Как-то вечером в археологической экспедиции мы с подружкой решили
постирать. Бросили под ноги веточки, чтобы в песке не вязнуть, сидим на
берегу Оби – трем носки. Хозяйственного мыла в местном магазинчике не
было, стирали туалетным с сильным запахом - «Яблоневый цвет».
Причалила лодка с рыбаками, они выгрузили рыбу, рассортировали ее,
высыпали на траву мелочь для нашего кота Брикета и стали собирать сети.
В лодке остался только местный бич дядя Миша. Он посмотрел задумчиво на
нашу стирку, втянул ноздрями воздух, глянул на закат, на мужиков на
берегу, потом себе под ноги и закричал кому-то: «Эй! Щуку-то забери –
прокиснет. Говорили тебе не брать ее!»
Мужики на берегу оживились и стали наперебой задирать самого маленького
ростом дядьку. Он пожадничал. Щука на дне лодки действительно была
огромная и старая, успевшая даже обрасти тиной. Мясо у таких рыб сухое и
жесткое, и ее из сети надо было просто отпустить обратно в Обь.
Маленький дядька сначала устало огрызался, а потом разразился такой
забористой матерной тирадой, что для нас сразу пропало все очарование
вечера. Суть тирады сводилась к тому, что дядька эту щуку и всех девок в
придачу имел, имеет и иметь будет, и в рот, и хоть сейчас!
Над берегом повисла неловкая тишина. Мы с красными ушами углубились в
стирку, ноги затягивало в песок, мужики растерянно косились друг на
друга. Дядя Миша, глянув на нас, взял рыбу в руки, открыл ей рот и
спокойно обратился огромной, зубастой в двадцать острейших, загнутых
внутрь рядов, пастью щуки к мужику-коротышке: «Давай!»
Ногами с берега мы уйти не смогли - уползали на четвереньках по песку
среди молодых сосенок, корчась от хохота и с трудом удерживая в руках
мыло «Яблоневый цвет» и мокрые носки.