История №480303

ИСТОРИЯ О ВЕЧНОМ КОРЕЙЦЕ

Безмятежный курортный городок Каннын приютился у чистых вод малолюдного
восточного побережья Корейского полуострова, прямо возле воинственной
северокорейской границы, о чём постоянно напоминает торчащая повсюду
колючая проволока, дула орудий и очень компактные парни в военной форме.
Там есть потрясающий музей граммофонов, необычайно большой не только для
этого крошечного городка, но и для всей Кореи.
Полагаю, что это крупнейший, или во всяком случае лучший музей
граммофонов на этой планете. Когда я узнал, каким образом этот музей
занесло в такое странное место, мне впервые за все длинные годы взрослой
жизни вдруг неожиданно захотелось чисто по-детски разреветься, и я
ничуть этого не стыжусь – человек я достаточно сухой и где-то даже
циничный.

Музей располагался в большом просторном здании. В нём были многие сотни,
если не тысячи старинных граммофонов. Но не количество поражало.
Неизъяснимым образом весь музей воспринимался единым сообществом со
своей внутренней красотой и логикой, наподобие живого кораллового рифа
или бескрайнего цветочного луга. Трубы граммофонов и выглядели как
огромные цветы – они были на удивление разноцветны, и в них воплотились
самые причудливые изыски дизайнерской мысли за полвека эволюции этих
вымерших приборов, созданных для праздника.

Казалось, все оставшиеся в живых граммофоны планеты собрались здесь на
последний парад, чтобы сыграть свою песню вместе. В одном из залов музея
так и случилось – мы прослушали там полновесный концерт классической и
джазовой музыки, лившейся со всех сторон из десятков граммофонных труб,
подключенных к общему цифровому устройству.
Звук получался объемный и очень щемящий, как будто каждый граммофон
добавлял что-то своё из тысяч песен, звучавших некогда для веселых
молодых парней и девушек, которых давно уже нет на свете.

На дворе стоял стылый, необычно холодный для Кореи март, и поэтому
городок был ещё малолюднее, чем обычно. На экскурсию для иностранцев, на
которую я попал, пришло совсем мало народу. Почти все быстро разбрелись
по музею, как по зачарованному лесу, подолгу замирая возле особо
понравившихся граммофонов. Никто особенно не обращал внимания на
экскурсовода – маленького подтянутого корейца совершенно неопределенного
возраста. Корейцы всегда спрашивают при знакомстве возраст друг друга,
потому что иначе фиг догадаешься.
При взгляде на него я вдруг понял, что не хотел бы стать печальным
Вечным жидом, а вот таким Вечным корейцем стал бы с удовольствием –
в экскурсоводе чувствовалась тщательно спрятанная внутренняя сила,
достоинство и бесконечное доброжелательное терпение.

Мне стало жалко, что его никто не слушает, и я с ним разговорился.
Оказалось, это был сам основатель музея - человек, собравший все его
коллекции, спроектировавший музей и построивший его на свои средства.
Это была его мечта, которую он обдумывал и воплощал всю свою жизнь.
До пенсии он был инженером транснациональной корпорации и объездил мир
основательно. В каждом городе он заходил в антикварные лавки, а иногда и
просто на помойки, выбирая самые красивые и интересные модели
граммофонов. Ещё он добавил, что создал этот музей в память о своём
отце. В Корее это обычный случай – отцов там очень почитают.

Рассказывал о себе он скупо и неохотно, а мне хотелось продолжить
беседу. Я спросил его, что означает попадавшийся в музее логотип с
граммофоном и подпевающей ему маленькой собачкой. Этот логотип был там
буквально повсюду. Экскурсовод грустно на меня глянул и рассказал
вероятно общеизвестную историю, которую я до этого не знал по своему
невежеству. Эта история в своё время трогала сердца миллионов людей, а
логотип принадлежал первой фирме по производству граммофонов, основанной
их изобретателем, знаменитым Эдисоном.
Рядом с его домом сидел на углу старый шарманщик, которому музыкально
подпевала ученая собачка. Однажды шарманщик умер, и Эдисон взял собачку
к себе. Но она сильно тосковала по своему бывшему хозяину и по своей
работе. Когда изобретателю удалось наконец создать прибор с хорошим
качеством звука, он на радостях записал на валик мелодии из шарманки, и
собачка их узнала. Конечно, история эта была неплохим маркетинговым
ходом – она одновременно свидетельствовала о высоком качестве звука и о
добром сердце изобретателя.

Мой второй вопрос директору музея я задал уже после экскурсии, когда все
разошлись. Я спросил его, зачем он построил этот музей в таком странном
месте. Он ответил, что этот город ближе всего к деревне, в которой он
родился и вырос, возле самой границы.
Этой деревни больше нет на свете – она сметена с лица земли, и там давно
уже минное поле.

Его отец был успешным предпринимателем. Когда летом 50-го вторглись
северокорейские войска, у него не было никаких иллюзий, что ожидает его
семью в зоне оккупации. Он погрузил на подводы жену, малолетних детей и
домашний скарб. Они отходили на юг в большом обозе беженцев, но далеко
не ушли – обоз оказался в полосе прорыва. Его отец навсегда остался в
хвосте этого обоза, отстреливаясь.
Это дало немного времени его жене, бросив весь домашний скарб, ускакать
с детьми на единственной подводе.

Я избавлю читателя от подробностей того июньского дня 50-го года.
Хотя бы потому, что правда не знаю, как рассказать об этом человеческими
словами. Наверное, поэтому я не запомнил ни одной фразы этого человека
на чужом для нас обоих английском языке.
Мне достаточно того, что я до сих пор отчётливо помню тот день, как
будто сам его прожил, и вряд ли когда-нибудь забуду.
Думаю, что я увидел и услышал тот день не из-за его рассказа, хотя
сказано было достаточно, а из-за его глаз, хотя он вовсе на меня не
глядел в те минуты. Его глаза были явно обращены прямо в тот никуда для
него не исчезнувший день, и по-прежнему видели там всё. В них то
вставали едва заметные слёзы, то напрочь высыхали со злостью и болью
мальчишки, которому напрочь сломали судьбу в пять лет, и который смог
потом восстановить её из пепла заново.

Будущий основатель музея стал в тот день старшим мужчиной в семье,
несмотря на упомянутый возраст. Для корейцев это звание многое значит.
Они взяли с собой только самое необходимое. Мальчик упросил тогда мать
оставить в этой подводе самое для него дорогое, два отцовских подарка –
граммофон и маленькую, доверенную отцом на воспитание собачку.

Конечно, я опять не в формате, и снова рассказал нечто невероятное и
неубедительное. Ну и пофиг. Но если вы решите, что я выдумал или додумал
хоть одну крошечную деталь из этой красивой жалостливой истории –
найдите возможность, заезжайте когда-нибудь по пути в Каннын или во
Владивосток, и просто посмотрите в глаза ему или мне.
Не знаю, как я, а он вас там обязательно дождётся – это же Вечный
кореец, и никогда он оттуда уже не уедет…