Поиск по автору:

Заметки провинциала.

Пятница, 9.00.
Проснулся, солнце – в глаз. Прикольно.
Пошел, присел, кряхтел, умылся.
Вчера я сдался добровольно
Той, с кем вчера же подружился.

Пятница, 14.00. Обед.
Сижу за стойкой, пиво дую.
В меню – пиздец, в башке – солома.
И не пойму, какого хуя
Мне не обедается дома.

Пятница, 23.50. Записки после посещения мужского туалета в ночном клубе.
Прорвало всех одновременно,
Уже и очередь в сортир.
Поверьте, как же охуенно.
Когда зашел, достал и слил.

Суббота, 3 часа ночи, берег Волги.
На Волге – шторм, в ногах – волненье,
Луна светила в левый глаз.
Просрал я чудное мгновенье,
Не встал, зараза, в этот раз.

Суббота, 5 часов утра.
Подушку к уху прижимая,
Пытаясь сладким сном забыться,
Вдруг ни с хуя ты вспоминаешь,
Что на ночь позабыл подмыться.

Дрищ Подзаборный.
История сия имела место быть в маленькой республике, именуемой ее
народонаселением "жопой мира" и официально носящей звучное имя –
(впрочем, не будем его озвучивать).
В маленьком городке вышеназванной "жопы" жил некий молодой человек
довольно задрочного вида и неказистой фигуры, коего все называли Дрищ
Подзаборный, что вполне соответствовало его внешности и не вызывало ни
малейших сомнений даже у людей, впервые с ним встретившихся. Более того,
любой вменяемый человек, иначе чем Дрищ его и не назвал бы. Думаю, даже
его дрищщовые родители столкнулись с определенными трудностями при
выборе имени для своего вечно обоссанного и обдристанного недоноска,
ведь и толстожопая уродина-мамаша и похожий на своего отпрыска
задрот-отец с первого взгляда поняли – породили Дрища. Но в связи с
возникшими трудностями при оформлении ЗАГсовских документов пришлось
дать ему нормальное человечье имя – Гриша, хотя работники местного ЗАГса
тоже прекрасно понимали – только Дрищ, и никак не иначе. Но, как
говорится, с законами и положениями не поспоришь. И стал Дрищ по
рождению Гришей - по свидетельству о рождении, а затем - и по паспорту.
Но документы остаются документами, а Дрищ так и остался Дрищом, и все
окрестное население именовало его только так. Со временем, правда,
добавилась и фамилия – Подзаборный, поскольку ссал и срал этот
уебан-говноносец всегда и везде, но все-таки предпочитал при этом
заброшенные, покосившиеся от старости и его дрищщовых испражнений
заборы, хотя не брезговал и новенькими, сияющими свежим тесом оградами
домов достойных граждан сего городка. Естественно, после набегов
местного засранца-снайпера, эти новые заборы переставали быть таковыми и
превращались в полный ахуеть. Многие хозяева домов пытались свести счеты
с припизднутым дристуном, но после нескольких попыток, закончившихся
абсолютно одинаково – тщательным отмыванием обуви, пытавшейся нанести
крепких хозяйский пинок в тыловую нижнюю часть туловища местного
засранца, нападавшие были вынуждены позорно капитулировать, поскольку
часть эта всегда была надежно прикрыта свежим несмываемым слоем
Дрищщовых испражнений, а воздействие на другие части тела никакого
результата не приносило, так как их, в общем-то, и не существовало –
сплошная жопа и ни каких перспектив.
Но Подзаборный, заботясь о своем здоровье и хорошем жидком стуле, решил
не рисковать и завел себе подругу и охранника в одном лице, а точнее, в
одной прыщавой морде. Жидкосрущий и отверженный обществом тухложопый
дристоплюй приручил и поставил на охрану собственной загаженной
экскрементами задницы блохастую вислоухую помойную шлюху собачье-сучьей
породы, страдающую вечным расстройством ее сучьего ненасытного желудка и
нескончаемой течкой, по причине которой эта сранохвостая пиздатень
заебла своими похотливыми подъебонами всех окрестных кобелей. И с тех
пор вечнообдристанный задрипан-Дрищ повсюду таскался со своей постоянно
недоебаной и оттого невъебенно злющей сукой, даже блохи у которой были
похожи на кусачедристапшенных подшерстных грызунов.
Так и жили бы они припеваючи – доморощенный засранец-говноструй и его
сука-поднасирала, ежедневно и ежечасно отравляя существование остальных
достойных представителей человеческого и животного мира своими
дурнопахнущими аналами, но в один прекрасный для всего ходящего на
унитазы населения городка день все изменилось.
Обходя территорию населенного пункта Дрищ и Срань высматривали и
вынюхивали место, еще не помеченное их вонючими экскрементами. Занятие
представляло собой довольно сложную задачу, поскольку вдвоем они успели
загадить поносом все мало-мальски подходящие и неподходящие для
засирания места. Настроение их стремилось к минус бесконечности, урчание
в животах достигло децибелов, недоступных человеческому пониманию, и все
их засранское естество, представлявшее собой постоянную потребность
опростать в неположенном месте свои глистосодержащие кишечные полости,
требовало удовлетворения. Даже подшерстные грызуны поскуливавшей от
нетерпения суки-говноедки стали тихонечко попердывать от чувства
неудовлетворенности. Подзаборный унитазоненавистник всеми своими
поносными жоподрищенскими внутренностями ощущал желудочно-прямокишечное
недержание, доходящее до спазм и внезапных сокращений его пердячей
очковой дырки. Терпение говнодела-пердуна и его уебанскопердосральной
спутницы достигло предела.
И вдруг, о чудо, настроение, а вместе с ним, естественно, и все
загаженное нутро Дрища внезапно претерпели охуено положительные перемены
в лучшую сторону. Его неразлучная менструальноебасрущая подруга тоже
задрожала от радости и нетерпения. И блохи ее, словно почувствовав
нарастающую радость хвостатой хуестрадальной грязножопой хозяйки, дружно
всем блохасто-засранским коллективом громко взбзднули от счастья. Срань
Григорьевна и достойный своего уебанского прозвища хозяин-задротосер
увидели новенький, сияющий нетронутой чистотой забор, недавно
возведенный каким-то рачительным хозяином. Белизна гладкообструганных
свежих досок радовала глаз.
- Вперед! – голосом, похожим на громоподобный перд динозавра,
скомандовал генералиссимус засранской гвардии.
И сам, спуская на ходу обосранные нестиранные штаны, как Матросов на
амбразуру, бросился к облюбованному и обещающему несказанное
удовольствие единственному и последнему незасранному в городе месту.
Чуть поотстав от сладкопопердывающего хозяина, испуская
нечленораздельные радостные повизгивания, неслась его постоянная и
единственная подруга – Срань.
Добежали. Устроились. Глаза обоих заволокло сладостным туманом
получаемого удовольствия. Все, дело сделано! Привычно, практически
синхронными движениями засранцы вытирают дурнопахнущие многострадальные
задницы о новенькую ограду. И тут...
- Бля-а-а-а-а-а! О-о-оо-е-о-птвма-а-а!
Огромная заноза размером с немаленький детородный орган
среднестатистического мужчины вонзается в грязновонючее очко любителя
похезать и пописать на чужие заборы. В организме дристуна-подзаборника
наступает кишечно-полостный затор, нарушающий всю работу отлаженной
машины по производству испражнений. Не выдержав столь изощренного
издевательства над ценностями, заповеданными дристуну-любителю
матушкой-природой, сердце Дрища разорвалось с силой маленькой ядерной
бомбы, забрызгав все близлежащие окрестности вонючей жидкостью
непонятного происхождения. Доподлинно известно, что под влиянием ее
зловонных испарений, в радиусе до 2-х километров благополучно скончались
все тараканы и другие домашние любимцы местных граждан.
На этом историю можно и закончить. Похороны были скромными. Срань еще
некоторое время вертелась на местном кладбище, засирая могилы почивших
жителей. Но и она пропала куда-то, оставив после себя на могиле
погибшего на боевом посту товарища-дристуна огромную кучу экскрементов,
от убойного запаха которой скоропостижно скончался кладбищенский сторож,
подвосьмидесятилетний бодрячок дед Василий. Вечная ему память!

http://blogs.mail.ru/mail/glagol__/4A4F310A5C9AE20D.html