КРЕСТ
Дабы не углубляться в мои отношения с богом, скажу только, что я не атеист.
Всё случилось из-за того, что в нашу институтскую команду пришел новый вокалист Лёха. Ко второму курсу мы с ним разогнали нафиг старый состав, решили, что учеба мешает музыке и подали заявы по собственному желанию покинуть ряды студентов. Глупый максимализм? Да. Но круто. Потому, что многим слабО. В общем, мы писали свой первый альбом. Но дописать его, видно, была не судьба. Меня замели на службу. Закосить не удалось.
Заливали этот печальный факт в кабаке, где были друзья и моя штатная подруга Анна. Не берусь судить о том, что она думала о наших отношениях, но в списках моего сердца она не значилась, и не смотря на молодость, я не имел глупости рассчитывать на то, что она будет, как это называют, ждать меня. Лёха, видя моё пофигистичное настроение, налившись коньяком, даже укорил меня в бездушии. Забегая вперед, скажу, что когда я вернусь, Анна станет его женой, а я буду свидетелем на их свадьбе. Но это потом. Ну а пока: на следующее утро в жестком похмелье, прощаясь у военкомата, Анна подарила мне серебряный крест с распятием, доставшийся ей от прабабки. Чем всё-таки сумела меня растрогать.
Моё первое знакомство с военными началось с кидалова. Обещали мотострелковую часть в Краснодаре, а отправили, суки, за полярный круг. С этого дня маразм и фантастика вокруг меня сплелись воедино и сопровождали до конца этой вынужденной экспедиции. Каким-то чудом, а скорее по раздолбайству, в составе, который вёз нас из Питера на север, оказался купейный вагон. Мне посчастливилось начать этот путь в одном чисто питерском купе: я и трое весёлых узбеков. До этого дня я не ширялся и дурь не курил. Однако решил пересмотреть свои взгляды в плане «покурить», в надежде произвести нужное впечатление на главную медкомиссию, которой ещё предстояло решить: на коробку, в подплав или на берег годен боец.
Не разбираясь в тонкостях процесса, я смешал две бутылки портвейна с беломором, набитым плотной как пластилин дурью, и потерял связь с реальностью. Она вернулась утром. Я лежал на нижней полке. В купе кроме меня никого не было. В поисках воды я побрел по вагону. В результате, напившись из под крана в сортире, я вышел в тамбур покурить. Там на корточках сидели мои друзья-узбеки и как-то понуро смотрели на меня. У одного под глазом был синяк. Было начало декабря. Поезд приближался к полярному кругу. Ничего толком они объяснять не стали, сказали только, что я плохо себя вел и они уже давно здесь сидят. И когда нас привезли на перевалочную базу в Североморск, как я не просил их дать мне ещё «покурить», они не согласились.
После комиссии мне выдали карточку-жетон «надводный корабль», легко увеличив мне срок на год. Уже в черной форме нас построили перед «покупателями» и я загрустил. Но бог дал мне шанс в лице бойца со звучной фамилией Гаммер, который зачем-то долго объяснял, что это старинная немецкая фамилия. Так вот, Гаммер узнал в одном из покупателей своего знакомого по гражданке. А я услышал краем уха их разговор. Суть которого в том, что в батальоне морской пехоты служат не три, а два года. Но есть приказ найти для их духового оркестра саксофониста. Вы правильно подумали. А что мне оставалось? Положил я руку на крест и сказал, что окончил музыкальную школу по классу саксофона.
Большая часть призывников, опасаясь за кожу своего черепа, сами стригутся или бреются под ноль ещё на гражданке перед отъездом. Я был в числе нескольких бойцов, кто до последнего не хотел расставаться со своим хаером. В ту пору он у меня был до плеч. Сразу по приезду в часть нас загнали на камбуз накормить. И вот закидываю я в себя горячий борщ с мороза, хаер до плеч, на шее крест на цепи почти под сто грамм. Тут подходит ко мне военный с лычками на погонах и говорит: ну ты, зема, бурый! Щас пойдешь со мной, посмотрим, что ты на саксе можешь. Вот и настал час огрести хороших за свой базар… Впрочем, какая мелочь по сравнению с лишним годом службы. Штамп в билете уже стоит. Назад не выгонишь. Когда я им сказал всё как есть, публика так при..уела , что забыла меня от%..здить. Может крест меня выручил? Берёг я его, пока шарик наш не обернулся два раза вокруг солнца.
Старые избитые слова никогда не смогут обесцветить некоторые ощущения. «Это сладкое слово – Свобода!» И теперь поезд везёт на юг повзрослевших пацанов – красавцев в шитых бесках и безупречных клешах. И нет командиров. И вместе с нами в вагоне едут гражданские. И среди них две молоденькие барышни. Маша и Наташа, так звали близняшек, поначалу опешили от окруживших их волн внимания. Но мало кто откажется в свои семнадцать искупаться в лучах пусть мимолетной славы и обожания. Они согласились с нами выпить (до чего ж девчонки бывают опрометчивы). Мы наперебой стали предлагать напитки и тут вышел неожиданный фаршмак. Оказалось, что мы под завязку затарились водкой и пивом, а девушки в своем ещё юном возрасте водку пить не научились, а пиво им не нравилось (бывают же такие). В общем, девчонки трезвые, а вагон плацкартный. Никаких условий для работы!
Дело к ночи. Осталось дежурное освещение. Акулы империализма не позавидовали бы создавшейся в наших рядах конкуренции. Вован, балагур и любимец женщин, блистал остроумием, и похоже, Маша на него запала. Хоть сестренки и были очень похожи, но мне больше нравилась Наташа. Надо было как-то форсировать события и принимать нестандартные решения. Девчонки были некурящие, и всех застало врасплох моё наглое предложение Наташе составить мне компанию покурить в тамбуре. Пока мы с ней шли, я прикинул, что у нас будет в лучшем случае минута пока конкуренты не очухаются и не припрутся тоже курить, а главное мешать.
За несколько дней до увольнения в запас я купил себе обалденный французский одеколон, который излучал бесподобный аромат цитрусовых. Предвкушая будущие свидания на гражданке, я не распечатывая убрал его в сумку. - Наташ, вы с сестрой водку не любите, а как относитесь к более благородным напиткам? - Нормально. - Не хотел перед пацанами светить. Есть у меня фирменный апельсиновый ликер. Будешь? - Буду. - Щас в вагон вернемся, я в твой стакан незаметно налью, только он крепкий – надо пить залпом. - Что, такой крепкий? - Да. Только никому. - Ну привет, мужики! Чего? Тоже курить? А мы уже всё. Благо дежурная лампочка еле светила. Не вынимая из сумки, я распечатал одеколон, налил три четверти стакана и протянул Наташе, шепнув ещё раз: только залпом. Предвидя последствия приготовил стакан с лимонадом.
Говорят, некоторые дороги в рай вымощены костями, благими намереньями и ещё чёрти чем. Семидесятиградусный качественный одеколон – не такое уж большое зло. Короче, через пять минут всё заработало! Мы обнимались в тамбуре, потом стало лень выходить. Вован переглянулся с трезвой Машей и они последовали нашему примеру. Остальные остались не у дел, но никуда не делись. И пусть вопрос с готовностью девушек на подвиг был решен, но условий для него по-прежнему не было. Если бы я возвращался не с флота, а с зоны, возможно бы принял за рабочий, вариант с общественным сортиром. Но в данный момент такая вульгарщина совсем не вписывалась в романтику. Да и не любил я никогда тупых, простых и антисанитарных решений. Тем более Наташа всколыхнула меня до кончика хвоста. Этот трепет поднялся вверх по организму к голове и вызвал что-то вроде влюбленности, перемешался с эйфорией свободы и алкогольным опьянением. В общем, полный romantic.
В вагоне нас было шестеро из одного батальона. Четыре места как бы в «купе» и две боковые полки напротив. Когда садились в поезд, всем было по барабану у кого какая полка. У меня по билету была верхняя в «купе». Перед тем как на Наташку подействовал одеколон, и никто ещё не потерял надежду на успех, я легко махнул своё место на нижнюю боковую полку сослуживца Серёги. А когда точки над Ё были расставлены, взял у проводника дополнительное одеяло, подоткнул верхний край под матрац верхней боковой полки, а нижний – под свой матрац. Под цоканье, улюлюканье и завистливые взгляды мы с Наташкой забрались в это глухое микро-купе. Утром она отдала мне на память свой знак зодиака, а я ей свой крест. И сестры вышли на какой-то станции в Карелии. Я возвращался домой.
(с) webra