Бесстыдник
Похороны Козакова Валерия Александровича были назначены на субботу.
К вечеру того дня все было готово.
Старенькую, с давно облупившейся краской хибару, украсили мишурой и
серебристым "дождиком". На крыше укрепили переливающуюся всеми цветами
радуги, огромную звезду. На окна налепили снежинки, старательно
вырезанные из цветной бумаги. Траву около дома аккуратно скосили,
секатором подровняли разросшиеся за лето кустарники. Побелили стволы
старых, скрюченных яблонь.
Приехавшие из райцентра музыканты, наигрывали что-то веселое и
ритмичное. Изредка они прерывались и подстраивали инструменты.
Невысокий паренек в красной бейсболке, встряхнув баллончик с краской,
сосредоточенно вырисовывал на двери мудреный символ, в котором отдаленно
угадывался серп и молот.
Несколько мужчин предпенсионного возраста оккупировали некогда
смастеренную хозяйственным Валерием Михайловичем лавочку, и громко
застучали костяшками домино, то и дело вскрикивая: "Рыба! Иди на хуй!
Сам ты мудак! "
Компания молодых людей, вульгарно жестикулируя, горячо обсуждала
волнующие выпуклости сексапильной внучки покойного. В итоге они
заключили пари "кто быстрее ее выебет после процессии".
Суетливый организатор Семен Борисович поправил алый галстук – бабочку,
глотнул из бутылки шампанского и отдал команду выносить гроб.
Четыре молодца в желто – красных комбинезонах вбежали в дом, грузно
затопали по длинному коридору. Музыканты перестали играть и в ожидании
замерли.
Доминошники со словами: "пойдем шоль, посмотрим чо там", лениво
поднялись с лавочки и не спешно приблизились к дому.
Соболезнующие плотно обступили крыльцо, не давая родственникам никакой
возможности подобраться поближе.
Вскоре вынесли гроб.
Семен Борисович махнул рукой, музыканты заиграли быстро и оглушительно.
Родственники зажгли бенгальские огни, а юный пиротехник Коля Сырников
запустил праздничный салют. По небу рассыпались мириады пестрых
огоньков.
Пятилетний Антон, с трудом протиснувшись сквозь толпу, вбежал на крыльцо
и заглянул в гроб. Его дедушка покойно лежал в узком красном ящике,
смиренно сложив руки на груди.
- Деда,- успел произнести мальчик, и был тут же отодвинут в сторону
расфуфыренной продавщицей сельмага Глашей. Она расстегнула ридикюль,
извлекла красную губную помаду, склонилась над усопшим, и изобразила на
его лице клоунскую улыбку.
- Ай, да Глаша! Ай, да умница! – высказался кто-то,- вот что значит, у
человека есть вкус! Молодец, Глафира!
В ответ Глаша поспешно убрала помаду и высокомерно тряхнула головой:
- А то!
- А ну-ка, расступись!- вдруг скомандовал желто-красный комбинезон.
Моментально к нему приблизились еще трое. Они подложили под плечи
сложенные вдвое тряпки, и с легкостью подняли гроб.
Под торжественный марш колонна неспешно тронулась.
Локомотивом двигались бабушки с венками. На одном из них золотыми
буквами было размашисто выведено: "От друзей", на другом – "От жены и
детей", на третьем – "Спи спокойно, товарищ Козаков".
Следом двигались юноши с гробом. За ними неуклюжей походкой брели два
дауна Миша и Вася Шоповаловы. Они молча несли крышку гроба. Поодаль шла
вдова, родственники и другие соболезнующие.
В хвосте колонны раздался надрывный смех. Это подростки, передавая друг
другу косяк, раскурились на пятерых.
Вдове рассказали смешной анекдот, и она весело захихикала.
И только Антон, крепко сжав мамину руку, беззвучно плакал, тихонько
повторяя:
- Деда, деда, милый мой дедушка. Не уходи... не уходи от меня...
Толпа обогнула клуб и вывернула на главную улицу Колхозную. По дороге им
попался выпивший агроном Михалыч. Он шел, виляя из стороны в сторону. Из
внутреннего кармана драпового пиджака торчала бутылка мутного самогона.
Правая штанина его хэбэшных брюк была закатана до колена. Прохудившиеся
в нескольких местах резиновые сапоги - густо вымазаны коровьим дерьмом.
- Прррривет честной компании!- крикнул он.
- Привет! Давай к нам, Михалыч!- добродушно ответили ему.
Агроном с удовольствием присоединился к коллективу.
Изрядно захмелевший Семен Борисович предложил спеть.
Пышногрудая доярка Светка Плешкина тут же исполнила частушку:
Наши местные ребята
Жулики, грабители.
Мужичек говно возил
И того обидели.
Толпа разразилась диким хохотом.
От смеха желто – красные комбинезоны едва не уронили многострадальный
гроб.
Свинорез по прозвищу Сраный густым басом заголосил:
Как над нашим над вокзалом
Пролетал аэроплан.
Все ебальники подняли,
А я спиздил чемодан.
И вновь прогремели раскаты дикого ржания.
Возвращающиеся со смены полупьяные работяги, с радостью присоединялись к
веселому каравану. И им тут же протягивали откупоренную бутылку водки.
Разгоряченный свинорез снял с себя желтую от пота майку и принялся
размахивать ей над кучерявой головой, истошно вопя:
"Раз пошли на дело, выпить захотелось
Мы зашли в фартовый ресторан..."
Пыль стояла столбом.
Бродячие псы, издали заметив приближающийся похоронный караван, в ужасе
разбегались кто куда. Пустые бутылки со снайперской точностью летели в
соседские палисадники. Кто – то выбрался из толпы, сблевал в кустарник
шиповника, там же и уснул.
Набожные старухи смотрели на все сквозь узкие щели в заборе и судорожно
крестились. Играющие в песочнице дети, побросав свои совки и лопатки,
спрятались за высоченной водонапорной башней.
Когда наконец добрались до кладбища, Семен Борисович брезгливо сплюнул,
потушил сигарету о крышку гроба, и деловито произнес:
- Две минуты на прощание.
Все исступленно смотрели на покойника.
- Ну что же вы, товарищи! Подходите, прощайтесь!
Соболезнующие выжидающе молчали. Лишь пьяный в дым агроном что- то мычал
себе под нос.
Тогда Семен Борисович глубоко вздохнул и громко выкрикнул:
- До встречи, Валерий Александрович! Ну, все вместе! Давайте, дружней!
Три- четыре!!!
Все вразнобой закричали:
- ДО ВСТРЕЧИ, ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ!
- Ну, еще раз, дружнее, - подбодрял неугомонный организатор.
- ДО ВСТРЕЧИ, ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ! – скандировала толпа,- ДО ВСТРЕЧИ,
ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ! ДО ВСТРЕЧИ, ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ!
- Однако Пиздец пришел к Валерке,- чуть слышно констатировал белокурый
механик Степан и положил венок рядом с гробом.
Одинокая ворона вспорхнула с макушки ели и улетела прочь.
Вдруг Антон вырвался из материнских объятий, бросился к гробу, рухнул на
колени и, обвив руками холодную шею дедушки, заплакал навзрыд.
Народ затих.
От неожиданности пастуха вырвало на ржавую ограду.
- Что он делает?! – донеслось из толпы.
- Кто?- недоумевал механик.
- Да мальчик, мальчик!
- А черт е знает. Больной, мож, какой...
Раскрасневшаяся мать, грубо оттолкнув пьяного свинореза, приблизилась к
сыну, за ухо оттащила его от деда и отвесила звонкий подзатыльник:
- Что ж ты меня перед людьми - то позоришь, негодяй! - кричала она.-
Такой день, а ты плакать, бесстыдник! Дедушку бы пожалел! Домой приедем
– выпорю!
И опозоренная мать отвела непутевого сына в сторону.
- Жень, заколачивай, - крикнул Семен Борисович и закурил новую сигарету.
Скорбящие неспешно расходились и вскоре опустевшее кладбище утонуло в
ночной тишине.
Коtt http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=16751