"...Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему убеждению моему,
самому полному и непреодолимому, - не будет у России, и никогда еще не
было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов,
как все эти славянские племена... ... чуть только их Россия освободит, а
Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне,
не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я
ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться
не буду, потому что знаю, что все точно так именно сбудется, как я
говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян,
совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно
потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с
славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же
они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что
выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и
покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и
Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они
непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и
убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью,
напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении
мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так
Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, "имея в виду
расширение границ и основание великой Всеславянской империи на
порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому
племени".
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России
и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей
идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если
эти идеи перестанут жить в нем, - коченеет, калечится и умирает в язвах
и в бессилии. Нынешнюю, например, всенародную русскую войну, всего
русского народа, с царем во главе, подъятую против извергов за
освобождение несчастных народностей, - эту войну поняли ли наконец
славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны
славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как
устроятся, - признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для
освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают!
Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не
будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно
сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощию Европы,
которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела
ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их.
Это хитрое учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии
оно неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало
того, даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно
трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут
заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию,
сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что
значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут все
величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой
поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в
таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и
даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на
весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей
европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный
северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник
европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление,
парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это
чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в
парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что
после долгой парламентской бури пало наконец министерство в Болгарии и
составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний
Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель президента совета
министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные
славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся
европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем
постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом
славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут
вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга
интриговать.
Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно
обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать,
сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в
любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в
минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству,
была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то,
конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо
притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут
даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно
согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой
влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки
и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане,
как исчезают несколько отдельных капель воды в море.
России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и
даже, может быть, обнажать за них меч при случае... "
Ф. М. Достоевский "Дневник писателя" 3 гл.
Содрал цитату у Шурыгина.
03 мая 2008
Копии историй
Меняется каждый час по результатам голосованияРасскажу вам, ребята, как в 90-х годах ограбили мою соседку по бизнесу
Алену – напомню, кто не читал первую историю, что у нее ларек был рядом
с моим.
Однажды она решила взять к себе на работу продавца – надоело самой
трудиться. Пришел белобрысый парнишка наружности самой непримечательный,
вызвался работать за сумму малую. Настолько малую, что Алена была просто
счастлива. Записала его паспортные данные, оформила трудовой договор.
Работай.
Ночью подходит этот тип к моей палатке и говорит:
- Пластиковых стаканчиков нет? Нужно штук пятьдесят.
- Есть.
- Наличных у меня нет. Но могу за них дать, - чешет в затылке, - две
бутылки "Абсолюта".
Я хоть и удивился такой щедрости, ответил мгновенно:
- Идет.
Выдал ему стаканы, он мне пару бутылей.
Минут через десять слышу шум праздника – крики, смех, некто громко
произносит тосты. Выглянул – солирует белобрысый. Ларек открыт, вокруг
куча народу. Заметили меня.
- Будешь? – в руке бутылка "Амаретто". – У меня сегодня День рождения.
- Давай.
Белобрысый угощает всех. Алкоголь льется рекой. А народ все
подтягивается и подтягивается. Причем, судя по разговорам, половина
присутствующих – случайные люди, проходили мимо. Присутствовали и
милиционеры, пили вместе со всеми. И таксисты. И даже проститутки. И все
это время рядом стояло такси под парами.
Через некоторое время началась форменная вакханалия – из палатки стали
выносить все, что только можно. Белобрысый – бухой в дупель хохочет и
орет:
- Забирай все, мне для хороших людей ничего не жалко.
- Щедрый ты, парень, - говорю, - и богатый, наверное.
- Нет, - отвечает, - просто паспорт не мой, я туда только фотографию
вклеил, и все дела. – Сел в такси и уехал. Больше ни я, ни Алена его не
видели.
Пришлось ей потом, чтобы не сильно убивалась, одну из двух бутылок
отдать.
Алену – напомню, кто не читал первую историю, что у нее ларек был рядом
с моим.
Однажды она решила взять к себе на работу продавца – надоело самой
трудиться. Пришел белобрысый парнишка наружности самой непримечательный,
вызвался работать за сумму малую. Настолько малую, что Алена была просто
счастлива. Записала его паспортные данные, оформила трудовой договор.
Работай.
Ночью подходит этот тип к моей палатке и говорит:
- Пластиковых стаканчиков нет? Нужно штук пятьдесят.
- Есть.
- Наличных у меня нет. Но могу за них дать, - чешет в затылке, - две
бутылки "Абсолюта".
Я хоть и удивился такой щедрости, ответил мгновенно:
- Идет.
Выдал ему стаканы, он мне пару бутылей.
Минут через десять слышу шум праздника – крики, смех, некто громко
произносит тосты. Выглянул – солирует белобрысый. Ларек открыт, вокруг
куча народу. Заметили меня.
- Будешь? – в руке бутылка "Амаретто". – У меня сегодня День рождения.
- Давай.
Белобрысый угощает всех. Алкоголь льется рекой. А народ все
подтягивается и подтягивается. Причем, судя по разговорам, половина
присутствующих – случайные люди, проходили мимо. Присутствовали и
милиционеры, пили вместе со всеми. И таксисты. И даже проститутки. И все
это время рядом стояло такси под парами.
Через некоторое время началась форменная вакханалия – из палатки стали
выносить все, что только можно. Белобрысый – бухой в дупель хохочет и
орет:
- Забирай все, мне для хороших людей ничего не жалко.
- Щедрый ты, парень, - говорю, - и богатый, наверное.
- Нет, - отвечает, - просто паспорт не мой, я туда только фотографию
вклеил, и все дела. – Сел в такси и уехал. Больше ни я, ни Алена его не
видели.
Пришлось ей потом, чтобы не сильно убивалась, одну из двух бутылок
отдать.