Новые истории - основной выпуск

ТВ-передача местного телевидения типа «Перехват». Прямой эфир. Мелкая
авария: парень на Форде зацепил киоск. Корреспондент с микрофоном
пытается уговорить водителя ответить на несколько вопросов. Тот не
желает, уворачивается от камеры. Но немного подумав вдруг соглашается.
Оператор ловит его в кадр и звучит вопрос:
- Как вы умудрились на ровном месте налететь на киоск? Вы наверно
отвлеклись, разговаривали по мобильному?
Водитель:
- Продается Форд Фокус 2007 года, двигатель 1,6, правая передняя часть,
сами видите, немного битая…

Перед уходом в армию я прощался с дедом и он спросил:
- Ты Швейка читал?
- Нет, говорю.
- На, вот возьми почитай, и будь в армии Швейком, тогда служба твоя
легче пойдет.
В поезде по дороге в часть, я проглотил эту книжицу и вправду стал ее
главным героем. Не то что бы мне было легче, но веселее безусловно. Я
устраивал спектакли из чего угодно, например: У нашего взвода
комсомольское собрание. Командир взвода - старлей:
- Товарищи комсомольцы, у нас в стране перестройка и ускорение, поэтому
предлагаю вызвать первый взвод на соцсоревнование, какие будут
предложения?
Поднимаю руку, получаю слово:
- Товарищ старший лейтенант, я предлагаю не вызывать их на соревнование.
Так и им спокойнее и мы не проиграем...
- Что за ерунда, это странная позиция, а как же померяться силами и
умениями в настоящем соревновании, отстоять честь нашего четвертого
взвода?
Опять беру слово:
- Раз у нас гласность и открытость, то скажу за себя. Лично от меня не
зависело, попасть в наш взвод или нет, без меня решили, даже в каком
городе я буду служить и даже в какой республике. Так же никто не
спрашивал, в каких я желаю служить войсках. Я, например, желал бы
служить в разведке, лежал бы на своем домашнем диване и разведывал бы,
что сегодня по телику. Так, что если честно, то я дорожу честью нашего
взвода точно так же как и первого.
Старлей начал терять лицо:
- Ах так, тогда вы в субботу вместо кино, будете подметать
спортгородок!
Беру слово:
- Поскольку мы тут люди подневольные, и будучи на свободе ни за что бы
не пошли на черно-белое кино про красный Туркестан, то нам все равно -
та неволя или эта.
Мои товарищи меня поддержали:
- Лучше на воздухе в цветном спортгородке, чем в душном черно-белом
кино.
Я продолжаю:
- Да и потом, мне кажется, что член комсомольской организации, не должен
грозить репрессиями всей комсомольской организации взвода.
Старлей позеленел и заорал: Вы не понимаете, уроды, если мы не
проголосуем за мое предложение, то меня вздрючат в штабе, а я буду
дрючить вас!!!
Поднимаю руку:
- Товарищи комсомольцы, предлагаю проголосовать за предложение командира
взвода и вызвать этот несчастный первый взвод на соревнование, чтоб
нашего командира не вздрючили в штабе. Кто за?
Старлей закрыл голову руками и тихо шептал под нос:
- Что, блядь, я тут делаю....?
В результате вместо часовой борьбы со сном, мы весело провели время.
А самый первый раз, когда я "включил" Швейка, был в первые дни службы,
когда командир роты спросил:
- Есть ли бытовые жалобы?
Я честно признался, что у меня какое-то куцее и короткое одеяло, ноги из
под него торчат. Капитан «включил Петросяна»и выдал солдатскую шутку
допетровской эпохи:
- Одеяло короткое? А ты отрежь от него полоску сверху и пришей внизу,
там где ноги.
Все заржали, кроме меня. Назавтра, когда мои сержанты доложили
командиру, что я так и поступил, командир, посмотрев на мое сшитое
белыми нитками одеяло, спросил: - Ты что, идиот…? Я ответил: - совет и
вправду странный, но я подумал, что Вы не посоветуете ничего плохого,
что навредит Вашему подчиненному или имуществу роты. Капитан сразу
приказал выдать мне новое и больше со мной не шутили ни офицеры, ни
сержанты, а я спал под большим нулЕвым, теплым одеялом и про себя
благодарил своего дедушку Васю.

Один из рассказаов моей бабушки про ее жизнь. Запомнилось с детства.

--

Поехали мы с мужем его родных навестить в деревню. Это еще в самом
начале было, я еще не рожала. Ну, приехали, подарки подарили, отметили,
как полагается. Со всеми познакомились. Тут воскресенье подошло, надо в
церковь идти. Я гляжу, на улице теплынь, солнышко, а они все в галошах
(бабушка так говорила – в галошах) по пыли прутся. Я спрашиваю: «Вань,
чего это они, в галошах-то?» - сама-то я по сухой погоде ботиночки
надела. «Показывают, что живут богато. Вещь покупная, в огороде не
растет.»

Пришли в церковь, батюшка службу ведет. А все меня разглядывают и,
слышу, шепчутся: «Каку бедну Ванька-то взял – даже галош для церкви
нету!»

Дня два, что ли, прошло, дожди зарядили. Я по грязной погоде стала
галоши надевать. Раз Ванька с улицы приходит, смеется: «Теперь говорят –
нет, богату Ванька за себя взял, по такой грязи галоши гваздать не
боится!»

Было это еще в Союзе.
В 60-х годах, один молодой человек, сделал своей молодой жене подарок.
Заказал приятелю кольцо из обычной стали, а, будучи сам химиком, сделал
на него золотое напыление. Получилось довольно увесистое украшение и
очень ценное на вид по тем временам.
Лет через десять, отдыхая по путевки с мужем где-то на Черном море, эта
дама, стоя у борта прогулочного теплохода, обронила это кольцо в море.
На глазах всей группы. Нырять глубоко, да и корабль должен отплыть,
поэтому народ (из их же группы отдыхающих) в основном сочувствовал. Хотя
некоторые предлагали попробовать достать веревкой с крючком, кто-то
предлагал взять у команды шест. А один седой и очень пьяный мужчина, с
трудом ворочая языком, говорил:
- Магнит надо, магнит.
Его конечно все затыкали:
- Мол, неуч ты и двоечник, магнитом тут не поможешь. Иди, проспись.
Муж с женой немного посуетились для вида, кольцо особой ценности не
имело, но признаться им было неудобно. Так и отплыли, оставив кольцо на
дне.
Но мужа событие заинтриговало. Подошел он как-то к этому седому мужчине:
- Мы с вами раньше не встречались?
Тот:
- Не напрягайте память, мы незнакомы. И я прекрасно понимаю, почему вы
подошли. Просто я ювелиром сорок лет работаю, как палец вашей жены
увидел, сразу чухнул.

Покупал прошлым летом себе автомобиль. Всю автобарахолку облазил, ничего
подходящего не было. А тут на выходе, уже за территорией, скромненько
так, под кустиком припарковалась старенькая копейка года так семьдесят
лохматого грязно-поносного цвета. И надпись на заднем стекле, точнее не
надпись, а крик души: «ПРОДАТЬ БЫ».

Политкорректно!

Запомнился один студент с трудом угадываемого пола, наглый, немытый,
прыщавый, вонюченький. На экзамене мычит что-то дикое, но совершенно не
стесняется своего невежества, наоборот, вовсю нахальничает. Я ему выношу
вердикт: ничего, мол, не знаете, в следующий раз приходите. И только
если сумеете подготовиться - иначе бессмысленно. И вдруг этот бандерлог
мне внятно так заявляет: "я не знаю? Ну, эээ, Вы мне того, самооценку-то
не занижайте!"

Пара сюжетов в маршрутке
.. Еду в маршрутке, номер 10А. Заходит девушка (Д), садится, поехали.
Спрашивает у водилы(В),
Д: Скажите это 10 или 10А
В: А Вам какую нужно, 10?
Д: А мне все равно..

... Тетечка преклонного возраста, такая, домашняя, звонок на мобилу, она
спокойно начала чего то там тереть, потом запыхтела и буквально вкрик "И
передай Маше, что ТАКИМ способом я ей Москву завоевывать не разрешаю".

Эпиграф:
"Люблю чеснок - он колбасой пахнет"
К. И. Чуковский "От двух до пяти".

Когда я был маленьким, ну на заводе работал. И нас молодых специалистов,
как самых ценных кадров, тогда ещё в 80-е годы посылали с оказанием
шевской помощи селу, короче пахать в колхоз. Кормили там не очень, а
грубо говоря хреново, ну мы промышляли на местных огородах, где картошки
нароем, где огурчиками разживемся и т. д. А вечером кто куда, как в
песне поётся "все подружки по парам в темноте разбрелися". Была и у меня
подружка.

Но однажды вечером захотелось мне деликатеса под названием "хлеб с
чесноком", ну наелся значица и никуда не пошёл. Товарищи все разбрелися,
а я в гордом одиночестве в комнате лежу и перевариваю деликатес.

Тут приходит моя подруга, жили-то мы в соседних комнатах, и спрашивает:
" Чё мол не припёрся?". "Да так мол говорю - устал". Ну она ложится
рядом и мы начинаем светскую беседу, я то морду отворачиваю, чтобы не
так чесноком пёрло, смотрю она тоже отворачивается, ну, думаю. поняла
причину моей усталости, и продолжаем разговор. Потом она и спрашивает:
"Чё мол отворачиваешься? Я то мол чеснока совсем немного скушала". и тут
я как заржу и говорю, что я-то потому и не пришёл, что сам чеснока
нажрался.

Вот такая история, а не спроси она так бы оба и думали, что друг на
друга смотреть не можем потому что чеснока наелись.

История, якобы случившаяся с Иваном Охлобыстиным (ДМБ, Интерны и
прочее). От лица автора, с незначительными купюрами.

"Осенью 1984 года, за два месяца до дембеля, я чуть не попал под
трибунал, но был взят на поруки и сослан с другими двумя дембелями —
Сергеем К. и Андреем И. дожидаться дембеля на стрельбище.

Стрельбище находилось в 20 километрах от расположения нашей части, под
Ростовом-на-Дону. Объект представлял собой бескрайние пространства,
огороженные бетонным забором. Видимо, к объекту потеряли интерес давно,
поскольку бетонные «стаканы», куда вставляли плиты, даже не потрудились
залить бетоном, лишь подбили с четырех сторон деревянными клиньями.

Жили мы с однополчанами в ветхом передвижном фургоне у дороги. Каждую
неделю полковой «уазик» завозил нам пять банок просроченной тушенки, два
батона черного хлеба и пачку чая. Есть мы хотели ужасно. Молодые ребята,
растущие организмы — в общем, что говорить. Командир находящегося в трех
километрах «чушка» — подсобного хозяйства, по кличке Фюрер, сразу
предупредил, что подкармливать нас не намерен. Приходилось думать самим.
На расстоянии 8 километров, располагалось полузаброшенное кладбище.
Серега первый придумал собирать с могил годные к употреблению продукты,
которые оставляли на помин души родственники усопших. Чаще всего это
были конфеты (с тех пор я не люблю сладкое), еще были плавленые сырки и
вафли. Но этой ерундой разве наешься!? Потом Андрюха предложил поймать
одну из жирных кладбищенских собак, которые стаей мотались по кладбищу.
С помощью нехитрого, проволочного приспособления мы поймали черного
кобеля, и опытный Серега вечером потушил зверюгу. Так мы, первый раз за
две недели после приезда, плотно поужинали. С того дня поголовье
кладбищенской стаи начало стремительно уменьшаться, пока стая не была
съедена вся. За собаками в пищевой рацион были включены змеи, ядовитые в
том числе. Мы целыми днями ходили с палками по ростовским просторам и
ловили змей.

Наступил прохладный ноябрь, змеи попрятались, новых собак на кладбище не
завелось, от шоколадных батончиков мутило. Наш вагончик продувало
насквозь. Топить вагончик приходилось деревянными колышками, которые
удерживали бетонные плиты от падения. Колышки мы вынимали «вальтом», по
диагонали, чтобы плиты не падали. То бишь из четырех колышков брали два
с разных сторон. Я так подробно описываю всю эту ерунду, чтобы вам было
удобнее представить картину произошедшей трагедии.

Семнадцатого ноября, по ранее установленному графику, за колышками пошел
Андрюха. Недисциплинирован был Андрюха. Это его и подвело — он поленился
обходить плиту и выдернул колышки с одной стороны. Само собой плита на
него и упала. Его спасло только то, что, падая сам, он угодил между
валяющейся там же ржавой бочкой и запасными бетонными стаканами.
Отделался однополчанин только отрубленной чуть выше локтя левой рукой.
Из-под плиты он выбрался сам и потерял сознание, уже доковыляв до
вагончика. В полном смятении я побежал на «чушок», там был телефон, и я
мог позвонить в часть. Серега принялся заматывать кровоточащую культю
какими-то тряпками и забивать «косяк», чтобы хоть как-то облегчить
страдания приятеля.

Я довольно быстро добежал до подсобного хозяйства и позвонил в часть. На
мое удивление начальство отреагировало сразу, и, когда я вернулся
обратно, Андрюху уже увезли в город, а «вдутый» по случаю до потери
связной речи Серега кашеварил у костра перед входом в вагончик.
Пережитое за это время потрясение и усталость лишили меня на время
способности к критическому мышлению. Я поел от души приготовленное
Серегой мясо, внутренне возблагодарив доселе равнодушное к нам
начальство за привезенный, дополнительный провиант и сел на железные
ступеньки любоваться уже выступившими на небосклоне звездами. Во рту
стоял приятный сладковатый привкус от съеденного ужина. В душе царил
сытый мир.

К полуночи Серега обрел обратно речь и обратился ко мне с вопросом: что
делать с отрубленной рукой? Я удивился, что ее не забрали с собой медики
и предложил утром закопать на кладбище. Приятель поддержал мое
предложение. Но меня смутил размер целлофанового пакета с останками,
который не мнительный Серега бросил под крыльцо. Больно маленький пакет
был. Я вытащил пакет обратно из-под крыльца и заглянул внутрь. Внутри
находилась отделенная, сведенная судорогой кисть и несколько кусков
абсолютно голой кости. Несколько секунд я отказывался верить своим
глазам и отгонял нахлынувшие нехорошие мысли. Потом я посмотрел в алые
глаза однополчанина, и тот, словно предваряя назревший вопрос, виновато
кивнул. Тошнить было уже поздно. Во рту опять появился приятный
сладковатый привкус. Я понял: теперь я всегда буду рассматривать людей
еще и с гастрономической точки зрения. Меня это не обрадовало. Я избил
дурака Серегу, съел припасенные на дембель полпачки димедрола и лег
спать.

Утром за рукой вернулся фельдшер Лукин, а с ним приехали начальник штаба
полковник Шаповалов и замполит подполковник Ожогин. И опять мне не
повезло: я проспал их приезд, а бесхитростный Серега тут же рассказал им
правду. До обеда Ожогин вопил на все стрельбище, что сошлет нас в
дисбат, а Шаповалов отговаривал его, мотивируя возможной дикостью
формулировки в рапорте.

— Ну и как ты себе, Коля, это представляешь? — говорил он замполиту. —
Сожрали руку однополчанина!? Да над нами до пенсии смеяться будут!
Воспитали папуасов! Срамота!

В итоге он его убедил, и мы вместе сожгли остатки отрубленной руки в
костре. Нам влепили по трое суток гауптвахты за нарушение формы одежды,
откуда мы и демобилизовались, заехав в часть только чтобы помыться и
переодеться.

Перед тем как разъехаться по домам, мы с Серегой навестили в госпитале
Андрюху и все ему честно рассказали. Он страшно смеялся и уверял нас,
что поступил бы на нашем месте так же. Обрадованный такой реакцией
Серега признался ему, что он очень вкусный, на свинину похож. Я
предпочел промолчать, хотя был не согласен. На индейку он похож.

Из Ростова в Москву меня везла какая-то модная иностранная машина с
водителем. Такие транспортные удобства мне создал уволившийся за полгода
до меня и ко времени моего дембеля возглавивший одну из самых мощных
преступных городских группировок Миша Б.

Я ехал сквозь украшенные инеем бескрайние поля, пил французский коньяк
из горла, слушал «Ниагару» и прилагал все усилия, чтобы не думать о
мясистой шее водителя, увенчанной сразу аж тремя золотыми толстыми
цепочками. К золоту я был тогда равнодушен."

P.S. Много лет спустя я рассказывал эту историю Кыссе. Она заливисто
хохотала и обвиняла меня в бесстыдном вранье, пока однажды к нам в гости
не заехал Миша Б. и не рассказал эту историю своими словами. С тех пор
эта история перестала нравиться моей возлюбленной."

Сегодня вечером еду в командировку. Надо вывезти аспирантов на первую в
их жизни конференцию. Волнуются, да и я рядом с ними что-то
взволновался. Вспомнил, как сам давным-давно, ещё в советские времена,
ездил на первую конференцию…
На конференцию выехало довольно много людей из нашего института.
Организаторы поместили меня в двухместный номер вместе с одним из наших.
Он славился в институте не совсем адекватным поведением, проще сказать –
частенько скандалил, весь, по рассказам, наливаясь злобой до багрового
цвета морды (простите – лица) и шеи.
Хотя это была моя первая командировка и первая конференция, но я
взволновался не столько по существу моего доклада, сколько ввиду
опасностей, связанных с пребыванием рядом со Славой.
Но у нас с ним за те три дня, что мы прожили вместе, не было ни единого
конфликта! И, так бы я и не увидел товарища во всей его красе, случай
помог.
Перед отлетом домой, я пошел в гостиничный буфет и пообедал. Звал и
Славу, но он отказался.
- Пойду, постою в очереди за курами. Надо домой привезти. А пообедаю в
аэропорту.
В аэропорт он приехал заранее. Пришел в буфет, а там шаром покати.
Только водка, больше абсолютно ничего! Даже хлеба и засохших сырков нет!
Слава разозлился, но сорвать злость было не на ком. Буфетчица беззвучно,
безвглядно и без единого жеста проигнорировала его возмущения. Увидел
наших сотоварищей, которые тоже ожидали рейс, но они позорно
ретировались, и никто с ним в дискуссию не вступил. Я тоже сообразил,
глядя на его взъерошенные волосы и красную морду, что лучше держаться от
него подальше. На посадке он что-то бурчал, но тоже ни с кем не смог
полноценно продискутировать.
А невысказанная злость копилась и копилась…
Наконец, сели в самолет. Его место – через проход от моего. Меня не
достать, плохо слышно, движки шумят. С другой стороны от него сидит
старушка. В общем, караул, злоба переполнила башку, скоро взорвется,
хоть сам с собой ругайся. Тут, на свою беду, с хвоста самолета по
проходу идет стюардесса, молоденькая, хрупкая девушка в форме. Она уже
миновала Славу, но он проворно вскочил, схватил ее за плечо, рванул,
развернул. Физиономия еще гуще налилась краской, и истошным голосом
завопил:
- Спаиваете народ! Что за безобразие, в буфете ничего нет! Одна водка!
Довели страну, жрать нечего! Это вам даром не пройдет!

На этом он резко остановился. Девушка реагировала, как надо: напугалась,
начала вырываться, Слава ее сразу отпустил и сел на свое сидение.
Всё!!! Он сбросил свой стресс, краски физиономии постепенно
восстановились, уже заулыбался и, судя по всему, в резко улучшимся
расположении духа, откинулся на сидение. Стюардесса в недоумении
постояла с открытым ртом, захлопнула его и молча ушла. После, при
раздаче леденцов и воды, чувствовалось ее напряжение при подходе к
нашему ряду, но Слава уже забыл про инцидент и весело поглядывал по
сторонам.

P.S. А ведь действительно даром не прошло. Нет той страны...

Приехали с любимой в лес, разбили палатку. Недалеко метрах в 200 -
маленькая речушка, а за ней - полно клубники! Место сказочное! Радуемся,
как дети ну и и занимаемся взрослыми глупостями. Вдруг слышим, к речке
подъехала легковушка, двери распахиваются и из каждой выходит по мужику
или бабе. И у каждого в руках что-нибудь: корзина, ведро, бидон, либо
удочка. Девушка моя усмехается эдак: «О, добытчики понаехали».
Ну, мы не за этим приехали, надо дело начатое продолжать.
Только вот во время этого самого «дела» Любимая моя никогда не была
молчуньей, и на этот раз в самый ответственый момент превзошла-таки
саму сирену.
Немного погодя после содеянного слышим из палатки, как двери легковушки
захлапываются и машина трогается с места.
Переглядываемся с Любимой, шутим: наверное, нас испугались…