валь, успокойся… Стёпа, глянь, скалки рядом нет?
— Нет, Виталий Иваныч, полотенце.
— Скрученное?
— Да.
— Проверь, — мокрое или сухое?
— …Стёпа, сейчас и тебе достанется, ты меня знаешь… Виталий, открывай… в туалет хочу.
— Стёп, мокрое?…
— Мокрое.
— …Говорила мне мама, — не выходи замуж за милиционера.
— А я тогда в милиции не работал, между прочим.
— Это не важно. Ты в душе милиционер. И всегда им был, Заболотный!
— Мне папа тоже кое-чего говорил.
— Твой папа и не знал меня почти, Царствие ему Небесное.
— Зато говорил, чтоб я не женился на милиционере.
— Ну всё, Заболотный, договорился.
— Ничего, тут сухо и прохладно. Пересижу как-нибудь.
— Лейтенант, доложить обстановку!
— Валентина Вас…
— Что за обращение, товарищ старший лейтенант! Отвечать как полагается.
— Так точно, товарищ майор!
— …Стёпа, не видать тебе премии.
— Какой ещё премии, лейтенант!
— Ну…
— Без «ну» и сразу!… Смотреть в глаза! Отвечать!
— За сокрытие улик, товарищ майор… Виталий Иванович, больше не могу!…
— …Всё, Заболотный, выходи, остальное сейчас как миленькие расскажете… Выходи, говорю, полотенце убрала.
— Валь, машина поломалась.
— Так сильно, что Стёпан за вами приехал?
— Примерно.
— Точнее?
— Шаровая на переднем … Валь, ты чего… Валь…
— …Антон… Антон?…
— Цел и невредим, честное слово. Можешь позвонить… только трубки нет… Валь… ну Валь…
— Ох… как сердце чуяло… Какие же вы дураки… Собирай на стол, пойду лицо сполосну.
— Иваныч…
— Да помолчи ты… Видишь, как она…
— А что я мог!…
— Перед ней и не такие падали… Давай по сто пятьдесят.
— Я на службе.
— Иди ты со своей службой… отмажу… Напомни, чтоб с начальником поругался, а то забуду.
— Премия отменяется?
— Сочтёмся, ты меня знаешь…
— Согласен на ноль пять.
— Ну и жук ты, Стёпа… Быстро–быстро, пока тётя Валя не нахватила.
— Здравствуйте. Андрей?… Антон… Пятнадцатого в сквере коньячком шоколад запивали… Да… Во сколько?… Это где?… Да, знаю… Ты можешь встретить?… А пять минут?… Мне?!… Завтра — так завтра… Минут за десять… Меня тоже… До связи…
Продолжение следует…
22.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Лакированные ботинки
— Добрый день.
— Здравствуй, Антон, проходи… Неплохо выглядишь, как будто не пил.
— Быстро вынули.
— Кто?
— Да так… родственники.
— Думал, — забудешь.
— Я тоже.
— …Сюда… Посиди, доложу хозяйке.
— Хозяйке?…
— Удивлён?
— Не очень.
— Не сбежишь?
— Лень шевелиться.
— Биляна, он пришёл.
— Вижу… Симпатичный экземпляр… Не мальчик, конечно, но фактура вполне… вполне… Не зря тебе плачу.
— Биляна, ты меня знаешь. Не за страх — за совесть.
— Не люблю совестливых, знаешь. Тебя держу только потому, что не боишься.
— Спасибо.
— Долго говорить не буду… Поедете к Виссариону. Вечерний и для будней… Денег не жалей… Потом будет покупать на свои. Понял?
— Как скажешь.
— Андрюшенций, закажи столик в «Мама Роме». Посмотрю на него вживую.
— Сделаю. Как обычно?
— На семь… Потом в бильярд с ним… поиграю.
— Поведёшь сама?
— Сядешь за руль. От кафе поедешь на такси.
— Хорошо… Звать?
— Ты ещё здесь?… Ой, подожди, чуть не забыла!… Держи, твоей Галинке.
— Биляна… Сколько же это стоит!…
— Эх, Измайлов, а ещё про совесть мне говорил… Для ребёнка же!
— Родила бы своего.
— От тебя что ли?
— Да хоть от него.
— Ты что себе позволяешь!
— Совесть… проснулась.
— С добрым утром, родимая… Я подумаю… над твоим предложением…
— Не сердишься?
— Насмешил… Иди уж… Зови своего Антона.
— Здравствуйте. Разрешите?
— Присаживайся…
— …Простите…
— Что?…
— Я должен что-нибудь сказать?
— …или спросить.
— Зачем пригласили?
— Хочу предложить работу… Можно на «ты»?
— С удовольствием.
— Меня зовут Биляна. Без отчества… Мне нужен человек… свиты… Да, пожалуй так… Не мачо, не золотая цепь на бычьей шее, не «линкольн» на брелке. Просто крепкий, обыкновенный мужик, которого видно издалека.
— Ваш Андрей…
— Не наш, — мой. Ты меня понял, Антон?
— Спасибо… Но Ваш… прошу прощения…
— У него есть круг обязанностей. Жена, маленькая дочка, тёща, другие родственники… Он другой, для такой работы не годится.
— Чем же я не другой?
— Всем.
— Вы уверены?
— Пару месяцев…
— Значит, Андрей всё знал…
— Сиди, сиди… Пойдёшь ему морду бить?… Это была моя просьба, он знал, что делает… Да… хоть запоздало, — прими мои соболезнования. Мне действительно жаль, я могу понять как никто.
— Родители?…
— Все. Даже муж от меня сбежал… на тот свет.
— С какой целью?… прости… вырвалось… это у меня присказка такая.
— Застрелили… Будешь моим сопровождением везде, в любое время суток, по моему звонку. За исключением случаев… Ну… сугубо личных… женских.
— Непыльно.
— Предупреждаю сразу — я женщина бодрая, на месте сидеть не люблю, беспокойство тебе гарантирую.
— Какого рода?
— Будешь почти–телохранителем.
— Почти?
— Если закажут, никакая «личка» не спасёт. А когда бьют по морде — это уже оскорбление. За каждую удачную попытку — минус десять процентов зарплаты, за три — минус пятьдесят. За безаварийный месяц премия.
— В каком размере?
— А размер зарплаты не интересует?
— Пока нет.
— Странный ты… Не обижу. Я никого не обижаю, кто не мешает мне зарабатывать деньги, и помогаю тем, кто помогает мне. Ясно?
— Что ещё от меня будет нужно?
— В подвале зал, в любое свободное время он твой. Если захочешь, — могу сделать членскую карту в один из клубов поближе к дому.
— Лишнее. Мне нужен доступ к залу круглые сутки на первые две недели… И тир.
— Ты договорился, кто тебе доверит оружие?
— Думаю, что ты.
— Ты думай, думай, я тоже подумаю. Хорошо?
— Да.
— Спасибо.
— Извини…
— Ничего. Мне даже нравится… Машину водишь?
— Водил.
— Разбил?
— Говорила мама, — нельзя на водке экономить.
— Интересно… Как это?…
— Выпил бы больше — не сел бы за руль.
— Права, так понимаю, тоже отминусовались.
— Само собой.
— И родственник не помог?
— Я отказался.
— Почему!
— Забот меньше… На моей консервной банке только приключения в городе было находить.
— Так… На работе не пить, с похмелья не появляться… Права тебе восстановлю… Тир в зале есть… Ещё вопросы?… И последнее… Вот, возьми… Здесь оклад за полмесяца вперёд. Через две недели получишь такой же конверт с учётом качества работы… С надбавкой за ствол и вождение… Андрей, он твой… До вечера, Антон, надеюсь, сработаемся… И последнее… Не усердствуй с дезодорантами, нос закладывает.
Продолжение следует…
Лакированные ботинки
— Добрый день.
— Здравствуй, Антон, проходи… Неплохо выглядишь, как будто не пил.
— Быстро вынули.
— Кто?
— Да так… родственники.
— Думал, — забудешь.
— Я тоже.
— …Сюда… Посиди, доложу хозяйке.
— Хозяйке?…
— Удивлён?
— Не очень.
— Не сбежишь?
— Лень шевелиться.
— Биляна, он пришёл.
— Вижу… Симпатичный экземпляр… Не мальчик, конечно, но фактура вполне… вполне… Не зря тебе плачу.
— Биляна, ты меня знаешь. Не за страх — за совесть.
— Не люблю совестливых, знаешь. Тебя держу только потому, что не боишься.
— Спасибо.
— Долго говорить не буду… Поедете к Виссариону. Вечерний и для будней… Денег не жалей… Потом будет покупать на свои. Понял?
— Как скажешь.
— Андрюшенций, закажи столик в «Мама Роме». Посмотрю на него вживую.
— Сделаю. Как обычно?
— На семь… Потом в бильярд с ним… поиграю.
— Поведёшь сама?
— Сядешь за руль. От кафе поедешь на такси.
— Хорошо… Звать?
— Ты ещё здесь?… Ой, подожди, чуть не забыла!… Держи, твоей Галинке.
— Биляна… Сколько же это стоит!…
— Эх, Измайлов, а ещё про совесть мне говорил… Для ребёнка же!
— Родила бы своего.
— От тебя что ли?
— Да хоть от него.
— Ты что себе позволяешь!
— Совесть… проснулась.
— С добрым утром, родимая… Я подумаю… над твоим предложением…
— Не сердишься?
— Насмешил… Иди уж… Зови своего Антона.
— Здравствуйте. Разрешите?
— Присаживайся…
— …Простите…
— Что?…
— Я должен что-нибудь сказать?
— …или спросить.
— Зачем пригласили?
— Хочу предложить работу… Можно на «ты»?
— С удовольствием.
— Меня зовут Биляна. Без отчества… Мне нужен человек… свиты… Да, пожалуй так… Не мачо, не золотая цепь на бычьей шее, не «линкольн» на брелке. Просто крепкий, обыкновенный мужик, которого видно издалека.
— Ваш Андрей…
— Не наш, — мой. Ты меня понял, Антон?
— Спасибо… Но Ваш… прошу прощения…
— У него есть круг обязанностей. Жена, маленькая дочка, тёща, другие родственники… Он другой, для такой работы не годится.
— Чем же я не другой?
— Всем.
— Вы уверены?
— Пару месяцев…
— Значит, Андрей всё знал…
— Сиди, сиди… Пойдёшь ему морду бить?… Это была моя просьба, он знал, что делает… Да… хоть запоздало, — прими мои соболезнования. Мне действительно жаль, я могу понять как никто.
— Родители?…
— Все. Даже муж от меня сбежал… на тот свет.
— С какой целью?… прости… вырвалось… это у меня присказка такая.
— Застрелили… Будешь моим сопровождением везде, в любое время суток, по моему звонку. За исключением случаев… Ну… сугубо личных… женских.
— Непыльно.
— Предупреждаю сразу — я женщина бодрая, на месте сидеть не люблю, беспокойство тебе гарантирую.
— Какого рода?
— Будешь почти–телохранителем.
— Почти?
— Если закажут, никакая «личка» не спасёт. А когда бьют по морде — это уже оскорбление. За каждую удачную попытку — минус десять процентов зарплаты, за три — минус пятьдесят. За безаварийный месяц премия.
— В каком размере?
— А размер зарплаты не интересует?
— Пока нет.
— Странный ты… Не обижу. Я никого не обижаю, кто не мешает мне зарабатывать деньги, и помогаю тем, кто помогает мне. Ясно?
— Что ещё от меня будет нужно?
— В подвале зал, в любое свободное время он твой. Если захочешь, — могу сделать членскую карту в один из клубов поближе к дому.
— Лишнее. Мне нужен доступ к залу круглые сутки на первые две недели… И тир.
— Ты договорился, кто тебе доверит оружие?
— Думаю, что ты.
— Ты думай, думай, я тоже подумаю. Хорошо?
— Да.
— Спасибо.
— Извини…
— Ничего. Мне даже нравится… Машину водишь?
— Водил.
— Разбил?
— Говорила мама, — нельзя на водке экономить.
— Интересно… Как это?…
— Выпил бы больше — не сел бы за руль.
— Права, так понимаю, тоже отминусовались.
— Само собой.
— И родственник не помог?
— Я отказался.
— Почему!
— Забот меньше… На моей консервной банке только приключения в городе было находить.
— Так… На работе не пить, с похмелья не появляться… Права тебе восстановлю… Тир в зале есть… Ещё вопросы?… И последнее… Вот, возьми… Здесь оклад за полмесяца вперёд. Через две недели получишь такой же конверт с учётом качества работы… С надбавкой за ствол и вождение… Андрей, он твой… До вечера, Антон, надеюсь, сработаемся… И последнее… Не усердствуй с дезодорантами, нос закладывает.
Продолжение следует…
23.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Зелёное сукно
— Голоден?
— Почти.
— Точнее?
— Не возражаю.
— Только попытайся… Мясо?… рыбу?…
— Или — или.
— По каким соображениям?
— Привычка. Почти.
— Если работаешь… почти…
— С работой не мешаю.
— …Говядину будешь?
— Лучше свинину.
— Хорошо… Салат?… Не сиди как болван, взял и выбрал.
— …Что такое «Цезарь»?
— Тебе понравится… Первое будешь?
— Не сегодня.
— То есть почти… Понятно… Вино?… водку?
— Граппу, если есть.
— Какую? Их четыре марки.
— Я в ней не разбираюсь.
— Есть «Реми Мартен»…
— Обойдусь виноградной.
— Как знаешь… На этом пока остановимся… Ты заказываешь. Побудь три с половиной минуты джентльменом.
— …Два «Котолетта ди маяле»… два «Цезаря»…
— …Нет, один «Цезарь» и один «Пинцимонио».
— Как скажешь… «Итальянский завтрак».
— …Хлеб?
— Да, пожалуй.
— Что будете пить?
— Сто пятьдесят граппы…
— Традицьонале?
— Остановимся на ней… и… «Брунелло ди… Монтальчино»…
— …Двести пятьдесят.
— …Сколько времени готовится свинина?
— До тридцати минут…
— Если не уложитесь в двадцать, — принесите ещё сто граппы и вина.
— Хорошо… Спасибо за заказ.
— Вам спасибо за ваше спасибо.
— Надо же… обходительный. Не противно быть таким вежливым?
— Мамино воспитание.
— Маменькин сыночек, значит?… Ах, да!… почти!
— Мне было пятнадцать, когда умер отец.
— Скажи, Антон, ты азартный человек?
— Вряд ли.
— А ты пробовал играть?
— В армии поигрывали в картишки, пульку расписывали.
— Значит, азартный. А в казино не приходилось?
— Ни разу, и никогда не буду.
— Почему?
— Я знаю, где всё это заканчивается.
— Где же, по-твоему, всё заканчивается?
— Лет шесть назад консультировал одного еврея на реконструкции кафе, угол Загородного и Разъезжей. У него было семь точек, дача, машина, жена. На момент начала работ осталось только это кафе. Всё спустил в казино.
— И жену?!…
— Ушла сама… Не хотел бы оказаться на его месте.
— У тебя есть семь кафе?
— Нет, конечно.
— Попробовать хочешь?
— Только не это!… Наши напитки… Спасибо.
— За что выпьем?
— Не вижу повода.
— Это вино пьют в особо торжественных случаях… Послевкусие сохраняется очень долго… За наше сотрудничество.
— Не слишком громко?
— Мне кажется, что нет.
— Спасибо… Действительно спасибо.
— Только за это?
— Знаешь… Видишь пять пальцев?… Столько людей в последние годы относились ко мне по-человечески. Может я и не заслуживал большего, но их было пять… Теперь четверо…
— Не будем о грустном. Я поняла… почти…
— …Запьянела я что-то… Да и ты хорош, голубчик.
— Кто за руль?
— Андрей пригонит завтра, не привыкать.
— Поймаю такси.
— Не надо. Проводишь меня.
— До дома?
— Мелким шагом через пятнадцать минут будем на месте.
— Куда идти?
— До угла Фрунзе, там налево, и дома… почти… А ты заразный, Антон.
— Наверно.
— Нет, надо говорить — почти.
— Это можно считать первым рабочим днём?
— Это была производственная практика… Понравилась?
— Врать не буду.
— Мне врать не надо.
— …и не умею.
— Не врёшь?… Да, поди проверь сейчас… Или не врёшь… почти?
— Пусть так будет.
— Покладистый какой… Дай руку, пока не упала.
— Мне сорок один год… Сколько тебе?… пятьдесят три?…
— Да, скоро будет.
— …Ещё раз налево… Во-он то парадное… Пойдём.
— Неудобно…
— У меня комната для гостей, так что никаких неудобств не обещаю. И не спорь. Сколько времени?… А в бильярд с тобой так и не поиграла… Возьми ключи, я не смогу открыть…
— Кофе будешь?… Настоящая «Арабика».
— Покрепче, если можно.
— …У нас был маленький уютный домик на берегу Дуная… Нови-Сад… Недалеко от Белграда.
— Ты из Югославии?
— …Приехала в Союз семнадцатилетней девчонкой, поступила в Текстильный… потом перестройка… потом перестрелка…
— А чем занималась в это время?
— Ездила вместе с русскими «челноками», торговала всем, чем можно… потом… чем нельзя…
— Секрет?
— Коммерческая тайна.
— Не женское дело.
— Теперь знаю… Бог наказал.
— Если веришь — Бог простит.
— У меня не может быть детей… Здоровье хорошее, а детей нет… и не будет.
— Жаль.
— …Пей свой кофе… Шоколад… конфеты…
— …Хорошо варишь.
— Ни одной женщине не нравится мой кофе.
— Тебе самой нравится?
— Под настроение. Или в хорошей компании.
— А сейчас?
— Хорошая компания… и хорошее настроение… почти… Ну и зараза же ты, Антон!… Пойдём, покажу комнату, квартиру посмотришь заодно.
— Здесь будешь спать… остальное там…
— …Чьи портреты?
— Мама… папа… Это брат. Ему было двадцать пять.
— Где он?
— Семь лет назад взял автомат, больше я о нём ничего не слышала.
— А родители?
— Американская ракета… они были дома…
— …Красивые лица…
— Я и сама красивая.
— Ничего…
— Ничего означает ничего, пустое место! Ты комплименты женщинам когда-нибудь говоришь?
— Комп… что?…
— С тобой всё ясно… Грубиян.
— Таким уродился.
— …Это мой муж… Познакомились, когда мне было двадцать, а ему сорок один… как мне сейчас… как я его любила… и люблю… Он хорошим был, добрым, отзывчивым… Некоторые считали его хмурым и бесчувственным, потому что редко улыбался… Вы с ним чем-то похожи.
— Не напрягай, пожалуйста… Чисто… опрятно… но неуютно как-то…
— Я здесь только ночами, и то не всегда… Так! На сегодня производственная практика закончена. В душ и спать, завтра будет насыщенный день… Я с бумагами поработаю.
— С бумагами?
— А что ты думал, дорогой! Я бизнес–вумен. У меня в компании почти полсотни сотрудников. Посчитай, — сколько я должна отдавать каждый месяц на одну зарплату.
— Нет, я в душ.
— Спокойной ночи. В семь тридцать подъём.
— Спокойной ночи…
— Привет, Андрей.
— Доброе утро… Антон, приветствую.
— Здравствуй.
— …Дуст, как я выгляжу?
— На миллион.
— Рублей?!…
— Долларов, конечно… Надо было позвонить.
— Твоя Наденька и так на меня косится, думает, что соблазняю.
— А разве не соблазняешь?
— Как можно, Дуст! Я женщина скромная, скорбящая, можно сказать, вдова… Ещё раз такое услышу!
— Да, босс!… Больше никогда!
— Ну и дурак… Хотела тебе зарплату поднять. Всё, Дустик, подъём откладывается… Ты хочешь подхалтурить на моей машинке?
— С чего ты взяла!
— Так поехали! Надо деньги зарабатывать.
— Все?!…
— А ты как думал!
— Мы с тобой, босс!
Продолжение следует…
Зелёное сукно
— Голоден?
— Почти.
— Точнее?
— Не возражаю.
— Только попытайся… Мясо?… рыбу?…
— Или — или.
— По каким соображениям?
— Привычка. Почти.
— Если работаешь… почти…
— С работой не мешаю.
— …Говядину будешь?
— Лучше свинину.
— Хорошо… Салат?… Не сиди как болван, взял и выбрал.
— …Что такое «Цезарь»?
— Тебе понравится… Первое будешь?
— Не сегодня.
— То есть почти… Понятно… Вино?… водку?
— Граппу, если есть.
— Какую? Их четыре марки.
— Я в ней не разбираюсь.
— Есть «Реми Мартен»…
— Обойдусь виноградной.
— Как знаешь… На этом пока остановимся… Ты заказываешь. Побудь три с половиной минуты джентльменом.
— …Два «Котолетта ди маяле»… два «Цезаря»…
— …Нет, один «Цезарь» и один «Пинцимонио».
— Как скажешь… «Итальянский завтрак».
— …Хлеб?
— Да, пожалуй.
— Что будете пить?
— Сто пятьдесят граппы…
— Традицьонале?
— Остановимся на ней… и… «Брунелло ди… Монтальчино»…
— …Двести пятьдесят.
— …Сколько времени готовится свинина?
— До тридцати минут…
— Если не уложитесь в двадцать, — принесите ещё сто граппы и вина.
— Хорошо… Спасибо за заказ.
— Вам спасибо за ваше спасибо.
— Надо же… обходительный. Не противно быть таким вежливым?
— Мамино воспитание.
— Маменькин сыночек, значит?… Ах, да!… почти!
— Мне было пятнадцать, когда умер отец.
— Скажи, Антон, ты азартный человек?
— Вряд ли.
— А ты пробовал играть?
— В армии поигрывали в картишки, пульку расписывали.
— Значит, азартный. А в казино не приходилось?
— Ни разу, и никогда не буду.
— Почему?
— Я знаю, где всё это заканчивается.
— Где же, по-твоему, всё заканчивается?
— Лет шесть назад консультировал одного еврея на реконструкции кафе, угол Загородного и Разъезжей. У него было семь точек, дача, машина, жена. На момент начала работ осталось только это кафе. Всё спустил в казино.
— И жену?!…
— Ушла сама… Не хотел бы оказаться на его месте.
— У тебя есть семь кафе?
— Нет, конечно.
— Попробовать хочешь?
— Только не это!… Наши напитки… Спасибо.
— За что выпьем?
— Не вижу повода.
— Это вино пьют в особо торжественных случаях… Послевкусие сохраняется очень долго… За наше сотрудничество.
— Не слишком громко?
— Мне кажется, что нет.
— Спасибо… Действительно спасибо.
— Только за это?
— Знаешь… Видишь пять пальцев?… Столько людей в последние годы относились ко мне по-человечески. Может я и не заслуживал большего, но их было пять… Теперь четверо…
— Не будем о грустном. Я поняла… почти…
— …Запьянела я что-то… Да и ты хорош, голубчик.
— Кто за руль?
— Андрей пригонит завтра, не привыкать.
— Поймаю такси.
— Не надо. Проводишь меня.
— До дома?
— Мелким шагом через пятнадцать минут будем на месте.
— Куда идти?
— До угла Фрунзе, там налево, и дома… почти… А ты заразный, Антон.
— Наверно.
— Нет, надо говорить — почти.
— Это можно считать первым рабочим днём?
— Это была производственная практика… Понравилась?
— Врать не буду.
— Мне врать не надо.
— …и не умею.
— Не врёшь?… Да, поди проверь сейчас… Или не врёшь… почти?
— Пусть так будет.
— Покладистый какой… Дай руку, пока не упала.
— Мне сорок один год… Сколько тебе?… пятьдесят три?…
— Да, скоро будет.
— …Ещё раз налево… Во-он то парадное… Пойдём.
— Неудобно…
— У меня комната для гостей, так что никаких неудобств не обещаю. И не спорь. Сколько времени?… А в бильярд с тобой так и не поиграла… Возьми ключи, я не смогу открыть…
— Кофе будешь?… Настоящая «Арабика».
— Покрепче, если можно.
— …У нас был маленький уютный домик на берегу Дуная… Нови-Сад… Недалеко от Белграда.
— Ты из Югославии?
— …Приехала в Союз семнадцатилетней девчонкой, поступила в Текстильный… потом перестройка… потом перестрелка…
— А чем занималась в это время?
— Ездила вместе с русскими «челноками», торговала всем, чем можно… потом… чем нельзя…
— Секрет?
— Коммерческая тайна.
— Не женское дело.
— Теперь знаю… Бог наказал.
— Если веришь — Бог простит.
— У меня не может быть детей… Здоровье хорошее, а детей нет… и не будет.
— Жаль.
— …Пей свой кофе… Шоколад… конфеты…
— …Хорошо варишь.
— Ни одной женщине не нравится мой кофе.
— Тебе самой нравится?
— Под настроение. Или в хорошей компании.
— А сейчас?
— Хорошая компания… и хорошее настроение… почти… Ну и зараза же ты, Антон!… Пойдём, покажу комнату, квартиру посмотришь заодно.
— Здесь будешь спать… остальное там…
— …Чьи портреты?
— Мама… папа… Это брат. Ему было двадцать пять.
— Где он?
— Семь лет назад взял автомат, больше я о нём ничего не слышала.
— А родители?
— Американская ракета… они были дома…
— …Красивые лица…
— Я и сама красивая.
— Ничего…
— Ничего означает ничего, пустое место! Ты комплименты женщинам когда-нибудь говоришь?
— Комп… что?…
— С тобой всё ясно… Грубиян.
— Таким уродился.
— …Это мой муж… Познакомились, когда мне было двадцать, а ему сорок один… как мне сейчас… как я его любила… и люблю… Он хорошим был, добрым, отзывчивым… Некоторые считали его хмурым и бесчувственным, потому что редко улыбался… Вы с ним чем-то похожи.
— Не напрягай, пожалуйста… Чисто… опрятно… но неуютно как-то…
— Я здесь только ночами, и то не всегда… Так! На сегодня производственная практика закончена. В душ и спать, завтра будет насыщенный день… Я с бумагами поработаю.
— С бумагами?
— А что ты думал, дорогой! Я бизнес–вумен. У меня в компании почти полсотни сотрудников. Посчитай, — сколько я должна отдавать каждый месяц на одну зарплату.
— Нет, я в душ.
— Спокойной ночи. В семь тридцать подъём.
— Спокойной ночи…
— Привет, Андрей.
— Доброе утро… Антон, приветствую.
— Здравствуй.
— …Дуст, как я выгляжу?
— На миллион.
— Рублей?!…
— Долларов, конечно… Надо было позвонить.
— Твоя Наденька и так на меня косится, думает, что соблазняю.
— А разве не соблазняешь?
— Как можно, Дуст! Я женщина скромная, скорбящая, можно сказать, вдова… Ещё раз такое услышу!
— Да, босс!… Больше никогда!
— Ну и дурак… Хотела тебе зарплату поднять. Всё, Дустик, подъём откладывается… Ты хочешь подхалтурить на моей машинке?
— С чего ты взяла!
— Так поехали! Надо деньги зарабатывать.
— Все?!…
— А ты как думал!
— Мы с тобой, босс!
Продолжение следует…
24.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Не вели казнить
— Антон, сегодня свободен. Извини, что субботу заняла.
— Биляна, я человек без обязательств.
— И ты на меня работаешь, заметь.
— Заметил… В понедельник меня не будет… Сороковины.
— Я помню… Сегодня в церковь?
— Батюшка наконец-то выздоровел. Месяц проболел.
— Ты знаешь, сколько у тебя с собой денег?
— Очень приблизительно, — с учётом жалованья.
— Дай.
— Что?…
— Бумажник свой дай, пожалуйста.
— …Хочешь меня ограбить?
— …Пожертвуй от моего имени, сколько сможешь.
— Сколько?
— Я невнятно выражаюсь?
— Сделаю… Тогда… до вторника.
— Антон, у меня в воскресенье будет обед с важными людьми. Приходи.
— Я освобожусь не раньше двух, уставший буду как собака. Да и что там делать, только под ногами путаться.
— Приедет дочка моего мужа, хочу вас познакомить.
— Зачем?
— Зачем, по-твоему, я собираюсь представить мужика красивой тридцатипятилетней женщине!
— Коньячка на пару выпить.
— Какой же ты балбес, Маркус.
— Работа такая.
— Издеваешься?
— Что подумал, то и сказал.
— Приехал бы, а?… Я про тебя много рассказывала.
— Ещё и фото показывала наверно.
— Которые Дуст успел сделать.
— Биляна, про таких как я говорят, что предложение женщины уже пугает больше, чем её отказ.
— Ну не ври, пожалуйста. А то я мужиков не знаю.
— Не хочу спорить.
— Значит я права.
— Это значит, что я ещё на службе.
— Не зли меня, Антон.
— Биляна, отпусти, пожалуйста, не хочу опаздывать.
— Я позвоню завтра. И только попробуй трубку отключить!
— Здравствуй, Тош… Проходи, Виталик скоро будет… Есть хочешь?
— Дождусь кума, вместе пообедаем.
— Хорошо. Может кофе?
— Сделай чайку, Валь, пить хочу — умираю.
— Хозяйка?…
— Почти.
— Как от неё приходишь, так тебе не отпиться потом. Не влюбился ли часом?
— В эту мегеру?
— Красивая?
— Сейчас… покажу… Вот… Нет, лучше вот эту посмотри.
— Зачем снимал?
— Просто так, первая труба с камерой.
— Первая, говоришь… с камерой… э-эх… Держи свой чай… Пойду Нюшке помогу с документами.
— С какими?
— Пора готовить уже, экзамены скоро.
— Куда?
— В Герцена, на худграф.
— Что?!…
— Виталик не говорил?… Забыл, наверно.
— Я твоему мужу!…
— Я знаю, что ему будет. Любопытно посмотреть со стороны. А то всё сама да сама… Да ты пей, пей, а я пока в комнате.
— Валь–Валь, подожди… Чья была идея?
— Папы с дочей. Я уж их и так отговаривала, и сяк отговаривала. Ни в какую! Веришь, нет?
— Ой, кума, темнишь ты что-то… Таня!… Та-ань!…
— Привет, Тош.
— Привет, моя радость. Рассказывай.
— Мы с папой решили, что так будет лучше.
— Я уже никто?
— Тош, а если бы ты начал ругаться?
— А я уже ругаюсь… Что показывала на собеседовании?
— Акварельки.
— Папины?!…
— У меня своих полчемодана.
— Тань?…
— Пойдём, Тотошенька, покажу…
— Вот, смотри… И вот… Эти раньше на стене висели, в комнате.
— Ничего не понимаю… Здесь были работы папы.
— Тош… мои…
— Почему я узнаю об этом последний!
— Мам, я же говорила!…
— …Нет, Нюшенька–доченька, это я вам с папой говорила. Так что разбирайтесь без меня.
— …Нюш, ну что ж ты… Зачем тебя нужна эта профессия!… Посмотри на папу — рисует себе и рисует.
— Я хочу как ты. Всегда хотела. Ты будешь мне помогать?
— Иди ко мне… Ох, девочка моя… как же я тебя брошу… Попьём чая вдвоём?
— …Попейте, попейте. Папу нашего на десерт не забудьте.
— Спасибо, Валюш, я на нём отыграюсь… Тань, бутик мне сделаешь?
— Хоть два!… Ты не сердишься?
— Почему раньше не сказала?
— Папа обещал, что сам скажет.
— Ну придёт он сейчас, я из него такой бутик сделаю!
— Только не сильно, чтоб отец Александр не заметил.
— Ничего, ничего, я без синяков.
— Тотошка-а!… Я тебя люблю!…
— Ух, коза–дереза… А твой чай уже остыл.
— А я люблю холодный!
— Зато в меня больше конфет влезает.
— А это мы ещё посмотрим.
Продолжение следует…
Не вели казнить
— Антон, сегодня свободен. Извини, что субботу заняла.
— Биляна, я человек без обязательств.
— И ты на меня работаешь, заметь.
— Заметил… В понедельник меня не будет… Сороковины.
— Я помню… Сегодня в церковь?
— Батюшка наконец-то выздоровел. Месяц проболел.
— Ты знаешь, сколько у тебя с собой денег?
— Очень приблизительно, — с учётом жалованья.
— Дай.
— Что?…
— Бумажник свой дай, пожалуйста.
— …Хочешь меня ограбить?
— …Пожертвуй от моего имени, сколько сможешь.
— Сколько?
— Я невнятно выражаюсь?
— Сделаю… Тогда… до вторника.
— Антон, у меня в воскресенье будет обед с важными людьми. Приходи.
— Я освобожусь не раньше двух, уставший буду как собака. Да и что там делать, только под ногами путаться.
— Приедет дочка моего мужа, хочу вас познакомить.
— Зачем?
— Зачем, по-твоему, я собираюсь представить мужика красивой тридцатипятилетней женщине!
— Коньячка на пару выпить.
— Какой же ты балбес, Маркус.
— Работа такая.
— Издеваешься?
— Что подумал, то и сказал.
— Приехал бы, а?… Я про тебя много рассказывала.
— Ещё и фото показывала наверно.
— Которые Дуст успел сделать.
— Биляна, про таких как я говорят, что предложение женщины уже пугает больше, чем её отказ.
— Ну не ври, пожалуйста. А то я мужиков не знаю.
— Не хочу спорить.
— Значит я права.
— Это значит, что я ещё на службе.
— Не зли меня, Антон.
— Биляна, отпусти, пожалуйста, не хочу опаздывать.
— Я позвоню завтра. И только попробуй трубку отключить!
— Здравствуй, Тош… Проходи, Виталик скоро будет… Есть хочешь?
— Дождусь кума, вместе пообедаем.
— Хорошо. Может кофе?
— Сделай чайку, Валь, пить хочу — умираю.
— Хозяйка?…
— Почти.
— Как от неё приходишь, так тебе не отпиться потом. Не влюбился ли часом?
— В эту мегеру?
— Красивая?
— Сейчас… покажу… Вот… Нет, лучше вот эту посмотри.
— Зачем снимал?
— Просто так, первая труба с камерой.
— Первая, говоришь… с камерой… э-эх… Держи свой чай… Пойду Нюшке помогу с документами.
— С какими?
— Пора готовить уже, экзамены скоро.
— Куда?
— В Герцена, на худграф.
— Что?!…
— Виталик не говорил?… Забыл, наверно.
— Я твоему мужу!…
— Я знаю, что ему будет. Любопытно посмотреть со стороны. А то всё сама да сама… Да ты пей, пей, а я пока в комнате.
— Валь–Валь, подожди… Чья была идея?
— Папы с дочей. Я уж их и так отговаривала, и сяк отговаривала. Ни в какую! Веришь, нет?
— Ой, кума, темнишь ты что-то… Таня!… Та-ань!…
— Привет, Тош.
— Привет, моя радость. Рассказывай.
— Мы с папой решили, что так будет лучше.
— Я уже никто?
— Тош, а если бы ты начал ругаться?
— А я уже ругаюсь… Что показывала на собеседовании?
— Акварельки.
— Папины?!…
— У меня своих полчемодана.
— Тань?…
— Пойдём, Тотошенька, покажу…
— Вот, смотри… И вот… Эти раньше на стене висели, в комнате.
— Ничего не понимаю… Здесь были работы папы.
— Тош… мои…
— Почему я узнаю об этом последний!
— Мам, я же говорила!…
— …Нет, Нюшенька–доченька, это я вам с папой говорила. Так что разбирайтесь без меня.
— …Нюш, ну что ж ты… Зачем тебя нужна эта профессия!… Посмотри на папу — рисует себе и рисует.
— Я хочу как ты. Всегда хотела. Ты будешь мне помогать?
— Иди ко мне… Ох, девочка моя… как же я тебя брошу… Попьём чая вдвоём?
— …Попейте, попейте. Папу нашего на десерт не забудьте.
— Спасибо, Валюш, я на нём отыграюсь… Тань, бутик мне сделаешь?
— Хоть два!… Ты не сердишься?
— Почему раньше не сказала?
— Папа обещал, что сам скажет.
— Ну придёт он сейчас, я из него такой бутик сделаю!
— Только не сильно, чтоб отец Александр не заметил.
— Ничего, ничего, я без синяков.
— Тотошка-а!… Я тебя люблю!…
— Ух, коза–дереза… А твой чай уже остыл.
— А я люблю холодный!
— Зато в меня больше конфет влезает.
— А это мы ещё посмотрим.
Продолжение следует…
25.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Шаг первый
— Старая ты дубина!
— Во дубина молодая!
— Плагиатор хренов!
— Мои дети — что хочу, то и ворочу.
— Она моя крестница!
— От же ж вспомнил вовремя! Как она тебя?… То-то-ошенька!… Крокодил невский.
— У тебя голова на плечах есть?
— Тоха, не дави на акселератор. Кто ей в три года пастельки в наборе подарил, я?… Кто в Муху да в лавку таскал, тоже я?… Вот любуйся. Твоих лап дело, твоих!… А я доволен. Спасибо тебе.
— …Жопа ты с ручкой…
— Да не винись ты! Танька пробьётся. Хоть куда-нибудь, да пробьётся.
— Куда-нибудь… Вот Енюшка — нормальную выбрала профессию, без куска хлеба не останется.
— Это уж точно.
— Про свадьбу не заговаривала?
— Ну… было…
— Что было?
— Решили повременить.
— А у неё что случилось! Что-нибудь с Игорем?
— Ну… с Игорем… решили пока поучиться.
— В аспирантуре? Здорово! Что ж ты молчишь! Надо поздравлять.
— Да… в школу милиции собрались…
— Оба?!…
— Ага…
— Кому скажу — ведь не поверят… не поверят… сам себе не верю, что слышу… Психолог — в школу милиции… обалдеть…
— Успокоился, Бешеный?…
— …Выросли наши девочки… выросли… поперёк лавки не положишь.
— Слова не мальчика, но мужа… Сегодня в честь твоего, так сказать… ну ты понял… устроим маленький семейный ужин.
— Вит, мы во сколько вернёмся?
— Нда-а… Тогда завтра обед.
— Вовремя напомнил… Держи телефон.
— Ты что опять задумал!
— Хозяйка собирается выдернуть на какую-то тусовку. А у меня будет отмазка — нет связи.
— Ох, и влетит тебе…
— Ничего–ничего, перебьётся, а до вторника, глядишь, и остынет.
— Тебе видней… Приехали… Дай на тебя посмотреть… Попроще одеться не мог?
— Я с работы. Когда мне было переодеваться!
— Тебя и так за версту видно… Галстук сними хотя бы… Что это?!…
— А то не знаешь…
— Тоха, это срок.
— Держу в качестве метательного. На рукоятке не остаётся отпечатков.
— Уже применял?
— Пока тренируюсь.
— У тебя «Макаров» под мышкой!
— Вит, закроем тему.
— Не закроем, а отложим… стилет… Да не в бардачок, — под сидуху.
— Хорошо… Веди уж, раз привёз.
— Здравствуйте, матушка.
— Здравствуй, коли не шутишь.
— Как отец Александр?
— Хорошо Божьей милостью.
— Не румянится?
— Я же сказала, хорошо.
— Антон, подожди меня.
— …Осмотрюсь пока. Десять лет не был.
— Я скоро.
— Матушка, жена гостинцы послала, не откажите Христа ради.
— Дай Бог здоровья Валюше твоей. Не ругаетесь?
— Всё, что можно, поделили.
— Это хорошо, что нечего. Как дочки?
— У дочек свой ум, я только кормильцем уже.
— Не скажи, Виталий. Вот замуж выдашь обеих — тогда про ум и поговорим… Евгения собралась, или тянет всё?
— Учиться надумала, на пару с женихом.
— Ну и ладно, если не в тягость.
— Переживём, не старые ещё.
— Ну иди, друг дожидается.
— Не только друг, это ж кум, дочке крёстный.
— Вона как!… А почему без жён пришли?
— Валентина занята, а кум бобылём.
— Тяжко одному-то.
— Он член семьи, не один.
— Про соблазны говорю. Вишь, чего кругом делается?
— Вижу, не в подвале живу… Держится.
— Или хорохорится.
— Вот уж не скажу — не знаю…
— Соврал, поди?
— Грех не велик…
— Антон, оставляю на съедение отцу Александру. Позвони, как освободишься… Ах, да…
— Если не приеду ночевать, — обязательно позвоню, не беспокойся… Ну, тогда — пока?…
— Батюшка просил подойти последним. Выдюжишь до конца?
— За этим приехал.
— Отойди подальше от двери.
— Зачем?
— Выдувает.
— Что?
— Слабые духом стараются встать поближе к алтарю, — проще выдержать службу.
— Надо же… Вот дурак! Мог бы догадаться.
— Нормально… Если сегодня приедешь, — не ругай Женьку. Хорошо?… Ей уже досталось… И от меня, и от матери.
— Себя нужно было ругать.
— Всё, меня нет… Стилет верну завтра.
— У-ух… давненько я не брал в руки шашек…
— Батюшка, я исповедаться ко причастию.
— …Ты, значит, Виталия родич… Антоний.
— Антон.
— Антон… На службу завтра приходи, приходи обязательно, а до причастия не допущу… И не думай даже.
— Да я понимаю… Хотелось бы…
— Когда последний раз в храме был?… Когда родительницу отпевали. А до этого?…
— Давно…
— …Гриша, посмотри, пожалуйста… Никого?…
— Все ушли, отец Александр.
— Закрывай… Пойдём, Антоний.
— Куда?!…
— Повечеряем чем Бог послал да поговорим.
Продолжение следует…
Шаг первый
— Старая ты дубина!
— Во дубина молодая!
— Плагиатор хренов!
— Мои дети — что хочу, то и ворочу.
— Она моя крестница!
— От же ж вспомнил вовремя! Как она тебя?… То-то-ошенька!… Крокодил невский.
— У тебя голова на плечах есть?
— Тоха, не дави на акселератор. Кто ей в три года пастельки в наборе подарил, я?… Кто в Муху да в лавку таскал, тоже я?… Вот любуйся. Твоих лап дело, твоих!… А я доволен. Спасибо тебе.
— …Жопа ты с ручкой…
— Да не винись ты! Танька пробьётся. Хоть куда-нибудь, да пробьётся.
— Куда-нибудь… Вот Енюшка — нормальную выбрала профессию, без куска хлеба не останется.
— Это уж точно.
— Про свадьбу не заговаривала?
— Ну… было…
— Что было?
— Решили повременить.
— А у неё что случилось! Что-нибудь с Игорем?
— Ну… с Игорем… решили пока поучиться.
— В аспирантуре? Здорово! Что ж ты молчишь! Надо поздравлять.
— Да… в школу милиции собрались…
— Оба?!…
— Ага…
— Кому скажу — ведь не поверят… не поверят… сам себе не верю, что слышу… Психолог — в школу милиции… обалдеть…
— Успокоился, Бешеный?…
— …Выросли наши девочки… выросли… поперёк лавки не положишь.
— Слова не мальчика, но мужа… Сегодня в честь твоего, так сказать… ну ты понял… устроим маленький семейный ужин.
— Вит, мы во сколько вернёмся?
— Нда-а… Тогда завтра обед.
— Вовремя напомнил… Держи телефон.
— Ты что опять задумал!
— Хозяйка собирается выдернуть на какую-то тусовку. А у меня будет отмазка — нет связи.
— Ох, и влетит тебе…
— Ничего–ничего, перебьётся, а до вторника, глядишь, и остынет.
— Тебе видней… Приехали… Дай на тебя посмотреть… Попроще одеться не мог?
— Я с работы. Когда мне было переодеваться!
— Тебя и так за версту видно… Галстук сними хотя бы… Что это?!…
— А то не знаешь…
— Тоха, это срок.
— Держу в качестве метательного. На рукоятке не остаётся отпечатков.
— Уже применял?
— Пока тренируюсь.
— У тебя «Макаров» под мышкой!
— Вит, закроем тему.
— Не закроем, а отложим… стилет… Да не в бардачок, — под сидуху.
— Хорошо… Веди уж, раз привёз.
— Здравствуйте, матушка.
— Здравствуй, коли не шутишь.
— Как отец Александр?
— Хорошо Божьей милостью.
— Не румянится?
— Я же сказала, хорошо.
— Антон, подожди меня.
— …Осмотрюсь пока. Десять лет не был.
— Я скоро.
— Матушка, жена гостинцы послала, не откажите Христа ради.
— Дай Бог здоровья Валюше твоей. Не ругаетесь?
— Всё, что можно, поделили.
— Это хорошо, что нечего. Как дочки?
— У дочек свой ум, я только кормильцем уже.
— Не скажи, Виталий. Вот замуж выдашь обеих — тогда про ум и поговорим… Евгения собралась, или тянет всё?
— Учиться надумала, на пару с женихом.
— Ну и ладно, если не в тягость.
— Переживём, не старые ещё.
— Ну иди, друг дожидается.
— Не только друг, это ж кум, дочке крёстный.
— Вона как!… А почему без жён пришли?
— Валентина занята, а кум бобылём.
— Тяжко одному-то.
— Он член семьи, не один.
— Про соблазны говорю. Вишь, чего кругом делается?
— Вижу, не в подвале живу… Держится.
— Или хорохорится.
— Вот уж не скажу — не знаю…
— Соврал, поди?
— Грех не велик…
— Антон, оставляю на съедение отцу Александру. Позвони, как освободишься… Ах, да…
— Если не приеду ночевать, — обязательно позвоню, не беспокойся… Ну, тогда — пока?…
— Батюшка просил подойти последним. Выдюжишь до конца?
— За этим приехал.
— Отойди подальше от двери.
— Зачем?
— Выдувает.
— Что?
— Слабые духом стараются встать поближе к алтарю, — проще выдержать службу.
— Надо же… Вот дурак! Мог бы догадаться.
— Нормально… Если сегодня приедешь, — не ругай Женьку. Хорошо?… Ей уже досталось… И от меня, и от матери.
— Себя нужно было ругать.
— Всё, меня нет… Стилет верну завтра.
— У-ух… давненько я не брал в руки шашек…
— Батюшка, я исповедаться ко причастию.
— …Ты, значит, Виталия родич… Антоний.
— Антон.
— Антон… На службу завтра приходи, приходи обязательно, а до причастия не допущу… И не думай даже.
— Да я понимаю… Хотелось бы…
— Когда последний раз в храме был?… Когда родительницу отпевали. А до этого?…
— Давно…
— …Гриша, посмотри, пожалуйста… Никого?…
— Все ушли, отец Александр.
— Закрывай… Пойдём, Антоний.
— Куда?!…
— Повечеряем чем Бог послал да поговорим.
Продолжение следует…
26.12.2022, Новые афоризмы и фразы - основной выпуск
Как донести до сознания юзеров, что в слове "преамбула" нет приставки?…
26.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Вели слово молвить
— Ты Мухинское закончил?
— Двадцать лет назад. После демобилизации поступал.
— А почему не пошёл в Академию? После спецшколы сам Бог велел.
— Не знаю. Уверенности не было… Да и привычно как-то.
— Что?
— Проучился пару месяцев до армии. По накатанной… двинулся.
— Знакомо… Работа нравится?
— Работа как работа.
— Не нравится?
— Не знаю.
— Два…
— То есть?…
— Я считаю. Уже два «не знаю»… Какая из твоих работ бы-ла тебе по душе?
— Было что-то… Так давно, как будто в прошлой жизни.
— Остатки оригеновской ереси.
— …или моего мифологического словаря.
— Занятное определение. Сам придумал?
— Папа Карло… Кастанеда подсказал.
— Далеко тебя носило, брате… Присаживайся ближе…
— Отец Александр, завтра литургия!
— Ты без причастия, а мне предстоит крещение да отпева-ние в Волосовском районе… Не стесняйся, брат Антоний.
— Антон…
— Я помню. Мне так нравится.
— Как меня только не называли…
— А ты был тем, кем называли?
— Думаю, что был.
— Кто ты?… вот сейчас… Антон — это я понимаю.
— Никто.
— О, нет, брат Антоний, так не пойдёт, не бывает.
— Раньше знал, а теперь нет… Был солдатом, командиром, студентом, скульптором, преподавал… Мужем был…
— Вот сидит зрелый мужик, — спокойный взор, даже, мож-но сказать, умиротворённый. Кого обманываешь?… меня?… Нет, себя обманываешь… Как кол проглотил.
— Впервые в жизни в такой обстановке…
— Обстановка как обстановка… В солдатах это напрягало?
— Я думал, мы с Виталием…
— А я думал увидеть взрослого мужика, а не мальчишку с седой головой… Ты ешь, ешь…
— Виталий говорил, — пишешь.
— Да… под настроение.
— Под какое?
— Пока не знаю… Не считайте, — это пока только.
— Что пишешь?
— Иногда стихи.
— Значит, прозу.
— Воспоминания… Об армии, о людях…
— …о жёнах.
— Как без них… До сорока двух без семьи не жил.
— А после?
— Один.
— Тоже пока?
— Как выяснилось — и одному жить можно.
— Не дело… Мы вот… с матушкой… сорок семь лет вместе.
— Вы женились семинаристом?
— В институте познакомились… Театральный закончил.
— Вы?!…
— Курс Товстоногова… режиссура… А Бог подвинул… сю-да.
— Вы довольны?
— У меня выбор был небогатый.
— Не понимаю.
— А чего тут понимать… и понимать нечего… У тебя выбор есть?
— В каком смысле?
— Антоний, не морочь голову. Знаешь ведь, зачем ко мне пришёл?
— Я пришёл в храм.
— Не-ет, ты пришёл ко мне… Отец Александр… будем зна-комы… очень приятно… Видел, как батюшки службу отправ-ляют?
— Да.
— А вопросы не возникали?
— Какие вопросы… Они… вы батюшки — мы прихожане.
— А если подумать?… ничего странным не казалось?
— Скажите, — столько лет службы, а в руках молитвослов.
— Требник.
— Так почему?
— Хм… хороший вопрос… Надеюсь, не надо объяснять, что такое человеческий фактор, «защита от дурака»?
— Всю жизнь среди людей.
— Вот именно… Батюшки тоже люди… Водочкой иногда балуются… как вот мы с тобой сейчас… У всех… почти у всех жёны–матушки, дети… Вот о нас правило и позаботилось. Чтоб не было нужды вспоминать или думать о том, как бы не забыть. Да и соблазнов много. Видел же, какой народ на службу прихо-дит. Ладно бы только телом больны были! Иных и в лечебнице держали… А я стою один, и никто кроме Господа мне помочь не в силах. Своих-то мало, и с каждым годом всё меньше. Скоро семьдесят уже.
— Вы хорошо выглядите.
— Налей … Почитай стихи.
— Чьи?… Я никогда ими не увлекался.
— Свои.
— Неудобно как-то…
— Меня что ль застеснялся?… Я-то уж точно не критик.
— Серьёзно?
— Да не критик я, не критик.
— Я про стихи…
— Вот красна девица на мою голову свалилась… Читай, го-ворю… Закуси сначала, — тебе до метро меня провожать ещё.
— …Хм… хм… «Мне постучался дождь, проходивший ми-мо,… я не успел ответить, — ни словом, ни жестом бес-силья,… но если б успел, то наверно просил бы… вернуться–пролиться осенним ливнем».
— …Всё?
— Я короткие пишу.
— Хорошо… пусть будет… А ещё?
— Вам понравилось?
— Задумался… Читай.
— …«Пустая трата времени и сил,… и солнце зимнее па-лит… палит… палит… Раскрыв глаза, — глоток воды — и сердце не болит… Ох, люди, ведь просил вас милосердней быть,… я, кажется, просил».
— По-нашему… Поучиться не желаешь?
— Как в гробе лежать?
— Ну, какие твои годы!
— В будущем месяце пятьдесят три стукнет.
— То же мне, возраст… Бывший министр перед пенсией в семинарию пошёл, а ты мне тут про возраст.
— Я не министр.
— Так и грешил, поди, поменьше… министерского.
— Не знаю…
— Три… В армии?… или после?…
— Всё было…
— Да-а, брат Антоний… Что поделать… Святых я в жизни не встречал, только на кладбище… Живи, живи сегодня, не оглядывайся ты постоянно в своё прошлое.
— Живу как умею.
— Ой ли?… Вспомни, вот вспомни самое важное в своей жизни!… Ну?… что нахмурился, тяжело?… неприятно?
— Тяжко…
— Тащишь всё на себе как ишак азиатский… Стряхивай, по-кайся, приди ко Господу!… Во сколько лет крестился?
— В тридцать шесть.
— А почему в храм не ходишь?
— Прихожу, когда тяжести нет.
— Гордыня, ох гордыня играет. «Придите ко Мне вси труж-дающиися и обремененнии, и Аз упокою вы». Помнишь?… Али ты решил, что под бременем твоим и Господь помочь не в си-лах?
— Да здесь таких как я…
— Таких как ты! Ты лучше?… святость на себя примеря-ешь?… Смотри, рога бы не примерить.
— Какой я святой…
— Вот именно… «Ходяй по Мне, не имать ходити во тме, но имать свет животный». Вот о чём сказано у святого апостола Иоанна. Не за счастье ли здоровье со благосостояние, но «имать свет животный», то есть свет жизни!… дурья твоя голова… Налей… В воскресную школу пойдёшь?… Чего смеёшься!
— Представил себя рядом с детьми.
— Какие дети!… Хотя и дети есть… Половина взрослых. Некоторые постарше тебя будут.
— И ходят каждое воскресенье?!…
— Почему бы не пойти… Истину ищешь?… свет нужен?… Значит пойдёшь, никуда не денешься.
— Я подумаю.
— Подумай, подумай. На будущий год в семинарию опреде-лим… или даже в этот… Господи благослови…
— Да я женат был сколько раз!
— В батюшки не годишься — дьяконом станешь. Хоть поль-за от тебя какая людям будет… Ходишь по свету, беленькую пьёшь да близких огорчаешь. Один вред от тебя. Понял?
— Давно понял.
— Вот и хорошо… Ты, брат Антоний, на ус намотай да вы-броси из головы, что я под водочку наговорил-то. Но и не забы-вай… В пятницу на исповедь прийти сможешь?
— Служба. Могу в субботу.
— В субботу народа много… Хорошо, суббота так суббота. Управишься к десяти?… Больше ждать не буду. А то матушка такую епитимью на меня наложит… Ну, с Богом!
— Так всё и оставим?
— Гриша уберёт. А нам ещё домой добираться… с Божьей помощью.
Продолжение следует…
Вели слово молвить
— Ты Мухинское закончил?
— Двадцать лет назад. После демобилизации поступал.
— А почему не пошёл в Академию? После спецшколы сам Бог велел.
— Не знаю. Уверенности не было… Да и привычно как-то.
— Что?
— Проучился пару месяцев до армии. По накатанной… двинулся.
— Знакомо… Работа нравится?
— Работа как работа.
— Не нравится?
— Не знаю.
— Два…
— То есть?…
— Я считаю. Уже два «не знаю»… Какая из твоих работ бы-ла тебе по душе?
— Было что-то… Так давно, как будто в прошлой жизни.
— Остатки оригеновской ереси.
— …или моего мифологического словаря.
— Занятное определение. Сам придумал?
— Папа Карло… Кастанеда подсказал.
— Далеко тебя носило, брате… Присаживайся ближе…
— Отец Александр, завтра литургия!
— Ты без причастия, а мне предстоит крещение да отпева-ние в Волосовском районе… Не стесняйся, брат Антоний.
— Антон…
— Я помню. Мне так нравится.
— Как меня только не называли…
— А ты был тем, кем называли?
— Думаю, что был.
— Кто ты?… вот сейчас… Антон — это я понимаю.
— Никто.
— О, нет, брат Антоний, так не пойдёт, не бывает.
— Раньше знал, а теперь нет… Был солдатом, командиром, студентом, скульптором, преподавал… Мужем был…
— Вот сидит зрелый мужик, — спокойный взор, даже, мож-но сказать, умиротворённый. Кого обманываешь?… меня?… Нет, себя обманываешь… Как кол проглотил.
— Впервые в жизни в такой обстановке…
— Обстановка как обстановка… В солдатах это напрягало?
— Я думал, мы с Виталием…
— А я думал увидеть взрослого мужика, а не мальчишку с седой головой… Ты ешь, ешь…
— Виталий говорил, — пишешь.
— Да… под настроение.
— Под какое?
— Пока не знаю… Не считайте, — это пока только.
— Что пишешь?
— Иногда стихи.
— Значит, прозу.
— Воспоминания… Об армии, о людях…
— …о жёнах.
— Как без них… До сорока двух без семьи не жил.
— А после?
— Один.
— Тоже пока?
— Как выяснилось — и одному жить можно.
— Не дело… Мы вот… с матушкой… сорок семь лет вместе.
— Вы женились семинаристом?
— В институте познакомились… Театральный закончил.
— Вы?!…
— Курс Товстоногова… режиссура… А Бог подвинул… сю-да.
— Вы довольны?
— У меня выбор был небогатый.
— Не понимаю.
— А чего тут понимать… и понимать нечего… У тебя выбор есть?
— В каком смысле?
— Антоний, не морочь голову. Знаешь ведь, зачем ко мне пришёл?
— Я пришёл в храм.
— Не-ет, ты пришёл ко мне… Отец Александр… будем зна-комы… очень приятно… Видел, как батюшки службу отправ-ляют?
— Да.
— А вопросы не возникали?
— Какие вопросы… Они… вы батюшки — мы прихожане.
— А если подумать?… ничего странным не казалось?
— Скажите, — столько лет службы, а в руках молитвослов.
— Требник.
— Так почему?
— Хм… хороший вопрос… Надеюсь, не надо объяснять, что такое человеческий фактор, «защита от дурака»?
— Всю жизнь среди людей.
— Вот именно… Батюшки тоже люди… Водочкой иногда балуются… как вот мы с тобой сейчас… У всех… почти у всех жёны–матушки, дети… Вот о нас правило и позаботилось. Чтоб не было нужды вспоминать или думать о том, как бы не забыть. Да и соблазнов много. Видел же, какой народ на службу прихо-дит. Ладно бы только телом больны были! Иных и в лечебнице держали… А я стою один, и никто кроме Господа мне помочь не в силах. Своих-то мало, и с каждым годом всё меньше. Скоро семьдесят уже.
— Вы хорошо выглядите.
— Налей … Почитай стихи.
— Чьи?… Я никогда ими не увлекался.
— Свои.
— Неудобно как-то…
— Меня что ль застеснялся?… Я-то уж точно не критик.
— Серьёзно?
— Да не критик я, не критик.
— Я про стихи…
— Вот красна девица на мою голову свалилась… Читай, го-ворю… Закуси сначала, — тебе до метро меня провожать ещё.
— …Хм… хм… «Мне постучался дождь, проходивший ми-мо,… я не успел ответить, — ни словом, ни жестом бес-силья,… но если б успел, то наверно просил бы… вернуться–пролиться осенним ливнем».
— …Всё?
— Я короткие пишу.
— Хорошо… пусть будет… А ещё?
— Вам понравилось?
— Задумался… Читай.
— …«Пустая трата времени и сил,… и солнце зимнее па-лит… палит… палит… Раскрыв глаза, — глоток воды — и сердце не болит… Ох, люди, ведь просил вас милосердней быть,… я, кажется, просил».
— По-нашему… Поучиться не желаешь?
— Как в гробе лежать?
— Ну, какие твои годы!
— В будущем месяце пятьдесят три стукнет.
— То же мне, возраст… Бывший министр перед пенсией в семинарию пошёл, а ты мне тут про возраст.
— Я не министр.
— Так и грешил, поди, поменьше… министерского.
— Не знаю…
— Три… В армии?… или после?…
— Всё было…
— Да-а, брат Антоний… Что поделать… Святых я в жизни не встречал, только на кладбище… Живи, живи сегодня, не оглядывайся ты постоянно в своё прошлое.
— Живу как умею.
— Ой ли?… Вспомни, вот вспомни самое важное в своей жизни!… Ну?… что нахмурился, тяжело?… неприятно?
— Тяжко…
— Тащишь всё на себе как ишак азиатский… Стряхивай, по-кайся, приди ко Господу!… Во сколько лет крестился?
— В тридцать шесть.
— А почему в храм не ходишь?
— Прихожу, когда тяжести нет.
— Гордыня, ох гордыня играет. «Придите ко Мне вси труж-дающиися и обремененнии, и Аз упокою вы». Помнишь?… Али ты решил, что под бременем твоим и Господь помочь не в си-лах?
— Да здесь таких как я…
— Таких как ты! Ты лучше?… святость на себя примеря-ешь?… Смотри, рога бы не примерить.
— Какой я святой…
— Вот именно… «Ходяй по Мне, не имать ходити во тме, но имать свет животный». Вот о чём сказано у святого апостола Иоанна. Не за счастье ли здоровье со благосостояние, но «имать свет животный», то есть свет жизни!… дурья твоя голова… Налей… В воскресную школу пойдёшь?… Чего смеёшься!
— Представил себя рядом с детьми.
— Какие дети!… Хотя и дети есть… Половина взрослых. Некоторые постарше тебя будут.
— И ходят каждое воскресенье?!…
— Почему бы не пойти… Истину ищешь?… свет нужен?… Значит пойдёшь, никуда не денешься.
— Я подумаю.
— Подумай, подумай. На будущий год в семинарию опреде-лим… или даже в этот… Господи благослови…
— Да я женат был сколько раз!
— В батюшки не годишься — дьяконом станешь. Хоть поль-за от тебя какая людям будет… Ходишь по свету, беленькую пьёшь да близких огорчаешь. Один вред от тебя. Понял?
— Давно понял.
— Вот и хорошо… Ты, брат Антоний, на ус намотай да вы-броси из головы, что я под водочку наговорил-то. Но и не забы-вай… В пятницу на исповедь прийти сможешь?
— Служба. Могу в субботу.
— В субботу народа много… Хорошо, суббота так суббота. Управишься к десяти?… Больше ждать не буду. А то матушка такую епитимью на меня наложит… Ну, с Богом!
— Так всё и оставим?
— Гриша уберёт. А нам ещё домой добираться… с Божьей помощью.
Продолжение следует…
27.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Часть II. Колесо обозрения
Моей матери
Но все ночи и дни наплывают на нас…
(А. Блок)
Глава первая
— Бальзам принёс?
— «Московский».
— «Московский» так «Московский»… Сейчас заварю, и приступим, так сказать, к делам нашим весёлым… Сан Саныч, из питерских будешь?
— Сам–самый. Аж в третьем поколении.
— Я во втором… Родители приехали в пятьдесят первом. Да так и застряли… Меня родили через два года.
— Хорошо.
— Что?
— Что вас родили.
— Наверно… да… не возражаю… Готов… прошу!…
— М-м… запах…Что это?
— «Липтон» с дикой грушкой, щепотка чабреца… Много не лей, две чайные достаточно… Бодрит?
— Я в вашем распоряжении!
— Не наоборот?
— …Не знаю, с чего начать.
— С начала.
— Начинайте.
— Хитёр ты, брате.
— Хорошо… Давайте с детства.
— Начали… Что молчишь!
— Антон Георгиевич, Вы меня прикончить хотите? Тогда вы всё правильно делаете.
— Саша, а с чего обычно начинаешь ты?
— Идея… вынашиваю сюжет, прорабатываю взаимоотношения, а потом однажды бац! — книга. Придумываю название, и начинается набор текста, почти без правки.
— А черновики?
— Мелочи всякие — фразеологизмы, красивые обороты… необычные какие-нибудь.
— Сюжет есть?… название придумал?
— Плагиат получается.
— Огласи-ка списочек, пожалуйста. Критиковать буду.
— Предупреждаю — это смешно.
— Валяй, пока чай не остыл.
— Вариант номер один — «Эта странная жизнь».
— Сашка, ты бы ещё «Повесть о настоящем человеке» наваял! Нихрена ведь не смешно… Это всё что ли?
— «Майор Маркус».
— Остановись, безумец. Теперь понимаю, почему… хм… Продолжай… То есть… нда-а… Что будешь делать?
— Расскажите о детстве… изюминку какую-нибудь.
— Да брось ты, друг мой болезный! Обыкновенное детство, деревянные игрушки, сандалики на босу ногу… иногда. Ничего выдающегося… Я толком его и не помню. Родители как-то в подробности не вдавались. Может, по примеру своих родителей. Наверно так… Что, не доволен?
— Скудно как-то, верится с трудом… А детские фотографии? Иногда помогают что-то вспомнить. Ну, хоть огрызочки какие, что ли.
— Опять не повезло. В две тысячи первом сгорела мастерская. Кое-что из вещей удалось выручить, однако архивы сгинули. Прости, дружище…
— Что-то не клеится ничего… ни рассказов, ни диалога у нас…
— Да-а, Александр Александрович, так ты денег не заработаешь. Давай по трубочке выкурим, а там, глядишь, и прояснится что.
— Таисия Ивановна, ну как же так! Ребёнку года нет, а у него вторая пневмония! Вы же потерять его можете!
— Мы стараемся… Да комната у нас уж больно холодная. И сквозняки…
— Не буду вас пугать, — сама в похожих условиях жила. Но вот что я вам скажу, дорогая, — ещё одного воспаления он не переживёт. Всё. Хоть собой все дыры затыкайте, — но сына сберегите… Была бы моя воля… Э-эх, да что там!… Прощайте.
— Спасибо, сестрица…
— Я вам приказываю!…
— Ах вы негодники! Оставьте ребёнка в покое. А ну кыш отсюда, паршивцы.
— Атас, ребя! Цыганка!… Щас заколдует.
— Бежим!
— Мамка узнает — выпорет.
— Меня папка пороть будет.
— …Девочка, ты чья?
— Я не девочка, я мальчик.
— Ой, и правда мальчик!… Ты меня не боишься? Слышал, что они про меня сказали?
— Тётенька, я для вас денюжку нашёл. Возьмите, пожалуйста.
— Оставь себе, у меня есть. Я тоже сегодня немного нашла… Яблочко хочешь?
— Не хочу.
— Смотри, какое большое да красивое. Чистенькое, ровненькое.
— Папка не велит у незнакомых брать.
— За чем же дело стало! Давай знакомиться, — меня зовут Ульяна, Уля. А тебя?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Хорошо, Тоша… Вот видишь, как просто. Возьми яблочко.
— Спасибо.
— И тебе спасибо за твоё спасибо. Запомнишь?
— Мне нравится.
— Я тебе одну вещь дам… будет тебя оберегать… Вот, смотри.
— А что это?
— Ты в церкви бывал?
— Это там, где Бог живёт? Не бывал.
— Почему так?
— Папка говорит, что Бога нет.
— Совсем что ли нет? Бедный твой папка… А мама что говорит?
— Ничего. Молчит.
— Всё равно возьми… Это крестик, распятие. А на распятии Бог… Который в церкви. Его зовут Иисус Христос.
— А как Он меня оберегать будет, если меня в церкву не водят!
— Он не только в церкви, Он везде. Просто в церкви есть иконы… портреты такие, церковные.
— Я бы сходил… Я к бабушке сам ходил… давно.
— Сколько тебе годиков было?
— Не помню. Я ещё не говорил.
— Как это?
— Не научился.
— Далеко твоя бабушка живёт?
— В посёлке.
— В посёлок?… отсюда?!... Господи помилуй… Так и до церкви дойти сможешь…
— Не смогу, поймают. Уже ловили. Папка отлупит. Тут и Бог не оберегёт.
— Не обережёт… Может с бабушкой.
— Бабушку старый еврей не пустит.
— Кто?!…
— Дед.
— Ах вот ты чей… Твою маму зовут Тася?
— Да. Вы маму тоже знаете?
— Маркус ты… Антон.
— Тётя Уля, а можно Бога увидеть, если в церкву не ходить?
— Иногда можно… Береги крестик, Бог Сам тебе явится, когда захочет… Дай, я тебя поцелую… Беги к маме… Скажи, что тётя Уля тебя яблочком угостила. А крестик никому не показывай.
— Георгий, меня поставили на очередь.
— Когда?
— В сентябре.
— Не боишься, что «зарежут»?
— Ждать нельзя, — задушит она меня.
— Что с ребёнком делать будем?
— Надо в садик. На трёхдневку или пятидневку.
— Поговорю на работе. Должны помочь.
— Мне месяц с лишним лежать придётся.
— Продержимся. Лишь бы ты вернулась.
— Всё будет хорошо.
— Тася!… Здравствуй.
— Здравствуйте, Лена Владимировна.
— Как подготовка к школе?
— К какой школе!
— Я Тошу в свой класс записала.
— Рано ему ещё, Лена Владимировна, четырнадцатого только шесть исполнится. Пусть дома годик посидит.
— Я думала, — он старше.
— Вымахал, что сказать.
— Читает бойко, и считает.
— Посидит, посидит. Пойдёт со сверстниками.
— Тася, что у вас с жильём?
— Всё по-прежнему.
— Послушай, напиши письмо Хрущову.
— Вы шутите, Лена Владимировна? Как это самому Хрущову!
— У меня есть знакомая, проводником на поезде в Москве бывает. Я попрошу — она письмо прямо в Кремле в почтовый ящик бросит. Рассказывала, есть такой ящик, из которого письма ему прямо в руки отдают.
— Какой из меня писарь… Горе одно.
— Георгий дома?
— Сегодня в ночь.
— Антошу спать уложишь, и приходи, — вместе напишем.
— Рая, новенького видела?
— В старшей-то? Видела уже. Ты четвёртая про него говоришь.
— Весь в ямочках — щёки, подбородок, на руках даже остались ещё. Как девочка прям!
— Ой, и нашла ты о чём… Мальчишка как мальчишка. Все они хулиганьё.
— Пока не хулиганил… Возле него малышня постоянно крутится, — он им книжки читает.
— Картинки показывает?
— Говорю тебе, — читает. Старшие иногда подтягиваются. Или начинает какие-то истории рассказывать. Придумывает что ли, или слышал где.
— Где такое чудо откопали…
— У него мать на операцию положили. Вот отцу с ним и никак.
— Знаем мы этих отцов, как же. Всё им никак… Компанейский пацанёнок.
— Не пойму я. Иногда сядет один в уголок и молчит. Спросишь, — тебя кто обидел? Нет, говорит, не обидел. Или на прогулке листья перебирает. Ребятня носится, а он их как будто и не видит.
— Может больной?
— Побольше бы таких больных. Я бы не отказалась.
— А его отец, — видный?
— Скажешь тоже!
— Чего? Дело молодое.
— Дура ты, Райка. Говорить такое при живой-то жене… Я тебе сейчас что-то покажу… Тоша, погулять хочешь?
— Спасибо, Алевтина Сергеевна.
— …Куда это он…
— Сейчас оденется и пойдёт во двор.
— Один?! Да тебя с работы выгонят!
— Не выгонят. Уже видели все… Тоша, возьми с собой, пожалуйста, кого-нибудь из маленьких.
— …Эт-то…
— …Любит с куклами играть. Наберёт у девочек, посадит их кругом, и разговаривает с ними.
— О чём?
— Пока не знаю. Но я обязательно узнаю. Целый месяц впереди.
— Георгий Ефимыч, когда в новую квартиру переезжать думаешь?
— Погоди, Сергей Палыч, с квартирой, — не убежит. Я только девять дней отметил.
— Тебе видней… Как сын, по матери скучает?
— Не знаю. Больше молчит. Или книжки читает, или лепит что-нибудь.
— Что лепит?
— Да я пару недель назад набор пластилина ему купил, — вот и приохотился.
— В бригаду вернёшься?
— Теперь вряд ли. В детском саду нет подходящего режима. А осенью видно будет. Тошке в школу пора.
— Заходи, если что надо будет. Всегда поможем.
— Постараюсь не надоедать.
Продолжение следует…
Часть II. Колесо обозрения
Моей матери
Но все ночи и дни наплывают на нас…
(А. Блок)
Глава первая
— Бальзам принёс?
— «Московский».
— «Московский» так «Московский»… Сейчас заварю, и приступим, так сказать, к делам нашим весёлым… Сан Саныч, из питерских будешь?
— Сам–самый. Аж в третьем поколении.
— Я во втором… Родители приехали в пятьдесят первом. Да так и застряли… Меня родили через два года.
— Хорошо.
— Что?
— Что вас родили.
— Наверно… да… не возражаю… Готов… прошу!…
— М-м… запах…Что это?
— «Липтон» с дикой грушкой, щепотка чабреца… Много не лей, две чайные достаточно… Бодрит?
— Я в вашем распоряжении!
— Не наоборот?
— …Не знаю, с чего начать.
— С начала.
— Начинайте.
— Хитёр ты, брате.
— Хорошо… Давайте с детства.
— Начали… Что молчишь!
— Антон Георгиевич, Вы меня прикончить хотите? Тогда вы всё правильно делаете.
— Саша, а с чего обычно начинаешь ты?
— Идея… вынашиваю сюжет, прорабатываю взаимоотношения, а потом однажды бац! — книга. Придумываю название, и начинается набор текста, почти без правки.
— А черновики?
— Мелочи всякие — фразеологизмы, красивые обороты… необычные какие-нибудь.
— Сюжет есть?… название придумал?
— Плагиат получается.
— Огласи-ка списочек, пожалуйста. Критиковать буду.
— Предупреждаю — это смешно.
— Валяй, пока чай не остыл.
— Вариант номер один — «Эта странная жизнь».
— Сашка, ты бы ещё «Повесть о настоящем человеке» наваял! Нихрена ведь не смешно… Это всё что ли?
— «Майор Маркус».
— Остановись, безумец. Теперь понимаю, почему… хм… Продолжай… То есть… нда-а… Что будешь делать?
— Расскажите о детстве… изюминку какую-нибудь.
— Да брось ты, друг мой болезный! Обыкновенное детство, деревянные игрушки, сандалики на босу ногу… иногда. Ничего выдающегося… Я толком его и не помню. Родители как-то в подробности не вдавались. Может, по примеру своих родителей. Наверно так… Что, не доволен?
— Скудно как-то, верится с трудом… А детские фотографии? Иногда помогают что-то вспомнить. Ну, хоть огрызочки какие, что ли.
— Опять не повезло. В две тысячи первом сгорела мастерская. Кое-что из вещей удалось выручить, однако архивы сгинули. Прости, дружище…
— Что-то не клеится ничего… ни рассказов, ни диалога у нас…
— Да-а, Александр Александрович, так ты денег не заработаешь. Давай по трубочке выкурим, а там, глядишь, и прояснится что.
— Таисия Ивановна, ну как же так! Ребёнку года нет, а у него вторая пневмония! Вы же потерять его можете!
— Мы стараемся… Да комната у нас уж больно холодная. И сквозняки…
— Не буду вас пугать, — сама в похожих условиях жила. Но вот что я вам скажу, дорогая, — ещё одного воспаления он не переживёт. Всё. Хоть собой все дыры затыкайте, — но сына сберегите… Была бы моя воля… Э-эх, да что там!… Прощайте.
— Спасибо, сестрица…
— Я вам приказываю!…
— Ах вы негодники! Оставьте ребёнка в покое. А ну кыш отсюда, паршивцы.
— Атас, ребя! Цыганка!… Щас заколдует.
— Бежим!
— Мамка узнает — выпорет.
— Меня папка пороть будет.
— …Девочка, ты чья?
— Я не девочка, я мальчик.
— Ой, и правда мальчик!… Ты меня не боишься? Слышал, что они про меня сказали?
— Тётенька, я для вас денюжку нашёл. Возьмите, пожалуйста.
— Оставь себе, у меня есть. Я тоже сегодня немного нашла… Яблочко хочешь?
— Не хочу.
— Смотри, какое большое да красивое. Чистенькое, ровненькое.
— Папка не велит у незнакомых брать.
— За чем же дело стало! Давай знакомиться, — меня зовут Ульяна, Уля. А тебя?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Хорошо, Тоша… Вот видишь, как просто. Возьми яблочко.
— Спасибо.
— И тебе спасибо за твоё спасибо. Запомнишь?
— Мне нравится.
— Я тебе одну вещь дам… будет тебя оберегать… Вот, смотри.
— А что это?
— Ты в церкви бывал?
— Это там, где Бог живёт? Не бывал.
— Почему так?
— Папка говорит, что Бога нет.
— Совсем что ли нет? Бедный твой папка… А мама что говорит?
— Ничего. Молчит.
— Всё равно возьми… Это крестик, распятие. А на распятии Бог… Который в церкви. Его зовут Иисус Христос.
— А как Он меня оберегать будет, если меня в церкву не водят!
— Он не только в церкви, Он везде. Просто в церкви есть иконы… портреты такие, церковные.
— Я бы сходил… Я к бабушке сам ходил… давно.
— Сколько тебе годиков было?
— Не помню. Я ещё не говорил.
— Как это?
— Не научился.
— Далеко твоя бабушка живёт?
— В посёлке.
— В посёлок?… отсюда?!... Господи помилуй… Так и до церкви дойти сможешь…
— Не смогу, поймают. Уже ловили. Папка отлупит. Тут и Бог не оберегёт.
— Не обережёт… Может с бабушкой.
— Бабушку старый еврей не пустит.
— Кто?!…
— Дед.
— Ах вот ты чей… Твою маму зовут Тася?
— Да. Вы маму тоже знаете?
— Маркус ты… Антон.
— Тётя Уля, а можно Бога увидеть, если в церкву не ходить?
— Иногда можно… Береги крестик, Бог Сам тебе явится, когда захочет… Дай, я тебя поцелую… Беги к маме… Скажи, что тётя Уля тебя яблочком угостила. А крестик никому не показывай.
— Георгий, меня поставили на очередь.
— Когда?
— В сентябре.
— Не боишься, что «зарежут»?
— Ждать нельзя, — задушит она меня.
— Что с ребёнком делать будем?
— Надо в садик. На трёхдневку или пятидневку.
— Поговорю на работе. Должны помочь.
— Мне месяц с лишним лежать придётся.
— Продержимся. Лишь бы ты вернулась.
— Всё будет хорошо.
— Тася!… Здравствуй.
— Здравствуйте, Лена Владимировна.
— Как подготовка к школе?
— К какой школе!
— Я Тошу в свой класс записала.
— Рано ему ещё, Лена Владимировна, четырнадцатого только шесть исполнится. Пусть дома годик посидит.
— Я думала, — он старше.
— Вымахал, что сказать.
— Читает бойко, и считает.
— Посидит, посидит. Пойдёт со сверстниками.
— Тася, что у вас с жильём?
— Всё по-прежнему.
— Послушай, напиши письмо Хрущову.
— Вы шутите, Лена Владимировна? Как это самому Хрущову!
— У меня есть знакомая, проводником на поезде в Москве бывает. Я попрошу — она письмо прямо в Кремле в почтовый ящик бросит. Рассказывала, есть такой ящик, из которого письма ему прямо в руки отдают.
— Какой из меня писарь… Горе одно.
— Георгий дома?
— Сегодня в ночь.
— Антошу спать уложишь, и приходи, — вместе напишем.
— Рая, новенького видела?
— В старшей-то? Видела уже. Ты четвёртая про него говоришь.
— Весь в ямочках — щёки, подбородок, на руках даже остались ещё. Как девочка прям!
— Ой, и нашла ты о чём… Мальчишка как мальчишка. Все они хулиганьё.
— Пока не хулиганил… Возле него малышня постоянно крутится, — он им книжки читает.
— Картинки показывает?
— Говорю тебе, — читает. Старшие иногда подтягиваются. Или начинает какие-то истории рассказывать. Придумывает что ли, или слышал где.
— Где такое чудо откопали…
— У него мать на операцию положили. Вот отцу с ним и никак.
— Знаем мы этих отцов, как же. Всё им никак… Компанейский пацанёнок.
— Не пойму я. Иногда сядет один в уголок и молчит. Спросишь, — тебя кто обидел? Нет, говорит, не обидел. Или на прогулке листья перебирает. Ребятня носится, а он их как будто и не видит.
— Может больной?
— Побольше бы таких больных. Я бы не отказалась.
— А его отец, — видный?
— Скажешь тоже!
— Чего? Дело молодое.
— Дура ты, Райка. Говорить такое при живой-то жене… Я тебе сейчас что-то покажу… Тоша, погулять хочешь?
— Спасибо, Алевтина Сергеевна.
— …Куда это он…
— Сейчас оденется и пойдёт во двор.
— Один?! Да тебя с работы выгонят!
— Не выгонят. Уже видели все… Тоша, возьми с собой, пожалуйста, кого-нибудь из маленьких.
— …Эт-то…
— …Любит с куклами играть. Наберёт у девочек, посадит их кругом, и разговаривает с ними.
— О чём?
— Пока не знаю. Но я обязательно узнаю. Целый месяц впереди.
— Георгий Ефимыч, когда в новую квартиру переезжать думаешь?
— Погоди, Сергей Палыч, с квартирой, — не убежит. Я только девять дней отметил.
— Тебе видней… Как сын, по матери скучает?
— Не знаю. Больше молчит. Или книжки читает, или лепит что-нибудь.
— Что лепит?
— Да я пару недель назад набор пластилина ему купил, — вот и приохотился.
— В бригаду вернёшься?
— Теперь вряд ли. В детском саду нет подходящего режима. А осенью видно будет. Тошке в школу пора.
— Заходи, если что надо будет. Всегда поможем.
— Постараюсь не надоедать.
Продолжение следует…
28.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава вторая
— Антон Георгиевич, вы давно один?
— С девяносто пятого. Фактически больше.
— Не позавидуешь…
— Где ты был…
— Диплом защищал.
— А-а, да… Тебе сколько лет?
— Тридцать шесть скоро.
— Молодой ещё… Как семья?
— Как у всех. Ругаемся, миримся, дочку воспитываем.
— Большая?
— Одиннадцать скоро.
— Как моей Полинке было… Поговорим о главном.
— Минуточку… диктофон…
— Тебя интересуют факты… факты моей биографии. Но ведь равно переврёшь, сделаешь по-своему.
— Не для протокола.
— Тогда зачем?
— Смотрю, как вы ходите, говорите, улыбаетесь, гневаетесь… Вас даже сыграть трудно, а придумать невозможно.
— Ишь ты, выдумщик выискался. Почему я?
— Архитектор знакомый подсказал.
— Не Хохлов случайно?
— Врать не буду.
— Вот чучело гороховое… Так писал бы с него! Это ж кладезь для сюжетов.
— Да-а, есть в нём что-то такое.
— Знаешь, как он чудил, когда в Инженерно-строительном учился!… Жил в общежитии. Однажды засиделись в гостях у знакомых девчонок и ночью попёрлись через полгорода. В общежитие не пускают — два часа ночи. Так они с приятелем на седьмой этаж по лоджиям забрались. Да ещё магнитофон с собой тащили!
— Это Олег рассказал?
— Его дружок. Говорил, что с Хохловым он больше никуда, ни ногой. Только в разведку… Эпопея в Австрии, куда уехал по частному приглашению с десятью долларами в кармане, а вернулся на машине и купил квартиру в центре города.
— Украл?!…
— Заработал! У него же руки золотые… Короче, надоело Олежке на хозяйских харчах бездельничать, поинтересовался, — нельзя ли подработать? Австрияк подсуетился, и Хохлов устроен был чернорабочим за сотню марок в день. Через два дня подошёл к бригадиру и сказал, что лепку делают неправильно. У того глаза на лоб, — покажи, мол, как надо. Олег показал. Тут же перевели в штат — триста марок в день. Потом ещё какую-то рацуху внёс, потом ещё. Сделали бригадиром — шестьсот марок в день. Дальше — больше… Прорабу надоело смотреть, как дышат в затылок, он перетёр, видимо, с руководством, и те сосватали Хохлова богатому итальянцу, строить виллу. Там он, конечно, тоже отличился… Жена уже потеряла его окончательно — с маленьким сыном на руках, без денег. И тут Фигаро! Картина маслом… Но про Италию почему-то рассказывает мало. Сдаётся мне, что хозяин виллы была не очень старая.
— Ну, Хохол попал! Я теперь с него с живого не слезу, — всё выложит.
— Имей в виду, — меня сдашь!… — я тебе памятник при жизни сделаю. Прям тёпленьким в него и закатаю. Понял?
— Легко! Уж мне соврать — как два байта отослать!
— Алексашкин!… про байты! Ты же в компьютерах дока! Помоги, друг сердечный, пропадаю.
— Чем смогу.
— Попросили над текстами поработать, купил ноутбук. И надо церковно–славянские шрифты установить, целых семь штук. А что с ними делать — ума не приложу. Я ж в этой бесовской технике…
— Ноут старый?
— Что?…
— Ноутбук, я спрашиваю, новый или старый?
— Не совсем, но всё вычищено. А что такое ось?
— Операционнка.
— Вот как… Там какой-то зверь сидит, — так сказали!
— Антон Георгиевич, мне чайку — и будут Вам шрифты.
— …А про самое главное не начинали.
— Главное семья, журналистика и… и друзья.
— Будя врать-то! Семья… Кто тебе намедни звонил, не тётка? Сю–сю да сю–сю! Тьфу на тебя…
— Это по работе.
— Работа… Отлыниваешь как только можно. Уж я-то знаю вашу братию. Ну, и друзья… У тебя есть хоть один, кого ни разу не обманул, кому скажешь всё, о чём спросит?… Видимо, ответ отрицательный… Главное начинается не с этого, а с экологии.
— Вот переходы…
— А ты что думал!… Саш, а ведь правда… Про одну экологию знаешь — тут я не спец. Окурки, правда, не разбрасываю, собак мой кошачьего рода где попало не гадит, ну и так далее… Есть экология души — тебе знакомо, но ещё не близко.
— Откуда такая уверенность?
— Женщины. Довольно?
— А что, — есть ещё что-то?
— У меня всегда есть для того, кто слушает… Сколько минут в день с дочерью проводишь?
— Девочка же! Пусть мать занимается.
— Чушь собачья и хрень кошачья. Воспитанием должен заниматься отец. А мама — холить да лелеять. Задумайся, пока не поздно. Я вот со своими промахнулся. Подсказать было некому, а сам, видать, умишком не вышел.
— Что ж вы так самокритично!
— …И последнее — экология духа.
— А это что такое?
— Если коротко — расстановка приоритетов.
— У меня они расставлены.
— Ой ли? А ты не переставляешь их каждый божий день?
— Бывает.
— Да ладно тебе, не прибедняйся, все так делают. И причина, кажется, уважительная — нас так учили… Был фильм по сказке Шварца, «Убить дракона». В финале есть шикарная сцена: «Нас так учили… нас так учили… — Всех так учили. Только почему же ты, скотина, был первым учеником!» Примерно так… Может не дословно… Когда я делал первые шаги вокруг да около школьной парты, отцу было не до меня, — зарабатывал деньги, правда не все до дома доходили. Но это уже другая тема. Однако мама совершала удивительно мудрые по-женски поступки. За это буду благодарен ей до самой смерти…
— Вы, простите, чья будете?
— Я насчёт Антона.
— Минуточку… Вы родственница? В графе «мать» прочерк.
— Наверно ошиблись… Алевтина, Алевтина Сергеевна… Маркус… Так что с Антоном?
— С Антоном хорошо. То есть… нам с ним не очень.
— Что случилось! Я ничего не знаю.
— Ваш муж ничего не говорил?… Понимаете, ему нечего делать в классе.
— Не понимаю.
— Ему скучно. И если в письме у него есть кое-какие проблемы, — решаемые проблемы, не пугайтесь, то во всём остальном… Как сказать… Я всё время должна придумывать, чем его занять. А мне с классом надо работать.
— Он вам мешает?
— Нет, что вы! На редкость спокойный и покладистый ребёнок! Ему нужна другая нагрузка, — по способностям. Или по его знаниям, — я не успела разобраться. Как вы отнесётесь к предложению перевести его во второй класс?
— Как это, прямо сейчас?
— Чем раньше, — тем лучше. Для Антоши будет лучше.
— Сколько у нас времени?
— Могу дать неделю. Позже потеряется смысл в переводе… Я говорила с директором, с учителями. Все поддержали… Если он год у меня пробездельничает, то можем просто мальчика потерять. Жаль будет.
— Я подумаю до завтра. Можно?… Спасибо вам. До свидания.
— До свидания.
— Мам, ну что ты… Я не маленький… Смотрят же все…
— Смотрят… Ишь, стеснительный какой стал. И в кого ты такой…
— В тебя, мамань, в кого же ещё.
— Проверь ещё, — ничего не забыли?
— Ну мам, ну сколько можно проверять!
— Тихо у меня! На мать голос повышать.
— Прости, мам, я не нарочно.
— Бумажку не потерял?
— Спрятал в самый дальний угол.
— На всякий случай повторю ещё раз: восемнадцатый до метро. Потом до «Елизаровской»… Ну, с Богом, скульптор мой ненаглядный.
— Тоха, ты посмотри, — какая живописица к нам поступила!
— Способная.
— Чего это она способная! А мы тогда с тобой какие, — неспособные что ли?
— Не знаю… Я три года здесь отучился, ты пять. А её сразу в девятый взяли.
— Да плевать, я не про это… Какая девчонка!…
— Иди, знакомься.
— А ты?
— Юр, я не пойду. Опозориться ещё не хватало в нашем классе. Съедят.
— Не съедят, остерегутся… Антоша, как ты относишься к эскимо?
— Батончики нравятся больше.
— На батончик не хватит… Ну, Антош, ну пожалуйста, ну пойдём…
— Вот прилип как банный лист к заднице. Хочется — иди.
— Боязно.
— Эх, Юрка, а ещё друг называется. И вот как с таким в разведку идти!…
— Привет.
— Привет. Виделись уже, кажется.
— Да это я так просто… Проводи, пожалуйста, мне одной страшно.
— А Юрка куда подевался?
— Да ну его, надоел.
— Лен, неудобно, всё-таки друг.
— Тогда пойду одна. Только имей в виду: если со мной что случится — ты будешь во всём виноват.
— Так уж и во всём…
— Портфель возьми… Не волнуйся, пустой. Я всё в классе оставила, тебя пожалела.
— Не надо меня жалеть. Сам могу.
— Видела уже, как ты кулаками жалеешь.
— Далеко идти?
— Если понравится — можно дальше.
— Ну честно!…
— На Среднем, рядом с трамвайной остановкой.
— Здорово! Мне туда и надо.
— Я знаю. Я про тебя, милый мой, всё знаю… Ой!… Покраснел!… Как здорово…
— Ленка, не говори так больше.
— Захочу и буду. Кто запретит, ты?
— Мне завтра Юрке в глаза смотреть.
— Мы ничего не скажем… пока не скажем. А там посмотрим… Ну, беги уж, твой трамваище подъезжает… Тош–Тоша!…
— Что?!
— Портфельчик оставь. А то придётся маме сказать, что его жених мой на память украл.
Продолжение следует…
Глава вторая
— Антон Георгиевич, вы давно один?
— С девяносто пятого. Фактически больше.
— Не позавидуешь…
— Где ты был…
— Диплом защищал.
— А-а, да… Тебе сколько лет?
— Тридцать шесть скоро.
— Молодой ещё… Как семья?
— Как у всех. Ругаемся, миримся, дочку воспитываем.
— Большая?
— Одиннадцать скоро.
— Как моей Полинке было… Поговорим о главном.
— Минуточку… диктофон…
— Тебя интересуют факты… факты моей биографии. Но ведь равно переврёшь, сделаешь по-своему.
— Не для протокола.
— Тогда зачем?
— Смотрю, как вы ходите, говорите, улыбаетесь, гневаетесь… Вас даже сыграть трудно, а придумать невозможно.
— Ишь ты, выдумщик выискался. Почему я?
— Архитектор знакомый подсказал.
— Не Хохлов случайно?
— Врать не буду.
— Вот чучело гороховое… Так писал бы с него! Это ж кладезь для сюжетов.
— Да-а, есть в нём что-то такое.
— Знаешь, как он чудил, когда в Инженерно-строительном учился!… Жил в общежитии. Однажды засиделись в гостях у знакомых девчонок и ночью попёрлись через полгорода. В общежитие не пускают — два часа ночи. Так они с приятелем на седьмой этаж по лоджиям забрались. Да ещё магнитофон с собой тащили!
— Это Олег рассказал?
— Его дружок. Говорил, что с Хохловым он больше никуда, ни ногой. Только в разведку… Эпопея в Австрии, куда уехал по частному приглашению с десятью долларами в кармане, а вернулся на машине и купил квартиру в центре города.
— Украл?!…
— Заработал! У него же руки золотые… Короче, надоело Олежке на хозяйских харчах бездельничать, поинтересовался, — нельзя ли подработать? Австрияк подсуетился, и Хохлов устроен был чернорабочим за сотню марок в день. Через два дня подошёл к бригадиру и сказал, что лепку делают неправильно. У того глаза на лоб, — покажи, мол, как надо. Олег показал. Тут же перевели в штат — триста марок в день. Потом ещё какую-то рацуху внёс, потом ещё. Сделали бригадиром — шестьсот марок в день. Дальше — больше… Прорабу надоело смотреть, как дышат в затылок, он перетёр, видимо, с руководством, и те сосватали Хохлова богатому итальянцу, строить виллу. Там он, конечно, тоже отличился… Жена уже потеряла его окончательно — с маленьким сыном на руках, без денег. И тут Фигаро! Картина маслом… Но про Италию почему-то рассказывает мало. Сдаётся мне, что хозяин виллы была не очень старая.
— Ну, Хохол попал! Я теперь с него с живого не слезу, — всё выложит.
— Имей в виду, — меня сдашь!… — я тебе памятник при жизни сделаю. Прям тёпленьким в него и закатаю. Понял?
— Легко! Уж мне соврать — как два байта отослать!
— Алексашкин!… про байты! Ты же в компьютерах дока! Помоги, друг сердечный, пропадаю.
— Чем смогу.
— Попросили над текстами поработать, купил ноутбук. И надо церковно–славянские шрифты установить, целых семь штук. А что с ними делать — ума не приложу. Я ж в этой бесовской технике…
— Ноут старый?
— Что?…
— Ноутбук, я спрашиваю, новый или старый?
— Не совсем, но всё вычищено. А что такое ось?
— Операционнка.
— Вот как… Там какой-то зверь сидит, — так сказали!
— Антон Георгиевич, мне чайку — и будут Вам шрифты.
— …А про самое главное не начинали.
— Главное семья, журналистика и… и друзья.
— Будя врать-то! Семья… Кто тебе намедни звонил, не тётка? Сю–сю да сю–сю! Тьфу на тебя…
— Это по работе.
— Работа… Отлыниваешь как только можно. Уж я-то знаю вашу братию. Ну, и друзья… У тебя есть хоть один, кого ни разу не обманул, кому скажешь всё, о чём спросит?… Видимо, ответ отрицательный… Главное начинается не с этого, а с экологии.
— Вот переходы…
— А ты что думал!… Саш, а ведь правда… Про одну экологию знаешь — тут я не спец. Окурки, правда, не разбрасываю, собак мой кошачьего рода где попало не гадит, ну и так далее… Есть экология души — тебе знакомо, но ещё не близко.
— Откуда такая уверенность?
— Женщины. Довольно?
— А что, — есть ещё что-то?
— У меня всегда есть для того, кто слушает… Сколько минут в день с дочерью проводишь?
— Девочка же! Пусть мать занимается.
— Чушь собачья и хрень кошачья. Воспитанием должен заниматься отец. А мама — холить да лелеять. Задумайся, пока не поздно. Я вот со своими промахнулся. Подсказать было некому, а сам, видать, умишком не вышел.
— Что ж вы так самокритично!
— …И последнее — экология духа.
— А это что такое?
— Если коротко — расстановка приоритетов.
— У меня они расставлены.
— Ой ли? А ты не переставляешь их каждый божий день?
— Бывает.
— Да ладно тебе, не прибедняйся, все так делают. И причина, кажется, уважительная — нас так учили… Был фильм по сказке Шварца, «Убить дракона». В финале есть шикарная сцена: «Нас так учили… нас так учили… — Всех так учили. Только почему же ты, скотина, был первым учеником!» Примерно так… Может не дословно… Когда я делал первые шаги вокруг да около школьной парты, отцу было не до меня, — зарабатывал деньги, правда не все до дома доходили. Но это уже другая тема. Однако мама совершала удивительно мудрые по-женски поступки. За это буду благодарен ей до самой смерти…
— Вы, простите, чья будете?
— Я насчёт Антона.
— Минуточку… Вы родственница? В графе «мать» прочерк.
— Наверно ошиблись… Алевтина, Алевтина Сергеевна… Маркус… Так что с Антоном?
— С Антоном хорошо. То есть… нам с ним не очень.
— Что случилось! Я ничего не знаю.
— Ваш муж ничего не говорил?… Понимаете, ему нечего делать в классе.
— Не понимаю.
— Ему скучно. И если в письме у него есть кое-какие проблемы, — решаемые проблемы, не пугайтесь, то во всём остальном… Как сказать… Я всё время должна придумывать, чем его занять. А мне с классом надо работать.
— Он вам мешает?
— Нет, что вы! На редкость спокойный и покладистый ребёнок! Ему нужна другая нагрузка, — по способностям. Или по его знаниям, — я не успела разобраться. Как вы отнесётесь к предложению перевести его во второй класс?
— Как это, прямо сейчас?
— Чем раньше, — тем лучше. Для Антоши будет лучше.
— Сколько у нас времени?
— Могу дать неделю. Позже потеряется смысл в переводе… Я говорила с директором, с учителями. Все поддержали… Если он год у меня пробездельничает, то можем просто мальчика потерять. Жаль будет.
— Я подумаю до завтра. Можно?… Спасибо вам. До свидания.
— До свидания.
— Мам, ну что ты… Я не маленький… Смотрят же все…
— Смотрят… Ишь, стеснительный какой стал. И в кого ты такой…
— В тебя, мамань, в кого же ещё.
— Проверь ещё, — ничего не забыли?
— Ну мам, ну сколько можно проверять!
— Тихо у меня! На мать голос повышать.
— Прости, мам, я не нарочно.
— Бумажку не потерял?
— Спрятал в самый дальний угол.
— На всякий случай повторю ещё раз: восемнадцатый до метро. Потом до «Елизаровской»… Ну, с Богом, скульптор мой ненаглядный.
— Тоха, ты посмотри, — какая живописица к нам поступила!
— Способная.
— Чего это она способная! А мы тогда с тобой какие, — неспособные что ли?
— Не знаю… Я три года здесь отучился, ты пять. А её сразу в девятый взяли.
— Да плевать, я не про это… Какая девчонка!…
— Иди, знакомься.
— А ты?
— Юр, я не пойду. Опозориться ещё не хватало в нашем классе. Съедят.
— Не съедят, остерегутся… Антоша, как ты относишься к эскимо?
— Батончики нравятся больше.
— На батончик не хватит… Ну, Антош, ну пожалуйста, ну пойдём…
— Вот прилип как банный лист к заднице. Хочется — иди.
— Боязно.
— Эх, Юрка, а ещё друг называется. И вот как с таким в разведку идти!…
— Привет.
— Привет. Виделись уже, кажется.
— Да это я так просто… Проводи, пожалуйста, мне одной страшно.
— А Юрка куда подевался?
— Да ну его, надоел.
— Лен, неудобно, всё-таки друг.
— Тогда пойду одна. Только имей в виду: если со мной что случится — ты будешь во всём виноват.
— Так уж и во всём…
— Портфель возьми… Не волнуйся, пустой. Я всё в классе оставила, тебя пожалела.
— Не надо меня жалеть. Сам могу.
— Видела уже, как ты кулаками жалеешь.
— Далеко идти?
— Если понравится — можно дальше.
— Ну честно!…
— На Среднем, рядом с трамвайной остановкой.
— Здорово! Мне туда и надо.
— Я знаю. Я про тебя, милый мой, всё знаю… Ой!… Покраснел!… Как здорово…
— Ленка, не говори так больше.
— Захочу и буду. Кто запретит, ты?
— Мне завтра Юрке в глаза смотреть.
— Мы ничего не скажем… пока не скажем. А там посмотрим… Ну, беги уж, твой трамваище подъезжает… Тош–Тоша!…
— Что?!
— Портфельчик оставь. А то придётся маме сказать, что его жених мой на память украл.
Продолжение следует…
29.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава третья
— В расстановке приоритетов важно наличие цели. Потом выбираем соответствующие ей средства. Которые — опять же, до определённого уровня — сами по себе являются целью.
— Антон Георгиевич, вы меня, ненароком, не путаете?
— Нет, Сан Саныч, путаницы никакой. Вот к примеру… э-э… У тебя дача есть?
— Нету.
— За грибами, на рыбалку ездишь?
— При наличии свободного времени.
— Каким способом?
— Колёса есть. Ведро с гайками, пока служит.
— Теперь представь себе какого-нибудь безлошадного. Машину купить — цель, права купить, в смысле получить — цель. Когда всё пройдено, — они всего лишь средства.
— Ясненько–понятненько… А не бывает так, что человек выбрал цель, достойную — кроме шуток, потом раз! — а это средство!
— Бывает–бывает, ещё как бывает. И чтоб не плутать с фонарём да при ясном свете, надо книжки читать правильные, а не только те, что нравятся.
— Посоветуйте что-нибудь на бедность души моей… и образования.
— Всяких нахалюг видел, сам нахалом был… Но что б вот так!… Чему на журфаке учат?…
— Увы нам, Антон Георгиевич, этому тоже.
— Не юли, не тётка в тёмной комнате. Знаешь ведь, к кому пришёл.
— Вопрос религии снова ребром, и никуда от этого не деться.
— Благословен Господь, если даже ты соглашаешься!… Ну, чего мне в рот смотришь — начинай.
— Я записываю.
— Религиозность свою развивать начинай, Александр!
— Как?!…
— Опять двадцать пять… Да за какие грехи на мою голову это наказание свалилось!… Как узнал — так и начинай.
— Что узнал?!… Вы меня пугаете уже, чесслово.
— Про религиозность, вот что, дурья твоя башка… Господи помилуй…
— Так кто же про неё не знает!
— Ты не погорячился, случаем, Ляксандра?… Все… Как же!… размечтался… Я вот только после сорока узнал. Значит, у тебя фора передо мной лет пять, не меньше. Усёк, Санёк?… О!… Глазки замерли, пошёл мыслительный процесс. А что ты думал! Так всю жизнь на журналистской корочке и подъедаться? Э-э, друг сердечный, не угадал. Потому что тут оказался я.
— Это что же, — прилип я, выходит?
— Ум наличествует, приятно глазу. На каком основании вывод сей сделан?
— Так вроде как… если я знаю, то мне нельзя как будто не знаю.
— Ты тут подумай ещё самую малость, а я поставлю чайку да гляну, чего там собак кошачий сын под сурдинку задумал. Повадился, паразит, лаврушку моего обдирать. А мне за лаврушку обидно, мне его из Греции в подарок привезли… Тьфу на меня, совсем башка прохудилась! Я ж тебе книжку при-готовил в качестве примера для плагиата. «Моя жизнь во Хри-сте» называется.
— …Когда был маленький, рос совершенно домашним ребёнком. Даже в детский сад не ходил. Мама не работала, болела сильно, всегда был под присмотром.
— Тош, что-то не понимаю. Она вылечилась, да?
— Долгая история… И вот представляешь, Лён, у отца выпадает отпуск на середину июня, и мы всей семьёй отправляемся на его родину, ещё бабушка его была жива! Представляешь?… Восемьдесят четыре года!
— Здорово… А я бабушек своих не видела, только по фотографиям. Все в войну…
— Там у меня… со мной произошло нечто странное…
— А вот и не удивил. Ты сам у меня странный.
— Подожди, сейчас расскажу.
— Тош, зябко что-то. Обнял бы, что ли. Чурбан бесчувственный.
— Ле-на, не сердись, моя радость.
— Антон!… Не отвлекайся на всякую ерунду. Рассказывай.
— Отец с мужиками отправился на рыбалку. Меня с собой прихватили. Рыбы, конечно, не наловили, — так, кошаков подразнить, зато водочки попили. Расположились на берегу речки, удобно так, всем хорошо.
— Ты тоже пил?! Так и знала!… Шучу.
— …Я напросился покупаться, — речка мелкая, берега по-логие. А там омут. Я туда бульк — и нет меня.
— Ты что, утопленник?… Мама дорогая…
— Не пугайся, живой. Доказательства нужны?
— Не сейчас, позже.
— И вдруг я над водой! Причём высоко так. Хорошо видно, как дядьки местными деликатесами отца потчуют. Хочу им крикнуть, что пора дорогую рыбку из омута вынимать, — а они не слышат.
— Подожди, на самом деле?
— Правда. Как во сне бывает… Потом мужики как подскочили и давай меня искать. И сразу почти бросились шарить по дну. А потом я очнулся на берегу.
— Чтобы я без тебя делала…
— Такая вот история… Ещё помню, как отец сказал, что если бы не нашли, то ему лучше уж самому в этом омуте утопиться. Иначе Таська его прибьёт до смерти.
— Какая Таська?
— Моя мама.
— Антон, ты со мной так не шути. Ты точно Антон?
— Точней не бывает.
— А Таська… Тася?… твоя мама?!…
— Первая папина жена.
— Выходит, что Тася тебя Алевтине Сергеевне с рук на руки передала…
— Выходит, что так.
— Всегда знала, что в тебе больше, чем я вижу… Проводи, поздно уже. Мама будет волноваться.
— Моя тоже… Пойдём.
— Антон!… Антон!… Алевтина Сергеевна!… Антон!… Да проснись же!… Анто-он…
— Лена, что стряслось! Мама?!…
— Алевтиночка Сергевна, Тош дома?
— Дома. Проходи, доченька. Сейчас позову… Антон, Лена пришла!…
— Лена?… Что случилось?
— Юра… Юрочка на-аш… Нет больше Юрочки…
— Как нет! Я же… Постой, он с родителями…
— Лодка перевернулась, а Юра плавать не умел… до сих пор ищут… Антон… Тоша… Что с тобой… Тош, посмотри на меня… Тошенька, миленький… Скажи хоть что-нибудь!… Ну, пожалуйста!…
— …Лена, присядь, выпей водички. Он мужик, отойдёт… Молочка хочешь?
— Нет, спасибо.
— Мама знает, что ты у нас?
— Она меня к вам послала, как только нам позвонили.
— …Мама… Лена… Я пойду в комнату. Мне надо побыть одному.
— Тоша…
— …Лена, оставь, так будет лучше. Пойдём-ка, невестушко, во дворе на скамеечке… сядем рядком, да поговорим ладком.
— Как учёба после двух месяцев?
— Тяжеловато.
— Потому что самый младший?
— Есть маленько. Но там все разные. И после армии есть. Дело в другом…
— Может в другой?
— Ну что тебя на глупости тянет! Разозлить хочешь?
— Пошутить уже нельзя.
— Знаешь, один знакомый как-то сказал, — как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
— Ну прости-и…
— Зря ты отказалась поступать. Мне было бы легче.
— А может и не зря. Вот если поженимся… два выпускника Мухинского — это хорошо или слишком?
— Если?… ты засомневалась?
— Ну, мало ли … Вдруг какая-нибудь живописица…
— Алёна, прекрати.
— А что-нибудь ещё?
— С рисунком как в школе были проблемы — так никуда и не подевались. Постоянно нарываюсь на неприятности. Только бы к сессии выйти без хвостов.
— Так плохо?
— Лён, другой уровень требований. И отношения… В школе мы были под контролем, а здесь полная самостоятельность. Хочешь учиться — учись. Не хочешь — не учись. Но экзамены никто не отменяет. Вот так.
— Ой… Тош… что там происходит…
— Да компания веселится.
— Тоша, по-моему, это не веселье. Она явно с ними не знакома.
— Что ты предлагаешь?
— Я?… что я могу предложить! Это ты у меня боксёр.
— Жди здесь и никуда не уходи.
— Так… Руки, значит, распускаем… Надо же! Всего шестнадцать, а как он их разукрасил! Боксёр?… Я тебя спрашиваю, щенок, боксёр что ли?!
— Занимался немного.
— Нихрена себе, немного! Челюсть рассыпалась — это по-твоему немного?
— Простой удар, апперкот называется. Могу показать.
— Я сейчас такой апперкот покажу, что из тебя антрекот получится. Понял, молокосос?
— Понял.
— Чего полез?
— Гуляли с одноклассницей, увидели, что двое пьяных пристают к девушке. Решил вступиться.
— А девушка тебя просила вступаться?
— Они нас не видели. Мы шли по теневой стороне.
— Крались что ли?
— Просто гуляли. Она живёт неподалеку, на Шевченко.
— Кто живёт, девушка?
— Моя одноклассница.
— …Василич, зайди на минутку, дело есть.
— Что там у тебя… Не видишь, — занят я.
— Вижу я, чем занят… Документы внимательно смотрел?
— Ну, смотрел. А что?
— Спрашиваю ещё раз. Повторить?
— Чего рычишь… Ну, Маркус, Антон… Георгиевич… Иван, думаешь, — это Жоркин сын?
— А чего думать! На парня глянь — вылитый отец.
— Вот ситуёвина… что делать будем?
— Не знаю… Нам его по протоколу сдали, потерпевшие в больнице, оба. Парню светит срок. И не дай Бог, если один из этих уродов останется инвалидом. Да по минималке даже — от года! Это судимость, клеймо на всю жизнь и прощай учёба.
— Иван, Иван, не гони, не успеваю… Что предлагаешь?
— Я предлагаю… Нет, приказываю, чтоб через тридцать… пятнадцать минут Аля была здесь. Будем решать, пока дело далеко не зашло. Это моя «земля», что-нибудь придумаем.
Продолжение следует…
Глава третья
— В расстановке приоритетов важно наличие цели. Потом выбираем соответствующие ей средства. Которые — опять же, до определённого уровня — сами по себе являются целью.
— Антон Георгиевич, вы меня, ненароком, не путаете?
— Нет, Сан Саныч, путаницы никакой. Вот к примеру… э-э… У тебя дача есть?
— Нету.
— За грибами, на рыбалку ездишь?
— При наличии свободного времени.
— Каким способом?
— Колёса есть. Ведро с гайками, пока служит.
— Теперь представь себе какого-нибудь безлошадного. Машину купить — цель, права купить, в смысле получить — цель. Когда всё пройдено, — они всего лишь средства.
— Ясненько–понятненько… А не бывает так, что человек выбрал цель, достойную — кроме шуток, потом раз! — а это средство!
— Бывает–бывает, ещё как бывает. И чтоб не плутать с фонарём да при ясном свете, надо книжки читать правильные, а не только те, что нравятся.
— Посоветуйте что-нибудь на бедность души моей… и образования.
— Всяких нахалюг видел, сам нахалом был… Но что б вот так!… Чему на журфаке учат?…
— Увы нам, Антон Георгиевич, этому тоже.
— Не юли, не тётка в тёмной комнате. Знаешь ведь, к кому пришёл.
— Вопрос религии снова ребром, и никуда от этого не деться.
— Благословен Господь, если даже ты соглашаешься!… Ну, чего мне в рот смотришь — начинай.
— Я записываю.
— Религиозность свою развивать начинай, Александр!
— Как?!…
— Опять двадцать пять… Да за какие грехи на мою голову это наказание свалилось!… Как узнал — так и начинай.
— Что узнал?!… Вы меня пугаете уже, чесслово.
— Про религиозность, вот что, дурья твоя башка… Господи помилуй…
— Так кто же про неё не знает!
— Ты не погорячился, случаем, Ляксандра?… Все… Как же!… размечтался… Я вот только после сорока узнал. Значит, у тебя фора передо мной лет пять, не меньше. Усёк, Санёк?… О!… Глазки замерли, пошёл мыслительный процесс. А что ты думал! Так всю жизнь на журналистской корочке и подъедаться? Э-э, друг сердечный, не угадал. Потому что тут оказался я.
— Это что же, — прилип я, выходит?
— Ум наличествует, приятно глазу. На каком основании вывод сей сделан?
— Так вроде как… если я знаю, то мне нельзя как будто не знаю.
— Ты тут подумай ещё самую малость, а я поставлю чайку да гляну, чего там собак кошачий сын под сурдинку задумал. Повадился, паразит, лаврушку моего обдирать. А мне за лаврушку обидно, мне его из Греции в подарок привезли… Тьфу на меня, совсем башка прохудилась! Я ж тебе книжку при-готовил в качестве примера для плагиата. «Моя жизнь во Хри-сте» называется.
— …Когда был маленький, рос совершенно домашним ребёнком. Даже в детский сад не ходил. Мама не работала, болела сильно, всегда был под присмотром.
— Тош, что-то не понимаю. Она вылечилась, да?
— Долгая история… И вот представляешь, Лён, у отца выпадает отпуск на середину июня, и мы всей семьёй отправляемся на его родину, ещё бабушка его была жива! Представляешь?… Восемьдесят четыре года!
— Здорово… А я бабушек своих не видела, только по фотографиям. Все в войну…
— Там у меня… со мной произошло нечто странное…
— А вот и не удивил. Ты сам у меня странный.
— Подожди, сейчас расскажу.
— Тош, зябко что-то. Обнял бы, что ли. Чурбан бесчувственный.
— Ле-на, не сердись, моя радость.
— Антон!… Не отвлекайся на всякую ерунду. Рассказывай.
— Отец с мужиками отправился на рыбалку. Меня с собой прихватили. Рыбы, конечно, не наловили, — так, кошаков подразнить, зато водочки попили. Расположились на берегу речки, удобно так, всем хорошо.
— Ты тоже пил?! Так и знала!… Шучу.
— …Я напросился покупаться, — речка мелкая, берега по-логие. А там омут. Я туда бульк — и нет меня.
— Ты что, утопленник?… Мама дорогая…
— Не пугайся, живой. Доказательства нужны?
— Не сейчас, позже.
— И вдруг я над водой! Причём высоко так. Хорошо видно, как дядьки местными деликатесами отца потчуют. Хочу им крикнуть, что пора дорогую рыбку из омута вынимать, — а они не слышат.
— Подожди, на самом деле?
— Правда. Как во сне бывает… Потом мужики как подскочили и давай меня искать. И сразу почти бросились шарить по дну. А потом я очнулся на берегу.
— Чтобы я без тебя делала…
— Такая вот история… Ещё помню, как отец сказал, что если бы не нашли, то ему лучше уж самому в этом омуте утопиться. Иначе Таська его прибьёт до смерти.
— Какая Таська?
— Моя мама.
— Антон, ты со мной так не шути. Ты точно Антон?
— Точней не бывает.
— А Таська… Тася?… твоя мама?!…
— Первая папина жена.
— Выходит, что Тася тебя Алевтине Сергеевне с рук на руки передала…
— Выходит, что так.
— Всегда знала, что в тебе больше, чем я вижу… Проводи, поздно уже. Мама будет волноваться.
— Моя тоже… Пойдём.
— Антон!… Антон!… Алевтина Сергеевна!… Антон!… Да проснись же!… Анто-он…
— Лена, что стряслось! Мама?!…
— Алевтиночка Сергевна, Тош дома?
— Дома. Проходи, доченька. Сейчас позову… Антон, Лена пришла!…
— Лена?… Что случилось?
— Юра… Юрочка на-аш… Нет больше Юрочки…
— Как нет! Я же… Постой, он с родителями…
— Лодка перевернулась, а Юра плавать не умел… до сих пор ищут… Антон… Тоша… Что с тобой… Тош, посмотри на меня… Тошенька, миленький… Скажи хоть что-нибудь!… Ну, пожалуйста!…
— …Лена, присядь, выпей водички. Он мужик, отойдёт… Молочка хочешь?
— Нет, спасибо.
— Мама знает, что ты у нас?
— Она меня к вам послала, как только нам позвонили.
— …Мама… Лена… Я пойду в комнату. Мне надо побыть одному.
— Тоша…
— …Лена, оставь, так будет лучше. Пойдём-ка, невестушко, во дворе на скамеечке… сядем рядком, да поговорим ладком.
— Как учёба после двух месяцев?
— Тяжеловато.
— Потому что самый младший?
— Есть маленько. Но там все разные. И после армии есть. Дело в другом…
— Может в другой?
— Ну что тебя на глупости тянет! Разозлить хочешь?
— Пошутить уже нельзя.
— Знаешь, один знакомый как-то сказал, — как корабль назовёшь, так он и поплывёт.
— Ну прости-и…
— Зря ты отказалась поступать. Мне было бы легче.
— А может и не зря. Вот если поженимся… два выпускника Мухинского — это хорошо или слишком?
— Если?… ты засомневалась?
— Ну, мало ли … Вдруг какая-нибудь живописица…
— Алёна, прекрати.
— А что-нибудь ещё?
— С рисунком как в школе были проблемы — так никуда и не подевались. Постоянно нарываюсь на неприятности. Только бы к сессии выйти без хвостов.
— Так плохо?
— Лён, другой уровень требований. И отношения… В школе мы были под контролем, а здесь полная самостоятельность. Хочешь учиться — учись. Не хочешь — не учись. Но экзамены никто не отменяет. Вот так.
— Ой… Тош… что там происходит…
— Да компания веселится.
— Тоша, по-моему, это не веселье. Она явно с ними не знакома.
— Что ты предлагаешь?
— Я?… что я могу предложить! Это ты у меня боксёр.
— Жди здесь и никуда не уходи.
— Так… Руки, значит, распускаем… Надо же! Всего шестнадцать, а как он их разукрасил! Боксёр?… Я тебя спрашиваю, щенок, боксёр что ли?!
— Занимался немного.
— Нихрена себе, немного! Челюсть рассыпалась — это по-твоему немного?
— Простой удар, апперкот называется. Могу показать.
— Я сейчас такой апперкот покажу, что из тебя антрекот получится. Понял, молокосос?
— Понял.
— Чего полез?
— Гуляли с одноклассницей, увидели, что двое пьяных пристают к девушке. Решил вступиться.
— А девушка тебя просила вступаться?
— Они нас не видели. Мы шли по теневой стороне.
— Крались что ли?
— Просто гуляли. Она живёт неподалеку, на Шевченко.
— Кто живёт, девушка?
— Моя одноклассница.
— …Василич, зайди на минутку, дело есть.
— Что там у тебя… Не видишь, — занят я.
— Вижу я, чем занят… Документы внимательно смотрел?
— Ну, смотрел. А что?
— Спрашиваю ещё раз. Повторить?
— Чего рычишь… Ну, Маркус, Антон… Георгиевич… Иван, думаешь, — это Жоркин сын?
— А чего думать! На парня глянь — вылитый отец.
— Вот ситуёвина… что делать будем?
— Не знаю… Нам его по протоколу сдали, потерпевшие в больнице, оба. Парню светит срок. И не дай Бог, если один из этих уродов останется инвалидом. Да по минималке даже — от года! Это судимость, клеймо на всю жизнь и прощай учёба.
— Иван, Иван, не гони, не успеваю… Что предлагаешь?
— Я предлагаю… Нет, приказываю, чтоб через тридцать… пятнадцать минут Аля была здесь. Будем решать, пока дело далеко не зашло. Это моя «земля», что-нибудь придумаем.
Продолжение следует…
30.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава четвёртая
— Извини, Саша, я сегодня расклеился что-то, форму потерял. Может снова боксом заняться, как думаешь?
— Какой бокс в таком состоянии!
— Да и груши нет. Ну что за незадача!
— Я поражаюсь, — Вы наверно родились в чувстве юмора вместо рубашки!
— Нет, Искандер, чувство юмора есть дело наживное. Впрочем, потерять его проще, чем нажить. Проверено.
— Антон Георгиевич, существуют на свете вещи или явления, которые Вы не проверяли?
— Не знаю, надобно проверить.
— Думаю Олегу поляну накрыть за то, что меня с Вами познакомил.
— Обойдётся твой Хохлов, довольно с него, что через меня церковные подряды перепадают.
— Вот не знал!
— Да ты много чего ещё не знаешь. И не узнаешь… Воздам должное — не жадничает, а то бы хрен ему на постном маслице, а не подряды. У меня не забалуешь.
— Да уж точно, проверено…
— Зачем сегодня пожаловал, попугай?
— За мудростью.
— Ишь ты какой шустрый. Тогда покорми собака кошачьего сына. А я пока подумаю, чем с тобой рассчитаться.
— Я бесплатно покормлю.
— Это часть урока мудрости. Покорми, посмотри, как ест, про меня забудь. Потом расскажешь. Он хоть и собак, но всё-таки кошачий сын.
— Как скажете, Учитель.
— Сашка, не хами, не люблю я этого.
— Больше не буду, Учитель.
— Ещё раз сучительствуешь — выгоню и дверь замолю так, что подойти не посмеешь.
— Антон Георгиевич, я пошутил, честное слово.
— Я тоже… Иди уж, собак скоро заплачет от обиды голод-ной… Да, ещё!… Саньке, слышишь?
— Слышу, слышу.
— Сообрази для нас что-нибудь. Я сегодня сам ещё не жрамши. То есть не емши, прости Господи за мой поганый язык.
— …Антон Георгиевич, что Вы скажете о литературе Кастанеды?
— Ничего. И слышать не желаю.
— … в той части, что касается магической истории.
— Вот журналист хренов, мёртвого подымет…
— Что вы сказали?
— Я говорю, — быстро учишься, скоро мертвых воскрешать станешь.
— Да ну вас, я серьёзно спрашиваю.
— И я серьёзно. Потому как достали меня этим Кастаньедой.
— Кто достал?
— Были такие, называют себя «Свидетелями Иеговы».
— Мой рассудок уже не в состоянии разобрать, — когда вы серьёзны, а когда… шутить изволите.
— Что твой рассудок успел сделать?
— Наверно дело в постановке вопроса.
— Воскрешение мертвых переносится на неопределённое время.
— Спасибо.
— Так ты всё слышал, поганец этакий!
— Признаюсь.
— Тогда… к выше пробульканному извольте, милостивый государь, отрезюмироваться. Иначе собака будешь кормить до самой светлой кончины его.
— Точка отсчёта.
— Что ты сказал?
— Вы прекрасно слышали. Я выбрал неверную точку отсчёта.
— В чём её неверность?
— Я спрашиваю совета у человека, воспитавшего себя в традициях определённой культуры. Так можно?
— Валяй дальше.
— Следовательно, для того, чтобы понять то, что услышу в ответ, я сам должен максимально приблизиться… нет–нет, не так… стать частью этой культуры. Даже если мои запросы корыстны — это ничего не меняет.
— Этому тоже на журфаке учили?
— Частично сам, что-то с вашей помощью.
— Есть одна психотехника, которую используют спецслужбы. Она чуть ли не дословно похожа на то, что ты сказал. Но ты не спецслужба, а я тем более. В чём, по-твоему, разница?
— Ну, это очевидно даже для меня! В мотивации, в идее.
— Собак доволен?
— Не знаю. Но откормлен.
— А теперь мы довольствуемся чем Бог послал… Сашка, отрок ты собачий, где чайник!…
— Алевтина Сергеевна, Аля, вы… ты меня помнишь? Я Роман, работал вместе с Жорой. А это мой начальник, Иван.
— Ой, Ванечка, как я рада вас видеть. Жора часто вас вспоминал… Постойте, что я здесь делаю! Что здесь вообще происходит!
— В общем, суть дела такова…
— Спрятаться можно только двумя способами…
— А не прятаться никак?
— Аля, мы пробили все варианты — Антону от суда не уйти. Это крышка.
— Господи… да что же такое… он же единственное, что у меня осталось… Ванечка, на колени встану — сделай всё, чтобы этого не случилось.
— Есть вариант. Армия.
— Какая армия! Ему в августе только шестнадцать исполни-лось.
— Аля, это решается, поверь.
— Я согласна. Антон знает?
— Уже в курсе, первого спросили.
— Бедная Леночка… бедная Леночка…
— Леночку никто привлекать не собирается. Сейчас на кону судьба твоего сына.
— Но как! Его не возьмут! Это же невозможно!…
— У нас возьмут и спасибо скажут, что такого добра молодца привели. Но действовать надо быстро. Если всё сделаем во-время и правильно — завтра отправится в часть.
— Проститься-то хоть…
— Аля, всё под контролем. У тебя телефон есть?
— Нету. Всё никак не проведут.
— А у Лены его?
— Есть.
— Позвонить можешь?
— Конечно!
— Пересидит у неё. При любом раскладе свяжусь лично. Понятно?
— Где аппарат?…
— Антон, слушай внимательно и запоминай. Приписное по-терял. Если просто подделать — пробьют быстро. Тогда уже настоящая крышка. А так в суматохе никто и напрягаться не станет. Когда подойдёт реальный срок призыва, это уже никого волновать не будет. Проверять наличие заявления об утрате паспорта тоже не будут. Слишком для этого ленивы. Да ещё эти армейские реформы. Так что всё будет в порядке. Кроме одно-го… Два года сапог и отсроченная на неопределённое время учёба. Ну, и девушка твоя. Жаль, честное слово жаль, что так вышло. Но я сделал всё, что мог.
— Можно проститься с Леной?
— Простишься, если позволит. Сейчас поедешь к ней домой. Жди моего звонка. Только моего. Понял?
— Да куда уж понятней.
— В военкомат отвезём сами. Надеюсь, когда-нибудь вспомнишь добрым словом.
— Я уже вам благодарен.
— Всё, в машину. До связи.
— Ромця, дуй на адрес, обойдёмся без тебя. А я военкома буду искать.
— А чего его искать!
— Да неженатый он! Понял?… Всё, действуй.
— Антоша, тебя отпустили!… Ой… Я так рада… Мам, Тошу отпустили!
— …Подожди, Лена, всё гораздо сложнее, чем ты думаешь.
— Антоша…
— Пойдём в комнату, я всё расскажу…
— Маркус Антон Георгиевич!
— Надо же, какой бравый, да и сложён неплохо… В каких войсках хотел бы служить, Антон Георгиевич?
— В аналогичных тем, в которых служил мой отец, Маркус Георгий Ефимович!
— Где он служил?
— Воздушно–Десантные Войска на территории дружественной нам тогда Китайской Народной Республики!
— …Ну, что, паренёк хорош. Удовлетворим его просьбу?
— А не возражаю… Кто-нибудь возразит?… Единогласно… Поздравляем. Восьмая команда.
— Господи… Антошенька…
— Да, мама, это я.
— Два с половиной года ни строчки…
— Мамуленька, нельзя было. И ты знала, что у меня всё в порядке.
— Спасибо Ванечке, даже не знаю, как бы всё перенесла… даже не знаю… Постой! Ты не солдат? Никак офицером стал!
— Да, мам, на хорошем счету.
— Видел бы отец… Как бы он тобой сейчас гордился.
— Мам, принимай гостинцы!
— Сынок, я не в блокадном Ленинграде!…
— С твоей институтской зарплатой такого не купить никогда… А кое-чего… в Питере вообще купить невозможно… Давай, накрывай на стол. И позови соседей, пусть порадуются вместе с нами.
— Антон, я хочу тебе сказать…
— Стоит ли, мам…
— Не сберегла я её для тебя. А они, видно, не очень-то нас в родню и хотели. Как восемнадцать исполнилось — так сразу и выскочила. Она же на год старше тебя.
— Мам, переболело, да и не до болезней было.
— Верю, сынок… Дай-ка, ещё разок на тебя погляжу… Ты надолго?
— Месяц буду дома. Может, и невесту себе присмотрю.
— Ты уж поаккуратней. С первой-то, видишь, как получилось неладно.
— Я теперь ворона стреляная. Не пропаду.
— Мама, кто эта миловидная девушка?
— Настя, Анастасия, в соседнем доме живёт.
— Заневестилась или как?
— Нет у неё никого. Семья порядочные люди, и не гулёна, и скромна… Да ты никак на неё глаз положил!
— Я конечно годами молод, да по военному билету мне скоро двадцать один… У вас тут с танцами как, не знаешь?
— Сынок, у кого спрашиваешь? Мне ли на танцы!
— А что? Ты у меня ещё хоть куда-а!…
— Отпусти, безобразник, уронишь.
— Ну, так что?…
— Да наверно всё там же, в ДК.
— Так, мам, отправляюсь на задание «разведка боем». Через часик-полтора буду.
Продолжение следует…
Глава четвёртая
— Извини, Саша, я сегодня расклеился что-то, форму потерял. Может снова боксом заняться, как думаешь?
— Какой бокс в таком состоянии!
— Да и груши нет. Ну что за незадача!
— Я поражаюсь, — Вы наверно родились в чувстве юмора вместо рубашки!
— Нет, Искандер, чувство юмора есть дело наживное. Впрочем, потерять его проще, чем нажить. Проверено.
— Антон Георгиевич, существуют на свете вещи или явления, которые Вы не проверяли?
— Не знаю, надобно проверить.
— Думаю Олегу поляну накрыть за то, что меня с Вами познакомил.
— Обойдётся твой Хохлов, довольно с него, что через меня церковные подряды перепадают.
— Вот не знал!
— Да ты много чего ещё не знаешь. И не узнаешь… Воздам должное — не жадничает, а то бы хрен ему на постном маслице, а не подряды. У меня не забалуешь.
— Да уж точно, проверено…
— Зачем сегодня пожаловал, попугай?
— За мудростью.
— Ишь ты какой шустрый. Тогда покорми собака кошачьего сына. А я пока подумаю, чем с тобой рассчитаться.
— Я бесплатно покормлю.
— Это часть урока мудрости. Покорми, посмотри, как ест, про меня забудь. Потом расскажешь. Он хоть и собак, но всё-таки кошачий сын.
— Как скажете, Учитель.
— Сашка, не хами, не люблю я этого.
— Больше не буду, Учитель.
— Ещё раз сучительствуешь — выгоню и дверь замолю так, что подойти не посмеешь.
— Антон Георгиевич, я пошутил, честное слово.
— Я тоже… Иди уж, собак скоро заплачет от обиды голод-ной… Да, ещё!… Саньке, слышишь?
— Слышу, слышу.
— Сообрази для нас что-нибудь. Я сегодня сам ещё не жрамши. То есть не емши, прости Господи за мой поганый язык.
— …Антон Георгиевич, что Вы скажете о литературе Кастанеды?
— Ничего. И слышать не желаю.
— … в той части, что касается магической истории.
— Вот журналист хренов, мёртвого подымет…
— Что вы сказали?
— Я говорю, — быстро учишься, скоро мертвых воскрешать станешь.
— Да ну вас, я серьёзно спрашиваю.
— И я серьёзно. Потому как достали меня этим Кастаньедой.
— Кто достал?
— Были такие, называют себя «Свидетелями Иеговы».
— Мой рассудок уже не в состоянии разобрать, — когда вы серьёзны, а когда… шутить изволите.
— Что твой рассудок успел сделать?
— Наверно дело в постановке вопроса.
— Воскрешение мертвых переносится на неопределённое время.
— Спасибо.
— Так ты всё слышал, поганец этакий!
— Признаюсь.
— Тогда… к выше пробульканному извольте, милостивый государь, отрезюмироваться. Иначе собака будешь кормить до самой светлой кончины его.
— Точка отсчёта.
— Что ты сказал?
— Вы прекрасно слышали. Я выбрал неверную точку отсчёта.
— В чём её неверность?
— Я спрашиваю совета у человека, воспитавшего себя в традициях определённой культуры. Так можно?
— Валяй дальше.
— Следовательно, для того, чтобы понять то, что услышу в ответ, я сам должен максимально приблизиться… нет–нет, не так… стать частью этой культуры. Даже если мои запросы корыстны — это ничего не меняет.
— Этому тоже на журфаке учили?
— Частично сам, что-то с вашей помощью.
— Есть одна психотехника, которую используют спецслужбы. Она чуть ли не дословно похожа на то, что ты сказал. Но ты не спецслужба, а я тем более. В чём, по-твоему, разница?
— Ну, это очевидно даже для меня! В мотивации, в идее.
— Собак доволен?
— Не знаю. Но откормлен.
— А теперь мы довольствуемся чем Бог послал… Сашка, отрок ты собачий, где чайник!…
— Алевтина Сергеевна, Аля, вы… ты меня помнишь? Я Роман, работал вместе с Жорой. А это мой начальник, Иван.
— Ой, Ванечка, как я рада вас видеть. Жора часто вас вспоминал… Постойте, что я здесь делаю! Что здесь вообще происходит!
— В общем, суть дела такова…
— Спрятаться можно только двумя способами…
— А не прятаться никак?
— Аля, мы пробили все варианты — Антону от суда не уйти. Это крышка.
— Господи… да что же такое… он же единственное, что у меня осталось… Ванечка, на колени встану — сделай всё, чтобы этого не случилось.
— Есть вариант. Армия.
— Какая армия! Ему в августе только шестнадцать исполни-лось.
— Аля, это решается, поверь.
— Я согласна. Антон знает?
— Уже в курсе, первого спросили.
— Бедная Леночка… бедная Леночка…
— Леночку никто привлекать не собирается. Сейчас на кону судьба твоего сына.
— Но как! Его не возьмут! Это же невозможно!…
— У нас возьмут и спасибо скажут, что такого добра молодца привели. Но действовать надо быстро. Если всё сделаем во-время и правильно — завтра отправится в часть.
— Проститься-то хоть…
— Аля, всё под контролем. У тебя телефон есть?
— Нету. Всё никак не проведут.
— А у Лены его?
— Есть.
— Позвонить можешь?
— Конечно!
— Пересидит у неё. При любом раскладе свяжусь лично. Понятно?
— Где аппарат?…
— Антон, слушай внимательно и запоминай. Приписное по-терял. Если просто подделать — пробьют быстро. Тогда уже настоящая крышка. А так в суматохе никто и напрягаться не станет. Когда подойдёт реальный срок призыва, это уже никого волновать не будет. Проверять наличие заявления об утрате паспорта тоже не будут. Слишком для этого ленивы. Да ещё эти армейские реформы. Так что всё будет в порядке. Кроме одно-го… Два года сапог и отсроченная на неопределённое время учёба. Ну, и девушка твоя. Жаль, честное слово жаль, что так вышло. Но я сделал всё, что мог.
— Можно проститься с Леной?
— Простишься, если позволит. Сейчас поедешь к ней домой. Жди моего звонка. Только моего. Понял?
— Да куда уж понятней.
— В военкомат отвезём сами. Надеюсь, когда-нибудь вспомнишь добрым словом.
— Я уже вам благодарен.
— Всё, в машину. До связи.
— Ромця, дуй на адрес, обойдёмся без тебя. А я военкома буду искать.
— А чего его искать!
— Да неженатый он! Понял?… Всё, действуй.
— Антоша, тебя отпустили!… Ой… Я так рада… Мам, Тошу отпустили!
— …Подожди, Лена, всё гораздо сложнее, чем ты думаешь.
— Антоша…
— Пойдём в комнату, я всё расскажу…
— Маркус Антон Георгиевич!
— Надо же, какой бравый, да и сложён неплохо… В каких войсках хотел бы служить, Антон Георгиевич?
— В аналогичных тем, в которых служил мой отец, Маркус Георгий Ефимович!
— Где он служил?
— Воздушно–Десантные Войска на территории дружественной нам тогда Китайской Народной Республики!
— …Ну, что, паренёк хорош. Удовлетворим его просьбу?
— А не возражаю… Кто-нибудь возразит?… Единогласно… Поздравляем. Восьмая команда.
— Господи… Антошенька…
— Да, мама, это я.
— Два с половиной года ни строчки…
— Мамуленька, нельзя было. И ты знала, что у меня всё в порядке.
— Спасибо Ванечке, даже не знаю, как бы всё перенесла… даже не знаю… Постой! Ты не солдат? Никак офицером стал!
— Да, мам, на хорошем счету.
— Видел бы отец… Как бы он тобой сейчас гордился.
— Мам, принимай гостинцы!
— Сынок, я не в блокадном Ленинграде!…
— С твоей институтской зарплатой такого не купить никогда… А кое-чего… в Питере вообще купить невозможно… Давай, накрывай на стол. И позови соседей, пусть порадуются вместе с нами.
— Антон, я хочу тебе сказать…
— Стоит ли, мам…
— Не сберегла я её для тебя. А они, видно, не очень-то нас в родню и хотели. Как восемнадцать исполнилось — так сразу и выскочила. Она же на год старше тебя.
— Мам, переболело, да и не до болезней было.
— Верю, сынок… Дай-ка, ещё разок на тебя погляжу… Ты надолго?
— Месяц буду дома. Может, и невесту себе присмотрю.
— Ты уж поаккуратней. С первой-то, видишь, как получилось неладно.
— Я теперь ворона стреляная. Не пропаду.
— Мама, кто эта миловидная девушка?
— Настя, Анастасия, в соседнем доме живёт.
— Заневестилась или как?
— Нет у неё никого. Семья порядочные люди, и не гулёна, и скромна… Да ты никак на неё глаз положил!
— Я конечно годами молод, да по военному билету мне скоро двадцать один… У вас тут с танцами как, не знаешь?
— Сынок, у кого спрашиваешь? Мне ли на танцы!
— А что? Ты у меня ещё хоть куда-а!…
— Отпусти, безобразник, уронишь.
— Ну, так что?…
— Да наверно всё там же, в ДК.
— Так, мам, отправляюсь на задание «разведка боем». Через часик-полтора буду.
Продолжение следует…
31.12.2022, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава пятая
— Я ушёл в запас весной семьдесят девятого. Как выяснилось, — вышел вовремя. В том же году ввели войска «за речку».
— Куда?…
— В Афганистан… Так вот… Демобилизовался, значит, а куда себя приложить — не знаю. Это потом все умные из армии поуходили вовремя, что существенно. То есть с пенсией, со льготами. А мне не до пенсии было, нужно было спасать семью.
— Сколько времени к тому времени вы были женаты?
— Пять лет. В семьдесят втором познакомился с Анастасией… Салабон был, она и того меньше, шестнадцать лет. Я сказал, — будешь правильной девочкой, — через два года женюсь… Так и сделал. Взял отпуск, не без труда, конечно, свадебку отыграли, и увёз её с собой… Боже Милосердный, сколько ж на свете таких как я дураков!…
— Разве семья дурость?
— Нет, конечно! Более того, моё глубочайшее убеждение, что после Бога семья есть самое святое, что может быть в жизни человека!
— Как в таком свете, позвольте поинтересоваться, рассматривать монашество?
— Санька, не перебивай. В монахи что ли собрался? Угомонись, тебе не грозит. Поскольку, как я успел заметить, на твои сю–сю отвечает уже другой женский голос.
— Опять спалился… Сегодня же покупаю гарнитуру.
— Гарни–что?
— Ну… такие маленькие наушники, подключаются к теле-фону. Очень удобно.
— Не очень. В проводах запутаться можно.
— Есть и беспроводная. Недёшево, конечно, но мажорно.
— Что?… мажорно?
— Это такое современное выражение. Совсем немузыкальное.
— Да уж знаю происхождение этого слова… О чём я?… Ах, да… Монастырь тоже семья. Трудность в том, что в монахи идут, как правило, взрослые, зрелые люди, каждый со своим жизненным опытом. Но у них есть мощное связующее начало. Бог…
— …Связующее…
— Друг любезный, будешь слушать или перебивать?
— Я задаю наводящее вопросы. Вы отвечаете. Или не отвечаете.
— Съехал таки. Ужик ты, Санька… И устроился майор Маркус на должность матроса–спасателя.
— Вы?!…
— Александр, за десять лет службы я столько народа спас! Тебе и не приснится такое… Правда, некоторых не успел…
— Как это?
— Если ума нет, то включи хотя бы интеллект.
— А разве это не одно и то же?
— Ну ты журналист!… Так если б это было одно и то же, то и слово было бы одно! Соображать надо.
— Не вижу связи.
— Все очередные звания я получал досрочно. Теперь понял?… Поставь чайник, что-то в глотке… Заодно глянь, чем твой друг собак промышляет… Не могу приучить поганца на утреннюю молитву со мной вставать. На вечернюю соглашается, а утром никак. И поститься не желает ни в какую. Ну вот что мне с ним делать, скажите на милость!
— Ты кто такой?
— А ты кто такой?
— Я первый спросил.
— Виталик… Виталий.
— Чьих будешь, Виталик?
— Заболотные мы.
— Это я и так вижу. Сам заболотный.
— Шутишь, дядька. Ты Антон Маркус. А мы Заболотные.
— Вот оно как!… Красивая фамилия.
— Фамилия как фамилия. Мне больше нравится твоя.
— Чем же моя фамилия так по нраву пришлась!
— Да про тебя весь Невский район знает!
— Ну-ка подробней, пожалуйста…
— А чего там по… подробней… Как ты семерых бандитов обезоружил, а потом всех в милицию сдал, а тебя за это наградили и попросили Родине послужить. Ну, там, бандитов ловить, шпионов разных… потом вражескую подлодку захватил… один… кажется… Чего ты ржёшь как Нюрка–чокнутая!
— …Сейчас… Конфет хочешь?
— Если карамельки — грызи сам. У меня зуб болит.
— Шоколадные.
— Не откажусь, не гордый… А себе чё не оставил?
— Не люблю шоколадные конфеты.
— Зачем тогда тратился!
— Да продавщица в магазине… так уговаривала… Так уговаривала!… Купите, говорит, товарищ старший лейтенант, девушку свою угостите. Пришлось купить.
— Значит, Настькины конфеты трескаю. Так и надо, вредине. Будет знать, как родителям жаловаться.
— С чего ты решил, что для сестры покупал!
— Для кого же ещё! Она хоть и вредина, а девка видная. Нам из-за этого сплошное расстройство.
— Что ещё за расстройство!
— Придурки разные… то веники в окна бросают, то песни орут. Прям кошаки по весне… Скорей бы замуж взял. Вот заживём тогда…
— Мало ли женихов в округе!
— А кому как не тебе! Ты один такой. Я бы при твоём параде… а ещё учиться и учиться… Надоело. Вот закончу восьмой класс — и в мореходку!
— В сухопутку не хочешь?
— Не-а… Папка был моряком, и я буду. Вот увидишь… Ну так что, берёшь Настьку за себя?
— Я бы взял.
— Щас пойду, мамку обрадую.
— Куда!… А ну стоять, я приказываю!
— А чего тянуть-то!
— Сколько Насте лет?
— Семнадцать… почти.
— Придётся до восемнадцати подождать.
— Ну, вот… опять расстройство. Нафига тогда мне конфеты скормил?
— Закон есть такой, до восемнадцати жениться нельзя.
— Понапридумывают законов, а мы тут страдай потом… Ладно, что мамке-то сказать?
— Скажи, что в гости прийти хочу. Пригласите?
— Да обождались уже, когда попросишься… Я побёг… Ой, слушай, дядька…
— Называй просто Антоном.
— Ладно, не важно. Семечек хочешь? Сам жарил, пока Настьки дома не было.
— Не откажусь, не гордый.
— Антон, я больше не могу. Не климат нам, и обстановка, и здешняя медицина…
— Настёна, у нас хороший госпиталь, один из лучших в округе.
— Я не хочу госпиталь, хочу простую городскую больницу.
— Только в этом дело? Устроим тебя в гарнизонную, там и родишь.
— Не хочу, мне тут просто тоскливо… Ни зелени, ни развлечений никаких. Даже телевизора нет!
— Дорогая моя, это армия, я офицер. Ты жена офицера. Тебе нужны развлечения? Какие?… танцы что ли? У тебя двухлетний сын на руках!
— Вот опять — у тебя… А у тебя его нет.
— Не говори глупостей. Всегда так было. Муж служит, а жена ему помогает.
— Я так не хочу.
— Скажи, чего ты хочешь.
— Я хочу в Ленинград, хочу к маме.
— Настя, ты замужняя женщина. Какая мама!
— Я всё поняла. Ты хочешь, чтобы я превратилась в клушу, как эти… Только и знают, что кости друг другу перемывать да развратничать.
— Что ты несёшь такое!
— А то слепая!
— Ты не слепая, просто тяжело, ты устала. Поговорю с комбатом, перенесёт отпуск. Вместе поедем.
— Нет. Я хочу сейчас.
— Вот за такие слова раньше пороли.
— Только попробуй руку поднять! Я тебе устрою!
— Не волнуйся, не подниму. Но ты призадумайся над мои-ми словами.
— Антоша, мне не нравится.
— Что, мам?
— Всё не нравится.
— Моя служба тоже?
— Тоша, как ты можешь!
— Мам, я не хотел тебя обидеть.
— Кинет малышей бабке, а сама в кино да на танцы…
— А сами чем думают?
— Что сватовья… Тёща твоя на её стороне, а сват права голоса не имеет. Знай себе горькую попивает втихомолку.
— Один что ли?
— Один… Его мужики местные Ванькой Подпольным прозвали. Выпьет стакан и давай на гармошке наяривать. Весело живут, нечего сказать.
— А Виталик?
— Слава Те Господи, хоть у него всё хорошо. В мореходке на первом курсе, на полном довольствии. Может, толк из мальчишки будет. Дай-то Бог…
— Да, мам, огорчила ты меня.
— Прости, сынок, наболело. За тебя ведь…
— Мама, прошу, не оправдывайся. Я знаю, в каком у тебя долгу.
— Антоша, мне сорок один, можно сказать, полжизни давно позади.
— Ну что ты! Ещё только сорок один.
— Сынок, вот это «ещё» всё и определяет. Скоро будет «уже». Когда — Богу известно.
— Мама, давно… хочу спросить, — почему ты не вышла замуж после смерти папы?
— Я ведь любила его, и сейчас люблю. И тебя люблю. Побоялась, что новый муж хорошим отцом тебе не станет.
— Мне пятнадцать было, мам, уж как-нибудь вопрос решили бы.
— Решили бы, верю, особенно при твоём характере. Побоялась…
— Чего?!
— Хочешь узнать чего?… ты этого хочешь?
— Слово твоего сына и офицера в доме значит?
— …Летом пятьдесят девятого…
— В то самое лето?
— Да, в то самое…
— Собрались мы как-то на танцы, я уж из дома вышла. И тут попадается на дороге цыганка Уля. Её все знали. Да и она всех. Не только по имени–фамилии, — когда родился–крестился, кто заболел, кто без денег остался. Всё знала.
— Уля, говоришь… Ульяна…
— Да, Ульяна… Померла уж наверно, давно не видно, лет пять.
— Высокая такая, худая.
— Да какая там высокая! Ниже меня. Но народ её побаивался. Зря конечно. Зла никому не сделала, а добра много. Это я тебе как на Духу говорю. Потому что через её добро ты стал мне сыном.
— Она познакомила тебя с отцом?
— Нет, Тоша, это ты меня с папой познакомил.
— Мам, ты чудеса какие-то рассказываешь.
— …Так вот… Иду, значит, своей дорогой, каблучками постукиваю. Вдруг слышу, — девка, ты куда это собралась!… Я-то её знала, поэтому и не испугалась. Да вот, говорю, тёть Уля, с подружками… Ты, Аля, не спеши, пора привыкать к осёдлой жизни… А что привыкать, спрашиваю! Жениха надо высматривать. Двадцать два мне уже… Есть у тебя жених, скоро поспеет… Вот те раз, думаю, жених не огурец… Он не огурец и не жених, но поспеет. А приведёт тебя к нему ангел. Как увидишь — так сразу и узнаешь… Тёть Уль, говорю, ангелы ж на небе. Это я умру что ли?… Ангелы и на земле бывают. Только надолго не задерживаются. Вот сейчас один хочет задержаться… Тут уж я подумала, что Ульяна умом тронулась. А она как посмотрела на меня да как притопнет ногой, — не смей перечить, как бы хуже не вышло. И так несладко будет. И запомни, девка, — за-муж выходи единожды. Иначе быть беде… Вот и всё.
— Всё?…
— Дальше ты знаешь. Отец привёл тебя в детский сад. А спустя пару месяцев после смерти Таси ты подошёл ко мне и сказал, — будь мне мамой. Я согласилась. Теперь точно всё.
— …Мам, я выйду покурить.
— Сходи, сынок, сходи… Ночевать к ним пойдёшь?
— Сегодня нет. Скажу, что плохо себя чувствуешь.
— Стоит ли, Тошенька?
— Стоит, мама.
— Может и прав ты… А ты ведь Настю не любишь, хоть она и мать твоих сыновей. Позарился на молодость да красоту. Сердце твоё Лена захватила, а вернуть забыла. Или пожадничала.
Продолжение следует
Глава пятая
— Я ушёл в запас весной семьдесят девятого. Как выяснилось, — вышел вовремя. В том же году ввели войска «за речку».
— Куда?…
— В Афганистан… Так вот… Демобилизовался, значит, а куда себя приложить — не знаю. Это потом все умные из армии поуходили вовремя, что существенно. То есть с пенсией, со льготами. А мне не до пенсии было, нужно было спасать семью.
— Сколько времени к тому времени вы были женаты?
— Пять лет. В семьдесят втором познакомился с Анастасией… Салабон был, она и того меньше, шестнадцать лет. Я сказал, — будешь правильной девочкой, — через два года женюсь… Так и сделал. Взял отпуск, не без труда, конечно, свадебку отыграли, и увёз её с собой… Боже Милосердный, сколько ж на свете таких как я дураков!…
— Разве семья дурость?
— Нет, конечно! Более того, моё глубочайшее убеждение, что после Бога семья есть самое святое, что может быть в жизни человека!
— Как в таком свете, позвольте поинтересоваться, рассматривать монашество?
— Санька, не перебивай. В монахи что ли собрался? Угомонись, тебе не грозит. Поскольку, как я успел заметить, на твои сю–сю отвечает уже другой женский голос.
— Опять спалился… Сегодня же покупаю гарнитуру.
— Гарни–что?
— Ну… такие маленькие наушники, подключаются к теле-фону. Очень удобно.
— Не очень. В проводах запутаться можно.
— Есть и беспроводная. Недёшево, конечно, но мажорно.
— Что?… мажорно?
— Это такое современное выражение. Совсем немузыкальное.
— Да уж знаю происхождение этого слова… О чём я?… Ах, да… Монастырь тоже семья. Трудность в том, что в монахи идут, как правило, взрослые, зрелые люди, каждый со своим жизненным опытом. Но у них есть мощное связующее начало. Бог…
— …Связующее…
— Друг любезный, будешь слушать или перебивать?
— Я задаю наводящее вопросы. Вы отвечаете. Или не отвечаете.
— Съехал таки. Ужик ты, Санька… И устроился майор Маркус на должность матроса–спасателя.
— Вы?!…
— Александр, за десять лет службы я столько народа спас! Тебе и не приснится такое… Правда, некоторых не успел…
— Как это?
— Если ума нет, то включи хотя бы интеллект.
— А разве это не одно и то же?
— Ну ты журналист!… Так если б это было одно и то же, то и слово было бы одно! Соображать надо.
— Не вижу связи.
— Все очередные звания я получал досрочно. Теперь понял?… Поставь чайник, что-то в глотке… Заодно глянь, чем твой друг собак промышляет… Не могу приучить поганца на утреннюю молитву со мной вставать. На вечернюю соглашается, а утром никак. И поститься не желает ни в какую. Ну вот что мне с ним делать, скажите на милость!
— Ты кто такой?
— А ты кто такой?
— Я первый спросил.
— Виталик… Виталий.
— Чьих будешь, Виталик?
— Заболотные мы.
— Это я и так вижу. Сам заболотный.
— Шутишь, дядька. Ты Антон Маркус. А мы Заболотные.
— Вот оно как!… Красивая фамилия.
— Фамилия как фамилия. Мне больше нравится твоя.
— Чем же моя фамилия так по нраву пришлась!
— Да про тебя весь Невский район знает!
— Ну-ка подробней, пожалуйста…
— А чего там по… подробней… Как ты семерых бандитов обезоружил, а потом всех в милицию сдал, а тебя за это наградили и попросили Родине послужить. Ну, там, бандитов ловить, шпионов разных… потом вражескую подлодку захватил… один… кажется… Чего ты ржёшь как Нюрка–чокнутая!
— …Сейчас… Конфет хочешь?
— Если карамельки — грызи сам. У меня зуб болит.
— Шоколадные.
— Не откажусь, не гордый… А себе чё не оставил?
— Не люблю шоколадные конфеты.
— Зачем тогда тратился!
— Да продавщица в магазине… так уговаривала… Так уговаривала!… Купите, говорит, товарищ старший лейтенант, девушку свою угостите. Пришлось купить.
— Значит, Настькины конфеты трескаю. Так и надо, вредине. Будет знать, как родителям жаловаться.
— С чего ты решил, что для сестры покупал!
— Для кого же ещё! Она хоть и вредина, а девка видная. Нам из-за этого сплошное расстройство.
— Что ещё за расстройство!
— Придурки разные… то веники в окна бросают, то песни орут. Прям кошаки по весне… Скорей бы замуж взял. Вот заживём тогда…
— Мало ли женихов в округе!
— А кому как не тебе! Ты один такой. Я бы при твоём параде… а ещё учиться и учиться… Надоело. Вот закончу восьмой класс — и в мореходку!
— В сухопутку не хочешь?
— Не-а… Папка был моряком, и я буду. Вот увидишь… Ну так что, берёшь Настьку за себя?
— Я бы взял.
— Щас пойду, мамку обрадую.
— Куда!… А ну стоять, я приказываю!
— А чего тянуть-то!
— Сколько Насте лет?
— Семнадцать… почти.
— Придётся до восемнадцати подождать.
— Ну, вот… опять расстройство. Нафига тогда мне конфеты скормил?
— Закон есть такой, до восемнадцати жениться нельзя.
— Понапридумывают законов, а мы тут страдай потом… Ладно, что мамке-то сказать?
— Скажи, что в гости прийти хочу. Пригласите?
— Да обождались уже, когда попросишься… Я побёг… Ой, слушай, дядька…
— Называй просто Антоном.
— Ладно, не важно. Семечек хочешь? Сам жарил, пока Настьки дома не было.
— Не откажусь, не гордый.
— Антон, я больше не могу. Не климат нам, и обстановка, и здешняя медицина…
— Настёна, у нас хороший госпиталь, один из лучших в округе.
— Я не хочу госпиталь, хочу простую городскую больницу.
— Только в этом дело? Устроим тебя в гарнизонную, там и родишь.
— Не хочу, мне тут просто тоскливо… Ни зелени, ни развлечений никаких. Даже телевизора нет!
— Дорогая моя, это армия, я офицер. Ты жена офицера. Тебе нужны развлечения? Какие?… танцы что ли? У тебя двухлетний сын на руках!
— Вот опять — у тебя… А у тебя его нет.
— Не говори глупостей. Всегда так было. Муж служит, а жена ему помогает.
— Я так не хочу.
— Скажи, чего ты хочешь.
— Я хочу в Ленинград, хочу к маме.
— Настя, ты замужняя женщина. Какая мама!
— Я всё поняла. Ты хочешь, чтобы я превратилась в клушу, как эти… Только и знают, что кости друг другу перемывать да развратничать.
— Что ты несёшь такое!
— А то слепая!
— Ты не слепая, просто тяжело, ты устала. Поговорю с комбатом, перенесёт отпуск. Вместе поедем.
— Нет. Я хочу сейчас.
— Вот за такие слова раньше пороли.
— Только попробуй руку поднять! Я тебе устрою!
— Не волнуйся, не подниму. Но ты призадумайся над мои-ми словами.
— Антоша, мне не нравится.
— Что, мам?
— Всё не нравится.
— Моя служба тоже?
— Тоша, как ты можешь!
— Мам, я не хотел тебя обидеть.
— Кинет малышей бабке, а сама в кино да на танцы…
— А сами чем думают?
— Что сватовья… Тёща твоя на её стороне, а сват права голоса не имеет. Знай себе горькую попивает втихомолку.
— Один что ли?
— Один… Его мужики местные Ванькой Подпольным прозвали. Выпьет стакан и давай на гармошке наяривать. Весело живут, нечего сказать.
— А Виталик?
— Слава Те Господи, хоть у него всё хорошо. В мореходке на первом курсе, на полном довольствии. Может, толк из мальчишки будет. Дай-то Бог…
— Да, мам, огорчила ты меня.
— Прости, сынок, наболело. За тебя ведь…
— Мама, прошу, не оправдывайся. Я знаю, в каком у тебя долгу.
— Антоша, мне сорок один, можно сказать, полжизни давно позади.
— Ну что ты! Ещё только сорок один.
— Сынок, вот это «ещё» всё и определяет. Скоро будет «уже». Когда — Богу известно.
— Мама, давно… хочу спросить, — почему ты не вышла замуж после смерти папы?
— Я ведь любила его, и сейчас люблю. И тебя люблю. Побоялась, что новый муж хорошим отцом тебе не станет.
— Мне пятнадцать было, мам, уж как-нибудь вопрос решили бы.
— Решили бы, верю, особенно при твоём характере. Побоялась…
— Чего?!
— Хочешь узнать чего?… ты этого хочешь?
— Слово твоего сына и офицера в доме значит?
— …Летом пятьдесят девятого…
— В то самое лето?
— Да, в то самое…
— Собрались мы как-то на танцы, я уж из дома вышла. И тут попадается на дороге цыганка Уля. Её все знали. Да и она всех. Не только по имени–фамилии, — когда родился–крестился, кто заболел, кто без денег остался. Всё знала.
— Уля, говоришь… Ульяна…
— Да, Ульяна… Померла уж наверно, давно не видно, лет пять.
— Высокая такая, худая.
— Да какая там высокая! Ниже меня. Но народ её побаивался. Зря конечно. Зла никому не сделала, а добра много. Это я тебе как на Духу говорю. Потому что через её добро ты стал мне сыном.
— Она познакомила тебя с отцом?
— Нет, Тоша, это ты меня с папой познакомил.
— Мам, ты чудеса какие-то рассказываешь.
— …Так вот… Иду, значит, своей дорогой, каблучками постукиваю. Вдруг слышу, — девка, ты куда это собралась!… Я-то её знала, поэтому и не испугалась. Да вот, говорю, тёть Уля, с подружками… Ты, Аля, не спеши, пора привыкать к осёдлой жизни… А что привыкать, спрашиваю! Жениха надо высматривать. Двадцать два мне уже… Есть у тебя жених, скоро поспеет… Вот те раз, думаю, жених не огурец… Он не огурец и не жених, но поспеет. А приведёт тебя к нему ангел. Как увидишь — так сразу и узнаешь… Тёть Уль, говорю, ангелы ж на небе. Это я умру что ли?… Ангелы и на земле бывают. Только надолго не задерживаются. Вот сейчас один хочет задержаться… Тут уж я подумала, что Ульяна умом тронулась. А она как посмотрела на меня да как притопнет ногой, — не смей перечить, как бы хуже не вышло. И так несладко будет. И запомни, девка, — за-муж выходи единожды. Иначе быть беде… Вот и всё.
— Всё?…
— Дальше ты знаешь. Отец привёл тебя в детский сад. А спустя пару месяцев после смерти Таси ты подошёл ко мне и сказал, — будь мне мамой. Я согласилась. Теперь точно всё.
— …Мам, я выйду покурить.
— Сходи, сынок, сходи… Ночевать к ним пойдёшь?
— Сегодня нет. Скажу, что плохо себя чувствуешь.
— Стоит ли, Тошенька?
— Стоит, мама.
— Может и прав ты… А ты ведь Настю не любишь, хоть она и мать твоих сыновей. Позарился на молодость да красоту. Сердце твоё Лена захватила, а вернуть забыла. Или пожадничала.
Продолжение следует
01.01.2023, Новые истории - основной выпуск
Лучший НГ в моей жизни.
31 декабря 1995 года. Вернулся из отпуска и нате вам, пожалте за ворота.
Хероватенько, однако...
Пошарили с женой, детям подарки приготовили, скромненько, но по-человечески.
А самим вот нихера. То есть на стол салат и всё. Просто всё, если без чая.
Идём по Московскому от Сенной до рынка, и вдруг вижу, как мужик пинает что-то, а это что-то улетает к стене дома.
— Саш, да что ты...
Я подошёл... кошелёк, там порядка 20 баков (в рублях).
А тут и рынок рядом...
Ну да, сейчас я могу ссать шампанским, любимый харч жрать и ложкой, и вилкой, и руками...
А тогда была жена.
31 декабря 1995 года. Вернулся из отпуска и нате вам, пожалте за ворота.
Хероватенько, однако...
Пошарили с женой, детям подарки приготовили, скромненько, но по-человечески.
А самим вот нихера. То есть на стол салат и всё. Просто всё, если без чая.
Идём по Московскому от Сенной до рынка, и вдруг вижу, как мужик пинает что-то, а это что-то улетает к стене дома.
— Саш, да что ты...
Я подошёл... кошелёк, там порядка 20 баков (в рублях).
А тут и рынок рядом...
Ну да, сейчас я могу ссать шампанским, любимый харч жрать и ложкой, и вилкой, и руками...
А тогда была жена.
01.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава шестая
— Антон Георгиевич, вам приходилось жалеть о том, что оставили скульптуру?
— …Соврать, что ли… Да.
— Долго?
— Не важно. Было и прошло… помучился, водочки попил… Нет, перед этим год отработал в школе… Когда мастерская сгорела, не знал куда приткнуться. Тут знакомый подсказал. У них в школе учителка в декрет сбежала, надо было срочно закрыть ставку. Мной и закрыли… На свою голову.
— Плохо дело пошло?
— Не то, чтобы плохо… Я не методист. Хотя до этого были ученики… Помню одну девчушку, Манькой звали… У нас были почти семейные отношения. Чудная совершенно мамаша, прямо не от мира сего. Отец толковый мужик. Мы иной раз и по коньячку на пару… Сколько сейчас?… Тридцать лет ведь девке!
— Тридцать один…
— …Давно про них не слышал… Договаривались осенью встретиться… А тут семейные неприятности… очередные и окончательные… потом проблемы со здоровьем… потом опять они… В городе появился только в декабре… Грустно вспоминать…
— Антон Георгиевич, когда впервые появились мысли о демобилизации, что было кроме семьи, какие-то мотивы были?
— …были… Первый звоночек получил в девятнадцать лет. Мы стояли в Бердске, в увольнение ездили в Новосибирск. Минут сорок на электричке. Тридцать шесть лет прошло — до сих пор вспоминаю город иностранцев и красивых парней. Такая вот своеобразная репутация была у него в те годы по Сибири… Ранняя весна, променад на левом берегу неподалёку от Комунального, и слышим крики со стороны набережной. Мы с комвзвода туда. А там… Пацаны на льду развлекались. Март, лёд рыхлый, один провалился. Я шинельку на ходу скинул и за ним. Ремень сходу расстегнул, как отец учил… А толку-то!… Пацана вытащил, а лёд под нами обоими пошёл… Накувыркались. Пока суть да дело, пока вытащили нас… Мальчонку-то быстро растёрли, а я всё хорохорился… И потерял сознание. Пришёл в себя уже на больничной койке. Вот так свой первый инфаркт схлопотал.
— Как же Вас не комиссовали!
— Уговорил. Через полтора месяца прошёл перекомиссию — и в строй. Всё-таки быть молодым иногда очень даже неплохо. До-олго потом на меня комбат с подозрением косился… бедолага.
— Значит, на роду написано людей спасать… Тяжкий труд.
— Саш, любой труд тяжек, даже если он в радость.
— Но радостный труд не такой тяжкий.
— Ну начнём сейчас друг на друга фимиамы источать!… Вот знал ли я, что опять с водой свяжусь!… Я спасателем-то устроился по единственной причине — работы практически никакой, времени для размышлений полно, дети пристроены на бесплатное довольствие… В общем, не жизнь — малина. А начало июля было какое-то дурное. Плюс пять. Можешь себе такое представить! В наших-то краях.
— Могу. Меня родители через Дворец пионеров на всё лето пристроили. Помню, как отец привозил одеяло и тёплые вещи. От холода плакать хотелось. Домики летние, на такую погоду не рассчитаны.
— Вот-вот!… Приезжает группа французов. Ну чего им дома не сиделось! Начальник: устройте им прогулку на катере… Чтоб этих лягушатников… и нашего директора. А тут ещё волна поднялась… В самый неподходящий момент заклинило рулевое, — остался только левый поворот, вдобавок лопнул ремень охлаждения. Живы остались чудом. Мотористу хоть бы хны, марсельцы смеются — приключение, как же! А у меня на берегу жена и Колька с Петькой, один меньше другого.
— Экстремал вы однако, Антон Георгиевич.
— Да уж… Неправильно это.
— Что?
— Геройство.
— Вот те раз!
— Вот те два… Неправильно, говорю. Мы не должны допускать ситуации, из которых потом приходится выпутываться.
— Всего не предусмотришь.
— Взять тех пацанов в Новосибирске. Какого хрена они оказались на весеннем льду! Или моё морское приключение… Говорили директору, — нельзя, катер неисправен. Ничего, говорит, за один раз не поломается. А тут сразу две поломки. Вот кому! Чтобы лишний раз мне Бог напомнил, что с водой не дружу? Так я и без этого знал, с самого детства.
— Подробности будут или опять намёки?… Неужели такая тайна!
— Не люблю вспоминать. Там… отец был жив… и мама… Саньк, а Саньк, что ты с другом своим собаком сделал? Сидит как воды в рот набрал. Чем накормил, признавайся!
— А это наш маленький собачий секрет.
— Смотри у меня, не разбалуй животинку. Хоть и кошачий сын, а всё Божья тварь.
— Я позвоню. Можно?
— Вот спросил!…
— …Марию Владимировну… Муж… Маша, это я… Как ты?… Собака кормлю… Не своего же!… Маш, я что хотел… Ты слышишь?… Кроме чая ничего, есть свидетель… Ему можно… Лет пятнадцать… Могу… Антон Георгиевич, Вас к телефону.
— Меня?… Антон Георгиевич… В девяносто пятом занимался скульптурой… Машка… Манечка! Так это твой муж мне седых волос прибавляет!… Бросай всё и приезжай. Скажи, что у тебя зуб болит, или живот, или рожать собираешься. Только приезжай. Иначе твоего Сашку отсюда живым не выпущу! Ты меня знаешь.
— Дядька Антон!…
— Виталик, какой я тебе дядька.
— Обнять-то можно?
— Иди сюда, вражина… Поверишь ли нет — на улице бы встретил и не узнал.
— Зато тебя за версту видать… Антон… Ты чего седой такой… Настька довела?
— Молчи.
— Значит она… cтерва… Всю жизнь от неё одни расстройства… Как племяши мои?
— Растут. Деловые оба, все в дядьку.
— Ну… скажешь тоже…
— Да не смущайся ты!… Как служба?
— Ой, не спрашивай…
— А чего не спрашивай-то! Случилось что?
— Списали меня.
— Как списали!…
— Да, блин…
— Напился?
— Уж лучше бы напился
— Ну говори, не тяни кота за хвост!
— «Корюшку» утопил.
— Чего её топить, она сама на нерест… Что?!. Так это твоих лап дело!… Вот кому расскажу, что мой шурин отмочил…
— Да уж, корки ещё те.
— А мы думаем-гадаем, — куда ресторан подевался!
— Утоп, восстановлению не подлежит.
— Как случилось-то!
— Обидно, понимаешь… Перед вахтой день рождения был у приятеля… Неплохо посидели… Утром притащился на борт, батя посмотрел, — иди, мол, отсыпайся, перед выходом разбужу. Ну, я рад стараться. Завалился и на массу. И вдруг что-то как в бок торкнуло. Глядь на часы — всё на свете проспал!… Выскакиваю, а Крылов штурвалит вовсю. Нет, ты подумай, — у деда минус тринадцать на каждый глаз. И прёт точняк на этот «поплавок»… Умора, до сих без смеха вспомнить не могу. Придурок какой-то на поручни облокотился и звёзды считает, Коперник, блин. Я ору: вали отсюда. А он пьяный как я накануне… Что было!… Народ прямо в воду прыгал. Хорошо, что живы все, а то бы тюрьма.
— Жаль, меня там не было.
— Это точно. Так бы на месте со смеху и помер.
— А чем сейчас занимаешься?
— Ну… Был вариант боцманом на пассажирский, либо… Вернулся в мореходку.
— Зачем?!…
— Пригласили преподавать.
— Тяжкий хлеб преподавательский.
— Не тяжелей другого. Конфликтнул, правда, слегка с одним старожилом, пришлось бока намять.
— А вот это зря.
— Кто бы говорил.
— Я другое дело.
— Антон, не вешай лапшу на уши. Зачем тогда учил?… от тараканов отбиваться? С козлами надо разбираться как умеешь.
— Возмужал… Как я рад тебя видеть.
— Тоха, винца?…
— За второй не побежим?
— Даю слово офицера.
— Слово офицера… Виталик, я твоего однофамильца нашёл!
— Брось, не может быть. Фамилия редкая.
— А вот и нет. У нас в Мухе…
— Стоп–стоп–стоп… Ты восстановился?
— Пришлось экзамены заново сдавать. Что-то сдал, где-то на жалость надавил. А что делать! Годов мне сколько? То-то же.
— А работа?
— В котельной по ночам. Очень удобно. Да и публика подходящая.
— Что значит, — подходящая!
— Музыканты, писатели, поэты…
— Вот куда все попрятались! Будем знать.
— А ты не в курсе?
— У Настьки поинтересовался, она, — спроси сам. Ну, ты её знаешь… Нафиг на ней женился…
— Тебя пожалел.
— А теперь я тебя жалею… Так что с Мухой?
— У нас выставки разные проходят. Есть постоянная экспозиция, которая только обновляется, есть тематика или конкурсы. Иногда придумают что-нибудь экстравагантное. И смотрю однажды… Акварельки… Глаз не оторвать. Питерская тема, — Нева, Ладога, Балтика. Просто здорово. Присмотрелся, а там фамилия — Заболотный. Во как.
— Ты в совпадения веришь?
— Нет, конечно. А что?… Чего ты в сторону смотришь?
— Тоха… это мои акварельки висели…
— Значит, не зря тогда тебя шоколадными конфетами кормил…
— Спасибо тебе, Тох. Ты для меня как дядька.
— Так мы идём или кого ещё дожидаемся?
Продолжение следует…
Глава шестая
— Антон Георгиевич, вам приходилось жалеть о том, что оставили скульптуру?
— …Соврать, что ли… Да.
— Долго?
— Не важно. Было и прошло… помучился, водочки попил… Нет, перед этим год отработал в школе… Когда мастерская сгорела, не знал куда приткнуться. Тут знакомый подсказал. У них в школе учителка в декрет сбежала, надо было срочно закрыть ставку. Мной и закрыли… На свою голову.
— Плохо дело пошло?
— Не то, чтобы плохо… Я не методист. Хотя до этого были ученики… Помню одну девчушку, Манькой звали… У нас были почти семейные отношения. Чудная совершенно мамаша, прямо не от мира сего. Отец толковый мужик. Мы иной раз и по коньячку на пару… Сколько сейчас?… Тридцать лет ведь девке!
— Тридцать один…
— …Давно про них не слышал… Договаривались осенью встретиться… А тут семейные неприятности… очередные и окончательные… потом проблемы со здоровьем… потом опять они… В городе появился только в декабре… Грустно вспоминать…
— Антон Георгиевич, когда впервые появились мысли о демобилизации, что было кроме семьи, какие-то мотивы были?
— …были… Первый звоночек получил в девятнадцать лет. Мы стояли в Бердске, в увольнение ездили в Новосибирск. Минут сорок на электричке. Тридцать шесть лет прошло — до сих пор вспоминаю город иностранцев и красивых парней. Такая вот своеобразная репутация была у него в те годы по Сибири… Ранняя весна, променад на левом берегу неподалёку от Комунального, и слышим крики со стороны набережной. Мы с комвзвода туда. А там… Пацаны на льду развлекались. Март, лёд рыхлый, один провалился. Я шинельку на ходу скинул и за ним. Ремень сходу расстегнул, как отец учил… А толку-то!… Пацана вытащил, а лёд под нами обоими пошёл… Накувыркались. Пока суть да дело, пока вытащили нас… Мальчонку-то быстро растёрли, а я всё хорохорился… И потерял сознание. Пришёл в себя уже на больничной койке. Вот так свой первый инфаркт схлопотал.
— Как же Вас не комиссовали!
— Уговорил. Через полтора месяца прошёл перекомиссию — и в строй. Всё-таки быть молодым иногда очень даже неплохо. До-олго потом на меня комбат с подозрением косился… бедолага.
— Значит, на роду написано людей спасать… Тяжкий труд.
— Саш, любой труд тяжек, даже если он в радость.
— Но радостный труд не такой тяжкий.
— Ну начнём сейчас друг на друга фимиамы источать!… Вот знал ли я, что опять с водой свяжусь!… Я спасателем-то устроился по единственной причине — работы практически никакой, времени для размышлений полно, дети пристроены на бесплатное довольствие… В общем, не жизнь — малина. А начало июля было какое-то дурное. Плюс пять. Можешь себе такое представить! В наших-то краях.
— Могу. Меня родители через Дворец пионеров на всё лето пристроили. Помню, как отец привозил одеяло и тёплые вещи. От холода плакать хотелось. Домики летние, на такую погоду не рассчитаны.
— Вот-вот!… Приезжает группа французов. Ну чего им дома не сиделось! Начальник: устройте им прогулку на катере… Чтоб этих лягушатников… и нашего директора. А тут ещё волна поднялась… В самый неподходящий момент заклинило рулевое, — остался только левый поворот, вдобавок лопнул ремень охлаждения. Живы остались чудом. Мотористу хоть бы хны, марсельцы смеются — приключение, как же! А у меня на берегу жена и Колька с Петькой, один меньше другого.
— Экстремал вы однако, Антон Георгиевич.
— Да уж… Неправильно это.
— Что?
— Геройство.
— Вот те раз!
— Вот те два… Неправильно, говорю. Мы не должны допускать ситуации, из которых потом приходится выпутываться.
— Всего не предусмотришь.
— Взять тех пацанов в Новосибирске. Какого хрена они оказались на весеннем льду! Или моё морское приключение… Говорили директору, — нельзя, катер неисправен. Ничего, говорит, за один раз не поломается. А тут сразу две поломки. Вот кому! Чтобы лишний раз мне Бог напомнил, что с водой не дружу? Так я и без этого знал, с самого детства.
— Подробности будут или опять намёки?… Неужели такая тайна!
— Не люблю вспоминать. Там… отец был жив… и мама… Саньк, а Саньк, что ты с другом своим собаком сделал? Сидит как воды в рот набрал. Чем накормил, признавайся!
— А это наш маленький собачий секрет.
— Смотри у меня, не разбалуй животинку. Хоть и кошачий сын, а всё Божья тварь.
— Я позвоню. Можно?
— Вот спросил!…
— …Марию Владимировну… Муж… Маша, это я… Как ты?… Собака кормлю… Не своего же!… Маш, я что хотел… Ты слышишь?… Кроме чая ничего, есть свидетель… Ему можно… Лет пятнадцать… Могу… Антон Георгиевич, Вас к телефону.
— Меня?… Антон Георгиевич… В девяносто пятом занимался скульптурой… Машка… Манечка! Так это твой муж мне седых волос прибавляет!… Бросай всё и приезжай. Скажи, что у тебя зуб болит, или живот, или рожать собираешься. Только приезжай. Иначе твоего Сашку отсюда живым не выпущу! Ты меня знаешь.
— Дядька Антон!…
— Виталик, какой я тебе дядька.
— Обнять-то можно?
— Иди сюда, вражина… Поверишь ли нет — на улице бы встретил и не узнал.
— Зато тебя за версту видать… Антон… Ты чего седой такой… Настька довела?
— Молчи.
— Значит она… cтерва… Всю жизнь от неё одни расстройства… Как племяши мои?
— Растут. Деловые оба, все в дядьку.
— Ну… скажешь тоже…
— Да не смущайся ты!… Как служба?
— Ой, не спрашивай…
— А чего не спрашивай-то! Случилось что?
— Списали меня.
— Как списали!…
— Да, блин…
— Напился?
— Уж лучше бы напился
— Ну говори, не тяни кота за хвост!
— «Корюшку» утопил.
— Чего её топить, она сама на нерест… Что?!. Так это твоих лап дело!… Вот кому расскажу, что мой шурин отмочил…
— Да уж, корки ещё те.
— А мы думаем-гадаем, — куда ресторан подевался!
— Утоп, восстановлению не подлежит.
— Как случилось-то!
— Обидно, понимаешь… Перед вахтой день рождения был у приятеля… Неплохо посидели… Утром притащился на борт, батя посмотрел, — иди, мол, отсыпайся, перед выходом разбужу. Ну, я рад стараться. Завалился и на массу. И вдруг что-то как в бок торкнуло. Глядь на часы — всё на свете проспал!… Выскакиваю, а Крылов штурвалит вовсю. Нет, ты подумай, — у деда минус тринадцать на каждый глаз. И прёт точняк на этот «поплавок»… Умора, до сих без смеха вспомнить не могу. Придурок какой-то на поручни облокотился и звёзды считает, Коперник, блин. Я ору: вали отсюда. А он пьяный как я накануне… Что было!… Народ прямо в воду прыгал. Хорошо, что живы все, а то бы тюрьма.
— Жаль, меня там не было.
— Это точно. Так бы на месте со смеху и помер.
— А чем сейчас занимаешься?
— Ну… Был вариант боцманом на пассажирский, либо… Вернулся в мореходку.
— Зачем?!…
— Пригласили преподавать.
— Тяжкий хлеб преподавательский.
— Не тяжелей другого. Конфликтнул, правда, слегка с одним старожилом, пришлось бока намять.
— А вот это зря.
— Кто бы говорил.
— Я другое дело.
— Антон, не вешай лапшу на уши. Зачем тогда учил?… от тараканов отбиваться? С козлами надо разбираться как умеешь.
— Возмужал… Как я рад тебя видеть.
— Тоха, винца?…
— За второй не побежим?
— Даю слово офицера.
— Слово офицера… Виталик, я твоего однофамильца нашёл!
— Брось, не может быть. Фамилия редкая.
— А вот и нет. У нас в Мухе…
— Стоп–стоп–стоп… Ты восстановился?
— Пришлось экзамены заново сдавать. Что-то сдал, где-то на жалость надавил. А что делать! Годов мне сколько? То-то же.
— А работа?
— В котельной по ночам. Очень удобно. Да и публика подходящая.
— Что значит, — подходящая!
— Музыканты, писатели, поэты…
— Вот куда все попрятались! Будем знать.
— А ты не в курсе?
— У Настьки поинтересовался, она, — спроси сам. Ну, ты её знаешь… Нафиг на ней женился…
— Тебя пожалел.
— А теперь я тебя жалею… Так что с Мухой?
— У нас выставки разные проходят. Есть постоянная экспозиция, которая только обновляется, есть тематика или конкурсы. Иногда придумают что-нибудь экстравагантное. И смотрю однажды… Акварельки… Глаз не оторвать. Питерская тема, — Нева, Ладога, Балтика. Просто здорово. Присмотрелся, а там фамилия — Заболотный. Во как.
— Ты в совпадения веришь?
— Нет, конечно. А что?… Чего ты в сторону смотришь?
— Тоха… это мои акварельки висели…
— Значит, не зря тогда тебя шоколадными конфетами кормил…
— Спасибо тебе, Тох. Ты для меня как дядька.
— Так мы идём или кого ещё дожидаемся?
Продолжение следует…
02.01.2023, Новые истории - основной выпуск
— Кофелёк-кофелёк!... Какой-такой кофелёк! (С)
В 2002-м начальство объявило: задолбал ты своими чертежами. Научишься конструированию на ПК — повысим зряплату.
Со зряплатой наебали, конечно, как это часто бывает.
Но ПК куплен, надо что-то делать. Пошёл на курсы рядом с домом. Ничему там толком не научился, пришлось действовать по-старинке — включать мозги. Через полгода написал первую прогу на языке GDL.
На курсы ходил по Ломоносова до Фонтанки, на углу ЦБ выкупил наконец-то остатки фасада, шли строительные работы, на тротуаре лежали какие-то железобетонные параллелепипеды, хз для чего.
И вот однажды пру мимо — глядь, а на бетоне лежит кошелёк. Посмотрел кругом — никого. Странно. Открыл, там 540 р.
Мелкие в общем-то даже тогда уже были деньги, ну и ладно.
Принёс домой, рассказал, кошелёк жене отдал (зачем — сам не знаю).
Как-то пошла дорогая за каким-то лешим на Апрашку, фигню какую-то покупала, не помню уже.
Ну, кошелёк-то у неё там и дёрнули.
Ладно, пришла домой, злая как сто китайцев. Стали считать, — сколько было, что истрачено. А когда подсчитали — я охуел! На момент кражи в нём оставалось ровно 540 рублей.
В 2002-м начальство объявило: задолбал ты своими чертежами. Научишься конструированию на ПК — повысим зряплату.
Со зряплатой наебали, конечно, как это часто бывает.
Но ПК куплен, надо что-то делать. Пошёл на курсы рядом с домом. Ничему там толком не научился, пришлось действовать по-старинке — включать мозги. Через полгода написал первую прогу на языке GDL.
На курсы ходил по Ломоносова до Фонтанки, на углу ЦБ выкупил наконец-то остатки фасада, шли строительные работы, на тротуаре лежали какие-то железобетонные параллелепипеды, хз для чего.
И вот однажды пру мимо — глядь, а на бетоне лежит кошелёк. Посмотрел кругом — никого. Странно. Открыл, там 540 р.
Мелкие в общем-то даже тогда уже были деньги, ну и ладно.
Принёс домой, рассказал, кошелёк жене отдал (зачем — сам не знаю).
Как-то пошла дорогая за каким-то лешим на Апрашку, фигню какую-то покупала, не помню уже.
Ну, кошелёк-то у неё там и дёрнули.
Ладно, пришла домой, злая как сто китайцев. Стали считать, — сколько было, что истрачено. А когда подсчитали — я охуел! На момент кражи в нём оставалось ровно 540 рублей.
02.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава шестая
— Антон Георгиевич, вам приходилось жалеть о том, что оставили скульптуру?
— …Соврать, что ли… Да.
— Долго?
— Не важно. Было и прошло… помучился, водочки попил… Нет, перед этим год отработал в школе… Когда мастерская сгорела, не знал куда приткнуться. Тут знакомый подсказал. У них в школе учителка в декрет сбежала, надо было срочно закрыть ставку. Мной и закрыли… На свою голову.
— Плохо дело пошло?
— Не то, чтобы плохо… Я не методист. Хотя до этого были ученики… Помню одну девчушку, Манькой звали… У нас были почти семейные отношения. Чудная совершенно мамаша, прямо не от мира сего. Отец толковый мужик. Мы иной раз и по коньячку на пару… Сколько сейчас?… Тридцать лет ведь девке!
— Тридцать один…
— …Давно про них не слышал… Договаривались осенью встретиться… А тут семейные неприятности… очередные и окончательные… потом проблемы со здоровьем… потом опять они… В городе появился только в декабре… Грустно вспоминать…
— Антон Георгиевич, когда впервые появились мысли о демобилизации, что было кроме семьи, какие-то мотивы были?
— …были… Первый звоночек получил в девятнадцать лет. Мы стояли в Бердске, в увольнение ездили в Новосибирск. Ми-нут сорок на электричке. Тридцать шесть лет прошло — до сих пор вспоминаю город иностранцев и красивых парней. Такая вот своеобразная репутация была у него в те годы по Сибири… Ранняя весна, променад на левом берегу неподалёку от Комунального, и слышим крики со стороны набережной. Мы с ком-взвода туда. А там… Пацаны на льду развлекались. Март, лёд рыхлый, один провалился. Я шинельку на ходу скинул и за ним. Ремень сходу расстегнул, как отец учил… А толку-то!… Пацана вытащил, а лёд под нами обоими пошёл… Накувыркались. Пока суть да дело, пока вытащили нас… Мальчонку-то быстро растёрли, а я всё хорохорился… И потерял сознание. Пришёл в себя уже на больничной койке. Вот так свой первый инфаркт схлопотал.
— Как же Вас не комиссовали!
— Уговорил. Через полтора месяца прошёл перекомиссию — и в строй. Всё-таки быть молодым иногда очень даже неплохо. До-олго потом на меня комбат с подозрением косился… бе-долага.
— Значит, на роду написано людей спасать… Тяжкий труд.
— Саш, любой труд тяжек, даже если он в радость.
— Но радостный труд не такой тяжкий.
— Ну начнём сейчас друг на друга фимиамы источать!… Вот знал ли я, что опять с водой свяжусь!… Я спасателем-то устроился по единственной причине — работы практически никакой, времени для размышлений полно, дети пристроены на бесплатное довольствие… В общем, не жизнь — малина. А начало июля было какое-то дурное. Плюс пять. Можешь себе такое представить! В наших-то краях.
— Могу. Меня родители через Дворец пионеров на всё лето пристроили. Помню, отец привозил одеяло, тёплые вещи. От холода плакать хотелось. Домики летние, на такую погоду не рассчитаны.
— Вот-вот!… Приезжает группа французов. Ну чего им дома не сиделось! Начальник, — устройте им прогулку на катере… Чтоб этих лягушатников… и нашего директора. А тут ещё волна поднялась… В самый неподходящий момент заклинило рулевое, — остался только левый поворот, вдобавок лопнул ремень охлаждения. Живы остались чудом. Мотористу хоть бы хны, марсельцы смеются — приключение, как же! А у меня на берегу жена и Колька с Петькой, один меньше другого.
— Экстремал вы однако, Антон Георгиевич.
— Да уж… Неправильно это.
— Что?
— Геройство.
— Вот те раз!
— Вот те два… Неправильно, говорю. Мы не должны допускать ситуации, из которых потом приходится выпутываться.
— Всего не предусмотришь.
— Взять тех пацанов в Новосибирске. Какого хрена они оказались на весеннем льду! Или моё морское приключение… Говорили директору, — нельзя, катер неисправен. Ничего, говорит, за один раз не поломается. А тут сразу две поломки. Вот кому! Чтобы лишний раз мне Бог напомнил, что с водой не дружу? Так я и без этого знал, с самого детства.
— Подробности будут или опять намёки?… Неужели такая тайна!
— Не люблю вспоминать. Там… отец был жив… и мама… Саньк, а Саньк, что ты с другом своим собаком сделал? Сидит как воды в рот набрал. Чем накормил, признавайся!
— А это наш маленький собачий секрет.
— Смотри у меня, не разбалуй животинку. Хоть и кошачий сын, а всё Божья тварь.
— Я позвоню. Можно?
— Вот спросил!…
— …Марию Владимировну… Муж… Маша, это я… Как ты?… Собака кормлю… Не своего же!… Маш, я что хотел… Ты слышишь?… Кроме чая ничего, есть свидетель… Ему можно… Лет пятнадцать… Могу… Антон Георгиевич, Вас к телефону.
— Меня?… Антон Георгиевич… В девяносто пятом занимался скульптурой… Машка… Манечка! Так это твой муж мне седых волос прибавляет!… Бросай всё и приезжай. Скажи, что у тебя зуб болит, или живот, или рожать собираешься. Только приезжай. Иначе твоего Сашку отсюда живым не выпущу! Ты меня знаешь.
— Дядька Антон!…
— Виталик, какой я тебе дядька.
— Обнять-то можно?
— Иди сюда, вражина… Поверишь ли нет — на улице бы встретил и не узнал.
— Зато тебя за версту видать… Антон… Ты чего седой такой… Настька довела?
— Молчи.
— Значит она… cтерва… Всю жизнь от неё одни расстройства… Как племяши мои?
— Растут. Деловые оба, все в дядьку.
— Ну… скажешь тоже…
— Да не смущайся ты!… Как служба?
— Ой, не спрашивай…
— А чего не спрашивай-то! Случилось что?
— Списали меня.
— Как списали!…
— Да, блин…
— Напился?
— Уж лучше бы напился
— Ну говори, не тяни кота за хвост!
— «Корюшку» утопил.
— Чего её топить, она сама на нерест… Что?!. Так это твоих лап дело!… Вот кому расскажу, что мой шурин отмочил…
— Да уж, корки ещё те.
— А мы думаем-гадаем, — куда ресторан подевался!
— Утоп, восстановлению не подлежит.
— Как случилось-то!
— Обидно, понимаешь… Перед вахтой день рождения был у приятеля… Неплохо посидели… Утром притащился на борт, батя посмотрел, — иди, мол, отсыпайся, перед выходом разбужу. Ну, я рад стараться. Завалился и на массу. И вдруг что-то как в бок торкнуло. Глядь на часы — всё на свете проспал!… Выскакиваю, а Крылов штурвалит вовсю. Нет, ты подумай, — у деда минус тринадцать на каждый глаз. И прёт точняк на этот «поплавок»… Умора, до сих без смеха вспомнить не могу. Придурок какой-то на поручни облокотился и звёзды считает, Коперник, блин. Я ору: вали отсюда. А он пьяный как я накануне… Что было!… Народ прямо в воду прыгал. Хорошо, что живы все, а то бы тюрьма.
— Жаль, меня там не было.
— Это точно. Так бы на месте со смеху и помер.
— А чем сейчас занимаешься?
— Ну… Был вариант боцманом на пассажирский, либо… Вернулся в мореходку.
— Зачем?!…
— Пригласили преподавать.
— Тяжкий хлеб преподавательский.
— Не тяжелей другого. Конфликтнул, правда, слегка с одним старожилом, пришлось бока намять.
— А вот это зря.
— Кто бы говорил.
— Я другое дело.
— Антон, не вешай лапшу на уши. Зачем тогда учил?… от тараканов отбиваться? С козлами надо разбираться как умеешь.
— Возмужал… Как я рад тебя видеть.
— Тоха, винца?…
— За второй не побежим?
— Даю слово офицера.
— Слово офицера… Виталик, я твоего однофамильца нашёл!
— Брось, не может быть. Фамилия редкая.
— А вот и нет. У нас в Мухе…
— Стоп–стоп–стоп… Ты восстановился?
— Пришлось экзамены заново сдавать. Что-то сдал, где-то на жалость надавил. А что делать! Годов мне сколько? То-то же.
— А работа?
— В котельной по ночам. Очень удобно. Да и публика подходящая.
— Что значит, — подходящая!
— Музыканты, писатели, поэты…
— Вот куда все попрятались! Будем знать.
— А ты не в курсе?
— У Настьки поинтересовался, она, — спроси сам. Ну, ты её знаешь… Нафиг на ней женился…
— Тебя пожалел.
— А теперь я тебя жалею… Так что с Мухой?
— У нас выставки разные проходят. Есть постоянная экспозиция, которая только обновляется, есть тематика или конкурсы. Иногда придумают что-нибудь экстравагантное. И смотрю однажды… Акварельки… Глаз не оторвать. Питерская тема, — Нева, Ладога, Балтика. Просто здорово. Присмотрелся, а там фамилия — Заболотный. Во как.
— Ты в совпадения веришь?
— Нет, конечно. А что?… Чего ты в сторону смотришь?
— Тоха… это мои акварельки висели…
— Значит, не зря тогда тебя шоколадными конфетами кор-мил…
— Спасибо тебе, Тох. Ты для меня как дядька.
— Так мы идём или кого ещё дожидаемся?
Продолжение следует…
Глава шестая
— Антон Георгиевич, вам приходилось жалеть о том, что оставили скульптуру?
— …Соврать, что ли… Да.
— Долго?
— Не важно. Было и прошло… помучился, водочки попил… Нет, перед этим год отработал в школе… Когда мастерская сгорела, не знал куда приткнуться. Тут знакомый подсказал. У них в школе учителка в декрет сбежала, надо было срочно закрыть ставку. Мной и закрыли… На свою голову.
— Плохо дело пошло?
— Не то, чтобы плохо… Я не методист. Хотя до этого были ученики… Помню одну девчушку, Манькой звали… У нас были почти семейные отношения. Чудная совершенно мамаша, прямо не от мира сего. Отец толковый мужик. Мы иной раз и по коньячку на пару… Сколько сейчас?… Тридцать лет ведь девке!
— Тридцать один…
— …Давно про них не слышал… Договаривались осенью встретиться… А тут семейные неприятности… очередные и окончательные… потом проблемы со здоровьем… потом опять они… В городе появился только в декабре… Грустно вспоминать…
— Антон Георгиевич, когда впервые появились мысли о демобилизации, что было кроме семьи, какие-то мотивы были?
— …были… Первый звоночек получил в девятнадцать лет. Мы стояли в Бердске, в увольнение ездили в Новосибирск. Ми-нут сорок на электричке. Тридцать шесть лет прошло — до сих пор вспоминаю город иностранцев и красивых парней. Такая вот своеобразная репутация была у него в те годы по Сибири… Ранняя весна, променад на левом берегу неподалёку от Комунального, и слышим крики со стороны набережной. Мы с ком-взвода туда. А там… Пацаны на льду развлекались. Март, лёд рыхлый, один провалился. Я шинельку на ходу скинул и за ним. Ремень сходу расстегнул, как отец учил… А толку-то!… Пацана вытащил, а лёд под нами обоими пошёл… Накувыркались. Пока суть да дело, пока вытащили нас… Мальчонку-то быстро растёрли, а я всё хорохорился… И потерял сознание. Пришёл в себя уже на больничной койке. Вот так свой первый инфаркт схлопотал.
— Как же Вас не комиссовали!
— Уговорил. Через полтора месяца прошёл перекомиссию — и в строй. Всё-таки быть молодым иногда очень даже неплохо. До-олго потом на меня комбат с подозрением косился… бе-долага.
— Значит, на роду написано людей спасать… Тяжкий труд.
— Саш, любой труд тяжек, даже если он в радость.
— Но радостный труд не такой тяжкий.
— Ну начнём сейчас друг на друга фимиамы источать!… Вот знал ли я, что опять с водой свяжусь!… Я спасателем-то устроился по единственной причине — работы практически никакой, времени для размышлений полно, дети пристроены на бесплатное довольствие… В общем, не жизнь — малина. А начало июля было какое-то дурное. Плюс пять. Можешь себе такое представить! В наших-то краях.
— Могу. Меня родители через Дворец пионеров на всё лето пристроили. Помню, отец привозил одеяло, тёплые вещи. От холода плакать хотелось. Домики летние, на такую погоду не рассчитаны.
— Вот-вот!… Приезжает группа французов. Ну чего им дома не сиделось! Начальник, — устройте им прогулку на катере… Чтоб этих лягушатников… и нашего директора. А тут ещё волна поднялась… В самый неподходящий момент заклинило рулевое, — остался только левый поворот, вдобавок лопнул ремень охлаждения. Живы остались чудом. Мотористу хоть бы хны, марсельцы смеются — приключение, как же! А у меня на берегу жена и Колька с Петькой, один меньше другого.
— Экстремал вы однако, Антон Георгиевич.
— Да уж… Неправильно это.
— Что?
— Геройство.
— Вот те раз!
— Вот те два… Неправильно, говорю. Мы не должны допускать ситуации, из которых потом приходится выпутываться.
— Всего не предусмотришь.
— Взять тех пацанов в Новосибирске. Какого хрена они оказались на весеннем льду! Или моё морское приключение… Говорили директору, — нельзя, катер неисправен. Ничего, говорит, за один раз не поломается. А тут сразу две поломки. Вот кому! Чтобы лишний раз мне Бог напомнил, что с водой не дружу? Так я и без этого знал, с самого детства.
— Подробности будут или опять намёки?… Неужели такая тайна!
— Не люблю вспоминать. Там… отец был жив… и мама… Саньк, а Саньк, что ты с другом своим собаком сделал? Сидит как воды в рот набрал. Чем накормил, признавайся!
— А это наш маленький собачий секрет.
— Смотри у меня, не разбалуй животинку. Хоть и кошачий сын, а всё Божья тварь.
— Я позвоню. Можно?
— Вот спросил!…
— …Марию Владимировну… Муж… Маша, это я… Как ты?… Собака кормлю… Не своего же!… Маш, я что хотел… Ты слышишь?… Кроме чая ничего, есть свидетель… Ему можно… Лет пятнадцать… Могу… Антон Георгиевич, Вас к телефону.
— Меня?… Антон Георгиевич… В девяносто пятом занимался скульптурой… Машка… Манечка! Так это твой муж мне седых волос прибавляет!… Бросай всё и приезжай. Скажи, что у тебя зуб болит, или живот, или рожать собираешься. Только приезжай. Иначе твоего Сашку отсюда живым не выпущу! Ты меня знаешь.
— Дядька Антон!…
— Виталик, какой я тебе дядька.
— Обнять-то можно?
— Иди сюда, вражина… Поверишь ли нет — на улице бы встретил и не узнал.
— Зато тебя за версту видать… Антон… Ты чего седой такой… Настька довела?
— Молчи.
— Значит она… cтерва… Всю жизнь от неё одни расстройства… Как племяши мои?
— Растут. Деловые оба, все в дядьку.
— Ну… скажешь тоже…
— Да не смущайся ты!… Как служба?
— Ой, не спрашивай…
— А чего не спрашивай-то! Случилось что?
— Списали меня.
— Как списали!…
— Да, блин…
— Напился?
— Уж лучше бы напился
— Ну говори, не тяни кота за хвост!
— «Корюшку» утопил.
— Чего её топить, она сама на нерест… Что?!. Так это твоих лап дело!… Вот кому расскажу, что мой шурин отмочил…
— Да уж, корки ещё те.
— А мы думаем-гадаем, — куда ресторан подевался!
— Утоп, восстановлению не подлежит.
— Как случилось-то!
— Обидно, понимаешь… Перед вахтой день рождения был у приятеля… Неплохо посидели… Утром притащился на борт, батя посмотрел, — иди, мол, отсыпайся, перед выходом разбужу. Ну, я рад стараться. Завалился и на массу. И вдруг что-то как в бок торкнуло. Глядь на часы — всё на свете проспал!… Выскакиваю, а Крылов штурвалит вовсю. Нет, ты подумай, — у деда минус тринадцать на каждый глаз. И прёт точняк на этот «поплавок»… Умора, до сих без смеха вспомнить не могу. Придурок какой-то на поручни облокотился и звёзды считает, Коперник, блин. Я ору: вали отсюда. А он пьяный как я накануне… Что было!… Народ прямо в воду прыгал. Хорошо, что живы все, а то бы тюрьма.
— Жаль, меня там не было.
— Это точно. Так бы на месте со смеху и помер.
— А чем сейчас занимаешься?
— Ну… Был вариант боцманом на пассажирский, либо… Вернулся в мореходку.
— Зачем?!…
— Пригласили преподавать.
— Тяжкий хлеб преподавательский.
— Не тяжелей другого. Конфликтнул, правда, слегка с одним старожилом, пришлось бока намять.
— А вот это зря.
— Кто бы говорил.
— Я другое дело.
— Антон, не вешай лапшу на уши. Зачем тогда учил?… от тараканов отбиваться? С козлами надо разбираться как умеешь.
— Возмужал… Как я рад тебя видеть.
— Тоха, винца?…
— За второй не побежим?
— Даю слово офицера.
— Слово офицера… Виталик, я твоего однофамильца нашёл!
— Брось, не может быть. Фамилия редкая.
— А вот и нет. У нас в Мухе…
— Стоп–стоп–стоп… Ты восстановился?
— Пришлось экзамены заново сдавать. Что-то сдал, где-то на жалость надавил. А что делать! Годов мне сколько? То-то же.
— А работа?
— В котельной по ночам. Очень удобно. Да и публика подходящая.
— Что значит, — подходящая!
— Музыканты, писатели, поэты…
— Вот куда все попрятались! Будем знать.
— А ты не в курсе?
— У Настьки поинтересовался, она, — спроси сам. Ну, ты её знаешь… Нафиг на ней женился…
— Тебя пожалел.
— А теперь я тебя жалею… Так что с Мухой?
— У нас выставки разные проходят. Есть постоянная экспозиция, которая только обновляется, есть тематика или конкурсы. Иногда придумают что-нибудь экстравагантное. И смотрю однажды… Акварельки… Глаз не оторвать. Питерская тема, — Нева, Ладога, Балтика. Просто здорово. Присмотрелся, а там фамилия — Заболотный. Во как.
— Ты в совпадения веришь?
— Нет, конечно. А что?… Чего ты в сторону смотришь?
— Тоха… это мои акварельки висели…
— Значит, не зря тогда тебя шоколадными конфетами кор-мил…
— Спасибо тебе, Тох. Ты для меня как дядька.
— Так мы идём или кого ещё дожидаемся?
Продолжение следует…
02.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава седьмая
— Проходите, гости дорогие, проходите… Разрешите, мадам, поухаживать… Не смотри на меня как Ленин на буржуазию!… Тоже мне, ревнивец выискался.
— Антон Георгиевич, ничего такого… Посмотреть нельзя!
— Сегодня я добрый, прощаю… А это что такое!…
— Антон… Не возражаете?… Я вас так иногда называла.
— Маню, тебе можно. Это вот муженьку твоему не по рангу пока ещё.
— Саша, давай, разгружайся.
— …Вы что тут удумали!
— Не мы, а я. У Сашки для этого ни ума нет, ни сообразительности… Ну, что встал как вкопанный! Пошевеливайся.
— …Я принципиальный противник женской гегемонии, но в данном случае, думаю, это оправдано.
— Я тоже так думаю… Саш, тапочки достань… Да не здесь они, горе ты моё… Антон, мне руки сполоснуть…
— Сейчас полотенце свежее принесу.
— …Антон Георгиевич, я собаку свежих овощей принёс.
— Спасибо, Саш, а то мне всё недосуг, приходится Вискасом потчевать беднягу. Ест и злобно так на меня смотрит.
— Маркиз, иди сюда дружище… Да ты обалдел что ли!…
— А что ты думал! Сколько ему гостинцев не приносил? Вот и получи по мордасам… Саша, быстро обрабатываем… Раны от кошек заживают плохо…
— …Мужички, чайком побалуйтесь, а я пока на скорую руку…
— Маш, это долго.
— Я всё дома приготовила. Осталось довести до ума.
— Да-а, Саня, повезло тебе с женой.
— …Вы там не про меня?
— Про тебя, про тебя.
— Подождите немного, тоже хочу послушать. От мужа редко что добьёшься.
— Правда? А по виду и не скажешь.
— Я сейчас всё про него расскажу, чтоб ему стыдно было.
— Маша, я тебя, конечно, понимаю, но мне трудно представить, как твоему мужу может быть стыдно.
— Сашка, ты слышал? Даже посторонние люди это видят.
— …Ну… я теперь не очень посторонний.
— …Всё. Хватит мне кости мыть!
— О!… Александр командный голос вырабатывает.
— …Это он любит.
— Так, ребята, брэк! На моей территории не ругаться. И даже не думать об этом. И вообще лучше не ругаться.
— А чем так вкусно… Антон… мой любимый чай…
— Да… Бывают привычки, которые не хочется менять.
— Давайте…
— В честь какого праздника?
— В прошлый раз приезжала с пустыми руками. А сегодня уж извините. Наливайте и мне.
— А Саша?
— У него трудовая повинность за окном стоит.
— …Не вижу. Где?
— Да вон же «Гольф»!
— Это ты назвал ведром с гайками?!…
— На ведре овощи из деревни возит. А мне купил «Миньку», чтоб не мешала ему по любовницам разъезжать.
— …Ма-аш…
— Не права? Терплю только из-за Дашки.
— Мы же всё решили!…
— Чтоб Антон знал, какой ты есть на самом деле.
— …Маню, можешь не утруждаться. Я про твоего мужа знаю больше, чем он сам про себя знает.
— Спасибо, Антон. Я так противно себя чувствую, когда приходится гадости говорить.
— Узнаю. Вся в маму… Как родители?
— Хорошо. Папа в том же «Ленгидропроекте», мама директор музыкальной школы.
— Рад за них. При случае привет передавай.
— Передавала уже. Мама слезу пустила, а папа налил коньяка за ваше здоровье.
— Ничего не изменилось… Как вчера… Ребята, простите… Да, я слушаю… У меня гости, так что концептуальненько… Суббота утром и воскресенье после службы… Нет–нет, ни в коем случае!… Если будет хотя бы один человек. Но он должен быть, поэтому и запись… Упаси тебя Господи, никаких ограничений! Не надо людей обижать… Спасибо, что позвонила… До свидания…
— А кто это, если не секрет?
— Сестрица с подворья, с паломнической службы.
— Вы там?…
— Помогаю, чем умею.
— Вот Саша, смотри, слушай и запоминай: если бы Антон не попал тогда в больницу, то мою дочь звали бы сейчас Дарья Антоновна. Больше повторять не буду.
— …Маш, не совсем корректно выходит. Во-первых, всё произошло уже; во-вторых, негоже мужа напрягать на пустом месте; в-третьих, не вижу повода для громких заявлений, тем более в моём доме; в-четвёртых… Всё было серьёзно?
— Дело давнее, что скрывать. Если бы знали, сколько слёз в подушку было пролито… Вы пропали, ни адреса, ни телефона… Мастерская пустая. Мы ведь Вас тогда похоронили… И мама плакала… Папа ругался, а сам потихоньку выпивал. Досталось всем.
— Мне тоже перепало… Я ещё и хорошего человека потерял. Да не одного, а целую семью… Давайте помянем рабов Божиих Максима и Веру. Расскажу про них как-нибудь… если повезёт.
— Тоха, а что это такое?
— Руками не трогать.
— Не в музее кажется… Или я что-то не понимаю?
— Не понимаешь.
— Я хочу понимать.
— Интегральная йога.
— Антон, матом не ругайся. Даже в морском лексиконе таких слов нет.
— Философия и метод работы Шри Ауробиндо.
— Он сам писал или со слов?
— Кое-что сам. Из настольных у меня только ранняя работа, «Йога и её цели». В основном читаю Сатпрема — «Путешествие сознания», «Клеточный разум»…
— Денег на этом заработать можно?
— Ох, Виталик, всё бы тебе опошлить.
— Шучу. Ну, хоть практическое применение должно быть? Иначе смысл какой!
— В том-то и дело, что мы ищем практику, а практика прежде всего в душе.
— Ничего себе… Тоха заговорил о душе. Надо чего-нибудь выпить.
— Тебе сейчас нельзя.
— Почему это?
— Свидание.
— Что?!… Откуда узнал!
— Практика, мой юный друг, практика.
— Тоха, я тоже так хочу!
— Действительно хочешь?
— Антон, мы знакомы больше десяти лет. Ты меня ещё не раскусил?
— Раз кусил, и два кусил… Ладно, проведём маленький тест… Купюра незатёртая есть?
— Червонец подойдёт?
— Вполне… Раскрой ладонь… положи…
— …Тоха… что это с ней…
— И второй. Посложней будет… Я тебе задачу упростил для первого раза, для теста это не принципиально… Сколько спичек в коробке?… Э-э, руками не трогать!…
— Не знаю.
— Свободен.
— Подожди, попробую… Десять что ли?
— Гадаешь… Положи руку сверху… представь, что ты вынимаешь по одной спичке и ломаешь. Последняя сломанная даст искомое число. Понял?
— Так, ещё раз… кладу… вынимаю… ломаю… семь… восемь… девять… нет… Восемь… Да, восемь.
— Открой, проверь.
— Вот это да…
— Когда свадьба, в смысле свидание?
— Ты страшный человек…
— Только не для тебя… Когда, я спросил!
— В шесть… Если пройдёт удачно, завтра подаём заявление.
— Удачно это как?
— Её родители…
— Серьёзный подход.
— Стараюсь учесть твой семейный опыт.
— Да уж старайся…
— Дома часто бываешь?
— По-разному… С Настей окончательно потеряли общий язык. Если бы не мальчишки, — порога бы не переступил.
— Батю жалко, совсем спивается… У тебя кто-нибудь появился?
— В каком смысле?
— Женщина.
— Я ж не озабоченный! Семья всё-таки никуда не делась.
— А если честно? Просто любопытно.
— Бывает. Иногда.
— Тебе нужна подруга, чтоб в твоих экспериментах помогала. Я слышал, — опасное это предприятие.
— Я не только слышал.
— Покажи.
— Не сегодня, а то невеста не дождётся.
— Тоха, дай слово, что научишь всему, что знаешь… Давай, я говорю!
— Конфет хочешь?
— Замётано!… Антон, как посмотришь, если мы с Валей к тебе на огонёк, а?… Хочу тебя показать.
— В зоопарк сводить не пробовал?
— Кроме шуток, Тош, я столько про тебя рассказывал.
— Не боишься? Вдруг отобью.
— Не выйдет, зятёк.
— У меня не выйдет?… Плохо меня знаешь.
— Я тебя знаю. Только поздно уже.
— Сильно поздно?
— Третий месяц пошёл.
— Да что ж ты молчишь, вражина!
— А где твоё хвалёное колдовство?
— От колдуна слышу… Я ещё подумал — странно как она раздвоилась. Во дела… Приходите, буду рад.
— Понимаете, друзья мои, мы тут мило беседуем, медитируем, рассуждаем о методах и способах… Я вообще превратился в ходячий цитатник… Кажется интересно всё, ну просто здорово! А ведь пути нет.
— Как нет, Антон Георгиевич!
— А вот так. Нет и всё. Между прочим, и Мать об этом говорила Сатпрему.
— Неделю назад был, а теперь пропал. Мистика!
— Не было. Просто вам хотелось в моих словах видеть руководство к действию. Но, осваивая метод безмолвия разума, вы приобретаете инструмент, могущий при определённых условиях превратиться в мощное оружие. Это понятно?... Когда несколько лет назад я серьёзно увлёкся гипнозом, то одним из стимулов было не только раскрытие подспудных человеческих, моих то есть, возможностей, но и использование его в честолюбивых интересах.
— Я понял, — Вы нас просто гипнотизируете.
— Шутку оценил… Могу, но мне это уже неинтересно. Появилась цель.
— …Антон, при всём уважении, идея супраментального человека никак не хочет укладываться в голове.
— Ну, друзья мои, это не новость. Если вы оживите в памяти историю христианства, то увидите, что творилось в головах современников Спасителя.
— Антон Георгиевич, можно задать нескромный вопрос?
— Конечно.
— Вы крещёный?
— Нет, я, как говорится, нехристь.
— Почему же Вы тогда Иисуса Христа назвали Спасителем, если сами выбрали другой путь?
— Великолепный вопрос, с удовольствием на него отвечу.
— …Почему Алёнушка плачет?… Да потому что у неё брат козёл… Доходчиво?… Бедный Иванушка… Если бы предложили молоко и воду, ему, наверно, тоже было бы непросто сделать правильный выбор. В случае воды и отравленной воды выбор проще. Но у него совсем не было выбора, а жажда мучила.
— Примерно месяц назад Вы процитировали Сатпрема… три секунды… «Есть жажда — есть река, нет жажды — нет реки».
— Не в этом контексте. Сейчас поясню… Была такая жуткая совершенно — на мой взгляд — женщина, Елена Петровна Блаватская, одна из самых ярых противников христианства. И моё неприятие зиждется не только лишь на её теософских воззрениях. Свою философию… теософию жизни, так сказать, она строила на противопоставлении христианству. Это в корне неверно, некорректно, как я люблю говорить. Но при всём при этом однажды она сказала, думаю, что сквозь зубы, — «Христос является Спасителем только для своих последователей».
— Вы хотите сказать, что Блаватская верила в спасительную миссию Иисуса? Как такое могло быть!
— Нет, она не верила. Она знала… Кстати, один из вопросов, на который я ответа никогда не получу… — почему учителя, если они были, не перекрыли ей знание этого мистического акта. Ведь значение его невозможно переоценить.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Почему нет? Интегральная йога тоже своего рода религия. Атеистический, гуманистический тип религии. И никакого авторитаризма, не дай Бог.
— Всё-таки Бог…
— Ну, это выражение такое.
— Исходя из того, что мы услышали, можно сделать вывод, что религиозный опыт, — я имею в виду глобальные религии, наиболее безопасный путь.
— Именно так. Интегральная йога для смелых и крепких духом.
— А что бы Вы могли посоветовать для менее крепких?
— Ибрагим, разве для тебя актуален этот вопрос?
— И всё же. Или мусульманам не положено?
— Ну… не хотелось бы оскорблять чьи бы то ни было религиозные чувства, но я бы выбрал христианство. А точнее восточное христианство, Православие.
— Спасибо.
— …Что это с ним!…
— Держите… Воды, быстро!
— Виталий, скажите, с ним часто такое?
— Ты думаешь, я просто так выполняю работу телохранителя?… Не волнуйтесь, не заразно, просто обморок.
— Ну и цвет… краше в гроб кладут…
— Анна, прикуси язычок… Антон, ты в порядке?
— Да… Извините, ребята, издержки производства… Так на чём мы остановились?
— Есть предложение на сегодня закончить и разойтись до следующего занятия…
— Значит в воскресенье.
— Антон, мне не по нутру. Что происходит?
— Виталик, тебе лучше не знать.
— Как часто?
— Пару раз в метро… Однажды два перекрёстка прошёл в бессознательном состоянии.
— Однажды, когда меня не будет рядом…
— Думаю, скоро закончится.
— Надеюсь, не на кладбище.
— Я тоже надеюсь… Да брось ты, какое кладбище! Я ещё дочку вашу понянчить хочу!
— Слово офицера?…
Продолжение следует…
Глава седьмая
— Проходите, гости дорогие, проходите… Разрешите, мадам, поухаживать… Не смотри на меня как Ленин на буржуазию!… Тоже мне, ревнивец выискался.
— Антон Георгиевич, ничего такого… Посмотреть нельзя!
— Сегодня я добрый, прощаю… А это что такое!…
— Антон… Не возражаете?… Я вас так иногда называла.
— Маню, тебе можно. Это вот муженьку твоему не по рангу пока ещё.
— Саша, давай, разгружайся.
— …Вы что тут удумали!
— Не мы, а я. У Сашки для этого ни ума нет, ни сообразительности… Ну, что встал как вкопанный! Пошевеливайся.
— …Я принципиальный противник женской гегемонии, но в данном случае, думаю, это оправдано.
— Я тоже так думаю… Саш, тапочки достань… Да не здесь они, горе ты моё… Антон, мне руки сполоснуть…
— Сейчас полотенце свежее принесу.
— …Антон Георгиевич, я собаку свежих овощей принёс.
— Спасибо, Саш, а то мне всё недосуг, приходится Вискасом потчевать беднягу. Ест и злобно так на меня смотрит.
— Маркиз, иди сюда дружище… Да ты обалдел что ли!…
— А что ты думал! Сколько ему гостинцев не приносил? Вот и получи по мордасам… Саша, быстро обрабатываем… Раны от кошек заживают плохо…
— …Мужички, чайком побалуйтесь, а я пока на скорую руку…
— Маш, это долго.
— Я всё дома приготовила. Осталось довести до ума.
— Да-а, Саня, повезло тебе с женой.
— …Вы там не про меня?
— Про тебя, про тебя.
— Подождите немного, тоже хочу послушать. От мужа редко что добьёшься.
— Правда? А по виду и не скажешь.
— Я сейчас всё про него расскажу, чтоб ему стыдно было.
— Маша, я тебя, конечно, понимаю, но мне трудно представить, как твоему мужу может быть стыдно.
— Сашка, ты слышал? Даже посторонние люди это видят.
— …Ну… я теперь не очень посторонний.
— …Всё. Хватит мне кости мыть!
— О!… Александр командный голос вырабатывает.
— …Это он любит.
— Так, ребята, брэк! На моей территории не ругаться. И даже не думать об этом. И вообще лучше не ругаться.
— А чем так вкусно… Антон… мой любимый чай…
— Да… Бывают привычки, которые не хочется менять.
— Давайте…
— В честь какого праздника?
— В прошлый раз приезжала с пустыми руками. А сегодня уж извините. Наливайте и мне.
— А Саша?
— У него трудовая повинность за окном стоит.
— …Не вижу. Где?
— Да вон же «Гольф»!
— Это ты назвал ведром с гайками?!…
— На ведре овощи из деревни возит. А мне купил «Миньку», чтоб не мешала ему по любовницам разъезжать.
— …Ма-аш…
— Не права? Терплю только из-за Дашки.
— Мы же всё решили!…
— Чтоб Антон знал, какой ты есть на самом деле.
— …Маню, можешь не утруждаться. Я про твоего мужа знаю больше, чем он сам про себя знает.
— Спасибо, Антон. Я так противно себя чувствую, когда приходится гадости говорить.
— Узнаю. Вся в маму… Как родители?
— Хорошо. Папа в том же «Ленгидропроекте», мама директор музыкальной школы.
— Рад за них. При случае привет передавай.
— Передавала уже. Мама слезу пустила, а папа налил коньяка за ваше здоровье.
— Ничего не изменилось… Как вчера… Ребята, простите… Да, я слушаю… У меня гости, так что концептуальненько… Суббота утром и воскресенье после службы… Нет–нет, ни в коем случае!… Если будет хотя бы один человек. Но он должен быть, поэтому и запись… Упаси тебя Господи, никаких ограничений! Не надо людей обижать… Спасибо, что позвонила… До свидания…
— А кто это, если не секрет?
— Сестрица с подворья, с паломнической службы.
— Вы там?…
— Помогаю, чем умею.
— Вот Саша, смотри, слушай и запоминай: если бы Антон не попал тогда в больницу, то мою дочь звали бы сейчас Дарья Антоновна. Больше повторять не буду.
— …Маш, не совсем корректно выходит. Во-первых, всё произошло уже; во-вторых, негоже мужа напрягать на пустом месте; в-третьих, не вижу повода для громких заявлений, тем более в моём доме; в-четвёртых… Всё было серьёзно?
— Дело давнее, что скрывать. Если бы знали, сколько слёз в подушку было пролито… Вы пропали, ни адреса, ни телефона… Мастерская пустая. Мы ведь Вас тогда похоронили… И мама плакала… Папа ругался, а сам потихоньку выпивал. Досталось всем.
— Мне тоже перепало… Я ещё и хорошего человека потерял. Да не одного, а целую семью… Давайте помянем рабов Божиих Максима и Веру. Расскажу про них как-нибудь… если повезёт.
— Тоха, а что это такое?
— Руками не трогать.
— Не в музее кажется… Или я что-то не понимаю?
— Не понимаешь.
— Я хочу понимать.
— Интегральная йога.
— Антон, матом не ругайся. Даже в морском лексиконе таких слов нет.
— Философия и метод работы Шри Ауробиндо.
— Он сам писал или со слов?
— Кое-что сам. Из настольных у меня только ранняя работа, «Йога и её цели». В основном читаю Сатпрема — «Путешествие сознания», «Клеточный разум»…
— Денег на этом заработать можно?
— Ох, Виталик, всё бы тебе опошлить.
— Шучу. Ну, хоть практическое применение должно быть? Иначе смысл какой!
— В том-то и дело, что мы ищем практику, а практика прежде всего в душе.
— Ничего себе… Тоха заговорил о душе. Надо чего-нибудь выпить.
— Тебе сейчас нельзя.
— Почему это?
— Свидание.
— Что?!… Откуда узнал!
— Практика, мой юный друг, практика.
— Тоха, я тоже так хочу!
— Действительно хочешь?
— Антон, мы знакомы больше десяти лет. Ты меня ещё не раскусил?
— Раз кусил, и два кусил… Ладно, проведём маленький тест… Купюра незатёртая есть?
— Червонец подойдёт?
— Вполне… Раскрой ладонь… положи…
— …Тоха… что это с ней…
— И второй. Посложней будет… Я тебе задачу упростил для первого раза, для теста это не принципиально… Сколько спичек в коробке?… Э-э, руками не трогать!…
— Не знаю.
— Свободен.
— Подожди, попробую… Десять что ли?
— Гадаешь… Положи руку сверху… представь, что ты вынимаешь по одной спичке и ломаешь. Последняя сломанная даст искомое число. Понял?
— Так, ещё раз… кладу… вынимаю… ломаю… семь… восемь… девять… нет… Восемь… Да, восемь.
— Открой, проверь.
— Вот это да…
— Когда свадьба, в смысле свидание?
— Ты страшный человек…
— Только не для тебя… Когда, я спросил!
— В шесть… Если пройдёт удачно, завтра подаём заявление.
— Удачно это как?
— Её родители…
— Серьёзный подход.
— Стараюсь учесть твой семейный опыт.
— Да уж старайся…
— Дома часто бываешь?
— По-разному… С Настей окончательно потеряли общий язык. Если бы не мальчишки, — порога бы не переступил.
— Батю жалко, совсем спивается… У тебя кто-нибудь появился?
— В каком смысле?
— Женщина.
— Я ж не озабоченный! Семья всё-таки никуда не делась.
— А если честно? Просто любопытно.
— Бывает. Иногда.
— Тебе нужна подруга, чтоб в твоих экспериментах помогала. Я слышал, — опасное это предприятие.
— Я не только слышал.
— Покажи.
— Не сегодня, а то невеста не дождётся.
— Тоха, дай слово, что научишь всему, что знаешь… Давай, я говорю!
— Конфет хочешь?
— Замётано!… Антон, как посмотришь, если мы с Валей к тебе на огонёк, а?… Хочу тебя показать.
— В зоопарк сводить не пробовал?
— Кроме шуток, Тош, я столько про тебя рассказывал.
— Не боишься? Вдруг отобью.
— Не выйдет, зятёк.
— У меня не выйдет?… Плохо меня знаешь.
— Я тебя знаю. Только поздно уже.
— Сильно поздно?
— Третий месяц пошёл.
— Да что ж ты молчишь, вражина!
— А где твоё хвалёное колдовство?
— От колдуна слышу… Я ещё подумал — странно как она раздвоилась. Во дела… Приходите, буду рад.
— Понимаете, друзья мои, мы тут мило беседуем, медитируем, рассуждаем о методах и способах… Я вообще превратился в ходячий цитатник… Кажется интересно всё, ну просто здорово! А ведь пути нет.
— Как нет, Антон Георгиевич!
— А вот так. Нет и всё. Между прочим, и Мать об этом говорила Сатпрему.
— Неделю назад был, а теперь пропал. Мистика!
— Не было. Просто вам хотелось в моих словах видеть руководство к действию. Но, осваивая метод безмолвия разума, вы приобретаете инструмент, могущий при определённых условиях превратиться в мощное оружие. Это понятно?... Когда несколько лет назад я серьёзно увлёкся гипнозом, то одним из стимулов было не только раскрытие подспудных человеческих, моих то есть, возможностей, но и использование его в честолюбивых интересах.
— Я понял, — Вы нас просто гипнотизируете.
— Шутку оценил… Могу, но мне это уже неинтересно. Появилась цель.
— …Антон, при всём уважении, идея супраментального человека никак не хочет укладываться в голове.
— Ну, друзья мои, это не новость. Если вы оживите в памяти историю христианства, то увидите, что творилось в головах современников Спасителя.
— Антон Георгиевич, можно задать нескромный вопрос?
— Конечно.
— Вы крещёный?
— Нет, я, как говорится, нехристь.
— Почему же Вы тогда Иисуса Христа назвали Спасителем, если сами выбрали другой путь?
— Великолепный вопрос, с удовольствием на него отвечу.
— …Почему Алёнушка плачет?… Да потому что у неё брат козёл… Доходчиво?… Бедный Иванушка… Если бы предложили молоко и воду, ему, наверно, тоже было бы непросто сделать правильный выбор. В случае воды и отравленной воды выбор проще. Но у него совсем не было выбора, а жажда мучила.
— Примерно месяц назад Вы процитировали Сатпрема… три секунды… «Есть жажда — есть река, нет жажды — нет реки».
— Не в этом контексте. Сейчас поясню… Была такая жуткая совершенно — на мой взгляд — женщина, Елена Петровна Блаватская, одна из самых ярых противников христианства. И моё неприятие зиждется не только лишь на её теософских воззрениях. Свою философию… теософию жизни, так сказать, она строила на противопоставлении христианству. Это в корне неверно, некорректно, как я люблю говорить. Но при всём при этом однажды она сказала, думаю, что сквозь зубы, — «Христос является Спасителем только для своих последователей».
— Вы хотите сказать, что Блаватская верила в спасительную миссию Иисуса? Как такое могло быть!
— Нет, она не верила. Она знала… Кстати, один из вопросов, на который я ответа никогда не получу… — почему учителя, если они были, не перекрыли ей знание этого мистического акта. Ведь значение его невозможно переоценить.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Почему нет? Интегральная йога тоже своего рода религия. Атеистический, гуманистический тип религии. И никакого авторитаризма, не дай Бог.
— Всё-таки Бог…
— Ну, это выражение такое.
— Исходя из того, что мы услышали, можно сделать вывод, что религиозный опыт, — я имею в виду глобальные религии, наиболее безопасный путь.
— Именно так. Интегральная йога для смелых и крепких духом.
— А что бы Вы могли посоветовать для менее крепких?
— Ибрагим, разве для тебя актуален этот вопрос?
— И всё же. Или мусульманам не положено?
— Ну… не хотелось бы оскорблять чьи бы то ни было религиозные чувства, но я бы выбрал христианство. А точнее восточное христианство, Православие.
— Спасибо.
— …Что это с ним!…
— Держите… Воды, быстро!
— Виталий, скажите, с ним часто такое?
— Ты думаешь, я просто так выполняю работу телохранителя?… Не волнуйтесь, не заразно, просто обморок.
— Ну и цвет… краше в гроб кладут…
— Анна, прикуси язычок… Антон, ты в порядке?
— Да… Извините, ребята, издержки производства… Так на чём мы остановились?
— Есть предложение на сегодня закончить и разойтись до следующего занятия…
— Значит в воскресенье.
— Антон, мне не по нутру. Что происходит?
— Виталик, тебе лучше не знать.
— Как часто?
— Пару раз в метро… Однажды два перекрёстка прошёл в бессознательном состоянии.
— Однажды, когда меня не будет рядом…
— Думаю, скоро закончится.
— Надеюсь, не на кладбище.
— Я тоже надеюсь… Да брось ты, какое кладбище! Я ещё дочку вашу понянчить хочу!
— Слово офицера?…
Продолжение следует…
03.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава восьмая
— Заходи, Саш. Чего смурной?
— Да жена как с цепи сорвалась.
— Довёл бедную женщину.
— Или она меня… Как собакин, огурцы доел, или осталось?
— Пока не жалуется… Располагайся, я сейчас.
— Антон Георгиевич, могу признаться в двух вещах.
— Я не батюшка на исповеди, можешь не признаваться.
— Надо, накопилось.
— Ну, режь правду–матку.
— Впервые за много лет я озадачен.
— Это пройдёт. То есть, я хотел сказать, что это неплохо.
— Умом понимаю. Мне так кажется. А вышел из вашей квартиры — всё, полный аут.
— Саш, этот самый аут свойственен всем людям, которые продолжают делать ставку на ментальность. А на самом деле мы сентиментальны. Проследи этимологию.
— По-русски — просто ущербны.
— Истинно так! Вот почему мы нуждаемся в проявлениях Духа Святаго, в Его дарах. «Умом Россию не понять». Не так ли?
— Трюизм.
— И тем не менее, Саш… Россия — оплот православия. Вот и сложи составляющие. Ты ведь россиянин, русский человек.
— Вынужден согласиться.
— Валяй свои вопросы.
— Возвышение мотивации — как?… Методы?… способы?… приёмы?… ритуалы?
— Хм… У тебя коробка–автомат?
— Это для чайников. Я пятнадцать лет за рулём, езжу много. Работа.
— Вспоминай, как ты учился разгоняться–тормозить, переключать передачи. Вспоминай.
— Как все.
— Вот за это тебя жена и ругает… Как все… А здесь передо мною сидит Ефимов Александр Александрович. Как быть?
— Не помню.
— Ну, чем я тебе помогу! В церковь не ходишь, да и за столом помолиться тебе затруднительно… Ладно, я не умею водить машину. Учи.
— …Вот акселератор, это тормоз… Для того, чтобы… Стоп!… Я совершаю определённые действия для того чтобы… совершилось другое действие. Потом приучаю себя это действие совершать, не задумываясь о промежуточных.
— Действие ради действия?
— Нет, ради следующего действия… Уф-ф… как всё сложно…
— Э, друже, ты ещё не потел. Вывод будет или опять по тормозам?… Думай, Сашка, думай.
— Не могу.
— Хорошо, дам подсказку. Не поможет — выгоню, и без родителей не приходи… Есть некое начальное действие, с которого всё начинается. Далее появляется новый сюжет — действие второе. Центр тяжести всё ещё на первом. Давим акселератор — «что делаем», чтобы стронуться с места — «для чего». Понятно?
— Пока — да…
— Перенос центра тяжести на второе действие. Разгоняемся — «что делаем» — для вливания в поток — «для чего». Возникает вопрос — что с акселератором? А он стал вопросом «как». То же самое можно проделать с движением в потоке, с торможением. Вопросы?
— Получается, что при движении к цели все наши «что» превращаются в «как». Но главное, что все «для чего» становятся «что делаем», Я прав или я прав?
— Остаётся только определиться с выбором цели. Свободу Воли, знаешь ли, не отменяли. Во всяком случае, я про это не слышал… Доволен?
— А ведь я знал! Я всегда это знал!
— Не сомневаюсь. Душа по определению христианка. И это знание в тебе от самого крещения. Дай тебя обниму. Не зря я приучал собака помидоры с огурцами есть.
— Антон Георгиевич!…
— Всем спасибо, все свободны. Сегодня вы были просто великолепны.
— Тихо себя вели?
— Наоборот! Вопросы-вопросы-вопросы… Я ведь не методист, — знаю, что нужно делать, а объяснить с ходу не получается. И вот тут на помощь приходите вы. Ещё раз спасибо. Встретимся через неделю.
— Антон, я хочу пригласить вас на чашку чая. Если ваш телохранитель не возражает, конечно.
— А что? На часах четыре пятьдесят. Противопоказаний не вижу… Виталий, я позвоню. Девок от меня поцелуй… Марина, наши действия?…
— Я, в общем, готова.
— Мариночка, мне нужно заскочить к однокурснице, давно не виделись. Нам часика поговорить с ней хватит, и сразу к тебе. Это пристойно?
— Вполне, только у меня сложный адрес. С виду простой, но непривычно расположены дома, и можно перепутать лестницу, — точечный дом.
— А ты могла бы меня встретить у входа, скажем… через два с половиной часа?
— Могу, конечно!
— Тогда встречай, я побежал… Ребята, всем счастливо проснуться в понедельник!…
— Девушка, девушка, можно с вами поговорить?
— У меня дома маленький ребёнок.
— Нас дети не интересуют, даже если это Ваш ребёнок.
— Молодые люди, у меня нет никакого желания с вами знакомиться, тем более разговаривать.
— А давай мы тебя простимулируем! Как тебе такое предложение?
— Мы уже на «ты»?
— Что тут такого! Ты одна, мы одни…
— Вас двое, и я не одна.
— Ну, это, так сказать, гипотетически.
— Как вы слова-то выговаривать такие научились.
— Я много чему научился. Могу и тебя поучить.
— Вот только не надо ничему меня учить. Всё, что мне нужно, я знаю без вас.
— Да ты что! А это мы сейчас проверим.
— Ребята, прикурить не найдётся?
— Сейчас… организуем… ой… блин…
— Мужик, ты чё!… а-а…
— Кто за добавкой — в очередь.
— Мужик!…
— А теперь ноги в руки, и чтоб я больше вас не видел. И не дай Бог, если пожалуется кто-нибудь… А ну брысь, я сказал!…
— Марина, ты в порядке?
— Теперь — да… Антон, как вовремя…
— Через два с половиной часа, как договаривались. А ты, между прочим, могла бы задержаться. Мужчине полагается ждать. Повторить?
— Я… запомнила…
— Господи!… Да тебя трясёт всю!… Бегом в дом!… Нет, женщина, я сказал бегом!
— Не могу…
— Мне на руках тебя нести что ли!
— А можно?…
— Теперь, кажется, да…
— Тихо, Полинка спит…
— Сколько ей?
— Два годика.
— Как ты решилась…
— Да вот решилась. Девять месяцев ей было, когда папу по-слала.
— Навещает?
— Зачем ему, утешился быстро. Я у него была вторая, сейчас он с четвёртой. А сколько их ещё будет — одному Богу извест-но.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Да уж, забрела я, дальше некуда… Садись за стол, сейчас ужин соображу.
— Марин, я не голоден…
— Не голоден, как же… Зато я голодна. И лучше бы мне по-есть.
— Сколько времени?… Без десяти семь!… Ох… как хорошо…
— Антоша, ты торопишься?
— Марин, у меня сегодня в городе много встреч. Вся первая половина дня по расписанию.
— Сейчас приготовлю…
— Два бутерброда и крепкий сладкий кофе.
— Мне всё равно завтракать.
— А мне на все сборы тридцать минут. Электричка полвосьмого.
— Тогда быстро встаём… Что такое?…
— Боюсь на поезд опоздать.
— Я тебе не позволю, а то сама на работу не успею.
— Спасибо, я побежал… Да, чуть не забыл… У тебя есть комплект ключей?
— …Вот. А зачем?
— Чтобы не передумала… Во сколько освобождаешься?
— Малый педсовет… В полчетвёртого.
— Когда идёшь за Полинкой?
— К шести, минут за пятнадцать.
— В пять–полшестого буду, пойдём вместе. И купи, пожалуйста, зубную щётку. Мне просто будет некогда, честное слово.
— Ты где пропадал! Я уже собирался по моргам обзваниваться.
— В Сестрорецке.
— Вот и попался, наконец… Вот это мстя…
— Что ж ты так её не любишь, ведь сестра тебе родная.
— Не знаю… Всё ей даром — она всё промотала. Даже ты даром достался! Ума хватило только, чтоб сыновей родить. И отца они с мамкой в гроб загоняют. Чего ещё хотят! Что б я их возненавидел?
— Виталик, только не нервничай. Нервные клетки восстанавливаются с большим трудом.
— Что-что?… восстанавливаются?!
— Когда человек любит. Доказано современной наукой.
— Значит, ты любишь. Давно?
— И счастлив.
— Тоха!… Вмажем?
— Да что у тебя за манера! Поехали, люди ждут. А нам ещё на книжный рынок… Блин…
— Вот–вот. Домой заходить будешь?
— Только не сегодня. Сегодня я знакомлюсь с её дочкой… Полина… Какое имя!…
— Тоха, когда нервные клетки из ушей полезут, поделись. А то у меня недобор.
— Что случилось!
— Да шучу я, шучу!…
— У нас мало времени. Вперёд.
Продолжение следует…
Глава восьмая
— Заходи, Саш. Чего смурной?
— Да жена как с цепи сорвалась.
— Довёл бедную женщину.
— Или она меня… Как собакин, огурцы доел, или осталось?
— Пока не жалуется… Располагайся, я сейчас.
— Антон Георгиевич, могу признаться в двух вещах.
— Я не батюшка на исповеди, можешь не признаваться.
— Надо, накопилось.
— Ну, режь правду–матку.
— Впервые за много лет я озадачен.
— Это пройдёт. То есть, я хотел сказать, что это неплохо.
— Умом понимаю. Мне так кажется. А вышел из вашей квартиры — всё, полный аут.
— Саш, этот самый аут свойственен всем людям, которые продолжают делать ставку на ментальность. А на самом деле мы сентиментальны. Проследи этимологию.
— По-русски — просто ущербны.
— Истинно так! Вот почему мы нуждаемся в проявлениях Духа Святаго, в Его дарах. «Умом Россию не понять». Не так ли?
— Трюизм.
— И тем не менее, Саш… Россия — оплот православия. Вот и сложи составляющие. Ты ведь россиянин, русский человек.
— Вынужден согласиться.
— Валяй свои вопросы.
— Возвышение мотивации — как?… Методы?… способы?… приёмы?… ритуалы?
— Хм… У тебя коробка–автомат?
— Это для чайников. Я пятнадцать лет за рулём, езжу много. Работа.
— Вспоминай, как ты учился разгоняться–тормозить, переключать передачи. Вспоминай.
— Как все.
— Вот за это тебя жена и ругает… Как все… А здесь передо мною сидит Ефимов Александр Александрович. Как быть?
— Не помню.
— Ну, чем я тебе помогу! В церковь не ходишь, да и за столом помолиться тебе затруднительно… Ладно, я не умею водить машину. Учи.
— …Вот акселератор, это тормоз… Для того, чтобы… Стоп!… Я совершаю определённые действия для того чтобы… совершилось другое действие. Потом приучаю себя это действие совершать, не задумываясь о промежуточных.
— Действие ради действия?
— Нет, ради следующего действия… Уф-ф… как всё сложно…
— Э, друже, ты ещё не потел. Вывод будет или опять по тормозам?… Думай, Сашка, думай.
— Не могу.
— Хорошо, дам подсказку. Не поможет — выгоню, и без родителей не приходи… Есть некое начальное действие, с которого всё начинается. Далее появляется новый сюжет — действие второе. Центр тяжести всё ещё на первом. Давим акселератор — «что делаем», чтобы стронуться с места — «для чего». Понятно?
— Пока — да…
— Перенос центра тяжести на второе действие. Разгоняемся — «что делаем» — для вливания в поток — «для чего». Возникает вопрос — что с акселератором? А он стал вопросом «как». То же самое можно проделать с движением в потоке, с торможением. Вопросы?
— Получается, что при движении к цели все наши «что» превращаются в «как». Но главное, что все «для чего» становятся «что делаем», Я прав или я прав?
— Остаётся только определиться с выбором цели. Свободу Воли, знаешь ли, не отменяли. Во всяком случае, я про это не слышал… Доволен?
— А ведь я знал! Я всегда это знал!
— Не сомневаюсь. Душа по определению христианка. И это знание в тебе от самого крещения. Дай тебя обниму. Не зря я приучал собака помидоры с огурцами есть.
— Антон Георгиевич!…
— Всем спасибо, все свободны. Сегодня вы были просто великолепны.
— Тихо себя вели?
— Наоборот! Вопросы-вопросы-вопросы… Я ведь не методист, — знаю, что нужно делать, а объяснить с ходу не получается. И вот тут на помощь приходите вы. Ещё раз спасибо. Встретимся через неделю.
— Антон, я хочу пригласить вас на чашку чая. Если ваш телохранитель не возражает, конечно.
— А что? На часах четыре пятьдесят. Противопоказаний не вижу… Виталий, я позвоню. Девок от меня поцелуй… Марина, наши действия?…
— Я, в общем, готова.
— Мариночка, мне нужно заскочить к однокурснице, давно не виделись. Нам часика поговорить с ней хватит, и сразу к тебе. Это пристойно?
— Вполне, только у меня сложный адрес. С виду простой, но непривычно расположены дома, и можно перепутать лестницу, — точечный дом.
— А ты могла бы меня встретить у входа, скажем… через два с половиной часа?
— Могу, конечно!
— Тогда встречай, я побежал… Ребята, всем счастливо проснуться в понедельник!…
— Девушка, девушка, можно с вами поговорить?
— У меня дома маленький ребёнок.
— Нас дети не интересуют, даже если это Ваш ребёнок.
— Молодые люди, у меня нет никакого желания с вами знакомиться, тем более разговаривать.
— А давай мы тебя простимулируем! Как тебе такое предложение?
— Мы уже на «ты»?
— Что тут такого! Ты одна, мы одни…
— Вас двое, и я не одна.
— Ну, это, так сказать, гипотетически.
— Как вы слова-то выговаривать такие научились.
— Я много чему научился. Могу и тебя поучить.
— Вот только не надо ничему меня учить. Всё, что мне нужно, я знаю без вас.
— Да ты что! А это мы сейчас проверим.
— Ребята, прикурить не найдётся?
— Сейчас… организуем… ой… блин…
— Мужик, ты чё!… а-а…
— Кто за добавкой — в очередь.
— Мужик!…
— А теперь ноги в руки, и чтоб я больше вас не видел. И не дай Бог, если пожалуется кто-нибудь… А ну брысь, я сказал!…
— Марина, ты в порядке?
— Теперь — да… Антон, как вовремя…
— Через два с половиной часа, как договаривались. А ты, между прочим, могла бы задержаться. Мужчине полагается ждать. Повторить?
— Я… запомнила…
— Господи!… Да тебя трясёт всю!… Бегом в дом!… Нет, женщина, я сказал бегом!
— Не могу…
— Мне на руках тебя нести что ли!
— А можно?…
— Теперь, кажется, да…
— Тихо, Полинка спит…
— Сколько ей?
— Два годика.
— Как ты решилась…
— Да вот решилась. Девять месяцев ей было, когда папу по-слала.
— Навещает?
— Зачем ему, утешился быстро. Я у него была вторая, сейчас он с четвёртой. А сколько их ещё будет — одному Богу извест-но.
— Мы куда-то в религию забредаем.
— Да уж, забрела я, дальше некуда… Садись за стол, сейчас ужин соображу.
— Марин, я не голоден…
— Не голоден, как же… Зато я голодна. И лучше бы мне по-есть.
— Сколько времени?… Без десяти семь!… Ох… как хорошо…
— Антоша, ты торопишься?
— Марин, у меня сегодня в городе много встреч. Вся первая половина дня по расписанию.
— Сейчас приготовлю…
— Два бутерброда и крепкий сладкий кофе.
— Мне всё равно завтракать.
— А мне на все сборы тридцать минут. Электричка полвосьмого.
— Тогда быстро встаём… Что такое?…
— Боюсь на поезд опоздать.
— Я тебе не позволю, а то сама на работу не успею.
— Спасибо, я побежал… Да, чуть не забыл… У тебя есть комплект ключей?
— …Вот. А зачем?
— Чтобы не передумала… Во сколько освобождаешься?
— Малый педсовет… В полчетвёртого.
— Когда идёшь за Полинкой?
— К шести, минут за пятнадцать.
— В пять–полшестого буду, пойдём вместе. И купи, пожалуйста, зубную щётку. Мне просто будет некогда, честное слово.
— Ты где пропадал! Я уже собирался по моргам обзваниваться.
— В Сестрорецке.
— Вот и попался, наконец… Вот это мстя…
— Что ж ты так её не любишь, ведь сестра тебе родная.
— Не знаю… Всё ей даром — она всё промотала. Даже ты даром достался! Ума хватило только, чтоб сыновей родить. И отца они с мамкой в гроб загоняют. Чего ещё хотят! Что б я их возненавидел?
— Виталик, только не нервничай. Нервные клетки восстанавливаются с большим трудом.
— Что-что?… восстанавливаются?!
— Когда человек любит. Доказано современной наукой.
— Значит, ты любишь. Давно?
— И счастлив.
— Тоха!… Вмажем?
— Да что у тебя за манера! Поехали, люди ждут. А нам ещё на книжный рынок… Блин…
— Вот–вот. Домой заходить будешь?
— Только не сегодня. Сегодня я знакомлюсь с её дочкой… Полина… Какое имя!…
— Тоха, когда нервные клетки из ушей полезут, поделись. А то у меня недобор.
— Что случилось!
— Да шучу я, шучу!…
— У нас мало времени. Вперёд.
Продолжение следует…
04.01.2023, Остальные новые истории
История про сочинского таксиста (от Мони)... навеяло... Мой рекордный забег в возрасте 40+ (от Лёши)...
У Максима была история, как он рвал когти после выстрела сигнального пистолета. Феерическое описание. Я был в полном восторге! Для восторга была ещё причина окромя художественной её части. Есть у одного малопочитаемого в нынешнее бестолковое время автора описание подобных опытов (переживаний), когда время растягивается, т.е. не только воспринимается иначе, но и замедляется. Признаюсь, до поры до времени относился к нему отчасти как к художественному свисту, пока в декабре 92-го не пережил подобное лично, правда, мне было всего 34, но опаздывать на последнюю электричку не хочется в любом возрасте, а у меня за плечьми уже был богатый запас опозданий.
Правда, Лёша не написал, как дело было с багажом (ручной кладью), а у меня через плечо была перекинута сумка больше 10 кг весом. Это пиздец как неудобно.
И я, вместо того, чтобы опоздать, успел ещё и покурить на платформе. Когда, сидя в вагоне, посмотрел на часы, долго не мог понять, как такое могло произойти.
Теперь понимаю, но мне на это уже насрать.
У Максима была история, как он рвал когти после выстрела сигнального пистолета. Феерическое описание. Я был в полном восторге! Для восторга была ещё причина окромя художественной её части. Есть у одного малопочитаемого в нынешнее бестолковое время автора описание подобных опытов (переживаний), когда время растягивается, т.е. не только воспринимается иначе, но и замедляется. Признаюсь, до поры до времени относился к нему отчасти как к художественному свисту, пока в декабре 92-го не пережил подобное лично, правда, мне было всего 34, но опаздывать на последнюю электричку не хочется в любом возрасте, а у меня за плечьми уже был богатый запас опозданий.
Правда, Лёша не написал, как дело было с багажом (ручной кладью), а у меня через плечо была перекинута сумка больше 10 кг весом. Это пиздец как неудобно.
И я, вместо того, чтобы опоздать, успел ещё и покурить на платформе. Когда, сидя в вагоне, посмотрел на часы, долго не мог понять, как такое могло произойти.
Теперь понимаю, но мне на это уже насрать.
04.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава девятая
— Здравствуйте, молодые люди! Милости прошу.
— Здравствуйте.
— Девочка, дяденька с тобой?
— Со мной.
— Он случайно не твой папа?
— Мой.
— Значит ты Даша. Я угадал?
— Угадал.
— Вот и хорошо. А я Тоша. Или Антон. Как нравится.
— Мне нравится Тоша.
— Значит буду Тоша… Проползайте, снимайте мокрые шкурки и располагайтесь как дома… Саша, ребёнку глинтвейн можно?
— Сто грамм.
— Добре… Что там сегодня происходит? Опять наши небеса прохудились!
— Не то слово, Антон Георгиевич.
— И чего ты, неразумный, в такую погоду дитя с собой потащил!
— …Наша мама устроила забастовку.
— …Дарья!…
— А что, нельзя сказать правду?… Тоже мне, конспираторы.
— …Да-а, Александр, жернова у тебя ещё те… Даша, познакомься с Маркизом. Только осторожно. Может оцарапать.
— Не, Тош, он ласковый… Мурлычит.
— Саш, ты глянь! Видно он только к тебе так суров.
— Георгич, есть что покрепче этого компота?
— Да что ты такой взведённый!
— Забастовка.
— Сядь в кресло и расслабься. Потом поговорим… Даня, есть хочешь?
— Спасибо, Тош, не хочу. Я пить хочу.
— Сок только в холодильнике, поэтому не дам. А вот чистой воды можешь налить сама. Горячее питьё будет чуть позже… Расскажешь, или просто ни о чём?
— Тошно мне.
— Вот открытие… Всю жизнь прожил так, как будто Бога нет. А теперь знаешь, что Он Есть, оттого и тошно. Сам через это прошёл.
— И было так же?
— Хуже. У меня семья была на излёте. Я рвал и метал. Одним словом, — бешеный.
— Вы?!
— Ну не мудрецом же я родился! Всяко бывало. И не забывай — десять лет в армии.
— Это точно были вы?
— Точней не бывает.
— Может и моя семья на излёте.
— Глупости. От беспокойства, от гордыни, от нелюбви.
— От нелюбви?
— Конечно. Вы не любите. Не потому, что устали или привыкли друг к другу, вы не любили.
— Ну, не знаю, не знаю…
— Правильно, не знаешь. А я знаю. Вам никто не рассказал, что такое любовь, а сами узнать не удосужились. Думали, что так и надо.
— А как надо?
— Сказать, или сам припомнишь?
— Как я припомню, что не знал никогда!
— Не знал, а теперь знаешь. Ты прилип, Ляксандра.
— Бог Есть Любовь что ли?
— Ну вот, а говорил, — не знаешь!
— Трюизм.
— Смени лексикон, начинает приедаться.
— Как жить…
— Ну ты просто артист! Раньше жил, и казалось нормально. Что случилось?
— Жизнь случилась.
— Что мне сказать остаётся тогда… Что полторы жизни случилось? Трус ты, Санька. Всё тебе легко давалось: обеспеченные родители, красивая умная жена, дочка вон какая! А как только встал вопрос жизни и смерти, так сразу и скис. Не пойдёт.
— Утешил ты меня, Георгич…
— Я не Утешитель, это в церковь. Давай завтра вместе на подворье к пяти. Со мной легче будет.
— Не шутишь?
— Эх, Ляксандра, Ляксандра… Шутить не умею и шуток не понимаю.
— Серьёзно?
— Куда уж серьёзней.
— А все эти прибауточки да собак с огурцами?!
— Надо ж было как-то душу твою закостеневшую растревожить. Такие вот маленькие хитрости.
— Выходит, не я книгу пишу, а меня…
— Выходит так…
— …Тоша, Маркиз огурец ест! Ему плохо не будет?
— Нет, Даню, ему будет хорошо… Слышь, Санька, а ведь мы с тобой на пару скоро собака поститься научим. Как дума-ешь?
— Антон, сегодня ребёнок вогнал меня в краску.
— В три года?
— Я говорила, мы пойдём к зубному… Стали открывать рот. Она как завопит «дядя», — четверо взрослых людей ничего не могли сделать.
— А краска причём?
— Пришлось изобретать мифического дядю. Надо что-нибудь придумать. Папой вроде бы неправильно, есть у неё папа. Подрастёт, будет спрашивать, где настоящий отец.
— Мудрить не будем. Антон я, Антоша, Тоша. И проблем нет.
— Спасибо.
— За что? Для себя стараюсь.
«Тоша, Тошенька, посмотри на меня».
«Кто ты?»
«Ульяна. Помнишь цыганку Улю?»
«Уля, ты обещала, что Бог меня будет оберегать. Почему Он про меня забыл? Неужели я хуже всех!»
«Тошенька, мальчик мой, никто не забыт. Вспомни, как плакал твой папа, когда тебя достали из тёмного омута».
«А мама? Он мог позволить ей жить дальше».
«У каждого свой срок. Но Он не оставил тебя, хоть и гонишь ты Его от себя».
«Разве справедливо отнимать родителей у маленьких детей?»
«Он дал тебе другую маму. Лучшую маму на свете».
«Как жить, Уля. Любовь есть, а покоя нет».
«Любовь твоя станет больше тебя самого. И уcпокоишься ты».
«Но как? Я не знаю».
«Иди ко Христу. Как придёшь — так и поймёшь… Вспомни яблоко и крестик, которые я тебе подарила. Это символы Скипетра и Державы, Путеводная Звезда для маленького ребёнка, которым ты был много лет назад. Прощай, мой милый мальчик».
— Антон… Антон, что случилось? Ты стонал во сне.
— Да… сон приснился.
— Страшный?
— Скорее странный. Связанный с детством. Спи, Мариш, всё хорошо.
— Батюшка, я хочу принять православное крещение.
— Ты уверен, что тебя не крестили в детстве?
— Никаких сомнений.
— Что ж, приготовь полотенце, немного денег…
— Сколько?
— Сколько можешь пожертвовать без сожаления… Завтра окрестим.
— А можно без свидетелей?
— Хм… Через два дня отпевание, прихожан не будет. Вот после него и твоя очередь дойдёт.
— Помоги Вам Господь, батюшка.
— Ты молитвы-то какие знаешь?
— «Отче наш…» Вот и всё.
— Не очень правильно. Надо бы «Символ Веры» от тебя… Молитвослов есть?… А, ну да, не до молитвослова… Зайди в лавку, выбери попроще, чтобы мошну не облегчать. Да смотри сдуру на церковнославянском не купи! Не поймёшь ничего.
— Спасибо за совет, батюшка. Церковно-славянский мне довелось изучать.
— Вот как! Язык изучал, а молитвы не знаешь… Ну и времена… дожили… Иди уж, иди с Богом.
— Прекрати. Ещё ни один скандал никого до добра не довёл.
— Ты не хочешь отвечать за свои поступки.
— Правда? Ты даёшь мне возможность ответа?
— Ты ни одного дела не доводишь до конца!
— Как я могу их довести, если не чувствую тебя за своей спиной!
— Твои службы — ложь. Твои молитвы — театр одного актёра. Твоя любовь — страсть и гордыня.
— Мы должны быть вместе. Неужели ты этого не понимаешь?
— Понимаю. Каждому своё место.
— Открой Писание: там всё предельно ясно.
— Ясно бывает только в прелести.
— Неужели ты позволишь потерять шанс узнать, что есть настоящая Любовь!
— Я не знаю, что такое любовь Христова, я не знаю, что такое любовь человеческая. И вряд ли когда-нибудь узнаю.
— Вы впервые в нашем храме? Я Вас раньше не видела.
— Нет, сестра, я бывал ещё при закопченных стенах, доски вместо мрамора, придел был только Серафимовский. И хор был монастырский.
— Простите. Я наверно обозналась.
— Не за что. Вы меня простите.
— Полина, не плачь, моя радость, и это пройдёт.
— Тош, за что она так тебя ненавидит…
— Она просто не ведает, что творит.
— Тошенька, миленький, не мучайся, отпусти её. Прошу тебя!…
— Как же я без тебя… Ты последний маленький ребёнок, которого я любил в этой жизни.
— Я тебя люблю… И я никогда тебя не забуду. Ты мне веришь?… Тошенька, ты мне веришь?…
— Маша?… Что ты здесь делаешь?
— Я пришла, Тоша, насовсем.
— А как же муж?… ваша дочь?
— Дочь поживёт у моих родителей, а потом заберём её сюда.
— Почему ты думаешь только о себе?
— Нет, Тоша, столько лет я думала только о тебе, о нас. Я до сих виню себя за то, что позволила себя сдержать.
— Я был женат. Ты помнишь?
— Кого ты хочешь обмануть? Я всё видела. Что она тебя не любит, что ты страдаешь. Тебе нужна была я, я это знаю. Я буду заботиться о тебе так, как может заботиться только мать о своём сыне. Самое главное, — это знаешь ты. Разве не так?
— Опомнись, Машенька, между нами двадцать шесть лет.
— Двадцать пять.
— Подумаешь, ошибся на четыре процента.
— С возрастом разница ощущается меньше.
— Это ничего не меняет.
— Нет, ты лжёшь не только мне. Ты лжёшь самому себе. Признайся, разве тебя остановила бы разница, если бы я сама тебя заставила?
— Ты всё придумала, это была просто детская влюблённость.
— Да, мои слёзы можно ею объяснить. Но объясни мне, когда я в зачатии молила Бога, чтобы мой ребёнок походил на тебя! Я ненавижу каждую черточку её лица, напоминающую моего мужа. Но духовный отец ты. И ты никогда теперь не сможешь этого забыть. Я тебе этого не позволю. Я слишком долго тебя звала, и Сам Бог привёл тебя ко мне. Я не хочу второй раз тебя потерять.
— Поговорим завтра. Этот шанс ты можешь мне предоставить?
— Я тебе предоставлю всё, что ты пожелаешь. И никто не сможет меня остановить.
— А твои родители? Это их убьёт.
— О, нет, им не хуже меня была известна истинная причина моих слёз и моих страданий. И как только они узнали, что ты жив, как только они посмотрели мне в глаза, им сразу всё стало ясно. Саша должен уйти. Он кончика волоса твоего не стоит.
— Так ты позволишь мне день на размышления?
— Всё для тебя, любовь моя, всё. Кроме свободы от меня. Прощай.
— …Батюшка, я исповедоваться ко причастию.
— Что-то ты, брат, зачастил. У тебя проблемы?…
Продолжение следует…
Глава девятая
— Здравствуйте, молодые люди! Милости прошу.
— Здравствуйте.
— Девочка, дяденька с тобой?
— Со мной.
— Он случайно не твой папа?
— Мой.
— Значит ты Даша. Я угадал?
— Угадал.
— Вот и хорошо. А я Тоша. Или Антон. Как нравится.
— Мне нравится Тоша.
— Значит буду Тоша… Проползайте, снимайте мокрые шкурки и располагайтесь как дома… Саша, ребёнку глинтвейн можно?
— Сто грамм.
— Добре… Что там сегодня происходит? Опять наши небеса прохудились!
— Не то слово, Антон Георгиевич.
— И чего ты, неразумный, в такую погоду дитя с собой потащил!
— …Наша мама устроила забастовку.
— …Дарья!…
— А что, нельзя сказать правду?… Тоже мне, конспираторы.
— …Да-а, Александр, жернова у тебя ещё те… Даша, познакомься с Маркизом. Только осторожно. Может оцарапать.
— Не, Тош, он ласковый… Мурлычит.
— Саш, ты глянь! Видно он только к тебе так суров.
— Георгич, есть что покрепче этого компота?
— Да что ты такой взведённый!
— Забастовка.
— Сядь в кресло и расслабься. Потом поговорим… Даня, есть хочешь?
— Спасибо, Тош, не хочу. Я пить хочу.
— Сок только в холодильнике, поэтому не дам. А вот чистой воды можешь налить сама. Горячее питьё будет чуть позже… Расскажешь, или просто ни о чём?
— Тошно мне.
— Вот открытие… Всю жизнь прожил так, как будто Бога нет. А теперь знаешь, что Он Есть, оттого и тошно. Сам через это прошёл.
— И было так же?
— Хуже. У меня семья была на излёте. Я рвал и метал. Одним словом, — бешеный.
— Вы?!
— Ну не мудрецом же я родился! Всяко бывало. И не забывай — десять лет в армии.
— Это точно были вы?
— Точней не бывает.
— Может и моя семья на излёте.
— Глупости. От беспокойства, от гордыни, от нелюбви.
— От нелюбви?
— Конечно. Вы не любите. Не потому, что устали или привыкли друг к другу, вы не любили.
— Ну, не знаю, не знаю…
— Правильно, не знаешь. А я знаю. Вам никто не рассказал, что такое любовь, а сами узнать не удосужились. Думали, что так и надо.
— А как надо?
— Сказать, или сам припомнишь?
— Как я припомню, что не знал никогда!
— Не знал, а теперь знаешь. Ты прилип, Ляксандра.
— Бог Есть Любовь что ли?
— Ну вот, а говорил, — не знаешь!
— Трюизм.
— Смени лексикон, начинает приедаться.
— Как жить…
— Ну ты просто артист! Раньше жил, и казалось нормально. Что случилось?
— Жизнь случилась.
— Что мне сказать остаётся тогда… Что полторы жизни случилось? Трус ты, Санька. Всё тебе легко давалось: обеспеченные родители, красивая умная жена, дочка вон какая! А как только встал вопрос жизни и смерти, так сразу и скис. Не пойдёт.
— Утешил ты меня, Георгич…
— Я не Утешитель, это в церковь. Давай завтра вместе на подворье к пяти. Со мной легче будет.
— Не шутишь?
— Эх, Ляксандра, Ляксандра… Шутить не умею и шуток не понимаю.
— Серьёзно?
— Куда уж серьёзней.
— А все эти прибауточки да собак с огурцами?!
— Надо ж было как-то душу твою закостеневшую растревожить. Такие вот маленькие хитрости.
— Выходит, не я книгу пишу, а меня…
— Выходит так…
— …Тоша, Маркиз огурец ест! Ему плохо не будет?
— Нет, Даню, ему будет хорошо… Слышь, Санька, а ведь мы с тобой на пару скоро собака поститься научим. Как дума-ешь?
— Антон, сегодня ребёнок вогнал меня в краску.
— В три года?
— Я говорила, мы пойдём к зубному… Стали открывать рот. Она как завопит «дядя», — четверо взрослых людей ничего не могли сделать.
— А краска причём?
— Пришлось изобретать мифического дядю. Надо что-нибудь придумать. Папой вроде бы неправильно, есть у неё папа. Подрастёт, будет спрашивать, где настоящий отец.
— Мудрить не будем. Антон я, Антоша, Тоша. И проблем нет.
— Спасибо.
— За что? Для себя стараюсь.
«Тоша, Тошенька, посмотри на меня».
«Кто ты?»
«Ульяна. Помнишь цыганку Улю?»
«Уля, ты обещала, что Бог меня будет оберегать. Почему Он про меня забыл? Неужели я хуже всех!»
«Тошенька, мальчик мой, никто не забыт. Вспомни, как плакал твой папа, когда тебя достали из тёмного омута».
«А мама? Он мог позволить ей жить дальше».
«У каждого свой срок. Но Он не оставил тебя, хоть и гонишь ты Его от себя».
«Разве справедливо отнимать родителей у маленьких детей?»
«Он дал тебе другую маму. Лучшую маму на свете».
«Как жить, Уля. Любовь есть, а покоя нет».
«Любовь твоя станет больше тебя самого. И уcпокоишься ты».
«Но как? Я не знаю».
«Иди ко Христу. Как придёшь — так и поймёшь… Вспомни яблоко и крестик, которые я тебе подарила. Это символы Скипетра и Державы, Путеводная Звезда для маленького ребёнка, которым ты был много лет назад. Прощай, мой милый мальчик».
— Антон… Антон, что случилось? Ты стонал во сне.
— Да… сон приснился.
— Страшный?
— Скорее странный. Связанный с детством. Спи, Мариш, всё хорошо.
— Батюшка, я хочу принять православное крещение.
— Ты уверен, что тебя не крестили в детстве?
— Никаких сомнений.
— Что ж, приготовь полотенце, немного денег…
— Сколько?
— Сколько можешь пожертвовать без сожаления… Завтра окрестим.
— А можно без свидетелей?
— Хм… Через два дня отпевание, прихожан не будет. Вот после него и твоя очередь дойдёт.
— Помоги Вам Господь, батюшка.
— Ты молитвы-то какие знаешь?
— «Отче наш…» Вот и всё.
— Не очень правильно. Надо бы «Символ Веры» от тебя… Молитвослов есть?… А, ну да, не до молитвослова… Зайди в лавку, выбери попроще, чтобы мошну не облегчать. Да смотри сдуру на церковнославянском не купи! Не поймёшь ничего.
— Спасибо за совет, батюшка. Церковно-славянский мне довелось изучать.
— Вот как! Язык изучал, а молитвы не знаешь… Ну и времена… дожили… Иди уж, иди с Богом.
— Прекрати. Ещё ни один скандал никого до добра не довёл.
— Ты не хочешь отвечать за свои поступки.
— Правда? Ты даёшь мне возможность ответа?
— Ты ни одного дела не доводишь до конца!
— Как я могу их довести, если не чувствую тебя за своей спиной!
— Твои службы — ложь. Твои молитвы — театр одного актёра. Твоя любовь — страсть и гордыня.
— Мы должны быть вместе. Неужели ты этого не понимаешь?
— Понимаю. Каждому своё место.
— Открой Писание: там всё предельно ясно.
— Ясно бывает только в прелести.
— Неужели ты позволишь потерять шанс узнать, что есть настоящая Любовь!
— Я не знаю, что такое любовь Христова, я не знаю, что такое любовь человеческая. И вряд ли когда-нибудь узнаю.
— Вы впервые в нашем храме? Я Вас раньше не видела.
— Нет, сестра, я бывал ещё при закопченных стенах, доски вместо мрамора, придел был только Серафимовский. И хор был монастырский.
— Простите. Я наверно обозналась.
— Не за что. Вы меня простите.
— Полина, не плачь, моя радость, и это пройдёт.
— Тош, за что она так тебя ненавидит…
— Она просто не ведает, что творит.
— Тошенька, миленький, не мучайся, отпусти её. Прошу тебя!…
— Как же я без тебя… Ты последний маленький ребёнок, которого я любил в этой жизни.
— Я тебя люблю… И я никогда тебя не забуду. Ты мне веришь?… Тошенька, ты мне веришь?…
— Маша?… Что ты здесь делаешь?
— Я пришла, Тоша, насовсем.
— А как же муж?… ваша дочь?
— Дочь поживёт у моих родителей, а потом заберём её сюда.
— Почему ты думаешь только о себе?
— Нет, Тоша, столько лет я думала только о тебе, о нас. Я до сих виню себя за то, что позволила себя сдержать.
— Я был женат. Ты помнишь?
— Кого ты хочешь обмануть? Я всё видела. Что она тебя не любит, что ты страдаешь. Тебе нужна была я, я это знаю. Я буду заботиться о тебе так, как может заботиться только мать о своём сыне. Самое главное, — это знаешь ты. Разве не так?
— Опомнись, Машенька, между нами двадцать шесть лет.
— Двадцать пять.
— Подумаешь, ошибся на четыре процента.
— С возрастом разница ощущается меньше.
— Это ничего не меняет.
— Нет, ты лжёшь не только мне. Ты лжёшь самому себе. Признайся, разве тебя остановила бы разница, если бы я сама тебя заставила?
— Ты всё придумала, это была просто детская влюблённость.
— Да, мои слёзы можно ею объяснить. Но объясни мне, когда я в зачатии молила Бога, чтобы мой ребёнок походил на тебя! Я ненавижу каждую черточку её лица, напоминающую моего мужа. Но духовный отец ты. И ты никогда теперь не сможешь этого забыть. Я тебе этого не позволю. Я слишком долго тебя звала, и Сам Бог привёл тебя ко мне. Я не хочу второй раз тебя потерять.
— Поговорим завтра. Этот шанс ты можешь мне предоставить?
— Я тебе предоставлю всё, что ты пожелаешь. И никто не сможет меня остановить.
— А твои родители? Это их убьёт.
— О, нет, им не хуже меня была известна истинная причина моих слёз и моих страданий. И как только они узнали, что ты жив, как только они посмотрели мне в глаза, им сразу всё стало ясно. Саша должен уйти. Он кончика волоса твоего не стоит.
— Так ты позволишь мне день на размышления?
— Всё для тебя, любовь моя, всё. Кроме свободы от меня. Прощай.
— …Батюшка, я исповедоваться ко причастию.
— Что-то ты, брат, зачастил. У тебя проблемы?…
Продолжение следует…
05.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава десятая
— Саша?… Да ты как не в себе!… Час от часу не легче…
— Маша пропала.
— Как пропала!…
— Не знаю. Обзвонил, что только можно в нашем районе… И в твоём тоже.
— Причём здесь мой район!
— Маша хотела задать тебе несколько вопросов о чём-то очень личном… Как будто старцу какому…
— Она приходила, была здесь пятнадцать минут и ушла.
— Ты можешь сказать, о чём она… что спрашивала? Это может оказаться вопросом жизни и смерти.
— Может и оказаться. Но не в том смысле, который ты сейчас в состоянии уразуметь.
— Так можешь или нет?
— Я могу сказать, что ей ответил.
— Так можешь или нет?!
— То, что она сказала, касается только её и никого кроме неё.
— Нет. Я хочу знать всё.
— Вот как! А много тебя уже не устраивает?
— Уже нет.
— Что ж, моли ко Господу. Я здесь бессилен.
— Опять за своё! Сколько можно меня за нос водить!
— Сейчас в тебе гнев, обида, неизвестность гложет тебя. Почему ты пришёл за ответами ко мне? Двенадцать лет прожил с женщиной под одной крышей, укрывался одним одеялом, взрастил одну дочь на двоих — и не понял, кто с тобой шёл по жизни все эти годы. Чем ты вообще был занят?
— Так, здесь мне ответа не найти.
— Сиди уж, коли пришёл. Будет ответ, жди.
— Я не спал всю ночь, у нас собраны вещи, вечером мы должны отправиться в Испанию.
— Можно было придумать более достойный способ вложения средств.
— Хочешь мне в этом помочь? Посмотри, как ты живёшь. Это жизнь? Вот это… и вот это — ты называешь жизнью?!
— Друг мой сердечный, жизнь бывает разной. Это лишь смерть порой выглядит одинаково неприглядно. Но даже в смерти, как заметил один мудрый человек, в одном случае труп, а в другом покойный. Так и в жизни. Только нюансов поболе будет. Тебе перечесть их?… Впрочем, с тебя и одного довольно будет. Ты ещё не жил. Ты только казался живым самому себе. И таким же как ты. Невелика честь.
— Кто бы говорил о чести! Я знаю, — она не просто приходила, она приходила к тебе.
— Вот видишь, для тебя задача уже упростилась. Даже если так — что это меняет для тебя?… дополнительная головная боль? Или возможность выместить на ком-то своё негодование? Ведь невероятно трудно признаться самому себе в собственной несостоятельности.
— Я был прав.
— …Я дважды был женат, и оба раза неудачно. Иногда ты напоминаешь мне самого себя в твои годы. Но мои жёны не бегали от меня по ночам. Им не могло и в голову такое прийти. Так почему вдруг?… или всё-таки не вдруг? Спроси у дочери, — где может быть её мать. Может, найдёшь там ответ.
— Что она тебе сказала!…
— Я могу тебе сказать, что ей ответил я. Большего не жди.
— Говори.
— Я сказал, что милые бранятся — только тешатся, что муж да жена одна сатана. И что у вас чудный ребёнок, страдающий не меньше, если не больше своих глупых родителей.
— …Да… Даша!… Когда?… И всё?… Еду… Слава Тебе Господи… Антон…
— Ничего не говори.
— Маша появилась дома двадцать минут назад. Пьяная, мокрая с головы до ног, приняла душ и легла спать… прости.
— Саша, тебе даден ещё один шанс… вам. Умоляю, не промотай, он может оказаться последним. Езжай в аэропорт и сдавай свои билеты. Отправляйтесь на машине куда глаза глядят, преломите хлеб в красное вино, как делали вы в первый год вашей семейной жизни. А когда поймёте, что преграды разрушены — возвращайтесь. Прощай, друг мой. Бог вам в помощь.
— Прощай.
— Припозднился, отец родной. Не заболел ли часом?
— Нет, матушка, — люди в беду попали, надо было хоть словом добрым приободрить.
— Без лукавства — рада за тебя.
— Матушка Ксенюшко, что за день такой сегодня праздничный? Что-то я календарь запамятовал.
— Вот те календарь, а вот те праздник! Два венчания подряд!… Мало того, — младенцы как со всего города съехались, а никого не слышно. Вишь, как присмирели-то! И не шелохнётся даже ни один, мышками на руках притихли. А ты говоришь — календарь!… Значит так, отец родной, сегодня тебя никто дожидаться не будет, проверила. Так что иди себе восвояси, а то на тебе лица нет.
— Что, так заметно?
— А то незаметно-то! Ты ж не девка, румянами не пользуешься. Или уже пользуешься?
— Матушка, вы знаете, у меня с юмором плохо. Ну, солдафон я необразованный.
— У меня, отец родной, с юмором тоже неважно. А потому ври да не завирайся. Солдафон… Это малому своему скажешь.
— Какому ещё малому!
— А разве нет? Опять ошиблась… Так чего стоишь, — иди уж, а мы тут за тебя грех твой сегодняшний отмолим… Погоди, просфорочки возьми.
— Спасибо, матушка… Почему три?
— Сколько в руку попало, столько и взяла.
— Помоги вам Господь, матушка.
— Дверь затвори за собой, дует сегодня шибко.
— Минуточку–минуточку!… Маркиз, не путайся ты под ногами… Да что с тобой такое, лохматый… Сейчас открою!…
— …Тоша, это мы.
— Полина… Полина?!… Полюшко… родная моя…
— Тоша… Не надо… при ребёнке… Дай вытру… Вот… Ты жив… Как я по тебе скучала, если бы ты знал… если бы знал… Господи помилуй…
— Ты жива–здорова… глазам своим не верю… Всё, я в порядке.
— Познакомься.
— Сколько ему?…
— Четырнадцатого августа четыре исполнится. День рождения теперь будете праздновать вместе.
— Да ты что! Вот это подарок!… Тебя как зовут, моя радость?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Меня тоже зовут Тоша. Вот наконец-то мы с тобой и встретились.
— Дедушка–деда, я для тебя денюжку нашёл. Возьми, пожалуйста.
— Что?…
— …Тоша… Тош… всё хорошо?…
— Теперь да. Лучше и быть не может.
Продолжение следует…
Глава десятая
— Саша?… Да ты как не в себе!… Час от часу не легче…
— Маша пропала.
— Как пропала!…
— Не знаю. Обзвонил, что только можно в нашем районе… И в твоём тоже.
— Причём здесь мой район!
— Маша хотела задать тебе несколько вопросов о чём-то очень личном… Как будто старцу какому…
— Она приходила, была здесь пятнадцать минут и ушла.
— Ты можешь сказать, о чём она… что спрашивала? Это может оказаться вопросом жизни и смерти.
— Может и оказаться. Но не в том смысле, который ты сейчас в состоянии уразуметь.
— Так можешь или нет?
— Я могу сказать, что ей ответил.
— Так можешь или нет?!
— То, что она сказала, касается только её и никого кроме неё.
— Нет. Я хочу знать всё.
— Вот как! А много тебя уже не устраивает?
— Уже нет.
— Что ж, моли ко Господу. Я здесь бессилен.
— Опять за своё! Сколько можно меня за нос водить!
— Сейчас в тебе гнев, обида, неизвестность гложет тебя. Почему ты пришёл за ответами ко мне? Двенадцать лет прожил с женщиной под одной крышей, укрывался одним одеялом, взрастил одну дочь на двоих — и не понял, кто с тобой шёл по жизни все эти годы. Чем ты вообще был занят?
— Так, здесь мне ответа не найти.
— Сиди уж, коли пришёл. Будет ответ, жди.
— Я не спал всю ночь, у нас собраны вещи, вечером мы должны отправиться в Испанию.
— Можно было придумать более достойный способ вложения средств.
— Хочешь мне в этом помочь? Посмотри, как ты живёшь. Это жизнь? Вот это… и вот это — ты называешь жизнью?!
— Друг мой сердечный, жизнь бывает разной. Это лишь смерть порой выглядит одинаково неприглядно. Но даже в смерти, как заметил один мудрый человек, в одном случае труп, а в другом покойный. Так и в жизни. Только нюансов поболе будет. Тебе перечесть их?… Впрочем, с тебя и одного довольно будет. Ты ещё не жил. Ты только казался живым самому себе. И таким же как ты. Невелика честь.
— Кто бы говорил о чести! Я знаю, — она не просто приходила, она приходила к тебе.
— Вот видишь, для тебя задача уже упростилась. Даже если так — что это меняет для тебя?… дополнительная головная боль? Или возможность выместить на ком-то своё негодование? Ведь невероятно трудно признаться самому себе в собственной несостоятельности.
— Я был прав.
— …Я дважды был женат, и оба раза неудачно. Иногда ты напоминаешь мне самого себя в твои годы. Но мои жёны не бегали от меня по ночам. Им не могло и в голову такое прийти. Так почему вдруг?… или всё-таки не вдруг? Спроси у дочери, — где может быть её мать. Может, найдёшь там ответ.
— Что она тебе сказала!…
— Я могу тебе сказать, что ей ответил я. Большего не жди.
— Говори.
— Я сказал, что милые бранятся — только тешатся, что муж да жена одна сатана. И что у вас чудный ребёнок, страдающий не меньше, если не больше своих глупых родителей.
— …Да… Даша!… Когда?… И всё?… Еду… Слава Тебе Господи… Антон…
— Ничего не говори.
— Маша появилась дома двадцать минут назад. Пьяная, мокрая с головы до ног, приняла душ и легла спать… прости.
— Саша, тебе даден ещё один шанс… вам. Умоляю, не промотай, он может оказаться последним. Езжай в аэропорт и сдавай свои билеты. Отправляйтесь на машине куда глаза глядят, преломите хлеб в красное вино, как делали вы в первый год вашей семейной жизни. А когда поймёте, что преграды разрушены — возвращайтесь. Прощай, друг мой. Бог вам в помощь.
— Прощай.
— Припозднился, отец родной. Не заболел ли часом?
— Нет, матушка, — люди в беду попали, надо было хоть словом добрым приободрить.
— Без лукавства — рада за тебя.
— Матушка Ксенюшко, что за день такой сегодня праздничный? Что-то я календарь запамятовал.
— Вот те календарь, а вот те праздник! Два венчания подряд!… Мало того, — младенцы как со всего города съехались, а никого не слышно. Вишь, как присмирели-то! И не шелохнётся даже ни один, мышками на руках притихли. А ты говоришь — календарь!… Значит так, отец родной, сегодня тебя никто дожидаться не будет, проверила. Так что иди себе восвояси, а то на тебе лица нет.
— Что, так заметно?
— А то незаметно-то! Ты ж не девка, румянами не пользуешься. Или уже пользуешься?
— Матушка, вы знаете, у меня с юмором плохо. Ну, солдафон я необразованный.
— У меня, отец родной, с юмором тоже неважно. А потому ври да не завирайся. Солдафон… Это малому своему скажешь.
— Какому ещё малому!
— А разве нет? Опять ошиблась… Так чего стоишь, — иди уж, а мы тут за тебя грех твой сегодняшний отмолим… Погоди, просфорочки возьми.
— Спасибо, матушка… Почему три?
— Сколько в руку попало, столько и взяла.
— Помоги вам Господь, матушка.
— Дверь затвори за собой, дует сегодня шибко.
— Минуточку–минуточку!… Маркиз, не путайся ты под ногами… Да что с тобой такое, лохматый… Сейчас открою!…
— …Тоша, это мы.
— Полина… Полина?!… Полюшко… родная моя…
— Тоша… Не надо… при ребёнке… Дай вытру… Вот… Ты жив… Как я по тебе скучала, если бы ты знал… если бы знал… Господи помилуй…
— Ты жива–здорова… глазам своим не верю… Всё, я в порядке.
— Познакомься.
— Сколько ему?…
— Четырнадцатого августа четыре исполнится. День рождения теперь будете праздновать вместе.
— Да ты что! Вот это подарок!… Тебя как зовут, моя радость?
— Тоша.
— Антон?
— Тоша.
— Меня тоже зовут Тоша. Вот наконец-то мы с тобой и встретились.
— Дедушка–деда, я для тебя денюжку нашёл. Возьми, пожалуйста.
— Что?…
— …Тоша… Тош… всё хорошо?…
— Теперь да. Лучше и быть не может.
Продолжение следует…
06.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Часть III. Четыре дня
Моему внуку
"Господи, Ты хоть мой новый адрес знаешь?"
Маменькин сынок
— Тоша… Тоша… Антон!… Да постой ты спокойно!… Папа, на помощь, одной не управиться.
— Полминуточки… Антон, что за дела!… Почему маму не слушаешь?
— Я слушаю.
— Что мама сказала?
— Что ей одной не уплавиться.
— Одевай курточку, умник, а то в садик опоздаем.
— Ну и пусть опоздаем.
— Без завтрака останешься.
— Ну и пусть без завтлака.
— Голодать будешь.
— Ну и пусть…
— Рот закрой… Шапку… шарф…
— Шалф не надо.
— Надо… Мама, забирай сына.
— Спасибо… Паш, ну вот что мне с ним делать!
— Придётся лупить.
— …Не надо лупить. Не люблю, когда лупят.
— Молчи уж… Много тебя лупили…
— И мало не люблю.
— Будешь так с мамой себя вести — и мало будет, и много будет.
— Мама, моложеное купишь?
— Ага. Два раза… Путь дедушка тебе покупает, раз ты кроме него никого не слушаешь.
— Мам, ну мам…
— К деду.
— А мы пойдём к дедушке?
— Пойдём… пойдём… Паш, мы побежали… Поцелуй на дорожку…
— Полина, во сколько ждать?
— Даже не знаю… Часов в восемь… или чуть раньше.
— Может, за вами заскочить?
— Смотри сам.
— Хочешь?
— Было бы хорошо.
— Я позвоню.
— Я папе скажу, что приедешь.
— До вечера…
— Пока.
— Тоша, оставь голубей в покое!
— Полина, пусть резвится.
— Ему бы завтра нарезвиться… Паша согласился на всенощную взять.
— Завтра не придёте?
— Пока не знаю. Если удастся у Юли оставить… Ну опять!… всякую гадость тащишь… папа родимый…
— Дедушка, посмотли, что я тебе нашёл.
— Какое красивое… Только им пораниться можно.
— Как?
— Краешки остренькие, если неосторожно взять, то из пальца кровь потечёт.
— Мужики клови не боятся!
— Оставь, я его подравняю и верну. Хорошо?
— Холошо, деда.
— Побегай, мы с мамой посидим.
— Деда, на качели можно?
— Можно, можно… мужик…
— …Так что там с Юлей?
— Жду звонка. Она подругу встречает на Финбане.
— Далеко живёт?
— Тош, да соседка ж она! Я тебе рассказывала.
— Прости, запамятовал … Это которая без мужа?
— И без детей… Тошку балует… Нашла игрушку.
— Сколько ей?
— Тридцать пять… Приличная женщина, самостоятельная…
— Намекаешь?
— Нет, Тоша, открытым текстом говорю.
— Мужу твоему настучу.
— Комаров сам предложил.
— Ну Паша!…
— А слабо, говорит, отца с Юлькой познакомить?
— Полина, ну посмотри на меня!
— С Пашей согласна… Что вы с мамой не поделили… Жили бы да жили… Может, она бы так не болела.
— Мне тоже так казалось… Вспоминала?
— Не слышала… Бывало, заговорю, — нахмурится, губы сожмёт и в молитвослов… Так и жили…
— Спасибо тебе.
— За что?
— Что ты есть… у меня.
— Тебе спасибо. Было два любимых мужчины, теперь трое стало.
— Сына в мою честь назвали?
— Папа предложил… Я все уши прожужжала.
— Что ты могла… в одиннадцать лет…
— Я умненькая была. Помнишь?
— Помню… В кого такая?
— В тебя, наверно.
— А ты на маму не похожа.
— Хочешь сказать, — в отца уродилась?
— Его порода. Улыбка не его… Он вообще улыбаться не умел.
— Ты давно его видел?
— Давно уж… давно.
— Ну его… неинтересно.
— Спасибо, моя радость.
— А помнишь, как ты меня называл?
— Мелкая… сладкая…
— А ещё?… Ну вспоминай!
— Морковка!
— Помнишь!…
— Полинка, задушишь!
— Сильная?
— Сильная, сильная.
— Ещё бы! Такого мужика выносить.
— Вам бы дочку.
— Как повезёт.
— Думаете?
— Паша тоже хочет… Пару лет поработаю… Класс хочу выпустить.
— Как они год заканчивают?
— Грех жаловаться, думала, — хуже будет.
— …Хочу ещё одно спасибо сказать…
— Ну говори, чего уж там.
— У меня есть тайна.
— Какая?
— Ты не поняла. У меня есть тайна.
— Я слушаю.
— Я никому не мог сказать, что она есть. Теперь говорю.
— И всё?…
— Да.
— Тоша, это шутка?
— Нет, моя радость. Я никому не мог сказать, что живу с этой тайной много лет.
— Озадачил ты меня.
— Не волнуйся, ничего криминального. Просто есть и всё.
— И тебе стало легче?
— Да.
— Посмотри в глаза… Господи помилуй… Как ты жил все годы…
— Не знаю… как-то прожил… Даже улыбаться начал.
— Я люблю, когда ты улыбаешься. И Тоша любит… Воспитательница говорит, что у Тоши Комарова дедушка самый главный герой его рассказов.
— Каких ещё рассказов?
— Любит сказки сочинять, истории разные. Ребятня вокруг собирается, он их и развлекает. Артист, нечего сказать… О, Юля звонит…
— …Привет. Удачно?… Я рада… Сына возьмёшь на воспитание?… Могу, конечно. А сейчас решить нельзя или не ко времени?… Если муж отпустит… А ребёнка на кого?… Дедушке нашему отдыхать надо, у него завтра тяжёлый день… А то не знаешь!… Само собой… Тогда до вечера.
— Договорились?
— Почти… Приглашает на вечерние посиделки… Тебе привет передавала.
— Спасибо… Пойдёшь?
— Куда деваться!… Тошку надо ей закинуть, тогда на службу вовремя успею.
— Не засиживайся допоздна.
— Комаров проследит.
— Полина, чуть не забыл!… На пасхальную трапезу останетесь?… Отец Александр интересовался.
— Дай Бог службу-то до конца выстоять.
— Попробуйте завтра Тошку умотать, чтобы днём поспал часа три–четыре.
— Что-нибудь придумаем… Ты пошёл?
— Хочу к Виталию заехать, Валя просила.
— Я так волнуюсь… Четырнадцать лет не видела… Заново знакомиться придётся… Женю хочется увидеть.
— Увидишь. И мужа её… Прибавление у них скоро.
— Кого ждут?
— Не знаю. Молчат как рыбки.
— Ну хорошо… Фотографии передал?
— Не волнуйся, я не настолько стар, чтобы на память жаловаться.
— Иди сюда, поцелую на дорожку… До завтра… Тоша, попрощайся с дедушкой!
Продолжение следует…
Часть III. Четыре дня
Моему внуку
"Господи, Ты хоть мой новый адрес знаешь?"
Маменькин сынок
— Тоша… Тоша… Антон!… Да постой ты спокойно!… Папа, на помощь, одной не управиться.
— Полминуточки… Антон, что за дела!… Почему маму не слушаешь?
— Я слушаю.
— Что мама сказала?
— Что ей одной не уплавиться.
— Одевай курточку, умник, а то в садик опоздаем.
— Ну и пусть опоздаем.
— Без завтрака останешься.
— Ну и пусть без завтлака.
— Голодать будешь.
— Ну и пусть…
— Рот закрой… Шапку… шарф…
— Шалф не надо.
— Надо… Мама, забирай сына.
— Спасибо… Паш, ну вот что мне с ним делать!
— Придётся лупить.
— …Не надо лупить. Не люблю, когда лупят.
— Молчи уж… Много тебя лупили…
— И мало не люблю.
— Будешь так с мамой себя вести — и мало будет, и много будет.
— Мама, моложеное купишь?
— Ага. Два раза… Путь дедушка тебе покупает, раз ты кроме него никого не слушаешь.
— Мам, ну мам…
— К деду.
— А мы пойдём к дедушке?
— Пойдём… пойдём… Паш, мы побежали… Поцелуй на дорожку…
— Полина, во сколько ждать?
— Даже не знаю… Часов в восемь… или чуть раньше.
— Может, за вами заскочить?
— Смотри сам.
— Хочешь?
— Было бы хорошо.
— Я позвоню.
— Я папе скажу, что приедешь.
— До вечера…
— Пока.
— Тоша, оставь голубей в покое!
— Полина, пусть резвится.
— Ему бы завтра нарезвиться… Паша согласился на всенощную взять.
— Завтра не придёте?
— Пока не знаю. Если удастся у Юли оставить… Ну опять!… всякую гадость тащишь… папа родимый…
— Дедушка, посмотли, что я тебе нашёл.
— Какое красивое… Только им пораниться можно.
— Как?
— Краешки остренькие, если неосторожно взять, то из пальца кровь потечёт.
— Мужики клови не боятся!
— Оставь, я его подравняю и верну. Хорошо?
— Холошо, деда.
— Побегай, мы с мамой посидим.
— Деда, на качели можно?
— Можно, можно… мужик…
— …Так что там с Юлей?
— Жду звонка. Она подругу встречает на Финбане.
— Далеко живёт?
— Тош, да соседка ж она! Я тебе рассказывала.
— Прости, запамятовал … Это которая без мужа?
— И без детей… Тошку балует… Нашла игрушку.
— Сколько ей?
— Тридцать пять… Приличная женщина, самостоятельная…
— Намекаешь?
— Нет, Тоша, открытым текстом говорю.
— Мужу твоему настучу.
— Комаров сам предложил.
— Ну Паша!…
— А слабо, говорит, отца с Юлькой познакомить?
— Полина, ну посмотри на меня!
— С Пашей согласна… Что вы с мамой не поделили… Жили бы да жили… Может, она бы так не болела.
— Мне тоже так казалось… Вспоминала?
— Не слышала… Бывало, заговорю, — нахмурится, губы сожмёт и в молитвослов… Так и жили…
— Спасибо тебе.
— За что?
— Что ты есть… у меня.
— Тебе спасибо. Было два любимых мужчины, теперь трое стало.
— Сына в мою честь назвали?
— Папа предложил… Я все уши прожужжала.
— Что ты могла… в одиннадцать лет…
— Я умненькая была. Помнишь?
— Помню… В кого такая?
— В тебя, наверно.
— А ты на маму не похожа.
— Хочешь сказать, — в отца уродилась?
— Его порода. Улыбка не его… Он вообще улыбаться не умел.
— Ты давно его видел?
— Давно уж… давно.
— Ну его… неинтересно.
— Спасибо, моя радость.
— А помнишь, как ты меня называл?
— Мелкая… сладкая…
— А ещё?… Ну вспоминай!
— Морковка!
— Помнишь!…
— Полинка, задушишь!
— Сильная?
— Сильная, сильная.
— Ещё бы! Такого мужика выносить.
— Вам бы дочку.
— Как повезёт.
— Думаете?
— Паша тоже хочет… Пару лет поработаю… Класс хочу выпустить.
— Как они год заканчивают?
— Грех жаловаться, думала, — хуже будет.
— …Хочу ещё одно спасибо сказать…
— Ну говори, чего уж там.
— У меня есть тайна.
— Какая?
— Ты не поняла. У меня есть тайна.
— Я слушаю.
— Я никому не мог сказать, что она есть. Теперь говорю.
— И всё?…
— Да.
— Тоша, это шутка?
— Нет, моя радость. Я никому не мог сказать, что живу с этой тайной много лет.
— Озадачил ты меня.
— Не волнуйся, ничего криминального. Просто есть и всё.
— И тебе стало легче?
— Да.
— Посмотри в глаза… Господи помилуй… Как ты жил все годы…
— Не знаю… как-то прожил… Даже улыбаться начал.
— Я люблю, когда ты улыбаешься. И Тоша любит… Воспитательница говорит, что у Тоши Комарова дедушка самый главный герой его рассказов.
— Каких ещё рассказов?
— Любит сказки сочинять, истории разные. Ребятня вокруг собирается, он их и развлекает. Артист, нечего сказать… О, Юля звонит…
— …Привет. Удачно?… Я рада… Сына возьмёшь на воспитание?… Могу, конечно. А сейчас решить нельзя или не ко времени?… Если муж отпустит… А ребёнка на кого?… Дедушке нашему отдыхать надо, у него завтра тяжёлый день… А то не знаешь!… Само собой… Тогда до вечера.
— Договорились?
— Почти… Приглашает на вечерние посиделки… Тебе привет передавала.
— Спасибо… Пойдёшь?
— Куда деваться!… Тошку надо ей закинуть, тогда на службу вовремя успею.
— Не засиживайся допоздна.
— Комаров проследит.
— Полина, чуть не забыл!… На пасхальную трапезу останетесь?… Отец Александр интересовался.
— Дай Бог службу-то до конца выстоять.
— Попробуйте завтра Тошку умотать, чтобы днём поспал часа три–четыре.
— Что-нибудь придумаем… Ты пошёл?
— Хочу к Виталию заехать, Валя просила.
— Я так волнуюсь… Четырнадцать лет не видела… Заново знакомиться придётся… Женю хочется увидеть.
— Увидишь. И мужа её… Прибавление у них скоро.
— Кого ждут?
— Не знаю. Молчат как рыбки.
— Ну хорошо… Фотографии передал?
— Не волнуйся, я не настолько стар, чтобы на память жаловаться.
— Иди сюда, поцелую на дорожку… До завтра… Тоша, попрощайся с дедушкой!
Продолжение следует…
07.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
«Сибелиус»
— И-ирка-а!…
— Здравствуй… здравствуй… Познакомься…
— …Хейно Арви, можно просто Хейно… Здравствуйте.
— Очень приятно… Юлия… Ну что, гости иноземные, последний бросок — и дома.
— Юль, оставь, там ничего тяжёлого…
— Не спорь. Вот приеду, — тогда поспоришь.
— Давно бы приехала.
— А вот и приеду.
— Теперь уж не раньше мая.
— Раньше и не выберусь… Во-он моя машинёшечка… гламурненькая.
— Юль, куда положить?
— Бельё… вот сюда… Остальное на нижнюю, потом разберёмся.
— …Мама, подай полотенце… спасибо… Где можно умыться?
— Пойдём, покажу.
— Ну и вымахал у тебя сынища!…
— У него папа был не маленький… да и мама тоже.
— Сколько ему было?…
— Четыре… Меня увидел — как вцепился ручонками, так и не отпускал… А через месяц Хейно предложил за него выйти.
— Хейно?…
— Отец — Хейно Топиас, сын — Хейно Арви, в честь деда.
— Ах вот оно что!…
— …Ему жить оставалось недолго… Не хотел, чтобы сын воспитывался у чужих людей.
— А ты родная что ли?
— Выходит, что родная… стала…
— Красивый парень.
— Да больной на голову!… Подавай невесту ему русскую, и всё тут!… На наших даже и не смотрит.
— На ваших?
— Ну да!… Я первый раз его пять лет назад привезла. Мальчишке шестнадцать, пусть, думаю, летний Питер посмотрит… В Выборге погуляли… А тут… такой цветник… Пораздевались, не успевал рот закрывать… Еле увезла.
— А парень соображает! Наши девки лучше.
— Это мы с тобой были лучше… в их возрасте. На календаре который год?
— Что правда, то правда… и который век… Ирочка, сейчас напою вас чаем, а поужинаем позже. Хорошо?
— Спасибо, Юль… У меня просьба, — называй меня Тайной.
— Что?!…
— Его отец ко мне так обращался, Хейно не любит моё русское имя.
— Как же он невесту выбирать собрался! А если понравится какая-нибудь Ирина?
— Ну дурачок он ещё маленький!… Вспомни себя в двадцать один.
— И вспоминать нечего, — первый развод.
— Быстро обернулась.
— А что быстро-то!… У нас две проблемы — сначала найти мужчину своей мечты, а потом придумать, что с этим козлом делать…
— Юль, ну зачем чужие глупости повторять! Своих мало?
— Хочешь, тебя замуж продадим?
— Ох, Юленька, я дорого стою, за кого попало не пойду.
— Ну это мы ещё обсудим…
— Только не при ребёнке.
— Спасибо, что подсказала.
— А что это ты, подруженька, переезжать надумала?
— В Лапинярви шумно для нас.
— До Хельсинки далековато вроде бы.
— В том-то и дело… Город близко, много дорог.
— Для твоего бизнеса в самый раз.
— От столицы далеко. В Аскола всё наоборот — до Хельсинки рукой подать, а Этуярви в стороне от дорог. Нам понравилось.
— Когда переселяетесь?
— Уже.
— То есть как это!
— Мы с Хейно сюда — наши вещи в Аскола.
— Неплохо устроилась!
— Спасибо нашему папе, позаботился… Сын, ты чего притих?
— Слушаю.
— Не устал?
— Мама, я хочу погулять.
— Ты у меня спрашиваешь разрешения?
— Советуюсь.
— Не потеряйся.
— Ма…
— …Ир… Тайна, я купила сим–карты, как просила. Там уже мои номера, так что никто не должен потеряться.
— Ой, спасибо, Юль, я ведь забыла уже!… Спасибо… Хейно, держи… Позвони, если что. Хорошо?
— Спасибо, мам.
— Красавец, нечего сказать… От девок отбою не будет.
— Уже нет… Умница, и учится, и подрабатывает. Это, говорит, на сигареты.
— Везёт же некоторым…
— Да уж везёт… В восемнадцать лет оказаться в чужой стране, — ни дома, ни языка…
— Не прибедняйся, язык ты сносненько знала.
— Да… наверно… Просто повезло…
— Ты мне одно спасибо должна.
— За что?
— Забыла?… Будем тебе жениха искать.
— Где искать!… На танцы пойдём?… или шататься по барам?
— Скажешь тоже, по барам… Мне столько не выпить… Ой, звонят! Наверно Полинка пришла.
— Какая Полинка?
— Да соседка! Завтра сынулю мне на воспитание сдаёт, в аренду, так сказать… Полина, проходи!
— Здравствуйте… Полина.
— Очень приятно… Тайна.
— Редкое имя… Юль, я ненадолго, пока крокодильчики друг с другом разбираются.
— …Тайна, — большой крокодильчик это папа Паша, маленький — сын Тоша–Тотоша.
— Ну девчонки!…
— Тихо, услышат!… Стенки тонкие… Девки, а вина?
— Юль, давай до Пасхи.
— И ты тоже?
— Ну пост же!…
— Нет, ну с вами каши не сваришь. Тогда и я не буду… Или буду… Буду, а вы пейте свои чаи холодные.
— А ты нам подогрей!
— У-ух… противные… Полин, яйца красила?
— Сегодня займусь на ночь.
— Сделай мне, а?… Лень что-то.
— Сколько?
— Да хоть пяток.
— Давай уж десяток.
— Ой, спасибо… Тошку приведёшь?
— Во сколько?
— Во сколько надо?
— В восемь… полдевятого.
— Умывай–одевай и ко мне, позавтракаем вместе.
— Хорошо… Тайна, ты издалека?
— Из Финляндии.
— У тебя хороший язык.
— Полина, я здесь родилась и выросла, это мой город.
— А как там оказалась?
— В августе девяносто первого поехала с группой экскурсоводом, да во время переворота и застряла.
— Так сразу дали гражданство?
— Тогда везде давали, напуганы были, нас пожалели… Туристы уехали, а я осталась.
— Вернуться не хотела?
— Сначала нет, потом захотела, а потом снова расхотела.
— Расхотела?
— Появился стимул. Если посидишь полчаса — увидишь своими глазами.
— …красивый блондин под два метра ростом.
— Я на лестнице встретила! Твой сын?
— Хейно.
— Действительно красавец… Совсем на тебя не похож.
— Приёмный… Мать погибла в автомобильной катастрофе, я вышла замуж за его отца. Сейчас вдвоём.
— Что случилось?
— Рак…
— Как ты решилась!
— Полюшко, самое главное, что решилась. Не знаю, что со мной бы стало, если бы не мой мальчик.
— Полюшко… Меня только папа так называет… иногда.
— Хороший у тебя папа.
— Да… хороший… только его долго не было… у меня.
— Ирк… а Ирк… спишь?
— Нет. А что?
— И мне не спится. Пойдём на кухню?… Поболтаем… по рюмашке.
— Пойдём… Завтра бы не проспать.
— Будильник поставлю… Ты-то выспишься.
— На службу собираюсь.
— Вот тебе делать больше нечего!
— Хейно просил. Ни разу не был в настоящем русском храме.
— А дома?
— Дома это дома… Настоящее здесь.
— Слушай, а у Полины отец, знаешь кто?… Дьякон!
— Да ты что!…
— Они много лет не виделись, а когда маму похоронила, начала его искать.
— Давно?
— Четвёртый месяц как умерла… на Рождество, кажется.
— Хороший знак… Ты её знала?
— Марину?… Нет, они переехали недавно, она не выходила уже.
— А как зовут её отца?
— Антон… Отец Антоний… Ир… ты что?…
— …Н-нет, ничего.
— Хочешь, фотографию покажу?… Видный мужчина, даже и не скажешь, что пятьдесят пять.
— …Покажи…
— Сейчас… Восьмого марта приезжал… издевался над нами… обсмеял с этим праздником… Вот как мужику объяснить, что мы сами этот день терпеть не можем!…
— Не надо ничего объяснять. Пусть нам цветы вручают и подарки.
— Вот и я говорю… Кобелине бы моему втолковать… надоело с ним ругаться… Удалила что ли… Сейчас на компьютере посмотрю…
— Юлька, сына разбудишь — буду ругаться.
— Да я тихо…
— Ничего себе тихо…
— Не боись, подруга… Вот, нашла, кажется… Смотри. Ну, как тебе, в женихи годится?…
Продолжение следует…
«Сибелиус»
— И-ирка-а!…
— Здравствуй… здравствуй… Познакомься…
— …Хейно Арви, можно просто Хейно… Здравствуйте.
— Очень приятно… Юлия… Ну что, гости иноземные, последний бросок — и дома.
— Юль, оставь, там ничего тяжёлого…
— Не спорь. Вот приеду, — тогда поспоришь.
— Давно бы приехала.
— А вот и приеду.
— Теперь уж не раньше мая.
— Раньше и не выберусь… Во-он моя машинёшечка… гламурненькая.
— Юль, куда положить?
— Бельё… вот сюда… Остальное на нижнюю, потом разберёмся.
— …Мама, подай полотенце… спасибо… Где можно умыться?
— Пойдём, покажу.
— Ну и вымахал у тебя сынища!…
— У него папа был не маленький… да и мама тоже.
— Сколько ему было?…
— Четыре… Меня увидел — как вцепился ручонками, так и не отпускал… А через месяц Хейно предложил за него выйти.
— Хейно?…
— Отец — Хейно Топиас, сын — Хейно Арви, в честь деда.
— Ах вот оно что!…
— …Ему жить оставалось недолго… Не хотел, чтобы сын воспитывался у чужих людей.
— А ты родная что ли?
— Выходит, что родная… стала…
— Красивый парень.
— Да больной на голову!… Подавай невесту ему русскую, и всё тут!… На наших даже и не смотрит.
— На ваших?
— Ну да!… Я первый раз его пять лет назад привезла. Мальчишке шестнадцать, пусть, думаю, летний Питер посмотрит… В Выборге погуляли… А тут… такой цветник… Пораздевались, не успевал рот закрывать… Еле увезла.
— А парень соображает! Наши девки лучше.
— Это мы с тобой были лучше… в их возрасте. На календаре который год?
— Что правда, то правда… и который век… Ирочка, сейчас напою вас чаем, а поужинаем позже. Хорошо?
— Спасибо, Юль… У меня просьба, — называй меня Тайной.
— Что?!…
— Его отец ко мне так обращался, Хейно не любит моё русское имя.
— Как же он невесту выбирать собрался! А если понравится какая-нибудь Ирина?
— Ну дурачок он ещё маленький!… Вспомни себя в двадцать один.
— И вспоминать нечего, — первый развод.
— Быстро обернулась.
— А что быстро-то!… У нас две проблемы — сначала найти мужчину своей мечты, а потом придумать, что с этим козлом делать…
— Юль, ну зачем чужие глупости повторять! Своих мало?
— Хочешь, тебя замуж продадим?
— Ох, Юленька, я дорого стою, за кого попало не пойду.
— Ну это мы ещё обсудим…
— Только не при ребёнке.
— Спасибо, что подсказала.
— А что это ты, подруженька, переезжать надумала?
— В Лапинярви шумно для нас.
— До Хельсинки далековато вроде бы.
— В том-то и дело… Город близко, много дорог.
— Для твоего бизнеса в самый раз.
— От столицы далеко. В Аскола всё наоборот — до Хельсинки рукой подать, а Этуярви в стороне от дорог. Нам понравилось.
— Когда переселяетесь?
— Уже.
— То есть как это!
— Мы с Хейно сюда — наши вещи в Аскола.
— Неплохо устроилась!
— Спасибо нашему папе, позаботился… Сын, ты чего притих?
— Слушаю.
— Не устал?
— Мама, я хочу погулять.
— Ты у меня спрашиваешь разрешения?
— Советуюсь.
— Не потеряйся.
— Ма…
— …Ир… Тайна, я купила сим–карты, как просила. Там уже мои номера, так что никто не должен потеряться.
— Ой, спасибо, Юль, я ведь забыла уже!… Спасибо… Хейно, держи… Позвони, если что. Хорошо?
— Спасибо, мам.
— Красавец, нечего сказать… От девок отбою не будет.
— Уже нет… Умница, и учится, и подрабатывает. Это, говорит, на сигареты.
— Везёт же некоторым…
— Да уж везёт… В восемнадцать лет оказаться в чужой стране, — ни дома, ни языка…
— Не прибедняйся, язык ты сносненько знала.
— Да… наверно… Просто повезло…
— Ты мне одно спасибо должна.
— За что?
— Забыла?… Будем тебе жениха искать.
— Где искать!… На танцы пойдём?… или шататься по барам?
— Скажешь тоже, по барам… Мне столько не выпить… Ой, звонят! Наверно Полинка пришла.
— Какая Полинка?
— Да соседка! Завтра сынулю мне на воспитание сдаёт, в аренду, так сказать… Полина, проходи!
— Здравствуйте… Полина.
— Очень приятно… Тайна.
— Редкое имя… Юль, я ненадолго, пока крокодильчики друг с другом разбираются.
— …Тайна, — большой крокодильчик это папа Паша, маленький — сын Тоша–Тотоша.
— Ну девчонки!…
— Тихо, услышат!… Стенки тонкие… Девки, а вина?
— Юль, давай до Пасхи.
— И ты тоже?
— Ну пост же!…
— Нет, ну с вами каши не сваришь. Тогда и я не буду… Или буду… Буду, а вы пейте свои чаи холодные.
— А ты нам подогрей!
— У-ух… противные… Полин, яйца красила?
— Сегодня займусь на ночь.
— Сделай мне, а?… Лень что-то.
— Сколько?
— Да хоть пяток.
— Давай уж десяток.
— Ой, спасибо… Тошку приведёшь?
— Во сколько?
— Во сколько надо?
— В восемь… полдевятого.
— Умывай–одевай и ко мне, позавтракаем вместе.
— Хорошо… Тайна, ты издалека?
— Из Финляндии.
— У тебя хороший язык.
— Полина, я здесь родилась и выросла, это мой город.
— А как там оказалась?
— В августе девяносто первого поехала с группой экскурсоводом, да во время переворота и застряла.
— Так сразу дали гражданство?
— Тогда везде давали, напуганы были, нас пожалели… Туристы уехали, а я осталась.
— Вернуться не хотела?
— Сначала нет, потом захотела, а потом снова расхотела.
— Расхотела?
— Появился стимул. Если посидишь полчаса — увидишь своими глазами.
— …красивый блондин под два метра ростом.
— Я на лестнице встретила! Твой сын?
— Хейно.
— Действительно красавец… Совсем на тебя не похож.
— Приёмный… Мать погибла в автомобильной катастрофе, я вышла замуж за его отца. Сейчас вдвоём.
— Что случилось?
— Рак…
— Как ты решилась!
— Полюшко, самое главное, что решилась. Не знаю, что со мной бы стало, если бы не мой мальчик.
— Полюшко… Меня только папа так называет… иногда.
— Хороший у тебя папа.
— Да… хороший… только его долго не было… у меня.
— Ирк… а Ирк… спишь?
— Нет. А что?
— И мне не спится. Пойдём на кухню?… Поболтаем… по рюмашке.
— Пойдём… Завтра бы не проспать.
— Будильник поставлю… Ты-то выспишься.
— На службу собираюсь.
— Вот тебе делать больше нечего!
— Хейно просил. Ни разу не был в настоящем русском храме.
— А дома?
— Дома это дома… Настоящее здесь.
— Слушай, а у Полины отец, знаешь кто?… Дьякон!
— Да ты что!…
— Они много лет не виделись, а когда маму похоронила, начала его искать.
— Давно?
— Четвёртый месяц как умерла… на Рождество, кажется.
— Хороший знак… Ты её знала?
— Марину?… Нет, они переехали недавно, она не выходила уже.
— А как зовут её отца?
— Антон… Отец Антоний… Ир… ты что?…
— …Н-нет, ничего.
— Хочешь, фотографию покажу?… Видный мужчина, даже и не скажешь, что пятьдесят пять.
— …Покажи…
— Сейчас… Восьмого марта приезжал… издевался над нами… обсмеял с этим праздником… Вот как мужику объяснить, что мы сами этот день терпеть не можем!…
— Не надо ничего объяснять. Пусть нам цветы вручают и подарки.
— Вот и я говорю… Кобелине бы моему втолковать… надоело с ним ругаться… Удалила что ли… Сейчас на компьютере посмотрю…
— Юлька, сына разбудишь — буду ругаться.
— Да я тихо…
— Ничего себе тихо…
— Не боись, подруга… Вот, нашла, кажется… Смотри. Ну, как тебе, в женихи годится?…
Продолжение следует…
08.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Великая Суббота
— Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа… Поздравляю всех вас, дорогие братья и сестры, с Великой Cубботой… в этот день… когда пречистая… душа Господня сходила в ад… Поэтому в христианской традиции именно такое… изображение каноническое… является иконой Воскресения, на которой изображён Господь Иисус Христос, спускающийся в недра ада и выводящий оттуда Адама и Еву… и всех людей, которые жили праведно, но до пришествия в мир Христа Спасителя жили в ожидании спасения… До пришествия Христа на землю, до Его сошествия в ад все люди — и праведники, и грешники по окончания своей земной жизни сходили в ад… и там пребывали… до дня… освобождения их… Христом… Поэтому… в этом смысле очень многое изменилось не только на земле, не только на небе, не только в поднебесной части, но изменилось и в преисподней… благодаря тому, что Господь принёс этот свет… То, что ожидалось, уже осуществилось… И в этом смысле жизнь человека… земная… она тоже носит на себе отражение вот этих событий… космического масштаба… В силу того, что каждый человек в определённый момент своей жизни, когда Господь достучится до его сердца, имеет возможность сердце открыть навстречу Богу и, встретившись со Христом, начать другую жизнь… Ну… так… новая жизнь должна начинаться с крещения…
— Всё нормально?
— Паш, не отвлекай, пожалуйста… Тоша у Юли.
— Молчу… молчу…
— …В древней Церкви людей крестили не ежедневно, а крестили только один раз в году. Именно вот в Великую Cубботу. Поэтому и сохранился обычай служить этот день в белых одеждах… Как происходило это богослужение?… Конечно, всё начиналось загодя. Людей, которые изъявляли желание креститься… обычно… к этому человек не приходит сам собой… Книг, понятное дело, никаких не было… Апостол Павел говорил, что Вера — она от слышанья. Верующий человек рассказывал, свидетельствовал о Христе какому-то из своих друзей, знакомых, родственников, подчинённых или своему начальству… как тоже бывало… Бывало, что раб рассказывал своему господину, тот проявлял некоторый интерес, а потом изъявлял желание тоже приобщиться христианской жизни… И вот этот человек, который проповедовал другому Христа, он становился его восприемником или, как позже стали называть, крёстный отец… ну или крёстная мать… потому что обычно мужчины дружат с мужчинами, а женщины с женщинами… И рассказывали им первые понятия о Евангелии, о покаянии, о заповедях… А потом, если человек уже достаточно продвинулся по этому пути, и уже можно было ему доверять, его приводили в Церковь. В Церковь не как какое-то сооружение, потому что сначала храмов христианских не было… христиане собирались тайком… где-то, у кого-то в богатом доме кого-то из христиан или где-то в лесу, или где-то в горах, или вот… на окраине Рима… бывали катакомбы, в которых вырабатывали камень и в которых хоронили усопших… Там очень мягкие породы камня наподобие туфа, и в них делали такие углубления, в которых хоронили усопших, и там оставались ниши, которые замуровывались… Собирались — почему?… Потому что Церковь была катакомбной, потому что она была тайной… Вот такое слово возникло от римских катакомб. Потому что официально было гонение на христиан. Почему возникло это гонение?… Ну… во-первых по наущению иудеев, потому что иудеи относились к христианству как к зловредной секте. Не надо думать, что со смертью Христа Спасителя иудеи успокоились. Они знали, что остались ученики, и преследовали их по всему миру… И вот по беспроволочному телеграфу говорили-предупреждали, что появилась новая секта последователей Иисуса Христа, который «был мессия якобы, но он не был никакой не мессия, и его распяли… Он был грешник, хотел взять власть»… Это в Священных книгах… всяка хула на Иисуса Христа сохранилась в еврейских книгах. И понятно, — где появлялись проповедники, а начинали, конечно, по тому пути, как и Господь делал проповедь, сначала со своих… Приходили в синагоги и начинали проповедовать своим… Христа…
— Паша, видишь во-он того мужчину?…
— В усах?
— Да… Похож на Виталия Ивановича.
— Полина, тебе одиннадцать было. Как ты можешь его узнать!
— Я чувствую, что это он… Если подойдёт поздороваться с папой — точно он.
— С отцом все здороваются. Давно в этом храме служит?
— Что ты! Меньше года… Просто раньше помогал отцу Александру, когда мог.
— Вот почему его все знают!…
— …Часто их хватали, уже будучи предупреждены, что придут такие, и предавали… либо сами умерщвляли… когда это нельзя было из-за огласки, потому что апостолы проповедовали и язычникам так же, то устраивали таким образом, чтобы римская власть это сделала своими руками… чтобы придать законность этой расправе, потому что не верили в то, что Иисус Христос есть истинный Мессия. И вот несмотря на это гонение… Да!… ещё гонение от язычников, потому что кроме иудеев… это единственно они имели такую льготу, больше никакой народ не имел… Тот народ, который покорялся римлянам… он должен был принять римский обычай. Ну, это вообще такое имперское сознание. Поэтому если каким-то богам поклонялся какой-то народ, римский пантеон включал в себя этих богов. И изображение бога, маленькое, тоже клали в храм, и всё, пожалуйста, — ты должен поклоняться всем богам римским и плюс ещё своим… Но у иудеев была привилегия. Все знали, что иудеи поклоняться другим богам не будут, идолов не делают, их оставили в покое, потому что они были очень в этом твёрды. Они предпочитали умереть, но идолам не поклоняться. И так как христиан не признавали за иудеев, потому что иудеи говорили: «нет, это не иудеи»… Ах, так вы не иудеи?… То по закону вы обязаны поклоняться римским богам… А христиане тоже говорили «нет». Ну, ах нет!… Тогда мы вас заставим… Пытали, мучили, А если они не соглашались, тогда уже умерщвляли. Если помягче было гонение, то хотя бы ссылали подальше на край империи, чтобы они, как говорится, «не мутили воду». Но, несмотря на это жестокое гонение, христиане всё равно собирались ежевоскресно, ночью… что естественно… и оттуда у нас обычай использовать свечи, лампады…
— …Точно Виталий Иванович…
— Полина, дождись окончания проповеди.
— Ты за кого меня принимаешь!
— За свою жену.
— Паш, я так волнуюсь…
— Мать, ну дай послушать!…
— А сам?
— Вот отращу бороду как отец, будешь знать.
— …Мы-то сейчас не в катакомбах живём, а на свету, и вот у нас электричество есть… электричество недавнее изобретение, но вот лампады, свечи у нас от того древнего обычая, который сохранился у нас… Вот на Пасху… на Рождество… Главные службы… мы тоже служим ночью, воспоминая о том, как первые христиане молились исключительно ночью. Иначе это было просто смертельно опасно. Поэтому для большинства христиан всегда был такой выбор — если я иду причащаться, я за это могу заплатить своей жизнью или свободой как минимум. Потому в христиане шли люди твёрдые верой. И поэтому человека готовили к крещению целый год. Иногда больше или меньше. И самая последняя ответственная подготовка ко крещению была уже Великим постом…
— Ой… Женечка!…
— Где?
— Да вот же, рядом почти!
— А её-то как узнала!
— Посмотри на живот.
— Ты знаешь, сколько в Петербурге беременных женщин?
— И знать не хочу. Точно Женька.
— Кажется, тебе самой пора беременеть.
— Я не возражаю. Поговорим дома.
— …Великий пост возник и как в подражание Господу нашему Иисусу Христу, который перед тем, как выйти на служение, сорок дней постился… так и перед этим ответственным шагом каждый христианин готовящийся, — их называли «оглашенный», потому что их учили с голоса, а не по книгам… он готовился к Святому крещению, слыша в церкви, в собрании церковном эти Божественные тексты… из притч, из Иова, из Псалтири, из Евангелия, — всё, имеющее направленность сугубо катехизаторскую…
— …С папой беседуют.
— Вижу. Сколько ему лет?
— В прошлом году пятьдесят исполнилось… папа говорил.
— Седины мало, не то, что у отца.
— А что ты хотел! Пожил бы как он да с моей мамой…
— …Это его жена?
— Да, тёть Валя.
— Приятная женщина.
— …И вот в Великую Субботу происходило само крещение. В храме молились христиане, а отдельно от них, в отдельном помещении, как это называлось — в баптистерии… мы тут строим храм… с баптистерием тоже отдельно… Ваптизо по-гречески значит «крещу», а кто не знает, — это значит «погружаю в воду»… Крестили отдельно… Облачались в белые одежды в знак полученной чистоты и в знак оставления грехов, перед этим каялись в своих грехах, и со свечами уже приходили в то помещение, где совершалась Божественная литургия… И они впервые как полноправные члены приходили в храм. И вот это шествие от баптистерия до церкви и был тот самый крестный ход, который мы тоже совершаем ежегодно. Ну, правда, вокруг храма. Но если восстановится у нас традиция крестить в Великую Субботу, то мы конечно сделаем крестный ход именно вот от того баптистерия к нашему храму. В этом не будет никакого нарушения, просто восстановление очень древней православной традиции. Так крестился, например, наш князь Владимир… в Херсонесе. Хотя это был уже десятый век, но эта традиция соблюдалась в древней Византии. И христиане в белых одеждах ходили в течение всей седмицы пасхальной, как свидетельство принятия святого крещения, и все, кто был христианином, поздравляли… Ежедневно приходили в храм и причащались Святых Христовых Таин. И вся остальная Церковь с ними и постилась, и проходила это оглашение, потому что практически у каждого христианина были духовные наставники, будущие крестные, восприемники от купельных и они всё объясняли вновь обращённым ко Христу людям. Поэтому этот день субботний посвящён обращению новых членов, и поэтому мы и поём на Божественной литургии не «Святый Боже…», как обычно, а «Елицы во Христа креститеся…», потому что это песнопение, обращённое к тем христианам, и это есть слова апостола Павла из «Послания к римлянам», которое мы сегодня читали. И которое читается всегда при крещении, и Евангелие тоже, оно читается крещальное. В этом смысле субботняя литургия это крещальная литургия…
— А почему мужчины и женщины вперемешку?
— Паша, это же проповедь! Люди подходят поближе, чтоб лучше было слышно.
— Я смотрю, — некоторые записывают на диктофон.
— В следующий раз тоже буду.
— Мне нравится, как он говорит.
— Старенький уже, восьмой десяток разменял.
— Хорошо держится.
— А потом лежит полдня, в себя прийти не может.
— …Но в силу того, что количество желающих креститься всё увеличивалось, несмотря на гонения, и христиан стало такое большое количество, что империя пала к ногам Христа… и в лице императора Константина приняла веру христианскую… Правда сам император Константин не сразу крестился, а был в разряде оглашенных много лет, и не будучи крещённым, председательствовал на Первом Вселенском Соборе. А крестился меньше чем за год до своей смерти… Поэтому некоторые говорят, что вот, мол, царь Константин и воевал, и всякие политические коварства устраивал, как, дескать, он во святых!… Забывая о том, что в крещении человеку прощаются все грехи… Поэтому он к концу жизни достиг великого благочестия и крестился, будучи уже зрелым христианином, и никто не смеет обвинять его в тех грехах, которые ему сам Бог простил. Хотя конечно были прегрешения в его жизни как у каждого грешного человека. Но заслуги его непомерны! Поэтому и называют его равноапостольным. Ни один человек в мире за две тыщи лет не обратил ко Христу стольких людей, как царь Константин! Благодаря его повороту, благодаря его храмостроительству, его политике церковной обратились ко Христу миллионы людей. Не тысячи, не десятки и даже не сотни тысяч!… Благодаря его примеру истинного благочестия…
— Так, мама, я пошёл к машине.
— Ко кресту прикладываться не будешь?
— За меня приложись, я на всенощной.
— Ну иди уже, не отвлекай.
— …Ну вот раз в храме читаются слова из крещальной литургии, мы должны тоже их себе напомнить. Апостол пишет: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, крестились в Его смерть!» Большинство из вас могут ответить — да, действительно не знаем. Потому что это очень сложно понять, очень сложно вместить это в свою главу, а в сердце тем более. Что это значит, — креститься в смерть?… Вспомним изначальное значение слова «креститься». Это «погрузиться». Для чего лежит плащаница?… перед нами… Для того, чтоб нам было легче погрузиться в смерть Христову. Изображение распятого Христа, снятого с креста, лежит перед нами. Для того, чтоб мы лучше почувствовали, что за этим стоит… «И так мы погреблись с Ним крещением в смерть». В водах крещения, погружаясь в воду, человек умирает, он погружается в воду как в могилу…
— Виталий Иванович…
— Простите?…
— Я Полина.
— Полинушка!… Ты одна?
— С мужем.
— А где он?
— Машину для меня греет.
— Скажи, чтобы дожидался, сразу познакомимся.
— Хорошо… Тёть Валь… это я…
— Ой, доченька моя!…
— …Спасибо, тёть Валь… Подходите вместе с Виталием Иванычем.
— Обязательно подойду.
— …Как Христос воскрес из земли в третий день, так и человек, восходя от купели, должен воскреснуть в новую жизнь. Как Христос воскрес в духовном Теле, так и каждый христианин должен воскреснуть, а лучше сказать — совоскреснуть со Христом, для новой духовной жизни, чтобы нам ходить в обновлённой жизни… В чём должно быть обновление?… Ну… в том, чтобы мы жили не по-язычески, не по своим каким-то представлениям, а по заповедям Божиим. Если мы соединены с Ним, со Христом подобием смерти, то должны быть соединены и подобием воскресения. Зная, что ветхий наш человек распят с ним, что упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами грехов, так как умерший освободился от греха. Потому что если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с ним. Вот для чего! Чтобы жить со Христом! Вот для чего принимается крещение. Не для того, чтобы наша вера помогала каким-то образом в нашей обычной жизни, а чтобы в нашу жизнь вошёл Христос. Чтоб мы с Ним устраивали нашу дальнейшую жизнь. Чтоб всё было согласовано с Ним! Чтоб всё было благословлено Им! Он уже благословил Своих учеников, что можно делать — что нельзя, что хорошо — что плохо, всё это объяснил. Нам только остаётся в течение нашей жизни согласовать свою жизнь со Христом. Вот об этом нам никогда не надо забывать, и Великая Суббота нам ныне это напоминает. Спаси всех Господи!…
— Виталий Иванович — Паша, мой муж.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— …А это Валентина Васильевна, тётя Валя… Тёть Валь, я Женю видела!
— Да, сейчас подойдёт… Женечка!…
— …Полинка!… Уй-й!…
— Ты поаккуратней с малышом-то!
— Ничего с ним не сделается, привыкший.
— А помнишь?… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе…»
— «…злые люди бедной киске не дают…»
— «…украсть сосиски».
— Сколько лет не виделись?
— Жень, ну посчитай с девяносто пятого.
— Четырнадцать?… Точно!
— Я тебя сразу узнала.
— Я тоже. Только засомневалась, — ты ли это.
— А папа не говорил, что приедем?
— Говорил, да из головы вылетело, как только тебя увидела.
— Не сомневалась, значит… Папа выйдет?
— Собирался… А вот и он.
— Здравствуйте, кого не видел… Енюшка, ну-ка щёчки подставляй… Спасибо, что пришли, рад вас видеть.
— Антон, что за сестрица на тебя во сто глаз смотрела?
— …А ты что это, отец, на сестриц заглядываешься!
— Валь, я случайно.
— Дома тебе будут случайности.
— …Мам–пап, вы чего!…
— …Жень, всё нормально… Ну, видел или нет?
— Лицо показалось знакомым. В храме раньше не бывала.
— Мне тоже показалось… Да вот же она!
— Где?
— На крыльце… в нашу сторону смотрит…
— …Тоша, это Юлина подруга.
— Какая подруга?
— Из Финляндии приехала. Зовут… Тайна, кажется.
— Интересное имя.
— Она приехала с сыном… недели две в Питере пробудут.
— Это её встречала Юля?
— Да. Я обещала вас познакомить.
— Зачем?
— Тош, ну что ты как затворник! Надо же с людьми общаться.
— Надо, моя радость.
— Ну, что сказать?
— Скажи, что из мелкой посуды не пью.
— Хорошо, так и передам… Виталий Иванович, к нам заедете?
— Полина, в другой раз. Может, вы к нам выберетесь?
— Как Тоша скажет. Мы мобильные.
— …Опять меня не спрашивает никто. Когда в компании как человек посижу!
— Дома попьёшь, дорогой. Не надо было машину покупать.
— …Паш, ты не одинок. Знаешь, сколько я пропустил?…
— …Так, начинаются мужские разговоры… Всё, Полинушка, нам пора. Созвонимся.
— Теперь уже точно, тёть Валь… Как я рада вас видеть.
— Я тоже очень рада. Приезжайте с ночёвкой, место найдём. Ты ещё Нюшу не видела нашу.
— Как она?
— На худграфе, третий курс заканчивает.
— Какая умница.
— Дай тебя обнять, доченька, я так рада, до слёз.
— Спасибо… До свидания.
— Не забудь позвонить!
— Обязательно!
Продолжение следует…
Великая Суббота
— Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа… Поздравляю всех вас, дорогие братья и сестры, с Великой Cубботой… в этот день… когда пречистая… душа Господня сходила в ад… Поэтому в христианской традиции именно такое… изображение каноническое… является иконой Воскресения, на которой изображён Господь Иисус Христос, спускающийся в недра ада и выводящий оттуда Адама и Еву… и всех людей, которые жили праведно, но до пришествия в мир Христа Спасителя жили в ожидании спасения… До пришествия Христа на землю, до Его сошествия в ад все люди — и праведники, и грешники по окончания своей земной жизни сходили в ад… и там пребывали… до дня… освобождения их… Христом… Поэтому… в этом смысле очень многое изменилось не только на земле, не только на небе, не только в поднебесной части, но изменилось и в преисподней… благодаря тому, что Господь принёс этот свет… То, что ожидалось, уже осуществилось… И в этом смысле жизнь человека… земная… она тоже носит на себе отражение вот этих событий… космического масштаба… В силу того, что каждый человек в определённый момент своей жизни, когда Господь достучится до его сердца, имеет возможность сердце открыть навстречу Богу и, встретившись со Христом, начать другую жизнь… Ну… так… новая жизнь должна начинаться с крещения…
— Всё нормально?
— Паш, не отвлекай, пожалуйста… Тоша у Юли.
— Молчу… молчу…
— …В древней Церкви людей крестили не ежедневно, а крестили только один раз в году. Именно вот в Великую Cубботу. Поэтому и сохранился обычай служить этот день в белых одеждах… Как происходило это богослужение?… Конечно, всё начиналось загодя. Людей, которые изъявляли желание креститься… обычно… к этому человек не приходит сам собой… Книг, понятное дело, никаких не было… Апостол Павел говорил, что Вера — она от слышанья. Верующий человек рассказывал, свидетельствовал о Христе какому-то из своих друзей, знакомых, родственников, подчинённых или своему начальству… как тоже бывало… Бывало, что раб рассказывал своему господину, тот проявлял некоторый интерес, а потом изъявлял желание тоже приобщиться христианской жизни… И вот этот человек, который проповедовал другому Христа, он становился его восприемником или, как позже стали называть, крёстный отец… ну или крёстная мать… потому что обычно мужчины дружат с мужчинами, а женщины с женщинами… И рассказывали им первые понятия о Евангелии, о покаянии, о заповедях… А потом, если человек уже достаточно продвинулся по этому пути, и уже можно было ему доверять, его приводили в Церковь. В Церковь не как какое-то сооружение, потому что сначала храмов христианских не было… христиане собирались тайком… где-то, у кого-то в богатом доме кого-то из христиан или где-то в лесу, или где-то в горах, или вот… на окраине Рима… бывали катакомбы, в которых вырабатывали камень и в которых хоронили усопших… Там очень мягкие породы камня наподобие туфа, и в них делали такие углубления, в которых хоронили усопших, и там оставались ниши, которые замуровывались… Собирались — почему?… Потому что Церковь была катакомбной, потому что она была тайной… Вот такое слово возникло от римских катакомб. Потому что официально было гонение на христиан. Почему возникло это гонение?… Ну… во-первых по наущению иудеев, потому что иудеи относились к христианству как к зловредной секте. Не надо думать, что со смертью Христа Спасителя иудеи успокоились. Они знали, что остались ученики, и преследовали их по всему миру… И вот по беспроволочному телеграфу говорили-предупреждали, что появилась новая секта последователей Иисуса Христа, который «был мессия якобы, но он не был никакой не мессия, и его распяли… Он был грешник, хотел взять власть»… Это в Священных книгах… всяка хула на Иисуса Христа сохранилась в еврейских книгах. И понятно, — где появлялись проповедники, а начинали, конечно, по тому пути, как и Господь делал проповедь, сначала со своих… Приходили в синагоги и начинали проповедовать своим… Христа…
— Паша, видишь во-он того мужчину?…
— В усах?
— Да… Похож на Виталия Ивановича.
— Полина, тебе одиннадцать было. Как ты можешь его узнать!
— Я чувствую, что это он… Если подойдёт поздороваться с папой — точно он.
— С отцом все здороваются. Давно в этом храме служит?
— Что ты! Меньше года… Просто раньше помогал отцу Александру, когда мог.
— Вот почему его все знают!…
— …Часто их хватали, уже будучи предупреждены, что придут такие, и предавали… либо сами умерщвляли… когда это нельзя было из-за огласки, потому что апостолы проповедовали и язычникам так же, то устраивали таким образом, чтобы римская власть это сделала своими руками… чтобы придать законность этой расправе, потому что не верили в то, что Иисус Христос есть истинный Мессия. И вот несмотря на это гонение… Да!… ещё гонение от язычников, потому что кроме иудеев… это единственно они имели такую льготу, больше никакой народ не имел… Тот народ, который покорялся римлянам… он должен был принять римский обычай. Ну, это вообще такое имперское сознание. Поэтому если каким-то богам поклонялся какой-то народ, римский пантеон включал в себя этих богов. И изображение бога, маленькое, тоже клали в храм, и всё, пожалуйста, — ты должен поклоняться всем богам римским и плюс ещё своим… Но у иудеев была привилегия. Все знали, что иудеи поклоняться другим богам не будут, идолов не делают, их оставили в покое, потому что они были очень в этом твёрды. Они предпочитали умереть, но идолам не поклоняться. И так как христиан не признавали за иудеев, потому что иудеи говорили: «нет, это не иудеи»… Ах, так вы не иудеи?… То по закону вы обязаны поклоняться римским богам… А христиане тоже говорили «нет». Ну, ах нет!… Тогда мы вас заставим… Пытали, мучили, А если они не соглашались, тогда уже умерщвляли. Если помягче было гонение, то хотя бы ссылали подальше на край империи, чтобы они, как говорится, «не мутили воду». Но, несмотря на это жестокое гонение, христиане всё равно собирались ежевоскресно, ночью… что естественно… и оттуда у нас обычай использовать свечи, лампады…
— …Точно Виталий Иванович…
— Полина, дождись окончания проповеди.
— Ты за кого меня принимаешь!
— За свою жену.
— Паш, я так волнуюсь…
— Мать, ну дай послушать!…
— А сам?
— Вот отращу бороду как отец, будешь знать.
— …Мы-то сейчас не в катакомбах живём, а на свету, и вот у нас электричество есть… электричество недавнее изобретение, но вот лампады, свечи у нас от того древнего обычая, который сохранился у нас… Вот на Пасху… на Рождество… Главные службы… мы тоже служим ночью, воспоминая о том, как первые христиане молились исключительно ночью. Иначе это было просто смертельно опасно. Поэтому для большинства христиан всегда был такой выбор — если я иду причащаться, я за это могу заплатить своей жизнью или свободой как минимум. Потому в христиане шли люди твёрдые верой. И поэтому человека готовили к крещению целый год. Иногда больше или меньше. И самая последняя ответственная подготовка ко крещению была уже Великим постом…
— Ой… Женечка!…
— Где?
— Да вот же, рядом почти!
— А её-то как узнала!
— Посмотри на живот.
— Ты знаешь, сколько в Петербурге беременных женщин?
— И знать не хочу. Точно Женька.
— Кажется, тебе самой пора беременеть.
— Я не возражаю. Поговорим дома.
— …Великий пост возник и как в подражание Господу нашему Иисусу Христу, который перед тем, как выйти на служение, сорок дней постился… так и перед этим ответственным шагом каждый христианин готовящийся, — их называли «оглашенный», потому что их учили с голоса, а не по книгам… он готовился к Святому крещению, слыша в церкви, в собрании церковном эти Божественные тексты… из притч, из Иова, из Псалтири, из Евангелия, — всё, имеющее направленность сугубо катехизаторскую…
— …С папой беседуют.
— Вижу. Сколько ему лет?
— В прошлом году пятьдесят исполнилось… папа говорил.
— Седины мало, не то, что у отца.
— А что ты хотел! Пожил бы как он да с моей мамой…
— …Это его жена?
— Да, тёть Валя.
— Приятная женщина.
— …И вот в Великую Субботу происходило само крещение. В храме молились христиане, а отдельно от них, в отдельном помещении, как это называлось — в баптистерии… мы тут строим храм… с баптистерием тоже отдельно… Ваптизо по-гречески значит «крещу», а кто не знает, — это значит «погружаю в воду»… Крестили отдельно… Облачались в белые одежды в знак полученной чистоты и в знак оставления грехов, перед этим каялись в своих грехах, и со свечами уже приходили в то помещение, где совершалась Божественная литургия… И они впервые как полноправные члены приходили в храм. И вот это шествие от баптистерия до церкви и был тот самый крестный ход, который мы тоже совершаем ежегодно. Ну, правда, вокруг храма. Но если восстановится у нас традиция крестить в Великую Субботу, то мы конечно сделаем крестный ход именно вот от того баптистерия к нашему храму. В этом не будет никакого нарушения, просто восстановление очень древней православной традиции. Так крестился, например, наш князь Владимир… в Херсонесе. Хотя это был уже десятый век, но эта традиция соблюдалась в древней Византии. И христиане в белых одеждах ходили в течение всей седмицы пасхальной, как свидетельство принятия святого крещения, и все, кто был христианином, поздравляли… Ежедневно приходили в храм и причащались Святых Христовых Таин. И вся остальная Церковь с ними и постилась, и проходила это оглашение, потому что практически у каждого христианина были духовные наставники, будущие крестные, восприемники от купельных и они всё объясняли вновь обращённым ко Христу людям. Поэтому этот день субботний посвящён обращению новых членов, и поэтому мы и поём на Божественной литургии не «Святый Боже…», как обычно, а «Елицы во Христа креститеся…», потому что это песнопение, обращённое к тем христианам, и это есть слова апостола Павла из «Послания к римлянам», которое мы сегодня читали. И которое читается всегда при крещении, и Евангелие тоже, оно читается крещальное. В этом смысле субботняя литургия это крещальная литургия…
— А почему мужчины и женщины вперемешку?
— Паша, это же проповедь! Люди подходят поближе, чтоб лучше было слышно.
— Я смотрю, — некоторые записывают на диктофон.
— В следующий раз тоже буду.
— Мне нравится, как он говорит.
— Старенький уже, восьмой десяток разменял.
— Хорошо держится.
— А потом лежит полдня, в себя прийти не может.
— …Но в силу того, что количество желающих креститься всё увеличивалось, несмотря на гонения, и христиан стало такое большое количество, что империя пала к ногам Христа… и в лице императора Константина приняла веру христианскую… Правда сам император Константин не сразу крестился, а был в разряде оглашенных много лет, и не будучи крещённым, председательствовал на Первом Вселенском Соборе. А крестился меньше чем за год до своей смерти… Поэтому некоторые говорят, что вот, мол, царь Константин и воевал, и всякие политические коварства устраивал, как, дескать, он во святых!… Забывая о том, что в крещении человеку прощаются все грехи… Поэтому он к концу жизни достиг великого благочестия и крестился, будучи уже зрелым христианином, и никто не смеет обвинять его в тех грехах, которые ему сам Бог простил. Хотя конечно были прегрешения в его жизни как у каждого грешного человека. Но заслуги его непомерны! Поэтому и называют его равноапостольным. Ни один человек в мире за две тыщи лет не обратил ко Христу стольких людей, как царь Константин! Благодаря его повороту, благодаря его храмостроительству, его политике церковной обратились ко Христу миллионы людей. Не тысячи, не десятки и даже не сотни тысяч!… Благодаря его примеру истинного благочестия…
— Так, мама, я пошёл к машине.
— Ко кресту прикладываться не будешь?
— За меня приложись, я на всенощной.
— Ну иди уже, не отвлекай.
— …Ну вот раз в храме читаются слова из крещальной литургии, мы должны тоже их себе напомнить. Апостол пишет: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Иисуса Христа, крестились в Его смерть!» Большинство из вас могут ответить — да, действительно не знаем. Потому что это очень сложно понять, очень сложно вместить это в свою главу, а в сердце тем более. Что это значит, — креститься в смерть?… Вспомним изначальное значение слова «креститься». Это «погрузиться». Для чего лежит плащаница?… перед нами… Для того, чтоб нам было легче погрузиться в смерть Христову. Изображение распятого Христа, снятого с креста, лежит перед нами. Для того, чтоб мы лучше почувствовали, что за этим стоит… «И так мы погреблись с Ним крещением в смерть». В водах крещения, погружаясь в воду, человек умирает, он погружается в воду как в могилу…
— Виталий Иванович…
— Простите?…
— Я Полина.
— Полинушка!… Ты одна?
— С мужем.
— А где он?
— Машину для меня греет.
— Скажи, чтобы дожидался, сразу познакомимся.
— Хорошо… Тёть Валь… это я…
— Ой, доченька моя!…
— …Спасибо, тёть Валь… Подходите вместе с Виталием Иванычем.
— Обязательно подойду.
— …Как Христос воскрес из земли в третий день, так и человек, восходя от купели, должен воскреснуть в новую жизнь. Как Христос воскрес в духовном Теле, так и каждый христианин должен воскреснуть, а лучше сказать — совоскреснуть со Христом, для новой духовной жизни, чтобы нам ходить в обновлённой жизни… В чём должно быть обновление?… Ну… в том, чтобы мы жили не по-язычески, не по своим каким-то представлениям, а по заповедям Божиим. Если мы соединены с Ним, со Христом подобием смерти, то должны быть соединены и подобием воскресения. Зная, что ветхий наш человек распят с ним, что упразднено было тело греховное, дабы нам уже не быть рабами грехов, так как умерший освободился от греха. Потому что если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с ним. Вот для чего! Чтобы жить со Христом! Вот для чего принимается крещение. Не для того, чтобы наша вера помогала каким-то образом в нашей обычной жизни, а чтобы в нашу жизнь вошёл Христос. Чтоб мы с Ним устраивали нашу дальнейшую жизнь. Чтоб всё было согласовано с Ним! Чтоб всё было благословлено Им! Он уже благословил Своих учеников, что можно делать — что нельзя, что хорошо — что плохо, всё это объяснил. Нам только остаётся в течение нашей жизни согласовать свою жизнь со Христом. Вот об этом нам никогда не надо забывать, и Великая Суббота нам ныне это напоминает. Спаси всех Господи!…
— Виталий Иванович — Паша, мой муж.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— …А это Валентина Васильевна, тётя Валя… Тёть Валь, я Женю видела!
— Да, сейчас подойдёт… Женечка!…
— …Полинка!… Уй-й!…
— Ты поаккуратней с малышом-то!
— Ничего с ним не сделается, привыкший.
— А помнишь?… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе…»
— «…злые люди бедной киске не дают…»
— «…украсть сосиски».
— Сколько лет не виделись?
— Жень, ну посчитай с девяносто пятого.
— Четырнадцать?… Точно!
— Я тебя сразу узнала.
— Я тоже. Только засомневалась, — ты ли это.
— А папа не говорил, что приедем?
— Говорил, да из головы вылетело, как только тебя увидела.
— Не сомневалась, значит… Папа выйдет?
— Собирался… А вот и он.
— Здравствуйте, кого не видел… Енюшка, ну-ка щёчки подставляй… Спасибо, что пришли, рад вас видеть.
— Антон, что за сестрица на тебя во сто глаз смотрела?
— …А ты что это, отец, на сестриц заглядываешься!
— Валь, я случайно.
— Дома тебе будут случайности.
— …Мам–пап, вы чего!…
— …Жень, всё нормально… Ну, видел или нет?
— Лицо показалось знакомым. В храме раньше не бывала.
— Мне тоже показалось… Да вот же она!
— Где?
— На крыльце… в нашу сторону смотрит…
— …Тоша, это Юлина подруга.
— Какая подруга?
— Из Финляндии приехала. Зовут… Тайна, кажется.
— Интересное имя.
— Она приехала с сыном… недели две в Питере пробудут.
— Это её встречала Юля?
— Да. Я обещала вас познакомить.
— Зачем?
— Тош, ну что ты как затворник! Надо же с людьми общаться.
— Надо, моя радость.
— Ну, что сказать?
— Скажи, что из мелкой посуды не пью.
— Хорошо, так и передам… Виталий Иванович, к нам заедете?
— Полина, в другой раз. Может, вы к нам выберетесь?
— Как Тоша скажет. Мы мобильные.
— …Опять меня не спрашивает никто. Когда в компании как человек посижу!
— Дома попьёшь, дорогой. Не надо было машину покупать.
— …Паш, ты не одинок. Знаешь, сколько я пропустил?…
— …Так, начинаются мужские разговоры… Всё, Полинушка, нам пора. Созвонимся.
— Теперь уже точно, тёть Валь… Как я рада вас видеть.
— Я тоже очень рада. Приезжайте с ночёвкой, место найдём. Ты ещё Нюшу не видела нашу.
— Как она?
— На худграфе, третий курс заканчивает.
— Какая умница.
— Дай тебя обнять, доченька, я так рада, до слёз.
— Спасибо… До свидания.
— Не забудь позвонить!
— Обязательно!
Продолжение следует…
09.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Великая Суббота (окончание)
— Хейно, сынок, не придумывай себе сказку.
— Мама, а у тебя было не так?
— Не так, мальчик мой… Тебе нужна была мать, а папе сиделка уже требовалась, а не жена… Если ты помнишь, конечно.
— Ма, ну не в клубах же невесту мне искать!
— Хорошо… согласна… Надо было подойти и познакомиться.
— Я не умею.
— Ты взрослый мужчина. Ты хоть это понимаешь?… «Девушка, простите, я хочу представить Вам своего сына». Так что ли?
— А как!
— Посоветуйся с друзьями.
— Они надо мной смеяться будут.
— Я сейчас тоже рассмеюсь… наверно.
— Ну, ма!…
— Ой, горе ты моё… И где теперь её искать?
— Я могу задержаться…
— Я тебе задержусь!… Надолго?
— Она… она же не последний раз там была. Правда, ма?
— Ну не знаю… не знаю… А если у неё кто-нибудь есть?… или замужем?
— Кольца не было.
— Точно?
— Я смотрел.
— Глазастенький ты мой… Очень понравилась?
— Ма… очень…
— Какой же ты у меня дурачок. Ну вот что с тобой делать!
— Может, на всенощной?…
— Иди спать. Сможешь?
— Не знаю…
— Так!… Быстро узнавай, и спать!… Иначе пойду одна. Понял?
— Да, ма…
— Поесть хочешь?
— А надо?
— Посмотри… Да, сынок, судя по твоим глазкам, попался ты на крючок… рыбка моя золотая.
— Как на крючок!
— Да что тебе объяснять… Ляг, поспи пару часов… Вот беда свалилась на мою голову… вот беда.
— Что случилось?
— Слышала?
— Краем уха.
— Дитятко моё зазнобу себе присмотрело.
— Да ты что!…
— А подойти постеснялся.
— Где?
— В храме.
— Кто такая?
— Знать бы… Он только дома признался.
— Вот глупенький.
— Ничего страшного. Месяц–другой пройдёт, а там, глядишь, ещё кого высмотрит.
— Ты не высмотрела.
— Как сказать…
— Что?!…
— После поговорим.
— Ирка-а… не успокоюсь, пока не расскажешь.
— На всенощную с нами пойдёшь?
— К своему поеду.
— Ну ладно… вздремну немного.
— Давай, Ир, поспи.
— Шуметь не будешь?
— Да отшумелись мы с Тошкой…
— Родила бы да нянчилась.
— От кого?
— Да хоть от своего.
— Да какой из него отец…
— Годы идут.
— Только не воспитывай.
— Юль, ты что!… Я же по-дружески.
— Слушай, есть классная идея!…
— Давай завтра.
— Завтра может быть поздно.
— Ну выкладывай.
— У Полинкиного отца есть друг, а у того дочка на выданье. Соображаешь?
— Только не сейчас.
— А что?… Клин клином вышибают.
— Да брось ты… Ты её видела?
— Нет конечно!… Они больше десяти лет не встречались.
— Ну и как я их познакомлю?
— Положись на меня, мы с Полинкой что-нибудь придумаем.
— Зачем её впутывать…
— Ну извини… Без Полины никак… Сейчас звякну, если не отдыхает, — сюда вытащу. Согласна?
— Юлька, ты коза.
— Вот и мой тоже говорит… Полин, это снова я… Ты как?… Тоша доволен?… Я тоже… У тебя минутка есть?… Зайди, пожалуйста, очень надо… Всё, Ир, начинаем действовать.
— Валюша, спасибо за угощение, мне пора.
— Антон, не подведёшь?
— Валь, ну как можно!… Все приедем. Места хватит?
— Поместимся, ещё и останется.
— Во сколько?
— Собираемся к четырём… Пока на стол, пока мужиков с балкона выгоним… К пяти можно подъезжать.
— Кто ещё будет?
— Должен Стёпа с женой, если получится… Ты да Паша, Игорь. Всего пятеро.
— Нормально, будет с кем поговорить.
— …и выпить.
— …и закусить… Игорь точно будет?
— Тош, не уверена. У Жени сильный токсикоз. Прям не знаем, что и делать. Пора бы пройти уже, а до сих пор мучается… И Степан под вопросом.
— А Стёпка что?
— Его смена. Если Виталик сможет договориться — тогда придут.
— …Нюша… Нюш!…
— Ты пошёл?
— Да, моя радость. Не балуй тут без меня.
— Я буду тебя ждать.
— Спасибо… Всё, девочки, меня нет.
— Мама… я хотела тебя спросить…
— Ну?…
— Скажи, пожалуйста…
— Ну говори!
— А когда ты поняла, что выйдешь за папу?
— Трудно сказать…
— Ну примерно!… Через неделю?… месяц?…
— Чуть меньше.
— В тот же день!…
— Ну да… Секунд через десять… Или пять. Не помню уже, давно было.
— Мама!… Так бывает?!…
— А разве бывает по-другому?… Я и не знала.
— Ну мама!… ты даёшь…
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так…
— Кого-нибудь встретила?
— Почти.
— Тошу не копируй.
— Мам… ну так… встретила… видела… полглазом.
— В магазине что ли?
— Нет… когда в храм забегала.
— Надо было сразу мне сказать.
— Зачем?
— Посмотрела бы, на что ты обратила внимание.
— Не на что, а на кого!
— Нюшка, не придирайся!… Подошла бы, может, и ему интересно стало бы.
— Он был не один.
— С девушкой?
— Вряд ли. Наверно со старшей сестрой.
— Или с мамой…
— Да молодая совсем!
— Поздравляю, доча.
— С чем?
— Может, ты своё счастье упустила.
— Мам, ты что…
— Ну не всем же быть счастливыми!… Некоторые… вот как Тоша твой любимый… так и маются по свету.
— У Тоши есть мы!
— Ничего ты в жизни не понимаешь… Приходи на ночную, вдруг ненаглядный твой появится.
— Вряд ли… Спать будет, как и я.
— А если не будет?
— Не, мам, я дома… Завтра с утра в Петергоф.
— Ну как знаешь… Я бы пошла.
— Ты пошла бы?
— За вашим папой хоть на край света.
— Мам, ну что мне делать-то!…
— Потопай ножками ещё, потопай… Собирайся и дуй в магазин. Завтра буду пирог с рыбой замешивать и Тошины булочки с луком–яйцом.
— Какую рыбу?
— На месте сориентируешься. Ты меня слышала?
— Слышала… слышала…
— Одна нога здесь — вторая там.
— Тайна, не отказывайся. Мне нравится Юлина придумка.
— Мы чужие люди.
— Вот глупость!… Будете гостями из-за границы. Кого ты в Петербурге знаешь кроме Юли?
— Уже никого… С одноклассниками не встречаюсь… Юля только осталась.
— …Хорошо, что мы в школе не дружили.
— Что хорошего…
— Зато не ругались, незачем было.
— Всё вывернет, как ей удобно!
— Ир, жизнь такая, приходится выворачиваться.
— …Так всё-таки Тайна или Ира?
— Мне теперь уже всё равно.
— …А Хейно?… А ему тоже скоро будет всё равно! Правда, Ир?
— Так и стану свекровью… Мальчику не вздумайте проболтаться, он этого не простит.
— Могила!… Ир, ты замёрзла?
— Да что-то… потряхивает маленько… Наверно продуло… в поезде…
— Сейчас я тебе шипучего антигриппинчика разведу.
— Да не стоит, Юль!
— Не хватало ещё, чтобы ты у меня разболелась… Полина, завтра созвонимся.
— Хорошо. Завтра так завтра. Пока.
— Дверь захлопни сама.
Продолжение следует…
Великая Суббота (окончание)
— Хейно, сынок, не придумывай себе сказку.
— Мама, а у тебя было не так?
— Не так, мальчик мой… Тебе нужна была мать, а папе сиделка уже требовалась, а не жена… Если ты помнишь, конечно.
— Ма, ну не в клубах же невесту мне искать!
— Хорошо… согласна… Надо было подойти и познакомиться.
— Я не умею.
— Ты взрослый мужчина. Ты хоть это понимаешь?… «Девушка, простите, я хочу представить Вам своего сына». Так что ли?
— А как!
— Посоветуйся с друзьями.
— Они надо мной смеяться будут.
— Я сейчас тоже рассмеюсь… наверно.
— Ну, ма!…
— Ой, горе ты моё… И где теперь её искать?
— Я могу задержаться…
— Я тебе задержусь!… Надолго?
— Она… она же не последний раз там была. Правда, ма?
— Ну не знаю… не знаю… А если у неё кто-нибудь есть?… или замужем?
— Кольца не было.
— Точно?
— Я смотрел.
— Глазастенький ты мой… Очень понравилась?
— Ма… очень…
— Какой же ты у меня дурачок. Ну вот что с тобой делать!
— Может, на всенощной?…
— Иди спать. Сможешь?
— Не знаю…
— Так!… Быстро узнавай, и спать!… Иначе пойду одна. Понял?
— Да, ма…
— Поесть хочешь?
— А надо?
— Посмотри… Да, сынок, судя по твоим глазкам, попался ты на крючок… рыбка моя золотая.
— Как на крючок!
— Да что тебе объяснять… Ляг, поспи пару часов… Вот беда свалилась на мою голову… вот беда.
— Что случилось?
— Слышала?
— Краем уха.
— Дитятко моё зазнобу себе присмотрело.
— Да ты что!…
— А подойти постеснялся.
— Где?
— В храме.
— Кто такая?
— Знать бы… Он только дома признался.
— Вот глупенький.
— Ничего страшного. Месяц–другой пройдёт, а там, глядишь, ещё кого высмотрит.
— Ты не высмотрела.
— Как сказать…
— Что?!…
— После поговорим.
— Ирка-а… не успокоюсь, пока не расскажешь.
— На всенощную с нами пойдёшь?
— К своему поеду.
— Ну ладно… вздремну немного.
— Давай, Ир, поспи.
— Шуметь не будешь?
— Да отшумелись мы с Тошкой…
— Родила бы да нянчилась.
— От кого?
— Да хоть от своего.
— Да какой из него отец…
— Годы идут.
— Только не воспитывай.
— Юль, ты что!… Я же по-дружески.
— Слушай, есть классная идея!…
— Давай завтра.
— Завтра может быть поздно.
— Ну выкладывай.
— У Полинкиного отца есть друг, а у того дочка на выданье. Соображаешь?
— Только не сейчас.
— А что?… Клин клином вышибают.
— Да брось ты… Ты её видела?
— Нет конечно!… Они больше десяти лет не встречались.
— Ну и как я их познакомлю?
— Положись на меня, мы с Полинкой что-нибудь придумаем.
— Зачем её впутывать…
— Ну извини… Без Полины никак… Сейчас звякну, если не отдыхает, — сюда вытащу. Согласна?
— Юлька, ты коза.
— Вот и мой тоже говорит… Полин, это снова я… Ты как?… Тоша доволен?… Я тоже… У тебя минутка есть?… Зайди, пожалуйста, очень надо… Всё, Ир, начинаем действовать.
— Валюша, спасибо за угощение, мне пора.
— Антон, не подведёшь?
— Валь, ну как можно!… Все приедем. Места хватит?
— Поместимся, ещё и останется.
— Во сколько?
— Собираемся к четырём… Пока на стол, пока мужиков с балкона выгоним… К пяти можно подъезжать.
— Кто ещё будет?
— Должен Стёпа с женой, если получится… Ты да Паша, Игорь. Всего пятеро.
— Нормально, будет с кем поговорить.
— …и выпить.
— …и закусить… Игорь точно будет?
— Тош, не уверена. У Жени сильный токсикоз. Прям не знаем, что и делать. Пора бы пройти уже, а до сих пор мучается… И Степан под вопросом.
— А Стёпка что?
— Его смена. Если Виталик сможет договориться — тогда придут.
— …Нюша… Нюш!…
— Ты пошёл?
— Да, моя радость. Не балуй тут без меня.
— Я буду тебя ждать.
— Спасибо… Всё, девочки, меня нет.
— Мама… я хотела тебя спросить…
— Ну?…
— Скажи, пожалуйста…
— Ну говори!
— А когда ты поняла, что выйдешь за папу?
— Трудно сказать…
— Ну примерно!… Через неделю?… месяц?…
— Чуть меньше.
— В тот же день!…
— Ну да… Секунд через десять… Или пять. Не помню уже, давно было.
— Мама!… Так бывает?!…
— А разве бывает по-другому?… Я и не знала.
— Ну мама!… ты даёшь…
— Почему ты спрашиваешь?
— Да так…
— Кого-нибудь встретила?
— Почти.
— Тошу не копируй.
— Мам… ну так… встретила… видела… полглазом.
— В магазине что ли?
— Нет… когда в храм забегала.
— Надо было сразу мне сказать.
— Зачем?
— Посмотрела бы, на что ты обратила внимание.
— Не на что, а на кого!
— Нюшка, не придирайся!… Подошла бы, может, и ему интересно стало бы.
— Он был не один.
— С девушкой?
— Вряд ли. Наверно со старшей сестрой.
— Или с мамой…
— Да молодая совсем!
— Поздравляю, доча.
— С чем?
— Может, ты своё счастье упустила.
— Мам, ты что…
— Ну не всем же быть счастливыми!… Некоторые… вот как Тоша твой любимый… так и маются по свету.
— У Тоши есть мы!
— Ничего ты в жизни не понимаешь… Приходи на ночную, вдруг ненаглядный твой появится.
— Вряд ли… Спать будет, как и я.
— А если не будет?
— Не, мам, я дома… Завтра с утра в Петергоф.
— Ну как знаешь… Я бы пошла.
— Ты пошла бы?
— За вашим папой хоть на край света.
— Мам, ну что мне делать-то!…
— Потопай ножками ещё, потопай… Собирайся и дуй в магазин. Завтра буду пирог с рыбой замешивать и Тошины булочки с луком–яйцом.
— Какую рыбу?
— На месте сориентируешься. Ты меня слышала?
— Слышала… слышала…
— Одна нога здесь — вторая там.
— Тайна, не отказывайся. Мне нравится Юлина придумка.
— Мы чужие люди.
— Вот глупость!… Будете гостями из-за границы. Кого ты в Петербурге знаешь кроме Юли?
— Уже никого… С одноклассниками не встречаюсь… Юля только осталась.
— …Хорошо, что мы в школе не дружили.
— Что хорошего…
— Зато не ругались, незачем было.
— Всё вывернет, как ей удобно!
— Ир, жизнь такая, приходится выворачиваться.
— …Так всё-таки Тайна или Ира?
— Мне теперь уже всё равно.
— …А Хейно?… А ему тоже скоро будет всё равно! Правда, Ир?
— Так и стану свекровью… Мальчику не вздумайте проболтаться, он этого не простит.
— Могила!… Ир, ты замёрзла?
— Да что-то… потряхивает маленько… Наверно продуло… в поезде…
— Сейчас я тебе шипучего антигриппинчика разведу.
— Да не стоит, Юль!
— Не хватало ещё, чтобы ты у меня разболелась… Полина, завтра созвонимся.
— Хорошо. Завтра так завтра. Пока.
— Дверь захлопни сама.
Продолжение следует…
10.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ираида
— Тёть Валя-а!…
— Проходите, мои ненаглядные, не чаяла уж и дождаться.
— Тёть Валь, это Тайна и Хейно… Арви…
— Полина, можно просто Хейно… Здравствуйте, мне очень приятно.
— Ну раздевайтесь же! У нас и так не холодно, да ещё духовка целый день жарит… Полина, помогай.
— …Валя, у вас найдётся для меня передник?
— Зачем?
— Не хочу сидеть как на именинах.
— Тайна!…
— Ничего, ничего, я же знакомиться приехала. А как знакомиться, если вы на месте не сидите!
— Давай на «ты».
— С удовольствием… Так где передник, есть?
— Сейчас… Таня… Тань!…
— Что, мам?
— Передничек свой дай.
— А я?
— Снимай, снимай. Помоги отцу лучше…
— Что с ней, обиделась?
— Не знаю. Взбрыкнула девка что-то… Пойдём на кухню… Паша, ведите ребёнка в комнату… Пусть поздоровается с дедом… Полина, иди, иди, не мешай, без тебя разберёмся. Пообщайся с Нюшкой.
— Женя приехала?
— Будут с минуты на минуту.
— Хорошо, тёть Валь… Тошка, отпусти кошку!
— Ну дорвался парень, сейчас визгу будет… Ты на всенощной была?
— Собиралась, да затемпературила вот… Утром только сбить удалось.
— Жаль… Татьяна тоже не ходила, вчера в Петергоф с однокурсниками ездила, рисовали чего-то…
— Она художник?
— У нас папа акварельками баловался. Да и сейчас иногда… под настроение.
— Есть в кого.
— …и Тошенька наш её приучил, — то краски купит, то пастельки, на выставки таскал с собой лет с пяти, наверно… Нет, позже… После инфаркта… седьмой уж пошёл.
— Он тоже художник?… был?…
— Скульптор. Давно бросил… лет пять–шесть.
— И сразу в семинарию?
— Как же, сразу… Спасибо отцу Александру, — в оборот взял. Совсем ведь сладу не было!… Ох, родная моя, если б ты знала, сколько горя через него пережито… Так пил… так пил… Вспоминать тошнёхонько… Посмотри, как там пирожок наш поживает.
— …Ничего себе… пирожок…
— Семейная традиция. После Великого поста пирог с осетриной. Так-то не сильно разбежишься на нашу-то зарплату, а разговеться — тут мы себе не отказываем.
— Вкусная традиция.
— Сейчас Тотошенька на запах прибежит.
— Тотошенька?…
— Антон свет Георгиевич наш… Не дочки — давно бы послала куда подальше. Уж как они его любят… Особенно Нюша… Кто знал, что из него дурь выйдет!… Сейчас даже и не верится… такая радость… такая радость…
— …А здесь что?
— Пирожки, Антон называет булочками. Яйцо, зелёный лук… Сын-то с тобой?
— Да, конечно.
— А почему не ходил?
— А, это… Нет, он ходил.
— Что-то не припомню.
— Сразу домой, на трапезу не оставался.
— Зря… это он зря. Очень хорошо было, весело. Даже наш отец Антоний маленькую речь сказал.
— …Расстроенный пришёл, полдня разговорить не могла.
— Вот дурья голова! Молодой, — веселись, развлекайся, общайся с людьми.
— С девушкой хотел познакомиться, да её на службе не было.
— Так он в храме видел её?
— В субботу литургию отстояли.
— Сколько ему?
— Двадцать второй.
— Вот и моя дурёха тоже. Чуть скандал не устроила.
— Это она?
— Она… Старшая с мужем приедет… рожать скоро… Бабушкой буду.
— Поздравляю.
— …Мама?…
— Что, сынок?
— Можно тебя на минутку?
— Извини, Валь.
— Хейно?…
— Мама…
— Что?
— Ма…
— Да что ты заладил — мама да мама!
— Ма… ты знала?
— Я много чего знаю. Что ты имеешь в виду?
— Это… она…
— Кто она?
— Она здесь.
— Да объясни ты толком!
— Эта девушка… Её тоже пригласили?
— Никого не пригла… ша… погоди… Это Нюша?… то есть… Таня?!…
— Мам… мне страшно…
— Так… я сейчас…
— Валя, требуется наша помощь.
— Что стряслось!…
— За мной… Где Танина комната?… эта?
— Да.
— Господи благослови…
— Таня, меня зовут Ираида. Я пришла сказать… мы с твоей мамой пришли сказать, что мой сын хочет с тобой познакомиться… Хейно, твой выход… Валя, мы на кухню.
— Подожди… Хейно?… Таня… это он?… Ясно… Пойдём, Ира…
— Так Ира или Тайна?… или это тайна?…
— Я… так… меня муж называл… А Виталий Иванович… Антон… Ирой…
— Ира?… ты… постой–постой… Ира?!… Турчанинова… Господи помилуй…
— Марттинссен я, почти семнадцать лет.
— Позвать?…
— Валь… не сейчас… на… налей мне… ви… вина… пожалуйста…
— Так… тихо… Ну Виталик… ну Заболотный… он же тебя узнал!… И не сказал, мент позорный… Ну я ему устрою!…
— Валь, прошу… подожди… немного успокоюсь.
— Ты знала, куда тебя к столу пригласили?
— Вчера… говорила с Полинушкой…
— Ты помнишь Полину?
— Я не видела её никогда… Пока Юля, подруга моя… соседка Полины… Она показала фотографии. Я узнала… То-ошу…
— Тихо… да тихо ты… глотни… Вот и ладненько… Держи хвост пистолетом. В обморок не упадёшь?
— Ты меня подержишь?
— Может, мне и свечку подержать?
— Валя!…
— Боже мой… Боже мой… И ты?… ты двадцать лет?!…
— Ага… Ну дура я, дура.
— Точно дура… дурёха… Чем это пахнет?… Пирог!… Мама родная… чуть не спалили… Вот я сегодня дам Виталику разговеться!… Попляшет у меня, дорогой!
— Валя, а чем он провинился!
— Да ничем!… Напьюсь в зюзю, и пусть меня на руках носит, пока не поломается.
— Я с тобой.
— Нет!… Ты сегодня нам трезвая пригодишься. Поняла?… Так… сиди здесь и никуда не уходи… Молодёжь проведаю…
— …Нюша, Нюш, ты показывала Хейно акварельки?
— Мама, Хейно приглашает меня в Аскола.
— Уже?… Молодец… молодец… В гости или?… Что вы на меня смотрите!… Просто спросила… Минут через пятнадцать прошу к столу, особого приглашения не будет. Женя с Игорем приехали. Вы меня слышали?
— Да, мам. Мы обязательно… Правда, Хейно?…
Окончание следует…
Ираида
— Тёть Валя-а!…
— Проходите, мои ненаглядные, не чаяла уж и дождаться.
— Тёть Валь, это Тайна и Хейно… Арви…
— Полина, можно просто Хейно… Здравствуйте, мне очень приятно.
— Ну раздевайтесь же! У нас и так не холодно, да ещё духовка целый день жарит… Полина, помогай.
— …Валя, у вас найдётся для меня передник?
— Зачем?
— Не хочу сидеть как на именинах.
— Тайна!…
— Ничего, ничего, я же знакомиться приехала. А как знакомиться, если вы на месте не сидите!
— Давай на «ты».
— С удовольствием… Так где передник, есть?
— Сейчас… Таня… Тань!…
— Что, мам?
— Передничек свой дай.
— А я?
— Снимай, снимай. Помоги отцу лучше…
— Что с ней, обиделась?
— Не знаю. Взбрыкнула девка что-то… Пойдём на кухню… Паша, ведите ребёнка в комнату… Пусть поздоровается с дедом… Полина, иди, иди, не мешай, без тебя разберёмся. Пообщайся с Нюшкой.
— Женя приехала?
— Будут с минуты на минуту.
— Хорошо, тёть Валь… Тошка, отпусти кошку!
— Ну дорвался парень, сейчас визгу будет… Ты на всенощной была?
— Собиралась, да затемпературила вот… Утром только сбить удалось.
— Жаль… Татьяна тоже не ходила, вчера в Петергоф с однокурсниками ездила, рисовали чего-то…
— Она художник?
— У нас папа акварельками баловался. Да и сейчас иногда… под настроение.
— Есть в кого.
— …и Тошенька наш её приучил, — то краски купит, то пастельки, на выставки таскал с собой лет с пяти, наверно… Нет, позже… После инфаркта… седьмой уж пошёл.
— Он тоже художник?… был?…
— Скульптор. Давно бросил… лет пять–шесть.
— И сразу в семинарию?
— Как же, сразу… Спасибо отцу Александру, — в оборот взял. Совсем ведь сладу не было!… Ох, родная моя, если б ты знала, сколько горя через него пережито… Так пил… так пил… Вспоминать тошнёхонько… Посмотри, как там пирожок наш поживает.
— …Ничего себе… пирожок…
— Семейная традиция. После Великого поста пирог с осетриной. Так-то не сильно разбежишься на нашу-то зарплату, а разговеться — тут мы себе не отказываем.
— Вкусная традиция.
— Сейчас Тотошенька на запах прибежит.
— Тотошенька?…
— Антон свет Георгиевич наш… Не дочки — давно бы послала куда подальше. Уж как они его любят… Особенно Нюша… Кто знал, что из него дурь выйдет!… Сейчас даже и не верится… такая радость… такая радость…
— …А здесь что?
— Пирожки, Антон называет булочками. Яйцо, зелёный лук… Сын-то с тобой?
— Да, конечно.
— А почему не ходил?
— А, это… Нет, он ходил.
— Что-то не припомню.
— Сразу домой, на трапезу не оставался.
— Зря… это он зря. Очень хорошо было, весело. Даже наш отец Антоний маленькую речь сказал.
— …Расстроенный пришёл, полдня разговорить не могла.
— Вот дурья голова! Молодой, — веселись, развлекайся, общайся с людьми.
— С девушкой хотел познакомиться, да её на службе не было.
— Так он в храме видел её?
— В субботу литургию отстояли.
— Сколько ему?
— Двадцать второй.
— Вот и моя дурёха тоже. Чуть скандал не устроила.
— Это она?
— Она… Старшая с мужем приедет… рожать скоро… Бабушкой буду.
— Поздравляю.
— …Мама?…
— Что, сынок?
— Можно тебя на минутку?
— Извини, Валь.
— Хейно?…
— Мама…
— Что?
— Ма…
— Да что ты заладил — мама да мама!
— Ма… ты знала?
— Я много чего знаю. Что ты имеешь в виду?
— Это… она…
— Кто она?
— Она здесь.
— Да объясни ты толком!
— Эта девушка… Её тоже пригласили?
— Никого не пригла… ша… погоди… Это Нюша?… то есть… Таня?!…
— Мам… мне страшно…
— Так… я сейчас…
— Валя, требуется наша помощь.
— Что стряслось!…
— За мной… Где Танина комната?… эта?
— Да.
— Господи благослови…
— Таня, меня зовут Ираида. Я пришла сказать… мы с твоей мамой пришли сказать, что мой сын хочет с тобой познакомиться… Хейно, твой выход… Валя, мы на кухню.
— Подожди… Хейно?… Таня… это он?… Ясно… Пойдём, Ира…
— Так Ира или Тайна?… или это тайна?…
— Я… так… меня муж называл… А Виталий Иванович… Антон… Ирой…
— Ира?… ты… постой–постой… Ира?!… Турчанинова… Господи помилуй…
— Марттинссен я, почти семнадцать лет.
— Позвать?…
— Валь… не сейчас… на… налей мне… ви… вина… пожалуйста…
— Так… тихо… Ну Виталик… ну Заболотный… он же тебя узнал!… И не сказал, мент позорный… Ну я ему устрою!…
— Валь, прошу… подожди… немного успокоюсь.
— Ты знала, куда тебя к столу пригласили?
— Вчера… говорила с Полинушкой…
— Ты помнишь Полину?
— Я не видела её никогда… Пока Юля, подруга моя… соседка Полины… Она показала фотографии. Я узнала… То-ошу…
— Тихо… да тихо ты… глотни… Вот и ладненько… Держи хвост пистолетом. В обморок не упадёшь?
— Ты меня подержишь?
— Может, мне и свечку подержать?
— Валя!…
— Боже мой… Боже мой… И ты?… ты двадцать лет?!…
— Ага… Ну дура я, дура.
— Точно дура… дурёха… Чем это пахнет?… Пирог!… Мама родная… чуть не спалили… Вот я сегодня дам Виталику разговеться!… Попляшет у меня, дорогой!
— Валя, а чем он провинился!
— Да ничем!… Напьюсь в зюзю, и пусть меня на руках носит, пока не поломается.
— Я с тобой.
— Нет!… Ты сегодня нам трезвая пригодишься. Поняла?… Так… сиди здесь и никуда не уходи… Молодёжь проведаю…
— …Нюша, Нюш, ты показывала Хейно акварельки?
— Мама, Хейно приглашает меня в Аскола.
— Уже?… Молодец… молодец… В гости или?… Что вы на меня смотрите!… Просто спросила… Минут через пятнадцать прошу к столу, особого приглашения не будет. Женя с Игорем приехали. Вы меня слышали?
— Да, мам. Мы обязательно… Правда, Хейно?…
Окончание следует…
11.01.2023, Остальные новые истории
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Ираида (окончание)
— Привет, Игорёк. Как Женя?
— Выпить бы…
— Женьке?!…
— Мне… Батя, только не говори, что вы тут насухую анекдоты травите.
— Проверь, застава свободная?
— А что надо?
— Закусить.
— Пять секунд…
— Повезло мне с зятем.
— Я тоже не жалуюсь.
— Короче, везучие мы люди… Жаль, Стёпшу не смог от дежурства отмазать… Слушай, а где молодой гость?… Финик этот…
— Стесняется. Или язык плохо понимает.
— А чего его понимать! Наливай да пей.
— Позовём.
— Игоря отправим.
— Правильно, пусть подсуетится… Что принёс?
— У вас коньяк?… Лимончик… шоколад… и бутылочка.
— …Никто не видел?
— Бать, я студентом в магазине колбасу воровал, а тут со стола дёрнуть!…
— Попадёшься матери — устроит она тебе колбасу.
— Не попадусь.
— А рюмки?
— Я думал, у вас есть.
— Думал… думал… Вот из горла теперь и думай… Чем резать?
— Держи. Настоящая мужская зажигалка!
— Дай глянуть… Толковая вещица… Быстро–быстро… бутылку… мать идёт.
— Ой, хорошо-то как!… Давно стоите?
— Нет, только что вышли.
— Не холодно?
— Я ж говорю, — только вышли.
— Заболотный, дыхни… Теперь Маркус… Игорёк… свежачок ещё, вкусно пахнет… Где бутылка?
— В тумбочке… Валь, мы ж не пьянствуем, просто для тепла… не отнимай, а…
— Виталий, налей.
— Кому?
— Валентине Васильевне!
— Мать, ты не простудилась?… Чихала, кажется… что ли.
— Налей… Да вы совсем сбрендили!… Игорь, принеси рюмки… Партизаны питерские… Антон, пирожки твои любимые готовы. Попробуешь?
— Попробую, Валь, больше всех попробую.
— Ну иди… пробуй.
— Да потом, за столом.
— Ну… нам принеси попробовать.
— А почему сама не принесла?
— Да с зятем я знакомилась… с зятем.
— …Валя… ты меня пугаешь.
— С будущим. Скоро у нас, отец, два зятя будет.
— С какого!… Посмотри — на тополях почки только набухают ещё!
— Тополя сами по себе, а зятья сами по себе распускаются… Тош, ты был прав, — Нюша своего не упустит.
— Где она его нашла!
— Сам пришёл… То ли по запаху, то ли как мотылёк… на огонёк… Зовут Хейно.
— Сын Тайны?
— …Увидели друг друга… позавчера. А сегодня он её в гости приглашает. Так что пора дочке паспорт оформлять… Тош, ну что встал как вкопанный! Неси пирожки, у нас уже слюнки текут.
— …Валь, да отстань ты со своими пирожками.
— Виталик, молчать… Антон, глотнул для храбрости и ушёл. Понял?
— Не понял… Ну, я пошёл.
— Иди, дорогой, иди… пока горячо.
— Валя, что происходит?
— …Не Фомин день, а святого Валентина какой-то… Игорь, доставай сигареты… спасибо.
— …Ну мать, ты даёшь…
— Отец, так кого ты нам на паперти показывал?… что за гадость куришь…
— …Привиделось.
— Не ври.
— Похожа на одну… женщину.
— Может, имя вспомнишь?
— Давно было… запамятовал.
— Виталик, я же по-человечески, по-хорошему попросила — не ври.
— А что мне врать!
— Не знаю… Заболотный, чтоб тебя с должности сняли!… Ну если я помню, то как ты мог её забыть!
— Была девчушка… Ира, кажется…
— Перекрестись, если кажется. Или сходи, проверь.
— Куда?!…
— На кухню. Там она, ваша Ира… Стоять!… Не сейчас. Не будем им мешать. Может… всё может… быть… Ты как хочешь, Заболотный, а я помолюсь… нет, сначала налей… так-то оно лучше… и лимончик.
— А где тут наши вкусные булочки?… простите… простите…
— Ну что ты как попугай заладил… Здравствуй, Тоша…
— Ира…
— Господи помилуй… Красная Книга… не вымер… выжил… ты выжил…
— Ты что… перестань… ты что… люди увидят… сын…
— Ты не поверишь — я знала… всегда это знала… что я тебя найду…
— Вот, нашла… Что делать-то… теперь…
— Хочешь булочку?
— Хочу.
— Ешь… А мне?… Вкусно… только пересолила… чуть-чуть.
— Слёзы вытри.
— Ой… точно… где-то был…
— Возьми мой.
— Спасибо… Завтра Юльке цветов купи.
— Зачем?
— Она меня заставила сюда приехать… Видишь, как удачно — одним залпом двух зайцев…
— Ты про Хейно?
— Уже знаешь?
— Валя сказала.
— Ну и пусть. Он об этом мечтал.
— А ты?
— Моя мечта со мной. Правда, немножко припозднилась. Но зато у меня будет муж дьякон… Или думаешь опять от меня сбежать?
— Пока не думал. Да и смысла не вижу.
— И правильно, дорогой. Второй раз я эту ошибку не совершу… Сам решишь, где будем венчаться?
— Есть варианты?
— В Аскола хорошая церквушка, домашняя такая… Ты был в Аскола? Тебе понравится, вот увидишь… С другой стороны Этуярви на берегу стоят коттеджи. В одном из них я буду жить… мы будем жить с тобой… И смотреть, как растут внуки… дети Хейно и Танюши… если ему повезёт, конечно… Мне сказали, что Таня у тебя любимая крестница. Это правда?… Хорошая девушка, она мне приглянулась. Только сначала закончит университет. Я ведь свой не закончила, один год проучилась всего… а потом было не до него… Нужно было вырастить сына… и дождаться тебя… Я всё сделала правильно, как надо.
Санкт-Петербург, 2010 г.
Ираида (окончание)
— Привет, Игорёк. Как Женя?
— Выпить бы…
— Женьке?!…
— Мне… Батя, только не говори, что вы тут насухую анекдоты травите.
— Проверь, застава свободная?
— А что надо?
— Закусить.
— Пять секунд…
— Повезло мне с зятем.
— Я тоже не жалуюсь.
— Короче, везучие мы люди… Жаль, Стёпшу не смог от дежурства отмазать… Слушай, а где молодой гость?… Финик этот…
— Стесняется. Или язык плохо понимает.
— А чего его понимать! Наливай да пей.
— Позовём.
— Игоря отправим.
— Правильно, пусть подсуетится… Что принёс?
— У вас коньяк?… Лимончик… шоколад… и бутылочка.
— …Никто не видел?
— Бать, я студентом в магазине колбасу воровал, а тут со стола дёрнуть!…
— Попадёшься матери — устроит она тебе колбасу.
— Не попадусь.
— А рюмки?
— Я думал, у вас есть.
— Думал… думал… Вот из горла теперь и думай… Чем резать?
— Держи. Настоящая мужская зажигалка!
— Дай глянуть… Толковая вещица… Быстро–быстро… бутылку… мать идёт.
— Ой, хорошо-то как!… Давно стоите?
— Нет, только что вышли.
— Не холодно?
— Я ж говорю, — только вышли.
— Заболотный, дыхни… Теперь Маркус… Игорёк… свежачок ещё, вкусно пахнет… Где бутылка?
— В тумбочке… Валь, мы ж не пьянствуем, просто для тепла… не отнимай, а…
— Виталий, налей.
— Кому?
— Валентине Васильевне!
— Мать, ты не простудилась?… Чихала, кажется… что ли.
— Налей… Да вы совсем сбрендили!… Игорь, принеси рюмки… Партизаны питерские… Антон, пирожки твои любимые готовы. Попробуешь?
— Попробую, Валь, больше всех попробую.
— Ну иди… пробуй.
— Да потом, за столом.
— Ну… нам принеси попробовать.
— А почему сама не принесла?
— Да с зятем я знакомилась… с зятем.
— …Валя… ты меня пугаешь.
— С будущим. Скоро у нас, отец, два зятя будет.
— С какого!… Посмотри — на тополях почки только набухают ещё!
— Тополя сами по себе, а зятья сами по себе распускаются… Тош, ты был прав, — Нюша своего не упустит.
— Где она его нашла!
— Сам пришёл… То ли по запаху, то ли как мотылёк… на огонёк… Зовут Хейно.
— Сын Тайны?
— …Увидели друг друга… позавчера. А сегодня он её в гости приглашает. Так что пора дочке паспорт оформлять… Тош, ну что встал как вкопанный! Неси пирожки, у нас уже слюнки текут.
— …Валь, да отстань ты со своими пирожками.
— Виталик, молчать… Антон, глотнул для храбрости и ушёл. Понял?
— Не понял… Ну, я пошёл.
— Иди, дорогой, иди… пока горячо.
— Валя, что происходит?
— …Не Фомин день, а святого Валентина какой-то… Игорь, доставай сигареты… спасибо.
— …Ну мать, ты даёшь…
— Отец, так кого ты нам на паперти показывал?… что за гадость куришь…
— …Привиделось.
— Не ври.
— Похожа на одну… женщину.
— Может, имя вспомнишь?
— Давно было… запамятовал.
— Виталик, я же по-человечески, по-хорошему попросила — не ври.
— А что мне врать!
— Не знаю… Заболотный, чтоб тебя с должности сняли!… Ну если я помню, то как ты мог её забыть!
— Была девчушка… Ира, кажется…
— Перекрестись, если кажется. Или сходи, проверь.
— Куда?!…
— На кухню. Там она, ваша Ира… Стоять!… Не сейчас. Не будем им мешать. Может… всё может… быть… Ты как хочешь, Заболотный, а я помолюсь… нет, сначала налей… так-то оно лучше… и лимончик.
— А где тут наши вкусные булочки?… простите… простите…
— Ну что ты как попугай заладил… Здравствуй, Тоша…
— Ира…
— Господи помилуй… Красная Книга… не вымер… выжил… ты выжил…
— Ты что… перестань… ты что… люди увидят… сын…
— Ты не поверишь — я знала… всегда это знала… что я тебя найду…
— Вот, нашла… Что делать-то… теперь…
— Хочешь булочку?
— Хочу.
— Ешь… А мне?… Вкусно… только пересолила… чуть-чуть.
— Слёзы вытри.
— Ой… точно… где-то был…
— Возьми мой.
— Спасибо… Завтра Юльке цветов купи.
— Зачем?
— Она меня заставила сюда приехать… Видишь, как удачно — одним залпом двух зайцев…
— Ты про Хейно?
— Уже знаешь?
— Валя сказала.
— Ну и пусть. Он об этом мечтал.
— А ты?
— Моя мечта со мной. Правда, немножко припозднилась. Но зато у меня будет муж дьякон… Или думаешь опять от меня сбежать?
— Пока не думал. Да и смысла не вижу.
— И правильно, дорогой. Второй раз я эту ошибку не совершу… Сам решишь, где будем венчаться?
— Есть варианты?
— В Аскола хорошая церквушка, домашняя такая… Ты был в Аскола? Тебе понравится, вот увидишь… С другой стороны Этуярви на берегу стоят коттеджи. В одном из них я буду жить… мы будем жить с тобой… И смотреть, как растут внуки… дети Хейно и Танюши… если ему повезёт, конечно… Мне сказали, что Таня у тебя любимая крестница. Это правда?… Хорошая девушка, она мне приглянулась. Только сначала закончит университет. Я ведь свой не закончила, один год проучилась всего… а потом было не до него… Нужно было вырастить сына… и дождаться тебя… Я всё сделала правильно, как надо.
Санкт-Петербург, 2010 г.
12.01.2023, Остальные новые истории
В конце прошлого года быренько сваял небольшую повесть.
(кое-кто уже прочёл черновики в моей Гостевой)
По сути это параллельный сюжет первой книги романа ("Шуга").
Время действия 1984-85 годы, место действия Москва–Узбекистан–Ленинград.
Главки коротенькие, но телефонистам всё же лучше пройти мимо, не тот формат.
Чуть не забыл — отдельное спасибо М.А., С.М. и Ч..
Это они сподвигли меня на продолжение сюжета после того, как ознакомились с пилотной главой.
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
-1-
От автобусной остановки до махалля было километра три…
Из четверых только я был здесь однажды, да и то мимоходом, так что мой топографический кретинизм вряд ли бы помог. Но опыт работы с картами не пропьёшь, как ни старайся.
— Ребята, за поворотом базарчик небольшой, возьмите что-нибудь на перекус.
— А ты куда?
— Прогуляюсь… Нам ведь собака нужна?
— Да иди ты со своими предчувствиями…
— Ну, я пошёл.
Несколько дней назад мне приснился сон, — маленький посёлок в предгорьи… собака… медведь… Всё в куче.
Но больше всего поразила крыса, после чего я, собственно, и проснулся посреди ночи.
Когда мне было семь лет, любимая кошка пропала в битве с полчищем крыс, а после неё остались котята, которым было пара-тройка дней от роду. Выкормить родители их не смогли, и вскоре все они ушли вслед за мамашкой. А я плакал под одеялом по ночам. С тех пор крыс ненавижу… ненавидел.
Эта крыса хоть и напугала меня изрядно, но что-то было в ней не так…
— Хозяин, есть кто дома?
Я кинул рюкзак у калитки и прислушался. И тут же по ту сторону забора возле моей головы появилась другая, — огромная башка матёрого алабая выше моей.
— Ав, — сказала голова низким голосом.
Я присел.
— …Барс, ко мне!
На пороге появился молодой узбек лет двадцати семи.
— Извините, обычно днём на цепи, видно, сын с ним играл… Не бойтесь, сейчас не тронет, если агрессию не чувствует… Чем могу помочь?
— Водички бы попить…
Узбек вдруг напрягся, затем улыбнулся во весь рот.
— Тащ старший лейтенант! Не узнаёте?… Это же я, Ёдгоржон… Саид то есть.
— Саид!… Ты как здесь оказался!
— Так точно! Гвардии сержант Ахунбабаев… Живу я здесь. А вы?
— В горы идём с друзьями. Вот, мимо шёл…
— Не сразу вас в бороде признал… А что дома не сиделось?… Загара нет, значит, недавно приехали. Вы же из Ленинграда?
— Ну да…
— Да что ж вы стоите-то!… Барса привяжу только, любит он гостей облизывать… перед едой… Шучу я, шучу… Алмаз!
Из-за угла вышел мальчонка лет пяти.
— Почему Барс бегает!… Опять? — и добавил несколько слов по-узбекски.
Пацан быстро подскочил к алабаю и за ошейник утащил его за угол. Пёс даже не дёрнулся.
— Сейчас чаю попьём в тени, поговорим.
— Саид, у меня мало времени, друзья ждут… Сын?… Ловко он с кобелём.
— Пять лет сыну, скоро ещё один будет… Да что пёс!… У него крыса живёт.
Холодок пробежал по спине. Сон в руку?
— Алмаз! — и по-узбекски что-то… — Извините, тащ старший лейтенант, он русский плохо ещё понимает. Ничего, у него появился друг, русский мальчик, Дима, скоро заговорит не хуже нас с вами.
Алмаз осторожно пересёк двор. На плече у него сидела крупная крыса. Увидев нас, она замерла и внимательно стала меня разглядывать.
— Саид, что ей надо?
— Это он, Крыс… Чем-то ты понравился… Ничего, что на «ты»?
— Нормально, мы почти ровесники.
— …Барс передавил крысиное гнездо. А этого почему-то не тронул. Теперь спят в одной будке.
«…Точно сон в руку».
— Тащ старший лейтенант, а что вам в горах?… Алмаз, иди в дом.
— Да так… прогуляться… Пять лет на Тянь-Шане не был, как из армии ушёл.
— Неподходящее время ты выбрал, тащ старший лейтенант.
— Что так?
— По Чаткалу медведь ходит, чужой, пришлый, бабаи говорят.
— Тогда я правильно зашёл. Нам нужна собака, туда и обратно, дней на пять-шесть.
— Барс не пойдёт.
— Да я и не рассчитывал… Любая дворняжка.
— Есть тут барбос один без рода–племени, живёт сам по себе, с людьми, бывает, в горы ходит…
— Как его найти?
— Ну, если не шутишь, тащ старший лейтенант, он сам вас найдёт.
— Да ладно!
— Во-он там!… не твои друзья, тащ старший лейтенант?
— …твою мать…
— Я ж говорю, — сам найдёт.
Продолжение следует…
(кое-кто уже прочёл черновики в моей Гостевой)
По сути это параллельный сюжет первой книги романа ("Шуга").
Время действия 1984-85 годы, место действия Москва–Узбекистан–Ленинград.
Главки коротенькие, но телефонистам всё же лучше пройти мимо, не тот формат.
Чуть не забыл — отдельное спасибо М.А., С.М. и Ч..
Это они сподвигли меня на продолжение сюжета после того, как ознакомились с пилотной главой.
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
-1-
От автобусной остановки до махалля было километра три…
Из четверых только я был здесь однажды, да и то мимоходом, так что мой топографический кретинизм вряд ли бы помог. Но опыт работы с картами не пропьёшь, как ни старайся.
— Ребята, за поворотом базарчик небольшой, возьмите что-нибудь на перекус.
— А ты куда?
— Прогуляюсь… Нам ведь собака нужна?
— Да иди ты со своими предчувствиями…
— Ну, я пошёл.
Несколько дней назад мне приснился сон, — маленький посёлок в предгорьи… собака… медведь… Всё в куче.
Но больше всего поразила крыса, после чего я, собственно, и проснулся посреди ночи.
Когда мне было семь лет, любимая кошка пропала в битве с полчищем крыс, а после неё остались котята, которым было пара-тройка дней от роду. Выкормить родители их не смогли, и вскоре все они ушли вслед за мамашкой. А я плакал под одеялом по ночам. С тех пор крыс ненавижу… ненавидел.
Эта крыса хоть и напугала меня изрядно, но что-то было в ней не так…
— Хозяин, есть кто дома?
Я кинул рюкзак у калитки и прислушался. И тут же по ту сторону забора возле моей головы появилась другая, — огромная башка матёрого алабая выше моей.
— Ав, — сказала голова низким голосом.
Я присел.
— …Барс, ко мне!
На пороге появился молодой узбек лет двадцати семи.
— Извините, обычно днём на цепи, видно, сын с ним играл… Не бойтесь, сейчас не тронет, если агрессию не чувствует… Чем могу помочь?
— Водички бы попить…
Узбек вдруг напрягся, затем улыбнулся во весь рот.
— Тащ старший лейтенант! Не узнаёте?… Это же я, Ёдгоржон… Саид то есть.
— Саид!… Ты как здесь оказался!
— Так точно! Гвардии сержант Ахунбабаев… Живу я здесь. А вы?
— В горы идём с друзьями. Вот, мимо шёл…
— Не сразу вас в бороде признал… А что дома не сиделось?… Загара нет, значит, недавно приехали. Вы же из Ленинграда?
— Ну да…
— Да что ж вы стоите-то!… Барса привяжу только, любит он гостей облизывать… перед едой… Шучу я, шучу… Алмаз!
Из-за угла вышел мальчонка лет пяти.
— Почему Барс бегает!… Опять? — и добавил несколько слов по-узбекски.
Пацан быстро подскочил к алабаю и за ошейник утащил его за угол. Пёс даже не дёрнулся.
— Сейчас чаю попьём в тени, поговорим.
— Саид, у меня мало времени, друзья ждут… Сын?… Ловко он с кобелём.
— Пять лет сыну, скоро ещё один будет… Да что пёс!… У него крыса живёт.
Холодок пробежал по спине. Сон в руку?
— Алмаз! — и по-узбекски что-то… — Извините, тащ старший лейтенант, он русский плохо ещё понимает. Ничего, у него появился друг, русский мальчик, Дима, скоро заговорит не хуже нас с вами.
Алмаз осторожно пересёк двор. На плече у него сидела крупная крыса. Увидев нас, она замерла и внимательно стала меня разглядывать.
— Саид, что ей надо?
— Это он, Крыс… Чем-то ты понравился… Ничего, что на «ты»?
— Нормально, мы почти ровесники.
— …Барс передавил крысиное гнездо. А этого почему-то не тронул. Теперь спят в одной будке.
«…Точно сон в руку».
— Тащ старший лейтенант, а что вам в горах?… Алмаз, иди в дом.
— Да так… прогуляться… Пять лет на Тянь-Шане не был, как из армии ушёл.
— Неподходящее время ты выбрал, тащ старший лейтенант.
— Что так?
— По Чаткалу медведь ходит, чужой, пришлый, бабаи говорят.
— Тогда я правильно зашёл. Нам нужна собака, туда и обратно, дней на пять-шесть.
— Барс не пойдёт.
— Да я и не рассчитывал… Любая дворняжка.
— Есть тут барбос один без рода–племени, живёт сам по себе, с людьми, бывает, в горы ходит…
— Как его найти?
— Ну, если не шутишь, тащ старший лейтенант, он сам вас найдёт.
— Да ладно!
— Во-он там!… не твои друзья, тащ старший лейтенант?
— …твою мать…
— Я ж говорю, — сам найдёт.
Продолжение следует…
13.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр
За три недели до…
— Разрешите, товарищ полковник?
— Проходи, майор. Чай будешь?
— Спасибо, Павел Петрович… Курить можно?
— Погоди, Герман… Станиславович, накуришься ещё.
«Ох, не нравится мне эта старуха…»
— …Времени на подготовку мало, считай, что нет уже… Вот, смотри, что тут у нас припасено…
Полковник небрежным жестом кинул передо мной тоненькую папку.
— …Смотри внимательно и запоминай, завтра папка уйдёт к инициатору вместе с докладом.
— У нас будет доклад?
— А ты постарайся, Гера, постарайся, чтобы был… Папку изучишь в «карцере», ознакомлю пока с ключевыми позициями, времени на разработку не было ещё вчера.
— Зачем повторяться, Пал Петрович, я понял… понял.
— Попрыгай у меня ещё, родной, попрыгай… Махмудов Амир Сергеевич, сорок пятого года рождения, полковник ВДВ в запасе, не женат, внештатник МВД Средне–Чирчикского района Ташкентской области. Может себе позволить, — военный пенсионер.
— В тридцать девять?…
— Такие вот у нас пенсионеры… Настоящий боевой офицер.
— Афган?
— Шестьдесят восьмой — Чехословакия, операция «Дунай», на следующий год — Даманский, семьдесят девятый — Польша. Там уже в статусе советника. После смерти отца в восьмидесятом ушёл в запас… Награды… грамоты… поощрения… это всё потом.
— ВДВ мы знаем, видели второго августа.
— Эх, молодёжь… Это спецназ ВДВ. Ну, и отец его был тренером по боксу, натаскал сыночка на нашу голову… До Польши занимал должность начштаба полка, так что связями не обделён… До прошлого года ничего про него не слышали. В общем, упустили клиента. Да ещё МВД… Что-то он успел накопать в архивах.
— Лишнего?
— В том всё и дело, что не знаем. А должны… В этом году собирается в поход в закрытую зону.
— Ну ВДВ даёт… Кто ж его туда…
— Не совсем закрытая. Нет на картах, в источниках ни слова. А он туда собрался. С ним родной брат и друг детства.
— Нахлобучить, за ниточки подёргать…
— Гера, смотрю на тебя и диву даюсь — папе не стыдно, что такого остолопа вырастил?… И как ты со своим дуболомством до майора дожил… Нам это место ещё интересней, чем ему.
— А поговорить?
— Ты придёшь, посмотришь, запомнишь, вернёшься, всё мне расскажешь. Я внятно изъясняюсь?
— Так точно, товарищ полковник… За шапку-невидимку расписаться где?
— Ты ж там бывал, Ставроцкий! Чего прикидываешься? На месте сориентируешься.
— Так сколько лет прошло… Семь… восемь почти.
— Страна та же, люди те же, советские.
— В общих чертах понятно… Чего ждём?
— Не чего, а кого, и не мы, а они.
— Они?… кого ждут?…
— Недостающее звено, Гера. Из Ленинграда. Твой земляк, между прочим, дружок Махмудова. И сослуживец.
— …Разрешите?
— Да кури уже, лишенец…
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр
За три недели до…
— Разрешите, товарищ полковник?
— Проходи, майор. Чай будешь?
— Спасибо, Павел Петрович… Курить можно?
— Погоди, Герман… Станиславович, накуришься ещё.
«Ох, не нравится мне эта старуха…»
— …Времени на подготовку мало, считай, что нет уже… Вот, смотри, что тут у нас припасено…
Полковник небрежным жестом кинул передо мной тоненькую папку.
— …Смотри внимательно и запоминай, завтра папка уйдёт к инициатору вместе с докладом.
— У нас будет доклад?
— А ты постарайся, Гера, постарайся, чтобы был… Папку изучишь в «карцере», ознакомлю пока с ключевыми позициями, времени на разработку не было ещё вчера.
— Зачем повторяться, Пал Петрович, я понял… понял.
— Попрыгай у меня ещё, родной, попрыгай… Махмудов Амир Сергеевич, сорок пятого года рождения, полковник ВДВ в запасе, не женат, внештатник МВД Средне–Чирчикского района Ташкентской области. Может себе позволить, — военный пенсионер.
— В тридцать девять?…
— Такие вот у нас пенсионеры… Настоящий боевой офицер.
— Афган?
— Шестьдесят восьмой — Чехословакия, операция «Дунай», на следующий год — Даманский, семьдесят девятый — Польша. Там уже в статусе советника. После смерти отца в восьмидесятом ушёл в запас… Награды… грамоты… поощрения… это всё потом.
— ВДВ мы знаем, видели второго августа.
— Эх, молодёжь… Это спецназ ВДВ. Ну, и отец его был тренером по боксу, натаскал сыночка на нашу голову… До Польши занимал должность начштаба полка, так что связями не обделён… До прошлого года ничего про него не слышали. В общем, упустили клиента. Да ещё МВД… Что-то он успел накопать в архивах.
— Лишнего?
— В том всё и дело, что не знаем. А должны… В этом году собирается в поход в закрытую зону.
— Ну ВДВ даёт… Кто ж его туда…
— Не совсем закрытая. Нет на картах, в источниках ни слова. А он туда собрался. С ним родной брат и друг детства.
— Нахлобучить, за ниточки подёргать…
— Гера, смотрю на тебя и диву даюсь — папе не стыдно, что такого остолопа вырастил?… И как ты со своим дуболомством до майора дожил… Нам это место ещё интересней, чем ему.
— А поговорить?
— Ты придёшь, посмотришь, запомнишь, вернёшься, всё мне расскажешь. Я внятно изъясняюсь?
— Так точно, товарищ полковник… За шапку-невидимку расписаться где?
— Ты ж там бывал, Ставроцкий! Чего прикидываешься? На месте сориентируешься.
— Так сколько лет прошло… Семь… восемь почти.
— Страна та же, люди те же, советские.
— В общих чертах понятно… Чего ждём?
— Не чего, а кого, и не мы, а они.
— Они?… кого ждут?…
— Недостающее звено, Гера. Из Ленинграда. Твой земляк, между прочим, дружок Махмудова. И сослуживец.
— …Разрешите?
— Да кури уже, лишенец…
Продолжение следует…
14.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-2-
— …Ах ты лохматенький… ласковый какой, не дикий совсем… Так, мужики… дом запомнили?… Хозяина сфотографировать, проявить и отпечатать. По одному на глаза не попадаться.
— Герыч, у нас проблема?
— Небольшая.
— Нет нерешаемых проблем, есть плохие исполнители.
— Не тот случай… Узнал он меня, пришлось идти на контакт… Вот глазастый, чертяка… Восемь лет прошло, бороду отрастил, и всё равно узнал.
— А всё твои предчувствия.
— Кто же знал… До заката надо выйти на Лысую гору, там остановимся до утра, дальше видно будет.
— Что со связью?
— А всё со связью! Не отсюда же докладывать. Через полчаса вся махалля будет знать, кто мы и откуда.
— Ну, началось…
— Вова, не пыли. В первый раз что ли?
— Герыч, вот второй раз с тобой, и опять геморрой.
— Будем лечить… А вы что молчите, братцы-кролики?
— Моё дело маленькое. Квадратное катать, круглое таскать. Рации нет, связи нет. Осталось оружие просрать, и можно ехать домой.
— В тюрьму поедешь, если что.
— Ой, напугал!… В тюрьме тоже люди живут.
— Только не такие как мы. Во всяком случае, недолго.
— Всё, Герыч, харе нагнетать, а то заплачу.
— Лёша, взрослым хамить вредно для здоровья… Петь, что скажешь?
— За братом в тюрьму не пойду.
— …Сука ты, Петя, а ещё брат.
— Дурак, кто тебя из тюрьмы вытаскивать будет?… Герычу насрать, если ты не в курсе.
— …Тогда дёрнули по холодку, десятый час уже, а мы тут сопли жуём.
— Где ты с этим узбеком познакомился?
— В конце семьдесят шестого был в командировке несколько месяцев, подбирал ребят.
— В кружок «Умелые руки»?
— Ага. И ноги. Вот так же вас подобрал… Невероятное стечение… У него здесь дом, жена, дети, кобель с телёнка ростом… И глаза блять внимательные… Как его тогда не разглядел?… Вот хитрый узбечонок…
— Герыч, да ничего страшного, подумаешь, связи нет. У нас делов-то — прогуляться туда-обратно и домой, ещё и чайку с ним попьём на дорожку.
— В принципе, можно было уйти по другую сторону хребта, да теперь уже никак, засветились… Ну, всё, всё, встали-пошли, меньше восьми часов осталось, здесь темнеет мгновенно.
— Пётр, «глаз» на переправу наведи, по любому им вариантов нет. На ночь не попрутся, а вот с утреца уже могут.
— Товарищ майор, и сколько нам их караулить? Харчи закончатся, кого есть будем?… Надо рискнуть.
— Как! Ночью всех собак разбудишь.
— Давай Лёху зашлём, он без мыла…
— …Я пойду.
— Отставить, капитан!… Думать надо, думать… Так, всё, отбой, утром решим, что делать.
— «Союз неруши-ымый респу-ублик свобо-одных!…»
— Чего орёшь!
— Просыпайся, страна.
— Вова, ты дебил. Тебе мама не говорила?
— Петь, а где Лешая образина?
— Они с Герычем упиндовали час назад.
— Вот сука майор… не мог меня позвать.
— Нахер ты сдался, у тебя по маскировке двойка.
— Что сказали?
— Принесут тебе мороженку.
— Да ну вас всех в жопу… Пойду умоюсь… Кстати, как водичка?
— Тёплая. Как в Ладоге.
— Хорошо, что ласты брать не стал… Красота-то какая!… Не то, что в вашем Эрмитаже…
Продолжение следует...
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-2-
— …Ах ты лохматенький… ласковый какой, не дикий совсем… Так, мужики… дом запомнили?… Хозяина сфотографировать, проявить и отпечатать. По одному на глаза не попадаться.
— Герыч, у нас проблема?
— Небольшая.
— Нет нерешаемых проблем, есть плохие исполнители.
— Не тот случай… Узнал он меня, пришлось идти на контакт… Вот глазастый, чертяка… Восемь лет прошло, бороду отрастил, и всё равно узнал.
— А всё твои предчувствия.
— Кто же знал… До заката надо выйти на Лысую гору, там остановимся до утра, дальше видно будет.
— Что со связью?
— А всё со связью! Не отсюда же докладывать. Через полчаса вся махалля будет знать, кто мы и откуда.
— Ну, началось…
— Вова, не пыли. В первый раз что ли?
— Герыч, вот второй раз с тобой, и опять геморрой.
— Будем лечить… А вы что молчите, братцы-кролики?
— Моё дело маленькое. Квадратное катать, круглое таскать. Рации нет, связи нет. Осталось оружие просрать, и можно ехать домой.
— В тюрьму поедешь, если что.
— Ой, напугал!… В тюрьме тоже люди живут.
— Только не такие как мы. Во всяком случае, недолго.
— Всё, Герыч, харе нагнетать, а то заплачу.
— Лёша, взрослым хамить вредно для здоровья… Петь, что скажешь?
— За братом в тюрьму не пойду.
— …Сука ты, Петя, а ещё брат.
— Дурак, кто тебя из тюрьмы вытаскивать будет?… Герычу насрать, если ты не в курсе.
— …Тогда дёрнули по холодку, десятый час уже, а мы тут сопли жуём.
— Где ты с этим узбеком познакомился?
— В конце семьдесят шестого был в командировке несколько месяцев, подбирал ребят.
— В кружок «Умелые руки»?
— Ага. И ноги. Вот так же вас подобрал… Невероятное стечение… У него здесь дом, жена, дети, кобель с телёнка ростом… И глаза блять внимательные… Как его тогда не разглядел?… Вот хитрый узбечонок…
— Герыч, да ничего страшного, подумаешь, связи нет. У нас делов-то — прогуляться туда-обратно и домой, ещё и чайку с ним попьём на дорожку.
— В принципе, можно было уйти по другую сторону хребта, да теперь уже никак, засветились… Ну, всё, всё, встали-пошли, меньше восьми часов осталось, здесь темнеет мгновенно.
— Пётр, «глаз» на переправу наведи, по любому им вариантов нет. На ночь не попрутся, а вот с утреца уже могут.
— Товарищ майор, и сколько нам их караулить? Харчи закончатся, кого есть будем?… Надо рискнуть.
— Как! Ночью всех собак разбудишь.
— Давай Лёху зашлём, он без мыла…
— …Я пойду.
— Отставить, капитан!… Думать надо, думать… Так, всё, отбой, утром решим, что делать.
— «Союз неруши-ымый респу-ублик свобо-одных!…»
— Чего орёшь!
— Просыпайся, страна.
— Вова, ты дебил. Тебе мама не говорила?
— Петь, а где Лешая образина?
— Они с Герычем упиндовали час назад.
— Вот сука майор… не мог меня позвать.
— Нахер ты сдался, у тебя по маскировке двойка.
— Что сказали?
— Принесут тебе мороженку.
— Да ну вас всех в жопу… Пойду умоюсь… Кстати, как водичка?
— Тёплая. Как в Ладоге.
— Хорошо, что ласты брать не стал… Красота-то какая!… Не то, что в вашем Эрмитаже…
Продолжение следует...
15.01.2023, Остальные новые истории
Кому невтерпёжь, могут получить полную версию по почте.
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2
— …Бахрам Шакирович Кучкаров, тысяча девятьсот сорок четвёртого, женат, трое детей. Не служил… О нём вообще ничего существенного, обыкновенный хороший мужик, каких полно по всей стране.
— Лицо интересное…
— Жена у него просто красавица… вот, посмотри…
— Даже на узбечку не похожа.
— …Махмудов Дамир Сергеевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого… Жена, дочь. Срочную проходил под началом — внимание — лучшего друга родного брата, Антона, — о нём позже, через год перевели в другую роту, причина пока неизвестна, да теперь уже и не важно. В запас уволен в восьмидесятом вслед за братом. Прапорщик.
— Старший брюнет, младший блондин… странно…
— Ну вот и добрались до твоего… земляка. Полюбуйся на молодца.
— Мужик как мужик…
— Антон Георгиевич Маркус. Тридцать один год… будет… Десять лет в армии, уволен в запас летом семьдесят девятого в звании майора… Герман, не спи, замёрзнешь!
— Я думаю… Простите, Пал Петрович… Не понимаю, — как это десять лет?… майор?… тридцать один… Не срастается что-то.
— Вот и у меня не срослось поначалу… Ориентировка на него пришла буквально на днях… Ну, давай-давай, посчитай хотя бы!
— Пал Петрович, ну не в шестнадцать же служить начал, честное слово! У нас не царская армия.
— То-то и оно, что в шестнадцать. Удивлён?… Смирись, просто смирись и думай, что нам с информацией делать… Да… женат, двое сыновей, в Ленинграде мать… отец… Отец покойный… В общем… был нашим сотрудником под прикрытием… до самой смерти… Портрет его в коридоре не висит… Знаешь… он просто умер… Не пуля, не нож… наша служба доконала… Как-то так…
— Вы были с ним знакомы?
— Нет, конечно… По Маркусу-старшему сведений пока мало, очень мало… тут какие-то странности есть… Надо разбираться. Не тебе конечно, майор, у тебя задача другая, нестандартная.
— Что ещё, товарищ полковник?
— Пока всё, увы… Распечатки карт в деле есть, изучишь… Дополнительные вводные потом, всё потом, мне пока самому непонятно, что сей сон значит. Однако времени мало, — у Маркуса на руках билет до Ташкента на… — полковник бросил взгляд на бумаги, — …на первое июня. Следовательно, твоя группа должна быть на месте… Не позже двадцать пятого мая… Ташкентские каналы все!… Заметь, — все тебе отдам. Напрямую обращаться нельзя. В стране чёрт-те что творится, — да ты и сам видишь… Сашу Евдокимова чуть не убили… придётся на пенсию отправлять.
— Как… кто!… Он же…
— Такой вот пошёл диссидент… с типографиями, с оружием…
Полковник поднял палец вверх.
— …Кто-то им помогает… Ну всё, майор, засиделись мы… Папку сдашь дежурному, он в курсе. И думай, Гера, думай, что их может связывать кроме географии и службы… Отцу привет, если увидишь.
— Есть, товарищ полковник! Передам обязательно… Когда в гости?
— Гера, иди уже… иди. Время — сейчас.
Продолжение следует…
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 2
— …Бахрам Шакирович Кучкаров, тысяча девятьсот сорок четвёртого, женат, трое детей. Не служил… О нём вообще ничего существенного, обыкновенный хороший мужик, каких полно по всей стране.
— Лицо интересное…
— Жена у него просто красавица… вот, посмотри…
— Даже на узбечку не похожа.
— …Махмудов Дамир Сергеевич, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого… Жена, дочь. Срочную проходил под началом — внимание — лучшего друга родного брата, Антона, — о нём позже, через год перевели в другую роту, причина пока неизвестна, да теперь уже и не важно. В запас уволен в восьмидесятом вслед за братом. Прапорщик.
— Старший брюнет, младший блондин… странно…
— Ну вот и добрались до твоего… земляка. Полюбуйся на молодца.
— Мужик как мужик…
— Антон Георгиевич Маркус. Тридцать один год… будет… Десять лет в армии, уволен в запас летом семьдесят девятого в звании майора… Герман, не спи, замёрзнешь!
— Я думаю… Простите, Пал Петрович… Не понимаю, — как это десять лет?… майор?… тридцать один… Не срастается что-то.
— Вот и у меня не срослось поначалу… Ориентировка на него пришла буквально на днях… Ну, давай-давай, посчитай хотя бы!
— Пал Петрович, ну не в шестнадцать же служить начал, честное слово! У нас не царская армия.
— То-то и оно, что в шестнадцать. Удивлён?… Смирись, просто смирись и думай, что нам с информацией делать… Да… женат, двое сыновей, в Ленинграде мать… отец… Отец покойный… В общем… был нашим сотрудником под прикрытием… до самой смерти… Портрет его в коридоре не висит… Знаешь… он просто умер… Не пуля, не нож… наша служба доконала… Как-то так…
— Вы были с ним знакомы?
— Нет, конечно… По Маркусу-старшему сведений пока мало, очень мало… тут какие-то странности есть… Надо разбираться. Не тебе конечно, майор, у тебя задача другая, нестандартная.
— Что ещё, товарищ полковник?
— Пока всё, увы… Распечатки карт в деле есть, изучишь… Дополнительные вводные потом, всё потом, мне пока самому непонятно, что сей сон значит. Однако времени мало, — у Маркуса на руках билет до Ташкента на… — полковник бросил взгляд на бумаги, — …на первое июня. Следовательно, твоя группа должна быть на месте… Не позже двадцать пятого мая… Ташкентские каналы все!… Заметь, — все тебе отдам. Напрямую обращаться нельзя. В стране чёрт-те что творится, — да ты и сам видишь… Сашу Евдокимова чуть не убили… придётся на пенсию отправлять.
— Как… кто!… Он же…
— Такой вот пошёл диссидент… с типографиями, с оружием…
Полковник поднял палец вверх.
— …Кто-то им помогает… Ну всё, майор, засиделись мы… Папку сдашь дежурному, он в курсе. И думай, Гера, думай, что их может связывать кроме географии и службы… Отцу привет, если увидишь.
— Есть, товарищ полковник! Передам обязательно… Когда в гости?
— Гера, иди уже… иди. Время — сейчас.
Продолжение следует…
16.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-3-
«Как странно всё складывается… Капитан ничего выше Воробьёвых гор не видел, кролики служили на Памире, и только я здесь как дома…»
— Герыч…
«Не служба, а отпуск… можно сказать, — экскурсия. А на сердце тревожно…»
— Герман Станиславович…
«Нет, здесь не дом, и Москва не дом. Питер это дом. Мой Ленинград. Хочу домой…»
— Товарищ майор!
— Да, капитан?…
— Что с вами?
— Задумался…
— Я кричу, кричу…
— Что-то случилось?
— Кролики задвинули тему.
— Зови.
— Ну, кто начнёт?
— Тащ майор, диспозиция очевидна, вариантов почти нет. У нас есть идея.
— Леший, не тяни.
— В общем так… Мы отправляемся в Ташкент.
— Соскучились по мамочке?
— Да нет, Герман Станиславович, не по мамочке… Выпасем эту компанию — раз плюнуть.
— Продолжай…
— Узбек нас видел мельком. Так?… Так. Запомнить не мог, — всё внимание было на вас и на собаке. Психология, шеф!
— Выпасывать как собрался, психолог!
— Скидываем всю амуницию, остаёмся в майках и шортах, амуницию в рюкзаки, очки на нос и вперёд! Кто нас признает?
— Ну, допустим… А смысл?
— Вечером будем в Ташкенте, там нас встретят.
— Кто встретит?
— Тащ майор, ну… ваши контакты. Неужто у вас их нет!
— Допустим. Что делать-то собираетесь?… Достали уже, говорите прямо! Петь, давай ты.
— Они не дураки, выбираться будут на первом автобусе. Так?… Так. Автобус там один, проходящий. А мы их будем дожидаться в этом автобусе.
— Ты уверен?… А если их там не будет?
— Сходим на первой же остановке и возвращаемся в Ташкент до утра.
— Не пойдёт… Нельзя так рисковать.
— Можно разделиться. Я на первом — Алексей на следующем или наоборот, без разницы.
— Какой промежуток между автобусами?
— Два с половиной часа… Как идея, тащ майор?
— Шоколадку заработали. Свободен… Капитан, что скажешь?
— Согласен. Здесь проще будет. Никуда туристы не денутся, мужики прямо в наши лапки приведут.
— Тогда так, товарищи старлеи… «Станки» выпотрошить, на сборы десять минут.
Пока составлял шифровку, краем глаза обратил внимание, как насторожился пёс.
— Барбос, иди ко мне, скоро будем завтракать. Ты ведь голоден? Ишь, как бока-то ввалились…
«Ничего, ничего, у нас поешь от пуза, мы не жадные».
— Будьте готовы к тому, что рюкзаки будут неподъёмные.
— Мы не собираемся с ними таскаться, — так, от машины к машине.
— Ещё одна записка… для «отчима», отправите заказной телеграммой. Ну всё, ребята, вперёд. Не подведите.
— Володь, давай костерок разведём. Полдень скоро, спешить некуда, бояться нечего. А кушать хочется уже давно… Эх, пацаны голодные ушли…
— Не помрут, я сушёного мяса в дорогу дал.
— Молодец.
— Да нормально, командир, жалко пацанов, молодые ещё… Я за дровами.
— Мы тоже… Барбос!… За мной.
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
-3-
«Как странно всё складывается… Капитан ничего выше Воробьёвых гор не видел, кролики служили на Памире, и только я здесь как дома…»
— Герыч…
«Не служба, а отпуск… можно сказать, — экскурсия. А на сердце тревожно…»
— Герман Станиславович…
«Нет, здесь не дом, и Москва не дом. Питер это дом. Мой Ленинград. Хочу домой…»
— Товарищ майор!
— Да, капитан?…
— Что с вами?
— Задумался…
— Я кричу, кричу…
— Что-то случилось?
— Кролики задвинули тему.
— Зови.
— Ну, кто начнёт?
— Тащ майор, диспозиция очевидна, вариантов почти нет. У нас есть идея.
— Леший, не тяни.
— В общем так… Мы отправляемся в Ташкент.
— Соскучились по мамочке?
— Да нет, Герман Станиславович, не по мамочке… Выпасем эту компанию — раз плюнуть.
— Продолжай…
— Узбек нас видел мельком. Так?… Так. Запомнить не мог, — всё внимание было на вас и на собаке. Психология, шеф!
— Выпасывать как собрался, психолог!
— Скидываем всю амуницию, остаёмся в майках и шортах, амуницию в рюкзаки, очки на нос и вперёд! Кто нас признает?
— Ну, допустим… А смысл?
— Вечером будем в Ташкенте, там нас встретят.
— Кто встретит?
— Тащ майор, ну… ваши контакты. Неужто у вас их нет!
— Допустим. Что делать-то собираетесь?… Достали уже, говорите прямо! Петь, давай ты.
— Они не дураки, выбираться будут на первом автобусе. Так?… Так. Автобус там один, проходящий. А мы их будем дожидаться в этом автобусе.
— Ты уверен?… А если их там не будет?
— Сходим на первой же остановке и возвращаемся в Ташкент до утра.
— Не пойдёт… Нельзя так рисковать.
— Можно разделиться. Я на первом — Алексей на следующем или наоборот, без разницы.
— Какой промежуток между автобусами?
— Два с половиной часа… Как идея, тащ майор?
— Шоколадку заработали. Свободен… Капитан, что скажешь?
— Согласен. Здесь проще будет. Никуда туристы не денутся, мужики прямо в наши лапки приведут.
— Тогда так, товарищи старлеи… «Станки» выпотрошить, на сборы десять минут.
Пока составлял шифровку, краем глаза обратил внимание, как насторожился пёс.
— Барбос, иди ко мне, скоро будем завтракать. Ты ведь голоден? Ишь, как бока-то ввалились…
«Ничего, ничего, у нас поешь от пуза, мы не жадные».
— Будьте готовы к тому, что рюкзаки будут неподъёмные.
— Мы не собираемся с ними таскаться, — так, от машины к машине.
— Ещё одна записка… для «отчима», отправите заказной телеграммой. Ну всё, ребята, вперёд. Не подведите.
— Володь, давай костерок разведём. Полдень скоро, спешить некуда, бояться нечего. А кушать хочется уже давно… Эх, пацаны голодные ушли…
— Не помрут, я сушёного мяса в дорогу дал.
— Молодец.
— Да нормально, командир, жалко пацанов, молодые ещё… Я за дровами.
— Мы тоже… Барбос!… За мной.
Продолжение следует…
17.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 3
— …Павел Петрович, ну что ты меня изводишь… Простая командировка в тёплые края. Какие тут могут быть пожелания!… Там море есть?
— Есть, товарищ генерал, Ташкентское.
— И как оно?
— Да грязь там, товарищ генерал, уж лучше на Клязьму.
— Ну, лучше так лучше… Значит, кадры в твоих руках.
— Есть, товарищ генерал. Разрешите?…
— Зови.
Вторая встреча с генералом. При первой напомнил мне актёра Громадского. Сейчас он ещё больше стал на него похож.
— Ну, здравствуй, майор.
«Вот это лапища…»
— …Ставроцкий, кажется, твоя фамилия?
— Так точно, товарищ генерал!
— Да сядь уже, садись… Что думаешь, майор?
— Так ведь Пал Петрович… товарищ полковник уже сказал — приехать-посмотреть-запомнить-вернуться-рассказать. Думать приказа не было.
— …Гера… твою мать… Ты чего меня позоришь!
— Тащ генерал, тащ полковник правду боится, то есть не правду, а когда вслух правда.
— …Ну всё, майор…
— …Павел Петрович, не пузырись… ну что ты, право слово…
«Точно Громадский, один в один…»
— …Горяч… горяч… Ты в кого такой наглый, майор, а?
— В папу, тащ генерал! Когда папенька наш бухать изволили на пару с товарищем полковником…
— Всё-всё, остановись!
Генерал откинулся в кресле и захохотал низким почти что внутриутробным голосом.
— Пал Петрович, у тебя все такие или только один?… в мою, так сказать, честь …
— В смысле… что вы сказали?
— Да полно тебе, Паш, ну сколько лет вместе работаем, на благо, так сказать, Родины и родного правительства… Коньяк будешь?… А-а… тебя спрашивать…
Генерал ловким движением достал из рукава — откуда же ещё! — три рюмки, рядом возникла початая бутылка коньяка, при виде которой у меня начала выделяться слюна… «Дви-ин»!…
— …Простите, товарищ генерал, на службе…
— Паш, эт что такое?… Ты кого ко мне привёл!
— Дурака… Прости, Юрий Васильевич, других нема.
— Майор?…
— В принципе… рабочий день уже почти закончился…
— Ещё раз… — генерал погрозил пальцем, — Пристрелю как дезертира. Понял, майор?
— Ещё как понял, товарищ генерал! Как дезертира!
Генерал зажал голову руками и завыл как собачонка, не сдерживая слёз от смеха.
— Как зовут, Ставроцкий?
— Гер… Герман.
— О, как космонавта! Давай, Гера, за успешное возвращение на землю… Паш, молодца отдашь, а?
— Пусть вернётся сначала, живой, и группу вернёт, потом поговорим… может быть.
— Ну ты чего такой жадный, а?… Мне люди нужны.
— Всем нужны. Тебе, Юра, задницу прикрывать, а мы Родину от врагов защищаем. Слово «Родина» помнишь?
— Ты кого тут попрекать вздумал, а?… меня?…
— …Разрешите идти?
«Херня какая-то… что происходит?»
— Сядь… Сядь, я сказал!… Дурак старый… Майор, свободен… стой… да постой же!… на посошок. И не ерепенься, не будь дезертиром… А нам ещё потолковать надо… с товарищем твоим… па-алковником…
-4-
— Командир, прости подлеца, не думал, что так получится…
— Что это?… Вова, ну ё-моё!…
— Ну я… это… хотел сюрприз… вечером… шашлыки… под водочку…
— И водку притащил?
— Да с водкой ничего не случится, а мясо пропадёт.
— Когда ты успел-то? Мы в гостинице сидели всю ночь!
— Так я… это… из Москвы… Тёща готовила. Она, знаешь, как мясо под шашлыки маринует! Пальчики оближешь.
— Сколько здесь?
— Четыре кэ гэ, как раз на четверых.
— Уже на двоих…
— Гер, на троих.
— А, ну да… Давай половину прополощем, барбос маринад жрать не станет. Остальное пожарим… Ну ты… «тёща… маринует…» Пирожков она тебе в дорогу не жарила?
— И жарила, и пекла, я брать не стал… Да ну их, сами пусть обжираются. А мне жирок сбросить надо.
— Все сбросим… Дуй к реке, я за тропинкой присмотрю, не люблю сюрпризы…
— Герыч, а чем ты пацанов загрузил, что рюкзаки будут тяжёлыми?
— Сухпай по японской методике.
— Это как?
— Сушёная баранина, рис, финики, мёд, если достанут.
— А чего доставать-то!
— Это Азия, с мёдом напряжённка, а снабжение, сам понимаешь, не московское.
— Ташкент не деревня.
— Ладно, что трепаться… Завтра поговорим… А где барбос?
— За валуном от ветра спрятался.
— Накинь что-нибудь сверху, ночи холодные…
— Ну вот, ещё одно утро просрали…
— Володя, не скули. Харч есть, пацаны ещё довезут.
— Скучно без дела. Может, в посёлок смотаемся?
— С ума сходить не надо. Разве что дней через пять…
— Да ну пять! Откуда пять!
— Оттуда, Вова. Сегодня десятое, а их до сих пор нет. Чего ждут, как думаешь?
— Ну… ночами холодно ещё, это у нас пуховые спальники. А у них откуда?
— Они тоже не пионеры, Вова. Особенно земляк мой.
— А что с ним не так?
— Северянин… ему мёрзнуть не привыкать…
— А-а… вон что… Слушай, Гера… а этот земляк твой… он опасный, как думаешь?
— Вова, ты на войну собрался?… Не для войны нас мама родила… Полковника надо опасаться, боевой офицер, не чета нам с тобой.
— Ну, как скажешь… Блин, ну скукотища!… сил моих больше нет.
— Займись физподготовкой.
— А давай спарринг устроим?…
— Давай, конечно! Намнём друг другу бока, а завтра туристы.
— У тебя бумага есть?
— Зачем тебе?
— …и ручка.
— Завещание оставить хочешь? Хорошее дело. Но бумаги для тебя нет.
— Книгу буду писать…
— Вова, тебе никто не говорил, что ты дурак?… Ну, кроме меня, конечно.
— А что!… Выйду на пенсию, книжку издам. Про тебя там тоже будет. Так что не жлобись, дай бумаги.
— Отстань. Всё равно не дам.
— Тогда я буду сочинять книгу вслух.
— Я четыре года был женат. Кого ты хотел напугать?
— Герыч! Идея… Ты тёщу не видел, конечно, но кое-что про неё знаешь.
— О, про тёщу интересно. Трави.
— Я те такое про неё расскажу!… До самой смерти не забудешь.
— За слова отвечаешь?
— Тащ майор, клянусь здоровьем тёщи — не забудешь… Ты в курсе, что она у меня брянская?… Брянско-деревенская. А девичья фамилия моей Зойки Закирова. И не Зоя она, а Зухра Шухратовна.
— Вова, дай пять.
— Зачем… за что?
— Во-первых, ты меня наконец-то по-настоящему удивил, а во-вторых, у меня появилась идея. Но про идею потом… Ну, что, Князь, доставай, это надо отметить.
— Ты, боярин, шибко не серчай, ежели что не так, мы политесу не обучены, поелику деревенскаи мы.
— Так… мясо надо дожрать, а то испортится. Я-то есть смогу, ты без вариантов. А сырое надо барбосу отдать. Пусть порадуется… Вздрогнули… Ну, всё, я готов.
— В смысле?…
— Рассказывай, чё уж там… А я на звёзды буду смотреть…
— Короче…
— Вова, не надо короче. Рассказывай, пока не усну. Между прочим, твоя идея была.
— Четыре года, говоришь… женат был, говоришь?… В общем так… Семья у моей Зойки большая. Тесть умер давно, но есть две сестры и старший брат, Зойка самая младшая.
— Брат?… Не слышал.
— Про него в семье стараются вслух не говорить. Сын у него ещё есть, Вова-чёрный, — мать кореянка. Но это к делу не относится… В общем, Славка, брат то есть Зойкин, родился ещё до войны, года за три, наверно, я действительно не знаю. Женился поздно, так что сын всего на два года только старше моей Ташки… Да при его профессии… удивительно, что вообще женился.
— И что?…
— Вор он. Самый обыкновенный вор. Вот подумай, Ставр, — отца своего в жизни, считай, что и не видел. А профессию по наследству получил. Да, кажется, и сынуля в папашу…
— Лишнего на ребёнка наговариваешь, княже. Девять лет пацану. Я правильно посчитал?
— Правильно. Но деньги при нём лучше перепрятать. Остальное приколотить.
— Я не понимаю… А как тебя в Контору взяли?
— Женился уже потом. Я умный, Ставр, недооцениваешь ты меня. И Зойку люблю. Ну ты же видел! Как её можно не любить…
— Второй раз удивил… Давай по маленькой…
— …Ну, вот… почитай… три года было Славке, когда война началась. А Славкин отец в это время сидел в тюрьме.
— Вова, вернёмся — я лично общую тетрадь подарю на девяносто шесть листов. И ручку с золотым пером. И чернильницу.
— Ну что, Ставр, интересно?
— Трави уже, сна ни в одном глазу не стало.
— Помнишь то время… отцы воевали… В начале сорок второго брянщина была под немцами. Тёща с малым, муж в тюрьме, а тут ещё эти… В общем… зашли немцы в деревню…
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 3
— …Павел Петрович, ну что ты меня изводишь… Простая командировка в тёплые края. Какие тут могут быть пожелания!… Там море есть?
— Есть, товарищ генерал, Ташкентское.
— И как оно?
— Да грязь там, товарищ генерал, уж лучше на Клязьму.
— Ну, лучше так лучше… Значит, кадры в твоих руках.
— Есть, товарищ генерал. Разрешите?…
— Зови.
Вторая встреча с генералом. При первой напомнил мне актёра Громадского. Сейчас он ещё больше стал на него похож.
— Ну, здравствуй, майор.
«Вот это лапища…»
— …Ставроцкий, кажется, твоя фамилия?
— Так точно, товарищ генерал!
— Да сядь уже, садись… Что думаешь, майор?
— Так ведь Пал Петрович… товарищ полковник уже сказал — приехать-посмотреть-запомнить-вернуться-рассказать. Думать приказа не было.
— …Гера… твою мать… Ты чего меня позоришь!
— Тащ генерал, тащ полковник правду боится, то есть не правду, а когда вслух правда.
— …Ну всё, майор…
— …Павел Петрович, не пузырись… ну что ты, право слово…
«Точно Громадский, один в один…»
— …Горяч… горяч… Ты в кого такой наглый, майор, а?
— В папу, тащ генерал! Когда папенька наш бухать изволили на пару с товарищем полковником…
— Всё-всё, остановись!
Генерал откинулся в кресле и захохотал низким почти что внутриутробным голосом.
— Пал Петрович, у тебя все такие или только один?… в мою, так сказать, честь …
— В смысле… что вы сказали?
— Да полно тебе, Паш, ну сколько лет вместе работаем, на благо, так сказать, Родины и родного правительства… Коньяк будешь?… А-а… тебя спрашивать…
Генерал ловким движением достал из рукава — откуда же ещё! — три рюмки, рядом возникла початая бутылка коньяка, при виде которой у меня начала выделяться слюна… «Дви-ин»!…
— …Простите, товарищ генерал, на службе…
— Паш, эт что такое?… Ты кого ко мне привёл!
— Дурака… Прости, Юрий Васильевич, других нема.
— Майор?…
— В принципе… рабочий день уже почти закончился…
— Ещё раз… — генерал погрозил пальцем, — Пристрелю как дезертира. Понял, майор?
— Ещё как понял, товарищ генерал! Как дезертира!
Генерал зажал голову руками и завыл как собачонка, не сдерживая слёз от смеха.
— Как зовут, Ставроцкий?
— Гер… Герман.
— О, как космонавта! Давай, Гера, за успешное возвращение на землю… Паш, молодца отдашь, а?
— Пусть вернётся сначала, живой, и группу вернёт, потом поговорим… может быть.
— Ну ты чего такой жадный, а?… Мне люди нужны.
— Всем нужны. Тебе, Юра, задницу прикрывать, а мы Родину от врагов защищаем. Слово «Родина» помнишь?
— Ты кого тут попрекать вздумал, а?… меня?…
— …Разрешите идти?
«Херня какая-то… что происходит?»
— Сядь… Сядь, я сказал!… Дурак старый… Майор, свободен… стой… да постой же!… на посошок. И не ерепенься, не будь дезертиром… А нам ещё потолковать надо… с товарищем твоим… па-алковником…
-4-
— Командир, прости подлеца, не думал, что так получится…
— Что это?… Вова, ну ё-моё!…
— Ну я… это… хотел сюрприз… вечером… шашлыки… под водочку…
— И водку притащил?
— Да с водкой ничего не случится, а мясо пропадёт.
— Когда ты успел-то? Мы в гостинице сидели всю ночь!
— Так я… это… из Москвы… Тёща готовила. Она, знаешь, как мясо под шашлыки маринует! Пальчики оближешь.
— Сколько здесь?
— Четыре кэ гэ, как раз на четверых.
— Уже на двоих…
— Гер, на троих.
— А, ну да… Давай половину прополощем, барбос маринад жрать не станет. Остальное пожарим… Ну ты… «тёща… маринует…» Пирожков она тебе в дорогу не жарила?
— И жарила, и пекла, я брать не стал… Да ну их, сами пусть обжираются. А мне жирок сбросить надо.
— Все сбросим… Дуй к реке, я за тропинкой присмотрю, не люблю сюрпризы…
— Герыч, а чем ты пацанов загрузил, что рюкзаки будут тяжёлыми?
— Сухпай по японской методике.
— Это как?
— Сушёная баранина, рис, финики, мёд, если достанут.
— А чего доставать-то!
— Это Азия, с мёдом напряжённка, а снабжение, сам понимаешь, не московское.
— Ташкент не деревня.
— Ладно, что трепаться… Завтра поговорим… А где барбос?
— За валуном от ветра спрятался.
— Накинь что-нибудь сверху, ночи холодные…
— Ну вот, ещё одно утро просрали…
— Володя, не скули. Харч есть, пацаны ещё довезут.
— Скучно без дела. Может, в посёлок смотаемся?
— С ума сходить не надо. Разве что дней через пять…
— Да ну пять! Откуда пять!
— Оттуда, Вова. Сегодня десятое, а их до сих пор нет. Чего ждут, как думаешь?
— Ну… ночами холодно ещё, это у нас пуховые спальники. А у них откуда?
— Они тоже не пионеры, Вова. Особенно земляк мой.
— А что с ним не так?
— Северянин… ему мёрзнуть не привыкать…
— А-а… вон что… Слушай, Гера… а этот земляк твой… он опасный, как думаешь?
— Вова, ты на войну собрался?… Не для войны нас мама родила… Полковника надо опасаться, боевой офицер, не чета нам с тобой.
— Ну, как скажешь… Блин, ну скукотища!… сил моих больше нет.
— Займись физподготовкой.
— А давай спарринг устроим?…
— Давай, конечно! Намнём друг другу бока, а завтра туристы.
— У тебя бумага есть?
— Зачем тебе?
— …и ручка.
— Завещание оставить хочешь? Хорошее дело. Но бумаги для тебя нет.
— Книгу буду писать…
— Вова, тебе никто не говорил, что ты дурак?… Ну, кроме меня, конечно.
— А что!… Выйду на пенсию, книжку издам. Про тебя там тоже будет. Так что не жлобись, дай бумаги.
— Отстань. Всё равно не дам.
— Тогда я буду сочинять книгу вслух.
— Я четыре года был женат. Кого ты хотел напугать?
— Герыч! Идея… Ты тёщу не видел, конечно, но кое-что про неё знаешь.
— О, про тёщу интересно. Трави.
— Я те такое про неё расскажу!… До самой смерти не забудешь.
— За слова отвечаешь?
— Тащ майор, клянусь здоровьем тёщи — не забудешь… Ты в курсе, что она у меня брянская?… Брянско-деревенская. А девичья фамилия моей Зойки Закирова. И не Зоя она, а Зухра Шухратовна.
— Вова, дай пять.
— Зачем… за что?
— Во-первых, ты меня наконец-то по-настоящему удивил, а во-вторых, у меня появилась идея. Но про идею потом… Ну, что, Князь, доставай, это надо отметить.
— Ты, боярин, шибко не серчай, ежели что не так, мы политесу не обучены, поелику деревенскаи мы.
— Так… мясо надо дожрать, а то испортится. Я-то есть смогу, ты без вариантов. А сырое надо барбосу отдать. Пусть порадуется… Вздрогнули… Ну, всё, я готов.
— В смысле?…
— Рассказывай, чё уж там… А я на звёзды буду смотреть…
— Короче…
— Вова, не надо короче. Рассказывай, пока не усну. Между прочим, твоя идея была.
— Четыре года, говоришь… женат был, говоришь?… В общем так… Семья у моей Зойки большая. Тесть умер давно, но есть две сестры и старший брат, Зойка самая младшая.
— Брат?… Не слышал.
— Про него в семье стараются вслух не говорить. Сын у него ещё есть, Вова-чёрный, — мать кореянка. Но это к делу не относится… В общем, Славка, брат то есть Зойкин, родился ещё до войны, года за три, наверно, я действительно не знаю. Женился поздно, так что сын всего на два года только старше моей Ташки… Да при его профессии… удивительно, что вообще женился.
— И что?…
— Вор он. Самый обыкновенный вор. Вот подумай, Ставр, — отца своего в жизни, считай, что и не видел. А профессию по наследству получил. Да, кажется, и сынуля в папашу…
— Лишнего на ребёнка наговариваешь, княже. Девять лет пацану. Я правильно посчитал?
— Правильно. Но деньги при нём лучше перепрятать. Остальное приколотить.
— Я не понимаю… А как тебя в Контору взяли?
— Женился уже потом. Я умный, Ставр, недооцениваешь ты меня. И Зойку люблю. Ну ты же видел! Как её можно не любить…
— Второй раз удивил… Давай по маленькой…
— …Ну, вот… почитай… три года было Славке, когда война началась. А Славкин отец в это время сидел в тюрьме.
— Вова, вернёмся — я лично общую тетрадь подарю на девяносто шесть листов. И ручку с золотым пером. И чернильницу.
— Ну что, Ставр, интересно?
— Трави уже, сна ни в одном глазу не стало.
— Помнишь то время… отцы воевали… В начале сорок второго брянщина была под немцами. Тёща с малым, муж в тюрьме, а тут ещё эти… В общем… зашли немцы в деревню…
Продолжение следует…
18.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 4
— …Вышел. Прими…Ну как?… проникся?… Твоё мнение.
— Скорей всего да. Но на сто процентов уверенным быть нельзя.
— Я тоже так думаю… Слушай меня внимательно… Даю своего человечка.
— Юр…
— Дослушай!… Ставроцкий с ним уже работал, так что лишнего не подумает. Ещё двоих отправишь от себя.
— Есть парочка, братья Зайцевы. Герман вербанул их ещё в армии, в разведке. Толковые офицеры, правда, опыта мало. Ну и маленькая проблема… Они в Ленинграде.
— Решим… Чья идея?
— Ставроцкого.
— Хитёр твой протеже… С отцом его давно знаком?
— С Новосибирска.
— Понятно…
— …Юрь Василич, сколько лет ты подбирался?
— Да, считай, с семьдесят четвёртого… Пятого.
— Выходит, на горбу гражданских въезжать будем…
— Пал Петрович, зачем ты так… никто никуда въезжать не будет. Понял?… Майор правильно сказал. Прийти, посмотреть, всё запомнить и ходу, ходу, ходу. Нас там быть не должно. И нас там не будет.
— А что, если…
— А если что, Паша, полетят головы. Как ты думаешь, я должен о своей голове заботиться?
— То есть, хочешь сказать…
— Да, Паша. Так что, случись что не плану, пути назад будут отрезаны, Паша. Но Ставроцкий не должен об этом знать.
— Жаль…
— Сделаем так… Ты в него веришь?
— Да.
— Ну вот и верь, как я в тебя, Паша. О плохом пока даже думать не будем…
Генерал снял трубку телефона.
— Князева ко мне, срочно… Капитан Князев, тридцать два года, женат, дочка. Личное дело потом, пока глянь опытным взором.
— Тащ генерал, доверяю, нечего смотреть.
— Как скажешь… У него полномочия на принятие решений. При необходимости возглавит группу. По Зайцевым решу вопрос прямо… минут через тридцать. Думаю, завтра утром уже будут на докладе. Ну, с Богом, товарищ… па-алковник.
-5-
— …Да не помнит уже, столько лет прошло. Имя только осталось, Фридрих, Фриц. Спокойный, говорит, рассудительный такой, русский, говорит, учить начал.
— Все они рассудительные…
— Да не… деревня в стороне, а эти вроде постоя себе организовали.
— С какой целью?
— Партизан ловили.
— Рассудительно.
— Да какие там партизаны… Как немцы пришли, партизаны… тьфу ты… уголовники эти воспряли. Думали, новая власть на свободу выпустит, вроде как пострадавшие от Советов. Только хрен им вышел… Немцы посмотрели дела и оставили на месте, досиживать… Это потом уж они в побег ушли да партизанами себя назначили. А как были бандитами, так ими и остались. Вот фрицы за ними по лесам и бегали.
— Ну и как у них получалось?
— Сначала не очень… Пока деревенские однажды не послали этих партизан… на хутор бабочек ловить… когда те припёрлись опять харчи требовать. Ну, в отместку деревню и подпалили. Полдеревни выгорело…
— Во твари…
— Фрицы на это дело посмотрели, да и устроили мощную облаву. Так Славкин отец и пропал окончательно… А деревню фрицы потом заново отстроили, с помощью местных, конечно.
— Чудно, однако, мир устроен…
— …Славка однажды кобеля в будке доской заколотил, соломой обложил да поджёг, сучонок… Мать бегает, ничего сделать не может, тут на счастье Фриц нарисовался, кобеля спас… Потом снял ремень, Славку поперёк разложил и давай охаживать. А тёща стояла на крыльце и приговаривала, — наподдай ему, наподдай ему…
Я аж приподнялся…
— Что, правда что ли?
— Как на духу, Ставр! Если тёща не врала. А врать она не любит… Хотя, если честно, иной раз и соврать бы могла, дура старая…
— Чем закончилось?
— Да чем-чем… Как у нас у мужиков иногда бывает… Сел Фриц на крыльце, руки трясутся, сигарету прикурить не может, а потом заплакал. Никогда, говорит, на ребёнка руку не поднимал… Со слов матери, конечно, тёщи то есть.
— А ты Наташку свою?
— Да не, пока не за что было… Вот осенью в школу пойдёт…
— Лупить будешь?
— Ну почему сразу лупить… Наказывать.
— За что!
— Как за что, боярин! А то мы в школе не учились! Будет за что, даже не сомневаюсь.
— …А дальше?…
— Немцы ушли, наши пришли… узнали, что немцы на постое жили, деревню сожгли и пошли дальше на запад. Кто-то стал отстраиваться, а тёща с сыном подалась в Брянск… Потом узнала, что пленных немцев будут проводить по Москве, бросила всё и с ребёнком рванула в столицу. Не знаю, говорит, на что рассчитывала, была уверена, что Фриц в плену… Никого там, конечно, не нашла. А Фриц действительно попал в плен, говорил, что сам сдался.
— Как говорил!… ты его видел?
— Ставр, ты чего!… какое видел… Тёща видела. Приезжал после войны, в шестьдесят пятом, кажется… Знаешь, в чём ирония?… Пока тёща металась по Москве, он в это время был в Брянске, работал на стройке, потом уже в Сибирь их отправили, куда-то в Кузбасс.
— И ты вот про это хочешь написать в книжке?…
— Ставр, я не дурак… внукам оставлю… Мать к тому времени уже замужем побывала, трёх дочек родила, снова овдовела… А Фриц, говорит, так и не женился, не смог её забыть… Да куда уж там… столько лет… и дети… Вот у меня такая тёща…
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 4
— …Вышел. Прими…Ну как?… проникся?… Твоё мнение.
— Скорей всего да. Но на сто процентов уверенным быть нельзя.
— Я тоже так думаю… Слушай меня внимательно… Даю своего человечка.
— Юр…
— Дослушай!… Ставроцкий с ним уже работал, так что лишнего не подумает. Ещё двоих отправишь от себя.
— Есть парочка, братья Зайцевы. Герман вербанул их ещё в армии, в разведке. Толковые офицеры, правда, опыта мало. Ну и маленькая проблема… Они в Ленинграде.
— Решим… Чья идея?
— Ставроцкого.
— Хитёр твой протеже… С отцом его давно знаком?
— С Новосибирска.
— Понятно…
— …Юрь Василич, сколько лет ты подбирался?
— Да, считай, с семьдесят четвёртого… Пятого.
— Выходит, на горбу гражданских въезжать будем…
— Пал Петрович, зачем ты так… никто никуда въезжать не будет. Понял?… Майор правильно сказал. Прийти, посмотреть, всё запомнить и ходу, ходу, ходу. Нас там быть не должно. И нас там не будет.
— А что, если…
— А если что, Паша, полетят головы. Как ты думаешь, я должен о своей голове заботиться?
— То есть, хочешь сказать…
— Да, Паша. Так что, случись что не плану, пути назад будут отрезаны, Паша. Но Ставроцкий не должен об этом знать.
— Жаль…
— Сделаем так… Ты в него веришь?
— Да.
— Ну вот и верь, как я в тебя, Паша. О плохом пока даже думать не будем…
Генерал снял трубку телефона.
— Князева ко мне, срочно… Капитан Князев, тридцать два года, женат, дочка. Личное дело потом, пока глянь опытным взором.
— Тащ генерал, доверяю, нечего смотреть.
— Как скажешь… У него полномочия на принятие решений. При необходимости возглавит группу. По Зайцевым решу вопрос прямо… минут через тридцать. Думаю, завтра утром уже будут на докладе. Ну, с Богом, товарищ… па-алковник.
-5-
— …Да не помнит уже, столько лет прошло. Имя только осталось, Фридрих, Фриц. Спокойный, говорит, рассудительный такой, русский, говорит, учить начал.
— Все они рассудительные…
— Да не… деревня в стороне, а эти вроде постоя себе организовали.
— С какой целью?
— Партизан ловили.
— Рассудительно.
— Да какие там партизаны… Как немцы пришли, партизаны… тьфу ты… уголовники эти воспряли. Думали, новая власть на свободу выпустит, вроде как пострадавшие от Советов. Только хрен им вышел… Немцы посмотрели дела и оставили на месте, досиживать… Это потом уж они в побег ушли да партизанами себя назначили. А как были бандитами, так ими и остались. Вот фрицы за ними по лесам и бегали.
— Ну и как у них получалось?
— Сначала не очень… Пока деревенские однажды не послали этих партизан… на хутор бабочек ловить… когда те припёрлись опять харчи требовать. Ну, в отместку деревню и подпалили. Полдеревни выгорело…
— Во твари…
— Фрицы на это дело посмотрели, да и устроили мощную облаву. Так Славкин отец и пропал окончательно… А деревню фрицы потом заново отстроили, с помощью местных, конечно.
— Чудно, однако, мир устроен…
— …Славка однажды кобеля в будке доской заколотил, соломой обложил да поджёг, сучонок… Мать бегает, ничего сделать не может, тут на счастье Фриц нарисовался, кобеля спас… Потом снял ремень, Славку поперёк разложил и давай охаживать. А тёща стояла на крыльце и приговаривала, — наподдай ему, наподдай ему…
Я аж приподнялся…
— Что, правда что ли?
— Как на духу, Ставр! Если тёща не врала. А врать она не любит… Хотя, если честно, иной раз и соврать бы могла, дура старая…
— Чем закончилось?
— Да чем-чем… Как у нас у мужиков иногда бывает… Сел Фриц на крыльце, руки трясутся, сигарету прикурить не может, а потом заплакал. Никогда, говорит, на ребёнка руку не поднимал… Со слов матери, конечно, тёщи то есть.
— А ты Наташку свою?
— Да не, пока не за что было… Вот осенью в школу пойдёт…
— Лупить будешь?
— Ну почему сразу лупить… Наказывать.
— За что!
— Как за что, боярин! А то мы в школе не учились! Будет за что, даже не сомневаюсь.
— …А дальше?…
— Немцы ушли, наши пришли… узнали, что немцы на постое жили, деревню сожгли и пошли дальше на запад. Кто-то стал отстраиваться, а тёща с сыном подалась в Брянск… Потом узнала, что пленных немцев будут проводить по Москве, бросила всё и с ребёнком рванула в столицу. Не знаю, говорит, на что рассчитывала, была уверена, что Фриц в плену… Никого там, конечно, не нашла. А Фриц действительно попал в плен, говорил, что сам сдался.
— Как говорил!… ты его видел?
— Ставр, ты чего!… какое видел… Тёща видела. Приезжал после войны, в шестьдесят пятом, кажется… Знаешь, в чём ирония?… Пока тёща металась по Москве, он в это время был в Брянске, работал на стройке, потом уже в Сибирь их отправили, куда-то в Кузбасс.
— И ты вот про это хочешь написать в книжке?…
— Ставр, я не дурак… внукам оставлю… Мать к тому времени уже замужем побывала, трёх дочек родила, снова овдовела… А Фриц, говорит, так и не женился, не смог её забыть… Да куда уж там… столько лет… и дети… Вот у меня такая тёща…
Продолжение следует…
19.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 5
— Пал Петрович, разрешите?
— Заходи, Герман. По делу и быстро.
— Есть по делу, тащ полковник… А всё. Мы готовы.
— Точно готовы?
— Точней не бывает. Когда вылетаем?
— Ну-у… через четыре дня. Полетите с комфортом, на Иле.
— Уши закладывает.
— Переживёшь… Найдётся полчаса для меня?
— Пал Петрович! О чём речь…
— Сходим кофейку хлебнуть.
— У нас в столовой…
— Да надоел он, хочется разнообразия. Идём, тут кофейня рядом есть, турочки в песочке… Идём-идём…
— Слушай, майор… У тебя глаза и уши.
— Князев?
— Догадался…
— Пал Петрович, ну ей-богу…
— Человек генерала.
— Пал Петрович, любой на его месте сделал бы то же самое. Дело-то ведь серьёзное, да?
— Ну… вроде того.
— Хоть бы раз в открытую… Контора любимая…
— Герман, ты же знал, куда служить идёшь.
— Да знал, конечно.
— Ну вот и не ной. У нас генералов иногда втёмную используют… Кстати, про генералов… В посёлке, который вы будете проходить, живёт генерал… Да-да, настоящий генерал-лейтенант. Сослуживец Маркуса-старшего. Зовут его Керим Умарбекович Умаров.
— Опаньки…
— Кофе пей… Фото нет, досье засекречено.
— Ну ёшкин кот… Маркус-младший в курсе?
— Не знаем. По косвенным — нет. Скорей всего нет. Но нам же… тебе ведь сюрпризы не нужны?
— Спасибо, Пал Петрович.
— Не за что, информацию всё равно я должен был передать.
Я задумался… «Иди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что… Ладно, куда надо туристы приведут. А что искать?… Секретную военную базу?… закрытый полигон?… Что там?…»
— …Ну и, сам понимаешь, никому мы там не нужны. Поэтому я сразу согласился на разведчиков… Ребята, кажется, толковые.
— Толковые, толковые, сам вербовал.
— Вот и ладненько… В Контору не возвращайся, поезжай к отцу… Всё, прощай. Увидимся.
— Прощайте, Павел Петрович. До встречи.
-6-
— Ставр, а куда вы с Лёхой ползали?… ну тогда, утром.
— Оглядеться хотели, нет ли сюрпризов.
— Оглядывались, кажется…
— Впереди переправа была разрушена. Ну как разрушена… Брёвна как попало, нормальный человек не пойдёт. А нам надо, чтобы пошёл именно там.
— Они нормальные?... туристы, блять…
— Не дураки точно. Пошли бы левым берегом. Нам ни к чему.
— А чего Лёха! Он же худой как велик. Меня бы взяли…
— Да ладно тебе… Нормально сделали. Даже не вспотели почти… Вова, чё хотел?
— В смысле?...
— У тебя на роже написано.
— Потом… Пойдём чайку попьём, поговорим.
— …Герыч…
— Тридцать пять лет Герыч.
— Ты в курсе, почему я здесь?
— Да.
— Что скажешь?
— Ничего… Князь, мы с тобой работали, я тебя знаю, ты — меня. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость…
— Понял… спасибо.
— Да не дёргайся, Вова, одному богу служим.
— Богу?
— Не напрягай, нам ещё в горы…
— А мы где!
— Вова!... До гор нам ещё топать и топать… Ну ты блин даёшь…
— Далеко?
— От Лысой по прямой… Да хрен его знает, сколько по прямой. Дорогу здесь часами измеряют, а не километрами… Часов десять пиндовать по восходящей. Это если без приключений. Ферштейн, Вова?
— …Схожу, прогуляюсь…
— Ставр… Ставр…
— Что… что… чего тебе?
— Барбос умом тронулся.
— Я за него не отвечаю.
— Послушай…
— …А-а… это… Нормально.
— Какой нахер нормально!
— Медведь это, узбек что-то говорил.
— А… то есть медведь это нормально. Ну тогда я спать, это же нормально, когда медведь рядом ходит.
— Спокойно, Вова. Медведь не рядом. Барбос ему показывает, что здесь люди, сюда ходить не надо.
— Тебе-то откуда известно?
— Отец по молодости ходил в тайгу с медвежатниками. Кое-что рассказывал.
— Откуда в Москве медвежатники!...
— Так ведь папа сибиряк, институт в Новосибирске закончил.
— Успокоил, конечно, ты меня. Но спать что-то расхотелось.
— Тогда сходи, дай Барбосу что-нибудь вкусненького. Чай, заработал. А я, извини, Вова, посплю…
Продолжение слдует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 5
— Пал Петрович, разрешите?
— Заходи, Герман. По делу и быстро.
— Есть по делу, тащ полковник… А всё. Мы готовы.
— Точно готовы?
— Точней не бывает. Когда вылетаем?
— Ну-у… через четыре дня. Полетите с комфортом, на Иле.
— Уши закладывает.
— Переживёшь… Найдётся полчаса для меня?
— Пал Петрович! О чём речь…
— Сходим кофейку хлебнуть.
— У нас в столовой…
— Да надоел он, хочется разнообразия. Идём, тут кофейня рядом есть, турочки в песочке… Идём-идём…
— Слушай, майор… У тебя глаза и уши.
— Князев?
— Догадался…
— Пал Петрович, ну ей-богу…
— Человек генерала.
— Пал Петрович, любой на его месте сделал бы то же самое. Дело-то ведь серьёзное, да?
— Ну… вроде того.
— Хоть бы раз в открытую… Контора любимая…
— Герман, ты же знал, куда служить идёшь.
— Да знал, конечно.
— Ну вот и не ной. У нас генералов иногда втёмную используют… Кстати, про генералов… В посёлке, который вы будете проходить, живёт генерал… Да-да, настоящий генерал-лейтенант. Сослуживец Маркуса-старшего. Зовут его Керим Умарбекович Умаров.
— Опаньки…
— Кофе пей… Фото нет, досье засекречено.
— Ну ёшкин кот… Маркус-младший в курсе?
— Не знаем. По косвенным — нет. Скорей всего нет. Но нам же… тебе ведь сюрпризы не нужны?
— Спасибо, Пал Петрович.
— Не за что, информацию всё равно я должен был передать.
Я задумался… «Иди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что… Ладно, куда надо туристы приведут. А что искать?… Секретную военную базу?… закрытый полигон?… Что там?…»
— …Ну и, сам понимаешь, никому мы там не нужны. Поэтому я сразу согласился на разведчиков… Ребята, кажется, толковые.
— Толковые, толковые, сам вербовал.
— Вот и ладненько… В Контору не возвращайся, поезжай к отцу… Всё, прощай. Увидимся.
— Прощайте, Павел Петрович. До встречи.
-6-
— Ставр, а куда вы с Лёхой ползали?… ну тогда, утром.
— Оглядеться хотели, нет ли сюрпризов.
— Оглядывались, кажется…
— Впереди переправа была разрушена. Ну как разрушена… Брёвна как попало, нормальный человек не пойдёт. А нам надо, чтобы пошёл именно там.
— Они нормальные?... туристы, блять…
— Не дураки точно. Пошли бы левым берегом. Нам ни к чему.
— А чего Лёха! Он же худой как велик. Меня бы взяли…
— Да ладно тебе… Нормально сделали. Даже не вспотели почти… Вова, чё хотел?
— В смысле?...
— У тебя на роже написано.
— Потом… Пойдём чайку попьём, поговорим.
— …Герыч…
— Тридцать пять лет Герыч.
— Ты в курсе, почему я здесь?
— Да.
— Что скажешь?
— Ничего… Князь, мы с тобой работали, я тебя знаю, ты — меня. Что ещё нужно, чтобы спокойно встретить старость…
— Понял… спасибо.
— Да не дёргайся, Вова, одному богу служим.
— Богу?
— Не напрягай, нам ещё в горы…
— А мы где!
— Вова!... До гор нам ещё топать и топать… Ну ты блин даёшь…
— Далеко?
— От Лысой по прямой… Да хрен его знает, сколько по прямой. Дорогу здесь часами измеряют, а не километрами… Часов десять пиндовать по восходящей. Это если без приключений. Ферштейн, Вова?
— …Схожу, прогуляюсь…
— Ставр… Ставр…
— Что… что… чего тебе?
— Барбос умом тронулся.
— Я за него не отвечаю.
— Послушай…
— …А-а… это… Нормально.
— Какой нахер нормально!
— Медведь это, узбек что-то говорил.
— А… то есть медведь это нормально. Ну тогда я спать, это же нормально, когда медведь рядом ходит.
— Спокойно, Вова. Медведь не рядом. Барбос ему показывает, что здесь люди, сюда ходить не надо.
— Тебе-то откуда известно?
— Отец по молодости ходил в тайгу с медвежатниками. Кое-что рассказывал.
— Откуда в Москве медвежатники!...
— Так ведь папа сибиряк, институт в Новосибирске закончил.
— Успокоил, конечно, ты меня. Но спать что-то расхотелось.
— Тогда сходи, дай Барбосу что-нибудь вкусненького. Чай, заработал. А я, извини, Вова, посплю…
Продолжение слдует…
20.01.2023, Остальные новые истории
ТЯНЬ-ШАНЬСКАЯ РУЛЕТКА
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 6
— Кто дома?... Есть кто живой?
— Гера, ты?...
— Выдался денёк, решил к вам заехать. Отец дома?
— У него операционный день.
— Ах ты ж… незадача-то какая… А Пашка?
— Позвать?
— Да не, сам прибежит… Геля, пить хочу, умираю.
— Чай, кофе?... Мальва есть.
— Пока воды. Просто пить.
— Проходи… Как ты?
— Нормально, в командировку еду.
— Завтра?
— Нет, во вторник.
— Чай всё-таки сделаю… Паша... Паш!... Гера приехал.
— …Герра!…
— Здорово, братишка!
— Герра, ты надолго?
— Нет, брат, через четыре дня уезжаю.
— На рыбалку сходим?
— У мамы спроси.
— …Герман, что там у вас?
— Всё хорошо… Геля, есть хочу. Покормишь?
— Давайте за стол. Вареников твоих нет, зато есть ленивый вариант.
— Ух ты… сама придумала?
— Отец… Слава подсказал. Он частенько так делал, оказывается.
— Ну, если отцу нравится, то мне тем более.
— Гера, есть что-нибудь, что тебе не нравится?
— Есть… Я бы хотел, чтобы отец был чуточку моложе.
— Спасибо, Гера. Но я ведь могла и не выйти за него тогда.
— Могла… Ну всё, накладывай… Так!... Паша, ты куда!... Руки мыл?...
— Они у меня чистые.
— Ты же с улицы пришёл!
— А я ими ничего не трогал.
— Сказал, — мыть руки. Бегом, а то остынет.
Родной брат… сводный… младше на двадцать пять лет… уму непостижимо. Своих детей нет, неизвестно будут ли… Пашка мне как брат, как племянник, как сын…
Отцу повезло, что он встретил Гелю. После смерти мамы он совсем потерялся в жизни. Кроме работы и работы у него не было ничего. Я не считаюсь. Я уже был никем, и помочь отцу в его одиночестве не мог. Кто знал, что так сложится, но ведь он сам благословил меня на работу в Конторе, о которой когда-то мечтал и сам. Не сложилось.
Лучше Гели в его жизни ничего не было. Кроме мамы. Но это мама. А Геля… Дай Бог каждому такую мачеху.
Ой, что там… мачеха… Классная тётка, живая, доброжелательная, а Пашка их так просто супер. Отец назвал его в честь лучшего друга. Не знаю, можно ли Пал Петровича называть другом… не знаю. Но отца он не подводил никогда. Да и отец…
— …Герра, на рыбалку пойдём?
— Пашкет, давай завтра, целый день будет наш.
— Герра, не обманешь?
— Вспомни, когда я обманывал.
— Никогда.
— Ну и подумай, зачем вдруг сегодня начинать.
— Незачем. А вдруг зачем?
— Пашкет, слово даю.
— А что сегодня?
— Давай в бадминтон погоняем, а?
— Да ну тебя… опять обыграешь…
— А ты учись. Сколько можно проигрывать. А, Пашкет?
— Давай. По рукам?
— По рукам.
— Фору даш?
— Паш, ты на форе учиться хочешь?... Ты же мужик!
— Я маленький.
— Слышь ты, маленький, мышей ловить учись, а то не вырастешь.
— Герра, а ты ловил?
Пашка… За него глотку порву любому. Впрочем, учителя в школе, пожалуй, мне не уступают. Этот маленький негодяй… Что говорить… В его возрасте я был мелким занудой и зубрилой. Это потом уже стал хулиганом… а потом офицером…
Странно, но отец почти не занимается его воспитанием. Всё на Геле. Но никаких конфликтов нет. У меня с отцом всё было иначе. Как оно было… лучше не вспоминать… Несостоявшийся армейский разведчик намного хуже состоявшегося и признанного миром хирурга.
В моём детстве он признанным ещё не был.
Эх, Пашка, Пашка… как я рад, что у тебя такие родители. А Геля… Ангелина…
Я был на их свадьбе. Спокойное, почти равнодушное лицо моего отца и светящиеся от счастья глаза его Гели.
Моему отцу выпал второй счастливый билет. Вот именно тогда я окончательно ему поверил. И поверил его лучшему другу.
-7-
— Майор… глянь-ка сюда… Не наши, случаем?
— Да не… не похоже… наших двое… Что?!... Ну, Вова, начинается. Они.
— Дай глянуть ещё раз… Что по ориентировке?
— Лось под два метра, два «чёрных» и блондин… Они… А где кролики?
— Если мы правильно думаем, наши будут следом… Герыч, меня колбасит как в Польше в восемьдесят первом.
— Ты там был?
— И ты?...
— Нет, один из туристов.
— Надеюсь, не встречались.
— Вова, нам сейчас вообще ни с кем встречаться не надо. Ферштейн, Вова?
— Ставр, не грузи… дай, мозги в порядок приведу… Ты смотри, прут буром; знают, суки, куда идти.
— Мы тоже… а, ну да… нихрена мы почти не знаем… где кролики…
— Туристов пропускаем?
— Пусть идут, пусть… Ну что, капитан, работаем?
— А мы зачем тут… Работаем, майор… Мясо хочешь?
— Петь-Лёш, вы как?
— Нормально, тащ майор, запыхались немного.
— Твою мать… как вы допёрли…
— Ну… знали, что оценишь, Герыч…
— Ненормальные… Сколько здесь?
— Герыч, не спрашивай. Честно — сами не знаем.
— Быстро переоблакайтесь… смотреть на вас в этих шортах не могу… Капитан, помоги, надо груз раскидать поровну… Леший, а это что такое?
— Баранина, тащ майор, нам ребята с базы подкинули. Ну, мы ещё про барбоса им сказали… В общем, по кило на брата.
— Сколько?!...
— Пять кило… килограммов… баранины… мочёной… в смысле… маринованной…
— Вова, ты слышал?
— Слышал, слышал…
Князев упал лицом в траву и затрясся в хохоте. Зайцевы вытаращились на него в полном недоумении.
— Расслабьтесь, мальчики, это у него родовая травма… была. Ну, чокнулся капитан, с кем не бывает.
Я сделал невинное лицо и тоже расхохотался.
— Мы просто устали вас дожидаться, устали, напряжение… Понятно?... Сколько, говоришь, пять кило и всё маринованное?
— Не всё, тащ майор, барбосу сырое.
— Кра-асавчики!... Капитан, как думаешь, туристы далеко от нас уйдут?
— Никуда от нас не денутся.
— Тогда разводим костёр и жрать-жрать-жрать.
— Ну, молодёжь, вперёд, барбос по следу выведет. А мы за вами. Метки оставляйте, а то без спальников останетесь.
— Герыч, а если?...
— Пётр, «если» случиться не должно. Иначе…
— Что иначе?
— Будем брать «языка». Одного. Понимаешь, старлей?... Мне бы этого не хотелось. А уж как начальству не понравится, даже и думать не хочу.
— Понял, тащ майор. Ну, мы пошли?
— Ну, идите.
— Ставр, ты эт серьёзно?
— Что?
— Про языка…
— Так ведь серьёзное дело-то. Генерал не говорил?
— Что-то мне горы ваши… надоели уже…
— Не ссы, Вова, мы тебе ещё золотого корня наколупаем!
— Зачем он мне…
— Ну… не тебе. Зойке твоей… У тебя на стороне кто-нибудь есть?
— Какая сторона, Ставр, ты что!
— Значит, точно Зойке... Двинули, княже, нас ждут великие дела.
Продолжение следует…
(продолжение)
Начало https://www.anekdot.ru/id/1371414/
Репортёр 6
— Кто дома?... Есть кто живой?
— Гера, ты?...
— Выдался денёк, решил к вам заехать. Отец дома?
— У него операционный день.
— Ах ты ж… незадача-то какая… А Пашка?
— Позвать?
— Да не, сам прибежит… Геля, пить хочу, умираю.
— Чай, кофе?... Мальва есть.
— Пока воды. Просто пить.
— Проходи… Как ты?
— Нормально, в командировку еду.
— Завтра?
— Нет, во вторник.
— Чай всё-таки сделаю… Паша... Паш!... Гера приехал.
— …Герра!…
— Здорово, братишка!
— Герра, ты надолго?
— Нет, брат, через четыре дня уезжаю.
— На рыбалку сходим?
— У мамы спроси.
— …Герман, что там у вас?
— Всё хорошо… Геля, есть хочу. Покормишь?
— Давайте за стол. Вареников твоих нет, зато есть ленивый вариант.
— Ух ты… сама придумала?
— Отец… Слава подсказал. Он частенько так делал, оказывается.
— Ну, если отцу нравится, то мне тем более.
— Гера, есть что-нибудь, что тебе не нравится?
— Есть… Я бы хотел, чтобы отец был чуточку моложе.
— Спасибо, Гера. Но я ведь могла и не выйти за него тогда.
— Могла… Ну всё, накладывай… Так!... Паша, ты куда!... Руки мыл?...
— Они у меня чистые.
— Ты же с улицы пришёл!
— А я ими ничего не трогал.
— Сказал, — мыть руки. Бегом, а то остынет.
Родной брат… сводный… младше на двадцать пять лет… уму непостижимо. Своих детей нет, неизвестно будут ли… Пашка мне как брат, как племянник, как сын…
Отцу повезло, что он встретил Гелю. После смерти мамы он совсем потерялся в жизни. Кроме работы и работы у него не было ничего. Я не считаюсь. Я уже был никем, и помочь отцу в его одиночестве не мог. Кто знал, что так сложится, но ведь он сам благословил меня на работу в Конторе, о которой когда-то мечтал и сам. Не сложилось.
Лучше Гели в его жизни ничего не было. Кроме мамы. Но это мама. А Геля… Дай Бог каждому такую мачеху.
Ой, что там… мачеха… Классная тётка, живая, доброжелательная, а Пашка их так просто супер. Отец назвал его в честь лучшего друга. Не знаю, можно ли Пал Петровича называть другом… не знаю. Но отца он не подводил никогда. Да и отец…
— …Герра, на рыбалку пойдём?
— Пашкет, давай завтра, целый день будет наш.
— Герра, не обманешь?
— Вспомни, когда я обманывал.
— Никогда.
— Ну и подумай, зачем вдруг сегодня начинать.
— Незачем. А вдруг зачем?
— Пашкет, слово даю.
— А что сегодня?
— Давай в бадминтон погоняем, а?
— Да ну тебя… опять обыграешь…
— А ты учись. Сколько можно проигрывать. А, Пашкет?
— Давай. По рукам?
— По рукам.
— Фору даш?
— Паш, ты на форе учиться хочешь?... Ты же мужик!
— Я маленький.
— Слышь ты, маленький, мышей ловить учись, а то не вырастешь.
— Герра, а ты ловил?
Пашка… За него глотку порву любому. Впрочем, учителя в школе, пожалуй, мне не уступают. Этот маленький негодяй… Что говорить… В его возрасте я был мелким занудой и зубрилой. Это потом уже стал хулиганом… а потом офицером…
Странно, но отец почти не занимается его воспитанием. Всё на Геле. Но никаких конфликтов нет. У меня с отцом всё было иначе. Как оно было… лучше не вспоминать… Несостоявшийся армейский разведчик намного хуже состоявшегося и признанного миром хирурга.
В моём детстве он признанным ещё не был.
Эх, Пашка, Пашка… как я рад, что у тебя такие родители. А Геля… Ангелина…
Я был на их свадьбе. Спокойное, почти равнодушное лицо моего отца и светящиеся от счастья глаза его Гели.
Моему отцу выпал второй счастливый билет. Вот именно тогда я окончательно ему поверил. И поверил его лучшему другу.
-7-
— Майор… глянь-ка сюда… Не наши, случаем?
— Да не… не похоже… наших двое… Что?!... Ну, Вова, начинается. Они.
— Дай глянуть ещё раз… Что по ориентировке?
— Лось под два метра, два «чёрных» и блондин… Они… А где кролики?
— Если мы правильно думаем, наши будут следом… Герыч, меня колбасит как в Польше в восемьдесят первом.
— Ты там был?
— И ты?...
— Нет, один из туристов.
— Надеюсь, не встречались.
— Вова, нам сейчас вообще ни с кем встречаться не надо. Ферштейн, Вова?
— Ставр, не грузи… дай, мозги в порядок приведу… Ты смотри, прут буром; знают, суки, куда идти.
— Мы тоже… а, ну да… нихрена мы почти не знаем… где кролики…
— Туристов пропускаем?
— Пусть идут, пусть… Ну что, капитан, работаем?
— А мы зачем тут… Работаем, майор… Мясо хочешь?
— Петь-Лёш, вы как?
— Нормально, тащ майор, запыхались немного.
— Твою мать… как вы допёрли…
— Ну… знали, что оценишь, Герыч…
— Ненормальные… Сколько здесь?
— Герыч, не спрашивай. Честно — сами не знаем.
— Быстро переоблакайтесь… смотреть на вас в этих шортах не могу… Капитан, помоги, надо груз раскидать поровну… Леший, а это что такое?
— Баранина, тащ майор, нам ребята с базы подкинули. Ну, мы ещё про барбоса им сказали… В общем, по кило на брата.
— Сколько?!...
— Пять кило… килограммов… баранины… мочёной… в смысле… маринованной…
— Вова, ты слышал?
— Слышал, слышал…
Князев упал лицом в траву и затрясся в хохоте. Зайцевы вытаращились на него в полном недоумении.
— Расслабьтесь, мальчики, это у него родовая травма… была. Ну, чокнулся капитан, с кем не бывает.
Я сделал невинное лицо и тоже расхохотался.
— Мы просто устали вас дожидаться, устали, напряжение… Понятно?... Сколько, говоришь, пять кило и всё маринованное?
— Не всё, тащ майор, барбосу сырое.
— Кра-асавчики!... Капитан, как думаешь, туристы далеко от нас уйдут?
— Никуда от нас не денутся.
— Тогда разводим костёр и жрать-жрать-жрать.
— Ну, молодёжь, вперёд, барбос по следу выведет. А мы за вами. Метки оставляйте, а то без спальников останетесь.
— Герыч, а если?...
— Пётр, «если» случиться не должно. Иначе…
— Что иначе?
— Будем брать «языка». Одного. Понимаешь, старлей?... Мне бы этого не хотелось. А уж как начальству не понравится, даже и думать не хочу.
— Понял, тащ майор. Ну, мы пошли?
— Ну, идите.
— Ставр, ты эт серьёзно?
— Что?
— Про языка…
— Так ведь серьёзное дело-то. Генерал не говорил?
— Что-то мне горы ваши… надоели уже…
— Не ссы, Вова, мы тебе ещё золотого корня наколупаем!
— Зачем он мне…
— Ну… не тебе. Зойке твоей… У тебя на стороне кто-нибудь есть?
— Какая сторона, Ставр, ты что!
— Значит, точно Зойке... Двинули, княже, нас ждут великие дела.
Продолжение следует…
21.01.2023, Новые истории - основной выпуск
По следу похожестей. (см. историю Камерера https://www.anekdot.ru/id/1372307/#c2368505)
Не смешно и не грустно, мне показалось удивительно.
1. В 88-м по своим маклям познакомился с одним пассажиром. Нехороший был человек, но деваться было некуда, пришлось общаться.
Внешностью был чуть благообразней большой чёрной крысы, в очках и в усах.
Звался сей персонаж Юрием Михайловичем.
Я бы не вспомнил это имя никогда, если бы спустя 6 лет не встретился с доктором (тот ещё маклак был).
Один в один Юрий Михайлович. Я даже засомневался сначала, но первый точно доктором не был.
И звали этого доктора — Юрий Михайлович.
2. С начала 80-х много общался с музыкальными мастерами, — гитары, бабалайки и прочие баяны (завод "Аккорд" в Ленинграде—Петербурге).
Работал там один настройщик роялей Толя П.. Иногда побухивал в нашей компании.
Потом долго его не видел, и вот в 2002 г. встречаю Толю на улице.
— Здорово, Толя.
— Здравствуйте. Мы знакомы?
— Толь, ты не охуел? Это же я! Ну в Аккорде!...
— А что это такое?
Я понял, что сам охуел, извинился и отвалил в сторону.
В 2003 у молодого приятеля родился сын, и я решил заскочить в Аккорд, поздравить, так сказать, с первенцем.
Ну и попутно спросил, — а Толя ещё работает?
Работает, куда он до пенсии денется.
Я спустился на два этажа, Толю мне быстро высвистали, встречаемся.
Я ему, — Толя, что за дела?
Он глаза вытаращил... Ты чего, мол?... Не помню такого, да и нечего мне на Обуховке твоей делать, на Юго-Западе живу.
И тут я обратил внимание на его фиксы. Оп-паньки!... А у того "Толика" были ровные белые зубы.
Можно свалить на плохую память, был бухой. Но!...
1. У меня уникальная память на лица, это знают все мои знакомые и жёны. Плюс, конечно, профдеформация, много работал с доками и личными делами.
2. Не бухал, только собирались с приятелем на бутылочку на берегу Невы.
Ну и напоследок... Однажды на Московском вокзале пнул в башмак дремавшего на скамейке мужика. (1987 год, кажется).
— Вставай, Пашка, чего расселся тут.
Поднимается двухстворчатый шкаф... И тут я понял, что сейчас меня будут пиздить.
— Да вы заебали уже! Поспать мне дадут сегодня?...
Бить не стал, отпустил просто так.
Всё-таки есть на свете добрые и отзывчивые люди.
Не смешно и не грустно, мне показалось удивительно.
1. В 88-м по своим маклям познакомился с одним пассажиром. Нехороший был человек, но деваться было некуда, пришлось общаться.
Внешностью был чуть благообразней большой чёрной крысы, в очках и в усах.
Звался сей персонаж Юрием Михайловичем.
Я бы не вспомнил это имя никогда, если бы спустя 6 лет не встретился с доктором (тот ещё маклак был).
Один в один Юрий Михайлович. Я даже засомневался сначала, но первый точно доктором не был.
И звали этого доктора — Юрий Михайлович.
2. С начала 80-х много общался с музыкальными мастерами, — гитары, бабалайки и прочие баяны (завод "Аккорд" в Ленинграде—Петербурге).
Работал там один настройщик роялей Толя П.. Иногда побухивал в нашей компании.
Потом долго его не видел, и вот в 2002 г. встречаю Толю на улице.
— Здорово, Толя.
— Здравствуйте. Мы знакомы?
— Толь, ты не охуел? Это же я! Ну в Аккорде!...
— А что это такое?
Я понял, что сам охуел, извинился и отвалил в сторону.
В 2003 у молодого приятеля родился сын, и я решил заскочить в Аккорд, поздравить, так сказать, с первенцем.
Ну и попутно спросил, — а Толя ещё работает?
Работает, куда он до пенсии денется.
Я спустился на два этажа, Толю мне быстро высвистали, встречаемся.
Я ему, — Толя, что за дела?
Он глаза вытаращил... Ты чего, мол?... Не помню такого, да и нечего мне на Обуховке твоей делать, на Юго-Западе живу.
И тут я обратил внимание на его фиксы. Оп-паньки!... А у того "Толика" были ровные белые зубы.
Можно свалить на плохую память, был бухой. Но!...
1. У меня уникальная память на лица, это знают все мои знакомые и жёны. Плюс, конечно, профдеформация, много работал с доками и личными делами.
2. Не бухал, только собирались с приятелем на бутылочку на берегу Невы.
Ну и напоследок... Однажды на Московском вокзале пнул в башмак дремавшего на скамейке мужика. (1987 год, кажется).
— Вставай, Пашка, чего расселся тут.
Поднимается двухстворчатый шкаф... И тут я понял, что сейчас меня будут пиздить.
— Да вы заебали уже! Поспать мне дадут сегодня?...
Бить не стал, отпустил просто так.
Всё-таки есть на свете добрые и отзывчивые люди.
Гарик О (154)