Поиск по автору:

дела житейские или... мальчик, ванная и атлас по анатомии

.. Уже как с неделю мерзкая погода. Уставшая, ползу сквозь вьюгу с
работы домой, вся в мечтах о теплой ванне. Наконец-то добралась. Дома
как в морозильнике. Набираю полную ванну горячей воды. Раздеваюсь
торопливо. Разбросанные вещи на софе, на креслах, письменном столе...
Звонок. Так не кстати. Кто там? Сквозь чуть приоткрытую дверь
выясняется: это соседский мальчишка, Кирюха, сын Милюхиных из квартиры
напротив. Забыл ключи. В который это уже раз? Мать вернется к девяти.
Просится подождать в моей квартире. Вздыхаю. В голове метания! Я ж
голая! Но отказать как-то не по-человечески.
- Да, проходи. Только не сразу - я не одета. Телик можешь включить. Чай!
Будь добр сам, пожалуйста. Все, я убегаю в ванную. Хозяйничай.

Пена, пена, гора из пены. Облако пара. На зеркале бусины конденсата
стекают с запотевшей поверхности. Нежусь в горячей, вкусно пахнущей,
отогревающей меня, воде.

Грохот! Что-то явно упало. Я в недоумении. Вылезать нет никакого
желания!
- Кирилл! - ору, что есть мочи, я. Из-за двери раздается голос.
- Что?
- Что там у тебя случилось?
Дверь приоткрывается, сквозь облака пара нарисовываются испуганные
детские глаза.
- Полка свалилась, я хотел достать книжку... я уберу, не переживайте!
- Ничего не трогай, - приказываю я бестолковому мальчишке.
- Я только книжку!
- Какую?
- Теть Оль, да вот эту, - убегает, не закрыв дверь...
Слышу - бежит обратно. Проходит внутрь ванной комнаты, вплотную ко мне и
показывает обложку книги! Вот ведь дети пошли!
- Ничего, что я в ванне?
- Ничего, да и не видно ни че, пена одна!
- Ну, еще чтобы и видно было, тоже мне, думай что говоришь! Что за
книга?
- Вот! - протягивает анатомический атлас.
- Рано тебе такие книжки, положи на место!
- Почему рано? Голые там, да? Да я видел много раз! Мне интересно на
скелет черепа посмотреть!
- Ну, смотри, иди уже и закрой дверь! – чтоб только оставил меня в
покое, разрешаю я.
Уходит. Я расслабляюсь. Закрываю глаза. Ну и дети пошли. Не успеваю
додумать какие дети пошли... Стук. Входит. Огромная цветная фотография
человеческого глаза в разрезе на странице атласа. Начинает задавать
идиотские вопросы. Отвечаю. Зачем? Куча других таких же идиотских тут же
обрушивается на меня. Я смотрю на этого пацана, тянущегося так увлеченно
к знаниям, и сама сейчас не пойму зачем, начинаю рассказывать про то,
как устроены органы зрения. Слушает, открыв рот. Атлас тяжелый! Детские
руки не удерживают и огроменная книга летит в ванну прям на меня.

Ребенок, забрызганный водой и пеной, в растерянности. По инерции лезет
своими ручонками за атласом. Я его руки обратно вынимаю. Достаю атлас.
Держу навесу, чтобы стекла вода.
- Иди что-нибудь другое почитай – ворчу, - чтоб мои органы зрения тебя
больше не видели.
Мальчишка уходит. Во мне закипает злость вперемешку с досадой. Жалко
книгу. Жалко себя. Хотела так расслабиться. Не получилось. Придется в
другой раз.
Спускаю воду. Смываю под душем пену. Начинаю вытирать слега распаренное
тело. Не успеваю. Звонок в дверь. Я наспех надеваю махровый халат. На
ходу подпоясываюсь. В прихожей мы оказываемся одновременно с Кирюхой.
Открываем.
На пороге отец ребенка! Сергей Константинович. Смотрит на нас! Минуту-
вторую.

- Проходите, – нахожу силы проявить гостеприимство.
- Да, спасибо, я за Кириллом, - а у самого глаза дико расширяются в
половину лица!
Смотрим вместе на раскрасневшегося взъерошенного Кирюху! Мальчишка весь
мокрый. И я вся мокрая, пытающаяся завязать в узел пояс от халата. Что
может в голову прийти? А вообще я не представляю, что может прийти в
голову Сергея Константиновича!
Кирилл начинает объяснять отцу, что стряслось. Слова путаются. Получается
сплошной бред. Отец недоверчиво смотрит то на меня, то на сына.
Проходит вслед за тянущим его за руку ребенком в комнату. Я следом.
Сначала ступор. Потом прихожу в ужас! Просто сатанею! Картина
называется: погрома не ожидали?
Рухнувший стеллаж, море книг, журналов по всей комнате: на письменном
столе, на софе, на креслах... "Как еще не убился этот индеец!" -
вспоминаю О'Генриевского "Вождя краснокожих". Втроем начинаем собирать в
стопки книги и периодические журналы разных лет. Книги в одни, журналы в
другие. В голове проносятся одна за другой несвоевременно мудрые мысли!
Сначала: ".. ну, вот ты и согрелась!"... потом: " не делай добра, не
получишь...". "Идиотка!" - ругаю себя... "да, чтоб я когда-нибудь, хоть
раз!" - ну и в таком духе. Сергей Константинович постоянно извиняется,
интеллигентно так уговаривает не переживать и не расстраиваться по
пустякам, заверяет, что стеллаж наладит и укрепит на прежнем месте,
будет как новенький. Говорит, что пока могу спокойненько своими делами
заниматься и идти купаться себе на здоровье, а то, намекает заботливо,
замерзнуть могу - ведь вся голая, не месяц, мол, май, а мы, говорит, и
без вас управимся. Я поднимаюсь с колен, выдохлась совсем. Иду в ванную,
смотреть в каком месте он меня голую разглядел. Зеркало отражает
взлахмаченную молодую девушку с мокрыми сосульками волос, половинки
халата подло разъехались. "Вроде так усердно книги собирал, а все ж таки
разглядел, что под халатом". Привожу себя в порядок и закручиваю на
голове в тюрбан полотенце.

Через некоторое время появляюсь снова в комнате, где соседи, младший и
старший, продолжают собирать раскиданные по всем углам книги. Вновь
прихожу в ужас! На одном из кресел, аккуратной стопкой высится, в виде
башенки, моя одежда и белье, так опрометчиво и торопливо, разбросанные
мной по возвращении с работы. Ну откуда тогда я могла предполагать, что
ко мне нагрянут незваные гости: разрушитель первый и второй - созидатель!
Лифчик, вывернутыми одна в другую чашечками, водружен, как купол, на
самом верху стопки-башни. Краснея, хватаю это рукотворное сооружение
вместе с лифчиком, убегаю прятать, как будто ничего не было. Иду ставить
чайник. Сижу в кухне, сгорая со стыда, выходить в комнату нет никакого
желания. Скорее бы ушли что ли. Но как я без стеллажа, пусть ставят на
место, ничего, придется перетерпеть такой позор!

Полтора часа спустя. Пьем чай. Наконец-то, стеллаж на своем месте и
прибит, со слов Сергея Константиновича, намертво. Книги, я сказала,
расставлю сама, тем более их не мешало бы прежде протереть. Кирюха,
пытаясь загладить свою вину, беспрестанно рассказывает какие–то
чудовищные истории из жизни их класса. Отец, Сергий, бурно реагирует,
смеется в голос, отхлебывая чай, все посматривает на меня: сержусь или
может прошло...
Снова звонок. Иду открывать. Это уже мамочка. За сыном. Проходит в
кухню. Подобного чаепития, по-семейному, увидеть, явно, не ожидавшая. В
момент своих мужиков в охапку сгребает и бегом из гостеприимного дома
одинокой молодой женщины в таком уютном махровом халате и тюрбаном на
голове.

Больше ключей из них никто не забывает! А соседка так и не здоровается
теперь! Мне смешно даже, и почему-то оправдаться хочется, как в фильме
известном: не виноватая я, они сами пришли! И вообще как? Не делать
добра!?... или? Из какой оперы? Делайте выводы сами!

АндреЮ.К.
[ шепотом читать не спеша с легкой иронией ]

...не видеть блеска глаз, не чувствовать дыханья
и растворяться в мыслях-строчках западне
моих безумств, в игре-тоске непонимания
твоя ! рука устанет думать обо мне.

Препятствия не одолеть во власти слабости,
как расстоянья не приблизив - миг не совместить,
у неизбежности разочарований нету жалости,
но и мечтам из грез живую плоть не утолить,

секрет желаний сладкий плен не разгадать
в моей душе, что под дразнящим де-ко-льте
томленья трепет нежности в otvet не испытать...
И пусть твоя рука устанет думать обо мне.

Страстей накал, превозмогая, уймешь сомненьями,
насквозь промокнув в плаче одиночества дождей
отдашься страхам поражения без сраженья с сожалением
соперничеству предпочитая холод белых простыней.

Печаль бессонницей вдруг прилетит как птица,
отчаяньем несбывшихся надежд ворвется в полутьме,
бессчетный раз откроешь электронные страницы
и.. вновь твоя рука устанет думать обо мне