Её зовут Тилли Смит. И она доказала, что один школьный урок может стать разницей между жизнью и смертью..
Утром 26 декабря 2004 года Тилли гуляла со своей семьёй по пляжу Май Кхао в Пхукете, Таиланд. Это был их первый совместный зарубежный отпуск — рождественский подарок.
Пляж был прекрасен. Погода — идеальной. Но что-то было не так.
Тилли заметила, что море ведёт себя необычно.
«Оно не было спокойным и не уходило и не возвращалось, — вспоминала она позже. — Оно просто приходило и приходило».
Вода стала пенистой, «как пена у пива», — говорила она. «Она будто шипела».
Любой другой 10-летний ребёнок просто удивился бы. Тилли точно знала, что это значит.
Всего за две недели до этого на уроке географии в школе Danes Hill в графстве Суррей их учитель Эндрю Кирни показал классу чёрно-белые кадры цунами 1946 года, разрушившего Гавайи. Он объяснил признаки надвигающегося цунами: необычное поведение океана, сильное отступление воды, пузырящуюся пену.
И именно эти признаки Тилли увидела перед собой.
Она начала кричать родителям: «Будет цунами!»
Ей не поверили. Никакой волны не было видно. Небо было ясным. Пляж — спокойным.
Но Тилли не сдавалась. Она становилась всё настойчивее и напуганнее.
«Я ухожу, — сказала она. — Я точно ухожу. Цунами будет».
Её отец, Колин, услышал тревогу в её голосе и решил довериться дочери.
По совпадению рядом оказался японец, говоривший по-английски. Он услышал слово «цунами» и вспомнил, что недавно в новостях говорили о землетрясении на Суматре. «Думаю, ваша дочь права», — сказал он.
Колин сообщил персоналу отеля. Пляж начали срочно эвакуировать.
Мама Тилли, Пенни, уходила одной из последних. Ей пришлось бежать — вода уже неслась за ней.
«Я бежала, — вспоминала она, — и думала, что сейчас умру».
Им удалось добраться до второго этажа отеля буквально за секунды до удара волны.
А потом пришло цунами.
Высотой около 9 метров.
Всё на пляже — лежаки, пальмы, обломки — было смыто в бассейн и дальше. «Даже если бы ты не утонул, — говорила позже Пенни, — тебя бы обязательно ударило чем-нибудь».
Цунами в Индийском океане в 2004 году унесло жизни более 230 000 человек в 14 странах. Целые пляжи Пхукета были уничтожены. Погибли тысячи людей.
Но на пляже Май Кхао не погиб ни один человек.
Потому что 10-летняя девочка внимательно слушала на уроке географии.
Тилли назвали «Ангелом пляжа». Она получила специальную награду Томаса Грея от Морского общества, была признана «Ребёнком года» французским журналом, выступала в ООН и встречалась с Биллом Клинтоном.
Её история сегодня изучается в школах по всему миру как пример того, почему образование в сфере безопасности жизненно важно.
Её отец Колин до сих пор думает о том, что могло бы случиться. «Если бы она нам не сказала, мы бы просто продолжили прогулку, — говорит он. — Я уверен, мы бы погибли».
Сегодня Тилли 30 лет. Она живёт в Лондоне и работает в сфере аренды яхт.
И до сих пор она говорит, что всем обязана своему учителю географии Эндрю Кирни.
«Если бы не мистер Кирни, — сказала она в ООН, — я, скорее всего, была бы мертва. И моя семья тоже».
Две недели. Один урок. Сотни спасённых жизней.
Из сети
15.12.2025
Несмешные истории
Недавно смотрел по телевизору передачу о том, как много людей на земле живут в пещерах. Почему я так ею заинтересовался. Вероятно, потому, что она мне напомнила детство. Хотя дом у нас был и совсем не под землей и даже не в пещере, но желание пацана сделать что-то свое, повело меня именно по этому пути. На неиспользуемом куске огорода, который находился в углу от бани и пристроя я начал рыть. Планируя возвести там землянку, где с друзьями можно было организовать штаб или что-то типа того. Из пристроя на этот участок выходило окно и мое грандиозное строительство не осталось не замеченным. Батя, сначала посмотрел на него из помещения дома, а потом заинтересованный вышел наружу, обогнув баньку.
- Копаешь? – поинтересовался он.
Я, отирая рукавом со лба пот только утвердительно кивнул головой.
- А что копаешь? – не отставал он.
И я выложил все как на духу. И про штаб и про частную собственность.
- Хм… - сказал батя и ушел в дом.
Не успел я углубится еще на один штык лопаты по контуру землянки, как он появился вновь.
- Мы там, когда делали пристрой закладывали под ним погреб. Хороший, брусовой, где-то три на два и глубиной метра два. Но до ума не довели, так до сих пор старым под домом и пользуемся. А потом еще в пристрое пол застелили оргалитом, сейчас наверное уже и не найдем где люк планировали сделать. А тебе грех таким помещением не воспользоваться. Так, что если хочешь копай проход. – И опять ушел.
Как не крути, а предложение было разумно. Я сел на выкопанную землю, пораскинул мозгами и понял, что для стен в земляке бруса мне точно не дадут. А тут такой подарок. И начал копать с торца пристроя. Углубляясь под фундамент.
Долго ли коротко я это делал уже и не помню, но факт остается фактом, когда я уперся в брус стены погреба. Пока я рассуждал о дальнейших действиях в проход кряхтя пролез батя. Покрутив головой и подсвечивая себе фонариком, он произнес:
- Ну неплохо, неплохо. Только вот боковые стенки надо бы укрепить досками, а-то земля будет постоянно осыпать. На спуске надо бы сделать ступеньки, а над входом навес и гидроотвод чтобы дождем не заливало. А проход в брусе я тебе пропилю, только ты отметь размер под двери.
Это заняло еще где-то месяц или полтора. Ведь все по нескольку раз приходилось переделывать, то там кривовато, то здесь косовато, но ближе к осени все было готово. Даже электричество с батиной помощью провел.
Испытал ли я счастье? Однозначно, да. Не знаю как другие, но в двенадцать лет иметь собственные апартаменты престижно. И ничего, что нету окон, но зато есть самолично сколоченный стол и лавки. А еще ко мне в гости приходили друзья перекинуться в картишки, домино, а с некоторыми можно было и в шахматы сразиться. Но главное свобода действий. Не мать ни отец никогда на мой офис не претендовали и только лишь для исполнения общих дел или моих обязанностей могли громко постучать ногой по полу, то бишь по моему потолку и вызвать на аудиенцию.
Но самое главное, что я для себя тогда отметил, там всегда было тепло. Никаких тебе сквозняков, ни откуда не дует, а от лампочки в сто ватт греет как от печки или камина. А уж если друзей набивалось с десяток, то приходилось и двери немного приоткрывать для нормализации температуры в помещении. А в жару на улице там спасительная прохлада.
Так, что понять тех, кто целыми городами и поселками закапывается в горы или под землю, я пожалуй могу. Кто-то конечно скажет, что ленивые и часть жизни потратит на приобретение тепла или прохлады, а я считаю, что вкапывающиеся под землю наиболее разумны.
- Копаешь? – поинтересовался он.
Я, отирая рукавом со лба пот только утвердительно кивнул головой.
- А что копаешь? – не отставал он.
И я выложил все как на духу. И про штаб и про частную собственность.
- Хм… - сказал батя и ушел в дом.
Не успел я углубится еще на один штык лопаты по контуру землянки, как он появился вновь.
- Мы там, когда делали пристрой закладывали под ним погреб. Хороший, брусовой, где-то три на два и глубиной метра два. Но до ума не довели, так до сих пор старым под домом и пользуемся. А потом еще в пристрое пол застелили оргалитом, сейчас наверное уже и не найдем где люк планировали сделать. А тебе грех таким помещением не воспользоваться. Так, что если хочешь копай проход. – И опять ушел.
Как не крути, а предложение было разумно. Я сел на выкопанную землю, пораскинул мозгами и понял, что для стен в земляке бруса мне точно не дадут. А тут такой подарок. И начал копать с торца пристроя. Углубляясь под фундамент.
Долго ли коротко я это делал уже и не помню, но факт остается фактом, когда я уперся в брус стены погреба. Пока я рассуждал о дальнейших действиях в проход кряхтя пролез батя. Покрутив головой и подсвечивая себе фонариком, он произнес:
- Ну неплохо, неплохо. Только вот боковые стенки надо бы укрепить досками, а-то земля будет постоянно осыпать. На спуске надо бы сделать ступеньки, а над входом навес и гидроотвод чтобы дождем не заливало. А проход в брусе я тебе пропилю, только ты отметь размер под двери.
Это заняло еще где-то месяц или полтора. Ведь все по нескольку раз приходилось переделывать, то там кривовато, то здесь косовато, но ближе к осени все было готово. Даже электричество с батиной помощью провел.
Испытал ли я счастье? Однозначно, да. Не знаю как другие, но в двенадцать лет иметь собственные апартаменты престижно. И ничего, что нету окон, но зато есть самолично сколоченный стол и лавки. А еще ко мне в гости приходили друзья перекинуться в картишки, домино, а с некоторыми можно было и в шахматы сразиться. Но главное свобода действий. Не мать ни отец никогда на мой офис не претендовали и только лишь для исполнения общих дел или моих обязанностей могли громко постучать ногой по полу, то бишь по моему потолку и вызвать на аудиенцию.
Но самое главное, что я для себя тогда отметил, там всегда было тепло. Никаких тебе сквозняков, ни откуда не дует, а от лампочки в сто ватт греет как от печки или камина. А уж если друзей набивалось с десяток, то приходилось и двери немного приоткрывать для нормализации температуры в помещении. А в жару на улице там спасительная прохлада.
Так, что понять тех, кто целыми городами и поселками закапывается в горы или под землю, я пожалуй могу. Кто-то конечно скажет, что ленивые и часть жизни потратит на приобретение тепла или прохлады, а я считаю, что вкапывающиеся под землю наиболее разумны.
4
Послать донат автору/рассказчику
Однажды Георгий узрел инфу, что Шенген теперича будут выдавать только однократный.
В принципе, и до этого с Шенгеном была та ещё эквилибристика. Заплати за платный бот, заплати посреднику, заплати за услуги визового центра. У счастливцев цена получения визы была 13 500 рублей, у тех, кто познал все горести – 50 000 (сейчас, говорят, и 70к). Купи билет через Тбилиси, Стамбул или Баку за 60-80к, оплати заранее отель. В Греции (и ещё где-то) в отель спрашивают и звонят – заселился ли ты? Если нет – аннулируют визу.
Собственно, Еврокомиссия может раздавать только рекомендации, а не приказы. Куча стран уже не выдают никакие визы (как Прибалтика, Чехия, Польша, Дания, Бельгия), некоторые – как Венгрия, Греция и Словакия сугубо однократные, под срок поездки. ФРГ вообще выдала 1 200 мультивиз в год, это капля в море. Лучше всего с мультивизами прославились Франция, Италия и Испания. Но там тоже – куча требований, не меньше 600к рублей (!!!) на счету, выписки из пенсионного фонда (!) и прочие приятности. Собственно, Франция обещает и дальше выдавать мультивизы на полгода и год. Но тут такое дело – они хозяева своего слова, могут его и назад взять.
Георгий чего хочет сказать. Он не ездил в Европу в отпуск уже лет десять: с тех пор, как возил подрастающие поколения в Рим и Париж. И то, можно сказать, он это делал не для себя. С тех пор – исключительно по работе. Его вот волновало, дадут ли ему Шенген, чтобы сделать проект к 80-летию Победы. Тут да – а остальное было по барабану. Стало безумно дорого (цены на отели и ж/д-билеты поднялись в 2,5-3 раза), полететь лоукостером нынче стоит, как раньше на «Эйр Франс» и «Люфтганзе». Вечером в крупных городах лучше одному не ходить, мигрантов стало очень много – и это не преувеличение. На въезде в Германию из других стран (сам испытал дважды) проверка виз, некоторых пассажиров разворачивают назад – типа, езжайте туда, откуда выдана виза. У французов самые успешные визы, люди получали на полгода, год. Некоторые – на два года, сказочно повезло.
Логика? Она убойная. Содрогнутся все, что в Европу ездить не дают, и пойдут бороться с режимом. На практике же такое вызывает только озлобление. Режим и мечтать прежде не мог – его граждане не мотаются в Европу, и тратят уйму бабла дома: недаром так охуительно вырос внутренний туризм. Бедный режим этого хер знает сколько лет бесплодно добивался, и тут ему Европа на блюдечке всё преподнесла. Народ не едет в Европу, своими глазами ничего не видит, кормится сугубо инфой из телевизора, и спускает деньги на родимых курортах: то-то ему счастье. Причём, как я вижу, до умного ЕС даже не доходит, что они добились ровно обратного. Им кажется – вот, спустя почти четыре года, разрешат выдавать лишь однократные визы – и всё, посыплется Кремль, в прах обратится.
Ну, что ж. Раньше редакция Георгия крутила по такой схеме – Европа-бывший СССР, да и всё. За последние же годы Георгий посетил Руанду, Уганду, Бангладеш, Танзанию (включая Занзибар), Шри Ланку, Саудовскую Аравию, Монголию, Кению, через неделю поедет в Оман. Он побывал на чайных плантациях, в нацпарках с зебрами и жирафами, посмотрел пустыню Гоби, и вкусил лобстера за 10 баксов. И эдакое (вот откровенно) ему куда больше по душе, чем 125 раз кататься по заезженному маршруту. Да, в Европе ему (в силу специфики образования) очень нравится Рим. Но при таком раскладе, что тебе уже открытым текстом долбят – ты здесь нежелателен, спасибо: бабло у Георгия не лишнее, он лучше потратит его в других местах. Обивать же пороги, и умолять «милостивцы, пустите отдохнуть за мои же деньги» - простите, нет. Мир не состоит из одной Европы, есть уйма мест, куда очень интересно поехать.
Само собой, Георгий никого не отговаривает, путешествия - личное дело каждого. Я лишь про себя скажу, что хуева туча денег за получение снисходительного согласия приехать, и отвратное отношение – не, мне не надо.
Честнее было бы с самого начала запретить все туристические визы, и не мучиться.
Но они ж, бедненькие, очень денег от нас хотят.
(с) Zотов
В принципе, и до этого с Шенгеном была та ещё эквилибристика. Заплати за платный бот, заплати посреднику, заплати за услуги визового центра. У счастливцев цена получения визы была 13 500 рублей, у тех, кто познал все горести – 50 000 (сейчас, говорят, и 70к). Купи билет через Тбилиси, Стамбул или Баку за 60-80к, оплати заранее отель. В Греции (и ещё где-то) в отель спрашивают и звонят – заселился ли ты? Если нет – аннулируют визу.
Собственно, Еврокомиссия может раздавать только рекомендации, а не приказы. Куча стран уже не выдают никакие визы (как Прибалтика, Чехия, Польша, Дания, Бельгия), некоторые – как Венгрия, Греция и Словакия сугубо однократные, под срок поездки. ФРГ вообще выдала 1 200 мультивиз в год, это капля в море. Лучше всего с мультивизами прославились Франция, Италия и Испания. Но там тоже – куча требований, не меньше 600к рублей (!!!) на счету, выписки из пенсионного фонда (!) и прочие приятности. Собственно, Франция обещает и дальше выдавать мультивизы на полгода и год. Но тут такое дело – они хозяева своего слова, могут его и назад взять.
Георгий чего хочет сказать. Он не ездил в Европу в отпуск уже лет десять: с тех пор, как возил подрастающие поколения в Рим и Париж. И то, можно сказать, он это делал не для себя. С тех пор – исключительно по работе. Его вот волновало, дадут ли ему Шенген, чтобы сделать проект к 80-летию Победы. Тут да – а остальное было по барабану. Стало безумно дорого (цены на отели и ж/д-билеты поднялись в 2,5-3 раза), полететь лоукостером нынче стоит, как раньше на «Эйр Франс» и «Люфтганзе». Вечером в крупных городах лучше одному не ходить, мигрантов стало очень много – и это не преувеличение. На въезде в Германию из других стран (сам испытал дважды) проверка виз, некоторых пассажиров разворачивают назад – типа, езжайте туда, откуда выдана виза. У французов самые успешные визы, люди получали на полгода, год. Некоторые – на два года, сказочно повезло.
Логика? Она убойная. Содрогнутся все, что в Европу ездить не дают, и пойдут бороться с режимом. На практике же такое вызывает только озлобление. Режим и мечтать прежде не мог – его граждане не мотаются в Европу, и тратят уйму бабла дома: недаром так охуительно вырос внутренний туризм. Бедный режим этого хер знает сколько лет бесплодно добивался, и тут ему Европа на блюдечке всё преподнесла. Народ не едет в Европу, своими глазами ничего не видит, кормится сугубо инфой из телевизора, и спускает деньги на родимых курортах: то-то ему счастье. Причём, как я вижу, до умного ЕС даже не доходит, что они добились ровно обратного. Им кажется – вот, спустя почти четыре года, разрешат выдавать лишь однократные визы – и всё, посыплется Кремль, в прах обратится.
Ну, что ж. Раньше редакция Георгия крутила по такой схеме – Европа-бывший СССР, да и всё. За последние же годы Георгий посетил Руанду, Уганду, Бангладеш, Танзанию (включая Занзибар), Шри Ланку, Саудовскую Аравию, Монголию, Кению, через неделю поедет в Оман. Он побывал на чайных плантациях, в нацпарках с зебрами и жирафами, посмотрел пустыню Гоби, и вкусил лобстера за 10 баксов. И эдакое (вот откровенно) ему куда больше по душе, чем 125 раз кататься по заезженному маршруту. Да, в Европе ему (в силу специфики образования) очень нравится Рим. Но при таком раскладе, что тебе уже открытым текстом долбят – ты здесь нежелателен, спасибо: бабло у Георгия не лишнее, он лучше потратит его в других местах. Обивать же пороги, и умолять «милостивцы, пустите отдохнуть за мои же деньги» - простите, нет. Мир не состоит из одной Европы, есть уйма мест, куда очень интересно поехать.
Само собой, Георгий никого не отговаривает, путешествия - личное дело каждого. Я лишь про себя скажу, что хуева туча денег за получение снисходительного согласия приехать, и отвратное отношение – не, мне не надо.
Честнее было бы с самого начала запретить все туристические визы, и не мучиться.
Но они ж, бедненькие, очень денег от нас хотят.
(с) Zотов
История о том, как я стал держателем Ключа от Всего, и что из этого вышло
Это случилось в один из тех дней, которые начинаются с хмурого неба и заканчиваются чувством, будто вселенная над тобой тихо посмеивается. Я шёл по берегу реки, пинал ржавые банки и думал о вещах, о которых обычно думают люди за тридцать: когда счёт в банке напоминает тест на беременность с одной полоской, а карьера похожа на бег по льду в носках.
Мой сапог ударил о что-то твёрдое. Не камень. Я отбросил комья грязи и увидел коробку. Не сокровища, не сундук. Обычную старую коробку из-под советских инструментов с маркировкой «Сделано в СССР». Краска облезла, а замок заржавел намертво. Я взял её. Из любопытства. Или потому, что в тот день мне некуда было спешить.
Дома я вскрыл коробку монтировкой. Внутри, на бархатной подкладке цвета увядшей вишни, лежал ключ. Не золотой, не инкрустированный. Обычный стальной ключ, чуть длиннее обычного, с витиеватым, но потёртым узором на головке. Под ним лежал пожелтевший листок бумаги с одним предложением, напечатанным на машинке: «Ключ подходит ко всему, что закрыто намертво. Ответственность — на держателе».
Я фыркнул. Мистификация. Чья-то шутка. Решил проверить от скуки. Подошёл к старому комоду, доставшемуся от бабушки. Ящик не открывался лет десять, замок заклинило. Вставил ключ. Повернул. Раздался тихий щелчок. Ящик открылся, словно его только что смазали.
По коже побежали мурашки. Я проверил на дверце заброшенного антресольного шкафа — открылось. На винтажном чемодане с утерянным кодом — щёлк, замки отскочили. Я провёл всю ночь, открывая всё, что было в квартире закрыто: старые дневники, секретер с потайным отделением, даже кодовый навесной замок на чемодане с зимними вещами, код которого я забыл ещё в прошлой квартире. Ключ работал. Всегда. Безотказно.
На следующий день я пошёл дальше. Соседка Мария Степановна, лет восьмидесяти, плакала на лестничной клетке. Она захлопнула дверь, оставив ключи внутри. Вызвала МЧС и ждала уже час. Я, сгорая от внутреннего трепета, предложил помочь «скрепкой». Отвёл её в сторону, вставил свой ключ. Дверь открылась. Она перекрестилась и назвала меня ангелом. Я чувствовал себя мошенником.
Мысль созревала медленно, подобно ядовитому плоду. Если ключ открывает всё… что мешает открыть не только двери? Я отправился в банк, где у меня был просроченный сейф, аренда которого закончилась три года назад. Меня бы не пустили. Но я выбрал момент, когда клерк отлучился, быстрым движением вставил ключ в замочную скважину массивной дверцы… и она открылась. Внутри лежали чужие бумаги и драгоценности. Я ничего не взял. Я просто закрыл её обратно. Моя власть была доказана.
Именно тогда я совершил роковую ошибку. Я решил поделиться. Не со всеми, конечно. Лишь с одним человеком — своим старым другом детства Антоном. Мы пили пиво, и я, опьянённый могуществом и хмелем, проболтался. Показал ключ. Открыл им нашу общую старую тайничку в стене гаража, о которой знали только мы двое. Его глаза загорелись не здоровым азартом, а иным, жадным огнём.
«Давай проверим на чём-то серьёзном», — сказал он на следующий день. И повёл меня к зданию районного архива ЗАГСа. К подвалу. Там была решётчатая дверь, за которой, по слухам, хранились дореволюционные метрические книги, а по версии Антона — «что-то ценное». Я колебался. Но авантюризм и давление друга сделали своё дело. Ключ щёлкнул в сложном замке. Мы вошли в пыльное подземелье со стеллажами. Никаких сокровищ. Только папки. Мы ушли. Но нас запечатлела камера, которую мы не заметили.
Через два дня ко мне пришли. Двое в строгих костюмах. Они не были из полиции. Они представились сотрудниками «Отдела нестандартных артефактов и аномальных явлений» при муниципалитете. Они говорили тихо, вежливо, и от этого стало в тысячу раз страшнее. Они знали о ключе. Зна́ли про гараж, про дверь соседки, про сейф. Они не угрожали. Они констатировали.
«Вы», — сказал старший, — «обладатель предмета категории „Безусловная Отмычка“. Их известно семь штук в стране. Все на учёте. Вы — восьмой. Неучтённый. Это проблема».
Меня не арестовали. Мне вручили «Уведомление держателя аномального объекта» и брошюру «Правила эксплуатации метафизических инструментов в быту». Ключ у меня не отобрали. Его зарегистрировали. Поставили на баланс как «инвентарный объект с ограниченным доступом». Мне выдали лицензию на его ношение и использование. С одним условием: ежемесячная отчётность.
И началась самая сюрреалистическая часть моей жизни. Я должен был заполнять формуляры. «Ф-А7: Отчёт об открытиях бытового характера». Следовало указывать: дата, объект (например, «заклинивший ящик стола»), результат («успешно»), последствия («извлечены носки»). Раз в квартал — комиссия. Три немолодых человека в кабинете без окон проверяли ключ, взвешивали его, измеряли и спрашивали: «Не возникало ли у вас желания открыть, условно говоря, врата в иное измерение? Шутка. Но в бланке отметьте».
Антон, узнав об этом, исчез. Перестал отвечать на звонки. Видимо, испугался. Моя сила обернулась канцелярской каторгой. Я мог открыть любую дверь в мире, но оказался заперт в клетке из отчётов и проверок.
Однажды, в особенно унылый понедельник, я получил срочный вызов от куратора. «Адрес такой-то. Ситуация нестандартная».
Я приехал в старый дом. В квартире на пятом этаже плакала женщина. Её кот, толстый рыжий Барсик, залез в стенную нишу за холодильником и не мог выбраться. Ниша имела дверцу, но та была наглухо заварена ещё советскими сварщиками. Вызванные спасатели развели руками — резать стену долго, шумно и дорого. Кто-то из соседей, видевший как-то мою историю с соседкой, проболтался «куда следует». Меня прислали как специальный инструмент.
Я подошёл к заваренной дверце. Вставил ключ в едва заметную замочную скважину, которой, по логике вещей, там быть не могло. Повернул. Ржавые швы с треском разошлись. Дверца отвалилась. Барсик, фыркая, выскочил прямо в стоявшую рядом миску с едой. Женщина рыдала от счастья. Мои сопровождающие из Отдела сделали пометки в планшетах: «Рабочий выезд. Цель: освобождение домашнего животного. Успешно.»
В тот вечер, заполняя форму Ф-А7, я в графе «моральное удовлетворение» впервые поставил галочку «да». Потом была история со сломанным сейфом в благотворительном фонде, где лежали документы. И с заржавевшим замком на насосной станции в деревне у бабушки моей двоюродной тёти.
Я не стал супергероем. Я стал государственным служащим с магической отмычкой. Мне платят небольшую зарплату как «техническому эксперту по работе с устойчивыми замковыми системами». У меня есть медицинская страховка и отпуск в двадцать четыре дня. Ключ хранится в специальном футляре-сейфе, который, по иронии, тоже закрыт на ключ. Обычный.
Иногда ко мне приезжают новички, получившие подобные предметы — ложку, которая всегда полна, или вечные спички. Мы пьём чай и жалуемся на отчётность. Они спрашивают: «А что ты мог бы открыть? Всё!» Я пожимаю плечами. Да, мог бы. Но теперь я знаю, что за каждой дверью, которую ты откроешь, найдётся другая — с формуляром, инвентарным номером и ежеквартальной комиссией. Абсолютная свобода оказалась абсолютной бюрократией. И, возможно, это и есть главный закон вселенной. Не физический, а социальный.
Мораль, если она кому-то нужна, проста: не ищи ключ от всех дверей. Ищи одну дверь, которая тебе действительно нужна. И будь готов к тому, что, открыв её, ты обнаружишь внутри не сундук с золотом, а стопку бумаг для заполнения. И, возможно, это и есть самое ценное сокровище — понимание того, что любая магия в этом мире рано или поздно получает штатное расписание и печать в паспорте. А истинная сила — не в том, чтобы открывать что угодно, а в том, чтобы знать, что именно не стоит открывать никогда. И мой ключ, как оказалось, не открывает эту последнюю, самую важную дверь — дверь к простой, не обременённой чудесами, жизни. Но я уже в процессе. Пишу заявление.
Это случилось в один из тех дней, которые начинаются с хмурого неба и заканчиваются чувством, будто вселенная над тобой тихо посмеивается. Я шёл по берегу реки, пинал ржавые банки и думал о вещах, о которых обычно думают люди за тридцать: когда счёт в банке напоминает тест на беременность с одной полоской, а карьера похожа на бег по льду в носках.
Мой сапог ударил о что-то твёрдое. Не камень. Я отбросил комья грязи и увидел коробку. Не сокровища, не сундук. Обычную старую коробку из-под советских инструментов с маркировкой «Сделано в СССР». Краска облезла, а замок заржавел намертво. Я взял её. Из любопытства. Или потому, что в тот день мне некуда было спешить.
Дома я вскрыл коробку монтировкой. Внутри, на бархатной подкладке цвета увядшей вишни, лежал ключ. Не золотой, не инкрустированный. Обычный стальной ключ, чуть длиннее обычного, с витиеватым, но потёртым узором на головке. Под ним лежал пожелтевший листок бумаги с одним предложением, напечатанным на машинке: «Ключ подходит ко всему, что закрыто намертво. Ответственность — на держателе».
Я фыркнул. Мистификация. Чья-то шутка. Решил проверить от скуки. Подошёл к старому комоду, доставшемуся от бабушки. Ящик не открывался лет десять, замок заклинило. Вставил ключ. Повернул. Раздался тихий щелчок. Ящик открылся, словно его только что смазали.
По коже побежали мурашки. Я проверил на дверце заброшенного антресольного шкафа — открылось. На винтажном чемодане с утерянным кодом — щёлк, замки отскочили. Я провёл всю ночь, открывая всё, что было в квартире закрыто: старые дневники, секретер с потайным отделением, даже кодовый навесной замок на чемодане с зимними вещами, код которого я забыл ещё в прошлой квартире. Ключ работал. Всегда. Безотказно.
На следующий день я пошёл дальше. Соседка Мария Степановна, лет восьмидесяти, плакала на лестничной клетке. Она захлопнула дверь, оставив ключи внутри. Вызвала МЧС и ждала уже час. Я, сгорая от внутреннего трепета, предложил помочь «скрепкой». Отвёл её в сторону, вставил свой ключ. Дверь открылась. Она перекрестилась и назвала меня ангелом. Я чувствовал себя мошенником.
Мысль созревала медленно, подобно ядовитому плоду. Если ключ открывает всё… что мешает открыть не только двери? Я отправился в банк, где у меня был просроченный сейф, аренда которого закончилась три года назад. Меня бы не пустили. Но я выбрал момент, когда клерк отлучился, быстрым движением вставил ключ в замочную скважину массивной дверцы… и она открылась. Внутри лежали чужие бумаги и драгоценности. Я ничего не взял. Я просто закрыл её обратно. Моя власть была доказана.
Именно тогда я совершил роковую ошибку. Я решил поделиться. Не со всеми, конечно. Лишь с одним человеком — своим старым другом детства Антоном. Мы пили пиво, и я, опьянённый могуществом и хмелем, проболтался. Показал ключ. Открыл им нашу общую старую тайничку в стене гаража, о которой знали только мы двое. Его глаза загорелись не здоровым азартом, а иным, жадным огнём.
«Давай проверим на чём-то серьёзном», — сказал он на следующий день. И повёл меня к зданию районного архива ЗАГСа. К подвалу. Там была решётчатая дверь, за которой, по слухам, хранились дореволюционные метрические книги, а по версии Антона — «что-то ценное». Я колебался. Но авантюризм и давление друга сделали своё дело. Ключ щёлкнул в сложном замке. Мы вошли в пыльное подземелье со стеллажами. Никаких сокровищ. Только папки. Мы ушли. Но нас запечатлела камера, которую мы не заметили.
Через два дня ко мне пришли. Двое в строгих костюмах. Они не были из полиции. Они представились сотрудниками «Отдела нестандартных артефактов и аномальных явлений» при муниципалитете. Они говорили тихо, вежливо, и от этого стало в тысячу раз страшнее. Они знали о ключе. Зна́ли про гараж, про дверь соседки, про сейф. Они не угрожали. Они констатировали.
«Вы», — сказал старший, — «обладатель предмета категории „Безусловная Отмычка“. Их известно семь штук в стране. Все на учёте. Вы — восьмой. Неучтённый. Это проблема».
Меня не арестовали. Мне вручили «Уведомление держателя аномального объекта» и брошюру «Правила эксплуатации метафизических инструментов в быту». Ключ у меня не отобрали. Его зарегистрировали. Поставили на баланс как «инвентарный объект с ограниченным доступом». Мне выдали лицензию на его ношение и использование. С одним условием: ежемесячная отчётность.
И началась самая сюрреалистическая часть моей жизни. Я должен был заполнять формуляры. «Ф-А7: Отчёт об открытиях бытового характера». Следовало указывать: дата, объект (например, «заклинивший ящик стола»), результат («успешно»), последствия («извлечены носки»). Раз в квартал — комиссия. Три немолодых человека в кабинете без окон проверяли ключ, взвешивали его, измеряли и спрашивали: «Не возникало ли у вас желания открыть, условно говоря, врата в иное измерение? Шутка. Но в бланке отметьте».
Антон, узнав об этом, исчез. Перестал отвечать на звонки. Видимо, испугался. Моя сила обернулась канцелярской каторгой. Я мог открыть любую дверь в мире, но оказался заперт в клетке из отчётов и проверок.
Однажды, в особенно унылый понедельник, я получил срочный вызов от куратора. «Адрес такой-то. Ситуация нестандартная».
Я приехал в старый дом. В квартире на пятом этаже плакала женщина. Её кот, толстый рыжий Барсик, залез в стенную нишу за холодильником и не мог выбраться. Ниша имела дверцу, но та была наглухо заварена ещё советскими сварщиками. Вызванные спасатели развели руками — резать стену долго, шумно и дорого. Кто-то из соседей, видевший как-то мою историю с соседкой, проболтался «куда следует». Меня прислали как специальный инструмент.
Я подошёл к заваренной дверце. Вставил ключ в едва заметную замочную скважину, которой, по логике вещей, там быть не могло. Повернул. Ржавые швы с треском разошлись. Дверца отвалилась. Барсик, фыркая, выскочил прямо в стоявшую рядом миску с едой. Женщина рыдала от счастья. Мои сопровождающие из Отдела сделали пометки в планшетах: «Рабочий выезд. Цель: освобождение домашнего животного. Успешно.»
В тот вечер, заполняя форму Ф-А7, я в графе «моральное удовлетворение» впервые поставил галочку «да». Потом была история со сломанным сейфом в благотворительном фонде, где лежали документы. И с заржавевшим замком на насосной станции в деревне у бабушки моей двоюродной тёти.
Я не стал супергероем. Я стал государственным служащим с магической отмычкой. Мне платят небольшую зарплату как «техническому эксперту по работе с устойчивыми замковыми системами». У меня есть медицинская страховка и отпуск в двадцать четыре дня. Ключ хранится в специальном футляре-сейфе, который, по иронии, тоже закрыт на ключ. Обычный.
Иногда ко мне приезжают новички, получившие подобные предметы — ложку, которая всегда полна, или вечные спички. Мы пьём чай и жалуемся на отчётность. Они спрашивают: «А что ты мог бы открыть? Всё!» Я пожимаю плечами. Да, мог бы. Но теперь я знаю, что за каждой дверью, которую ты откроешь, найдётся другая — с формуляром, инвентарным номером и ежеквартальной комиссией. Абсолютная свобода оказалась абсолютной бюрократией. И, возможно, это и есть главный закон вселенной. Не физический, а социальный.
Мораль, если она кому-то нужна, проста: не ищи ключ от всех дверей. Ищи одну дверь, которая тебе действительно нужна. И будь готов к тому, что, открыв её, ты обнаружишь внутри не сундук с золотом, а стопку бумаг для заполнения. И, возможно, это и есть самое ценное сокровище — понимание того, что любая магия в этом мире рано или поздно получает штатное расписание и печать в паспорте. А истинная сила — не в том, чтобы открывать что угодно, а в том, чтобы знать, что именно не стоит открывать никогда. И мой ключ, как оказалось, не открывает эту последнюю, самую важную дверь — дверь к простой, не обременённой чудесами, жизни. Но я уже в процессе. Пишу заявление.
11
Вот ведь, как бывает.
Перелистывал я давеча страницы Кинопоиска, заинтересовался названием - посмотрел, и весь фильм меня не отпускало ощущение "дежа вю" - как будто сюжет был мне известен заранее. Потом постепенно вспомнилось - оно не сразу всплывает, особенно негативное.
Году в восемьдесят восьмом познакомился я с таким ушлым мужичком - представился он - Коля Наякшев. Лет на пятнадцать меня старше. Кто помнит эпоху - кооперативное движение, зарождение коммерческого рынка.
- У нас в Томске, говорит, фамилию Наякшевы уважают. (А может и не в Томске, а в Иркутске? Уже не вспомню).
Мужик был энергичный, оборотистый, нигде конкретно не работал, однако мог себе позволить обедать в ресторанах. Вертелся в околокоммерческих кругах, где-то что-то хапал, где-то зарабатывал - я всего не знаю. Он мало о себе рассказывал.
Будто бы отец у него - генеральской должности, начальник дистанции на железной дороге - полторы тысячи километров пути, десятки станций, сотни единиц подвижного состава, пара тысяч подчинённых - там кроме всего прочего, ещё и вертолёт по статусу полагается.
Семья сильная, по Сибирски основательная - а Коля - раздолбай. Работать не хочет, институт бросил, в армию пытались призвать, просто уехал - ну, что Родине служить он не хотел, на то были основания - но об этом позже, в своё время.
Мы с ним вместе провернули пару дел - мне всё равно тогда в аспирантуре особо было делать нечего - времени свободного достаточно. Помню, я поразился тогда, как легко можно заработать несколько тысяч рублей - а зарплата у меня на кафедре была сто шестьдесят.
Небольшое отступление. Бабушка оставила мне в наследство квартиру - где я и жил тогда. Хорошая квартира - со своим телефоном. Потом на подстанции произошёл сбой - и все телефонные номера перетасовались. Мой в том числе. Я выяснил, с каким номером мне теперь придётся существовать - а тут Коля говорит:
- Слушай, а давай коттеджный посёлок построим?
- Ну, давай.
Объявления в газету были даны на мой номер - Коля жильё снимал, просто комнату - в коммуналку рекламу не дашь. "Всем, кто хочет построить дом в экологически чистом уголке Ленинградской области, предоставляется уникальный шанс..."
Я принимал звонки и записывал желающих. Когда набралось человек пятьдесят, мы арендовали автобус, и поехали на место.
Красивущая ровная поляна размером в полтора футбольных поля, лес вокруг, солнышко на небе. Коля, распихивая по портфелю учредительные документы, и зачитывая из них выдержки, скатился на любимое - "экологически чистый уголок" - вдруг из лесу вышел лось, пофыркал на присутствующих, и пошёл по своим делам - общественность зааплодировала.
Коля собирал предоплату, заключал на бумаге договора, а я разыскивал надёжных строителей- подрядчиков с проектами индивидуальных домов. С дольщиками договаривался - не всем всё нравилось - кому-то хотелось побогаче, кто-то рассчитывал на ограниченный бюджет.
Чтобы согласовать с регионгазом и водоканалом будущее строительство, его надо было вписать в ситуационный кадастровый план - с привязкой по топографическим реперам - это такие вроде основания - точки отсчёта. Я нашёл знакомого геодезиста, мы с ним, вооружившись теодолитом, и схемой реперов, отправились на место.
Бл...дь.
Чуть не утонули. Красивая ровная поляна оказалась бывшим лесным озером - заросшим торфом болотом. Там не то, что строить - там ходить было нельзя - земля под ногами колыхалась.
А Колю я с тех пор больше не видел. Не знаю, сколько денег он слизнул с потенциальных заказчиков, но совесть щемит до сих пор - на телефонной станции вводы отремонтировали, мне вернули старый номер, и все звонки от обманутых "владельцев коттеджей" в экологически чистом месте, достались не мне, а владельцам того телефонного номера, которым я пользовался целых три недели. Денег с этой афёры я не видел ни копейки, думаю, Коля специально меня так подставил. Ну, Бог ему судья. Да и времени сколько прошло.
Единственный раз он выглядел искренним, разговорившись - нет, врать он конечно мастер, но в том случае - и глаза прыгали, и руки тряслись, и голос дрожал. Так не врут. Даже Станиславский сказал бы, по доброму улыбнувшись - "Верю".
Итак. Середина шестидесятых. Сибирский большой город. Коле лет четырнадцать. Утром в воскресенье он просто вышел на улицу по своим делам - глядь, что за движение? Какая- то непонятная колонна людей, двигаются так целенаправленно - ну любопытно же, что происходит?
Подошёл поближе, а тут откуда не возьмись, солдаты внутренних войск вперемешку с милицией, дорогу с обеих сторон перегородили "воронками" - автозак называется, народ пробует разбежаться, да не тут то было - всех заталкивают в машины. Кто пробует сопротивляться - со всего маху прикладом, не церемонясь - и туда же. Стрельнули в воздух пару раз - для острастки.
Коля и оглянуться не успел, как оказался в компании задержанных.
- А что происходит- то?
- Ты кто? Мимо проходил? Ну с крещением тебя. Сейчас узнаешь, что такое Советская власть.
Это были похороны какого-то известного диссидента, что властями было воспринято как антисоветский несанкционированный митинг. Тогда с этим не церемонились. Коле уже после об этом рассказали- в камере.
Задержанных отвезли в монастырь под городом, в келью на четверых пинками затолкали человек сорок. Коля рассказывал так -
- На улице минус двадцать, у нас в камере жара за тридцать - отопления нет, это так надышали. Воздуха нет совсем, мужики стоят потные с красными рожами, полураздевшись- потеют. Под потолком окошко маленькое- разбили, по очереди поднимаем друг друга - свежего воздуха глотнуть. Потолки высокие. Стоим, как кильки в банке. Сесть нельзя - некуда. К утру призывы к справедливости и стуки в дверь прекратились - поняли, что ничего не добьёмся.
- Пить дали на второй день, кормить начали на четвёртый. Самая большая проблема в камере - не переполнить парашу - большой оцинкованный бак - а желающих пополнить содержимое было больше, чем объём бака. Переливалось, воняло. И так дышать нечем, а тут ещё это.
- Большинство в полуобморочном состоянии, морды багровые, глаза выпучены. За неделю двое умерли, один в шоке, еле дышит, один с ума сошёл - это вообще кошмар. Сидит в углу, возле бака и воет. Это даже вытьём назвать нельзя - что-то между звериным рычанием и визгом. Слушать такое постоянно было невозможно - поэтому его били. Били страшно - пока не заткнётся. Тот полежит скрючившись, придёт в себя, отдышится и снова выть начинает. Как завалится - на нём стоять приходилось тем кто поближе - другого места не было.
- Примерно дней через десять появилась-таки врач. Холёная тётка - она даже в камеру не входила. Нос платочком зажимает. Чем-то вроде указки приподняла веко у одного из умерших, потом у второго - мы подносили.
- Да, этих убирайте. В морг.
А третьего, что без сознания лежал - нет, говорит, дышит ещё, пусть здесь побудет.
Шло время. Народ постепенно рассеивался - человека забирали, и он не возвращался. Никто не знал, что там происходит, за дверью. Настала и Колина очередь. Допрос - ровно три минуты - имя, фамилия, дата и место рождения, адрес прописки. Всё. Обратно в камеру.
- Там время по другому течёт, Коля говорил. Я и сейчас не могу точно вспомнить, сколько я там отсидел. После допроса прошёл наверное месяц, когда меня вызвали, выдали справку, что я находился на профилактическом лечении в психдиспансере -
- Ну ты помни, дружок, ты у нас теперь на контроле. Слово лишнее кому скажешь, языком болтать - недолго и снова сюда вернуться. А с протоколом ты знаком уже, объяснять тебе ничего не надо.
По справке получалось - почти три месяца "лечили".
- Я тогда никому ничего не сказал, и родителям тоже - плохо помню, говорил, всё как в тумане. Мать плакала. Отец попробовал повыяснять, но видать и ему в КГБ внушение сделали - замолчал. Вот такая история.
А теперь немного мистики.
История эта, если верить Коле, произошла в середине шестидесятых. Поведал он мне её по пьянке в восемьдесят восьмом - срок давности вышел. А в девяностом был снят фильм - по очень похожему сюжету - название - "Уроки в конце весны".
Собственно, с этого фильма мне всё и вспомнилось. Может совпадение, а может ушлый Коля и сюжет этот ухитрился продать на киностудию? Он такой, с него станется...
А фильм неплохой, хоть там и ляпов достаточно - ну откуда у внутренних войск в СССР, в середине шестидесятых резиновые дубинки?
Перелистывал я давеча страницы Кинопоиска, заинтересовался названием - посмотрел, и весь фильм меня не отпускало ощущение "дежа вю" - как будто сюжет был мне известен заранее. Потом постепенно вспомнилось - оно не сразу всплывает, особенно негативное.
Году в восемьдесят восьмом познакомился я с таким ушлым мужичком - представился он - Коля Наякшев. Лет на пятнадцать меня старше. Кто помнит эпоху - кооперативное движение, зарождение коммерческого рынка.
- У нас в Томске, говорит, фамилию Наякшевы уважают. (А может и не в Томске, а в Иркутске? Уже не вспомню).
Мужик был энергичный, оборотистый, нигде конкретно не работал, однако мог себе позволить обедать в ресторанах. Вертелся в околокоммерческих кругах, где-то что-то хапал, где-то зарабатывал - я всего не знаю. Он мало о себе рассказывал.
Будто бы отец у него - генеральской должности, начальник дистанции на железной дороге - полторы тысячи километров пути, десятки станций, сотни единиц подвижного состава, пара тысяч подчинённых - там кроме всего прочего, ещё и вертолёт по статусу полагается.
Семья сильная, по Сибирски основательная - а Коля - раздолбай. Работать не хочет, институт бросил, в армию пытались призвать, просто уехал - ну, что Родине служить он не хотел, на то были основания - но об этом позже, в своё время.
Мы с ним вместе провернули пару дел - мне всё равно тогда в аспирантуре особо было делать нечего - времени свободного достаточно. Помню, я поразился тогда, как легко можно заработать несколько тысяч рублей - а зарплата у меня на кафедре была сто шестьдесят.
Небольшое отступление. Бабушка оставила мне в наследство квартиру - где я и жил тогда. Хорошая квартира - со своим телефоном. Потом на подстанции произошёл сбой - и все телефонные номера перетасовались. Мой в том числе. Я выяснил, с каким номером мне теперь придётся существовать - а тут Коля говорит:
- Слушай, а давай коттеджный посёлок построим?
- Ну, давай.
Объявления в газету были даны на мой номер - Коля жильё снимал, просто комнату - в коммуналку рекламу не дашь. "Всем, кто хочет построить дом в экологически чистом уголке Ленинградской области, предоставляется уникальный шанс..."
Я принимал звонки и записывал желающих. Когда набралось человек пятьдесят, мы арендовали автобус, и поехали на место.
Красивущая ровная поляна размером в полтора футбольных поля, лес вокруг, солнышко на небе. Коля, распихивая по портфелю учредительные документы, и зачитывая из них выдержки, скатился на любимое - "экологически чистый уголок" - вдруг из лесу вышел лось, пофыркал на присутствующих, и пошёл по своим делам - общественность зааплодировала.
Коля собирал предоплату, заключал на бумаге договора, а я разыскивал надёжных строителей- подрядчиков с проектами индивидуальных домов. С дольщиками договаривался - не всем всё нравилось - кому-то хотелось побогаче, кто-то рассчитывал на ограниченный бюджет.
Чтобы согласовать с регионгазом и водоканалом будущее строительство, его надо было вписать в ситуационный кадастровый план - с привязкой по топографическим реперам - это такие вроде основания - точки отсчёта. Я нашёл знакомого геодезиста, мы с ним, вооружившись теодолитом, и схемой реперов, отправились на место.
Бл...дь.
Чуть не утонули. Красивая ровная поляна оказалась бывшим лесным озером - заросшим торфом болотом. Там не то, что строить - там ходить было нельзя - земля под ногами колыхалась.
А Колю я с тех пор больше не видел. Не знаю, сколько денег он слизнул с потенциальных заказчиков, но совесть щемит до сих пор - на телефонной станции вводы отремонтировали, мне вернули старый номер, и все звонки от обманутых "владельцев коттеджей" в экологически чистом месте, достались не мне, а владельцам того телефонного номера, которым я пользовался целых три недели. Денег с этой афёры я не видел ни копейки, думаю, Коля специально меня так подставил. Ну, Бог ему судья. Да и времени сколько прошло.
Единственный раз он выглядел искренним, разговорившись - нет, врать он конечно мастер, но в том случае - и глаза прыгали, и руки тряслись, и голос дрожал. Так не врут. Даже Станиславский сказал бы, по доброму улыбнувшись - "Верю".
Итак. Середина шестидесятых. Сибирский большой город. Коле лет четырнадцать. Утром в воскресенье он просто вышел на улицу по своим делам - глядь, что за движение? Какая- то непонятная колонна людей, двигаются так целенаправленно - ну любопытно же, что происходит?
Подошёл поближе, а тут откуда не возьмись, солдаты внутренних войск вперемешку с милицией, дорогу с обеих сторон перегородили "воронками" - автозак называется, народ пробует разбежаться, да не тут то было - всех заталкивают в машины. Кто пробует сопротивляться - со всего маху прикладом, не церемонясь - и туда же. Стрельнули в воздух пару раз - для острастки.
Коля и оглянуться не успел, как оказался в компании задержанных.
- А что происходит- то?
- Ты кто? Мимо проходил? Ну с крещением тебя. Сейчас узнаешь, что такое Советская власть.
Это были похороны какого-то известного диссидента, что властями было воспринято как антисоветский несанкционированный митинг. Тогда с этим не церемонились. Коле уже после об этом рассказали- в камере.
Задержанных отвезли в монастырь под городом, в келью на четверых пинками затолкали человек сорок. Коля рассказывал так -
- На улице минус двадцать, у нас в камере жара за тридцать - отопления нет, это так надышали. Воздуха нет совсем, мужики стоят потные с красными рожами, полураздевшись- потеют. Под потолком окошко маленькое- разбили, по очереди поднимаем друг друга - свежего воздуха глотнуть. Потолки высокие. Стоим, как кильки в банке. Сесть нельзя - некуда. К утру призывы к справедливости и стуки в дверь прекратились - поняли, что ничего не добьёмся.
- Пить дали на второй день, кормить начали на четвёртый. Самая большая проблема в камере - не переполнить парашу - большой оцинкованный бак - а желающих пополнить содержимое было больше, чем объём бака. Переливалось, воняло. И так дышать нечем, а тут ещё это.
- Большинство в полуобморочном состоянии, морды багровые, глаза выпучены. За неделю двое умерли, один в шоке, еле дышит, один с ума сошёл - это вообще кошмар. Сидит в углу, возле бака и воет. Это даже вытьём назвать нельзя - что-то между звериным рычанием и визгом. Слушать такое постоянно было невозможно - поэтому его били. Били страшно - пока не заткнётся. Тот полежит скрючившись, придёт в себя, отдышится и снова выть начинает. Как завалится - на нём стоять приходилось тем кто поближе - другого места не было.
- Примерно дней через десять появилась-таки врач. Холёная тётка - она даже в камеру не входила. Нос платочком зажимает. Чем-то вроде указки приподняла веко у одного из умерших, потом у второго - мы подносили.
- Да, этих убирайте. В морг.
А третьего, что без сознания лежал - нет, говорит, дышит ещё, пусть здесь побудет.
Шло время. Народ постепенно рассеивался - человека забирали, и он не возвращался. Никто не знал, что там происходит, за дверью. Настала и Колина очередь. Допрос - ровно три минуты - имя, фамилия, дата и место рождения, адрес прописки. Всё. Обратно в камеру.
- Там время по другому течёт, Коля говорил. Я и сейчас не могу точно вспомнить, сколько я там отсидел. После допроса прошёл наверное месяц, когда меня вызвали, выдали справку, что я находился на профилактическом лечении в психдиспансере -
- Ну ты помни, дружок, ты у нас теперь на контроле. Слово лишнее кому скажешь, языком болтать - недолго и снова сюда вернуться. А с протоколом ты знаком уже, объяснять тебе ничего не надо.
По справке получалось - почти три месяца "лечили".
- Я тогда никому ничего не сказал, и родителям тоже - плохо помню, говорил, всё как в тумане. Мать плакала. Отец попробовал повыяснять, но видать и ему в КГБ внушение сделали - замолчал. Вот такая история.
А теперь немного мистики.
История эта, если верить Коле, произошла в середине шестидесятых. Поведал он мне её по пьянке в восемьдесят восьмом - срок давности вышел. А в девяностом был снят фильм - по очень похожему сюжету - название - "Уроки в конце весны".
Собственно, с этого фильма мне всё и вспомнилось. Может совпадение, а может ушлый Коля и сюжет этот ухитрился продать на киностудию? Он такой, с него станется...
А фильм неплохой, хоть там и ляпов достаточно - ну откуда у внутренних войск в СССР, в середине шестидесятых резиновые дубинки?
Послать донат автору/рассказчику
Почему, имея смертельно больного наследника и четырех здоровых дочерей, царь не изменил порядок престолонаследия и не включил туда женщин? На самом деле, здоровыми царевен можно было назвать условно - хотя бы одна из четырех (а может и все) почти наверняка унаследовала ген гемофилии от матери, но тогда этого не знали.
Царь не мог изменить закон о престолонаследии даже если бы захотел. В России действовал один из самых жёстких династических законов Европы - Александровский акт 1797 года, который Павел I принял сразу после смерти своей матери Екатерины II. Павел всю жизнь считал её узурпатором: она пришла к власти через государственный переворот, свергнув собственного мужа Петра III, а потом лишила Павла его законных прав наследника. Когда он наконец стал императором, он отыграл эту обиду в самом радикальном виде - навсегда запретил женщинам наследовать российский трон.
Чтобы изменить этот закон, требовалось согласие Сената, Синода, Государственного совета, а самое главное - согласия всей династии, всех взрослых Романовых мужского пола, которых в 1917 году было 17 человек. Все они были очень амбициозными и каждый Великий князь считал себя потенциальным императором. Принятие женщин в линию престолонаследия отодвинуло бы каждого из них лично, а также их сыновей, то есть они должны было голосовать против самих себя. Кроме юридических причин, были эмоциональные - Николай очень чтил своих предков и не мог пойти против их воли.
Михаил все же стал императором - на один день. 3 марта 1917 года Николай II отрекся от престола для себя и Алексея. Михаил неожиданно получил телеграмму: "Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники."
В тот же день к Михаилу для переговоров приехали члены Временного правительства Львов и Родзянко. Они убедили его, что "вся Россия в один голос требует перемены правительства", и если Михаил взойдет на престол, то народ не потерпит этого и сразу же начнется гражданская война. Желая избежать кровопролития, Михаил благородно отказался принимать верховную власть и передал ее в руки Временного правительства. Он сказал, что станет императором только если этого захочет народ.
Некоторые историки считают, что отречение Михаила имело намного более разрушительные последствия, чем отречение Николая II, ведь Михаил не передал корону преемнику, а просто отдал ее, то есть отказался от монархического принципа вообще. Система, державшаяся триста лет, рухнула в одну ночь. Фронт обвалился, ведь военные присягали царю, рухнул многовековой порядок, традиции, начался хаос и террор. Через три месяца Михаила расстреляли большевики; долгое время смерть его скрывали.
Наталью Шереметьевскую с сыном никто не знал в лицо, кроме того, у Натальи была уже другая фамилия - Брасова. Эту фамилию ей дал Михаил по названию своего имения Брасово - единственная форма признания, которую он мог ей предложить. Это спасло Наталью с сыном - после убийства Михаила они смогли бежать из России по поддельным документам. Каким-то адским маршрутом, через Сибирь, Владивосток, Шанхай, они добрались до Европы. В Европе оставшиеся в живых Романовы общались с маленьким Георгием Брасовым, но официально его не признали - он не получил ни титула, ни наследства. Наталья Шереметьевская умерла в 1952 году в Париже, а Георгий разбился в автокатастрофе в 1931 году, ему было всего 20 лет.
Из сети
Царь не мог изменить закон о престолонаследии даже если бы захотел. В России действовал один из самых жёстких династических законов Европы - Александровский акт 1797 года, который Павел I принял сразу после смерти своей матери Екатерины II. Павел всю жизнь считал её узурпатором: она пришла к власти через государственный переворот, свергнув собственного мужа Петра III, а потом лишила Павла его законных прав наследника. Когда он наконец стал императором, он отыграл эту обиду в самом радикальном виде - навсегда запретил женщинам наследовать российский трон.
Чтобы изменить этот закон, требовалось согласие Сената, Синода, Государственного совета, а самое главное - согласия всей династии, всех взрослых Романовых мужского пола, которых в 1917 году было 17 человек. Все они были очень амбициозными и каждый Великий князь считал себя потенциальным императором. Принятие женщин в линию престолонаследия отодвинуло бы каждого из них лично, а также их сыновей, то есть они должны было голосовать против самих себя. Кроме юридических причин, были эмоциональные - Николай очень чтил своих предков и не мог пойти против их воли.
Михаил все же стал императором - на один день. 3 марта 1917 года Николай II отрекся от престола для себя и Алексея. Михаил неожиданно получил телеграмму: "Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники."
В тот же день к Михаилу для переговоров приехали члены Временного правительства Львов и Родзянко. Они убедили его, что "вся Россия в один голос требует перемены правительства", и если Михаил взойдет на престол, то народ не потерпит этого и сразу же начнется гражданская война. Желая избежать кровопролития, Михаил благородно отказался принимать верховную власть и передал ее в руки Временного правительства. Он сказал, что станет императором только если этого захочет народ.
Некоторые историки считают, что отречение Михаила имело намного более разрушительные последствия, чем отречение Николая II, ведь Михаил не передал корону преемнику, а просто отдал ее, то есть отказался от монархического принципа вообще. Система, державшаяся триста лет, рухнула в одну ночь. Фронт обвалился, ведь военные присягали царю, рухнул многовековой порядок, традиции, начался хаос и террор. Через три месяца Михаила расстреляли большевики; долгое время смерть его скрывали.
Наталью Шереметьевскую с сыном никто не знал в лицо, кроме того, у Натальи была уже другая фамилия - Брасова. Эту фамилию ей дал Михаил по названию своего имения Брасово - единственная форма признания, которую он мог ей предложить. Это спасло Наталью с сыном - после убийства Михаила они смогли бежать из России по поддельным документам. Каким-то адским маршрутом, через Сибирь, Владивосток, Шанхай, они добрались до Европы. В Европе оставшиеся в живых Романовы общались с маленьким Георгием Брасовым, но официально его не признали - он не получил ни титула, ни наследства. Наталья Шереметьевская умерла в 1952 году в Париже, а Георгий разбился в автокатастрофе в 1931 году, ему было всего 20 лет.
Из сети
Самый смешной анекдот за 05.12:
А ведь живут ещё люди, которые помнят, что проезд в метро и автобусе стоил пять копеек, бутыль водки пол-литра стоила два рубля восемьдесят семь копеек, и в Москве-Реке можно было купаться. Именно из-за таких разоряется Пенсионный фонд.