История №1486399

Подлинное искусство вызывает эмоции. Это старая истина. Еще в "Откровении" писано:
"Будь горячим или холодным, а если будешь, как теплая вода, то изрыгну тебя!"
Поэтому меня очень порадовал небывалый взрыв эмоций от моих читателей. Тут и уважаемый врач из Сан-Франциско с постоянными репликами, и простой электрик из Кельна, Вова из Оренбурга и многие-многие другие. Копируют и цитируют, возмущаются и спорят. Мещанское болото всколыхнулось и забродило.
Вспомнился случай из армейской жизни в далеком 1981м году. Тогда отмечался 40летний юбилей нашей части и ожидалось прибытие чинов из дальних гарнизонов нашей армии. Множество генералов, не могущих позволить себе опоздания, прибыли заранее установленного времени. Банкетный стол еще не был накрыт, на улице моросил дождь и наш комэско предложил им скоротать время в нашей казарме. Все были на полетах, кроме меня, сержанта и узбека Уринова на "тумбочке". Уринов несколько растерялся, когда вдруг повалили личности в светло-кремовых пиджаках и в штанах с красными и синими лампасами. На стене правда висел плакат с образцами воинских званий, но таковых там не было. На шум хлопающих дверей из каптерки вылез заспанный сержант и побледнел.
Очередной генерал вскользь попенял на ошибку дневального. Сержант грозно зашипел на узбека и тот заорал, что было мочи:
-Эскадрилья, смирно!!!
Мы вытянулись во фрунт. Следующие гости были уже приветливо встречены его истошным ором, пока оглушенные не подали команду отставить. Так постепенно Ленинская комната заполнилась приезжими генералами и полковниками. Время ожидания затянулось и двое вышедших из нее генералов от скуки стало осматривать казарму. Железные койки лыжи, стенд информации. Посреди стенда белел лист ватмана с моей юмористической стенгазетой. Один из генералов пробежался по нему глазами, прочитал мой стишок, оценил мои карикатуры и звонко засмеялся. Потом подошел его коллега и прилип к листу. Тоже отсмеялся и открыв двери Ленинской призывно махнул рукой. Через минуту у стенда стола генеральская толпа, читали и перечитывали. Появился наконец наш комэско с докладом о готовности банкета, но его только мило похлопали по плечу и сказали:
-Дай дочитать!
Я расцвел, комэско жал руку и наделил меня небывалыми льготами. В столе у меня появилась пачка пустых бланков увольнительных за его подписью и печатью.
Когда старую газету менял на новую, то сослуживцы рвали ее у меня прямо из рук, разрезали на фрагменты и клеили их в дембельские альбомы. Творчество таким образом разъехалось по многим уголкам Союза. Подходили обделенные эпиграммой и спрашивали:
-А когда напишешь про меня?
По популярности в округе я обошел Хемингуэя, маршала Жукова и Рабиндрабата Тагора из нашей библиотеки.
Через год после дембеля сослуживцы пригласили меня к себе в Москву и один из них предлагал через свою сестру устроиться в редакцию. Я отказался, надеясь на родную Латвию.
В Латвии оказалось возможным устроиться только через контору КГБ, что меня в принципе не устраивало. Из тусовки я выпал.
Но вот уже шел 1992й год и на дне рождения тетки я встретился со своей кузиной. Она окончила в свое время рижский университет и занимала важный пост в городской системе образования. Я оживился и подсел к Рамоне. Оказалось, что она успела побывать с делегациями в Париже, Ватикане, Барселоне.
-Ну и как там?- спросил с большим интересом.
-В Минске кормили очень хорошо, подавали зразы, мясо кабана, гоголь-моголь. В Копенгагене своеобразную селедку...
Потом полчаса шло перечисление стран и блюд.
Я наконец не выдержал монолога этого убежденного гастрофизика и слинял из-за стола. Подходящую компанию я нашел спустя некоторое время у прибывших к нам скандинавских масонов. Было интересно. А потом узнал, что мастер издал свою книгу про Латвию в Дании, она пользовалась успехом. Наконец я достал ее и устроился для чтения.
Блин горелый, она была написана в моем фирменном стиле!