Однажды молодой человек узнал в прохожем своего учителя. Он подошел к старику и спросил:
- Вы меня не помните? Я был вашим учеником.
- Да, я помню тебя третьеклассником. И чем ты занимаешься сейчас?
- Я преподаю.
- Что же привело тебя к этому выбору?
- Не что, а кто. Вы.
- Позволь мне полюбопытствовать, в чём же выразилось моё влияние?
- Вы на самом деле не помните? Разрешите мне освежить это в вашей памяти. Однажды мой одноклассник пришел в класс с красивыми часами на руке, которые ему подарили родители. Он их снял и положил в ящик парты. Я всегда мечтал иметь такие часы. Не удержался и решил забрать их из его парты. Вскоре тот мальчик подошел к вам в слезах и пожаловался на кражу. Вы обвели нас всех взглядом и сказали: "Тот, кто забрал часы, принадлежащие этому мальчику, пожалуйста верните их".
Мне стало очень стыдно, но мне не хотелось расставаться с часами, так что я не признался. Вы направились к двери, заперли ее и велели нам всем выстроиться вдоль стены, предупредив: "Я должен проверить все ваши карманы при одном условии, что вы все закроете глаза". Мы послушались, и я почувствовал, что это был самый постыдный момент в моей недолгой жизни. Вы двигались от ученика к ученику, от кармана к карману. Когда вы достали часы из моего кармана, вы продолжали двигаться до конца ряда. Затем вы сказали: "Дети, всё в порядке. Вы можете открыть глаза и вернуться к своим партам". Вы вернули часы владельцу и не произнесли больше ни одного слова по поводу этого инцидента.
Так в тот день вы спасли мою честь и мою душу. Вы не запятнали меня как вора, лгуна, никудышного ребенка. Вы даже не удосужились поговорить со мной об этом эпизоде. Со временем я понял почему. Потому что, как истинный учитель, вы не захотели запятнать достоинство юного, ещё не сформировавшегося ученика. Поэтому я стал педагогом.
Оба замолкли под впечатлением этой истории. Затем молодой педагог спросил:
- Раз вы меня узнали сегодня, не вспомнили ли вы меня в том эпизоде?
Старый учитель ответил:
- Дело в том, что я обследовал карманы тоже с закрытыми глазами.
18.11.2018, Новые истории - основной выпуск
Райские яблоки.
(Рассказ бывшего афганца).
Не люблю черномазых. С Афгана не люблю.
Все вы помните, что устроил Шеварнадзе с нашей армией. Может кто и забыл, не помнит, только не мы.
Берлин, пьяного ЕБН-дирижера…
Такой позор не забывается никогда, не смывается. Да что там говорить. Кинули нас тогда по полной.
«Служили как псы – подыхайте как собаки», не дословно, но именно так дал мне понять краснорожий капитан в военкомате. «Я вас туда не посылал!», - был ответ, когда я обратился к военкому повторно за ... Неважно.
Выкарабкался.
Друзья по Афгану конечно помогли выжить в лихие 90-е. Наше братство ни в какое сравнение с бандитским не идет. Да и прошли мы Афган ни на параде, под звуки бравурного марша. Некоторые потом ещё Приднестровье и Чечню хватили..
Эту дрянь, бандитов, мы всегда за версту чуяли. Ну, и они не совались к нам. Понимали, с кем дело имеют. Параллельно мы с ними были. На линии огня, - как говорится, - не пересекались.
Худо бедно, приподнялись. Тут чернота снова полезла. Дело понятное.
У себя в республиках всё развалили, приехали к нам гастарбайтничать.
Ну и мы уже тут, дома, покуражились над ними, за людей не считали.
Черные, они черные и есть. Пусть скажут спасибо ,что вообще ещё живы.
Так своих детей всегда и учил – не люди они, черные. Собаки.
Жизнь постепенно наладилась, обиды сгладились. Решил взять себе в загородный дом одного из этих. За садом приглядывать, и вообще по хозяйству.
Всё-таки народ непьющий, исполнительный.
По-русски ни бельмеса, как зовут не спрашивал, какая мне разница. Кое-как на пальцах пояснил что нужно делать. Чисто из жалости взял. Почти старик. Оно и лучше, - подумал,- сдохнет, никто искать не будет.
А могилку мы организуем. Не звери же мы, в самом деле.
Держал в строгости. Собаками не травил, но иногда поколачивал. Как же без этого, чтобы душу не отвести, если в бизнесе какая заминка выходила.
Четыре года он у меня уже служил. Привык я к нему. Работу свою исправно делал.
И вот как-то под Новый год внучка у меня родилась. А я на даче один.
Жена к матери уехала, прихворнула теща, возраст. Решил я этого чучмека проведать с пузырем. Сам же я один не пью. А тут такая радость.
Понять не поймет, - думаю, - но всё же не одному мне пить.
Выпил я с ним. Он молчит. Снова разлил по стаканам, потом ещё…
Развезло немного меня. День трудный был. Сидим, молчим. Вернее я ему рассказываю, радостью делюсь, а он молчит и только кивает.
И вдруг он по-русски заговорил.
Я как услышал, меня как молнией пронзило, дара речи чуть не лишился.
Думал он немой как Герасим.
- А помнишь, Володя, - он мне говорит, - кто тебя раненного четверо суток по горам Афгана тащил, и в санчасть принес полуживым? С развороченным животом ты был. На минное поле наша группа тогда попала. На задании мы были. Вдвоем мы тогда с тобой остались, под минометным огнем. Еле ушли. Осколком мины живот тебе тогда раскроило. Успел я тогда тебя перевязать, чтобы кишки не выпали. Под Кандагаром дело было. Ротный я твой.
Махмуд, - мой позывной.
Вспомнил?
Беда у нас в стране, Володя. Плохие люди за власть борются, народ лбами сталкивают. На крови простых людей одна преступная власть сменяет другую. Устали мы воевать, Володя. В кишлаках мужчин уже не осталось. Вернее осталось, но только те, кто смог уехать к вам, в Москву. Но и здесь нам покоя нет. Не гостеприимный вы народ.
За что же вы людей за собак держите, Володя? Разве так мы вас встречали, когда вы, русские, в эвакуацию к нам в Ташкент от немцев бежали в 41-м?
Мы дали вам всё что имели сами. Да, жили мы бедно, но никто никогда вас не унижал этими словами «понаехали», «черный», и много-много других обидных слов не говорили. Все мы жили одной большой и дружной семьёй. Может потому и победили.
Тут я заметил, что он почти не пьёт. Он говорил, говорил. Вспоминал сослуживцев, забавные истории из жизни нашей части.
А я вспоминал. Вспомнил, как мне одиноко было в госпитале, как приходил «Махмуд» и приносил райские яблоки.
Райские, бледно розовые яблоки я запомнил на всю жизнь. Он вытащил меня с того света, нес меня на руках, тащил на себе, и не бросил. Четверо суток.
Четверо суток он нес меня под палящим солнцем и пронзительно студеными ночами согревал моё тело своим теплом. Меня, с моим развороченным животом, чтобы спасти и получить за это от меня вот такую черную неблагодарность…
Долго. Очень долго просидели мы с ним в тот вечер переходящий в утро.
- А почему ты сразу мне не признался, Махмуд, только и спросил я его под утро.
- Хотел посмотреть на тебя со стороны. Я же никогда не видел тебя в мирной жизни. Несколько раз, когда ты меня бил, возникала мысль тебя убить.
Мне же это просто, ты же, знаешь. Но я гнал от себя эту мысль. Мы мужчины. Терпеть боль и становиться сильнее, это заложено в каждом настоящем мужчине природой.
И потом. .. (Он помолчал ).
За те четверо суток и я стал другим. Ты для меня стал моим ребенком.
Как же я мог убить своего ребенка?
(Рассказ бывшего афганца).
Не люблю черномазых. С Афгана не люблю.
Все вы помните, что устроил Шеварнадзе с нашей армией. Может кто и забыл, не помнит, только не мы.
Берлин, пьяного ЕБН-дирижера…
Такой позор не забывается никогда, не смывается. Да что там говорить. Кинули нас тогда по полной.
«Служили как псы – подыхайте как собаки», не дословно, но именно так дал мне понять краснорожий капитан в военкомате. «Я вас туда не посылал!», - был ответ, когда я обратился к военкому повторно за ... Неважно.
Выкарабкался.
Друзья по Афгану конечно помогли выжить в лихие 90-е. Наше братство ни в какое сравнение с бандитским не идет. Да и прошли мы Афган ни на параде, под звуки бравурного марша. Некоторые потом ещё Приднестровье и Чечню хватили..
Эту дрянь, бандитов, мы всегда за версту чуяли. Ну, и они не совались к нам. Понимали, с кем дело имеют. Параллельно мы с ними были. На линии огня, - как говорится, - не пересекались.
Худо бедно, приподнялись. Тут чернота снова полезла. Дело понятное.
У себя в республиках всё развалили, приехали к нам гастарбайтничать.
Ну и мы уже тут, дома, покуражились над ними, за людей не считали.
Черные, они черные и есть. Пусть скажут спасибо ,что вообще ещё живы.
Так своих детей всегда и учил – не люди они, черные. Собаки.
Жизнь постепенно наладилась, обиды сгладились. Решил взять себе в загородный дом одного из этих. За садом приглядывать, и вообще по хозяйству.
Всё-таки народ непьющий, исполнительный.
По-русски ни бельмеса, как зовут не спрашивал, какая мне разница. Кое-как на пальцах пояснил что нужно делать. Чисто из жалости взял. Почти старик. Оно и лучше, - подумал,- сдохнет, никто искать не будет.
А могилку мы организуем. Не звери же мы, в самом деле.
Держал в строгости. Собаками не травил, но иногда поколачивал. Как же без этого, чтобы душу не отвести, если в бизнесе какая заминка выходила.
Четыре года он у меня уже служил. Привык я к нему. Работу свою исправно делал.
И вот как-то под Новый год внучка у меня родилась. А я на даче один.
Жена к матери уехала, прихворнула теща, возраст. Решил я этого чучмека проведать с пузырем. Сам же я один не пью. А тут такая радость.
Понять не поймет, - думаю, - но всё же не одному мне пить.
Выпил я с ним. Он молчит. Снова разлил по стаканам, потом ещё…
Развезло немного меня. День трудный был. Сидим, молчим. Вернее я ему рассказываю, радостью делюсь, а он молчит и только кивает.
И вдруг он по-русски заговорил.
Я как услышал, меня как молнией пронзило, дара речи чуть не лишился.
Думал он немой как Герасим.
- А помнишь, Володя, - он мне говорит, - кто тебя раненного четверо суток по горам Афгана тащил, и в санчасть принес полуживым? С развороченным животом ты был. На минное поле наша группа тогда попала. На задании мы были. Вдвоем мы тогда с тобой остались, под минометным огнем. Еле ушли. Осколком мины живот тебе тогда раскроило. Успел я тогда тебя перевязать, чтобы кишки не выпали. Под Кандагаром дело было. Ротный я твой.
Махмуд, - мой позывной.
Вспомнил?
Беда у нас в стране, Володя. Плохие люди за власть борются, народ лбами сталкивают. На крови простых людей одна преступная власть сменяет другую. Устали мы воевать, Володя. В кишлаках мужчин уже не осталось. Вернее осталось, но только те, кто смог уехать к вам, в Москву. Но и здесь нам покоя нет. Не гостеприимный вы народ.
За что же вы людей за собак держите, Володя? Разве так мы вас встречали, когда вы, русские, в эвакуацию к нам в Ташкент от немцев бежали в 41-м?
Мы дали вам всё что имели сами. Да, жили мы бедно, но никто никогда вас не унижал этими словами «понаехали», «черный», и много-много других обидных слов не говорили. Все мы жили одной большой и дружной семьёй. Может потому и победили.
Тут я заметил, что он почти не пьёт. Он говорил, говорил. Вспоминал сослуживцев, забавные истории из жизни нашей части.
А я вспоминал. Вспомнил, как мне одиноко было в госпитале, как приходил «Махмуд» и приносил райские яблоки.
Райские, бледно розовые яблоки я запомнил на всю жизнь. Он вытащил меня с того света, нес меня на руках, тащил на себе, и не бросил. Четверо суток.
Четверо суток он нес меня под палящим солнцем и пронзительно студеными ночами согревал моё тело своим теплом. Меня, с моим развороченным животом, чтобы спасти и получить за это от меня вот такую черную неблагодарность…
Долго. Очень долго просидели мы с ним в тот вечер переходящий в утро.
- А почему ты сразу мне не признался, Махмуд, только и спросил я его под утро.
- Хотел посмотреть на тебя со стороны. Я же никогда не видел тебя в мирной жизни. Несколько раз, когда ты меня бил, возникала мысль тебя убить.
Мне же это просто, ты же, знаешь. Но я гнал от себя эту мысль. Мы мужчины. Терпеть боль и становиться сильнее, это заложено в каждом настоящем мужчине природой.
И потом. .. (Он помолчал ).
За те четверо суток и я стал другим. Ты для меня стал моим ребенком.
Как же я мог убить своего ребенка?
02.10.2020, Новые истории - основной выпуск
Кенийский бегун Абель Мутай был всего в нескольких футах от финиша, но перепутал финиш с вывесками и остановился, думая, что завершил гонку.
Испанский бегун, Иван Фернандес, стоял за ним и, понимая, что происходит, начал кричать на кенийца, чтобы он продолжил бег. Мутай не знал испанского и не понял. Понимая, что происходит, Фернандес толкнул Мутая к победе.
Журналист спросил Ивана: ′′Зачем ты это сделал?" Иван ответил: ′′Моя мечта заключается в том, чтобы когда-нибудь у нас была такая общественная жизнь, где мы толкаемся и помогаем друг другу побеждать."
Журналист настаивал: ′′Но почему ты дал победить Кении?" Иван ответил: ′′Я не дал ему победить, он собирался победить. Гонка была его."
Журналист настаивал снова: ′′А ведь можно было победить!" Иван посмотрел на него и ответил: ′′ А в чем заслуга моей победы? Какая честь будет в этой медали? Что бы моя мама об этом подумала?"
Испанский бегун, Иван Фернандес, стоял за ним и, понимая, что происходит, начал кричать на кенийца, чтобы он продолжил бег. Мутай не знал испанского и не понял. Понимая, что происходит, Фернандес толкнул Мутая к победе.
Журналист спросил Ивана: ′′Зачем ты это сделал?" Иван ответил: ′′Моя мечта заключается в том, чтобы когда-нибудь у нас была такая общественная жизнь, где мы толкаемся и помогаем друг другу побеждать."
Журналист настаивал: ′′Но почему ты дал победить Кении?" Иван ответил: ′′Я не дал ему победить, он собирался победить. Гонка была его."
Журналист настаивал снова: ′′А ведь можно было победить!" Иван посмотрел на него и ответил: ′′ А в чем заслуга моей победы? Какая честь будет в этой медали? Что бы моя мама об этом подумала?"
12.01.2020, Новые истории - основной выпуск
Случай на операции. Рассказ хирурга
"В 12 часов телефонный звонок: «Приезжайте, пожалуйста, в гинекологическое отделение поселковой больницы. Женщине вскрыли живот и не знаем, что делать дальше».
Приезжаю, захожу в операционную. Сразу же узнаю, что лидер этого отделения, опытная заведующая, в трудовом отпуске. Оперируют ее ученицы. Брюшная полость вскрыта небольшим поперечным разрезом. Женщина молодая, разрез косметический, когда делали этот разрез, думали, что встретят маленькую кисту яичника, а обнаружили большую забрюшинную опухоль, которая глубоко уходит в малый таз. И вот они стоят над раскрытым животом. Зашить — совесть не позволяет, выделить опухоль — тоже боятся: зона очень опасная и совершенно им не знакомая. Ни туда, ни сюда. Тупик. И длится эта история уже 3 часа!
Все напряженно смотрят на меня, ждут выхода. Я должен их успокоить и ободрить своим видом, поэтому улыбаюсь и разговариваю очень легко и раскованно. Вскрываю брюшину над опухолью и вхожу в забрюшинную область. Опухоль скверная, плотная, почти неподвижная, уходит глубоко в таз, куда глазом не проникнешь, а только на ощупь. Можно или нельзя убрать эту опухоль — сразу не скажешь, нужно начать, а там видно будет. Очень глубоко, очень тесно и очень темно. А рядом жизненно важные органы и магистральные кровеносные сосуды. Отделяю верхний полюс от общей подвздошной артерии.
Самая легкая часть операции, не очень глубоко, и стенка у артерии плотная, ранить ее непросто. Получается даже красиво, элегантно, немного «на публику». Но результат неожиданный. От зрелища пульсирующей артерии у моих ассистентов начинается истерика. Им кажется, что мы влезли в какую-то страшную яму, откуда выхода нет. Сказываются три часа предыдущего напряжения. Гинеколог стоит напротив, глаза ее расширены. Она кричит: «Хватит! Остановитесь! Сейчас будет кровотечение!». Она хватает меня за руки, выталкивает из раны. И все время кричит. Ее истерика заразительна. В операционной много народу. Врачи и сестры здесь, даже санитарки пришли. И от ее пронзительного крика они начинают закипать. Все рушится.
Меня охватывает бешенство. «Замолчи, — говорю я ей, — закрой рот! Тра-та-та-та!!!» Она действительно замолкает. Пожилая операционная сестра вдруг бормочет скороговоркой: «Слава Богу! Слава Богу! Мужчиной запахло, мужчиной запахло! Такие слова услышали, такие слова… Все хорошо, Все хорошо! Все хорошо!». И они успокоились. Поверили.
Идем дальше и глубже. Нужны длинные ножницы, но их нет, а теми коротышками, что мне дали, работать на глубине нельзя. Собственные руки заслоняют поле зрения, совсем ничего не видно. К тому же у этих ножниц бранши расходятся, кончики не соединяются. Деликатного движения не сделаешь (и это здесь, в таком тесном пространстве). Запаса крови тоже нет. Ассистенты валятся с ног и ничего не понимают. И опять говорят умоляюще, наперебой, но уже без истерики, убедительно: возьмите кусочек и уходите. Крови нет, инструментов нет, мы вам плохие помощники, вы ж видите, куда попали. А если кровотечение, если умрет?
В это время я как раз отделяю мочеточник, который плотно спаялся с нижней поверхностью опухоли. По миллиметру, по сантиметру, во тьме. Пот на лбу, на спине, по ногам, напряжение адское. Мочеточник отделен. Еще глубже опухоль припаялась к внебрюшинной части прямой кишки. Здесь только на ощупь. Ножницы нужны, нормальные ножницы! Режу погаными коротышками. Заставляю одну ассистентку надеть резиновую перчатку и засунуть палец больной в прямую кишку. Своим пальцем нащупываю со стороны брюха ее палец и режу по пальцу. И все время основаниями ножниц — широким, безобразным и опасным движением.
Опухоль от прямой кишки все же отделил. Только больной хуже, скоро пять часов на столе с раскрытым животом. Давление падает, пульс частит. А крови на станции переливания НЕТ. Почему нет крови на станции переливания крови? Я кричу куда-то в пространство, чтобы немедленно привезли, чтобы свои вены вскрыли и чтобы кровь была сей момент, немедленно! «Уже поехали», — говорят.
А пока перелить нечего. Нельзя допустить кровотечения, ни в коем случае: потеряем больную. А место проклятое, кровоточивое — малый таз. Все, что было до сих пор, — не самое трудное. Вот теперь я подошел к ужасному. Опухоль впаялась в нижнюю стенку внутренней тазовой вены. Вена лежит в костном желобе, и если ее стенка надорвется — разрыв легко уйдет в глубину желоба, там не ушьешь. Впрочем, мне об этом и думать не надо. Опухоль почти у меня в руках, ассистенты успокоились, самого страшного они не видят. Тяжелый грубый булыжник висит на тонкой венозной стенке. Теперь булыжник освобожден сверху, и снизу, и сбоку. Одним случайным движением своим он может потянуть и надорвать вену.
Но главная опасность — это я сам и мои поганые ножницы. Лезу пальцем впереди булыжника — в преисподнюю, во тьму, чтобы как-то выделить тупо передний полюс и чуть вытянуть опухоль на себя — из тьмы на свет. Так. Кажется, поддается, сдвигается. Что-то уже видно. И в это мгновение — жуткий хлюпающий звук: хлынула кровь из глубины малого таза. Кровотечение!!!
Отчаянно кричат ассистенты, а я хватаю салфетку и туго запихиваю ее туда, в глубину, откуда течет. Давлю пальцем! Останавливаю, но это временно — пока давлю, пока салфетка там. А крови нет, заместить ее нечем. Нужно обдумать, что делать, оценить обстановку, найти выход, какое-то решение.
И тут мне становится ясно, что я в ловушке. Выхода нет никакого. Чтобы остановить кровотечение, нужно убрать опухоль, за ней ничего не видно. Откуда течет? А убрать ее невозможно. Границу между стенкой вены и проклятым булыжником не вижу. Это здесь наверху еще что-то видно. А там, глубже, во тьме? И ножницы-коротышки, и бранши не сходятся. Нежного, крошечного надреза не будет. Крах, умрет женщина.
Вихрем и воем несется в голове: «Зачем я это сделал? Куда залез!? Просили же не лезть. Доигрался, доумничался!». А кровь, хоть и не шибко, из-под зажатой салфетки подтекает. Заместить нечем, умирает молодая красивая женщина. Быстро надо найти лазейку, быстро — время уходит. Где щелка в ловушке? Какой ход шахматный? Хирургическое решение — быстрое, четкое, рискованное, любое! А его нет! НЕТ!
И тогда горячая тяжелая волна бьет изнутри в голову; подбородок запрокидывается, задирается голова через потолок — вверх, ввысь, и слова странные, незнакомые, вырываются из пораженной души: «Господи, укрепи мою руку! Дай разума мне! Дай!!!». И что-то дунуло Оттуда. Второе дыхание? Тело сухое и бодрое, мысль свежая, острая и глаза на кончиках пальцев. И абсолютная уверенность, что сейчас все сделаю, не знаю как, но я — хозяин положения, все ясно. И пошел быстро, легко. Выделяю вену из опухоли. Само идет! Гладко, чисто, как по лекалу. Все. Опухоль у меня на ладони. Кровотечение остановлено.
Тут и кровь привезли. Совсем хорошо. Я им говорю: «Чего орали? Видите, все нормально кончилось». А те благоговеют. Тащат спирт (я сильно ругался, такие и пьют здорово). Только я не пью. Они опять рады.
Больная проснулась. Я наклоняюсь к ней и капаю слезами на ее лицо".
Эмиль Айзенштарк. "Диспансер: Страсти и покаяния главного врача" (1997)
"В 12 часов телефонный звонок: «Приезжайте, пожалуйста, в гинекологическое отделение поселковой больницы. Женщине вскрыли живот и не знаем, что делать дальше».
Приезжаю, захожу в операционную. Сразу же узнаю, что лидер этого отделения, опытная заведующая, в трудовом отпуске. Оперируют ее ученицы. Брюшная полость вскрыта небольшим поперечным разрезом. Женщина молодая, разрез косметический, когда делали этот разрез, думали, что встретят маленькую кисту яичника, а обнаружили большую забрюшинную опухоль, которая глубоко уходит в малый таз. И вот они стоят над раскрытым животом. Зашить — совесть не позволяет, выделить опухоль — тоже боятся: зона очень опасная и совершенно им не знакомая. Ни туда, ни сюда. Тупик. И длится эта история уже 3 часа!
Все напряженно смотрят на меня, ждут выхода. Я должен их успокоить и ободрить своим видом, поэтому улыбаюсь и разговариваю очень легко и раскованно. Вскрываю брюшину над опухолью и вхожу в забрюшинную область. Опухоль скверная, плотная, почти неподвижная, уходит глубоко в таз, куда глазом не проникнешь, а только на ощупь. Можно или нельзя убрать эту опухоль — сразу не скажешь, нужно начать, а там видно будет. Очень глубоко, очень тесно и очень темно. А рядом жизненно важные органы и магистральные кровеносные сосуды. Отделяю верхний полюс от общей подвздошной артерии.
Самая легкая часть операции, не очень глубоко, и стенка у артерии плотная, ранить ее непросто. Получается даже красиво, элегантно, немного «на публику». Но результат неожиданный. От зрелища пульсирующей артерии у моих ассистентов начинается истерика. Им кажется, что мы влезли в какую-то страшную яму, откуда выхода нет. Сказываются три часа предыдущего напряжения. Гинеколог стоит напротив, глаза ее расширены. Она кричит: «Хватит! Остановитесь! Сейчас будет кровотечение!». Она хватает меня за руки, выталкивает из раны. И все время кричит. Ее истерика заразительна. В операционной много народу. Врачи и сестры здесь, даже санитарки пришли. И от ее пронзительного крика они начинают закипать. Все рушится.
Меня охватывает бешенство. «Замолчи, — говорю я ей, — закрой рот! Тра-та-та-та!!!» Она действительно замолкает. Пожилая операционная сестра вдруг бормочет скороговоркой: «Слава Богу! Слава Богу! Мужчиной запахло, мужчиной запахло! Такие слова услышали, такие слова… Все хорошо, Все хорошо! Все хорошо!». И они успокоились. Поверили.
Идем дальше и глубже. Нужны длинные ножницы, но их нет, а теми коротышками, что мне дали, работать на глубине нельзя. Собственные руки заслоняют поле зрения, совсем ничего не видно. К тому же у этих ножниц бранши расходятся, кончики не соединяются. Деликатного движения не сделаешь (и это здесь, в таком тесном пространстве). Запаса крови тоже нет. Ассистенты валятся с ног и ничего не понимают. И опять говорят умоляюще, наперебой, но уже без истерики, убедительно: возьмите кусочек и уходите. Крови нет, инструментов нет, мы вам плохие помощники, вы ж видите, куда попали. А если кровотечение, если умрет?
В это время я как раз отделяю мочеточник, который плотно спаялся с нижней поверхностью опухоли. По миллиметру, по сантиметру, во тьме. Пот на лбу, на спине, по ногам, напряжение адское. Мочеточник отделен. Еще глубже опухоль припаялась к внебрюшинной части прямой кишки. Здесь только на ощупь. Ножницы нужны, нормальные ножницы! Режу погаными коротышками. Заставляю одну ассистентку надеть резиновую перчатку и засунуть палец больной в прямую кишку. Своим пальцем нащупываю со стороны брюха ее палец и режу по пальцу. И все время основаниями ножниц — широким, безобразным и опасным движением.
Опухоль от прямой кишки все же отделил. Только больной хуже, скоро пять часов на столе с раскрытым животом. Давление падает, пульс частит. А крови на станции переливания НЕТ. Почему нет крови на станции переливания крови? Я кричу куда-то в пространство, чтобы немедленно привезли, чтобы свои вены вскрыли и чтобы кровь была сей момент, немедленно! «Уже поехали», — говорят.
А пока перелить нечего. Нельзя допустить кровотечения, ни в коем случае: потеряем больную. А место проклятое, кровоточивое — малый таз. Все, что было до сих пор, — не самое трудное. Вот теперь я подошел к ужасному. Опухоль впаялась в нижнюю стенку внутренней тазовой вены. Вена лежит в костном желобе, и если ее стенка надорвется — разрыв легко уйдет в глубину желоба, там не ушьешь. Впрочем, мне об этом и думать не надо. Опухоль почти у меня в руках, ассистенты успокоились, самого страшного они не видят. Тяжелый грубый булыжник висит на тонкой венозной стенке. Теперь булыжник освобожден сверху, и снизу, и сбоку. Одним случайным движением своим он может потянуть и надорвать вену.
Но главная опасность — это я сам и мои поганые ножницы. Лезу пальцем впереди булыжника — в преисподнюю, во тьму, чтобы как-то выделить тупо передний полюс и чуть вытянуть опухоль на себя — из тьмы на свет. Так. Кажется, поддается, сдвигается. Что-то уже видно. И в это мгновение — жуткий хлюпающий звук: хлынула кровь из глубины малого таза. Кровотечение!!!
Отчаянно кричат ассистенты, а я хватаю салфетку и туго запихиваю ее туда, в глубину, откуда течет. Давлю пальцем! Останавливаю, но это временно — пока давлю, пока салфетка там. А крови нет, заместить ее нечем. Нужно обдумать, что делать, оценить обстановку, найти выход, какое-то решение.
И тут мне становится ясно, что я в ловушке. Выхода нет никакого. Чтобы остановить кровотечение, нужно убрать опухоль, за ней ничего не видно. Откуда течет? А убрать ее невозможно. Границу между стенкой вены и проклятым булыжником не вижу. Это здесь наверху еще что-то видно. А там, глубже, во тьме? И ножницы-коротышки, и бранши не сходятся. Нежного, крошечного надреза не будет. Крах, умрет женщина.
Вихрем и воем несется в голове: «Зачем я это сделал? Куда залез!? Просили же не лезть. Доигрался, доумничался!». А кровь, хоть и не шибко, из-под зажатой салфетки подтекает. Заместить нечем, умирает молодая красивая женщина. Быстро надо найти лазейку, быстро — время уходит. Где щелка в ловушке? Какой ход шахматный? Хирургическое решение — быстрое, четкое, рискованное, любое! А его нет! НЕТ!
И тогда горячая тяжелая волна бьет изнутри в голову; подбородок запрокидывается, задирается голова через потолок — вверх, ввысь, и слова странные, незнакомые, вырываются из пораженной души: «Господи, укрепи мою руку! Дай разума мне! Дай!!!». И что-то дунуло Оттуда. Второе дыхание? Тело сухое и бодрое, мысль свежая, острая и глаза на кончиках пальцев. И абсолютная уверенность, что сейчас все сделаю, не знаю как, но я — хозяин положения, все ясно. И пошел быстро, легко. Выделяю вену из опухоли. Само идет! Гладко, чисто, как по лекалу. Все. Опухоль у меня на ладони. Кровотечение остановлено.
Тут и кровь привезли. Совсем хорошо. Я им говорю: «Чего орали? Видите, все нормально кончилось». А те благоговеют. Тащат спирт (я сильно ругался, такие и пьют здорово). Только я не пью. Они опять рады.
Больная проснулась. Я наклоняюсь к ней и капаю слезами на ее лицо".
Эмиль Айзенштарк. "Диспансер: Страсти и покаяния главного врача" (1997)
26.03.2019, Новые истории - основной выпуск
Учительницу уволили за то, что она сфотографировалась в купальнике.
Не за прогулы, не за профессиональную непригодность, не за вопиющее нарушение правил безопасности, повлекшее за собой непоправимое и даже не за пьянство на рабочем месте. Нет.
За фотографию в купальнике.
Не знаю, оговаривается ли как-то особо ношение купальников и последующее фотографирование в оных в педагогических ВУЗах, имеются ли на этот счёт какие-то специальные предписания для учителей, существуют ли профессиональные, учительские модели купальных костюмов, фотокарточки в которых не являются крамолой, есть ли госкомиссия, регламентирующая длину учительских юбок и глубину учительских декольте. Я не располагаю такой информацией.
Но зато точно знаю, что у многих учителей есть дети. Да у большинства! Понимаете? Нет? Ну, подумайте! Дети — они ведь от чего? Не от аиста. Нет-нет-нет! И не в капусте их с озадаченным видом обнаруживают, как бы вам этого ни хотелось! Дети, увы и ах - всегда от секса. Понимаете?
А секс это что? Это же форменное безобразие! Пися в писю! Стоны! Крики! Пот! Сперма! Олег, возьми меня за волосы! Танюша, я щас, щас, Танюшааааааааа!!! Понимаете?
А потом они вот этими самыми руками учить детей идут? Улавливаете логику?
Какая безнравственность! Никакой купальник рядом с таким развратом не стоял! Сексом то они, поди и вовсе без купальников занимаются! Безобразие!
А туалет! Ходят туда и натурально какают! И как только не стыдно! Гордое имя учитель носят, а сами при этом — какают из попы. Я извиняюсь, самым тривиальным образом! Говном! Да-да, им родимым! Не бисером, не блёстками и даже не бабочками! А ещё учителя! И секс у них, и какают, и наверняка, когда дома мизинцем о ножку стола ударяются - «эх блять!» говорят! Да точно говорят!
Надо бы с ними построже! Чтобы ни секса! Ни купальников! Ни каких иных испражнений!
А то ишь, распоясались! Фотографируются, понимаешь! Бесстыдники! Не по-советски это, товарищи! Не для того мы на Колчака в сабельную атаку ходили, чтобы вы тут потом , в светлом будущем секс да купальники вытворяли! Не для этого Лазо в топке то горел! Эх вы! Срамота!
Не за прогулы, не за профессиональную непригодность, не за вопиющее нарушение правил безопасности, повлекшее за собой непоправимое и даже не за пьянство на рабочем месте. Нет.
За фотографию в купальнике.
Не знаю, оговаривается ли как-то особо ношение купальников и последующее фотографирование в оных в педагогических ВУЗах, имеются ли на этот счёт какие-то специальные предписания для учителей, существуют ли профессиональные, учительские модели купальных костюмов, фотокарточки в которых не являются крамолой, есть ли госкомиссия, регламентирующая длину учительских юбок и глубину учительских декольте. Я не располагаю такой информацией.
Но зато точно знаю, что у многих учителей есть дети. Да у большинства! Понимаете? Нет? Ну, подумайте! Дети — они ведь от чего? Не от аиста. Нет-нет-нет! И не в капусте их с озадаченным видом обнаруживают, как бы вам этого ни хотелось! Дети, увы и ах - всегда от секса. Понимаете?
А секс это что? Это же форменное безобразие! Пися в писю! Стоны! Крики! Пот! Сперма! Олег, возьми меня за волосы! Танюша, я щас, щас, Танюшааааааааа!!! Понимаете?
А потом они вот этими самыми руками учить детей идут? Улавливаете логику?
Какая безнравственность! Никакой купальник рядом с таким развратом не стоял! Сексом то они, поди и вовсе без купальников занимаются! Безобразие!
А туалет! Ходят туда и натурально какают! И как только не стыдно! Гордое имя учитель носят, а сами при этом — какают из попы. Я извиняюсь, самым тривиальным образом! Говном! Да-да, им родимым! Не бисером, не блёстками и даже не бабочками! А ещё учителя! И секс у них, и какают, и наверняка, когда дома мизинцем о ножку стола ударяются - «эх блять!» говорят! Да точно говорят!
Надо бы с ними построже! Чтобы ни секса! Ни купальников! Ни каких иных испражнений!
А то ишь, распоясались! Фотографируются, понимаешь! Бесстыдники! Не по-советски это, товарищи! Не для того мы на Колчака в сабельную атаку ходили, чтобы вы тут потом , в светлом будущем секс да купальники вытворяли! Не для этого Лазо в топке то горел! Эх вы! Срамота!
26.05.2019, Новые истории - основной выпуск
Посмотрел я бурление вокруг школьников из Владивостока, которые как-то не так, по мнению взрослой общественности нарядились на свой последний звонок.
А там полыхает адово! Директор школы в истерике увольняется, почтенные мамаши гневно трясут вторыми подбородками и закатывают глаза, полиция среагировала оперативно, Андрюха, по коням, возможно криминал, выписываются штрафы, ведётся проверка, родителей оштрафовали, и все охают и ахают — вот в наше время такого не было. Да что же это такое!? Наверняка виноваты компьютерные игры и интернет! Вот бы запретить всё это!
Товарищи, если это 11 класс, а в настоящее время одиннадцатиклассникам в основной массе уже 18 лет, ибо учатся они 11 лет, а не 10, как мы когда то, то какие вообще вопросы к совершеннолетним людям? Одеваются, как хотят и ничьего вонючего мнения спрашивать не обязаны. Они могут уже делать всё, что не запрещено УК РФ. А в УК РФ не запрещено носить рваные джинсы с подтяжками и клеить на себя чёрную изоленту. Они уже рожать могут и менять пол, а им тут какие-то рваные джинсы в вину вменяют.
Их осенью, если не поступят, заберут всех в армию, где оденут в форму, в которой убивают и умирают, а именно — в военную. И никто не будет этому возмущаться. Никто не скажет — ну это же дети, им всего 18, какой такой автомат им в руки давать?!
Форму полицейскую купили? А почему она у вас продаётся так свободно, что любой школьник может купить её? А если не школьник её купит, а здоровенные жлоб, и потом в ней придёт к пенсионерке с проверкой и вынесет у неё всё ценное из дома? Может быть магазины, столь фривольно реализующие форму и знаки отличия проверить и закрыть? Зачем вообще её продавать? Полицейским её и так на работе выдают, бесплатно. Остальным она — не нужна.
Наверняка сейчас кто-нибудь скажет — а вот если твои дети так же отчубучат, что ты запоёшь? Ну если мои на последний звонок не придумают ничего лучше, чем нарядиться в милиционеров, то вся моя воспитательная работа, и в частности лукавая, с подвохом просьба сломать веник сначала по одному прутику, а потом оптом — пойдут прахом, конечно. И как педагог я буду посрамлён и повержен безжалостным пубертатом, коему не свойственно сострадание.
Но и закатывать истерики я не стану, поскольку дети мои — не моя собственность, и если у них так мозг сработает, ну значит так, другого то всё равно нет.
Как бы то ни было — никого же не убили, наркотиков не наелись до потери человеческого облика, а значит — и ругать не за что. Пусть веселятся школьники, мы на последнем звонке тоже веселились так, что слава богу за отсутствие в те былинные времена телефонов с камерами и интернетов с ютубами. А то ещё неизвестно, где более дикое веселье было. Так то.
А там полыхает адово! Директор школы в истерике увольняется, почтенные мамаши гневно трясут вторыми подбородками и закатывают глаза, полиция среагировала оперативно, Андрюха, по коням, возможно криминал, выписываются штрафы, ведётся проверка, родителей оштрафовали, и все охают и ахают — вот в наше время такого не было. Да что же это такое!? Наверняка виноваты компьютерные игры и интернет! Вот бы запретить всё это!
Товарищи, если это 11 класс, а в настоящее время одиннадцатиклассникам в основной массе уже 18 лет, ибо учатся они 11 лет, а не 10, как мы когда то, то какие вообще вопросы к совершеннолетним людям? Одеваются, как хотят и ничьего вонючего мнения спрашивать не обязаны. Они могут уже делать всё, что не запрещено УК РФ. А в УК РФ не запрещено носить рваные джинсы с подтяжками и клеить на себя чёрную изоленту. Они уже рожать могут и менять пол, а им тут какие-то рваные джинсы в вину вменяют.
Их осенью, если не поступят, заберут всех в армию, где оденут в форму, в которой убивают и умирают, а именно — в военную. И никто не будет этому возмущаться. Никто не скажет — ну это же дети, им всего 18, какой такой автомат им в руки давать?!
Форму полицейскую купили? А почему она у вас продаётся так свободно, что любой школьник может купить её? А если не школьник её купит, а здоровенные жлоб, и потом в ней придёт к пенсионерке с проверкой и вынесет у неё всё ценное из дома? Может быть магазины, столь фривольно реализующие форму и знаки отличия проверить и закрыть? Зачем вообще её продавать? Полицейским её и так на работе выдают, бесплатно. Остальным она — не нужна.
Наверняка сейчас кто-нибудь скажет — а вот если твои дети так же отчубучат, что ты запоёшь? Ну если мои на последний звонок не придумают ничего лучше, чем нарядиться в милиционеров, то вся моя воспитательная работа, и в частности лукавая, с подвохом просьба сломать веник сначала по одному прутику, а потом оптом — пойдут прахом, конечно. И как педагог я буду посрамлён и повержен безжалостным пубертатом, коему не свойственно сострадание.
Но и закатывать истерики я не стану, поскольку дети мои — не моя собственность, и если у них так мозг сработает, ну значит так, другого то всё равно нет.
Как бы то ни было — никого же не убили, наркотиков не наелись до потери человеческого облика, а значит — и ругать не за что. Пусть веселятся школьники, мы на последнем звонке тоже веселились так, что слава богу за отсутствие в те былинные времена телефонов с камерами и интернетов с ютубами. А то ещё неизвестно, где более дикое веселье было. Так то.
01.10.2020, Новые истории - основной выпуск
Мультфильм Александра Татарского о мужичке-недотепе, который отправился в лес на поиски елки, вот уже много лет является непременным атрибутом новогодних праздников. Сегодня сложно представить, почему в 80-х юмор Татарского не просто не оценили, а даже не хотели выпускать мультфильм на экраны. После обвинений в русофобии и насмешкой над советским народом автор оказался в предынфарктном состоянии...
Проблемы с цензурой возникли у Татарского еще во время работы над первым мультфильмом – «Пластилиновой вороной». Ему разрешили его снять в порядке исключения – за то, что он помог разработать анимационные заставки к Олимпиаде-80 на телевидении. Но когда мультфильм был готов, его запретили к показу с формулировкой «идеологически безыдейный». Ситуацию спасли Эльдар Рязанов и Ксения Маринина, в то время работавшие над программой «Кинопанорама» – вопреки запрету, они выпустили мультфильм в эфир. Далее, признанным успехом мультипликатора стала пластилиновая заставка к программе «Спокойной ночи, малыши!», которая вошла в Книгу рекордов Гиннесса по количеству выходов в эфир.
Вдохновленный этим успехом, Татарский принялся за создание нового мультфильма – «Падал прошлогодний снег» по сценарию Сергея Иванова. И вот тут претензий у цензоров было еще больше. Автор вспоминал: «Этот фильм вообще был запрещен, положен на полку, и формулировки были гораздо более гадкие. Если «Ворона» – просто безыдейная глупость, то это уже русофобия, издевательство над советским человеком. Потому что в фильме всего один герой, и он русский (он же в шапке, мужик), и при этом он идиот». Мужичок казался им дурачком и недоумком, а сюжет – насмешкой над всем народом. Местами мультфильм пришлось переозвучить и заново смонтировать.
Композитор Григорий Гладков, написавший музыку к мультфильму, объяснял замысел авторов: «Сила мультфильма в том, что показан характер. Он как бы такой недотёпа, на самом деле он нормальный мудрый деревенский мужичок, а она – любящая его жена. Если б не любила, то со скалкой бы не бегала. А то бегала, искала, волновалась. Мужик нашёл ёлку и принёс её домой, но это было уже в апреле, и он отнёс её обратно. Это вся наша жизнь и весь наш характер такой непутёвый, но мы и ракеты строим, и Олимпиаду проведём, и всё у нас всё-таки получается. Просты мы всё делаем весело и шутя. Самое главное, что герой выдумщик, не дай бог жить со скучными людьми».
Поначалу планировалось, что в мультфильме вообще не будет текста, только восклицания «Ох» и «Ах». Но руководство студии потребовало «разъяснить этот бред» и настояло на том, чтобы сюжет был более конкретным. Александр Татарский вместе со сценаристом Сергеем Ивановым начали придумывать реплики героев. Многие фразы из мультфильма, которые потом ушли в народ, приходилось отстаивать с боем. Например, крамолу увидели во фразе «Кто тут, к примеру, в цари крайний? Никого? Так я первый буду!» В репликах главного героя цензорам мерещились зашифрованные послания.
Проблемы продолжились и после того, как мультфильм был готов. На озвучивание пригласили актера Станислава Садальского, однако его имя пришлось убрать из титров. Дело в том, что Садальский вырос в детдоме и всю жизнь пытался разыскать своих родственников. В середине 70-х годов ему удалось найти двоюродную бабушку, которая еще в 1917 году эмигрировала в Германию. Когда им наконец удалось встретиться, Садальскому за общение с иностранкой запретили выезжать за границу, и в качестве наказания его имя велели убрать из титров мультфильма. Хотя зрители и без этого сразу же узнали его голос.
Парадоксальная фраза «Падал прошлогодний снег» показалась Татарскому идеальным названием для мультфильма с абсурдистским юмором, тем более что этой фразе он нашел вполне логичное объяснение – «прошлогодним» можно считать снег, который выпал 31 декабря. Станислав Садальский вспоминал: «Весь наш абсурдный, фантастический фильм он построил на одной фразе, которую считал гениальной: «Падал прошлогодний снег». Мне он долго пытался объяснить: «Ты понимаешь… ноль часов, ноль минут. Нет прошлого, будущего, нет настоящего. Есть безвременье, междумирье. Все замерло. А снег идет… Прошлогодний, понимаешь?».
В результате мультфильм «Падал прошлогодний снег» все-таки вышел на экраны – в канун Нового 1984 года. Позже он стал признанной классикой советской мультипликации и одной из самых известных работ Александра Татарского.
Во время обсуждения финальной музыкальной темы мультипликатор попросил композитора Григория Гладкова написать пронзительную мелодию: «Гришка, мультик у нас смешной, но в конце должна быть грустная мелодия. Надо чтобы было, как у Феллини, чтобы было очень весело, а в конце такая грустная мелодия, под которую нас с тобой и похоронят».
В 2007 г. режиссер ушел из жизни – в 56 лет у него остановилось сердце, и, согласно его воле, на похоронах звучала музыка из его самого знаменитого мультфильма...
Проблемы с цензурой возникли у Татарского еще во время работы над первым мультфильмом – «Пластилиновой вороной». Ему разрешили его снять в порядке исключения – за то, что он помог разработать анимационные заставки к Олимпиаде-80 на телевидении. Но когда мультфильм был готов, его запретили к показу с формулировкой «идеологически безыдейный». Ситуацию спасли Эльдар Рязанов и Ксения Маринина, в то время работавшие над программой «Кинопанорама» – вопреки запрету, они выпустили мультфильм в эфир. Далее, признанным успехом мультипликатора стала пластилиновая заставка к программе «Спокойной ночи, малыши!», которая вошла в Книгу рекордов Гиннесса по количеству выходов в эфир.
Вдохновленный этим успехом, Татарский принялся за создание нового мультфильма – «Падал прошлогодний снег» по сценарию Сергея Иванова. И вот тут претензий у цензоров было еще больше. Автор вспоминал: «Этот фильм вообще был запрещен, положен на полку, и формулировки были гораздо более гадкие. Если «Ворона» – просто безыдейная глупость, то это уже русофобия, издевательство над советским человеком. Потому что в фильме всего один герой, и он русский (он же в шапке, мужик), и при этом он идиот». Мужичок казался им дурачком и недоумком, а сюжет – насмешкой над всем народом. Местами мультфильм пришлось переозвучить и заново смонтировать.
Композитор Григорий Гладков, написавший музыку к мультфильму, объяснял замысел авторов: «Сила мультфильма в том, что показан характер. Он как бы такой недотёпа, на самом деле он нормальный мудрый деревенский мужичок, а она – любящая его жена. Если б не любила, то со скалкой бы не бегала. А то бегала, искала, волновалась. Мужик нашёл ёлку и принёс её домой, но это было уже в апреле, и он отнёс её обратно. Это вся наша жизнь и весь наш характер такой непутёвый, но мы и ракеты строим, и Олимпиаду проведём, и всё у нас всё-таки получается. Просты мы всё делаем весело и шутя. Самое главное, что герой выдумщик, не дай бог жить со скучными людьми».
Поначалу планировалось, что в мультфильме вообще не будет текста, только восклицания «Ох» и «Ах». Но руководство студии потребовало «разъяснить этот бред» и настояло на том, чтобы сюжет был более конкретным. Александр Татарский вместе со сценаристом Сергеем Ивановым начали придумывать реплики героев. Многие фразы из мультфильма, которые потом ушли в народ, приходилось отстаивать с боем. Например, крамолу увидели во фразе «Кто тут, к примеру, в цари крайний? Никого? Так я первый буду!» В репликах главного героя цензорам мерещились зашифрованные послания.
Проблемы продолжились и после того, как мультфильм был готов. На озвучивание пригласили актера Станислава Садальского, однако его имя пришлось убрать из титров. Дело в том, что Садальский вырос в детдоме и всю жизнь пытался разыскать своих родственников. В середине 70-х годов ему удалось найти двоюродную бабушку, которая еще в 1917 году эмигрировала в Германию. Когда им наконец удалось встретиться, Садальскому за общение с иностранкой запретили выезжать за границу, и в качестве наказания его имя велели убрать из титров мультфильма. Хотя зрители и без этого сразу же узнали его голос.
Парадоксальная фраза «Падал прошлогодний снег» показалась Татарскому идеальным названием для мультфильма с абсурдистским юмором, тем более что этой фразе он нашел вполне логичное объяснение – «прошлогодним» можно считать снег, который выпал 31 декабря. Станислав Садальский вспоминал: «Весь наш абсурдный, фантастический фильм он построил на одной фразе, которую считал гениальной: «Падал прошлогодний снег». Мне он долго пытался объяснить: «Ты понимаешь… ноль часов, ноль минут. Нет прошлого, будущего, нет настоящего. Есть безвременье, междумирье. Все замерло. А снег идет… Прошлогодний, понимаешь?».
В результате мультфильм «Падал прошлогодний снег» все-таки вышел на экраны – в канун Нового 1984 года. Позже он стал признанной классикой советской мультипликации и одной из самых известных работ Александра Татарского.
Во время обсуждения финальной музыкальной темы мультипликатор попросил композитора Григория Гладкова написать пронзительную мелодию: «Гришка, мультик у нас смешной, но в конце должна быть грустная мелодия. Надо чтобы было, как у Феллини, чтобы было очень весело, а в конце такая грустная мелодия, под которую нас с тобой и похоронят».
В 2007 г. режиссер ушел из жизни – в 56 лет у него остановилось сердце, и, согласно его воле, на похоронах звучала музыка из его самого знаменитого мультфильма...
07.04.2020, Новые истории - основной выпуск
Историю мне рассказала одна подруга.
Которой поделилась с ней её подруга. Узбечка. Это важно.
Дальше от её имени.
Когда мой папа был в СССР при делах, и имел деньги со связями, отправил он меня учиться в Лондон. Выучилась я там на юриста, если не вдаваться в подробности. Закончив учебу, с работой тоже все сложилось удачно.
Первое время всё шло хорошо.
Шикарные апартаменты, за которые платила фирма, страховки на все случаи, машина с водителем по контракту.
Но однажды, новый шеф нашел мне замену.
Что его побудило это сделать, сказать сейчас трудно. Но я оказалась «на улице».
Все мои попытки доказать своему новому шефу свой профессионализм, привели к плачевному результату.
Резюме, которое он мне предоставил, показывать нигде было нельзя.
Я имею в виду серьёзные фирмы.
Мыть английские туалеты и заниматься прочей низкоквалифицированной работой, я на тот момент не могла.
Во-первых гордость не позволяла. Да и Кембриджский университет, который я окончила, извините, меня к этому не готовил.
Пришлось вернуться в родной Узбекистан.
Надеялась, что папа мне поможет с трудоустройством.
Это была моя следующая ошибка.
Папа на тот момент был рад, что отошел от дел, и его не посадили по «узбекскому делу».
Все те кланы, что были раньше при власти, сменились новыми.
Жесткими и бескомпромиссными.
Посоветовавшись с отцом, я решила ехать в Москву.
- Москва – это денежный мешок, - говорил мне папа, - в котором очень много дыр, откуда сыплются большие деньги в неимоверных количествах. Тот, кто с головой, умело этим пользуется. Остальные живут как все в России, но немного лучше.
С этим напутствием я и приехала в Москву.
Русский язык я на тот момент знала плохо. Можно сказать не знала.
Родной узбекский, второй английский.
Всегда считала, что мне этих двух языков по жизни будет достаточно. Но жизнь распорядилась иначе.
О том, чтобы устроиться в какую-нибудь серьёзную фирму в качестве юриста, не могло быть и речи.
Лучшее, что мне удалось добиться через папиных знакомых, это устроиться уборщицей в одном известном офисе. Я мыла и пылесосила полы, мебель, протирала светильники. Ночью и в нерабочее время.
Все праздничные и выходные дни были тоже нашими – уборщиков.
Появиться в рабочее время, хоть и в фирменной спецодежде, считалось преступлением.
Сразу следовало увольнение.
Об этом знали все уборщицы, и время нашей работы фиксировалось по таймеру. Когда пришла, когда ушла, что сделала, - всё заносилось в специальный журнал учета. Такой там был порядок.
И вот, однажды, на выходные, случилось непредвиденное.
Приехали японцы.
А японцам некогда ждать когда закончатся выходные или наш праздник.
Я только начала подоконник в кабинете протирать. Босс был приятный и демократичный. Наличие уборщицы при переговорах его ничуть не смущало. Тем более был выходной день, и ему хотелось показать иностранцам, что у нас в стране тоже демократия и толерантность.
Да и потом. Какую роль в переговорах может сыграть забитая, затурканная узбечка-поломойка не понимающая по-русски, - рассудил босс. Тем более что разговор между русскими и японцами происходил на английском, с двумя переводчиками с обеих сторон.
Я неспешно делала свое дело, - рассказывает она дальше, - и слушала речь обоих переводчиков. Из разговора, по мимике, некоторым оборотам речи на английском, я сразу поняла, что целью японцев было нагреть нашу фирму.
Разговор продолжался. Я продолжала делать свою работу: мыть окно, и слушать обе стороны переговоров.
И когда переговоры уже подходили к концу, и босс уже занес руку, чтобы поставить свою подпись под контрактом, - заключить невыгодную для фирмы сделку, я не выдержала.
Я обратилась на английском к переводчику босса. Переводчику, который не владел нюансами юриспруденции
Привела ему, (а он перевел остальным), по памяти пятую поправку к Конституции США, которая является частью Билля о правах. Которую впоследствии приняли все англоязычные страны мира в своей юриспруденции.
(В контексте двусторонней беседы между партнерами по бизнесу, поправка по теме была уместна).
По памяти зачитала «Кодекс Наполеона» на английском, чтобы поддержать дружескую атмосферу.
Указала сильные и слабые стороны договора с обеих сторон.
Когда я закончила говорить, в офисе повисла гробовая тишина.
Не дожидаясь реакции, я извинилась, сказала, что у меня ещё много на сегодня работы: три окна не вымыты в соседнем кабинете, взяла ведро с губкой, ещё раз извинилась, и бесшумно удалилась.
В понедельник на мою старенькую «Нокию» позвонил Босс.
- Ваша машина с водителем ждет Вас у вашего подъезда, Мисс!
Переводчика с узбекского на русский вы подберете сами. На изучение русского даю Вам три месяца. Ваша теперешняя должность «Эксперт по договорам с зарубежными фирмами». По всей планете. Название придумал я сам. Можете ее подкорректировать, чтобы достойно звучала на английском.
Через три дня у Вас командировка в Лондон. Дальнейшее расписание мы обговорим в моем офисе.
Жду Вас, Золушка!
Которой поделилась с ней её подруга. Узбечка. Это важно.
Дальше от её имени.
Когда мой папа был в СССР при делах, и имел деньги со связями, отправил он меня учиться в Лондон. Выучилась я там на юриста, если не вдаваться в подробности. Закончив учебу, с работой тоже все сложилось удачно.
Первое время всё шло хорошо.
Шикарные апартаменты, за которые платила фирма, страховки на все случаи, машина с водителем по контракту.
Но однажды, новый шеф нашел мне замену.
Что его побудило это сделать, сказать сейчас трудно. Но я оказалась «на улице».
Все мои попытки доказать своему новому шефу свой профессионализм, привели к плачевному результату.
Резюме, которое он мне предоставил, показывать нигде было нельзя.
Я имею в виду серьёзные фирмы.
Мыть английские туалеты и заниматься прочей низкоквалифицированной работой, я на тот момент не могла.
Во-первых гордость не позволяла. Да и Кембриджский университет, который я окончила, извините, меня к этому не готовил.
Пришлось вернуться в родной Узбекистан.
Надеялась, что папа мне поможет с трудоустройством.
Это была моя следующая ошибка.
Папа на тот момент был рад, что отошел от дел, и его не посадили по «узбекскому делу».
Все те кланы, что были раньше при власти, сменились новыми.
Жесткими и бескомпромиссными.
Посоветовавшись с отцом, я решила ехать в Москву.
- Москва – это денежный мешок, - говорил мне папа, - в котором очень много дыр, откуда сыплются большие деньги в неимоверных количествах. Тот, кто с головой, умело этим пользуется. Остальные живут как все в России, но немного лучше.
С этим напутствием я и приехала в Москву.
Русский язык я на тот момент знала плохо. Можно сказать не знала.
Родной узбекский, второй английский.
Всегда считала, что мне этих двух языков по жизни будет достаточно. Но жизнь распорядилась иначе.
О том, чтобы устроиться в какую-нибудь серьёзную фирму в качестве юриста, не могло быть и речи.
Лучшее, что мне удалось добиться через папиных знакомых, это устроиться уборщицей в одном известном офисе. Я мыла и пылесосила полы, мебель, протирала светильники. Ночью и в нерабочее время.
Все праздничные и выходные дни были тоже нашими – уборщиков.
Появиться в рабочее время, хоть и в фирменной спецодежде, считалось преступлением.
Сразу следовало увольнение.
Об этом знали все уборщицы, и время нашей работы фиксировалось по таймеру. Когда пришла, когда ушла, что сделала, - всё заносилось в специальный журнал учета. Такой там был порядок.
И вот, однажды, на выходные, случилось непредвиденное.
Приехали японцы.
А японцам некогда ждать когда закончатся выходные или наш праздник.
Я только начала подоконник в кабинете протирать. Босс был приятный и демократичный. Наличие уборщицы при переговорах его ничуть не смущало. Тем более был выходной день, и ему хотелось показать иностранцам, что у нас в стране тоже демократия и толерантность.
Да и потом. Какую роль в переговорах может сыграть забитая, затурканная узбечка-поломойка не понимающая по-русски, - рассудил босс. Тем более что разговор между русскими и японцами происходил на английском, с двумя переводчиками с обеих сторон.
Я неспешно делала свое дело, - рассказывает она дальше, - и слушала речь обоих переводчиков. Из разговора, по мимике, некоторым оборотам речи на английском, я сразу поняла, что целью японцев было нагреть нашу фирму.
Разговор продолжался. Я продолжала делать свою работу: мыть окно, и слушать обе стороны переговоров.
И когда переговоры уже подходили к концу, и босс уже занес руку, чтобы поставить свою подпись под контрактом, - заключить невыгодную для фирмы сделку, я не выдержала.
Я обратилась на английском к переводчику босса. Переводчику, который не владел нюансами юриспруденции
Привела ему, (а он перевел остальным), по памяти пятую поправку к Конституции США, которая является частью Билля о правах. Которую впоследствии приняли все англоязычные страны мира в своей юриспруденции.
(В контексте двусторонней беседы между партнерами по бизнесу, поправка по теме была уместна).
По памяти зачитала «Кодекс Наполеона» на английском, чтобы поддержать дружескую атмосферу.
Указала сильные и слабые стороны договора с обеих сторон.
Когда я закончила говорить, в офисе повисла гробовая тишина.
Не дожидаясь реакции, я извинилась, сказала, что у меня ещё много на сегодня работы: три окна не вымыты в соседнем кабинете, взяла ведро с губкой, ещё раз извинилась, и бесшумно удалилась.
В понедельник на мою старенькую «Нокию» позвонил Босс.
- Ваша машина с водителем ждет Вас у вашего подъезда, Мисс!
Переводчика с узбекского на русский вы подберете сами. На изучение русского даю Вам три месяца. Ваша теперешняя должность «Эксперт по договорам с зарубежными фирмами». По всей планете. Название придумал я сам. Можете ее подкорректировать, чтобы достойно звучала на английском.
Через три дня у Вас командировка в Лондон. Дальнейшее расписание мы обговорим в моем офисе.
Жду Вас, Золушка!
04.12.2019, Новые истории - основной выпуск
Петербуржец изготовил и установил пограничные столбы в лесу в Ленинградской области. За свои услуги по переходу через "границу" с Финляндией, он брал с мигрантов из Южной Азии 10 тысяч евро.
Об этом сообщает пресс-служба пограничного управления ФСБ.
******
Об этом сообщает пресс-служба пограничного управления ФСБ.
******
19.11.2019, Новые истории - основной выпуск
ЧИСТИЛЬЩИК ОБУВИ
Лет так 25 назад, был такой случай... Стою в аэропорту г. Алматы... Жду прилёта самолёта. По залу ходит мужик со складными стульями на спине и каким-то большим саквояжем в руках. И ходит, вниз смотрит, смотрит... Дошёл до меня и остановился. Уставился на мои туфли, осмотрел их и поднял на меня глаза...
- Хорошие туфли! Итальянские... ручная работа... Только вот ухода за ними давно не было!- Я кивнул головой - не было!- Я бы мог привести их в надлежащее состояние... за 500 тенге, для вас!
Тогда 500 тенге было серьёзной суммой в хозяйстве! Водка стоила 80 тенге. Хлеб - 25 тенге... Я осмотрел его саквояж, задумался... До прилёта было ещё полчаса...
- Хорошо, согласен!
Мужик снял со спины складные стулья. один дал мне, открыл саквояж... а там - целая обувная мастерская! В саквояже было несколько пар перчаток рабочих, он выбрал одни, одел их, снял одну туфлю с моей ноги, расшнуровал, и стал обрабатывать каким-то раствором...
- Сначала надо размягчить всю старую грязь! Потом снять всё, что вы сюда намазюкали за три года... (точно! Три года туфлям!), потом надо нанести слой специального крема, потом...- Он подробно стал рассказывать технологию обработки обуви.
Вокруг собрались зеваки, многие откровенно посмеивались.
- Мои туфли тоже за 500 тенге по такой технологии будешь обрабатывать,- как-то презрительно ухмыляясь, спросил очень солидно... богато одетый мужчина, казах...
Чистильщик глянул вскользь на его туфли:
- Ага! Ваши туфли - дешёвка! Их так обрабатывать, это оскорбление моей профессии! Им достаточно обтирать сухой тряпочкой, пока новые... Вполне для вас хватит 50 тенге почистить...
- Ты что такое говоришь?! Я их за 200 баксов купил...-Начал было возмущаться мужчина...
- В Китае? - Переспросил чистильщик.
- Да,- растерянно ответил мужик...
- Ага, им цена 25 долларов. Это не кожзам, это новая технология, когда из обрезков кожи прессуют, и вот такое барахло потом делают. А вот у агашки туфли - чистая кожа! Сшито вручную мастером... Но ухода не было... К хорошей вещи, нужен хороший уход! Вы ж не будете делать евроремонт в сарае? Так и с любой вещью! И хорошая вещь любит хорошего человека! Почему? Потому что хороший человек относится с уважением ко всем - и к людям, и к вещам! И потому, хороший человек всегда достоин хорошего отношения!
- Почём брал,- спросил мужик у меня. - Где брал, когда?
- В Москве, три года назад... За 100 долларов...
Чистильщик, так обрабатывая мои туфли, разглагольствовал о жизни. Тот богатый дядя, куда-то ушёл, видать стал стесняться своих дешёвых туфлей. А к этому обувному философу выстроилась очередь. Всем хотелось узнать к какой категории людей они относятся.
Лет так 25 назад, был такой случай... Стою в аэропорту г. Алматы... Жду прилёта самолёта. По залу ходит мужик со складными стульями на спине и каким-то большим саквояжем в руках. И ходит, вниз смотрит, смотрит... Дошёл до меня и остановился. Уставился на мои туфли, осмотрел их и поднял на меня глаза...
- Хорошие туфли! Итальянские... ручная работа... Только вот ухода за ними давно не было!- Я кивнул головой - не было!- Я бы мог привести их в надлежащее состояние... за 500 тенге, для вас!
Тогда 500 тенге было серьёзной суммой в хозяйстве! Водка стоила 80 тенге. Хлеб - 25 тенге... Я осмотрел его саквояж, задумался... До прилёта было ещё полчаса...
- Хорошо, согласен!
Мужик снял со спины складные стулья. один дал мне, открыл саквояж... а там - целая обувная мастерская! В саквояже было несколько пар перчаток рабочих, он выбрал одни, одел их, снял одну туфлю с моей ноги, расшнуровал, и стал обрабатывать каким-то раствором...
- Сначала надо размягчить всю старую грязь! Потом снять всё, что вы сюда намазюкали за три года... (точно! Три года туфлям!), потом надо нанести слой специального крема, потом...- Он подробно стал рассказывать технологию обработки обуви.
Вокруг собрались зеваки, многие откровенно посмеивались.
- Мои туфли тоже за 500 тенге по такой технологии будешь обрабатывать,- как-то презрительно ухмыляясь, спросил очень солидно... богато одетый мужчина, казах...
Чистильщик глянул вскользь на его туфли:
- Ага! Ваши туфли - дешёвка! Их так обрабатывать, это оскорбление моей профессии! Им достаточно обтирать сухой тряпочкой, пока новые... Вполне для вас хватит 50 тенге почистить...
- Ты что такое говоришь?! Я их за 200 баксов купил...-Начал было возмущаться мужчина...
- В Китае? - Переспросил чистильщик.
- Да,- растерянно ответил мужик...
- Ага, им цена 25 долларов. Это не кожзам, это новая технология, когда из обрезков кожи прессуют, и вот такое барахло потом делают. А вот у агашки туфли - чистая кожа! Сшито вручную мастером... Но ухода не было... К хорошей вещи, нужен хороший уход! Вы ж не будете делать евроремонт в сарае? Так и с любой вещью! И хорошая вещь любит хорошего человека! Почему? Потому что хороший человек относится с уважением ко всем - и к людям, и к вещам! И потому, хороший человек всегда достоин хорошего отношения!
- Почём брал,- спросил мужик у меня. - Где брал, когда?
- В Москве, три года назад... За 100 долларов...
Чистильщик, так обрабатывая мои туфли, разглагольствовал о жизни. Тот богатый дядя, куда-то ушёл, видать стал стесняться своих дешёвых туфлей. А к этому обувному философу выстроилась очередь. Всем хотелось узнать к какой категории людей они относятся.