Ежели в одном месте чего прибавится...
Знакомая недавно родила. Кормит грудью. Жалуется, что ребенок плохо ест. Сосет вроде активно, но когда она его взвешивает до и после кормления, то разницы почти нет. Интересуемся методикой взвешивания. Поясняет:
- У меня специальных весов для младенцев нет, но есть японские напольные, очень точные, погрешность до 10 граммов. Беру его на руки, встаю на весы, записываю цифру. Кормлю, опять беру на руки и встаю на весы. Цифра та же самая, ни грамма не прибавляет. А должен минимум 100 г высасывать.
Я, в некотором обалдении:
- Э... а ты про закон сохранения массы слышала когда-нибудь?
- Про что?
- Неважно, проехали. Попроси мужа, пусть он взвешивает.
- Хорошо. Хотя не понимаю, как это поможет.
Помогло. На руках у мужа ребенок резко начал прибавлять в весе.
Лучшая десятка историй от "Филимон Пупер"
Работы упорядочены по числу голосов "за"
09.07.2015, Новые истории - основной выпуск
Знакомый рассказал, как получал гринкарту жене. Когда познакомились, он давно жил в США, а она там училась. Чтобы поменять ее студенческую визу на постоянную, надо было пройти собеседование в иммиграционном отделе. Супругов допрашивают порознь, задают каверзные вопросы друг о друге и сверяют ответы, чтобы выявить и отсеять фиктивные браки. Рассказывают, что заворачивали давно живущие вместе пары из-за ошибки в цвете постельного белья или зубной щетки.
У Димы с Яной любовь и брак самые настоящие, доказательство осенью идет во второй класс и еще одно на подходе. Но на момент собеседования они жили в разных городах, съехаться не могли (он работал, она доучивалась), встречались раз пять в разных экстремальных поездках и о быте и привычках друг друга знали чуть более чем ничего. Лихорадочно зубрили цвета зубных щеток и очень боялись ошибиться. И тут Дима видит в русской газете объявление: «Научу, как пройти собеседование на гринкарту. Гарантия 100%, оплата по факту».
Созвонился, приехал. Махонькая комнатка с вывеской «Нотариус». Сидит старый еврей, заодно продает русские книги и принимает посылки за океан. Выслушал Димины опасения и говорит:
– Вы знаете, молодой человек, все эти вопросы о зубных щетках – фигня для отвода глаз. Все дело в холле, в котором пары ждут собеседования. Там стоят камеры, и чиновники следят, как люди себя ведут, пока на них будто бы никто не смотрит. Когда человек заходит в кабинет, о нем уже давно все ясно – фиктивный у него брак или нет.
– Так что, нам держаться за руки и целоваться каждую минуту?
– Нет, это дешевый трюк, на него не купятся. Надо действовать более тонко...
И вот собеседование. В холле Яна берет Диму за руку и подводит к окну. Достает из сумочки новосой платок, слюнявит и этим наслюнявленным платочком вытирает какую-то соринку у него на щеке.
Им не задали вообще ни одного вопроса. Пожали руки и поздравили с получением гринкарты.
У Димы с Яной любовь и брак самые настоящие, доказательство осенью идет во второй класс и еще одно на подходе. Но на момент собеседования они жили в разных городах, съехаться не могли (он работал, она доучивалась), встречались раз пять в разных экстремальных поездках и о быте и привычках друг друга знали чуть более чем ничего. Лихорадочно зубрили цвета зубных щеток и очень боялись ошибиться. И тут Дима видит в русской газете объявление: «Научу, как пройти собеседование на гринкарту. Гарантия 100%, оплата по факту».
Созвонился, приехал. Махонькая комнатка с вывеской «Нотариус». Сидит старый еврей, заодно продает русские книги и принимает посылки за океан. Выслушал Димины опасения и говорит:
– Вы знаете, молодой человек, все эти вопросы о зубных щетках – фигня для отвода глаз. Все дело в холле, в котором пары ждут собеседования. Там стоят камеры, и чиновники следят, как люди себя ведут, пока на них будто бы никто не смотрит. Когда человек заходит в кабинет, о нем уже давно все ясно – фиктивный у него брак или нет.
– Так что, нам держаться за руки и целоваться каждую минуту?
– Нет, это дешевый трюк, на него не купятся. Надо действовать более тонко...
И вот собеседование. В холле Яна берет Диму за руку и подводит к окну. Достает из сумочки новосой платок, слюнявит и этим наслюнявленным платочком вытирает какую-то соринку у него на щеке.
Им не задали вообще ни одного вопроса. Пожали руки и поздравили с получением гринкарты.
18.01.2005, Новые истории - основной выпуск
История подлинная и даже имена вопреки традиции не изменены. Потом
поймете, почему.
Я познакомился с Юрием году так в 95-96м, при не самых веселых
обстоятельствах - в урологическом отделении одной московской больницы.
Несмотря на довольно сильные боли и предстоящую операцию, он находился в
радостно-возбужденном состоянии и всем встречным-поперечным пересказывал
свою историю. Я в тот момент был прикован к койке и вынужденно выслушал
ее раз 8 самое меньшее.
За сорок с лишним лет до нашего знакомства Юра, тогда четырнадцатилетний
ленинградский школьник, катался на лыжах с крутой горы и со всего маху
налетел на торчавший из земли металлический штырь. Остался жив, но
мочевой пузырь, по-научному уретру, расколотил вдребезги. Из-за тяжести
травмы он попал не в обычную больницу, а в клинику при каком-то научном
институте, чуть ли не при Академии меднаук. Академики почесали бороды и
вынесли вердикт: остаток лет Юре предстояло доживать в виде резинового
ежика, с дырочкой в правом боку, выведенной в нее трубкой и резиновым
мешком-мочесборником. Можно представить, что это означало для 14-летнего
пацана. Полное крушение надежд и планов, хуже смерти.
На Юрино счастье, один молодой доктор выдвинул безумную идею: сделать
ему искусственный мочевой пузырь из входившего тогда в моду, но почти не
применявшегося в медицинских целях пластика. По тем временам это был не
просто смелый эксперимент, а запредельная дерзость, сравнимая с полетом
на Луну в 20-е годы. Тем не менее план был принят, продуман до мелочей,
доктор оказался блестящим хирургом, и к осени Юра выписался из клиники
здоровым человеком.
Через несколько месяцев вернулся из плавания Юрин отец, моряк. Он тут же
заявил, что доктора необходимо отблагодарить: написать в газету или хотя
бы подарить бутылку коньяка, а лучше и то и другое. Но тут выяснилось,
что Юра не помнит ни имени, ни фамилии доктора. Смешная такая фамилия из
трех букв. Шир? Моз? Бут? В общем, что-то вроде этого. Ладно, сказал
отец, в лицо-то ты его помнишь? Поехали в клинику.
В клинике Юра испытал настоящее потрясение. В отделении не оказалось ни
одного знакомого лица, вместо ставших родными академиков и докторов
мелькали какие-то чужие рожи, в основном женские. Юра набрался храбрости
и обратился к одной тетке:
- Не знаете, тут такой молодой доктор был? В очках, кучерявенький?
- Хватился! - ответила тетка. - Погнали всех кучерявеньких поганой
метлой. Вредители они. Товарища Сталина отравить хотели.
Последующие сорок лет Юрий прожил крайне напряженной жизнью. Работал на
всесоюзных стройках. Спал на снегу. Проваливался с машиной под лед. Пил
горючие смеси самого невероятного состава. Заимел двух сыновей от
законной жены и неизвестно сколько по городам и весям. И никогда
пластиковая уретра его не подводила, работала лучше натуральной.
Но ничто под луной не вечно. Что-то там стало разлагаться и зарастать.
Начались боли, каждый поход в туалет превратился в пытку. Юрий к тому
времени оброс достаточным количеством денег и связей, чтобы обеспечить
себе попадание практически к любому специалисту. Но то ли ему не везло,
то ли случай был действительно сложный. Оперировать никто не брался.
Вновь предложили дырочку с трубочкой до конца дней, а в качестве
временной меры - веселенькую процедуру под названием бужирование. Я эту
радость пережил один раз и до сих пор вспоминаю с содроганием. А Юрий
прошел через нее раз 10, со все сокращающимися интервалами. Когда
частота бужирования дошла до двух раз в месяц, начались психические
проблемы. Точнее говоря, один бзик.
Он вбил себе в голову, что единственный, кто может его спасти - тот
молодой доктор из детства с забытой фамилией. Прекрасно осознавал, что
скорее всего тот давно умер или вышел на пенсию, а если и нет, то найти
его невозможно, но ничего с собой поделать не мог. Обратился даже к
известному психологу-гипнотизеру в надежде, что под гипнозом сумеет
вспомнить фамилию доктора. Не впомнил, но возникло стойкое ощущение, что
фамилия - вот она, рядом, только руку протяни. До умопомрачения
перебирал трехбуквенные слова, но заколдованная фамилия все время
ускользала.
Однажды утром Юрий отмокал в ванне (горячая вода притупляет боль), а его
старший сын, турист-любитель, собирался в очередной поход. И между делом
спросил:
- Пап, ты не видел мой кан?
- Что-то?
- Ну кан, котелок такой плоский.
И тут Юрий сильно удивил домашних, в точности повторив подвиг Архимеда.
Он выскочил из ванны и стал телешом носиться по комнатам, оставляя всюду
лужи и крича:
- Кан! Кан! Ну конечно, Кан!
- Что - кан? - спосили домашние.
- Фамилия доктора Кан! Как это я раньше не вспомнил?
Всемогущего Интернета тогда еще не было, но справочная система в
Минздраве существовала. Через несколько дней действительно нашелся
доктор Кан, профессор-уролог, правда, в Москве, а не в Питере. Нашлись и
люди, устроившие Юрию консультацию у профессора.
При первом же взгляде на доктора стало ясно, что доктор не тот: выше,
шире в плечах, а главное - очень уж молод, заметно моложе самого Юрия.
Но что-то знакомое в чертах имелось. В разговоре мгновенно выянилось,
что настоящий спаситель Юрия, Дмитрий Вавилович Кан, благополучно
пережил товарища Сталина, вернулся к медицинской практике и занимался ею
много лет, но до середины 90-х все же не дожил, умер за несколько лет до
этого. А человек, стоящий сейчас перед Юрием, - его сын, унаследовавший
профессию отца, Яков Дмитриевич Кан.
Дальше хеппи-энд. Юрин бзик сделал ему поблажку, позволив за неимением
отца довериться сыну. Кан-младший оказался достойным преемником
Кана-старшего, операция прошла успешно, призрак резинового ежика
отступил лет на двадцать по крайней мере. И самое главное. Кан-младший
оперировал не только Юрия, но и меня, очень удачно и очень вовремя.
Фактически он спас мне жизнь, едва не загубленную предыдущими
горе-лекарями. Я давно не живу в Москве, связей с ним не имел. Сейчас
порыскал по Интернеиу - жив-здоров Яков Дмитриевич, по-прежнему лечит и
учит. Пусть этот рассказ послужит ему благодарностью и приветом.
поймете, почему.
Я познакомился с Юрием году так в 95-96м, при не самых веселых
обстоятельствах - в урологическом отделении одной московской больницы.
Несмотря на довольно сильные боли и предстоящую операцию, он находился в
радостно-возбужденном состоянии и всем встречным-поперечным пересказывал
свою историю. Я в тот момент был прикован к койке и вынужденно выслушал
ее раз 8 самое меньшее.
За сорок с лишним лет до нашего знакомства Юра, тогда четырнадцатилетний
ленинградский школьник, катался на лыжах с крутой горы и со всего маху
налетел на торчавший из земли металлический штырь. Остался жив, но
мочевой пузырь, по-научному уретру, расколотил вдребезги. Из-за тяжести
травмы он попал не в обычную больницу, а в клинику при каком-то научном
институте, чуть ли не при Академии меднаук. Академики почесали бороды и
вынесли вердикт: остаток лет Юре предстояло доживать в виде резинового
ежика, с дырочкой в правом боку, выведенной в нее трубкой и резиновым
мешком-мочесборником. Можно представить, что это означало для 14-летнего
пацана. Полное крушение надежд и планов, хуже смерти.
На Юрино счастье, один молодой доктор выдвинул безумную идею: сделать
ему искусственный мочевой пузырь из входившего тогда в моду, но почти не
применявшегося в медицинских целях пластика. По тем временам это был не
просто смелый эксперимент, а запредельная дерзость, сравнимая с полетом
на Луну в 20-е годы. Тем не менее план был принят, продуман до мелочей,
доктор оказался блестящим хирургом, и к осени Юра выписался из клиники
здоровым человеком.
Через несколько месяцев вернулся из плавания Юрин отец, моряк. Он тут же
заявил, что доктора необходимо отблагодарить: написать в газету или хотя
бы подарить бутылку коньяка, а лучше и то и другое. Но тут выяснилось,
что Юра не помнит ни имени, ни фамилии доктора. Смешная такая фамилия из
трех букв. Шир? Моз? Бут? В общем, что-то вроде этого. Ладно, сказал
отец, в лицо-то ты его помнишь? Поехали в клинику.
В клинике Юра испытал настоящее потрясение. В отделении не оказалось ни
одного знакомого лица, вместо ставших родными академиков и докторов
мелькали какие-то чужие рожи, в основном женские. Юра набрался храбрости
и обратился к одной тетке:
- Не знаете, тут такой молодой доктор был? В очках, кучерявенький?
- Хватился! - ответила тетка. - Погнали всех кучерявеньких поганой
метлой. Вредители они. Товарища Сталина отравить хотели.
Последующие сорок лет Юрий прожил крайне напряженной жизнью. Работал на
всесоюзных стройках. Спал на снегу. Проваливался с машиной под лед. Пил
горючие смеси самого невероятного состава. Заимел двух сыновей от
законной жены и неизвестно сколько по городам и весям. И никогда
пластиковая уретра его не подводила, работала лучше натуральной.
Но ничто под луной не вечно. Что-то там стало разлагаться и зарастать.
Начались боли, каждый поход в туалет превратился в пытку. Юрий к тому
времени оброс достаточным количеством денег и связей, чтобы обеспечить
себе попадание практически к любому специалисту. Но то ли ему не везло,
то ли случай был действительно сложный. Оперировать никто не брался.
Вновь предложили дырочку с трубочкой до конца дней, а в качестве
временной меры - веселенькую процедуру под названием бужирование. Я эту
радость пережил один раз и до сих пор вспоминаю с содроганием. А Юрий
прошел через нее раз 10, со все сокращающимися интервалами. Когда
частота бужирования дошла до двух раз в месяц, начались психические
проблемы. Точнее говоря, один бзик.
Он вбил себе в голову, что единственный, кто может его спасти - тот
молодой доктор из детства с забытой фамилией. Прекрасно осознавал, что
скорее всего тот давно умер или вышел на пенсию, а если и нет, то найти
его невозможно, но ничего с собой поделать не мог. Обратился даже к
известному психологу-гипнотизеру в надежде, что под гипнозом сумеет
вспомнить фамилию доктора. Не впомнил, но возникло стойкое ощущение, что
фамилия - вот она, рядом, только руку протяни. До умопомрачения
перебирал трехбуквенные слова, но заколдованная фамилия все время
ускользала.
Однажды утром Юрий отмокал в ванне (горячая вода притупляет боль), а его
старший сын, турист-любитель, собирался в очередной поход. И между делом
спросил:
- Пап, ты не видел мой кан?
- Что-то?
- Ну кан, котелок такой плоский.
И тут Юрий сильно удивил домашних, в точности повторив подвиг Архимеда.
Он выскочил из ванны и стал телешом носиться по комнатам, оставляя всюду
лужи и крича:
- Кан! Кан! Ну конечно, Кан!
- Что - кан? - спосили домашние.
- Фамилия доктора Кан! Как это я раньше не вспомнил?
Всемогущего Интернета тогда еще не было, но справочная система в
Минздраве существовала. Через несколько дней действительно нашелся
доктор Кан, профессор-уролог, правда, в Москве, а не в Питере. Нашлись и
люди, устроившие Юрию консультацию у профессора.
При первом же взгляде на доктора стало ясно, что доктор не тот: выше,
шире в плечах, а главное - очень уж молод, заметно моложе самого Юрия.
Но что-то знакомое в чертах имелось. В разговоре мгновенно выянилось,
что настоящий спаситель Юрия, Дмитрий Вавилович Кан, благополучно
пережил товарища Сталина, вернулся к медицинской практике и занимался ею
много лет, но до середины 90-х все же не дожил, умер за несколько лет до
этого. А человек, стоящий сейчас перед Юрием, - его сын, унаследовавший
профессию отца, Яков Дмитриевич Кан.
Дальше хеппи-энд. Юрин бзик сделал ему поблажку, позволив за неимением
отца довериться сыну. Кан-младший оказался достойным преемником
Кана-старшего, операция прошла успешно, призрак резинового ежика
отступил лет на двадцать по крайней мере. И самое главное. Кан-младший
оперировал не только Юрия, но и меня, очень удачно и очень вовремя.
Фактически он спас мне жизнь, едва не загубленную предыдущими
горе-лекарями. Я давно не живу в Москве, связей с ним не имел. Сейчас
порыскал по Интернеиу - жив-здоров Яков Дмитриевич, по-прежнему лечит и
учит. Пусть этот рассказ послужит ему благодарностью и приветом.
13.02.2013, Новые истории - основной выпуск
Валентинка.
Рассказала на днях бывшая однокурсница, назовем ее Валей в честь предстоящего праздника. Для любителей отыскивать реальные прототипы уточню, что рассказала по скайпу, да и некоторые детали я по возможности поменял.
На Валю и сейчас, после рождения второго внука, оглядываются мужики на улицах. А тридцать лет назад у ее ног лежал весь наш третий курс в полном составе. Но девушка на мелюзгу не разменивалась, а выбрала самый кругой вариант – пятикурсника, секретаря комитета комсомола, красавца с внешностью былинного русского богатыря. И все у них шло отлично, пока Валя, не обнаружив в положенный срок положенного недомогания, не обрадовала своего богатыря перспективой стать вскоре папой. Тут-то и выяснилось, что богатырь ничего такого в виду не имел, жениться не планировал, это у него была не любовь, а свободный секс свободных людей, и вообще сама не убереглась – сама и избавляйся.
Родители дули примерно в ту же дуду: куда тебе рожать, тебе еще учиться и учиться, вот у нас знакомый доктор, сделает с обезболиванием, даже не почувствуешь ничего. Валя к проблеме отнеслась философски, аборт так аборт, не она первая, не она последняя. Села в трамвай и поехала к доктору. Но что-то такое под ложечкой жало и беспокоило.
Я попробую пояснить, почему эта тема всплыла у нас в разговоре именно теперь, в преддверии дня всех влюбленных. Мы тогда про святого Валентина, конечно, не знали. Но, во-первых, дело было как раз в середине февраля. А во-вторых, в деле фигурирует любовное письмо, хотя и очень своеобразное. Вот сейчас про него будет.
Вот Валя едет в трамвае. Пробила талончик, положила его в карман пальто. И с некоторым удивлением обнаружила, что в кармане лежит конфета. Хорошая, шоколадная, марки «Золотая нива». Такие даже в Москве продавались далеко не в каждом гастрономе и стоили чуть ли не десять рублей кило.
Развернув обертку, Валя удивилась уже по-настоящему. Внутри фантика конфета оказалась завернута в записку. На обрывке тетрадного листка кривым почерком только что научившегося писать ребенка было написано:
МАМА МНЕ БОЛЬНА НИСЕРДИСЬ Я ТИБЯ ЛЮБЛЮ РОМА
Валя ни в какой степени не была ни религиозной, ни сентиментальной. Она попыталась объяснить происхождение записки рациональным образом, но ничего не вышло. Сладкое она любила, но именно этот сорт конфет не встречала очень давно. Знакомых по имени Рома у нее не было ни одного. Знакомых детей дошкольного и младшего школьного возраста – ненамного больше. Это пальто она не надевала с осени, до вчерашнего дня ходила в шубке, так что не оставалось даже шанса, что кто-то случайно положил конфету в карман в гардеробе.
В обшем, при всем неверии в мистику, выходило, что игнорировать столь явное указание свыше никак нельзя. Валя дожевала конфету (вкусная!) и пересела во встречный трамвай. Родителей поставила перед выбором: либо они смиряются с ролью бабушки и дедушки, либо с завтрашнего дня у них будет на одну дочь меньше. А она как-нибудь проживет и даже институт кончит, в нашей стране матерей-одиночек поддерживают.
Родители, поразмыслив, выбрали первый вариант. Матерью-одиночкой побыть не довелось: на освободившееся от комсомольского вожака место немедленно нашлось не меньше трех претендентов, которых не смутил Валин растущий живот. Наученная горьким опытом Валя выбрала из них самого скромного, я бы даже сказал – самого завалящего, и к моменту родов была уже счастливо замужем. Где и пребывает до сих пор, в отличие от многих ее товарок, вышедших замуж по ах какой любви и успевших с тех пор развестись, некоторые и не по разу.
Родив (мальчика, кто бы сомневался), Валя уперлась рогом еще раз: ребенка будут звать Ромой и никак иначе. Никто ее не поддержал, а больше всех фыркала младшая сестра-шестиклассница:
- Тьфу, что за имя, будет как мой Ромчик.
- Какой еще твой Ромчик? – насторожилась Валя.
Тут-то все и выяснилось. Оказывается, у шестиклассников был подшефный первый класс, и один из первоклашек зимой внезапно воспылал к Маше любовью. Проявлялась любовь в том, что он больше всех шумел, хулиганил и норовил поставить подножку. Маша в конце концов не выдержала и треснула его пеналом по голове. На следующий день Ромчик принес конфету – мириться. Маша конфету есть не стала, потому что все еще сердилась, а чтобы добро не пропало, сунула ее в карман сестре.
Валя еще раз перечитала записку. Да, конечно, там было написано не «Мама», а «Маша», как это она сразу не прочитала правильно? Но сына все равно назвала Ромой.
Рассказала на днях бывшая однокурсница, назовем ее Валей в честь предстоящего праздника. Для любителей отыскивать реальные прототипы уточню, что рассказала по скайпу, да и некоторые детали я по возможности поменял.
На Валю и сейчас, после рождения второго внука, оглядываются мужики на улицах. А тридцать лет назад у ее ног лежал весь наш третий курс в полном составе. Но девушка на мелюзгу не разменивалась, а выбрала самый кругой вариант – пятикурсника, секретаря комитета комсомола, красавца с внешностью былинного русского богатыря. И все у них шло отлично, пока Валя, не обнаружив в положенный срок положенного недомогания, не обрадовала своего богатыря перспективой стать вскоре папой. Тут-то и выяснилось, что богатырь ничего такого в виду не имел, жениться не планировал, это у него была не любовь, а свободный секс свободных людей, и вообще сама не убереглась – сама и избавляйся.
Родители дули примерно в ту же дуду: куда тебе рожать, тебе еще учиться и учиться, вот у нас знакомый доктор, сделает с обезболиванием, даже не почувствуешь ничего. Валя к проблеме отнеслась философски, аборт так аборт, не она первая, не она последняя. Села в трамвай и поехала к доктору. Но что-то такое под ложечкой жало и беспокоило.
Я попробую пояснить, почему эта тема всплыла у нас в разговоре именно теперь, в преддверии дня всех влюбленных. Мы тогда про святого Валентина, конечно, не знали. Но, во-первых, дело было как раз в середине февраля. А во-вторых, в деле фигурирует любовное письмо, хотя и очень своеобразное. Вот сейчас про него будет.
Вот Валя едет в трамвае. Пробила талончик, положила его в карман пальто. И с некоторым удивлением обнаружила, что в кармане лежит конфета. Хорошая, шоколадная, марки «Золотая нива». Такие даже в Москве продавались далеко не в каждом гастрономе и стоили чуть ли не десять рублей кило.
Развернув обертку, Валя удивилась уже по-настоящему. Внутри фантика конфета оказалась завернута в записку. На обрывке тетрадного листка кривым почерком только что научившегося писать ребенка было написано:
МАМА МНЕ БОЛЬНА НИСЕРДИСЬ Я ТИБЯ ЛЮБЛЮ РОМА
Валя ни в какой степени не была ни религиозной, ни сентиментальной. Она попыталась объяснить происхождение записки рациональным образом, но ничего не вышло. Сладкое она любила, но именно этот сорт конфет не встречала очень давно. Знакомых по имени Рома у нее не было ни одного. Знакомых детей дошкольного и младшего школьного возраста – ненамного больше. Это пальто она не надевала с осени, до вчерашнего дня ходила в шубке, так что не оставалось даже шанса, что кто-то случайно положил конфету в карман в гардеробе.
В обшем, при всем неверии в мистику, выходило, что игнорировать столь явное указание свыше никак нельзя. Валя дожевала конфету (вкусная!) и пересела во встречный трамвай. Родителей поставила перед выбором: либо они смиряются с ролью бабушки и дедушки, либо с завтрашнего дня у них будет на одну дочь меньше. А она как-нибудь проживет и даже институт кончит, в нашей стране матерей-одиночек поддерживают.
Родители, поразмыслив, выбрали первый вариант. Матерью-одиночкой побыть не довелось: на освободившееся от комсомольского вожака место немедленно нашлось не меньше трех претендентов, которых не смутил Валин растущий живот. Наученная горьким опытом Валя выбрала из них самого скромного, я бы даже сказал – самого завалящего, и к моменту родов была уже счастливо замужем. Где и пребывает до сих пор, в отличие от многих ее товарок, вышедших замуж по ах какой любви и успевших с тех пор развестись, некоторые и не по разу.
Родив (мальчика, кто бы сомневался), Валя уперлась рогом еще раз: ребенка будут звать Ромой и никак иначе. Никто ее не поддержал, а больше всех фыркала младшая сестра-шестиклассница:
- Тьфу, что за имя, будет как мой Ромчик.
- Какой еще твой Ромчик? – насторожилась Валя.
Тут-то все и выяснилось. Оказывается, у шестиклассников был подшефный первый класс, и один из первоклашек зимой внезапно воспылал к Маше любовью. Проявлялась любовь в том, что он больше всех шумел, хулиганил и норовил поставить подножку. Маша в конце концов не выдержала и треснула его пеналом по голове. На следующий день Ромчик принес конфету – мириться. Маша конфету есть не стала, потому что все еще сердилась, а чтобы добро не пропало, сунула ее в карман сестре.
Валя еще раз перечитала записку. Да, конечно, там было написано не «Мама», а «Маша», как это она сразу не прочитала правильно? Но сына все равно назвала Ромой.
12.02.2012, Новые истории - основной выпуск
Прямо сейчас. Задерживаемся с коллегой на работе. Капитально
задерживаемся. Обоих ждут дома. Жена коллеги, мудрая женшина, вместо
того, чтобы ругаться с ним по телефону или слать гневные СМСки,
сфотографировала и прислала натюрморт. Тарелка с мясом и жареной
картошкой, бутылка пива и кружевной лифчик. Он посмотрел, меньше чем за
минуту собрался и исчез. А мне теперь расхлебывать.
задерживаемся. Обоих ждут дома. Жена коллеги, мудрая женшина, вместо
того, чтобы ругаться с ним по телефону или слать гневные СМСки,
сфотографировала и прислала натюрморт. Тарелка с мясом и жареной
картошкой, бутылка пива и кружевной лифчик. Он посмотрел, меньше чем за
минуту собрался и исчез. А мне теперь расхлебывать.
22.09.2008, Новые истории - основной выпуск
Америка все-таки очень молодая страна.
Подруга рассказала. Привезли к ним в больницу старичка на операцию.
Обыкновенный такой американский дедушка лет девяноста пяти с лишком по
имени, скажем, Джон Миллиган. Лысенький, весь в старческой гречке,
медицинская карта толще его самого, но совершенно еще в своем уме.
Спросили адрес. Город такой-то (городишко тысяч на 15 жителей, окраина
Сиэттла), Джон Миллиган стрит, дом 1.
Регистрационная сестра замечает:
- Надо же какое совпадение: вы - Джон Миллиган и улица тоже Джон
Миллиган.
Дедушка говорит:
- Ну так ничего удивительного, это ж я ее и основал. Я когда приехал в
эти края в начале тридцатых, там еще никто не жил. Чистое поле. Я
выбрал местечко покрасивее, поставил хибарку. Повесил почтовый ящик,
прихожу на почту: вот сюда мне письма и газеты, пожалуйста. Они
спрашивают, какая улица, какой номер дома. Да какая к чертям улица,
я там от дороги немножко гравия насыпал, чтобы "Форд" не буксовал, вот
и вся улица. Все равно, говорят, так нельзя, назови как-нибудь. Ну я и
назвал недолго думая. А потом вокруг народ стал селиться, места-то
красивые. Теперь уже не все помнят, что я тот самый Джон Миллиган.
Подруга рассказала. Привезли к ним в больницу старичка на операцию.
Обыкновенный такой американский дедушка лет девяноста пяти с лишком по
имени, скажем, Джон Миллиган. Лысенький, весь в старческой гречке,
медицинская карта толще его самого, но совершенно еще в своем уме.
Спросили адрес. Город такой-то (городишко тысяч на 15 жителей, окраина
Сиэттла), Джон Миллиган стрит, дом 1.
Регистрационная сестра замечает:
- Надо же какое совпадение: вы - Джон Миллиган и улица тоже Джон
Миллиган.
Дедушка говорит:
- Ну так ничего удивительного, это ж я ее и основал. Я когда приехал в
эти края в начале тридцатых, там еще никто не жил. Чистое поле. Я
выбрал местечко покрасивее, поставил хибарку. Повесил почтовый ящик,
прихожу на почту: вот сюда мне письма и газеты, пожалуйста. Они
спрашивают, какая улица, какой номер дома. Да какая к чертям улица,
я там от дороги немножко гравия насыпал, чтобы "Форд" не буксовал, вот
и вся улица. Все равно, говорят, так нельзя, назови как-нибудь. Ну я и
назвал недолго думая. А потом вокруг народ стал селиться, места-то
красивые. Теперь уже не все помнят, что я тот самый Джон Миллиган.
28.12.2004, Новые истории - основной выпуск
Святочно-хомячная история.
Я иногда подрабатываю экскурсиями по Нью-Йорку. А около Уолл-Стрит, как
известно, стоит бронзовый бык - символ экономического возрождения
Америки и финансовой удачи ее народа. Вот благодаря этому быку мы с
одной группой разговорились о памятниках разным животным. Вспомнили коня
Макендонского, собаку Павлова, еще кого-то. И тут один дядечка говорит:
- А у нас в Рыбинске есть памятник хомяку.
На самом деле я не помню, какой город он назвал, может, и не Рыбинск, а
Козельск или Серпухов, не суть важно. Все, конечно, удивились, как так -
памятник хомяку? И дядечка рассказал эту поразительную историю.
Один парень из этого Рыбинска-Козельска, Андрей, обосновался в Москве.
Кончил Физтех, женился, дочку родил. Когда грянула перестройка, без
раздумий плюнул на диссертацию, организовал кооператив, за ним другой,
взял в аренду бензоколонку, выкупил ее, еще одну прикупил. Потекли
денежки, купил квартиру на Смоленке, жене - кучу побрякушек с
брильянтами, она брильянты любила, себе - щенка мастифа, дочке тоже
зверушку купил - хомяка. Хомяк оказался здоровый, с хорошую крысу, но
дурак дураком. Только и умел, что спать, жрать и что ни попадя в рот
тащить. Как-то попалась ему бельевая веревка, так все трое чуть со смеху
не померли, глядя, как он ее за щеки запихивает. Потом померили - целый
метр затолкал.
Жили они так, поживали. А тем временем в Москве начался передел
собственности. Кооператоров выжили. Пришли чисто конкретые пацаны, стали
рядиться, кто из них чище и конкретней. Кучу народу положили. А посреди
этих разборок - Андрей со своей бензоколонкой, ни разу не чистый и не
конкретный, живет-поживает и главное, сволочь такая, добра наживает. Ему
раз намекнули по-хорошему, другой - не понимает. Налоговую наслали,
сделали пару обысков в офисе - без толку, все чисто, не придерешься.
Что ж, решили по-другому.
Сидели Андрей с женой вечером, телевизор смотрели, дочка с мастифом
играла, хомяк по столу гулял. Вдруг звонок, ордер - вваливаются десять
туш в камуфляже, в масках, с автоматами. Прошлись по-хозяйски по
комнатам, вывалили вещи из шкафов на пол, деньги и драгоценности - на
стол. Щенок кинулся защищать хозяев - его сразу пристрелили. Конкретные
ребята. Могли бы и с людьми так же, но обошлось. Дали подписать
дарственные - на фирму, на квартиру и на все имущество. Главный Андрею
говорит:
- Ты ж у нас вроде из Рыбинска? Вот и вали в свой Рыбинск и не
отсвечивай. Появишься в Москве или позвонишь кому - все, покойник.
Выставили их из квартиры в чем были. Обуться, правда, позволили. Доча,
глупышка, к хомяку кинулась, главный махнул рукой: ладно, мол, пусть
забирает.
Декабрь уже был. Правда, теплый. Луна. Снежок падает. Андрей в
спортивном костюме, жена в джинсах и свитере, дочка в кофточке и
колготках. В карманах - пачка сигарет, на два доллара мелочи и хомяк
этот. Ладно, добрались электричками до Рыбинска, а там что? Родители
померли давно. Друзья, кто не спился, разъехались. Всей родни -
двоюродная сестра с мужем-алкоголиком. Крыша над головой есть, а под
крышей все пропито. Из запасов - только картошка, хлеб купить уже не на
что. А жена, между прочим, в положении, ей витамины нужны, и не
когда-нибудь, когда все образуется, а прямо сейчас.
Андрей сидит у сестры на кухне, пьет пустой чай. В десятый раз так и
эдак прикидывает - ни черта хорошего впереди. Смотрит на хомяка: вот
кому хорошо. Щеки набил так, что из-за спины видать, и больше ему ничего
не нужно. Погоди-погоди, дружок, а чем это ты щеки набил? Мы ж тебя с
Москвы не кормили, не до того было. Откройте-ка ротик, гражданин,
покажите, что у вас там.
В общем, пока шел обыск и хомяк сидел на столе рядом с горой
драгоценностей, он времени зря не терял. Затолкал в защечные мешки два
браслета, кулон и пару серег. Все с бриллиантами. Причем, как заправский
ювелир, выбрал самые крупные. Видимо, он их за орехи принял, а орехи,
как и бриллианты, чем крупнее, тем лучше. Как застежками щеки не порвал
- непонятно.
Тут у них жизнь совсем другая пошла. Назавтра продали самый маленький
камешек - хватило и квартирку приличную снять, и витаминов накупить, и
приодеться, и подмазать кого надо, чтоб документы восстановили. А на
остальные Андрей раскрутился по привычной схеме: киоск - еще киоск -
реставрация церкви - бензоколонка - хватит, пожалуй. Он бы, наверно, и с
нуля раскрутился, человек талантливый, но не так быстро. Лет пять ему
хомяк точно сэкономил. Спустя сколько-то то времени задумался и о мести,
но оказалось, что мстить некому: никто из его обидчиков не уцелел, кто в
тюрьме, кто в бегах, кто в могиле, в Москве уже совсем другие люди
заправляли, панымаеш, да?
Хомяк через пару лет после возвращения в Рыбинск сдох от старости,
несмотря на отборное питание и усилия лучших ветеринаров. У Андрея к
тому времени уже коттедж был в центре Рыбинска, небольшой, но с садом. В
саду он и поставил памятник хомяку, бронзовый, честь по чести. Он и
сейчас там стоит, как символ экономического чуда и возрождения
российской глубинки.
Я иногда подрабатываю экскурсиями по Нью-Йорку. А около Уолл-Стрит, как
известно, стоит бронзовый бык - символ экономического возрождения
Америки и финансовой удачи ее народа. Вот благодаря этому быку мы с
одной группой разговорились о памятниках разным животным. Вспомнили коня
Макендонского, собаку Павлова, еще кого-то. И тут один дядечка говорит:
- А у нас в Рыбинске есть памятник хомяку.
На самом деле я не помню, какой город он назвал, может, и не Рыбинск, а
Козельск или Серпухов, не суть важно. Все, конечно, удивились, как так -
памятник хомяку? И дядечка рассказал эту поразительную историю.
Один парень из этого Рыбинска-Козельска, Андрей, обосновался в Москве.
Кончил Физтех, женился, дочку родил. Когда грянула перестройка, без
раздумий плюнул на диссертацию, организовал кооператив, за ним другой,
взял в аренду бензоколонку, выкупил ее, еще одну прикупил. Потекли
денежки, купил квартиру на Смоленке, жене - кучу побрякушек с
брильянтами, она брильянты любила, себе - щенка мастифа, дочке тоже
зверушку купил - хомяка. Хомяк оказался здоровый, с хорошую крысу, но
дурак дураком. Только и умел, что спать, жрать и что ни попадя в рот
тащить. Как-то попалась ему бельевая веревка, так все трое чуть со смеху
не померли, глядя, как он ее за щеки запихивает. Потом померили - целый
метр затолкал.
Жили они так, поживали. А тем временем в Москве начался передел
собственности. Кооператоров выжили. Пришли чисто конкретые пацаны, стали
рядиться, кто из них чище и конкретней. Кучу народу положили. А посреди
этих разборок - Андрей со своей бензоколонкой, ни разу не чистый и не
конкретный, живет-поживает и главное, сволочь такая, добра наживает. Ему
раз намекнули по-хорошему, другой - не понимает. Налоговую наслали,
сделали пару обысков в офисе - без толку, все чисто, не придерешься.
Что ж, решили по-другому.
Сидели Андрей с женой вечером, телевизор смотрели, дочка с мастифом
играла, хомяк по столу гулял. Вдруг звонок, ордер - вваливаются десять
туш в камуфляже, в масках, с автоматами. Прошлись по-хозяйски по
комнатам, вывалили вещи из шкафов на пол, деньги и драгоценности - на
стол. Щенок кинулся защищать хозяев - его сразу пристрелили. Конкретные
ребята. Могли бы и с людьми так же, но обошлось. Дали подписать
дарственные - на фирму, на квартиру и на все имущество. Главный Андрею
говорит:
- Ты ж у нас вроде из Рыбинска? Вот и вали в свой Рыбинск и не
отсвечивай. Появишься в Москве или позвонишь кому - все, покойник.
Выставили их из квартиры в чем были. Обуться, правда, позволили. Доча,
глупышка, к хомяку кинулась, главный махнул рукой: ладно, мол, пусть
забирает.
Декабрь уже был. Правда, теплый. Луна. Снежок падает. Андрей в
спортивном костюме, жена в джинсах и свитере, дочка в кофточке и
колготках. В карманах - пачка сигарет, на два доллара мелочи и хомяк
этот. Ладно, добрались электричками до Рыбинска, а там что? Родители
померли давно. Друзья, кто не спился, разъехались. Всей родни -
двоюродная сестра с мужем-алкоголиком. Крыша над головой есть, а под
крышей все пропито. Из запасов - только картошка, хлеб купить уже не на
что. А жена, между прочим, в положении, ей витамины нужны, и не
когда-нибудь, когда все образуется, а прямо сейчас.
Андрей сидит у сестры на кухне, пьет пустой чай. В десятый раз так и
эдак прикидывает - ни черта хорошего впереди. Смотрит на хомяка: вот
кому хорошо. Щеки набил так, что из-за спины видать, и больше ему ничего
не нужно. Погоди-погоди, дружок, а чем это ты щеки набил? Мы ж тебя с
Москвы не кормили, не до того было. Откройте-ка ротик, гражданин,
покажите, что у вас там.
В общем, пока шел обыск и хомяк сидел на столе рядом с горой
драгоценностей, он времени зря не терял. Затолкал в защечные мешки два
браслета, кулон и пару серег. Все с бриллиантами. Причем, как заправский
ювелир, выбрал самые крупные. Видимо, он их за орехи принял, а орехи,
как и бриллианты, чем крупнее, тем лучше. Как застежками щеки не порвал
- непонятно.
Тут у них жизнь совсем другая пошла. Назавтра продали самый маленький
камешек - хватило и квартирку приличную снять, и витаминов накупить, и
приодеться, и подмазать кого надо, чтоб документы восстановили. А на
остальные Андрей раскрутился по привычной схеме: киоск - еще киоск -
реставрация церкви - бензоколонка - хватит, пожалуй. Он бы, наверно, и с
нуля раскрутился, человек талантливый, но не так быстро. Лет пять ему
хомяк точно сэкономил. Спустя сколько-то то времени задумался и о мести,
но оказалось, что мстить некому: никто из его обидчиков не уцелел, кто в
тюрьме, кто в бегах, кто в могиле, в Москве уже совсем другие люди
заправляли, панымаеш, да?
Хомяк через пару лет после возвращения в Рыбинск сдох от старости,
несмотря на отборное питание и усилия лучших ветеринаров. У Андрея к
тому времени уже коттедж был в центре Рыбинска, небольшой, но с садом. В
саду он и поставил памятник хомяку, бронзовый, честь по чести. Он и
сейчас там стоит, как символ экономического чуда и возрождения
российской глубинки.
28.12.2021, Новые истории - основной выпуск
Прочитал рассказ про мальчика-сироту, которого усыновили благодаря посредничеству деда Мороза, и вспомнил... не историю даже, там нет никакого сюжета. Так, маленький эпизод.
В 14 лет я попал на месяц в больницу. Получилось, что я там был самым старшим среди мелюзги. Младшим мальчикам было года по четыре, а одной девочке, наверное, года два. Она еще говорить не умела. Она была детдомовская, вернее, из дома ребенка. Наголо стриженая, в замызганных ползунках и вся в зеленке. Вряд ли ее стали бы держать в общей палате с чем-то заразным, так что, наверное, не ветрянка или чесотка, а какие-то безобидные болячки. Но выглядело жутенько.
Из-за этих болячек девочки постарше ее гоняли, называли паршивой. А она тянулась ко всем, видимо, не хватало ласки в своем детдоме. И в первый же день, когда я пришел в столовую и сел на стул, она подбежала, по штанам вскарабкалась ко мне на колени, обняла и замерла пугливо. Видно было, что она и боится, и надеется, что не прогонят.
А я не стал ее прогонять. Мне самому очень не хватало тактильных ощущений. У нас в семье телячьи нежности были не приняты, родители почти никогда нас не обнимали, с братом мы если не дрались, то играли во что-нибудь шумное. А в больнице пропало и то немногое, что было. Так что я обнял эту малышку, прижал к себе и стал покачивать. А она что-то такое завыла-запела, без слов, но очень уютное и ласковое.
Не помню ее имени. Все называли ее Мартышкой, у нее и правда было что-то обезьянье в личике. Когда я утром выходил из палаты, нянечки мне говорили: «Ну где же ты, невеста уже заждалась». Я негромко звал: «Мартышка!», и она, где бы ни была, слышала и бежала по больничному коридору мне навстречу с радостным воплем. Я подхватывал ее на руки и потом таскал на себе весь день, то на плечах, то под мышкой, то садился и сажал на колени.
Хотелось бы написать что-то вроде: «Мои родители удочерили Мартышку, и теперь она моя сестра». Но я рассказываю не рождественскую сказочку, а кусочек реальной жизни. Я ничего не знаю о ее судьбе. Может быть, ее и правда потом удочерили. Может быть, нет, и она покатилась по наклонной и спилась, как 90% детдомовцев. Может, преодолела всё и прожила достойную жизнь. А может, так и не научилась говорить и кончила свои дни в инвалидном доме.
А меня эта встреча перевернула. Я потом очень сильно тосковал по этому ощущению, когда мелкое теплое существо сидит у тебя на коленях и доверчиво обнимает. До сих пор считаю, что это – самое восхитительное, что может почувствовать человек в своей жизни, никакие сигары с коньяком, оргазмы и спортивные победы рядом не стояли.
Тоска прошла, когда родились мои собственные дети, а родились они довольно рано. С первого дня я их бесконечно обнимал, ласкал, таскал и тискал – но, конечно, не только тискал, но и укачивал, переодевал, мыл, кормил и делал всё остальное, что полагается делать с маленькими детьми. Случился в моей семейной жизни такой момент, когда я влюбился в другую женщину и задумался об уходе. Но задумался ровно на минуту, пока не задал себе вопрос: смогу ли я прожить хотя бы день без моих мартышек? Сразу понял, что нет, и вопрос был решен.
У моей жены была подруга Галя, которая вышла замуж за человека, помешаного на чистоте и порядке. Он мыл руки по двадцать раз в день и мог закатить скандал из-за одной крошки на полу или одной капли воды в раковине. Человек вырос в доме, полном грязи и тараканов, и двинулся на этой теме. Конечно, о детях в этой семье нечего было и думать, они ведь писают, какают, пускают слюни, срыгивают, размазывают еду по столу и так далее. Галя сперва переживала, потом смирилась.
Году на шестом этого брака Галя привела мужа к нам в гости. Он с опаской сел на наш не слишком чистый диван, держа руки на весу, как хирург перед операцией, чтобы ничего не коснуться. Но тут подошла наша младшая дочь, ей как раз было два года, и не говоря худого слова полезла к нему на колени.
Я прямо видел внутреннюю борьбу на его лице. Согнать вроде неудобно, не кошка всё-таки. Трогать – страшно и противно. Задал какой-то светский вопрос, типа как зовут твою куклу. Дочка охотно ответила, она в два года неплохо говорила. Сказала ему еще что-то, он ответил. Всё это держа руки на весу. Но постепенно он почувствовал, что ничего страшного не присходит, а происходит что-то хорошее, и перестал следить за стерильностью рук. Обнял дочку за плечи, покачал на колене, погладил по голове. Видно было, как человек оттаивает. Минут через двадцать он уже вел себя как любой другой гость в доме с детьми. Уходил очень довольный и жал всем руки, как нормальный человек.
А назавтра Галя позвонила моей жене в радостном потрясении: вернувшись от нас, муж потребовал немедленно, не откладывая ни на день, завести ребенка. Вот такая эстафета от Мартышки через мою дочь к Галиному сыну, который в ином случае мог бы и не родиться.
В 14 лет я попал на месяц в больницу. Получилось, что я там был самым старшим среди мелюзги. Младшим мальчикам было года по четыре, а одной девочке, наверное, года два. Она еще говорить не умела. Она была детдомовская, вернее, из дома ребенка. Наголо стриженая, в замызганных ползунках и вся в зеленке. Вряд ли ее стали бы держать в общей палате с чем-то заразным, так что, наверное, не ветрянка или чесотка, а какие-то безобидные болячки. Но выглядело жутенько.
Из-за этих болячек девочки постарше ее гоняли, называли паршивой. А она тянулась ко всем, видимо, не хватало ласки в своем детдоме. И в первый же день, когда я пришел в столовую и сел на стул, она подбежала, по штанам вскарабкалась ко мне на колени, обняла и замерла пугливо. Видно было, что она и боится, и надеется, что не прогонят.
А я не стал ее прогонять. Мне самому очень не хватало тактильных ощущений. У нас в семье телячьи нежности были не приняты, родители почти никогда нас не обнимали, с братом мы если не дрались, то играли во что-нибудь шумное. А в больнице пропало и то немногое, что было. Так что я обнял эту малышку, прижал к себе и стал покачивать. А она что-то такое завыла-запела, без слов, но очень уютное и ласковое.
Не помню ее имени. Все называли ее Мартышкой, у нее и правда было что-то обезьянье в личике. Когда я утром выходил из палаты, нянечки мне говорили: «Ну где же ты, невеста уже заждалась». Я негромко звал: «Мартышка!», и она, где бы ни была, слышала и бежала по больничному коридору мне навстречу с радостным воплем. Я подхватывал ее на руки и потом таскал на себе весь день, то на плечах, то под мышкой, то садился и сажал на колени.
Хотелось бы написать что-то вроде: «Мои родители удочерили Мартышку, и теперь она моя сестра». Но я рассказываю не рождественскую сказочку, а кусочек реальной жизни. Я ничего не знаю о ее судьбе. Может быть, ее и правда потом удочерили. Может быть, нет, и она покатилась по наклонной и спилась, как 90% детдомовцев. Может, преодолела всё и прожила достойную жизнь. А может, так и не научилась говорить и кончила свои дни в инвалидном доме.
А меня эта встреча перевернула. Я потом очень сильно тосковал по этому ощущению, когда мелкое теплое существо сидит у тебя на коленях и доверчиво обнимает. До сих пор считаю, что это – самое восхитительное, что может почувствовать человек в своей жизни, никакие сигары с коньяком, оргазмы и спортивные победы рядом не стояли.
Тоска прошла, когда родились мои собственные дети, а родились они довольно рано. С первого дня я их бесконечно обнимал, ласкал, таскал и тискал – но, конечно, не только тискал, но и укачивал, переодевал, мыл, кормил и делал всё остальное, что полагается делать с маленькими детьми. Случился в моей семейной жизни такой момент, когда я влюбился в другую женщину и задумался об уходе. Но задумался ровно на минуту, пока не задал себе вопрос: смогу ли я прожить хотя бы день без моих мартышек? Сразу понял, что нет, и вопрос был решен.
У моей жены была подруга Галя, которая вышла замуж за человека, помешаного на чистоте и порядке. Он мыл руки по двадцать раз в день и мог закатить скандал из-за одной крошки на полу или одной капли воды в раковине. Человек вырос в доме, полном грязи и тараканов, и двинулся на этой теме. Конечно, о детях в этой семье нечего было и думать, они ведь писают, какают, пускают слюни, срыгивают, размазывают еду по столу и так далее. Галя сперва переживала, потом смирилась.
Году на шестом этого брака Галя привела мужа к нам в гости. Он с опаской сел на наш не слишком чистый диван, держа руки на весу, как хирург перед операцией, чтобы ничего не коснуться. Но тут подошла наша младшая дочь, ей как раз было два года, и не говоря худого слова полезла к нему на колени.
Я прямо видел внутреннюю борьбу на его лице. Согнать вроде неудобно, не кошка всё-таки. Трогать – страшно и противно. Задал какой-то светский вопрос, типа как зовут твою куклу. Дочка охотно ответила, она в два года неплохо говорила. Сказала ему еще что-то, он ответил. Всё это держа руки на весу. Но постепенно он почувствовал, что ничего страшного не присходит, а происходит что-то хорошее, и перестал следить за стерильностью рук. Обнял дочку за плечи, покачал на колене, погладил по голове. Видно было, как человек оттаивает. Минут через двадцать он уже вел себя как любой другой гость в доме с детьми. Уходил очень довольный и жал всем руки, как нормальный человек.
А назавтра Галя позвонила моей жене в радостном потрясении: вернувшись от нас, муж потребовал немедленно, не откладывая ни на день, завести ребенка. Вот такая эстафета от Мартышки через мою дочь к Галиному сыну, который в ином случае мог бы и не родиться.
27.03.2013, Новые истории - основной выпуск
Какие же мы, взрослые, испорченные...
У друзей двое детей, сыну лет 11, дочке года 4. Сын по собственной инициативе укладывает сестренку спать, помогает ей умыться, раздеться, что-то рассказывает перед сном... Золото, а не мальчик.
В один прекрасный день девочка заявляет:
- Мама, я больше не хочу, чтобы Павлик меня укладывал. Он делает со мной то, что мне еще слишком рано.
Мама, в мгновенной панике:
- Что?! Что он с тобой делает??
- Он учит меня считать до тысячи.
У друзей двое детей, сыну лет 11, дочке года 4. Сын по собственной инициативе укладывает сестренку спать, помогает ей умыться, раздеться, что-то рассказывает перед сном... Золото, а не мальчик.
В один прекрасный день девочка заявляет:
- Мама, я больше не хочу, чтобы Павлик меня укладывал. Он делает со мной то, что мне еще слишком рано.
Мама, в мгновенной панике:
- Что?! Что он с тобой делает??
- Он учит меня считать до тысячи.
04.10.2021, Новые истории - основной выпуск
В США не так легко найти не занятую другими нишу в бизнесе, особенно если ты недавний иммигрант. Вчера я познакомился с человеком, которому это удалось. Он автожестянщик, но ремонтирует исключительно машины, побитые градом. Обычно такие машины обдирают, выравнивают капоты и крыши и красят заново. Стоит это тысяч 5-7 долларов. Основную часть платит страховка, но и владелец должен заплатить из своего кармана дедактибл (франшизу), долларов 500 или тысячу.
Давид научился исправлять вмятины от градин, не повреждая краску. Страховке это обходится вдвое дешевле, с клиента он не берет ничего и даже может сделать ему небольшой подарок. Он мониторит новости в интернете и если видит, что в каком-то районе США прошел сильный град, то берет чемодан с инструментом, летит туда, арендует какой-нибудь сарай на пересечении больших дорог и приступает к работе. Чтобы весь год жить безбедно, ему надо отремонтировать порядка 40 машин за сезон.
При такой бизнес-модели самое сложное – найти в незнакомом месте этих 40 клиентов. Огромная вывеска над сараем, объявления в местных газетах и интернете, плата за раздачу его визиток в людных местах помогают, но не всегда. Дальше рассказываю со слов самого Давида.
«Лет пять назад выдался мертвый сезон, за всю весну и лето ни одного порядочного града. Наконец в середине августа прошел один в глубинке Техаса. Прилетаю. Кругом прерия, от моего сарая до ближайшего супермаркета полтора часа езды. Народ суровый, чужих не любит, газет не читает, в интернет тем более не ходит. Сижу день, два, три – ни одного клиента. Наконец один залетный появился. Я его машину вылизал сверху донизу, его самого тоже. В воскресенье утром он заехал за машиной, я говорю: давай отметим ремонт в хорошем ресторане, я угощаю. Он:
– Не могу, мне в церковь надо.
Я тогда даю ему 500 долларов и говорю:
– Пожертвуй на церковь от моего имени.
Вечером он приезжает: тебя хочет видеть пастор. Я говорю: я не могу в церковь ехать, я еврей. На самом деле не хочу из мастерской отлучаться. На другой день приезжает сам пастор:
– Вы сделали благое дело, на ваши деньги мы накормим несколько голодных семей. Как вас отблагодарить? Могу написать ваше имя на скамейке в церкви, или посадить в вашу честь дерево, или упомянуть вас в проповеди.
Я говорю:
– Вот в проповеди – это хорошо, это годится. Только, пожалуйста, не просто скажите «какой-то Давид», а «Давид, который работает на таком-то перекрестке и чинит машины, побитые градом».
Пастор:
– Так вы ремонтируете машины после града? Вас нам послало само небо. Проклятый град прошел как раз во время воскресной службы, пострадали все машины, которые стояли около церкви. Обязательно расскажу о вас всем прихожанам.
Через день у меня было уже 37 клиентов. Я делал их машины еще полтора месяца и потом целый год горя не знал.»
Давид научился исправлять вмятины от градин, не повреждая краску. Страховке это обходится вдвое дешевле, с клиента он не берет ничего и даже может сделать ему небольшой подарок. Он мониторит новости в интернете и если видит, что в каком-то районе США прошел сильный град, то берет чемодан с инструментом, летит туда, арендует какой-нибудь сарай на пересечении больших дорог и приступает к работе. Чтобы весь год жить безбедно, ему надо отремонтировать порядка 40 машин за сезон.
При такой бизнес-модели самое сложное – найти в незнакомом месте этих 40 клиентов. Огромная вывеска над сараем, объявления в местных газетах и интернете, плата за раздачу его визиток в людных местах помогают, но не всегда. Дальше рассказываю со слов самого Давида.
«Лет пять назад выдался мертвый сезон, за всю весну и лето ни одного порядочного града. Наконец в середине августа прошел один в глубинке Техаса. Прилетаю. Кругом прерия, от моего сарая до ближайшего супермаркета полтора часа езды. Народ суровый, чужих не любит, газет не читает, в интернет тем более не ходит. Сижу день, два, три – ни одного клиента. Наконец один залетный появился. Я его машину вылизал сверху донизу, его самого тоже. В воскресенье утром он заехал за машиной, я говорю: давай отметим ремонт в хорошем ресторане, я угощаю. Он:
– Не могу, мне в церковь надо.
Я тогда даю ему 500 долларов и говорю:
– Пожертвуй на церковь от моего имени.
Вечером он приезжает: тебя хочет видеть пастор. Я говорю: я не могу в церковь ехать, я еврей. На самом деле не хочу из мастерской отлучаться. На другой день приезжает сам пастор:
– Вы сделали благое дело, на ваши деньги мы накормим несколько голодных семей. Как вас отблагодарить? Могу написать ваше имя на скамейке в церкви, или посадить в вашу честь дерево, или упомянуть вас в проповеди.
Я говорю:
– Вот в проповеди – это хорошо, это годится. Только, пожалуйста, не просто скажите «какой-то Давид», а «Давид, который работает на таком-то перекрестке и чинит машины, побитые градом».
Пастор:
– Так вы ремонтируете машины после града? Вас нам послало само небо. Проклятый град прошел как раз во время воскресной службы, пострадали все машины, которые стояли около церкви. Обязательно расскажу о вас всем прихожанам.
Через день у меня было уже 37 клиентов. Я делал их машины еще полтора месяца и потом целый год горя не знал.»