Случилась эта детективная история за несколько дней до Нового года. Вечерело. Я сидел в кресле и читал, рядом на подлокотнике в позе сфинкса возлежал кот и вполглаза контролировал текущую обстановку. Короче, ничто не предвещало в этот зимний предновогодний вечер никаких приключений. Когда зазвонил домашний телефон, я вежливо и честно информировал трубку, что, мол, я Их слушаю. И вот тут-то и началось: незнакомец в трубке встревоженным голосом поведал мне, что он майор милиции Трофимов, и что мой сын попал в страшную аварию, второй участник которой сейчас в реанимации на волоске от смерти. Спасти сына можно только если имеющиеся два очевидца изменят свои показания, а ежели протокол останется без изменений, то ему грозит от 10 до 15 лет. Мне было рекомендовано сыну не звонить потому, что сам он в КПЗ, а телефон его, равно как и документы, в сейфе у Трофимова Сергея Ивановича.
Здесь нелишне будет уточнить, что я понял, о чём речь, с первых же секунд, так как мой сын в данный момент никоим образом не мог попасть в аварию и не мог находиться в КПЗ. Можно было бы конечно послать «доброжелателя» куда подальше, но тогда он наберёт наугад другой номер и рано или поздно найдёт жертву.
От делать нечего и, следуя позывам гражданской ответственности, было принято решение «включить дурака», что мне совсем не трудно, а именно: изобразить испуг, панику, растерянность и готовность пойти на любые жертвы ради вызволения из беды нашкодившего отрока, в стиле одного мавританского композитора: «Меня обманывать не надо, я сам обманываться рад».
И, судя по всему, у меня неплохо получилось, т.к. заглотив наживку, Трофимов спросил, сколько средств я готов вложить в спасательную операцию и, узнав, что наличными у меня только 30 тысяч, заявил, что этого недостаточно. Тогда я пообещал взять в долг у соседа ещё 20. Совокуплённая цифра майора устроила и он, поинтересовавшись моим именем, попросил номер мобильного телефона. Я дал ему номер старого мобильника, которым не пользуюсь – он лежит просто так и время от времени просит подпитать его от Мосэнерго. Получив номер, мне велели никуда не звонить, никуда не уходить, и что мне сейчас перезвонят. А сам, тем временем, с другого мобильного связался с приятелем, в двух словах описал ему ситуацию и он пообещал, что мне сейчас перезвонят.
Две трубки зазвонили практически одновременно: в антикварной Нокиа 6230 был майор Трофимов, радеющий о будущем моих детей, а в действующей, как потом выяснилось, начальник уголовного розыска моего УВД. В такой ситуации не было никакой возможности ответить на второй звонок, поэтому я просто держал обе включённые трубки так, чтобы обоим собеседникам было слышно, что я говорю, и умышленно обсуждал, переспрашивал, повторял условия передачи денег и освобождения сына таким образом, чтобы «подслушивающему» было известно как можно больше деталей. От предложения встретиться на нейтральной территории, т.е. в ближайшем кафе или магазине, я отказался, сославшись на травму ноги, и мы с моим спасителем, после долгих переговоров, договорились, что я спущусь к соседу за деньгами, потом положу всю сумму в пакет, туда же брошу картофелину для придания посылке большей силы гравитации, и когда его помощник подъедет, я сброшу пакет из окна. При этом мне запрещалось класть трубку, т.к. майор сильно рисковал и боялся потерять погоны. Якобы отправившись к соседу, я закрыл пальцем микрофон на одном телефоне, и условился по второму с реальным сыскарём, что его парни подъедут и будут в машине во дворе, а когда я подойду к окну, они мне моргнут фарами. Нельзя забывать, что всё это время я на трубке с вымогателем, и он уверен, что контролирует ситуацию. Несколько раз звонил домашний: «Алло, это ваш участковый. Вы уже вызвали милицию?». Предполагая, что это проверка, я отвечал: «Какой участковый? Никого я не вызывал. О чём вы вообще?» и бросал трубку. Через некоторое время мне моргнул снизу Гелендваген, а ещё минут через 10 во двор заехала чёрная «девятка», и мне по мобиле было сказано, что помощник на месте, и велено бросать пакет. Я заявил, что никого не вижу из людей и не могу бросать такие деньги в никуда. Тогда из девятки вышел человек с телефоном у уха в одной руке и помахал мне другой. Я бросил пакет, в который кроме 50-ти тысяч, вместо картофелины была вложена мандаринка (ну, извините, не оказалось картофелины под рукой). Но бросил с таким расчётом, чтобы он повис на нижних ветках дерева. В этот момент Гелендваген заблокировал «девятку», из него выскочили крепкие ребята, вытащили двоих из машины, сшибли с ног и начали щедро одаривать пиздюлями, по-видимому, проводя предварительную работу по написанию чистосердечного признания и оказанию всестороннего и всеобъемлющего содействия следствию. Третий, под покровом сумерек, сбежал как нигерийский спринтер и исчез в декабрьской тьме. Минут через пять, вся честная компания честно перестала шуметь в столь поздний час и так же честно удалилась, захватив и «девятку» и, самое главное, мой пакетик. Ни хрена себе, честно?! Деньги, бог с ними, я себе, в случае необходимости, ещё сколько хошь таких нарежу из старых журналов, а вот фирменный пакетик и мандаринку кто компенсирует? А кот как лежал, сука, все эти сорок минут, пока я проводил операцию по задержанию преступного элемента, так и лежит – вот кто настоящий похуист! Ему даже, сука, мандаринку не жалко!© serge tardif ™
11 сентября 2015
Новые истории - основной выпуск
Меняется каждый час по результатам голосованияРаботаю в строительной организации. Часто отправляем работников в командировки, дело это долгое, муторное (и в последнее время задалбывающее своим постоянством). В связи с большим объёмом работ директор пока в отпуск никого не отпускает. Сегодня относила ему на подпись бумаги, и среди них список убывающих в командировку. Через пять минут директор вызвал меня к себе, молча подписал моё заявление на отпуск и вернул на переделку тот список. В чём причина невиданной щедрости, поняла уже потом, когда обнаружила, что опечаталась в документе и отнесла на подпись директору "Список уебывающих в командировку"...
Друг рассказал, жена у него в полиции работает. Поступил к ним вызов, родители пришли ребёнка из сада забрать, а его нет. Паника у родителей, паника у воспитателей, полиция города на ушах. Ситуация разрешилась прямо как в анекдоте: когда всех детей группы разобрали, остался один лишний. Позвонили родителям этого мальчика, они сказали, что ребёнка забрал дедушка, с ним всё в порядке. Оказалось, что этот самый дедушка зашёл в группу, крикнул "Егор", а Егор в это время спокойно играл с другом и не слышал, зато к дедушке подбежал Захар, который-то, собственно, и потерялся. Дед одел ребёнка в одежду СВОЕГО внука, привёл домой, ещё поругался дома с бабкой, т.к. она ворчала, что это ВРОДЕ БЫ не их внук. Самое интересное, что Захар всё это время вёл себя совершенно естественно, ничем себя не выдавая.
Ребёнку объясняю: "Когда два малыша вместе рождаются - это ДВОЙняшки, когда три - ТРОЙняшки..." Он: "А когда по одному, просто НЯШКИ?" Ну, да, примерно так...
К слову говоря, за проституцию меня однажды всё же замели. Ну, на деле не совсем так чтобы замели, а на самом деле даже не совсем за проституцию, но получилось весело.
Времена тогда вообще такие были. Развеселые. Начало девяностых, кто-то еще помнит, может быть.
История сама себе банальная.
Была в те времена у меня приятельница, у приятельницы дочка в подростковом возрасте. Соответственно, у дочки приключились боли в животе. А семья вся из себя насквозь интеллигентная была, пробу ставить некуда. А интеллигентному же человеку «неотложку» сразу беспокоить как-то не с руки, меня, понятно, проще на ночь глядя вызвонить.
Мне-то что, я человек отзывчивый, приехала. Диагностировала я аппендицит, дальше как положено: «неотложка» — и в стационар. Стационар, естественно, дежурный, не по выбору.
Приятельница с дочкой поехала и меня с собой уговорила — для моральной поддержки. И не зря, поскольку маме дурно стало, как только она больничку эту издалека узрела.
Дело-то, напомню, в девяностые происходило, реформаторы тогда как раз во вкус вошли и вовсю разруху учиняли. Так что изнутри больницу лучше было вообще не рассматривать, а то еще увидишь чего. Вот дочка и увидела.
Увидела она, правда, всего-навсего таракана, но изумилась так, словно ей утконоса какого показали.
— Ой, — говорит, — а кто это?
Дежурный хирург, который только собрался ей живот помять, тоже удивился. От такого удивления.
— Девочка, — отвечает, — ты что, тараканов никогда не видела?
— Нет, — чадо говорит, — ни разу, никогда!
Н-да, тяжелое у человека детство, что уж тут поделаешь. Папа — профессор литературоведения, мама — кандидат филологических наук. Там если где и были тараканы в доме, только в головах. Где ж ребенку к жизни приобщиться!
Ничего, хирурги чаду быстро объяснили, что тараканы — это пустяки, а вот если она будет себя хорошо вести, ей даже крысу живую покажут.
Приятельница вся аж побелела, но смолчала. И правильно сделала, потому как тараканы тараканами, а хирурги там отличные были. Быстренько болящую в операционную утащили, а уже через полчаса сообщили, что шоу благополучно закончилось и можно нам по домам отправляться.
По домам — это, конечно, хорошо. Вот только времени два часа ночи, метро закрыто, а пешком по криминальной столице топать неохота. Да и далековато, честно говоря. Так что выгребли мы из карманов всю наличность, вызвали такси и пошли под единственный фонарь на всей улице машину дожидаться.
А места вокруг дикие. Больничный садик весь такими кустами зарос, что и под фонарем не слишком-то светло. За углом бензоколонка, а напротив больницы — общежитие неизвестной принадлежности.
А на бензоколонке периодически постреливают — раздел госсобственности бодро происходит, криминальная же революция в стране. Из общежития усатые люди рыночной национальности как те тараканы вылезают. И ментовская машина раз примерно в пять минут по улице зачем-то проезжает.
Только она появится — стрельба на бензоколонке стихает, южные люди в тень прячутся, а мы с моей приятельницей в ожидании такси, наоборот, на шум мотора из кустов вылезаем. Только она проедет, бензозаправщики опять собственность делить начинают, южные люди к нам приставать пытаются, а мы от них в кусты поглубже лезем.
Когда эта машина в третий раз проехала, менты на нас нехорошо поглядывать стали. Меня сомнения начали терзать…
— Похоже, нас сейчас арестовывать будут, — я своей знакомой говорю.
— За что? — приятельница недоумевает.
— За нелицензированную торговлю в ночное время, — говорю.
Приятельница всё равно не понимает:
— Чем?
Объясняю для интеллигенции:
— Собой!
А менты уже на нас конкретно целятся…
Мою приятельницу это страшно оскорбило. Я б за нас глядишь и отбрехалась, а она — в амбицию. Нет, ну вот какого черта надо было объяснять ментам, что никакая она им не блядь, а целый кандидат филологических наук?! Как будто кандидат филологических наук блядью быть не может!
На сей оптимистичной ноте нас и загребли. Прямиком в ближайшее отделение.
А в итоге получилось всё же весело. Давно известно: мир тесен, Питер — город маленький, а пути врачебны неисповедимы. Старшим в этом отделении оказался мой знакомый мент. Он еще во времена моей скоропомощной юности на станции метро «Василеостровская» тамошним гадючником заведовал, пьяных-битых мне регулярно спихивал.
Тогда меня он тоже иногда, бывало, выручал, когда я в пьяном безобразии в метро… ладно, дело прошлое.
Короче, если бы не он, нам с приятельницей в этом околотке до утра пришлось бы куковать. А так — нас коньяком сначала напоили, а потом со всем почтением развезли нас по домам с сиреной и мигалкой на милицейском транспорте. Так что в конечном счете мы еще и на такси изрядно сэкономили.
А пути врачебны впрямь ведь неисповедимы. Дочку той моей знакомой так это знакомство с медициной впечатлило, что она сама в медянки подалась. Поступила в медицинский институт, закончила и работает теперь врачом чуть ли не в той самой больничке.
Кстати, тараканы, говорят, там так и не перевелись.
А вот ее мама после этого со мной поспешно раздружилась. То ли так она за дочкину карьеру оскорбилась, то ли всё-таки за то, что в грешном моем обществе ее за проститутку приняли…
Хотя казалось бы — а я-то здесь при чем?
© Диана Вежина
Времена тогда вообще такие были. Развеселые. Начало девяностых, кто-то еще помнит, может быть.
История сама себе банальная.
Была в те времена у меня приятельница, у приятельницы дочка в подростковом возрасте. Соответственно, у дочки приключились боли в животе. А семья вся из себя насквозь интеллигентная была, пробу ставить некуда. А интеллигентному же человеку «неотложку» сразу беспокоить как-то не с руки, меня, понятно, проще на ночь глядя вызвонить.
Мне-то что, я человек отзывчивый, приехала. Диагностировала я аппендицит, дальше как положено: «неотложка» — и в стационар. Стационар, естественно, дежурный, не по выбору.
Приятельница с дочкой поехала и меня с собой уговорила — для моральной поддержки. И не зря, поскольку маме дурно стало, как только она больничку эту издалека узрела.
Дело-то, напомню, в девяностые происходило, реформаторы тогда как раз во вкус вошли и вовсю разруху учиняли. Так что изнутри больницу лучше было вообще не рассматривать, а то еще увидишь чего. Вот дочка и увидела.
Увидела она, правда, всего-навсего таракана, но изумилась так, словно ей утконоса какого показали.
— Ой, — говорит, — а кто это?
Дежурный хирург, который только собрался ей живот помять, тоже удивился. От такого удивления.
— Девочка, — отвечает, — ты что, тараканов никогда не видела?
— Нет, — чадо говорит, — ни разу, никогда!
Н-да, тяжелое у человека детство, что уж тут поделаешь. Папа — профессор литературоведения, мама — кандидат филологических наук. Там если где и были тараканы в доме, только в головах. Где ж ребенку к жизни приобщиться!
Ничего, хирурги чаду быстро объяснили, что тараканы — это пустяки, а вот если она будет себя хорошо вести, ей даже крысу живую покажут.
Приятельница вся аж побелела, но смолчала. И правильно сделала, потому как тараканы тараканами, а хирурги там отличные были. Быстренько болящую в операционную утащили, а уже через полчаса сообщили, что шоу благополучно закончилось и можно нам по домам отправляться.
По домам — это, конечно, хорошо. Вот только времени два часа ночи, метро закрыто, а пешком по криминальной столице топать неохота. Да и далековато, честно говоря. Так что выгребли мы из карманов всю наличность, вызвали такси и пошли под единственный фонарь на всей улице машину дожидаться.
А места вокруг дикие. Больничный садик весь такими кустами зарос, что и под фонарем не слишком-то светло. За углом бензоколонка, а напротив больницы — общежитие неизвестной принадлежности.
А на бензоколонке периодически постреливают — раздел госсобственности бодро происходит, криминальная же революция в стране. Из общежития усатые люди рыночной национальности как те тараканы вылезают. И ментовская машина раз примерно в пять минут по улице зачем-то проезжает.
Только она появится — стрельба на бензоколонке стихает, южные люди в тень прячутся, а мы с моей приятельницей в ожидании такси, наоборот, на шум мотора из кустов вылезаем. Только она проедет, бензозаправщики опять собственность делить начинают, южные люди к нам приставать пытаются, а мы от них в кусты поглубже лезем.
Когда эта машина в третий раз проехала, менты на нас нехорошо поглядывать стали. Меня сомнения начали терзать…
— Похоже, нас сейчас арестовывать будут, — я своей знакомой говорю.
— За что? — приятельница недоумевает.
— За нелицензированную торговлю в ночное время, — говорю.
Приятельница всё равно не понимает:
— Чем?
Объясняю для интеллигенции:
— Собой!
А менты уже на нас конкретно целятся…
Мою приятельницу это страшно оскорбило. Я б за нас глядишь и отбрехалась, а она — в амбицию. Нет, ну вот какого черта надо было объяснять ментам, что никакая она им не блядь, а целый кандидат филологических наук?! Как будто кандидат филологических наук блядью быть не может!
На сей оптимистичной ноте нас и загребли. Прямиком в ближайшее отделение.
А в итоге получилось всё же весело. Давно известно: мир тесен, Питер — город маленький, а пути врачебны неисповедимы. Старшим в этом отделении оказался мой знакомый мент. Он еще во времена моей скоропомощной юности на станции метро «Василеостровская» тамошним гадючником заведовал, пьяных-битых мне регулярно спихивал.
Тогда меня он тоже иногда, бывало, выручал, когда я в пьяном безобразии в метро… ладно, дело прошлое.
Короче, если бы не он, нам с приятельницей в этом околотке до утра пришлось бы куковать. А так — нас коньяком сначала напоили, а потом со всем почтением развезли нас по домам с сиреной и мигалкой на милицейском транспорте. Так что в конечном счете мы еще и на такси изрядно сэкономили.
А пути врачебны впрямь ведь неисповедимы. Дочку той моей знакомой так это знакомство с медициной впечатлило, что она сама в медянки подалась. Поступила в медицинский институт, закончила и работает теперь врачом чуть ли не в той самой больничке.
Кстати, тараканы, говорят, там так и не перевелись.
А вот ее мама после этого со мной поспешно раздружилась. То ли так она за дочкину карьеру оскорбилась, то ли всё-таки за то, что в грешном моем обществе ее за проститутку приняли…
Хотя казалось бы — а я-то здесь при чем?
© Диана Вежина
Начались роды. Вызвали скорую. Приехала. У меня уже третьи роды. Схватки за схватками. Скорая мигалку включила, пробка, а мы по встречке… с мигалкой! Меня крючит уже, а мой муж сидит в окно смотрит, радостный гад ещё такой и говорит: «Зай, а мы по встречке едем!” Оставшиеся 10 минут я красочно представляла, как его сковородкой бью! Легче становилось.
Как я стал ватником.
Здесь в последнее время на просторах русскоязычной части Интернета идет противостояние ватников и всего остального цивилизованного мира.
Ну-ну.
Одна моя знакомая в Канаде собирает своего шестилетнего сына в школу. В первый раз - в первый класс.
В школу здесь идут с шести лет, и первый школьный день не отличается от всех остальных - нет торжественных линеек, цветов, и, главное, нет пирожных и лимонада для первоклассников.
Мать его, конечно же, позаботилась о его питании и заранее оплатила ему школьные обеды за полгода вперед.
Да вот беда: то ли ей забыли сообщить, то ли она забыла сама, но в первый школьный день обед в ту сумму не был включен, и нужно было или передать с ребенком деньги, или дать ему свой обед в термосе.
Наступает большая перемена, и детишки из нескольких классов отправляются в столовую.
"Дытына" (его мать - украинка) идет вместе со всеми, и оказывается чужим на этом празднике жизни.
Голодный шестилетний ребенок начинает ходить между столами в надежде, что кто-нибудь с ним чем-нибудь поделится.
Чуда наподобие "Димон, иди сюда, возьми моей колбасы; да-да, и мое яблоко возьми" не произошло.
Да и не следовало его ожидать от других шестилетних.
Очень своеобразно повели себя цивилизованные взрослые. Они взяли "дытыну" за руку и отвели в дальний угол, приказав сидеть и никуда оттуда не выходить. Но голод и малый возраст взяли свое, и пацан возобновил свои поиски.
Его цивилизованно отвели назад. И так повторилось несколько раз, пока не закончился перерыв.
Никому из цивилизованных не пришло в голову купить мальчишке обед из своих денег, поделиться своим или сходить в ближайший Макдональдс, где чашка кофе с кексом стоили $1.47 (доллар, сорок семь) и столько же - бутерброд с куриной грудкой. А потом даже можно было предъявить
непутевой мамаше счет на целых $2.94 (два, девяносто четыре), если уж так ударило по-карману.
О чем это я? А, ну да.
Живу это, значит, я в Канаде, и работаю в полиции. (Тогда работал; сейчас уже нет).
Звонят: "Ты же говоришь по-русски? У нас тут один русский проштрафился; попал в отделение, а по-английски - ни слова. Нужен переводчик".
Собираюсь, приезжаю. Вижу - какой-то немолодой худой мужик в совершенно подавленном униженном виде.
Ну, начинаем, как положено: имя, фамилия... Где живете? "Да где я живу?! На улице, под деревом".
Как так? Почему?
"Жил я в России, а моя взрослая дочка уехала в Канаду и вызвала меня. Пожил я с ней, oна вышла замуж, а потом отношения не сложились, и она меня выгнала.
Вот с тех пор и живу на улице." Арестован был за воровство из магазина шоколадки Сникерс.
Тут, справедливости ради, надо отметить, что если бы дело ограничилось одной только украденной шоколадкой, то никаких серьезных неприятностей у мужика бы и не было.
Но, как оказалось, за полгода до этого, тот мужик уже попадался на воровстве куска колбасы.
Полицейский тогда выписал ему штраф, и теперь мужику грозила тюрьма не сколько из-за
украденного Сникерс, сколько из-за неоплаченного штрафа и неявки в суд. За неявку в суд наказывают всех, включая бомжей, не говорящих по-английски и даже не понимающих, чего от них хотят.
Будучи сам работником полиции, мужика я не оправдывал и вины с него не снимал.
Тем не менее, образ пожилого, подавленного, выгнанного из дома и сидящего за решеткой голодного русского человека не шел у меня из головы.
Жил я от того отделения в двух-трех минутах ходьбы, поэтому вечером я зашел в продуктовый магазин, купил колбасы, сыра, хлеба, сигарет; добавил в пакет долларов 40, и отправился назад в участок.
В том, что в цивилизованном обществе допускаются передачи заключенным, я почему-то не сомневался.
Дежурный полицейский встретил меня не скрывая раздражения: "У нас был ужин. Заключенный накормлен и ни в чем не нуждается".
"Ребят, - говорю я, - но ведь он же бездомный голодный человек. Может быть, он захочет есть через пару часов; может быть - завтра. Я же не какой-нибудь шпион или злоумышленник, чтобы подозревать, что я хочу его отравить. Я же - один из вас. Вот мое удостоверение; my badge number. Вон у вас за спиной на стене бумажка. Там мое имя, чтобы звонить мне в случае определенных технических проблем. Не хотите передавать продукты, передайте хоть деньги..." На этом месте копчик (копчик - это такой маленький; не очень маленький американский полицейский).
На этом месте копчик рассвирипел и заорал. Наоравшись вдоволь, он предложил мне убраться подобру-поздорову.
Что мне оставалось делать?
Я развернулся и пошел в ватники.
Здесь в последнее время на просторах русскоязычной части Интернета идет противостояние ватников и всего остального цивилизованного мира.
Ну-ну.
Одна моя знакомая в Канаде собирает своего шестилетнего сына в школу. В первый раз - в первый класс.
В школу здесь идут с шести лет, и первый школьный день не отличается от всех остальных - нет торжественных линеек, цветов, и, главное, нет пирожных и лимонада для первоклассников.
Мать его, конечно же, позаботилась о его питании и заранее оплатила ему школьные обеды за полгода вперед.
Да вот беда: то ли ей забыли сообщить, то ли она забыла сама, но в первый школьный день обед в ту сумму не был включен, и нужно было или передать с ребенком деньги, или дать ему свой обед в термосе.
Наступает большая перемена, и детишки из нескольких классов отправляются в столовую.
"Дытына" (его мать - украинка) идет вместе со всеми, и оказывается чужим на этом празднике жизни.
Голодный шестилетний ребенок начинает ходить между столами в надежде, что кто-нибудь с ним чем-нибудь поделится.
Чуда наподобие "Димон, иди сюда, возьми моей колбасы; да-да, и мое яблоко возьми" не произошло.
Да и не следовало его ожидать от других шестилетних.
Очень своеобразно повели себя цивилизованные взрослые. Они взяли "дытыну" за руку и отвели в дальний угол, приказав сидеть и никуда оттуда не выходить. Но голод и малый возраст взяли свое, и пацан возобновил свои поиски.
Его цивилизованно отвели назад. И так повторилось несколько раз, пока не закончился перерыв.
Никому из цивилизованных не пришло в голову купить мальчишке обед из своих денег, поделиться своим или сходить в ближайший Макдональдс, где чашка кофе с кексом стоили $1.47 (доллар, сорок семь) и столько же - бутерброд с куриной грудкой. А потом даже можно было предъявить
непутевой мамаше счет на целых $2.94 (два, девяносто четыре), если уж так ударило по-карману.
О чем это я? А, ну да.
Живу это, значит, я в Канаде, и работаю в полиции. (Тогда работал; сейчас уже нет).
Звонят: "Ты же говоришь по-русски? У нас тут один русский проштрафился; попал в отделение, а по-английски - ни слова. Нужен переводчик".
Собираюсь, приезжаю. Вижу - какой-то немолодой худой мужик в совершенно подавленном униженном виде.
Ну, начинаем, как положено: имя, фамилия... Где живете? "Да где я живу?! На улице, под деревом".
Как так? Почему?
"Жил я в России, а моя взрослая дочка уехала в Канаду и вызвала меня. Пожил я с ней, oна вышла замуж, а потом отношения не сложились, и она меня выгнала.
Вот с тех пор и живу на улице." Арестован был за воровство из магазина шоколадки Сникерс.
Тут, справедливости ради, надо отметить, что если бы дело ограничилось одной только украденной шоколадкой, то никаких серьезных неприятностей у мужика бы и не было.
Но, как оказалось, за полгода до этого, тот мужик уже попадался на воровстве куска колбасы.
Полицейский тогда выписал ему штраф, и теперь мужику грозила тюрьма не сколько из-за
украденного Сникерс, сколько из-за неоплаченного штрафа и неявки в суд. За неявку в суд наказывают всех, включая бомжей, не говорящих по-английски и даже не понимающих, чего от них хотят.
Будучи сам работником полиции, мужика я не оправдывал и вины с него не снимал.
Тем не менее, образ пожилого, подавленного, выгнанного из дома и сидящего за решеткой голодного русского человека не шел у меня из головы.
Жил я от того отделения в двух-трех минутах ходьбы, поэтому вечером я зашел в продуктовый магазин, купил колбасы, сыра, хлеба, сигарет; добавил в пакет долларов 40, и отправился назад в участок.
В том, что в цивилизованном обществе допускаются передачи заключенным, я почему-то не сомневался.
Дежурный полицейский встретил меня не скрывая раздражения: "У нас был ужин. Заключенный накормлен и ни в чем не нуждается".
"Ребят, - говорю я, - но ведь он же бездомный голодный человек. Может быть, он захочет есть через пару часов; может быть - завтра. Я же не какой-нибудь шпион или злоумышленник, чтобы подозревать, что я хочу его отравить. Я же - один из вас. Вот мое удостоверение; my badge number. Вон у вас за спиной на стене бумажка. Там мое имя, чтобы звонить мне в случае определенных технических проблем. Не хотите передавать продукты, передайте хоть деньги..." На этом месте копчик (копчик - это такой маленький; не очень маленький американский полицейский).
На этом месте копчик рассвирипел и заорал. Наоравшись вдоволь, он предложил мне убраться подобру-поздорову.
Что мне оставалось делать?
Я развернулся и пошел в ватники.
11
Навеяло историей про Петушки и навигатор.
Как известно, наличие русскоязычных разработчиков в программерских коллективах разных стран стало уже не только свершившимся фактом, но и хорошим тоном.
Классический пример "русского духа" - код Майкрософта с встроенным - "Леха, Леха ты могуч, очень даже злоебуч" - http://www.compromat.ru/page_14290.htm.
Молодой программист (израильтянин) порадовал сегодня шуткой: "Хочу изучать языки программирования, с какого посоветуете начать? - С русского".
К теме:
Лет пять назад, когда еще не было продвинутых навигаторов, я передвигался по Израилю, используя навигационную программу местной компании MIRS. Довольно неплохая, кстати, за исключением того, что злобно отключалась при вьезде на "оккупированные территории". В ней была даже голосовая навигация, которая и навела на мысль об участии соотечественников в разработке.
2 часа ночи, после хороших посиделок на свадьбе у друга, ору в телефон (адреса условные!)
Я : Беер Шева, ул. Герцель!
Навигатор: Тель Авив, Шапира?
Я: Беер Шева, ул. Герцель!!
Навигатор: Иерусалим, Жаботинский?
Жена: У тебя русский акцент! Заткнись по-хорошему! Беер Шева, ул. Герцель!!!
Навигатор: Хайфа, Бен Гурион?
Я: Иди на х...!!!
Навигатор: - Маршрут уточнен, езжайте аккуратно!
Как известно, наличие русскоязычных разработчиков в программерских коллективах разных стран стало уже не только свершившимся фактом, но и хорошим тоном.
Классический пример "русского духа" - код Майкрософта с встроенным - "Леха, Леха ты могуч, очень даже злоебуч" - http://www.compromat.ru/page_14290.htm.
Молодой программист (израильтянин) порадовал сегодня шуткой: "Хочу изучать языки программирования, с какого посоветуете начать? - С русского".
К теме:
Лет пять назад, когда еще не было продвинутых навигаторов, я передвигался по Израилю, используя навигационную программу местной компании MIRS. Довольно неплохая, кстати, за исключением того, что злобно отключалась при вьезде на "оккупированные территории". В ней была даже голосовая навигация, которая и навела на мысль об участии соотечественников в разработке.
2 часа ночи, после хороших посиделок на свадьбе у друга, ору в телефон (адреса условные!)
Я : Беер Шева, ул. Герцель!
Навигатор: Тель Авив, Шапира?
Я: Беер Шева, ул. Герцель!!
Навигатор: Иерусалим, Жаботинский?
Жена: У тебя русский акцент! Заткнись по-хорошему! Беер Шева, ул. Герцель!!!
Навигатор: Хайфа, Бен Гурион?
Я: Иди на х...!!!
Навигатор: - Маршрут уточнен, езжайте аккуратно!
-= Кирпич =-
Заехал я тут как то под знак 3.1. "Въезд запрещен". В простонародье "кирпич". Ехал на бензоколонку, сроду там этого знака никогда не висело, да и смысла весить не было. Захолустье ведь. Машины раз в час проезжают. ДТП раз в тыщу лет случаются. Но доблестные гиббоны уж караулят. Составили схему, заполнили протокол. Наказание - штраф 5000 руб, либо лишение прав от 4-6 месяцев (повторное нарушение). Я написал, что не согласен, знак не видел. И вообще, висит он слишком высоко. А по правде говоря, меня другая машина гудками отвлекла, когда я туда заворачивал (доброе дело делали - предупредить о ментах хотели, а получилось совсем наоборот, отвлекли).
Короче, дело из ГИБДД отправили в мировой суд. Прихожу на заседание. Сообщил судье, что высота знака не по ГОСТ-у - 4.3 метра (а должен быть на высоте 2-4 метра). Показал сделанное фото с замерами. Он похмыкал, заунывным голосом пробубнил себе под нос что-то о водительской ответственности. Мол каждый водитель, управляя ТС повышенной опасности, должен за версту чувствовать запрещающие знаки. Я написал ходатайство на замер высоты знака другими ведомствами и со спокойной совестью полетел отдыхать.
По возвращению меня ждал неприятный сюрприз. Точнее целых три. Из трех разных ведомств (ГИБДД, Администрация, МРЭУ) пришли ответы, что знак полностью соответствует ГОСТу. Одни намерили 3.7 метра, другие ровно 4 метра, а третьи зачем то просто сфотографировали знак и по факсу фотку отправили. Мол, любуйтесь (просто фотка знака, без линейки сбоку).
Прошу я провести независимую экспертизу. Судья опять хмыкает, опять бубнит про водительскую ответственность. И на полном серьезе спрашивает:
- Как вы собираетесь делать замеры на дату нарушения? У вас же нет машины времени.
Я сперва опешил. А потом говорю:
- Независимая экспертиза сама решит, у кого из тех трех ведомств одолжить машину времени.
Судья выписал штраф 5000 руб и отпустил. Вот, сижу думаю, обжаловать мне дальше решение у этих твердолобых слуг закона или нет. Завтра то последний день срока.
Заехал я тут как то под знак 3.1. "Въезд запрещен". В простонародье "кирпич". Ехал на бензоколонку, сроду там этого знака никогда не висело, да и смысла весить не было. Захолустье ведь. Машины раз в час проезжают. ДТП раз в тыщу лет случаются. Но доблестные гиббоны уж караулят. Составили схему, заполнили протокол. Наказание - штраф 5000 руб, либо лишение прав от 4-6 месяцев (повторное нарушение). Я написал, что не согласен, знак не видел. И вообще, висит он слишком высоко. А по правде говоря, меня другая машина гудками отвлекла, когда я туда заворачивал (доброе дело делали - предупредить о ментах хотели, а получилось совсем наоборот, отвлекли).
Короче, дело из ГИБДД отправили в мировой суд. Прихожу на заседание. Сообщил судье, что высота знака не по ГОСТ-у - 4.3 метра (а должен быть на высоте 2-4 метра). Показал сделанное фото с замерами. Он похмыкал, заунывным голосом пробубнил себе под нос что-то о водительской ответственности. Мол каждый водитель, управляя ТС повышенной опасности, должен за версту чувствовать запрещающие знаки. Я написал ходатайство на замер высоты знака другими ведомствами и со спокойной совестью полетел отдыхать.
По возвращению меня ждал неприятный сюрприз. Точнее целых три. Из трех разных ведомств (ГИБДД, Администрация, МРЭУ) пришли ответы, что знак полностью соответствует ГОСТу. Одни намерили 3.7 метра, другие ровно 4 метра, а третьи зачем то просто сфотографировали знак и по факсу фотку отправили. Мол, любуйтесь (просто фотка знака, без линейки сбоку).
Прошу я провести независимую экспертизу. Судья опять хмыкает, опять бубнит про водительскую ответственность. И на полном серьезе спрашивает:
- Как вы собираетесь делать замеры на дату нарушения? У вас же нет машины времени.
Я сперва опешил. А потом говорю:
- Независимая экспертиза сама решит, у кого из тех трех ведомств одолжить машину времени.
Судья выписал штраф 5000 руб и отпустил. Вот, сижу думаю, обжаловать мне дальше решение у этих твердолобых слуг закона или нет. Завтра то последний день срока.
Когда был мал, в позднее время по тв крутили рекламу секса по телефону, во время совместного просмотра ящика с отцом. Дальше состоялся такой диалог:
- Пап, а что это?
- Это когда жена поперек горла села - звонишь, чтобы поговорить с нормальным человеком.
- Пап, а что это?
- Это когда жена поперек горла села - звонишь, чтобы поговорить с нормальным человеком.
Если в шесть лет родители отдают тебя в музыкальную школу по классу бандуры, чаще всего это означает, что они хотят вырастить из тебя бойца. Воина. Юного самурая, который может поднимать вес в несколько раз больше собственного, неведомым самому себе способом распределять пять пальцев на все шестьдесят четыре струны этого пыточного инструмента, коварно принявшего облик музыкального, и стоически выносить насмешки одноклассников, играющих на, хотя и скучных, но более конвенциональных инструментах. Моя преподавательница украинской литературы, экзальтированно-патриотичная женщина, у которой на теле наверняка сплелись воедино строки поэм Ивана Франко и Леси Украинки, любила хвалить меня за выбор бандуры в качестве профильного инструмента. «Вот, — потрясала она могучей рукой, указывая пальцем на развешанные по стенам кабинета многочисленные портреты казачьих ватажков и поэтов, — они гордились бы тобой!». Я грустно и немного виновато смотрела в суровые глаза казака Мамая, поблёскивавшие из-под насупленных бровей, и понимала, что мне необходимо убить своей бандурой несколько десятков тысяч турок, чтобы он действительно гордился мною.
Искусство игры на бандуре преподавала мне Наталья Владиславовна. Сейчас я очень чётко понимаю, что она, на самом-то деле, учила меня Жизни, и, возможно, самые главные уроки в этой жизни я усвоила именно благодаря Наталья Владиславовне. Так, я навсегда уяснила, что сочетание дешёвого растворимого кофе и не самых дорогих сигарет дарует дыханию аромат, который решительно не красит ни даму, ни офицера. А ещё однажды, чтобы избежать урока, назначенного на семь утра вторника, я решилась на отчаянную хитрость и нарисовала под глазами круги маминой тушью в надежде, что очевидная усталость и отработанное заранее страдание в глазах размягчат стальное сердце Натальи Владиславовны и она разрешит мне покинуть это место скорби и страданий. Не размягчило — вместо этого она вызвала моего отца и долго читала ему лекцию о недопустимости домашнего насилия. Вернувшись домой, он крепко приложил меня по затылку, продемонстрировав, что урок им усвоен не был.
Но самую главную премудрость, которую я вынесла из общения с Натальей Владиславовной, я не забуду никогда. Она заключается в том, что, если уж тебе показывают член, не спеши воротить нос, для начала присмотрись.
Это случилось, когда в моём десятом классе Вельзевул дёрнул наш ансамбль отправиться на Всеукраинский фестиваль бандуристов Украины — ну, или что-то в этом духе. Так или иначе, основные вводные верны — были бандуры, был фестиваль, был Крым. То было забытое нынче время, когда ещё можно было приехать в Ялту и не беспокоиться, что твой чехол для бандуры примут за диковинное орудие массового убийства, разработанное бандеровцами для особо изощрённого уничтожения христианских детей, а тебя саму — за террориста. Итак, приехав, мы отправились знакомиться с коллегами — Владиславовна и наша концертмейстер продемонстрировали нам свои недюжинные навыки убойного флирта с престарелыми львовскими дирижёрами, мы неуверенно отрепетировали «Якби мені черевики» в актовом зале, а после были предоставлены сами себе.
Пройдясь по набережной и сфотографировавшись с десятками орлов и шиншилл, мы с нашим преподавательским составом в количестве двух штук начали по очереди играть в занятную игру «покури незаметно», в которой вторая команда уверенно делала вид, что не понимает, зачем первая периодически отстаёт, а затем возвращается с преувеличенно незамутнёнными лицами и активно жуёт жвачку. Но эта игра определённо нам нравилась — ведь в ней не было проигравших.
Побродив по Ялте около полутора часов и смирившись с мыслью о том, что делать нам решительно нечего, мы посовещались и отправились кататься на канатную дорогу, ведущую на Ай-Петри. Я до сих пор не до конца понимаю, как было принято это решение и откуда растут ноги моей вопиющей непопулярности в коллективе, но созерцать горы я отправилась в одной кабинке с Натальей Владиславовной и концертмейстером. Стоило нам отъехать примерно на метр, как в наше временное жестяное пристанище врезалась ворона и с пронзительным воплем упала вниз. Казалось бы, суицидальное пернатое должно было бы дать нам понять, что, если мы продолжим эту поездку, то не забудем её уже никогда, однако мы почему-то совершенно спокойно продолжали уверенно двигаться дальше. Впрочем, выбора-то у нас всё равно не было.
Когда была проделана ровно половина пути, дорога, разумеется, остановилась. Мы гордо висели в жестяной кабинке над узкой горной дорогой, многозначительно вглядывались в горизонт, обменивались ничего не значащими фразами вроде «хорошо висим», «это на счастье» и «повезло, что вообще не упали». И тут на дороге под нами появился он. Человек, ради которого всё и затевалось. Мужчина средних лет, седой, с небольшими залысинами; однако наличие у него особенного, животного шарма ощущалось даже на расстоянии. С вполне уместной театральщиной незнакомец распахнул плащ, под которым, как водится, не было абсолютно ничего, слегка поклонился нам (по крайней мере, так нам показалось сверху), возложил руки на член и принялся самозабвенно и упоённо мастурбировать. Мои спутницы издали вопли праведного гнева, я же, на тот момент ещё не до конца понимавшая, что происходит, с вежливой заинтересованностью продолжала наблюдать за процессом. Мне по какой-то непонятной причине казалось, что, стоит мне отвести от него взгляд, произойдёт нечто ужасное.
Впрочем, ужасное, так или иначе, произошло. Наталья Владиславовна и концертмейстер приутихли, я слегка покосилась на них, дабы убедиться в том, что они живы. То, что я увидела при взгляде на них, напоминало зарисовку на тему «Любовника леди Чаттерлей» — сбившиеся страстные локоны, учащённое дыхание, лёгкий румянец, оттеняющий скулы. Концертмейстер почему-то держалась за рукав Натальи Владиславовны, приговаривая: «Наташа, смотри», будто были хоть минимальные шансы того, что Наташа могла не смотреть. Чувствуя себя определённо лишней на этом торжестве зрелой сексуальности, я вновь взглянула на мужика, который дрочил, — мне всё ещё казалось страшно невежливым, а, может быть, просто страшным игнорировать его перформанс. Стоит признать, действо носило и вправду впечатляющий характер: будучи определённо не новичком в благородном деле публичной дрочки, наш герой картинно отставлял ногу на большой валун, периодически вскидывал голову, чтобы солнце бликовало в его седой гриве, и не забывал поглядывать на публику — ведь, как известно любому хорошему артисту, визуальный контакт — это главное.
А потом всё завершилось.
Мужчина небрежным и явно отрепетированным движением отряхнул руку, накинул плащ и скрылся в кустах. Наталья Владиславовна и концертмейстер шумно выдохнули. Мне захотелось лечь на пол, вдохнуть запах ржавчины и плакать. Разумеется, именно на этом моменте канатная дорога вздрогнула, бодро встряхнулась и неспешно поехала дальше. Мы нетвердым шагом вышли на смотровую площадку. «Ну? — радостно воскликнула Наталья Владиславовна, поправляя прическу и закуривая, уже даже не скрываясь. — А дальше у нас что?».
Искусство игры на бандуре преподавала мне Наталья Владиславовна. Сейчас я очень чётко понимаю, что она, на самом-то деле, учила меня Жизни, и, возможно, самые главные уроки в этой жизни я усвоила именно благодаря Наталья Владиславовне. Так, я навсегда уяснила, что сочетание дешёвого растворимого кофе и не самых дорогих сигарет дарует дыханию аромат, который решительно не красит ни даму, ни офицера. А ещё однажды, чтобы избежать урока, назначенного на семь утра вторника, я решилась на отчаянную хитрость и нарисовала под глазами круги маминой тушью в надежде, что очевидная усталость и отработанное заранее страдание в глазах размягчат стальное сердце Натальи Владиславовны и она разрешит мне покинуть это место скорби и страданий. Не размягчило — вместо этого она вызвала моего отца и долго читала ему лекцию о недопустимости домашнего насилия. Вернувшись домой, он крепко приложил меня по затылку, продемонстрировав, что урок им усвоен не был.
Но самую главную премудрость, которую я вынесла из общения с Натальей Владиславовной, я не забуду никогда. Она заключается в том, что, если уж тебе показывают член, не спеши воротить нос, для начала присмотрись.
Это случилось, когда в моём десятом классе Вельзевул дёрнул наш ансамбль отправиться на Всеукраинский фестиваль бандуристов Украины — ну, или что-то в этом духе. Так или иначе, основные вводные верны — были бандуры, был фестиваль, был Крым. То было забытое нынче время, когда ещё можно было приехать в Ялту и не беспокоиться, что твой чехол для бандуры примут за диковинное орудие массового убийства, разработанное бандеровцами для особо изощрённого уничтожения христианских детей, а тебя саму — за террориста. Итак, приехав, мы отправились знакомиться с коллегами — Владиславовна и наша концертмейстер продемонстрировали нам свои недюжинные навыки убойного флирта с престарелыми львовскими дирижёрами, мы неуверенно отрепетировали «Якби мені черевики» в актовом зале, а после были предоставлены сами себе.
Пройдясь по набережной и сфотографировавшись с десятками орлов и шиншилл, мы с нашим преподавательским составом в количестве двух штук начали по очереди играть в занятную игру «покури незаметно», в которой вторая команда уверенно делала вид, что не понимает, зачем первая периодически отстаёт, а затем возвращается с преувеличенно незамутнёнными лицами и активно жуёт жвачку. Но эта игра определённо нам нравилась — ведь в ней не было проигравших.
Побродив по Ялте около полутора часов и смирившись с мыслью о том, что делать нам решительно нечего, мы посовещались и отправились кататься на канатную дорогу, ведущую на Ай-Петри. Я до сих пор не до конца понимаю, как было принято это решение и откуда растут ноги моей вопиющей непопулярности в коллективе, но созерцать горы я отправилась в одной кабинке с Натальей Владиславовной и концертмейстером. Стоило нам отъехать примерно на метр, как в наше временное жестяное пристанище врезалась ворона и с пронзительным воплем упала вниз. Казалось бы, суицидальное пернатое должно было бы дать нам понять, что, если мы продолжим эту поездку, то не забудем её уже никогда, однако мы почему-то совершенно спокойно продолжали уверенно двигаться дальше. Впрочем, выбора-то у нас всё равно не было.
Когда была проделана ровно половина пути, дорога, разумеется, остановилась. Мы гордо висели в жестяной кабинке над узкой горной дорогой, многозначительно вглядывались в горизонт, обменивались ничего не значащими фразами вроде «хорошо висим», «это на счастье» и «повезло, что вообще не упали». И тут на дороге под нами появился он. Человек, ради которого всё и затевалось. Мужчина средних лет, седой, с небольшими залысинами; однако наличие у него особенного, животного шарма ощущалось даже на расстоянии. С вполне уместной театральщиной незнакомец распахнул плащ, под которым, как водится, не было абсолютно ничего, слегка поклонился нам (по крайней мере, так нам показалось сверху), возложил руки на член и принялся самозабвенно и упоённо мастурбировать. Мои спутницы издали вопли праведного гнева, я же, на тот момент ещё не до конца понимавшая, что происходит, с вежливой заинтересованностью продолжала наблюдать за процессом. Мне по какой-то непонятной причине казалось, что, стоит мне отвести от него взгляд, произойдёт нечто ужасное.
Впрочем, ужасное, так или иначе, произошло. Наталья Владиславовна и концертмейстер приутихли, я слегка покосилась на них, дабы убедиться в том, что они живы. То, что я увидела при взгляде на них, напоминало зарисовку на тему «Любовника леди Чаттерлей» — сбившиеся страстные локоны, учащённое дыхание, лёгкий румянец, оттеняющий скулы. Концертмейстер почему-то держалась за рукав Натальи Владиславовны, приговаривая: «Наташа, смотри», будто были хоть минимальные шансы того, что Наташа могла не смотреть. Чувствуя себя определённо лишней на этом торжестве зрелой сексуальности, я вновь взглянула на мужика, который дрочил, — мне всё ещё казалось страшно невежливым, а, может быть, просто страшным игнорировать его перформанс. Стоит признать, действо носило и вправду впечатляющий характер: будучи определённо не новичком в благородном деле публичной дрочки, наш герой картинно отставлял ногу на большой валун, периодически вскидывал голову, чтобы солнце бликовало в его седой гриве, и не забывал поглядывать на публику — ведь, как известно любому хорошему артисту, визуальный контакт — это главное.
А потом всё завершилось.
Мужчина небрежным и явно отрепетированным движением отряхнул руку, накинул плащ и скрылся в кустах. Наталья Владиславовна и концертмейстер шумно выдохнули. Мне захотелось лечь на пол, вдохнуть запах ржавчины и плакать. Разумеется, именно на этом моменте канатная дорога вздрогнула, бодро встряхнулась и неспешно поехала дальше. Мы нетвердым шагом вышли на смотровую площадку. «Ну? — радостно воскликнула Наталья Владиславовна, поправляя прическу и закуривая, уже даже не скрываясь. — А дальше у нас что?».
Любимый ставит на новом телефоне будильник:
- До полудня и после полудня - это как?
Я:
- До полудня а.м, после полудня р.м.
Он:
- Повторяю вопрос, до полудня и после полудня - это как?
В недоумении смотрю на него, вроде всё объяснила верно. Он:
- Женщина, не тупи. Полдень у нас во сколько?
- До полудня и после полудня - это как?
Я:
- До полудня а.м, после полудня р.м.
Он:
- Повторяю вопрос, до полудня и после полудня - это как?
В недоумении смотрю на него, вроде всё объяснила верно. Он:
- Женщина, не тупи. Полдень у нас во сколько?
Лучшая история за 23.11:
В детстве у меня была книжка "Анекдоты про Насреддина". Приведу один.
Попросил Насреддин у бая казан. Бай дал ему старый маленький котелок. Насреддин вернул вовремя, да еще в придачу маленькую сковородку. "Котелок ночью ее родил". Через некоторое время Насреддин опять попросил у бая казан. Тот дал ему новый большой казан. Но Насреддин ничего не вернул. "Если ты поверил, что казан родил сковородку, то почему ты не веришь, что казан умер?"
Симпатии читателей на стороне Насреддина. Как он ловко облапошил жадного бая. Но... Всегда надо выслушать другую сторону. Бывает жена говорит, какой у нее муж подлец. Пьет, бьет ее и детей, настоящий кровопийца. Окружающие негодуют. Как еще земля носит такого негодяя. Но если послушать мужа, то оказывается читать дальше →
Попросил Насреддин у бая казан. Бай дал ему старый маленький котелок. Насреддин вернул вовремя, да еще в придачу маленькую сковородку. "Котелок ночью ее родил". Через некоторое время Насреддин опять попросил у бая казан. Тот дал ему новый большой казан. Но Насреддин ничего не вернул. "Если ты поверил, что казан родил сковородку, то почему ты не веришь, что казан умер?"
Симпатии читателей на стороне Насреддина. Как он ловко облапошил жадного бая. Но... Всегда надо выслушать другую сторону. Бывает жена говорит, какой у нее муж подлец. Пьет, бьет ее и детей, настоящий кровопийца. Окружающие негодуют. Как еще земля носит такого негодяя. Но если послушать мужа, то оказывается читать дальше →