История №465262

Месть

... Наталья задумчиво глядела вперёд, а машина мчалась сквозь ночь, -
фары освещали впереди белесые полосы тумана, стелющиеся над дорогой,
потом они набегали на машину, сердце как будто на миг замирало, ожидая
неведомой беды в этом тумане, и всё повторялось вновь. Туманы в эту пору
были здесь обычным явлением. Слоями, над дорогой, как будто специально
потрепать нервы, и потревожить сердце…
Наталья через некоторое время спросила: «Ну а с питерскими у тебя что?…»
- Да ничего, - спокойно ответил Андрей, - я же в Питере не был с той
поры…- но она осуждающе покачала головой.
Тогда он наклонился к ней, и сказал: «Вот я лучше тебе одну смешную
историю расскажу…». Потом вздохнул, и сказал: «Эх, детство золотое!..».
И рассказал…

… Их дом только что заселили. Ну, новоселья, первая радость… А радость
потому, что проблема с жильём тогда была такая, что мужики из тех семей,
которым выдавали ордера, по двое дежурили ночами в подьезде, чтобы не
было самовольного заселения, - когда квартиры стали строители белить и
красить.
Но заселились все нормально, без подобных скандалов.
Ну, пацаны в первые же дни перезнакомились, и вот выходит с очень
ранненького, золотистого июльского утра Андрей из подъезда, - было тогда
ему восемь лет, - прилегающую пятиэтажку только строили, и по периметру
двора был свеженький сосновый забор, а территория их двора была тогда
ещё засыпана песком. И видит сонными ещё глазами, как Валерка Буланый из
их подъезда, сосед по лестничной площадке, годом младше, но шустрый не
по годам, очень тщательно установил обувную коробку на межподъездной
дорожке, и сразу к Андрею: «Давай, кто дальше пнёт, только чур я
второй!..». Андрей посмотрел на коробку, на оживление Булана, и
отказался. Тому долго ждать не пришлось, - из первого подъезда вышел
Санька Коротилов, тоже восьми лет, - был на несколько дней младше
Андрея, жил с матерью, без отца, - с куском хлеба в руке, намазанным
маслом и посыпанным сахаром. Булан к нему: «Давай тягаться, кто
дальше!.. ». На Коротилове, кстати, такие полукеды были, их
«спортсменками» называли. Он отвечает, жуя и кивая: «Моам, моам, -
тяжело проглатывает остатки куска, аж слёзы на глазах, и с ходу
заявляет: - Чур, я первый!»
Разгоняется, и ка-ак врежет по коробке!
Ну, короче, кирпич, который в коробке был, дальше самой коробки полетел…
И хорошо, что не пыром ударил, - не зря всё-таки в футбол играл больше
всех, живя у бабки на Дальнем Кордоне…
Санька за ногу хватается, Булан скачками в подъезд, Санька на
покалеченной ноге за ним, Андрей за Санькой…
Не успели… Пока до первого этажа добежали, Булан уже на четвёртом этаже
дверью хлопнул…
Хорошо, ушибом дело обошлось…
Не мог Санька впрямую сразиться потом с Буланом, потому что был тот
покрепче, хоть и моложе, - а Санька был шкет косолапенький, - но обида
осталась…

…А годы спустя, классе в седьмом, сидят Андрей с Серёгой Астаниным и с
Санькой Коротиловым, и придумывают, чем бы им заняться с тоски. Сидят на
специально положенной на кирпичи доске, - для болельщиков, - у крошечной
«футбольной площадки» разросшегося за счёт ещё двух других домов двора,
рядом с гаражами, чуть к осени, - у рядом растушей сирени листья пока,
как лопухи, чуток уже прохладно, - и делать совершенно нечего.
Андрей думал, думал, и говорит:
- Давайте, что ли, на крышу залезем…
С крыши открывался прекрасный вид на город, и иногда они специально
залазили наверх, - потому что там настроение было совсем другим, - сами
собой начинались долгие разговоры, - а очень хорошо было порой
поговорить о том о сём, глядя на знакомый пейзаж, за которым в хорошую
погоду можно было увидеть невысокие, казавшиеся такими далёкими, горы…
Были уже не дети, но под настроение забирались иногда.
- На какую? – лениво говорит Астанин.
- Ну, на нашу…
- Ваша крыша, - проститутка… - изрекает опять-таки лениво Астанин.
- Да почему?! … - изумился Андрей.
- А на ней уже все были…
Он сам жил в пятиэтажке, и на эту крышу почти никто не лазил. Но по
техническим причинам. У них пожарные лестницы заканчивалась на такой
высоте от земли, что, пожалуй, надо было ещё одну лестницу приставлять,
чтобы до них добраться.
Н-да, тут надо думать, как на такого рода аргумент ответить…
Если отвечать…
Андрей подумал ещё:
- Ну, давайте взрыв устроим… Всё, что осталось от бертолетки и фосфора,
замешаем, и рванём!
Они оживились:
- А где рванём?
- Да в подвале рванём!
- Тащи! …
Андрей из дома притащил две банки, спустились в подвал, вкрутили
лампочку в игровом зале. Разделили каждый ингридиент, предварительно
хорошо перемешав в отдельности, и каждый начал осторожно мешать свою
часть на газете щепочкой. Фосфор, сволочь, был влажноват, слипался
постоянно маленькими кусочками. Андрей особо боялся за Коротилова,
потому что у него были руки, как крюки, и близорукий был, как крот…
Нажмёт чуть сильнее, и аля-улю… У самого Андрея фосфор один раз на руке
куском горел, так что он знал, что такое фосфорный ожог, и сколько он
заживает. Рванёт у Коротилова, – без шаров останется; - а ему же ещё
офицером служить, как он мечтал и заявлял; - а кому на хер нужны слепые
офицеры? … Только сверхсекретные базы охранять, где вообще никто ничего
видеть не должен… Хотя он и сейчас слепой, - ему показываешь два пальца:
- «Сколько?…». А он: - «Три!…». Андрей это, - между прочим, в ходе
процесса перемешивания, - так популярно и поясняет Коротилову. У того
руки вообще ходуном заходили, - смешливый был… Да все это знали… как и
про мечту его несбыточную… Астанин мешает свою часть, и успокаивает
Санька, - что ни хрена, мол, страшного, - пересадят ему тогда жопу
вместо головы, и он наверняка до генерала дойдёт, - только вонять надо
будет побольше… Коротилов вновь захихикал, зашоркав случайно щепкой по
смеси и разбрызгивая слюни…
«Ты что! … Ты совсем охерел! … Да тебе лампасы точно покоя не дают! … Ты
больше так не шоркай, ну тебя на хер!…», - в два голоса напустились они
на Санька.
Но подобрал Коротилов свои слюни, и как-то всё же замешали… Ссыпали
каждый свою часть общей горкой на кирпич, кирпич установили на картёжный
стол, по летнему времени не использовавшийся, и Андрей аккура-атненько
положил сверху другой кирпич на крахмально захрустевшую смесь.
И лёг этот кирпич, сволочь, как-то не так, - нет, чтобы щелью к стене, а
он наоборот, - щелью в сторону подвала, на них!.. Ну, мать его так!..
Теперь и разворачивать-то его опасно, - смесь уже под давлением!..
Стали мараковать, как быть. Серёга Астанин, со своей серьёзной силой,
пошёл по подвалу, и вскоре принёс две лесины, - метра по два. Решили
сколотить их гвоздями, да сверху и шлёпнуть по кирпичам. Выбили из двух
лесин гвозди, разогнули камнем, и им же сколотили длинную, хоть и
хлипкую приспособу.
Кому бить? Никто не хочет. Все догадывались, что кусочки фосфора из-под
кирпича могут полететь, и о-й-ё-ё-й что может быть…Видели уже раньше…
Придумали бы, конечно, что-нибудь; - в крайнем случае как в
«Таинственном острове», - с пережиганием верёвки; - но тут послышались
шаги у входной двери, и зашёл Валера Буланый, свистя новенькой, в первый
раз надетой болоньевой курточкой, - дефицит, сорок шесть рублей в
магазине, да ещё не достать! – и, - о чудо! – с куском хлеба в руке,
намазанным маслом и посыпанным сахаром, - впрочем, уже наполовину
съеденным… Нос, как всегда, красный и облупленный, - но тут уж ничего не
поделаешь, - наследственность такая…
Вот я и говорю, что времена-то были простые, никаких «Сникерсов», -
кусок хлеба, сахаром посыпал, и вперёд шутки шутить…
Коротилов как увидел его с куском хлеба, так и заныл: «Валера, помоги,
мы боимся, а у тебя отец военный, ты всё видал в жизни, тебя ничем не
испугать, ты же из автомата уже стрелял четыре раза, а мы там спичек
наскоблили, хотим рвануть, да боимся…». А сам моргает направо и налево…
Вспомнил тот свой кусок, видать…даже наверняка вспомнил…- подумал тогда
Андрей…
Да и мы Булана все не любили…
Булан с ходу сунул недоеденный кусок в рот, и, держа его в зубах, взял
лесину, которую ему тут же сунул Коротилов, и с куском во рту невнятно
произнёс: «Ш-шы-ку-ны!.. Хде!?». Андрей и Астанин уже спрятались за
углы, а Коротилов услужливо пискнул: «Вон те кирпичи…», и сломя голову
бросился за угол каморки с распредщитом, поближе к выходу. Булан шумно
вздохнул носом, вздымая лесину, и бахнул ей сверху по кирпичу…
Ну, взрыв, - хер с ним, - солидный, конечно… Но Андрей и Астанин даже и
не увидели его… Зато они увидели, как в доли секунды вылетевшие из-под
кирпича тысячи дымных стрелок с огоньками в остриях брызнули на
Буланого. На миг почудилось, что они даже пронзили его… Но нет, -
оптическая иллюзия… Просто какая-то часть пролетела мимо… Они выходили
из-за своих углов, тяжёлый дым сгоревшего фосфора колыхался пластом на
уровне груди, тлеющие кое-где огоньки гасли, а растерянный Булан стоял с
куском хлеба во рту и в чуть дымящейся куртке, всё с той же лесиной, на
которую они опасливо поглядывали. Ему не задело ни лицо, ни руки, но вот
куртка… В ней были не десятки, - в ней были сотни дырочек, которые к
тому же слегка дымили…Она была похожа на дуршлаг, - по всему фасаду… Он
уронил лесину…Кусок хлеба выпал у него изо рта… Он с опозданием сделал
несколько судорожных движений, как бы отряхиваясь рукавами, и несколько
раз быстро повторил дрожащим голосом: «Мама, мама, мама…».
Маму он вспомнил не зря, - крутая у него была мама, - а на стенке висел
офицерский ремень отца…рядом с самым настоящим кортиком, кстати… Так
что, вспоминая маму, он просто надеялся, наверное, что это будет она, а
не сам папа майор Буланый, постоянно приходивший из своего военкомата в
кондиции, и далеко не ручная мама становилась вечером тише воды и ниже
травы…
Потом, по своему характеру, он завизжал: «Суки, бляди!…» - и
лихорадочно огляделся… Андрей не отреагировал на его крик, выдержав
взгляд и слегка пожав плечами. Серёга Астанин взял в руки случившийся
рядом кол, и слегка постучал им по бетонным фундаментным блокам, - и
тогда Валера понял, кто ж его заманил… Он с визгом кинулся к Коротилову,
который до того с самым невинным видом стоял в стороне, готовый на рывок
в любую секунду, и постоянно, но без какого-либо огорчения повторял: «Ну
попадёт! …Ну попадёт тебе, Валера!…». Рванул он своевременно, и визг
Буланого выкатился из подвала вслед за ним.
Они не беспокоились за Коротилова. На своих кривоватых ножках он
развивал ха-р-рошую скорость… И очень любил играть в футбол, в игре
легко обгоняя того же Валеру…
Переглянувшись, Андрей и Серёга только и сказали друг другу, почти
одновременно: «Ну ни хера себе, и сходил за хлебом…», - была такая
присказка тогда…
И немного истерично захохотали…
Вечером Андрей долго не мог уснуть, - их спальня имела общую стену со
спальней Валеры Буланого, и долго-долго он, ворочаясь, слашал визг,
затихавший лишь ненадолго, когда Валера утыкался в подушку: «Ой,
папочка, ой папочка, о-о-о-й, ой не буду больше, ой, не бу-у-уду-уу!…»,
- отец пришёл поздно, и его, видимо, ждали, не начиная экзекуцию раньше.
Там были свои порядки, хоть и было Булану уже тринадцать лет…

…А с Коротиловым они встретились тогда часа через полтора, когда Валеры
уже нигде не было видно. Санёк открыл им свою дверь, осторожно выглянув,
они вошли; - и Коротилов, смеясь счастливым смехом, сразу спросил:
«Андрюха, а ты помнишь, как он меня с кирпичом на..бал!? ».
Затем улыбнулся, и скромно заметил: « А как я его?!…».
И он засуетился, откуда-то из-за шкафа вытащил полбутылки пойла «Жигёр»
крепостью сорок градусов, на бутылке которого, на контрэтикетке, для
непонятливых было написано: «Типа кальвадос», и они, видя Санькину
радость и тоже посмеиваясь, выпили с ним непривычно крепкую гадость,
закусили помидорами, и посидели немного. А захмелевший Коротилов в
подробностях рассказал Серёге историю, которую Андрей знал с самого
начала…
А ведь сколько лет прошло! …
Андрей, с трудом тогда засыпая, подумал, что уж Коротилов давно,
наверное, спит счастливым сном…

Александр Абакумов