Непристойные стишки

Когда б меня природа не манила,
Иль, если б я, унявши свою прыть,
Упав с обрыва, стал совсем дебилом,
То стал бы с карлицею жить ...

Я так и сделал, что мне трудно, что ли,
Упал с обрыва - стал совсем дурен,
И карлицу нашел в песке, на моле,
И вот мне память возвращает этот сон:

Мне были так милы ее повадки,
И энурез, она ведь "Водолей",
И голос, и на шее складки,
И бахрома неистовых соплей ...

И восхищался я ее глазами,
Впивась в них, как в сладкий фрукт оса,
И мог ведь долгими закатными часами
Ловить их взгляд (она была косА) ...

А эти руки, маленькие очень,
Я созерцал, усевшись у окна,
И поступь легкую в бескрайней синей ночи, (
Рук не было, нога была одна ...)

Ее каштаново-коричневые кудри,
Уж их я не забуду ни по чем,
Ведь я не видел их, я вам мозги не пудрю,
Она и лысою была при этом всем...

Ты скажешь мне, а чтоже в ней нашел ты,
Ну где же страсть, изящество и пыл,
И я тебе отвечу, да пошел ты ... ,
А может быть, пупок в ней главным был ...

Завязанный старинным штрампель-блотом
(Свои узлы зовут так моряки)
Свисал он до колена, став оплотом
Для игр моих в часы глухой тоски ...

Конечно, рост ее меня совсем не тешил,
Но вес ..!, такого больше нет ни у кого,
Как смачно ей пинки я сходу вешал,
А как она летела ............ О-ГО-ГО!!!

Крича и на лету пупком болтая,
Она парила в сторону дверей,
Но крик не слыша свой (она была глухая),
Их отворяла головой своей ...

Поэтому и нос ее был сломан,
А уши ширились, прям парусам под стать,
Она всегда кричала тот же слоган,
Не помню точно, вроде, "Я учусь летать!"

Но что-то в нашей жизни не сложилось,
И умерла она ... , наверно, от любви,
Я помню, даже дверь переломилась,
А я, вот черт, испачкался в крови ...

А счастье было близко, во те, на те ...,
Я так страдал, меня свели к врачу,
И вот лежу теперь, как все, в шестой палате
И с Башлачевым вместе песенки строчу ...

Присунул я тебе едва, как закружилась голова
и сердце бешено забилось
теперь с утра и до утра лечусь у местного врача
не забывайте о резине

Реалистичное

По вечернему вокзалу,
как по улице центральной,
бомж с бомжихою гуляли
светской жизни предаваясь.
Ароматы тел немытых
были так бодряще свежи,
что в мужском бомжовом сердце
встрепенулся кто-то нежный.
И прижав костлявым боком
разомлевшую подружку:
"я-ть люблю тебя, Матреха",
просипел он ей на ушко.
Был декабрь. То снег,
то слякоть, но страстей
слепая буря опрокинула и смяла
и уже в грязи, целуясь,
они вспомнили, что чееерт!
из горла вино те-чеееееееет...

Я сейчас домой приду,
На кроватку упаду,
И пиписочку свою кудрявую
ДУ-ДУ
Ой ДУ-ДУ!