История №206289

Жаль, не помню, что сегодня приснилось. Что-то явно интересное. Ибо
после поднятия головы от подушки наволочка последней оказалась вся
порвана. Вряд ли носом. Скорее всего, зубами. Обычно в таких снах меня,
бородатого, ловит по всему лесу злая зондеркоманда. А потом допрашивает
нервный тощенький офицер. А я, насмешливый и спокойный, предлагаю ему
сдаться в обмен на хорошее обращение и питание. Мое моральное
превосходство столь велико, что он какое-то время всерьез об этом
думает. Затем, не озаботившись проверить крепость опутавших мои руки
веревок, немцы все-таки ведут меня на расстрел туда, где в засаде лежит
весь мой бородатый отряд. Самое трудное, когда тебя собираются
расстрелять — это незаметно и быстро развязать руки. Тут-то я, видимо, и
грызу подушку зубами. Дальше просто. Немецкие офицеры наивны, как дети.
Падаешь на колени, кричишь, что все ему расскажешь, только не убивай.
Он, улыбаясь, неторопливо подходит. Надо заставить его окончательно
расслабиться и поверить, поэтому режешь ему всю правду-матку про свой
отряд. Про состав, вооружение, схроны, планы и связь. Здесь очень важно
не переборщить, а то лежащие в кустах товарищи могут с недосыпу решить,
что их командир конкретно обосрался и сдает всех реально. Поэтому
подмигиваешь кустам. Особенно тем, за которыми лежит сосед Леша с ручным
пулеметом. И, наконец, кульминация. С воплями, стонами и соплями ты
вываливаешь на немца такой поток информации, что он, простая душа, лезет
в карман за карандашиком и блокнотом. А ты — к нему в кобуру за
"вальтером". Тут, конечно, лотерея. В половине случаев у него там вместо
шпалера затертая губная гармошка. Они народ-то сентиментальный. Мы в
лесах без балалаек до полугода можем обходиться, а они вдали от родины
без своих гармошек — никак. Ну, лупишь его по башке гармоникой. Даже
лучше. У него одновременно болевой и культурный шок. А у его подчиненных
с опущенными автоматами паника. Потому что на них из-за каждого ствола —
ствол. Причем иногда тот, который торчит, толще того, из-за которого
торчит. Мы ж не простые партизаны. Отборные. Серега вон с
противотанковой пушкой на плече ходит. Колеса ненужные только снял. А
Сашка-повар такой здоровый, что вместо каски котел отрядный с
приваренным козырьком носит. А для меня мекленбуржский диалект как
родной, и я фрицу (он обычно Ганс, реже Курт) неспешно и доходчиво
объясняю, что нет ничего лучше для сохранения здоровья, чем
своевременная капитуляция. И что его медхен Гретхен (реже Лоттхен,
иногда Эрика) будет не весьма рада, если ее возлюбленный станет вдруг
холоден и червив. С немцами общаться приятно, у них в голове царство
логики. Их нужно лишь убедить, что решающее преимущество в совокупном
весе залпа — за нами. И что они фатально ошиблись, выбирая объект
агрессии. Доказывая последнее, я обычно плюю в сторону ближайшего
дерева. Плевок на морозе замерзает и пробивает дерево насквозь. После
чего мне остается лишь дать команду, чтобы всем павшим наземь врагам
поднесли к носикам нашатырь. Я умеренно добрый человек и не люблю зазря
поливать эритроцитами землю. На моей сонной памяти лишь раз всерьез
долбил из автомата по фрицам. Но то был особый случай. Они, суки, пришли
тогда с повесткой. От нашего Кировского военкомата. И сказали, что меня
опять забирают в армию. Советскую. Я сказал, что свое уже отслужил. Они
говорят: а покажи военный билет. Я говорю: вам-то какое дело, вы ж
немцы! Они говорят: сами не понимаем, но у нас приказ. Ну, я возмутился.
Явная ведь несправедливость. Два года отслужил, потом еще сборы, и опять
давай. Идиоты, говорю, мне некогда! У меня договор, сроки, Хазанову
программу надо дописывать! А они без командира, тупые какие-то,
заторможенные, никакой возможности добазариться. Ну, делать нечего,
сдался, повели меня. Через лес. Я впереди иду, насвистываю, щепочки с
земли подбираю, веточки. Они сзади молча топают. А я из щепочек-веточек
быстро-быстро незаметно автомат собрал. ППШ. Херовый такой, разваливался
все время. Изолентой кое-как его замотал. Потом повернулся — и ну
мочить! Пикнуть даже не успели. Злой был, как собака. Аж проснулся. А
потом радовался. Потому что не в натуре. Приснилось.

Дзынь-дзынь. Падчерица вернулась с выпускного бала глубокой ночью. И
совсем другим человеком. Высшая Школа Экономики, специальность "Финансы
и кредит" — это вам не хухры-мухры. За годы обучения ей преподали аж 70
различных предметов. Я столько не в силах даже представить. Да мне оно и
не надо. Я не умею обращаться с цифрами. Зато я немножко умею складывать
в слова буквы.

Днем съездил в Москву, познакомился с Бочариком. Андрей Бочаров, бывший
ОСП-шник, "сынулька". Ему, оказывается, тридцать семь. На два года меня
моложе. Он ел суши, а я пил кофе без кофеина. А Армен — горячий шоколад.
Мы все такие разные. Ни до чего не договорились и разъехались в разные
стороны. День без пользы. Просто как-то прошел.

Евгений Шестаков
http://www.shest.ru/library.php?id=03&tid=349&page=1