Поиск по автору:

Если муж решил заменить жене тефлоновую сковороду на чугунную, он должен понимать, что лишает себя всех шансов приходить домой ночью пьяным.

Наказан арестант в тюрьме под Осло: лосось с грибами на обед не подадут.

Одни — светильники разума, другие — коптильники.

Память — загадочная штука: я играю вслепую одновременно с тремя шахматистами, легко воспроизвожу партии двадцатилетней давности, но никак не могу запомнить номер своего мобильного телефона.

Епископ — человек, который никогда не перепутает, что епитрахиль надевают, а епитимью накладывают.

«Я всегда буду вашим должником!» — говорил заёмщик кредитору.

Философ Зенон говорил, что два уха и один язык нам даны для того, чтобы больше слушать и меньше говорить, но художник Ван Гог не хотел с этим мириться...

Если первую скрипку играет барабан — дело труба.

Основав праздник 8 Марта, Клара Цеткин стала для продавцов цветов Матерью Терезой.

На помощь разбитому женскому сердцу приходит не аптечка, а косметичка.

Эрудит — человек, который обо всём имеет несобственное мнение.

Наша сборная по футболу обращается с мячом так, что ни в какие ворота не лезет.

В наше время с фразой «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» можно обращаться к пенсионеркам ежедневно.

Превращённый из пешки ферзь сильнее оригинального.

Принципом «моя хата с краю» чаще руководствуются те, у кого пентхаусы в центре.

Короткими должны быть три вещи: языки, юбки и афоризмы.

Если мужчине понравился изгиб тела женщины, то извилины её мозга его не волнуют.

Для крыс что «Титаник», что Ноев ковчег — одно и то же.

В женщине должна быть характерная особенность, а не особенный характер.

А как поступать с загнанной лошадью на переправе?

Гроссмейстер Арман Пашикян тренировал женскую сборную Узбекистана по шахматам. Однажды на занятии он решил показать ученицам несколько моих партий и композиций. В критические моменты предлагал им самостоятельно найти верное решение. Как правило, это были неочевидные тактические удары или какие-то оригинальные манёвры. В одной из позиций необходимо было осуществить жертву ладьи и сразу за ней — ферзя. Подопечные не справлялись. Тогда Арман сказал:
— Партию играет Наданян. У него неординарный стиль игры, а значит, надо искать что-то необычное. Не бойтесь ставить фигуры под удар. Рассматривайте ходы, которые выглядят хуже всех.
После этих слов решение сразу было найдено.
Арман расставил другую позицию. Ещё более сложную. Там кроме жертв надо было найти малоприметный тихий ход.
— Не забывайте, что это Наданян, — предупредил тренер.
Одна из учениц, смышлённая одиннадцатилетняя девочка, спросила:
— Значит, надо смотреть тупые ходы?

Запутавшейся в паутине бабочке не легче от того, что паук оказался мёртвым.

Дожили до того, что когда ребёнок спрашивает о цветах радуги, мы настораживаемся.

За три года до конца тысячелетия я со своим учеником Варужаном Акопяном поехал на фестиваль в Канны. Но не на кинематографический, а на шахматный. Впрочем, проходил наш турнир в том самом дворце фестивалей.
Конечно же, шахматных впечатлений от поездки осталось немало, но рассказывать о них не буду, так как они представляют сугубо камерный интерес. Был даже один шашечный эпизод — я имел удовольствие наблюдать за сеансом одновременной игры легендарного Тона Сейбрандса.
А из нешахматных событий мне в память врезался случай, который вроде бы и не особо примечательный или важный, но всё же весьма запоминающийся.
В аэропорту Марселя нас встретил родственник Варужана, респектабельный француз армянского разлива. Ну, или, наоборот, армянин французского разлива. В общем, местный армянин. Было ему на вид лет под шестьдесят и внешне он чем-то напоминал Пласидо Доминго.
Мы сели к нему в машину и поехали в Экс-ан-Прованс, город, в котором он жил и владел небольшой гостиницей. Он предложил нам отдохнуть несколько часов, а затем продолжить путь в Канны. Приехав, мы устроились на уютной гостиничной террасе. Родственник Варужана распорядился, и официанты — парень с девушкой — принесли еду. После вкусного обеда нам подали традиционный французский десерт в виде сырных нарезок, что для нас было зрелищем довольно необычным. А уже в самом конце официанты вынесли из кухни праздничный круглый торт и, положив его на соседний столик, принялись разрезать. Поделив торт на несколько равных кусочков в форме секторов круга, они подали в белоснежных стильных тарелках каждому из нас по аппетитному «клину».
И тут началось. Мирно беседовавший с нами родственник вдруг изменился в лице, покраснел и стал что-то возбуждённо говорить официантам на французском. Не понимая ни слова, мы с Варужаном тем не менее сообразили, что хозяин их основательно ругает. Отчитав молодых людей, он жестом велел им уйти. Хозяин был заметно расстроен. Через минуту он, однако, успокоился и мы снова принялись беседовать как ни в чём не бывало.
Но любопытство распирало меня. Я говорил, а мысли были в другом месте. Я строил разные версии насчёт произошедшего, но никак не мог понять, что вызвало столь внезапный гнев владельца гостиницы. Спросить я стеснялся, но и молчать было трудно. И вот когда через некоторое время мы снова сели в машину и «Пласидо Доминго» повёз нас в Канны, я не выдержал. Набравшись храбрости и приняв максимально безразличный вид, я как бы невзначай спросил, что его так расстроило за обедом.
А когда узнал причину, был просто шокирован. Ведь я делал самые разные предположения — это и грязь на тарелках, и недостаточно большие куски торта, и неулыбчивость официантов, но все они немедленно рушились, так как ничего подобного я не заметил, — однако об истиной причине недовольства я бы не догадался и через сто лет.
Оказалось, что по этикету тарелка с куском торта должна быть подана на стол клиенту так, чтобы острый конец торта был направлен на него. Делается это для того, чтобы клиенту не пришлось вертеть тарелку, так как самым естественным и удобным местом для первого погружения ложки в кусок торта является именно острый конец.
Вот такая французская изысканность.

Если телега без лошади движется, значит, скатывается.

Когда не спится от голода, считать овец противопоказано.

Каждый ябедник мечтает стать осведомителем.

Когда мяч попал в штангу, тяжелоатлет уронил её и погнался за футболистом.

Птицы выклёвывают клещей на спине буйвола не потому, что хотят избавить его от паразитов.

Послушай, ты ведь не Бетховен…

Кто говорит красиво, как правило, приукрашивает.

Колючая проволока не остановит любителей острых ощущений.

Бывает, что хочется не позавтракать, а повчерашничать.

Не всегда движение вперёд — хорошо, а назад — плохо. В перетягивании каната, например, совсем наоборот.

В одно время я увлекался минералогией. Заразил этим и своих малолетних тогда детей. По воскресеньям я ездил с ними куда-нибудь за город, и мы лазили по всяким возвышенностям, спускались в овраги, ища интересные камешки. В основном это были куски горных пород, вулканические камни и очень редко — минералы. Весь процесс мы называли «охотой на камни». Иногда она была безуспешной, и тогда мы, словно неудачливые рыбаки, которые покупают рыбу, чтобы не прийти домой с пустыми руками, тоже приобретали что-нибудь на блошином рынке. Всё самое интересное из найденного или купленного мы дома раскладывали на книжных полках.
Однажды к нам пришёл сосед. Заметив нашу коллекцию, он подошёл к полкам и стал с интересом рассматривать «экспонаты». Потом взял один из них в руки и спросил:
— А это что — золото?
— Нет, это халькопирит, — ответил мой восьмилетний сын, — его ещё называют золотом дураков.

Страшиться не позорно, а вот позориться страшно.

Когда не могут излучать свет, бросают тень.

Кондуктор — это дед Мазай наоборот.

Иногда кортеж превращается в конвой.

Ещё никогда праздник 1 апреля — День смеха и дураков — не был таким противоречивым: смеяться не хочется, но в дурацком положении себя ощущаешь.

К друзьям прислушивайся, а к врагам присматривайся.

Соратники диктаторов как подтяжки — либо поддерживают, либо висят.

Мой первые два выезда за пределы родного города состоялись в 1984 и 1985 годах. Это были два небольших городка двух небольших республик одной большой страны — литовский Паневежис и армянский Кировакан. В первом проходил всесоюзный шахматный фестиваль, где я выполнил норму первого разряда, а во втором — всесоюзный чемпионат «Спартака» среди юношей — серьёзный круговой турнир, в котором мне надавали немало оплеух и принудили к тому, что главной задачей было не занять последнее место, с чем я и блестяще справился, став предпредпоследним. А первым стал одиннадцатилетний ленинградский мальчик Гата Камский. С ним и его отцом Рустамом я жил в одном номере и, разумеется, не догадывался о том, что всего лишь через несколько лет худенький мальчуган в роговых очках, с кем я весело общался на турнире и у кого был очень строгий папа — кандидат в мастера по боксу, — станет звездой мировых шахмат. (Встретившись через 28 лет в Ханты-Мансийске, мы с Гатой с удовольствием вспоминали эту нашу детскую дружбу в Кировакане.)
Удручающий результат, показанный в Кировакане, а главное — отвратительное качество игры дали повод отцу и тренеру Александру Ивановичу Шакарову усомниться в моём шахматном будущем. Игра была сухой, бесцветной. Светлые мысли, словно объявив бойкот моей бедной голове, обходили её на далёком расстоянии. Казалось, я достиг своего природного максимума и не способен был более расти. Отец прямо предложил бросить шахматы и сконцентрироваться на учёбе. Это меня так расстроило, что я проплакал весь день и не прикоснулся к еде. На следующее утро отец пошёл к Александру Ивановичу и, объяснив ситуацию, попросил найти какой-нибудь выход из положения. Александр Иванович немного подумал, вынул из книжного шкафа старенькую книгу грязно-синего цвета и, вручая её отцу, сказал:
— Пусть проштудирует от и до. Думаю, поможет.
И он не ошибся. Волшебная книга, которую я с трепетом изучил от корки до корки, сдвинула меня с мёртвой точки. В первенстве Азербайджана среди кадетов (до шестнадцати лет) 1986 года я уверенно занял первое место и попал на юношеский чемпионат СССР.
Когда я выиграл партию последнего тура и мы с отцом поздним холодным вечером пешком возвращались домой, он, будучи не в силах сдерживать свои эмоции, выкрикивал на всю улицу:
— Мой сын выиграл! Мой сын стал чемпионом!
И хотя безжалостный ветер моментально проглатывал его слова, мне было неловко перед редкими прохожими, и я, сжимая руку отца, просил:
— Пап, пап, не надо, стыдно ведь, — плохо представляя, как много этот день значил для него.
Да, чуть не забыл, книга называлась «300 избранных партий Алёхина».

Твою бы совесть к логопеду, чтобы могла заговорить.

Сатирик щиплет, юморист щекочет.

Не замахивайся на то, от чего потом будешь отмахиваться.

Проворонив, не петушись.

«Какой же ты баран!» — гордилась мать ягнёнка.

Непростое восхождение на знаменитую норвежскую 604-метровую скалу Прекестулен занимает около двух часов. Почти четырёхкилометровая извилистая каменистая тропа — единственная. С одной её стороны — вереница поднимающихся туристов, с другой — спускающихся. С высоты птичьего полёта это, наверное, напоминает две колонны мигрирующих муравьёв.
Кого только здесь не увидишь: это и японские бабушки с дедушками с фотоаппаратами на шеях, и американцы в пёстрых шортах и мешковатых футболках, и разодетые по последней моде итальянцы. Разношерстнее, кажется, не бывает.
И вот, передвигаясь среди этих столь разных людей, я вдруг подумал: не важно, кто ты — русский или китаец, ребёнок или старик, миллионер или бедняк, — ты должен пройти эти четыре километра по одной и той же тропе с другими. Без эскалаторов и лифтов, без велосипедов и автомобилей, без вертолётов и аэростатов. Скала уравняла всех. И, глядя на уставших, взмыленных, раскрасневшихся попутчиков, которые тем не менее улыбались, я подумал, что, возможно, эта мысль пришла не только ко мне, и что все движущиеся в этих колоннах люди, быть может, бессознательно, но тоже догадывались об этом. А когда на длинном пути я стал свидетелем многочисленных случаев падений, ушибов, переломов, и того, как буквально каждый из «скалолазов» пытался помочь — один йодом и бинтом, другой водой, третий предложением донести рюкзак, — я понял, что скала не только уравняла всех, но и сделала ближе.
Это было хотя и простое, но чудесное открытие. Это был интересный урок, преподанный мне скалой.

Беспардонность — главный признак беспородности.