Поиск по автору:

Дело было в Перу, в четырехдневном пешем походе по тамошним лесам и каменюкам. Нас – интернациональную стайку городских идиотов, возомнивших себя Конюховыми, - обслуживали местные индейцы-носильщики, «портеры». Тощенькие, маленькие – без слез не взглянешь. Каждое утро, позавтракав, мы отправлялись в путь, а они оставались на стоянке. Мыли посуду, складывали палатки, запихивали все в гигантские рюкзаки размером с их человеческий рост и только потом бодро шлепали вслед за нами. Кроссовок они не признавали, носили какие-то пляжные шлепанцы. На полдороге к следующей стоянке индейцы обгоняли пыхтящих налегке бледнолицых. Там, впереди, портеры ставили палатки, готовили еду и терпеливо ожидали великих путешественников. Когда мы, после десяти часов лазанья по чертовой козьей тропе, вползали в лагерь, от усталости еле шевеля конечностями и вывалив по-собачьи языки, портеры выстраивались полукругом и радостно нам аплодировали. Суки.

В эпоху всеобщего счастья мы жили на семнадцатом этаже башни у Площади Победы, в крохотной однокомнатной квартирке. Что еще надо бедным студентам? Наташа была на недельной практике, поэтому я мирно дрых в одиночестве. Проснулся посреди ночи от странного причмокиванья. Едва приоткрыв глаза, я заорал от ужаса и рухнул на пол. Надо мной склонилась чудовищная харя. Огромные желтые зубы светились в полумраке. Нечеловеческие мокрые губы беспрестанно двигались и металлически позвякивали. Воняло гнилой свеклой. В голове стучала одна мысль: допрыгался.
- Правда, красивая? – с затаенной гордостью спросил Наташин голос. – Ее зовут Маруся.
Я постарался сфокусировать взгляд. В нашем уютном гнездышке стояла лошадь. Гнедая башка упиралась в люстру. Маруся переступила копытыми, оставляя на паркете глубокие вмятины, и дружелюбно вильнула хвостом, смахнув с книжной полки керамическую вазочку. Кошка Артрапода выгнула спину и зашипела. Сшибать вазочки было ее прерогативой.
- Богиня, - признался я. – А тебя не выгонят?
- За что? – удивилась Наташа.
- За конокрадство в крупных размерах.
Выяснилось, что Наташа познакомилась с кобылой на институтской биологической станции, расположенной всего в нескольких километрах от дома, и сразу влюбилась. Чувства так переполняли ее девичью душу, что она не могла не поделиться радостью с любимым человеком. И украла Марусю. Чуть-чуть. Временно. До рассвета. Пока не заметили.
За окном уже светлело, короткая летняя питерская ночь сменялась ранним утром. Я спешно оделся, и мы потащили лошадку к грузовому лифту. Кабина оказалась мала. Бог весть, как Наташа запихивала эту животину в лифт на первом этаже, но на семнадцатом внутрь помещался только лоснящийся круп, а голова упорно оставалась снаружи. Маруся грустно глядела на нас из своего мобильного стойла. Тогда мы поменяли тактику. Голову за уздцы втянули первой. Я уперся в коричневый зад, как Сизиф в проклятый булдыган. И тут случилось чудо. Лошадь изящно, по-цирковому взбрыкнула и внезапно оказалась в лифте точно по диагонали.
- Какая умная! – умилилась Наташа.
- Не то что некоторые... – не удержался я.
Мы гулко процокали по мраморному вестибюлю и вышли из подъезда. Немедленно от гостинницы «Пулковская» к нам рванула патрульная машина. Рыжий мент высунулся из окошка и хохотнул:
- Цыгане, что ли?
Я этого мента знал. Он всегда покупал у меня пиво, которым я нагло и незаконно спекулировал, когда подрабатывал сторожем продуктового ларька в Парке Победы.
- Коня хочу, - капризно протянул женский голос из глубины машины.
- Ты у них техпаспорт спроси! – весело посоветовал второй мент.
Маруся задрала хвост и смачно наложила на асфальт приличную кучу. Менты заржали.
- Щас я тебе, Верка, устрою скачки с препятствиями, - уверенно пообещал рыжий, и патрульный драндулет унесся по Московскому проспекту.
Я помог Наташе взгромоздиться в седло. Они потрусили к Пулковсому шоссе заре навстречу, а я долго махал вслед рукой моей будущей жене. Черт возьми, ну разве можно не любить такую девушку!

Голодовка

На Таймс-Сквер толпа упиралась в полицейский заборчик, огородивший пятачок замусоренного асфальта. Посередине на складных стульчиках растеклись две тушки знаменитых братьев Джонс. Джим невидяще моргал в пространство, а Майк и вовсе зажмурился.

- От слабости, - авторитетно рубанул бородатый зевака. – У меня так было три года назад. Бадвайзера перепил.
- Нормальный человек столько не выдержит, – подхватила леди в деловом костюме и кроссовках. – Правительство постановило, что все граждане просто обязаны регулярно потреблять калории! – Неожиданно она замахала над головой одноразовым китайским зонтиком и громко выкрикнула:
- Майк! Мы с вами!

Майк лениво приоткрыл заплышие жиром глазки. В толпе раздались аплодисменты. Букмекер из Бруклина тихо бубнил за спинами:
- Принимаем ставки, принимаем ставки.... Две недели – один к пяти. Три недели – один к десяти.

Полицейские пропустили в загончик оператора с камерой и прославленную журналистку телеканала Фокс Грету Ван Систерн. Немедленно на огромном экране под синим предзакатным небом появились облагороженные электроникой морды братьев.

- И снова мы ведем репортаж о двух мужественных американцах, бросивших вызов природе и обществу! – затараторила Грета. - Прежде всего, как вы себя чувствуете? Вы в состоянии разговаривать?
- Только недолго! – решительно предупредил врач, незаметно подошедший от одного из двух ренимационных автобусов, дежуривших неподалеку. Рядом со скорыми почему-то стояла и пожарная машина. Другой врач кипятил куриный бульон на туристском примусе. Соседи-пожарные завистливо вдыхали благостный аромат.
- Мы ж за Африку... – вяло шевельнул пухлой рукой Джим.
- Наши зрители уже знают, что вы объявили голодовку солидарности с бедными африканскими народами, - включилась Грета. – Благородство сердца ведет к благородству поступков!

Камера нацелилась на картонную коробку у ног братьев с кривой надписью «Для афр.». В коробке лежало слегка подтаявшее мороженое "Баскин-Робинс" и пара помятых фудстемпов.
- Мы вообще против, – добавил Майк.
- Против чего? – растерялась Грета.
Тело Джима весом в четыреста фунтов плавно колыхнулось:
- А это... против всего.
- На сегодня достаточно! – вмешался врач. – Иначе мы их потеряем.

- С риском для жизни, наперекор всему продолжают наши герои небывалый марафон! – опомнилась журналистка. – Вы, конечно, против глобального потепления, против нарушения прав человека...
- Угу, - согласился Джим, - Точно. Против африканского потепления.
Грета взглянула на свои золотые «Картье»:
- Уже почти шесть, давайте сверим наши часы!

На всех экранах Таймс-Сквер секундная стрелка скачками приближалась к двенадцати. Злой воздух Нью-Йорка вздрогнул от внезапного рева пожарной сирены. К страдальцам бросилась орава медиков. Они ловко и привычно ставили походные капельницы с живительным бульоном.

Шла вторая неделя голодовки. Братья Джонс голодали каждый день два часа, с четырех до шести вечера.