История №111548

Письмо
----------------------------

- Или вот еще был случай, - сказал Дима.

Мы сидели у него на кухне с бутылкой и легкой закуской, которую он
по-быстрому соорудил.

- Написал, значит, нам один лишенец письмо...

Дима у нас в части был офицером по академическому резерву. В силу
специфики должности, психов-ботаников повидал за службу больше, чем на
слете фанатов сериала СтарТрек.

- .. да, значит, написал письмо. Ну ты знаешь, как это обычно происходит
- пишет такой кадр письмо о том, что он не подходит для службы, потому
что у него тонкая и ранимая душа. Потом мы ему пишем типовой ответ, так
сказать, плюем прямо в распахнутую тонкую и ранимую душу. После чего он
идет в армию как все остальные, только надувшийся и обиженный. Да, так
вот. Того парня мы все-таки отдали психиатрам. Хотя я предлагал свои
услуги по оздоровлению, но мне не предоставили пять минут с ним наедине.
Что поделаешь, dura lex.

Мы чокнулись, выпили и захрумкали огурчиками. Дима продолжал:

- Значит, товарища звали Семеном. Понятно, из наших, из понаехавших. В
общем, пишет он письмо: мол, я, такой-то и такой-то, личный номер
48-что-то-там, прошу освободить вышеозначенного меня от воинской службы
в нашей героической армии ввиду нижеперечисленных причин.

Ну, дальше там был список из десятка пунктов. Но мне запомнились пятый,
восьмой и последний. Пунктом пятым стоял текст примерно следующего
содержания:

"В то время, когда американские империалисты безо всяких на то причин
планомерно уничтожают мирное население Югославии, бомбят мирные города,
больницы и жилые дома, я, ощущая свою духовную близость к братскому
славянскому народу, не чувствую за собой морального права служить в
армии, одобряющей агрессора и являющейся его союзником."

То есть уже можно комиссовать, да. Особенно мне про духовную близость
понравилось. Я в его личное дело глянул - папа с мамой породистые, аж
жуть. У самого морда - "мечта антисемита". Шнобель - во! Только
скрипочки не хватает для полноты картины. А вот поди ж ты, туда же. Ты
подожди смеятся, слушай дальше! Пункт восьмой:

"Так как я воспитывался в Советском Союзе и взращен на советской
культуре, мне глубоко близки идеи интернационализма и дружбы народов. С
детства я твердо верил в правоту палестинского дела и испытывал законную
пролетарскую ненависть к проклятым сионистским оккупантам, нагло
попирающим резолюции ООН. Ввиду вышеизложенных причин, принятие мною
присяги может пошатнуть мое и без того хрупкое душевное равновесие."

- Пролетарий, ты понимаешь?! Учится на математическом, папа профессор,
мама доктор наук. Не иначе, рабочий университет заканчивали, без отрыва
от производства. Прямо в Ленинграде своем. Пиликает себе на скрипочке, и
ненависть у него копится пролетарская! К нам, сионистским оккупантам!
Эээ, стой, не кашляй!

Дима похлопал меня по спине.

- Но апогей этой драмы наступил в самом конце! Значит, примерно так:
"Будучи хрупкой и ранимой натурой, я нашел прибежище в алкоголе. В
течении последних трех недель я нахожусь в глубоком запое, выпивая в
день не менее бутылки водки."

Тут Дима прервался и налил.

"Только так я могу унять всю боль моральных противоречий, рвущих на
части мое чувствительное сердце. Резкий выход из запоя, связанный с
призывом в армию, приведет к вспышке агрессии, что сделает меня
чрезвычайно опасным для окружающих."

Я тебе его физиономию уже описывал? Так вот, комплекция соответствующая.
Ручонки тоненькие, сам сутулый, что называется, соплей перешибешь.
Желудок у Семена меньше наперстка, а водки, видишь, влазит целая
бутылка... Но это все цветочки. Заканчивалось то письмо абзацем, от
которого мы рыдали неделю.

"На случай, если армейская система проявит в очередной раз свою
бесчувственность и меня все-таки призовут, предлагаю разумный
компромисс, который позволит обезопасить окружающих меня солдат"

Только мы, значит, изготовились проявлять бесчувственность в очередной
раз, занесли над хрупкой натурой сапоги, мол, пущай послужит, гад такой,
как дело приняло неожиданный оборот:

"К данному письму прилагаю таблицу доз алкоголя, которые дозы прошу
выдавать мне ежедневно для плавного и окончательного выхода из запоя."

Главный как это дело увидел, чуть не опозорился со смеху! Письмо у него
в кабинете в рамочке до сих пор висит. А Семена мы отправили к
психиатрам. Его даже не лечили принудительно, комиссовали на месте.
Кстати, по таблице мы с тобой уже на шестом дне после запоя, и
стремительно приближаемся к пятому. Ну, за службу!

И мы с удовольствием выпили за службу.