История №-9996102

В светлом коммунистическом прошлом я служил завлабом в одном киевском
козырном НИИ. Там и произошла эта реальная история, изменены только
фамилии. Но участники себя узнают, а дамы, приятные во всех отношениях,
а особенно - в интимных, - простят.
Как и подобает козырному НИИ, все - чин-чинарем: фасады из стекла и
металла, а за ними научные подразделения, производственные мастерские,
высокопрофессиональный коллектив, включающий кандидатов и докторов наук,
лауреатов, стипендиатов Такиса и Сороса, и, естесссно, дам, приятных во
всех отношениях, а особенно - в интимных. Дамы, как умели, точнее – о,
как умели!- скрашивали суровые будни научно-технического прогресса
членов коллектива. А в мастерских под романтическим лозунгом «Ускорим
соединение достижений науки с преимуществами социализма! », не очень-то
рассчитывая на мифические преимущества социализма, кустарным образом, но
реально гнали экспериментальные образцы, в которые воплощали достижения
науки.
Институт был бессменным победителем отраслевого соцсоревнования, чему
был обязан как десяткам высоких научно-производственных показателей, так
и сказочному приему, который оказывали высоким гостям из Москвы. В
программу приема входил не только показ научно-технических достижений
(официальная часть), но, вестимо, и пьянки-обжираловки в банкетном зале
фешенебельного ресторана (торжественная часть), и экскурсии по лучшим
местам Киева, и выезды на природу (по сезону), и (вне сезона) - сауна с
прости-Господи-грехи-наши-с-дамами-приятными-во-всех
отношениях-но-особенно-в интимных (культурная программа).
Лобным местом хранения переходящего Красного Знамени «Победителя
Всесоюзного соцсоревнования» служило установленное в мраморном вестибюле
чудо краснодеревного искусства, где развернутое за стеклом Красное Знамя
над мраморным бюстом Основателя встречало и провожало сотрудников,
наполняя их сердца гордостью-в-законе за свой труд на благо Великой
(1917-1991) Родины.
Но один год, к сожалению, решающий год пятилетки (то ли «Эффективности»,
то ли «Качества» - не суть) институт занял лишь второе место, лишившись
Знамени. И из-за чего?
Как говорится - кстати, о птичках: виновником беды стал всеобщий
любимец, попугай Аркаша. Он обитал в одной из производственных
мастерских в подвале здания, несмотря на всю его красоту и величие -
даже для этой породы попугаев. Однако о своей красоте он скромно
умалчивал, а вот об интеллекте был очень высокого мнения, только и
слышно – «Аркаша – умный! », «Аркаша – умный! » И для еще большего
самовозвышения, как положено, он, унижал других, добавляя: «А <Имярек> -
дурак! », «А <Имярек> – ба-а-льшой дурак! », «е.. нный дурак! », после
чего разражался демоническим смехом. Причем в качестве <Имярек> он мог
подцепить любое имя или фамилию. И сотрудники даже получали
удовольствие, когда Аркаша прорекал, что такой-то коллега – ба-а-льшой и
е.. нный дурак, особенно, если тот был повыше рангом.
И вот институт в конце балансового года в торжественно-тревожном
ожидании очередного Высокого гостя. В этот раз – замминистра, назовем
его Хомяков. Эдакий вальяжный московский барин, Бонза с необыкновенным
самомнением, внушенным как доверенным Партией Креслом, так и многолетним
подхалимажем подчиненых. Естесссно, администрация не жалеет денег на
шампунь для помывки здания и прилегающих улиц, закупку напитков и
закусок, а местком – на одежду и косметику дамам, приятным во всех
отношениях, а особенно - в интимных....
В общем, делается все, чтобы не ударить лицом в
грязь перед Высоким Гостем. За день до приезда - генеральная репетиция
достижений, и, наконец, последний штрих: директор института Петренко со
свитой делает заключительный контрольный обход. В конце обхода, уже в
подвале, в мастерской, где обитал Аркаша, кто-то пошутил: «Мы и Аркашу
накормили и помыли, чтоб не стыдно показать Хомякову. » Тут директор
спохватился:
- Е. вашу мать! Да уберите его, куда подальше! В тупичок - к
конструкторам, туда мы с Хомяковым точно не зайдем.. А то еще брякнет –
«Хомяков - дурак! », да все остальное, и мы потом не оберемся – этот
большой и е.. нный дурак такой обидчивый!
На следующий день приехал Высокий Гость со свитой. На вокзале Их
Превосходительсво с их Благородиями встретил директор со свитой своей, а
дамы, приятные во всех отношениях, особенно - в интимных, вручили
цветы... И дальше все – чин-чинарем. Но когда спустились в мастерские,
после успешной демонстрации приборов, Хомяков вдруг возжелал увидеть
техдокументацию на них, посулив содействие промышленному внедрению. И
вся камарилья отправилась в непредусмотренную маршрутом комнатенку
конструкторов, где постоянно хранилась упомянутая документация и
временно – клетка с Аркашей. Когда все туда набились, директор
представил ведущего конструктора Хомякову, а Хомякова – тому, и они
познакомились:
- Хомяков.
- Шпильман.
И в воздухе сразу запахло бедой. Сначала подумалось – из-за, скажем так,
не совсем славянской фамилии ведущего конструктора. Но интуирующий
директор показал глазами на птицу – убрать! Ученый секретарь института,
на лету схватывающий желания начальства (потому и секретарь, да не
простой - Ученый!), ухватился было за клетку. Но его остановил Хомяков.
Оказалось, ничто человеческое ему не чуждо не только в банкетном зале,
на природе, сауне, в приятных дамах. Ему понравился и попугай: красивый!
Он попугаю – тоже: умный! Хомяков решил пообщаться с птичкой и спросил:
- А что он умеет говорить?
Аркаша не заставил себя долго ждать, и в гробовой тишине – все затаили
дыхание - грянуло:
- Аркаша – умный! А Хомяков - дурак! Е.. нный дурак! Аркаша – умный! А
Хомяков – ба-а-льшой дурак! Е. нный дурак! Е.. нный дурак! Е.. нный
дурак!
Громко и внятно повторив это несколько раз, видно, довольный собой, он
залился демоническим смехом.
... Немая сцена, как в финале «Ревизора». Естессно, Хомяков жутко
обиделся, надулся... Бледный директор Петренко, едва не на коленях,
попытался объяснить, что это специфика мерзкой птицы, из-за чего прежние
владельцы ее избили и выбросили на улицу, где сердобольная вахтерша тетя
Маня подобрала и выходила эту, ну, сами видите какую, неблагодарную
тварь! Он, директор, давно требовал убрать эту порхатую дрянь из
института, но, знаете, пожелания гегемона - рабочего класса... самая
сильная партъячейка парторганизации (вестимо, рабочих просто заталкивали
в ряды – для роста рядов парторганизации, ограниченных разнорядкой
райкома на паршивую научную интеллигенцию). В общем, Хомяков несколько
смягчился и дал шанс бедному директору.
- Ладно если он у вас такой подлый, пусть скажет то же самое про вас.
И, принялся учить попугая:
- А ну, Аркаша, умница, давай: «Петренко - дурак! , Петренко – большой
дурак! Хам! Е.. нный дурак! Мудак! Идиот! Не институт – бардак! »...
А попугай – ни в какую, гнет свою линию:
- Аркаша – умный! А Хомяков - дурак! Е.. нный дурак! Аркаша – умный! А
Хомяков – ба-а-льшой дурак! Е.. нный дурак! Е.. нный дурак! Е.. нный
дурак!
И заливаетя демоническим смехом...
В общем, Хомяков, пунцовый от негодования, выскочил, так и не взглянув
на техдокументацию. Но позже скандал вроде замяли. Пьянка-обжираловка в
банкетном зале фешенебельного ресторана, экскурсии по лучшим местам
Киева, сауна с прости-Господи-грехи-наши-с-дамами-приятными-во-всех
отношениях-но-особенно-в-интимных, улестили Хомякова. При отъезде он
благодарил за науку, службу, хороший прием. Сдержанно расцеловался с
директором, не сдержанно - с приятными дамами, вручившими прощальные
букеты цветов. Намекнул, что все забыл и простил. Помахал ручкой – и
укатил в Белокаменную.
На самом же деле, может, и простил. Но не забыл: именно в этом, решающем
году пятилетки (то ли «Эффективности», то ли «Качества» - не суть важно)
институт занял лишь второе место и остался без знамени. Когда на
следующий день после сообщения из Москвы об итогах соцсоревнования
сотрудники пришли на работу, в чуде краснодеревного искусства, на месте
Красного Знамени, какая-то сволочь водрузила клетку с попугаем, и он
громогласно вещал на весь мраморный вестибюль:
- Аркаша – умный! А Петренко – дурак, Петренко – б-а-а-льшой дурак! Хам!
Е.. нный дурак! Мудак! Идиот! Не институт – бардак!...
И заливался демоническим смехом.

Алик, орнитолог