Поиск по автору:

Сын полка.

Однажды в лютый мороз, Павел забежал в помещение магазина согреться.
Возле входной двери, пританцовывая, кучковался небольшой коллектив с той
же целью. Мужик бомжеватой наружности активно уламывал женщину
неопределённого возраста купить у него щенка: «Мадам, вы, наверное, ещё
не имели животных! ». «Это я не имела?! – возмутилась дама - Да у меня и
сейчас дома целый зоопарк: муж – кобель, невестка – скотина, а сын
баран! …». Исчерпав всё красноречие, мужик переключился на новоявленную
жертву, - Пашу и стал заливать, что это уникальная порода - африканский
бультерьер, который когда вырастет, станет свирепым, как Майкл Тайсон:
«Отдам за смехотворную цену – не хватает на топливо для сугрева
остывшего организма». Дама бесцеремонно заявила: «Да за такие бабки, я
сама кого хочешь порву! ». Паша натиска не выдержал и стал обладателем
забавного щенка необычного окраса, на шерсти которого чередовались
чёрные и белые полосы, как у зебры. «А чем его кормить? » -
поинтересовался новоявленный владелец щенка на прощанье. Тётка снова
встряла: «Яйцами Фаберже. Всмятку! ».
Пёс вырос крупным, с огромной пастью, но безгранично добродушным. Было
очевидным, что в его жилах текла кровь целого полка представителей самых
различных собачьих национальностей: шотландского колли, немецкой
овчарки, французского бульдога и даже, судя по курносой морде,
китайского пекинеса. Поэтому его назвали Полканом. Как-то, выгуливая пса
в парке, Паша повстречал своего давнего знакомого. Попили пивка и стали
прогуливаться, толкуя «за жисть». А тут навстречу пышная свадьба.
Собачья. Стая сексуально озабоченных женихов преследуют невесту, которая
шествует впереди свадебной процессии, развратно виляя тощим задом. При
этом она периодически оглядывается и её пасть не покидает блудливая
ухмылка.
Паша, зная похотливую натуру своего питомца, потуже натянул поводок. Пёс
пару раз рванулся – не тут-то было. Он осуждающе глянул на хозяина,
прижал уши и грустно опустил морду. «Задолбал он меня, – пожаловался
Паша, - всю округу снабжает своим потомством, их же ни с каким другим
производителем не спутать, - полосатые, как матросики. Соседи уже
требуют алименты». Тогда приятель говорит: «Чего ты дурью маешься, давай
его того, помидоры на фиг отчекрыжим. Всё равно он не породистый, на
вязку никто не позовёт. А так всё меньше гормонов в крови будет
бушевать. У меня сосед ветеринар, это ему, - как два пальца об асфальт».
Когда Паша согласился, пёс поднял морду и как-то очень нехорошо
посмотрел на хозяина, как будто всё понял.
Среди ночи Паше приспичило по малой нужде. Жил он в стареньком частном
доме с удобствами в глубине двора. В темноте идти туда было лень, и,
только он пристроился оросить угол своей хаты, как из кустов молнией
выпрыгнул Полкан и буквально на лету вцепился ему в то, что хозяин
собирался у него оттяпать. А в этот самый момент Пашина жена
спортсменка-парашютистка совершала затяжной прыжок. Дождавшись, когда
приблизилась земля, - она энергично рванула кольцо. Но вместо привычного
хлопка над головой, раздался душераздирающий вопль возле самого её уха.
Хана, подумала она… Проснулись они одновременно. Картина маслом: сидят
на кровати двое супругов и с недоумением глядят друг на друга. Занавес.
Паша отделался лёгким испугом, но, вспомнив нехороший взгляд кобеля,
пластическую операцию ему отменил.

Сын полка.

Однажды в лютый мороз, Павел забежал в магазин согреться. Там же
окоченевший мужик всучил ему щенка, поклявшись, что это уникальная
порода - американский боксёр, вырастет свирепым, как Майкл Тайсон.
«Отдам за смехотворную цену – не хватает на приобретение топлива для
подогрева остывающего организма». Паша клюнул и стал обладателем
забавного щенка необычного окраса, шерсть которого чередовалась чёрными
и белыми полосками, как у зебры.
Вырос он крупным, с огромной пастью, но безгранично добродушным. Было
очевидным, что ничего породистого там рядом не лежало. В его жилах текла
кровь целого полка представителей самых различных собачьих
национальностей: шотландского колли, немецкой овчарки, французского
бульдога и даже, судя по курносой морде, японского хина. Поэтому его
назвали Полканом. Как-то, прогуливая Полкана на поводке, Паша повстречал
своего давнего знакомого. Попили пивка и стали прогуливаться, толкуя «за
жисть». А тут навстречу пышная свадьба. Собачья. Стая сексуально
озабоченных женихов преследуют невесту, которая шествует впереди
свадебной процессии, развратно виляя тощим задом. При этом она
периодически оглядывается и её пасть не покидает блудливая ухмылка.
Паша, хорошо знакомый с донжуанскими наклонностями Полкана, потуже
натянул поводок. Пёс пару раз рванулся – не тут-то было. Он осуждающе
глянул на хозяина и грустно опустил морду. «Задолбал он меня, – стал
жаловаться Паша, - всю округу снабдил своим потомством, их ни с каким
другим кобелём не спутать, полосатые, как матросики. Соседи уже требуют
алименты». Тогда приятель говорит: «Чего ты мучаешься, давай его того.
Всё равно он не породистый, на вязку никто не позовёт. А так всё меньше
гормонов в крови будет бушевать. У меня сосед ветеринар, это ему - как
два пальца об асфальт». После этих слов, как рассказал после Пашка, пёс
поднял морду и на этот раз очень нехорошо посмотрел на хозяина, как
будто всё понял. На том приятели и порешили.
Среди ночи Паша проснулся по малой нужде. Жил он в стареньком частном
доме с удобствами в глубине двора. В темноте идти туда было лень, и
только он пристроился оросить угол свое хаты, как из кустов выпрыгнул
Пират и буквально на лету вцепился в то, что хозяин собирался ему
оттяпать. От неожиданности и боли, Пашка заорал во всю мощь своих лёгких
и … проснулся. Следом проснулась жена с тем же выражением ужаса на лице.
Ей в тот момент снился не менее драматический сон, из вечернего
телефильма про войну: будто на неё двигался вражеский танк и она,
дождавшись, когда он приблизился вплотную, - рванула чеку
противотанковой гранаты. К счастью «чека» не выдернулась, и отделалась
лёгким испугом, а кастрацию кобелю, на всякий случай, отменили.

Со своей будущей женой Валерка познакомился... в постели. Однажды он
проснулся в неизвестной обстановке и обнаружил рядом с собой совершенно
незнакомую женщину. Она мирно посапывала под тонкой простынкой, сквозь
которую проступали пышные формы тициановских моделей, которые его всегда
так волновали.
Перед его мутным взором предстала крашеная блондинка не первой
молодости, с круглым привлекательным лицом, вовсе не похожая на
случайную потаскушку. Валерку нисколько не смутило само пробуждение в
чужой квартире, явление хорошо знакомое завзятым поклонникам Бахуса,
когда тяжелая попойка бесследно стирает из отравленного мозга
происходившие накануне события. Он стал привычно напрягать непослушную
память в надежде выудить из нее хотя бы крохи из, по-всей видимости,
богатых событий вчерашнего вечера. Но мысли путались, из похмельной
сумятицы всплывал какой-то хаос. Последним был чудом зацепившийся в
затуманенном портвейном мозгу эпизод, как он выпивал в каком-то
неопрятном кафе, рядом располагалась веселая компания, и он оказался за
их столом. Дальше никакой информации не сохранилось.
По вискам стучало кузнечным молотом, мелко тряслись руки, и нестерпимо
хотелось отлить. В щедро проспиртованных извилинах беспорядочно
суетились путанные мыслишки, а душа настойчиво требовала утреннего
похмелья. Валера еще раз окинул взглядом спящую Мадонну, и дух
перехватило от увиденного великолепия, отчего он даже про себя
прихвастнул: «В полной невменяемости ухитрился закадрить такую ядреную
кралю! ». Лежал он возле стены, украшенной пестрым ковром и, чтобы
выбраться в клозет, необходимо было преодолеть аппетитную возвышенность.
«Тут без альпинистской сноровки, да еще с похмелья, не перемахнуть, – с
тоской подумал он, – щас проснется, психанет, даст пенделя и выставит,
как нашкодившего щенка».
Валера напрягся, стараясь осторожно перебраться через выдающуюся
преграду, но отравленный вестибулярный аппарат дал сбой, и он загремел,
сперва на прекрасную незнакомку, а с нее брякнулся на пол.
Плотно сомкнув веки, он ожидал чего угодно, только не того, что услышал:
«Лерочка, ты не ушибся? ». Открыв глаза, и наведя их на резкость, он
увидел перед собой симпатичную толстушку с заспанными и лучисто-шальными
глазами. Она с немым обожанием смотрела на беспомощно лежащего на полу
несчастного Валерку. А над ее головой он увидел классического амурчика –
этакого пухленького младенца, который заговорщицки подмигнул обалдевшему
гостю, достал свой легендарный лук и выпустил стрелу в Валеркино
любвеобильное сердце. Его болезненное, словно пергаментное лицо, озарила
та счастливая улыбка, которая прежде следовала только за утренней
похмельной кружкой холодного пива.
Бурный и упоительный роман благополучно завершился маршем Мендельсона,
пиликавшим хмурым баянистом в том самом кафе, где, как оказалось,
состоялось их знакомство и где новобрачная трудилась буфетчицей. Звали
«молодую», в отличие от предыдущих пассий, будничным именем Зоя.
Семейная жизнь Валерки на отношение к алкоголю существенного влияния не
оказала. Он искренне считал, что выпивка служит смягчающим
обстоятельством между гнусной реальностью и сладкой мечтой. От частых
запоев он вскоре усох и превратился в сморщенного неврастеника, отчего в
кругу своих собутыльников приобрел обидное прозвище Сухой.
Новоявленный супруг обосновался на ПМЖ в Зойкиной однокомнатной
хрущевке, где запахло вкусной и размеренной жизнью. Отравляло идиллию
наличие у жены шестилетнего сынишки, портрет которого он принял за
амурчика. А лук со стрелой, по-видимому, почудились с похмелья.
Шкет был избалован до омерзения, он целыми днями бесился со своею
маленькой пучеглазой сучкой, злобной и визгливой тварью, неистово
ревновавшей нового жильца к своим любимым хозяевам. Но, всем на
удивление, молодожены между собою славно заладили, хотя добрые отношения
периодически смывались мощным Валеркиным алкогольным цунами. Как
выяснилось гораздо позже от самой Зойки, он, вопреки своему сморчковому
масштабу, обладал неутомимой мужской состоятельностью, Зойка
непостижимой женской интуицией с первого же взгляда это прочувствовала,
и на этом сладострастном фундаменте состоялась их пылкая любовь.
Зойкин мальчишка давно уже вырос из аистно-капустных баек, прослушав в
полном объеме курс дворовых лекций об отношении полов, и поэтому
«молодые» зачастую были вынуждены, прихватив покрывало и бутылочку
портвешка, отправляться в соседнюю рощу, где сполна предавались
упоительным любовным утехам и наслаждались друг другом до полного
изнеможения. А после, обессилевшего от неистовств и вина, полуживого
супруга Зойка почти на руках транспортировала домой, как утомленного
долгой прогулкой ребенка. Бессменным спутником активно выпивающего
мужика является хроническое безденежье. Они неразлучны и всегда рядом,
как водка и цирроз.
Впервые «молодые» крупно поссорились, когда легкомысленный муженек,
пребывая в эпицентре запоя, покусился на святая-святых, Зойкин загашник
– отложенную заначку на долгожданное пальто с норковым воротником.
Валерка с купеческим размахом спустил эти деньги в престижном ресторане.
Когда миновала неделя непримиримого молчания, Зойка проснулась среди
ночи от нежного прикосновения, супруг осторожно водил ноготками по ее
шее, плечам и спине. Ее сердце тяжело забилось, она обняла своего
легкомысленного Буратино, и они слились в страстном поцелуе.
Все свершилось в полном соответствии с рекомендациями популярной брошюры
«Брак и гармония». После завершения сладострастного безумия Валерка,
тяжело дыша, лежал на спине, а умиротворенная Зойка, впервые после
размолвки примирительно заговорила: «Лерка, ты не будешь возражать, если
деньги на пальто я займу у мамы? ». Валерка сердито засопел и холодно
произнес: «Между прочим, мы с тобой не разговариваем! ». Зойка обалдела:
«Как же? а ЭТО?.. ». «Не путай, ЭТО - разные вещи!!! » – буркнул он,
отвернулся к стене и захрапел.
Вскоре алкоголь сделал свое губительное дело, и Валерки не стало. Фима
встретил вдову через несколько лет и спросил: «Не замужем? ». «Ну что
ты, – грустно улыбнулась она, – какой может быть муж после Лерки?! ».
Вот уж верна народная мудрость: «Любовь зла... ».

История отношений Палестинкой автономии и Израиля напоминает сюжет
рассказа М. Зощенко о студенте (ХАМАС) и водолазе (Израиль). «Водолаз
был очень даже здоровый тип, в водолазном деле слабых не употребляют, но
этот был ужасно какой здоровый дьявол. А студент, конечно, мелковатый и
непрочный субъект. И красотой особой не отличался. Чего-то у него
завсегда было на морде, вроде золотухи». А только они подрались. Была
между ними и классовая борьба и идеологические расхождения. Кроме всего
прочего они, грубо говоря, не поделили между собой бабу (территорию).
Баба так себе, ничего особенно сверхъестественного в ней не наблюдалось:
никаких дворцов и замков и возраст у невесты довольно почтенный… Но обе
стороны в нее были сильно влюблены.
Раньше она гуляла со студентом, но после перекинулась на водолаза.
Может, он ей симпатичнее показался, или руки у него чище были, я не
знаю. Только она действительно отошла к нему. И у них возникла пылкая
любовь. А вскоре уже водолаз стал и сам не рад своему счастью. Потому,
как оказалось, у него ужасный противник. Однако виду не показывает.
Гуляет храбро под ручку со своей дамой, а студент его, конечно, задевает
и обзывает водолаза всякими хамскими словами и при случае пихает в
грудь. И однажды на любовной почве у них случилась драка. Грубо говоря,
они не поделили бабу! Это ж прямо анекдот.
Гуляет водолаз со свой фифочкой, а студент ему вслед запустил булыжник и
угодил, рыбий глаз, аккурат ему по затылку. Тогда водолаз провожает свою
даму, возвращается ударяет студента по брюху и по другим важным местам.
Студент брык наземь, лежит отдыхает. Тут его соседи натерли снегом его
слабую грудь и отвели домой. Тот ничего, отлежался и вечером вышел
подышать свежей прохладой. Не успел, как следует надышаться, как
навстречу идет водолаз. И тогда он снова быстрым темпом идет до врага и
бьет его своею тощей рукой прямо в харю. Ну, тут товарищ водолаз
порядочно отутюжил студента. Так что пришлось его домой относить на
шинельке.
Только проходит совсем немного времени, студент поправляется, встает на
худенькие ножки и обратно ищет водолаза. Водолаз хочет его не увидеть, а
тот подходит к нему вплотную и снова ударяет его по зубам. Тут
происходит безобразная сцена. Студента кидают, вращают по земле и бьют
смертным боем. На этот раз у студента стали отниматься передние и задние
ноги. Его забирают в больницу, а водолазу грозят народным судом.
В рассказе у Зощенко водолаз устал бить студента, он совершенно извелся
и они помирились. Остается открытым вопрос: чем закончится подобная
история на Ближнем востоке.

В далеких 70-х, будучи на соревнованиях в г. Пятигорске, обратил
внимание на то, что один наш спортсмен постоянно держит руку в кармане и
остервенело там шурудит. Как будущий медик поинтересовался. Он жалуется,
что зуд нестерпимый. Без колебаний ставлю уличный диагноз - МАНДАВОШКИ!
Тащу его в аптеку. По дороге он продолжает яростно изводить врага пилкой
для ногтей: "Злые, как псы!". В аптеке очередь, он ждет пока люди
разойдутся, так как о назначении сернортутной мази любой грамотный
гражданин знал. Наконец дождался свободного доступа к оконцу и,
заливаясь краской, у девушки-фармацевта спрашивает про мазь. Та
отвечает, что ее сейчас нет, но есть настойка чемерицы. Он: "А это от
чего?". Она: "От того же!".

Какое-то календарное мероприятие мы с женой праздновали у приятелей, у
которых был двадцатилетний сын даун. Лева, как и все представители этого
племени, был добродушный, приветливый и жизнерадостный. В тот раз, ему
родители позволили посидеть за столом и вскоре отправили спать. В разгар
веселья в комнате появляется толстый, Лева с горшком в руке. С
младенчиской улыбкой он снимает трусы, садится на горщок и радостно
сообщает: "Какать буду".

В 70-х годах в аэропорту работала диктором радиоточки бывшая стюардеса.
Глубокой ночью к ней заглянул, уже поддатый ее приятель. Работы ночью
мало и они принялись за муси-пуси-поцелуси. Как положено, после прилюдия
перешли к делу: "Тебе так хорошо? А так? А теперь наклонись, а еще
повернись,...". Неожиданно в рубку торабанит дежурный... Оказалось, что
в пылу страсти мужик посадил подругу на пульт с тумблерами и она ж...
влючила микрофон и весь зал ожидания совершенно бесплатно наслаждался
передачей "секс по радио".

По вечерам во дворе собиралась компания пацанов. Потягивали пивко и
травили байки, в том числе о своих дон-жуанских подвигах. Заика Женя,
интеллигентный юнец, застенчивый, еще не утиративший способность
краснеть, жадно слушал этот треп, но самому хвастнуть было нечем. При
самых непристойных подробностях, его лицо, щедро укомплектованное
красноречивыми прыщами, заливалось ярким румянцем. А самым для него
мучительным был момент, когда его мамаша, свесив через перила балкона
безразмерные сиськи, с надравом орала: "Же-е-ня, домой!". И он страдая
от стыда, рысцой трусил к подъезду под ржание приятелей.
В один весенний вечер появляется ликующий Женя и, заикаясь сильнее
обычного, выдает: "Реб-б-бят-та, я трип-п-пер по-о-ймал!". Немая сцена.
Наконец, кто-то не выдерживает: "Женя, а что же ты маме сказал?". "Маме
я сказал, что грибок, мама бы против тип-п-пера возражала"...

Рождественский рассказ
(по Зощенко)


Один гражданин по имени Василий испытал на себе не один десяток разных
профессий, но шофером трудиться не довелось, хотя водительские права
имелись. Ему кум на день рождения подарил. Но это было давно, еще при
советском режиме. А при теперешнем строе его угораздило выйти на пенсию
и сразу жить стало скучно с материальной стороны. Наступило плохое
питание, в результате чего нарушился обмен веществ и началось
расстройство нервной системы. А тут еще кум встрял: «Очень даже
удивительно, что все еще встречаются меланхолики, которые скулят и ноют,
и вообще не знают, как заработать побольше барыша. При новой власти это
плевое дело. Кругом происходят замечательные истории, как, например,
один бывший непримиримый борец с мировой буржуазией, враз стал
миллиардером». И баба Василия, такая сварливая холера, как та старуха из
сказки о золотой рыбке: «Не хочу - говорит – на твою нищенскую пенсию
существовать, ступай дурачинушка ты, простофиля и думай, как дальше жить
будем!».
Долго они кумекали и решили на склоне лет обогатиться. Ничего лучшего не
придумали, как назанимать у соседей и родственников деньжат и купить
подержанный автомобиль, который собирались использовать в корыстных
целях. Они, курицыны дети, хотели через это стать капиталистами и начать
жить напропалую, то есть загулять на старости, если успеют. Решили
завести себе такси, а лучше маршрутное, туда больше народу впихнуть
можно. Василий, по дурости своей согласился. Не думал, что кукиш там
будет а не барыш. Поехал Василий с кумом на авторынок, выбрал подходящий
автомобиль марки Газель. Ничего машина, все на месте: колеса, мотор и
даже стекла частично целые. Поторговался, бросил шапку о землю, и купил.
Целую неделю кум натаскивал старика: какие педали нажимать и куда
баранку вертеть. Еще месяц ушел на оформление документов и разные мелкие
ремонты.
Наловчился пенсионер лихо по городу носиться, потому, как ежели не спеша
тащиться и по сторонам глядеть, кукиш заработаешь, а не барыш. Вот он с
пол года по дорогам колесил, и однажды приключилась с ним драматическая
история. В часы пик в общественном транспорте ни сидеть, ни стоять, ни
лежать спокойно ни какой нет возможности. А едут на работу широкие слои
населения всех сортов, кроме буржуев и депутатов. Пешком шкандыбать,
кому охота. Гонит Василий по скользкой дороге, стекла замерзли,
видимость слабая, а пассажиры спешат на работу и потому нервные. В
салоне конечно давка, машину колбасит в разные стороны, люди
расстраиваются от такой поездки, хватают друг друга за разные части
тела, чтобы не опрокинуться. Водитель кричит, чтоб прекратили пихаться и
раскачивать автомобиль, подвергая свои жизни опасности.
И тут разворачиваются главные события: один пассажир пролетарской
наружности, находясь в раздраженном состоянии, не выдерживает качки и
начинает вопить: «Это не водитель, а сукин сын какой-то. Напихал полный
автобус людей и несется, как очумелый. Швыряет машину, вроде дрова
везет! Хуже чем в трамвае!». Ему с ехидцей возражает полная блондинка,
сидящая на коленях тощенького старичка: «Чай не в театре, не до жиру,
все на работу спешим». Тогда другая мадам в меховой шапке вопит из под
сидения: «Этот водитель наверное под мухой, сам деньги лопатой гребет, а
трудящихся свободно до инвалидности доведет. Таким водителям морды надо
разбивать». Народ очень раздражительный попался, расстраивается по
пустякам и сразу норовит в морду. Начались раздаваться разные вопли:
мол, какой водитель подлец, и кто такого ненормального мазурика в его
пожилом возрасте за баранку посадил… А Василий от таких речей стал
душевно страдать: «Я прямо удивляюсь на вас, господа, и довольно обидно
такие речи слушать, ежели кому не нравится, ну вас в болото. Сами
набились в мою жестянку, как шпроты. Выметайтесь наружу, кому ехать не
комфортно, очищайте воздух. Не при советском режиме живем, чтобы критику
почем зря разводить и писать претензии в жалобную книгу». Тогда один
инвалид не сдержался: «Это в высшей степени нахальство, так трясти
пассажиров, у меня уже последняя печенка отваливается…» - и как брызнет
Василия костылем по затылку. В общем началась грубая перебранка, стали
буянить и случилась небольшая потасовка. А драться в тесноте было не с
руки, особо не развернуться. Но один интеллигентный студент, утомленный
высшим образованием, держится индифферентно и пытается утихомирить
граждан: «Вы, - говорит - напрасно водителя выводите из спокойствия, он
расстраивается, и мы свободно можем получить аварию». Как в воду глядел
рыбий глаз. Машина со всего маху закрутилась, тюкнула подвернувшийся как
на грех, джип и уперлась в столб электрического освещения. Тут сразу шум
поднялся, дискуссии всякие. Окружила Василия толпа и в разъяренном
состоянии, стали чертыхаться и обзывать его последними словами. Тут всех
раздвигает крупный такой мужчина какой-то горной наружности, хозяин
покалеченного джипа: «Покажите мне этого гада водителя, я ему паразиту
сейчас буду голову отвинчивать». К счастью милиция тут, как тут, желает
узнать, не выпивши ли водитель и сколько лишних денег у него в кармане.
Василий находился в полном беззащитном состоянии, мало чего соображая.
Он прямо ахнул, когда услыхал в какую сумму ему обойдется ремонт
навороченного джипа и раздолбанной за миленькую душу собственной Газели.
Его затрясло и закачало на ногах, и по щекам потекли слезы.
Фантастическая сумма окончательно подкосила его силы, отчего, придя
домой, он слег в койку. Два дня лежал и скучал, пищу перестал кушать. А
на третий день помер.
У ворот рая толпилась большая очередь. Священник с бородой и в рясе
попытался протиснуться первым, но дежурный архангел преградил ему путь:
«Только после собеседования с САМИМ!», и поманив пальцем Василия,
пропустил его безо всяких хлопот. Батюшка стал возмущаться, почему этого
безбожника вне очереди, а он духовное лицо, через собеседование!? «А
потому, - доходчиво разъяснил ему дежурный, что на твоих проповедях,
святой отец, народ спал, а его пассажиры, как правило молились!».

Метаморфоза Рабиновича.
(подражание И. Бабелю)

Нельзя не вспомнить без улыбки
То время счастья моего,
Когда все члены были гибки,
За исключеньем одного.
Увы, то время пролетело,
И не вернуть уже его.
Теперь все члены затвердели,
За исключеньем одного.

Давайте поговорим об Рабиновиче. Хотите знать почему не об светской
львице Ксюше Собчак, или немеркнущих звездах Алле Пугачевой и Максиме
Галкине? Или на худой конец не об очередном замужестве Анастасии
Заворотнюк? Тогда забудьте на время, что у вас на носу очки, а в душе
осень и слушайте сюда. У Рабиновича случился юбилей, - прошло ровно
восемьдесят лет, как он выпал из утробы своей мамаши. Кто не знает
Рабиновича? Об нем рассказывают много и смачно, и если вам было смешно,
значит это действительно об нем. Некоторые граждане позволяют себе
утверждать, что все эти истории – анекдоты. Это не правда, просто вся
его жизнь, как и наша с вами, сильно похожа на анекдот. Он -
неиссякаемая наша плоть, как будто нас с ним родила одна мамаша. Только
ему уже восемьдесят. Что нам мешает сесть на трамвай и поехать к нему
домой, поздравить старика, выпить с ним стопку водки и закусить, чем Бог
послал? Вы не знаете, как поступить? А он знает! Он все знает, потому
что он Рабинович, а не какой-нибудь Ваксельберг, у которого в голове
одни только яхты, а в штанах яйца Фаберже.
Как стало известно из хорошо осведомленных кругов, к евреям-олигархам
обратились поклонники Рабиновича: с письмом такого содержания:
«Многоуважаемые господа! Если в вашей душе еще квартирует совесть,
будьте настолько любезны, положить на счет № ХХХ… ХХХ… - рублей, на
установку памятника Рабиновичу, работы скульптора Эрнста Неизвестного,
или на худой конец Зураба Церители известного. В случае отказа, вас ждет
крупное разочарование в вашей коммерческой жизни». И што вы себе
думаете? Имея в себе столько дерзости, сколько денег, они дружно
сказали, что это перебор. А один жлоб не поленился из Англии выслать
телеграмму: «Господа, вы грамотные люди и даже умеете читать. Но я не
держу вас за идиотов, и боже сохрани вас за таких знать. Об чем вы
просите? Неужели вы не знаете, что на дворе экономический кризис? И
скажу вам, положа руку на сердце, что мне надоело переживать всякие
угрозы. Сколько я сделал для вашего благополучия, а в благодарность имею
язву желудка, сплошные интриги и бессонницу. Бросьте этих глупостей.
Ваш, больше чем вы себе предполагаете. - Борис Березовский». Толстосумы
рассерчали и имели нахальство утверждать, что все монументы в нашей
стране – явление капризное и недолговечное. И они оказались кругом
правы: еще вчера клали цветы к памятникам героям Октябрьской революции,
а сегодня кладут на революцию в целом и на ее героев в частности, а
недавних бронзовых идолов сдают на металлолом. Даже Железного Феликса
сдернули петлей с пьедестала и как последнего сукиного сына под громкий
свист и улюлюканье, упрятали на свалку. Назвать одну из своих яхт именем
Рабиновича, Рома Абрамович наотрез отказался, утверждая, что яхта с
таким названием непременно утонет, а у него на иждивении молодая жена,
пятеро детей, и многочисленная СЕМЬЯ (в широком смысле этого слова),
плюс Челсинская с Чукотской губернии. Прижимистых ударников
капиталистического труда, после долгих препирательств удалось раскрутить
лишь на скромную мемориальную доску, которая теперь украшает стену
убогой развалюхи, на унылой окраине города, где даже бандиты боятся
ходить поодиночке. На мраморе начертана трогательная надпись: «Здесь
живет и страдает от непосильного гнета антисемитизма, сионизма,
капитализма и жены своей Сары Соломоновны популярный герой устного
народного творчества – гражданин вселенной - Рабинович».
Сара не осталась безучастной к юбилейной дате и накануне преподнесла
мужу небольшой сюрприз. Совершая привычный утренний шмон, в кармане его
штанов она обнаружила мокрый носовой платок. Версия насморка была
отвергнута без колебаний, сморкался он исключительно в полотенце. Следов
помады и запаха духов экспертиза не обнаружила. И Рабинович получил
истерику. Разборки длились весь день. Жена швыряла ему укоры, каждый из
которых был тяжел, как булыжник. Рабинович упорно молчал.
Тем временем солнце стремительно скатывалось за горизонт и своими
жаркими лучами цепко шарило по раскаленной земле, пытаясь за что-нибудь
ухватиться и продержаться подольше в ослепительно-синем небе. Но
неумолимо надвигались чудовищные сумерки, проникая в окна домов и, как
пальцы налетчика, жадно шарили по закуткам. Холодная луна вытеснила
ненасытное светило и заняла свое привычное место. Она застряла в
частоколе блуждающих звезд, рассыпанных по всему небу, как сыпь, как
веснушки по лицу беременной молодухи. Под скупым освещением луны
торопливо ерзали облака, ликуя и содрогаясь, как зарезанная курица.
Саре пришлось применять пытки, причем направлены они были на саму себя:
она не спала всю ночь, сотрясала кровать рыданиями и стаканами глушила
валидол. Это была Варфоломеевская ночь.
На следующее утро продолжился допрос с пристрастием и звуковым
сопровождением в виде истерического визга, переходящего в ультразвук,
битья посуды и угроз покончить с собой. Рабинович по детски жалобно
морщил рот и плакал горькими старческими слезами. Вместо того чтоб
выпить хорошую стопку водки и набить жене морду, он был способен только
плакать. Ему хотелось еще жить, как жил всю свою бедную и неприветливую
жизнь, а Сара заставляет его умирать двадцать раз на день. До самого
обеда она кричала визгливым голосом, ломала руки и, содрогаясь, рыдала
скорбно и с надрывом. Наконец, Рабинович не выдержал и раскололся: «Да,
это мои слезы, я таки плачу в платок». «С какой радости? » – удивилась
жена. «Сара, не делай трагедию, ты не Шекспир. Какая может быть радость,
имея под боком такое горе, как ты? И если бы ты была одна, это можно
было как-то пережить. Но твоя мама, чтоб она была здорова в свои 98 лет,
считалась самой родственной еврейкой в Жмеринке. Она годами живет в
нашей тесной квартире с оравой своей оголтелой родни. А кто ей
жаловался, что я чудовище, сожравшее твою молодость и промотавшее
состояние твоего пьяницы папаши!? ». Рабинович живо вспомнил, как
почтальон Моисей, каждый раз вручал ему телеграмму со словами: «Не
волнуйся, ни кто не умер. До тебя едет теща со Жмеринки. И лично я не
знаю, что лучше!? ». «Хвороба мне в печенку, - вопил Рабинович, - не
выводи меня из спокойствия и перестань размазывать кашу по чистому
столу. Пока ты рядом, радостью здесь не пахнет. Имей сострадание и не
делай мне цорес на краю жизни. Ты достаточно уже испортила мне здоровье.
Я плачу оттого, что нафарширован болячками, как та щука, которую ты так
и не научилась готовить». Рабиновича мама, была искусной кулинарка.
Однажды, отобедавший у них холодной фаршированной рыбой с хреном местный
пристав, вытирая платком усы, сытно рыгнув, заметил: «Ради такого блюда
стоит принять иудейство».
Как у каждого интеллигентного человека, у Рабиновича к старости в
организме уже много чего вырезали. Зато поспели: остеохондроз, склероз и
геморрой. А к 80-летнему юбилею, когда он уже достаточно состарился,
чтобы слегка подвинуться умом, болячки посыпались, как из рога изобилия.
В последние годы ему особенно досаждала еще одна деликатная проблема –
хронический запор. Значительную часть суток он вынужден был томиться в
клозете, и зачастую безрезультатно, за что Сара называла его Санузник.
Часами он сидел, с тоской разглядывая стоптанные войлочные чувяки,
перламутровые пуговицы трикотажных кальсон и снова плакал, проклиная
свой увядающий кишечник. Да и отсидеться по полной программе не всегда
удавалось, так как жили они с Сарой в многосемейной коммуналке, а
несознательные соседи, не посвященные в медицинские тонкости его хвори,
обычно в самый ответственный момент, когда уже наклевывался результат,
сдергивали горемыку с унитаза. Глупая старость жалка не менее, чем
трусливая юность.
Как-то ранним весенним утром, насмешливый луч сияющего солнца, обшаривая
окна домов, уткнулся в сияющую лысину Рабиновича, пребывающего в
привычно скорбном настроении. Это нежное прикосновение пробудило в его
душе давние воспоминания. В захудалой Жмеринке, где все жители
наперечет, его будущая жена порядком перезрела в ожидании долгожданного
жениха. Давно отцвели прыщи, оставив на лице заметные рытвины, а свахи
обходили их хату стороной. В один субботний вечер, когда в комнате было
жарко, душно и тоскливо, Саре нестерпимо захотелось поделиться с
кем-нибудь своей нерастраченной лаской. И тогда она деревянным голосом
обратилась к отцу: «Папашка, имейте сострадание. Каждая девушка имеет
свой интерес к семейному уюту. Или у меня будет жених, или я сделаю
конец моей жизни. Мое терпение тоже имеет конец». Пьяненький Соломон
отмахнулся от дочери и послал ее туда, куда она так настойчиво
просилась. Тогда Сара, рассерчав, упала на пол и сделала ему небольшой
припадок. Она таки вывела его из равновесия, и Соломон обратился к жене:
«Мадам Циля, имейте беседу с вашей дочерью. Она имеет ваш надоедливый
характер. Надо кушать много гороха, прежде чем с вами можно говорить».
Разговор стал принимать очень не дружелюбный характер: «Босяк, -
вытаращив глаза, стала кричать жена Соломону, - пусть я не доживу до
хорошей жизни, если ты не купишь ей жениха. Я тебя спрашиваю, босяк,
сколько может ждать наша девочка? ». Соломон был человеком упрямым, но
его упрямства хватило только на неделю.
В понедельник он встал со своей постели, когда рассвет уже начал хлопать
своими подслеповатыми глазами, а в небе зажглись далекие золотые тучки.
Он долго рылся в чулане, пока отыскал потертое кожаное портмоне, в
котором хранил утаенный от семьи загашник. Весеннее утро повело его в
дом успешной свахи и своднице Райки Хейфиц. «Мадам Райка, я пришел до
вас, как до родной мамы и питаю надежды на вашу отзывчивость. Я имею
интерес, чтобы моя дочь получила свадьбу», – завел свою шарманку
озабоченный папаша. Райка была женщина у себя на уме. Прожженная сваха
изрядно рисковала своей репутацией, взявшись спихнуть замуж застрявшую в
девках невесту, по причине ее наружной непривлекательности: Сара
представляла собой рослую толстуху с кирпичного цвета щеками и жирными
ногами, раздутыми, как шары. Поэтому Райка вынесла свой неутешительный
приговор: «Слушайте сюда и кладите себе в уши мои слова. У мине полно
такого залежалого товара. Это будет стоить пятьдесят карбованцев. Такое
мое мнение. Идите к своему семейству и возьмите с собой мою цену».
Деньги мудрая женщина брала вперед, после случаев, когда дома всегда
никого не оказывалось, если дело подходило к расчету. Пятьдесят
карбованцы легли каменной глыбой на душевное состояние Соломона. «Мадам
Райка, - бешено торговался папаша, - может вы меня спутали с Ротшильдом?
Откройте свои глаза и имейте сострадание». Соломон оказался кругом
неправ, рассчитывая на значительное сострадание. После долгого и
утомительного торга с учетом Райкиного сострадания, скуповатому папаше
удалось выторговать только червонец.
Каждый человек имеет свои неприятности. И однажды угораздило зеленого,
как молодая трава, юнца Рабиновича оказаться в цепких лапах искушенной
свахи. И она сделала свое дело, поэтому тут не нужны слова. Жил себе
безобидный холостяк, свободный, как птица в полете, и не знал, что
несчастье уже шляется за ним по пятам, как назойливый нищий. Оранжевый
закат варился над крышами, как в эмалированной кастрюле зреет
абрикосовое варенье, воздух вздрагивал от звона колоколов в соседнем
храме и сжимал сердце. И вот уже тщедушный жених потный и бледный стоит
перед раввином рядом с высокой, полной женщиной, в длинном до земли
платье и широкополой шляпе, увешанной птицами, и дело уже было на мази и
тоже в шляпе. Невеста была затянута в корсет, густо и неумело
напудренная, красная, растерянная и жалкая. Так решилась судьба девушки
Сары и шального жениха Рабиновича. Когда потухла веселая свадьба,
разошлись хмельные гости и усталые музыканты, на землю опустилась ночь,
усыпанная звездами, синим воздухом и тишиной. И случилось то, что должно
было случиться, что делает из юноши мужчину, а из девицы женщину.
Так вместе они и состарились, без любви достатка и детей. Рабинович
совершил ошибку. А кто не ошибается? Ошибаются все, даже сам господь
Бог. Разве со стороны бога не было ошибкой поселить евреев в России,
чтобы они там мучались, как в аду? Чем было бы плохо, если бы евреи жили
себе где-нибудь в Швейцарии, где бы их окружали голубые озера, горный
воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже сам господь Бог.
Рабинович сделал над собой усилие и прогнал от себя воспоминания.
Сбросив грустные мысли с головы, он вместо веселой стопки водки, осушил
стакан унылого кефира и обреченно отправился в место своего вынужденного
заточения, прихватив, свежую газету. Из комнаты, словно в насмешку,
доносился, по заявкам радиослушателей, популярный опереточный хит его
молодости: «журчат ручьи, поют скворцы, и тает лед и сердце тает»... –
отчего старик окончательно впал в безысходный пессимизм. И вдруг, как
это часто случается в нужный момент и в нужном месте (может быть, оттого
это место называют нужником), ему на глаза попалась пропаганда
чудодейственного средства от запора, которое, как утверждала газета,
действует нежно, пахнет тонко и обладает удивительным фруктовым вкусом.
Как-то Сара привезла заболевшего мужа в больницу. Врач снисходительно
посмотрел на стоптанные штиблеты больного и на вопрос жены: «Он будет
жить», с усмешкой ответил: «Пока нет! ». А когда его везли по коридору
на каталке, он услышал шутку расшалившихся молодых практикантов: «Доктор
сказал в морг, значит в морг! ». Это современные молодые, - они вам
уступят место только на кладбище! От их бесстыжих слов больной
моментально оклемался, стал брызгать слюной и возмущаться в матерной
форме, после чего, с несвойственной его возрасту проворностью, дал
стрекача. С тех пор традиционную медицину он стал бесповоротно
отвергать: «Чтоб я так жил, если еще раз обращусь к врачам! ».
Именно Рабиновича в нужнике посетила историческая фраза, которую
историки приписывают Ленину: «Мы пойдем другим путем». Не откладывая в
долгий ящик, он приобрел три упаковки нежно действующих пилюль.
Вернувшись домой, старик употребил для верности целую пачку нежно
действующего снадобья и с нетерпением стал ожидать обещанного
результата. Ожидать долго не пришлось. Результат превзошел самые смелые
ожидания: организм разразился щедрой диареей, грубо говоря, поносом. Как
на грех, у него в тот раз случилась легкая простуда, с кашлем и
чиханием, и это обернулось далеко текущими последствиями. Когда вечер
взлетел к небу, как стая птиц, и тьма накрыла город, отважный
исследователь обосновался на унитазе до утра. А когда за горизонтом
запылали огненные факелы рассвета, и на небе потух млечный путь,
Рабинович покинул сортир, почувствовав себя совершенно другим человеком.
Отрегулировав необходимую дозу чудотворных пилюль, он окончательно
избавился от запора и поноса и свято поверил, что он на правильном пути.
Избрав этот путь, не имеющий научных аналогов, старик обозначил это, как
новый раздел медицины – рекламолечение. Как вы уже заметили, многие
популярные СМИ напоминают фармацевтический справочник, поэтому
Рабиновичу оставалось только выбирать снадобье на свой вкус, и
добросовестно его употреблять. Эффект оказался потрясающим: яды, шлаки и
токсины поспешно стали покидать его дряхлый организм. Через месяц старик
навсегда распрощался с язвой желудка, диабетом и хроническим бронхитом.
Вместо них появился крепкий сон, хороший аппетит и, к неописуемому
Сариному изумлению – давно похороненная эрекция.
Но неугомонный старик не собирался останавливаться на достигнутом, и
целеустремленно приступил к следующему этапу своего беспримерного
эксперимента. Теперь поставил перед собой поистине историческую задачу:
одолеть непобедимую до сих пор коварную старость.
Руководствуясь исключительно интуицией, он плутал в бесконечных
рекламных лабиринтах, вникал и тщательно конспектировал рекомендации
народных целителей, голодал с физическими нагрузками и очистительными
клизмами. На всю пенсию закупал многочисленные брошюры, сулящие без
особых хлопот осуществить желаемые перемены: «Как обрести вторую
молодость», «Долой лысину», «Освободиться от морщин» и т. п.
Самозабвенно следуя мудрым указаниям, пенсионер вскоре стал
преображаться не по дням, а по часам: куда только делась рыхлая
округлость живота и желтая одутловатость лица. Сбросил вес, подрос,
пришлось менять гардероб. Разгладились морщины, под гладкой кожей
заиграли упругие мускулы, на месте обширной лысины заколосилась густая
шевелюра без признаков предательской седины.
Рабинович завел юную подружку, стал посещать бассейн. Там его присмотрел
тренер по плаванию и пригласил в сборную. Он омолодился до такой
степени, что Сара вынуждена была его усыновить.
Хоть он давно перестал принимать снадобья, но организм вышел из-под
контроля и продолжал упрямо двигаться в обратном направлении. Теперь
Рабинович стал стремительно терять вес и рост, растительность осталась
только на голове, на месте выпавших зубов прорезались молочные. Сара
записала его внуком и, пока готовила справки для детского садика,
Рабинович созрел до ясель. Врачи недоуменно пожимали плечами, советовали
обратиться к бабкам.
В настоящее время он лежит в памперсах, пускает пузыри и мило агукает.
Что с ним произойдет дальше, никто не может предположить, потому что не
верит в правдивость этой трагической истории. И правильно делают, ведь
написана она была первого апреля. К великому сожалению, реклама
медицинских препаратов мозолит нам глаза каждый день, а не один раз в
году – в день дурака...

В глубоко советские 70-е мы, трое друзей с супругами, на своих Жигулях
катили из Ростова, через братскую Румынию к друзьям по гостевой визе в
Болгарию. Перемахнув на пароме широченный Дунай поздним вечером, мы с
ветерком катили по живописным местам. Решили заночевать в симпатичном
лесу возле бурного ручья. Разожгли костерчик, постелили покрывало и
накрыли, чем бог послал. А бог в тот раз послал коньяк армянский,
колбасу «московскую», чешское пиво и т. д. Исключительно дефицитные
продукта тех лет, которые были нами закуплены в Румынии. Из тушенки
выковырнули куски мяса, окунули в уксус, нанизали, на шампуры и - на
костер. Вкусно зашкварчало, запах заструился на весь лес, и разбудил
птиц, которые стали слетаться в надежде на халявное угощение. Армянский
коньяк, из бухарестского магазина сильно отличался от нашего, - терпкий,
отдающий миндалем, как говорил Райкин, «вкус - специфищский!». Вокруг
чистота лесная непривычная, кустики подстрижены, деревца под линеечку,
травка – как персидский ковер. Ни тебе бутылок, ни окурков, ни обрывков
газет. О мусоре можно только мечтать. Чисто – не по-людски. Ну, думаю,
это дело поправимое, утро вечера мудренее. Разлили, чокнулись, выпили,
закусили. Спели под гитару. Оросили окружающие кустики и по машинам.
Дело-то молодое, все как у нас……
Утром я встал, когда солнышко уже слепило глаза. Журчал ручей, и пели
птички. Перед моим, не совсем еще трезвым взором предстала картина
маслом: в открытых настежь Жигулях спят семейные пары, бесстыдно
развалившись, как у себя в спальнях, кто в исподнем, а кто и без. Одежда
разбросана на капотах и крышах. А самое главное: мимо идет народ, и
ошалело глядит в нашу сторону, как на стоянку первобытных людей.
Вскоре выяснилось, что в потемках мы расположились в городском парке и
отдыха города Видин.

Рыбацкая охота

Гоша с трудом разлепил веки оттого, что тревожно задребезжал старенький
будильник. Он глянул в окно и не сразу сообразил, что сейчас: раннее
утро или поздний вечер. Болела голова, тошнило, во рту ощущалась
наждачная сухость. Вспомнил, что вчера у него гостили друзья: Федор по
прозвищу Фидель из-за густой бороды, как у пламенного кубинского
революционера, и бывший боксер-тяжеловес Стас. Строили планы предстоящей
рыбалки с ночевкой. Ну и у них, конечно же, с собой было.
Распределили обязанности. Фидель себя считал корифеем рыбной ловли и
знал такие места, где рыбы было столько, что можно было доставать ее из
речки обычным сачком. Рыболовы, как известно, отчаянные трепачи, но не
до такой же степени... Спорить с ним не стали, тем более что он
добровольно взялся обеспечить мероприятие снастями, посудой и палаткой.
Стаса назначили ответственным за выпивку, а Гоше поручили закусон.
Он с трудом поднялся, кое-как оделся и, не включая свет, чтобы не будить
жену и не выслушивать привычное: "А ты помнишь, что вчера говорил... " –
отправился на кухню. Из-под крана ополоснул голову, попил теплой,
отдающей ржавым железом водопроводной воды, отчего снова слегка
захмелел. Достал из холодильника объемистый пакет с приготовленным
супругой провиантом и поспешил к выходу. Но возле самой двери обо что-то
споткнулся и звезданулся лбом о дверь. Это оказался пакет с мусором,
который жена вчера заботливо пристроила на его пути, чтобы не забыл
выбросить. Гоша от всей души вспомнил ее маму и с обоими пакетами
выбежал на улицу.
Август выдался сухим и жарким. Полтора часа друзья тряслись в душном
переполненном автобусе, а еще добрых полчаса плелись по унылой степной
тропе. Обосновались возле тихой речки, густо заросшей прибрежным
камышом. Фидель стал разбирать снасти, Стас бережно уложил бутылки
охлаждаться у берега.
Гоша развернул пакет с харчем... и от изумления обмер: вместо тщательно
заготовленных колбас, консервов, запеченных в фольге цыплят, он
обнаружил домашний мусор! Невероятным усилием воли он подавил в себе
желание немедленно бежать. Друзья, увидав на его лице выражение крайнего
замешательства, заподозрили, что произошло что-то пакостное. Фидель
заглянул в пакет и сморщился от омерзения. Он уставился на Гошу долгим
трагическим взглядом и язвительно произнес: "И вот это дерьмо ты тащил
за сотню километров, чтобы угостить друзей? Я еще в автобусе унюхал эту
вонину". Гоша вяло пытался оправдываться, а Стас в тот момент напоминал
инквизитора, в его нацеленном взгляде угадывался настрой на жестокую
расправу. Он с трудом преодолел искушение, зарядить ему в глаз, но вид
жалкого, кающегося преступника смягчил суровое сердце палача, и он с
глубоким призрением выдавил из себя: "Вот с таким козлом приходиться
выпивать! ". Водка оказалась чуть прохладнее чая, но сняла нарастающую
агрессию, тепло затуманило души и снова сблизило. Закуска была строго
ограничена двумя кислыми яблоками, нарезанными на тонкие дольки, жменей
кабачковых семечек и пачкой мятной жвачки. Эта сиротская снедь была
тщательно разделена на три равных порции. Такая закуска огорчила бы даже
неприхотливого бомжа. "Небось, дома таким добром закусывать бы не стал"
- съязвил Фидель, обращаясь к Гоше. "Не стал бы" - обреченно согласился
Гоша.
Вся надежда возлагалась на удачный улов. Увы, этого не случилось.
Изредка попадалась рыбешка, о которой говорят: "Мелочь мы отпускаем, а
крупную рыбу складываем в банку из-под майонеза".
Когда вечером ужинали кипяченой водой со слабым запахом ухи, Фидель
вдруг привстал и, указывая пальцем в сторону прибрежных кустов,
вскрикнул: "Лисицы! ". Метрах в пятидесяти от них в камыши юркнули
гуськом лиса и несколько лисят.
Рыбаки ринулись туда и обнаружили на пригорке лисью нору. Стас хищно
оскалился, глядя в лисье логово с нездоровым гастрономическим интересом
и азартно потирая руки, воскликнул: "Вот нам и ужин!". "А разве лис
едят? " – брезгливо скривил губы интеллигент Гоша. "Какой гурман, –
возмутился Фидель, – может, велите подать устриц с анчоусами? ". "Тебя
совесть не мучает? – съехидничал Стас. – Я бы тоже предпочел жареного
цыпленка! ".
"Хватит болтать! – строго прервал кулинарный диспут Фидель. – Займемся
делом. На безрыбье и рак рыба, а без мяса и лиса – барашек. Корейцы
собак едят, говорят, полезно, а лисица – та же собака". "Лисят жалко" –
канючил сентиментальный Гоша. Фидель успокоил: "Лисят в зоопарк сдадим,
а из мамки сварганим жаркое! ". Гоша, не был гурманом, но свой организм,
чем попало, тревожить не привык и страстно мечтал, что бы эта затея с
ужином с треском провалилась.
Тем временем друзья у входа норы закрепили огромный сачок,
предназначенный для мифических сазанов и сомов, и стали в нору лить воду
из кастрюли, полиэтиленовых кулей и даже из чехла палатки, куда
вмещалось несколько ведер. Работали спорно, с огоньком и матерками. Но
жертвы не торопились покидать свое убежище: "Сухая земля жадно впитывает
воду" - авторитетно разъяснил Фидель. Когда стемнело, горе
рыбаки-охотники окончательно выдохлись, закрепили у входа в нору сачок и
со словами: "утро вечера мудренее", еще выпили и легли спать.
Утром мудрость явилась в облике потрепанного мужика неопределенного
возраста и вызывающе местной наружности: в матросской тельняшке,
застиранных милицейских галифе и босиком. Прибыл он на допотопном
велосипеде с моторчиком и, вежливо приподняв соломенную шляпу,
представился: "Платоныч". "Какая учтивость", – подумал Гоша и, уловив
заинтересованный взгляд гостя, упершийся в начатую бутылку, спросил:
"Налить? ".
Вопрос был бестактным, но актуальным, потому как гость, не отрывая
завороженного взора от вожделенного напитка, облизнул пересохшие губы и
утвердительно кивнул. Налили. Он влюблено поглядел на стакан, произнес
холопское: "Благодарствую" и, по-гусарски шлепнув босыми пятками,
мелкими глотками скушал водку до дна. Занюхав рукавом тельняшки, он
поведал, что выше по течению речке обосновался новоявленный фермер и
стал химичить с какими-то ядовитыми удобрениями, которые стекали в воду,
отчего вся рыба передохла. Остались только малюсенькие "силявки" и
бычки.
С рыбалкой обстановка прояснилась. Поведали про охоту. Уловив момент,
когда Платоныч гипнотизировал порожний стакан, его наполнили, и, махнув
еще водочки, он поцеловал донышко и нехотя поднялся: "Пийшлы побачим".
Внимательно поглядев на нору, забаррикадированную сачком, он загадочно
усмехнулся и пошел к самой воде, где показал запасной выход из норы, от
которой тянулись лисьи следы на песке.
После, Платоныч сгонял домой за закуской в соседнюю деревню, и при этом
красноречиво косил в сторону охлаждавшихся в воде бутылок, в ожидании
жаркого из "барашка". Здесь уместно вспомнить народную мудрость,
несколько изменившую первоначальный смысл: "Если дать русскому мужику
рыбу, он будет сыт один день, а если дать ему удочку, он будет весь день
сидеть с ней у реки и пить водку". Друзья молча сидели на песке. Где-то
рядом журчал горный ручей. Оказалось, это урчало в животах от голода.
Платоныч долго не появлялся, видимо его старуха никак не могла
расстаться со съестными припасами. Наконец гость прибыл с внушительной
котомкой. Когда было открыто, нарезано, разложено и выпито, друзья с
неослабевающим аппетитом набросились на еду. Отчетливо раздался лязг
зубов и рычание. Любая еда после долгого ожидания превращается в
деликатес.
Гошина оплошность не осталась безнаказанной: мстительный судья в лице
Стаса показал ему красную карточку и отстранил от участия в последующих
мероприятиях до конца сезона...
После той, так называемой рыбалки, они надолго потеряли интерес к этому
древнему промыслу и вскоре успешно освоили новый, более продуктивный –
ловлю раков. Осуществляли этот процесс самым примитивным способом,
руками, наподобие сбора грибов. Вскоре поднаторели в этом деле так, что
добычи хватало на полноценное вечернее застолье с приглашением гостей.
По прибытии домой, Стас мастерски превращал улов в изысканный деликатес,
одна часть которого предназначалась для внутреннего употребления, вторая
шла на экспорт - в соседнюю пивную в обмен на выпивку.
Однажды на место проштрафившегося Гоши был приглашен я, не совсем
бескорыстно. Раков я ловить не умел, но имел автомобиль "Жигули", что
избавляло опытных раколовов от изнурительной дороги в общественном
транспорте с увесистыми рюкзаками. Утром мы прибыли в приазовское
местечко Морской Чулек. От чего такое название села, я до сих пор смутно
представляю, что-то осталось от татаро-монгольского нашествия, а пресная
лужа ни с какой стороны на море не тянула.
Обычно ребята ловили добычу не мелководье, лазая так же, как их жертвы,
раком, извлекали из запутавшихся в водорослях членистоногих и бросали их
в резиновую лодку.
Однако в тот раз дула "верховка": вода в Азовском море прибыла и в
рачьих местах была по грудь. Друзей это нисколько не смутило, они
ухитрялись нащупывать раков ногами, ныряли и доставали их из-под ступни.
Я тоже что-то нащупывал, исправно нырял. Но доставал только одни
ракушки. Я спросил у Стаса, как отличить, что у меня под ступней, рак
или ракушка. "Элементарно,- усмехнулся он - подними ногу и снова опусти.
Если там уже ничего нет, значит, был рак".

Мотоскачки

В 50-60-х годах у ростовских любителей мотоспорта пользовались успехом
гонки на ипподроме. Однажды какому-то умнику наверху взбрела в голову
идея провести чемпионат области по мотогонкам на Ростовском ипподроме с
тотализатором, по типу скачек. Затея сама по себе была экзотической, но
слабо перспективной. Дотошные любители мотоспорта отлично знали
возможности своих кумиров, поэтому выдачи не могли быть весомыми.
Утром за день до гонок в Ростовский автомотоклуб наведался один
неопрятного вида хмырь из числа завсегдатаев скачек – граждан
осведомленных, азартных и материально озабоченных. Будучи на рогах после
вчерашнего, он щедро распространял вокруг себя крепкое сивушное амбре.
Но его предложение показалась кое-кому привлекательным.
Для любителей скачек этот лохотрон был с густой бородой и заключался в
следующем: в финальном заезде пропустить вперед жокея-аутсайдера, на
которого ставок никто делать не станет, а очень ограниченному числу
заговорщиков поставить все свои деньги на нежданно-негаданного
победителя и сорвать приличный куш. Посвященными в эту аферу оказались
несколько ведущих спортсменов во главе с тренером.
На роль будущего чемпиона назначили Сережку Киселева, по прозвищу
Компот. Обычно он звезд с неба не хватал, в гонках безнадежно болтался,
как дерьмо в проруби, замыкая колону участников. Его долго уговаривать
не пришлось, и весь день заговорщики заправляли ему мозги стратегией
предстоящей операции, как мотоцикл бензином – по самую горловину.
Первые заезды, по шесть кругов каждый, в точности соответствовали
прогнозам знатоков: побеждали ростовчане: Коноба (дядя Ваня), Марков
(Маруся), Стрижаков (Стриж). Когда победители были откровенно
предопределены и выдачи оказались копеечными, мероприятие стало плавно
лишаться интриги и зрителей.
Признанный лидер в классе – 350 кубических сантиметров, – мастер спорта
Юрий Марков, как обычно в день соревнований, был в кожаном
обмундировании и в роскошном немецком шлеме. То есть всем своим видом
демонстрировал претензию на безоговорочную победу. Компоту же, наоборот,
на всякий случай постарались придать максимально клоунский вид, а его
покуроченному мотоциклу было самое место в пункте приема металлолома.
А в это время у него под затрапезным отечественным шлемом шла отчаянная
грызня двух Компотов: один, здравомыслящий, орал другому, авантюрному:
"Идиот! Пока не поздно, откажись от этой рисковой авантюры во избежание
мордобития! ". Другой показывал ему неприличный жест и самодовольно
заявлял, что обязательно будет стоять на верхней ступеньке пьедестала
почета на глазах у любимой зазнобы Варьки. В общем, состоялся диалог
глухонемого со слепым.
Перед финальным заездом Компоту спешно заменили двигатель на максимально
захимиченный. Тренер, трижды сплюнув через левое плечо, хохмы ради, стал
комментировать происходящее в кругу своих приятелей: "Вот на стартовой
линии выстроились претенденты на высокое звание чемпиона области по
мотоскачкам. Судья на старте дает отмашку, и участники резво
устремляются вперед. Как и ожидалось, лидерство захватывает титулованная
кобыла Маруська. Гнедой двадцатилетка Компот, даже с самым мощным
двигателем, стартовал, как обычно, в глубокой жопе. Через два круга его
отставание от лидера, уже составляет плюс-минус трамвайную остановку. Но
вот на помощь ему бросается племенной жеребец Стриж, он изо всех сил
мешает соперникам, и благодаря его беспримерным усилиям, весь в мыле
Компот, выкарабкивается на третье место. И вот уже до финиша остается
всего два круга. Теперь в игру вступает многоопытная Маруська, она резко
сбавляет скорость и откровенно придерживает едущего вторым борзого
таганрогского скакуна. Маруське с трудом удается прижать его к бровке
и... едва живой Компот оказывается лидером!!! Одноклубники изо всех сил
сдерживают напирающих сзади соперников".
Этот откровенный цирк-шапито вызвал на трибуне бурное негодование
любителей спорта с денежным уклоном. Поверх рева моторов прокатился гул
недовольства и отчаянные крики: "Жу-ли-ки!!! ". Руки у Сергея занемели,
он с трудом удерживал руль взбесившегося стального скакуна. Перед
глазами плыли фиолетовые круги, и трасса двоилась.
А когда до заветного финиша оставалась какая-то сотня метров, лидер на
ровном месте исполнил акробатический пируэт, и в его кувыркающийся
мотоцикл врезался эскорт из двух его подельников, плотно сидевших у него
на колесе. Все трое, вместе с мотоциклами, подняв густое облако рыжей
пыли, разлетелись в разные стороны. Крик торжества потряс трибуны: -
первым пересек линию финиша таганрогский гонщик.
Дежурная "скорая" моментально оказалась возле пострадавших. К счастью, в
ее услугах никто не нуждался. А несостоявшийся чемпион под шумок
незаметно слинял во избежание неминуемого расстройства здоровья. В
мотоклуб, после предварительной разведки, он наведался только через
месяц.

Попал, не чирикай

Перед предстоящими мотогонками на Ростовском ипподроме мы с Марковым
решили потренероваться в незапланированное время, – вечером поставили
пузырь дежурному сторожу, и он нас пустил. Мы погоняли, подрегулировали
моторы и уже собрались уезжать, как к нам подходит этот захмелевший
сторож и пристает: "Ребята, дайте прокатиться! "
Чтобы он отвязался, Юрка ему предложил: "Я тебе мотоцикл, а ты мне
коня". Неожиданно тот согласился и вскоре вывел из конюшни гнедую
кобылу. С великим трудом мы со сторожем водрузили новоявленного жокея на
неоседланную лошадь, и не успела она сделать несколько шагов, как
сторож, открыв до упора ручку газа гоночного мотоцикла, рванул стартер.
Мотор взревел не слабее реактивного истребителя. И кобыла, охренев от
ужаса, понеслась к конюшне со скоростью того самого истребителя.
Марков мертвой хваткой вцепился в лошадиную гриву, его задница подлетала
высоко вверх в такт лошадинному галопу, и было очевидным, что долго ему
на кобыле не удержаться. А когда они на полном скаку приблизились к
конюшне, положение стало и вовсе угрожающим: наездник никак не
вписывался в высоту ворот и вполне мог оказаться всадником без головы.
Сработала молниеносная реакция спортсмена: в последний момент он
катапультировался и приземлился аккурат на мягкую горку еще теплого
лошадиного навоза, которую предприимчивый охранник заготовил для продажи
садоводам-любителям на предмет удобрения.
Вечером, отмывшись и отстиравшись, Юрка вспомнил такой анекдот:
"Замерзает на дороге воробей. Проходит мимо корова и накрывает его
теплой лепешкой. Воробышек оклемался и на радостях запел. Услыхал эту
песню котяра, цапнул солиста и слопал. Мораль: не каждый враг, кто на
тебя накакал, не каждый друг, кто из дерьма вытащил. А главное: попал в
говно – не чирикай! "

В конце восьмидесятых возникла узкая щель в неприступном железном
занавесе, в нее стали просачиваться наши люди, сперва слабым ручейком, а
после уже бурным потоком. Одни в поисках свободы, другие в надежде на
лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, их за
рубежом так и прозвали – "колбасная эмиграция". Активно засобирался в
Израиль Боря Шварцман.
Русская жена, как могла, отговаривала, пугала непримиримым арабским
окружением, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином. В
крайнем случае, соглашалась на Америку, куда навострил лыжи Яшин брат
Леня.
Для получения заветной "грин-карты" в американском посольстве Лене
необходимо было доказать, что здесь он преследовался по национальному
признаку. Это был тот удивительный случай, когда погром мог бы
благотворно сказаться на участи евреев.
У посольства в Москве стояла многотысячная очередь, люди месяцами ждали
интервью. Выходившие, как студенты, сдавшие экзамен, подвергались
пристрастным расспросам: "Что спрашивали? ". Многие отсеивались по
причине недостаточного повода для получения статуса беженца, не хватало
фантазии. Как известно, спрос рождает предложение, и вскоре среди
искателей счастья замелькали длинноволосые молодые люди, похоже –
несостоявшиеся писатели детективного жанра. За вознаграждение они
сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Леня
не поскупился на сто баксов...
Пришел на собеседование. Сотрудница посольства пролистала его бумаги и
поинтересовалась: "Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую
работу, обеспечены жильем. Какие проблемы? ". Он выдал хорошо
отрепетированную легенду: "Каждое утро, выходя из квартиры, я
обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед.
Краску я с трудом смываю, но на следующее утро она исправно появляется".

По выражению лица чиновницы было очевидным, что этот миф на нее должного
впечатления не произвел, и не такое приходилось выслушивать. Она
посоветовала обратиться к участковому милиционеру, на что Леня ответил:
"Да в том-то и дело, что этот сосед и есть наш участковый инспектор! ".
С тех пор Леня с семьей благополучно проживают в Нью-Йорке, на
знаменитом Брайтон-Бич, а Боря в Хайфе.

При всех своих пороках, советская власть на такое свинство, как
невыплата трудящимся их кровного жалования, не отваживалась. Но имела в
своем арсенале, ряд сравнительно честных способов отъема денег,
например: в дни зарплат, могли своих трудящихся облапошить изящным
способом – пол зарплаты вместо денежных купюр отоварить красивыми
фантиками с убедительной государственной символикой, именуемые
облигациями государственного займа (без отдачи), были и другие
добровольно-принудительные поборы. А случилось это в конце августа,
аккурат ко дню шахтера. Руководство шахты "Стахановский забой", которую
ехидные бабы окрестили: "СтаКановский заПой", осчастливило своих
трудящихся зарплатой одновременно с премией. Получив на руки приличные
бабки, рыцари отбойного молотка и совковой лопаты, не мешкая, рванули на
волю, с единственной целью – плодотворно отметить свой пролетарский
праздник. Не всем удалось благополучно миновать родную проходную без
потерь. У ворот многих горняков подстерегали дальновидные жены.
Умудренные опытом, они отлавливали зазевавшихся мужиков и с боем
отбирали часть барыша в пользу тощей мошны семейного бюджета.
Миновав коварную таможенную преграду, узники подземелья, направились
прямиком в ближайший гадюшник со скромным названием кафе "Уголек", где
кофеем отродясь не пахло. Зато царил стойкий дух кислых щей и
пригоревшего лука. За прилавком находилась типичная общепитовская тетка
неопределенного возраста, грудастая, в несвежем фартуке с серым от
густого алкогольно-никотинового смрада лицом. Благоухая дешевой
косметикой, она одаривала вмиг разбогатевших клиентов приветливой
золотозубой улыбкой. Вскоре на столах было не протолкнуться от изобилия
алкоголя самой различной мощности, что можно было списать на широту
души: водка, вино, пиво и даже чуждый рабочему люду "шампусик",
выставленный от душевной щедрости и для куражу. Ассортимент же закусок
был по-спартански скуп: макароны по-флотски, салат из квашеной капусты,
селедка и крутые яйца. Собственно из-за яиц-то и произошла
трагикомическая история, хотя несушки к тем яйцам отношения не имели.
Торжество удалось на славу и даже обошлось без традиционного мордобоя. А
когда были опорожнены все емкости, спеты любимые песни, типа:
"Распрягай-ты, хло-опци конив..." и выяснилось, кто кого и за что уважает,
возник спор, без которого редко обходился подобный сабантуй.
Если кто помнит, разливное пиво тогда доставлялось в дубовых бочках,
заткнутых деревянной пробкой. Пробку забивали вовнутрь молотком и
насосом качали пиво. Сидя на пустых бочках, крепко подогретые мужики
затеяли спор: кто сможет засунуть свои яйца в отверстие из-под пробки.
Не подозревая подвоха, за бутылку водки вызвался осуществить эту,
казалось бы, нехитрую манипуляцию мелкий и шустрый мужичек, известный
как - "дядя Коля Суета", который был, как та пробка, - во все дырки
затычка. Его неразлучный приятель, тоже Николай, но крупный и
медлительный, отчего его прозвище звучало в переводе с непристойного:
"Дядя Коля - задери горячку". Он, как обычно, стал подстрекать приятеля
на очередной героический подвиг: "Ну не влезут твои яйца в эту дыру, ты
же не кролик! " Упертый Суета под ободряющие вопли "болельщиков",
ухитрился по одиночку пропихнуть в бочку свои принадлежности, после чего
победоносно прогорланил: "Нюрка, готовь пол литра! ". Всеобщее
ликование, бурные аплодисменты (как на очередном съезде партии). Но
радость победителя оказалась преждевременной и была омрачена одним
непредвиденным обстоятельством: извлечь назад свои причиндалы Суете
никак не удавалось: они, подлые, вместе наружу не выходили, а поодиночке
изнутри бочки их пропихнуть было невозможно.
Еще минуту назад собутыльники были в восторге от циркового трюка и
весело ржали, а после, хмельное веселье сменилось озабоченностью, и они
стали сообща размышлять: как избавить легкомысленного спорщика от такого
цепкого капкана. Это напоминало консилиум хирургов перед операцией по
разделению сиамских близнецов. И тут: "позвольте встрять", выступил
горняк Семен, как бывший сапер, предложил сгонять домой, где у него
хранятся еще с войны толовые шашки, по его словам, можно взорвать бочку
в лоскуты, и при этом яйца Николая останутся невредимыми. Против таких
экспериментов с риском кастрации Суета категорически возражал, он еще не
терял надежды наплодить кучу себе подобных каскадеров.
Как сбивали обручи со злополучной бочки и освобождали бесшабашного
Суету, это отдельный рассказ, но после благополучного завершения,
выяснилось, что не все трудящиеся в состоянии продолжить праздничный
марафон. Многие сошли с дистанции и устроились на ночлег под густыми
кустами соседнего парка культуры и отдыха. А один член бригады
коммунистического труда, не найдя подходящего места, улегся у изваяния
своего кумира да так и уснул, нежно обняв гипсовые ноги вождя мирового
пролетариата. Самые стойкие трудящиеся разбрелись по ночному городку в
поисках приключений на свою известную часть тела и, как правило,
находили. Обычно, после таких мероприятий, сплоченные ряды шахтеров
заметно редели, и прямо пропорционально пополнялись койки в местной
больничке.
К чести Семена, он после упоительного застолья отправился прямиком
домой, попутно заглянув в одно не вполне легальное учреждение, где
предприимчивая гражданка, несмотря на почтенный возраст, трудилась в
поте лица, выдавая на гора десятки литров популярного народного напитка
за весьма умеренное вознаграждение. Ее услугами пользовались самые
широкие слои населения: рабочие, интеллигенция, беспартийные, члены КПСС
и даже местный участковый милиционер, который в виде исключения
обслуживался бесплатно.
К своей хибаре Семен добирался на ощупь, часто спотыкаясь в темноте:
лампочки Ильича исправно крушили из рогаток юные его внучата – октябрята
и пионеры. Он с трудом протиснулся в калитку, навстречу ему устремился
дворовой пес Пират, но, учуяв знакомый сивушный душок, вежливо вильнув
хвостом, благоразумно нырнул в будку от греха подальше. Сбросив с себя
одежду, Семен отправился прямиком в спальню и плюхнулся в супружеское
ложе. Попытался обнять свою необъятную половину с вполне конкретным
намерением. Но жена холодно отвергла его робкое домогательство, буркнула
что-то невразумительное и демонстративно отвернулась к стене. Потерпев
неудачу на амурном поприще, он почувствовал, как на смену возвышенному
чувству явилось вполне земное – здоровое чувство голода. В потемках,
дабы не разбудить ворчливую супружницу, он, руководствуясь исключительно
обонянием, обнаружил на подоконнике еще теплую миску с едой. В считанные
минуты опустошил объемную посудину, лег и моментально уснул. Утром его
разбудил желчный голос жены: "Эй ты, стаКановец хренов, зачем вчера
кормил Пирата, он не доел и я ему оставила на утро! ".

Когда бывает не до улыбок.

Просыпаюсь с бодуна.
Денег нету ни хрена.
Отвалилась печень,
Пересохло в горле,
Похмелиться нечем,
Документы сперли,
Глаз заплыл,
Пиджак в пыли,
Под кроватью брюки.
До чего ж нас довели
Коммунисты-суки.

Игорь Иртеньев.

С одним моим знакомым, по фамилии Семенов, случилась такая история:
однажды в субботу он сидел в одиночестве в прокуренной забегаловке и
злоупотреблял алкоголем. Там у него состоялось знакомство с не сильно
трезвым мужиком, откровенно пролетарской наружности с синей наколкой
"Жора" на руке. Было очевидным, что Жора не первый день квасит. При
полном отсутствии материальных средств, он упорно искал доступный способ
привести в норму свой отравленный организм за чужой счет и, для
достижения этой цели откровенно шакалил с нарастающим слюноотделением
между столиками, в надежде на сострадание родственной души. Наконец,
наметанным взглядом он выбрал подходящую жертву и подсел к скучающему
Семенову, который к тому моменту уже достаточно накукарекался и остро
нуждался в собеседнике.
Семенов отмечал юбилей: ровно месяц как от него ушла жена, и его жизнь
снова стала прекрасной и упоительной. Теперь он был свободен, как сопля
в полете. Если верить скупой Семенова версии, женился третий раз и снова
неудачно. Обнаружил это в первое же брачное утро, когда на спальной
тумбочке увидел распластавшийся кудлатый парик, который лежал отдельно
от головы, а лицо свидетельствовало о том, что современная косметика
способна творить чудеса. Остальные изъяны выяснились уже в процессе
эксплуатации новобрачной. По натуре она была женщина жалостливая,
подбирала раненых кошек, больных собак и бесхозных мужиков. Свою
молодость она прожила бурно, демоны искушения в ней никогда не дремали,
и в промежутках между замужествами она не упускала случая покуралесить.

За свои непродолжительные супружеские отношения, случились несколько
попыток соперников вероломно увести у него законную жену, причем все они
осуществлялись успешно, но каждый раз счастье длилось недолго, и вскоре
супруга возвращалась домой, как ни в чем не бывало. С самого начала их
совместная жизнь, минуя цветочно-букетные отношения, превратилась в
сплошные разборки с грубыми физическими аргументами. И вот месяц назад
представительница слабой половины человечества, обозвав сильную дураком,
только в непечатной форме, собрала вещички и, выразительно хлопнув
дверью, ушла к очередному хахалю. Вся ее привлекательность заключалась в
замечательном служебном положении - она трудилась в качестве экспедитора
ликеро-водочного завода, по этой причине, была всегда при деньгах и
выпивке и от халявщиков-женихов у нее не было отбоя.
Жора с пониманием отнесся к обрушавшемуся на Семенова счастью, и они
единодушно решили, что такие знаковые события, как освобождение от
брачных оков юбиляра, также как из заключения Жоры, заслуживают самого
щедрого возлияния. Статус знакомства сразу понизился, когда Семенов
обнаружил полную финансовую несостоятельность новоявленного
собутыльника, а содержание семеновского кошелька не было рассчитано на
двоих и очень скоро себя исчерпало до последнего рубля.
Утром он с трудом оторвал свою похмельную голову от подушки. Из соседней
комнаты доносился могучий храп, скорее смахивающего на рев раненого
быка, пугая пожилую комнатную сучку Муху, которая в ужасе забилась в
угол и мелко дрожала. Он скорее догадался, чем вспомнил, что притащил
нового знакомого к себе на ночлег. "Вот сюрприз, блин!", но
сосредоточиться ему мешал мучительный и тревожный вопрос, терзающего по
утрам каждого регулярно выпивающего человека: пить, или не пить. Та
часть мозга, а скорее мозжечка, не подвергнувшегося алкогольной
интоксикации, энергично протестовала, но организм вынес суровый, не
подлежащий обжалованию приговор: "Пить!".
Семенов без колебаний согласился с приговором. Но на это мероприятие
требовались как минимум рублей пятьдесят. Он, как обычно в таких
случаях, засунул руку в прикроватную тумбочку и, тщательно там пошарив,
выявил полное крушение надежд на продолжение вчерашнего банкета. Его
беспомощный взор окинул комнату и уперся в груду порожних бутылок, -
скорлупу от удовольствий и эквивалент бутылки вина. Вообще Семенов уже
давно обратил внимание на то, что деньги имеют удивительную способность:
мучительно долго являться и стремительно исчезать.
Растолкав спящего и хрюкающего приятеля, который долго не мог прийти в
себя, и невразумительно таращился то на Семенова, то окружающую
обстановку, он обрисовал ему грядущую перспективу. Дюжину порожней тары
приятели благополучно конвертировали в одну полновесную в ларьке,
торгующим хорошим настроением и тут же ее оприходовали. На улице им
попался на глаза плакат с призывом посетить авиашоу в честь праздника
военно-воздушного флота. Жора сразу вспомнил, что там, на аэродроме
обязательно будет торговать с выездной лавки его родная тетка Нина, уж
она обязательно и пивом угостит, и денег займет. До аэродрома добирались
зайцами, ошарашивая транспортную общественность тяжким духом вчерашнего
торжества.
На аэродроме праздник был в разгаре, громко играла музыка, в воздухе
кувыркались спортивные самолеты и парили, яркие как попугаи,
парашютисты. Повсюду располагались лотки с мороженым, напитками и
легкими закусками. Долго искали Жорину тетку, а когда нашли, получили по
бутылке пива, а деньги она пообещала выделить после окончания праздника:
"Милиции понаехало и пьяных не медля, увозят в околоток".
Дружки устроились в холодке под деревом и, не спеша цедили теплое,
кисловатое пиво. Неожиданно возле них остановилась миленькая девушка в
крупных темных очках с сумкой за плечми и говорит, что у нее есть лишний
билет на воздушную прогулку на самолете; ее парень то ли опаздывает, то
ли вовсе не придет, и если кто хочет ей составить компанию, полетели.
Семенов обожал халяву еще с детских Новогодних утренников, поэтому, не
задумываясь, повелся.
Самолетик оказался маленьким, вроде как иностранный. Пилот берет билеты,
вежливо приглашает вовнутрь и просит пристегнуть ремни. В кабине тесно,
как в салоне "Жигулей". Мотор взревел и после короткого разбега самолет
взмывает в небо. Набрав высоту, двигатель размеренно гудел на одной
ноте. Семенов замер от восторга, за окном возникла красочная панорама:
под крылом, усеянным бесчисленными заклепками, открылась красочная
панорама: зеленые квадраты рощ, исчерченные тоненькими полосками дорог
по которым бежали крохотные, как тараканы автомобили, узкой лентой
блестела река с игрушечными пароходами и катерами. Девушка достала из
сумки кинокамеру и стала снимать зрелище с заоблачной высоты, и заодно
Семенова с пилотом.
Неожиданно пилот встает из-за штурвала, он оказался почему-то с
парашютом за спиной и, виновато улыбаясь, обращается к Семенову: "Брат,
у меня проблема, забыл дома выключить утюг, пока приземлимся, дом на фиг
сгорит. Ты садись на мое место, и не спеша, сажай эту керосинку. Это не
сложно, как на машине. Счастливо приземлиться!", - открывает дверку и
вываливается из аэроплана.
Девушка озабоченно спрашивает: "Вы умеете рулить?" - Семенов, белый как
снег, с ненавистью уставился на эту очкастую грымзу и отрицательно
замотал головой. "Ну что за мужики пошли, - с досадой запричитала
девица, - попробую посадить сама". Она сняла туфли на шпильках и села за
штурвал.
Самолет сделал крутой разворот и резко стал терять высоту. Семенов дико
озирался по сторонам, готовясь к неминуемой гибели, но вскоре аэроплан
мягко ткнулся в посадочную полосу и побежал, трясясь на стыках бетона.
Только Семенов открыл дверцу и выскочил, как ошпаренный, и в тот же
момент, визжа тормозами, подлетела светлая "Волга" с надписью
"телевидение" и остановилась у самого самолета. Из нее выскочили двое
крепких парней и ему преградили дорогу. У одного в руках была
кинокамера, у другого микрофон. Семенов, еще находясь в полуобморочном
состоянии, услышал вполне неуместную фразу: "Улыбнитесь, вас снимала
скрытая камера!". Улыбаться Семенов не стал, было не до улыбок, у него
от пережитого жутко расстроился желудок и он рванул на волю в поиске
сортира. До него только теперь докатилось, что девушка была подсадной
уткой - летчицей, но охоту к полетам он навсегда навеки утратил.

Любовь в тельняшке

Она была собой прекрасна,
Но ей владел любой подлец.
Она была на все согласна,
И даже на худой конец.

Игорь Губерман

У друзей-сотрудников Антона и Кости работа была связана с частыми, но
краткосрочными командировками. Вот и в тот раз они прибыли на два дня в
хрустящую от мороза столицу. Устроились в недорогую гостиницу, где
свободных номеров отродясь не было. Но друзья к тому времени уже успешно
освоили приемы совать на лапу и, пожертвовав пятерку из своих скудных
командировочных хмырю с надменной рожей за администраторским стеклом,
благополучно получили двухместный номер. Обычно в советских гостиницах
такого типа царила скука до зевоты, развлечения ограничивались
черно-белым телевизором в вестибюле, охотой на тараканов в номере, ну и,
святое дело, пьянкой. Парни молодые, в дали от родного дома пробуждался
сгусток оптимизма и неисчерпаемой сексуальной энергии и у друзей
возникла своя, годами отработанная программа досуга с проветриванием
простаты:
а) знакомство с девушками;
б) ужин с ними;
в) мужские радости.
Качество этого досуга строго соответствовало материальным затратам по
каждому отдельно взятому пункту. На заре своих командировочных мытарств,
они пытались сэкономить на этом мероприятии посредством общедоступных
уличных знакомств, преимущественно в общественном транспорте, когда еще
верили в постель с первого взгляда. Но вскоре убедились, что этот путь
является тупиковым. Ухаживания требовали времени, посещения различных
увеселительных заведений и не гарантировали скорого, более тесного
общения. При этом у новоиспеченных подружек после первых же попыток
добиться их благосклонности пробуждалась заманчивая надежда на светлое
будущее с юридическим завершением, что никаким боком не входило в планы
соискателей одноразовой любви.
Так методом проб и ошибок они пришли к убеждению, что уже миновала эпоха
сексуального бескорыстия и не стоит терять время на капризных и
непредсказуемых незнакомок, куда разумнее обращаться к профессиональным
труженицам постельного ремесла, которые твердо знают рыночную цену
каждому выше перечисленному пункту.
Сразу же после того как устроились, Антон отправился на разведку. Возле
гостиницы ожидательно мерз, пританцовывая от холода, небольшой
ассортимент девиц неопределенного возраста, с одинаково размалеванными
боевой раскраской лицами. Было очевидным, что дамы собираясь на работу,
основательно занимались предпродажной подготовкой. Они с настойчивым
интересом вглядывались в каждого выходившего из гостиничных дверей
мужчину, как жены моряков у причалившего судна, возвратившегося из
кругосветного плавания.
Разведка донесла неутешительную информацию: расценки на услуги столичных
путан вдвое превышали средне-российские. Наше государство своих
командированных деньгами особо не баловало. После скрупулезного
математического анализа друзья пришли к неутешительному выводу: при
самом экономном режиме из их скромного бюджета можно было выделить на
гонорар только одной барышне, плюс трояк дежурившей у входа пожилой
гостиничной дежурной с суровым лицом тюремной надзирательницы. Бросили
жребий.
Вскоре Антон сидел в полутемном вестибюле в продавленном кресле и
смотрел документальный фильм об эффективности комбикормов для
выращивания крупного рогатого скота. А когда Костя вел в номер гостью,
цокающую на аршинных каблуках и виляющую соблазнительными формами, Костя
ощутил, как по телу пробежал похотливый сквознячок.
Сняв дубленку, она оказалась в соответствующей своему ремеслу
спецодежде: в обтягивающей мини юбке - по самое не балуй, в кофточке с
декольте до самого пупа, а голову украшали перегидроливые кудряшки.
Будучи не первой свежести, она сполна обладала необходимыми для ее
профессии пышной грудью и крепким крупом. После первого же стакана
портвейна, когда разговор уже стремительно катился в сторону койки,
Костя стал осторожно выяснять, как она относится к таким
общечеловеческим ценностям, как отзывчивость, чуткость и любовь к
ближнему. Если положительно, то не согласится ли, в виде гуманитарной
помощи, в этот суровый морозный вечер безвозмездно согреть своим теплом
еще одного советского трудящегося, передовика производства.
Оказалось, что она, как любая наша женщина, в полном объеме обладает
этими замечательными качествами и не скупится ими делиться, но... не на
работе. На своем трудовом посту она отвергает любую форму
благотворительности, а дополнительные услуги оказывает по двойному
тарифу, как сверхурочные.
Антон вышел к томящемуся в похотливой надежде Косте и крайне его
огорчил. Они еще о чем-то посовещались, и Антон вернулся к своей
предприимчивой подруге для заключительной стадии их общения. В пылу
страсти он даже не снял свою тельняшку, в номере было довольно
прохладно. Уснули. Среди ночи клиент разбудил девицу: ему снова
приспичило любви. Жрице хотелось спать, но на работе она старалась
соблюдать трудовую дисциплину. И вдруг, в самый кульминационный момент,
она завопила: "Эй, ты че так быстро оброс? " – и включила ночник. Перед
заспанным ее взором возникла небритая незнакомая физиономия, но в
знакомой тельняшке.
Домой друзья добирались в тамбуре вагона, на халяву: проводница
оказалась отзывчивей, чем та расчетливая столичная шлюха.