История №375373
Иногда жизнь преподносит такие сюжеты, на фоне которых меркнет даже
творчество таких звезд юмора, как М. Задорнова и М. Жванецкого. Пример
тому, случай, произошедший совсем недавно и свидетелем которого имел
удовольствие быть Ваш покорный слуга.
Последние дни апреля. Как в старые добрые времена по предпраздничному до
отказа забитый пассажирами плацкартный вагон вечного поезда №211
Харьков-Калининград.
Так как билет мне пришлось брать в последний момент, то, разумеется,
рассчитывать на хорошее место не приходилось. Заняв свое место №34 (кто
часто ездит, тот знает, что это за место), разослав омерзительного вида
постель, настоятельно предложенную проводником за 3 грн. 70 коп. и
дающую право на пользование еще более омерзительного вида матрацем, я
приготовился отойти ко сну, предвкушая 12 часовой отдых и успокаивая
себя тем, что бывают вагоны и похуже.
Рядом, в соседнем купе-отсеке ехала веселая компания, собравшаяся явно
по известным интересам уже в вагоне поезда. Самым словоохотливым
оказался мужчина, назвавшийся электрогазосварщиком Гришей, рабочим
вагоноремонтного завода.
Время было позднее, вагон мирно посапывал. Съев и выпив все, что было,
компания разбрелась по своим местам. Гриша же оказался хозяином
гостеприимного купе, с трудом взобрался на вторую полку и заплетающимся
языком пожелав всем спокойной ночи, уснул крепким сном пролетария,
наполняя вагонное пространство плотным перегарным духом, нейтрализующим
остальной туалетно-вагонный букет запахов. Выпитое позволяло ему с
легкостью переносить неудобства жесткой полки плацкартного вагона, что
избавило его от неравной схватки с проводниками из-за матраца.
Спустя где-то с полчаса-час на весь вагон (а было уже 2 часа ночи)
послышался громкий, с дикцией, достойной телеведущего, на исключительно
чистом русском языке, голос Гриши: "... вашу мать, я кого спрашиваю, это
вагоноремонтный завод или публичный дом?.." Никто не знает, что снилось
в эти минуты сварщику Грише, но дальше, в течение нескольких минут,
используя как великий и могучий русский, так и не менее могучий матерный
языки, которыми он владел в совершенстве, и которые гармонично дополняли
друг друга, он вспомнил весь штат вагоноремонтного завода, начиная с
директора и заканчивая кладовщицей. Весь смысл его тирад сводился к
одному: весь мир бардак, а вагоноремонтный завод - его столица.
В конце концов его выступление надоело ближайшему пассажиру и тот
толкнул его, чем дотянулся. А дотянулся он ногой. Спросонья Гриша
попытался встать и со всего размаха (насколько позволяло узкое
межполочное пространство) ударился головой о третью полку. По вагону
прокатился грохот, а наш герой, проснувшись, уже заплетающимся языком
изрек на весь вагон: "Оба-на, доп... ся, Гриша!". Вагон тихо (у человека
все-таки горе) застонал от смеха и простил ему ночную побудку. Когда
смех улегся, пассажиры, справедливо решив, что это была заключительная
сцена бесплатного спектакля, и ничего смешнее уже быть не может, стали
возвращаться к своим снам. На вагон опустилась тишина, и только из
Гришиной ниши слышались какая-то возня и невнятное бормотание. И вдруг
тишину вагона разрезал почти нечеловеческий крик Гриши: "А-а-а!..
Мужики, вы меня в трубе заварили!!!"
Я не знаю, как тогда наш вагон удержался на рельсах от грохнувшего
хохота. Надо ли говорить, что ближайший час никто не сомкнул глаз, а из
разных купе то и дело доносились взрывы хохота. И только один человек -
сварщик Гриша - мирно посапывал на своей полке, сквозь сон снова на
изумительно русском языке вспоминая свою жену Надю...
Примечание. Имена героя рассказа и его жены изменены по известным
причинам.
Гость• 24.12.08 09:42
Блевотно-тошнотный рассказ-мечта человека, которого изрядно заебали быдлопитеки, живущие вместе с ним в одном подъезде.
Людям со слабыми нервами и желудком читать не рекомендуется. Ибо отакотблиа!
(Автор)
Сидор Карлович Умнов работал на радиозаводе настройщиком аппаратуры. Сидора соратники наградили прозвищем Триггер, потому что, как и у этого замечательного элемента, у Умнова было два рабочих состояния. Сидор Карлович или был пьян в канифоль, или страдал с похмелья. Причём страдать он начинал только от одного предчувствия предстоящих страданий, и чтобы отогнать от себя тяжёлые мысли, упивался до стадии отсутствия этих самых мыслей. Но при этом Сидор был исключительно культурным мужчиной. Когда он подносил к губам стакан с мутным самогоном, непременно гламурно отклячивал мизинец с нечищеным и нестриженым ногтем. Если же его пробивало на рыгнуть за столом или пёрнуть в автобусе, непременно извинялся.
Но главной головной болью Умнова было состояние его любимого подъезда, в котором он родился и вырос. На некоторых стенках ещё виднелись картинки, намалёванные его детской рукой. Всё дело в том, что соседи его были натуральным быдлом. Мусорили, плевали, харкали и сморкались на ступеньки, по которым Сидор шёл домой и на работу. Вот и сегодня на лестничном пролёте между первым и вторым этажами Умнов обнаружил халяву в виде свежайшей сопли. Она, свесившись со ступеньки и перламутрово переливаясь, как бы всем своим видом говорила: «Извини, мужик. Самой стыдно. Будь моя воля, убежала бы. Но не могу».
– Совсем, бляди, стыд потеряли! Срут под себя! Никакого сладу с ними нету! – привычно повозмущался Сидор.
– Вы так думаете? – спросил Сидора какой-то мужик, которого секунду назад тут не было. За это Умнов ручался.
– А что тут думать? Это невооружённым глазом видно! Бляди, свиньи и сруны! Кстати, дай закурить, – нимало не смущаясь, что видит мужика впервые, потребовал Умнов. И как всякий культурный человек, добавил: – Пожалуйста.
– Нет проблем. – перед Умновым появился портсигар из чистого золота, на крышке которого сверкнул голубым и белым бриллиантовый треугольник. Будь Сидор поначитаннее, он бы подумал, что портсигар нереально большой и сделан из червонного золота, а также вспомнил бы, что не стоит разговаривать с неизвестными. А мужик продолжал: – Одна беда: я не знаю, что сейчас курят, поэтому ношу по привычке папиросы «Наша марка».
– Похуй и спасибо, – заявил Умнов, привычно, одним движением хватая сразу три папиросы, две из которых он заправил по одной за каждое ухо, а третью с удовольствием закурил.
– Так вы говорите: свиньи? – как будто между делом поинтересовался незнакомец, уставясь на Сидора разноцветными глазами. Один был каким-то золотистым и светился изнутри, а во втором расположилась сосущая мозг тьма.
«Ой, бля!» – подумал Умнов, а вслух сказал:
– А то кто? Только свиньи срут под себя. Или так. Идёт Ирка со второго этажа, пизда с ушами…
– Простите, но, по-моему, пизда – это половой орган? – перебил Умнова незнакомец.
– Ты иностранец, что ли? – удивился Сидор и, увидев, как мужик согласно кивает головой, продолжил: – Оно и видно, что иностранец. Знаешь, чем пизда отличается от половых органов? Половые органы – это что-то прекрасное, влажное и манящее. А пизда – это хозяйка половых органов. Так вот, идёт Ирка-пизда по улице. Ручка на отлёте, головка слегка опущена, глазки, ротик нарисованы! Под мини-юбкой над полутораметровыми ногами не жопа, а два арбуза, как в авоське, переваливаются! Картинка, а не девка! Но заходит она в подъезд, оглядывается, убеждается, что её никто не видит, и как дунет из обеих форсунок по сопле! И снова ручка на отлёт, булки шевелятся. Тьфу!
– Так сказали бы ей, может, вняла бы?
– Говорил, как не говорить? Только в ответ услышал такое, что сам покраснел.
– И как, вы думаете, можно их воспитать? – не унимался незнакомец.
– Кувалдой! – сказал, как отрезал, Умнов.
– А если не так радикально? Вот представьте себе, что вы можете придумать нечто совершенно фантастическое, и оно исполнится.
– А чего тут думать? Я давно уже придумал. Вот смотри: идёт Ирка-пизда. Сморкается, сопля падает на пол, а потом - хуяк! - влетает ей в рот. Ирка её глотает, и больше - блядь такая! - сморкаться не станет.
– Оригинально! Нет, правда, ужас как хорошо! – Незнакомец аж в ладоши захлопал от восторга. – А если это ребёнок?
– Хуйня! Пусть с малолетства привыкает к культуре.
– Ну, а если это будете вы?
– Этого не может быть! Я никогда так не поступлю.
– Тогда будь по-вашему! Мне даже самому интересно, что из этого выйдет. До свидания, – сказал мужик и… исчез.
– Эй! Ты где? – спросил у пустоты Умнов. Ответом ему была тишина. Сидор не удивился. Он иногда разговаривал сам с собой. Хотя, что греха таить? Часто разговаривал. Было приятно поговорить с умным и культурным человеком. Но такое случалось с ним только после литра или даже полутора. А сейчас в его голове плескалось от силы двести грамм. Ну да ладно. Всё когда-то случается в первый раз. Значит, время пришло говорить с собой любимым по-трезвому.
А потом начались чудеса. Первые три дня из подъезда доносились маты и утробные звуки. Пизда-Ирка со второго этажа пару раз выскакивала с красными глазами и тяжёлым дыханием. Некоторые мужики ходили с сожжёнными окурками языками. А потом стало чисто. Уборщица заходила и пожимала плечами в полном недоумении. Делать ей было абсолютно нечего. Подъезду присвоили звание ниибатцо культурного, и в качестве премии сделали косметический ремонт. Первый на памяти Умнова. Он был горд собой. Несколько раз порывался рассказать, что это его заслуга. Но поверили ему только однажды. После этого Умнов появился на людях с разбитой мордой и заплывшим глазом. А потом на подоконниках обнаружились цветы, которые бабки, затрахавшиеся поливать их дома, выставили для совместного ухода. Всё было «ужас как хорошо»!
Но эта история имела продолжение.
Был праздник. Какой? Разве есть разница? Умнов, пьяный и в благодушном настроении, возвращался домой. На душе его пели соловьи, и Сидор, как мог, подпевал соловьям. Наверное, это всё-таки было летом, потому что зимой сопли мёрзнут. А тут они оттаяли. И одна из оттаявших засвербила в носу. Сидор сделал резкий вдох и чихнул. Вместе с воздухом из носа вылетела и с жирным чавкающим звуком упала на ступеньки здоровенная сопля.
– Ай-яй-яй! Как нехорошо! – подумал Сидор и решил растереть её ногой. Не тут-то было! Оторвавшись от лестницы и обогнув в полёте порядком изношенный ботинок Умнова, она влетела ему в рот и скользнула в пищевод. Сидор вытаращил глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. А ощущения… как бы это поосторожнее выразиться?.. были далеко не идеальные. Желудок, в который сегодня Умнов закладывал только элитные напитки и закуски (как-то: брага на томатной пасте от бабки Лукерьи, самогон из браги на зелёном горошке от деда Силантия и бочковые огурцы засолки конца прошлого века неизвестного производителя), стал возражать и исторг всё выпитое и съеденное на бетон лестницы.
– Ахуеть! – только и смог сказать Сидор, примерно представляя, что будет дальше. Предчувствия его не обманули. Вся эта блевотина, теперь уже слегка подостывшая и смешавшаяся с подъездной пылью, подскочила и метнулась снова в Сидора. Желудок его снова стал возражать….
Через двадцать минут борьбы со своей утробой Сидор смекнул, что проклятие не распространяется на улицу, и побежал из подъезда. На том месте, где в течение последнего времени Умнов гонял выпивку и закусь по большому кругу, пыли почти не осталось. А теперь Сидор вновь превратился в биологический пылесос, отметив попутно, что грязь на входе более яркая по вкусовым ощущениям.
Последний раз Умнову удалось обмануть его собственную блевотину. Сидор Карлович захлопнул дверь в подъезд как раз тогда, когда она собиралась оторваться от пола и снова влететь ему в рот. Уставший Сидор стоял, навалившись на входную дверь. «Пиздец какой! Рассказать кому – не поверят! Стоит взрослый мужик и не пускает на улицу из подъезда собственную блевань!» – думал Умнов, с тоской взирая на приближающуюся к нему глухую и полуслепую бабку Апполинарьевну, которая, по её словам, видела Ленина. Она подошла и открыла дверь в подъезд, слабой старушечьей рукой легко сдвинув Умнова в сторону. Блевотина вылетела со скоростью хорошего самолёта, заскочила в желудок Сидора и, не задержавшись там ни на секунду, покинула несчастную утробу Умнова. Теперь уже точно в последний раз.
Протрезвевший, на трясущихся ногах вошёл Умнов в свой подъезд. «Это пиздец!» – подумал он. Но это не был пиздец. Это его ждал тот мужик. Незнакомец так хохотал, что из глаз его текли слёзы.
– Я никогда так не веселился! Спасибо вам огромное! За это я могу вас наградить. Если хотите, я сниму ваше проклятье с вашего подъезда. Ну, зачем вам так мучаться? – сказал, икая от смеха, незнакомец.
– Дайте мне три дня на размышления, – попросил Сидор и улетел к себе, так как почувствовал, что теперь взбунтовался кишечник. Что будет, если что-то упадёт на ступеньки, вывалившись из отверстия в теле Умнова сантиметров на двадцать ниже поясницы? Ему об этом даже думать не хотелось.
И теперь размышляет бедный Сидор Карлович Умнов, что же лучше? Чистота и порядок в подъезде или спокойное посещение своего дома в любое время и в любом состоянии? А может, выходить в подъезд, высморкавшись, и на пустой желудок? Но на то и ум умному человеку, чтобы размышлять.
А вы ему не поможете?
© ФЕМ
Две неприметные тени проскользили по проходу. /На вагон опустилась тишина, и только из Гришиной ниши слышались какая-то возня и невнятное бормотание./ Два проводника, отточенными профессиональными движениями, пеленали плотной вязкой нарушителя вагонного спокойствия. /И вдруг тишину вагона разрезал почти нечеловеческий крик Гриши: "А-а-а!..Мужики, вы меня в трубе заварили!!!"/, - "С Вас 3 грн. 70 коп." - в унисон прозвучали суровые голоса двух проводников.
При чем тут трубы для вагонов-паровозов? Заварить Гришу могли в любой трубе. А рассказать можно было и лучше - короче и забавнее.
ГЫГЫ• 23.12.08 19:27
Имена и место действия изменены.
Гриша - Алик.
Жена Надя - пудель Атос.
Поезд 211 - анекдот.ру.
Сны - опусы.
Перегарный дух - маразм.
2 года работал в лаборатории по исследованию вагонов, 5 лет - помощником машиниста пассажирских поездов, 5 лет учёбы в ж/д ВУЗе. Я не знаю в пассажирском вагоне ни одной трубы диаметром больше 15 см (такую ширину имеют коробчатые балки тележки). Так что либо Гриша такой дистрофик, либо завод напутали, либо всё это пиздёж.
Харьковский вагоностроительный завод в советское время занимался ремонтом пассажирских вагонов, никаких других вагонов там не чинили.
386• 23.12.08 16:55
Да ну. Задорнов - это такая смесь истори из Анекдот.ру и раздела Присланное на фишках с толикой философствований на языческие темы и восхвалений безалаберности русского народа. Раньше, когда он писал рассказы, он был сатириком. Но последние лет десять он кормится былой славой и скатился до уровня юмориста, причём, далеко не блестящего.
Жванецкого не трожьте. Как автор, он прекрасно знает, как исполнять собственные вещи и, я убеждён, делает это очень неплохо. Исполнение Райкина мне не нравится - какое-то оно приторное и хамовитое, что ли. А вот Карцев с Ильченко играли великолепно, да и сам Карцев сейчас тоже очень неплох.
Теперь по поводу автора и его истории. Автор нагло врёт, постель в поезде стоит сейчас 10грн. и вполне приличный вид имеет, хотя, толстые короткие волокна, судя по всему с покрывала, прилагаются. В принципе, сам по себе рассказ смешной, но боянистый. Но это рассказ, к сатире он имеет примерно такое же отношение, как столб к соломе.
jaba• 23.12.08 16:44
а может надя вовсе даже не жена а кладовщица? и какие на вагоноремонтном заводе могут быть трубы
Yfctktytw bp RR• 23.12.08 16:03
***случай, произошедший совсем недавно ....постель, настоятельно предложенную проводником за 3 грн. 70 коп.****
Дайте десять! Гыгыгы. Поезд Харьков - Пространственно-временной континуум - Калининград!
Шефнер• 23.12.08 15:23
Мы гостям хорошим рады,
Смело в дверь входите.
Вытирайте ноги, гады,
Чистоту блюдите!
Гость• 23.12.08 15:12
Гость, а знаете, чем отличаются Задорнов и Жванецкий? Задорнов хорошо (весьма артистично) рассказывает чужие истории (в том числе спертые с этого сайта), а Жванецкий плохо (совсем не артистично) - свои собственные. Райкин изображал истории, написанные Жванецким, гораздо лучше, чем сам Михал Михалыч, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни.