История №406375

История не моя (точнее, не мне писали), но думаю, еврейские военные
прокомментируют ситуацию с ЖАРОЙ...
Привет, пацаны!
Я сегодня пью русскую водку (к сожалению, вражеского производства,
английского) и пишу вам письмо. Пью её холодную и пишу. Замечательно!
Полагаю, имею право и все основания. Я опять выжил. И опять чудом.
Полчаса назад я принял душ. Холодный. Он был из воды. Он был весь из
воды! Её было много! Она лилась на меня, я брал ее руками и брызгался,
как ребенок.
Тут, у них ****, постоянные выборы. Сами понимаете, для нас это усиления
и т. д.
Ну, я и оказался в первых рядах, блин. *******ские коллеги машин не
водят. Медицинский факт. Рулил я. Надо было объехать отдаленные
избирательные участки, провести оценку обстановки на местах, ну вот и
поехал. По горам, блин, по долам. Жара тут страшная. Если честно, я
раньше даже гуглил местную температуру, т. к. термометр с собой не ношу,
после чего перестал верить гуглу, напрочь.
Земли, как таковой, у них нет. Страна вся на щебенке. Не надо верить
Большой Советской Энциклопедии, что у них тут земной рай и страна
эндемиков! Действительно умные люди писали БСЭ больше сорока лет назад,
за это время многое изменилось. Креолы все сожрали, кроме собак. И то
потому, что по вуду в собак вселяются души умерших и есть их западло.
Теперь здесь полупустыня. В частности, наши американские контрагенты
изловчились захоронить у них под ногами весь радиоактивный пепел, весь,
что у них был, и этот факт не может не волновать меня, как еще пока
действующего самца.
Короче, посередине выгоревшего на солнце желтого безмолвия, я
последовательно рву об камни все четыре колеса. Последовательно, одно за
другим. Непалийские спецназовцы, из приданной охраны, порвали колеса на
своей Махиндре или Тате (в рот эти непонятные названия, туда-сюда), еще
километров 40 назад и мы ехали одни. А они порвали свои колеса прямо
посреди деревни, боевым гномикам нещадно повезло. Камни тут острые и
очень жарко. Всё время хочется пить.
Инсинуации засуньте себе в жопу.
Первое колесо я поменял легко. Я менял его на машине, в
кондиционированном нутре которой, мои боевые *******ские товарищи
пережидали это неудобство. Я потел и чувствовал, как выгоревшая полевка
защищает прикрываемое ею тело от солнечных лучей. Все незащищенные
формой части тела жгло солнцем, и я видел, как мои руки на глазах
краснели. Все остальное я не видел. Зеркальцев я с собой не ношу, как и
термометров. Но я, по-моему, об этом уже говорил. Приходилось только
догадываться, как выглядит морда моего лица.
Боевые товарищи меня даже подбадривали, изредка опуская стекла.
Вскоре, менять стало нечего и несколько последних километров я
остервенело шамкал лохматыми ободами по камням, даже каменистый стрим
изловчился форсировать на ободах, распугав и шокировав мывшихся в нем
местных жителей.
И жительниц, что немного скрасило ситуацию. Но ненадолго. Мы
заблудились. Имевшиеся у нас распечатки с гугла нам не помогли
(прикиньте, какая тут организация дела после ******, если вместо карт мы
имеем распечатки с гугл-ёрс?) Да, кстати. Как вы думаете, что делали мои
коллеги, пока я остервенело боролся с судьбой?
Те, кто бывал в Африке, меня поймут или догадаются.
Правильно, мои боевые друзья всё это время активно ПИЛИ остатки ВОДЫ.
И когда машина окончательно встала на своих многоугольных ободах, я
вдруг понял, мне - пиздец. Вот так, неожиданно. Наверное, такое всегда
неожиданно.
Воды нет, связи нет, нихуя нет, мы хуй знает где, и всю воду мои
компаньерос ин армз предусмотрительно выпили, пока я ёбся с колесами. И
кругом СОЛНЦЕ. Солнце, о котором мечтают наши любимые женщины из средней
полосы России. Солнце ЖЖЁТ, в конце концов кондер съел весь бензин.
*******ский жандарм своевременно пояснил, что насос запасного бака у них
сгорел еще МЕСЯЦ НАЗАД… Лучше бы он промолчал, в этот момент он сильно
рисковал своим здоровьем. Только врожденная деликатность и приобретенная
выдержка удержали меня от того, чтобы взять его за затылок и несколько
раз ударить о приборную доску, прямо его напившимся воды мурлом. Машина
дернулась в предсмертной агонии и замолчала.
Из воздуховодов еще дуло, но уже совсем не холодным. Я вырубил горячее
обветривание. Наступила тишина, нарушаемая только звоном крыльев
летающих насекомых и запахом моих коллег. Я физически чувствовал, как из
меня испаряется вода. И я не мог это остановить. Страшное ощущение, не
все поймут.
Совершенно не к месту, мне вдруг вспомнились представители лженауки.
Привет, психологи!
Я только в этот момент отчетливо понял смысл десятки лет упорно
задаваемого вами в предмиссионных тестах тупого вопроса: «можете ли вы
контролировать ваш стул?» Знаете, про стул до сих пор не могу
однозначно утверждать, но думаю, что все-таки могу, еще ни разу в штаны
не насрал, насколько себя помню. А вот испарение из себя воды на
страшной жаре я точно не мог контролировать. Идите вы нах.
Через пять минут жар выгнал нас из машины. Мы залегли под нее, там тень.
Конечно, как сильно теоретический вариант, я мог их перестрелять (куда
им против нас, с их кремневыми пистолетами и крысиными повадками) и пить
их кровь, и продержаться ещё сутки, или хотя бы до захода солнца, но это
не наш стиль. Ну, и другие варианты.
Но вместо этого, я пошел. В гору. Возможно, это была ошибка. Возможно,
мне надо было идти вниз и лежать там вечно в ледяном горном ручье,
полном юных креолок и неизвестных науке болезней.
Но я пошел вверх. Вперед. Гордыня. Да... На нашей стороне Земли, задним
умом все ямы полны.
Ребята, это очень больно смотреть в бинокль вниз с горы. Там внизу
деревья, трава, там вода… Но стоит убрать бинокль и ты понимаешь, что ты
туда живой не дойдешь. По спирали, вокруг этой любимой горы. Туда можно
только спрыгнуть. Вот понимать это и больно. На другой стороне горы,
через 10-15 км должна была быть деревня. Я шел, пацаны, в буквальном
смысле слова ПАЛИМЫЙ солнцем. Признаюсь, я молился. Мой сильно
религиозный компатриот потом сказал, что все это случилось в канун
светлого праздника. Но, уверяю вас, какие бы вы не были замшелые
атеисты, в подобные минуты вы тоже начнете молиться. Спасибо теще, в
командировку нательный крест подарила.
И мне явилось!
Когда мне было уже не с чем выплюнуть набившуюся в рот каменистую пыль
сквозь лопнувшие губы, когда я уже почти не мог идти и меня в
остервенении швыряло от одного куста до другого (за которые я цеплялся
окровавленными руками, подтягивая себя вверх по склону), я вдруг
встретил какого-то креольского мальчика на клокастом, плешивом ослике,
почти прямо на вершине раскаленной и пыльной горы. На безымянной для
меня высоте, бля.
Я встретил обычного, даже скучного в своей обыденности креольского
мальчика, совершенно седого от пыли, на таком же пыльном ослике. От
каждого удара его босых желтых пяток (а у некоторых креолов пятки
желтые, если кто не знает) в плывущем воздухе с боков ослика разлетались
рваные облачка пыли. Я сначала не поверил своим глазам, я даже хотел их
потереть, но потом забоялся поцарапать. Я смотрел на него застилаемыми
белым туманом глазами и отказывался верить в очевидное. Я даже хотел
кинуть в мальчика камушком, если насквозь пролетит, значит – мираж. Я
сидел в белой пыли и закрывал ладонями то левый глаз, то правый,
стараясь прогнать бесжалостное наваждение…
Сказать, что мальчик охуел, увидев хоть и обгоревшее, но по сравнению с
ним, что-то все-таки более белое (и при этом, впервые в его жизни) –
значит не сказать ничего! Думаю, ослик охуел тоже.
Больше скажу, я и сам охуел!
Мальчик был одет в истлевшую на солнце майку с еле читаемой надписью
«Born to be». И всё.
Только для того, чтобы “To be”...
Глубина философского смысла надписи на его майке намертво вплавилась в
мой раскаленный от жары мозг.
Больше на мальчике не было одето ничего. А вот на бока ослика были одеты
две плетеные сумки, связанные на хребте.
А-х-у-е-ть!
Простите за солдатскую прямоту.
И я нанял его. Мальчика. Я вербанул его на раз, мне даже стыдно немного.
Трагикомичность ситуации добавляло то, что не ходят в таких местах
доллары, которые я предлагал мальчику за свое спасение, там только
«гурды» или ракушки какие-нибудь, и ему оставалось только ВЕРИТЬ, что
эти бумажки что-то значат, он ведь их раньше никогда не видел…
Я ему всё объяснил, я щедро дал ему вражеских денег. И конфету. У меня
всегда с собой конфеты для местных детей. Леденцы. Но чтобы съесть
конфету, нужна слюна, а чтобы была слюна, нужна… ох!
Наверное, лишним будет упоминать, что креольские мальчики не говорят
по-английски. Но я не отчаивался. Я старался. Я переходил на русский. С
русского на французский, на испанский – рядом граница и он мог его
знать. Я переходил даже на очень русский. Сидя среди обжигающих камней
на неправильной стороне глобуса, я вспоминал полную сочной свежести
весеннюю березовую рощу возле моей деревни, речушку, из которой можно
сколько хочешь пить пригоршнями вкусную воду, и жестами показывал
мальчику и его флегматичному ослику, что мы прокололи колеса и скоро
умрем, и очень горюнился, если мне казалось, что они меня не понимают.
И когда мальчик ускакал в пыльную даль на своем ослике, резко похлопывая
по нему своими желтыми пятками и увозя мои деньги, но не надежду, я
верил, что он всё же понял и не наебёт.
И он правда понял! И он не наебал! Бон багай!
Замечательный креольский мальчик. Я желаю ему всего самого лучшего в
его, несомненно, трудном будущем! Когда к вечеру привезли воду и колеса,
я уже окончательно сомлел. Одна из пришедших машин оказалась нашей
Нивой, белого цвета, что только усилило сюр.
У меня уже не было сил ни удивляться, ни вернуться к машине, чтобы там
сдохнуть от жары, ни идти вперед, чтобы от напряжения у меня лопнул
какой-нибудь сосудик в головном мозге.
Вы знаете, что бамбуковые кусты почти не дают тени? Совершенно
бесполезные растения! Но я дотерпел. Я выжил. И я пью русскую водку.
Пусть и сделанную в Англии. Совсем живой. Такая вот хуйня. Минута
слабости, наверное. А завтра снова в бой. Покой нам только снится.
Гуталин с моих солдатских ботинок от жары впитался в гудящие ступни. Я
сижу возле бассейна с ПРОХЛАДНОЙ ВОДОЙ и смотрю на свои голые ноги, они
как будто в черных носках. Не знаю, поймете ли вы меня… Неверно мерцают
лампы ночного освещения (проблемы у них тут с электричеством), в вязком,
теплом воздухе из соседнего отеля доносятся звуки кампо… Через
обмотанную колючкой ограду я вижу танцующих людей… Я вижу молоденьких
креолок, гибко извивающихся вокруг стареющих торговцев наркотиками с их
опереточными усиками... Короли танца, блин... А рядом тихо журчит вода в
бассейне. Холодная. Замечательная вода. Вода, которую вы ненавидите,
если она холодная…