История №249223

Представьте себе следующую картинку. Первое сентября в деревенской школе
где-нибудь под Архангельском. Аккуратные белокурые ребятишки ждут начала
урока у нового учителя. И вот, раздается звонок, и в класс испуганно
протискивается двухметровый негр в майке поверх фуфайки и дрожащим
голосом сообщает, что "Я есть.. вас.. буду новое учитель Ху Ясе."
Для России, да и для любой другой нормальной страны это выглядит
абсолютным бредом. А вот в Израиле середины девяностых такая ситуация
была обычной.
Когда Алик, коренной архангелогородец, двухметровый потомок поморов и
варягов, женился на Танечке, хрупкой голубоглазой блондинке, он и
помятия не имел, что через несколько лет, благодаря этому браку(а точнее
- танечкиной бабушке из Бобруйска), окажется на школьном дворе в забытой
Богом деревушке на севере Израиля в окружении несомненно ебнутых,
черномазых еврейских ребятишек. В Архангельске он закончил пединститут и
очень быстро поднялся до директора школы, благодаря несомненным
педагогическим способностям и спокойному, властному характеру. В той его
жизни упоминанием Алексея Алексеевича утихомиривали даже последних
отморозков, у которых его имя вызывало столь шиирокий спектр ассоциаций,
что они немедленно задумывались и скучнели.
В Израиле его направили на трехмесячные курсы, на которых ему и ему
подобным преподали краткий курс истории Израиля, разъяснили, что пиздить
наглых малюков не следует, даже если очень хочется, и бросили на
амбразуру.
В то утро, 1-го сентября 1994 года, Алик встал пораньше, выгладил
кремпленовые брюки, рубашку с длинным рукавом, повязал скромный галстук,
одел носки, босоножки и отправился в путь.
В школе его появление произвело фурор. Да и он сам понял, что с одеждой
он явно прогадал. Пожилая директрисса, встретившая его у школы, была
одета в шорты и простую футболку с надписью SEXY на необъятной груди.
Единственный мужчина, он же математик, мужик строгий и консервативный,
щеголял в джинсах неизвестной китайской фирмы, мятой футболке с рекламой
собачьего корма и босоножках на босую же ногу. От себя добавлю, что в
Израиле даже пятилетний малыш не оденет босоножки поверх носков, это
такой же нонсенс, как, скажем, майка поверх фуфайки.
Первые два урока прошли, как в тумане. О дисциплине Алик не сильно
печалился, наслушавшись от коллег рассказов о здешних нравах. Огорчало
его, что он абсолютно не понимал речи своих учеников. Говорили они
быстро, на какой-то ужасной детской фене, и даже, обращаясь к учителю,
на литературный иврит не перходили. На первой большой перемене Алик
сидел на школьном дворе в тени финиковой пальмы и в душе у него была
осень. Рядом носились первоклашки, оглашая двор гортанными криками.
Для первоклашек он не был инопланетянином или сказочным монстром, а
просто учителем, взрослым, которму можно стукануть на ближнего своего.
Полненькая малышка - будущая отличница - подбежала к Алику, дернула его
за рукав и пропищала:"Алик, Йоси сказал ХУЙ". Алик был потрясен. Это
была первая фраза за два часа, которую он понял от начала до конца!
"Йоси сказал хуй" - повторил он восторженно, "Йоси сказал хуй". Будущая
отличница побледнела - слово хуй в устах учителя было таким же
нонсенсом, как и носки под босоножками. Виновник балагана, матерщинник
Йоси стоял рядом, потрясенный не меньше подрастающей стукачки. Алик
перевел на него свой тяжелый взгляд, и сказал коротко и веско, как и
подобает настоящему педагогу: "ПЛЙОХО!"
Прошло двенадцать лет. Уже пять лет Алик является директором школы.
Футболка у него всегда выглажена, что и отличает его от рядовых
учителей. Как и в Архангельске его именем пугают хулиганов, да и имя у
него другое - Алекс, как и у всех Саш, Леш и Аликов. Но вся школа, до
последнего первоклашки, знает, что настоящее имя директора - Алек, что
на иврите означет - ХУЯСЕ. И каждый год, первого сентября, в его кабинет
заходит самая отчаянная ученица выпускного класса и опустив глазки
сообщает, что Йоси сказал хуй. И Алик, тщательно имитируя тяжелый
русский акцент, произносит свое сакраментальное "ПЛЙОХО".
С новым учебным годом, дорогие мои бывшие и нынешние соотечественники.