Я зазря кормлю этих животных. Зазря. Их надо бить половыми тряпками и
сажать на прогорклый геркулес. Как человек, глубоко убежденный, что от
всего должна быть какая-то польза, я не могу принять того факта что
пОтом и кровью добытые финансы оседают в желудке дармоедов. Вот посудите
сами: от мужа польза есть. Он деньги приносит, и иногда дарит кофточки.
И Ф тоже не без бонусов: он радует, а еще ему можно покупать пистилеты,
которые я, по правде говоря, люблю не меньше чем он сам.
А от котов польза какая? А?
Ни-ка-кой. За всю жизнь они не подарили мне ни одной кофточки, ничего не
добавили в бюджет, и единственная вещь, которую я хочу им купить – это
вовсе не пистелет, а деревянная киянка для убоя кроликов и прочих мелких
грызунов.
Пожалуй, единственный момент, когда из Прохора можно извлечь некое кпд –
это мой вечерний литрбол. В то время как загрузившись пивом, я
отвратительной пьяной дрянью шарюсь по квартире, доебываясь до
окружающих, только кот Прохор смело идет ко мне на руки. Только он.
- Никому мы Прохор с тобой не нужны, - говорю я Прохору. – Мир – гавно,
а все люди в нем, как есть суууки занудные.
- Суки-суки, - мурчит Прохор, и жмурится.
Ща еще помурчу, а там и сосиски отвесят, - думает он про себя, прижимая
уши к беспородной башке.
И хоть я очень не люблю неискренности, сосиска оседает в кошачьем
желудке: надо ценить собеседника, надо ценить, увы.
За сим котополезность заканчивается, и начинается сплошная
бесполезность.
Вчера сижу, никого не трогаю, читаю про смердящих хорьков, и бездетность
в аспекте "а ты попробуй роди, блядина". Косий попиваю, опять же.
Вдруг за спиной что-то шуршать начинает. Шур-шур-шур-шур-шур.
- Идите в жопу от мусорного ведра, - немедленно реагирую я, не отрываясь
от компа.
Шуршание продолжается, и даже, кажется, становится громче и настойчивее.
- Хуй вам, а не китикэт. Щас в подъезд вышвырну, - начинаю нервничать я,
по-прежнему пялясь в экран.
Шуршат. И нагло так, по-деловому.
- Ща всех поубиваю, - говорю я.
- Верну на историческую родину, - говорю я.
- Тима, если ты тыришь конфеты из буфета, пистилетов не будет никогда, -
говорю я.
- Между прочим, в буфете живет злая бабка, - говорю я.
- Если подумать, то бабки едят только сладкоежек, - говорю я.
- Сейчас обернусь и если хоть один негодяй будет жрать то, что ему не
положено...
И в это самый момент... я не оборачиваюсь, нет. Боковым зрением я вижу,
как сквозь приоткрытую кухонную дверь из коридора на меня смотрят три
пары изумленных глаз.
- А в буфете никакой бабки и нет, - говорит мне третья пара. – Хочешь, я
стульчик подставлю?
В мгновение ока меня сдувает со стула. Ну что может шевелиться на кухне,
если основные шевелители в коридоре? Разве что, действительно,
старушонка в буфете? При мыслях о бабке мне становится дурно, и я
выскакиваю из кухни.
Минут через 5, поуспокоившись, а заодно приткнув Ф к ящику, возвращаюсь
и начинаю прислушиваться. Шуршит где-то в районе кухонного гарнитура, а
вернее под ним.
- Лазутческая мышь, - заключаю я. – Враг пришел по стояку в количестве
одной штуки. Брать будем на месте!
А внизу у кухонного гарнитура, если кто не знает его устройства, такая
планка крепится, которая скрывает ножки от жестоких реалий этого мира, и
для которой есть замечательное, почти детсадиковское определение, "эта
гребаная досочка". Дык вот выхожу я в комнату, хапаю первого попавшегося
кота за шкирман (им оказывается Васьло, и не потому что он самый
мышеобразованный, а потому что у него жопа как скворечник, и он не успел
съебнуть в диван) и иду с ним на кухню, попутно закрывая за собой дверь.
Диспозиции объясняю кратко.
Вася – ты кот. Там в углу – мышь. Живьем брать не надо.
Вася смотрит на меня мутными глазами, и разве только что в харю мне не
зевает.
- Это ничего, - заключаю я. – Увидит мышку, оживится.
С этими самыми мыслями, я подхожу к кухонному гарнитуру, отдираю
эту_гребаную_досочку, и мы действительно начинаем оживляться.
Из образовавшейся щели вылетает оголтелая мышь, и начинает метаться по
полу.
Вековые устои срабатывают, и, подхватывая портки, я с визгом вскакиваю
на стул. Не знаю, что там срабатывает у Васи, но он тоже подхватывается
и моментально вскакивает на стул рядом со мной. Мышь мечется по углам, я
визжу, и одновременно пытаюсь дать Василю пинка, чтобы он "приступил к
работе", Василь истошно орет, из изо всех своих кошачьих сил держится за
мягкую седушку.
- Оухеть развлеклась, - думает мышь, совершая стопятый круг вдоль
плинтуса. – Не пойти ли домой?
Еще немного побегав для острастки она вновь скрывается в дебрях
гарнитура. Я мигом вскакиваю со стула, и быстро приделываю
эту_гребаную_досочку назад, после чего осеняю себя крестным знамением.
На стуле тихо крестится Вася: пронесло. При первой же возможности он
сваливает из кухни и идет прятаться за бачок.
Исходя из того, что он и по сей день там пребывает, могу заключить, что
у Васи тяжелая моральная травма. Угу, он ВИДЕЛ мышь.
Нет, выход из положения мы нашли. Единственный возможный выход. На
семейном совете мышь была названа Глафирой, и это теперь не просто
какая-то охуевшая мышь, а вовсе даже наша. Ну только она у нас гуляет
обычно. Туда-сюда.