Подружка у меня есть. Лапушка. Каждый день от счастья плачу - так
свезло! Умница, красавица, характер - золото. Работает "эсэсовкой". В
смысле - в санэпиднадзоре. Точки общепита проверяет. Официантки рыдают,
повара матерятся, хозяин с инсультом слег - лапушка приходила! С
подружками. С проверкой.
Так вот, характер, повторяю - золото! Чио-чио-сан рядом с ней - курва
стервозная.
Велела она мне как-то раз к ней вечером не приходить. У начальницы,
говорит, день рожденья, на девичник, говорит, гулять уйду. Я с горя
пошел по кабакам (по проверенным - подробнейший список имею!), напился
как свинья и был по дороге домой натурально выперт из маршрутки
бдительными гражданами. А поскольку я, видимо, сопротивлялся и матом
орал, то выперт был непосредственно мордой в лужу. Осень, дождь,
холодно. Я весь в грязи, шатаюсь, тачки меня объезжают с визгом. Хотел
такси вызвать - не смог. То есть номер набрал, а сказать диспетчеру, что
мне домой надо не получилось. Сообразил, что лапушка рядом живет и решил
хоть до нее пешком добраться.
Как шел - помню плохо. Падал. Отдыхал. Снова шел. Блевал вроде - но это
не отчетливо. Дошел! Звоню в дверь, а лапа моя открывает вся красивая
такая, в платье новом с блестками, с прической и пахнет шанелью. И я на
нее, значит, всей своей свинской массой падаю...
... Утром глаз разлепляю - рядом запотевшая литровочка с облепиховым
морсом. Я к ней присосался, как к родной и п"ю, п"ю, п"ю. И голос рядом
слышу. Тихий такой, спокойный - аж мороз по коже продрал и шерсть от
ужаса дыбом встала.
- Димочка, солнышко. ЧТОБ ТЫ ТАК ЗДОРОВ БЫЛ, КАК МНЕ ТЕБЯ ПОКАЛЕЧИТЬ
ХОЧЕТСЯ.
С днем рождения, лапуля! Я тебя люблю!
Рассказчик: Димка.К.
1
04.02.2006, Новые истории - основной выпуск
По свежему впечатлению расскажу. Иду я, значит с приятелем. Холодно.
Ветер. Такой, бдядь, ветер, что понять меня могут только те, кто живет
рядом с Енисеем, который, бдядь, не замерзает, а дымит всю зиму, и дует
с него, как со скотомогильника в судный день: сыро, ХОЛОДНО и смерть за
плечом в мягких белых тапочках. Короче, тьма внешняя, плач и скрежет
зубов.
Идем, значит вдвоем и ЖРАТЬ ХОТИМ. ОЧЕНЬ. Михалыч говорит: зайдем к моей
ляльке - закусим. Заходим. Девушка такая вся... Блондинка. ФАРТУЧЕК
БЕЛЫЙ. Отлично, думаю - хозяйка. Радуется нам, начинает чего-то на стол
собирать: мисочки, кружечки, тарелочки. Ножи, вилки, салфетки. СВЕЧИ.
Опа!
Что ж ты, лапа, говорю, такой парад наводишь? Мы люди-то простые. Нет,
улыбается, как можно? Прием пищи есть тайна земная, сокровенный духовный
обряд... Бдядь! У меня аж в глазах потемнело! Да ты, лапа, говорю,
случаем не ВЕГЕТАРИАНКА? (Потому что лучше уж бдядь!) Да, улыбается, как
вы тонко угадали! Но Мишу убедить не могу, поэтому готовлю для него и
мясное.
У меня, как писал поэт, от радости в зобу дыханье сперло - ПОЖРУ! Ага,
размечтался. Все НА ПАРУ И БЕЗ СОЛИ. Тефаль, бдядь, со своими
пароварками, что ж ты об нас-то не думал? Вареная морковка - это ВАРЕНАЯ
МОРКОВКА как красиво ее не раскладывай, а на улице -30 и ветрище в рожу!
А если при этом рядом кто-то улыбается и соевым соусом всю эту херню
поливает, я ж и убить могу!
Короче - не помню как ноги унесли. Холодно. Ветер. И ЖРАТЬ ЕЩЕ БОЛЬШЕ
ХОЧЕТСЯ. Михалыч, сука, говорит: давай к сеструхе зайдем - пожрем. Я
плачу. Михалыч, говорю, угребище лесное, ты еще все не наелся?
Сеструха-то у тебя тоже БЛОНДИНКА, еще и ВРАЧ-ДИЕТОЛОГ (как ты до сих
пор с голоду, падла, не сдох?). Може булку с сосиськой в ларьке возьмем?
С пивом. А он мне: уссышься по такой погоде. Зайдем - хуже не будет. По
крайности - чаю выпьем.
Зашли. Меня Михалыч в кухню пихнул, сам пошел насчет кормушки
договариваться. Смотрю вокруг - да... Бдядь, как говорится! Посуда
немытая, сухари обгрызенные в хлебнице, в кастрюле горох мокнет. Ишо и
СЫРОЯДЕНИЕ на сегодня. Третья блондинка у него, думаю, либо ПРАНОЙ
питается, либо светом небесным.
Тут слышу из-за стенки вопль: я, бдядь, шо вам - АРМИЯ СПАСЕНИЯ? - всех
судаков гребнутых кормить? И залетает на кухню сеструха. Дверь - пинком,
кастрюлю с водой на плиту - шварк, на меня - зырк! Какое СЫРОЯДЕНИЕ,
думаю, - КАННИБАЛИЗМ! Но смотрю - достает из морозилки котлеты. Фарш,
понятно, в камень. Достает МОЛОТОК. (Все, бдядь, наелся: конь на обед,
молодец на ужин). РАЗБИВАЕТ КОТЛЕТЫ МОЛОТКОМ И СЫПЕТ ОСКОЛКИ В КАСТРЮЛЮ.
Уходит, шипя про бдядь-перебдядь братика, который достался и достал.
Привстаю и заглядываю: серое мясо в сырой воде. Даже жрать расхотелось.
Даже жить.
Закипело. Возвращается сеструха. Сыпет в кастрюлю макароны, шваркает
ложку чего-то зеленого вроде как с морковкой из литровой банки и шурует
туда, видать всего, что - бдядь-перебдядь любимого братика! - под руку
попалось: лаврушки, перцу, травы всякой сухой...
Кипит. Пахнет. Вроде бы... даже... съестным? Получаем с Михалычем по
миске с кучей зеленых макарон. С мясом. Я ЖРАЛ И ПЛАКАЛ! ЭТО ВКУСНО!
ОЧЕНЬ! Я знаю, что не может быть! Морковочка, лучок, перчик, мяско со
всякими травками душистыми! И водочки дали запотевшей! И салка соленого
хохляцкого! И холодцу с горчицей! И сеструха - ангел небесный
блондинистый! - водочки подпила, подобрела, глазками искрить стала.
Солнце мое, говорю, лебедь белая! Неужто ты и вправду - ДИЕТОЛОГ? А она
мне: диеты ж разные бывают. И для зажиревших есть, и для отощавших и для
ослабших в мужском смысле. Последняя мне, говорю, без надобности.
Поглядим, отвечает, по случаю. И тут замечаю я под самым носом большой
волосатый кулак Михалыча...
Какую, песню, судак, испортил!
Ветер. Такой, бдядь, ветер, что понять меня могут только те, кто живет
рядом с Енисеем, который, бдядь, не замерзает, а дымит всю зиму, и дует
с него, как со скотомогильника в судный день: сыро, ХОЛОДНО и смерть за
плечом в мягких белых тапочках. Короче, тьма внешняя, плач и скрежет
зубов.
Идем, значит вдвоем и ЖРАТЬ ХОТИМ. ОЧЕНЬ. Михалыч говорит: зайдем к моей
ляльке - закусим. Заходим. Девушка такая вся... Блондинка. ФАРТУЧЕК
БЕЛЫЙ. Отлично, думаю - хозяйка. Радуется нам, начинает чего-то на стол
собирать: мисочки, кружечки, тарелочки. Ножи, вилки, салфетки. СВЕЧИ.
Опа!
Что ж ты, лапа, говорю, такой парад наводишь? Мы люди-то простые. Нет,
улыбается, как можно? Прием пищи есть тайна земная, сокровенный духовный
обряд... Бдядь! У меня аж в глазах потемнело! Да ты, лапа, говорю,
случаем не ВЕГЕТАРИАНКА? (Потому что лучше уж бдядь!) Да, улыбается, как
вы тонко угадали! Но Мишу убедить не могу, поэтому готовлю для него и
мясное.
У меня, как писал поэт, от радости в зобу дыханье сперло - ПОЖРУ! Ага,
размечтался. Все НА ПАРУ И БЕЗ СОЛИ. Тефаль, бдядь, со своими
пароварками, что ж ты об нас-то не думал? Вареная морковка - это ВАРЕНАЯ
МОРКОВКА как красиво ее не раскладывай, а на улице -30 и ветрище в рожу!
А если при этом рядом кто-то улыбается и соевым соусом всю эту херню
поливает, я ж и убить могу!
Короче - не помню как ноги унесли. Холодно. Ветер. И ЖРАТЬ ЕЩЕ БОЛЬШЕ
ХОЧЕТСЯ. Михалыч, сука, говорит: давай к сеструхе зайдем - пожрем. Я
плачу. Михалыч, говорю, угребище лесное, ты еще все не наелся?
Сеструха-то у тебя тоже БЛОНДИНКА, еще и ВРАЧ-ДИЕТОЛОГ (как ты до сих
пор с голоду, падла, не сдох?). Може булку с сосиськой в ларьке возьмем?
С пивом. А он мне: уссышься по такой погоде. Зайдем - хуже не будет. По
крайности - чаю выпьем.
Зашли. Меня Михалыч в кухню пихнул, сам пошел насчет кормушки
договариваться. Смотрю вокруг - да... Бдядь, как говорится! Посуда
немытая, сухари обгрызенные в хлебнице, в кастрюле горох мокнет. Ишо и
СЫРОЯДЕНИЕ на сегодня. Третья блондинка у него, думаю, либо ПРАНОЙ
питается, либо светом небесным.
Тут слышу из-за стенки вопль: я, бдядь, шо вам - АРМИЯ СПАСЕНИЯ? - всех
судаков гребнутых кормить? И залетает на кухню сеструха. Дверь - пинком,
кастрюлю с водой на плиту - шварк, на меня - зырк! Какое СЫРОЯДЕНИЕ,
думаю, - КАННИБАЛИЗМ! Но смотрю - достает из морозилки котлеты. Фарш,
понятно, в камень. Достает МОЛОТОК. (Все, бдядь, наелся: конь на обед,
молодец на ужин). РАЗБИВАЕТ КОТЛЕТЫ МОЛОТКОМ И СЫПЕТ ОСКОЛКИ В КАСТРЮЛЮ.
Уходит, шипя про бдядь-перебдядь братика, который достался и достал.
Привстаю и заглядываю: серое мясо в сырой воде. Даже жрать расхотелось.
Даже жить.
Закипело. Возвращается сеструха. Сыпет в кастрюлю макароны, шваркает
ложку чего-то зеленого вроде как с морковкой из литровой банки и шурует
туда, видать всего, что - бдядь-перебдядь любимого братика! - под руку
попалось: лаврушки, перцу, травы всякой сухой...
Кипит. Пахнет. Вроде бы... даже... съестным? Получаем с Михалычем по
миске с кучей зеленых макарон. С мясом. Я ЖРАЛ И ПЛАКАЛ! ЭТО ВКУСНО!
ОЧЕНЬ! Я знаю, что не может быть! Морковочка, лучок, перчик, мяско со
всякими травками душистыми! И водочки дали запотевшей! И салка соленого
хохляцкого! И холодцу с горчицей! И сеструха - ангел небесный
блондинистый! - водочки подпила, подобрела, глазками искрить стала.
Солнце мое, говорю, лебедь белая! Неужто ты и вправду - ДИЕТОЛОГ? А она
мне: диеты ж разные бывают. И для зажиревших есть, и для отощавших и для
ослабших в мужском смысле. Последняя мне, говорю, без надобности.
Поглядим, отвечает, по случаю. И тут замечаю я под самым носом большой
волосатый кулак Михалыча...
Какую, песню, судак, испортил!
Димка.К. (2)
1