Поиск по автору:

Про финансы и здоровый образ жизни

Одна знакомая... Ну, как знакомая? ... Ну фиг с ним, пусть знакомая,
ладно.
Короче, одна знакомая работает в одной аудиторской конторе.
Аудиторская контора - это примерно двадцать дам самого разного возраста,
от совсем юного до вполне солидного.
Директор конторы, он же хозяин, Виктор Степаныч, доброжелательный и
приятный в общении тип лет пятидесяти, немногословный и себе на уме
сообразно всякому финансовому работнику.

И вот незадолго до 23 февраля дамы собрались за чашкой кофе, чтобы
обсудить насущную традиционную проблему - что подарить Виктору Степанычу
на праздник.
Каждый год решение отнимало всё больше умственных дамских усилий. За
десять лет всё что можно придумать, галстуки, письменные приборы, и
прочие одеколоны, было уже подарено, и не по разу. Каких-то особых
увлечений, как то рыбалка или охота, которые здорово выручают в канун
праздников, у Степаныча не было. Единственно, любил он попариться, и раз
в неделю непременно выбирался в сауну. Но и банных принадлежностей за
десять лет ему надарили до пенсии.
Короче, требовалось что-то оригинальное, тем более что по финансовым
возможностям тягаться со Степанычем дамы, понятное дело, не могли. Нужен
был какой-то нестандартный ход. Что-то такое, что было бы и приятно
получить, и запомнилось, и не шибко ударило по карману.

И вот посредине обсуждения, когда половина дам уже перессорилась, вторая
половина отчаялась, а решение всё никак не приходило, одна из молодых
сотрудниц, Валя, скромная молчаливая девушка, вдруг поймала в разговоре
паузу, и негромко сказала.
- А давайте знаете что?... Давайте подарим ему комплект для сауны.
- Тююююю! - сказали ей, и махая руками сообщили, что дарили уже три
таких комплекта, и последний не далее как на прошлое 23 февраля.
Однако Валя, нимало не смутившись, всё так же негромко, но твёрдо и
чётко добавила.
- Давайте подарим ему этот чортов комплект! Снимем сауну, пригласим туда
Виктора Степаныча, и "отпарим" так, что он на всю жизнь этот праздник
запомнит!
Это предложение, с пятисекундной задержкой на осмысливание, сделало в
вялой беседе самый настоящий взрыв.
Рассорившиеся тут же помирились, отчаявшиеся воспряли, и все со смехом,
бабским цинизмом, и аудиторской дотошностью стали обсуждать детали
"подарка".

На праздник Степанычу подарили дорогой и красивый, восьмой по счёту,
галстук, и бутылку хорошего коньяку.
Степаныч сидел во главе праздничного офисного стола, весь в губной
помаде включая уши, и выслушивал поздравления.
Когда церемониальная часть закончилась, и за столом воцарилась дружеская
непринужденная атмосфера, он поднял бокал с шампанским, постучал по нему
вилкой, привлекая внимание, и произнёс.
- Милые дамы! Спасибо вам большое за поздравления и отличный подарок.
Вам-то вот хорошо! У вас проблемы с подарками нету. Мужчине что ни
подари, всё ладно, всё в масть, подлецу всё к лицу. А если б вы знали,
как я каждый раз мучаюсь на восьмое марта! Ведь хочется подарить что-то
оригинальное, запоминающееся что-то. Ломаешь голову, ломаешь, а в
результате всё заканчивается банальными цветами, конфетами,
косметикой... Так нельзя. Поэтому нынче я тут подумал... Я подумал -
хватит нам уже сидеть в офисе! Надо куда-то выбираться. ... Поэтому к
празднику, кроме традиционной премии (все захлопали) решил сделать вам
скромный, но... несколько необычный презент. Вообщем, я на сутки снял
сауну, и приглашаю вас отметить этот замечательный женский праздник в
такой, ... ну... неформальной что ли, обстановке... приобщиться, так
сказать, ... к здоровому образу жизни... и вобще...
И облегчённо выдохнул.
- Отгул за счёт фирмы!

Пять секунд за столом висела мёртвая тишина, и все не мигая смотрели на
Степаныча открыв рты. А потом офис взорвался таким диким хохотом, что
стёкла в стеклопакетах завибрировали.
Помада на ушах Степаныча слилась с фоном, и он слегка заикаясь добавил.
- Н-нет! Ну вы меня не так поняли!... Ну я же не имел в виду...
Впрочем... Если кто-то сочтёт нужным ограничиться премией... тут, как
говорится... насильно же... никто не неволит... это понятно... ну,
в общем, так...
И окончательно замолчал.
Хохот стих, и Леночка, начальник отдела, промакнув слёзы с глаз,
высказала общее мнение.
- Ни в коем случае, Виктор Степаныч, ни в коем случае! Отличная идея! Мы
ради такого дела даже готовы от премии отказаться! Мы может десять лет
ждали этого предложения!
- Да!? - удивился Степаныч.
- Конечно! - ответила Лена. - Ну, в плане... приобщиться к здоровому
образу жизни! И вообще!...

О преемственности поколений

Купил пасту зубную.
Обычную зубную пасту, популярной модели.
И не смог выдавить из тюбика ни капли.
Я жму - оно никак. Я сильнее - оно ни в какую! Я - двумями руками! Оно
шиш. Даже ковыряние шилом в технологическом отверстии, откуда эта паста
должна поступать, ни к чему не привело. Написано, между прочим, - "паста
с особым отбеливающим эффектом". Походу, там основной компонент, -
цемент марки 500.
Ладно. Плюнул я короче на это дело, почистил старой.
Но на тему тюбика вспомнился один старый случай.

Дело было в общаге. Рабочей, не студенческой.
Саня собирался на свидание.
Поскольку знакомая его была то ли учителкой, то ли библиотекаршей, было
принято решение идти на свидание в костюме. (Чтобы совсем сразу добить
её наповал) Костюм у нас был. Один на троих. Времена были голодные, но
добрые. То есть формально он принадлежал Олегу, но пользовались по мере
надобности все, благо комплекции были примерно одинаковой, молодые,
поджарые, голодные... Надобность в костюме тогда возникала нечасто, что
там говорить. Он был как новый поэтому.

Ну так вот. Костюм. Шикарная тройка цвета кофе с молоком.
К пижонистому костюму прилагались туфли светло-коричневого цвета.
Когда-то давным-давно Олег, с большим трудом, случайно, достал для них
тюбик крема подходящего цвета.

И вот, уже собравшись, перед уходом, Саня решил вдруг подновить блеск
обуви. Достал крем и щетку. Открыл тюбик. Однако все попытки выдавить из
него хоть каплю крема ни к чему не привели. Тюбик меж тем был
практически полный. Саня вертел и мял его и так и сяк, пыхтел и
заглядывал внутрь, - бесполезно.
Устав наблюдать это безобразие Олег встал, отобрал тюбик, сказал -
"Гляди как надо!", положил тюбик на пол, и ударил по нему каблуком.

Он не целился специально, нет!
Но густая тёмно-коричневая струя, под большим давлением вырвавшись на
свободу, легла по диагонали точно на стоящий напротив шикарный, цвета
кофе с молоком, костюм. Надетый по случаю на Саню.
Легла удивительно метко! На пол даже не упало ни капли.

- ТЫ ЧТО, ГАД, СДЕЛАЛ С МОИМ КОСТЮМОМ??? - выпав из оцепенения, заорал
Саня, не рискуя не то что тронуться с места, но даже и пошевелиться.
- Э... Э!!! А что ж ты там встал-то? - стал оправдываться Олег, и вдруг
сообразил, - Вообще-то это мой костюм!
- ДА С КАКОЙ РАДОСТИ? - продолжал орать Саня как подорванный, - СЕГОДНЯ
ЭТО БЫЛ М О Й КОСТЮМ!

Драки удалось избежать.
Впрочем, свидания тоже.
Воспользовавшись оцепенением противника Олег выскользнул за дверь, и
через пять минут вернулся с компенсационной литрой водки.
Водка есть - какое уж тут свидание, действительно?

Эх, молодость, молодость!...
Я почему этот случай вспомнил?
Я когда этот тюбик с пастой терроризировал, ребёнок, наблюдая мои
подходы к снаряду вдруг вздохнул и сказал.
- Папа! Ну что ты мучаешься? Да наступи ты на него ногой!

Годы летят - вжик, и нету. А люди - не. Не меняются:))

Цыплят по осени считают

Москвичей нигде не любят.
Москвичей никто не любит, а больше всего москвичей не любят сами
москвичи. (Кто хоть раз наблюдал случайную встречу двух москвичей в
провинции, прекрасно понимает, что я имею в виду). Сильнее москвичей
москвичей не любят только питерцы. Но это совсем другая история. Любая и
каждая встреча в провинции москвича и питерца становится местной
легендой и многие века передается из уст в уста.

За что и почему люди не любят москвичей? Не знаю.
Сколько бы ни пытался я у кого-нибудь добиться ответа на этот простой
вопрос — бесполезно. Когда человек начинает не любить москвичей? С
какого возраста? Какие есть для этого предпосылки? Ну ведь не
генетически же, в самом деле, не по наследству передается эта нелюбовь?
Сколько бы и у кого я про это ни спрашивал, в ответ всегда получал
только недоуменное пожимание плечами и мутный задумчивый взгляд внутрь.
Самое большее, чего мне удалось добиться, это фраза «Ну, понимааааешь...
Как бы тебе это объясниииттть...»
И всё.

Странно. Очень странно, потому что вот лично я прекрасно помню, когда
именно, и почему я стал нелюбить москвичей. Любил ли я их до этого?
Трудно сказать. До этого я ведь их никогда не видел.
А как увидел, так сразу и понял, что не люблю, и всё.
Я так ясно и отчетливо помню этот момент, что при желании даже могу
восстановить дату.
Впрочем, дата не имеет никакого значения. Мне было шесть лет, почти
семь. Был погожий июньский день, точнее утро, когда калитка во двор
распахнулась от удара ноги, и в проёме появился с лицом мрачнее тучи
друган и сосед Колюня Голубев.

- Пиздец! Детство кончилось! - вместо «здрасьте» сказал Колюня и зло
пнул подвернувшуюся на пути одноглазую кошку Муську.

- Колюня! Что ж ты так ругаешься?! - возмущенно воскликнула проходившая
мимо с помойным ведром бабка Оля.

(Тут надо заметить, что возмутила бабку отнюдь не Колюнина манера речи.
К этому в деревне все давно привыкли. Даже далеко за её пределами Колюня
числился завзятым матершинником и непревзойдённым мастером крепкого
слова. Как и откуда развился в нём этот талант, - неизвестно. Родители
его, тихие спокойные люди, никогда себе не позволяли. Отец, дядька Валя,
Колюню периодически за это дело поколачивал. Что, впрочем, не имело
никакого особого эффекта. Не матерился Колюня только пока молчал. А
молчал он обычно недолго. Махнул на это дело Колюнин отец только после
того, как однажды Колюня на спор перематерил бригадира заезжих
ростовских лесозаготовителей, и выиграл целых пять рублей. Три рубля в
результате батя у Колюни отобрал, а два — не успел. И мы с Колюней на
все два рубля купили в местном лабазе прекрасных ирисок «Золотой
ключик», оставив в них в итоге все свои молочые зубы).

- Колюня! Что ж ты так ругаешься?! - спросила бабка Оля.

- Да хули, баб Оль! - сплюнув в кусты, досадно пояснил Колюня. - Как не
ругаться-то? Прилетели к нам грачи, разъебаи-москвичи!

Бабка Оля покачала головой и ушла по своим делам.
Про то, что накануне к соседям приехали родственники из Москвы, никаким
секретом в деревне конечно не было. Но делать из этого повод для плохого
настроения? Вот это было странно. Ведь, во-первых, гости в деревне
всегда в радость. Во-вторых, гости, тем более из Москвы, это подарки,
сладости, и прочие ништяки. И в-третьих, конечно, чем хороши гости? При
гостях тебя лупить никто не будет. Ну, минимум неделю. Добродушие и
всепрощенчество царит в доме при появлении в нём гостей.

Так что Колюнино настроение было непонятно.
И только я хотел поинтересоваться причиной Колькиного раздражения, как
калитка второй раз хлопнула, и на пороге и возникла эта самая причина.
Причина обвела взглядом двор, остановилась на мне, оглядела с грязных
пяток до лохматой макушки, и строго глядя прямо в глаза брезгливо поджав
губу произнесла. Нет, не произнесла. Отчеканила.

- Здравствуйте! Меня зовут Светочка!

Потом подумала, и добавила, четко, как рубила:

- Не Светка! Не Светлана! Не Светланка! Не Светик! А - Светочка! Я — из
Маааасквы!

Всё. Вот тут, ребята, можно вбивать сваю. Вот в этот момент я отчётливо
понял, как же я не люблю москвичей. Хотя в слово «не люблю» трудно
уложить всю гамму чувств, которую я в тот момент испытал к этому
недоразумению в розовых бантиках. Самым лояльным было ощущение острой
досады, что это все-таки Колькина родственница. Иначе как было бы
здорово отловить её где-нибудь за околицей и напихать полные трусы
крапивы. За вот эту вот оттопыренную губу и брезгливо-тягучее
"измааасквыыы".

Светочка была вещь в себе. Она была всего на год младше нас с Колюней.
Зелёное платьишко, розовые банты, белые гольфы и голубые трусики — она
вся рябила в глазах как старый телевизор со сломаной развёрткой. Для
деревенского глаза, привыкшего к менее разнообразной палитре, уже один
вид её вызывал нравственные спазмы. Стоит ли говорить, что своим
поведением Светочка абсолютно соответствовала своему внешнему колориту?
Вот теперь стала совершенно понятна причина Колькиного уныния. Его
приставили к столичной штучке с железным наказом: без Светочки - ни
шагу! Было, как говорится, отчего впасть в отчаяние. Терпеть целое лето
возле себя такой подарок судьбы. Конечно, я мог запросто избежать
неприятной участи. Это ведь была не моя сестра. Но бросить товарища в
беде? Да кто бы я после этого был? Так и стали мы неразлучной троицей.

Главная наша задача заключалась в том, чтобы Светочку круглый день
всячески развлекать и ублажать. Эх, если б это был пацан! Для
нормального пацана в деревне занятий — пруд пруди. Но нам досталась
Светочка. И на любое наше самое заманчивое предложение мы слышали всегда
одно и то же.

- Слы, а у Петьки свинья опоросилась! Айда поросят смотреть!

- Фуууу, парасят! А вот у нас, в Мааасквее, в зоопарке!...

- А айда на пруд, купаться?

- Фууу, лягушатник! А вот у нас, в Маааскве, в бассейне Маааасква!..

И так — по любому поводу. На любое наше самое шикарное предложение мы
слышали только неизменное - «Фуууу! …. А вот у нас в Маааасквее!»
Ну кто бы, скажите, мог такое вынести? И где-то день на четвёртый я не
выдержал и сказал:

- Всё. Завтра идём на птичник!

Птичник, птицефабрика, был в соседней деревне, у меня там работала
тётка. Птичник был шикарным местом, нормальному пацану там было занятий
на целый день не переделать. Хошь — иди стреляй голубей из рогатки в
кормовой цех. Хошь — в механический, где варят клетки для птиц. Хошь —
целый день катайся с дядей Лёшей на тележке между цехами, собирая
коробки с яйцами. Короче — отличное место. Но тащить туда девчонку было
совсем уж не по понятиям. А что делать?

Ладно. Своё «Фииии!» Светочка сказала только один раз, на подходе к
птичнику, когда свежий утрений ветерок нанёс привычное амбре. «Фииии!»
- сказала Светочка и заткнула пальчиками носик.

- Что - «фииии!»? - тут же отбрил Колюня. - Ты от себя вообще нюхала?
Ты же воняешь как... Вот это «фиии»!! А это — не фи, это просто говном
куриным пахнет.

И правда, Светочка имела привычку обильно сдабривать свой и без того
светлый образ ароматом духов «Международный женский день 8 Марта». Я
этот аромат теперь до смерти не забуду. Светочка восприняла слова брата
буквально, наклонилась и понюхала платье. То ли смесь духов и куриного
помёта произвёл на неё такое впечатление, то ли вид громадных цехов с
тысячами копошащихся и кудахчущих кур, но только больше Светочка не
выступала. Она ходила с широко открытыми глазами, и беззастенчиво
приставала с распросами к птичницам и мужикам в механическом. Колюня в
этот момент чувствовал себя расстрельным зеком, внезапно отпущенным по
амнистии на волю. А я себя - простым скромным героем. Это ведь я был тут
хозяином. Это моя тётка тут работала, и меня знали как облупленного все,
от сторожа до директора. Это ведь от меня зависело, увидит ли Светка
следующее чудо. Уток, к примеру.

- Ой! Тут и утки есть?

- Да сколько угодно!

Короче, нам наконец хоть чем-то удалось ублажить эту столичную фыкалку.
Меж тем дело незаметно придвинулось к обеду, мы проголодались.
Это была не беда. Мы ведь были на птичнике.
Можно было пойти в местную столовую, где две добрые большие
тётки-поварихи до отвала накормили бы нас традиционным местным обедом.
Куриная лапша на первое, макароны с курицей и яишницей на второе, и
компот. Но это было скушно и неинтересно.
Можно было выпросить в той же столовой хлеба и соли, и пойти в цех пить
тёплые, прямо из-под куриц, яйца. Это было гораздо романтичней. И мы уже
стали склоняться к этому варианту, когда мимо проехал на своей тележке
дядя Лёша. В тележке у дяди Лёши стояли фляги. Ехал дядя Лёша в
направлении цеха кормовых добавок.

- Свет, ты творог свежий любишь? - спросил я.

- Люблю! - сказала Света.

- Тогда пошли.

И мы пошли следом за дядьЛёшиным экипажем. Во флягах у дядь Лёши был
творог.
Куриц ведь кормят не одним только зерном. Им дают разные витамины,
добавки, и если внимательно посмотреть на куриный рацион, то чего там
только нет. С молокозавода каждый день дядя Лёша привозил фляги
свежайшего, белого как первый снег творога. Когда мы дошли, дядя Лёши
уже уехал, и фляги вместе с какими-то коробками просто стояли у входа.
Мы открыли первую попавшуюся и стали горстями доставать оттуда
рассыпчатые куски. Кисловатый творог без сахара и сметаны был пресен и
скрипел на зубах, но Светочка ела с удовольствием, а для нас это входило
в программу мероприятия, и было лучшей похвалой.

Внезапно её внимание привлекли стоящие тут же коробки. Коробки имели
круглые дырки по бокам и издавали странные звуки.

- Что тут? - спросила Светочка.

- А.... - махнул рукой Колюня. - Цыплята.

- Ой! А можно посмотреть? - загорелась та.

- Чо их смотреть? Цыплята как цыплята, - опять пробурчал Колюня.

- Ой! Ну пожааалуйста!

Я открыл коробку. Надо было видеть, как вспыхнули Светочкины глаза.
Коробка была доверху набита желтыми копошащимися комочками.

- Ой! А можно потрогать?

- Да ради бога.

Я зачерпнул из коробки комочек, и посадил ей на ладошку. Светочка
зачарованно смотрела, как цыплёнок устраивается в её тёплой руке, и
млела от счастья. Обойдённый вниманием Колюня тоже решил не отстать,
достал цыпленка, и стал поить его изо рта. Восторга заносчивой столичной
штучки не было предела. Она хохотала, визжала и прыгала, держа на каждой
ладони по цыпленку. Потом остановилась, подумала, и неожиданно
застенчиво спросила:

- А можно мне одного с собой взять?

И вот тут, товарищи, дьявол дёрнул меня за язык. Распираемый гордыней я
небрежно махнул рукой и брякнул:

- Да хоть десять! Их всё равно сейчас сварят.

Светочка сделала круглые глаза, осмысливая сказанное, и переспросила
недоверчиво:

- Как сварят?

- Да так и сварят! «Как, как...» Очень просто, - решил проявить
компетентность Колюня.

- Дурак! - сказала Светочка.

- Я дурак? - сказал обиженнно Колюня. - А ну пойдём!

Он взял её за руку и потащил в цех, куда работницы только что отнесли
пару коробок.
В цеху стояли и парили огромные, в два детских роста блестящие котлы,
куда тётки засыпали, помешивая огромными ковшами, всякие ингредиенты
куриного прикорма. Светочка стояла, широко открыв глаза, когда одна из
тёток подняла с пола коробку, открыла, и высыпала в кипяток пищащее
желтое содержимое.

Из цеха Светочка вышла бледная, с поджатыми губами, но удивительно - она
не плакала. Будь мы поопытней относительно женского пола, это бы нас
сразу насторожило. Но мы упустили момент, и как следствие — инициативу.
А у Светочки тем временем под бантиками уже формировался ПЛАН. План
спасения цыплят. И орудием спасения она выбрала нас с Колюней. Потому
что никакого другого орудия у неё под руками не было.

Как она нас подбила на это дело? Я не понимаю. Женщины коварны. И
коварство их не есть следствие опыта, а дадено с рождения. Факт есть
факт. Уже через пять минут мы пыхтя пёрли к дырке в заборе коробку с
цыплятами. Беззаботное время социалистического хозяйствования. Ни одному
попавшемуся нам по пути взрослому даже в голову не пришло спросить, куда
три малолетних ухаря тащат коробку, и что в ней. Ну тащат и тащат. Тащат
— значит надо. Тем более что меня-то знали в лицо, я там частенько
помогал кому-нибудь что-нибудь куда-нибудь дотащить. Так что мы
благополучно миновали забор, а дальше всё было только делом времени.

Через полчаса мы были у себя в деревне. И вот тут остро встал главный
вопрос, про который сразу никто не подумал — а куда девать двести
цыплят? Двести — цифра достаточно условная. Может их там было сто
восемьдесят, может двести десять, кто знает? Просто считалось, что в
коробку входит в среднем две сотни. Но сколько бы их там ни было, всё
равно их было очень много. Нести их к Колюне было нельзя. Оставался
только один вариант. Мой двор.

Сперва мы доставали цыплят и опускали осторожно на землю. Потом просто
перевернули коробку и высыпали. И тут же двор стал похож на поляну с
бегающими одуванчиками. От этих одуванчиков рябило в глазах. Постоянные
обитатели двора были в шоке. Петух конечно вышел, гордо выпячивая грудь,
но тут же позорно скрылся обратно в сарае и больше носа не казал.
Огромный пёс Дружок обреченно лежал возле будки и флегматично наблюдал.
По нему ползало с десяток цыплят, склёвывая крошки с усов, ещё с десяток
купалось в его миске. Кот сидел на сарае и обалдело наблюдал сверху.
Спускаться он боялся.

Результатом нашей операции спасения стало следующее.
Меня никогда не били. Просто отец, придя с работы и вникнув в ситуацию,
посадил нас с Колюней на лавку, и сказал.

- Сами притащили, - сами и будете кормить.

О том, чтобы собрать цыплят и отнести обратно никому почему-то даже в
голову не пришло.
Колюню батя выдрал. Крепко.
И только Светочка оказалась как бы ни при чем. Выяснилось, что она,
хорошая столичная девочка, просто попала под дурное влияние двух плохих
деревенских хулиганов.
И это было обидней всего.
Но как бы то ни было, теперь вопрос нашего культурного досуга до конца
лета был решен. С раннего утра и до позднего вечера мы таскали комбикорм
и запаривали зерно, толкли стекло и стригли траву. Пилили доски и
строили выгородку. Рыли ямы и хоронили трупы.

Инкубаторские цыплята плохо приспособлены к выживанию в естественной
среде. И численность их ежедневно сокращалась. То кто-нибудь случайно
наступит. То пёс ляжет неудачно. То кот задушит просто так. Для
развлечения.

- Ничего-ничего! - смеялся приговаривая отец. - Цыплят по осени считают.

И мы считали. Колюня, который до этого не мог и до десяти, через неделю
легко манипулировал десятками и сотнями, считая убытки. Иногда мы
ссорились и дрались, чья очередь идти купаться, а чья — чистить
территорию. И только Светочка жила беззаботно и в своё удовольствие. Но
мы-то хорошо помнили, по чьей вине и инициативе мы так зажигательно
проводим лето. И потихоньку вынашивали план мести. И если я забывал, то
Колюня напоминал, выразительно потирая себе то место, где ещё недавно
краснели следы от отцовского ремня.

К августу поголовье нашей живности устаканилось. Этим, оставшимся, уже
ничего не угрожало. Из двух сотен осталось тринадцать. Это были уже не
желтые симпатичные комочки. Это были тринадцать грязно-белых агрессивных
молодых петушков. Мы-то с Колюней знали, что до весны в кастрюлю с супом
не попадёт один, ну максимум два. Но Светочке об этом предусмотрительно
не говорили.

Как-то вечером мы с Колюней сидели на лавочке, наблюдая как цыплята
азартно делят накопанных нами на помойке червей, и Колюня вдруг сказал:

- Пиздец. Завтра амнистия. Москвичи сваливают нахуй.

Мы переглянулись и каждый задумался о своём.

А на следующий день московские колькины гости уехали. И Светочку, так
получилось, я никогда больше не видел. Вот собственно и вся
незамысловатая история, которую я решил рассказать вам с единственной
целью - что б было понятно, как, когда и почему я стал нелюбить
москвичей.


Впрочем, у неё есть и другой конец.

В день отъезда у Голубевых царила традиционная для такого мероприятия
суета. Тётя Поля собирала в дорогу подарки и снедь, паковала свёртки,
банки с вареньем и медом, и туго завёрнутые в пергамент куски копченого
сала.

- Ничего не забыть! Ничего не забыть! - повторяла Светочкина мама.

Нас то и дело шпыняли, чтоб мы не вертелись под ногами. Но мы всё равно
вертелись, потому что всеобщая суета втягивает как воронка. Наконец все
собрались, попрощались, присели на посошок, и поехали на вокзал.
Московский поезд отходил в восемь вечера. Нас на вокзал конечно никто не
взял. Да мы особо и не рвались.

В плацкартном вагоне новосибирского поезда царило традиционное вечернее
оживление. Пассажиры ужинали. Так у нас принято. Войди вечером в вагон
любого поезда по всей необъятной России. Вот только что люди сели. И уже
едят. Азартно причем так, словно век не кормлены. Или в последний раз.
Вот и Светочкина семья тоже, едва обосновавшись, собралась трапезничать.
Светочкина мама выкладывала на стол нехитрую снедь, которую тетя Поля
собрала им в дорогу. Хлеб, яйца, соль, сало, помидоры, огурцы, яблоки, и
непременная вареная курица в большой картонной коробке, перетянутая для
надежности шпагатом. В это время Светочкин отец нарезал перочинным
ножиком хлеб, покрошил крупно овощи, порезал ароматное сало, и наконец,
сглотнув набежавшую слюну, ловко поддел шпагат на коробке.

- Ой! - сказала Светкина мама и уронила вилку.

- Ёб! - сказал Светкин папа и ударился головой о полку.

Вместо курицы в коробке сидела дюжина грязно-белых цыплят и удивлённо
таращилась на мутный вагонный свет. Потом один их них издал некое
подобие кукареку, растопырил маленькие крылья, и выпрыгнул на стол.
Через пять минут пассажиры скорого поезда Новосибирск-Москва весело и с
гиканьем, с шутками и прибаутками ловили по вагону разлетевшихся цыплят.

В купе у Светочки царило напряженное молчание. Коробка опять была
упакована и перевязана бечовкой. Светочкин папа, растрёпанный вид
которого не сулил ничего хорошего, потёр ушибленую голову, посмотрел на
Светочку, и многозначительно сказал:

- Ну, Светка!... Ладно! Погоди у меня! - и ещё более многообещающе
добавил. - Я с тобой дома поговорю!..

А мы с Колюней ничего этого конечно видеть не могли. Мы в это время
сидели на лавочке и наблюдали за последним оставшимся на нашем попечении
петушком. Одного мы все-таки в последний момент решили оставить.
Тут от соседей донеслись голоса. Это вернулись с вокзала Колькины
родители. Они шумно и весело о чем-то говорили и хлопали дверьми. Колюня
прислушался, поёжился, и сказал:

- Ох и даст мне батя пиздюлей, когда узнает! Тебе вон хорошо, тебя не
лупят.

«Может и хорошо. - подумал я. - Но иногда - лучше бы уж лупили».

А вслух ничего говорить не стал. Колюня всё равно вряд ли бы со мной
согласился.

Про Ваську и кайен

У нас возле дома магазинчик.
Совсем маленький, мы там отовариваемся сигаретами, хлебом, да водой.
Ну, и иногда просто ходим посмотреть на Ваську.
Васька — кот, который живёт при магазине.
Честно скажу, посмотреть есть на что.
Я такого огромного кота только раз в жизни и видал. Невероятных
размеров, толстый, черный с подпалинами, флегматичный монстр.
Кило двадцать наверное в нем весу.
На ночь Ваську запирают внутри, а днём он практически всё время спит на
крыше магазинчика.
Других развлечений у него особо нет, разве что погонять случайно
забежавшего на подведомтвенную территорию пса. Традиционных радостей
кошачьей любви Васька, увы, лишен.

Прямого пути на крышу магазина у Васьки нет. Для того, чтобы туда
попасть, Ваське нужен посредник.
Васька делает так.
В восемь утра открывается магазинчик. Васька выходит, садится у двери, и
ждёт. Минут через десять приезжает "Газель" со свежим хлебом, и
паркуется на единственном небольшом пятачке у служебного входа. Когда
мужик с накладными бумажками скроется в магазине, Васька прыгает на
капот, с капота на кабину, потом на кузов, и уже оттуда — на крышу.
Спускается, если есть надобность, тем же макаром. Благо товар в
магазинчик привозят по нескольку раз на дню. Так что если Ваське
приспичило вниз, он просто садится на краю крыши, и ждёт попутное
транспортное средство. Часто бывает так, что пока машина разгружается,
Васька успевает спуститься, обделать свои кошачьи дела, и тем же
транспортом — обратно.

Водители конечно иногда ругаются, стирая грязные Васькины отпечатки с
капота, и грозят ему кулаком вверх, на крышу, и называют Василия разными
нехорошими словами. Но сделать ничего не могут. А местные частники, кто
знает, стараются машины там не ставить. Никому не хочется испытывать на
прочность свою крышу двадцатикилограммовым мешком с когтями.

А тут как-то сидит Васька на крыше, имея как раз явное желание
спуститься вниз, и высматривает подходящие варианты.
А в это время к магазину подъезжает весь такой из себя блестящий и
навороченный проезжий порш кайен. Слепя глаза ценой, ободами, и глухой
тонировкой. И проявляет явное намерение пристроиться на этот пятачок.
Другого-то места всё равно нету.
Продавщица Лена, толстая местная тётка, видя в окно это намерение, и
предполагая, чем оно может закончится, выскакивает и начинает махать на
кайен руками. И кричать. Что мол нет-нет! нельзя! ни в коем случае!
Но у нас ведь как? У нас ведь в кайенах обычно ездят ребята, которые
руководствуются принципом, что если никому нельзя, то нам можно. И порш
продолжает под музыку изнутри себя втискиваться на пятак. При этом
водительское стекло опускается, и в нём появляется широко улыбающееся
лицо, пытающееся на ходу сквозь музыку разобрать, что же ему там кричит
эта смешная тётка.

В это время Вася, видя сверху нехорошие маневры Лены в отношении его
попутного транспортного средства решает, что от добра добра не ищут,
прицеливается, и прыгает кайене точно на капот.
И оказывается прямо лицом к лицу с сидящим под музыку в кайене водилой.
Причем если для Василия эта встреча была более-менее ожидаема, то для
водилы — совсем нет!
Несколько секунд Василий пытается скрозь глухую тонировку рассмотреть,
что же там внутри, а потом происходит следующее.

Вот знаете, есть такой трюк, его на уроках физики ещё по-моему
демонстрируют. Ставят стакан с водой на лист бумаги, и потом этот лист
из под стакана резко выдёргивают. Стакан при этом остаётся на месте, не
проронив ни капли.

Вот так, как этот лист бумаги, рванул водила свой кайен из под Васьки.
Задним ходом.
Он уже в клубах горелой резины скрылся за углом, а Васька ещё некоторое
время висел в воздухе, перебирая лапами.
Потом упал, отряхнулся, пожал плечами такой неожиданной развязке, и
пошел по своим делам.
Но с тех пор без особой нужды мелкими машинами старается не
пользоваться.

Про деда Олега

Дед Олег живёт в глухой тверской деревеньке на берегу озера.
Познакомились мы когда-то давно, случайно, и теперь я нет-нет да и заеду
к нему. Не столько на рыбалку, сколько посидеть, поговорить за жизнь с
приятным, интересным, и своеобразным человеком.
Дед Олег житель сугубо городской, всю жизнь проработал, как и его жена,
школьным учителем, но выйдя на пенсию купил этот домик и поселился тут
основательно. Жена наезжает к нему от силы раз или два в год как
татаро-монгольское иго собрать дань в виде огурцов, помидоров, капусты и
прочей ботвы. Большего она себе позволить не может из-за неприязненного
отношения к образу жизни, который ведёт дед Олег. Выражается это вот в
чем. Вот ровно какой идеальный порядок у деда Олега в огороде, ровно
такой же абсолютный срач у него в доме. Ровно с каким энтузиазмом и
любовью он ухаживает за каждым своим пестиком и тычинкой, вот ровно с
таким же энтузиазмом он забил на быт и порядок в хате. Такого
разительного контраста между огородом и домом в пределах одного участка,
у одного хозяина, мне наблюдать не доводилось. А я повидал.
Он ежедневно меняет солому и опилки у кроликов и может месяц есть одной
и той же ложкой, просто протирая её для порядку полой рубашки. Он может
целый день до зеркального блеска пропалывать грядки и ходить по дому в
грязных сапогах. Короче, в доме у него такой соддом и гомморра, что
по-первости туда страшно ступить. При этом на участке настолько
идеальный порядок и уход, что по-первости там боязно лишний шаг сделать.
Вот такой он, дед Олег.
Живёт на пенсию, выпивает в меру. Излишки сельхоз продукции, коих при
таком подходе у него в избытке, сдает оптом на рынок. Разводит кроликов,
и их тоже сдает. Короче, не бедствует. Питается кое-как, в основном
кашами и рыбой из озера. И при таком аскетичном образе жизни бюджет его
наверняка должен бы иметь существенный профицит. Впрочем, я об этом
никогда не задумывался, пока однажды у нас не зашел следующий разговор.
Было это в пору расцвета МММ, Тибетов, и прочих Властелин. Мы сидели,
ужинали, пили чай, и вдруг он спросил:

- Слышь, москвич. А что, у вас там ничего не слышно, когда эта эмэмэм
начнёт деньги-то за акции выплачивать?

Я удивился. МММ к тому времени приказала долго жить, обезумевшие
вкладчики штурмовали офисы, а сам Мавроди то ли находился в розыске, то
ли уже сидел. Я как-то не следил за этой отраслью народного хозяйства,
потому что лишних денег на фантики у меня почему-то никогда не было. Я
удивился, пожал плечами, и спросил в ответ:

- А тебе-то чего?

- Ну как "чево"? Я ведь прикупил их акций-то.

Дед нагнулся и достал откуда-то из-под половицы солидную пачку красивой
разноцветной бумаги. Ну что тут скажешь?

- Дед, ты где денег столько взял? Где ты вообще эти акции купил?

- Ну как? Поехал в город кроликов сдавать, и вложил. А что? Куда? На
поминки у меня отложено. А под подушкой держать тоже, знаешь... Или
цыгане прознают, или государство наше... Тоже, блять!... Хуже цыган. У
нас ведь старыми деньгами почти на машину на книжке лежало, и чево? Где
оне? Вот то-то и оно! А куда ещё? Вот и купил акции эти, дивиденты
хорошие обещали.

- Тьфу на тебя, дед! Ну ты же умный человек, грамотный! Ведь ясно, что
чистой воды наебалово! - в сердцах говорю я, и добавляю. - Лучше бы зубы
себе вставил!

Дед обиженно сопит и на этом наш разговор о мировых финансовых системах
сходит на нет. А зубы у деда и правда плохие. Поэтому и питается одной
кашей. А из-за рыбы мы всегда ругаемся. Я хочу жареной, а он всё время
варит её чуть не до муки.
- Давай пожарим лучше!
- А жевать мне её кто, жареную-то, будет? Ты что ли?
- Ну и хер с тобой! Ешь свою отварную. А я себе пожарю.
- Да щас! Ты значит будешь сидеть как прынц жареную кушать, а я значит
этим говном давись да на тебя смотри??? Не уж! Если есть говно, так уж
всем колхозом!

Вот такой вот дед Олег.

А через год приезжаю, сидим, выпиваем, про то про сё, а потом он
спрашивает:

- Слышь, москвич. А что у вас там, в Москве, ничего не слышно, когда
этот Тибет начнёт деньги-то по вкладам выплачивать?

У меня аж кусок щуки в горле застрял.

- Ты чо, дед?!? Ты с дуба что ли рухнул? Ты опять вложил деньги в эту
хуйню?

- Ну а что? Они вроде надёжные сказали. Не то что этот эмэмэм! У них
солидно всё!

- Да ну тя в жопу, дед! - тут уж я и правда разозлился. - Ну как так?
Один раз тебя наебали, а ты опять. Откуда деньги у тебя?!

- Ну... Кроликов чуть-чуть продал... Картошки чуть-чуть... Да и от
пенсии у меня остаётся. Куда тратить-то мне? - виновато оправдывался дед
Олег. Потом спросил - Ну вот ты умный! Ну посоветуй, что делать? Куда
девать, чтоб не пропало?

- В золото, дед! Понимаешь? Если уж совсем лишнее - то в золото. Это
тебе не бумага резаная. Тут тебя никто не обманет, эта валюта никогда не
подешевеет.

- Ой, в золото! Скажешь тоже! И чо мне с этим золотом делать?

- А чо всегда делали? Берёшь горшок, кладёшь туда, и закапываешь в
полнолуние в огороде. Потом поливаешь, и ждёшь когда вырастет денежное
дерево, с царскими червонцами. Всё, дед. Закрыли тему. Расстраиваешь ты
меня.

Больше дед Олег к этой теме не возвращался.
Потом мне долго не удавалось к нему попасть. Приехал года через два
только. Дед в своей обычной манере встретил так, будто я только полчаса
назад вышел за дверь. Он копошился в полумраке кухни у плиты, в доме
вкусно и необычно пахло.

- О! Молодец, вовремя! У тебя с собой, или в магазин сбегаешь?

- С собой конечно.

- Опять молодец! Ну, проходи, садись, сейчас ужинать будем.

- Чем это пахнет у тебя?

- Кроликом! Кроликом пахнет. Кролика жареного будем есть, с картошкой
тушеной.

- Ты дед чем кролика-то есть собираешься? Или думаешь я тебе жевать
стану?

- А не наааадо мне жевать! Ишь! Я ещё сам тебе пожую!

Дед наконец положил поварёшку, вытер привычно руки полой рубашки, вышел
на свет, и по звериному осклабился.

- Во, понял?!

Я аж зажмурился. Там, где у деда раньше торчали редкие гнилые корни,
теперь ослепительно сияли ровные, без единого промежутка золотые зубы.

- Во так, понял? Ни единой копеечки больше этим дармоедам! Всё при мне!
Всё своё ношу с собой.

- Не боишься?

- Ну, боязно конечно... Но я не дурак ведь! Я всё застраховал. Всё-всё.
И дом, и участок, и зубы заодно.

- Где застраховал-то?

- Нуууу! Надёжно застраховал, не бойсь! Эта, как её... Ну, ты знаешь!
Известная фирма, надёооожная! Как же её? А! "Ну вот мы и в Хопре!" Во
как! Точно! Хопёр-Инвест. Ну ты ладно, ты давай не стой, доставай, чем
там у тебя есть старика порадовать, под кролика-то. Да рассказывай, чо
там нового у вас, в Москве...

Про дуню и торчков.

Парень у меня когда маленький совсем был, он без пустышки не засыпал. Ну
не засыпал и всё. Дай дуню, и хоть ты тресни. Поэтому у нас всегда
какой-никакой НЗ этого дела дома был.

А тут вечером домой пришли, хвать-похвать, а всё закончилось. По сусекам
поскребли, по амбарам помели, - нету! Что делать? Ну давай так
укладываться. И песни пели, и сказки читали, и я кракровяк уже два раза
станцевал, и всё хорошо... Но как глазки закрывать - подай дуню, и всё.
И истерика неминуема. Это при всём при том, что парень он исключительно
некапризный. (Был. Пока с бабкой не сошелся) Ладно. Помыкался я
помыкался, чувствую, щас мне самому дуня потребуется. Надо что-то
делать. Одеваюсь, и в аптеку. А время полночь. У нас в городе всего две
ночных. Слава богу одна совсем под боком. Ну, ноги в тапки вдел, и как
был с перекошенным лицом, бегу.

А там у нас в том месте где аптека, там место довольно оживлённое, днём
если. Супермаркет там, автозапчасти, сбербанк, стоянка, ну много чего
короче. Но это днём. А ночью тишина. Никого. Только ветер лохматит
обрывки газет в том месте, где бабки семечками торгуют. Да
непосредственно возле аптеки сквозит какое-то тихое оживление.
Аптеку на ночь запирают на тяжелую бронированную дверь, оставляя только
маленькую амбразуру. От кого запирают думаю пояснять не надо. От ночных
клиентов и запирают. Перед дверью небольшой тамбур. Когда я подбежал, в
тамбуре с кислыми лицами переминался как раз пяток страждущих. С
характерными признаками на лицах и вообще, в облике. Ну, думаю вы в
курсе насчёт ночной клиентуры наших аптек. Специфическая публика,
короче.
А я ж не знал. Я ж далёк от ото всего этого. И я вбегаю значит, в тапках
с перекошенном лицом, они смиренно стоят, с ожиданием на лицах, а
амбразура закрыта. (Пересменок у них там что ли был?)

И я значит с ходу, не врубившись в суть момента, говорю
- Товарищи родненькие! Братья мазурики! Пропустите! Никакой мочи нет!
И они главно так молча расступились, даже с каким-то сочувствием. Из
корпоративной солидарности видимо. Наверное вид мой действительно
соответствовал крайней степени ломки. И я значит к оконцу-то
протиснулся, подождал секунд десять, и давай стучать. И тут же значит
моментально амбразура распахивается, как будто как раз меня только и
ждали, и в ней появляется лицо охранника, раза в полтора этой амбразуры
пошире. И лицо говорит
- Слы! Ты у меня ща постучи бля! Я ща выйду постучу бля!
А я ему в ответ говорю
- Слы, братан! Ты давай мясорубку придержи, и зови скорей сюда своего
провизора. А то щас начнётся. Ты чо, сам не видишь?
И чувствую - сзади, спиной, там такая движуха какая-то лёгкая в мою
поддержку, ну, в виде тихага шелестенья вроде "Ну действительно, чо? Ну
скоко можно?".
И вот тут действия охранника меня слегка шокировали даже. Может просто
мой интеллигентный вид на него такое впечатление произвел? Из
интеллигентного вида на мне как раз были майка в потёках детского пюре,
трёхдневная щетина, красные глаза и оскал. Не знаю, короче, что именно на
охранника произвело такое впечатление, но он вдруг, даже как бы
изумляясь сам себе, повернул лицо внутрь и туда внутрь крикнул
- Слышь, Лен! Ты давай это... заканчивай там, короче. Тут люди ждут!
И убрал лицо из проёма. И там в проёме, вглубине, со словами "Какие это
там ещё "люююди"?", вместо лица показалась Лена.
Что это была за Лена? Это была, я вам доложу, ого-го Лена! Я её когда
увидел, у меня первая мысль была - чо тут вообще охранник делает? Потому
что это была такая Лена, что она лёгким движением бедра могла всех нас,
которые снаружи, придавить, и охранника этого сверху титькой
прихлопнуть. Вот такая это была Лена.

Она подошла к окошку и тут же обратилась непосредственно ко мне.
- Случаю, чо!
Я выдохнул, оглянулся назад на товарищей по несчастью, и протараторил
вполголоса, почти шепотом.
- Две пустышки!
Лена вытаращила на меня глаза каждое размером с яблоко антоновка,
зачем-то тоже оглянулась на охранника, лицо её налилось нехорошей
кровью, и она угрожающе переспросила.
- Чооооо???
- Пустышки! - проорал я. - Две! Две пустышки!!! НЕТ! ТРИ!!! ТРИ
ПУСТЫШКИ!
И положил деньги на козырёк окна.
- Ка-а-а-кие пустышки? - почему-то заикаясь уточнила дама в белом
халате.
- Любые! Любые пустышки! Какие есть! Желательно побольше, второй или
третий. Если есть.
В этот раз Лена ничего не спросила, а сохраняя некое недоумение на лице
стала пятиться, и так задом и ушла внутрь. Я стоял ни жив ни мёртв,
стараясь не оглядываться назад и не думать про отход. Чувствуя спиной
возникшее там сзади некое напряжение.
Но тут к счастью появилась Лена. Удивительное дело, но за то время что
она ходила до прилавка и обратно, из ночного монстра она каким-то
образом трансформировалась во вполне приличную, и даже весьма
симпатичную даму.
- Вот, пожалуйста! - выложила она на прилавок три упаковки. - Только
второй, третьего нету. Извините!
- Ничего страшного! - протараторил я, дрожащею рукой сгребая с прилавка
дуни. - Спасибо! Сдачи не надо! Дай вам бог!
И выскользнул из тамбура мимо застывших в немом изумлении торчков. Помню
только, что их взгляды были направлены не на меня, а мне в руки.
Которыми я цепко сжимал добычу.

На улице была глубокая ночь. Светили фонари, на стоянке пара такси
горели шашечками, да дворовый пёс с удовольствием выкусывал блох из
хвоста. А больше никого. Уже добежав до угла дома я все-таки не выдержал
и оглянулся. Все пятеро торчков выстроились возле входа в аптеку как
рота почетного караула, и молча смотрели мне вслед.

А парень всё это время, что папа шарился по злачным местам ночнога
города в поисках дунь, спал как сурок, сладко посасывая палец.

PS А потом мы поехали к бабке и дуню забыли. Случайно. Ну как бы. И
бабка сказала. "Это какая такая дуня? У нас никаких дунь нету!.. У нас
бабай есть. Приходит к мальчикам, которые без дуни уснуть не могут.
Показать бабая?"
- Нет! - сказал мальчик и тут же уснул. И про дуню больше не вспоминал.
А три пустышки из ночной аптеки для торчков так наверное где-то и
валяются.

В электричке.
Народу в вагоне человек пять от силы, только отъехали.
А состав новый, муха не сидела, ещё заводской отделкой воняет.
Входит мужик. В белом весь такой, с портфелем, и на понтах.
Рубаха белая, шузы белые, а штаны такие белые, Бендер сам бы себя от
зависти бритвочкой зарезал.

Долго брезгиво выбирал место. Остановился где-то посредине, придирчиво
осмотрел сиденье, потом всё таки достал из портфеля газету, постелил и
сел.
Газета "Коммерсант", естественно.

Всю дорогу читал твиттер. В Мытищах встал, убрал газету, ещё раз
высокомерно окинул взглядом вагон, и пошел к выходу.
А вся первая полоса "Коммерсанта", с жырными заголовками и портретом
президента Медведева посередине, отчётливо читалась у него на жопе.

О загородной недвижимости и вообще

"Штирлиц знал, что в разговоре запоминается последняя фраза."
(это такой как бы эпиграф)

Сегодня в электричке одна матрёшка всю дорогу рассказывала мобильнику,
как она продавала "какому-то дебилу" (по её версии) участок земли. Я всё
запомнил. Могу вам рассказать, в принципе. Если интересно. Да что
рассказать, я уже спокойно могу открывать фирму по торговле загородной
недвижимостью. Дело в том, что она всё это рассказывала три раза. Сперва
маме. Потом подруге. Потом ещё одной подруге. Три раза одно и то же. С
небольшими нюансами.

Например маме она умолчала, как "этот дебил" домагивался её в процессе
осмотра участка. Первой подруге преподнесла это домагивание
брезгливо-пренебрежительным тоном. Второй - с нотками этакой томной
усталости от внимания мужчин. Не забыв конечно предварительно
преподнести "этого дебила" настоящим мачо и ловцом женским душ.
- Я ему говорю - "Ну-ка уберите руки! Продаётся только участок". А он
"Да??? А я думал со всеми постройками!" Представляешь? А сам ржот,
дебил!

Короче, как там что дальше неважно, но если кому интересно, то залог с
"этага дебила" она получила. Впрочем, речь не об этом.

Как раз в начале изложения третьей версии в вагоне появился продавец
иголок.

- Добрый вечер, уважаемые пассажиры! Всем счастливого пути! Я отниму у
вас всего пару минут, чтобы рассказать про вещь, которая будет полезна
не только людям с ослабленным зрением, но пригодится в любом доме! На
первый взгляд обычные швейные иголки. Однако это не так. Смотрите....

Потом мастер жэдэ-маркетинга демонстрировал работу своих устройств, и
закончил монолог следующей примерно фразой.

- Итак, набор иголок. В каждом наборе - двенадцать игл. Все они разного
размера, но все оснащены карабином. И - самое главное! Цена такого
набора - всего пятьдесят рублей. Что такое пятьдесят рублей? Это бутылка
пива. Представляете? Всего одна бутылка пива! Итак, кому интересно, я
подойду, покажу поближе.

И с этими словами он чапает по вагону в нашем направлении.

Матрёшка, которая сидела всё это время по ходу поезда к нему спиной,
внезапно говорит телефону "Погоди секунду!", отнимает его от уха, и
ловко цепляет проходящего торговца за рукав.
Тот с готовностью тормозит и оборачивается.
Протягивая зажатые двумя пальцами пятьдесят рублей (когда и откуда
достала только, я даже не заметил), матрёшка надменно произносит.
- Бутылку пива, пожалуйста!
У таких матрёшек, я заметил, выражение лица при этом всегда такое... ну,
на нём написано, "Ах! Только крайние жизненные обстоятельства вынуждают
меня идти на контакт с подобнага рода типами!"
И вот с этим выражением лица она значит говорит.
- Бутылку пива, пожалуйста!
Продавец иголок два раза хлопнул глазами, и нервно дёрнул кадыком.
- Какого пива?
- Ну, не знаю! - раздраженно говорит матрёшка. - Какое у вас там есть?
- Никакога нету! - не стал врать продавец.
Тогда она зло сузила глаза и спросила.
- Вы что, идиот?
Продавец секунду смотрел на неё, и неожиданно кивнул
- Да, мэм! Ай эм есть идиот! Разрешите идти?
развернулся и пошагал дальше по вагону.

- Нет, ты слышала? - сказала матрёшка телефонной трубке. - Что за день
такой сегодня - одни дебилы кругом?
И обвела отсутствующим взглядом пространство.

Я резко натянул кепку на глаза и притворился спящим.
Спящие дебилы не так привлекают внимание.
Надо же было дослушать третью версию продажи земельного участка.

А у вас какого цвета?

Когда шкет был ещё в стадии пусички, мы как раз только в сад ходить
начали, у него была такая маза, он своё настроение определял по
колориметрической шкале.
Ну, то есть по цветовой гамме.
Выглядело это примерно так.
Идём допустим с утра, я спрашиваю.
- Ну, как у тебя сегодня настроение?
Он задумывался ненадолго и определял.
- Фиолетовое!
Не знаю, кто его научил и надоумил, но оттенков была масса.
К примеру.
- У меня сегодня настроение черное (черное не было плохим), но если мы
сейчас купим пару сырков, оно будет зелёное (зелёное это было совсем
чики-пуки и шик/блеск/красота).
Или рассказывал о событиях за день.
- У меня после тихого часа настроение было какое-то тёмно-синее.
- В цмик или в эржэбэ? - уточнял я из вредности.
- Чево? - переспрашивал шкет подозрительно, и объяснял. - В садике,
папа! В садике!
Мол экой ты тупой!

Вообщем, это было весьма удобно. Я научился разбираться в тончайших
цветовых оттенках, от "красный как ногти у НиныПалны" до "серо-зилёновое
как колготы у Варварки".
Потом конечно забыл всё.
Помню такой эпизод.
Едем в электричке, напротив сидит краля, болтает по телефону. С подругой
видимо.
И вдруг в ответ на какую-то её реплику произносит раздраженно в трубку.
- Да не пойду я! Почему-почему... Потому что! Настроение потому что -
полное говно!
- Коричневое! - тут же поправил мальчик.
- Чевоооо? - не поняла та.
- Коричневое настроение! - терпеливо повторил он.
- Да, действительно!... - как-то сразу смутилась девица и добавила в
трубку, косясь на шкета, - Вот тут поправляют, - коричневое. Коричневое
у меня настроение.
Шкет одобрительно кивнул, и уточнил.
- Как говно!
Отвернулся к окну и потерял к девице всякий интерес.

Про Анфиску

Есть у нас в детском саду одна манюня, Анфиска, у нас
шкафчики по соседству. Ну, шкафчиками там дело не ограничивается, они
ещё и спят рядышком. Короче, такие, постельно-шкафчиковые отношения.
Впрочем, речь не об этом. Не об отношениях.
Так вот, у этой манюни, у Анфиски, у неё два папы. Папа Эрик, и папа
Виталик. Они водят её в сад по очереди. Она их так и называет, папа Эрик
и папа Виталик.
Хорошо. Чем больше пап, тем лучше. Ведь это впрямую влияет на количество
подарков. У некоторых ни одного, а у Анфиски два. Пусть.
Распределение пап по планете вообще весьма неравномерно. То густо то
пусто. Очень часто так бывает, что пап два. Или ни одного. У Анфиски вот
два, что ж такого?
Другое дело, что и мам у Анфиски тоже две. С одной стороны, при наличии
двух пап, это вроде бы вполне нормально. А с другой стороны - весьма
нетипично. Их зовут мама Света и мама Лена. Они тоже несут вахту по
Анфискиной доставке наравне с папами. У них там какой-то сложный
скользящий график, сутки на трое что ли. Причем если Анфискины папы
резко отличаются друг от друга (один черненький, другой рыжий), и не
вызывают проблем с идентификацией, то Анфискины мамы похожи как две
капли воды, и я до сих пор теряюсь, кто сегодня дежурная мама, пока
Анфиска не назовёт по имени.
Но всё таки чаще всего в сад Анфиску приводит бабушка. Не пугайтесь,
бабушка всё время одна и та же. Хотя при том количестве родителей,
которым господь наделил Анфиску, количество бабушек и дедушек я даже
представить реально не берусь.
А реже всего Анфиску приводит дядя Серёжа. Дядя Серёжа это то ли друг,
то ли водитель одного из пап. Кого конкретно я не знаю. Друговодитель -
говорит Анфиска. Дядя Серёжа большой молчун. За все годы я не слышал от
дяди Серёжи ни единого слова. С Анфиской он общается головой и ушами.
Здоровается при встрече всем телом. Однажды он вернулся, что бы отдать
забытую Анфиской игрушку. Встал в дверях группы. Ну, наконец-то, -
подумал я. Вот сейчас дядя Серёжа произнесёт своё первое слово. И что он
сделал? Он взял и громко хлопнул в ладоши. Все дети включая Анфиску
конечно тут же обернулись.
При этом он точно не немой. Я однажды прекрасно слышал, как он материт
водителя машины, перекрывшей ему выезд.

К такому количеству анфискиных близких родственников все давно привыкли,
никаких проблем.
Впрочем, нет. Один раз было. Когда нам в группу пришла новая
воспитательница, Анна Борисовна. Её так долго искали, так обрадовались
когда нашли, что про количество Анфискиных родителей на радостях
сообщить просто забыли. И вот мы в течение двух недель с удовольствием
наблюдали, как постепенно вытягивается её лицо при появлении каждого
нового Анфискиного папы или мамы. Когда вечером Анфиску забрала мама
Лена, а с утра приводил дядя Серёжа, у Анны Борисовны начинал дёргаться
левый глаз. (Потом ничего, прошло)

Короче, вот так.
Врочем, речь не о мамах и папах всё таки, а речь про Анфиску.
Вот есть знаете, такое выражение, - хвост виляет собакой.
Так вот, этот хвост, Анфиска, она не просто виляет собакой. Нет. Она над
этой "собакой" всячески издевается, измывается, мотает нервы, помыкает,
и гнусно глумится.
Эта маленькая козявка прекрасно владеет всеми приёмами самого мерзкого
манипулирования.
Видимо, при всём кажущемся благополучии отношений, за внимание Анфиски
между семьями идёт скрытая конкуренция. И она этим прекрасно пользуется.
Одевает её к примеру мама Лена, и тут Анфиска возмущенно кричит.
- Зачем ты шарфик под куртку завязала!!! Мама Света мне всегда
завязывает сверху! Иначе я могу легко простудиться!
Глаза у мамы Лены делаются большими и испуганными, и она начинает
судорожно перевязывать шарфик. Дальше с мамой Леной можно делать что
угодно, она полностью деморализована. Я, наблюдая это, прекрасно знаю,
что, во-первых, Анфиске глубоко наплевать как повязан у неё шарфик. А
во-вторых отлично помню, что точно то же самое она вчера выговаривала
маме Свете.
Или к примеру повязывает ей папа Виталик с утра бантики. Пыхтит и
потеет, пытаясь ладошками каждая с анфискину голову справиться с тонкой
паутиной волос и лент.
- Голубой слева, розовый справа! - радостно глумится Анфиска дождавшись,
когда бантики будут наконец завязаны. - А ты как завязал?! Перевязывай
давай! Что ты копаешься? Папа Эрик знаешь как бантики завязывает? Вжик,
и всё! И курточку он вешает вон на тот крючек, а не на этот! Ты что
бестолковый какой?
Папа Виталик скукоживается и начинает суетиться. У него дрожат руки и
подбородок, на него неприятно смотреть. Да я и не смотрю. Я когда
наблюдаю все эти Анфискины прыжки и ужимки, у меня начинают чесаться
руки. Маленькое чудовище. Я просто не представляю, как можно такое
терпеть. Будь моя воля, эта шмакодявка на третий день ходила бы строем и
честь отдавала. Уж что-что, а ставить на место маленьких мерзких
промокашек меня хлебом не корми, только дай.
Заканчивается издевательство обычно всегда одинаково. Появляется Нина
Пална.
- Анфиска?! Ну ты у меня допляшешься, коза-дереза! Ну-ка живо в группу!
Анфиска поджимает хвост и вся спесь слетает с неё как зонтики с
одуванчика. У Нины Палны не забалуешь.
У нас сменилось много воспитателей, но нянечка Нина Пална незыблема, как
новый год. Нина Пална долго ни с кем не цацкается. Её боятся все. У неё
даже кашу с комочками и рыбный суп все съедают с удовольствием и до дна
(все-все, включая, мне кажется, даже заведущую детсадом). Для Анфискиных
многочисленных родителей появление Нин Палны как спасательный круг для
тонущего. Они облегченно вздыхают и утирают пот со лба. Я думаю в душе
они Нину Палну просто боготворят. Не знаю, что они без неё дома делают,
как справляются с этим маленьким монстром.

Вот значит такие пироги с котятами. Такая вот есть у шкета любопытная
подруга.
А тут, перед новым годом как раз, собрались мы на новогоднее
представление, в ледовый дворец.
Для компании позвали с собой приятеля, Генку. Что б не скучно.
Договорились с его родителями.
Ну, всё обсудили, и я как раз должен был ехать за билетами. И вдруг
шпана говорит - а давай Анфиска с нами тоже пойдёт?
- Нет!!! - быстро сказал я. - Нет, ни в коем случае!
Шпана расстроился. То есть он ничего конечно не сказал, нет так нет. Но
огорчился.
Я не люблю, когда шпана огорчается. Точнее как? Больше всего в жизни я
не люблю, когда шпана огорчается.
И я подумал. Да, может быть я недостаточно мужественный, и даже где-то
малодушный человек. Но я пожил, хлебнул всякого, я служил в армии в
конце концов, стоял в тридцатиградусный мороз на плацу, и однажды меня
даже взаправду убили. Неужели я на самом деле боюсь остаться на три часа
с какой-то пигалицей? Это ведь стыдно.
И я сказал - черт с тобой. Пусть будет Анфиска!
- Ура! - закричал шкет. Это на какое-то время примирило меня с
неизбежным.
Кроме того, в душе я всё таки надеялся, что кто-то из её родителей
пойдёт с нами. Двое взрослых лучше чем один. Я наивный человек,
воспитанный на советских принципах добра и справедливости. Не подумал,
что Анфискины родители значительно моложе, и воспитаны на совсем других
принципах.
- Отлично! - сказали они. - Просто здорово! Вы её из дому заберёте, или
нам её куда-то привезти?
В голосе звенела неподдельная радость от возможности хоть на три часа
избавиться от домашнего тиранозавра. Я понял, помощи ждать неоткуда.

Ночью, накануне представления, мне приснился кошмар. Будто я, доведённый
до отчаяния Анфискиными вывертами, беру её за ручки за ножки,
раскручиваю над головой, и отпускаю. Она летит над ареной стадиона, над
головами зрителей, и тряпошной куклой приземляется на противоположных
трибунах. "Боже! Что я наделал!"- думаю я. А в это время над ареной, на
этих огромных экранах, появляется глумливая Анфискина физиономия, и из
громкоговорителей на весь стадион несётся её мерзкое "Ха-ха-ха! Кто ж
так кидает? Вот мама Света!..."
Проснулся я в холодном поту.
И мы стали собираться.

К стадиону Анфиску привезла мама Лена. Они стояли возле машины, и
Анфиска привычно ей что-то выговаривала. По поводу своей прически, я так
понял.
- У вас в машине тепло? - спросил я.
- Да нормально...
- Тогда может быть вы переоденете её тут? Там в фойе черт-те что
творится. А в гардероб не пробиться совсем.
- Конечно! - сказала мама Лена и посмотрела на Анфиску.
- Я не хочу передеваться в машине! - вызывающе пискнула та и выпятила
губу.
Тогда я присел и тихо сказал.
- Разве я спросил, что ты хочешь? У тебя четыре с половиной минуты. Не
успеешь - поедешь домой. Всё, время пошло.
Анфиска нырнула в машину, а мама Лена стояла и смотрела на меня как на
снежного человека.
- Четыре с половиной минуты. - повторил я
- Ой, извините! - спохватилась та и нырнула вслед за Анфиской.
Потом я завернул переодетого ребёнка в свою куртку, взял подмышку и
оттарабанил в помещение. Представление начиналось.

Знаете что? Я повидал всяких детей. А я люблю наблюдать за различными
шмакадявками.
Но послушайте! Мне ещё никогда, никогда в жизни не доводилось видеть
такого послушного и спокойного ребёнка.
Она не капризничала, не гундела, и не перечила. Она ела сладкий
поп-корн, хотя просила солёный. Без звука пила минералку вместо колы.
Следила за мальчишками, пока я отлучался за снедью, и тихонько
пересказывала мне пропущенные события на сцене. А в перерыве...
Слушайте, а в перерыве, когда шпана ртутью перекатывалась по фойе, она
просто прилипла как жвачка к моей ноге, и не отлепилась ни на
секундочку. Чем здорово облегчила мне жизнь, ведь глаз-то только два.
Короче, это был кто угодно, только не та Анфиска, которую я знал.
Которая каждое утро пилила нервы окружающим ржавым зубилом "А я ниии
буууду одевать эти розовые кааалготы! Я же сказала, я буду адивать
только сиииние! Неужели так трудно запомнить?!"
Мне это всё не нравилось, я ждал подвоха. Я был собран, напряжен, и
готов в любой момент, при малейшей попытке попробовать на зуб мой
авторитет размазать эту пигалицу парой заранее заготовленных чотких
фраз.
Увы. Она не предоставила мне ни единого шанса. Не дала ни малейшего
повода.

Потом она попросилась в туалет, мы шли пустыми гулкими переходами и
болтали о том о сем. А когда мыли руки вдруг спросила.
- Разве у Никитки нет мамы?
- С чего ты взяла? - рассмеялся я. - Конечно есть!
- Просто она никогда не приходит в сад.
- Ну, у неё есть другие дела. Поэтому Никитку всегда вожу я.
- Хорошо ему! - вздохнула она.
- Чем же хорошо-то? - снова засмеялся я.
- Никто не ругается, кому завтра вести ребёнка в сад.
Потом глянула на меня в зеркало, подумала-подумала, и добавила.
- Меня из-за этого три раза забывали забрать. И меня забирала к себе
воспитательница. Только вы никому не говорите.
- Не скажу. Ты плакала?
- Только первый раз. А потом я уже стала взрослая.

* * *
После новогодних каникул первое, что мы увидели, войдя в раздевалку,
была Анфиска. Она стояла на стульчике по стойке смирно, а напротив неё,
так же по стойке смирно, стоял папа Виталя с телефоном в руке.
- Готов? - спросила Анфиска.
- Готов! - ответил папа Виталя.
Тогда она звонко скомандовала.
- Четыре с половиной минуты! Время пошло! Кто не успеет, тот поедет
домой!
И стала быстро-быстро раздеваться.
Печальный папа Виталя послушно втыкал в таймер.

* * *
Я вспомнил эту историю вчера, когда забирал шкета из садика.
Группа под руководством преподавателя по изо сидела и дорисовывала
открытки к 23 февраля.
Потом мы одевались, и шкет сказал.
- Мне там чуть-чуть совсем осталось, танк докрасить.
- А я всё дорисовала! - похвастала Анфиска, которая крутилась
поблизости.
- Ого! - сказал я. - Ты уже две открытки нарисовала?
- Почему две? - удивилась та.
- А сколько? У тебя же два папы. Тебе нужно две открытки.
Анфиска ненадолго задумалась, поджала губу, и сказала мерзким скрипучим
голосом.
- Боже моооой! С вами, мужчинами, всегда таааакиее праааблееемы!

Про зубы и наследственность

Вчера, чих-пых туда-сюда, пошли со шкетом в стоматологию.
Это вот в рамках прохождения медкомиссии перед школой.
Зубы перед школой проверить, это первое дело. Без хороших зубов в школе делать нечего, все знают. У шкета зубы очень хорошие (тьфу-тьфу-тьфу). В отличие от папы. Ну, он и кофе по ночам литрами не хрючит, и не курит по три пачки. Так что его зубы вызывают здоровую зависть. У меня таких даже в его возрасте не было. И дырок.
Самое главное, конечно, - дырок.
Дырки между зубами это у него от мамы. Зубы хорошие от деда Вити, а дырки от мамы. (От меня - две макушки, кто понимает)
Даже не знаю, что для пацана важнее. У меня в детстве дырок не было, и я всегда завидовал тем у кого есть. Дыркой хорошо цыкать и смачно длинно сплёвывать. Делая презрительное лицо. Особенно когда больно. Получается весьма мужественно. Так-то, как ни крепись, если больно - морда всё равно кислая. А если есть дырка, цыкнул, сплюнул презрительно, и сразу вид другой. Бравый, дураковатый, и залихвацкий. Людей с таким выражением лица уважали всегда, во все времена и в любой компании.
Шкет цыкать и сплёвывать пока не умеет, ну так он и в школу ещё не ходит. Пойдёт - научат. На то она и школа.

Ну вот, идём в стоматологию, и шкет так интересуется, куда-чо-зачем.
Я объясняю.
Проверят зубы, всё ли там в порядке. Если в порядке - дадут справку. Если не в порядке - выведут за поликлинику и расстреляют.
Смеётся. Спрашивает - а как проверят? Как проверять-то будут?
Я говорю - дадут специальную медную проволоку. Если перекусишь, значит всё в порядке. Нет - собирай вещи.
Смеётся опять. Но уже так, не очень уверенно. Чувствуется, смех-смехом, а в уме прикидывает, сможет перекусить или нет?

Это такой тест на чувство юмора. Потому что не дай бог чувство юмора ему от бабки досталось. Тогда расстрелять за поликлиникой - это самый гуманный вариант. Потому что жить с таким чувством юмора, - только мучиться.
Про чувство юмора его бабки, Татьяны Ивановны, я уже рассказывал. И возможно не раз. Потому что ну это можно книгу писать. Оооочень толстую. Раньше, когда мне перед поездкой к тёще рот скотчем ещё не заклеивали, я на это дело как-то внимания не обращал. И бывало шутил. Ну да, есть такой пердимонокль, мои шутки не всегда и не все понимают (почему-то). Но с Татьяной Ивановной я всегда старался шутить в щадящем режиме, как-то лицом даже стараясь выделить, что вот сейчас я как раз как бы шучу. Пока мне не сказали, что Татьяна Ивановна это человек, у которого чувство юмора отсутствует как таковое. Как аппендицит допустим. Вот аппендицит, он либо есть, либо нет. Вот так чувство юмора у Татьяны Ивановны. Как ты лицо не делай, его нет, и всё. Без промежуточных вариантов.

Через незнание этого простого факта по первости случались всякие неприятности, и даже бывали жертвы.
Вот к примеру Джек.
Была у Татьяны Ивановны такая собака, овчарка Джек. Тоже без чувства юмора, кстати. Потом подох, к счастью. Почему к счастью? Потому что если есть на небесах собачачий рай, то Джек туда попал прямым ходом, без лимита и вне очереди. Для этага ему достаточно было просто сказать, - я от Татьяны Ивановны. И всё.

Короче, пришел как-то с рыбалки, сижу на кухне обедаю.
Дома трое, я, Татьяна Ивановна, и Джек.
Я значит обедаю, Татьяна Ивановна у плиты, а Джек в прихожей. Тоже кушает, за компанию. Не столько голодный, сколько боится, как бы я тарелки не поменял. Потому что еда у нас в принципе одна и та же, но мяса у него в тарелке значительно больше. Почему-то. Причем всегда!
Ну вот, сидим, едим, и Джек при этом ещё так иногда почесывается. И видно Татьяне Ивановне за это его некультурное поведение во время приёма пищи, за почесывания эти, стало неловко.
И она говорит.
- Ой, что уж я только не делала с этими блохами. И одно лекарство покупала, и другое... Ничего не помогает! Чешется и чешется.
Я говорю.
- Татьяна Ивановна, да побойтесь бога! Какие лекарства?! Это ж всё надувалово форменное!
- Да? А как же?...
- Да просто! Берёте пылесос...
- Ой, да ладно! - машет рукой Татьяна Ивановна, и так на всякий случай хихикает. Вот как шкет как раз намедни, когда я про проволоку сказал.
- Ну, смейтесь, смейтесь. И носите деньги шарлатанам. Вы видели, чтобы Сёма чесался?
- Нет... - задумывается она. - Не видела!
- Вот! А шерсть-то ведь у Семёна не чета вашему кабыздоху. А?
Татьяна Ивановна делает заинтересованное лицо. Чёрному терьеру Семёну она доверяет значительно больше чем мне. И небеспочвенно.
- Ну-ну?... - говорит с надеждой она.
Тут я понимаю, что крючок уже за губой, можно подсекать и спокойно вываживать. И я, дохлёбывая суп, неспеша, с чувством собственного достоинства и соответствующими паузами, делюсь секретами собаководства.
- Ну что? Пылесос на полную мощность и вперед. Утром, вечером, и после прогулки. Вот тут и вот тут особенно тщательно. Три дня - и ни одной блохи. Главное - мешок от пылесборника после каждой процедуры не забывайте чистить. Только вы когда мешок будете вытряхивать, вы его сразу не трясите, а дайте полежать. Чтоб блохи повыскакивали. А то они на вас все перепрыгнут, и вы их обратно принесёте.

Хорошо что мы на следующий день уехали, и дальнейшее я знаю только из рассказов деда. Рассказывая, дед пересыпал эмоциональную речь матюками как пельмени перцем. Так что я уж своими словами.
Поначалу Джек огрызался и пытался укусить. Сперва щётку, потом хозяйку. Но против Татьяны Ивановны с пылесосом даже бенгальский тигр - козявочка. Загнанный в угол Джек скулил, визжал, и писался. За работающим на предельной мощности аппаратом ничего этого слышно не было. Дед на время экзекуции просто затыкал уши и громко матерясь убегал в гараж. Закончилось это всё внезапно на третий день. Оставшись дома один, Джек проник в спальню, где под кроватью хранилось орудие пыток, и... От шланга не осталось ничего. От шнура только вилка. Покорёженные останки щёток валялись по всей комнате. Пылесос как таковой больше не существовал. А Джек ещё неделю срал пластмассовыми ошмётками. Странно, но и блохи у него тем не менее пропали тоже! Видимо кровь собачачья от пыток пылесосом испортилась настолько, что уже стала непригодна в пищу.

Поймите меня правильно, я такой развязки никак не ожидал. Дело в том что флегматичный Сёма на пылесос реагировал совсем по другому. Едва заслышав жужжание он разваливался на ковре и оттопыривал брюхо, переворачиваясь под щёткой как шашлык на шампуре. Ему эта процедура весьма нравилась. Чтобы пропылесосить комнату его приходилось пиздюлями удалять на кухню. Так что никакога злога умысла я не имел. Шутка и шутка. Кто ж знал, что Джек окажется таким нервным пестицыдом?
Пылесос мы им конечно потом откупили, не вопрос. Но шрам в душе Татьяны Ивановны, как говорится, остался на всю жизнь.
Теперь, надеюсь, вы хоть чуть-чуть понимаете, почему меня так волнует наличие чувства юмора у ребёнка? При такой-то наследственности.

Дошли до клиники.
В кабинете две бабули. Ну, дамы явно пенсионного возраста, врач и медсестра.
Понятно, молодёжь-то вся разбежалась по платным клиникам. Интересно, эти доработают, кто останется?
Сдал я им шкета, говорю.
- Можно я это... в коридоре подожду?
- А что так?
- Да у меня это...
- Что "ЭТО"? - сурово глядя поверх очков, спрашивает одна, оторвавшись от заполнения карточки.
- Это... как его... абстинентный синдром! - говорю я с умным видом первый попавшийся на язык медицинский термин. - Мутит меня короче от ваших машинок.
- А! - уважительно глядя и мягчея лицом понимающе кивает та. - Абстинентный, это понятно. Это конечно! Посидите в коридоре тогда. Вам может таблеточку? Чувствуете-то себя как?
Люди с абстинентным синдромом, я давно заметил, особенно которые знают и могут членораздельно произнести этот термин, почему-то пользуются у медработников пожилого возраста пониманием и сочувствием.
- Нет, спасибо! - говорю я и шмыгаю за дверь.

Через семь минут мне вернули шкета в целости и сохранности, и даже со всеми зубами.
- Вы чему, папаша, ребёнка учите! - закричала на меня доктор, держа шкета за плечо.
- А что такое? - удивился я.
- Какая ещё к чёртовой ...ри медная проволока?
- Я пошутил. - сказал я смирно, сделав виноватое лицо.
- "Пошутиил" он! Знаем мы таких шутников! Приводит папаша ребёночка, а у него все резцы сколоты. Спрашиваем - что такое? А он - А! Это я папке пиво открываю, когда мы футбол смотрим!
- Я пиво не пью. - говорю.
- Глядите мне! - грозит доктор пальцем. - Зубы у мальчика очень хорошие, такие зубы надо беречь.
- Спасибо, будем беречь.

Когда мы миновали охранника, бросили в пепельницу бахилы, и вышли наконец на свежий воздух, я взял шкета за шкирку, хорошенько встряхнул, и с угрозой спросил.
- Ты зачем, свинья мелкая, бабушке-доктору про проволоку сказал, а?
Шкет ничего не ответил, а морда его расплылась в широкой довольной улыбке, и в проёме между двух резцов показалась аккуратная дырочка.
- Цыкать тебе надо научиться.
- Цыкать - это как?
- Дома покажу. Только матери не говори.
- Не скажу.

Не скажет. Сказал "не скажу", и не скажет. Да он и так бы не сказал. Из него лишнего слова не выдавишь. От кого ему досталась скрытная натура, я до конца ещё не выяснил. Возможно, от покойной прабабушки Нины. Будем разбираться, время есть.

Чтобы помнили

Однажды, когда шкет был ещё пусичкой, мы стояли с ним на светофоре. Есть у нас возле станции переход такой, не через проезжую часть даже, а через выезд рейсовых автобусов со стоянки. Так что народ на этот светофор забил, и не заморачивается особо. Самое обидное, что там цикл такой, 50 секунд для пешеходов, и только 15 для авто. И всё равно.

И вот стоим мы, горит красный, прошел мимо автобус, и все кто стояли рядом, дружным стадом, за редким исключением, попёрли.
И шкет спрашивает.

- Папа, а почему они на красный?

А что я скажу? И так мне стыдно стало перед ребёнком за этих взрослых граждан, что я сказал. Негромко, но вполне отчетливо.

- Это бараны, сынок. Есть такая порода, человек-баран. Им можно на любой.

Так я сказал.
Поднял голову и вижу, как человека три, из уже шагнувших за бордюр, вдруг резко сдали назад и встали рядом. И поглядывают так на пацана. Всем своим видом как бы демонстрируя - нет, мы не бараны! Мужик там один, тётка, и девка ещё. Такая, ничего себе, сама на тротуаре, грудь половину проезжей части перегораживает.
Мне конечно неловко стало, а мальчик стоит, рассматривает всех беззастенчиво, рога пытается разглядеть.

И тут девка эта, поймав на себе его взгляд, наклоняется и говорит, смущенно улыбаясь.

- Мы не бараны, мальчик. Просто мы очень часто об этом забываем.

Крестный ход

В далекие приснопамятные времена, когда попы ещё работали на совесть, а не на прибыль, все очень любили ходить смотреть на крестный ход. Особенно молодежь. Это было такое развлечение, неформальное молодежное культурно-массовое мероприятие. Мероприятие это партией и правительством не особо поощрялось, а даже наоборот, порицалось. И если в обычные дни церковь была отделена от государства просто забором, то на крестный ход она огораживалась ещё и усиленными патрулями милиции. Милиция, с одной стороны, охраняла верующих от посягательства пьяных дебоширов, а с другой - оберегала слабые души нетрезвых чаще всего атеистов от соблазна падения в пучину мракобесия и православия (что с точки зрения партии и правительства было в принципе одно и то же).

Шел нескучный восемдесят шестой, погоды стояли отличные, мы отработали вторую смену, выкатились за проходную, и Саня сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Саня был товарищ авторитетный.
Кроме того, что в свои неполные тридцать он был наставником, рационализатором, и секретарем комсомольской организации цеха, он был ещё жутким прощелыгой. Я уже рассказывал, как он вынес с завода для личных нужд несколько упаковок керамической плитки на глазах у ВОХРы? Нет? Ну, в двух словах.

В бытовой зоне цеха, там где раздевалки и душевые, администрация решила сделать ремонт. Завезли материалы, потом ремонт перенесли на лето, а упаковки плитки, предназначенной для облицовки туалетных комнат, так и остались лежать в углу раздевалки. Никто не парился за сохранность. Система безопасности номерного предприятия была такой, что без присмотра можно было оставить не то что плитку, золотые слитки. О том, что бы вынести за территорию хоть коробку нечего было и думать. Так они и пылилась в углу, притягивая нескромные взоры любителей дефицитной керамики. Как говорится, близок локоток, да не укусишь.

Однако Саня носил звание рационализатора не за красивые глаза. Кроме кучи авторских свидетельств он имел самое главное, - светлую голову.
Он быстро смекнул, что если вынести упаковку не представляется возможным, то вынести пару плиток особого труда не составит.
Так он и поступил.
И в течение нескольких месяцев каждый день выносил с территории завода по две плитки.
В маленькой аккуратной сумочке для документов, нелестно именуемой в народе "пидерка", а десять лет спустя получившей вторую жизнь и невероятну популярность под названием "барсетка".
Так вот. В конце каждой смены Саня брал две плитки, вкладывал их между страниц свежей "Комсомолки", "Комсомолку" клал в барсетку, барсетку вешал на руку, и весело помахивая ею, как ни в чем ни бывало шагал на проходную.
Расчет был безупречен. ВОХРа могла проверить сумку, обшмонать карманы, и даже отвести в комнату охраны для личного досмотра. Но заглядывать в примелькавшийся всем и каждому "кошелёк на верёвочке"? Да к тому же болтающийся на запястье человека, чей портрет с незапамятных времён украшал заводскую доску почета? Да никому такое и в голову прийти не могло.
Тем более что Саня при каждом удобном случае старался продемонстрировать содержимое. Он на ходу расстегивал сумочку, раскрывал её сколько позволяла молния, предъявлял охраннику, и весело говорил.
- Всё своё ношу с собой! А чужога - не ношу!
- Да ну тебя! - лениво отмахивалась охрана, отводя глаза от этого весьма в те годы непопулярного мужского акессуара с непристойным названием.

Охранник охраннику рознь. Есть нормальные. А есть такие, которых тихо ненавидит и побаивается весь завод. Подозрительные и въедливые, не признающие авторитетов, они готовые ошмонать с ног до головы любого, от уборщицы до директора. Был такой и у нас. Саня его не то что бы побаивался, но опасался. Пока не нашел решение и этой проблемы.
Мы шли мимо, Саня как обычно хотел показать содержимое своей барсетки, когда тот недовольно буркнул "Что ты тычешь в меня своим портсигаром?"
Саня остановился, с недоумением поглядел на вохру, и наливаясь праведным гневом выплюнул ему в лицо к удовольствию скопившегося у табельной работного люда.
- Я тычу?! Я не тычу, понял?! Я предъявляю к осмотру! Так написано в Правилах! Правила висят вон там и там! А если вы забыли, так идите и читайте! Мало ли, что у меня в сумочке ничего нет! Я наставник, и должен подавать пример. А какой пример подаёте вы? Глядя на ваше наплевательское отношение к своим обязанностям вот он к примеру (тут Саня неожиданно ткнул в меня обличительным пальцем) завтра возьмёт, и сунет в карман сверло или плашку. И вы его поймаете за руку! И испортите человеку жизнь! А по сути кто виноват? Да вы и виноваты! Своим поведением провоцируя его на преступление!
Через несколько дней в заводской многотиражке вышла большая статья, в которой Саня был представлен отчаянным борцом за сохранность социалистической собственности, а ненавистная ВОХРа - формалистами и бездельниками, мимо которых готовые "изделия" можно носить вагонами, а за ржавый шуруп сесть в тюрьму. После этого въедливый охранник перестал Саню замечать совсем. Принципиально. Демонстративно поворачиваясь при его появлении спиной.

От безнаказанности Саня борзел, но удивительно, ему всё сходило с рук.
Однажды мы шли со смены, и он традиционно ткнул открытой барсеткой в нос охраннику, когда тот неожиданно сказал.
- Сань, оставил бы газетку почитать!
И добавил.
- Там сегодня говорят статья про наш завод.
У меня ёкнуло под ложечкой.
Саня же ни секунды не мешкая озабоченно нахмурился, посмотрел на охранника, и сказал.
- Не вопрос! Политинформацию завтра в бригаде тоже ты будешь проводить?
- Ну, извини! - буркнул тот, и смутился. Откуда вохре было знать, что никаких политинформаций в цеху отродясь не бывало?
"Ну, артист!" - подумал я и мысленно перекрестился. А Саня сделав пару шагов вернулся, вытащил газету, и протянул охраннику.
- На! А то будешь потом говорить - Сашка жлоб, газету пожалел.
- Не-не-не! - замахал рукой тот.
- Бери-бери! - широко улыбаясь, сказал Саня, - Я в обед ещё всю прочитал. Статья и правда интересная.
И всучив охраннику газету, взял открытую барсетку за дно и потряс у него перед носом. Демонстрируя что там больше ничего нет.
"Фокусник, блять!" - подумал я зло и восхищенно. Зная, что у самого никогда так не получится. Не хватит ни наглости, ни смелости, ни выдержки. Ни удачи. Ни ума.
Вот такой был этот Саня, наставник, комсорг, и пройдоха каких свет не видывал.

Рабочая суббота выпала на канун Пасхи. У кого был день рожденья, я уже не помню. Дни рожденья в бригаде, как бы они ни случались, всегда отмечались в последний день вечерней недели. Тихо, спокойно, начальства нет, завтра выходной. За час до конца смены гасили станки, прибирались, и садились где нибудь в тихом укромном уголке. Так было и тот раз. Посидели, выпили, закусили крашеными яйцами, собрались, и ровно по звонку были у табельной. Потом вышли за ворота проходной, где в ряд стояли разгонные "Икарусы", и Саня неожиданно сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Если б мы знали, чем всё это закончится, и сами б не поехали, и Саню отговорили. Но в тот момент нам это показалось весьма оригинальным продолжением пасхального вечера.
Менты нас приняли практически сразу. Может быть у них был план. Может просто восемьдесят шестой, разгар лютой борьбы за трезвость. В машине, когда мы подавленно молчали, понимая, чем может быть чревата наша ночная прогулка, Саня неожиданно сказал.
- Пацаны. Валите всё на меня.
Это было странно и неправильно. С нас, простых токарей, кроме оков и тринадцатой зарплаты взять было в принципе нечего. Другое дело Саня.
Но поговорить нам особо не дали. В результате в объяснительной каждый написал какую-то чушь, и только Саня изложил всё с чувством, с толком, с расстановкой. Он написал, что после окончания смены вся бригада по его инициативе направилась к церкви для проведения разъяснительной работы среди молодежи о тлетворном влиянии религиозной пропаганды на неокрепшие умы.
Однако в этот раз удача от него отвернулась. Все отделались лёгким испугом, а ему прилетело по полной.
Сняли с доски почета, отобрали наставничество, и как итог - турнули с должности секретаря и вышибли из комсомола. С формулировкой "За недостойное поведение и религиозную пропаганду".

Он вроде не особо и унывал. Ещё поработал какое-то время простым токарем, и успел провернуть пару весьма полезных и прибыльных для бригады рацпредложений.
Например с запчастями. Знаете, нет?
По нормам к каждому готовому "изделию", отгружаемому с завода, положено изготовить определённое количество запчастей. Но с "изделием" они не комплектуются, а хранятся на специальном складе завода-изготовителя. До востребования. Так положено. Поскольку детали все унифицированные, то копятся на этом складе годами в невероятном количестве. Пополняясь с каждым новым агрегатом.
Саня нашел способ упростить процесс до безобразия. Он где-то достал ключи и пломбир от этого склада.
Теперь бригада, получив наряд на изготовление запчастей, ничего не изготавливала, а просто перетаскивала со склада себе в цех нужное количество. Что б назавтра, получив в наряде отметку контролёра ОТК, отгрузить их обратно. Росла производительность, выработка, и премии. Бригада выбилась в лидеры соцсоревнования и получила звание бригады коммунистического труда.
Потом ещё были мероприятия с бронзовым литьём и нержавейкой. Много чего было.
Потом началась перестройка и бардак, и возможности для смелых инициатив многократно возрасли.

Однако Саня неожиданно для всех написал заявление по собственноему.
Вместе с трудовой он зачем-то затребовал в райкоме выписку из протокола печально памятного собрания комсомольского актива, на котором ему дали по жопе и сломали комсомольскую судьбу.
Странно. Любой нормальный человек постарался бы забыть об этом инцеденте, как о кошмарном сне.
Но только не Саня. Он своей светлой головой быстро смекнул, что во времена, когда заводы закрываются, а церкви растут как грибы после дождя, такая бумага может оказаться как нельзя кстати.
И действительно. Ведь согласно этой бумаге, заверенной всеми печатами райкома, Саня был ни кем иным, как яростным борцом с режимом за православные ценности, от этого же режима и пострадавший. Во времена, когда служителей культа набирали едва ли не на улице, такая бумага открывала многие двери церковной канцелярии.
И вскоре Саня принял сан и получил весьма неплохой приход в ближнем подмосковье.
Хорошо подвешанный и язык и весёлый нрав новоиспеченного батюшки пользовались у паствы большой популярностью. На службы его народ съезжался не только с окрестностей, но и из Москвы. Приход становился популярным в среде нарождающейся богемы. Казалось бы, живи и радуйся. Однако в храме Саня, простите, теперь уже конечно отец Александр, задержался недолго. И уже через год занимал не самую последнюю должность в Московской Патриархии.

О чем он думал своей светлой головой, разъезжая по подведомственным монастырям и храмам на служебной машине? Успел ли сменить на кухне голубенькую плитку из заводской раздевалки на престижную импортную?
Я не знаю.
В две тысячи третьем отец Александр разбился вдребезги, вылетев на своей черной семёрке BMW с мокрой трассы, когда пьяный в хлам возвращался из Москвы в свой особнячек под Посадом.
Панихиду по нему вроде служил сам Алексий II.

Такая вот, пусть не совсем пасхальная, но вполне достоверная история.
Христос, как говорится, Воскресе.

Платформа №1

В силу ли особенностей ландшафта, по причине ли каких-то исторически сложившихся традиций, но только платформа №1 на станции Пушкино Московской железной дороги, та что "от Москвы", имеет не прямую, как и положено любой уважающей себя платформе, форму (простите за тавтологию), а выгнута дугой. Или линзой. Или полумесяцем. Или серпом. Кому как больше нравится. Неважно.
Важно, что она кривая, как моя жизнь.
По причине этого машинист при посадке и высадке пассажиров не видит в зеркало заднего вида ничего дальше второго вагона. В связи с чем, во избежание прищемления кормы какой нибудь пушкинской старушке, бригады электропоездов на станции Пушкино поступают следующим образом.
Пока производится высадка, помощник машиниста выходит из кабины и идёт в сторону хвоста. Там, где-то на уровне третьего-четвёртого вагонов, у ограждения, находится лавочка, единственное место на перроне, от которого и можно обозреть всю зону посадки от начала и до конца. Иногда, для лучшего обзора, он даже забирается на эту лавочку. Убедившись, что посадка закончена, помощник подаёт тайный знак машинисту, тот закрывает двери, помощник возвращается в кабину, и только после этого электричка трогается.
На эти маневры мало кто из пассажиров обращает внимание, но это так. Не зря даже в графике поездов стоянка в Пушкино составляет не пол-минуты, как везде, а минуты две, или даже три.

Погожим апрельским утром электричка Москва-Александров подошла к платформе Пушкино без опозданий. Тютелька в тютельку. Пока немногочисленные пассажиры неспеша телепались туда-сюда, дверь кабины экипажа открылась, из неё выскочил на перрон невысокого роста молодой человек, и неспеша направился к описанной нами лавочке. Забравшись на лавочку, он стал обозревать зону посадки. И не заметил, как находящиеся неподалёку на корточках трое пушкинских гопников обратили на него своё пристальное внимание. Вряд ли теперь можно установить, что конкретно им не понравилось в помощнике машиниста. Может быть они попросили у него закурить, а он сказал "Нету!". Может быть они предложили ему закурить, а он сказал "Не курю!". Может быть им просто не понравилось, что какой-то человек забрался чистыми ботинками на грязную лавку. Неважно. Важно, что они подошли и стали помощника машиниста незамысловато бить.

Машинист, наблюдая за действиями помощника в зеркало заднего вида, не мог остаться в стороне. Покинув кабину, он бросился коллеге на помощь. Возможно, вдвоём им и удалось бы отбиться, но тут в дело вмешалась ещё пара проходивших мимо граждан. Может быть это были приятели тех трёх. Может быть у них были какие-то личные причины не любить машинистов электропоездов. Но только эти двое присоединились к тем трём, и они теперь уже впятером стали избивать двух машинистов.

В это время мимо по перрону шла бабушка.
Бабушка эта частенько ездила по маршруту Пушкино-Посад, была наблюдательна, и в отличие от многих была прекрасно осведомлена о маневрах машинистов в районе лавочки. И видя, как пятеро хулиганов метелят двоих машинистов, она поняла, что спешить особо некуда, неторопясь дошла до нужного ей третьего вагона, и вошла в тамбур. В тамбуре, в ожидании отправления, курили и тоже с любопытством наблюдали за происходящим на перроне различные пассажиры. Некоторые из них, удивленные странной задержкой в отправлении, уже начинали возмущаться. "А чо это мы стоим? А чо это мы никуда не едем?" - спрашивали они друг у друга, и сами себе пожимали плечами.

- А как вы поедете-то? - внесла ясность вошедшая бабушка, - Если ваших машинистов лупят.

- НАШИХ машинистов? - переспросили курящие в тамбуре.

- Ну а чьих же ещё? - утвердительно ответила бабушка и прошла в вагон.

Пушкинским гопникам не повезло в одном. В том, что это была именно александровская электричка. Будь электричка софринской или к примеру посадской, они бы добили машинистов и опять сели на корточки пить своё пиво. Но электричка была александровской. То есть в этот раз повезло машинистам. Дело в том что, во-первых, александровские электрички никогда не ездят пустыми. Даже в утренние часы, когда траффик от Москвы минимален, они набиты разным александровским людом. Во-вторых, если на участке Москва-Посад в электропоездах ездят в основном тихие интеллигентные люди, которые предпочитают не вмешиваться в чужие разборки, то в александровских электричках ездят все остальные. Если вы понимаете, о чем я.

И вот эти люди, услышав что НАШИХ (это, как вы догадались, ключевое слово) машинистов бьют, побросали свои сигареты, и дружно высыпали на перрон. Немного. Вагона может три-четыре. И тут же предъявили пушкинским гопникам. По максимуму, как говорится. В итоге двое так и остались лежать на перроне, а остальных троих они гнали их до самого турникетного зала, где их и встретила охрана вместе с подоспевшим нарядом линейной милиции. После чего все шумно вернулись на свои места в вагонах и тамбурах, двери электропоезда закрылись, он тронулся и вскоре скрылся в направлении Заветов Ильича.

Об этом незамысловатом происшествии мне поведал начальник пушкинского участка московской железной дороги. Он утверждает, что именно после этого незначительного инцидента на перронах стали появляться камеры слежения, которые транслируют изображение на мониторы, стоящие у края платформы, аккурат напротив кабины машиниста. Черт знает, может так и есть. И правда, стоят везде мониторы, камеры... Но я всё равно почти каждый день наблюдаю, как из кабины электрички Москва - Сергиев Посад выскакивает помощник машиниста, и мчится по перрону в сторону печально известной лавочки. То ли мониторы не той системы, то ли просто традиция.

- А что, - спрашиваю я начальника участка, - неужели нельзя просто сделать прямую платформу?
- Нельзя! - с нажимом утверждает тот.
- Почему? - спрашиваю я.
- Потому!!! - говорит начальник участка категорично, и сворачивает тему.

Мне кажется он и сам не знает.

В минувшие выходные жители нашего микрорайона все как один вышли на весенний субботник по уборке территории.

Когда весь собранный мусор, в количестве шеснадцати окурков и пяти пластиковых бутылок, был перевязан красной лентой, торжественно погружен на четыре КАМАЗа, и под звуки специально нанятого оркестра отправлен на свалку, участники субботника на волне трудового энтузиазма решили немножко отметить окончание работ.

Последствия этой грандиозной попойки ещё три дня убирала бригада из восемнадцати таджиков.

Слушайте, у нас сегодня такой ветрище задувал, мамнегорюй!

У соседки теплицу, (такую, знаете, обычную, - дуги, плёнка, они её только вчера поставили), прямо целиком подняло и к соседу в огород унесло.
Унесло и там поставило.
А они с соседом с этим не разговаривают. Совсем. Не знаю почему. Какой-то конфликт застарелый.

Ну, сосед конечно теплицу аккуратно собрал, и обратно несёт.
Несёт, а эти бухают сидят. Праздник же. Они и не заметили, что у них теплицу феном сдуло.
Обрадовались конечно. Соседу налили тут же.
Подняли тост за первомай, солидарность трудящихся, и дружбу между соседями, которая как известно лучше худой ссоры.
То есть неудачно сдутая теплица становилась весьма удачным поводом для перемирия.

И тут вдруг баба эта, ну, чья теплица, спрашивает.

- А огурцы? Огурцы-то мои где?

Сосед аж самогоном поперхнулся.

- К-какие ог-гурцы?

А та как заорёт.

- ЧТО ЗНАЧИТ БЛЯТЬ КАКИЕ ОГУРЦЫ?! КОТОРЫЕ Я ВЧЕРА В ТЕПЛИЦЕ ПОСАДИЛА!!!

Знакомый водила маршрутки рассказывает.

- Днём, встаю на конечной под посадку. Обед, народу никого.
И тут откуда ни возьмись целая бригада, человек пятнадцать. То ли таджики, я в них не понимаю, то ли туркмены, строители. С ними русский, за старшего. Может бугор, может подрядчик. Такой, помесь упыря с вурдалаком. Рубаха до пупа, на пузе крест с раздатку от белаза.

Расселись, он их по головам пересчитал, расчитался за всех. Сам как начальство садится рядом, на переднее сиденье. Едем. Про то про сё, про цены на бензин, про погоду. Ни о чем короче.
Тут слева по ходу - храм.
Вурдалак этот купола увидел, и давай креститься. Мода такая нынче. Я на дорогу-то смотрю, и вдруг краем чувствую - какая-то движуха сзади. В зеркало-то как глянул... Мама дорогая! А эти там сзади сидят и все как один руками машут. Крестятся! Ты понял? Кто во что горазд, но истово так! С воодушевлением! Только вместо куполов на упыря своего косятся. Испуганно.

Я так обалдел, чуть в кювет их всех не привез. А бугор заметил, говорит:
- А что ты хочешь? Или они креститься начнут, или мы тут скоро все намаз будем делать.
Помолчал и добавил:
- Это ты ещё скажи спасибо не слышал, как они матом ругаются и СНИПы читают. Вообще бы на ходу из кабины выскочил.

Охота на зайца

Есть у меня друг, Андрюха. Живёт в дальнем подмосковье.
Раньше работал в совхозе механизатором.
Классный был механизатор. И на тракторе, и на комбайне.
Пахал, сеял, писал стихи.
Неплохие стихи.
Хорошие.
Очень хорошие стихи писал.
Потом бросил штурвал комбайна и поступил в Литинститут.
Закончил. Издал. Вступил...

Сейчас ни стихов не пишет, ни хлеб не сеет.
Такие дела.
Впрочем, я не про это.

Приехал я к нему как-то, дело осенью было.
Самая моя любимая пора, сентябрь, золотая осень, бабье лето.
Ну, вечером посидели, выпили. Утром он на работу собирается, зябь пахать. А может под озимые, я уж не помню.
Я с ним увязался.
А что дома сидеть? Скука в деревне.
А тут, думаю, хоть по лесу, по проселкам поброжу. Грибов поищу. Да и так... Душой.
Да и поболтать опять же, за штурвалом, про то про сё. День-то длиный.

По дороге в гараж навстречу мужик с ружьём. Местный охотник, Серёга.
- Серёга, привет!
- Здорово!
- Куда?
- По зайца.
- А где?
- Да за Пасынково пойду.

- Вот дурак... - сказал глядя вслед охотнику Андрюха.
- Чего так?
- За Пасынково лес сплошной. Где он там зайца возьмет, я не понимаю?
- А где зайцы? В автобусе?
- В поле.
- Да ладно!
- Что ладно? Заяц линяет. К зиме. Он линяет, а снега нету. Зайцу в лесу страшно. Очень уж он приметный там, пока снега нету. Вот он в поле и выходит, спит там в борозде. Потому что у зайца вся сила где?
- Где? В ушах?
- В ушах. И в ногах. В поле поди к нему подберись. А на прямой он кому угодно форы даст. Так что все зайцы сейчас в полях. Понял?
- Понял.
- Ничего ты не понял. Мы зайца быстрее Серёги добудем. Вон два молотка, видишь? Брось-ко их в кабину, под ноги.
- С молотком на зайца? Оригинально!
- А что ты смеёшься? Вот увидишь.

Мы пили чай из термоса, Андрюха рассказывал последние окололитературные сплетни, читал наизусть Межирова, Рейна, сам себя, Георгия Иванова, своих друзей, всё вперемёшку.

Шел апрель по задворкам России
Был закат ослепительно глуп
Шли толпою душевнобольные
На танцульки в дурдомовский клуб.

Пахали большое поле по кругу. Андрюха объяснял почему пашем в эту сторону а не в другую, про свал, и другие тонкости землепашества. Потом пустил меня за рычаги. Потом, когда осталось совсем немного, снова пили чай с бутербродами, с непривычки болела шея от постоянного оглядывания назад, на плуг, и плечи от рычагов.
Вдруг Андрюха замер на полуслове и ткнул пальцем куда-то вперёд и влево.
- Вон он!
- Кто? - спросил я, вглядываясь в направлении его пальца. Низкое осеннее солнце било по глазам.
- Кто-кто! Заяц! Подай-ка молоток.
Пока я шарил под ногами, он открыл дверь и осторожно спрыгнул вниз.
- Теперь смотри!

Я стал смотреть.
Действительно, в дюжине метров от трактора сидел заяц. И смотрел на Андрюху.
Андрюха перехватил поудобнее молоток и занес руку для броска. Заяц не двигался.
Попасть молотком в зайца с дюжины метров без соответствующего навыка занятие не простое. Шансы пятьдеся на пятьдесят примерно. Или попадешь, или нет. Поэтому Андрюха сделал осторожный шаг по направлению к зайцу, сокращая дистанцию. Что бы бить наверняка. Я ждал. Я ждал, что заяц вот-вот сорвется с места.
Однако заяц сидел. К трактору за день он привык. А Андрюха с молотком видимо не внушал ему серьёзных опасений. Плотный и неповоротливый Андрюха действительно мало напоминал лису или волка. Заяц очевидно просто не догадывался, какие кровожадные мысли шевелятся под кепкой этого интеллегентного и добродушного с виду поэта и хлебороба.

Держа молоток наготове Андрюха сделал ещё шаг, потом ещё. Заяц сидел. В конце концов дистанция между ними сократилась настолько, что бросать можно было с закрытыми глазами. Молотку было просто некуда деваться, кроме как ударить зайца точно промеж ушей. Заяц же сидел, прижав эти уши, и смотрел круглыми блестящими глазами на Андрюху.
Тот подошел вплотную и замахнулся. Заяц не двигался. Я слегка зажмурился в ожидании удара, ощущая во рту вкус свежего заячьего рагу.
- Ты что сидишь, сволочь? - возмущенно спросил Андрюха зайца и замахнулся ещё раз. - Я тебе что думаешь, Дед Мазай?!
Заяц смотрел виновато. Ну а что, мол. Ну, сижу. А что прикажете делать?
Тогда Андрюха неожиданно развернулся, опустил молоток, перенёс центр тяжести на одну ногу, примерился, и что есть дури пнул зайца точно по копчику.
А тому будто только этого и надо было. Ещё не успев приземлиться после пинка, он начал расправлять свои телескопические задние лапы.

Заяц стремглав летел по полю. Сзади него, матерясь и улюлюкая, одной рукой придерживая кепку, другой размахивая молотком, мчался Андрюха. Несмотря на самоотверженный бег расстояние между ними стремительно увеличивалось. Когда до зайца было уже метров тридцать Андрюха остановился, прицелился, и метнул молоток.
Бросок был хорош! Молоток, кувыркаясь и поблескивая на солнце описал пологую дугу, и вырвал комья земли буквально из того места, где вот только что был заяц.

- Нет, ты видел!? - радостно и возбужденно кричал Андрюха, отпыхиваясь и забираясь в кабину. - Я в него практически попал!!! Буквально пол-метра не хватило!
- Да какие пол-метра?! - возмутился я. - Я что, не видел?! Сантиметров десять от силы ты промахнулся! Чуть бы посильнее, и готово дело!
- Во! Видишь? А ты говоришь. Понял теперь, как надо на зайцев охотиться?
- А то!
- Ну ничего! Сегодня чуть-чуть не повезло, завтра точно будем с зайчатиной!

Допахивая остаток поля, мы подняли ещё двух или трёх косых. Но эти почему-то улепётывали раньше, чем мы успевали их заметить. Один выскочил буквально из-под гусеницы. Каждому зайцу Андрюха непременно высовывался из кабины и радостно улюлюкал вслед.

На обратном пути из гаража, когда солнце уже практически свалилось за крыши домов, нам встретился понуро бредущий Серёга.
- Ну что, Серёг? Как охота?
- Ааа! - досадно махнул рукой тот.
- Что, совсем по нолям?
Серёга молча открыл рюкзак и вытащил за ноги тушку.
- Один?
- Один. И тот случайно.
- Слушай! Продай, а? Ты ж с ним всё равно возиться не будешь?
Серёга на секунду задумался и махнул рукой.
- А, так забирай.
- Вот спасибо! С меня причитается. Ты только это... Манюне не говори, ладно?
- Ладно. - согласился Серёга. Было видно, что ему уже ни до чего.

- Манюня! - крикнул с порога Андрюха. - Принимай добычу!
Пока мы мылись, переодевались, Маша возилась на кухне с зайцем.
Потом вся семья уселась на кухне вокруг большого стола, посредине которого аппетитно дымилась кастрюля, и Андрюха стал рассказывать, как он ловко и метко метнул молоток с пятидесяти метров зайцу точно в лоб. Все восхищенно цокали языками, недоверчиво качали головами, но факт прямого попадания дымился по тарелкам, и не верить Андрюхе не было никаких оснований. Он рассказывал так вкусно и достоверно, что я и сам уже был готов поверить, когда стоявшая у плиты Маша развернулась и весело спросила.
- Молоток-то у вас какого калибра был?
- Что значит "какого калибра"? - поперхнулся Андрюха. - Обычный молоток!
- Я замучилась твой обычный молоток из твоего зайца выковыривать. - сказала Маша, подошла к столу, перегнулась через Андрюху, протянула руку и разжала ладонь.
По столу, весело и издевательски подпрыгивая, раскатилась пригоршня дроби.

За столом весело загомонили, заржали, заулюлюкали, и только Андрюха недовольно бухтел.
- Ну почему вы мне никогда не верите!? Да вы посмотрите, это же старая дробь! Может в него ещё прошлый год выстрелили!

Мы молча курили на крыльце, каждый думал про своё, и Андрюха вдруг сказал.
- Вот сволочь!
- Кто?
- Да Серёга же! Он что, не мог про дробь сказать?
- Ну... Он ведь не знал, что ты этого зайца молотком убил.
- Мало ли что не знал! Всё равно это подлость - напичкать дробью зайца, которого я убил молотком! Шиш ему теперь, а не магарыч!
- Правильно! - сказал я. - От людей с ружьями вообще одно зло и неприятности!
- Во! То ли дело - молоток! - сказал Андрюха.
И мы пошли допивать и допевать.

А дробь я собрал со стола, ссыпал себе в карман, и наделал потом из неё грузил. Они и до сих пор у меня где-то валяются.

Стоим со шкетом в супермаркете, в очереди в кассу.
Перед нами здоровый такой мужык, выкладывает среди прочего упаковки с мороженой мойвой.
Одну, две, три...

Я, показывая шкету на рыбу, негромко.

- Завтра в деревню пойдём, надо не забыть Ксюхе такой купить.

Шкет кивнул, а мужык услышал. Оборачивается, спрашивает.

- Кошке?

Мы такие, слегка засмущавшись.

- Ага!

Мужык, внезапно подмигнув, театральным шепотом на всю очередь.

- Мы тоже, когда покупаем, всё время говорим, - кошке. Потом нажарим, и сами всё сожрём!

Лишний шурупчик

Собирали со шкетом мебель, остались какие-то запчасти.
Долго искали, куда их можно вкрутить, не нашли и плюнули.
Про лишние шурупчики и прочие болтики вообще есть много всяких баек.
У нас в садике, когда на лето сборные группы формируют, была такая история.

Первый день, у воспитательницы дети из трёх групп. Есть свои, но в большинстве чужие. Вечером всех разобрали, один ребёнок остаётся. Сидит играет в песочнице. Воспитательница на веранде. Начинает волноваться.

- За тобой кто должен прийти?

- Папа!

Ну, папа так папа, сидят дальше.
Папы нет.
А всё, садик пустой уже, один охранник, и спросить не у кого. Пошла, взяла списки, где телефоны родителей, чтоб позвонить. Спрашивает.

- Тебя как зовут?

- Петя Смирнов!

Она все списки перешерстила. Нет такога ребёнка в списках, хоть ты тресни!
И что делать? Был бы понятный ребёнок, забрала б домой, и дело с концом. А тут?
А этот главное сидит, играет как ни в чем ни бывало.
Обычно, если ребёнка долго не забирают, у него истерика, а воспитатель его утешает. А тут всё наоборот. Ребёнку хоть бы что, а воспитателя уже колбасит не по детски.

- Ну и где твой папа!!!

- На работе.

- И когда он за тобой придёт?

- Он не придёт.

- ПОЧЕМУ???

- Он футбол смотрит. Он когда футбол смотрит, его лучше не трогать.

- Он что, на работе футбол смотрит?

- Ну да, на работе.

- Это что ж такая за работа, что там футбол смотрят?

- Он охранником работает.

- Где?

- В детском саду.

- В КАКОМ???

- Ну, тут... В этом саду. В вашем. Он сказал "Исчезни с глаз, и чтоб до конца футбола я тебя не видел!". Вот я и сижу. А вы почему не уходите? Эх! Вас наверное тоже до конца футбола из дому выгнали...

Четыре часа утра. Тихая московская улочка. Две подруги, слегка подшофе, возвращаются с презентации.
Внезапно откуда ни возьмись - лошадь.
Тоже идёт себе тихонько, никого не трогает.
Переглянулись. Одна из подруг, лошадница в душе и теле, говорит:
- Тпрррру!
Лошадь послушно встала.
Та её по крупу погладила, прижалась к морде, спрашивает проникновенно:
- И откуда ж ты, родная, одна так поздно?
В ответ, недружелюбно:
- С корпоратива!
Подруги вздрогнули.
Из ближайших кустов, на ходу застёгивая джинсы, выходит девка, бурча под нос.
- Что за город? Пописать не отойди, сразу "Ой, лошаааадкааа!"

Села в седло, и со словами
- Пить меньше надо! Не будут лошади мерещиться!
была такова.

У меня когда офис на Дзержинце был, я каждый день на работу и обратно ходил мимо супермаркета. Ну, такой, знаете, типа торговый центр, на первом этаже гастроном, на втором павильончики всякие. А под лестницей на второй этаж притулился малюсенький киоск, корма для животных. Ничем совершенно не примечательный, кроме одного. Там, возле окошка, стояла обувная коробка, на которой от руки было написано - "На обед Василию". Или "Васе на еду", по разному. Коробки потому что ветшали и менялись, менялась и надпись. Не менялся только сам хозяин коробки. Который сидел тут же, внизу.

Это был такой большой черный угрюмый кот. Целый день он сидел под своей коробкой. Но не просто сидел, нет. У Васи была забинтована передняя правая лапа, с когтей по локоть, и когда кто-то шел мимо на второй этаж, он эту лапу вытягивал перед собой, наклонял голову набок, и жалобно глядел в глаза прохожему. Вид его при этом менялся разительно! Как у опытного рецедивиста на суде. Из мрачного мерзавца он моментально превращался в такую жалкую пусичку.

Надо ли говорить, что при таких раскладах Васина выручка за день значительно превышала оборот самого киоска? Я однажды ради любопытства заглянул в коробку. Знаете, мелочи там не было. Васе подавали щедро.

Сперва, наблюдая за Васей, я решил, что это кот продавца киоска. Оказалось нет. Киоск закрывался, продавец шла своей дорогой, а Вася своей. Скорей всего это был просто дворовый блудный кот. Всё свободное от работы время, пока торговый центр был закрыт, он блондился по окрестностям. Однако каждый день, ровно в половине девятого утра, он садился у дверей магазина и ждал открытия. И повязка на его лапе сияла белизной.

Я наблюдал эту бестию практически каждый день в течение двух лет. Лапа конечно у него была абсолютно здоровая, и в свободное от сердобольных взглядов время он пользовался ею как все прочие сородичи. За исключением одной особенности. Где бы Вася ни находился, что бы ни делал, ковырялся ли в помойке, драл ли зазевавшуюся муську, но стоило ему заметить на себе человеческий взгляд, как он тут же бросал всё, садился, вытягивал перед собой забинтованную лапу, смотрел прохожему в глаза, и вид его становился жалким и няшечным.

Но! Если вы один раз прошли мимо и ничего не положили в коробку, вы становились для него пустым местом. При виде вас он уже не тянул лапу и не делал жалкий вид. Он вас просто не замечал. Он помнил всех. Я не встречал в жизни другого живого существа, умевшего так наглядно продемонстрировать, что вас не существует. Неприятное, знаете ли, ощущение. Когда вы вроде есть, а вас нет.

Ну вот. А потом помещения на втором этаже выкупил банк, и торговлю оттуда убрали. Киоск с едой для животных перекочевал на два квартала к центру. А Вася пропал. Не сразу пропал, нет. Ещё какое-то время он каждый день, с половины девятого, стабильно занимал своё место у двери. И ждал открытия. Но дверь не открывалась. Васю конечно подкармливали продавцы из гастронома. Но идти туда он категорически не желал.

Не желал он и перебираться на новое место. Продавщица из киоска жаловалась.
- Я его три раза забирала! И коробку ставила! Не сидит, зараза! Хоть привязывай!
Конечно ей было печально. Такой кусок дневной выручки ушел мимо кассы.

А потом Вася совсем пропал, и я про него забыл.
Пока где-то спустя наверное уже год не заехал случайно на заправку на Старой Ярославке.
На пустой заправке прямо под окошком кассы сидел большой черный угрюмый кот. С забинтованной лапой. Правой передней.

- Вааааася! - радостно сказал я. - Так вот ты где, каналья! На работу устроился?

Вася продемонстрировал полное отсутствие меня в окружающем его пространстве.

- Ааааа! Помнишь меня, сукин кот! - засмеялся я Васиному злопамятству, но нисколько не расстроился.

Получив в кассе сдачу, отделил пятидесятирублёвую купюру, сунул её Васе под нос, и со словами

- Вот! Смотри!

демонстративно положил в стоящую возле окошка кассы пластиковую коробку с солидной надписью - "ДЛЯ КОТА"

Вася и ухом не повёл.

- Ну и ладно! - сказал я, развернулся, и пошел своей дорогой.

- Мрряяяуу! - внезапно раздалось сзади.

Я удивленно обернулся.

Вася сидел, протягивая ко мне свою забинтованную лапу, и вид у него был такой жалкий и несчастный, что хоть плачь.

* * *
P.S.
После того, как я опубликовал эту историю в жэжэ, пришел вот такой комментарий.

"Здравствуйте! Я случайно прочла Ваш рассказ, и решила написать про Васю.
Знаете, я работала кассиром на АЗС, про который Вы пишете. Сейчас правда сижу в декрете.
Вася умер примерно год назад, мы все так переживали. Мы привыкли к нему, он жил у нас на АЗС, его все любили, и сотрудники, и водители, кто постоянно у нас заправляется.
А из тез денег, которые он "зарабатывал", мы не брали себе ни копеечки, что бы кто чего не подумал. Мы на них покупали кошачью еду, и отдавали женщине, которая кормит неподалеку бродячих кошек и собак. Мы не давали ей денег, а сами покупали корм. А "зарабатывал он немало. Так что Вася кормил не только себя, но и многих своих собратьев.
Земля ему пухом. Спасибо Вам за Ваш рассказ."

Такие дела.

И не сказать, что бабка Настасья была такой уж шибко набожной, нет.
Но иконы в красном углу стояли, сколько я себя помню.
Там же постоянно горела маленькая синяя лампадка. Я любил смотреть на неё в сумерках, перед сном.

А мать ни в какого бога не верила, а наоборот. В девках имела весёлый задорный характер, была передовой колхозницей, комсомолкой, ударницей, и бригадиром комсомольско-молодежной бригады.
Через это у них с бабкой организовался затяжной конфликт. Мать требовала убрать иконы с глаз долой. Бабка была категорически против. Мать проводила с ней агитационную работу. Стыдила, пугала партией, правительством, лично товарищем Сталиным, и даже один раз пыталась фальшиво и неудачно заплакать. Бабка за веру стояла твёрдо. Периодически то одна то другая пытались привлечь на свою сторону деда. Бесполезно. Дед как Швейцария, сохранял нейтралитет. Только посмеивался в усы. На самом деле ему было абсолютно пофиг. Ему вобще всё было пофиг, кроме лошадей, бани по субботам, да осколка в правом боку, который ныл к непогоде и мешал езить верхом.

И так бы эта бабья война и тянулась до бесконечности, если бы не одно роковое событие.
На очередном комсомольском отчетно-перевыборном собрании мать избрали секретарём комсомольской организации колхоза.
Тут ситуация совсем уж получалась некстати. Что б у комсомолки, бригадира, секретаря, в доме иконостас? Да это ж курам насмех!
И мать поставила вопрос ребром.
Дело дошло до скандала.
- Да мне из-за тебя людям в глаза глядеть стыдно! - кричала мать.
- А мне из-за тебя - нет. - спокойно парировала бабка.
И тогда мать в сердцах брякнула.
- Ах так?! Я твои иконы ночью возьму, и спалю к чертовой матери!
- Токо попробуй! - взвилась бабка, и погрозила дочери костылём.
- А вот посмотришь завтра! - крикнула та, и хлопнув дверью поскакала заниматься своей комсомольско-молодежной ерундой.

Дело было к вечеру. Бабка осталась дома одна. Дед торчал на конюшне, мог прийти заполночь, а то и совсем не прийти.
Бабка обиходила скотину, и стала собираться ко сну. На душе было неспокойно. Зная вздорный и упрямый характер дочери, она не сомневалась, что та и вправду может ночью сунуть иконы в печь. И бабка решила отстаивать свободу совести и вероисповедания до конца. Шансы у одноногого инвалида против шустрой молодой девки были никакие. Это бабка понимала. Тогда она открыла сундук и достала дедово ружьё. Там же нашла два снаряженных солью патрона. Погасила свет, и устроилась в углу на диванчике. Акурат напротив иконостаса.
Брехала где-то собака, вдалеке за околицей смеялись девки и играла гармонь, уютно мерцал огонёк лампады, бабка прикрыла глаза...
Очнулась она оттого, что свет лампады метался по комнате. Кто-то стоял на табуретке, снимая иконы. Одну, вторую...
Бабка перекрестилась на задницу, которая загораживала ей святые лики, подняла ружьё, сказала "Прости мя, Господи!", и не целясь, навскидку, шарахнула с двух стволов. Впрочем, расстояние было такое, что промахнуться она не могла.

- Уйёоооо!!! - нечеловеческим голосом заорал дед, бросил иконы, и схватился за задницу.
Бабка выронила ружьё и упала в обморок.

Вечером дед выпил с мужиками по маленькой, и совсем уж было собрался заночевать в конюшне, но желание закрепить результат стопочкой-другой перебороло лень. Он собрался и пошел домой. Заначку дед держал в самом на его взгляд надёжном и остроумном месте. За иконами. А что? С одной стороны - никто не полезет, с другой - всегда под рукой. Ну откуда ему было знать, что именно на сегодня его бабы назначат генеральное сражение в своей затяжной идеологической войне. Да ещё с применением огнестрельного оружия.

Дед сидел голой задницей в тазике с водой, тихонько подвывал, и периодически анестезировал себя внутрь оказавшейся весьма кстати заначкой. Сделав добрый глоток, он затягивал, стараясь перекричать боль.
- ...В тёооомную нооочь Ты любимая знаю не спиииишь И у детской кроватки... С ружжоооом!!! Ты меня поджидаиииишшш!
Он был уже изрядно пьян, дед. Речь его становилась несвязной. Он делал очередной глоток, смахивал набежавшую слезу, и затягивал снова.
- Я шол к тебе четыре го-о-ода, я три держа... Три! Три войны! Белые меня хотели убить.... Фашысты... Ты хоть знаешь скоко меня фашыстов хотело убить? Мильён!!! Мильён фашыстов меня хотело убить! Меня! И хуй! Хуя им! А родная жена бац - и... Да куда! Прямо в ёптвоюмать! Я завтра помру, что люди скажут? Напишут - тут покоится Грегорей! Красный командир! Орденоносец! Герой войны! Убитый своёй бабой из свово ружжа в свою жо....ооойййййййй какой позор!
- Да помолчи ты, герой-орденоносец! - махала на него тряпкой проходившая мимо бабка. - Ишь чево удумал?! Бутылку за иконы прятать! Вот Господь-то тебя и наказал!
- Он в двадцать девятом! Уййй!...В двадцать девятом он меня наказал! В двадцать девятом! Когда я тебя дуру в жены взял! Тёоооомнааая нооочь, тоолько пуули...

Больше на бабкины иконы никто не покушался.
А где-то наверное через год после её смерти мать потушила лампадку, достала иконы, и убрала их в сундук.
- Зачем она иконы убрала? - спросил я вечером у отца.
Вот тогда он и рассказал мне эту печальную историю.

Граффити

Полуденная электричка, две минуты назад отошедшая от станции Сергиев Посад, неспеша катилась к платформе Семхоз. В тамбуре совершенно пустого вагона курил интеллигентного вида мужчина в возрасте, в очках, в бородке и дорогом портфеле. Он задумчиво рассматривал проплывающий за окном пейзаж, когда краем глаза заметил, как с противоположного конца в вагон вошли, воровато оглядываясь, два подростка. Мужчина с портфелем, оставаясь незамеченным, стал с любопытством за ними наблюдать.

Мальчишки дошли примерно до середины вагона, ещё раз оглянулись по сторонам, потом один из них достал из кармана большой черный маркер, и стал быстро и размашисто рисовать на вагонном стекле какие-то непонятные мужчине знаки, похожие то ли на иероглифы, то ли на клинопись. Мужчина некоторое время наблюдал, потом аккуратно потушил сигарету, выбросил окурок в щель под дверью, и шагнул в вагон.

- А ну-ка!!! - крикнул он с порога. - Что вы там делаете, а?!

Мальчишки вздрогнули, засуетились, и выскочив в проход, бросились прочь из вагона.

- Вот я вам!!! - крикнул им вслед мужчина, и когда подростки скрылись, осуждающе покачал головой и прошел к окну, что бы поближе рассмотреть, что же они там пытались изобразить.

- Художники! - бурчал он себе под нос, рассматривая непонятные угловатые линии. - Концептуалисты блин!

Никакой впрочем злости или раздражения в его голосе не было. Так, обычное брюзжание. Недолго поразглядывав рисунки, мужчина поставил портфель на диван, достал из кармана свежий носовой платок, и стал протирать окно. "Хулиганы! - бурчал он, стирая не успевшую как следует подсохнуть краску. - И куда только родители смотрят?"

- Вот так! - удовлетворенно сказал он через минуту, когда от черных линий на стекле не осталось и следа.

Ценой этих усилий стал никуда уже теперь негодный платок.
Мужчина машинально оглянулся в поисках куда бы его пристроить, и неожиданно увидел в углу дивана большой черный маркер.
Тут же валялся и колпачок от него. Мужчина взял в руку то и другое, задумчиво повертел, несколько раз одел и снял колпачок, потом подошел к окну, и поставил на стекле точку.
Сделав шаг назад оценил. Точка получилась красивой и четкой.
Тогда мужчина оглянулся по сторонам, снова шагнул к окну, и в несколько ловких взмахов нарисовал во всё стекло слово "ХУЙ!"
Опять шагнул назад, посмотрел, недовольно поморщился, взял платок и быстро стёр написанное.
Снова взял маркер, и тщательно примерившись, вывел на стекле - !ЙУХ
Опять оценил. Удовлетворенно кивнув, тщательно заштриховал буквы, сделав их жирными и легко читаемыми.
Потом аккуратно убрал маркер с платком в портфель.

- Ну вот! А то граффити-хуйяффити! Совсем скоро русский язык забудут.

Достал айфон и несколько раз сфотографировал то, что в итоге получилось.
Тем временем электричка доползла до станции Семхоз. Хлопнули двери, состав несколько секунд постоял у пустой платформы, и тронулся дальше.
И тут мужчина увидел давешних мальчишек. Они стояли на платформе, и раскрыв от удивления рты разглядывали проплывающую мимо надпись. Губы их при этом беззвучно шевелились.
Мужчина погрозил мальчишкам сквозь стекло пальцем, показал язык, и ловко подхватив свой дорогой портфель, деловым размашистым шагом покинул вагон.

В Одессе дело было. Отдыхали у родственников.
Родственники жили на четвёртом этаже типовой пятиэтажки.
И вот в очередную прогулку по Привозу Ирка, хозяйка, присмотрела себе маеччку. Так эта маечка ей запала, что она три раза к ней возвращалась. Что-то там было неправильное на её взгляд с ценой. И она маялась. Наконец выторговала и таки купила. Счастлива была - незнамо как.
Пришли домой, она эту маечку сразу сполоснула, как водится, и на балкон.
На следующий день (а может в этот же, я не помню уже) пошла она на балкон вещи снимать. Что б одеть значит эту свою новую чики-пуки маечку, и куда-то там пойти постепенно погулять. Пошла значит, и тут с балкона такой крик "Ааааааа!!!!" Все подпрыгнули. Даже чайник. Выходит Ирка с балкона, держит эту маечку, прижимая к груди как сбитого машиной котёнка, а в майке - дырка от окурка.

Наверное, по настоящему понять состояние Ирки в тот момент смогут только девочки.
Как на месте Ирки поступило бы большинство? Ну, я не знаю. Расстроились бы. Возможно даже заплакали. Но это было не в Иркином темпераменте.
С криком "Ну я тебе, сволочь!..." Ирка хватает меня за руку (муж её был на службе), и тащит на площадку. Там мы поднимаемся на один пролёт, она ставит меня в угол ("Стой тут, на всякий случай!"), а сама поднимается выше и звонит в дверь той квартиры, что над ними.
Открывает огромный, три меня, парень с таким, знаете, слегка флегматичным лицом, какое часто бывает у очень больших и очень сильных людей. И эта Ирка, не говоря даже здрасьте, начинает метелить этого парня этой своей майкой по этому его флегматичному лицу. Приговаривая "Ты что, сволочь, сделал!?". И знай хуячит его этой майкой как шашкой, крест накрест. А парень стоит, и даже не загораживается. Только глазами так хлопает, и лицо его приобретает всё более недоумевающее выражение.

Потом рука у неё устала, и этот парень в промежутке между ударами её так осторожно спрашивает.
- Ир! Ты чево???
Она ему майку эту, с дыркой от окурка, в лицо тычет, приговаривает.
- Вот чево!!! Смотреть надо, куда бычки бросаешь, гад!
Потом майку комкает, и бросает через него туда, внутрь, в квартиру.
- На! Сам теперь носи! Сволочь!
И с этими словами разворачивается, и начинает спускаться. И по всему её виду прям сразу понятно, как ей очень-очень сильно полегчало.

И тут этот парень, который продолжает стоять в дверях, говорит.
- Ир!
- Ну что тебе ещё? - устало оборачивается та.
- Ир, я курить три месяца как бросил. Мы с тобой ещё спорили, помнишь... - говорит он.
Тут на лице у Ирки отражается такая гамма эмоций, такая работа мысли, она разворачивается, и говорит растерянно.
- Ой, Вааань...

И тут у этого Вани из подмышки высовывается такое лицо в бигудях, и я понимаю, что сейчас стану свидетелем безобразной женской драки. Но эта мармазетка из подмышки, Ванина жена, вдруг протягивает в сторону Ирки руку ладонью вперёд, и говорит таким неожиданно твёрдым басом.

- Ира! НЕ НАДО! Не извиняйся! Отхуячила и отхуячила. Мне лишний раз руки не марать.

* * *
А майку на следующий день они съездили и поменяли. Продавец посмотрел на Ванино флегматичное лицо, и обменял без звука.

Вот я расскажу про пиджак.
Я совсем сопляк ещё был, только школу закончил. Приехал в большой город, устроился на завод.
А тут у меня сестрица жила, двоюродная.
И как-то раз мы встречаемся, она говорит - я замуж выхожу скоро, а жених у меня не местный. Давай ты будешь у нас свидетелем?
А там с женихом такая история, чтоб вы понимали. Он как раз незадолго до свадьбы с зоны откинулся, второй срок отбывал. И у него все друзья, они на роль свидетеля как-то не особо. Во-первых взгляд. Во-вторых они при слове свидетель вздрагивают, замыкаются, и уходят в глухую несознанку. И наконец, у них же у всех вместо паспорта справка об освобождении.
Я говорю - конечно! Давай. Неудобно же сестре отказать, правильно?
А сам про себя думаю - блин! А что хоть там делать-то нужно, свидетелем?
А сестрица мне - не переживай. Делать тебе ничего будет не надо. У тебя такая свидетельница будет, она всё сделает, ты только сиди и улыбайся. И всё.
Не, ну так-то конечно. Если просто сидеть и улыбаться, то я согласен.

Ну, так и решили.
И осталась только одна проблема. Костюм. У меня не было костюма. Ну, то есть конечно дома он где-то был. Но не ехать же пол-страны за костюмом?
Зато у меня был отличный черный кожаный пиджак. Как раз тогда модно было. И я думаю - да фиг ли костюм? Надену пиджак кожаный, рубаху новую, галстук, штаны приличные, и буду кум королю. Так решил, так сделал. И вот идёт свадьба. Ну, что это была за свадьба, это надо отдельно рассказывать. Сейчас не об этом. Идёт свадьба значит, был арендован зал специальный, не кафе, а просто какое-то большое помещение. Жених, невеста, народу человек шестьдесят, и я такой, в черном кожаном пинджаке, с красной лентой. Красив неимоверно просто! Мне сестрица потом, посреди застолья, наклоняется, смеётся, и говорит:
- Слушай, ты в этом своём пиджаке, как чекист на свадьбе у буржуев. Сделай лицо попроще. А то вон Валеркины дружки на тебя косятся.

Ну ладно. Свадьба идёт, все пьют, гуляют, веселятся, я сижу, улыбаюсь. Как велели.
И тут значит наступает очередь подарков. Как заведено. Свидетельница встала, и объявила, что вот сейчас, кто если хочет, может поздравить молодых. И началась церемония вручения подарков. Сперва родители с одной стороны, потом с другой... Ну, вы в курсе короче. И вот дарят подарки, невеста с женихом стоят, и принимают. И передают мне. А я стою, и складирую их там аккуратно сзади.
А лучший подарок молодым, вы знаете, это конверт с деньгами. И каждый считай второй, а то и чаще, стоит с конвертом.
И конверты невеста тоже берёт, и передает мне. И я складываю их аккуратно в карман. Внутренний левый. Черного кожаного пиджака.

Ну вот, всё это, торжественная часть закончилась, и свадьба запела и заплясала, как водится, постепенно съезжая с рельсов. Тут и мне работы подвалило. То драку разнимать, то невесту у меня украли и я бегал с выкупом высунув язык, то гармониста из-под стола доставал два раза. И взопрел. Жарко. Пиджак снял, и повесил на спинку стула.

И у меня его спиздили!

Представляете? То есть вот всё хорошо, висел-висел пиджак, я сигареты из него брал периодически, а в один определённый момент хвать! А пиджака нету. Ещё была слабая надежда, что кто-то просто надел. Или пошутил. Но нет. Поискали, поспрашивали, нет. Никто ничего. И хрен бы с ним с пиджаком. Но ведь все до единого конверты в левом внутреннем, с подарочными деньгами, а это сумма немаленькая... Понимаете, да? Ведь все видели, как я эти конверты в карман трамбовал. То есть при желании позариться мог кто угодно. Ойёйёй. Ситуация, сами понимаете, неприятная. Я даже рассказывать не буду, какие последствия для атмосферы праздника имела эта пропажа. Короче, пиджак так и не нашли. Ну, тут слава богу и день закончился. Я молодых отправил, гостей проводил, мы со свидетельницей ещё раз на всякий случай все закутки осмотрели, и уехали к ней.

Ну, второй день как обычно, игры/забавы, но дымка вчерашнего происшествия всё равно незримо висит над свадебным столом. И вот после второй или третьей где-то, смотрю, заходит в зал мужик, плотный такой, и слегка застенчиво по стеночке пробирается в мою сторону. И отзывает меня на улицу. И там в машине такси протягивает мне мой пиджак. У меня сердце прям бульк - и упало там в район... Ну, не важно. И я такой - как? Чего? Он говорит - ну вот вчера девчонку подвозил отсюда до дому. Пьяненькая. А что она садилась в пиджаке, а вышла без, я и внимания не обратил. Потом уж только.
Выяснилось. Сестрица жениха пошла на улицу курить, и пиджак накинула. На улице, слово за слово, поцапалась с мужем, тормознула такси, и укатила домой. В пиджаке. И забыла про него.
А я сразу по карманам-то шасть. И мужик так засмущался слегка, говорит.
- Там это... в кармане... ну... ночью сигареты у меня кончились. А курить охота! Я думаю - а вдруг? Неудобно конечно, по карманам... Короче, я сигареты там взял.
И тут я достаю из внутреннего кармана пачку пухлых конвертов, открываю первый попавшийся, достаю червонец, и подаю мужику.
Видели бы вы его глаза.

И вот выхожу я из машины, надеваю пиджак, и вхожу в зал. Встаю по центру, и стою так как бы между прочим. И жду, когда на меня обратят внимание. И улыбаюсь.
Сперва народ так постепенно затих. А потом...
Знаете, таких аплодисментов, такой радости в глазах присутствующих я своим появлением наверное никогда больше в жизни и не вызывал.

В пятницу на родительском собрании обсужали ряд важных вопросов. Текущих, и некоторых уже слегка загустевших. Как то - новый год, мобильники, учебная программа, и, среди прочего, питание.

- Очень плохо дети едят! - говорит Галина Ивановна. - Из всех детей нормально едят восемь-десять. Остальные так... Заставлять мы не можем, только наблюдаем. Ну, просим. Что б хоть что-то ребёнку в желудок попало. Котлету поковыряет, две ложки супа, и то уже хорошо. Но вот Рома. Рома он просто никогда ничего не ест. Принципиально. Только компот выпьет, и всё. Как быть, я не знаю. Может ему из дому брать? Он дома хотя бы что нибудь ест?
- Ест! - почему-то потупившись сказала Ромина мама.
- Что?! - необдуманно спросила Галина Ивановна.
- Хлеб! - покраснев, сказала мама глубоко в парту.
Класс оживился, и облегченно выдохнул. Сразу стало понятно, что это не только ромина проблема.
Солидный мужчина со второй парты развернулся и заинтересованно спросил.
- Черный или белый?
- Черный! - ещё сильнее покраснев, сказала ромина мама и обреченно добавила. - С солью!
Солидный мужчина удовлетворенно кивнул и что-то отметил у себя в планшетнике.
Повисла неловкая пауза.
Галина Ивановна уже открыла было рот, что бы перейти к следующей теме, когда мужчина снова развернулся.
- Эээ.. простите! Горбушку или мякиш?

Там же, на собрании, говорили про новый год. Обсуждали разные варианты. Устроить просто чаепитие, или придумать что-то более интересное. Кто-то вспомнил, как несколько лет назад они с родителями устроили детям новогодний квест. Идея простая. Дед Мороз с мешком подарков по дороге к детям заблудился. И нужно его под руководством Снегурочки найти. Для чего в разных, совершенно неожиданных местах, оставлены конверты с заданиями, выполняя которые дети постепенно приближаются к разгадке...

И вот толпа оголтелых первоклашек, возбужденно галдя, носится по окрестностям, от задания к заданию. На кону мешок подарков! Родители за ними уже не поспевают, Снегурочка отстала тоже, вечер, частный сектор, пустые улицы... И тут навстречу этому сумасшедшему пчелиному рою попадается неучтенный сценарием милиционер.

Коллективный детский разум могуч.
Шпана с криком "Дяденька милиционер!! Дяденька милиционер!" окружает сотрудника силовых ведомств.
- Дяденька милиционер, вы тут Деда Мороза, с мешком подарков, не видели?!
Обрадованный, что карательный подростковый отряд сегодня вышел не по его душу, милиционер утирает холодный пот и показывает назад.
- Видел! Вот там, за углом. Только что!
Толпа с криком "Урррра!!!" несется за угол.
Никакого Деда Мороза за углом конечно нет.
Зато в кустах неожиданно обнаруживается огромный красный мешок, полный подарков.
Задание выполнено!

И вот стоят родители, а навстречу им по улице, с криком и улюлюканьем, мчится толпа, волоча за собой огромный мешок. А следом несётся мужик, с бородой, в халате нараспашку, и надрывно орёт.
- Стой!!! Стооой кому говорю! Я не ваш Дедушка Мороз!!!

Снегурочки лёгкого поведения.

Как-то лет может пятнадцать назад отмечали новый год в подмосковье, у родственников. Ну, посидели тихо, по семейному, и под утро стали собираться домой, на первый автобус. Народ уже отгулял, на улицах было тихо, пустынно, и морозно. Вскоре к остановке неслышно подкатил рейсовый икарус, мы вошли внутрь, и оторопели. Весь автобус изнутри был набит Снегурочками. Десятка два, а может три девиц, в одинаковых костюмах и шапочках, сидели тут и там по всему салону. Кто дремал, кто смотрел в морозное окно, кто негромко разговаривал или кто тянул шампанское из пластиковых стаканчиков. Снегурочки больше напоминало вахтовиков, возвращающихся домой после трудной смены, чем пассажиров рейсового автобуса. Закралась даже мысль, а туда ли мы вообще сели. Однако вскоре по обрывкам фраз загадка снегурочек прояснилась. Девицы легкого поведения возвращались с какого-то новогоднего мероприятия. Мы устроились в уголке, салон погрузился в привычную дрёму, и автобус неспеша покатил дальше.

Пока где-то посреди безлюдного шоссе не остановился подобрать очередного случайного пассажира.
Двери открылись, с улицы пахнуло холодом, позёмкой, и в салон, кряхтя и поскрипывая, ввалился... Дед Мороз! Настоящий! Невысокого роста колоритный старик в красном кафтане, с посохом и мешком за спиной. И даже борода у него была не из ваты, а своя, натуральная. Дед топнул валенками, стряхивая снег, потом окинул взглядом салон, и тоже оторопел. "Вот ё-маё!" - крякнул он, увидев снегурочек. Потом поправил тыльной стороной варежки шапку, кашлянул, и сказал уже громко, с какими-то странными, развязными интонациями.
- Ну здравствуйте, внученьки! С новым годом! Это я, ваш дедушко!
Девицы очнулись и тоже во все глаза таращились на деда. Пока кто-то из них не сказал удивлённо в ответ.
- Ну здравствуй, жопа - новый год! И где же, тебя, дедушка, трох-тибидох, черти носили?
- Ох, доченьки! - вздохнул дед, устраиваясь на сиденье. - Даже и не спрашивайте!
Девицы с любопытством стали подтягиваться поближе к старику и рассаживаться вокруг. А тот снял рукавицы, распахнул на груди полушубок, и начал рассказ. Из его сбивчивого повествования стало ясно примерно следущее.

Девиц пригласили отработать новогоднюю ночь в каком-то загородном то ли пансионате, то ли санатории. По сценарию они должны были приехать туда за два часа до нового года. А перед самым выездом неожиданно позвонил заказчик.
- Девченки, у нас беда.
- Что случилось?
- Дед Мороз у нас... короче, вышел из строя. Может вы с собой захватите какого нибудь?
- Да где ж мы вам его возьмём? - удивились девочки.
- Ну вдруг! Выручайте! У вас там всё ж таки Москва. А деньги хорошие...
- Ну, мы конечно попробуем, но вы ж понимаете... - ответили девочки, и про странную просьбу забыли. Потому что ну действительно, ну где накануне нового года найти дурака, который поедет неизвестно куда, даже и за обещанные очень хорошие деньги. Девочки доехали на метро до конечной, и вышли на площадь. Сновал туда-сюда праздничный люд, суетились торговцы, неподалёку от входа сверкала огнями ёлка, а вокруг неё весёлые и беспечные граждане шумною толпой водили хоровод. А под ёлкой сидел Дед Мороз. Настоящий! Он наяривал на баяне "в лесу родилась ёлочка", периодически прихлёбывая из бутылки и занюхивая очередной глоток еловой веткой. Возле ног у него лежал раскрытый футляр, в котором блестела мелочь и купюры разного достоинства. Девицы переглянулись, раздвинули толпу, и окружили деда. А через пятнадцать минут он уже сидел в обнимку с баяном в битком набитом загородном автобусе.

В тепле и давке деда сморило, он задремал. А когда очнулся забыл, куда и зачем едет. Он поглядел в окно, выругался, протолкнулся к выходу, и на ближайшей остановке выпал наружу. И только когда автобус мигнул огнями за поворотом, всё вспомнил. Но было поздно. Немного постояв он махнул рукой, и зашагал в направлении ближайшего жилища.

- Ой, ну вас там хоть приютили? - спрашивали сердобольные девицы.
- Приютили?! Меня?! - возмутился дед. - Да я едва вырвался!! Оставайся, и всё! Ни за што говорят не отпустим! Да у меня виш, собака дома одна. А так конешно! И накормили, и напоили, и денег дали, и с собой...
Тут дед потянул мешок, в котором звякнуло, и вытащил на свет божий бутылку.
- Ну что, товарищи? - окинул дед взглядом салон. - Отметим новый год? Раз уж так нелепо вышло.
Все засмеялись и оживились. В автобусе повеселело, пошли по рукам пластиковые стаканчики, запахло мандаринами. И вскоре уже все, кто был в автобусе, толпились вокруг деда, чокались, смеялись, и желали друг другу счастья в новом году.

Автобус неспеша выруливал на конечную у метро. Город вымер и обезлюдел. От вчерашней суеты не осталось и следа. Только сиротливо мигала огнями ёлка, и позёмка таскала по асфальту обрывки мишуры. Да возле входа в метро зябко поёживаясь курили два дежурных милиционера, охранник с рынка, да ещё пара граждан непонятного происхождения.
- Фьюииить! - присвистнули стражи порядка, наблюдая как из автобуса вываливаются со смехом весёлые снегурочки.
- Ну что пригорюнились? - крикнул Дед Мороз милиционерам. - Или у вас не новый год?
До открытия метро оставалось полчаса. Дед поставил футляр под ёлку, и развернул меха.

Уетый салатом оливье и упитый шампанским под самое горлышко, город сладко спал. И только у метро два десятка снегурочек лёгкого поведения кружились в хороводе, напевая нестройными охрипшими голосами "Маленькой ёлочке холодно зимой"
"Из лесу ёлочку взяли мы домой!" - подпевали им, притопывая и сжимая в красных озябших руках пластиковые стаканчики, два дежурных мента, да пара случайных прохожих.

А сверху, из кабины, облокотившись на руль, за всем этим с улыбкой наблюдал водитель странного новогоднего автобуса.

Гена

Я встретил его случайно в тверской электричке, по дороге на дачу.
Всю дорогу, все три часа, он сидел в углу вагона под лавкой, периодически поглядывая в мою сторону. А я поглядывал на него. Когда на конечной вагон опустел, он так и остался сидеть там в углу. Я не спешил, до электрички на Бологое оставался ещё час с лишним.

- Ты чьё? - просто так спросил я, присев напротив.

Он втянул голову в плечи, вытаращил глаза, и неожиданно сделал лужу.

- Ах ты... Что, потерпеть не мог?

Я протянул руку, взял его за шкирку, и вытащил из-под лавки. От молчал, только громко хлопал глазами с длинными белёсыми ресницами.

- Конечная, братан. Приехали.

Однако стоило разжать пальцы, как его будто на резиночке затянуло обратно под лавку. Только нос и два глаза с любопытством торчали наружу.

- Ну, хорошо.

Я открыл рюкзачок и достал пакет. В пакетике лежали две сосиски и два куска булки. Это был мой обед. Я как раз планировал найти где-нибудь укромный уголок и подкрепиться. При виде пакетика он снова громко хлопнул глазами и сглотнул.

- Смотри. Тебе половина, и мне половина, - сказал я и положил перед ним одну сосиску и кусок хлеба.

Сосиска исчезла сразу. Пока он дожёвывал булку, я убрал свою долю назад в рюкзак и поднялся.

- Ну, пока, братан. А то в депо уедем, - сказал я и направился к выходу.

Он сидел уже там, на перроне. Ждал напротив двери, слизывая хлебные крошки с усов и громко хлопая длинными ресницами.

- Делов не знаю, - бросил я на ходу и равнодушно прошел мимо.

Он бежал рядом, не отрывая взгляда от рюкзака. Так мы дошли до крайней лавки.

- Тьфу на тебя, сволочь, - сказал я, снова достал пакет и вывалил перед ним остатки. Пакет скомкал, показал ему, и демонстративно затолкал в мусорку.

- Это всё. Понял?

Потом посмотрел на часы и отправился в город на поиски еды. Жрать хотелось как из пистолета, а ехать ещё было ого-го. Да и в конце меня не ждал накрытый стол. Уже в переходе я почувствовал какое-то неудобство при ходьбе. Знаете, когда жвачка прилипнет к ботинку. Вроде и не мешает, и в то же время испытываешь постоянный дискомфорт. Я глянул вниз. Он бежал рядом, прилипнув к левой кроссовке. Даже неуклюжий бег свой он старался соразмерить с движением ноги, перемещаясь из-за этого какими-то сумасшедшими рывками. Наверное у встречных создавалось впечатление, что щенок норовит вцепиться мне в ногу. Это его подобострастное неравнодушие к моей кроссовке вызывало просто таки непреодолимое желание остановиться, и отвесить ему хорошего пинка. Только постоянное присутствие постороних сдерживало от этого привлекательного мероприятия. Стараясь не обращать на него внимания, я вышел в город и направился к летнему кафе.

Еда в кафе была омерзительна как по форме, так и по содержанию. Такая еда имеет одно неоспоримое преимущество - ею очень быстро наедаешься. Всё время пока я ел он сидел где-то под столом, не подавая признаков жизни. А я внимательно изучал окрестности, прорабатывая пути отхода. Расположенный неподалеку пристанционный рынок был идеальным местом для того, чтобы сбить любого хвоста. Кой-как перекусив, я собрал остатки еды на пластиковую тарелку, прихватил ещё объедки с соседнего столика, отошел за угол, и поставил тарелку под дерево на траву. Мне нужно было выиграть время. Всего минутку. Чтобы эта тварь отлепилась от моего ботинка. И пока он с громким чавканьем и хрустом, хлопая ушами по траве, засасывал в себя содержимое тарелки, я скрылся среди палаток.

Мой план удался. Ура-ура! Незамеченным пройдя сквозь торговые ряды, я купил по дороге кой-какой еды, вышел с другой стороны, и чтобы хоть как-то убить время направился к ближайшему магазину. Я стоял у прилавка, рассматривая что-то в витрине, когда над ухом раздался отвратительный скрипучий голос.

- Молодой чеаэк! У нас с собаками нельзя!!!

Я посмотрел вниз. Он сидел, задрав голову, и из одной ноздри у него стекала сопля, а из другой торчала недоеденная макаронина.

- Это не моя, - сказал я, брезгливо отстранившись.

- А чья?

- Откуда я знаю?

В этот моммент он громко чихнул. Макаронина покинула нос и со свистом улетела куда-то за прилавок.

- Вот видите, - сказал я. - Правду не моя.

- А ну-ка, пошла вон! - зашипела тётка через прилавок и топнула ногой.

Он подпрыгнул, вытаращил глаза, спрятался за мою ногу, присел, и обоссался.

- Ах ты!... - страшным голосом закричала тётка, и рванула в зал. К ней на помощь уже бежали с разных концов магазина ещё две таких же колобушки. Аккуратно переступив через лужу, я как ни в чем ни бывало направился к выходу, с удовольствием прислушиваясь, как сзади три толстых тётки с матом гоняются по магазину, гремя и роняя торговое оборудование и товары народного потребления.

Он догнал меня уже у станции. Его и без того придурковатый экстерьер от гонок с тётками и следов мокрой швабры приобрёл какой-то совсем уж залихвацкий вид. Меня разобрал смех.

- Ну ты и придурок! - ржал я. - Таких придурков ещё поискать. Свалился на мою голову.

Мы прошли подземным переходом в обратном направлении и спустились на низкую платформу. Электричка на Бологое уже стояла под парами. Я запрыгнул в тамбур и оглянулся. Он попытался проделать то же самое, уцепился кривыми лапами за нижнюю ступеньку, попытался подтянуться, сорвался, перевернулся в воздухе, и упал на спину. Полежал, удивлённо тараща глаза, попробовал проделать то же самое ещё раз, снова треснулся, и жалобно заскулил.

- Вот так вот, дружище! Пака-пакааа! - сказал я злорадно, показал ему язык и, поправив на плече рюкзачок, прошел в вагон.

- Осторожно, двери закрываются! Следующая станция Пролетарская! - сказал машинист минут через пять.

Я облегченно вздохнул. Наконец можно было расслабиться и насладиться одиночеством битком набитого вагона. И вдруг, буквально за секунду до того, как лязгнули двери, из тамбура раздался отвратительный писклявый девичий голос.

- Ути мой масенький! - с омерзительным присюсюкиваньем сказал он. - Не мозес забратца?! Давай я тебе помогу! Ты мой халосый! Забыли тебя, да?

"Твою мать!" - сказал я про себя. И тут другой голос, пропитой и хриплый, прокашлял.

- Забыли, как же! Специально бросили! Сволочи! Убивать надо таких! Заведут собаку, и бросят! Хоть бы один мне блять попался, я б ему!...

Народ в вагоне стал с интересом прислушиваться к происходящему в тамбуре. Я незаметно втянул голову в плечи. По проходу шла стайка девчонок-студенток, а меж их ног радостно семенил, подметая ушами пол, сами понимаете кто. Когда стайка с шумом прошелестела мимо, я уже решил, что пронесло. Но пробежав по проходу пару метров он вдруг встал как вкопанный, повертел башкой, и сдал назад. Безошибочно найдя мой левый кроссовок, облегченно вздохнул, и забрался под лавку. Точно под меня. Народ в вагоне стал недружелюбно коситься в нашу сторону. Чтобы как-то продемонстрировать окружающим, что я не имею к этому ровным счетом никакого отношения, я подобрал ногу, топнул, и громко сказал "Кыш!" Стараясь при этом изобразить на лице вид гордый и непричастный.

- Дядя, дядя! - сказала вдруг маленькая девочка напротив, и ткнула пальцем мне между ног. - Ваша собачка описалась!

Я опустил глаза и увидел, как из-под кросовок бежит тонкий ручеёк.
Пару секунд тупо понаблюдав за навигацией, я молча встал, взял рюкзак, и пошел в другой вагон.

Через пару шагов по левой кроссовке радостно захлопали чьи-то ушы. Даже не оборачиваясь я знал, что за нами по проходу тянутся мокрые следы. Два с симпатичным рисунком - от моих кроссовок, и четыре от его отвратительных кривых лап.

* * *
Мы назвали его Гена. Фиг знает почему. Надо же было его как-то назвать.
Знаете, ни до ни после я не встречал настолько сцыкливой собаки. Я даже не представлял, что такие существуют. Он пугался всего. Любого стука, крика, шороха. Хлопнет дверь, гавкнет пёс, засигналит машина, сорвётся с крыши ворона, - Гена тут же спрячется за ногу и обоссытся. Исключительно по этой причине от избы он был отлучен. Так и болтался целый день по участку. Единственным его хобби было общение с соседкой. Это не передать. Это надо было видеть.

Сзади к нам примыкал участок ужасно сварливой и скандальной бабули. Повода поскандалить мы ей не давали, и оттого она ещё больше злилась, пребывала всё время в мрачном расположении духа, и круглый день ковыряясь на своём огороде постоянно что-то злобно бубнила себе под нос. И вот они с Геной друг друга нашли. С утра, едва завидев в огороде соседку, Гена бежал к меже, и начинал через межу на неё лаять. Бабуля была единственным объектом, на который Гена лаял вообще. Соседка тут же начинала лаять на Гену в ответ. Она обзывала его всякими нехорошими словами, и скликала на его голову все кары, какие могла придумать. Так они целый день, с перерывом на обед, лаялись. Иногда соседка, копаясь в грядках, находила там какой-нибудь камень, или старую картошку, и запускала в сторону Гены. Попасть ей ни разу не удалось, да она наверное и не пыталась. Но каждый раз при обстреле Гена с визгом мчался в поисках ближайшей ноги, прятался за неё, и обоссывался. Если ноги поблизости не оказывалось, он с тихим визгом обоссывался там же, на месте. Соседке это весьма нравилось.

Прожил он у нас на даче месяца два, или три. И исчез так же негаданно, как и появился.
Пару раз в неделю мы ездили в город на рынок за продуктами. Для этого нужно было дойти до станции, и там сесть либо на электричку, либо на рейсовый автобус. Кто бы ни отправлялся в эту командировку, Гена неизменно сопровождал. Но только до станции. И там ждал возвращения. В один прекрасный момент мы вернулись с рынка, и Гену на месте не застали. Странно. Может быть вернулся на дачу? Такого с ним никогда раньше не случалось, но вдруг? Нет, на даче его не было. Ну, где-то бегает. Собачье дело такое. Набегается, придёт.

Он не пришел. То есть мы его больше не видели. Ещё какое-то время по дороге на рынок я шарил глазами по местности, но скорее по привычке. Сказать, что мы не расстроились - ничего не сказать. Это был настолько бессмысленный и никчемный пёс, что кроме стыда за него он не вызывал никаких эмоций. И исчезновение его мы восприняли скорей с облегчением, а я так и вовсе с некоей долей тихого злорадства. Как после отъезда изрядно надоевшего родственника.
- Я думаю, - сказала жена, - что он нагостился. Погостил-погостил, и отправился дальше. Я думаю почему-то, что он сел на электричку и уехал. Вот так же привязался за кем-то, и укатил.
Вполне возможно, кстати. Думаю, так и было.
В общем, ни радости от его появления, ни печали по поводу исчезновения этого несуразного явления животного мира никто не испытал.

Только день на третий наверное, или где-то так, я собирался на рыбалку, когда меня неожиданно окликнула сварливая старуха. Я удивился. Она принципиально с нами не разговаривала, не здоровалась, и на приветствия не отвечала. А тут на тебе. Я подошел к меже и поздоровался.
- А вот это... Собачка тут у вас была. Я её што-то не вижу... - спросила старая ведьма.
- Пропала собачка, - ответил я. - Убежал куда-то.
- Убежал... - эхом повторила она. - Ай-ай... Жаль... А я ёй тут косточек приготовила.
Пожала плечами и печально поплелась на свой огород.

Довольно жуткая история из моего голожопого детства.

Вы не доводилось бывать ночью на кладбище?
Кладбище ночью и кладбище днём это я вам доложу совсем разные вещи.
Поход на кладбище ночью, в одиночку, среди деревенских пацанов был своего рода экзаменом мужества. Кто-то вызывался сам, редко. Чаще кого-нибудь ловили на "слабо". Происходило обычно всё спонтанно. В каком-нибудь мальчишеском споре кто-то говорил:
- Да ты даже на кладбище ночью забоишься! Да тебе слабо!
- Мне слабо?!!! - возмущался тот. - Да запросто!
И тут начиналось самое интересное.
Бралась какая-то приметная, но не имеющая практической ценности вещь. Кусок крашеной доски, допустим. И ватага пацанов шла на кладбище. Днём, конечно. И там, в каком-то условленном месте этот предмет оставляли. С тем, чтобы ночью тот, чья смелость требовала подтверждения, пошел и эту вещь принёс.
Одно из двух городских кладбищ находилось в лесу в километре от деревни. Мимо шло шоссе, и напротив кладбища была остановка. Вот на этой остановке вечером и собирались. Собирались, ждали пока совсем стемнеет, и рассказывали страшилки, чтоб ещё сильнее взбодрить испытуемого. Потом ему вручался в руки фонарик, и он отправлялся навстречу приключениям.
Или не отправлялся. Бледнел лицом и говорил - Не, пацаны, я не пойду. В другой раз.
Или доходил до опушки и поворачивал обратно. Тоже бывало не редко.
Это не считалось позорным, за это не дразнили и не наказывали. Потому что в ответ всегда можно было получить - Смелый? Вперёд! А даже те, кто там однажды уже побывал, второй раз не рвались. Знали, что это такое. Вообще, довольно жестокая штука, если представить.

Был у нас в деревне парнишка, Вова. Вова был не деревенский. Просто каждый год на лето его привозили к бабке. Так что он был хоть и городской, с одной стороны, но с другой всё-таки свой. И вот однажды Вова попался "на слабо". Слово за слово, и его развели на кладбище. Вова похорохорился, но деваться было уже некуда. Взяли приметную тряпку, пошли на кладбище. Дело было как раз после родительской субботы. Могилы были щедро и привлекательно усыпаны конфетами и печеньем. Но брать с могил считалось западло. Далеко заходить не стали, ряда через четыре могил привязали тряпку к приметной берёзке. Вечером собрались на остановке. Дождались, когда совсем стемнеет.
- Ну что, Вова, не передумал?
Вова, рыхлый, довольно неуклюжий мальчик, был бледен с лица, но отрицательно помотал головой.
- Ну, тогда с богом!
Вове дали в одну руку фонарик, в другую кто-то сунул нательный крестик.
- Ты главное по сторонам не смотри! И когда обратно будешь идти если, не вздумай оглянуться!
Вова пересёк шоссе и шагнул в лес. Свет фонарика ещё какое-то время метался сквозь кусты, а потом исчез. Мы ждали, вяло переговариваясь. Каждый представлял себя на месте Вовы. Бодрости это не прибавляло.
Прошло десять минут. Пятнадцать. Полчаса. Вовы не было. Когда прошло два раза по столько, чтоб не спеша дойти до места и вернуться обратно, мы стали кричать. "Вооооваааа!!!" Ветер шумел в кронах деревьев, и только опушка отбивала слабое эхо. Вот тогда мы испугались уже по-настоящему. Сперва была мысль пойти всей ватагой на поиски. Однако мы от неё быстро отказались. Кладбище не проспект, по нему не пойдёшь толпой. Немного поспорив, послали двоих гонцов в деревню, за кем-то из взрослых. Все конечно понимали, чем это чревато, и жопы чесались заранее. Но сейчас об этом мало кто думал. У каждого в голове металась одна и та же мысль - ЧТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ С ВОВОЙ НА КЛАДБИЩЕ?!

Вскоре из деревни, угрюмо матерясь, пришли трое с фонарями. Братья Голубевы, взрослые парни. И все, они впереди, мы сзади, пошли на кладбище. Дойдя до первого ряда оград замерли, прислушиваясь. Потом братья погасили фонари, чтоб присмотреться. И как только фонари погасли, все сразу увидели далеко впереди тусклый свет карманного фонарика. Свет не двигался. "Вашу мать!" - сказали сквозь зубы братья Голубевы, и мы стали пробираться между могилами. Кричать на кладбище ночью почему-то никто не решился.
Страшнее всего было идти последнему. И последний всегда старался выбраться вперед. Так что мы постепенно менялись местами.
Вскоре свет фонарика стал виден отчетливо. Потом стало ясно, что фонарик просто лежит на земле. Потом стало понятно, что он лежит не на земле, а на могиле. Воображение рисовало всякие неприятные картины. Присутствие братьев Голубевых слегка успокаивало.
А потом мы увидели Вову.
Вова сидел на могиле рядом с фонариком.
Мы подошли к могильной ограде, и три фонаря упёрлись в Вову.
Вова сидел на могиле.
Вова сидел на могиле, был синий, и смотрел на нас круглыми пустыми глазами.
Он сидел на могиле, синий, смотрел на нас круглыми пустыми глазами, и ЖРАЛ, СУКА КОНФЕТЫ!
За обе щёки. Вокруг него, на могиле и возле, валялся огромный ворох фантиков.

Поняв, что пришли за ним, синий Вова встал, прожевал конфеты, отряхнулся, и сказал тихим испуганным голосом:
- Из-звините. Я з-за-аблудился.

Заикался он ещё с месяц. А пиздюлей по итогу получили конечно все.

Бизнес по нашему (сегодня рассказали, из первых рук)

Знакомая торгует шубами, держит несколько павильнов в торговом центре.

А неподалёку от этого торгового центра, на рынке, сидит её злостный конкурент, Саша. Она считает, что он демпингует и уводит у неё клиентов. И если бы разрешили короткоствол, она бы лично пошла его и завалила, гада, козла вонючего. Саша этот её тоже взаимно любит, называет ведьмой, и мечтает, что б однажды ночью все её павильоны вспыхнули синим пламенем и сгорели к ебене матери. Вместе с песцами, норками, и молью. Потому что раньше Саша сидел в том же торговом центре, но "эта сучка крашеная", путём сепаратных переговоров с администрацией центра его оттуда выжила, и он вынужден был уйти на рынок.

Ну, вот такие простые, но от этого не менее высокие, отношения.



Сезон кончается, шубы надо срочно распродавать, и в минувшие выходные эта знакомая решила устроить оригинальную рекламную акцию. Знакомую эту, кстати, зовут Татьяна. И павильоны у неё, догадайтесь с трёх раз, правильно, тоже называются "Татьяна". И ещё у неё есть дочь, симпатичная длинноногая девка, то ли старшеклассница, то ли уже первокурсница, как то так. И вот в прошлую субботу берёт она свою дочь, ещё с десяток наиболее презентабельных её подружек, и наряжает их всех в самые что ни на есть пиздатые шубы из своего ассортимента. С целью, что бы они ходили дефиле в шубах нараспашку, сверкая голыми икрами, привлекая тем самым покупателей. Ясен пень, дефилировать девки должны неподалёку от входа на рынок, отбивая клиентов у вонючега козла. По ходу дефиле девки должны были раздавать визитки, и ещё у каждой в руках была такая наспех сделанная табличка с надписью "Татьяна. Дешевле только даром!" и номером мобильного телефона салона.



Успех акции был ошеломляющий!

Но немножко не такой как ожидалось.

Через час после начала акции к рынку подъехала милицейская газель, и на глазах честного народа всех этих девок, вместе с шубами, похватали, упаковали, загрузили, и увезли в сторону райотдела. Свинтили короче, как нынче принято говорить на жаргоне участников протестных акций.



Узнав об этом, хозяйка ноги в руки, кинулась своих домотканых моделек вызволять. А вызволив, на творческом подъёме, даже чаю не попив, метнулась на рынок, и вдрызг расцарапала морду своему ненавистному, ничего не подозревающему конкуренту. Будучи уверенной, что это именно он стуканул ментам на её мохнатую рекламную акцию. ("Не, ну а кто ещё, слушай?!!")



Вовремя подоспевшая охрана рынка не дала довести дело до смертоубийства, и по ходу сообщила, что это именно она, охрана, позвонила ментам по поводу девок. Потому что гуляющие в шубах нараспашку голоногие школьницы были и охраной, и ментами однозначно идентифицированы как команда малолетних неопытных шлюх, вышедшая на субботник.



Сама хозяйка, несмотря на провалившуюся рекламную кампанию, вовсе не выглядела расстроенной, а скорее даже наоборот. Секрет раскрылся просто.

- Ой, я так рада! Наконец-то морду этому гаду расцарапала! Так давно хотелось, да всё повода не было.



Вот такая незамысловатая история из жизни провинциального бизнеса произошла в минувшие выходные в одном из подмосковных городков, и была рассказана мне самими участниками. И хотя сама история овчинки выделанной не стоит, из неё при желании тоже можно сделать какой нибудь глубокомысленный вывод.

Ну, к примеру. Если вам чего-то очень хочется, а повода нет - не ждите повода. Создавайте сами!

Вчера на ночь глядя понесло в магазин. Не по делу, просто. Поболтаться перед сном.
На улице - красота. Тишина. Снег валит. Машин нет, людей нет. Только под фонарем мамочка с коляской читает книжку.
Идём. Навалило уже изрядно. Шкет впереди, тропит дорогу, изображая инопланетное боевое транспортное средство.
И без умолку тарахтит.
Он мне как-то однажды сказал.
- Па-аап!
- Ну?
- Я знаю, почему ты меня всегда с собой берёшь.
- Почему, сынок?
- Я болтаю, и время летит незаметно.

Так-то оно конечно. Под это тарахтенье хорошо просто идти и думать о своём. Если б не эти постоянные контрольные вопросы в голову.
- Па-аап?!
- Ну?
- А ты думаешь что сильнее, посох Бо или лазерный меч?
- Не знаю, сынок.
- Посох Бо! Знаешь, почему?
- Нет.
- Потому что бла-бла-бла....! (Тут следует подробное описание и сравнительные характеристики посоха Бо и лазерного меча)
- Ясно?
- Ясно, сынок.
- Па-аап?!
- Да, сынок.
- А ты знаешь, кто в Лего Звёздных Войнах самый главный?
- Не-а.
- Этот зелёный, с магией. Знаешь почему?
- Нет.
- Ну, там если на звездолёте... (Дальше следуют характеристики всех самых главных в зависимости от выбранного места действия)
Три кита, три поросёнка, три вопроса, на которых зиждется наше взаимное сосуществование - "Па-ааап?", "Знаешь почему?" и "Ясно?" Они как галактики, всё пространство между которыми наполнено межзвёздной пылью из черепашек, букуганов, звёздных войн, и соников.

Однажды мы по глупости сели в александровскую электричку.
Александровские электрички отличаются от остальных тем, что люди в них живут. Во всех прочих люди ездят туда-сюда, на работу, и просто так. А в александровских - живут. Спят, кушают, размножаются, и осуществляют прочие естественные потребности. Поэтому мы стараемся в такие электрички не садиться. Это как в чужую квартир без спроса войти. Сразу сотни глаз - Пушкинские? А чо припёрлись?
Ну вот. А тут угораздило. Ну и мы встали так тихонечко у двери, что бы не отсвечивать. Мест всё равно же нет, это ведь александровская. И смотрим, мест нет, а прямо недалеко от нас у окна сидит такой толстый дядька с чебуреком, и возле него лавка совершенно свободна. Как ни странно. И только мы хотели на эти места просочиться, глядим - шлёп, уже занято. Парочка, гусь да гагарочка, он в очках, она в папахе. Чопорные такие, с брезгливым выражением на лицах. Они перед нами как раз вошли. Не старые, лет по тридцать. Возраст такой, ещё жить и жить, а они друг другу уже надоели хуже горькой редьки. Ну вот, и эта парочка пристроилась на эти свободные места. Причем гусь сел с краю, а гагарочка оказалась между ним и чебуреком.
Толстый мужик у окна был внешне типичным представителем александровской электрички. В одной руке у него был чебурек, в другой бутылка пива, он прихлёбывал по очереди того и другого, и хотел общения от всех, до кого мог дотянуться. Наверное, поэтому присесть к нему никто не рвался. Так что когда рядом оказалась дама в папахе и каракулевой шубе, он хищно осклабился, сказал "Ого!", аккуратно вытер чебуреком рот, и ткнул в шубу бутылкой.
- Я когда в ВДВ служил, у нас знаешь как? - без предисловий начал он романтическую беседу.
Дама брезгливо поморщилась и сделала вид, что это всё её никак не касается. Чудная. Как будто танку есть разница, какой вид вы делаете при его приближении. Мужик, не обращая на её реакцию никакого внимания, продолжал.
- Мы их знаешь как держали? Мы их блять вот так держали!!!
Тут он протянул даме огромный волосатый кулак с чебуреком, и сжал пальцы. Из чебурека на даму потекло. Дама дёрнулась, и ударила локтем в бок своего спутника. Тот перестал делать вид, что читает покет-бук, и поправил очки. Потом строго посмотрел на толстяка и сказал высоким голосом.
- Руки уберите!
Мужчина с чебуреком посмотрел на свои руки и удивлённо спросил.
- Куда? Куда же я их уберу?
Тут надо сказать вот что. Вероятно у вас из моего рассказа может сложиться неверное представление, будто этот мужчина вел себя как-то по хамски, вызывающе, или даже агрессивно. Вовсе нет! От него не исходило вообще никакой опасности. Наоборот, он был добродушен, и предельно доброжелателен. И вся проблема заключалась только в его неуёмной, неконтролируемой жажде общения. Так что и предъявить-то ему было особо нечего. Поэтому мужчина в очках сказал своей спутнице.
- Давай пересядем.
И они поменялись местами.
Теперь дама оказалась с краю, а мужчина в очках - возле чебурека. А тот никакой разницы даже и не заметил. Он повернулся к соседу, и сказал.
- Не веришь? Щас я тебе докажу! Подержи-ка...
Он сунул мужчине в очках в руку бутылка пива, и стал шарить себе по карманам в поисках доказательств. Из карманов стала появляться масса вещей известного и не очень предназначения. Вещи эти он сперва складывал себе на колени, а когда там не осталось места, стал складывать на колени соседу в очках. Который с недоумением держал бутылку и возмущенно поглядывал на свою даму, как бы ища у неё то ли сочувствия, то ли поддержки. Меж тем доказательства обнаружены видимо не были, потому что здоровяк снова толкнул очкарика, воткнул ему в другую руку свой чебурек, и принялся шарить освободившейся рукой на другой половине своего необъятного тела. Потом неожиданно резко прекратил поиски, и сказал, показывая глазами на даму.
- Ваша жена? Очень красивая. Спросите, - может быть она хочет пива? Я сам стесняюсь предложить.
- Нет! - сказал раздраженно мужчина в очках, держа перед собой на вытянутых руках чебурек и бутылку. - Она не хочет!
- А вы откуда знаете? - удивился толстый, и сытно рыгнул ему в лицо чебуреком.
Тут мужчина в очках не выдержал, встал, вернул чебурек с пивом хозяину, и парочка, вертя по проходу откляченными задами, стала пробираться в другой конец вагона.
Мы для приличия выдержали паузу, но больше желающих занять свободные места не нашлось. Тогда я спросил шкета.
- Сядем?
- Сядем! - решил шкет.
И мы сели. Причем шкет сел посередине, он не любит с краю. Тут надо сказать, что ему не столько хотелось сесть, сколько не терпелось открыть только что купленный свежий журнал. Что он и сделал, как только приземлился.
- Ухх тыыы! - открыв первый же разворот, выдохнул он. - Папа, папа, смотри!
Я посмотрел. На развороте мерзкая черепаха-мутант по имени Микельанджело мочила каких-то невероятных монстров, очередное порождение извращенного преступного ума Бакстера Стокмана. Я знал, что спокойно посидеть уже не удастся. Надо просто набраться терпения и кивать. Шкет открыл было рот, что бы затянуть своё традиционное "Па-ааап!", когда слева вдруг обозначилось какое-то движение, и здоровяк у окна задал вопрос, который задавать ему не стоило ни при каких обстоятельствах. Он ткнул пальцем в направлении разворота и спросил.
- Это он чо?!
Шкет посмотрел сперва на чебурека, потом на меня. Глаза его засветились надеждой. Я пожал плечами. Мол, поступай как знаешь. Шкет радостно набрал полную грудь воздуха, повернулся к толстяку, и ...
- Это же Хан! Вот видите, он стоит у входа в лабиринт? Ему надо пройти весь лабиринт, и найти всех Пурпурных Драконов. Если он найдёт всех Пурпурных Драконов, тогда он сможет загрузить в центральный сервер виртуального червя убийцу. Но Эйприл предупредила черепашек, и Рафаэль с Донателло...
Шкет захлёбывался словами как приговоренный перед казнью, зная, что второго шанса ему никто не даст. Он тараторил без пауз и передышек. Чебурек сидел как ударенный пыльным мешком. Ему открывались новые измерения. Наверное, он первый раз пожалел, что так некстати открыл рот. Несколько раз он предпринимал попытку сбить ребёнка с темы. Куда там! Он только напряженно хватал ртом воздух, безуспешно пытаясь впихнуть хоть пол-буквы в плотную вязь шкетова тарахтенья. Один раз, улучив паузу, когда шкет переворачивал страницу, он просто взял и отвернулся к окну. Ха! Это его спасло? Нет! Шкет встал, обогнул колени толстяка, и всунул журнал между его носом и окном.
- А вот это, видите? Это Мечерукий помогает черепашкам. Вы думаете он злой? Нет! Это просто кажется что он злой. На самом деле просто клан Фут когда-то...
Ещё недавно такой общительный толстяк повернулся ко мне и посмотрел жалобно и умоляюще. Я только пожал плечами. В конце концов он не выдержал, и вскочил.
- Пойду покурю! - сообщил он, демонстрируя всему вагону, и особенно шкету, пачку сигарет. И выскочил в тамбур.
И больше не вернулся.
Он так и торчал в тамбуре, иногда с опаской заглядывая в вагон, пока мы не сошли в Пушкино. А шкет периодически вытягивал шею в сторону тамбура, в ожидании возвращения такого прекрасного собеседника.

Этого толстяка я почему-то вспомнил, когда мы брели пустынной улицей, по снежной целине, к магазину. Я подумал, что Толстяк хоть в тамбур мог выскочить. А тут и не денешься никуда.
- Па-аап!
- Ай!
- А как думаешь, кто сильней, Соник или Микеланджело?
- Не знаю, сынок.
- Я думаю, что Соник! Знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что бла-бла-бла-бла-бла!
Тут мы наконец дошли до магазина.
- Погоди, сынок. Давай в аптеку зайдём.
Соседнее с магазином крыльцо аптеки было заметено снегом напрочь. Мы поднялись, осторожно цепляясь за перила, и всё это время шкет тарахтел. Он тарахтел в аптеке, и тарахтел когда мы из неё выходили. А когда собрались спускаться, я сказал "Осторожнее, сынок!" Но он меня не слышал. В этот момент он как раз рассказывал что-то очень важное про динозавров. Поэтому он сделал шаг, и полетел. Тыг-дым-тыг-дым-тыг-дым! Он сосчитал задницей ровно все шесть ступенек. Потом упал навзничь, и там внизу наконец замолчал.

Я осторожно спустился следом. Он лежал, смотрел в небо, и ловил языком снежинки. Я присел рядом.
- Ушибся? - спросил я.
- Не-а! - помотал он головой.
- А что ж тогда замолчал?
- Столкнулся с суровой реальностью! - сказал шкет и радостно засмеялся.

Вечером, в сумерках уже, пошел за хлебом.
По дороге к магазину палатка, куры-гриль. Закрытая по причине позднего часа.
И ещё издали видно, как в эту палатку ломится какой-то вандал.
Не понятно, то ли пьяный, то ли обкуренный. Но ломится со страшной силой.
Я ещё так подумал - надо же, как человека на курятину к ночи пробило!
Сперва просто молотил по железным створкам кулаком.
Потом стал пинать ногой, в стиле Брюса Ли.
Потом попробовал делать то же самое с разбега, в прыжке.
Получалось не очень. Я уж решил, что следующим приёмом он попробует забодать палатку рогами.
Но тут рядом остановился милицейский патрульный уазик.
Однако вандал и после этого не прекратил своих попыток.
Пока из машины не появились непосредственно сами представители правопорядка.

Я как раз проходил мимо, когда вандал объяснял им свои претензии к торговой конструкции.
Был он трезв и выглядел на удивление спокойным и вменяемым.
Оказывается, просто они с братом каждый вечер так закрывают свою торговую точку.
Один брат сидит внутри, пытаясь зафиксировать створки, а второй снаружи ему в этом помогает.

Мне показалось, что представители закона таким объяснением остались удовлетворены, но слегка разочарованы.

На рыбалку.

Юрик позвонил в четверг. Сказал только:
- Лещ пошел!
и сделал отбой.
Чтобы уложиться в три бесплатных эмтеесовских секунды.
Жлоб.
А впрочем, что ещё говорить? Лещ пошел.
Лещ пошел, надо ехать.
Походный рюкзачок, ленинградский вокзал.
Хоп. Билетов нет.
Естественно!
А когда они были?
И когда нас это останавливало?
А даже если бы и были?
Когда мы их покупали?
Застрелитесь, стоять в вашей очереди.
Тут езды-то - три часа.
Мы ж в России, детка. (Как любят говорить гнусавые дублёры иностранных фильмов.)
А в России есть проводники.
Не какие-то сраные стюарты. Не задроченные говносталкеры.
А про-вод-ни-ки. Вдумайтесь в это слово. (не люблю восклицательный знак)

Вечер - отличное время. Вечером, на закате, с ленинградского уходит масса поездов. Один за одним.
Не уедешь на мурманском, уедешь на псковском. Не уедешь на псковском, сядешь на питерский. Не получится на питерском, уедешь на следующем мурманском.
Вон он как раз стоит.
И не спеша вдоль состава.
Тут главное проникнуться целью. Отрешиться от суеты.
Все эти сопливые дети, орущие мамаши, пафосно-развязные носильщики, мужики с охапками пива, вся эта обтекающая справа и слева, попутно и навстречу человечья пена - ничего этого нет. Есть только состав, и стоящие как пограничные столбы через равные интервалы люди в синих форменных кителях.
Идёшь, и смотришь в глаза.

Первую свою машину я покупал на люберецком рынке. Мы уже оформили сделку в магазинчике неподалёку, и я попросил продавца, Рому, "гонщика" из Риги, отогнать мне машину на Тёплый Стан. Прав у меня ещё не было. Мы доехали до места, загнали машину на стоянку, при этом и деньги за машину, и документы на неё, и договор купли-продажи, всё лежало у меня в кармане. И я спросил:
- Рома. Мы живём в жутко криминальном государстве. Объясни, что мне мешает просто выкинуть тебя из машины? Почему ты так легкомысленно себя ведёшь?
И Рома сказал:
- Ну... Потому что я знаю, что ты этого не сделаешь.
- Откуда? - спросил я.
И Рома ответил:
- Я смотрю в глаза. Это ведь моя работа. Я смотрю в глаза когда покупаю там, и смотрю в глаза, когда продаю тут. И я ещё ни разу не ошибся. Так что давай рассчитаемся, и я поеду домой.

Так что главное - смотреть в глаза.
Не на бейджик. Не на сиськи. Не на кокарду. А в глаза.
В них обязательно мелькнёт. Вот, кстати.
- Мамаша, до Волочка не возьмёте?
Тридцатилетняя "мамаша", мазнув опытным взглядом по сорокалетнему "сыночку", молча надменно смотрит вдоль состава.
В течение минуты она ответит. Если нет - значит нет. Но она никогда не скажет да. Она скажет - подожди вон там. И кивнёт головой в сторонку.
И снова будет задумчиво смотреть вдоль состава.
Я сперва не понимал, почему она туда смотрит. Ответы на какие вопросы пытается там увидеть? Но оказалось всё просто.
Она смотрит, не сядет ли в хвостовой вагон бригада ревизоров. От этого зависит её решение. Ревизоры всегда приходят в последний момент.
В этом, конечно, есть свой риск. Если бригада села, ты остался на перроне. Богиня влажного белья и мутного чая в пакетиках только равнодушно пожмёт плечами и поднимет ступеньку перед твоим носом. Но во всем есть свой положительный момент. Если бригада села в псковский, значит в мурманском их точно не будет.

В этот раз всё вышло проще и быстрее. Бригада ревизоров не стала дожидаться команды на отправление, и села в состав минут за десять. И я уже махнул рукой на этот мурманский, просто чтоб убить время дошел до локомотива, и брёл по пустому перрону обратно, когда услышал сзади-сбоку.
- Парень! Слышь, молодой человек!
Я обернулся.
Они стояли у восьмого вагона. Он и она. Я к ним уже подходил. Они оба имели вид людей с хорошего бодуна, но ещё не похмелившихся. Они как манны небесной ждали отправления. Они бы меня взяли. Но как раз в этот момент на перроне и появились ревизоры. И они сказали - нет. Не равнодушно, как обычно, а с явным сожалением. Потому что им бы было весьма кстати. Но здравый смысл перевесил.
И вот теперь окликнули. Видимо весы качнулись в другую сторону.
- Куда ехать?
- До Волочка.
- Стописят. - сказала она.
- Бригада ж села. - сказал я.
- Мы знаем. - сказал он. - Тебе ехать, или что?
- Ехать. - сказал я.
- Тогда слушай и запоминай.
- Что запоминать? - спросил я.
- Легенду! - раздраженно бросил он.
И вот это слово, от которого я даже вздрогнул, настолько оно было неожиданным из уст мужика с внешностью деревенского конюха, это слово и стало отправной точкой в череде дальнейшего абсурда этого так прекрасно начинавшегося майского вечера.
- Третье купе отсюда, боковая верхняя полка. Ложись и спи.
С этими словами он протянул мне форменный китель. Не новый, потёртый и местами засаленный.
- Могешь не одевать, просто укройся. Чтоб было видно. Вот удостоверение.
Он раскрыл передо мной удостоверение. Такое же потёртое и засаленное, как китель.
- Владимиров Игорь Станиславович. Это тебя так зовут. Выучи. Всё что там написано до буквы выучи. Едешь до Раздольного. Ревизоры спросят предписание. Предписания у тебя нет. Скажешь - забыл. Без предписания тебя должны высадить. Но не высадят.
- Почему?
- Да связываться никто не будет.
- А фотография? - спросил я.
- Да кто там будет рассматривать? В вагоне ж темно. Да, и вот ещё. Будешь выходить - китель на дверь купе проводников повесишь.
- А вы?
- А нас не будет. Мы бельё раздадим и уйдём. Мы сегодня вдвоём на два вагона. А тут весь вагон мурманский.

Первый час прошел в обычной после отправления сутолоке. Потом всё постепенно устаканилось. Проводники, действительно, собрали билеты, выдали бельё, и слиняли. Наверное ушли в соседний вагон, опохмеляться. Вагон был под завязку, ни одного свободного места. Я откинул свою полку, бросил под голову рюкзачок, повесил китель в изголовье, и лёг. Подо мной суетилась, устраиваясь, какая-то мурманская бабуля. Через купе по диагонали готовилась ответственно бухать команда брутального вида мужчин. Похоже, морячки возвращались из отпуска. Или торопились к началу навигации. Больше ничего примечательного в пределах видимости не было. Я набросил китель, отвернулся к окну, и стал изучать удостоверение. Учить легенду.

В этот момент кто-то резко и сильно ударил по плечу.
В проходе стоял крепкий мужик в тельнике, и жизнерадостно склабился.
- Здорово, братан! Интересная книжка?- кивнул он на удостоверение.
- Интересная. - сказал я. - Про убийство.
- Хахаха! - заржал полосатый. - Убийца - почтальон! Вот увидишь. Слышь, братан. Мы тут немножко посидеть решили, тихонько. Ты не возражаешь?
- Я настаиваю. - сказал я.
- Хахаха! - снова заржал полосатый. - Давай с нами, а?
- Не могу.
- А чо?
- Книжку надо дочитать. Завтра в библиотеку сдавать.
- Хахаха! Ну смотри. Надумаешь - приходи!
- Хорошо. - сказал я и отвернулся к окну.

Вздыхала внизу бабуля, гудела, то набирая силу то резко умолкая, компания морячков, редели за окном подмосковные огни.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! - шепотом кричала женщина и дергала за рукав кителя.
- Что случилось?
Видимо я всё-таки задремал.
- Товарищ проводник, у нас бельё мокрое.
- Что значит мокрое?
- Да то и значит, что мокрое! Нельзя ли поменять?
- Я вообще-то не с этого вагона.
- Это я понимаю! А мне-то что делать? Мне ребёнка как класть?
- А вы раньше где были? Вы что, только сейчас заметили, что оно мокрое?
- Так оно сухое было! Мы на него стакан с чаем вылили, вот оно и мокрое!
Я спрыгнул вниз. Такая не отстанет. Пойду поищу проводников, покурю заодно.
Странно, служебное купе оказалось незаперто. Я взял с полки комплект чистого белья, отнёс женщине.
- Утром деньги проводнику отдать не забудьте.
- Конечно!

Сходил покурить, вернулся. Бабулина спина выражала мне своё неодобрение. А я что сделаю? Дурацкий китель. Но ведь где-то по тёмному ночному составу крадучись движется бригада ревизоров. Чтоб уличить меня в безбилетном проезде. И китель моя единственная надежда. Так что терпи, бабуля. В следующий раз повезёт.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! А кипяток будет?
- Конечно! Утром.

- Товарищ проводник! Товарищ проводник! А можно я с мужчиной из восьмого купе местами поменяюсь?

- Товарищ проводник! Товарищ проводник!...
Да пропадите вы пропадом!

- Слы, братан!
Давешний морячок стоял в проходе. Зубы его в темноте блестели всё так же, а с дикцией были уже явные нелады.
- Слы, братан! У тебя ножа нет?
- Тебе для чего?
- Колбасу порезать.
Я порылся в рюкзаке и достал нож.
- Ого! - сказал полосатый, наполовину вытянув клинок из чехла. - Где взял?
- Друзья подарили.
- Харрошие у тебя друзья!
- Какой подарок, такие и друзья.
- Давай к нам, а? По маленькой! Всё равно ж не спишь.
- Да как же я усну-то? Вы ж ходите каждые пять минут!
- Хахаха! Вот я и говорю!...

Вагон спал. Даже морячки угомонились и в большинстве разбрелись по своим местам. Только двое или трое добивали остатки и тихонько бармили на повышенных тонах. Я в очередной раз прикрыл глаза. Мачта поплавка на зеркальной тёмной глади незаметно качнулась. Едва-едва. Показалось, нет? Я замер в ожидании. Нет, точно. Тык-тык, туда-сюда. Не поклёвка, нет. И не малёк хвостом задел. Так бывает, когда кто-то большой неспеша пробует со дна наживку. Ну? И тут поплавок мощно и резко пошел вверх! Постоял замерев, покачиваясь, вернулся на место. Снова пошел вверх. Уже медленнее, но увереннее. И наконец упал на воду!... Ура!...
- Так, документики показываем!
Трое в форме стояли в проходе и говорили шепотом. Я протёр глаза, достал и протянул удостоверение.
- А предписание? - строго прошипела женщина-ревизор.
- Нету предписания. - прошипел я в ответ угрюмо. - Забыл!
- Пить меньше надо! - сказала она.
- А чо сразу пить-то? - возмущенно просвистел я. - Я вообще не пью!
- Никто вообще не пьёт! - сказала ревизор. - Потом ездят без предписания. Куда следуем?
- Домой. - сказал я. - В Раздольную.
- Фамилия, имя, отчество! - сказала она, заглядывая в удостоверение.
- Владимиров. Игорь Станиславович. - буркнул я.
- В следующий раз, Игорь Станиславович, я вас высажу.
- В следующий раз, Ирина Леонидовна, - прочел я на бейджике, - я сам с вами не поеду!
Они уходили дальше по вагону, о чем-то негромко переговариваясь. "Вот суки! Такую поклёвку испортили!"
Сна не было ни в одном глазу. Да и ехать оставалось полчаса. За окном уже серело.

Когда проехали Елизаровку, я тихонько спрыгнул вниз и обулся. Снял рюкзак. Нож в чехле оказался под ним. Когда его сунули, я даже не заметил. Значит всё-таки поспал.
Вагон безмятежно сопел, свистел, храпел, причмокивал и попёрдывал во сне.
Оба служебных купе были закрыты.
Я вышел в тамбур.
В тамбуре стояли, курили покачиваясь, и о чем-то негромко спорили два пьяных морячка.
- Вообще-то здесь курить запрещено. - строго сказал я.
- Командир, мы не взатяг! - сказали они.
- Тогда другое дело. - сказал я, повесил китель на ручку двери, и спрыгнул на пустой перрон.
В лицо ударила ночная прохлада, утренняя сырость, и густой запах черёмухи. Я поправил рюкзачок, закурил, и зашагал в сторону стоянки.

- Смотри, смотри! - вдруг громко и возмущенно прокричал один из морячков. - Проводники с поезда съёбывают!!!
Второй посмотрел мне вслед, и философски ответил:
- Да и хуй с ним. Лишь бы машинисты не побежали. Ты вооон туда смотри! Если машинисты побегут, значит точно пиздец. Приехали.

* * *
- Командир, куда едем?! - хищно улыбаясь, загородил мне дорогу мордатый бомбила.
- На рыбалку! - бросил я, огибая его по дуге.
Юрик стоял, облокотившись на свою Ниву, и угрюмо курил.
- Где тебя носит? - пробурчал он вместо здрасьте. - С тобой свяжешься, всю рыбу выловят!
- Мы домой-то хоть заедем?
- Домой дома заезжать будешь, понял? Я уже колья прикормил.
И мы поехали на рыбалку.

Вечером пошли гулять. Ну, и в магазин заодно. Купили сосисок, хлеба, идём обратно.
Сидит котёнок. Прямо посреди дороги. Маленький такой, дохлый. Глазки луп-луп. Хвостик дрыг-дрыг. И морда какая-то такая... обреченная. Чего ждёт - непонятно. Там вобще место такое, ждать нечего. Только если бампером в лоб. Слева забор, справа кусты. Машины редко ездят, люди считай не ходят.
Шкет говорит - давай дадим ему сосиску? Я - ну давай.
Почистили сосиску, положили на обочине. Стал с урчанием эту сосиску в себя запихивать.
И тут я так краем глаза - хоп! Из кустов - ещё пятеро. Таких же.
И вот я когда увидел, как они в цепь разворачиваются, я сразу подумал - зря мы этой дорогой пошли. А когда молча стали нас полукольцом охватывать, думаю - может вобще не надо было в этом городе квартиру покупать? И один так сразу - пацаны, это тут у вас не сосисками случайно пахнет? А другой просто без предисловий лапой в пакет полез. Наглые, сука, как цыгане. Да и просто неприятно же. Вечер, пусто. Никого нет. Нас двое, их шестеро...
Хорошо, у нас сосисок как раз шесть было. Мы сосиски отдали, и пока они с ними занимались, мы тихо-тихо пятясь, назад, в магазин. Самим-то тоже что-то есть надо.
Из магазина выходим, я говорю - может другой дорогой пойдём? Шкет - ага.

Они так действуют, да. Когда вы идёте в магазин, то никого как бы нет. Но когда вы идёте обратно, нагруженные белыми шуршащими пакетами, они высаживают на дорогу самого жалкого и дохлого. Знакомая тактика, да? Так действует шпана. К дяденьке подходит такой вот задохлик, и говорит: "Дядь, дай пятнадцать копеек"
"Иди нахуй, мальчик!" - говорит дядя.
И тут из-за угла выходят пятеро, и ненавязчиво интересуются - "Ты зачем, дядя, нашего брата нахуй послал?"
И обступают.

У нас роль такого подставного выполнял Стручок. Стручок был постарше, и он был заводилой. Но внешности вполне подходящей. Маленький, сутулый, и в свои семнадцать на четырнадцать едва тянул. Вместе с тем был резкий как бритва и взрывоопасный как нитроглицерин. Многие обламывались об эту его невзрачность.
Кроме функции приманки от такого человека требуется хорошее знание психологии. Он должен слёту принять решение, к кому стоит подходить, а к кому лучше не надо. Стручок этим навыком владел в совершенстве. И ошибся только раз. Когда мужик с простоватым деревенским лицом, вместо того что бы отвесить попрошайке подзатыльника, широко улыбнулся, порылся в штанах, и протянул монету. Вот тут Стручку надо было насторожиться, и играть отбой. Но всё случилось так, как случилось. Сперва этот мужик с добродушным лицом быстро и непринужденно отоварил всю нашу ударную группу, а когда мы бросились врассыпную, безошибочно вычленил главаря и погнался за Стручком. У того, несмотря на всю его прыть, шансов считай не было. Мужик оказался из категории людей, привыкших доводить любое начатое до конца. И гонял Стручка за милую душу. Спасло Стручка только отличное знание местности. Мы все потом конечно хорохорились, но урок, который преподал нам этот мужик, был хорош.
Обычно такие игры заканчиваются или зоной, или армией. Стручку повезло, его призвали раньше, чем посадили. Попал в афган. Как-то во время совместной операции вытаскивал из-под обстрела капитана-десантника с перебитыми осколками ногами. Пёр на себе, а когда упали в какую-то щель и отдышались, раненый вдруг говорит.
- Ну что, шкет? Попался всё таки?
Командир разведгруппы десанта оказался тем самым мужиком с обманчиво добродушным лицом.
Стручка тогда тоже зацепило. Он потом получил Красной Звезды, а капитана после госпиталя комиссовали.
Теперь Стручок вместе со своими пацанами ездит к нему в Тюмень, на рыбалку.

Вот так и эти. Шпана шпаной. Днём бомбят водил на заправке, ночью идут на стройку, к таджикам. Тук-тук, мяу-мяу, открывайте, уфмс. Пожрать есть чо? А вечером выходят на большую дорогу. Отоваривать редких беспечных граждан, которые в сумерках возвращаются из магазина.

Мы на следующий день нашли в морозилке мясо какое-то, разморозили, порезали, пошли туда. Сидят на заборе. Увидели нас, бегут. "Привет, пацаны! Чо-как? Пожрать есть чо?"
Выложили им мясо на пакет.
Шкет спрашивает:
- Почему они на пакете не едят?
А они мясо конечно тут же всё с пакета растащили, в грязи вываляли, сидят урчат.
- Ну, наверное им так удобнее.
- Грязь же, микробы.
- Да ничего страшного.
Шкет на меня посмотрел, и сказал с укоризной.
- Да? А я помню, я маленький когда был, ты мне не давал варенье с пола слизывать.
Надо же, какой злопамятный мальчик растёт.

Вчера созваниваюсь с клиентом, прошу о встрече.
Он - Занят ну просто пипец как! Времени нету ну совсем! Могу выделить токо десять минут!
Я - Да мне и пять хватит.
Он - Отличчно! Встречаемся через пятнадцать минут у памятника ленину на станции, у меня там как раз дела!
Ноги в руки, дую на станцию. Стою, жду. Самому интересно. Первый раз мне клиент встречу у памятника назначает. Хотя, с другой стороны, ну кто я такой, чтобы меня в офисе кофием отпаивать? Так даже проще.
Ну, появляется такой молодой, но весьма солидный господин. Отлично и со вкусом одет. Но молодой. Весь на понтах. Пальцы гнёт со страшной силой. "А вы знаете нашы требования? О! У нас очень высокие требования! Я сам, лично всё проверяю! Мы работаем с администрацией Марса, у нас представительство на Альфа-центавра, а последнего подрядчика, который не справился со сроками, мы сгноили на урановых рудниках на Фобосе!"
И всё в таком духе. Закошмарил короче по полной. Я уж стою, думаю, - может действительно, ну его нахуй? Не люблю я блять эту молодую поросль офисного планктона с дипломами МВА, утомлённую собственной значимостью. Одни понты, а как доходит до дела и оплаты, так непременно проблемы начинаются, и баранье блеянье.

А этот меж тем продолжает грузить. Уже в тему того, что расценки и смету они будут утверждать четыре раза, и не дай бог там хоть одна лишняя копейка после запятой. А договор будет проверять специальное юридическое агентство имени плевако, которое у них на подряде. Говорит он, пальцы топырит, а сам всё время нервно поглядывает то на часы, то куда-то через плечо. Ну, занятой человек, что вы хотите. Бизнесмен. И я уже чувствую вину, что отнимаю по своим пустякам его драгоценное время. Хотя мы в принципе всё главное-то обсудили уже. Но он продолжает грузить и нагнетать. А мне что? Это ведь у него пятнадцать минут, мне-то спешить некуда.

А меж тем прошло уже двадцать.
И вот в тот момент, когда от его пафоса и деловитости даже ленин на памятнике начал потеть под пальтом, на заднем плане за его спиной появляется. Старушка не старушка, нищенка не нищенка, но такая невзрачно одетая женщина преклонных лет, с крючковатым носом и таким знаете типичным брезгливым к окружающей действительности выражением лица. И с кошелкой в руке. Ну, тут место не особо проходное, но народ всё-таки иногда ходит туда-сюда. Вот и эта старушка. Но в отличие от прочих она не проходит мимо, а останавливается у бизнесмена за спиной, и начинает не то что бы с интересом, но с какой-то пролетарской злостью вслушиваться в его слова. Слушает, и прям сверлит так его в затылок, как из маузера, с такой даже классовой ненавистью, как мне показалось. И вот нас уже получается четверо. Ленин, бизнесмен, я, и старушка. И я смотрю то на бизнесмена, то на ленина, то на старушку. Переживая, что злая старушка сейчас в своей классовой неприязни плюнет бизнесмену на спину, или сделает ещё что-то неподобающее, и сорвёт мне сделку. И в это время бизнесмен, проследив мой бегающий взгляд, оборачивается и видит старушку.

А старушка, увидев что на неё наконец обратили внимание, делает следующее. Она делает шаг вперёд, дёргает бизнесмена за лацкан дорогого пиджака, и кричит ему в лицо, снизу вверх.

- Я тебя сколько, паразит, должна ждать?! Ты мне сколько сказал? Пять минут? Я тут уже час из-за тебя по на солнцепёке!!! У меня удар будет!

Я думал сейчас она его кошелкой бить начнёт. Но старушка, выкрикнув всё это в лицо предпринимателю, закладывает руки с кошелкой за спину, и мазнув напоследок уничижающим взглядом, начинает удаляться.

- Ой, мама, мама!...

Бизнесмен краснеет, как-то весь скукоживается, и начинает суетливо метаться между мной и старушкой. "Вы знаете... Вы извините, это моя мама... Я её с электрички... встретить... Мама! Я же предлагал тебе подождать в машине!"

Короче, мы судорожно распрощались, и он так слегка приседая и припрыгивая побежал догонять маму. И весь пафос облетел с него не как осенняя листва даже, а просто сошел горной лавиной.

Зато договор сегодня подписал без звука, и даже не читая.
Только носом напоследок обиженно шмыгнул.

У нас в подъезде живут глухонемые.
Ну, семья. Он и она. Ещё у них есть ребёнок, маленький совсем, в прогулочной коляске, и такса. Намедни вечером довелось ехать с ними в лифте. Они возвращались с прогулки видимо, все вчетвером. Возможно, на улице между супругами произошел какой-то конфликт, или это обычная манера их общения, я ведь предистории-то не знаю. Факт тот, что они что-то бурно обсуждали, размахивая друг у друга перед носом руками. Я сразу предусмотрительно забился в угол, чтоб не попасть случайно под траекторию их диалога. Благо лифт грузовой.

Едем, и тут ребёнок в коляске начал орать. Ни с того ни с сего.
И не просто орать. А орать так, что хоть святых выноси. Орёт, в коляске вертится, и всё пытается попасть грязным ботиночком мне по лодыжке. Я ещё сперва подумал так, человеколюбиво - как это прекрасно. У глухонемых родителей такой голосистый прыщ. Опора в старости. И на этих смотрю. На родителей его, в смысле. Когда они на ребёночка своего обратят внимание. А им похуй ну совершенно! Им хорошо, они ж не слышат нихерашеньки! И как ни в чом ни бывало продолжают свой оживленный диалог руками.

А малый заливается уже так, что у меня вот-вот кишки наизнанку вывернет. Грузовой лифт, он знаете, не такой уж и большой, оказывается. И что получается? Эти двое руками машут, ребёнок орёт, ботиночками меня хуячит, и только псинка сидит в углу молча, как пристреленая. Я чувствую - не выдержу. И где-то на уровне пятого этажа набрал побольше воздуза, и тоже заорал. Что есть мочи.

- А ну-ка всем молчать!!!! - заорал я.

И знаете, наступила полная тишина. Внезапно.
Заткнулся ребёночек, удивленно лупая на меня глазками. Эти перестали махать грабками, и тоже уставились. Ишь, блять! Услышали!
- Сорри! - сказал я в своё оправдание. - Но ведь и так тоже не зебест нихуя.

Не знаю, уж насколько они меня поняли, но до их этажа мы ехали в абсолютной тишине. Потом дверь лифта открылась, и они покинули помещение. Сперва карапуз в коляске, потом мамашка его, потом папашка, и завершало процессию единственное, как мне кажется вменяемое существо в этой прекрасной ячейке общества. Такса. И уже совсем перед тем, как дверь лифта закрылась, она оглянулась на меня, покачала головой, и шлёпая по щекам ушами негромко сказала:
- Гавбля!

Так и не понял, то ли извинялась, то ли осуждала.

Рассказывают такую историю.

Профессор одного столичного ВУЗа, молодой, но уже заслуживший репутацию въедливого и принципиального препода, накануне экзамена сказал заочникам.
- Господа так называемые студенты! В субботу экзамена не будет, он переносится на следующую неделю.
- Это ещё почему? - обиженно замычали те, кто готовился. Те, кто не готовился, понятно, станцевали джигу, и сделали в кармане фигу, чтоб не сглазить.
- Потому что в субботу состоится акция протеста, митинг оппозиции, на котором я, как гражданин и прогрессивно мыслящий человек, не могу не присутствовать.
Ну, может он не дословно так сказал, но смысл понятен.
- Кстати, - добавил он. - Если я там кого-то из вас совершенно случайно встречу, тот может расчитывать на зачет автоматом на месте.

Ну, и вот значит, суббота, пёстрая колонна митингующих, оцепление, хмурый омон, все дела. И профессор, с белым бантом на груди, плакатом "Свободу учредительному собранию" (или что там пишут в подобных случаях, я не особо в теме), движется неспеша в колонне единомышленников. Вдруг слышит, вроде зовёт кто. Остановился, обернулся, нет никого. Только собрался идти дальше, и тут в оцеплении возникает брешь, оттуда появляется рука, берёт его за шиворот, и рывком выдёргивает за оцепление. Щиты смыкаются, словно вода за камнем, и как бы вот только что был профессор, и уже сразу нет.
Он уже открыл было рот, чтобы возмущенно прокричать "Что вы себе позволяете!" и привлечь внимание, - глядь, стоит перед ним боец, в полной выкладке, в одной руке автомат, в другой зачетка.
- Профессор, вы обещали!

* * *
Говорят, после этого профессор стал ещё въедливей и принципиальней, а фраза "зачёт автоматом" навсегда исчезла из его лексикона.

Знакомая рассказывает, назовём её Оля.
Собралась значит Олечка в гости к приятелям, зашла по дороге в детский мир, игрушку ребёнку купить.

- Народу нет никого, стою у стеллажа, выбираю. Дешевую не хочется, на дорогую денег жалко. Выберу что-нибудь - ах, какая прелесть. Потом на ценник, - ой нет, дорого. Обратно поставлю. Другую возьму. Снова на ценник - да ни в жизнь! За такие деньги? И вот стою так, сама с собой разговариваю, и вдруг откуда-то сверху, хорошим таким густым баритоном, с оттяжкой, на весь магазин, укоризненно:

- Ну ты Олеччка и жаааба!

Я аж подпрыгнула. В лицо будто кипятком преснули. Камер везде понатыкали, в носу не поковыряй - ладно. Мысли научились читать, - хорошо. Но комментировать-то зачем?! Ваше какое собачье дело? Стою, морда красная, озираюсь, а нет никого. Только продавцы наблюдают издали, подозрительно. Сволочи! Схватила от стыда первую попавшуюся, самую дорогую игрушку, - и к кассе. Стеллаж огибаю, смотрю - а там, с той стороны, прямо напротив меня, мужик. А возле него такая козявочка, толстощёкая. И эта козявочка держит огромную, больше себя, охапку всяких коробочек. У неё уже из рук валится, а она всё набирает и набирает. Сосредоточенно. Сопит, щеки пузырём, молчит и набирает. И мужик ей снова, таким хорошим баритоном, укоризненно:

- Олеччка, ну может хватит? Ну нельзя же быть такой жабой!

Вылетела из этого детского мира, кажется снег по дороге от стыда плавился. Какой позор!
А подарок ребёнку не понравился, кстати.
Потому что выбирать надо от души.
А не с перепугу.

Помирает старый немец.
Это не байка, не анекдот, это на самом деле у нас в деревне было.
Жил у нас в деревне немец, я про него вроде даже что-то рассказывал.
И вот за восемьдесят уж ему, и вроде так-то ничего ещё, крепкий, а с головой уже не особо. Заговариваться стал, потом память терять, а потом и совсем слёг. Доктор посмотрел, и сроку дал совсем немного. Неделя, две от силы. Ну, родственники съехались конечно все, близкие, дальние, сыновья, внуки. Даже тот который давно в Америке, и тот прилетел. А у немца минуты просветления всё реже, уже и не узнаёт никого, то он воюет опять, то на зоне лес валит, то на МТС трактора чинит. И вот в одну из редких минут возвращения в реальность он вдруг говорит.
- А где это Пашка Горелов, что-то я давно его не вижу?
Родственники весьма удивились такому вопросу. Даже не сразу сообразили, про кого речь. Потом вспомнили. Ну да, был такой мальчишка в деревне, даже с кем-то из сыновей в параллельном классе учился. Жили вроде эти Гореловы через три дома. Вроде кто-то из них и сейчас там живёт. Только никогда никаких даже похожих на близкие отношений меж их семьями не было, едва знались. А Пашка, тот вобще сразу после школы умотал куда-то учиться, и так больше и не вернулся. Вроде говорят, в Москве инженером устроился, но правда, нет ли, кто знает?

А немец знай талдычит своё - подать мне сюда Пашку, и всё.
Ну, дело попахивает последней волей умирающего, стали выяснять. Адрес нашли, телеграмму дали, пригласили на переговоры. Алё-алё! Павел Афанасьич, христом богом, мы вам что хотите, мы вам дорогу оплатим. Ну, тот тоже обалдел слегка, но все же люди, все человеки, да и любопытно, что это старику за каприз в могилу глядя в голову ударил. Говорит - только на день если, конец квартала, очень много работы.
И приезжает. Ну, его конечно на вокзале как дорогова гостя, встречают, в такси сажают, везут к деду.
Входит он, здрасьте-здрасьте, как поживаете, вот он я приехал, как просили.
Дед его узнал. Эко, говорит, ты вырос. Важный стал, в галстуке! С портфелем! А ну-ка, говорит, помогите встать, что ж я перед таким дорогим гостем как бревно валяюсь, я ведь ещё не помер! Человек из самой Москвы ехал, а я лежу.
Тут конечно подскочили, встать помогли. Стоит немец, на клюку свою опирается, говорит Пашке, - ну-ко, подойди. А все значит стоят тоже, дыхание затаили, вот сейчас и откроется страшная тайна. Ну, тот подходит, дед перехватывает свою палку половчее, и обушком Пашке точно в лоб - нна! Тот за голову схватился, а дед говорит - это тебе за фашыста. И со второй руки по уху плашмя - нна. А это тебе за недорезаного.
Тот отскочил, кричит - совсем с ума спятил, старый? Это ты за этим меня из Москвы звал? А сам за голову держится, крепко ему прилетело. Старик - а как же? Мне ведь помирать вот-вот, я всё лежу и вспоминаю, какие долги не розданы. С долгами в могилу неохота. И по всему выходит, вот ты один остался. Теперь значит и помереть можно.
Ну, а вокруг конечно все суетятся, головами качают, полотенце мокрое гостю суют, охают, ахают. Неловко действительно получилось. Ехал человек из Москвы, а ему на вот. Он полотенце ко лбу прикладывает, а сам говорит. - Эко, говорит, ты злопамятный какой, немец! Тридцать лет уж почитай прошло, а ты всё помнишь! Ну чисто фриц недобитый!
Немец - кто фриц недобитый? Я фриц недобитый? Ах ты! Вскакивает, палку наперевес, и за Павликом. Тот наутёк. Бегут по деревне, впереди Пашка, в галстуке, с портфелем, за ним немец, в подштанниках, с клюкой. - Я те, сопляк, покажу - недобитый! Твой батька ещё в штаны ссался, я колхоз поднимал!

И тридцати лет как не бывало.

Ну, потом как-то всё это дело замяли. Старый человек, из ума выжил, что с него возьмёшь.
А немец после этого вдруг взял, и помирать передумал. Родственникам говорит - всё, валите. Нечего тут сидеть выжидать, ничего вам тут интересного больше не будет.
И разогнал всех.
Оклемался, и с головой всё наладилось. И пару лет ещё по деревне коз гонял.

Дом у нас неправильной буквой П. В новогоднюю ночь во дворе шарашат фейерверки. Они взрываются на уровне четырнадцатого этажа, осыпая стеклопакеты искрами. В половине первого шумная компания соседей вывалилась покурить на общий балкон. В это время снизу ударил фейерверк, взрываясь прямо у них под носом. Соседи залегли за ограждение как за бруствер. Потом вытащили на балкон коробку с петардами, и стали бросать их вниз. Публика внизу бросилась врассыпную.
- Ага! - кричали радостные соседи с балкона. - Не нравится?
Какая-то мамаша, грамотно петляя между разрывами, тащила испуганного малолетку, который голосил сквозь слёзы:
- Мама, это война?
С опаской поглядывая вверх, мамаша кричала в ответ:
- Нет, сынок! Это дурдом!!!
Завершив блиц-криг полным разгромом противника, соседи взяли коробки с фейерверками и отправились вниз. Запускать.

Я учился в восьмом, когда в школе организовали кинокружок. Для провинциального городка с населением десять тысяч это было круто. Как звали руководителя я честно говоря уже не помню. Вроде Дмитрий Михайлович. Неважно. Промеж себя мы его называли "Этодело". "Это дело" было его любимой присказкой. "Это дело мы вставляем вот сюда, а это дело просовываем вон туда". У него была довольно своеобразная манера обучения. Всё что он показывал, он будто сам делал в первый раз. "Так. Поглядим, как это дело тут крепится. Володя, посмотри. Вроде правильно, да?" Этодело был "химик". Не химик в смысле учёный, а "химик" в смысле человек, которому самый гуманный в мире суд заменил срок пребывания в колонии исправительными работами на стройках народного хозяйства. То есть "химией". Как он попал в школу? Вроде у кого-то из учителей муж служил в спецкомендатуре, где Этодело был на хорошем счету. Водку не пил, осуждён был по какой-то хозяйственной статье, и на досуге увлекался любительской киносъёмкой. А что делать? Где ещё брать кадры, если треть городка сидит, треть готовится сесть, а треть охраняет одних от других? У нас в старших классах, к слову, производственное обучение вёл прораб с зоны. И он неоднократно заявлял, что с зеками работать намного проще и спокойней, чем с десятиклассниками.

Поначалу от желающих взять в руки кинокамеру и последовать непростым путём красноармейца Некрасова отбою не было. В кружок записалось человек сто. И немудрено. Во времена, когда "Советский Экран" выходил двухмилионным тиражом, и на почитать его в библиотеке стояла очередь, приставка "кино" имела магическое свойство. Директрисса предложила установить вступительный ценз на основании поведения и успеваемости. Но Этодело категорически возразил.
- Записывать будем всех желающих.
- Как же вы справитесь?!
- Не волнуйтесь, я справлюсь. - коротко ответил тот.
Он был не так прост, как казался, этот мужичек.

Уже после первого занятия количество участников кружка сократилось втрое. Скучные лекции по физике, оптике, и химии, схемы и формулы на доске, непонятные термины в тетради, всего этого слава богу хватало и на уроках. К третьему занятию осталось человек двадцать. Я высидел просто потому, что увлекался фотографией, и мне было интересно. На пятое занятие пришло двенадцать человек. Этодело обвел нас взглядом, пересчитал, отложил в сторону мел, и сказал:
- Ну вот теперь нормально. Можно, это дело, и начинать.
А уже через месяц человек с кинокамерой стал непременным атрибутом всех школьных мероприятий. Наши фильмы из школьной жизни пользовались бешеной популярностью и собирали аншлаги. Этодело был хорошим руководителем. Как-то он умел ненавязчиво так организовать процесс, что каждому находилось занятие по душе, и никто не сидел без дела. То, что он не был профессиональным преподавателем и педагогом, добавляло нотку доверительности в наши отношения. Короче, нормальный был мужик.

А закончилось всё довольно неожиданно и печально. Приближался новый год. В последний день перед каникулами учителя как обычно, распустив учеников и закрыв школу изнутри, устроили вечеринку. И хотя Этодело не был членом педагогического коллектива, его пригласили. "В обнимочку с обшарпанной гармошкой". Кому-то же пришла в голову эта безумная затея - запечатлеть сие мероприятие на киноплёнку. Которая потом долго ещё пылилась в лаборатории в коробке с надписью "Новый год". После каникул про неё никто и не вспомнил.

Спустя какое-то время, уже ближе к весне, мы наконец закончили монтировать фильм на тему новогодних школьных утреников и огоньков. Определили время премьерного показа, сделали анонс. В зале было не протолкнуться, сидели на головах. Под нетерпеливый гул публики погасили свет, и начали кинопоказ. Кто перепутал плёнки, так и осталось тайной. Наверное в суматохе кто-то схватил не ту коробку. Новый год и новый год. Когда на экране пьяненькие учителя под беззвучную музыку стали непедагогично дёргаться и гримасничать, публика взвыла. Публика неистовствовала. Оператора, который попытался прервать несанкционированный кинопоказ, оттащили от аппарата. Коллапс наступил на эпизоде, где пьяный физрук с пьяным завучем прыгали наперегонки вокруг ёлки в мешках.

Конечно, разразился скандал. Нашу самую громкую премьеру объявили грязной провокацией. Все плёнки изъяли, лабораторию опечатали. И кружок прекратил своё недолгое существование. Только физрук за нас и вступился. Он сказал на педсовете, посвященному этому происшествию.

- Да ладно вам! Нормальное кино. Скажите ещё спасибо, что звука не было!

Страшные истории на ночь.

Слышали эту историю, нет? Короче, одна респектабельная супружеская пара, возвращаясь вечером домой, заметила на улице котёнка. Котёнок сидел под дождём, маленький, мокрый, и несчастный. Пожалели супруги котёнка, и взяли себе. Отогрели, накормили, и легли спать. А ночью котёнок тихонько пробрался на супружеское ложе, и обоих супругов задушил. Задушил и съел. Не сразу конечно, а постепенно. Но всех и без остатка. Даже косточек не оставил.
Спустя какое-то время жильцы дома обеспокоились отсутствием пожилых соседей, и вызвали милицию. Милиция приехала, посмотрела, в квартире пусто, прибрано, и тихо. Милиционеры пожали плечами, и уехали. И даже дело заводить не стали, потому что заявления никто не писал.
А котёнок, который к тому времени превратился в здоровенного матёрого котяру, приватизировал квартиру на себя, и стал сдавать её посуточно, через интернет, всяким прелюбодеям. А когда утомлённые любовными утехами похотливые квартиросьёмщики засыпали, он их душил и ел. По городу поползли слухи, что в такой-то квартире бесследно исчезают люди. Но расследование снова не дало никаких результатов. В квартире было по прежнему тихо, прибрано, и безлюдно. И только один следователь, капитан милиции по фамилии Мышкин, заподозрил неладное. И вот однажды вечером он тайно проник в квартиру, устроился в кресле у окна, и притворился спящим. Ровно в полночь дверь скрипнула, и в комнату неслышно вошел кот. Увидев спящего милиционера, кот бросился на него, но капитан ловко выхватил парабеллум, и выстрелил в кота. Строго сперва в сердце, потом контрольный, в голову. Убив тем самым его наповал. И тут же из мертвого кота выпали пожилые супруги, и все съеденные постояльцы. А капитан Мышкин после этого получил медаль, стал заикаться, и попал в сумасшедший дом.

Вот такая история.
Ну или ещё.

Жыла-была одна девочка. Очень хорошая. Она училась на одни пятёрки, была прилежной, слушала старших, и родители не могли на неё нарадоваться. Ещё у них в доме жил кот, довольно омерзительное создание. Потом он состарился и умер. А душа этого кота, вдоволь налетавшись по помойкам и подвалам, вернулась и вселилась в девочку. И девочку как подменили. Она стала грубить родителям и педагогам, плохо учиться, начала рано курить, завалила ЕГЭ, вышла замуж за алкоголика, и постепенно превратилась в мерзкую злую старуху без зубов и с плохой кредитной историей.

Ну, или тоже вот ещё было.

Один мальчик гулял неподалёку от дома на опушке леса, и увидел красивую рыжую кошку. "Кыс-кыс-кыс!" - позвал мальчик. "Мряу!" - сказала красивая рыжая кошка, и скрылась в кустах. Мальчик шагнул следом. Кошка оказалась ласковой и дружелюбной, и они стали играть. Игра была такая. Сначала мальчик прятался за дерево, и кошка его находила. Потом наоборот, кошка пряталась, и мальчик находил её. Так они играли, незаметно забираясь всё глубже в лес, когда внезапно небо над головой потемнело, налетел сильный ветер, загремел гром, и началась гроза. Испуганный мальчик хотел было побежать домой, но оглянулся и внезапно понял, что заблудился. Что находится в глухом лесу, и даже не знает, в какую сторону идти. И рыжая кошка тоже внезапно исчезла. Тогда мальчик заплакал, дрожа от страха и холода, забился под какие-то коренья, и задремал.
Когда он проснулся, светило яркое солнце и пели птицы. Он выбрался и без труда нашел дорогу домой. Однако дома ему открыли дверь совершенно незнакомые люди. Оказалось, что с того момента, как он ушел в лес вслед за рыжей кошкой, прошло пятьдесят лет. Родители его давно состарились и умерли, и из всех родственников мальчика осталась только младшая сестрёнка, которая давно выросла и уже сама стала бабушкой. Она очень удивилась, но сразу узнала брата. Потом она повела его на кладбище, показать могилу покойных родителей. Когда они пришли, на могиле сидела красивая рыжая кошка. "Кыс-кыс-кыс!" - сказал мальчик. "Мряу!" - сказала кошка, и скрылась в кустах. А мальчик в тот же момент, на глазах у изумлённых свидетелей, сморщился, и превратился в маленького дряхлого старикашку.

Или вот ещё было.

Одна семья приезжих решила купить себе квартиру. Денег было не особо много, но внезапно подвернулся прекрасный вариант за умеренную цену. Молодой человек, продававший квартиру, объяснил, что квартиру принадлежит его родителям, которые уехали жить за границу, и он продаёт её по доверенности. А по доверенности цена всегда ниже. Приезжих такое объяснение вполне устроило, они тут же ударили по рукам, и оформили сделку. Напоследок молодой человек обратился к ним с просьбой. Если вдруг, сказал он, к вам случайно придёт большой черный кот, вы его не гоните. Это кот моих родителей. Просто они не смогли взять его с собой, кот расстроился, и сбежал. Но может быть он ещё вернётся. И молодой человек оставил новым хозяевам на всякий случай свой номер телефона.
И вот как-то вечером сидят они у телевизора, и слышат, что где-то мяучит кошка. Они обошли всю квартиру, заглянули во все щели, но нигде никакой кошки не нашли. Однако следующим вечером мяуканье раздалось снова, уже громче и отчетливей. Они стали прислушиваться и пытаться определить направление звука. И поняли, что звук исходит из вентиляционной шахты. Вызвали спасателей. Спасатели приехали и стали вскрывать стену. И когда они её вскрыли, у всех присутствующих кровь застыла в жилах от ужаса. В кладку вентиляционнной шахты были вмурованы два полуразложившихся трупа пожилых людей, мужчины и женщины, а на голове одного, вцепившись в череп когтями, сидел огромный черный кот и орал дурным голосом.
Вот такая история. Если кто-то из особо въедливых читателей захочет сказать что нибудь по поводу творчества великого английского писателя Эдгара Алана По, то никаким По тут совершенно и даже близко не пахнет. А произошло это всё год назад в Мытищах.

Или вот тоже ещё такая история.

У одной девочки был кот по имени Борис. И как всякий кот он каждую весну убегал из дому. Потом конечно возвращался, потрёпанный, грязный и голодный. Девочка закончила школу и уехала учиться в Москву. И вот как-то весной сдала она сессию, и поехала домой на каникулы. Родители отдыхали где-то в санатории по профсоюзной путёвке, и дома никого не было. Приехала она, поднимается на этаж, а возле квартиры сидит кот Борис. Грязнее лужи. "Ах ты бродяга!" - обрадовалась она коту. Кот обрадовался тоже. Едва вошли в квартиру он кинулся к миске с водой и стал жадно лакать, будто не пил целую вечность. А девочка тем временем пошла в ванную умыться. И в этот момент зазвонил телефон. Звонила мама, узнать, как у неё дела. Девочка ответила, что у неё всё хорошо, что очень устала, что сейчас только помоет и покормит Бориса, и завалится спать. "Какого Бориса?" - спросила мама. "Ну нашего же Бориса!" - ответила девочка. И тут мать внезапно разрыдалась в трубку, и сказала, что Борис умер две недели назад, и они похоронили его на пустыре за домом. А девочке ничего не сказали, что бы не расстраивать. Девочка побледнела, сказала "А кто же тогда...", и тут внезапно услышала, как с той стороны двери кто-то легонько скребётся и тяжело дышит. "Кто там?!" - в испуге крикнула она. Из-за двери раздался смешок, и низкий гнусавый голос насмешливо сказал: "Не слушай эту старую дуру! Это я, твой кот Борис!" И тут девочка заметила, как ручка двери медленно поворачивается. Она выронила телефон, и рухнула без сознания.
Очнулась она уже в сумасшедшем доме. Доктор с добрыми глазами сказал, что у неё нервный срыв на почве переутомления, и что такое иногда случается с особо прилежными студентами. "А кот!? - воскликнула девочка. - Как же кот? Я же его видела!" Доктор довольно странно посмотрел на неё из под очков и кивнул. "Ну конечно видела. С котом-то как раз всё в порядке".
Оказалось, что родители случайно похоронили живого кота, думая что он умер. Сам бы кот из могилы конечно никогда не выбрался, но на его счастье дворовые собаки раскопали могилу с целью выяснить, нет ли там чего вкусного покушать. Очнувшийся кот на покушать был категорически не согласен, быстро надавал дворовым псам по сусалам, и рванул домой.
Вот такая история. А! А девочка выздоровела, да. Только стала сильно заикаться и картавить. Сейчас работает обозревателем на радио Эхо Москвы.

Ну и последняя.

В одном небольшом подмосковном городке жил-был один гражданин с гнусным характером, добрым серцем, и маленьким мальчиком. На досуге гражданин пописывал всякие позитивные истории в интернет. И вот как-то раз, перед самым новым годом, нехорошие люди подбросили им крошечного котёнка. Кошек гражданин не любил, и хотел котёнка выкинуть. Но мальчик сказал - папа, пусть живёт у нас, он ведь маленький. Ну хорошо - сказал гражданин - пусть живёт. Они приютили котёнка и стали к нему хорошо относиться. Котёнок отвечал им взаимностью, хорошо себя вёл, кушал всё что дают, и какать ходил исключительно в специально отведённое для этого место. А по ночам, когда гражданин садился перед компьютером писать свои позитивные истории, котёнок забирался к нему на плечо, и с интересом наблюдал. Иногда гражданин читал ему вслух комментарии, которые благодарные читатели оставляли к его историям.
Однако не все комментаторы отличались дружелюбием. Немало было и таких, которых хлебом не корми, дай написать какую нибудь гадость хорошему человеку. "Смешные люди!" - говорил гражданин, читая такие комментарии котёнку. Однако тот иронию хозяина не разделял, и слыша гадости в его адрес, вёл себя беспокойно. Он выпускал когти, гнул спину, и шипел. И однажды произошла цепь странных событий. В один прекрасный день у всех этих комментаторов случилась какая нибудь небольшая, но существенная неприятность. Одних пробил понос на ровном месте. У других не завелась машина. У третьих не встал в самый ответственный момент. У четвёртых наоборот, встал когда не надо. У пятых выскочил прыщ на носу. Кто-то порезал палец, к кому-то приехала тёща. Короче у кого что. Каждый знал только про себя, и никак не связывал происшедшее со своими комментариями. Но в целом картина вырисовывалась весьма неприглядная.
Гражданин был человек не суеверный, но на всякий случай сказал коту, который как обычно сидел у него на плече. "Ты это!... Ты давай полегче как-то. Мало ли кто что сдуру напишет. Понос ещё куда ни шло, но вот то что не встал, это ты зря. Не по мужски это, такие подляны. Верни человеку эрекцию!"
А котёнок тихонько сидел на плече, мурлыкал хозяину в ухо, и делал вид, что не имеет к этому ровным счётом никакого отношения.
И даже не понимает о чем речь.

У соседки на даче стояло пугало.
Нормальный такой, стильно прикинутый чувачок по имени Виталя. Своё имя, а так же гардероб, Виталя унаследовал от бывшего соседкиного мужа. Которого та пару лет назад с треском выставила из своей жизни "в одних трусах". ("В чем мать родила", "С голым ху... торсом", тут бывали варианты в трактовке). Люди добрые однако баяли , что это не соседка выставила мужа, а он сбежал от неё в одних трусах. Но для рассказа такие тонкости принципиального значения не имеет. Важно, что в наследство от мужа соседке остался гардероб мужниных вещей разной степени носки, и гараж со старенькой Нивой внутри.
Выкидывать вещи, большая часть которых приобретались с любовью ею же, рука не поднялась, и в конце концов они снова оказались на Витале, но уже другом. Тем более что новый Виталя были со своим прототипом как две капли воды. Только разве что пугало в отличие от мужа не бухало, не дебоширило, не шлялось по бабам, а культурно стояло, радуя садоводов-любителей своим дураковатым залихватским видом. Птицы его, кстати, совсем не боялись.

И вот как-то в субботу приехав на дачу, соседка вдруг обнаружила некий непорядок в виталином гардеробе. Непотребство даже, я бы сказал. Виталя стоял посреди огорода без штанов. Сперва соседка подумала, что брюки просто упали. Но нет. Ни на Витале, ни под Виталей, ни где-то поблизости штанов не было тоже.
- Вот наркоманы проклятые! - в сердцах воскликнула соседка.
Тут да, надо отметить, что синие товарищи частенько посещали садоводство с целью оформить право собственности на что нибудь плохо лежащее. Сказать "плохо лежали" про виталины штаны может и не совсем правильно, однако факт есть факт. Штаны кто-то гуманизировал. Поматерившись для порядка и выяснив, что кроме штанов на участке ничего не пропало, соседка успокоилась, и вскоре Виталя уже щеголял в обновке. Благо запас штанов был весьма приличный. На сей раз это были брюки от виталиного свадебного костюма. Шикарные штаны, всего-то единожды и одёваные.

Через неделю эти штаны исчезли тоже. То есть не факт, что исчезли именно через неделю. Может и на следующий день. Просто обнаружила соседка это в следующий приезд. И снова пропали только штаны. Никто не позарился на весьма стильный вельветовый пиджачок. И на шикарную клетчатую байковую рубаху претендентов не нашлось. А штаны как ветром сдуло. Что больше всего и повергало соседку в недоумение и меланхолию. Нелогичность происходящего всегда выбивает из колеи. И вместо того, что бы облачить Виталю в очередную обнову, соседка решила более не спонсировать штанами неизвестных граждан. Она разорвала старый картофельный мешок, и надела на Виталю. Придав ему таким образом некие колоритные шотландские мотивы.

А на следующий день, это было воскресенье, соседка с подругой отправились традиционным шопингом на местный рынок. И вот там-то, на рынке, соседка и увидела свои штаны. Не на витрине, конечно. А на неком идущем впереди гражданине.
- Мои штаны! - с изумлением воскликнула она, ткнув под бок подругу, и указывая ей на гражданина.
И добавила: - Вот гад!
- Да ну! - выразила сомнение соседка.
Сомнение это можно было трактовать таким образом, что виталины штаны были далеко не хенд мейд, а приобретались на черкизоне, куда весь город периодически ездил отовариваться. И наличие в одном городе двух одинаковых штанов вовсе не было явлением невероятным. На что соседка ответила железным аргументом.
- Я что, своих штанов не узнаю?! Я что, свои штаны с какими-то другими могу перепутать? Вон пятно от масла на жопе!
Было ли на штанах идущего впереди гражданина на самом деле какое-то пятно, неизвестно. Однако дальше события развивались следующим образом.
Соседка ускорила шаг, обогнала гражданина в штанах, (который кстати своей внешностью совсем не был похож на нелегального посетителя чужих огородов, а имел вид вполне респектабельный и интеллигентный), развернулась, перегородила ему дорогу в узком проходе весьма внушительной грудью, и уперев руки в боки, глядя в глаза, спросила с сарказмом.
- Не жмёт?
- Что, простите? - удивился гражданин, когда понял, что обращаются именно к нему.
- Я говорю - штаны не жмут? - повторила соседка уже с нажимом.
Замешкавшись на секунду, гражданин сказал.
- Проститте. Вы меня вероятно с кем-то спутали.
- Тебя-то может и спутала! - охотно согласилась соседка. - А вот штаны точно не спутала! Не стыдно?! А ещё в очках!

Этот диалог конечно не мог не привлечь к себе внимание окружающей публики. Рыночный люд падок до скандалов. Поэтому вскоре по рядам пополз шепоток: "Воришку поймали!". Мужчина в подозрительных штанах меж тем поняв, что с ним происходит какой-то казус, и любые сиюминутные разборки будут не в его пользу, обогнул соседку и стал быстро пробираться к выходу с рынка. Под крики соседки "Ну нет, вы только посмотрите на него!", и улюлюканье прочей публики. Пробившись к выходу, гражданин уселся в старенький вольво, сорвался с места, и был таков.
- Нет, ты видала?! - возмущалась вслед соседка, аппелируя к подруге. - На иномарке ездит, а ходит в штанах с пугала! Что за люди пошли?

На этом, собственно, происшествие и закончилось. С виталиного гардероба больше ничего не пропадало, лето кончилось, наступила осень, садовые дела сошли на нет, и настала очередь других проблем. К примеру, надо было что-то делать с гниющей в гараже Нивой. Продавать машину за ту цену, которую она стоила, соседка напрочь не хотела. Оставался вариант получить права и ездить самой. Навыки вождения кстати у соседки были, и весьма неплохие. Так что тратить деньги на автошколу она сочла излишним, и решила сдавать экзамен на права экстерном. И надо-то было только подзубрить билеты, заплатить пошлины, да получить медсправку. То есть пройти медкомиссию.

Возле кабинета с надписью "Психиатр" никого не было, она постучала и приоткрыла дверь.
- Да-да, входите! - раздалось изнутри.
Соседка шире распахнула дверь и шагнула внутрь.
В кабинете за столом сидел и смотрел на неё давешний мужик с рынка. И сомнений в этом не было ни малейших, потому что из-под белого халата торчали те же самые виталины штаны. Уж в этом соседка ошибиться не могла.

- Да и хер с ними, с правами этими! - говорила она потом. - Ну на кой они мне? На огород я и так, без всяких прав доеду. А больше мне и ездить-то - куда?

Однако по весне, с началом дачного сезона, все до единой виталины вещи собрала, упаковала, погрузила, и вывезла на помойку.
На всякий случай.
От греха.

А я вчера сделал доброе дело, помог одной даме.
Вечером к закрытию за сигаретами пошел, у нас супермаркет до десяти, уже темнело. Иду обратно, передо мной дама. Метрах в десяти. Два пакета в обеих руках, еле прёт. Знаете, вот русская женская доля такая. Корячилась целый день где-то в офисе в Москве, корячилась, потом ехала по пробкам, по духоте, по жаре, вымоталась как сука. И тут в магазин ещё. Того-сего, два пакета под завязку. И вот идёт она, последний рывок, каких-то двести метров до подъезда, а сил-то нет уже. На исходе силы-то. Идёт еле-еле, на последнем дыхании. А пакеты тяжелые, руки так и оттягивают к земле.
Симпатичная. Платьишко такое, вроде простенькое, а стильно. Причесочка, попка такая аккуратненькая, ножки. Каблучки. Цок-цок, цок-цок. Ямочки под коленочками такие трогательные.

А теперь скажите - мог ли я ей не помочь?
Конечно мог. Так бы шел и шел сзади, смотрел на эти ямочки.
Но я не такой. Тем более что явно же из моего дома, тут другие не ходят. И я так иду, думаю - ямочки ямочками, но надо помочь. Догоняю. Легко. У меня-то две пачки сигарет в пакетике, и всё. Догоняю, и так культурно:
- Добрый вечер! Позвольте вам помочь?
Негромко так. Не напугать что бы. Сумерки же. Голос ещё знаете такой сделал... Добрый что бы. Что бы как у доктора, когда он прайс на лечение озвучивает.

Каааааак она сиганула!!! Будто из рогатки ею выстрелили! Всю усталость как ветром сдуло! Похуячила от меня в сумерках, только пакеты развеваются. Вмиг до будки охранника долетела, дух перевела пока ключи из сумочки доставала, пакетики хвать, и шмыг в свой второй подъезд. Соседка значит. Ну ничего, ничего. В следующий раз увижу её, ещё больше обертонов доброты в голос добавлю.

Вот так. А если б не я? Так и плелась бы полночи, вызывая жалость случайных прохожих. А так - вжик, и дома.

Это вот кстати у меня так приятель со своей будущей женой познакомился. Он на работе сидел, ему соседи позвонили - у тебя кот по карнизу разгуливает. Он руки в ноги, и бежать. Бежит, а в это время как раз две девушки купили огромный арбуз. Купили, и несут его вдвоём в пакете. Еле прут, очень тяжелый арбуз. А меж тем приятель, с котом на карнизе, мчится мимо, задрав голову, пытаясь на бегу рассмотреть на табло, с какой платформы уходит его ближайшая электричка. И он между этими девушками решил прошмыгнуть. Он интуитивно просчитал, что зазора ему хватает. Он даже "извините" на бегу сказал, на тот случай если кого-то заденет нечаянно. А арбуза он просто не заметил.

Арбуз взорвался. Взрыв был такой силы, что забрызгал семечками и мякотью всю площадь трёх вокзалов, и клуб железнодорожников до крыши. Вот такой большой был арбуз. Приятель конечно тут же стал суетливо и унизительно извиняться, предлагая немедленно компенсировать стоимость арбуза. На что подруги, со слезами на глазах, ему отвечают.
- Да какая стоимость? Вы знаете, с каким трудом мы его пёрли!?
Приятель говорит:
- Девушки, миленькие! Я куплю самый большой в мире арбуз, и привезу вам его куда скажете. Но я сейчас очень спешу! У меня кот на карнизе!

- Ах! - воскликнули те. - Кот на карнизе! А какой этаж?
- Девятый!!
- Ойёйёй! Мамочки дорогие! Что ж вы стоите? Бегите же быстрее!
- А арбуз?
- Да чёрт с ним, с арбузом!

Вот такие это были прекрасные, чуткие девушки. У них даже слёзы от обиды за арбуз сразу высохли, и на лицах проступила озабоченность судьбой кота. Приятель сунул им впопыхах визитку, потому что денег брать они категорически отказались, и помчался ловить падающего с карниза кота.

Кот сидел дома. Он вволю нагулялся, держа в напряжении своим опасным поведением случайных свидетелей, и вернулся как ни в чем ни бывало. Ну, приятель ему конечно тут же надавал по мордасам, успокоился, и вспомнил про арбуз. Про арбуз, и про девушек, и ему стало неловко. Оттого, что он у них даже телефон не попросил. Так он сидит, расстраивается, и тут звонок.
- Алё, здравствуйте! Это мы, у которых вы сегодня арбуз...
Он как закричит:
- Да да да! Как здорово что вы позвонили! Я сижу и про вас думаю! Мне так неловко! Скажите же скорее, куда мне привезти арбуз?!
Ему в ответ:
- Дался вам этот арбуз!? Что вы заладили - арбуз, арбуз! Чёрт с ним, с этим арбузом! Скажите же скорее - что с котом? Кот жив? Мы очень волнуемся!

Заверив, что с котом всё в порядке, он путём угроз и шантажа выманил таки у них адрес, и поехал покупать арбуз. Только трубку положил, - снова звонок. Тот же голос, вкрадчиво.
- Алло, простите, это снова я. Вы когда поедете, вы не забудьте пожалуйста окна проверить. Пожалуйста!
Купил он короче арбуз, самый большой какой был, потом шампанского ещё, два букета, а по дороге решил, что наверное на какой нибудь из них женится. Такое они на него приятное впечатление произвели своей заботой про кота, и вообще.

Подруги оказались мама с дочкой. Причем, что любопытно, у него с ними разница в возрасте оказалась совершенно одинаковой, с каждой по девять лет. Только в разные стороны.
- Да они вобще клоны какие-то. Я их по телефону до сих пор путаю.
Так и женился. На той которая дочка. Хотя говорит, что мог и на той которая мама. В принципе.
Теперь на каждую годовщину знакомства они покупают самый большой арбуз. Традиция.
А на окнах у них такие специальные противокошачьи сетки.
Во избежание.

Давеча пошел на рыбалку. Ну, не на рыбалку. Просто, воздухом подышать. Удочку взял так, для виду. От комаров отбиваться. Пришел, забросил. Дышу. Слева три рыбака.Я их не вижу, за кустами и упавшей берёзой, только слышу. Но на самом деле до них рукой подать. Это как с соседями. В лицо друг друга не знаем, но по голосам различаем отчетливо. Не, на самом деле! Я не рассказывал? Ехали как-то в поезде, на курсы повышения квалификации, в Москву. Давно было. Люди разные, сборная солянка, со всех предприятий города. Со мной в купе попали два мужика. Ну, вечером как тронулись выпили конечно, за встречу, за знакомство, покурили, да спать легли.

Утром один мужик другого спрашивает - ты не на Ленина случаем живёшь?
Тот - на Ленина.
- В семнадцатом доме?
Тот - да. А что?
- Второй подъезд, четвёртый этаж, квартира налево?
Тот - Ну! А ты откуда знаешь?
- Так я тебя по храпу узнал! Я за стенкой, в первом подъезде живу.

Так и с этими. Я их не вижу, они меня. Но я-то один, мне разговаривать не с кем. А они там трое, выпивают, ну и болтают про то про сё. Про стройку какую-то, про ремонт, про хозяина. И из разговора я понимаю - хохлы. Натурально. Откуда-то с под Львова.
Тут надо заметить вот что.
То место, где мы сидим - запретка. Запретная зона. Режимный объект. Охрана с автоматами, все дела.
Вы понимаете, куда я клоню? Меня вдруг как ошпарило! Стратегический охраняемый объект. На берегу которого сидят три представителя государства, которое находится с нами в состоянии войны. Не, я понимаю, что мы-то нет! Но они-то - таки да?! Вы же включите любой хохляцкий канал, они же с нами воюют давно и вполне успешно.
А эти сидят как ни в чом ни бывало, ловят нашего леща, выпивают, закусывают...
Я конечно сразу почувствовал себя старшиной из кинофильма "А зори здесь тихие". Не выдержал, кричу им из-за берёзы.
- Эй, бандеровцы!
Они такие.
- Ась?
Я.
- Хенде хох! Гитлер капут!
Они оттуда, из-за кустов.
- Нихт шиссен! Вас ис дас?
Я говорю.
- На чо ловите, террористы?
Они.
- На опарыша трохи ловим! На червя не берёт чотта ниххуя!

Пошел, взял у них пару опарышей. Сидят такие, натурально бандиты. Здоровые, бритые, морды шире меня в плечах!
- Слы, дядя-москалик, выпей трохи з намы.
Я такой
- С диверсантами не пью! Вот сала если токо. Трофейное, или наше?
Они, удивлённо
- А шо, тут е сало?! Мыкола, ты бачив тут сало?!
Мыкола, флегматично.
- Та ни. Цэ не сало. Цэ мыло!
Ржут.

Нет, ну серьёзно. Так нельзя! Где энкаведе, где смерш? Они нас завоюют, мы и не узнаем.
Сала поел, смотал удочку, и пошел домой, расстроенный.
Нашей беспечностью.
Домой пришел, Кузьмич извертелся вокруг.
- Кузя, что такое?
А это руки у меня оказывается пахнут вражеским салом. Копчоным!
Пока не отмыл, чувствовал себя предателем родины.

В одной компании есть добрая традиция. Кто первый схватится за телефон, тот и оплачивает выпивку. И вот сидят они как-то в ресторане, уже посидели так хорошо, но трубку никто не берёт. Ждут, кто первый попалится. Только иногда поглядывают втихаря на неотвеченные вызовы.
Подходит официант менять пепельницы, и тут у него в кармане звонит телефон. Он отворачивается, достаёт трубку, говорит "Алло! Я занят!", и снова убирает в карман. Поворачивается к столу, а вся компания смотрит на него, и кто-то говорит:
- Ну чо, братан? Вот ты и попал!

У нас возле супермаркета стоит ряд павильончиков. Хлеб там, овощи, мясо, и т.д. И есть один, где делают пиццу. И на этом павильончике висит здоровый такой баннер, на котором изображены практически в натуральный человеческий рост две пиццы. Они как-то мудрёно по-иностранному называются, я не помню.

И вот однажды какие-то хулиганы, а может это были конкуренты, под покровом ночи нарисовали на одной пицце мух, а на другой таракана. Да так искусно нарисовали, суки, что мухи с тараканом выглядят натуральнее и красивше самой пиццы. Расчет вероятно был на то, что мухи и тараканы отпугнут клиентов.

Хозяин сперва хотел баннер заменить, но пока собирался, мухи с тараканами неожиданно приобрели коммерческий смысл и маркетинговое значение. Теперь посетители, вместо того чтобы ломать язык мудрёными иностранными названиями, при заказе просто говорят: "Мне одну большую, с мухами, и две маленьких, с тараканом".
И всем удобно.